Форум » Дальние страны » О, первый бал - самообман! » Ответить
О, первый бал - самообман!
Ольга Черкасова: Место - Швейцария, Лозанна. Большой Цветочный Бал в Городской ратуше. Дата - 1 сентября 1833 года. Участники - Ирен Гаяр, Алексей Черкасов, Николай Елагин, Артур Блекни, Ольга Черкасова.
Ответов - 63, стр:
1 2 3 4 All
Ольга Черкасова: С момента той случайной встречи на пароходе прошло всего-то чуть больше двух недель, а Лёле уже стало казаться, что Николай Викторович присутствовал в их с папой жизни всегда! Как ни удивительно, долгая разлука совершенно не сказалась на их дружбе с Алексеем Кирилловичем. Напротив, точно бы вновь обретя друг друга, старинные приятели с огромной радостью принялись восстанавливать и укреплять ту связь между собой, которую оказалось не под силу разрушить полутора десятилетиям жизни в разных городах и странах. Глядя на то, как папа радуется всякий раз, когда Николай Викторович появляется на пороге их дома, радовалась и Лёля. К тому же, ей и самой очень нравились эти его визиты уже хотя бы потому, что граф Елагин был неизменно учтив с девушкой, словно бы подчеркивая ее статус хозяйки этого жилища, являлся всегда с цветами для нее, делал комплименты и вообще - вел себя, как со взрослой дамой, что не могло не льстить Лёлиному самолюбию. Профессор Черкасов взирал на все эти "ухаживания" со стороны друга с доброй и чуть ироничной улыбкой, прекрасно понимая их природу, девушка и сама прекрасно осознавала, что все это - такая своеобразная игра, однако... постепенно она стала ловить себя на том, что ждет каждый день Николая Викторовича ничуть не меньше, чем папа. А скучает, если он по какой-то причине вдруг не может у них быть, наверное, даже больше... И это было очень странно: прежде Лёля никогда не думала, что ей может не хватать кого-то, кроме папы. Нет, конечно, это было не сравнимо, но все же... все же... Впрочем, дней, когда они не виделись, было, в самом деле, мало. Неразлучное трио из двух мужчин и совсем юной барышни теперь частенько можно было видеть, гуляющими по променаду вдоль Женевского озера, проводящими вечера в маленьких кофейных и чайных, где профессор Черкасов и Николай Викторович постоянно вспоминали какие-то интересные истории из прошлого под рюмку коньяка и кофе, а Лёля уплетала свое любимое клубничное мороженое и слушала все это, замирая порой от удивления тем, на какие безумства, оказывается, был способен в юности ее тихий, наукоуглубленный папа... А тем временем, последний месяц лета, подаривший семье Черкасовых столь приятную компанию в лице графа Елагина, плавно двигался к своему завершению. Приближался сентябрь, и в городе теперь много говорили о грядущем Большом Цветочном Бале, что должен был состояться первого числа в Городской ратуше. Средства от продажи билетов полагались сиротским приютам, что делало это мероприятие не просто приятным, но еще и преследующим благородные цели. Все эти подробности Лёля узнала от мадам Шанталь, которая тоже собиралась там присутствовать и рассказывала их явно в надежде на то, что окажется там в сопровождении Алексея Кирилловича. Разумеется, вместе с Лелей, что она, точно спохватившись, уточнила. Однако девушке пришлось разочаровать графиню де Бетанкур, не без внутреннего злорадства заявив, что она еще пока не выезжает, а без нее папа вряд ли пойдет. Злорадство это объяснялось тем, что Ольгу изрядно стала раздражать настойчивость этой дамы по внедрению в их семью, особенно теперь, когда, чувствуя ослабление своего влияния на Алексея Кирилловича, мадам изрядно интенсифицировала свои усилия. Виной своих бед она считала графа Елагина, о котором как-то имела неосторожность не очень благосклонно высказаться в присутствии Черкасовых в том смысле, что человек, который к сорока годам не смог создать семью, явно в чем-то ущербен. Алексей Кириллович был возмущен в лучших чувствах, принялся защищать друга, а Леля, которая не особенно жаловала эту француженку и прежде, была вовсе взбешена: как она смеет судить?! Да разве она знает его историю?! Впрочем, знать историю Елагина не полагалось и ей самой, именно поэтому пришлось и сдержаться тогда, но приязни к графине от таких ее суждений убавилось еще больше. Тем не менее, они продолжали общаться, а что делать? И, как уже было сказано, именно от мадам Шанталь Лёля и узнала про бал, после чего сообщила, что они с папой туда не собираются. Хотя... а почему бы, собственно, и нет? Однако, об этом, вернее, о внезапно возникшей в ее голове мысли насчет того, чтобы убедить папу пойти туда, Лёля графине де Бетанкур уже не сказала, поспешно распрощавшись с ней и быстро сбежав в тот день домой, где едва дождалась возвращения Алексея Кирилловича из университета, ибо он как раз сегодня читал лекцию. Ну, а в самом деле?! Они же нигде не бывают! Да, ей всего пятнадцать, в Петербурге ей было бы рано выезжать, но Лозанна - не столица Российской империи, и общество здесь куда более лояльно смотрит на некоторые нарушения светского этикета, как во всяком курортном месте... Так, почему бы и нет?! Поэтому, когда папа, наконец, приехал домой, сразу после обеда, юная интриганка просочилась в отцовский кабинет, куда Алексей Кириллович удалился, чтобы что-то там еще закончить с делами, прежде, чем, как и всегда, к ним заедет граф Елагин, и они все вместе отправятся гулять, тихонько подошла к нему, сидящему за письменным столом, обняла сзади за плечи, упираясь подбородком в его темя, и проговорила вкрадчивым голосом: - Пап, а ты слышал, в городе скоро будет бал... я тут подумала, может, нам тоже туда пойти? Да и Николаю Викторовичу же тоже будет интересно, а то что мы все ходим, да ходим по городу - скучно же?
Алексей Черкасов: Недели пролетели незаметно. Колька отлично вписался в их уединенное общество и по нему было видно, что, каждый раз приходя в их дом, Елагин как будто сбрасывал с себя гнет прошлых неприятностей, полностью отдаваясь нехитрому времяпрепровождению в обществе друга и юной Лелечки. Алексей Кириллович также подметил, со свойственной ему наблюдательностью, что Оленька очень радуется визитам отцовского друга. Ну что взять с ребенка? Наивная привязанность вполне объяснима. Николай Викторович ведет себя с юной барышней, как с настоящей взрослой дамой, а маленькие подношения, что ежедневно получает от него Оленька, дополняют ее восторг. Этот «процесс ухаживания», Черкасова не особенно беспокоил, он даже был рад, тому, что в окружении дочери появился взрослый мужчина, которому он мог доверять, как себе самому, не боясь за сохранность своего сокровища. Скоро Оленьке исполнится шестнадцать, а это время, как известно, для любой барышни ознаменовано выходом в свет. Про себя, посмеиваясь, Черкасов называл дебют «началом охоты за мужем». Но Оленька, воспитанная отцом, не придавала особого внимания интересу со стороны молодых людей, в отличие от девушек ее возраста, которым матери чуть ли не с пеленок твердили о замужестве и учили их всем премудростям кокетства. Алексей же всегда говорил дочери, что выбор будущего спутника жизни – это ответственный шаг и с ним не нужно спешить. Бежать с первым встречным под венец, предположительно, по большой любви - глупо. Человека сначала нужно узнать получше, все взвесить и тогда уже принимать «роковое» решение. В этих словах была эгоистическая подоплека: чувства любящего отца, который невольно хотел оттянуть расставание с драгоценной доченькой, хотя он, безусловно, желал ей в будущем счастья с хорошим, достойным человеком, ведь, когда таковой найдется - никаких препятствий он чинить не будет. Сейчас, помимо праздных развлечений, Алексей занимался и более серьезными вещами. Как, наверное, уже стало понятно, у Алексея Кирилловича, помимо основной профессии историка-эллиниста, в жизни присутствовала и другая работа, не имеющая совершенно никакого отношения к Древней Греции, и с ней были сложности. В частности, по делу Блекни, где «дела» обстояли неважно. Все прошедшие две недели англичанин вел себя, как примерный джентльмен. Вся корреспонденция, которую он отправлял, и которую Черкасов, тщательнейшим образом отслеживал с помощью подосланного в его дом человека, была невинна, как девственница перед брачной ночью, но все-таки чутье подсказывало Алексею, что рано или поздно, он сделает промашку. Удалось также выяснить, что англичанин приехал не один. С ним живет женщина и ребенок лет десяти, они прибыли на неделю позже. Женщина не является его женой, но кто она и откуда взялась, вразумительных объяснений в отчете он так и не увидел. Это еще один вопрос, который требует ответа. И, если она его сообщница, то можно попробовать копнуть через нее, авось что-то и всплывет, но пока что не стоит торопиться. Скоро состоится бал, который позволит понаблюдать за объектом напрямую. Записав коротенькую пометку на полях рабочего журнала, он откинулся в кресле, прикрыв рукой глаза. Бессонная ночь в душной прокуренной комнате господина Ферсеваля на другом конце города вымотала Черкасова окончательно, и, вернувшись под утро домой, Алексей Кириллович спать решил не ложиться, потому как до подъема оставалось всего-то пара часов, а так только головную боль заработаешь. Он не сразу заметил появление дочери, которая тихонько подкралась сзади. Вздрогнув от неожиданных объятий, он улыбнулся, прикоснувшись своей ладонью к ее, лежащей на его плече. - А, милая, вот и ты! Бал, говоришь? Что-то я слышал об этом, ты хочешь туда пойти? Ну, тогда я не вижу причин, чтобы тебе отказать, моя радость. Ты ведь уже совсем взрослая. Не будет большого греха, если твой дебют состоится на несколько месяцев раньше положенного срока. Да и мы с Николаем Викторовичем найдем себе занятие по душе. Так что можешь готовиться к своему первому балу. Я с радостью тебя буду сопровождать, только надо не забыть прихватить с собой чего-нибудь такое, чем можно было бы отгонять стаи поклонников, а то не успею я и глазом моргнуть, как мою принцессу завоюет какой-нибудь Кристоф де Бетанкур, - улыбнувшись, он хитро прищурил один глаз.
Ольга Черкасова: - Ой, ну папаааа! Ты опять?! - в свою очередь, Леля театрально закатила глаза и шумно выдохнула, отстраняясь от профессора и принимаясь расхаживать по его кабинету. - Я же сто раз тебе говорила, что Кристоф - совершеннейший дурак и совсем мне не нравится! Да к тому же, - тут она прищурилась, совершенно так же, как минуту назад сам Черкасов, и, ехидно фыркнув, добавила, - ты, кажется, забыл, что ему всего четырнадцать, а это - не детский праздник! Она терпеть не могла, когда папа начинал вести себя подобным образом! Ведь, знает же, как ее бесит Тоф и все, что с ним связано, так нет же: все равно ее подначивает! Впрочем, за то, что согласился ехать на бал, Лёля готова была простить папе любую подначку, да и вылетело у нее это все из головы тотчас же, как Алексей Кириллович предложил ей к нему готовиться. Однако легко сказать - готовиться! Легко делать это, когда у тебя есть мама, которая подскажет все, что ты еще не успела узнать, исправит все оплошности... У Лёли такой советчицы, к сожалению, рядом не имелось. Прежде ей всегда и во всем помогал папа, но в этот раз девушка все же как-то сомневалась, что профессор Черкасов, при всем своем всемогуществе в остальных вопросах, в состоянии посоветовать ей, например, фасон платья, или цвет его, который ей лучше всего подойдет, или же - какую прическу лучше всего сделать... Вопросов был миллион. И ничего не оставалось, как прибегнуть к помощи мадам Шанталь, единственной дамы в их окружении, ибо, Николай Викторович Елагин для этих целей тоже совершенно не годился. Надо сказать, что графиня де Бетанкур, когда Лёля робко попросила о помощи, принялась за свои обязанности дуэньи с видимым удовольствием, заметив между делом, что всегда мечтала о дочери и о том, как будет однажды собирать ее к первому балу. Содержащийся в этих словах не самый тонкий намек Леля пропустила мимо ушей, в свою очередь "порадовав" мадам Шанталь новостью о том, что вместе с ними на балу будет и граф Елагин. Вернее, в последнем она была не слишком уверена, но ужасно этого хотела. Почему - и сама толком не понимала, однако всякий раз во время примерки еще не готового бального платья, девушка крутилась перед зеркалом, мысленно пытаясь предугадать именно его, Николая Викторовича, реакцию. И, боже, как же хотелось увидеть именно в его глазах восхищение! Ведь папа-то восхищался бы ею, даже, если Лёля явилась перед ним, надев на себя мешок для картошки! Это, конечно, преувеличение, но для любящих глаз объект обожания всегда совершенен. Лёля знала это по себе, потому что относилась к папе точно так же. Впрочем, когда день ее первого выхода в свет, наконец, настал, в совершенстве юной мадемуазель Черкасовой вряд ли бы усомнился и самый строгий критик. Местная портниха, к которой обратились потому, что времени выписать туалет из Парижа, как поступали прочие местные красавицы, уже не было, постаралась на славу. Нежный, лиловато-розового оттенка, шелк, "пепел розы", как модистка назвала его несколько озадаченной Леле, которая была уверена в том, что, если розу сжечь, пепел будет самый обычный, сизый, великолепно оттенял белоснежную кожу девушки. Немилосердно затянутый корсет - так положено, сказала мадам Шанталь, - делал и без того тонкую талию хрупкой Лёли и вовсе осиной, отчего грудь, соблазнительно приоткрытая глубоким, но нисколько не ниже, чем допускают приличия, декольте, казалась более заметной. И девушка иногда с гордостью посматривала сверху-вниз на свои поданные в столь выгодном свете прелести, думая, что с фигурой ей, все же не так уж и не повезло... Прическа тоже вышла удачной: белокурые тугие спирали тщательно завитых локонов свободно ниспадали почти до лопаток. И когда Леля встряхивала головой, забавно "танцевали", соревнуясь в своем искусстве с маленькими жемчужными сережками, вдетыми в тонкие мочки ее ушей. Ей очень нравилось, как это выглядит со стороны, поэтому девушка слегка качнула головой и прежде, чем войти в папин кабинет, чтобы предстать перед ним уже при полном параде. Потому что они условились, что Алексей Кириллович, собравшись, будет ждать ее именно там. Постучавшись, она спросила разрешения войти...
Николай Елагин: Две недели в Лозанне, прошедшие со дня встречи с Черкасовыми, не стали для Николая самыми счастливыми в жизни, зато их с полной уверенностью можно было назвать самыми спокойными, лишенными каких бы то ни было неприятных моментов. Алексей и Николай прекрасно понимали: если бы не Леля – как ласково звал ее отец, то они бы так и не встретились. Оба друга прекрасно осознавали роль, которую сыграла маленькая хулиганка, и часто благодарили ее. В такие моменты Леля многозначительно молчала и принимала смущенный вид. Насколько Лешка верил ей при этом, для Николя оставалось загадкой. Сам он замечал в ней много того, что Леша, ослепленный своей любовью, просто не мог вообразить. И это Леша! Который, казалось, умел разоблачить любого человека в мире, обладавший холодным логическим умом, скрытный до невозможности, он становился мягким и покладистым в руках этой девчонки. Она читала его, как раскрытую книгу. Даже Николаю этого никогда не удавалось. Например, никто и подумать не мог, что Лешка влюбился, что целый год он встречался с актрисой! Даже Николай, бывший его лучшим другом, не мог такого ожидать. Следует отметить, что Коля все-таки узнал о грядущем событии первым, и не было предела его удивлению. Но Оле удавалось решительно все, она могла делать со своим отцом, что хочет, не опасаясь сопротивления с его стороны. И вот теперь они все вместе идут на бал… Николай часто подшучивал над Олей. Его забавляло, как она – совершеннейший ребенок, пытается все делать, как взрослая. Она была бесспорной хозяйкой в доме, на прогулках отец всегда ее сопровождал, хотя другие дети проводили свое время в обществе нянек и гувернанток. Оленька же была постоянно со своим родителем… или родитель был со своей дочерью?.. А то, как она гордилась своим близким знакомством с Николаем, было просто умилительно. Она подавала ему свою руку, и шагала с гордо поднятой головой. Николай, понявший, как важно понравиться девочке, чтобы возобновить свою дружбу с Лешкой, делал вид, что относится к ней совсем не как к ребенку. Ей это очень нравилось. Всякий раз он приходил к ней с маленьким, но милым подарком. Но всего через пару дней заметил, что всякий раз выбирая для нее новой «подношение», делал это с настоящим, искренним удовольствием! И так приятно было наблюдать, как глаза ее зажигаются нетерпением, когда она видела его. Приближался день бала, Николай пытался заранее узнать, цвет платья, в котором будет Леля. Он собирался прислать ей цветы, но она упорно молчала. Оля, хоть и была маленькой девочкой, но уже прекрасно понимала, что нельзя раскрывать секреты раньше времени, иначе испортишь весь эффект, так и не призналась. Николай долго терзался тем, какие цветы выбрать, а потом просто увидел букет нежных фиалок, и решил, что неважно, какого цвета будет ее платье. Фиалки – именно те цветы, которые больше всего соответствует Оле, нежные и хрупкие, лишенные всякой искусственности. Продавщица в цветочной лавке подмигнула Николаю и сказала, что это очень многозначительный букет. Ради интереса Николай купил еще и книжку с заголовком «Язык цветов». Придя домой, он сверился с каталогом. Фиалка - на языке цветов достоинство, скромность; невинность, тайная любовь. Николя усмехнулся. Цветочница наверняка имела в виду тайную любовь. А он решил, что невинность – именно то, что более всего подходит из предложенного списка. Как и было условлено заранее, Николай пришел заранее в шале к Черкасовым. Оля, как любая порядочная девушка, готова еще не была, а потому скрывалась в своей комнате, доводя свой внешний вид до совершенства. Впрочем, ожидание не было утомительно долгим. Всего через пятнадцать минут в дверь кабинета, в котором мужчины и обосновались, раздался стук. Дождавшись, когда отец «позволит» ей войти (Алексей был сильно удивлен тем, что подобный вопрос вообще прозвучал, можно подумать, что Леля когда-нибудь спрашивала, можно ли ей войти…), девочка явилась перед очи своих «кавалеров». Николай был ошеломлен. Впечатление произвело не столько платье, сколько изменивший облик Ольги. Перед ним была не девочка, какой он привык ее считать, а вполне сложившаяся девушка. Хрупкие плечи были обнажены, глубокое декольте было соблазнительным. Вся она была воплощением еще нераскрывшейся женственности, но уже сейчас становилось ясно, что всего через несколько лет она сумеет получить от жизни все, что только захочет. Николаю стало приятно, когда он увидел, что она прикрепила к своему пепельно-розовому платью букет с его фиалками. - Ольга, Вы ошеломительно прекрасны…
Алексей Черкасов: Свои приготовления к вышеупомянутому мероприятию, Алексей Кириллович ограничил лишь распоряжением для слуги выудить из закромов фрак и привести его в порядок. Но для Лелечки, любящей отец приготовил особый подарок, которым озаботился более всего. Для дочери этот бал должен стать первым в ее жизни, дальше будут еще сотни не менее прекрасных вечеров, но именно этот Оленька должна запомнить на всю жизнь. Украдкой выяснив, какого цвета наряд приготовила дочка, Алексей Кириллович сразу же связался со знакомым ювелиром, и к обозначенному сроку, подарок был исполнен в лучшем виде. Небольшой бархатный футляр покоился во внутреннем кармане черного парадного фрака и ждал своего часа. Николай, по условию, прибыл заранее, чтобы отправиться на бал вместе с семьей Черкасовых. Для Оленьки это было неожиданностью, потому как договаривались об этом с Колей без нее, а Алексей просто забыл ее предупредить. Оба кавалера в нетерпении ожидали появления своей юной дамы, шутливо теряясь в догадках о том, в каком же виде предстанет перед ними Ольга. После тихого стука в дверь в комнату вплыла незнакомка. Алексей Кириллович обернулся, да так и замер, не в силах отвести глаз от дочери. Перед ним стояла взрослая, обворожительная девушка в изысканном платье неземной красоты, которое потрясающе ей шло. Открыв рот чтобы выдохнуть какую-то приветственную реплику, он не смог выдать ни звука, задохнувшись от избытка чувств. Елагин, по-всей видимости, пришел в себя быстрее, чем ошарашенный отец, сподобившись на пафосную фразу «Ошеломительно прекрасны…». Тихий, еле заметный укол ревности заставил бросить на Николая короткий осуждающий взгляд, мол, «не мог подождать, что ли, прежде, чем я ее поприветствую?». А Колька даже не обратил на это внимания, продолжая заворожено пялиться на его золотце. Кашлянув, Алексей Кириллович подошел к Оленьке, загородив ее от Николая, и поцеловал в щечку, тихо шепнув на ушко. - Милая, ты изумительно красива, как всегда, но сегодня у меня с трудом находятся слова, чтобы сказать, как я горжусь тобой. Ты расцвела, моя фиалка,- мягко улыбнувшись, он отошел на шаг чтобы еще раз посмотреть на свое сокровище, которое сегодня наверняка привлечет немало поклонников. «И один уже наготове, прямо в этой комнате»,- мысленно проворчал Алексей.
Ольга Черкасова: Цветы от Николая Викторовича Лёле доставили еще пару часов назад. Букет фиалок. Маленький и аккуратный, он казался образцом хорошего вкуса и, главное, так подходил к цвету, который девушка выбрала для своего бального платья, что Ольга немедленно приказала горничной изготовить из него бутоньерку, которую можно было бы приколоть к корсажу, чтобы не расставаться с этой утонченной красотой весь вечер. А, кроме того, ведь, наверняка, и ему будет приятно, когда увидит... Когда папа откликнулся, приглашая ее войти, Леля открыла тяжелую дубовую дверь его кабинета и, проходя, немного зацепилась за что-то кружевом своего внушительных размеров кринолина. Поэтому была вынуждена отвернуться, наклоняясь, и аккуратно высвобождая зацепившуюся ткань, чтобы не повредить ее. Когда же распрямилась и подняла глаза, то немедленно встретилась взглядом с... графом Елагиным, который каким-то образом оказался в папином кабинете, хотя Ольга ожидала увидеть его лишь в здании Ратуши. Николай Викторович смотрел на нее, наверное, с минуту, а потом тихо сказал, что она прекрасна. И Лёля почувствовала, как мучительно краснеет, ненавидя себя за эту внезапную робость под взглядом зеленых глаз, в которых, в самом деле, читалось восхищение. Смущаться, когда тебе говорят комплимент, не нужно. Со стороны это чаще всего выглядит глупым жеманством! Надо улыбнуться, вежливо поблагодарить и сказать что-либо приятное в ответ... Да, именно так говорили преподаватели этикета в пансионах, где доводилось учиться. Но почему же не говорили они, эти знатоки хороших манер, о том, как внезапно и бешено может застучать от двух простых слов твое сердце, как вдруг приливает к щекам кровь, как язык внезапно делается словно бы чужим и просто никак не может выговорить тех самых слов вежливой благодарности... Положение, как всегда, спас папа. От звука его кашля Лёля и Елагин словно бы очнулись. Николай Викторович, наконец, "отпустил " ее, переводя взгляд на друга, а сам Алексей Кириллович подошел к дочке, целуя в щеку и произнося одновременно что-то такое нужное и ободряющее, мгновенно возвращающее душевное равновесие. Как же она была благодарна ему в эту минуту! - Ты тоже очень красивый, папочка! - в этом не было ни слова преувеличения. Прекрасно сидящий на его стройной, широкоплечей фигуре, черный фрак, атласный жилет, белоснежная сорочка с крахмальным воротником и щегольски завязанный черный атласный шейный платок - профессор Черкасов выглядел подлинным денди. Лёля редко видела его при полном параде, поэтому откровенно гордилась тем, что этот красавец будет сопровождать сегодня именно ее. Точнее, даже не один, а целых два красавца! Граф Елагин был не менее импозантен. И теперь, опомнившись от смущения, Лёля, наконец, смогла сказать ему то, что была должна еще несколько минут тому назад: - Николай Викторович, благодарю за цветы, что Вы мне прислали. Как видите, я нашла им достойное применение! - с легкой улыбкой, девушка взглядом указала на изящную бутоньерку, приколотую к корсажу, а потом подняла глаза на Черкасова. - Однако, если все мы готовы, отчего же, наконец, уже не пойти? Признаюсь, мне не терпится оказаться на балу! - улыбка вновь стала немного смущенной.
Алексей Черкасов: Они с Николаем переглянулись, обменявшись снисходительными улыбками в ответ на нетерпеливую реплику Оленьки. -Коль, как считаешь, скольких юношей мне сегодня придется вызвать на дуэль, после Оленькиного дебюта? – рассмеявшись, он жестом пригласил Елагина пройти вперед, а сам украдкой взял дочку за руку, когда та уже была готова последовать вслед за ним. Николай все понял правильно и не стал останавливаться, решив подождать за дверью. - Девочка моя, подожди секунду. У меня для тебя тоже есть небольшой подарок,- он запустил руку во внутренний карман пиджака, вытаскивая футлярчик. - В конце концов сегодня твой дебют, и я подумал, что у тебя должны остаться вещественные доказательства,- скрывая за усмешкой смущение, Алексей Кириллович, помявшись, вручил дочурке раскрытую коробочку. На бархатной подушечке лежало изящное золотое колечко, с виду немного громоздкое для нежной девичьей ручки. Бережно взяв двумя пальцами произведение ювелирного искусства, Черкасов надел его на средний пальчик ее правой руки. Продолжая держать ее ладонь в своей, мягко надавил на плоский нежно-розовый топаз, который провалился в образовавшееся углубление, давая тем самым, свободу цветку, который встал на его место, распускаясь сапфировой фиалкой. - Это тебе будет памятью, дорогая,- продолжая смущенно улыбаться, Алексей поднес к губам ее руку и отстранился, - ну, а теперь, пожалуй, нам стоит поспешить на поле боя, иначе мы рискуем пропустить начало сражения.
Ольга Черкасова: - Оно восхитительное, пап! - воскликнула Лёля и повисла на шее у Алексея Кирилловича, вмиг растеряв всю свою степенность и "взрослость". Перед профессором вновь была его маленькая дочка, которой он принес очередную интересную игрушку. А выбирать их для Лёли ее папа всегда умел, как никто другой. Перстень, в самом деле, довольно крупный, был сделан так искусно, что лишь подчеркивал утонченность дамской ручки, затянутой в длинную, выше локтей, атласную бальную перчатку. Разглядывая его в восхищении, девушка несколько раз осторожно нажала на топазовую кнопочку, любуясь тем, как драгоценный цветок "распускается". Прежде Лёля никогда не видела таких перстней. И теперь, как и полагается всякой нормальной девушке, получившей только что в подарок новое украшение, как-то сразу и забыла о том, что пора идти. И мягкое папино напоминание о том, что уже пора, было как нельзя кстати. К Ратуше ехали в экипаже Черкасовых, мужчины расположились с одной стороны, а Леля села напротив, тщательно расправив многочисленные складки платья, чтобы они, не дай бог, не смялись. Всю дорогу девушка украдкой посматривала на перстень, устраивая кисть то так, то эдак, чтобы оценить его в разных ракурсах. И в какой-то момент заметила, что Николай Викторович, похоже, понял эти маневры, а потому теперь улыбается уголком рта, изредка поглядывая на Лёлю во время разговора с профессором Черкасовым, который они вели между собой дорогой. Наконец, прибыли на место. В сентябре темнеет уже довольно рано, хотя, кроме этого больше ничего еще не напоминает о грядущей вскоре настоящей, а не календарной осени. И нынче день выдался по-настоящему жаркий, лишь теперь, к вечеру, зной ушел, оставляя место столь ожидаемой вечерней прохладе. Впрочем, все окна и двери Ратуши были распахнуты настежь, чтобы и внутри помещения гостям было не менее комфортно, чем снаружи. Из открытых рам наружу выливался яркий свет многочисленных свечей, разноцветными фонариками были украшены деревья, да и на земле вокруг были расставлены лампы, что создавало иллюзию нахожения в сказке. Эффект дополняла музыка, доносящиеся до слуха всех, кто был рядом. Сам бал еще даже не начался, поэтому оркестранты пока лишь настраивали свои инструменты. Но даже эти, немного нестройные звуки уже отдавались в душе у Лёли радостным предвкушением чего-то, прежде ею не виденного. Бал был общественный, специально, как на званых вечерах, гостей здесь не представляли. А потому все просто проходили внутрь помещения и там уж развлекались, как кому угодно. Точно так же поступило и неразлучное трио в лице Черкасовых и графа Елагина. Лёля чувствовала себе именинницей, гордо вышагивая между Николаем Викторовичем и папой, положив обе руки на галантно подставленные ее кавалерами локти, ловя на себе восхищенные и даже чуть завистливые взгляды встречных дам, осматривая бальную залу, многочисленные киоски со сладостями и напитками, которые тут предлагали гостям. Папа, разумеется, захотел купить ей мороженого, но девушка категорически отказалась. Во-первых, страшно боялась заляпать ненароком платье, а во-вторых... не солидно! А тем временем начался и бал. Открылся он, как и водится, полонезом. И, что самое приятное, им троим даже не потребовалось разлучаться, чтобы принять участие в этом торжественном танце, где, как известно, не всегда выстраиваются именно парами. Ведь полонез - это даже не совсем танец, это скорее такое торжественное шествие под музыку, где задачей кавалера - или кавалеров является как можно более выгодно подать свою даму. И кавалеры Лёли старались вовсю! Естественно, что девушка прежде никогда не видела своего отца, танцующим полонез, точно так же, впрочем, как и его друга. Графа Елагина ей вообще почему-то было сложно представить танцующим. Однако и папа, и Николай Викторович двигались в танце на удивление легко и искусно для таких высоких и крупных мужчин. Но вот и полонез завершился, далее, согласно расписанию в бальной книжечке, следовал первый вальс этого вечера. И самый первый - в жизни Лёли...
Ирен Гаяр: - Тебе идет, дорогая, - немного холодно, не повышая тона, заметил Блекни и предложил своей даме руку. Ирен быстрым движением расправила складки на безупречном корсаже и положила свою ладонь на локоть Артура. Со стороны они казались безупречной парой. Для Ирен это примерно так и было – ровные, ни к чему не обязывающие отношения с мужчиной, которого мало заботит, что о них говорят. Казалось бы, английскому лорду, продолжателю древнего рода, стоило более осмотрительно выбирать себе спутницу, и уж ею никак не могла стать бывшая актриса. Но! Ирен Гаяр была не Виолета Моризель. Это была женщина, во всех отношениях степенная, тихая и скромная. Заботливая мать и верная спутница. Как и мужа, оставленного ею много лет назад, Ирен давно стали считать вдовой, воспитывающей своего сына и не приписывали ее прошлому ничего такого, что могло бросить тень на ее репутацию. Она не отказывалась. Лорд Блекни, с которым познакомил ее бесконечно преданный Арно, был англичанином до мозга костей. Не слишком эмоциональный, спокойный, увлеченный своими несложными делами - политика его интересовала настолько мало, что некоторые соотечественники ставили ему это в вину, но он так же спокойно от этого отмахивался. Меценат и покровитель муз, лорд Блекни старательно поддерживал начинающих поэтов и художников, покровительствовал юным служительницам Мельпомены. Впрочем, последние его интересовали лишь, как будущие звезды, но не женщины. Единственная актриса, сумевшая покорить его холодное сердце, как он говорил не раз Ирен, была она сама. Правда, их отношения на бурный роман не походили ни в самом начале, ни теперь. Ей Артур был просто приятен и… выгоден. К тому времени, когда Арно преподнес ей это знакомство, финансы мадам Гаяр имели весьма плачевное состояние. На жизнь ей, конечно, хватало, но она привыкла жить несколько более роскошно, а стать чьей-нибудь содержанкой, увы, перестала позволять гордость. Для этого нужно было вновь стать Виолетой, а она уже немало сил положила на то, чтобы ее считали лишь мадам Гаяр. Артур был в своих отношениях к ней предельно почтителен и относился, не как к бывшей актрисе, женщине, не стоящей внимания, но как к истинной леди. Довольно долгое время мужчины, окружавшие Ирен, получали отставку почти сразу же. Некоторые даже имели серьезные намерения на ее счет и предлагали руку и сердце, но увы – она вновь и вновь, как в юности, отвергала их. Все ее поклонники вечно не соответствовали каким-то требованиям. В каждом она находила изъян, но долгое время отказывалась дать основное определение своим требованиям. Каждый новый мужчина в ее жизни имел только один недостаток – он был не Алекс. И когда, наконец, Ирен поняла эту очевидную вещь, она перестала кого-либо искать и подпускать к себе. Артур стал единственным исключением. Отчасти, чтобы сделать приятное Арно, стремившемуся ее развлечь, она согласилась завести короткое знакомство с лордом Блекни. Но постепенно оно переросло в близкую дружбу и, к своему удивлению, мадам Гаяр нашла в англичанине очень много схожих черт с мужем. Артур был также спокоен и ровен в отношении к ней, без лишних проявлений чувств. Так же равнодушно смотрел на ее развлечения, благо теперь они были вовсе иные, чем во время ее совместного проживания с Черкасовым. Старался показать свое доброе отношение к ее сыну. Правда, Виктор, от своей природной застенчивости, странно проявлявшейся только в присутствие англичанина, сторонился его и был замкнут. Но Ирен это не слишком беспокоило. Она видела, что Артуру ее сын нравится, что он не обижает его и всячески хочет сблизиться. Мальчик же, стараясь не расстраивать мать, которой, судя по всему, был приятен этот новый мужчина, терпел его изо-всех сил, улыбался и был вежлив. Но при возможности избегал встреч с ним. Неделю назад Ирен присоединилась к Артуру в Лозанне, куда он отправился чуть раньше, оставив Ирен с сыном в Берне. Путешествие было одной из самых главных страстей англичанина, и Ирен с Виктором были его постоянными спутниками. Вот за путешествия мальчик и любил лорда Блекни, ведь можно было столько всего увидеть и узнать нового! А Ирен просто наслаждалась переменой мест, радуясь счастью сына. Сегодняшним вечером мадам Гаяр и лорд Блекни собирались на бал в ратушу. Дом их находился не так уж и далеко от площади Палю, где возвышалось здание Городской ратуши. Но, даже приехав туда почти вовремя, они обнаружили столпотворение отдыхающих, явившихся на бал. Экипажи подъезжали со всех сторон, заполняя площадь. Люди выходили из них, дамы старались перещеголять друг дружку изысканными нарядами, сверкающими драгоценностями. Кавалеры гордо шествовали со своими красавицами, приглашая их в бальный зал, где уже слышались звуки музыки и сквозь распахнутые окна виднелись танцующие фигуры. Артур ввел свою даму в зал и сразу же увлек в тур вальса, который только начался. Пары начинали кружить по залу, и кружева дамских юбок мягкими волнами прокатывались по залу от стены к стене, превращая его в цветное, искрящееся море.
Алексей Черкасов: Такая толпа! Вот тебе и прелести общественных мероприятий! Тут при желании можно затеряться так, что и выхода не найдешь. Впрочем, это даже неплохо, весьма удобно наблюдать за кем-нибудь, если его, конечно, удастся отыскать,- пробежав беглым взглядом по разноцветной массе, Алексей успокоился не приметив в толпе нужный профиль. «Пока можно и забыться»,-украдкой переведя нежный взгляд на дочку, Алексей Кириллович с гордостью наблюдал за тем, как она держится, как на нее смотрят с восхищением и как, должно быть, сейчас завидуют ему, что он ведет это сокровище под руку. Неприятный укол воспоминаний не к месту обозначил свое присутствие, возвращая Черкасова на пятнадцать лет назад. Только сейчас Алексей понял, как же Оленька похожа на свою мать. Вот так же он вел Виолетту по залу, она была прекрасна, а он… он смотрел только на нее влюбленными глазами, не видя ничего кроме. Это был бал сродни нынешнему, именно тогда он решился сделать ей предложение. Сморгнув, стряхивая с себя горькие воспоминания, Черкасов вновь вернул свое благодушие, улыбнувшись дочке. Николай шел по левую руку от Ольги, и по всей видимости, сам с трудом мог отвлекаться на что-то другое. Винить его было нельзя. Дочка у него самая лучшая, так пусть смотрит и восхищается! Она этого достойна! Мысленно посмеявшись над всем этим, Алексей подмигнул Елагину, показывая взглядом на центр залы, где уже собирались пары для полонеза. Прошествовав под музыку несколько туров, вся троица отошла к столику с напитками. -Надеюсь, я никому не отдавил ноги? Оленька, последний раз, когда мы с тобой учили полонез, кажется, я чуть не опрокинул какую-то вазу в гостиной, помнишь?- усмехнувшись, он сделал небольшой глоток из своего бокала. Музыканты вновь заиграли, и то был замечательный вальс. Что-то похожее играло 15 лет назад…. И, что-то я заностальгировал! А вот Оленьке явно хочется, чтобы ее пригласили. Коля, извини, это мой танец!- многозначительно посмотрев на Елагина, когда тот уже было ринулся к Ольге, он сам встал перед ней, молча грациозно раскрыв ладонь в белой атласной перчатке. -Сударыня, окажите мне честь!- глаза дочки заискрились радостью, и нежная ручка с готовностью опустилась на его ладонь.
Ольга Черкасова: - Да не "какую-то", милый папочка, а самую что ни на есть японскую, фарфоровую, - рассмеялась Леля, когда он напомнил ей тот давний урок танцев. Давний, но не единственный. Когда-то давно, когда родители еще жили вместе, и прекрасная мадам Черкасова, не в силах снести скучных и однообразных будней в замужестве, отправлялась на приемы в одиночестве, ее четырехлетняя дочь, в очередной раз проводившая вечер в обществе папы, спросила у него, куда уехала мама. Он ответил, что на бал. И тогда девочка попросила рассказать, что делают на балу, на что Алексей Кириллович поведал ей, что это такое место, где танцуют разные танцы, что, когда вырастет, Лёля тоже будет ходить на балы, однако для этого ей нужно сперва как следует научиться танцевать. После чего с улыбкой подхватил дочку на руки, и прижимая к груди, принялся вальсировать с нею прямо там, в кабинете, лавируя среди мебели и мурлыкая себе под нос какой-то незамысловатый мотив. С тех пор такие вот "домашние балы" стали их маленькой тайной. И Лёля порой даже ждала, когда мама очередной раз оставит их вдвоем, чтобы пробраться в папин кабинет и вновь танцевать у него на руках. Постепенно, подрастая, Лёля переместилась из папиных рук почти что на землю: они танцевали уже почти по-настоящему. Ведь дочка становилась на носки обуви Алексея Кирилловича, повторяя его движения. Потом и это уже не требовалось. К своим пятнадцати, девушка превратилась в искусную танцовщицу, поэтому вовсе не боялась, подобно многим дебютанткам, запутаться в замысловатых па новомодного вальса. Да она вообще ничего не боялась, когда папа был рядом! Поэтому, когда Алексей Кириллович протянул ей ладонь, приглашая на танец, без всякого смущения, смеясь глазами, Лёля изобразила церемонный книксен и, со словами: "Разумеется, сударь!", последовала за профессором Черкасовым в круг танцующих пар, чтобы тотчас же начать легко и грациозно кружиться в его объятиях. И - ах, что это была за пара! Кажется, все вокруг любовались высоким, темноволосым мужчиной с идеальной осанкой, который, щегольски заложив левую руку за спину, правой поддерживал свою юную партнершу, уверенно проводя ее сквозь все сложные туры этого замысловатого танца, который еще совсем недавно считали почти неприличным из-за того, что танцующие находятся так близко. Впрочем, в их случае, кажется, ни у кого не могло и малейшего сомнения возникнуть в том, кем именно приходятся друг другу эти двое: слишком сиял родительской гордостью взор мужчины, слишком обожающе смотрела на него барышня... В какой-то момент Лёля, для которой весь мир ненадолго перестал существовать, сливаясь в разноцветный мелькающий калейдоскоп из-за быстрого кружения, сумела сфокусировать взор на одной из пар и с удивлением поняла, что это Николай Викторович и... графиня де Бетанкур! Надо же, а она и не видела, когда граф успел пригласить мадам Шанталь! Хотя, какая разница? Какая разница, если в этом прекрасном танце они счастливы хотя бы в половину того, как счастлива сейчас она сама? Послав этой паре улыбку, Ольга вновь обратила взор к папе и более не отвлекалась до тех пор, пока музыка не стихла, и Алексей Кириллович не повел ее обратно, чтобы девушка, запыхавшаяся с непривычки от тугого корсета, смогла перевести дух...
Николай Елагин: Когда Лешка начал делать непонятные пассы руками перед дверью, у Николая закралось смутное подозрение, что он должен оставить Черкасова наедине с дочерью. И, действительно, дверь за ними прикрылась. Задержались они ненадолго, всего на пару минут. Леша вышел необычайно гордым собой, а Оленька просто светилась от удовольствия. Причина открылась достаточно скоро. В экипаже Ольга сидела напротив, и Николай никак не мог сосредоточиться на теме разговора с Лешкой. Взгляд его поминутно возвращался к хрупкой девичьей фигуре, и Николя никак не мог понять, кто же эта незнакомка, поигрывающая ручкой, дабы оценить всю прелесть преподнесенного ей кольца. Несколько раз она ловила его взгляд, и отводила свой, не позволяя Николаю проникнуть в свои мысли. И только в бальной зале Елагину удалось стряхнуть с себя это впечатление. Танцуя, Ольга вновь превратилась в ту озорную девчонку, к которой Николя привык. А к концу полонеза он и вовсе забыл свое замешательство. Да и с чего бы ему переживать, если он за девушку не отвечает? Пусть Лешка волнуется. Ольгу ждал первый в ее жизни вальс и, конечно, пальма первенства была отдана Алексею. Но тут взору Николая предстала прелестная картина: мадам де Бетанкур неслась во весь опор через бальную залу, грациозно покачивая внушительным бюстом в глубоком декольте. Взгляд ее хищных глаз был направлен на Лешку, и она бы заполучила бы его в свои цепкие ручки, если бы не маневр Николя. - Мадам, позвольте пригласить вас на вальс. – Мадам остановилась, как вкопанная, и с недоумением уставилась на него. Николай готов был дать голову на отсечение, что поглощенная своей целью, она только сейчас поняла, кто пригласил ее на танец. Она действительно испытывала сомнения. И в этот момент Николай, против своей воли, зауважал сию женщину. Но желание продолжать танцевать этим вечером, видимо, пересилило, и Шанталь, мстительно улыбнувшись, подала ему ручку. А Черкасов, поглощенный диалогом с собственной дочерью, даже не заметил героических маневров своего друга. Мадам де Бетанкур глупо улыбалась и громко хихикала, Николай быстро рассекретил ее хитроумный план, но все равно на них уже начали поглядывать некоторые из присутствующих. Он вежливо улыбался женщине, а она между тем еще и начала ему о чем-то рассказывать. Да, Шанталь прекрасно знала, как лучше всего досадить мужчине! Глаза ее полыхали недобрым огнем, но со стороны это должно было выглядеть просто очаровательно. Ведь на щеках женщины играл нежный румянец, глаза блестели, на губах то и дело загоралась нежная улыбка. Никому, кроме Алексея (но он был слишком занят, чтобы обращать внимание на что-то иное) и в голову прийти не могло, что эти двое ненавидят друг друга…
Ирен Гаяр: Что для женщины, проведшей всю жизнь в развлечениях, очередной бал?! Возможность покрасоваться? Насладиться чужими взглядами и такими банальными, привычными, заученными наизусть комплиментами? Вдоволь натанцеваться? Это удел молодежи. Ирен уже давно пережила все это. Но ей, как и прежде, нравилось разглядывать людей, следить за их поведением и тем, как они вовсю стараются красоваться друг перед другом. Как актриса, она любила оценивать мастерство игры каждого, находить слабые места. И теперь, кружась в вальсе, она глазами выискивала фигуры людей и, глядя на их лица, все про них угадывала. Вот той даме явно не по душе пришелся ее кавалер, хотя – в этом они единодушны. Ирен улыбнулась, Артур принял улыбку на свой счет. Выхватив очередную фигуру, Ирен отметила, что юноша отчаянно влюблен в свою юную спутницу, а она так холодна. Слишком знакомо. И вдруг… Ирен запнулась, сбилась с ритма и едва смогла его снова поймать. Она, порхавшая по паркету, словно мотылек, запнулась на самом простом движении! Мысли в голове стали переменяться одни другими, и крайняя растерянность отразилась на ее лице. Нет, всего лишь показалось! Мадам Гаяр не страдала раньше видением призраков. Уже давно ей удалось спрятать все воспоминания о муже, почти никогда его не воскрешая. Почти никогда. - У меня голова вдруг закружилась. Теряю навык, - постаралась отшутиться мадам Гаяр, спокойно глядя в лицо Артуру, но все же переводя взгляд куда-то через его плечо. Там, на другом конце залы, мужчина бережно обнимал хрупкую барышню, глядевшую на него с обожанием и восхищением. И это было взаимно. Лицо мужчины светилось гордостью и счастьем. И как знаком был Ирен этот добрый взгляд темных глаз. Алекс! Ничуть более не сомневаясь в этом, мадам Гаяр, не отрываясь, смотрела на танцующую пару. Для них-то весь мир существовать явно перестал, а для нее - сосредоточился на них. И уже секунду спустя, она поймала себя на мысли, что ревнует к их беспечности и счастью. Ирен знала влюбленного Черкасова, и сейчас он был влюблен, полностью поглощен своей юной спутницей, совсем еще девочкой! На сей раз мадам Гаяр просто остановилась и бледность выступила на ее щеках, сменяя только что бывший там лихорадочный румянец. - Я принесу тебе чего-нибудь выпить, ты совсем бледна. Тебе нужно присесть. Надо же, такое столпотворение, кто бы мог подумать, - лорд Блекни впервые видел Ирен такой растерянной. Она была явно не в себе, но причину ее волнения и дурноты он нашел вполне очевидной. Жестом подозвав лакея и взяв с подноса бокал, он протянул его своей даме. Ирен приняла его, но поднеся к губам, тут же вернула его назад, - Как хочешь, может, лучше тебе выйти в сад, на воздух? Ирен с трудом поняла обращенный к ней вопрос. Удивленно подняв глаза на Артура, она секунду размышляла над его словами, украдкой бросая взгляд на Алекса и его дочь. Да, именно его! - В сад? Нет, я не хочу в сад. – «Вообще не трогай меня!» - хотелось ей произнести, но она промолчала, стараясь привести свои чувства в порядок. Ничего ведь страшного не произошло, он меня не видел. И не увидит! - Домой, давай вернемся домой. Сегодня Виктору было нехорошо с утра, я за него волнуюсь! Лорд Блекни странно посмотрел на нее, но пожав плечами, молча согласился.
Алексей Черкасов: Как же приятно держать ее в объятиях! Хрупкая, нежная… девочка моя, как же ты выросла! Казалось, что будто вчера, я танцевал с тобой в нашей гостиной, держа на руках, а ты смеялась, обняв меня за шею, и вот теперь ты взрослая девушка и сейчас стоит разомкнуть руки, и ты упорхнешь к кому-нибудь другому… Нежно улыбаясь Оленьке, он кружил ее по бальной зале. Они вдвоем никого не замечали вокруг - только танец для отца и дочери, ее первый танец! - Спасибо, мой ангел, уважила старика, - усмехнувшись, проговорил Черкасов, целуя дочь в щеку, когда они вернулись на «исходную позицию». Как раз в то время Николай отделался от мадам Шанталь, которая вновь принялась косо посматривать в сторону профессора. Черкасов изобразил на лице жуткий ужас и, ухмыльнувшись заговорщически, посмотрел на дочь и на друга. - Я, с вашего позволения, ненадолго скроюсь, поищу знакомых, а вы, друзья мои, с моего благословения танцуйте, развлекайтесь, а я вас потом разыщу. Быстрые танцы, боюсь, я в силу своего «преклонного» возраста, увы, не потяну. После этих слов Алексей Кириллович удалился в толпу, оставляя дочурку на попечение Елагина. Он должен уже быть здесь, попробуем разыскать… И лучше бы он пошел танцевать с мадам Шанталь! Пробираясь сквозь толпу, Алексей Кириллович, мельком пробегая взглядом по лицам, наткнулся на «призрак»! Нет… не может быть! Это не может быть она!- но это была именно она, его Виолетта. Она стояла в отдалении в обществе какого-то джентльмена, который при близком рассмотрении оказался тем самым англичанином, которого Черкасов разыскивал среди толпы. Как она здесь оказалась? И почему рядом с ней, как шмель над медом, суетится этот Блекни? Ну ничего, сейчас мы это выясним! И пусть летит все к чертовой матери! Я подойду к ним именно сейчас, прекрасный повод познакомиться! – зло сверкнув глазами, он ринулся в их сторону. В душе бурлил вулкан гнева и ненависти, когда-то он думал, что если еще когда-нибудь встретит свою супругу, то будет спокоен, проявит полнейшее безразличие или вовсе не заметит ее, но все вышло иначе. Переполненная чаша душевной боли была готова низвергнуться жестоким гневом, оставалось лишь уповать на силу воли. Но для того, чтобы подойти, необходим какой-то предлог, а точнее знакомый, который бы согласился представить Черкасова Блекни. И такой человек нашелся на удивление быстро. Неподалеку от балкона, на удобной банкетке расположился господин, распорядитель местного музея искусств Ноах Миркус - благообразный старикашка, фанат своего дела. Он-то как раз больше всех и жужжал о том, что к ним едет удивительный человек, истинный ценитель искусства, и что он с ним будет счастлив побеседовать, а сам сидит, ворон считает, не ведая, что "кумир" так близко от него. Бросив косой взгляд в ту сторону, где стояла пара, Черкасов поспешил к господину Миркусу, пока те не ушли. Через минуту "старикашка" сам тащил Алексея Кирилловича в указанном направлении, а профессор истории неотрывно смотрел на ту, что разбила ему сердце.
Ирен Гаяр: Но уйти сразу так и не удалось. У самого выхода они столкнулись со знакомыми, пройти мимо которых незаметно было просто невозможно. Ирен еще раз обернулась в поисках Алекса. Но больше его так и не заметила. И девочки не было видно тоже. А вдруг ей все же это померещилось? Пятнадцать лет, она могла и обознаться, и перепутать. Волнение постепенно проходило, и мадам Гаяр даже смогла уловить суть разговора Артура и мистера Эванса, но тут их прервали. Почтеннейший старичок, самая, что ни на есть живая иллюстрация ученого мужа, единственно, что не покрытый вековой пылью, спешил к их маленькой группе, а позади него спокойно и словно нехотя шел Черкасов. - Ваша светлость! – лицо господина Миркуса просияло уже от того, что Блекни повернулся к нему, - Как я рад вас приветствовать здесь, вы простите мне мою фамильярность, но я не могу сдерживать свою радость. Я Ноах Миркус, вы, может быть, помните меня?… - Да, конечно же, герр Миркус, я сам собирался навестить вас на днях. Но очень рад встрече с вами сейчас, - Артур протянул старику широкую ладонь, одаривая его своей ослепительной улыбкой и попутно разглядывая спутника, стоявшего позади маленькой фигуры распорядителя. Один взгляд на его лицо уже вызвал у Блекни странные ассоциации, но он отчего-то не смог их сформулировать для себя. Отчасти, причиной тому была обстановка, царившая вокруг. Далее следовала обычная процедура светского знакомства. Ирен все это время стояла чуть позади Артура и старалась не смотреть в сторону Алекса. Сначала ей показалось, что ее он вовсе и не заметил. Но потом он поняла – сам Черкасов старался ее не замечать намеренно, и при этом она каждой клеточкой ощущала его напряжение и то, как он следит за ней. Дебют на сцене в новой роли не вызывал в ней прежде такой дрожи, как это простое действие – быть представленной двум мужчинам, один из которых знает тебя. Она боялась – боялась того, что он может сейчас сказать и боялась, что он может не сказать. Однажды она загадала, что может когда-нибудь с ним встретиться, но даже и представить не могла, что ей будет так плохо. И когда лорд Блекни представил свою спутницу, как «Ирен Гаяр», она едва могла подать руку, ледяную под тонкой тканью перчатки. - Рада знакомству, герр Миркус, месье Черкасов, - чуть шевеля губами, произнесла дама, не поднимая глаз. Старичок энергично пожал ее руку, что-то пролепетал по поводу ее шарма и очарования, нынешнего вечера и прочая, прочая, тут же переключаясь на интересующую его тему и обращаясь только к лорду Блекни.
Николай Елагин: Алексей оставил Николая следить за своей дочкой. Какие причины двигали заботливым отцом, Николаю известно не было, но причины были, иначе бы Лешка никогда так не поступил. И прежде бывали случаи, когда Алексей неожиданно исчезал, не приходил на занятия, а после не объяснял своих отлучек. И дружба между двумя мужчинами оттого и была такой крепкой, что они никогда не заходили в своих расспросах дальше, чем это было возможно. Наблюдать за Оленькиным дебютом было приятно. Ни разу она еще не осталась стоять во время танца у стены. И Николаю было приятно, что вальс будет принадлежать именно ему. А еще приятней ему становилось, когда он видел, с какой лукавой улыбкой она отвечала незадачливым ухажерам, что вальс уже занят. Она ничуть не тяготилась тем, что обещала этот танец ему, Николаю, и, вроде, даже испытывала от этого удовольствие. На Ольгу оборачивались мужчины, и женщины, молодые и старые. Это был ее триумф. Но она, казалось, не обращала на это внимания. Оленька оставалось такой же естественной и милой, как обычно. В перерыве между двумя танцами, Николай заметил в отдалении мадам де Бетанкур, с раздражением его разглядывающую. Каким-то неведомым ему самому образом, Николя умудрился вызвать в этой милой женщине такую к себе неприязнь, что она даже отказалась от компании Черкасовых, когда узнала, что Николай будет с ними. Николя улыбнулся ей, Шанталь подняла левую бровь и отвернулась. Но краткий перерыв завершился, и распорядитель объявил начало вальса. Николай видел, как очарована была Оля своим первым балом. Конечно, он знал, что Лешка уже давным-давно разрешил им танцевать, потому даже не удосужился поискать его взглядом, чтобы спросить изволения танцевать с его дочерью. - Не откажите мне в удовольствии танцевать с Вами? – Николай подал Оле правую руку, улыбаясь и с надеждой во взгляде, ожидал ее ответа. С секундным промедлением она все же подала свою ручку. Она казалась такой маленькой рядом с ним, что у Николая перехватило дыхание от нежности. Так бывает, когда видишь совсем беззащитного ребенка, и понимаешь, что все самое лучшее, что есть на этом свете сосредоточено в нем. Но ты – человек взрослый, никак не сможешь его защитить от ударов судьбы и грядущих разочарований. До этого Алексею успешно удавалось оградить ее жестокого мира, но удастся ли ему теперь, когда в девушке проснулась жажда жизни? Не может же она вечно жить со своим отцом, никем более не интересуясь… А если ей встретится недостойный человек?... Николай вглядывался в по-детски открытое личико своей партнерши и пытался по нему прочитать, какие удары ей приготовила судьба. Но заранее ничего предсказать невозможно. Да и не нужно забивать себе голову подобными мыслями. Говорят же, что с людьми происходит именно то, чего они более всего боятся…
Ольга Черкасова: Думая о том, как пройдет ее первый бал, Ольга, разумеется, втайне надеялась на успех, однако такого триумфа даже не ожидала. Не прошло и четверти часа с того момента, как папа удалился по делам, оставив ее на попечение Николая Викторовича, как свободных танцев в ее бальной книжке не осталось вовсе. Вернее, один вальс она все же "зарезервировала" за графом Елагиным. Получилось как-то забавно: Николай Викторович, строго говоря, и не ангажировал ее официально, но оба словно бы знали, что так должно быть. Поэтому, когда очередной незадачливый кавалер просил у Лёли именно вальс, девушка улыбалась и качала отрицательно головой, говоря о том, что этот танец у нее уже занят. "В конце концов, не пригласит - и ладно! Буду танцевать с папой!" - думала она, искоса поглядывая на своего невольного дуайена. Впрочем, особенно размышлять времени не было. Танец следовал за танцем, польку сменяла мазурка, мазурку - кадриль... Ольга была верна своему желанию танцевать всю ночь напролет и усталость, казалось, была ей неведома. Изредка она поглядывала туда, где все то время, пока она танцевала с другими кавалерами, ее ожидал граф Елагин, кажется, вполне смирившийся с родительскими обязанностями, которые профессор Черкасов так легко на него переложил. На папу Лёля ничуть не обижалась: дела, значит, дела. Хотя и подозревала, что главной причиной столь внезапной ретирады Алексея Кирилловича была вовсе не необходимость кого-то там встретить, а нежелание сделаться невольником собственной галантности и - графини де Бетанкур, попав в ее полное распоряжение в качестве кавалера. Что сама мадам Шанталь, вероятно, полагала своеобразной "платой" за помощь его дочке в сборах на бал. Теперь же они все оказались свободны от ее навязчивого общества, не в последнюю очередь, благодаря Николаю Викторовичу, присутствие которого рядом с Черкасовыми действовало на француженку, как запах лаванды на платяную моль. Проще говоря - отпугивало. И это тоже не могло не забавлять Олю, не лишенную от природы способности к наблюдению за людьми и немалой доли сарказма в характере, хоть и не слишком явно проявляющегося, в силу юного возраста. Впрочем, папа все равно не пропадал из ее поля зрения насовсем. Иногда Лёля видела его в разных частях залы, где он, в самом деле, говорил с какими-то людьми разного возраста и пола. Изредка они встречались взглядом, и тогда он посылал ей нежную улыбку или чуть заметно подмигивал, либо просто украдкой показывал жестом, что выглядит она великолепно. Танцы, комплименты, шутки и веселье... Все это было, в самом деле, замечательно. Однако увы, - недостаточно! На нее многие сегодня смотрели с восхищением, но ей не нужны были многие, ей нужен был один! А он, словно бы желая досадить, совершенно не желал проявлять своих чувств по-отношению к ней! И Лёля, ей богу, уже стала думать, что комплимент, которым наградил ее Николай Викторович нынче вечером, когда они только встретились, был либо шуткой, либо просто ей показался. Ибо ничем более граф Елагин не дал почувствовать, что видит в ней сегодня не дочку друга, но женщину, юную барышню, которая, кажется, не на шутку увлеклась им. Увлеклась! Мысль об этом явилась Ольге, словно бы озарение, среди какого-то из многочисленных танцев и более не покидала, волнуя сердце и будоража кровь. Как же просто, почему она раньше не поняла?! Да, он много старше, но разве кто-то может назвать его старым? Да и что проку в ровесниках, вот, например, в этом корнете, который из кожи вон лезет, желая ей понравиться, выделывая в мазурке замысловатые коленца? А что же он? Что значат все его подарки, все внимание, с которым Николай Викторович выслушивает ее, поддерживая в беседах светский тон, что значит его улыбка, обращенная к ней, его слова? Вновь вопросы, на которые нет ответов. Точнее, ответ есть, но, чтобы утвердиться в нем, поверить и - проверить ей нужны доказательства. Ну, хоть какие-нибудь! Например, приглашение на танец... "Мильон терзаний" и сомнений - вот еще одно следствие открытия, сделанного Лёлей этим вечером. Утратив душевный покой, она с трудом вытерпела мазурку до конца и, на едва не подгибающихся от волнения ногах, была приведена корнетом к графу, которого молодой человек, видимо, счел ее отцом, а потому обращался с подчеркнутым почтением. Следующим танцем в программе бала был тот самый вальс, который Оля "пообещала" Николаю Викторовичу. И она все еще не была до конца уверена, что он понял это. Но он понял! Сердце в грудной клетке, и без того зажатой жесткими пластинами корсета, подпрыгнуло куда-то вверх, когда граф ангажировал ее. Подпрыгнуло и замерло, но каким-то мистическим образом, она не лишилась в этот момент чувств. Напротив, с неизвестно откуда взявшейся уверенностью, положила ладонь в руку Николая Викторовича и последовала за ним в круг танцующих. Во время танца они почти не говорили - словами. Но он смотрел на нее, смотрел нежно и улыбался глазами. А она... она тоже улыбалась ему, не в силах говорить. Его теплая ладонь лежала на талии девушки, и Лёля чувствовала это тепло даже сквозь корсет. Николай Викторович танцевал прекрасно. Несколько лихих пируэтов, во время которых она едва не теряла равновесие, он бережно поддерживал свою партнершу, прижимая к себе, не давая силе инерции увлечь ее за собой. Однако вряд-ли он понимал, что отныне существует и еще одна сила, которая не даст Лёле уйти, уклониться от него, даже, если ей этого вдруг захочется. Но ей не захочется...
Алексей Черкасов: Пока прыткий господин Миркус, рассыпался в комплиментах перед лордом Блекни, совершенно позабыв о своем спутнике, они с Ирен остались стоять друг напротив друга. Как же было трудно делать вид, что он ее не знает, как было трудно сдержать поток слов, которые копились десяток лет, и как было трудно оставаться спокойным, видя ее затравленное бледное лицо! Стерва… строит из себя невинную овцу! Вот-вот, готова упасть в обморок от удивления! Да, моя дорогая, это я, твой никчемный муж, которого ты бросила много лет назад. Посмотри хорошенько: жив-здоров и даже не зачах от тоски во время твоего отсутствия! -Черкасов Алексей Кириллович, - чинно поклонившись, он взял ее руку и тут же почувствовал холод под тонкой тканью перчатки, - рад знакомству, мадам Гаяр. Теперь мы еще и имя настоящее стали использовать, а раньше даже мне было запрещено звать тебя так, только Виолетта - и никак иначе! Дочь - и та не знает, как по-настоящему зовут родную мать! Повисла пауза, Черкасов смотрел на нее молчаливым и пронзительным, словно выстрел, взглядом, как будто пытаясь найти какие-то ответы в пустых, испуганных глазах этой женщины. Их там не было, был только страх. Оленька!!! Она не должна с ней увидеться, это навредит моей девочке, пусть уж и дальше считает, что мать где-то шляется по Европе. Сейчас не время для роковых встреч, сегодня ее праздник, и я не могу позволить, чтобы он был испорчен этой чертовой женщиной. Очнувшись от оцепенения, он быстро нашел глазами танцующих Ольгу и Николая. Подойти сейчас к ним не было никакой возможности, придется поступить иначе. - С вашего позволения, сударыня, я отлучусь на минуту и принесу вам что-нибудь выпить. Ваш бокал пуст, а вы так бледны…- сухо проговорил Алексей и направился к ближайшему официанту. Начеркать записку было дело минутным. Сунув ему клочок бумаги, Черкасов указал на танцующую пару, после чего вернулся к Ирен, держа в руках два бокала с шампанским. Тем временем, лорд Блекни вовсю о чем-то беседовал с мистером Миркусом и казалось бы, вовсе не обращал внимания на то, чем занимается его спутница, но это было вовсе не так. Черкасов был ему, по всей видимости, интересен более, чем управляющий музея искусств. Лорд, то и дело бросал задумчивые взгляды на профиль Алексея, на тем пока и ограничился. -Вот, прошу вас, мадам Гаяр, или как вам угодно, чтобы вас называли?- он подал ей бокал, делая внушительный глоток из своего.- Не чаял я вас увидеть здесь, да и вообще - где бы то ни было. - Алексей поднял глаза от своего бокала к ее лицу.
Ирен Гаяр: Ей хотелось уйти. Сейчас, немедленно! Но каждый раз украдкой бросая взгляд на Артура, она понимала, что это невозможно. Лорд Блекни со своим собеседником увлекся разговором о начинающих талантах и невозможно было сейчас его отвлечь. Да и разве ему могло придти в голову, что Ирен просто сгорает от нетерпения, чтобы покинуть бал. Ее недомогание прошло, и она вполне может продолжить вечер. А ей хотелось бежать, снова бежать от Алексея, как она поступила уже однажды. Малодушие ее брало верх. Ирен боялась поднять глаза на мужа, а когда все-таки решилась – тут же пожалела. Весь его гнев, весь укор, который ему приходилось сдерживать, отражался в его глазах. Ей прежде не доводилось видеть Черкасова в таком состоянии. Оттого, он был сейчас для нее страшен. Живое воплощение ее совести. Она готова была признать справедливыми все его обвинения, но согласиться могла не со всеми. Так они стояли, молча, и со стороны это могло показаться странным, только на них никто и не смотрел. Их немой диалог закончился лишь тогда, когда Алекс перевел взгляд с Ирен на танцующую пару. На лице мужчины мелькнуло раздражение, и мадам Гаяр не составило труда понять, что ему просто невыносимо думать, что Ольга может их увидеть. Неожиданной обидой отозвалось оно в женщине, которая сама отказалась быть матерью родной дочери. Да что он вообще понимает! Что он понимал раньше?! Только когда Алекс отлучился под благовидным предлогом, Ирен смогла, наконец, частично вернуть себе самообладание. Он ведь не станет устраивать здесь сцен?! Не время и не место! И он это понимает. Нужно всего лишь пару минут продержаться и Артур уведет меня отсюда. К возвращению Черкасова с бокалом, мадам Гаяр уже могла спокойно улыбаться и даже выносить его сверлящий взгляд. - Благодарю вас, месье Черкасов. Мадам Гаяр будет вполне уместно в данном случае. - подражая его интонациям, ответила Ирен и слегка отсалютовав ему бокалом, отпила маленький глоток. - Мне удивительней вас видеть здесь. Я полагала – ваш удел библиотеки, да институтские кафедры, а вы, оказывается, еще и светский лев. Она оценивающе разглядывала его наряд, достаточно простой, но от этого только выигрывающий на фоне всех этих разодетых щеголей. Что ни говори, а Алекс всегда обладал тонким вкусом. - Если вам неприятно мое общество, я не стану вас задерживать.
Алексей Черкасов: - Не могу сказать, что я от него в восторге, сударыня,- парировал Алексей Кириллович, мельком ища глазами Оленьку и Николя, которые, по всей видимости, получили его короткое послание.- Мне более интересен ваш спутник, нежели вы, с ним, по-крайней мере, есть, о чем поговорить. Но раз он сейчас немного занят, а нам следовало бы заполнить неуместную паузу, прошу у вас танец, во время него нам не нужно будет разговаривать. - Допивая шампанское, Черкасов отставил бокал в сторону и протянул ей руку. Ритмичная мазурка закружила танцующие пары, в числе которых были и они. Как давно он не танцевал этот танец, пожалуй, что и не вспомнить, сколько? Ее лицо сейчас было напротив, захотелось закрыть глаза и представить себе, что перед ним кто-нибудь другой, кто угодно но только не она. Воспоминания тяжелым гнетом давили трезвый разум, превращая все существо в один сплошной сгусток злобы и гнева. Как же он ненавидел ее, ненавидел за двоих! За Оленьку, которую эта стерва лишила матери, и за себя, потому что она вырвала ему сердце и раздавила о камни своего эгоизма. Ловко переступая в новый пируэт, Алексей ни разу не отвел взгляда от ее глаз, как будто желая выжечь все нутро, узнать что-то, понять, но это было невозможно. Слишком большая пропасть была между ними, по-сути, и сказать-то друг другу было нечего, по-крайней мере, он не мог подобрать слова, чтобы начать беседу. Да и нужно было ли что-то говорить?
полная версия страницы