Форум » Дальние страны » О, первый бал - самообман! » Ответить
О, первый бал - самообман!
Ольга Черкасова: Место - Швейцария, Лозанна. Большой Цветочный Бал в Городской ратуше. Дата - 1 сентября 1833 года. Участники - Ирен Гаяр, Алексей Черкасов, Николай Елагин, Артур Блекни, Ольга Черкасова.
Ответов - 63, стр:
1 2 3 4 All
Ольга Черкасова: С момента той случайной встречи на пароходе прошло всего-то чуть больше двух недель, а Лёле уже стало казаться, что Николай Викторович присутствовал в их с папой жизни всегда! Как ни удивительно, долгая разлука совершенно не сказалась на их дружбе с Алексеем Кирилловичем. Напротив, точно бы вновь обретя друг друга, старинные приятели с огромной радостью принялись восстанавливать и укреплять ту связь между собой, которую оказалось не под силу разрушить полутора десятилетиям жизни в разных городах и странах. Глядя на то, как папа радуется всякий раз, когда Николай Викторович появляется на пороге их дома, радовалась и Лёля. К тому же, ей и самой очень нравились эти его визиты уже хотя бы потому, что граф Елагин был неизменно учтив с девушкой, словно бы подчеркивая ее статус хозяйки этого жилища, являлся всегда с цветами для нее, делал комплименты и вообще - вел себя, как со взрослой дамой, что не могло не льстить Лёлиному самолюбию. Профессор Черкасов взирал на все эти "ухаживания" со стороны друга с доброй и чуть ироничной улыбкой, прекрасно понимая их природу, девушка и сама прекрасно осознавала, что все это - такая своеобразная игра, однако... постепенно она стала ловить себя на том, что ждет каждый день Николая Викторовича ничуть не меньше, чем папа. А скучает, если он по какой-то причине вдруг не может у них быть, наверное, даже больше... И это было очень странно: прежде Лёля никогда не думала, что ей может не хватать кого-то, кроме папы. Нет, конечно, это было не сравнимо, но все же... все же... Впрочем, дней, когда они не виделись, было, в самом деле, мало. Неразлучное трио из двух мужчин и совсем юной барышни теперь частенько можно было видеть, гуляющими по променаду вдоль Женевского озера, проводящими вечера в маленьких кофейных и чайных, где профессор Черкасов и Николай Викторович постоянно вспоминали какие-то интересные истории из прошлого под рюмку коньяка и кофе, а Лёля уплетала свое любимое клубничное мороженое и слушала все это, замирая порой от удивления тем, на какие безумства, оказывается, был способен в юности ее тихий, наукоуглубленный папа... А тем временем, последний месяц лета, подаривший семье Черкасовых столь приятную компанию в лице графа Елагина, плавно двигался к своему завершению. Приближался сентябрь, и в городе теперь много говорили о грядущем Большом Цветочном Бале, что должен был состояться первого числа в Городской ратуше. Средства от продажи билетов полагались сиротским приютам, что делало это мероприятие не просто приятным, но еще и преследующим благородные цели. Все эти подробности Лёля узнала от мадам Шанталь, которая тоже собиралась там присутствовать и рассказывала их явно в надежде на то, что окажется там в сопровождении Алексея Кирилловича. Разумеется, вместе с Лелей, что она, точно спохватившись, уточнила. Однако девушке пришлось разочаровать графиню де Бетанкур, не без внутреннего злорадства заявив, что она еще пока не выезжает, а без нее папа вряд ли пойдет. Злорадство это объяснялось тем, что Ольгу изрядно стала раздражать настойчивость этой дамы по внедрению в их семью, особенно теперь, когда, чувствуя ослабление своего влияния на Алексея Кирилловича, мадам изрядно интенсифицировала свои усилия. Виной своих бед она считала графа Елагина, о котором как-то имела неосторожность не очень благосклонно высказаться в присутствии Черкасовых в том смысле, что человек, который к сорока годам не смог создать семью, явно в чем-то ущербен. Алексей Кириллович был возмущен в лучших чувствах, принялся защищать друга, а Леля, которая не особенно жаловала эту француженку и прежде, была вовсе взбешена: как она смеет судить?! Да разве она знает его историю?! Впрочем, знать историю Елагина не полагалось и ей самой, именно поэтому пришлось и сдержаться тогда, но приязни к графине от таких ее суждений убавилось еще больше. Тем не менее, они продолжали общаться, а что делать? И, как уже было сказано, именно от мадам Шанталь Лёля и узнала про бал, после чего сообщила, что они с папой туда не собираются. Хотя... а почему бы, собственно, и нет? Однако, об этом, вернее, о внезапно возникшей в ее голове мысли насчет того, чтобы убедить папу пойти туда, Лёля графине де Бетанкур уже не сказала, поспешно распрощавшись с ней и быстро сбежав в тот день домой, где едва дождалась возвращения Алексея Кирилловича из университета, ибо он как раз сегодня читал лекцию. Ну, а в самом деле?! Они же нигде не бывают! Да, ей всего пятнадцать, в Петербурге ей было бы рано выезжать, но Лозанна - не столица Российской империи, и общество здесь куда более лояльно смотрит на некоторые нарушения светского этикета, как во всяком курортном месте... Так, почему бы и нет?! Поэтому, когда папа, наконец, приехал домой, сразу после обеда, юная интриганка просочилась в отцовский кабинет, куда Алексей Кириллович удалился, чтобы что-то там еще закончить с делами, прежде, чем, как и всегда, к ним заедет граф Елагин, и они все вместе отправятся гулять, тихонько подошла к нему, сидящему за письменным столом, обняла сзади за плечи, упираясь подбородком в его темя, и проговорила вкрадчивым голосом: - Пап, а ты слышал, в городе скоро будет бал... я тут подумала, может, нам тоже туда пойти? Да и Николаю Викторовичу же тоже будет интересно, а то что мы все ходим, да ходим по городу - скучно же?
Алексей Черкасов: Недели пролетели незаметно. Колька отлично вписался в их уединенное общество и по нему было видно, что, каждый раз приходя в их дом, Елагин как будто сбрасывал с себя гнет прошлых неприятностей, полностью отдаваясь нехитрому времяпрепровождению в обществе друга и юной Лелечки. Алексей Кириллович также подметил, со свойственной ему наблюдательностью, что Оленька очень радуется визитам отцовского друга. Ну что взять с ребенка? Наивная привязанность вполне объяснима. Николай Викторович ведет себя с юной барышней, как с настоящей взрослой дамой, а маленькие подношения, что ежедневно получает от него Оленька, дополняют ее восторг. Этот «процесс ухаживания», Черкасова не особенно беспокоил, он даже был рад, тому, что в окружении дочери появился взрослый мужчина, которому он мог доверять, как себе самому, не боясь за сохранность своего сокровища. Скоро Оленьке исполнится шестнадцать, а это время, как известно, для любой барышни ознаменовано выходом в свет. Про себя, посмеиваясь, Черкасов называл дебют «началом охоты за мужем». Но Оленька, воспитанная отцом, не придавала особого внимания интересу со стороны молодых людей, в отличие от девушек ее возраста, которым матери чуть ли не с пеленок твердили о замужестве и учили их всем премудростям кокетства. Алексей же всегда говорил дочери, что выбор будущего спутника жизни – это ответственный шаг и с ним не нужно спешить. Бежать с первым встречным под венец, предположительно, по большой любви - глупо. Человека сначала нужно узнать получше, все взвесить и тогда уже принимать «роковое» решение. В этих словах была эгоистическая подоплека: чувства любящего отца, который невольно хотел оттянуть расставание с драгоценной доченькой, хотя он, безусловно, желал ей в будущем счастья с хорошим, достойным человеком, ведь, когда таковой найдется - никаких препятствий он чинить не будет. Сейчас, помимо праздных развлечений, Алексей занимался и более серьезными вещами. Как, наверное, уже стало понятно, у Алексея Кирилловича, помимо основной профессии историка-эллиниста, в жизни присутствовала и другая работа, не имеющая совершенно никакого отношения к Древней Греции, и с ней были сложности. В частности, по делу Блекни, где «дела» обстояли неважно. Все прошедшие две недели англичанин вел себя, как примерный джентльмен. Вся корреспонденция, которую он отправлял, и которую Черкасов, тщательнейшим образом отслеживал с помощью подосланного в его дом человека, была невинна, как девственница перед брачной ночью, но все-таки чутье подсказывало Алексею, что рано или поздно, он сделает промашку. Удалось также выяснить, что англичанин приехал не один. С ним живет женщина и ребенок лет десяти, они прибыли на неделю позже. Женщина не является его женой, но кто она и откуда взялась, вразумительных объяснений в отчете он так и не увидел. Это еще один вопрос, который требует ответа. И, если она его сообщница, то можно попробовать копнуть через нее, авось что-то и всплывет, но пока что не стоит торопиться. Скоро состоится бал, который позволит понаблюдать за объектом напрямую. Записав коротенькую пометку на полях рабочего журнала, он откинулся в кресле, прикрыв рукой глаза. Бессонная ночь в душной прокуренной комнате господина Ферсеваля на другом конце города вымотала Черкасова окончательно, и, вернувшись под утро домой, Алексей Кириллович спать решил не ложиться, потому как до подъема оставалось всего-то пара часов, а так только головную боль заработаешь. Он не сразу заметил появление дочери, которая тихонько подкралась сзади. Вздрогнув от неожиданных объятий, он улыбнулся, прикоснувшись своей ладонью к ее, лежащей на его плече. - А, милая, вот и ты! Бал, говоришь? Что-то я слышал об этом, ты хочешь туда пойти? Ну, тогда я не вижу причин, чтобы тебе отказать, моя радость. Ты ведь уже совсем взрослая. Не будет большого греха, если твой дебют состоится на несколько месяцев раньше положенного срока. Да и мы с Николаем Викторовичем найдем себе занятие по душе. Так что можешь готовиться к своему первому балу. Я с радостью тебя буду сопровождать, только надо не забыть прихватить с собой чего-нибудь такое, чем можно было бы отгонять стаи поклонников, а то не успею я и глазом моргнуть, как мою принцессу завоюет какой-нибудь Кристоф де Бетанкур, - улыбнувшись, он хитро прищурил один глаз.
Ольга Черкасова: - Ой, ну папаааа! Ты опять?! - в свою очередь, Леля театрально закатила глаза и шумно выдохнула, отстраняясь от профессора и принимаясь расхаживать по его кабинету. - Я же сто раз тебе говорила, что Кристоф - совершеннейший дурак и совсем мне не нравится! Да к тому же, - тут она прищурилась, совершенно так же, как минуту назад сам Черкасов, и, ехидно фыркнув, добавила, - ты, кажется, забыл, что ему всего четырнадцать, а это - не детский праздник! Она терпеть не могла, когда папа начинал вести себя подобным образом! Ведь, знает же, как ее бесит Тоф и все, что с ним связано, так нет же: все равно ее подначивает! Впрочем, за то, что согласился ехать на бал, Лёля готова была простить папе любую подначку, да и вылетело у нее это все из головы тотчас же, как Алексей Кириллович предложил ей к нему готовиться. Однако легко сказать - готовиться! Легко делать это, когда у тебя есть мама, которая подскажет все, что ты еще не успела узнать, исправит все оплошности... У Лёли такой советчицы, к сожалению, рядом не имелось. Прежде ей всегда и во всем помогал папа, но в этот раз девушка все же как-то сомневалась, что профессор Черкасов, при всем своем всемогуществе в остальных вопросах, в состоянии посоветовать ей, например, фасон платья, или цвет его, который ей лучше всего подойдет, или же - какую прическу лучше всего сделать... Вопросов был миллион. И ничего не оставалось, как прибегнуть к помощи мадам Шанталь, единственной дамы в их окружении, ибо, Николай Викторович Елагин для этих целей тоже совершенно не годился. Надо сказать, что графиня де Бетанкур, когда Лёля робко попросила о помощи, принялась за свои обязанности дуэньи с видимым удовольствием, заметив между делом, что всегда мечтала о дочери и о том, как будет однажды собирать ее к первому балу. Содержащийся в этих словах не самый тонкий намек Леля пропустила мимо ушей, в свою очередь "порадовав" мадам Шанталь новостью о том, что вместе с ними на балу будет и граф Елагин. Вернее, в последнем она была не слишком уверена, но ужасно этого хотела. Почему - и сама толком не понимала, однако всякий раз во время примерки еще не готового бального платья, девушка крутилась перед зеркалом, мысленно пытаясь предугадать именно его, Николая Викторовича, реакцию. И, боже, как же хотелось увидеть именно в его глазах восхищение! Ведь папа-то восхищался бы ею, даже, если Лёля явилась перед ним, надев на себя мешок для картошки! Это, конечно, преувеличение, но для любящих глаз объект обожания всегда совершенен. Лёля знала это по себе, потому что относилась к папе точно так же. Впрочем, когда день ее первого выхода в свет, наконец, настал, в совершенстве юной мадемуазель Черкасовой вряд ли бы усомнился и самый строгий критик. Местная портниха, к которой обратились потому, что времени выписать туалет из Парижа, как поступали прочие местные красавицы, уже не было, постаралась на славу. Нежный, лиловато-розового оттенка, шелк, "пепел розы", как модистка назвала его несколько озадаченной Леле, которая была уверена в том, что, если розу сжечь, пепел будет самый обычный, сизый, великолепно оттенял белоснежную кожу девушки. Немилосердно затянутый корсет - так положено, сказала мадам Шанталь, - делал и без того тонкую талию хрупкой Лёли и вовсе осиной, отчего грудь, соблазнительно приоткрытая глубоким, но нисколько не ниже, чем допускают приличия, декольте, казалась более заметной. И девушка иногда с гордостью посматривала сверху-вниз на свои поданные в столь выгодном свете прелести, думая, что с фигурой ей, все же не так уж и не повезло... Прическа тоже вышла удачной: белокурые тугие спирали тщательно завитых локонов свободно ниспадали почти до лопаток. И когда Леля встряхивала головой, забавно "танцевали", соревнуясь в своем искусстве с маленькими жемчужными сережками, вдетыми в тонкие мочки ее ушей. Ей очень нравилось, как это выглядит со стороны, поэтому девушка слегка качнула головой и прежде, чем войти в папин кабинет, чтобы предстать перед ним уже при полном параде. Потому что они условились, что Алексей Кириллович, собравшись, будет ждать ее именно там. Постучавшись, она спросила разрешения войти...
Николай Елагин: Две недели в Лозанне, прошедшие со дня встречи с Черкасовыми, не стали для Николая самыми счастливыми в жизни, зато их с полной уверенностью можно было назвать самыми спокойными, лишенными каких бы то ни было неприятных моментов. Алексей и Николай прекрасно понимали: если бы не Леля – как ласково звал ее отец, то они бы так и не встретились. Оба друга прекрасно осознавали роль, которую сыграла маленькая хулиганка, и часто благодарили ее. В такие моменты Леля многозначительно молчала и принимала смущенный вид. Насколько Лешка верил ей при этом, для Николя оставалось загадкой. Сам он замечал в ней много того, что Леша, ослепленный своей любовью, просто не мог вообразить. И это Леша! Который, казалось, умел разоблачить любого человека в мире, обладавший холодным логическим умом, скрытный до невозможности, он становился мягким и покладистым в руках этой девчонки. Она читала его, как раскрытую книгу. Даже Николаю этого никогда не удавалось. Например, никто и подумать не мог, что Лешка влюбился, что целый год он встречался с актрисой! Даже Николай, бывший его лучшим другом, не мог такого ожидать. Следует отметить, что Коля все-таки узнал о грядущем событии первым, и не было предела его удивлению. Но Оле удавалось решительно все, она могла делать со своим отцом, что хочет, не опасаясь сопротивления с его стороны. И вот теперь они все вместе идут на бал… Николай часто подшучивал над Олей. Его забавляло, как она – совершеннейший ребенок, пытается все делать, как взрослая. Она была бесспорной хозяйкой в доме, на прогулках отец всегда ее сопровождал, хотя другие дети проводили свое время в обществе нянек и гувернанток. Оленька же была постоянно со своим родителем… или родитель был со своей дочерью?.. А то, как она гордилась своим близким знакомством с Николаем, было просто умилительно. Она подавала ему свою руку, и шагала с гордо поднятой головой. Николай, понявший, как важно понравиться девочке, чтобы возобновить свою дружбу с Лешкой, делал вид, что относится к ней совсем не как к ребенку. Ей это очень нравилось. Всякий раз он приходил к ней с маленьким, но милым подарком. Но всего через пару дней заметил, что всякий раз выбирая для нее новой «подношение», делал это с настоящим, искренним удовольствием! И так приятно было наблюдать, как глаза ее зажигаются нетерпением, когда она видела его. Приближался день бала, Николай пытался заранее узнать, цвет платья, в котором будет Леля. Он собирался прислать ей цветы, но она упорно молчала. Оля, хоть и была маленькой девочкой, но уже прекрасно понимала, что нельзя раскрывать секреты раньше времени, иначе испортишь весь эффект, так и не призналась. Николай долго терзался тем, какие цветы выбрать, а потом просто увидел букет нежных фиалок, и решил, что неважно, какого цвета будет ее платье. Фиалки – именно те цветы, которые больше всего соответствует Оле, нежные и хрупкие, лишенные всякой искусственности. Продавщица в цветочной лавке подмигнула Николаю и сказала, что это очень многозначительный букет. Ради интереса Николай купил еще и книжку с заголовком «Язык цветов». Придя домой, он сверился с каталогом. Фиалка - на языке цветов достоинство, скромность; невинность, тайная любовь. Николя усмехнулся. Цветочница наверняка имела в виду тайную любовь. А он решил, что невинность – именно то, что более всего подходит из предложенного списка. Как и было условлено заранее, Николай пришел заранее в шале к Черкасовым. Оля, как любая порядочная девушка, готова еще не была, а потому скрывалась в своей комнате, доводя свой внешний вид до совершенства. Впрочем, ожидание не было утомительно долгим. Всего через пятнадцать минут в дверь кабинета, в котором мужчины и обосновались, раздался стук. Дождавшись, когда отец «позволит» ей войти (Алексей был сильно удивлен тем, что подобный вопрос вообще прозвучал, можно подумать, что Леля когда-нибудь спрашивала, можно ли ей войти…), девочка явилась перед очи своих «кавалеров». Николай был ошеломлен. Впечатление произвело не столько платье, сколько изменивший облик Ольги. Перед ним была не девочка, какой он привык ее считать, а вполне сложившаяся девушка. Хрупкие плечи были обнажены, глубокое декольте было соблазнительным. Вся она была воплощением еще нераскрывшейся женственности, но уже сейчас становилось ясно, что всего через несколько лет она сумеет получить от жизни все, что только захочет. Николаю стало приятно, когда он увидел, что она прикрепила к своему пепельно-розовому платью букет с его фиалками. - Ольга, Вы ошеломительно прекрасны…
Алексей Черкасов: Свои приготовления к вышеупомянутому мероприятию, Алексей Кириллович ограничил лишь распоряжением для слуги выудить из закромов фрак и привести его в порядок. Но для Лелечки, любящей отец приготовил особый подарок, которым озаботился более всего. Для дочери этот бал должен стать первым в ее жизни, дальше будут еще сотни не менее прекрасных вечеров, но именно этот Оленька должна запомнить на всю жизнь. Украдкой выяснив, какого цвета наряд приготовила дочка, Алексей Кириллович сразу же связался со знакомым ювелиром, и к обозначенному сроку, подарок был исполнен в лучшем виде. Небольшой бархатный футляр покоился во внутреннем кармане черного парадного фрака и ждал своего часа. Николай, по условию, прибыл заранее, чтобы отправиться на бал вместе с семьей Черкасовых. Для Оленьки это было неожиданностью, потому как договаривались об этом с Колей без нее, а Алексей просто забыл ее предупредить. Оба кавалера в нетерпении ожидали появления своей юной дамы, шутливо теряясь в догадках о том, в каком же виде предстанет перед ними Ольга. После тихого стука в дверь в комнату вплыла незнакомка. Алексей Кириллович обернулся, да так и замер, не в силах отвести глаз от дочери. Перед ним стояла взрослая, обворожительная девушка в изысканном платье неземной красоты, которое потрясающе ей шло. Открыв рот чтобы выдохнуть какую-то приветственную реплику, он не смог выдать ни звука, задохнувшись от избытка чувств. Елагин, по-всей видимости, пришел в себя быстрее, чем ошарашенный отец, сподобившись на пафосную фразу «Ошеломительно прекрасны…». Тихий, еле заметный укол ревности заставил бросить на Николая короткий осуждающий взгляд, мол, «не мог подождать, что ли, прежде, чем я ее поприветствую?». А Колька даже не обратил на это внимания, продолжая заворожено пялиться на его золотце. Кашлянув, Алексей Кириллович подошел к Оленьке, загородив ее от Николая, и поцеловал в щечку, тихо шепнув на ушко. - Милая, ты изумительно красива, как всегда, но сегодня у меня с трудом находятся слова, чтобы сказать, как я горжусь тобой. Ты расцвела, моя фиалка,- мягко улыбнувшись, он отошел на шаг чтобы еще раз посмотреть на свое сокровище, которое сегодня наверняка привлечет немало поклонников. «И один уже наготове, прямо в этой комнате»,- мысленно проворчал Алексей.
Ольга Черкасова: Цветы от Николая Викторовича Лёле доставили еще пару часов назад. Букет фиалок. Маленький и аккуратный, он казался образцом хорошего вкуса и, главное, так подходил к цвету, который девушка выбрала для своего бального платья, что Ольга немедленно приказала горничной изготовить из него бутоньерку, которую можно было бы приколоть к корсажу, чтобы не расставаться с этой утонченной красотой весь вечер. А, кроме того, ведь, наверняка, и ему будет приятно, когда увидит... Когда папа откликнулся, приглашая ее войти, Леля открыла тяжелую дубовую дверь его кабинета и, проходя, немного зацепилась за что-то кружевом своего внушительных размеров кринолина. Поэтому была вынуждена отвернуться, наклоняясь, и аккуратно высвобождая зацепившуюся ткань, чтобы не повредить ее. Когда же распрямилась и подняла глаза, то немедленно встретилась взглядом с... графом Елагиным, который каким-то образом оказался в папином кабинете, хотя Ольга ожидала увидеть его лишь в здании Ратуши. Николай Викторович смотрел на нее, наверное, с минуту, а потом тихо сказал, что она прекрасна. И Лёля почувствовала, как мучительно краснеет, ненавидя себя за эту внезапную робость под взглядом зеленых глаз, в которых, в самом деле, читалось восхищение. Смущаться, когда тебе говорят комплимент, не нужно. Со стороны это чаще всего выглядит глупым жеманством! Надо улыбнуться, вежливо поблагодарить и сказать что-либо приятное в ответ... Да, именно так говорили преподаватели этикета в пансионах, где доводилось учиться. Но почему же не говорили они, эти знатоки хороших манер, о том, как внезапно и бешено может застучать от двух простых слов твое сердце, как вдруг приливает к щекам кровь, как язык внезапно делается словно бы чужим и просто никак не может выговорить тех самых слов вежливой благодарности... Положение, как всегда, спас папа. От звука его кашля Лёля и Елагин словно бы очнулись. Николай Викторович, наконец, "отпустил " ее, переводя взгляд на друга, а сам Алексей Кириллович подошел к дочке, целуя в щеку и произнося одновременно что-то такое нужное и ободряющее, мгновенно возвращающее душевное равновесие. Как же она была благодарна ему в эту минуту! - Ты тоже очень красивый, папочка! - в этом не было ни слова преувеличения. Прекрасно сидящий на его стройной, широкоплечей фигуре, черный фрак, атласный жилет, белоснежная сорочка с крахмальным воротником и щегольски завязанный черный атласный шейный платок - профессор Черкасов выглядел подлинным денди. Лёля редко видела его при полном параде, поэтому откровенно гордилась тем, что этот красавец будет сопровождать сегодня именно ее. Точнее, даже не один, а целых два красавца! Граф Елагин был не менее импозантен. И теперь, опомнившись от смущения, Лёля, наконец, смогла сказать ему то, что была должна еще несколько минут тому назад: - Николай Викторович, благодарю за цветы, что Вы мне прислали. Как видите, я нашла им достойное применение! - с легкой улыбкой, девушка взглядом указала на изящную бутоньерку, приколотую к корсажу, а потом подняла глаза на Черкасова. - Однако, если все мы готовы, отчего же, наконец, уже не пойти? Признаюсь, мне не терпится оказаться на балу! - улыбка вновь стала немного смущенной.
Алексей Черкасов: Они с Николаем переглянулись, обменявшись снисходительными улыбками в ответ на нетерпеливую реплику Оленьки. -Коль, как считаешь, скольких юношей мне сегодня придется вызвать на дуэль, после Оленькиного дебюта? – рассмеявшись, он жестом пригласил Елагина пройти вперед, а сам украдкой взял дочку за руку, когда та уже была готова последовать вслед за ним. Николай все понял правильно и не стал останавливаться, решив подождать за дверью. - Девочка моя, подожди секунду. У меня для тебя тоже есть небольшой подарок,- он запустил руку во внутренний карман пиджака, вытаскивая футлярчик. - В конце концов сегодня твой дебют, и я подумал, что у тебя должны остаться вещественные доказательства,- скрывая за усмешкой смущение, Алексей Кириллович, помявшись, вручил дочурке раскрытую коробочку. На бархатной подушечке лежало изящное золотое колечко, с виду немного громоздкое для нежной девичьей ручки. Бережно взяв двумя пальцами произведение ювелирного искусства, Черкасов надел его на средний пальчик ее правой руки. Продолжая держать ее ладонь в своей, мягко надавил на плоский нежно-розовый топаз, который провалился в образовавшееся углубление, давая тем самым, свободу цветку, который встал на его место, распускаясь сапфировой фиалкой. - Это тебе будет памятью, дорогая,- продолжая смущенно улыбаться, Алексей поднес к губам ее руку и отстранился, - ну, а теперь, пожалуй, нам стоит поспешить на поле боя, иначе мы рискуем пропустить начало сражения.
Ольга Черкасова: - Оно восхитительное, пап! - воскликнула Лёля и повисла на шее у Алексея Кирилловича, вмиг растеряв всю свою степенность и "взрослость". Перед профессором вновь была его маленькая дочка, которой он принес очередную интересную игрушку. А выбирать их для Лёли ее папа всегда умел, как никто другой. Перстень, в самом деле, довольно крупный, был сделан так искусно, что лишь подчеркивал утонченность дамской ручки, затянутой в длинную, выше локтей, атласную бальную перчатку. Разглядывая его в восхищении, девушка несколько раз осторожно нажала на топазовую кнопочку, любуясь тем, как драгоценный цветок "распускается". Прежде Лёля никогда не видела таких перстней. И теперь, как и полагается всякой нормальной девушке, получившей только что в подарок новое украшение, как-то сразу и забыла о том, что пора идти. И мягкое папино напоминание о том, что уже пора, было как нельзя кстати. К Ратуше ехали в экипаже Черкасовых, мужчины расположились с одной стороны, а Леля села напротив, тщательно расправив многочисленные складки платья, чтобы они, не дай бог, не смялись. Всю дорогу девушка украдкой посматривала на перстень, устраивая кисть то так, то эдак, чтобы оценить его в разных ракурсах. И в какой-то момент заметила, что Николай Викторович, похоже, понял эти маневры, а потому теперь улыбается уголком рта, изредка поглядывая на Лёлю во время разговора с профессором Черкасовым, который они вели между собой дорогой. Наконец, прибыли на место. В сентябре темнеет уже довольно рано, хотя, кроме этого больше ничего еще не напоминает о грядущей вскоре настоящей, а не календарной осени. И нынче день выдался по-настоящему жаркий, лишь теперь, к вечеру, зной ушел, оставляя место столь ожидаемой вечерней прохладе. Впрочем, все окна и двери Ратуши были распахнуты настежь, чтобы и внутри помещения гостям было не менее комфортно, чем снаружи. Из открытых рам наружу выливался яркий свет многочисленных свечей, разноцветными фонариками были украшены деревья, да и на земле вокруг были расставлены лампы, что создавало иллюзию нахожения в сказке. Эффект дополняла музыка, доносящиеся до слуха всех, кто был рядом. Сам бал еще даже не начался, поэтому оркестранты пока лишь настраивали свои инструменты. Но даже эти, немного нестройные звуки уже отдавались в душе у Лёли радостным предвкушением чего-то, прежде ею не виденного. Бал был общественный, специально, как на званых вечерах, гостей здесь не представляли. А потому все просто проходили внутрь помещения и там уж развлекались, как кому угодно. Точно так же поступило и неразлучное трио в лице Черкасовых и графа Елагина. Лёля чувствовала себе именинницей, гордо вышагивая между Николаем Викторовичем и папой, положив обе руки на галантно подставленные ее кавалерами локти, ловя на себе восхищенные и даже чуть завистливые взгляды встречных дам, осматривая бальную залу, многочисленные киоски со сладостями и напитками, которые тут предлагали гостям. Папа, разумеется, захотел купить ей мороженого, но девушка категорически отказалась. Во-первых, страшно боялась заляпать ненароком платье, а во-вторых... не солидно! А тем временем начался и бал. Открылся он, как и водится, полонезом. И, что самое приятное, им троим даже не потребовалось разлучаться, чтобы принять участие в этом торжественном танце, где, как известно, не всегда выстраиваются именно парами. Ведь полонез - это даже не совсем танец, это скорее такое торжественное шествие под музыку, где задачей кавалера - или кавалеров является как можно более выгодно подать свою даму. И кавалеры Лёли старались вовсю! Естественно, что девушка прежде никогда не видела своего отца, танцующим полонез, точно так же, впрочем, как и его друга. Графа Елагина ей вообще почему-то было сложно представить танцующим. Однако и папа, и Николай Викторович двигались в танце на удивление легко и искусно для таких высоких и крупных мужчин. Но вот и полонез завершился, далее, согласно расписанию в бальной книжечке, следовал первый вальс этого вечера. И самый первый - в жизни Лёли...
Ирен Гаяр: - Тебе идет, дорогая, - немного холодно, не повышая тона, заметил Блекни и предложил своей даме руку. Ирен быстрым движением расправила складки на безупречном корсаже и положила свою ладонь на локоть Артура. Со стороны они казались безупречной парой. Для Ирен это примерно так и было – ровные, ни к чему не обязывающие отношения с мужчиной, которого мало заботит, что о них говорят. Казалось бы, английскому лорду, продолжателю древнего рода, стоило более осмотрительно выбирать себе спутницу, и уж ею никак не могла стать бывшая актриса. Но! Ирен Гаяр была не Виолета Моризель. Это была женщина, во всех отношениях степенная, тихая и скромная. Заботливая мать и верная спутница. Как и мужа, оставленного ею много лет назад, Ирен давно стали считать вдовой, воспитывающей своего сына и не приписывали ее прошлому ничего такого, что могло бросить тень на ее репутацию. Она не отказывалась. Лорд Блекни, с которым познакомил ее бесконечно преданный Арно, был англичанином до мозга костей. Не слишком эмоциональный, спокойный, увлеченный своими несложными делами - политика его интересовала настолько мало, что некоторые соотечественники ставили ему это в вину, но он так же спокойно от этого отмахивался. Меценат и покровитель муз, лорд Блекни старательно поддерживал начинающих поэтов и художников, покровительствовал юным служительницам Мельпомены. Впрочем, последние его интересовали лишь, как будущие звезды, но не женщины. Единственная актриса, сумевшая покорить его холодное сердце, как он говорил не раз Ирен, была она сама. Правда, их отношения на бурный роман не походили ни в самом начале, ни теперь. Ей Артур был просто приятен и… выгоден. К тому времени, когда Арно преподнес ей это знакомство, финансы мадам Гаяр имели весьма плачевное состояние. На жизнь ей, конечно, хватало, но она привыкла жить несколько более роскошно, а стать чьей-нибудь содержанкой, увы, перестала позволять гордость. Для этого нужно было вновь стать Виолетой, а она уже немало сил положила на то, чтобы ее считали лишь мадам Гаяр. Артур был в своих отношениях к ней предельно почтителен и относился, не как к бывшей актрисе, женщине, не стоящей внимания, но как к истинной леди. Довольно долгое время мужчины, окружавшие Ирен, получали отставку почти сразу же. Некоторые даже имели серьезные намерения на ее счет и предлагали руку и сердце, но увы – она вновь и вновь, как в юности, отвергала их. Все ее поклонники вечно не соответствовали каким-то требованиям. В каждом она находила изъян, но долгое время отказывалась дать основное определение своим требованиям. Каждый новый мужчина в ее жизни имел только один недостаток – он был не Алекс. И когда, наконец, Ирен поняла эту очевидную вещь, она перестала кого-либо искать и подпускать к себе. Артур стал единственным исключением. Отчасти, чтобы сделать приятное Арно, стремившемуся ее развлечь, она согласилась завести короткое знакомство с лордом Блекни. Но постепенно оно переросло в близкую дружбу и, к своему удивлению, мадам Гаяр нашла в англичанине очень много схожих черт с мужем. Артур был также спокоен и ровен в отношении к ней, без лишних проявлений чувств. Так же равнодушно смотрел на ее развлечения, благо теперь они были вовсе иные, чем во время ее совместного проживания с Черкасовым. Старался показать свое доброе отношение к ее сыну. Правда, Виктор, от своей природной застенчивости, странно проявлявшейся только в присутствие англичанина, сторонился его и был замкнут. Но Ирен это не слишком беспокоило. Она видела, что Артуру ее сын нравится, что он не обижает его и всячески хочет сблизиться. Мальчик же, стараясь не расстраивать мать, которой, судя по всему, был приятен этот новый мужчина, терпел его изо-всех сил, улыбался и был вежлив. Но при возможности избегал встреч с ним. Неделю назад Ирен присоединилась к Артуру в Лозанне, куда он отправился чуть раньше, оставив Ирен с сыном в Берне. Путешествие было одной из самых главных страстей англичанина, и Ирен с Виктором были его постоянными спутниками. Вот за путешествия мальчик и любил лорда Блекни, ведь можно было столько всего увидеть и узнать нового! А Ирен просто наслаждалась переменой мест, радуясь счастью сына. Сегодняшним вечером мадам Гаяр и лорд Блекни собирались на бал в ратушу. Дом их находился не так уж и далеко от площади Палю, где возвышалось здание Городской ратуши. Но, даже приехав туда почти вовремя, они обнаружили столпотворение отдыхающих, явившихся на бал. Экипажи подъезжали со всех сторон, заполняя площадь. Люди выходили из них, дамы старались перещеголять друг дружку изысканными нарядами, сверкающими драгоценностями. Кавалеры гордо шествовали со своими красавицами, приглашая их в бальный зал, где уже слышались звуки музыки и сквозь распахнутые окна виднелись танцующие фигуры. Артур ввел свою даму в зал и сразу же увлек в тур вальса, который только начался. Пары начинали кружить по залу, и кружева дамских юбок мягкими волнами прокатывались по залу от стены к стене, превращая его в цветное, искрящееся море.
Алексей Черкасов: Такая толпа! Вот тебе и прелести общественных мероприятий! Тут при желании можно затеряться так, что и выхода не найдешь. Впрочем, это даже неплохо, весьма удобно наблюдать за кем-нибудь, если его, конечно, удастся отыскать,- пробежав беглым взглядом по разноцветной массе, Алексей успокоился не приметив в толпе нужный профиль. «Пока можно и забыться»,-украдкой переведя нежный взгляд на дочку, Алексей Кириллович с гордостью наблюдал за тем, как она держится, как на нее смотрят с восхищением и как, должно быть, сейчас завидуют ему, что он ведет это сокровище под руку. Неприятный укол воспоминаний не к месту обозначил свое присутствие, возвращая Черкасова на пятнадцать лет назад. Только сейчас Алексей понял, как же Оленька похожа на свою мать. Вот так же он вел Виолетту по залу, она была прекрасна, а он… он смотрел только на нее влюбленными глазами, не видя ничего кроме. Это был бал сродни нынешнему, именно тогда он решился сделать ей предложение. Сморгнув, стряхивая с себя горькие воспоминания, Черкасов вновь вернул свое благодушие, улыбнувшись дочке. Николай шел по левую руку от Ольги, и по всей видимости, сам с трудом мог отвлекаться на что-то другое. Винить его было нельзя. Дочка у него самая лучшая, так пусть смотрит и восхищается! Она этого достойна! Мысленно посмеявшись над всем этим, Алексей подмигнул Елагину, показывая взглядом на центр залы, где уже собирались пары для полонеза. Прошествовав под музыку несколько туров, вся троица отошла к столику с напитками. -Надеюсь, я никому не отдавил ноги? Оленька, последний раз, когда мы с тобой учили полонез, кажется, я чуть не опрокинул какую-то вазу в гостиной, помнишь?- усмехнувшись, он сделал небольшой глоток из своего бокала. Музыканты вновь заиграли, и то был замечательный вальс. Что-то похожее играло 15 лет назад…. И, что-то я заностальгировал! А вот Оленьке явно хочется, чтобы ее пригласили. Коля, извини, это мой танец!- многозначительно посмотрев на Елагина, когда тот уже было ринулся к Ольге, он сам встал перед ней, молча грациозно раскрыв ладонь в белой атласной перчатке. -Сударыня, окажите мне честь!- глаза дочки заискрились радостью, и нежная ручка с готовностью опустилась на его ладонь.
Ольга Черкасова: - Да не "какую-то", милый папочка, а самую что ни на есть японскую, фарфоровую, - рассмеялась Леля, когда он напомнил ей тот давний урок танцев. Давний, но не единственный. Когда-то давно, когда родители еще жили вместе, и прекрасная мадам Черкасова, не в силах снести скучных и однообразных будней в замужестве, отправлялась на приемы в одиночестве, ее четырехлетняя дочь, в очередной раз проводившая вечер в обществе папы, спросила у него, куда уехала мама. Он ответил, что на бал. И тогда девочка попросила рассказать, что делают на балу, на что Алексей Кириллович поведал ей, что это такое место, где танцуют разные танцы, что, когда вырастет, Лёля тоже будет ходить на балы, однако для этого ей нужно сперва как следует научиться танцевать. После чего с улыбкой подхватил дочку на руки, и прижимая к груди, принялся вальсировать с нею прямо там, в кабинете, лавируя среди мебели и мурлыкая себе под нос какой-то незамысловатый мотив. С тех пор такие вот "домашние балы" стали их маленькой тайной. И Лёля порой даже ждала, когда мама очередной раз оставит их вдвоем, чтобы пробраться в папин кабинет и вновь танцевать у него на руках. Постепенно, подрастая, Лёля переместилась из папиных рук почти что на землю: они танцевали уже почти по-настоящему. Ведь дочка становилась на носки обуви Алексея Кирилловича, повторяя его движения. Потом и это уже не требовалось. К своим пятнадцати, девушка превратилась в искусную танцовщицу, поэтому вовсе не боялась, подобно многим дебютанткам, запутаться в замысловатых па новомодного вальса. Да она вообще ничего не боялась, когда папа был рядом! Поэтому, когда Алексей Кириллович протянул ей ладонь, приглашая на танец, без всякого смущения, смеясь глазами, Лёля изобразила церемонный книксен и, со словами: "Разумеется, сударь!", последовала за профессором Черкасовым в круг танцующих пар, чтобы тотчас же начать легко и грациозно кружиться в его объятиях. И - ах, что это была за пара! Кажется, все вокруг любовались высоким, темноволосым мужчиной с идеальной осанкой, который, щегольски заложив левую руку за спину, правой поддерживал свою юную партнершу, уверенно проводя ее сквозь все сложные туры этого замысловатого танца, который еще совсем недавно считали почти неприличным из-за того, что танцующие находятся так близко. Впрочем, в их случае, кажется, ни у кого не могло и малейшего сомнения возникнуть в том, кем именно приходятся друг другу эти двое: слишком сиял родительской гордостью взор мужчины, слишком обожающе смотрела на него барышня... В какой-то момент Лёля, для которой весь мир ненадолго перестал существовать, сливаясь в разноцветный мелькающий калейдоскоп из-за быстрого кружения, сумела сфокусировать взор на одной из пар и с удивлением поняла, что это Николай Викторович и... графиня де Бетанкур! Надо же, а она и не видела, когда граф успел пригласить мадам Шанталь! Хотя, какая разница? Какая разница, если в этом прекрасном танце они счастливы хотя бы в половину того, как счастлива сейчас она сама? Послав этой паре улыбку, Ольга вновь обратила взор к папе и более не отвлекалась до тех пор, пока музыка не стихла, и Алексей Кириллович не повел ее обратно, чтобы девушка, запыхавшаяся с непривычки от тугого корсета, смогла перевести дух...
Николай Елагин: Когда Лешка начал делать непонятные пассы руками перед дверью, у Николая закралось смутное подозрение, что он должен оставить Черкасова наедине с дочерью. И, действительно, дверь за ними прикрылась. Задержались они ненадолго, всего на пару минут. Леша вышел необычайно гордым собой, а Оленька просто светилась от удовольствия. Причина открылась достаточно скоро. В экипаже Ольга сидела напротив, и Николай никак не мог сосредоточиться на теме разговора с Лешкой. Взгляд его поминутно возвращался к хрупкой девичьей фигуре, и Николя никак не мог понять, кто же эта незнакомка, поигрывающая ручкой, дабы оценить всю прелесть преподнесенного ей кольца. Несколько раз она ловила его взгляд, и отводила свой, не позволяя Николаю проникнуть в свои мысли. И только в бальной зале Елагину удалось стряхнуть с себя это впечатление. Танцуя, Ольга вновь превратилась в ту озорную девчонку, к которой Николя привык. А к концу полонеза он и вовсе забыл свое замешательство. Да и с чего бы ему переживать, если он за девушку не отвечает? Пусть Лешка волнуется. Ольгу ждал первый в ее жизни вальс и, конечно, пальма первенства была отдана Алексею. Но тут взору Николая предстала прелестная картина: мадам де Бетанкур неслась во весь опор через бальную залу, грациозно покачивая внушительным бюстом в глубоком декольте. Взгляд ее хищных глаз был направлен на Лешку, и она бы заполучила бы его в свои цепкие ручки, если бы не маневр Николя. - Мадам, позвольте пригласить вас на вальс. – Мадам остановилась, как вкопанная, и с недоумением уставилась на него. Николай готов был дать голову на отсечение, что поглощенная своей целью, она только сейчас поняла, кто пригласил ее на танец. Она действительно испытывала сомнения. И в этот момент Николай, против своей воли, зауважал сию женщину. Но желание продолжать танцевать этим вечером, видимо, пересилило, и Шанталь, мстительно улыбнувшись, подала ему ручку. А Черкасов, поглощенный диалогом с собственной дочерью, даже не заметил героических маневров своего друга. Мадам де Бетанкур глупо улыбалась и громко хихикала, Николай быстро рассекретил ее хитроумный план, но все равно на них уже начали поглядывать некоторые из присутствующих. Он вежливо улыбался женщине, а она между тем еще и начала ему о чем-то рассказывать. Да, Шанталь прекрасно знала, как лучше всего досадить мужчине! Глаза ее полыхали недобрым огнем, но со стороны это должно было выглядеть просто очаровательно. Ведь на щеках женщины играл нежный румянец, глаза блестели, на губах то и дело загоралась нежная улыбка. Никому, кроме Алексея (но он был слишком занят, чтобы обращать внимание на что-то иное) и в голову прийти не могло, что эти двое ненавидят друг друга…
Ирен Гаяр: Что для женщины, проведшей всю жизнь в развлечениях, очередной бал?! Возможность покрасоваться? Насладиться чужими взглядами и такими банальными, привычными, заученными наизусть комплиментами? Вдоволь натанцеваться? Это удел молодежи. Ирен уже давно пережила все это. Но ей, как и прежде, нравилось разглядывать людей, следить за их поведением и тем, как они вовсю стараются красоваться друг перед другом. Как актриса, она любила оценивать мастерство игры каждого, находить слабые места. И теперь, кружась в вальсе, она глазами выискивала фигуры людей и, глядя на их лица, все про них угадывала. Вот той даме явно не по душе пришелся ее кавалер, хотя – в этом они единодушны. Ирен улыбнулась, Артур принял улыбку на свой счет. Выхватив очередную фигуру, Ирен отметила, что юноша отчаянно влюблен в свою юную спутницу, а она так холодна. Слишком знакомо. И вдруг… Ирен запнулась, сбилась с ритма и едва смогла его снова поймать. Она, порхавшая по паркету, словно мотылек, запнулась на самом простом движении! Мысли в голове стали переменяться одни другими, и крайняя растерянность отразилась на ее лице. Нет, всего лишь показалось! Мадам Гаяр не страдала раньше видением призраков. Уже давно ей удалось спрятать все воспоминания о муже, почти никогда его не воскрешая. Почти никогда. - У меня голова вдруг закружилась. Теряю навык, - постаралась отшутиться мадам Гаяр, спокойно глядя в лицо Артуру, но все же переводя взгляд куда-то через его плечо. Там, на другом конце залы, мужчина бережно обнимал хрупкую барышню, глядевшую на него с обожанием и восхищением. И это было взаимно. Лицо мужчины светилось гордостью и счастьем. И как знаком был Ирен этот добрый взгляд темных глаз. Алекс! Ничуть более не сомневаясь в этом, мадам Гаяр, не отрываясь, смотрела на танцующую пару. Для них-то весь мир существовать явно перестал, а для нее - сосредоточился на них. И уже секунду спустя, она поймала себя на мысли, что ревнует к их беспечности и счастью. Ирен знала влюбленного Черкасова, и сейчас он был влюблен, полностью поглощен своей юной спутницей, совсем еще девочкой! На сей раз мадам Гаяр просто остановилась и бледность выступила на ее щеках, сменяя только что бывший там лихорадочный румянец. - Я принесу тебе чего-нибудь выпить, ты совсем бледна. Тебе нужно присесть. Надо же, такое столпотворение, кто бы мог подумать, - лорд Блекни впервые видел Ирен такой растерянной. Она была явно не в себе, но причину ее волнения и дурноты он нашел вполне очевидной. Жестом подозвав лакея и взяв с подноса бокал, он протянул его своей даме. Ирен приняла его, но поднеся к губам, тут же вернула его назад, - Как хочешь, может, лучше тебе выйти в сад, на воздух? Ирен с трудом поняла обращенный к ней вопрос. Удивленно подняв глаза на Артура, она секунду размышляла над его словами, украдкой бросая взгляд на Алекса и его дочь. Да, именно его! - В сад? Нет, я не хочу в сад. – «Вообще не трогай меня!» - хотелось ей произнести, но она промолчала, стараясь привести свои чувства в порядок. Ничего ведь страшного не произошло, он меня не видел. И не увидит! - Домой, давай вернемся домой. Сегодня Виктору было нехорошо с утра, я за него волнуюсь! Лорд Блекни странно посмотрел на нее, но пожав плечами, молча согласился.
Алексей Черкасов: Как же приятно держать ее в объятиях! Хрупкая, нежная… девочка моя, как же ты выросла! Казалось, что будто вчера, я танцевал с тобой в нашей гостиной, держа на руках, а ты смеялась, обняв меня за шею, и вот теперь ты взрослая девушка и сейчас стоит разомкнуть руки, и ты упорхнешь к кому-нибудь другому… Нежно улыбаясь Оленьке, он кружил ее по бальной зале. Они вдвоем никого не замечали вокруг - только танец для отца и дочери, ее первый танец! - Спасибо, мой ангел, уважила старика, - усмехнувшись, проговорил Черкасов, целуя дочь в щеку, когда они вернулись на «исходную позицию». Как раз в то время Николай отделался от мадам Шанталь, которая вновь принялась косо посматривать в сторону профессора. Черкасов изобразил на лице жуткий ужас и, ухмыльнувшись заговорщически, посмотрел на дочь и на друга. - Я, с вашего позволения, ненадолго скроюсь, поищу знакомых, а вы, друзья мои, с моего благословения танцуйте, развлекайтесь, а я вас потом разыщу. Быстрые танцы, боюсь, я в силу своего «преклонного» возраста, увы, не потяну. После этих слов Алексей Кириллович удалился в толпу, оставляя дочурку на попечение Елагина. Он должен уже быть здесь, попробуем разыскать… И лучше бы он пошел танцевать с мадам Шанталь! Пробираясь сквозь толпу, Алексей Кириллович, мельком пробегая взглядом по лицам, наткнулся на «призрак»! Нет… не может быть! Это не может быть она!- но это была именно она, его Виолетта. Она стояла в отдалении в обществе какого-то джентльмена, который при близком рассмотрении оказался тем самым англичанином, которого Черкасов разыскивал среди толпы. Как она здесь оказалась? И почему рядом с ней, как шмель над медом, суетится этот Блекни? Ну ничего, сейчас мы это выясним! И пусть летит все к чертовой матери! Я подойду к ним именно сейчас, прекрасный повод познакомиться! – зло сверкнув глазами, он ринулся в их сторону. В душе бурлил вулкан гнева и ненависти, когда-то он думал, что если еще когда-нибудь встретит свою супругу, то будет спокоен, проявит полнейшее безразличие или вовсе не заметит ее, но все вышло иначе. Переполненная чаша душевной боли была готова низвергнуться жестоким гневом, оставалось лишь уповать на силу воли. Но для того, чтобы подойти, необходим какой-то предлог, а точнее знакомый, который бы согласился представить Черкасова Блекни. И такой человек нашелся на удивление быстро. Неподалеку от балкона, на удобной банкетке расположился господин, распорядитель местного музея искусств Ноах Миркус - благообразный старикашка, фанат своего дела. Он-то как раз больше всех и жужжал о том, что к ним едет удивительный человек, истинный ценитель искусства, и что он с ним будет счастлив побеседовать, а сам сидит, ворон считает, не ведая, что "кумир" так близко от него. Бросив косой взгляд в ту сторону, где стояла пара, Черкасов поспешил к господину Миркусу, пока те не ушли. Через минуту "старикашка" сам тащил Алексея Кирилловича в указанном направлении, а профессор истории неотрывно смотрел на ту, что разбила ему сердце.
Ирен Гаяр: Но уйти сразу так и не удалось. У самого выхода они столкнулись со знакомыми, пройти мимо которых незаметно было просто невозможно. Ирен еще раз обернулась в поисках Алекса. Но больше его так и не заметила. И девочки не было видно тоже. А вдруг ей все же это померещилось? Пятнадцать лет, она могла и обознаться, и перепутать. Волнение постепенно проходило, и мадам Гаяр даже смогла уловить суть разговора Артура и мистера Эванса, но тут их прервали. Почтеннейший старичок, самая, что ни на есть живая иллюстрация ученого мужа, единственно, что не покрытый вековой пылью, спешил к их маленькой группе, а позади него спокойно и словно нехотя шел Черкасов. - Ваша светлость! – лицо господина Миркуса просияло уже от того, что Блекни повернулся к нему, - Как я рад вас приветствовать здесь, вы простите мне мою фамильярность, но я не могу сдерживать свою радость. Я Ноах Миркус, вы, может быть, помните меня?… - Да, конечно же, герр Миркус, я сам собирался навестить вас на днях. Но очень рад встрече с вами сейчас, - Артур протянул старику широкую ладонь, одаривая его своей ослепительной улыбкой и попутно разглядывая спутника, стоявшего позади маленькой фигуры распорядителя. Один взгляд на его лицо уже вызвал у Блекни странные ассоциации, но он отчего-то не смог их сформулировать для себя. Отчасти, причиной тому была обстановка, царившая вокруг. Далее следовала обычная процедура светского знакомства. Ирен все это время стояла чуть позади Артура и старалась не смотреть в сторону Алекса. Сначала ей показалось, что ее он вовсе и не заметил. Но потом он поняла – сам Черкасов старался ее не замечать намеренно, и при этом она каждой клеточкой ощущала его напряжение и то, как он следит за ней. Дебют на сцене в новой роли не вызывал в ней прежде такой дрожи, как это простое действие – быть представленной двум мужчинам, один из которых знает тебя. Она боялась – боялась того, что он может сейчас сказать и боялась, что он может не сказать. Однажды она загадала, что может когда-нибудь с ним встретиться, но даже и представить не могла, что ей будет так плохо. И когда лорд Блекни представил свою спутницу, как «Ирен Гаяр», она едва могла подать руку, ледяную под тонкой тканью перчатки. - Рада знакомству, герр Миркус, месье Черкасов, - чуть шевеля губами, произнесла дама, не поднимая глаз. Старичок энергично пожал ее руку, что-то пролепетал по поводу ее шарма и очарования, нынешнего вечера и прочая, прочая, тут же переключаясь на интересующую его тему и обращаясь только к лорду Блекни.
Николай Елагин: Алексей оставил Николая следить за своей дочкой. Какие причины двигали заботливым отцом, Николаю известно не было, но причины были, иначе бы Лешка никогда так не поступил. И прежде бывали случаи, когда Алексей неожиданно исчезал, не приходил на занятия, а после не объяснял своих отлучек. И дружба между двумя мужчинами оттого и была такой крепкой, что они никогда не заходили в своих расспросах дальше, чем это было возможно. Наблюдать за Оленькиным дебютом было приятно. Ни разу она еще не осталась стоять во время танца у стены. И Николаю было приятно, что вальс будет принадлежать именно ему. А еще приятней ему становилось, когда он видел, с какой лукавой улыбкой она отвечала незадачливым ухажерам, что вальс уже занят. Она ничуть не тяготилась тем, что обещала этот танец ему, Николаю, и, вроде, даже испытывала от этого удовольствие. На Ольгу оборачивались мужчины, и женщины, молодые и старые. Это был ее триумф. Но она, казалось, не обращала на это внимания. Оленька оставалось такой же естественной и милой, как обычно. В перерыве между двумя танцами, Николай заметил в отдалении мадам де Бетанкур, с раздражением его разглядывающую. Каким-то неведомым ему самому образом, Николя умудрился вызвать в этой милой женщине такую к себе неприязнь, что она даже отказалась от компании Черкасовых, когда узнала, что Николай будет с ними. Николя улыбнулся ей, Шанталь подняла левую бровь и отвернулась. Но краткий перерыв завершился, и распорядитель объявил начало вальса. Николай видел, как очарована была Оля своим первым балом. Конечно, он знал, что Лешка уже давным-давно разрешил им танцевать, потому даже не удосужился поискать его взглядом, чтобы спросить изволения танцевать с его дочерью. - Не откажите мне в удовольствии танцевать с Вами? – Николай подал Оле правую руку, улыбаясь и с надеждой во взгляде, ожидал ее ответа. С секундным промедлением она все же подала свою ручку. Она казалась такой маленькой рядом с ним, что у Николая перехватило дыхание от нежности. Так бывает, когда видишь совсем беззащитного ребенка, и понимаешь, что все самое лучшее, что есть на этом свете сосредоточено в нем. Но ты – человек взрослый, никак не сможешь его защитить от ударов судьбы и грядущих разочарований. До этого Алексею успешно удавалось оградить ее жестокого мира, но удастся ли ему теперь, когда в девушке проснулась жажда жизни? Не может же она вечно жить со своим отцом, никем более не интересуясь… А если ей встретится недостойный человек?... Николай вглядывался в по-детски открытое личико своей партнерши и пытался по нему прочитать, какие удары ей приготовила судьба. Но заранее ничего предсказать невозможно. Да и не нужно забивать себе голову подобными мыслями. Говорят же, что с людьми происходит именно то, чего они более всего боятся…
Ольга Черкасова: Думая о том, как пройдет ее первый бал, Ольга, разумеется, втайне надеялась на успех, однако такого триумфа даже не ожидала. Не прошло и четверти часа с того момента, как папа удалился по делам, оставив ее на попечение Николая Викторовича, как свободных танцев в ее бальной книжке не осталось вовсе. Вернее, один вальс она все же "зарезервировала" за графом Елагиным. Получилось как-то забавно: Николай Викторович, строго говоря, и не ангажировал ее официально, но оба словно бы знали, что так должно быть. Поэтому, когда очередной незадачливый кавалер просил у Лёли именно вальс, девушка улыбалась и качала отрицательно головой, говоря о том, что этот танец у нее уже занят. "В конце концов, не пригласит - и ладно! Буду танцевать с папой!" - думала она, искоса поглядывая на своего невольного дуайена. Впрочем, особенно размышлять времени не было. Танец следовал за танцем, польку сменяла мазурка, мазурку - кадриль... Ольга была верна своему желанию танцевать всю ночь напролет и усталость, казалось, была ей неведома. Изредка она поглядывала туда, где все то время, пока она танцевала с другими кавалерами, ее ожидал граф Елагин, кажется, вполне смирившийся с родительскими обязанностями, которые профессор Черкасов так легко на него переложил. На папу Лёля ничуть не обижалась: дела, значит, дела. Хотя и подозревала, что главной причиной столь внезапной ретирады Алексея Кирилловича была вовсе не необходимость кого-то там встретить, а нежелание сделаться невольником собственной галантности и - графини де Бетанкур, попав в ее полное распоряжение в качестве кавалера. Что сама мадам Шанталь, вероятно, полагала своеобразной "платой" за помощь его дочке в сборах на бал. Теперь же они все оказались свободны от ее навязчивого общества, не в последнюю очередь, благодаря Николаю Викторовичу, присутствие которого рядом с Черкасовыми действовало на француженку, как запах лаванды на платяную моль. Проще говоря - отпугивало. И это тоже не могло не забавлять Олю, не лишенную от природы способности к наблюдению за людьми и немалой доли сарказма в характере, хоть и не слишком явно проявляющегося, в силу юного возраста. Впрочем, папа все равно не пропадал из ее поля зрения насовсем. Иногда Лёля видела его в разных частях залы, где он, в самом деле, говорил с какими-то людьми разного возраста и пола. Изредка они встречались взглядом, и тогда он посылал ей нежную улыбку или чуть заметно подмигивал, либо просто украдкой показывал жестом, что выглядит она великолепно. Танцы, комплименты, шутки и веселье... Все это было, в самом деле, замечательно. Однако увы, - недостаточно! На нее многие сегодня смотрели с восхищением, но ей не нужны были многие, ей нужен был один! А он, словно бы желая досадить, совершенно не желал проявлять своих чувств по-отношению к ней! И Лёля, ей богу, уже стала думать, что комплимент, которым наградил ее Николай Викторович нынче вечером, когда они только встретились, был либо шуткой, либо просто ей показался. Ибо ничем более граф Елагин не дал почувствовать, что видит в ней сегодня не дочку друга, но женщину, юную барышню, которая, кажется, не на шутку увлеклась им. Увлеклась! Мысль об этом явилась Ольге, словно бы озарение, среди какого-то из многочисленных танцев и более не покидала, волнуя сердце и будоража кровь. Как же просто, почему она раньше не поняла?! Да, он много старше, но разве кто-то может назвать его старым? Да и что проку в ровесниках, вот, например, в этом корнете, который из кожи вон лезет, желая ей понравиться, выделывая в мазурке замысловатые коленца? А что же он? Что значат все его подарки, все внимание, с которым Николай Викторович выслушивает ее, поддерживая в беседах светский тон, что значит его улыбка, обращенная к ней, его слова? Вновь вопросы, на которые нет ответов. Точнее, ответ есть, но, чтобы утвердиться в нем, поверить и - проверить ей нужны доказательства. Ну, хоть какие-нибудь! Например, приглашение на танец... "Мильон терзаний" и сомнений - вот еще одно следствие открытия, сделанного Лёлей этим вечером. Утратив душевный покой, она с трудом вытерпела мазурку до конца и, на едва не подгибающихся от волнения ногах, была приведена корнетом к графу, которого молодой человек, видимо, счел ее отцом, а потому обращался с подчеркнутым почтением. Следующим танцем в программе бала был тот самый вальс, который Оля "пообещала" Николаю Викторовичу. И она все еще не была до конца уверена, что он понял это. Но он понял! Сердце в грудной клетке, и без того зажатой жесткими пластинами корсета, подпрыгнуло куда-то вверх, когда граф ангажировал ее. Подпрыгнуло и замерло, но каким-то мистическим образом, она не лишилась в этот момент чувств. Напротив, с неизвестно откуда взявшейся уверенностью, положила ладонь в руку Николая Викторовича и последовала за ним в круг танцующих. Во время танца они почти не говорили - словами. Но он смотрел на нее, смотрел нежно и улыбался глазами. А она... она тоже улыбалась ему, не в силах говорить. Его теплая ладонь лежала на талии девушки, и Лёля чувствовала это тепло даже сквозь корсет. Николай Викторович танцевал прекрасно. Несколько лихих пируэтов, во время которых она едва не теряла равновесие, он бережно поддерживал свою партнершу, прижимая к себе, не давая силе инерции увлечь ее за собой. Однако вряд-ли он понимал, что отныне существует и еще одна сила, которая не даст Лёле уйти, уклониться от него, даже, если ей этого вдруг захочется. Но ей не захочется...
Алексей Черкасов: Пока прыткий господин Миркус, рассыпался в комплиментах перед лордом Блекни, совершенно позабыв о своем спутнике, они с Ирен остались стоять друг напротив друга. Как же было трудно делать вид, что он ее не знает, как было трудно сдержать поток слов, которые копились десяток лет, и как было трудно оставаться спокойным, видя ее затравленное бледное лицо! Стерва… строит из себя невинную овцу! Вот-вот, готова упасть в обморок от удивления! Да, моя дорогая, это я, твой никчемный муж, которого ты бросила много лет назад. Посмотри хорошенько: жив-здоров и даже не зачах от тоски во время твоего отсутствия! -Черкасов Алексей Кириллович, - чинно поклонившись, он взял ее руку и тут же почувствовал холод под тонкой тканью перчатки, - рад знакомству, мадам Гаяр. Теперь мы еще и имя настоящее стали использовать, а раньше даже мне было запрещено звать тебя так, только Виолетта - и никак иначе! Дочь - и та не знает, как по-настоящему зовут родную мать! Повисла пауза, Черкасов смотрел на нее молчаливым и пронзительным, словно выстрел, взглядом, как будто пытаясь найти какие-то ответы в пустых, испуганных глазах этой женщины. Их там не было, был только страх. Оленька!!! Она не должна с ней увидеться, это навредит моей девочке, пусть уж и дальше считает, что мать где-то шляется по Европе. Сейчас не время для роковых встреч, сегодня ее праздник, и я не могу позволить, чтобы он был испорчен этой чертовой женщиной. Очнувшись от оцепенения, он быстро нашел глазами танцующих Ольгу и Николая. Подойти сейчас к ним не было никакой возможности, придется поступить иначе. - С вашего позволения, сударыня, я отлучусь на минуту и принесу вам что-нибудь выпить. Ваш бокал пуст, а вы так бледны…- сухо проговорил Алексей и направился к ближайшему официанту. Начеркать записку было дело минутным. Сунув ему клочок бумаги, Черкасов указал на танцующую пару, после чего вернулся к Ирен, держа в руках два бокала с шампанским. Тем временем, лорд Блекни вовсю о чем-то беседовал с мистером Миркусом и казалось бы, вовсе не обращал внимания на то, чем занимается его спутница, но это было вовсе не так. Черкасов был ему, по всей видимости, интересен более, чем управляющий музея искусств. Лорд, то и дело бросал задумчивые взгляды на профиль Алексея, на тем пока и ограничился. -Вот, прошу вас, мадам Гаяр, или как вам угодно, чтобы вас называли?- он подал ей бокал, делая внушительный глоток из своего.- Не чаял я вас увидеть здесь, да и вообще - где бы то ни было. - Алексей поднял глаза от своего бокала к ее лицу.
Ирен Гаяр: Ей хотелось уйти. Сейчас, немедленно! Но каждый раз украдкой бросая взгляд на Артура, она понимала, что это невозможно. Лорд Блекни со своим собеседником увлекся разговором о начинающих талантах и невозможно было сейчас его отвлечь. Да и разве ему могло придти в голову, что Ирен просто сгорает от нетерпения, чтобы покинуть бал. Ее недомогание прошло, и она вполне может продолжить вечер. А ей хотелось бежать, снова бежать от Алексея, как она поступила уже однажды. Малодушие ее брало верх. Ирен боялась поднять глаза на мужа, а когда все-таки решилась – тут же пожалела. Весь его гнев, весь укор, который ему приходилось сдерживать, отражался в его глазах. Ей прежде не доводилось видеть Черкасова в таком состоянии. Оттого, он был сейчас для нее страшен. Живое воплощение ее совести. Она готова была признать справедливыми все его обвинения, но согласиться могла не со всеми. Так они стояли, молча, и со стороны это могло показаться странным, только на них никто и не смотрел. Их немой диалог закончился лишь тогда, когда Алекс перевел взгляд с Ирен на танцующую пару. На лице мужчины мелькнуло раздражение, и мадам Гаяр не составило труда понять, что ему просто невыносимо думать, что Ольга может их увидеть. Неожиданной обидой отозвалось оно в женщине, которая сама отказалась быть матерью родной дочери. Да что он вообще понимает! Что он понимал раньше?! Только когда Алекс отлучился под благовидным предлогом, Ирен смогла, наконец, частично вернуть себе самообладание. Он ведь не станет устраивать здесь сцен?! Не время и не место! И он это понимает. Нужно всего лишь пару минут продержаться и Артур уведет меня отсюда. К возвращению Черкасова с бокалом, мадам Гаяр уже могла спокойно улыбаться и даже выносить его сверлящий взгляд. - Благодарю вас, месье Черкасов. Мадам Гаяр будет вполне уместно в данном случае. - подражая его интонациям, ответила Ирен и слегка отсалютовав ему бокалом, отпила маленький глоток. - Мне удивительней вас видеть здесь. Я полагала – ваш удел библиотеки, да институтские кафедры, а вы, оказывается, еще и светский лев. Она оценивающе разглядывала его наряд, достаточно простой, но от этого только выигрывающий на фоне всех этих разодетых щеголей. Что ни говори, а Алекс всегда обладал тонким вкусом. - Если вам неприятно мое общество, я не стану вас задерживать.
Алексей Черкасов: - Не могу сказать, что я от него в восторге, сударыня,- парировал Алексей Кириллович, мельком ища глазами Оленьку и Николя, которые, по всей видимости, получили его короткое послание.- Мне более интересен ваш спутник, нежели вы, с ним, по-крайней мере, есть, о чем поговорить. Но раз он сейчас немного занят, а нам следовало бы заполнить неуместную паузу, прошу у вас танец, во время него нам не нужно будет разговаривать. - Допивая шампанское, Черкасов отставил бокал в сторону и протянул ей руку. Ритмичная мазурка закружила танцующие пары, в числе которых были и они. Как давно он не танцевал этот танец, пожалуй, что и не вспомнить, сколько? Ее лицо сейчас было напротив, захотелось закрыть глаза и представить себе, что перед ним кто-нибудь другой, кто угодно но только не она. Воспоминания тяжелым гнетом давили трезвый разум, превращая все существо в один сплошной сгусток злобы и гнева. Как же он ненавидел ее, ненавидел за двоих! За Оленьку, которую эта стерва лишила матери, и за себя, потому что она вырвала ему сердце и раздавила о камни своего эгоизма. Ловко переступая в новый пируэт, Алексей ни разу не отвел взгляда от ее глаз, как будто желая выжечь все нутро, узнать что-то, понять, но это было невозможно. Слишком большая пропасть была между ними, по-сути, и сказать-то друг другу было нечего, по-крайней мере, он не мог подобрать слова, чтобы начать беседу. Да и нужно было ли что-то говорить?
Ирен Гаяр: Логики в его словах она не видела – ему было неприятна ее компания, но он приглашал ее на танец лишь для того, чтобы молчать. Ирен уже подумывала отказаться, но что-то в его горящем взоре заставило передумать. Раз он так хочет. Приподняв брови, как бы последний раз спрашивая – серьезно ли он это? – мадам Гаяр подала руку своему супругу. - Я полностью с тобой согласна – Артур весьма интересная личность, - невзначай обронила женщина, даже не глянув на Алексея. Рука легла в мужскую ладонь, и она тут же пожалела о своем согласии. Черкасов с силой сжал ее, при этом сохраняя полную невозмутимость на лице. Этот легкий и задорный танец превратился для них в странное соревнование, даже битву. Каждый старался сделать друг другу больнее взглядом, жестом, выражением лица. Ирен, применив все свое актерское мастерство, выглядела очаровательно, сияя от удовольствия танцевать с таким партнером. Мило улыбалась и невинно глядела на него, каждый раз про себя отмечая, что в его глаза все больше темнеют от ненависти. Ей вовсе не хотелось этого, но внутреннее упрямство брало верх и вместо того, чтобы хоть немного и ненадолго примириться его с собой, она изо всех сил добивалась противоположного. Как Алекс ей и обещал, они молчали. Но, пожалуй, слов не нужно. Все обвинения, произнесенные вслух, не возымели бы должного эффекта, а так – Ирен уже готова была провалиться сквозь землю, да вот ее туда никто не звал. Их странная пара привлекала взгляды остальных танцующих, и не раз Ирен удавалась перехватить взгляд той девочки – отчего-то дочерью она не могла назвать ее даже мысленно. Особенно в присутствии Алекса. Ей казалось, что он не позволит даже думать про Ольгу ей таким образом. Когда музыка кончилась, и все пары стали расходиться, Ирен остановилась перед мужем и с вызовом поглядела ему в глаза. Грудь тяжело вздымалась от сбившегося дыхания, щеки порозовели. - А вы прекрасно танцуете, видимо, для профессора истории это привычное дело, месье Черкасов.
Николай Елагин: Танцевать с Олей было приятно. Николай уверенно вел свою юную партнершу, и она прекрасно чувствовала каждое его движение. Давно он не испытывал такого удовольствия от танцев, и, наверное, впервые от самого явления – бала. Хоть Николай никогда и не относил себя к тем мужчинам, которые напускают на себя скучающий вид на балах, всем видом своим пытаясь выказать, сколь незначительными им кажутся подобные мероприятия. Музыка начала смолкать, и Николай вывел Ольгу из круга танцующих. Почти тут же к ним подошел слуга и передал записку. - Очень срочно, господин Елагин. – Николай развернул сложенную пополам бумажку и увидел всего одно предложение: «Немедленно уведи отсюда Лелю!». И подпись. - Ничего не понимаю… - пробормотал Николай. Он в растерянности посмотрел на Ольгу, которую должен был без промедлений увести из ратуши, но как? Девочка намеревалась протанцевать всю ночь, наверняка, в ее бальной книжечке все следующие танцы были уже расписаны! Николай снова посмотрел на Олю, которая внимательно за ним следила. Тогда он решил говорить без обиняков, как с взрослой. - Оля, это записка вашего отца. - Девушке было достаточно одного короткого взгляда, чтобы прочесть короткое послание. – Я понятия не имею, почему, но мы должны отсюда уйти. – Девочка только кивнула в ответ. Николай предложил ей руку, и они вышли вдвоем из ратуши. К его удивлению, Ольга очень спокойно восприняла случившееся. Идеальный ребенок, она мудро следовала просьбам и советам отца, всегда понимая, что он желает ей только лучшего. - Он бы никогда не написал этой записки, если бы у него не было причин. – Будто бы извиняясь, проговорил Николай, помогая Лёле облачиться в легкую накидку. – Вы сильно расстроились? – Николай предполагал, что сильно, но все равно задал этот вопрос. Ему было жалко от того, что первый бал Ольги прервался так неожиданно. Но даже незавершенный вечер стал ее абсолютным триумфом. – Хотите прогуляться? – Он предложил Оле эту безрассудную прогулку по опустевшему ночному городу, желая загладить вину перед девочкой. Хотя, в чем же вина?!
Алексей Черкасов: - О да, сударыня, в то время как вы прожигали время на балах и вечеринках, я проводил его в библиотеке и ни капли о том не сожалею. А танцевать можно научиться и по книгам, и раз я книжный червь, то так я и поступил, – он коротко кивнул головой, сохраняя на лице жесткую улыбку. Невыносимо находится рядом с ней. Вся сдержанность готова была рухнуть под натиском тарана накопленной ненависти и гнева, но Черкасов упорно продолжал сдерживаться. Дело, ради которого Алексей Кириллович явился на этот прием, стоит намного дороже, чем горькие воспоминания из личной жизни. На карту поставлено слишком много и не в последнюю очередь душевное благополучие его дочери. Черкасов взял руку Ирен и немного резким движением уложил ее на свой локоть. На лице сияла приветливая добродушная улыбка, легким движением руки из нагрудного кармана фрака было выужено золоченое пенсне и не очень ровно осело на кончике носа. Профессор истории повел свою спутницу к ее кавалеру, мысленно считая шаги и вот, когда они оказались совсем рядом, Алексей как-то неловко тряхнул головой, и с носа на деревянный паркет, сверкнув золоченым краем, полетело пенсне, оказавшись аккурат подле ног господина Блекни. Отпустив руку Ирен, что-то бормоча и причитая, Черкасов опустился на одно колено, шаря рукой по полу в поисках пропажи. Между тем, невидимым прикосновением Алексей Кириллович подложил тонкий листик бумаги под ботинок англичанина, снимая отпечаток. Лорд Блекни так удачно переступил, что получился почти полный след. Скомкав свою добычу, и движением фокусника запрятав ее в рукав, профессор истории кряхтя выпрямился, вытирая носовым платком свои окуляры. -Прошу меня простить, я так неловок, надо было давно отдать в ремонт, цепочка оборвалась, да так они и валятся из рук, – неловко улыбаясь, Алексей, наконец, закончил возиться с пенсне и поднял восторженные глаза к собеседнику. – Я приношу свои извинения за то, что так бессовестно лишил вас общества вашей прекрасной спутницы. Не хотел мешать вашей беседе с господином Миркусом, он так давно хотел с вами познакомиться, да, впрочем, и я тоже, чего уж там таить. Мое имя Алексей, у вас ведь не принято величать по-отчеству, да так и проще будет,- все это он сопровождал робкими смешками, так, как-будто и вправду волновался при разговоре со столь высокопоставленной особой,- я профессор истории, меня пригласили в местный университет читать лекции по Элленийской культуре, и я слышал, что у вас в коллекции имеются потрясающие альбомы с цветными иллюстрациями, - взахлеб говорил Черкасов, глядя прямо в глаза собеседника.
Артур Блекни: - Меня зовут Блекни. Артур Блекни,- граф одарил собеседника улыбкой с легким оттенком снисходительности. Рассеянные, неловкие люди его не раздражали. Особенно, когда неловкость проявлялась русскими. Право, это в некотором роде даже подтверждало превосходство Британии, которое, впрочем, в глазах лорда Блекни в подтверждении никогда не нуждалось. - У меня на родине друзья гораздо чаще называют меня по фамилии, нежели по имени, но я рад, что у вас, русских, такая привычка не укоренилась. Право, это поставило бы меня в затруднение, потому, как славянские слова очень трудно произносимы,- он протянул собеседнику руку для приветствия, пожатие длинных пальцев графа было коротким и жестким. Кроме всего прочего, Блекни неплохо владел русским языком, иначе его не прислали бы в Женеву, где навык мог понадобиться для прочтения тайной переписки. Это знание он приобрел во время своих путешествий по Европе и постоянно его совершенствовал. Впрочем, в одном английский лорд не соврал - произношение его было и оставалось ужасным, потому, за коренного жителя Российской империи, он никогда бы не сошел. Однако для успешной миссии на данный момент этого вовсе не требовалось. - Алексей, если позволите, говорить об альбомах мы будем позднее, я слишком боюсь утомить мою прекрасную спутницу,- беглого взгляда на Ирэн было достаточно, чтобы убедиться в том, что женщина по-прежнему чем-то взволнована. Оставив где-то в глубине подсознания неотвеченный вопрос с намерением выяснить его при подходящей возможности, Блекни вновь обратился к собеседнику,- но вы можете посетить наш дом в один из приходящих вечеров, мы будем рады гостю, не правда ли, дорогая?- вежливо поинтересовался Блекни, даже не догадываясь, сколь опасным было подобное предложение.
Ирен Гаяр: Отвечать на его колкость она не собиралась и, молча подчинившись грубому жесту мужчины, направилась с Черкасовым к Блекни. Но когда Алексей выудил неожиданно пенсне и нацепил его на нос, Ирен чуть заметно улыбнулась. Ей вдруг вспомнилось, как и раньше таким же жестом муж надевал на нос эту бесполезную для него вещицу, чтобы скрыть волнение или раздражение. И вспомнила, как ей порой нравилось его чем-нибудь смущать, и сама смутилась от этих мыслей. Благо, место, где стоял Артур, от супругов Черкасовых было недалеко, и мадам Гаяр почувствовала себя спокойней возле своего англичанина. И все было бы хорошо, но вдруг Алекс проявил чудеса неловкости, которых прежде за ним Ирен никогда не замечала. Вообще, он вел себя как-то странно, даже слишком. Если это связанно с потрясением от их встречи, то ей казалось, будто муж овладел своими эмоциями достаточно, чтобы прилюдно их не демонстрировать. И, похоже, она ошиблась. Алекс долго ползал в поисках очков, изображая из себя слепого крота, а Ирен диву давалась. Ибо только мгновение назад, он проявлял чудеса зоркости. А слушать его взволнованную речь, что и говорить, ей самой было неловко за него. - Нет, то есть - да, - с трудом уловив то, о чем ее спросил Артур, Ирен отвечала невпопад. Покрепче уцепившись за локоть Артура, словно физическая опора могла придать ей мужества, мадам Гаяр вперила взгляд в лицо мужа. И надо же, его глаза смеялись. Над ней? – Да! Естественно, месье Черкасов. Мы будем счастливы принять вас в нашем доме. Может, вы даже согласитесь поужинать с нами?!
Алексей Черкасов: Да, он в душе смеялся, правда, не над ней, а над всей ситуацией в целом. Английский тип, который, предположительно, похитил ценную государственную бумагу, в своем распоряжении и доступном пользовании имеет его супругу, которая бросила его десять лет назад! А он теперь ползает перед цветом английской агентуры на четвереньках, изображая полнейшего идиота и недотепу. Хорошо, что Оленька его сейчас не видит, ей было бы, чему удивиться! -О, я буду счастлив принять ваше приглашение, господин Блекни,- восторженно проговорил Черкасов, чуть качнувшись на мысках туфель, да так, что пенсне вновь съехало на кончик носа. Чертовы стекляшки, все плывет, как в тумане! - маневр был намеренным, теперь можно было смотреть поверх стекла, а не через него. Когда-то давно он нашел это пенсне у одного старьевщика, и уже и не вспомнить, для какого дела оно ему были нужно, и тем не менее, Черкасов исправно перекладывает золоченую оправу из кармана в карман различных своих сюртуков, хотя зрение у него было отменное. - Я вам заранее отпишу о своем визите, чтобы, не дай бог, не потревожить,- продолжая глупо скалиться, Черкасов стал кланяться, - не буду более отнимать у вас время, прошу меня простить. Сударыня, мое почтение,- поклонившись еще раз, как положено по этикету, он бросил последний холодный взгляд на Ирен, и развернувшись, растворился в толпе. Теперь было чему порадоваться. Волк лично пригласил в свою нору, и кажется, пока ни о чем не подозревал. Ирен, не будь дурой, станет молчать, зачем ей лишние проблемы со своим кавалером? А вдруг он ревнив? Или она наплела ему, что вдова? Стоит опасаться лишь ее внимания к Оленьке и любопытства самого Блекни к персоне профессора Черкасова.
Артур Блекни: Чудаковатый профессор произвел на Блекни двойственное впечатление. С одной стороны, он был нелепым до неправдоподобия, но в то же время эта самая экзальтированная манера Артура и беспокоила. Шестое чувство, развитое у всех людей его профессии, подсказывало ему, что Черкасов ушел как раз в тот момент, который счел удачным, то есть ушел он, добившись именно того, чего ожидал. Или - даже чего не ожидал... С другой же стороны, профессор не показался Блекни достойной кандидатурой для более пристального изучения. А потому, временно отметая мысли о визите какого-то там учителя античной истории, Блекни все внимание переключил на свою спутницу. Он бережно поддерживал ее под руку, когда они прощались с хозяевами дома, а потом заботливо укрыл ее плечи шалью, перед тем, как проводить к карете. - Дорогая, я оставлю вас ненадолго,- голосом, в котором слышалось явное сожаление, произнес Артур, лишь только они оказались в доме. В прихожей Ирэн могла приметить слугу, которого прежде не встречала, но лорд Блекни прощался с ней с такой искренней неохотой, что она вполне могла опасаться того, что он передумает и не предоставит ей нескольких драгоценных минут наедине, если она тотчас же не воспользуется его предложением. А потому, мадам Гаяр удалилась, предоставляя Артура в полное распоряжение столь странному обществу. Блекни общался со своими агентами практически без слов. Уже по выражению лица он приблизительно понимал, что случилось, потому, что всегда просчитывал наперед свои шаги, а также шаги своих соперников. - Мы поймали его, милорд,- возбужденным шепотом произнес похожий на слугу мужчина, на что Блекни ответил выразительным кивком, делая знак следовать за собой. Они прошли в спальню графа, где Артур пригласил мужчину...в свой бельевой шкаф. Впрочем, спутник лорда Блекни, похоже, уверенно знал дорогу. Под действием скрытого рычага, задняя стенка шкафа отворилась, превращаясь в дверь. Артур пропустил своего спутника вперед и тот, поднимая с полу масляный фонарь, который был предусмотрительно оставлен им же, ранее этим вечером, спустился по короткому пролету каменной лестницы. Подвал дома относился к периоду гораздо более раннему, чем все остальное строение. Как знаток старины, Блекни рассудил, что подземное помещение было возведено в 13 веке, как раз в то время, когда граф Савойский впервые попытался завладеть городом, и потребность в тайном убежище значительно возросла. Тайник Артур открыл совершенно случайно, а потом, как человек дальновидный, приказал оборудовать лестницу и скрытый дверной механизм. Рабочие и проектировщик, естественно, умолкли навсегда. Второй выход открывался в доме напротив, именно оттуда и уходила вся значимая переписка лорда Блекни, которую пытался перехватить Черкасов. Собственно помещение было довольно тесным и сырым, но стены были достаточно толстыми, чтобы заглушить не только голоса, но и крики. Возле одной из них, раскинув руки и ноги, стоял мужчина. Его конечности были привязаны к вдолбленным в стену железным кольцам, что позволяло несчастному производить лишь движения крохотной амплитуды. В его чертах не было ничего примечательного, кроме ужаса, мелькнувшего в глазах, при виде лорда Блекни. - Как я понимаю, вы узнали меня,- с тонкой улыбкой произнес Артур, попутно снимая сюртук и аккуратно развешивая его на стуле напротив. Мужчина, пришедший с Блекни, освободил рот пленника, чтобы тот мог говорить. Граф, между тем, продолжил раздеваться, он с легкостью избавился от жилета, а потом и от галстука с рубашкой. - Вы можете идти, Питерс. Благодарю вас за удачную работу,- агент поклонился и исчез во мраке, но лишь когда звук его шагов затих, лорд Блекни обратился к своему пленнику снова. - Кто приказал вам следить за моим домом?- холодно, без всякого выражения спросил он, лицо его походило на маску. - Никто,- хрипло ответил мужчина у стены. Блекни пожал плечами, продолжая раздеваться. Мужчина следил за каждым его движением, не скрывая своего отвращения и негодования. Подобное выражение лица Артура даже несколько позабавило. - О нет, я вовсе не извращенец, но я очень аккуратно отношусь к своей одежде. Было бы прискорбно запачкать ее…вашей кровью,- он произнес это будто бы между прочим, но лоб пленника при звуках бесстрастного голоса графа покрылся испариной. - Кто прислал вас следить за мной? - Да пошел ты...- огрызнулся агент. "Как непростительно грубо..." Не задавая больше вопросов, Блекни вышел из узкого круга света, создаваемого фонарем и вернулся, неся в руке нечто похожее на чемоданчик. Он бережно раскрыл его на полу, и при виде блеска лезвий, пойманный агент едва не утратил своей решимости. - Я ничего не знаю. – запинаясь произнес он, и его слова плавно перешли в крик, когда Блекни неспешным движением отрезал ему правое ухо. Через двадцать минут кропотливой работы, Артур знал уже все интересующие его детали. Подумать только, следить за ним приказал ни кто иной, как чудаковатый профессор Черкасов! Это было интересно, захватывающе, ведь этому господину удалось его провести! Пожалуй, это открытие было самым необычным за сегодняшний день. Через полчаса, в подвал вернулся Питерс. Блекни, вымывшись с помощью двух предусмотрительно заготовленных ведер воды, уже облачился в свой прежний костюм и, задумчиво сидя на стуле, созерцал неподвижное тело, плод своих трудов. - Пакет,- он взглядом указал на бумажный сверток возле трупа,- доставь в дом профессора Черкасова. В развернутом виде. Я думаю…- в порыве вдохновения Артур прикрыл глаза- да, в визитницу, он, наверняка держит ее на камине. Питерс кивнул. Впоследствии, он выполнил распоряжение, доставив пару ушей казненного агента в указанное графом место. По мнению Артура, сей красочный жест должен был показать неудовольствие - « я не люблю, когда за мной следят». Еще через десять минут, Блекни уже вежливо стучался в комнату Ирэн. На этот раз он переоделся в домашний халат, и после позволения войти, нерешительно застыл на пороге. - Дорогая, ты была так раздражена сегодня вечером, не хочешь рассказать мне, что тебя встревожило?- участливо осведомился он.
Ирен Гаяр: Дорогой домой они молчали. Ирен сделала вид, что задремала, но перед сомкнутыми ее очами постоянно всплывало лицо мужа. И иногда, как мимолетная вспышка – лицо той девушки. Ирен все больше и больше погружалась в воспоминания далекого прошлого и прошедшего вечера. И отчего-то такая спокойная, почившая долгие годы, совесть сейчас все настойчивее ее беспокоила. И каждый раз, вспоминая, что сама дала согласие на визит Алекса, с ужасом думала о том, что он может увидеть ее сына. Вот этого она так же страстно не желала, как сам Черкасов – встречи Ирен с Оленькой. Дома она все так же рассеяно слушала Артура и даже, когда оказалась в своей комнате, уже раздеваемая служанкой, автоматически готовилась ко сну. Щетка скользила по волосам, то и дело замирая на полпути, а в зеркале она никак не могла разглядеть своего отражения. Наконец, доведя себя до крайнего раздражения тем, что постоянно мыслями возвращается к Алексу, что досадует на него, на его гнев, мадам Гаяр отбросила расческу на туалетный столик. Та, приземляясь, опрокинула флаконы и создала такой шум, что горничная испуганно воззрилась на мадам. Но для Ирен этот звук из реального мира принес облегчение, и когда девушка бросилась наводить порядок, она резко оборвала ее: - Оставь! Оставь, - чуть тише добавила она, - завтра расставишь. Мне надо побыть одной. То, что Артура долго не было ее мало волновало. Мало ли, какие у него могут быть дела. Ей это безразлично. Он иногда был так же невыразимо скучен, как и Алекс в свое время. И так же увлечен историей – как Алекс. И глаза у него темные… как у Алекса. И только разница в одном – он не Алекс. - Боже, ну что же это такое? - в отчаянии она кусала губы. Вот жила же десять лет спокойно, а теперь?! Ее терзания прервал тихий стук в дверь. Замерев и посмотрев на свое отражение в зеркале, Ирен пришла в смятение: щеки пылают, глаза неестественно блестят. Пару секунд она думала, что ей ответить. Не прогнать ли ей Артура, сославшись на нездоровье, но потом решила его впустить. Возможно, рядом с ним она быстрее восстановит свое душевное равновесие?! Артур вошел в комнату, такой спокойный, уверенный, словно он только что не изуверствовал, но читал свою корреспонденцию. Едва ли глядя на этого английского лорда хоть в одной голове могла возникнуть мысль, что за столь приветливой маской, может скрываться зверь. И Ирен не догадывалась о том. За три года она не разу не видела Артура в ярости, он не бывал груб, даже к прислуге был почтителен. - Раздражена! Разве?! Нет, я просто плохо себя чувствую. Не знаю, отчего это, но мне стало там как-то не уютно. Не бери в голову. Ирен медленно приблизилась к мужчине и доверительно вложила свою ладонь в его руку. - Надеюсь, я не испортила тебе вечер своим капризом?!
Ольга Черкасова: Некоторое время назад в одной из книг папиной библиотеки Леле попалась любопытная мысль о том, что время подобно резиновой ленте. Оно имеет свойство растягиваться или сжиматься по собственному усмотрению, и мы, люди, это иногда можем даже ощущать. В тот момент девушке подобная идея показалась какой-то глупой фантазией, однако сегодня она ощутила это на собственном примере. Предыдущий танец с занудой-корнетом показался ей просто-таки вечностью, а вот вальс с Николаем Викторовичем, увы, пролетел слишком быстро. Она и понять-то толком ничего не успела, а граф Елагин уже привел ее под руку назад, в ту часть большой залы Ратуши, где они стояли до того. Привел и предложил принести что-нибудь из прохладительных напитков. Причем, сказал это таким тоном, что вся магия, казалось бы, возникшая между ними в танце, мгновенно испарилась. Перед ней стоял вовсе не внимательный кавалер, которым граф был буквально пару минут назад в танце, но просто друг ее папы, который к тому же сам куда-то запропастился. Или же невысокая Лёля просто не могла его разглядеть в толпе. Немного расстроившись от такого "превращения" графа Елагина, Ольга лишь молча утвердительно кивнула в ответ на его вопрос, и Николай Викторович ненадолго оставил ее одну, удаляясь к столику с напитками. Девушка тем временем озиралась по сторонам, разыскивая взглядом своего пропащего родителя и, наконец, заметила его в обществе двух мужчин и еще какой-то дамы. Господа, с которыми беседовал Алексей Кириллович, внимания Лёли не привлекли - верно, встретил кого-то из таких же фанатических историков, как он сам, вон, с каким оживлением что-то там обсуждают. А вот дама, стоявшая к Ольге в пол-оборота, явно не проявляла большого интереса к теме разговора, зато, кажется, вовсю интересовалась профессором Черкасовым, то и дело бросая на него острые и короткие взоры из-под ресниц. С тех пор, как перестала быть совсем уж ребенком и кое в чем разобравшись в жизни, Леля уже успела привыкнуть к тому, что папа ее - красивый мужчина. Причем, даже не внешняя красота, а какое-то внутреннее, обволакивающее обаяние, мягкие манеры, взгляд, немного застенчивая улыбка - все это притягивало к господину профессору женщин, как магнитом. Полагая его, недотепу-ученого, легкой добычей, многие дамы готовы были выпрыгнуть из своих платьев, чтобы завоевать его сердце. Иногда пытались действовать и через Ольгу, всячески завоевывая ее расположение, подобно мадам Шанталь де Бетанкур. Но все попытки были тщетны, отец и дочь стойко держали оборону от матримониальных атак. Кроме того, подобно большинству детей, Лёле вообще-то и представить было дико, что ее папа может всерьез интересоваться женщинами - в этом смысле. Поэтому и на очередную соискательницу девушка посматривала теперь с внутренней ухмылкой - ну что же, попытайтесь, если не боитесь разбить лоб об стенку, сударыня! Вместе с тем, по мере наблюдения за удаленной мизансценой, совершенно не слыша слов и не догадываясь о предмете разговора, Лёля не могла отделаться от странного чувства, что где-то уже видела эту женщину. Пытаясь понять, где именно, она задумчиво разглядывала эту утонченную блондинку, ничуть не скрывая своего любопытства - зачем? Она настолько поглощена своей охотой, что вряд-ли заметит стороннего наблюдателя, тем более, в такой толпе. Тем временем вернулся и Николай Викторович с двумя бокалами в руках. И тут Лёлю постигло новое разочарование. Она-то наивно полагала, что ей принесут шампанское, коль уж признали настолько взрослой, чтобы выезжать на балы и танцевать там. Однако игристое вино граф Елагин оставил себе, а Оле протянул бокал с... лимонадом! Стараясь не показать своего расстройства, она вежливо поблагодарила Елагина и сделала глоток, чтобы показать, что очень довольна происходящим. Нет, Оля любила лимонад, но пить его сегодня, здесь! Украдкой вздохнув, девушка отвернулась, чтобы вновь взглянуть на папу. Теперь он стоял к ней спиной, а вот дама, как раз, наоборот, развернулась лицом и теперь можно было разглядеть ее получше. "Красавица", - констатировала Ольга очевидный факт. И в душе у нее что-то неприятно шевельнулось. Но папа вовсе не проявлял к собеседнице того внимания, которое уделяла ему она сама. Однако потом заиграла мазурка, и Алексей Кириллович вдруг повел ее танцевать! Это уже было удивительно, причем - неприятно. Неясное чувство, пару минут побеспокоившее Лёлю, вдруг явилось ей во всей красе самой настоящей ревностью. Не захотел танцевать с мадам Шанталь, а с этой - пожалуйста! От удивления Леля даже не сразу заметила, что уже успела выпить свой лимонад и теперь нервически крутит пустой бокал в ладонях. Смутившись от того, что ведет себя, вероятно, странно для стороннего наблюдателя - неотрывно смотрит на танцующего отца, и того и гляди, разотрет в прах в ладонях полую хрустальную емкость, Лёля перевела взор на графа Елагина. К счастью, тот, кажется, не придал значения ее нелепому поведению, ибо был занят прочтением какой-то записки. Впрочем, быстро выяснилось, что она от папы - так вот, зачем он отходил! И самое странное, что он хочет, чтобы Ольга покинула бал! Вновь метнув взор в сторону танцевальной площадки, девушка растерянно взглянула на Николая Викторовича, но он и сам ничего не понимал, во-всяком случае, на словах. Впрочем, то, что он сказал, было вполне разумно - папа никогда бы не сделал ничего, что навредило ей. Сказал, что надо уйти, стало быть - надо. Поэтому на вопрос графа, сильно ли она расстроена, девушка проговорила, хоть и несколько неуверенно: - Нет... да! - и последнее было сказано уже куда тверже, ибо судьба сегодня преподносила ей приятные и неприятные события, смешивая их в причудливый коктейль. Поэтому следом за известием, что придется покинуть столь удачно складывающийся для нее бал, последовало предложение о совместной прогулке с Николаем Викторовичем. По ночной Лозанне! Наедине!! Как на свидании!!! Сердце вновь подпрыгнуло куда-то в район глотки, и Лёля сразу забыла все свои ревнивые мысли минутной давности. Да пусть папа танцует, с кем хочет сегодня, если за это ей полагается такая компенсация! Вскоре они покинули зал Ратуши и вновь сели в экипаж, но теперь уже папы в нем не было. И девушка почувствовала себя весьма скованно, кажется, впервые в жизни не зная, что сказать и что сделать, чтобы это выглядело правильным. Успев за короткое время истерзаться сомнениями, Лёля робко подняла глаза на графа Елагина и проговорила, наконец: - А куда мы поедем, Николай Викторович?
Артур Блекни: -Ирэн, милая, ну разве ты можешь мне что-либо испортить?- Артур казался по-настоящему удивленным. Он провел рукой по ее плечу, отбрасывая непослушную прядь волос. -Прости мою настойчивость, но ты не выглядишь усталой. Скорее наобот, твои глаза сверкают,- он подтолкнул ее в направлении кровати, отчетливо ощущая ее нежелание. Однако, Блекни вовсе не намеревался силой овладевать своей любовницей. Он же не грубиян какой-то, в конце-концов! -Присядь и расслабься,- мягко приказал он, почти физически чувствуя исходящие от Ирэн волны напряжения. Да, она действительно была прекрасна, так, как может быть прекрасна женщина, познавшая в своей жизни все этапы превращения из куколки в бабочку и не утратившая еще своей прелести. Блекни взял расческу с туалетного столика, и усевшись на кровати позади Ирэн, принялся расправлять непокорные пряди, пока ее волосы не заблестели. -Почему ты разбила флаконы, Ирэн? Нет, не говори, если не хочешь,- его голос был успокаивающим, как и плавные, монотонные движения гребня,- просто поверь, я хочу тебе только добра. Мы ведь всегда умели понимать друг друга, и эти три года...они были самыми прекрасными в моей жизни,,- мадам Гайяр сидела спиной к своему собеседнику, но даже, если бы это было не так, в выражении лица Блекни невозможно было уловить неискренность. Он был немножко взволнован, совсем чуть-чуть, но ведь разве это вежливо - сохранять полное спокойствие в спальне прекрасной леди? И разве это естественно? В некотором роде, Артур был ценителем тонких удовольствий, и сидя в комнате рядом с Ирэн Гаяр, вдыхая полной грудью ее запах, смешанный с какофонией благовоний, разлитых на туалетном столике, он чувствовал почти такое же наслаждение, как если бы обладал ею физически.
Ирен Гаяр: - Но я действительно устала, - попытка возразить ни к чему не привела. Сопротивляться Артуру у нее выходило плохо. Было что-то в нем такое, что временами, при всей его внешней невозмутимости, холодном спокойствии, парализовывало ее желания. И каждый раз, когда она сбиралась с силами сказать ему нет, или сказать, что хочет оставить его – вся решимость Ирен улетучивалась от одного его взгляда. Да, он все же не Алекс! Уйти от него не так просто. Нехотя, она уселась на кровать и позволила Артуру заняться ее волосами. Он спрашивал ее, казалось бы невзначай, не настаивая, но не ответить ему было невозможно. И хорошо, что мадам Гаяр сидела к нему спиной – на лице ее отразилось сомнение, тревога. Когда Делигар представил ее лорду Блекни, он назвал ее мадам Гаяр. Не Виолетой Моризель, не мадам Черкасовой, а именно Гаяр. И Ирен полностью была с этим согласна. Стараясь удалиться от своего прошлого, она в равной мере избегала, как сценического имени, так и имени супруга. Последнее, впрочем, из более благородный побуждений, чем мог представить сам Черкасов. Ей вовсе не хотелось, чтобы повсюду шептались о том, что она оставила мужа, Ирен не хотела бросать на него тень своим поведением. Хотя, за десять лет, что прожила без него, она превратилась в степенную даму из ветреной девицы. Но наверняка – это ему было безразлично. - Хорошо, ты, видимо, прав. Глупо молчать, я лишь больше себя накручиваю, - Ирен выдохнула, собираясь с мыслями, и продолжила совсем спокойным голосом, - Просто я увидела там девочку, девушку. Я не говорила тебе, но у меня была дочь, - что с ней стало, мадам Гаяр предоставила домыслить Артуру самому, - И эта девушка так показалась мне на нее похожей, что я очень взволновалась. Я вдруг представила, какой могла бы быть сейчас моя девочка… Голос ее неожиданно дрогнул, неожиданно даже для нее самой и пару мгновений Ирен молча сидела, стараясь дышать глубоко, разглядывая витиеватый узор восточного покрывала. Эти переплетения намного проще тех, что я в своей жизни накрутила. И сейчас! Разве она соврала Артуру?! Нет. Просто не до конца озвучила правду. Не говорить же, что вдруг, спустя десять лет, она встретила своего мужа. Пока лорд Блекни занимался ее прической, его лицо все ближе склонялось к плечу женщины. Ощутив на своей щеке его теплое дыхание, она почувствовала, как мурашки пробежали по ее спине. А еще она вдруг почувствовала себя очень неуютно рядом с ним. Ирен резко обернулась и забрав у мужчины расческу, поспешно встала. Какая глупость, казалось бы – три года ее вполне удовлетворяла их совместная жизнь, а за один вечер он стал ей вдруг неприятен? Нет, это все волнения сегодняшнего вечера и Черкасов с его жгучей ненавистью. - Как думаешь, стоит составить особое меню к приходу месье Черкасова? – решительно сменив тему на казалось бы такую незначительную, Ирен принялась сама расставлять опрокинутые склянки.
Артур Блекни: Удивленный неожиданной сменой темы разговора, Артур слегка изогнул бровь, позволяя молчанию воцариться в комнате на несколько длинных неловких секунд. Ирэн вела себя странно, в этом не было ничего противоестественного, потому, как сегодня для нее воскресли какие-то неприятные воспоминания ( если бы Блекни мог только представить, какие!), но все же, такая порывистость была его любовнице раньше не свойственна. Если бы лорд Ашерфорд не пребывал в весьма благодушном настроении после маленького удачно завершенного предприятия, он был бы очень сильно раздосадован ее неохоте поддаться его романтическому порыву. - Ты полагаешь, месье Черкасову может понадобиться особое меню?- "Будь уверена, дорогая, о его вкусах и предпочтениях я буду осведомлен в самое ближайшее время."- Думаешь, нам стоит удивить его чем-то особенным,- "Самым подходящим для него угощением была бы та падаль, что я оставил внизу,"- Мне кажется...- Артур завалился на постель, задумчиво глядя в потолок,- стоит остановить свой выбор на французской кухне. Русские вообще любят все французское,- в голосе Блекни проскользнуло едва уловимое презрение. Да и как можно восхищаться теми, кто даже на родном своем языке зачастую говорит с иностранным акцентом, ну право! - Агно де ле персиль (ягненок на жаровне с петрушкой),Артишот а ля винегрет (соус из артишоков, растительного масла и уксуса)Беф а ля мод (предварительно обжаренная тушеная говядина в красном вине)... Можно было бы предложить Биллиби (крем-суп из мидий) или Ке-д-омар (хвостики омаров), однако насчет даров моря, я не так уверен. Впрочем, наверное стоит попробовать. И вино, конечно же, нужно подойти к выбору весьма тщательно, чтобы месье Черкасову у нас понравилось. Я разрешил твои сомнения, дорогая?- Артур привстал на локтях, и одарил Ирэн самой обаятельной из улыбок,- я не хочу, чтобы ты тревожилась о таких пустяках. Лучше скажи мне, - невзначай спросил Блекни, - что ты думаешь о Черкасове? Он понравился тебе? Я пригласил его как-то...поспешно.
Ирен Гаяр: Манипуляции со склянками и беседа, переведенная в другое русло, казалось бы и вовсе успокоили мадам Гаяр. И все же, до конца спокойной ей быть не удавалось. Такое странное замечание о любви русских ко всему французскому, брошенное Артуром невзначай и сказанное вовсе не с целью ее растревожить, опять-таки всколыхнуло в душе женщины какую-то тревогу. - Я прислушаюсь к твоим советам, но, пожалуй, – займусь этим завтра, - Ирен повертела в пальцах пробочку от расколовшегося флакона, поднесла ее к носу, вдыхая чуть терпкий аромат. Она согласно кивала на каждое предложенное им блюдо, а в голове прокручивала любимые яства мужа. Удивительно, но, кажется, она до сих пор помнит, что и как он любит есть. И вообще, сейчас, вспоминая те минуты, когда ей вдруг хотелось покоя, и она, вопреки всему, оставалась дома с мужем и дочерью, время обеда было ее любимым. Алекс приходил в самое прекрасное расположения духа, радуясь тому, что его жена осчастливила их своим присутствием. Он о чем-то ей рассказывал, шутил и всячески развлекал ее. А ей это нравилось. Нравилось, но она так боялась, что вот такой-то образ жизни может быстро ей наскучить. Разве возможно каждый день так обедать, разве можно будет каждый день улыбаться его шуткам или с интересом прислушиваться к его рассказам? - Я не знаю, как можно сказать – нравится тебе человек или нет, если ты его видел пару минут?! Он - галантный кавалер, и я читала о нем в газетах. Говорят, он очень перспективный ученый, - Ирен подошла к Блекни и чуть склонилась над ним, - А тебя он заинтересовал, наверное, раз ты пригласил его?
Артур Блекни: Блекни очень не любил, когда на его вопрос отвечали вопросом. Обычно, когда ответ его очень интересовал, он мог прибегнуть к некоей "дополнительной стимуляции". Однако, подобный допрос по отношении к его милой Ирэн был совершенно недопустим. К тому же, ее мнение было ему действительно интересно. Так сказать, взгляд со стороны. Свежий, беспристрастный взгляд. О, если бы он только знал! Но Артур не знал ничего, а потому был искренне разочарован тем, как ловко Ирэн уклонилась от ответа. Ее живой ум всегда находил отклик в мыслях графа Ашерфорда, порой даже вернее, чем ее красота. -Ну вот, дорогая, я хотел узнать ваше мнение, а теперь вынужден рассказывать свое, потому, что вы так захотели. Хотел бы я посмотреть в глаза тому, человеку, который заявил, что миром управляют мужчины,- с тонкой улыбкой произнес Блекни. Он жестом указал Ирэн на место подле себя. Ему хотелось, чтобы она была рядом, - Предположим,- продолжил Артур, мысленно забавляясь подобным предположением,- что я действительно заинтересовался им. Подумать только, из всей многоликой толпы, из всего красочного собрания, этому близорукому русскому удалось первее всех рассмотреть и должным образом оценить вашу неотразимую прелесть и, как результат своей проницательности, он был вознагражден танцем. Разве этого не достаточно, чтобы я заинтересовался особой господина Черкасова?- разумеется, Блекни шутил, однако его приправленый легкой иронией юмор все же предназначался как комплимент Ирэн. Тем более, что никогда раньше лорд Блекни не выказывал явных признаков ревности. Сегодня же, он был в отличном настроении, и ему хотелось, чтобы мадам Гаяр это настроение разделила.
Ирен Гаяр: Но почему-то женщине сегодня в словах любовника так и мерещился подтекст. И хоть он там был, несколько иной, чем думала Ирен, ее это крайне нервировало. Своеобразный комплимент только больше задел ее мнительность. Фыркнув, как рассерженная кошка, Ирен присела рядом с Артуром, всячески стараясь демонстрировать свое недовольство. - Мне-то какое дело до этого растяпы? Может, он и танцевать меня пригласил, чтобы рассмотреть получше, а то ему так было и не видно?! По-моему, ты больше его интересуешь со всеми своими фолиантами и альбомами, чем я. Вышло несколько агрессивнее даже, чем хотела сама Ирен, а оттого она вспыхнула и только больше рассердилась. На себя, на Алекса, на Артура. Да, больше всех на него. Зачем было тащить ее на этот дурацкий бал? Чтобы она там напоролась на своего мужа? Десять лет колеся по всей Европе, она с ним так не разу и не столкнулась, а приехав сюда, – в первый же выход в свет! - Хочешь узнать мое мнение?! Ну так он мне показался скучным, неловким и ужасно непривлекательным. А еще – он не умеет танцевать вовсе. Но вспоминая всю дорогу к дому их танец, Ирен чувствовала, как мурашки начинали отплясывать мазурку у нее на спине, а щеки заливал густой румянец. Если бы не царящий в карете сумрак, она непременно выдала бы свои чувства. Ирен и себе не призналась бы сейчас, что волнительнее этого танца у нее еще в жизни не было. И то, что Черкасов ей не приглянулся… нет, сегодня, с этим злым, пылающим взглядом, он вдруг показался ей таким незнакомым и обаятельным. Ирен мотнула головой, сбрасывая с себя внезапное наваждение, и снова вперила в англичанина колючий взгляд.
Артур Блекни: Мысленно записав ссору с любовницей еще одним пунктом в счет, который Черкасову однажды придется оплатить, Блекни ответил на взгляд Ирэн, пока она не отвела глаза. Мало кто мог выдержать холодное, пристально-изучающее выражение, которое появлялось в умных глазах графа Ашерфорда, когда он чувствовал, что настроение неминуемо портится. Что это вселилось в Ирэн, черт побери?! Конечно, было бы разумным предположить, что в мадам Гаяр говорит обида. Блекни не счел нужным выражать свою ревность бурно и открыто, а потому она вполне могла решить устроить сцену, чтобы проучить его. Хотя, разве взгляд, полный недовольства, можно действительно счесть сценой? Блекни пока не мог этого решить, однако он знал наверняка, что тут дело не в ревности. Откуда он мог это знать? Он просто чувствовал. Ирэн по-прежнему, как и с самого начала вечера, не желала ничего иного, кроме того, чтобы он оказался на другом конце света, но только не в ее спальне. "Черт побери!"- граф Ашерфорд еще раз выругался про себя. Какой же замечательный был вечер, и чтобы вот так... Найти какую-то страстную служанку в собственном доме или же выехать в поисках приключений было бы логичным решением, благо женщины всегда находили аристократичного Блекни весьма привлекательным, но... Это было все равно, что заменять изысканное французское вино на дешевый сидр. Опьянеть действительно можно, но вот вкусовых ощущений никаких. И все же, Блекни не был бы собой, если бы стал открыто обсуждать свои чувства. Возможно, именно эта его черта была причиной того, что за три года он так и не сблизился с Ирэн и...так и не надоел ей. Если бы он был слишком настойчив, стараясь проникнуть в ее сердце, вполне возможно, она бы стала находить его общество неприятным, как и прочих своих поклонников. Для Ирэн Артур всегда был тенью среди окружающего ее зноя, излучаемого восторженными воздыхателями. Для Блекни Ирэн была...значимой. Да, именно этим словом он охарактеризовал бы свое отношение к ней. Потому, что кроме этого, значимым была лишь его работа, тайное служение могущественной Британской империи. - Если тебе так не понравился Черкасов, мы все еще можем изобрести предлог и отозвать наше приглашение,- "Хотя мне бы этого не хотелось, теперь, когда я знаю, кто он, я просто не могу устоять перед искушением пригласить его к себе,"- я даже представить не мог, что он так тебе неприятен. Хочешь, я его убью?- как бы между прочим спросил граф Ашерфорд, в нем неожиданно проснулось желание пошутить. Юмор был несколько черным, но несмотря на это, долю секунды Блекни наслаждался тем, как живое лицо Ирэн поменяло несколько выражений - изумления, растерянности, ужаса, отрицания. Он был готов поклясться, что она уже собиралась просить его не трогать этого Черкасова, когда он с невиннейшим видом изрек. - Я шучу, дорогая, это всего лишь шутка.
Ирен Гаяр: Все-таки женщины странные существа. Только Блекни заговорил о поводе отказать Черкасову, как она уже готова была заверять его, что не возражает вовсе. Однако ей сказать не дали. Артур продолжил свое размышление вслух и закончил его несколько необычным предложением. Все, что он говорил, а еще более – то, как он смотрел на Ирен, не оставляло ей и толики сомнения, что он говорит, шутя. И то, как серьезно он выглядел, когда спрашивал мадам Гаяр о ее желании отправить Черкасова к праотцам… Ирен недоуменно уставилась на него и тут же ей стало не по себе. - Я… - и все, звуки перестали слетать с ее губ. Постепенно разрастающийся ужас медленно сковывал ее, - Шутка?! По-твоему она смешная?! Вот теперь Ирен и впрямь вспылила. Может, она и не желала жизни рядом с мужем, но желать ему смерти! Боже, и как мужчины умудряются с таким спокойствием говорить о подобных вещах! - Ты отвратителен сейчас! Никогда бы не подумала, что ты можешь шутить на такие темы! Снова поднявшись, Ирен обернулась к любовнику. Сегодня он ей вдруг резко перестал нравиться. Если раньше она была к нему равнодушна, могла достойно разыгрывать нежную любовницу, иногда даже страстную, то теперь ей не хотелось притворятся, даже перед собой. Он ей не интересен, скучен. Он ничем не отличается от других мужчин. - Я хочу остаться одна, - категорично заявила мадам Гаяр, направляясь к двери и раскрывая ее.
Артур Блекни: Серые глаза Артура превратились в холодные колючие льдинки. Как же он не любил, когда женщины становились капризными! А желание Ирэн остаться одной он воспринял именно как каприз, причем глупейший. Она таки нашла повод, чтобы изгнать его из своей спальни. Черта с два! Это его дом, и исполнять ее желания он будет только в той мере, в какой они будут не перечить его собственным. Не то, чтобы Блекни собирался быть грубым или резким- боже упаси! Но он и не пошевельнулся, чтобы уходить. - Что же тебе мешает, Ирэн? Ты свободная женщина, и всегда оставалась таковой,- иронично произнес Артур, изучая, как на выражение праведного негодования постепенно исчезает с лица женщины, сменяясь какой-то неуверенностью. Она будто не знала, как же верно истолковать его слова. Как разрыв? Как угрозу? Или же, как насмешку? -Сегодня я останусь здесь, твоя спальня навевает мне приятные воспоминания. Если же ты действительно против моего общества,- он посмотрел на нее с немым вопросом и, прочитав однозначный ответ, написаный в ее метающих молнии глазах, продолжил,- то в этом случае, в твоем распоряжении всегда есть другие комнаты. Кроме моей спальни, разумеется. Мне кажется, вам будет там слишком одиноко без меня,- с ироничной улыбкой окончил Блекни.
Ирен Гаяр: Сегодня, и впрямь, был странный вечер. Все шло наперекосяк, вовсе не так, как могло и как хотелось женщине. Артур на ее предложение, просьбу, повеление даже не откликнулся и продолжал лежать на кровати, устроившись еще удобнее. Все, что он желал сказать, он сказал, а что умолчал, можно было прочесть в его глазах. Досадуя на себя, а на Артура еще больше, Ирен продолжала стоять у открытой двери и зло смотреть на любовника. Первая ссора! Ну когда-то это должно было произойти. Все мужчины для Ирен были лишь дополнением самой себя, она никому не позволяла занять достаточно прочное место подле себя, не разрешала себе, да и не хотела, влюбляться в них сильнее нужного. Любовников у нее было меньше, чем все думали, а поклонников она старалась держать на расстоянии. И только однажды она допустила ошибку – подпустив Черкасова слишком близко. Разве что еще к Делигару Ирен испытывала более сильные чувства, но он был просто хороший друг, в некотором роде заменившей ей отца. И маленький Виктор. - Прекрасно, желаю приятных сновидений, - Ирен чуть изогнула бровь, когда на лице Артура мелькнула тень удивления. Если он полагал, что она сдастся и сокрушаясь в своем недостойном поведении, падет ему в объятия, то сильно в этом заблуждался. Ирен послала напоследок мужчине сдержанную улыбку и тихонько притворила за собой дверь. Искать приют в пустующих спальнях она не собиралась – Ирен направилась в конец коридора, где была расположена детская комната. Сын давно уже спал. Ночник возле кровати был притушен, но в приоткрытое окно ярко светила луна, только что показавшаяся из-за крон деревьев, освещая спокойное личико ребенка. Мать осторожно присела на край кровати, стараясь не нарушить сна своего мальчика. Он недовольно шевельнулся и выпростав руку из под одеяла, протиснул ее между подушкой и щекой, снова погружаясь в свой сказочный мир сновидений. Мадам Гаяр сидела, не шевелясь, рассматривая в серебристом свете лицо сына. Виктор с каждым днем становится все взрослее, все более походит на своего отца. Черты лица, взгляд, иногда даже жесты, которые Ирен узнавала безошибочно – все это было частью того, что она украла у своего мужа. Иногда интонация, с которой маленький мальчик что-нибудь заявлял своей матери, настолько удивляла ее, что она боялась выдать сыну свое волнение и спешила тут же отвернуться. Не позволяя себе думать о муже, она не могла не думать о сыне. Почти постоянно. Она любила Виктора, как мать (хотя сама не ожидала этого, ведь с Оленькой ей не удалось ощутить и толики этого чувства), но когда она задумывалась, что ее сын - копия отца, ее охватывала такая нежность! Ирен старалась оправдать себя, старалась придумать причину, отчего в сыне она любит мужа, но не любила Алекса и не могла. И вот теперь она сидела и думала обо всем случившемся в этот вечер, и ее начинали терзать опасения. Она боялась, что Алекс, придя к ним, случайно увидит Виктора и все поймет. Она боялась, что Артур, чуть больше пообщавшись с Черкасовым, тоже может все узнать. Сходство сына с Алексеем казалось ей таким очевидным, что и сомнений быть не могло в том, что все сразу догадаются, а тогда может разразиться скандал. Вдруг Алекс захочет отнять ее сына? Вдруг Артур узнает, что она не вдова, как он полагал, а сбежавшая жена, прогонит ее?Лишиться его покровительства она вовсе не страшилась, но ее пугало, что может статься с сыном. Она просидела так полночи, склонившись к сыну, то поглаживая его темные волосы, то целуя пухлую ладошку, не зная, что теперь стоит предпринять. Но ссора с Артуром, казалось, была хорошим поводом уйти первой. Ей ведь не впервой. Только под утро она задремала, и тревожные сновидения, слишком странные и пугающие, сопровождали ее сон.
Николай Елагин: Николай предложил Оле руку, и она с гордым выражением положила свою маленькую ладошку ему на локоть. В глазах ее не было ни тени сожаления, напротив, она взирала на всех с царской гордостью, будто бы он вовсе не уводил ее с первого бала, а она сама с удовольствием покидала его, ибо ее ждали развлечения куда интересней и красочней. Девочка была далеко не так проста, как большинство ее сверстниц. Верно, это сделали с ней любовь отца, и отсутствие материнской ласки. По сути, Ольга была безраздельной хозяйкой отчего дома. С побегом матери, она осталась единственной особой женского пола, и вся любовь ее отца безраздельно доставалась ей. В сложившихся условиях в этом, по-детски еще выглядевшем, подростке, рано пробудилась женственная манера. Николай смутно осознавал, насколько страстной она вырастет женщиной, но это будет позже. Сейчас она всего лишь девочка в платье, удивительно преображавшем ее внешность, но не меняющем ее сути. Раскланиваясь со знакомыми, Николай и Оля вышли в вестибюль. Лакей подал легкую накидку и укутал в нее Ольгу. В сентябре погода бывает переменчивой, и жаркий день может легко смениться холодной ночью. Помогая расправлять складки туалета, Николай невзначай дотронулся до обнаженного Лелиного плеча, но прикосновение было таким мимолетным, что он сам его не заметил. - Я предоставляю выбрать, куда бы Вы желали отправиться. – Николай и Ольга вышли из здания ратуши на плас де ла Палюд, и теперь озирались по сторонам, определяя маршрут. - Мы можем подняться по скрытой лестнице к собору Нотр-Дам, или к собору святого Франциска, но это достаточно далеко. Думаю, что парки Вас уже не прельщают… - Николай не без внутренней усмешки вспомнил о часах проведенных в Эрмитаже, Мон Репо и Елисейском парках, где Леля вела себя, как сущий ребенок. Это сегодня на нее нашла серьезность взрослой девушки, а обычно она скакала по бордюрам, как горная козочка, исчезала, стояло Алексею отвернуться, и тогда несчастный взволнованный отец бегал по всему парку в поисках своего «сокровища». Бледность и волнение Лешки, так тронувшие Николая в первую встречу, теперь стали частым и привычным явлением, будившим в нем только насмешливую умильность. – А можем и просто прогуляться по набережной. Выбирайте, этот вечер Ваш. Николаем овладело благостное настроение, если бы девчонка сейчас пожалела бы звезду с неба, он бы приложил все усилия, чтобы ее достать. Но Оля была благоразумной девочкой, и звезд с неба не просила. В ее глазах отражался процесс размышления, Николя решил, что через несколько лет она может оказаться одной из тех женщин, кто сами проложат себе дорогу в жизни. Ребенок, воспитанный в такой свободе, повзрослев, не сможет подчиняться общепринятым нормам. В пример можно привести брата Николая – Мишку. Он с детства получал все, что хотел, а сейчас стал прямо-таки совершенством в этой науке. Даже его недостатки оборачивались в жизни достоинствами. Но каково в этом мире будет девочке? Мужчинам дорога в жизнь была открыта всегда, в отличие от женщин.
Ольга Черкасова: Наслаждаясь своей нежданной свободой, Леля внимательно слушала графа Елагина, одновременно разглядывая его в полутьме экипажа, словно пытаясь прочесть мысли мужчины. Это было что-то невероятно странное: с каждой минутой, с каждым новым взглядом, Николай Викторович нравился ей все больше и больше. И девушку даже немного пугало то, что с ней творится, ведь, в самом деле, невозможно же очаровываться с такой скоростью! Это только барышни из глупых романов, которые Ольга презирала, падают к ногам мужчины с первого взгляда. Но она – не Кларисса Гарлоу, а граф Елагин – не лорд Лавлэйс, - слава тебе господи! Облик хладнокровного соблазнителя, рисовавшийся ее воображению во время чтения ричардсонова романа, настолько не вязался с ее представлениями о сущности Николая Викторовича, что внезапно ей даже стало на миг смешно: ну придет же в голову фантазия! А Елагин все рассуждал, предлагая ей разные маршруты для их совместной прогулки. И Лёля вдруг со стыдом поняла, что, предавшись своим размышлениям, просто-напросто… прослушала большую часть того, что он говорил. А переспросить было неловко. Единственное, что удалось расслышать – это слова про набережную. - Да-да, давайте туда и отправимся! – поспешно проговорила она, Елагин кивнул, молча, и вскоре они уже стояли на променаде, ограниченном со стороны озера довольно широким, хоть и не слишком высоким, покрытым мрамором, бордюром. Николай Викторович, улыбаясь, с учтивым поклоном предложил Лёле локоть, она, не менее церемонно, положила на него свою руку, и они медленно побрели по вымощенной крупной брусчаткой дорожке. Ночь уже окончательно вступила в свои права, но набережная Женевского озера была ярко освещена газовыми фонарями, который отбрасывали на его спокойные воды веселые и яркие отблески, и Леля с удовольствием наблюдала, как эти огоньки «покачиваются» на поверхности, точно яркие гирлянды на рождественской елке. Впрочем, до Рождества еще было очень далеко. А сейчас нужно было что-то говорить, но она не знала, что. Все вообще шло не так, как ей представлялось. Несколько раз она искоса поглядывала на Николая Викторовича, словно ожидая, что он сам начнет беседу, но граф Елагин явно наслаждался тишиной этого вечера после шумного бала в Ратуше и молчал. А Лёле хотелось, чтобы он говорил, чтобы развлекал ее так, как на балу… хотелось как-то разорвать эту тишину. И вообще – совершить что-нибудь эдакое, чтобы вывести Николая Викторовича из этого образа благородного отца, прогуливающего дочь на сон грядущий. У нее уже был один, другого не надо! Поэтому, очередной раз покосившись на мужчину – теперь немного хитро, Ольга вдруг легко вскочила на парапет набережной и заявила опешившему графу, что намерена гулять исключительно по нему. - А Вы, Николай Викторович, будете идти рядом, - «постановила» девушка, словно бы Елагин претендовал на что-то иное. Как уже было сказано, ограждение было довольно широким, поэтому Ольгина эскапада, в общем-то, не была опасной, но с точки зрения приличий, подобная выходка выглядела не слишком-то правильно. Вернее, вовсе неправильно. И Лёля мысленно усмехнулась, представив, что сказали бы о ней сейчас все те кавалеры на балу. Николай Викторович тоже был удивлен, но, видно, владел собой слишком хорошо, чтобы показывать это. Так что и это маневр по привлечению внимания следовало бы признать неудачным, но тут, как всегда вмешалось «вдруг»: вышагивая по чуть влажному мрамору – испарения с поверхности озера, а может, легкая дымка, поднимавшаяся от нее всегда по вечерам, сделали его таким, Лёля внезапно поскользнулась, - честное слово, случайно! И, с громким «Ой!», стала падать, и хорошо еще, что не в воду. Поэтому графу Елагину в очередной раз пришлось выступить в роли спасителя девиц, когда он ловко подхватил Олю, буквально на лету, прижимая ее к себе, и их лица оказались на одном уровне – совсем близко друг от друга…
Николай Елагин: Николай молча наслаждался прохладой вечера. Ночь обещала быть более теплой, чем могла оказаться. Ольга уже начала проявлять признаки нетерпения, ей еще были свойственны ребячливая непоседливость и неумение долгое время пребывать в спокойном состоянии. Елагин предполагал, что она заговорит с ним, с тех пор, как они вышли на набережную никто из них еще не проронил ни звука. Николай откровенно наслаждался этой идиллической картиной, со смутной удовлетворенностью он наблюдал за юной девушкой, которая могла бы оказаться его дочерью, если бы он долгие годы не любил так безнадежно. Но винить в несвершившейся жизни было некого, он сам оставался подле Марины, сам обрек себя на холостяцкую жизнь, лишенную простых и самых важных в жизни радостей семейной жизни. Ольга вспорхнула на невысокий парапет, похожая на красивую редкую бабочку. Ткань пышной юбки шуршала, развеваясь на ветру. Эта выходка была более неожиданной, чем Николай мог ожидать. Ему казалось, что она сумеет выдержать свою роль взрослой барышни весь этот вечер, но ее живая натура взяла верх над привитыми правилами и нормами. Он ощущал немалую долю вины за такое поведение, ведь он и сам нарушил правила. Ведь он должен был отвезти Олю домой, но этот вечер не должен был так закончиться. Сейчас в ее поведении не было ни тени разочарования, она легко перепрыгивала по парапету через мокрые пятна. Николай протянул девушке руку, но она, видимо, желая показать собственную самостоятельность, вырвала свою. То ли резкое движение помешало ей, то ли камень оказался слишком скользким, но она вдруг начала падать. У Николая остановилось сердце, и ему самому пришлось сделать значительный прыжок вперед, Леля находилась на два метра впереди, но маневр был совершен успешно. Он успел поймать ее за талию и сейчас крепко прижимал к себе. Оля инстинктивно обхватила его за шею, и они оказались так близко, что Елагин ощутил свежее дыхание на своей щеке. Газовые фонари давали неровный свет, окрашивая мрак красным и бросая бледный, розовый отблеск на лицо Оли. Она была так прелестна при свете этих мгновенных вспышек, что Николай даже поразился. Потом он обвинял во всем платье, так поразившее его при встрече, освещение, сделавшие Лелю почти взрослой девушкой, но в тот момент ему вдруг отчаянно захотелось поцеловать ее отнюдь не отцовским поцелуем. Испуг в ее взгляде прошел, и Николай увидел детскую уверенность в его силе. Она представить не могла, какие мысли заставили удерживать ее в своих объятиях. Невинность Ольги была ей лучшей защитой, чем он сам когда-нибудь мог быть. Елагин аккуратно опустил ее на мостовую, поспешно сделал шаг назад, стремясь освободиться от этого наваждения. - Немедленно едем домой. – Он радовался тому, что эта глупость была всего лишь минутным помутнением рассудка. Вот ведь она стоит перед ним, и ни капли в ней нет того, что было видно в неровном свете фонаря, настоящий ребенок! – Если ты выкинешь что-либо еще, я за себя не ручаюсь. – Он улыбнулся, ощущая внутри нелепую неловкость. Его собственные слова прозвучали двусмысленно. И переход на «ты», которые он часто позволял себе в другие минуты общения с девочкой, сейчас вряд ли был уместен. Ольга надула губки, но перечить не стала. Николай удивлялся тому, какая она сегодня покладистая. «Последствия испуга», - решил Николай и помог Леле сесть в экипаж. Устраиваясь внутри удобней, Елагин вытянул ногу и слегка коснулся лодыжкой ноги Лели, Николай вздрогнул. Он поднял голову, его зеленые глаза остановились на изящно раскинувшейся фигуре Оленьки, и он посмотрел на нее каким-то странным взглядом. Коляска въехала в один из многочисленных парков, прямая дорога тянулась в сумерках, по обе стороны ее окаймляли зеленые деревянные ограды, сходившиеся на горизонте. Коляска покатилась быстрее; Николай, очарованный необычным пейзажем, залюбовался видом. Он приблизил сигару и несколько раз быстро затянулся. В карете было так темно, что они не видели друг друга. Временами, когда Николай подносил ко рту сигару, густой мрак прорезала красная точка. На забившуюся в угол Олю упал теплый, прерывающийся свет. Николаю показалось, будто она начала засыпать. Он наклонился вперед и позвал ее по-имени. Девушка встрепенулась и подалась вперед, явно не расслышав, что именно он сказал. Экипаж сильно тряхнуло, раздался душераздирающий скрежет, и Ольга неведомым образом снова оказалась у Николая в объятиях…
Ольга Черкасова: Долгое-долгое мгновение, пока Лёля, замерев, пребывала впервые в своей жизни в столь крепких объятиях мужчины, она думала только об одном - что сейчас произойдет? Однако Николай Викторович вновь разочаровал и расстроил ее, всего лишь тихонько опустив на землю. И теперь она готова была разреветься от обиды, несмотря на то, что граф Елагин даже не стал ругать ее за эту бездумную и безумную выходку с прогулкой по мокрому парапету. Все было напрасно! Он видит в ней всего лишь глупую девчонку, маленькую дочку своего друга юности и ничего уж тут не поделать! Но окончательно испортилось настроение даже не в тот момент, а когда он, словно в довершение всего, еще и разговаривать стал с Лёлей так, будто ей на днях исполнилось четыре года. "Не ручается за себя!" - мысленно фыркнула она, когда Николай Викторович предложил, а вернее - постановил, что они немедленно отправляются домой. Ольге очень хотелось спросить его в тот момент, что именно он с ней сделает, если она вдруг не подчинится? Расскажет папе? В угол поставит, а может, лишит на неделю сладкого? Однако она была слишком гордой, чтобы унизиться до подобных выяснений отношений. А посему, ничего не говоря, последовала за ним к карете. И так же молча, уселась напротив, уже нисколько не заботясь о том, как выглядит в его глазах - зачем?! Ему все равно! Значит - и мне тоже все равно! Лёля надулась пуще прежнего и уставилась в темное окно экипажа, когда они тронулись, направляясь к ним домой. И пусть там ничего не видно, но это лучше, чем бессмысленно пялиться в стенку кареты за его спиной. Невысказанная обида кислотой жгла сердце, противно щипала веки, слава богу, милосердная тьма скрывала выражение ее лица. Лишь огонек сигары Николая Викторовича выхватывал из нее крошечный участок, когда он затягивался и быстро отклонялся, чтобы выдохнуть дым в раскрытое оконце. И эта мерцающая красноватая точка словно бы месмеризировала девушку. А может, начало, наконец, сказываться утомление большим количеством пережитых эмоций и плавное покачивание рессорного экипажа... До дома было ехать довольно далеко из центра города, который они все еще не покинули. Поэтому Лёля, в самом деле, почти задремала, когда Николай Викторович зачем-то тихонько позвал ее по-имени. Девушка медленно приоткрыла глаза, и тут... Она так и не поняла, что произошло, однако остро ощутила приступ паники, когда прямо под ее сиденьем - так девушке показалось, что-то хрустнуло, потом и весь экипаж издал какой-то жуткий звук, и стал заваливаться, из-за чего Олю резко бросило вперед силой инерции. Оказавшись словно бы впечатанной ею в грудь Елагину, она в ужасе вцепилась ему в плечи: - Что это, дядя Николя?! Я боюсь! - ей хотелось закричать, но вместо этого вышел какой-то сдавленный писк
Николай Елагин: На этот раз никакого наваждения не было. Николая охватило волнение другого рода, он переживал за сохранность Оли. В то время, когда он снова обнимал ее тонкий стан, ни одной нескромной мысли не закралось в голову Елагина. После неожиданного удара, экипаж как будто опрокинулся на один бок, стекла окон разбились и посыпали внутрь, с диким скрежетом их еще тащило вперед несколько метров. Растеряв всю свою взрослость в экстремальной ситуации, она истошно пищала ему в ухо. - Все уже кончилось, Оленька. – Николай, задыхаясь от ужаса за нее, вытаскивал Олю из опрокинувшегося экипажа. - Ось сломалась. – Дал он ей первое пришедшее ему в голову предположение. Оля встала и с ее платья брызгами разлетелись осколки стекла. Ольга пошатнулась в его сторону, когда он опустил ее на землю, и Елагину пришлось снова обнять ее и прижать к себе. – Тебе не больно? – Ольга отрицательно мотнула головой. Николай весь похолодел, когда понял, что не приди ему в голову проверить, спит ли девочка, ее засыпало бы осколками. Сейчас Леля была хоть и сильно напугана, но жива, и, о чудо, невредима. Однако ее душевное состояние оставляло желать лучшего. Она совершенно отказывалась отпустить его хоть на мгновение. Николай понял, что остаток дороги ему придется нести ее на руках. Дорога их пролегала сначала по парку, а там оставалось уже недалеко: всего несколько улиц. Ольга, стоит отдать ей должное, очень скоро пришла в себя, и шагала рядом, крепко держа Николя за руку, при каждом резком шуме прижимаясь к нему. Елагин было обрадовался, завидев проезжающий мимо экипаж, и остановил его. Но увидев остекленевший от ужаса взгляд Лели, отпустил его. Впрочем, дома они уже были минут через сорок. Шале было пустым, прислуга уходила на ночь в свои дома. Николай надеялся, что оказавшись дома, Ольга поймет, что опасность уже давно миновала и теперь ей ничего не угрожает, но она все так же отказывалась выпустить его руку из своей. Стоило ему попытаться отпустить ее руку, она судорожно сжимала пальцы. Николай даже ощущал, как ее короткие, ухоженные ноготки впиваются ему в ладонь. Оценив ее состояние, он решил прибегнуть к одному беспроигрышному средству. - Пошли в кабинет, у твоего папы там лекарство припрятано – В кабинете Ольга начала приходить в себя, и даже согласилась его отпустить, но все так же следовала за ним. С легким раскаянием Николя открыл Леле отцовский «секрет»: достал с полки книжку и извлек из нее бутылку. К счастью, внутри оказался коньяк, а не водка. Елагин наполнил маленькую стопочку до самых краев и протянул ее Оле. Она с сомнением ее взяла. - Выдохни, и залпом пей, потом прежде чем вдохнуть выжди пару мгновений. – Конечно, пить так дорогущий коньяк было святотатством, но для правильной дегустации напитка, условия были неподходящие. Ольга послушно следовала его приказам.
Ольга Черкасова: Когда безумие, творящееся вокруг них, внезапно прекратилось, Оля еще пару минут не решалась открыть накрепко зажмуренные глаза, опасаясь, что картина, которая откроется ее взору, окажется слишком ужасной. Но тихий и уверенный голос Николая Викторовича, донесшийся до ее слуха, немного успокоил девушку и она медленно разомкнула ресницы. Впрочем, в темноте, куда пробивался лишь свет луны, да пары фонарей, - они давно выехали из хорошо освещенного центра города, трудно было что-либо понять. Поэтому оставалось принимать на веру все, что говорил ей граф Елагин, а он высказал предположение, что сломалась ось кареты. Но как?! Почему? У них был совершенно новый английский экипаж, папа купил его, едва они переехали в Швейцарию. И до сего времени никаких проблем с ним Черкасовы не имели... Все эти вопросы Лёля хотела бы задать, но голос все еще отказывался служить ей. И сейчас она была способна лишь на то, чтобы молча исполнять все команды Николая Викторовича, что и делала. Выбравшись из перекошенной дверцы лежащей на боку кареты с его помощью, Оля, сколько могла, отряхнулась от мелких осколков стекла. Каким-то чудом, ей удалось избежать даже небольших порезов, поэтому, когда Елагин поинтересовался, все ли с ней хорошо, она уверенно кивнула. А сам граф, тем временем, отдавал какие-то распоряжения растерянному кучеру, который, кажется, тоже понятия не имел, почему произошла эта авария. Их короткий диалог на французском языке был Лёле не интересен. И она отошла на пару шагов, присела на какой-то камень у обочины дороги, обхватив себя за плечи, пытаясь справиться со внезапным приступом дрожи, что сотрясала теперь все ее тело. Так иногда случается при сильном испуге, когда проходит самое первое потрясение, и приходит осознание не того, что жив-здоров, а значит, слава богу, а того - что могло бы случиться, если бы... И в эту минуту Ольга думала даже не о себе, а о том, каким ударом бы стало для папы потерять ее вот так, нелепо... Обладая живым воображением, Лёля легко представила себе все эти ужасающие картины страданий единственного близкого человека, и ей стало совсем не по себе. Поэтому, когда, уладив все с кучером, Николай Викторович подошел к ней и сказал, что нужно идти домой, что тут уже совсем недалеко, девушка вновь почувствовала, что ноги у нее словно бы сделаны из ваты, а противная дрожь, от которой зуб на зуб не попадал, и не думает проходить. Видимо, понимая ее состояние, Елагин мягко обхватил Олю за плечи, помогая встать, а потом взял ее ледяную ладошку в свою руку и просто повел за собой. И Оля вцепилась в нее настолько крепко, точно боялась, что он бросит ее тут, на пустынной улице, хотя представить такое даже на мгновение выглядело верхом абсурда. Она следовала за ним, послушно переставляя ноги, словно большая ходячая кукла, даже не чувствуя, как и по чем она ступает. Однако, когда Николай Викторович, было поймал невесть каким чудом в этот час занесенный на окраину города фиакр, ехать в нем наотрез отказалась. Даже не словом - глазами! На сегодня с нее было достаточно поездок! Наконец, их невольный ночной моцион подошел к концу, и Оля вместе с Елагиным оказались перед дверью дома, который они снимали здесь вместе с папой. Девушка едва смогла попасть ключом в замочную скважину - руки все еще тряслись, но теперь не от страха, а скорее, таким образом выходило напряжение. И дома, буквально рухнув на диван в гостиной, она просто сидела и смотрела перед собой, пребывая в оцепенении, злясь на себя за это не свойственное ей истерическое поведение, и ничего не умея с ним поделать. Николай Викторович, разумеется, не оставлял ее своими заботами. И теперь, забыв обо своих недавних попытках кокетства с ним, Лёля уж вела себя совершенно естественно. Она доверчиво последовала за Елагиным в папин кабинет, когда он предложил ей это. И так же доверчиво сделала большой глоток из той рюмки, которую он протянул ей, предварительно наполнив ее содержимым заветной черкасовской фляжки. Оля сделала все так, как сказал Николай Викторович, однако, когда коньяк попал ей в горло, девушке показалось, что это не жидкость она проглотила, а какой-то кусочек огня, возможно, маленькую шаровую молнию, и теперь она непременно сожжет ей все внутри. Она посмотрела на Елагина совершенно безумными глазами и прохрипела: - Боже, как же люди пьют такую гадость?! После этого она резко закашлялась и еще некоторое время не могла отдышаться, а Николай Викторович, между тем, взирал на нее с легкой улыбкой, довольный тем, что добился своего: вывел из этого состояния оцепенения. Впрочем, вскоре и сама Ольга вполне ощутила на себе благотворное влияние это огненной жидкости на страждущие успокоения души. Вторая рюмка пошла уже куда легче, чем та, самая первая в ее жизни, ибо девушке, разумеется, никто столь крепких напитков сроду не наливал. Третья... а третью, когда Лёля, довольная приятным теплом, которое разлилось по всему ее телу, хотела бы выпить, Николай Викторович ей не дал, заметив все с той же усмешкой, что и за эти две Лёшка его, верно, удавит, если узнает. Себе он тоже плеснул янтарной жидкости, так что говорить, что девушка предавалась греху винопития в одиночестве, было бы некорректно. Вот только степень воздействия на "собутыльников" вышла совершенно разной. Если Елагину от такого количества алкоголя не сделалось ровным счетом ничего, то Оля скоро совершенно опьянела. Хоть и не осознавала этого, а потому все не могла понять, отчего это граф Елагин посмеивается, наблюдая за ней со своего кресла. Решив выяснить это незамедлительно, девушка с трудом поднялась на ноги, они снова были ватными, но теперь это было даже как-то приятно, и пошатываясь, держась за края попадавшейся ей мебели, направилась к Николаю Викторовичу. Потому что, сидя на диване, расспрашивать его об этом ей отчего-то представлялось теперь неудобным. При этом девушка пыталась сохранить независимый вид и гордую осанку, желая показать себя перед гостем в лучшем виде, и плевать, что платье все мятое, а прическа растрепалась! Но вот незадача! Уже у финиша своего крутого маршрута, Лёля - последовательно - споткнулась о край ковра, а потом запуталась в своей пышной юбке и рухнула бы на пол с самым глупым видом. К счастью, траектория вышла удачнее, чем могло бы показаться, и через мгновение она - уже который раз за этот день, свалилась прямо в руки Николаю Викторовичу, который едва успел отставить в сторону свой коньяк, тоже уверенно и уже привычно улавливая юную пьяницу в свои объятия. Оказавшись неловко сидящей на елагинских коленях, Оля пролепетала заплетающимся языком: - Ой! Пр... прстте, дядя Николя! Как... глууупо все плчлось! - после чего расхохоталась дурашливо, потом тяжко вздохнула и положила голову на плечо ошеломленному мужчине.
Николай Елагин: Разумеется, Ольга закашлялась, но сознание ее оказалось вырванным из плена шока. Взгляд стал разумным, хоть и была она ошарашена предложенным ей лекарством. После первой рюмки напряжение спало, Леля расслабилась в кресле и приняла вальяжную позу. Вторая порция алкоголя пошла легче, и Николай только посмеивался, глядя, как после нее, глаза девушки лихорадочно заблестели, она лучезарно улыбнулась, пытаясь удержать на нем взгляд. Состояние ее вполне уже пришло в норму, и Николай решил, что теперь и себе тоже может налить. Сделав это, он и глазом не успел моргнуть, как Оленька, девочка в платье цвета пепла розы, протянула свою тоненькую ручку за новой дозой спиртного. Подивившись аппетитам профессорской дочки, на этот раз Николай ей отказал. Но не себе, быстро допив до конца содержимое фляжки. И вскоре почти уже не отставал от Ольги. И если она и не заметила этого, то лишь по своей неопытности. Разомлевший, он наблюдал за девочкой и добродушно ухмылялся. Когда же Леля, Николай был готов поручиться, икнула, он уже не смог сдерживать смеха. Оля состроила оскорбленную мину, и медленно встав из глубокого кресла, нетвердой походкой поползла в его сторону. Никогда прежде она не казалась Николя большим ребенком, нежели в эту минуту. Почти дойдя до цели, Ольга споткнулась, и, выписывая ногами танцевальные па, начала медленно крениться в сторону Николая. Справившись с собственным опьянением, Елагин вовремя успел подставить руки и поймать Ольгу. Уже в который раз за этот день она оказывалась в его объятиях. Обхватив мужчину за шею, Ольга начала что-то бормотать прямо ему в ухо. Николя стало щекотно, и он слегка отодвинулся, тогда Ольга положила свою голову ему на плечо и начала что-то напевать вполголоса. Идиллическая картина. Елагин решил дождаться, когда Ольга впадет в дремотное состояние. Она уже спокойно сидела на его коленях, и голос ее становился все тише и тише, а слова песни все реже перемежались смешливыми всхлипами. Наконец, девочка совсем замолкла, и Николай наклонил голову, чтобы посмотреть, не успела ли она уснуть. Однако, почувствовав движение «подушки», Леля схватила Николая за отвороты фрака и уткнулась в него лицом. Решив, что ей там, наверное, совсем нечем дышать, он попытался осторожно отодвинуть девочку от себя. Ольга же, очнувшись от дремотного состояния, дернулась, увлекая теряющего равновесие Николая за собой. Теперь она полулежала на широком подлокотнике мягкого кресла, а он, стараясь всячески предотвратить дальнейшее свое падение, упершись руками о подлокотник, навис над ней. И в этот момент Ольга совершила нечто удивительное, чего Николай никак от нее не ожидал. Она притянула его к себе и поцеловала прямо в губы… далеко недетским поцелуем. Николай растерялся, и, еле вырвавшись из ее объятий, рассмеялся. Будь он трезв, никогда бы себе этого не позволил, боясь оскорбить чувства юной девочки. Но Елагин был пьян… изрядно пьян. Леля, наверное, смутилась своего поведения, и снова спрятала лицо у него на груди. Вечер можно считать успешным: натанцевалась, прогулялась, пару раз ее спасли, напилась, а теперь пристает к мужчинам. Девочку ждет светлое будущее, у нее есть вкус к жизни. - Оля… - прошептал Николай. Ольга молчала в ответ. Елагин прислушался. Уже спит! - удивился Николай, разобрав мерное посапывание. Ему не оставалось ничего иного, как отнести Лёлю к ней в комнату и уложить в постель. Спьяну, Николай запутался в шнуровке ее корсета, но крепко спящая девушка ничего не почувствовала. Оставив ее в одной нижней рубашке, Николай аккуратно укрыл Олю одеялом. Ничего, кроме отцовской заботы, он к ней в этот момент не чувствовал. Посидев в ногах ее кровати еще несколько минут, Николай спустился в кабинет и устроился там на достаточно удобном, как ему показалось, диване.
Алексей Черкасов: Пока Николай вынуждено примеривал на себя все прелести отцовства, Черкасов не без спешки покинувший бал, занимался тем что носился по городу в поисках человека, который сегодня должен был отправиться на дежурство к дому Блекни. Как правило, такие встречи назначались заранее по определенным правилам, но, увы, сегодня Алексею было не до условностей, поэтому он заявился к нему домой. Парень был еще совсем зеленый, не слишком опытный, отправлять его на малопонятное задание было опасно, но других не было. В Швейцарии вообще было плоховато с «кадрами» такого профиля, что несказанно усложняло работы. Черкасов лично не мог заниматься всем, людей ему давали редко и мало, а после того, что он узнал сегодня, самому ошиваться возле злополучного дома было просто невозможно, тем более уже завтра он пойдет туда на ужин. Виолетта… черт побери! Надо же было тебе спутаться именно с этим типом! –мысленно продолжая переживать встречу с бывшей-настоящей супругой, Черкасов злился еще больше. Думал, что все пройдет, все забудется, а стоило увидеть проклятое лицо, и от намерений сохранить душевный покой не осталось и следа. Размышлять о собственных проблемах не было времени, поэтому, затолкав всю эту мерзость, куда подальше, Алексей принялся наставлять своего порученца, как и что нужно разведать, да так, чтобы не попасться. Закончив с этим, почти весь остаток ночи Черкасов провел в «штабной» квартире на окраине города вместе с младшим координатором, Вольфгангом . Нужно было составить несколько шифровок и благополучно переправить их на родину в управление, а также пробежаться еще раз по всем пунктам имеющегося досье. Проблема с изъятием переписки так и не решилась, а точнее решилась, но не до конца – удалось выяснить, что у господина Блекни есть особая печать, которой он заверяет письма, но не все подряд, а выборочно. В руки разведке случайно попал конверт, который был отправлен лордом еще из Англии, на нем осталась половинка восковой печати. Малость конечно, но когда это показали Черкасову, Алексей через некоторое время выдал гипотезу, что следует искать письма с перевернутым Гербом. У господина Блекни есть две печати- одна для обычной корреспонденции, а другая для тайной переписки. Если попробовать изъять эту самую печать, то возможно, удастся на время лишить милейшего лорда Блекни возможности писать письма, куда не следует. Этим займется сам Черкасов, как только сможет оказаться в доме. С ошалевшими, красными от усталости глазами, Алексей Кириллович явился домой, после того, как часы пробили пять раз. Как он ни старался вырваться пораньше, и бегом помчаться к дочери (тревожные мысли о ней всю ночь старательно терзали трезвый рассудок прожженного шпиона), удалось это сделать только теперь. На цыпочках прокравшись в дом, он хотел было сразу направиться наверх и проведать ее, спящую, но острый слух уловил какие-то странные звуки, доносившиеся из кабинета. Нащупав во внутреннем кармане сюртука револьвер, Черкасов двинулся в сторону приоткрытой двери. Щелкнув затвором, держа одной рукой дверь, а другой сжимая пистолет в кармане, он вошел в кабинет и увидел… Николай, примостившись на диване, мирно спал. На столе лежала раскрытая книга- тайник, а рядом фляжка с коньяком. Очень интересно…-тихо вздохнув, Алексей убрал пистолет за пазуху и подошел к Елагину, наклонившись легонько толкнул его в плечо.
Николай Елагин: Стоило Николаю уснуть, как тут же что-то начало ему мешать. Все тело затекло от неудобной позы, диванчик оказался слишком маленьким для его внушительной фигуры. В плечо что-то тыкалось, заставляя его неприятно елозить по шершавой обивке дивана щекой. Во рту был мерзкий привкус, хорошо, что голова не болела. За это надо было сказать Лешке отдельное «спасибо», хранящего во фляжке хороший коньяк, а не какую-нибудь мерзость. Елагин почувствовал новый толчок в плечо и невразумительно промычал, отмахиваясь рукой. - У-ди! – Николай попытался удобней устроиться на диване, но сон уже начал его покидать, а в голове всплыли подробности прошедшего вечера. - Ле-еха-а… - Протяжным басом обратился пробужденный Николай к другу. Он сел на диване, и состояние у него было такое, будто бы его били несколько часов подряд. - Слуш, я выгляжу также плохо, как и ты? – Вид Алексея тоже оставлял желать лучшего. Уставший, с осунувшимся лицом, он походил на того черного профессора, байки о котором они, как нормальные студенты, травили по ночам в университете. Картину довершали красные, как у бешеного кролика, глаза. Взгляд Николая упал на стол, на котором все так же стояли стопки, и лежала открытая книжка. - Эт, я твой тайник Ольге показал. – Извиняющимся тоном произнес Николя. – Но что я еще мог сделать? Она, после того, как экипаж того, – Николя хлопнул рукой по столу. При этом стопки и фляжка звякнули, подпрыгнув на столешнице. – вообще никакая была: глаза остекленевшие, лицо бледное. У нее шок был, понимаешь? А в доме никого нет, я и решил, что ей глоточек не повредит. И правда, выпила, и минут через десять уснула. – Елагин благоразумно умолчал о том, что успело приключиться в те десять минут. - Лех, ты герой! Если б она была моей дочерью, у меня б уже сердце не выдержало бы: сначала чуть не сбросилась в озеро, а потом еще экипаж этот… - Николай опять махнул рукой, но что-то впилось ему в ногу, он дернулся и шлепнул Леху по бедру - Извини, друг! – Поискав на диване, что же это помешало ему нормально сидеть, он вытащил шпильку. Видимо, выпала из Лелиной прически. - Кхе – Улыбнулся Николай. – Шпильку забыла! - Увидев, что Алексей побледнел еще сильней, Николя попытался его тут же успокоить. - Да ты не переживай так, она уже пришла в себя и крепко спит в своей спальне. Я просто боялся, вдруг кошмары, а дома нет никого… Знаешь, если б подо мной экипаж развалился, мне б на ее месте точно кошмары снились!
Алексей Черкасов: Вслушиваясь в прерывистый, пьяный бубнеж Николая, Черкасов мысленно жалел, что сам не пьян настолько, чтобы верить всему этому бреду. Какая карета?! Какое озеро?! Чем они занимались, пока меня не было??? Протянув руку, Алексей взял фляжку и приложился к ней губами. Судя по тому, что осталось там всего ничего, выпили они с Ольгой не по рюмочке и даже не по две, по-крайней мере, Елагин точно. Поджав губы, Черкасов хмуро смотрел куда-то мимо Николая, соображая, что со всем этим делать. Устраивать допрос с пытками сейчас, по-всей видимости, не было особого смысла, такая несвязная ахинея могла быть, как правдой, так и навеянным прерванным сном, бредом. Вот с утра протрезвится, тогда они поговорят и об ответственности, и о том, как себя нужно вести с юными барышнями, а еще - что если попросили увести девушку, это совсем не значит, что надо было с ней таскаться по всему городу и потакать ее прихотям. Да, конечно, он ничего не объяснил, но из записки можно было ясно понять, что Ольгу нужно доставить домой! Сделав еще глоток, он отставил пустую фляжку, пристально вглядываясь в глаза Елагина. -Коль, мы поговорим с тобой обо всем, что произошло сегодня, через два-три часа, сейчас в этом я не вижу смысла. Также я не вижу смысла спать в скрюченном состоянии в моем кабинете, наверху есть гостевая спальня. Сейчас я тебя туда провожу, - голос был, мягко говоря, прохладный и встревоженный. Черкасову хотелось побыстрее разделаться с Колькой запихать его в комнату и дать проспаться, а сам он намеревался отправиться к Ольге и провести остаток ночи рядом с ней. Так будет спокойней и надежней всего. Так, собственно, он и поступил. Колька был водружен на гостевую постель, а Алексей проник в комнату дочери. Подвинув кресло поближе к ее кровати, он устроился там, ласково провел ладонью по спутанным волосам девушки, заодно повыдергивал и несколько затерявшихся шпилек. - Ох… выпорхнула пташка на свободу... - усмехнувшись, любящий отец чмокнул девушку в лоб и откинулся в кресле, прикрыв глаза. Через три часа он проснется и тогда будет устроен допрос всех свидетелей и участников ночных приключений. Ритмичный стук сердца постепенно становился спокойней, Алексей Кириллович провалился в глубокий черный сон.
Николай Елагин: Николай, осознавший, наконец, что его похмельно-сонное состояние высоченной преградой стоит между ним и Лешкой, решил последовать совету друга. Сначала следовало выспаться на удобной кровати, а потом уже терпеть все эти скорбные мины, побледневший лик, клоки волос на дорогом ковре… Самое неприятное было то, что он еще и не мог поручиться, что те клоки не будут выдраны из его головы возмущенным родителем. Потягиваясь под легким одеялом, Николя надеялся, что Ольга к тому времени тоже проснется и встанет на его защиту. В этой схватке она могла стать мощнейшим оружием против агрессивно настроенного папаши. Проснулся Николай на удивление отдохнувшим и свежим. За окнами ярко светило солнце, можно было подумать, будто время повернуло вспять и снова наступило лето. Он встал и подошел к шкафу. Внутри висел халат, который оказался ему несколько коротковат, но это было не таким уж и страшным событием. Короткий халат все же был предпочтительней, чем вчерашний фрак, изрядно пострадавший. Оглядев себя в зеркале, Николай удостоверился, что выглядит он хоть и странно, но вполне прилично. Встретившая его в коридоре служанка, хихикнула и поспешно отвернулась, делая вид, что закашлялась. - Доброе утро. – Поздоровался с ней Николай и продолжил свой путь в спальню к Лешке, но его там не оказалось. Значит, у Оли. Сообразил Николай и приоткрыл соседнюю дверь. Так оно и было. Ольга спокойно спала в своей кровати, а Леха спал рядом в кресле. Николай мог поручиться, что ступал почти неслышно, но его друг, видимо, почувствовав его присутствие, проснулся. Чтобы не разбудить девочку, Николай махнул рукой в сторону двери, Алексей послушно вышел. - До своей спальни так и не дошел? – Иронично поинтересовался Николай. Видя раздражение на лице своего друга - оно и понятно, наверное, все тело свело – Николай сразу решил перейти к сути. - Когда Оля твою записку получила, была очень расстроена. Представь, твой первый бал, вокруг тебя все танцуют, пьют, веселье в самом разгаре, а ты должен уйти… Представь, какими глазами она на меня смотрела. Я предложил ей прогуляться. – Николай хотел было опустить подробности прогулки, в конце концов, ничего страшного там не случилось. Но вспомнив, что ночью уже напугал Лешку до полусмерти, решил рассказывать все. – Запрыгнула на парапет, я и глазом не успел моргнуть, и, видно туфелька с камня соскользнула. Пришлось ловить. А то была б твоя Леля сейчас с ободранными коленками. Но это, Леш, ничего страшного. Страшное было дальше. – В кабинет, в который они спустились, подали завтрак. - Когда Леля чуть не упала, я решил, что хватит с меня играть роль доброго крестного, лучше мне ее домой отвезти и спать уложить, пока она себе шеи не свернула. Поехали домой, а у экипажа то ли ось сломалась, то ли еще что произошло. Но на скоростном и самом темном участке дороги, понимаешь? Кучер сказал, что повезло нам, он скорость сбросил. Ему тень впереди на дороге привиделась. Ты понимаешь, экипаж-то у тебя совсем новый был. Леш, ты мне скажи, что на том балу произошло? Странно все как-то…
Алексей Черкасов: Проснувшись от того, что кто-то тихо проник в комнату, Алексей резко открыл глаза и дернулся вперед, в сторону постели, где мирно спала Ольга. Бросив мимолетный тревожный взгляд в сторону дочери, Черкасов поднялся навстречу Николаю, и они вместе вышли в коридор. -Прежде, чем ты мне все расскажешь, давай по чашке кофе, иначе я отказываюсь воспринимать информацию, - буркнул Алексей и жестом пригласил Кольку в кабинет. Пока подали кофе, в комнате сохранялось молчание. Алексей сосредоточенно проглядывал письма, что уже успели принести утром, а Колька не выдержал и стал говорить. Говорил он много и долго, подробности вчерашних приключений казались немыслимым стечением обстоятельств. Прогулка по скользкому парапету в бальных туфельках - поступок вполне в духи шаловливой Оленьки. При отце она ни за что бы не стала так себя вести, а вот в Кольке почувствовала слабину и стала вить из него веревки. Слава богу, что все обошлось! А вот вторая история заставила Алексея резко оторвать взгляд от бумаг и устремить его острым буром на Николая. Совершенно новый экипаж и вдруг, ни с того ни с сего, обломилась ось! Произошло это после того, как он имел удовольствие познакомиться с Блекни. Внутри все похолодело. Это был немой страх, который мгновенно затопил сознание Черкасова, вида он не подал, но заметно напрягся. Его вторая жизнь, являлась тайной, о которой не знал никто из его близких и друзей, разумеется, Ольга тоже, и никогда не возникало проблем, и никогда он не подставлял под удар никого постороннего, а вот теперь получилось, что под прицелом легко могла оказаться Ольга, а Ви…? Ви уже была в центре событий, но о ней Черкасов старался вообще не думать. Медленно поднеся к губам чашку и легонько подув, Алексей Кириллович, не сводя взгляда, следил на Николаем. Другой бы на его месте, пожалуй, начал бы бегать по потолку и разразился бы жуткой истерикой, обругал Елагина. Возможно, случись все это при иных обстоятельствах, Черкасов так бы и поступил, но теперь нет. Он сидел и размышлял, пока Николай не закончил говорить, и сам не обратился к чашке с кофе. -Что случилось, то случилось, слава богу, что все живы и здоровы, - вздохнув, он поднялся и несколько раз прошелся по комнате, глядя себе под ноги. -Коль, я благодарен тебе, что ты остался рядом с ней, на балу я отослал вас домой, потому что…-он запнулся, но все же решил сказать часть правды, - потому что встретил ее мать. Я думаю, дальше объяснять причины нет смысла?- подняв голову, он задумчиво посмотрел куда-то в окно. -Погода хорошая, пойдем во двор, немного пройдемся и поговорим, за одно покажу тебе кое-что. Через несколько минут они уже были на заднем дворе. Алексей положил деревянный резной короб на траву и обернувшись, криво усмехнулся. -Есть у меня одно баловство, которое для меня лучше всякого успокоительного отвара. Тебе может показаться это странным, Коль, но, тем не менее, вот, - с щелчком, крышка короба распахнулась, и Елагин смог увидеть его содержимое. На бархатной подкладке покоились два дуэльных пистолета с серебряной отделкой. - Ольгу мы не разбудим, окна выходят на другую сторону,- протянул один пистолет Елагину и развернувшись, направился к забору.
Николай Елагин: Лешка, бледнеющий и начинающий заикаться после каждой выходки своей дочери, сейчас повел себя непривычно. Создавалось ощущение, будто в нем включился какой-то механизм. Раньше он был отцом и профессором, а теперь в нем проявилась еще одна сторона личности. Такая перемена и не была новой для Елагина, во времена студенческих проказ, ему доводилось видеть многие обличья своего друга, но то были юношеские проказы. Сейчас же речь шла совсем о другом человеке. Алексей растерял разом всю свою рассеянность и превратился в серьезного мужчину, который может и уметь быть жестким. И игрушки у него были соответствующие. Завершив завтрак, мужчины вышла на задний двор. Черкасов еще из кабинета тащил какой-то футляр, только теперь он его раскрыл. В футляре оказалось два дуэльных пистолета работы Жана Ле Пажа. Николай, забыв о всех своих ночных приключениях, склонился над пистолетами, как мальчишка, допущенный до дорогой и сложной игрушки. - Ай, хороши! – Николай достал один из футляра и взял в ладонь. Пистолет точно входил в нее и был настолько удобен, что становился продолжением собственный руки. Тяжесть пистолета приятно оттягивала руку, когда Николя прицелился. Но стрелять из них просто так было кощунством, святотатством! Поэтому, когда Лешка предложил ему выстрелить, Николя обомлел от восторга, но сумел сдержать свой естественный порыв и не спешил стрелять. - Ты собрался вызвать меня на дуэль за то, что я не слишком хорошо выполнил задание доставить твою дочь домой? Тогда выполни мою последнюю просьбу, молю тебя. Когда убьешь меня, переодень, пожалуйста. Я не желаю умирать в твоем домашнем халате, который мне к тому же еще и короток, даже с таким пистолетом в руке. – Николай представил себе заголовки утренних газет: «Граф Елагин, статский советник, пришел на дуэль в старом коротком халате…» Это сенсация! То, что своими игрищами они не разбудят Ольгу, было успокаивающим фактом. Елагину отчего-то сильно не хотелось показываться ей в таком комичном виде. В комнате на втором этаже отдернулась шторка, и Николай не без некоторого волнения посмотрел наверх. Юная служанка улыбнулась ему, он махнул ей в ответ, пока Черкасов отвернулся. Она поспешно задернула шторы, и их маленький обмен любезностями оказался никем незамеченным. Алексей, тем временем, устанавливал мишени, и оба друга с редким азартом начала стрелять по ним. И дуэль имела место быть. «Стреляться» решили десяти, и Николай, окрыленный верой в себя, сделал первый выстрел. В центр не попал, но был очень близок к тому. Лешкина пуля прошла почти в том же самом месте. Такая же комбинация повторилась и во второй раз, в третий Николя попал, и теперь Лешка без зазрения совести обыграл его в пух и прах, из чего Николя сделал вывод, что первые два раза Черкасов просто давал ему возможность пристреляться к незнакомому оружию. - Да ты стрелок! – Николаем овладело странное чувство, будто бы Леха показал ему ту сторону своей сущности, которую доселе тщательно скрывал.
Алексей Черкасов: - Я же говорю, что баловство,- как-то невесело ответил он на реплику друга,- отголоски юных лет, проведенных в военном училище, - прицелившись, почти не глядя, Алексей начал новую партию «игры» попаданием в «яблочко». - Полезно иногда разрядиться, вот для меня это верный способ. Под звуки выстрела лучше думается, – следующие несколько минут сопровождались молчаливыми хлопками. Казалось, что Николай растерян и даже удивлен, тем, что он увидел. Но Черкасова это совсем не заботило. Потеряв на время маску добродушного профессора и сумасшедшего отца, Алексей, как будто специально, старался подвести Елагина к серьезной беседе. Для себя Алексей Кириллович уже кое-что решил, пока шел сюда, и решение это требовало непременного внимания со стороны собеседника. Страх за благополучие своей дочери, опасение за дело, которому он верен долгие годы – все это смешалось воедино, не давая покоя холодному рассудку. Блекни был безусловно опасен, и его внешний облик добропорядочного английского джентльмена только подчеркивал и усугублял все подозрения. Черкасов, будучи матерым волком, в этом деле каким-то седьмым чувством ощущал опасность, и пока еще есть время, обязательно хотел обезопасить свой тыл. История с переломленной осью в совершенно новом экипаже была слишком подозрительной. Вполне вероятно, что Черкасов каким-то образом был узнан и разоблачен, что-то упустил, и эта несостоявшаяся трагедия должна была послужить предупреждением? Оставить все, схватив Ольгу в охапку уехать из Лозанны, с треском провалив серьезную операцию и запятнав честь всей отечественной разведки? Нет, так он, конечно же, не поступит. Вечный страх за благополучие дочери мог помешать действовать более рискованно. Но судьба распорядилась так, что именно это опасное задание свело его вновь, спустя долгие годы, с человеком которому он мог доверять, так же, как и себе. - Коль, ты руку чуть-чуть повыше подними, у тебя отдача смещает прицел, теперь на несколько градусов левее, и на курок жми резко. Вот, почти попал, в следующий раз на полдюйма пониже и будет точно в яблочко,- усмехнувшись, он хлопнул друга по плечу, незримо готовясь к серьезному разговору. Перезарядив пистолет, Черкасов посмотрел на Кольку еще раз, и тяжело вздохнув, начал: - Знаешь, Коль, глупо наверное, говорить это сейчас тебе, но я чувствую, что должен, иначе измучаюсь. В общем, я бы хотел просить тебя приглядывать за Оленькой по мере своих возможностей, я не хочу обременять тебя всем этим, но если я так говорю, на это есть определенные причины. Вы с ней хорошо поладили, я вижу, как ей с тобой интересно. У меня сейчас очень много работы, я не смогу ей уделять так много внимания, как раньше, если тебе это будет не в тягость, позаботься о ней, пока я буду… в университете.
Ольга Черкасова: Солнечный луч, пробравшийся в плохо зашторенное накануне вечером окно, коснулся щеки спящей Лёли своим невесомым поцелуем и медленно переполз чуть выше. Запутавшись в длинных пушистых ресницах девушки, он потревожил ее сон. Еще не проснувшись до конца, она сладко потянулась под одеялом, потом открыла, наконец, глаза – и тотчас же зажмурилась. Потолок над нею все еще слегка кружился, а голова оказалась раза в два тяжелее обычного, когда Оля попыталась отнять ее от подушки. Будучи от природы здоровой и крепкой, девушка в своей жизни, кроме положенных детских, да еще, может, небольших простуд, недомоганий не ведала. Поэтому нынешнее состояние ее изрядно напугало. Осторожно поднявшись, Лёля села в постели, сжимая гудящие виски ладонями, и болезненно поморщилась. Но еще больше пугало то, что она совсем ничего не помнила про то, что, собственно, случилось после того, как ее угораздило напиться? Оглядев себя под одеялом, Ольга увидела, что на ней надеты лишь панталоны да нижняя сорочка. А остальная одежда аккуратно сложена на пуфике в изножье кровати. Но слуг-то вчера ночью в доме не было, а сама она вряд ли была в состоянии так аккуратно все снять и разложить. А значит… При мысли о том, кто мог помочь ей разоблачиться на сон грядущий, бледные щеки Лёли вспыхнули румянцем. Но тут взгляд ее упал на придвинутое почти вплотную к кровати кресло, на спинке которого она увидела знакомый черный фрак и вздохнула с облегчением: папа! Конечно же, это он! «Пришел в комнату, когда я спала и, наверное, сам тут задремал, прямо в кресле», - с нежностью подумала Оля, и встала, наконец, из постели, чтобы взять с комода колокольчик, которым всегда звала свою камеристку. Клодетт, швейцарская горничная Лёли, была годами совсем немного старше мадемуазель Черкасовой, и отличалась не только веселым и легким нравом, но частым его осложнением – некоторой болтливостью. Впрочем, сейчас Оле это было даже на руку. Потому что, покуда продолжались обычные утренние сборы, она успела узнать от хихикающей девушки все, что произошло в доме до ее пробуждения. А именно – то, что «месье русский граф», друг профессора, оказывается, ночевал сегодня здесь, в комнате для гостей, а потом еще и разгуливал по дому в халате monsieur Alexis. - Но он же ему мал, наверняка, граф Елагин крупнее папы! – удивленная Оля резко обернулась к Клодетт, которая как раз делала ей прическу, и та едва не рассыпала шпильки, которые сжимала в губах. - А я и хочу сказать, что вид у него был при этом… - горничная вновь хихикнула и прикрыла ладонью рот. – Хотя, это его совсем не портило! Месье Николя такой милый… он так посмотрел на меня утром, когда мы столкнулись в коридоре… - Ах, конечно! Как это я забыла, что всякий, кто на тебя посмотрел, считай, в любви признался. А кто не посмотрел, еще просто не подозревает о своем чувстве! – перебила ее Лёля, в чьем голосе сейчас слышалось больше злого сарказма, чем иронии. – И вообще, с каких пор граф Елагин превратился для тебя в «месье Николя»? В ответ на непривычно резкую тираду своей юной хозяйки, которой никогда не видела прежде такой сердитой, Клодетт поспешила извиниться, но при этом так обиженно надула губки и так красноречиво вздыхала, пока заканчивала утренний туалет Ольги, что та едва дождалась, когда она, наконец, уйдет восвояси. И вздохнула с облегчением, когда это произошло, совершенно не чувствуя раскаяния. Возможно, дело было в том, что голова у девушки все еще не прошла до конца… Уже полностью одетая и причесанная, Оля спустилась из своего будуара на первый этаж их с папой дома, полагая застать Алексея Кирилловича у него в кабинете. Впрочем, вскоре до ее слуха донеслись пистолетные выстрелы. И Лёля поняла, что папу следует искать на заднем дворе, где тот иногда развлекался стрельбой. Однако сегодня она подозревала, что предается он этому занятию отнюдь не в одиночестве. Желая убедиться в этом, девушка вновь поднялась по лестнице на второй этаж, где имелся небольшой балкончик, выходящий как раз на задний двор. И верно: Николай Викторович все еще был здесь! И Лёля почувствовала, как ее сердце радостно подпрыгнуло и забилось чаще от предвкушения новой встречи с ним. Желая показаться графу Елагину в самом лучшем виде, Оля намеренно решила пройти через гостиную, где над камином имелось огромное венецианское зеркало в золоченой раме, дабы как следует разглядеть себя, исключив малейшие недостатки во внешности. Когда же оказалась возле него, то внезапно заметила, что на серебряном подносе, что лежал на каминной полке, среди свежей почты отчего-то находится аккуратно перевязанная лентой новая серебряная визитница, украшенная изящной инкрустацией. Заинтересовавшись этой безделицей, Лёля на миг забыла про то, что хотела, взяла ее, покрутила в руках, затем развязала атласный бантик и раскрыла ее. Внутри визитницы лежало нечто, происхождение чего девушка сперва не поняла, а когда пригляделась и догадалась, что два сморщенных синюшных кусочка – это отрезанные человеческие уши, дико завизжала от ужаса, бросила ужасную коробочку себе под ноги и потеряла сознание…
Николай Елагин: Николай начал припоминать, когда Леха в последний раз просил его об одолжении, и понял, что даже в студенческие годы его друг не был навязчивым. Разве ж можно считать серьезной просьбу списать домашнее задание или взять конспект?! А теперь Лешка доверял ему самое дорогое в своей жизни... Весь вид его говорил о том, что речь идет не о блажи, а о вопросе серьезном. Но даже в этот момент Николай колебался. Он не мог согласиться легко, без раздумий взять на себя такую ответственность было глупостью. И что ему делать с девочкой, вошедшей в тот сложный период своей жизни, когда совершенно невозможно понять, что творится в ее маленькой головке? Сейчас она – сочетание взрослого хитроумия и детского воображения, результаты подобного «комплекта» просчитать заранее невозможно. Но к кому еще мог обратиться Алексей с этой просьбой? Николай понял, что не может отказать своему другу. - Вот только опекун из меня, как ты убедился, получится не лучший. Но если уж ты просишь меня об этом после того, как узнал все подробности вечера, значит дело неладно, а лучшей кандидатуры у тебя нет, – хохотнул Николай. – Да только я и без твоей просьбы ее бы не бросил, – и минуту поразмыслив, добавил. - Ты бы моего ребенка тоже на произвол судьбы не оставил. Придя к согласию, мужчины решили закрепить договор еще одной «перестрелкой». Прозвучал первый выстрел, но так и остался последним. Из дома послышался оглушительный вопль, и если бы Николай был там, у него бы заложило уши и не столько из-за громкости, сколько из-за высоты «писка». Еще чуть-чуть, и Ольга бы смогла соревноваться с летучими мышами. В том, что кричит Ольга ни у кого не вызвало сомнений. Елагин и Черкасов разом побледнели, Николай, менее привычный к подобным неожиданностям, чуть не выронил дорогой пистолет. Алексей, видимо, не в первый раз сталкивающийся с проблемами отцовства, оказался более хладнокровным. Но и Николя уже успел взять себя в руки: - У тебя еще и мыши в доме водятся?.. – уже на бегу спрашивал он Черкасова, своей шуткой больше стараясь развеять свой же панический ужас перед тем, что могло ему открыться, нежели пытаясь рассмешить встревоженного отца. Когда мужчины, наконец, отыскали девочку, паника немного отступила. Физически она была невредима, однако за ее моральное здоровье Николай бы сейчас не поручился. "Неужели придется отпаивать ее снова? - мелькнуло в его мыслях Елагина. - И поможет ли на этот раз?" В руках Ольга держала какой-то сверток.
Алексей Черкасов: На неуместную реплику друга Алексей не ответил. Ворвавшись в дом, он тут же кинулся, по указанию перепуганной камеристки в гостиную, где увидел распростертую на полу Оленьку. Девушка была без сознания, а причина ее обморока валялась рядом. Черкасов, склонившись над дочерью, поднял ее на руки, и развернувшись к запыхавшемуся Николаю, молча передал свою ношу с рук на руки. Кровь отхлынула от лица. Белый, как полотно, пробормотав, что Ольгу нужно перенести в ее комнату, Алексей быстрым движением подобрал футляр, захлопнув крышку. Оставшись один в гостиной, замерев на одном месте, он задумчиво теребил в руках серебряную коробку со страшной находкой. Было ясно, как божий день, что могло означать подобное послание. Естественно, никакой записки с угрозами не было, и так понятно – это предупреждение, которое, очевидно, стоило жизни молодому парнишке. Он лично натаскал его вчера ночью и оправил следить за домом Блекни. Видать, плохо натаскал, что тот попался… По-сути, попался сам Черкасов, учитывая, что именно в его дом попала эта «весточка», значит Блекни прекрасно осведомлен о том, кто он есть, возможно, он узнал об этом только сегодня из уст несчастного мальчишки, но от этого ничего не меняется. Предчувствие не обмануло – под удар попала его семья! На минуту забежав в кабинет, Алексей Кириллович запихал коробку в самый дальний ящик, решив избавиться от нее потом, затем, прихватив из письменного стола пузырек с нашатырем, помчался в комнату дочери. Разогнав всех слуг к чертовой матери, он торопливо приблизился к кровати Ольги, немного резко отстранив Елагина, поднося к ее носу ватку, смоченную нашатырем, легонько поглаживая по волосам. - Все будет хорошо, моя дорогая, ничего не бойся, все будет хорошо,- тихо шептал отец, пока Ольга постепенно приходила в себя. Ты мне за это ответишь, Артур Блекни, я тебе сам отплачу. Жестокий ублюдок! Медленно закипающая ярость затмила все остальные эмоции. Холодный разум заработал в другом направлении и постепенно Алексей Кириллович нарисовал в голове план своих дальнейших действий. Нужно было бросить весточку остальным, сообщить о том, что случилось и попытаться разузнать о Давере, возможно, полиция уже нашла труп. Вечером 4 числа он пойдет на ужин в дом этого мерзавца и захватит печать для тайной переписки. Методы Блекни были чудовищны, сам Черкасов никогда в жизни не опускался до подобных гадостей, считая шпионские игры, играми разума, ловкости и смекалки. Пожалуй, впервые за всю свою длительную карьеру в этой сфере, приходится сталкиваться с подобным психопатом. Ольгу нужно в кратчайшие сроки отправить куда-нибудь в безопасное место. И без помощи Николая он не справится, нужно протянуть хотя бы еще неделю, а дальше решать уже окончательно. -Коль, попроси, чтобы принесли воды,– бросил он через плечо, не выпуская ладонь Ольги.
Николай Елагин: Что лежало в той самой коробочке, которая валялась рядом с Ольгой, Николай спрашивать не стал. Однако интерес она все-таки вызвала. Что же было в этой коробочке такого? Отчасти Николай был даже рад обмороку. Естественная защитная реакция организма на сильное потрясение. Сознание, «почувствовав» опасность, отключилось, позволив телу самому выживать в сложной ситуации. Часто бывает, что после перенесенного испуга, человек не может вспомнить, что же так его напугало. Лучше не помнить, чем смириться с воспоминанием. В коридоре Николаю встретилась перепуганная Клодетт – та самая служанка, оказавшаяся горничной Оленьки. - Принесите воды в ее комнату. – Скорее попросил, чем приказал Николай. Шустрая девушка и без его просьб уже кинулась за всем необходимым. Дверь в комнате была закрыта, и простого пинка не хватило, чтобы растворить ее. Николаю пришлось освободить одну руку, удерживая худенькую Ольгу другой. Голова ее слегка запрокинулась. До этого он старательно прижимал ее к себе, словно спящую. Отворив дверь, он перехватил ее и осторожно уложил на кровать. Впрочем, момент «невнимания» был Ольге только на пользу, с лица схлынула серость, и она стала просто немного бледной, веки едва заметно начали дергаться. Минут через пять окончательно придет в себя. Вбежавший сразу за ними Черкасов «помог» ей освободиться от оков обморока, сунув под нос ватку, смоченную нашатырем. По мнению Елагина, и простой нюхательной соли было бы вполне достаточно. Ольга резко распахнула глаза, и в глаз ее было больше удивления, нежели страха. Нашатырь – очень неприятное лекарство, зато действенное. Увидев, что ей ничто не угрожает, Оля благоразумно закрыла глаза. Сейчас у нее должна очень сильно кружиться голова, обмороки вообще вызывали массу неприятных ощущений. То, что Ольга даже после обморока вела себя адекватно, было Николаю приятно. Сказать по правде, он уже решил, что опекать дочь будет гораздо спокойней, нежели ее отца. Черкасов, посеревший и резко осунувшийся, выглядел много раз хуже своего «света в окошке». Нервно отпихнув, Николая от кровати, Алексей с мученическим лицом гладил свое дитя по волосам и бормотал ей что-то невразумительное. Николай даже с мстительным чувством подумал, а не сунуть ли ему ту самую ватку, пусть понюхает, что дочери родной подсунул. На требование принести воды, Николя молча сел в кресло, Черкасов злобно на него посмотрел, но дверь в комнату отворилась, и девушки внесли необходимую воду. Клодетт, поставила графин с водой на тумбочку, стакан у нее уже вырвал Лешка. Вторая девушка, внесла небольшой тазик с прохладной водой. Лешка без промедления начал обтирать Лелино личико смоченной в воде губкой. Оперативно принятые меры быстро привели ее в более или менее нормальное состояние.
Ольга Черкасова: Резкий запах нашатыря вернул Лёлю в реальность. Она дернула головой и первое, что увидела - склоненное над ней лицо папы. Алексей Кириллович выглядел настолько встревоженным, что девушке немедленно захотелось его хоть как-то ободрить, поэтому она молча положила свою ладошку на его руку, а потом вновь прикрыла глаза, потому что все еще ощущала дурноту и шум в ушах, мешавшие ей окончательно прийти в себя. Впрочем, шум постепенно затих, и в голове словно бы стало свободно и пусто. Но не надолго, потому что в эту "пустоту" вдруг буквально хлынули воспоминания о том, что предшествовало обмороку. И страшная картина фрагментов человеческой плоти, отторгнутой чьей-то злой волей от ее хозяина, да еще с таким чудовищным цинизмом, вновь предстала перед глазами девушки. Чувствуя, как внутри начинает зарождаться новая волна тошноты, Лёля вновь открыла глаза и села на кровати, тряхнув головой. Папа протянул ей стакан воды, из которого девушка сделала пару глотков, потом она отставила его в сторону и внимательно посмотрела на Алексея Кирилловича: - Папа, скажи, что же это такое?! -проговорила она, чувствуя, как губы начинают предательски трястись. - Кто... зачем?! Это же ужасно! Тот, кто прислал это... что мы ему сделали?! Как он мог?! - бессвязные вопросы, но она не могла сейчас формулировать более четко. Чувствуя, что дочь его готова вновь впасть в подобие истерики, профессор прервал ее вопросы тем, что просто прижал к груди, обнимая так, словно хотел спрятать от всего мира разом. И это, как всегда, помогло. Леля почувствовала себя лучше, однако услышать ответы на свои вопросы по-прежнему хотела.
Алексей Черкасов: Прижимая к себе Оленьку, Алексей судорожно пытался придумать хоть сколько-нибудь приемлемое объяснение тому, что произошло. Врать дочери? Это немыслимое преступление, по его меркам! Но что еще оставалось делать?! Она еще ребенок и ее нервы не стоили той правды, которую он мог бы ей рассказать. Ласково поглаживая свое сокровище по спине и по волосам, Черкасов шептал ей успокаивающие слова, а потом, когда она перестала дрожать и немного успокоилась, посмотрел на нее, изобразив на губах виноватую улыбку, произнес: -То, что ты видела, дорогая, всего-навсего, засохшие испорченные и раздавленные сливы, кто-то из моих студентов посчитал возможным устроить для меня такой розыгрыш. Они, на первый взгляд, и вправду, похожи на ту мерзость, о которой ты подумала. Ловкач сильно постарался, – поцеловал ее в темя,- но, я обещаю, что виновник будет наказан по всем правилам. Не бойся ничего, все это глупая шутка!- бережно уложив ее головку на подушку, он вновь улыбнулся дочурке, смахивая растрепанные прядки с ее лба. -Сегодня, пожалуйста, побудь дома, тем более погода на улице портится. Мне нужно немного поработать у себя «И подумать заодно, куда можно на время тебя отправить, подальше от всего этого бедлама!» Посидев еще с полчаса с Лелей, которая за это время успела немного прийти в себя и даже улыбнулась несколько раз, Черкасов оставил ее на попечение камеристки, а сам попросил Николая спуститься с ним в кабинет. После такого «подарка» стало абсолютно ясно, что дочери сейчас, как это ни печально, рядом с ним находиться опасно. Трудно представить себе, какие страхи заполоняли голову Алексея Кирилловича при мыслях о том, что это чудовище могло сделать Ольгой. -Садись, Коль – вздохнув, Черкасов предложил другу кресло,- я вот тут подумал пока шел сюда. Может отправить Оленьку на море? Например, во Францию на Лазурный берег, сентябрь, там сейчас должно быть хорошо, а то с моей работой ей совсем здесь не интересно становится, а еще эти глупые шуточки. Не хочу, чтобы девочка тут маялась… хотя бы на недельку на две отправить ее подышать морским воздухом, и то хорошо будет,- бормотал он, как будто себе под нос, не поднимая взгляда на Елагина, - нет, одну-то конечно ее не отправлю, спросить надо мадам Шанталь. Как считаешь?- устало поднял глаза на друга. С Шанталь-то, конечно, хорошо, но с Елагиным и Шанталь - было бы совсем хорошо. Просить Кольку выступить в роли телохранителя Ольги? Да что ему, заняться больше нечем??? И так слишком много с нами хлопот. Он-то тут совершенно не должен быть замешан!
Николай Елагин: Обрадовавшись, что Ольге стало лучше, Николай удобней устроился в кресле. Волноваться было больше не о чем, да и Лешка, следует отдать ему должное, оказался не таким правдолюбцем, каким мог себя показать. Соврав дочери, что та мерзость, которая была в коробке – вяленые сливы, он тем самым успокоил ее. И неважно, что ложь была очевидной. Главное, что Оля ею удовлетворилась, и больше не задавала каверзных вопросов. Но даже и при таких обстоятельствах разговор между отцом и дочерью затянулся на добрых полчаса, по истечении которых, Лешка все-таки покинул свое чадо и позвал Николая в кабинет. Николай сразу понял, о чем пойдет разговор. Следовало увезти Ольгу как можно скорее, иначе ее жизни грозила опасность. Это юная девочка могла не соотнести вереницу событий, произошедших всего за два дня, но не Елагин. Черкасов вел двойную жизнь, об этом Николай догадывался, но теперь уверился окончательно. Как показывала практика, подобные увлечения не всегда заканчиваются хорошо для членов семьи «профессоров истории». - Мадам Шанталь? – Елагин скривился. – Хоть мне и крайне несимпатичная твоя поклонница, но… – Внезапно Николая осенила мысль, о том, какую «радость» испытает мадам де Бетанкур, едва только услышит, что сопровождать их будет Елагин. – Но оставлять Лелю на попечение одной только де Бетанкур – опрометчивое решение. Я буду их сопровождать. – Лицо Алексея прояснилось, и хоть планы Елагина со встречей своих старых друзей менялись, как погода в приморском городке, но он не испытывал по этому поводу никаких неудобств. Ведь он и приехал сюда, чтобы забыть о гнетущей его тоске! Тоска отступила, печаль тоже, скука умерла от сердечного приступа… - Ты только мне скажи, что было в той коробке? Мне можешь не рассказывать, что студенты подсунули тебе вяленые сливы, я этому все равно не поверю. – Услышав, что в футляре были отрезанные человеческие уши, Елагин и сам побледнел. - Ольгу надо увозить как можно быстрее, немедленно. – Черкасов утвердительно кивнул. Обсудив планы на день, друзья договорились встретиться вечером того же дня. На ближайшие несколько часов были построенные грандиозные планы: собраться к предстоящему путешествию, а Черкасовы еще и должны навестить мадам Шанталь.
Ольга Черкасова: ... Новость, о том, что в скором времени ей впервые в жизни предстоит расстаться с папой, им же, к слову, озвученная, буквально ошарашила Олю. Сразу после того, как она почувствовала себя лучше, окончательно оправившись от обморока, Алексей Кириллович передал дочь на руки верной Клодетт, а сам отправился в свой кабинет вместе с графом Елагиным. Пробыл там недолго, вернулся уже без гостя и как-то странно смущаясь, сказал дочери, что у него к ней есть "интересное предложение". После чего поведал, что некоторое время назад, оказывается, получил от своего английского коллеги сэра Мортона Джейкоби ("помнишь, такой, с собачьими бакенбардами?") приглашение принять участие в археологических раскопках на Крите. Дочери же профессор Черкасов об этом, ввиду крайней рассеянности, сообщить-то и забыл! И лишь сегодня, получив от Джейкоби письмо, где англичанин пишет, что Алексею Кирилловичу надлежит быть в Лондоне, откуда участники археологической экспедиции отправятся на этот средиземноморский остров, уже на следующей неделе, он с ужасом вспомнил, что Лёля ничего не ведает! А между тем, понятно, что в это путешествие, увы, взять ее с собой Черкасов не сможет. Сокрушаясь, что он очень виноват перед дочуркой за это свое упущение, Алексей Кириллович предложил ей провести все время его отсутствия во Франции, на Лазурном побережье, где у них, как известно, есть домик в деревушке неподалеку от Ниццы, где они не были сто лет. "Разве это не замечательно, солнышко, ведь ты так давно просилась к морю? - в голосе Черкасова слышались умоляющие и извиняющиеся нотки, но Лёля, внимательно смотревшая в эту минуту в темные глаза папы, читала в их глубине нечто, прежде ей не ведомое, а именно - непоколебимую уверенность в том, что он теперь говорит, означавшую, что спорить, плакать и капризничать - бесполезно, все уже решено. - Да мы, фактически, и не расстанемся, милая! Море-то одно - Средиземное! Только ты будешь на другом его побережье. И мы даже можем договориться в одно и то же время выходить к воде, например, вечером, как будто бы гуляем вместе. Я буду думать о тебе, мое сокровище, а ты обо мне. Клянусь, это ненадолго..." Разумеется, отправляться во Францию Лёле предстояло не одной, а целой веселой компанией. Вот и граф Елагин уже согласился ехать, а сегодня вечером они навестят мадам Шанталь де Бетанкур и пригласят ее вместе с Тофом пожить вместе с Олей в их доме, так что скучать в отсутствие "занудного старикашки-отца" ей и времени не будет... Все время, пока папа оживленно расписывал ей радости пребывания в Ницце, Ольга, мрачная, подавленная и ничего, по-прежнему, не понимающая, пыталась осознать, что же это такое на самом деле происходит?! Пыталась - и не могла. События последних двух дней распадались на какие-то фрагменты, как кусочки стекла в калейдоскопе. И сложить их можно было по-всякому, отчего картинка каждый раз выходила иная. С одной стороны - ничего особенного: папа всегда был рассеян, а с другой - во всем, что касалось Лёли, не было человека более предупредительного. Как это так?! Забыл сказать, что им предстоит такая долгая разлука?! В голове не укладывается! И еще история с тем ужасным "подарком"... Ведь, без лишних расспросов выслушав папины объяснения, но нисколько им не поверив, Леля еще и это событие никак не могла изгнать из памяти. И оно упорно связывалось в ее голове со всем, что происходит теперь. Но что все это означает, что?! На все эти вопросы ответов не было. И пытаться что-то узнать у папы было бесполезно, оставалось принять все, как есть. Впервые осознав, что, оказывается, не вся жизнь папы принадлежит безраздельно ей одной, потрясенная этим открытием, Лёля смирилась... Вечером того же дня Черкасовы отправились в гости к мадам Шанталь и Тофу. Графиня несказанно обрадовалась приглашению посетить Ниццу, так как сперва поняла, что Оля будет жить там вместе с Алексеем Кирилловичем. Но, едва выяснилось, что сопровождать их станет граф Елагин, как-то сразу поскучнела, задумалась, а потом и вовсе стала извиняться и сказала, что вдруг вспомнила о неотложных - естественно - делах в Париже, которые не позволят им с сыном присоединиться к отдыхающим в Ницце. - Увы, месье Алексис! Мне очень жаль! - пропела она, стараясь не смотреть в неуловимо изменившееся выражением, когда он это услыхал, лицо профессора Черкасова. - После того, как стала вдовой, я вынуждена вникать во все, что касается ведения дел, которыми прежде занимался мой покойный муж, ведь Кристоф еще слишком юн, чтобы взваливать на него обязанности главы семьи, - горестно вздохнула она, оправдываясь. - Женщине без мужа очень и очень тяжело в этом мире, месье Черкасов... Вам трудно это понять!
Алексей Черкасов: Понять-то было ее легко, да только не сейчас и не в таком деле. Выслушав прохладные оправдания от мадам Шанталь, Алексей Кириллович вежливо извинился, про себя решив, что сильно ошибался в отношении этой женщины, считая ее дружбу искренней, пусть и не без определенных целей, которые заранее были обречены на провал. Но ничего не поделаешь, как говорится : «На нет и суда нет!» И винить кого-то постороннего в бездействии было бессмысленно. Остается принять тот факт, что Леле придется ехать в сопровождении Елагина. Черкасов был от этого не в большом восторге, все-таки отправлять девочку в сопровождении холостого взрослого мужчины было безумием по меркам общественного мнения. Но всегда можно что-нибудь придумать и на крайней случай, соврать. Это они еще обсудят с Колькой. Пусть тот представится ее дядей по матери, а большего соседям знать и не нужно. Слуги женского пола в доме есть, если и будут какие-то слухи, то незначительные. Сейчас главное, чтобы Ольга была в безопасном месте на приличном расстоянии от Лозанны. - Ну что же, милая , поедешь с Николаем Викторовичем, ничего в этом нет страшного. Может, оно и к лучшему, тебе будет спокойнее,- констатировал заботливый отец, когда они вернулись домой, и Ольга принялась собирать вещи, – ты, милая, главное отдохни, как следует, чтобы когда я приехал, ты хоть немножко перестала быть бледной, гуляйте побольше, воздух морской - он полезный,- бормотал Алексей Кириллович, помогая ей со сборами, - и не думай ни о чем плохом. Я скоро за тобой приеду, и мы опять будем вместе, как и всегда. Закончу работать здесь, поедем куда-нибудь еще, придумаешь, куда. Колька, тем временем, по просьбе Алексея занимался проблемами отъезда, и сам пребывал в сборах. Алексей Кириллович чувствовал жуткую вину перед другом, вот так, ни с того ни с сего навязать ему на попечение молодую девицу, особо не спрашивая, хочет он того или нет. Но опять -таки, иного выхода не было. Он потом когда-нибудь отплатит, ему за эту помощь, тем более ценно было, что Николай понимает важность отъезда Ольги именно сейчас и именно так спешно. Сборы были закончены, все готово. С болью в сердце, Черкасов долго не мог выпустить дочь из своих объятий. Нехорошее чувство, что короткое расставание может вылиться в более длительное, скользкой змеей вползало в душу. Мысли о том, что он может проиграть, Алексей старался гнать. Оставить Ольгу одну на белом свете он не мог себе позволить, чего бы это не стоило! Расцеловав ее и напоследок крепко прижав к груди, он выдавил «бодрую улыбку» и тихо шепнул ей на ухо: - Мы обязательно увидимся, птичка, я тебе обещаю!- после чего отпустил ее к Николаю. - Береги ее, Колька, только попробуй не сберечь!- крикнул он вслед удаляющейся карете, а после, постояв еще несколько минут, резко развернулся и спешно отправился домой, «готовиться к ужину».
Николай Елагин: Сборы не заняли много времени, и на следующий день Николай с Ольгой прощались с Лешкой. Узнав о том, что мадам де Бетанкур решительно отказалась от поездки во Францию, Елагин повеселел. Не то, чтобы она была ему так неприятна, напротив, Николай умел получать удовольствие от компании женщины, которую одним своим видом доводит до состояния «кипения». Чутье подсказывало ему, что необоснованная ненависть со стороны незнакомой женщины может оказаться диаметрально противоположным чувством. Суть в том, что она изначально не может быть равнодушной, а это значит, что ты сумел затронуть глубинные струны в ее душе. Но в случае с Шанталь, Николай бы предпочел равнодушие. Прощание же вышло долгим и мучительным. Алексей и Оля чуть отошли, отец долго успокаивал дочь. Леля плакала, а Лешка не мог найти в себе сил, чтобы прекратить эту пытку. Он не мог отпустить от себя свою девочку так легко. Лучше было бы уйти, не оборачиваясь. Но Николай не мог его порицать. Он бы и сам не смог проявить необходимую жесткость, да он и не смог. Его жизненная история была тому лучшим примером. Он долго мучил и себя, и Марину, и брата, стараясь сохранить то, чего не было. По ниточке разрывал связь, удерживающую его подле Марины. А отказаться от нее сумел лишь тогда, когда на его пути встала смерть. Соперничать со смертью было глупо. Смерть всегда побеждает. После поражения на всю жизнь оставляя горький привкус вины. Когда Лешка отпустил, наконец, от себя Ольгу, она торопливо забралась в экипаж. - Буду. – Коротко ответил Николай. Горло сжималось, и лишь волевым усилием его удавалось сдерживать собственный эмоции. Да как можно было оставаться спокойным, видя заплаканное лицо девочки, и смертельную тоску в глазах ее отца?! Глупо, но у Николая было такое чувство, будто это он их разлучает. Не дожидаясь, что скажет Лешка, Николя сел в экипаж вслед за Олей и захлопнул дверцу. Задержись он еще на минуту, он бы просто не смог их разлучить. - Трогай! – прикрикнул Николай извозчику, и карета покатилась вперед. На душе было тяжело, но ведь разлука эта ненадолго. Успокаивал он сам себя. Разве ж можно было отдать Лелю мне на долгий срок? Но вслух он молчал, понимая, что любое слово прорвет защитные барьеры Ольги, мужественно сдерживающей слезы. И этих слез Николай боялся больше всего на свете. Если оставить ее в покое, она успокоится через час-два. Дорога отвлечет ее. Дети не умеют долго грустить.
полная версия страницы