Форум » Дальние страны » И коварной судьбы поворот! » Ответить
И коварной судьбы поворот!
Ирен Гаяр: Место - Лозанна, дом профессора Черкасова, потом - тайная квартира Время - с 4 сентября по 30 октября 1833 Участники - Алексей Черкасов, Ирен Гаяр
Ответов - 38, стр:
1 2 All
Алексей Черкасов: В то время пока в доме профессора Черкасова разыгрывалась драма, еще один человек не находил себе покоя, ошиваясь поблизости. Оугейн Райнштайнер, верный соратник и помощник российской агентуры, и личный друг Алексея, дожидался новостей и самого профессора. Печать, что Черкасов успел передать курьеру, уже была благополучно отправлена со срочной тайной почтой в Петербург в управление, теперь оставалось самому Черкасову выбраться из города к дочери, а там уже ждать дальнейших приказов. То, что печать оказалась в руках русской разведки, во - многом поможет в дальнейшем иметь дело с Блекни. Англичанин был временно лишен возможности делать тайные пересылки, да и потом, с помощью этого перстня можно спокойно составлять ложные документы и послания, чтобы окончательно спутать карты противнику. В назначенное время Алексей не явился. Что не могло не встревожить. Зная его долгие годы, Оугейн ни мог припомнить ни одного случая, чтобы Черкасов куда-то опоздал или забыл предупредить о причинах отмены встречи или переносе. Поэтому, прождав лишних пять минут, швейцарец поспешил заявиться в дом профессора и выяснить, в чем дело. Пожар уже охватил и нижний этаж. Пламя ласкало обои и шторы, медленно переползая с одного место на другое все больше и больше набирая силу. Истошный женский крик, не дал ни секунды на раздумья. Райнштайнер взлетел вверх по лестнице, которую почти полностью объяло пламя. Дверь кабинета была открыта, и из нее валил едкий дым. Прикрыв рукавом рот щурясь от гари, мужчина проник в комнату и увидел женщину, склонившуюся над телом, какого-то человека. Этим человеком оказался Алекс. Черкасов был без сознания, а на рубахе проступила кровь. Блекни!!! - пронеслось в голове, но думать и гадать не было времени. Женщина дрожащими руками пыталась сдвинуть его с места, но от волнения или от страха да просто из-за слабости, у нее ничего не выходило. Кто она и что тут делает, выясним потом! Если он еще жив, его нужно вытаскивать и убираться самим. Не говоря ничего, он просто отодвинул женщину в сторону, бегло взглянул на рану и чертыхнулся. - Сударыня, бегите отсюда вон! Вам здесь делать нечего! - проговорил Оугейн, пытаясь поднять друга, но как, черт возьми, это сделать???
Ирен Гаяр: Маленький особняк наполнился звуками пожара, медленно пожиравшего дом, и дымом. Шагов за своей спиной Ирен не слышала, как и не заметила сразу мужчину, влетевшего в кабинет, и резко отстранившего ее к проему. Не успев удивиться или испугаться этому вторжению, Ирен зашлась кашлем, чувствуя мерзкую горечь во рту, раздиравшую горло. Слезы потекли по щекам, оставляя светлые полоски на коже. Женщина уже собиралась последовать совету, выданному ей в приказном тоне. Чем быстрее она покинет это пекло, тем лучше. И все же она обернулась к Алексу. Неизвестный уже позабыл о ее присутствии, полностью сосредоточившись на столь же бесплодных попытках сдвинуть Алекса, какие она сама предпринимала несколько мгновений назад. Ее охватил ужас – он тоже не может спасти Черкасова! Раздумывать Ирен не стала и снова ринулась к мужу, подхватывая его под одну руку, в то время как Оугейн взялся за другую. Вытащив, таким образом, полумертвого Алекса из кабинета, где уже невозможно было находиться, оба остановились отдышаться, если это вообще было возможно в плотно окутавшей их дымовой завесе. Из кабинета раздался треск лопнувшего стекла, Ирен вздрогнула и испуганно замерла. - Мадам, плащ, дайте ваш плащ! – хриплый приказ не сразу дошел до ее сознания. Только когда мужские пальцы схватили за завязки ее накидки, она поняла, чего от нее хотят. Оугейн действовал быстро, сорвав с нее плащ, он расстелил его на полу, с помощью Ирен переложил на него Черкасова и, отдавая женщине короткие указания, соорудив своеобразные носилки, они вытащили раненого мужчину на улицу. В саду оба долго не могли отдышаться, за их спинами дом выплевывал стекла и огонь пробирался наружу, облизывая стены. Полыхал уже и второй этаж, и Ирен с ужасом смотрела на этот ад. Ее всю трясло, но опомниться ей не дали. - Мадам, нам нужен экипаж. Я пришел пешком, а Алекса немедленно нужно увезти отсюда. - Да-да, у меня там коляска, - мадам Гаяр указала в сторону калитки, ведущей из сада в темный переулок. Со стороны улицы уже слышались голоса людей, крики «Пожар!». «Зачем увозить его отсюда?! – пронеслось у нее в голове. - Там люди, там наверняка есть врач. Алексу нужна помощь!» Но мужчина уже направился за коляской и, как можно скорее, постарался разместить в ней Черкасова. Ирен помогала ему автоматически, не понимая, что происходит. На ее вопросы ответов он не давал, стараясь не терять попусту времени. - Я забираю вашу коляску, вы доберетесь пешком! – на этих словах Ирен окончательно очнулась. - Нет! Если вы не собирается мне объяснять, почему нельзя дождаться помощи здесь, то я поеду с вами, пока не увижу, что с Алексом все хорошо, - какое там «хорошо», он еле дышит, он потерял столько крови! Коляска резко тронулась, видимо, не желая тратить время на споры, Райншатйнер предпочел подчиниться женской прихоти.
Алексей Черкасов: Пока собиралась толпа и где-то вдалеке уже слышался бой пожарного колокола, двуколка мчалась по сонным улицам Лозанны. Оугейн гнал по закоулкам, избегая центральных улиц. Несколько раз он оглянулся, бросая напряженные взгляды на уже успевшее побелеть лицо Алексея. На женщину он не обращал никакого внимания, она помогла вытащить раненого, на этом с ней следовало бы распрощаться, но, черт возьми, оставлять ее на виду у Блекни, если конечно тот остался понаблюдать за творением рук своих, было опасно. Как свидетель, она могла пострадать, придется тащить с собой, а потом брать честное слово, чтобы она молчала. Если Черкасова еще можно спасти, то он попытается, но с каждой минутой промедления шансы уменьшались, кровь по-прежнему сочилась из раны. «Только бы это было не легкое!» - мысленно молился Райнштайнер. Вытащить пулю без привлечения медика он сможет навряд ли, но если не останется выбора то… Так они ехали с четверть часа. Наконец, резко потянув на себя поводья, швейцарец остановил лошадь и не сбавляя скорости, сам уже вытаскивал Черкасова. Всю дорогу голова профессора покоилась на груди незнакомой женщины, а та как будто бы притихла, боясь вздохнуть или шевельнуться. Весьма странное поведение для дамы, которая оказалась в центре шпионских страстей. Ни истерик, ни воплей, молчание и страх. Ей стоит сказать спасибо, она сильно помогла, и отправить восвояси вместе с этой двуколкой. - Все, сударыня, дальше я сам. Благодарю за помощь. И просьба напоследок, - в окне дома, у которого остановилась двуколка, мелькнул одинокий огонек. - Не рассказывайте никому, что вы видели, это в ваших же интересах. Прощайте! - после этих слов, как по мановению волшебной палочки, входная дверь скрипнула, и на пороге появился взъерошенный парнишка, который явно только что проснулся. Он-то и помог вытащить Алексея и перенести его в дом. О женщине Райнштайнер больше не вспоминал, теперь время пошло еще быстрее, нужно было спасать жизнь другу или уже готовиться к похоронам.
Ирен Гаяр: Дверь закрылась перед Ирен, скрывая в доме неизвестного с ее раненым супругом. Женщина так растерялась, что не сразу поняла, что случилось. Ее выгнали?! Там ее муж, Алекс! Он при смерти, а ее выгнали прочь! Последние слова мужчины в ее путаном сознании какими-то странными обрывками никак не хотели сложиться в четкую картинку. Молчать? Что значит – «молчать», что значит - «в моих интересах»?! Ирен схватилась за ручку двери и резко рванула на себя – она не поддалась. Женщина отчаянно забарабанила по двери, но никто не ответил, никто не открыл ей. Она так шумела, что могла поднять на ноги полквартала, но переулок, где стоял дом, оказался пустынным, словно в соседних домах никто не жил. Потратив на бесполезные попытки привлечь внимание не меньше десяти минут, Ирен обессилено опустилась на крыльцо. Сколько она так просидела, сложно представить. Холод осенней ночи вскоре дал о себе знать, да и волнение от всего пережитого – Ирен начала бить крупная дрожь. С трудом поднявшись на ноги, она побрела к коляске. В конечном итоге, она может вернуться сюда завтра, а сейчас нужно ехать домой, пока ее там не хватились. Чтобы незаметно улизнуть из дому, она сказала горничной, что примет снотворное, запрется на ночь и чтобы до утра ее не тревожили. Для Артура, который, похоже, тоже вернулся поздно, это должно послужить хорошей причиной оставить ее в покое. Артур! По коже пробежал холодок, постепенно закравшийся ей в душу. Боже мой! Неужели это сделал он?! Но зачем, что все это значит? Завтра она соберет вещи и вместе с Виктором исчезнет из этого дома, так, чтобы Артур не заметил ничего. Выбраться из этого странного квартала благополучной Лозанны оказалось делом непростым, да и в темноте Ирен старалась запомнить дорогу, чтобы завтра снова наведаться сюда. Стоило ей вспомнить бледное лицо мужа, и к горлу подступал ком. Да, она давно уже его бросила, она никогда не любила его, но… но это ужасно. И винила в произошедшем себя, ведь она могла и успеть его предупредить. Могла ли? Поверил бы он ей? Все было так странно, ужасно! Когда коляска остановилась у сада их с Артуром дома, часы на Ратуше пробили три раза. Ирен собиралась вернуться в дом тем же путем, каким и выбралась. Через сад. И каково же было ее удивление, когда она увидела освещенное окно! Артур не спал. Идти стоило по траве, иначе он мог услышать шорох гравия под ее ногами, окно его кабинета было приоткрыто, и до женщины долетал голос ее любовника, резкий, словно он кого-то ругал. Затаив дыхание, подобрав подол, мадам Гаяр стала тихо красться вдоль стены. Голос Блекни стал слышен разборчивее , а слова стали долетать до нее. - Даже если она спит, притащи ее сюда. Плевать мне на ее сон, пора мадам узнать, что она стала вдовой. Змея, проклятая лицемерка! Я поговорю с ней, я подарю ей шанс насладиться смертью, в отличие от ее супруга! Артур говорил что-то еще, но Ирен уже не слышала. Едва не лишившись сознания, она, как жена Лота, остолбенела под окном. Этот человек, с которым она прожила несколько лет, никогда не показывал своего истинного лица. А лицо это оказалось ужасным. Мысль о том, что нужно немедленно бежать, пронзила ее. Бежать, вместе с ее мальчиком. Она, не боясь уже привлечь внимание Артура ринулась, к двери столовой, выходящей в сад. Уходя, она оставила ее открытой. И вот, ручка не поддалась ей. Она снова дернула, но дверь была заперта. Паника начинала охватывать Ирен все сильнее, когда в доме поднялся дикий шум. Она поняла – Артур знает, что её нет дома. - Маленький мой… я приду, я вернусь, я заберу тебя! - шепча, словно молитву, эти слова, Ирен бросилась прочь из сада и вовремя. Двери распахнулись, и на пороге возникли мужские фигуры. Где она была ночью, она не помнила – она бродила по улицам, не разбирая дороги. Утро Ирен встретила на крыльце дома, куда ночью привезли ее мужа.
Алексей Черкасов: Бороться со смертью всегда трудно, а еще труднее, когда не знаешь что делать! Оугейн не был медиком, но азы необходимые, для того чтобы оказать первую помощь, он все же имел, но как вытащить пулю? Без медика все же не обойтись. Риск, конечно, был. Если приглашать кого-то в этот дом, то слишком велика была вероятность, что сюда потом заявится кто-то из прихвостней Блекни. Но оставлять Алексея умирать, не попытавшись сделать хоть что-нибудь, просто невозможно. Черкасова перенесли в комнату, и уложили на стол. - Франц, будь готов немедленно отправиться на площадь Святого Франциска. Там живет один врач. Его нужно привезти сюда, а я пока сделаю, что смогу, - врач за которым Райнштайнер послал помощника, был человеком, конечно, надежным. За время жизни в Лозанне им несколько раз приходилось обращаться за его услугами, но гарантий полной конфиденциальности визита никто не давал. Прошло уже десять минут, а он еще ничего не предпринял. Собравшись, Оугейн подступился к столу и решительно, но осторожно стал рвать пропитавшуюся кровью рубаху раненого. Рана по-прежнему исторгала кровь, но уже не так обильно. Проверив пульс, швейцарец убедился, что жизнь пока еще теплится, значит, шанс еще есть. - Вытащим тебя, старина, и ты потом сам с ним расквитаешься. Мы недооценили его, но ничего, ты с ним разберешься, только не смей умирать раньше времени. Слышишь меня, Алекс? Он не слышал, он ничего не слышал и не чувствовал, кроме боли. Она кричала, билась, царапала грудь, раздирая на куски. Дышать невозможно, но дышать было нужно, чтобы не уйти в темноту на совсем. Франц вернулся через четверть часа, запыхавшийся, толкая перед собой серьезного благообразного старикашку с черным медицинским саквояжем. Медик ничего не спрашивал, он сразу же ринулся к столу. Теперь оставалось ждать и уповать на мастерство мэтра Кронерга. Никто из присутствующих не произнес ни слова, когда через час врач повернулся к ним, держа в пинцете окровавленный крошечный кусочек металла. - Повезло, - коротко бросил врач, - пуля чуть-чуть не достала до сердца, теперь все зависит от него. Если организм сможет справиться, значит, будет жить, нет - я уже ничем не могу помочь. Принесите чистую простыню, нужно сделать тугую повязку, после перенесете его на постель. Горячка не заставит себя долго ждать. Когда придет в себя и придет ли вообще, сказать не могу. Все было сделано. Алексею наложили тугую повязку, после чего перенесли на кушетку. Спальни в доме не было. Квартира не была предназначена для жилья, поэтому минимальный набор мебели в каждой из комнат не обещал удобств. Как ухаживать за больным в случае, если тот выживет, мэтр Кронерг тоже объяснил, но вот кто этим будет заниматься? Оугейн не мог постоянно находиться в одном месте, Франц вообще был постоянно в разъездах по городу, а нанимать специального человека - не меньший риск, чем пригласить врача в шпионскую штаб-квартиру. Ответ нашелся сам собой. Когда на рассвете Оугейн собирался пройти к дому Черкасова, чтобы посмотреть что там происходит, послушать сплетни и, может быть, даже выяснить что-нибудь про Блекни, на пороге дома он нашел замерзшую женщину, сидящую на ступеньках и жалко кутающуюся в плащ. При близком рассмотрении, ею оказалась та самая незнакомка, что помогла ему вечером вытащить Алекса. - Сударыня, что вам здесь нужно?- достаточно грубо поинтересовался мужчина. Райнштайнер уже в голове сформулировал свою собственную версию и теперь ожидал, что скажет дама. Вероятнее всего, она здесь отнюдь не для того чтобы узнать о самочувствии Черкасова.
Ирен Гаяр: В ее взгляде, обращенном на Оугейна, было столько страдания, что мужчина сразу замолк. Ирен, с испачканным сажей лицом и подпаленном платье, замерзшая и заплаканная, решительно смотрела на вышедшего мужчину. Она поднялась со ступеней. - Я же сказал вам, мадам, чтобы вы шли домой. Вам здесь делать больше нечего! - Он жив? – короткий кивок агента позволил ей хоть на мгновение перевести дух. - Я не могу пойти домой – он убьет меня, мне больше некуда идти. Ирен не стала называть имени, отчего-то ей казалось, что этот собеседник понимает ее гораздо лучше, чем она сама. Это ей неясна суть происходящего, а все вокруг все давно знают правду – и Алекс, и Артур, и даже этот человек. - Мне очень жаль, мадам, но вам, действительно, здесь не место. Месье Черкасов вне опасности, - ложь, конечно, ему еще долго предстоит бороться за свою жизнь, но зачем этой дамочке знать правду? Пусть думает, что она помогла его спасти и на этом может считать себя абсолютно свободной. И если ей нужна помощь, чтобы скрыться от преследования Блекни, он ей поможет – не больше. Но женщина не двигалась и не произносила ни слова, она упорно смотрела на дверь за его спиной. - Я хочу его видеть, пожалуйста, - в голосе ее была почти мольба, но лицо так и не утратило непроницаемости. - Хорошо, войдите, вы замерзли. Но когда вы согреетесь, я помогу вам выбраться из города. Кстати, кто вы и что вы делали ночью у Алекса? – в голове Райнштайнера мелькнула мысль, что уж если этой женщине не все равно, что случилось с Алексом, она может оказаться полезной. Впрочем, все будет зависеть от того, что он услышит от нее теперь. Ирен, молча, прошла внутрь. Вопрос мужчины заставил ее призадуматься. Что сказать - соврать или нет? - Я его жена, и я никуда не уйду отсюда. Я никуда не уйду, пока мой сын не будет со мной. Дальше она ничего не смогла сказать. Разразившись рыданиями, женщина сползла на пол у самой двери и не могла остановиться. На шум прибежал парнишка, Оугейн приказал ему принести коньяка, и совместными усильями, им удалось заставить Ирен его выпить. По саднящему от дыма и холода горлу потекла огненная жидкость. Ирен встрепенулась, и глотая слезы, постаралась успокоиться. Уже через пятнадцать минут Оугейн знал все, что ему было нужно. Он заверил Ирен, что попытается разузнать о ее сыне – большего он обещать ей не мог. То, что она назвалась женой Черкасова, несколько его позабавило – откуда только берутся эти дамочки, которые так и норовят женить на себе профессора?! Оугейн ушел, а Ирен осталась в доме с юношей и раненым мужем. Мальчик не говорил по-французски, не понимал английского, а скудный запас немецкого Ирен не мог помочь им в разговоре. Единственное, что понял Франц, мадам Гаяр нужно проводить к месье Черкасову. Комната больного была на втором этаже. Шторы плотно задернуты, на столике горела свеча, и в ее неровном свете, застывшее лицо Черкасова было подобно восковой маске. Он дышал еле-еле, и Ирен старалась ступать так тихо, словно этим она могла потревожить его дыхание. Она смотрела и не верила, до сих пор не верила, что такое могло случиться. Алекс, который в жизни бы не причинил никому зла, ее святой муж, которому она причинила столько боли, стал жертвой ненормального. Ненормального, которому Ирен доверяла сама… В углу комнаты валялась его одежда, так и не убранная: окровавленная и порванная рубашка, сюртук, жилет. Все это теперь подлежало уничтожению, видимо, просто не успели унести. Ирен приблизилась к куче и взяла жилет, лежавший сверху. По шелку расползлось огромное кровавое пятно вокруг маленькой дырочки. Странно было смотреть на это, женщина теребила ткань в руке. И вдруг с глухим стуком что-то выпало из внутреннего кармана на пол, что-то овальное, и покатилось к кушетке. Отбросив в сторону жилет, Ирен подняла выпавший предмет. Небольшой медальон. Медная пластина в резной костяной оправе, а сам портрет залит кровью. Женщина провела рукой по поверхности, стирая бурый слой, под ним проступил эмалевый портрет юного создания, удивленно и немного с вызовом глядевшего на нее. Леля. Ирен бережно погладила изображение и только теперь заметила, что край портрета поврежден, по нижней части расползлись трещины, а край резной рамки отколот. - Ты его ангел-хранитель, ты оберегаешь его даже на расстоянии, - портрет перекочевал в карман платья, а сама Ирен разместилась на низкой табуретке возле дивана. К вечеру у Алекса начался жар. Ирен всячески старалась ему помочь, делала примочки, удерживала его слабые попытки метаться и полностью забыла о себе. О том, что сама целый день ничего не ела, что провела бессонную ночь на улице, что ей угрожает смертельная опасность. Только об одном она не переставала думать – о своем сыне. Но пришедший ближе к ночи Оугейн разбил ее надежды в прах: днем Блекни собрал вещи и покинул Лозанну, забрав с собой и сына мадам Гаяр, выгнав на улицу его гувернантку. С этого момента потекли однообразные дни, наполненные заботой о больном, тоской и жаждой мести.
Алексей Черкасов: Осознание того, что он все еще жив, пришло тем же вечером. Горячее липкое тепло, расползающееся по всем телу, как ни странно, выдернуло его из состояния летаргического сна. Дышать стало немного легче, и все равно каждый вздох давался с трудом, болезненно отдаваясь в области груди. Алексей по-прежнему пребывал в беспамятстве, но вместо тьмы, перед глазами стали плясать образы, появились какие-то мысли. Сил пошевелиться или просто открыть глаза не было, он спал, спал и видел свой кабинет, видел того, кто пришел первым, потом появился Блекни, потом Ольга зачем-то влезла в окно, на ней было надето то самое платье, в котором дочь присутствовала на балу, она, как будто не видя англичанина, подбежал к отцу и повисла на шее, целуя в щеку. "Беги отсюда… Леля… уходи!" - кричал он, но дочь не двинулась с места, она молча переводила взгляд с одно лица на другое. Когда Черкасов вновь посмотрел на дочь, это уже была не она. Рядом с ним стояла Виолетта, на ее губах была какая-то загадочная улыбка. Она что-то сказал англичанину и пошла к нему навстречу, тот, ухмыльнувшись, вытащил из кармана серебряную коробочку. Она была пуста. - Принеси мне его уши! – приказывает Блекни. Дальше она опять уже стоит рядом и заносит над его головой кинжал. Алексей не может пошевелиться, не может сойти с места, стоит и просто смотрит, ждет, что сейчас она нанесет удар…. И на этом все оборвалось. Сколько времени он провел в таком состоянии, сколько раз он видел один и тот же кошмарный бредовый сон, сколько еще боль будет терзать его тело? Жар отбирал последние силы, но нужно было продолжать бороться! Оленька, его девочка, осталась совсем одна, он обязан выжить, черт побери, хотя бы ради нее. Все остальное просто неважно, главное она, и ее безопасность ее счастье и ее будущее! С этой мыслью пришло сознание. Черкасов и сам не понял, как это произошло, но его как будто выдернули из горячего пекла и бросили в реальность. Ему казалось, что все это произошло стремительно, но время тянулось медленно, превращаясь в вязкую массу секунд борьбы. Первое, что он смог сделать - это разлепить веки и чуть-чуть приоткрыть глаза. Все было, как в тумане только очертания и неяркий отблеск света где-то сбоку. Голова тут же начала болеть, стуча по вискам кровяным боем. Губы, ссохшиеся, тоже поддались и разомкнулись, выпуская на свободу приглушенный хрипловатый вздох.
Ирен Гаяр: Тихо прикрыв за собой дверь, Ирен вошла в комнату Алекса. За несколько дней, что она провела в доме, он приобрел жилой вид. Конечно, благоустроенным его назвать еще было сложно, но он не вызывал того уныния казенности, как при первом посещении. Ирен придумывала себе занятия, лишь бы не оставалось времени на размышления. То она прибиралась, то занималась починкой одежды – Райнштайнер раздобыл для нее и Алекса пару платьев. Сам Оугейн приходил всегда к ночи, каждый второй день. Франц тоже являлся под вечер, доставляя женщине еду. Но никто из них так и не потрудился объяснить ей, что произошло, кто они такие, и почему во всем этом замешан Черкасов. Фраза «Это вас не касается, мадам», стала уже для нее привычным ответом. Как это может ее не касаться, если вот он, ее супруг борется за жизнь с мерзкой костлявой старухой, ее сын в лапах человека, которому она так доверяла, а теперь должна бояться?! Но Ирен молча глотала свои вопросы и надеялась, что ответы она получит от своего пациента в свой срок. Еще вчера днем жар начал спадать, шли четвертые сутки. Алекс начал успокаиваться, перестал бредить. Все эти дни Ирен силилась уловить в его бессвязных речах хоть что-то, но кроме постоянно повторяющегося имени дочери, она не могла разобрать ничего. Он постоянно звал Оленьку, а Ирен тихо успокаивала его. Войдя в комнату, женщина поставила на стол таз с водой и неторопливо принялась раскладывать бинты, чтобы вечером сменить повязки мужу. Оугейн показал ей все, что нужно было делать, но менять повязки одной ей было тяжело. С этим помогал ей Франц. Мальчишка был немногословен, но с первого же дня Ирен поняла, что покорила юное сердце. Он теперь всячески старался ей угодить и помочь, и во всем ужасе происходящего, это было очень мило и даже порой смешно. Алекс спал, дыхание его стало ровнее, но теперь чаще с его губ стали слетать стоны – предвестники того, что сознание к нему возвращалось. Иногда Ирен с ужасом думала, что будет, когда он придет в себя. Уж рад-то ее присутствию он будет навряд ли.
Алексей Черкасов: Пять суток пронеслись, как одна минута. В комнате, куда его поместили, пахло спиртом и какими-то лекарствами. Полумрак позволил глазам спокойно привыкнуть к очертаниям предметов, а потом и вовсе начать вновь фокусировать взгляд. Комната была ему знакома по обшарпанному потолку и дурацкой картине с пастушкой и коровой на стене. Он оказался в штабной, значит, вытащили свои. Оугейн все же решил напомнить о времени и пунктуальности, и это стоило мне спасенной шкуры… Он попытался пошевелиться, попробовать, по-крайней мере, подвигать конечностями, но попытка двинуть левой рукой тут же была повержена жгучей невыносимой болью в груди. С губ сорвалось шипение и стон, он даже шепотом ругнулся, вновь принимая неподвижную позу. Послышался шорох, кто-то подошел к нему и молча, коснулся прохладной ладонью лба. Сглотнув, Черкасов прикрыл глаза, невольно наслаждаясь приятным касанием. С ним оставили женщину. Ну да, конечно, им со мной возиться некогда. Только вот этот умник подумал о том, что нам с ней потом делать? Черт… Лица ее он так и не увидел, пришлось бы задирать голову, а ему хватило и одной попытки, чтобы понять, что лучше этого пока не делать. - Сударыня, кто вы? - свой голос он тоже не узнал, точнее, он его еле услышал. Сипение с пересохших губ с трудом можно было распознать, даже его автору. К его лбу вновь метнулась рука, и тут он умудрился зацепиться взглядом за кольцо, что было надето на средний палец это особы. Перстень он помнил прекрасно. Изящная витиеватая золотая оправа с изумрудной веточкой оливы и черным ониксом в виде оливки. Это кольцо он заказывал в подарок, на первую годовщину их совместной жизни. Но какого дьявола, это кольцо оказалось в этой комнате вместе с его владелицей?! Откуда взялись силы, было объяснить трудно. Боль приковала его к постели, но неожиданное открытие почти вернуло голос. - Ви…как ты… что ты... – дальше он крепко выругался, и наконец, закончил фразу резонным вопросом, усиленно хватая губами воздух. - Какого черта ты здесь делаешь?!
Ирен Гаяр: Его стон привлек ее внимание, он был чуть громче обычного, и его попытка шевельнуться не укрылась от нее. Тем более что брань, слетевшая с его губ, была уже не бредом. Ирен приблизилась к кушетке и провела по лбу мужа ладонью, стирая мелкие бисеринки пота. Он медленно приходил в себя, и вместе с сознанием вернулись и все его чувства. Алекс с ненавистью, придававшей ему силы, оттолкнул ее руку от себя и вперил в нее горящий взгляд. Было немного обидно услышать в его голосе столько ненависти, но она стерпела. Молча, она взяла со стола графин с вином и немного налила в бокал. - Выпей, - Алекс посмотрел на нее словно, в бокале был яд, и отвернулся, когда женщина поднесла бокал к его губам. Ирен упрямо ждала, не проронив ни слова. Наконец, ее упрямое молчание взяло верх, Алекс сделал пару глотков. - Так лучше. По-твоему, что я могу делать здесь?! Я смотрю за тобой, ты был без сознания пять дней. Ты едва не умер… Лицо ее мужа чуть исказилось, словно он хотел ей сказать, чтобы она не старалась ему объяснять, что с ним. Ирен пожала плечами и вернулась к прерванному делу. Спину ей жег злой взгляд Алекса, она чувствовала его, но упорно не поворачивалась, делая вид, что ничего особенного не происходит. - Я знаю, что тебе неприятно мое присутствие, но тебе придется с ним смириться. Хочешь ты того или нет, я отсюда никуда не уйду! Разложив бинты, она развернулась и вышла из комнаты, оставив своего пациента переваривать новость. Когда в следующий раз дверь открылась, на ее пороге вместо Ирен возник Оугейн. - Алекс? - Черкасов открыл глаза, - Ну, слава богу, значит, беда миновала. Вы нас заставили понервничать, благо помощь пришла своевременно, да и сиделка у вас на редкость толковая. Райнштанйер чуть заметно подмигнул Черкасову и снова стал серьезным. Вкратце он поведал Алексу все, что произошло с того момента, как он нашел его в горящем доме. Понимая, что Алекс еще не окреп, он все же не мог оставлять на потом решение некоторых вопросов.
Алексей Черкасов: Хотелось сказать, что-то еще, но эта женщина, как всегда вовремя, сумела вильнуть хвостом. Черкасов опешил от такого заявления, не сумев сразу ответить, ограничился проклятием в пустоту. Как это, она никуда не уйдет?! Уйдет, причем в ближайшее время! Где носит этого Оугейна?! За какими кошками он притащил эту… эту… английскую шлюху! Удивительно, как это Блекни еще не явился сюда и не перестрелял здесь всех к чертовой матери! Оттого что он растревожил своими неудачными движениями рану, жар вновь принялся за свое дело, продолжив выматывать остатки сил. Тяжело вздыхая, он хмуро смотрел в потолок, чтобы отвлечься принялся, считать трещинки на побелке, и сам не заметил, как задремал. Разбудил его Райнштайнер. - Оугейн, я обязан тебе жизнью, - со вздохом проговорил Алексей, фокусируя взгляд на друге, - без тебя, наверное, стал бы я угольками на пепелище собственного дома. Спасибо, - Райнштайнер выдерживал паузу, а Алекс набрался сил, и заговорил вновь. - А теперь, скажи мне. Зачем ты приставил ко мне эту женщину? Ты решил совершить акт самопожертвования на благо английской разведки? Ты знаешь.. знаешь…- горло перехватило, и он поморщился, - что эта женщина жила с ним? Что она… может выдать все наше дело? Оугейн молча слушал нехитрую отповедь отчего-то раздухарившегося Черкасова и никак не мог понять, откуда такая ненависть к простой женщине, которая оказалась жертвой обстоятельств. - Она столько сделала для твоего возвращения с того света, а ты так о ней отзываешься. Алекс, в чем дело? Соврала, конечно, сказав, что является твоей женой, но здесь я ей это прощаю…- спокойно проговорил мужчина, присаживаясь рядом, и уже сам поднес бокал с недопитым вином к губам Алексея. Немного промочив горло, Черкасов выпалил, срываясь на хрип: - Да она и есть моя жена, Оугейн! - на этом силы закончились, и голос опять пропал, чертыхнувшись одними губами, он прикрыл глаза и прошептал, - Ей здесь не место. Отправь ее из города, пусть, если хочет, разыскивает своего Блекни. Мне она не нужна, сам как-нибудь выкарабкаюсь. А этот мерзавец не просто так ее оставил. Помяни мое слово!
Ирен Гаяр: Райнштайнер поднялся со своего места и качнул головой. Вы сейчас можете сопротивляться, а потом еще и наказать меня, но что поделать, если я ей верю! Может, она и хорошая актриса, но чтобы настолько... Оугейн вышел из комнаты, оставив больного в состоянии, близком к забытью, и спустился вниз. Здесь Франц всячески пытался отвлечь мадам Гаяр - или мадам Черкасову?! - только вот женщина сидела, потупившись в пол, и изредка кивала на вопросы мальчишки. - Он хочет, чтобы вы ушли, - просто сказал Оугейн и внимательно посмотрел на Ирен. Она ожидала чего-то подобного. Но одно дело услышать это от Алекса, готового вменить ей любую вину. Впрочем, отпираться она и не станет. Но раз этот человек тоже просит ее покинуть дом... По-крайней мере, Алекс уже вне опасности. Ирен поднялась со своего места и, взяв накидку, висевшую на спинке стула, направилась к двери. Оугейн молча за ней следил. - И далеко вы собрались, мадам Гаяр? - назвать ее по-другому было сложно. До сих пор не укладывалось в голове, как эта женщина могла быть женой Черкасова, и никто не знал об этом? - Вы сами сказали - Алекс хочет, чтобы я ушла. Куда я пойду - разве имеет для вас значение?! Я буду искать сына. - Ирен, не глупите! Я сказал, что он хочет, но это вовсе не означает, что вы должны так поступить. Я не знаю, каким ветром вас занесло к этому англичанину, но знаю, что теперь вам там делать нечего. А о сыне не беспокойтесь, я полагаю, Артуру ваш сын нужен здоровым! Несколько странное утешение, тем более сказанное матери. Но Ирен спокойно приняла его, тяжело переводя дыхание. - Вы бы шли теперь с Францем наверх, пора менять повязки. А если ваш пациент будет особенно сопротивляться - зовите меня! И еще, не слушайте его - Алекса терзает боль, чего только не скажешь в таком состоянии. Процедура перевязки была странной, пациент бранился, как последний сапожник, Ирен молчала, слушала и спокойно делала свое дело. Франц удивленно взирал на непонятную ему сцену. Ирен обмыла рану от вновь проступившей крови, наложила примочки, перевязала, но, завязывая последний узел, зло дернула ткань, когда Алекс в очередной раз высказал свои соображения насчет ее особы. - Довольно! Ты причина того, что я здесь оказалась! Я не знаю, чем ты довел Артура до того, что этот человек перешел все разумные грани и решил убить тебя, но зачем ты сказал ему, что я твоя жена?! Зачем?! Это что? Запоздалое желание отомстить мне?! Я не уйду из этого дома, пока не узнаю, где мой сын, пока не верну своего ребенка, которого этот ненормальный увез с собой. И если мой мальчик пострадает из-за вас... - голос ее чуть дрожал, но с каждым словом набирал силу. - А ты будешь терпеть мое назойливое присутствие столько, сколько понадобится!
Алексей Черкасов: От последнего заявления Черкасов опешил. Распаляясь от праведного гнева, он хватал воздух, словно выброшенная на берег рыба, отчего становилось только больнее. Крепко стиснув зубы, пытаясь побороть новый приступ боли, Алексей Кириллович прошипел: -Ты смеешь обвинять меня в том, что оказалась здесь? Я не говорил твоему чертовому любовнику, что ты моя жена, он сам догадался или ему подсказали, не смей мне здесь строить невинную овечку! Ты была неплохой актрисой когда-то, но второй раз ты меня не проведешь. И объяснений от меня никаких не получишь! Тебе доверяет Оугейн, но, черт возьми, если он вздумает что-то тебе рассказать…дьявол! - он дернулся, сдавлено простонав, откинулся на подушку, - это не твое дело, ты вообще не должна была оказаться замешана во всем этом,- тяжело дыша, прошептал Черкасов, закрывая глаза. Оугейн вечером попросил Ирен удалиться из комнаты. Пока Черкасов бодрствовал, с ним нужно было говорить. - Вы что-нибудь можете предположить о том, куда мог отправиться Блекни? Конечно, после того как вы поправитесь, я думаю, от дел не отойдете, но пока мы можем чем-то помочь, скажите? - Я… думаю, что этот ублюдок мог отправиться в Петербург. Печать уже через несколько дней должна быть передана в управление, и новость о моей скоропостижной кончине тоже должна вскоре туда дойти. Могу вас только просить об одном, пока никому не сообщать, что я жив. Действовать инкогнито будет проще, он думает, что избавился от меня, а мальчишка стал залогом того, что Виолетта, или как там она теперь любит себя называть, будет у него на крючке. Парнишку придется вытаскивать. Я, как встану на ноги, сразу же отправлюсь в Петербург, а пока мистер Артур Блекни побудет с счастливом неведенье, - закончив говорить, он поморщился и попросил у Райнштайнера воды, - а с этой… будь поосторожней и Францу скажи, чтоб особо сопли не распускал. Жалеть ее не за что, когда-нибудь, может, я тебе расскажу о своем «счастливом» браке, сейчас я… не в настроении, - мрачно закончил он. Лихорадка по-прежнему давала о себе знать, но с ней уже можно было мириться, переломный момент, о котором твердил Оугейн, уже прошел, теперь оставалось просто ждать, когда болячка перестанет изводить своим нытьем. Черкасов, пока лежал, мысленно прикидывал, как и что нужно будет сделать, мечтая поскорее уже подняться с этой проклятущей кушетки. Оставался самый главный вопрос. Что делать с Оленькой? Сейчас она вместе с Колькой, и наверняка, юрист уже успел уведомить их о его смерти. Явиться к дочери, сообщить о том, что жив - невозможно, он и так подставил ее под удар. Пока же Блекни думает, что уничтожил Черкасова, об Ольге он и не вспомнит. Печально и больно обманывать ее, как она справиться с этим, он даже не мог себе и представить, но выбора не было. Кольке Черкасов абсолютно доверял, знал: он его девочку не бросит, а придет время, Алексей даст о себе знать.
Ирен Гаяр: В каких-то вопросах Оугейн полностью был с Алексом, но в одном сомневался - мог ли Блекни быть полностью уверенным в смерти своего оппонента? Если он так поспешно покинул Лозанну и удосужился узнать новости о пожаре, то, пожалуй, мог и поверить. Но навряд ли этот англичанин был столь беспечным. Утром весь тихий городок наполнился слухами и разговорами о том, как русский профессор Черкасов сгорел заживо в своем доме. Его тело было найдено под обломками дома. Единственное тело, надо сказать. А Блекни оставлял там два трупа. Этими размышлениями он и поделился с Черкасовым перед уходом, вновь сдавая его на руки жене. Радости особой на лице Алекса не было, он явно делал вид, что ему теперь абсолютно безразлично ее присутствие. Поэтому и Ирен не старалась слишком его тревожить. Она, как и прежде, устроилась у стола с шитьем в руках и изредка поглядывала на своего пациента. Алекс упрямо старался молчать и скорее всего, принял решение не показывать ей, что он страдает, но редкие приглушенные стоны все же нарушали тишину. Упрямый, глупый мужчина! Всю жизнь был занудой, а теперь еще и больной зануда! Впрочем, Ирен не могла не согласиться, что обвинения мужа несут в себе разумное зерно. Но ему было легко ее обвинять. Он знал всю историю с одной стороны, для нее же она была повернута другим боком - у каждого правда своя. Предаваясь воспоминаниям, думая и размышляя, Ирен просидела в его комнате до поздней ночи и даже не заметила, когда он уснул. Только тогда она тихо покинула его комнату и отправилась в свою спальню. Хотя, вообще-то, это сложно было так называть. Даже, когда Ирен странствовала с бродячим театром, ее спальное место было устроено более комфортно. Правда, за последние два дня, вместо брошенных на пол одеял, появилась грубо сбитая кровать, а Франц откуда-то достал постельного белья. И все же, комната была скорее чуланом: без окон, холодная и пахнущая сыростью. Следующим утром Ирен появилась в комнате Алекса с подносом, на котором стояла миска бульона. Первым делом она отдернула плотные шторы, которые все эти дни оставались закрыты, впуская серый осенний свет в комнату. Черкасов поморщился и открыл глаза. - Ваш завтрак, сударь, - пододвинув табурет, на который поставила поднос, Ирен села на край кушетки Алекса.
Алексей Черкасов: "Зараза! На кой черт она открыла шторы?" - щурясь от яркого света, который слепил после полумрака, подумал Алексей, переводя сонный, но уже раздраженный взгляд на докучливую супругу, от которой во времена их совместной жизни чашки чая было не допроситься, а тут прям- таки ангел милосердия, во всей его добродетели. - Я не хочу, - коротко бросил Алекс, демонстративно закрывая глаза и отворачивая голову. Но тут случилось совершенно необъяснимое: ему в губы уперлась горячая ложка и больно обожгла кожу. Он хотел было дернуться, но вместо этого приоткрыл рот от удивления и тут же получил порцию горячего супа. - Ты что, сдурела?! Я же сказал, что не стану есть! Ви, какого… - вместо ответа, он получил вторую ложку в рот. Дальше спорить было бесполезно, потому что эта дурища словно не слышала его и просто молча сверлила взглядом, дожидаясь пока Черкасов вновь откроет рот. Опять стиснуть губы, а толку? Она будет упорствовать, а дать полноценный отпор он сейчас не может, но смириться?! А что поделаешь… - и на этот раз он покорно приоткрыл губы, впериваясь в лицо мучительницы убийственным взглядом.
Ирен Гаяр: Капризы мужа напоминали Ирен капризы другого дорогого ей мужчины, который в пятилетнем возрасте тоже любил поупорствовать за приемом пищи. Он мотал головой, стискивал губы, надувал щеки и обижено смотрел на мать, которая молча продолжала его кормить. В итоге, она побеждала, и Виктор страдальчески доедал суп. Вот и теперь, покорчив из себя упрямое животное, Черкасов смирился с выпавшей ему участью и принялся поглощать нехитрое кулинарное блюдо. Ирен глядела на него в упор, чуть приподняв брови, а в глазах ее светилось ликование маленькой победы. Ей вовсе не хотелось воевать с ним. Почему они не могут хоть это недолгое время вынужденного совместного проживания быть в нейтральных отношениях? Когда миска опустела, Ирен взяла с подноса салфетку и промокнула губы мужчины. Алекс недовольно скривился, и ей стоило большого труда, удержать кривую улыбку. Все же слишком похожи... Подумав о сыне, Ирен тут же потеряла весь свой надменный вид своеобразной менторши и печально отвела глаза в сторону. Нет, ни за что перед ним не покажу своих чувств! Резко поднявшись и быстро собрав на поднос посуду, Ирен направилась к выходу: - Знаешь, эти люди приложили столько усилий, чтобы вытащить тебя с того света, что было бы глупо теперь помереть с голоду, не находишь?! И еще - не зови меня Виолеттой. Это не мое имя, тебе ведь это известно.
Алексей Черкасов: Черкасов пробурчал, что-то себе под нос, относительно ее лживой натуры, но для себя решил, что нежные воспоминания о былом дурошлепстве, касающиеся достоинств супруги, можно забыть. Пусть будет Ирен, пусть будет кто угодно, ему плевать! Только бы поскорее встать на ноги. Сказано - сделано. Сила воли и упрямство были второй натурой Черкасова. Алексей Кириллович тайком от своих соглядатаев, в первую очередь, конечно, от его няньки- медсестры, стал потихоньку пытаться двигаться. Это давалось с трудом, после первых попыток, он долго мог долго пролежать, зажимая рот рукой, чтобы не заорать от боли. И тем не менее, чтобы не заработать пролежни, он упорно продолжал свои эксперименты. В итоге, через неделю, он умудрялся уже присаживаться. Постепенно повязку ему ослабили, и боль из режущей перетекла в ноющую и надоедливую, но не такую мучительную, как прежде. В общем, он семимильными шагами двигался к тому, чтобы делать попытки вставать. С Ви, то есть с Ирен они перешли на уровень взаимного ненападения. Она по-большей части молчала, он тоже не горел желанием разговаривать с ней, и все же им приходилось, видеться, от этого, к сожалению, никуда было не деться. Привычка подмечать то, что пытаются скрыть, никуда не делась. Черкасов исподволь наблюдал за Ирен и про себя отмечал перемены, что произошли с ней за те годы, что они провели порознь. Сейчас она была в маске печали, красивое лицо несло отпечаток грусти. Она постоянно о чем-то думала, скорее всего, о сыне. Алексей не смог припомнить, чтобы он раньше замечал за ней такое, она всегда блистала и светилась, но сейчас это было даже не притворство. Отругав себя за мягкосердие, Алексей Кириллович все же не удержался от вопроса. -Ты волнуешься за мальчика? Как его зовут?- неспешно поинтересовался Черкасов, привставая, чтобы потянуться за чашкой с какой-то гадостной обезболивающей дрянью.
Ирен Гаяр: Ирен сидела с книгой, которую, как всегда, притащил Франц. Она не могла не улыбаться, когда этот мальчишка оказывал ей такие незатейливые знаки внимания, но глядя на него, она все чаще задумывалась о своем мальчике. И каждый раз эти мысли приводили к тому, что закрывшись в своей каморке, Ирен глотала слезы. Все чаще ее сердце сжималось от ужаса - она ничего не знает о Викторе, она не знает, что с ним. Единственное, что она знала - сын жив. Иное она бы почувствовала сразу. И каждый раз думая о самом страшном, она посылала все возможные проклятия на голову Блекни. Если с сыном что-нибудь случится, она не переживет. Но сначала она уничтожит этого зверя. Ее терзания все больше сказывались на ней. Ирен стала рассеянной, иногда не сразу отвечала на вопросы Оугейна, неся Алексу обед, порой забывала ложку, или еще что-нибудь. Впрочем, она всячески старалась гнать от себя дурные мысли. Автоматически перевернув страницу, даже не прочтя предыдущей, Ирен снова уставилась в книгу. Голос Алекса привлек ее внимание. Они очень мало разговаривали, точнее - почти не разговаривали. Односложные замечания трудно назвать беседой. Он быстро шел на поправку. Ирен была рада этому - для нее было мучением смотреть на его терзания. - Виктор, - тихо ответила она и захлопнула книгу, положив ее на колени, - А ты на моем месте не волновался бы? Да, я знаю, что ты сейчас скажешь, о тебе и дочери я так не переживала! - Ошибаешься, Алекс! - она с горечью посмотрела на него. - Я волнуюсь за своего сына, он - единственное сокровище, что у меня есть, самое дорогое. Если я его потеряю... Стиснув зубы, она замолчала и снова раскрыла книгу на первой попавшейся странице, лишь бы на Алекса не смотреть. Рядом с ним думать о сыне было еще тяжелее. Глядя на мужа, она живо представляла лицо своего мальчика, его глаза, даже голос.
Алексей Черкасов: Предательски сжалось «спасенное» сердце. Он плотно сжал губы и нахмурился, сам отводя взгляд куда то в сторону. Отвечать колкостью на такую исповедь было просто неприлично, Хотя, заноза недоверия по-прежнему иногда свербела. К счастью, на этот раз хватило душевных сил придушить на корню это мерзкое чувство. Женские слезы действовали на Черкасова весьма тривиальным способом. Когда Оленька хотела что-то получить от папы, девочке достаточно было пустить одну слезинку, и Алексей тут же сдавался, прижимал свое сокровище к груди и обещал исполнить все желания, только бы не видеть ее слез и несчастного личика. Так было и с Ирен, сейчас и тогда, он просто не мог смотреть на ее печальное лицо, а глаза она вот так же отводила, когда силилась не расплакаться. Проклятье! - мысленно отругал себя Черкасов, - ну и что мне остается? Поверить? Опять поверить в ее слова?! - Я знаю, что волнуешься, а я волнуюсь за дочь. Это родительская обязанность - волноваться за своих детей, за десять лет ты наконец-то поняла, что такое материнство, поздравляю, - сухо начал он, - больше я ничего тебе не стану говорить, мне ровным счетом наплевать. Ольга - моя дочь, ей и останется, и твоего мальца я помогу найти, - чтобы не смотреть сейчас на нее, Черкасов поднес к губам кружку с лекарством, и прикрываясь ею, стал пить.
Ирен Гаяр: В мыслях Ирен не было давить на жалость Алекса, но тем не менее, он предложил ей свою помощь. Она с благодарностью посмотрела на него, но Черкасов даже не глядел на нее. Ему и впрямь все равно. Это она, ненормальная, в себе носит все переживания, а он - только те, которые ему дороги. Ее он уже давно вычеркнул из своей жизни. Впрочем, почему ее должно волновать, что он к ней испытывает - она порвала с ним слишком давно. - Спасибо тебе, ты ведь вовсе не обязан, - Ирен с горечью подумала, что за день до бала в Ратуше ее посетило желание порвать с Артуром, уехать в Пешт, вернуться к тихой жизни вместе с сыном. Почему она не сделала этого раньше? Почему, давно тяготясь этой связью, она не решилась ее разорвать? - Кстати, о твоей дочери, - стряхнув с себя очередную волну меланхолии, Ирен поднялась и подошла к нему. Доставая медальон из своего кармана, она смотрела на него. За попытку отблагодарить его это навряд ли сойдет, но все же, - Я нашла это в твоем жилете. Она спасла тебе жизнь. Она не раз доставала этот портрет, чтобы взглянуть на Оленьку. Но, кажется, настала пора отдать его законному владельцу - у нее нет на него никаких прав, равно как и на саму Оленьку. Алекс прав - это его дочь. Точно так же, как Виктор был только ее сыном.
Алексей Черкасов: На ладонь приятной тяжестью лег Лелин портрет. Алексей бережно погладил скол на эмалевом краешке, взгляд потеплел, он даже улыбнулся, но быстро опомнился, как будто устыдился своих чувств. Аккуратно убрав свое вновь обретенное сокровище под подушку, Черкасов взглянул на Ирен, которая все еще стояла рядом, наблюдая за ним. - Спасибо. Я настолько привык, что он всегда со мной, что совершенно забыл о его существовании. Оленька спасла меня, только бы она сумела потом простить, - прикрывая глаза ладонью, устало прошептал Алекс. Осталось только расчувствоваться или разрыдаться перед ней! Рано раскис, все потом, когда дочку обнимешь, вот тогда и будешь душу рвать, а пока терпи! -Я не обязан, но я это сделаю, только пока никаких вопросов. Ничего не спрашивай, просто успокойся и не трепи себе нервы, - он задумчиво взглянул на идиотскую картинку с коровой, как будто боясь встретиться с Ирен глазами. С каждым днем, хоть признаться в этом было трудно, он все больше видел в этой повзрослевшей женщине свою юную ветреную Виолетту. Им нельзя было встречаться вновь, но они встретились, и при таких вот необычных обстоятельствах. Он думал, что ненавидит ее всем сердцем, но это была не ненависть, это была обида, не нашедшая выхода боль, но теперь, видимо, с появлением отверстия в области грудной клетки, с этим стало как-то проще. Ее забота, хоть он и старался поначалу выказать свое неудовольствие, все же была ему приятна и самое главное, полезна. Стараниями Ирен, жар прошел много раньше, чем можно было надеяться. А потом он и сам не понял, как просто взял, и поверил ей. Она была искренна все время, и Оугейн не ошибся. Сыграть грусть и печаль любящей матери невозможно, было немножко больно за Ольгу, но это все в прошлом. Теперь они в равных условиях, оба одиночки, у обоих есть дети, о которых болит сердце, так почему хотя бы на время не выбросить белый флаг?
Ирен Гаяр: Не задавать вопросы! Легко ему это говорить! А их у Ирен было в избытке, а слова о том, чтобы дочь его простила, только подхлестнули ее любопытство. Но Черкасов был прав - она повзрослела и научилась ждать. Будет еще момент, когда она потребует от него разъяснений. Слишком все необычно и кое-что она уже начала подозревать. Слишком часто ее просили покинуть комнату, когда являлся Оугейн. А он приходил и приносил какие-то письма, о чем-то долго говорил с ее мужем наедине. Однажды он даже явился посреди ночи и, не слушая ее возражений, прошел в комнату Черкасова, чтобы запершись, просидеть там до утра. Ирен за эту ночь пару раз выходила из комнаты, и каждый раз замечала тусклую полоску света под дверью Алекса. Тем не менее, их отношения с Алексом стали немного лучше. С той минуты, как предложил ей помощь, он уже не был так агрессивен. Может, они так и не стали откровенны друг с другом, но теперь находиться в обществе друг друга уже не было такой невыносимой пыткой. Но чем больше они проводили вместе, тем чаще Ирен чувствовала какую-то неловкость. Она не могла прямо смотреть на него, но при этом ей все время хотелось обратить свой взор на мужа. Она выискивала повод прикоснуться к нему, то поправив одеяло, то поднося питье. И чем чаще она себя на этом ловила, тем неуютнее ей становилось. Алекс всеми силами старался побороть свою болезнь быстрее, чем она проходила бы сама. Но ночные бодрствования с Райнштайнером сильно замедляли процесс выздоровления. Однажды после обеда Ирен ушла на кухню, но вспомнив, что забыла в комнате стакан, поспешила вернуться. То ли она так тихо ходила, то ли Алекс увлекся своим занятием, но ее появление стало для него неожиданностью. Впрочем - для нее тоже явилось неожиданностью, то, что предстало ее глазам. Черкасов, упрямо поджав губы, стоял посреди комнаты, опершись на стул. - Ты с ума сошел?! - в одно мгновение она подлетела к нему и подхватила под руку. Мера предосторожности была явно излишней. Судя по всему, Алекс уже не раз практиковал такие вот прогулки без ее ведома. И тем не менее, она испугалась. - Тебе рано вставать, ну что за упрямец! Прошу тебя, вернись назад, - почти силой она усадила его на кушетку и еще долго ругала мужа за подобную выходку, словно отчитывала ребенка. Вконец обессилив, Ирен опустилась на стул.
Алексей Черкасов: - Господи, женщина, ты мне так руку вывернешь, - проговорил он, хватаясь за ее плечо, чтобы не потерять окончательно равновесия. Но Ирен упрямо продолжала его держать, в страхе, что он таки умудрится рухнуть. Стул был прекрасной опорой, но вот женщина, у которой нервы ни к черту, могла своей суматохой ненароком и повалить его, вот тогда было бы действительно больно. - Ирен, ради бога, мне нужно уже когда-то начинать это делать. Я не намерен валяться в постели слишком долго. Время не то, чтобы можно было позволить себе болеть полгода, - вздохнув, Черкасов сморщился, приложив ладонь к тому месту, где была повязка. - Знаю что еще рано, но сил больше нет лежать,- уже менее бойко, чуть сдавлено закончил он, откидываясь на спинку кушетки. Оугейн принес несколько новостей, которые ему удалось получить через письма с приграничных постов. Как и предсказал Черкасов, Блекни направился в Петербург, с ним был мальчик и больше никакого сопровождения, это было вполне объяснимо. Значит, второй акт представления, придется провести на родине, а чем скорее он начнет двигаться, тем быстрее прозвенит последний звонок для мистера английского мерзавца. Хмурясь, он косился на жену, которая совершенно не собиралась покидать его вот уже несколько часов, упорно сидя на стуле, изучая книгу на немецком языке, который он знала весьма поверхностно. Женщина просто боялась, что он опять вскочит с лежанки, а он бы действительно вскочил, но при ней этого делать не стал, уж больно тревожно она него смотрела. В последнее время он вообще что-то расслабился, а точнее размяк, невольно подчиняясь ее нехитрым просьбам. Бороться с собой было так же утомительно, как и с болячками, поэтому Черкасов уже раз десять успел мысленно дать себе зарок вновь вернуться к пренебрежительной форме общения с Ирен, но когда ее пальцы касались его... он забывал обо все своих планах и просто начинал ждать, когда это повторится вновь. После чего жутко на себя бывал зол и мог долгими часами лежать, отвернувшись к стенке, только бы не видеть ее и не ощущать ее присутствия в комнате.
Ирен Гаяр: В комнате было тихо, Алекс расположился на кушетке, Ирен все еще пыталась читать. Именно пыталась, так как суть она улавливала с трудом, а потом и вовсе перестала понимать, выхватывая из текста отдельные слова, которые тоже уже начинали расплываться. Под конец, женщина задремала. Вечер был слишком утомительный, прогоны могли изнурять похуже самого спектакля. Все эти закулисные склоки, сплетни, интриги - и всегда нужно быть начеку, всегда нужно быть готовой дать отпор. Как при такой жизни можно сохранить чувственность? Нужно быть жесткой и эгоистичной. И эта маска начинала прирастать к Виолетте. Она иногда и себя ненавидела, но гордость и упрямство не позволяли ей все бросить. Открыв дверь дома самостоятельно, чтобы домашние не слышали ее прихода, Виолетта уже в холле начала стягивать перчатки и шляпку. Ее единственным желанием было запереться у себя в комнате, выпить чашку чая и уснуть. Но из гостиной ее привлек звонкий детский смех. Алекс, как всегда, исполнял роль лучшего в мире отца - она ему завидовала и ненавидела за это. Почему она не может вот так же легко и естественно общаться с их дочерью, почему каждый раз себя чувствуют раздраженной до предела? И все же, пройти мимо она не смогла - тихо приоткрыв дверь, Виолетта заглянула в щелку и замерла. Воспоминания волной нахлынули на нее, сколько вот таких же счастливых минут она проводила и со своим отцом, но все так внезапно оборвалось - счастье не бывает вечным, а эти двое, похоже, думают иначе. Зависть вновь шевельнулась в ней ядовитой змейкой, и женщина тихо прикрыла дверь лишь для того, чтобы вновь ее распахнуть, но уже не так тихо. Алекс с дочерью на руках тут же встал ей навстречу, как всегда нежно улыбаясь, влюбленно и заботливо глядя на свою жену. Ви отвела глаза и начала жаловаться на проведенный день, взяла у него дочь и села на диван. Девочка елозила у нее на коленях, хватала подвески ее колье и очень быстро утомила мать, которая не знала, что же делать с Оленькой дальше. Быстро поднявшись, Виолетта заявила, что намерена лечь спать и передала ребенка мужу на руки. У себя в комнате она так и не легла, просто сидела перед зеркалом и пыталась что-то разглядеть в мутном стекле. То ли служанка его так плохо протерла, то ли слезы, стоявшие в глазах, мешали ей видеть. Дверь спальни приоткрылась, и Виолетта узнала мягкую поступь супруга. Он подошел, положил ей руку на плечо. Все-таки она не могла не признать, что скучает без него, что нуждается в нем. Ей было так хорошо рядом с Алексом. Женщина склонила голову и прижалась к любимой руке. Но вместо теплой кожи, ее щека коснулась холодного камня. Ви вздрогнула и резко повернулась. И тут же рука крепко впилась ей в плечо, вместо Алекса за ее спиной стоял Артур. Злой, с искаженным лицом, а комната вокруг плыла в огненных всполохах. Ирен в ужасе вскрикнула и спрятала лицо в руках, словно от этого ее страшный мучитель мог исчезнуть! Но нет, он не исчезал, а только сильнее начинал ее трясти...
Алексей Черкасов: По своему обыкновению он отвернулся от нее к стенке, заснуть было абсолютно невозможно. Ирен умудрялась даже своим присутствием, заставлять его чувствовать себя неуютно. Он не мог расслабиться, сильные приступы боли приходилось скрывать, и он ни за что себе не признается, что делает это, потому что не хочет ее волновать лишний раз. Вот и сейчас, когда он повернулся на бок, рана вновь начала ныть. Алексей стал ворочаться, но так и не уснул, а Ирен все никак не уходила к себе. Наконец, когда лежать с закрытыми глазами стало уже просто глупо, он посмотрел в ее сторону и обнаружил жену спящей. Разбудить ее и отправить к себе, чтобы не мучилась на неудобном стуле или же оставить как есть, не тревожить сон? Сам того не подозревая, Алексей стал любоваться ей, постоянно ругая себя за слабость. Она по-прежнему была прекрасна, просто стала немного старше, но разве это может что-то изменить? Нежное лицо, ласковые руки, прекрасная улыбка - как он все это когда то любил! Невольно улыбнувшись, Алексей хотел уже опять отвернуться к стенке и наконец, уснуть, но тут Ирен издала стон. Резко развернувшись, Алексей напрочь забыл о том, что все еще болен, метнулся к ней. Ноги подкашивались, но он терпел, старательно пытаясь разбудить жену, легонько, а потому уже и сильнее потряхивая ее за плечи. - Ирен, очнись, это просто кошмар, ты можешь упасть,- когда она начала открывать глаза, его руки уже просто обнимали ее за плечи, а сам он упал на колени, потому что стоять больше не мог.
Ирен Гаяр: Сквозь густую пелену едкого дыма слышался голос Алекса, причем нес он какую-то околесицу. Ирен открыла глаза и увидела его перед собой, сидящим на полу. Какое же она испытала облегчения при виде собственного мужа! Поэтому, еще не до конца осознавая, что сон кончился, сползла со стула и порывисто обняла его. Из груди мужа вырвалось какое-то шипение и сдавленный, похожий на скрип, звук. Только теперь она поняла, что он вовсе ей не снится. Испуганно и так же резко она разжала руки и отодвинулась. В глазах ее был испуг и стыд. - Господи, прости меня! Я думала, что сплю! Мне снился кошмар, - она начала оправдываться, но прекрасно понимала, что это было лишним и даже глупым, - Я сделала тебе больно?! Фраза получилась двусмысленной. Ирен осеклась и замолчала окончательно. Так они и сидели на полу, глядя друг на друга в неловком молчании. Она все старалась убедить себя, что если бы вместо Алекса ее разбудил Оугейн или Франц, она точно так же бросилась бы к ним в объятия. Ей ведь просто нужно было утешение! - Алекс, - Ирен встала, протягивая ему руку. Он все еще сидел, опершись спиной о стул, - я помогу тебе. Теперь было значительно легче его поднимать, когда он и сам помогал ей - она вспомнила ту страшную ночь в его доме, когда даже немного сдвинуть его с места казалось ей невозможным. И все же, он слишком поспешно встал, чтобы разбудить ее - силы, которые он так хотел накопить для скорейшего выздоровления, почти покинули его. Путь до кушетки оказался слишком долгим и мучительным для обоих.
Алексей Черкасов: Он машинально подал ей руку, крепко сжимая ладонь в своей. И как обыденно это получилось, так уверенно и просто. Он даже забыл о боли, которая до сих пор отголоском пульсировала в груди, напоминая о своем присутствии. Неуверенно поднявшись, Черкасов отчего-то не сразу выпустил ее руку, вместо этого молча потянул Ирен к себе на кушетку, призывая сесть рядом. - Кошмары - это всегда больно, Ирен. Не извиняйся, – вздохнув, он откинулся на спинку, прикрыв на миг глаза, - тебе нужно отдыхать, а не возиться часами со мной. Сейчас на это нет необходимости, - усмехнувшись, Алексей, наконец, посмотрел ей в глаза и, наверное, в очередной раз, не успев себя одернуть, вспомнил, как когда-то тонул в этих озерах. Они остались неизменны, только теперь в них читался страх, непонимание и куча вопросов, которые она пока еще не осмеливалась задать. - Иди сюда, - еще раз тяжело вздохнув, он привлек ее к себе одной рукой, приобнимая, - перестань бояться, слышишь? Я все сделаю. Виктору ничего не грозит, я его разыщу. Этот мерзавец не посмеет его тронуть. Потому что мальчик - это залог твоего молчания. Понимаешь? Зачем ей все это говорил, он и сам не понимал, но как будто кожей ощущал ее постоянную тревогу и напряженность. Успокоить, убедить ее до конца в том, что сыну ничего не грозит, было невозможно. Но смотреть на то, как она молча себя терзает и молчать, было нестерпимо. Кошмары, постоянно красные глаза, бледность - он все это замечал, а вел себя, как последний эгоист, упиваясь своими обидами. Больше этого не будет.
Ирен Гаяр: Каких-то пару мгновений Ирен казалось, что десять лет их разлуки, перечеркнутые ее бегством, исчезли. За долгое время она впервые ощутила некое подобие спокойствия. Рядом с ним ей всегда было спокойно, а потом... - Не понимаю, в том то и дело, что не понимаю, - Ирен мотнула головой, отгоняя навеянное очарование и отстраняясь от мужа, чтобы можно было видеть его лицо и глаза. - Я не понимаю, о чем должна молчать, не понимаю, что ты сделал такого, чтобы Артуру захотелось убить тебя, не понимаю, почему ему так страстно хочется и меня вместе с тобой отправить на тот свет?! В конце концов, я не понимаю, кто эти люди, что спасли тебя?! Я ничего не понимаю! Ее словно прорвало. Она так долго носила в себе эти вопросы, что теперь они сыпались из нее как из рога изобилия. И кто, кроме Алекса, мог дать ей ответы? Но ее тут же охватило сомнение - захочет ли он говорить?
Алексей Черкасов: Алексей слушал этот поток, спокойно, не перебивая, не заставляя ее замолчать. Ей нужно было освободиться от этого, слишком много свалилось на женщину, и все - исключительно по его вине. Он виновен в том, что Блекни похитил ее сына, сделав своим заложником, из-за него она подвергалась опасности и до сих пор находится под угрозой. А ей ничего еще не известно и никогда не было. Видно, пришло время сказать ей правду, по сути, это ничего не изменит. - Наверное, для начала мне стоит представиться, чтобы тебе сразу кое-что стало понятно, - с печальной усмешкой он посмотрел куда-то в сторону, - офицер департамента внешней разведки отдельного корпуса Внутренней стражи Третьего отделения Его Императорского Величества Канцелярии, Алексей Кириллович Черкасов, - повисла пауза. Алексей перевел взгляд на свои руки, отчего-то пока не решаясь посмотреть ей в глаза, - я служу там в течение последних двадцати двух лет, Ирен …
Ирен Гаяр: Поначалу ей казалось, что он снова бредит. Ирен смотрела на него долго и конец улыбнулась. Ну что же он такое несет?! Но Алекс был серьезен, спокоен и уверен в своих словах. Улыбка медленно сползла с ее губ, а на лице появилось выражение растерянности. Пару раз она пыталась задать ему вопрос, но какой? Что нужно спросить? В голове вместо мыслей образовалась пустота. Ирен молча глядела то на мужа, то на свои руки, то закрывала глаза. Наконец она медленно поднялась. Алекс более никакими заявлениями огорошить ее не пытался. - Это значит, - каждое слово давалось ей с трудом, - это значит, что даже, когда мы были женаты, ты... - договорить Ирен не смогла, - Выходит, что и Артур тоже, да? А теперь он знает, что я твоя жена и считает, будто... Боже! – страшное предположение слетело с бледных губ совершенно беззвучно. Происходило что-то невероятное. Она смотрела на Алекса и понимала, что вообще никогда не знала этого мужчину.
Алексей Черкасов: - Совершенно верно, он тоже, только по другую сторону баррикад, Ирен,- медленно забросив ноги на кушетку, он безмятежно уставился в потолок, - и еще ему как-то удалось узнать, что ты моя жена. Не желая того, я фактически подставил тебя под удар, но выбора не было. Все мое пребывание в этом городе было нацелено на встречу с ним, я ждал его приезда. Артур Блекни работает на английскую разведку и законы шпионажа для него иные. Этот человек не гнушается убийствами, с чем, собственно, мы и столкнулись. Незадолго до того, как я пришел к вам на ужин, Ольга нашла в моей визитнице отрезанные человеческие уши. Они принадлежали моему посыльному, молодому неопытный юнцу, его тело мы так и не нашли. Блекни разозлил меня, и я шел к вам в дом с определенной целью. Как видишь, - Черкасов мрачновато усмехнулся, - мне удалось его удивить. Теперь, правда, придется за ним побегать, но ничего, бывало и хуже. Хочешь спросить что-нибудь еще? - но она молчала, видимо, пытаясь поверить в то, что только что услышала. Алексей же продолжал попытки побороть свой страх встретиться с ней взглядом. - Я хотел лишь уберечь тебя от всего этого, так же, как потом берег Оленьку. Но, видимо, где-то просчитался.
Ирен Гаяр: - Я просто не могу поверить. Я, как всегда, ничего не вижу у себя под носом... - Ирен тихо бормотала что-то, не глядя на мужа, и пытаясь до конца осознать сказанное им. Самое ужасное, что под ударом оказались дети. Стоило Алексу рассказать о происшествии с Лелей, и Ирен ощутила настоящий ужас. Каждый день из последних трех лет она провела рядом с этим человеком и ни разу не заметила в нем этой жестокости! Он был предупредителен с ней и хорошо относился к ее сыну. И вот каков он оказался на самом деле! Впрочем, ее муж тоже был не тем, кем его она привыкла считать. Она чувствовала себя обманутой со всех сторон, полной дурой, а он еще смеет говорить, что оберегал ее?! Да знай она все это раньше… А что было бы, если бы она знала? Разве, это изменило бы их жизнь? - Бывало и хуже? Что же может быть хуже? Ты говоришь, что берег Ольгу! А что стало бы с ней, если бы ты погиб? Ты не имеешь права рисковать собой! Я оставила тебя с дочкой на руках, зная, что рядом с отцом она в безопасности. Но, оказывается, нет! Ирен смотрела на мужа, хотя сам он в этот момент упорно избегал встретиться с ней взглядом. - Алекс, - она подошла к кушетке и опустилась рядом с ней на пол, - Алекс, я прошу тебя - ты не должен так рисковать собой.
Алексей Черкасов: Алексей повернулся к Ирен, склоняясь к самому ее лицу: - Но я не могу все оставить, как есть сейчас, понимаешь? Не мог и раньше, потому что дал присягу служить, хоть делал тогда это без особых рисков для себя и близких. Оленька - она все время была у меня на виду, и если бы я знал, что все выйдет именно так, возможно, был бы осторожнее, но приказ поступил, и я увлекся. Да, в этот раз я действительно виноват, но не надо говорить, что я был плохим отцом и подвергал дочь постоянным опасностям! - он привстал на локте. В глазах блеснула жесткая сталь, - я знал, что делаю. Ольга сейчас в полной безопасности. Она далеко отсюда и с надежным человеком. Когда придет время, я сообщу ей о том, что жив, но это случится только после того, как Блекни будет в могиле. И не смотри на меня так. Как только встану на ноги, сразу же отправлюсь в Петербург, чтобы устранить его окончательно. Думаю, что и тебе есть смысл уехать со мной, твоего Виктора я обязательно вытащу. Только скажи мне, Ирен, могу ли я тебе доверять? Я хочу быть уверен в этом сейчас, хотя ты и так теперь много знаешь и, тем не менее… - сверкнув глазами, он пристально всматривался в ее лицо, ища ответы на поставленные вопросы. Ирен тоже неотрывно смотрела ему в глаза, ее взгляд приковывал, завораживал своей напряженностью. Он ждал ответа, а внутри все как будто покрылось мурашками, волнение? Откуда оно взялось, неужели столько лет ничему его не научили, и он опять готов позволить ей… Впрочем, сейчас не об этом.
Ирен Гаяр: Он говорил зло, но она ничуть не обижалась – она видела, как для него это важно. И что есть для него она сама и ее возражения, которые не имеют и права на существование? Ирен заворожено смотрела ему в глаза, словно загипнотизированная. Но чем дольше она смотрела на него, тем отстраненнее становились ее мысли. Алёша - из глубин памяти всплыло имя, которое она так любила. Когда они только познакомились, Ирен спросила Черкасова, как его можно называть - тогда они долго сидели и перебирали всевозможные вариации его имени. И вдруг - Алёша! Это имя ей полюбилось сразу - уж если не оно, то какое могло так четко характеризовать ее милого ухажера?! И даже теперь, после стольких лет, это воспоминание всколыхнуло в ее душе столько нежности... Ирен резко отвела взгляд, и только поборов нежелательные эмоции, смогла снова посмотреть на мужа: - Да, Алекс, ты можешь мне доверять. Знаю, что это сложно, почти невозможно для тебя - вновь поверить мне! Но я прошу тебя об одном - не оставляй меня в бездействии, иначе я сойду с ума, умру. Я не выдержу пустого ожидания! Она смотрела на него, почти умоляла. «Алёша!» - почти кричала она.
Алексей Черкасов: Рука невольно дернулась к ней, и он не смог сдержаться, легонько проведя кончиками пальцев по контуру ее лица. -Жаль, что раньше, ты не доверилась мне до конца, Ирен, - его ладонь коснулась щеки женщины, задержавшись лишь на секунду. Алексей неловко улыбнулся, отнимая руку, и вновь стал серьезным, пряча нахлынувшие чувства, хотя взгляд стал ясным и уже совсем не холодным. -Твой никчемный бывший-настоящий муж, пока еще что-то может, кроме как восхищаться древними развалинами и копаться в книгах по истории. Ты поедешь со мной, так будет безопасней и надежней. Только ничему не удивляйся и не сопротивляйся моим решениям. Придется трудно, но как я уже понял, ты готова пойти на любые жертвы, чтобы вернуть мальчика. Я тоже готов на все жертвы, за исключением человеческих жизней, чтобы уничтожить одну единственную, - с иронией отметил он, - нам есть смысл сотрудничать, мадам Гаяр. Только прошу вас, не надо больше выкручивать мне руки и пытаться усадить на диван, ведь мои попытки встать на ноги значительно ускорят наше отбытие в Петербург. А еще, если вас это не затруднит, старайтесь все же по ночам спать, а не следить за чокнутым шпионом, который на старости лет еще никак не угомонится. Поделом ему досталось, так пусть мучается от угрызений совести не лишая вас времени для сна,- улыбнувшись он попытался повернуться и тут же поморщился от боли. - Иди спать, Ви.
Ирен Гаяр: Вечер этот почти не внес видимых изменений в их отношения. Зато устроил целую бурю в душе женщины. И Ирен, и Алекс всеми силами старались показать, что ничего особенного не произошло - они просто заключили сделку и теперь ее нужно выполнять. Черкасов поправлялся быстро, чем удивлял и Оугейна, и Франца, но не свою жену, которая поняла - если он поставил перед собой цель, то достигнет ее любой ценой. И все-таки, полного успокоения она не получила. Теперь ее мучил совсем другой страх - а что будет, когда Алекс освободит ее сына?! От этой мысли у нее каждый раз холодело изнутри, и каждый раз она порывалась пойти к мужу и сознаться. И не смела. Так и продолжались терзания Ирен аккурат до того дня, когда Алекс заявил ей - уезжаем. Теперь она вовсе отказалась от мысли поговорить с ним. В конце концов, то, что кажется ей очевидным, другим таковым не представится. Да и вообще, поразмыслив, Ирен решила разбираться с проблемами по мере их поступления, при этом избегая создавать их самостоятельно. Алекс считал себя достаточно здоровым, чтобы отправиться в путь. Тем более что октябрь уже подходил к концу, скоро начнется дождливый ноябрь, и дороги совсем придут в негодность для путешествия. Откладывать дольше было нельзя. Сборы оказались недолгими - вещей было слишком мало. Перед отъездом Алекс долгое время просидел наедине с Оугейном.
Алексей Черкасов: Алексей, действительно, слишком стремился к своей цели, чтобы позволять себе поддаваться боли. В какой-то момент он просто решил ее не замечать, возможно, именно это отчасти помогло организму поскорее справиться со слабостью. И теперь лишь короткие ноющие уколы в груди порой напоминали о казавшейся вначале смертельной ране. Черкасов достаточно окреп и уже вполне мог себя обслуживать, но Ирен все еще продолжала попытки ограничить его передвижение и, хоть уже не так часто, но ворчала на Алекса за то что он слишком много времени стал проводить на ногах. Теперь оставалось решить, на какое число назначить отъезд. Посоветовавшись с Оугейном, Черкасов решил ехать 30 октября. Все сборы на себя взял Райнштайнер. Для Ирен от мужа был приготовлен отдельный сюрприз. Ибо ее гардеробом он озаботился сам. -Ну что ж, господин Райнштайнер, завтра мы отправляемся в Петербург, и неизвестно когда еще удастся свидеться. Но прощаться навсегда я пока не намерен. Как только все утрясется, мы обязательн вернемся сюда с дочерью, чтобы еще погостить в вашем городке, - крепко пожимая руку он улыбнулся. - Спасибо за все. Без тебя я бы точно уже оказался на том свете. - Напишите, когда все закончится, Алекс. Если вам вновь что-нибудь окажется необходимо, всегда буду рад оказать посильную помощь. С вами было приятно работать, профессор. Да… и берегите себя, у вас все же семья, - улыбка у него получилась хитрой, но Алексей ее решил проигнорировать. Часом позже он зашел к Ирен с большим свертком в руках. Молча, он водрузил его на постель жены. - Это твое дорожное платье, – рассеянно пояснил он, в ответ на вопросительный взгляд супруги.
Ирен Гаяр: Спустилась она вниз через некоторое время, стараясь не тратить слишком много времени на переодевание. И все же, подарок мужа заставил Ирен провести в своей комнате чуть больше, чем она хотела вначале. Во-первых, за этот месяц она настолько отвыкла от подобных нарядов, что долгое время не могла оторваться от созерцания своего отражения в маленьком зеркале. Конечно, до той красавицы, которой она привыкла блистать в обществе, ей было далеко. Но бледность и измученный вид даже придавали ей какого-то дополнительного очарования. Во-вторых, она была изумлена: Алекс ничего не забыл, совсем ничего! Ей так захотелось обнять его, поблагодарить, но она осмелилась лишь шепотом выдавить из себя короткое «спасибо». Тем не менее, наконец, спустившись через некоторое время вниз, и поймав на себе сразу три восхищенных мужских взора, Ирен не смогла сдержать улыбки. Прощание было коротким. Франц всячески сдерживался, она смотрела на него с нежностью - ведь этот мальчик так часто умудрялся поддержать и ободрить ее и даже не догадывался об этом. Райнштайнеру Ирен хотелось тоже сказать многое, но она лишь крепко пожала ему руку, постаравшись вложить в этот жест все свои чувства. С этой минуты начнется их с Алексом долгое путешествие, и еще неизвестно, что ждет их там, в конце дороги. А загадывать наперед было слишком страшно. Она закрыла глаза, сделала вдох и шагнула вперед. - Я готова, Алекс, можем ехать?
полная версия страницы