Форум » Дальние страны » Один лишь для одной » Ответить
Один лишь для одной
Марина Елагина: Место - Франция, Биарриц, вилла Riene de la mer. Время - вторая половина июля 1833 года. Участники - Николай Елагин, Марина Елагина, Михаил Елагин. ранее
Ответов - 22, стр:
1 2 All
Николай Елагин: Весь месяц Николай порывался ехать во Францию, где на вилле мадам Сесиль гостила Марина. Николя часто получал письма от матери, в которых она рассказывала, что самочувствие Маринет прекрасное, беременность протекает легко и без осложнений. Казалось, все тяготы и треволнения ничуть не сказались на ее самочувствии. Но бросить все свои дела Николаю не позволяло ответственное отношение к службе. Карьера его складывалась успешно, и он был горд своими успехами. Его ценили, и Николай не мог не оправдать надежд на него возложенных. Целый месяц он провел в Гельсингфорсе, и по завершению своей миссии выехал во Францию. Проезжая по Биаррицу в открытом экипаже, Николай наслаждался видом горячо любимого им города, утопающего в густой зелени. Все это: и запах цветов, которыми были украшены ограды, и шум прибоя, слышимый из любого уголка в городе, настраивало Николая на романтический лад. Каждый поворот, хорошо ему знакомый, был пройденной вехой на пути к Маринет. Он уже видел в своем воображении, как она, прелестная в своем состоянии, заметит его, удивленно вздохнет и улыбнется, мягко с придыханием произнесет: «Николенька». Как ей удавалось произнести его имя так, как не удавалось еще никому, и никому, он был в этом уверен, никогда не удастся. Вероятно от того, что она любила его… Остался последний поворот, скрывающий виллу от любопытных взглядов. Николай всегда удивлялся неожиданному ее появлению, словно материализовывался сказочный белый дом по мановению волшебной палочки. Предчувствие счастья заставляло Николая улыбаться. Мадам Сесиль была удивительно хороша, Николай часто задавался вопросом, как ей это удается, хоть и не решался спросить у матери об этом прямо. Для себя он уже давно решил, что всему виной местный климат, возможно, местное вино. - Коленька, дорогой мой! – Хрупкая Сесиль, казавшаяся в сравнении с Николаем девически тоненькой, обняла своего старшего сына и поцеловала в щеку. Она любила своих детей, и всегда была мудра, чтобы быть с ними одинаково ласковой и заботливой. Николай был рад этой встрече, но после нескольких фраз спросил о той, ради кого он и приехал сюда. - Мама, где Марина? – По лицу мадам Сесиль пробежала тень, но Николай, ослепленной своей верой, ничего не заметил. - В белой беседке, думается. Оттуда открывается прекрасный вид. – Николай помнил, какой открывался вид из этой беседки. Нельзя было придумать лучшего места для их встречи. В кармане лежал футляр с простым ожерельем, увенчанным огромной белой жемчужиной. Именно она и придавала ожерелью привлекательность. Он застегнет его на шее Марины белой беседке. Николай торопился навстречу своему будущему… Марина была не одна, рядом с ней сидел Мишель. И в том, как она смотрела на его брата, его соперника, было что-то настолько интимное, что Николай почувствовал стеснение, будто подсматривает в замочную скважину их спальни. С губ сорвался удивленный стон, футляр выпал из его рук, ожерелье змейкой выскочило и осталось лежать в сочной зеленой траве. Своим неосторожным стоном Николай выдал свое присутствие, и не мог уйти, оставив свое пребывание на вилле в тайне. Что ж, ему снова пришлось принять очередной вызов судьбы. - Добрый день, Марина, Мишель… - Николай уже вполне овладел своими чувствами, на губах его снова играла улыбка.
Михаил Елагин: Безвозвратно упущенное время не вернуть назад, но Марина и Мишель решили опровергнуть это убеждение и старались изо всех сил в этот короткий июньский месяц. Они желали прожить за тридцать дней лета одиннадцать лет брака, и похоже – им это удавалось. Они почти не разлучались, минуты, что волей случая приходилось провести порознь, были мучительны, и даже мадам Сесиль не выдерживала и подшучивала над своими любимыми детьми за это. Рядом с любимой женщиной Михаил наконец-то понял, что важнее всего на свете. Просто быть подле дорогого человека, поддерживать, когда ей плохо, смешить, когда грустно, молчать и разговаривать без устали. Не было тем, которые не остались ими не затронуты, пожалуй, кроме двух. Мишель боялся задать Марине только два вопроса: любит ли она его и часто ли вспоминает о Николае. И оба эти вопроса, как только возникали в его голове, тотчас же им изгонялись оттуда. Совсем недавно в их маленьком с Мариной мирке произошла еще одна радость. Как-то вечером, когда женщина уже засыпала в объятиях своего мужа, она вдруг резко дернулась и испугано посмотрела в глаза Мишелю. Стоит ли говорить, что того пробрал холодок от ее взгляда, но постепенно она начала улыбаться и графу осталось только недоуменно ждать. - Что с тобой? – вместо ответа Марина взяла его ладонь и приложила к своему животу. Поначалу Мишель ничего не понимал и, иронично приподняв брови, смотрел в ее ясные глаза, пока вдруг он не почувствовал легкое шевеление. Удивление, и испуг, смешанный с радостью понимания, отразились на его лице. И каждый день с того момента он с нетерпением ждал, когда это чудо повторится. Теперь Михаил Викторович разговаривал не только со своей женой, но и со своим ребенком. Да, официально сейчас они были не женаты, но именно теперь они узнали – что такое брак. А в том, что ребенок его – сомнений теперь не оставалось. Утро было дождливым, и с моря город затянуло туманом, который к обеду рассеялся, и солнце вновь засветило в Биаррице. Мадам Сесиль предложила детям, а иначе она их теперь и не называла, пойти подышать воздухом. Марина неважно себя чувствовала, и Михаил предложил ей просто прогуляться по саду, а когда она устала – усадил в беседке, откуда они молча любовались видом на море. Их молчаливый покой был нарушен каким-то посторонним звуком. Мишель резко обернулся, полагая, что матушка решила присоединиться к ним, и каково же было его удивление, когда вместо Сесиль он увидел брата! На некоторое время в воздухе повисла тишина, и даже казалось, что все вокруг замерло – не шелеста травы, ни пения птиц. Если бы не легкое Маринино пожатие, которым она старалась предупредить возможную бурную реакцию Михаила. - Николя, - голос брата был холодным и нисколько не скрывал его досады на вторжение в их с Мариной маленькую идиллию.
Марина Елагина: Беременность у Марины, и верно, протекала достаточно легко, несмотря на достаточно приличный срок. Поэтому и, будучи, как говорят в народе, «на сносях», графиня Елагина по-прежнему продолжала жить полной жизнью, радуясь каждому новому дню, приближающему ее к тому моменту, когда она сможет взять своего малыша на руки и взглянуть в его личико. Михаил, присутствующий при ней теперь почти неотлучно, был полон того же нетерпения и даже как-то в нем ей несколько смущенно признался, чем изрядно позабавил женщину, которая заметила в ответ, что прекрасно его понимает, но помочь ничем не может – всему свое время. Впрочем, теперь уже совсем скоро… Лето в этом году выдалось довольно жарким и не спасало даже близкое присутствие океана. Свежий ветер приносил облегчение лишь после захода солнца. Днем же лучше всего теперь было находиться либо в доме, где настежь открыли все окна и двери, либо в саду, в густой тени. С некоторых пор Марина и Мишель облюбовали там уютную ротонду, выкрашенную в белый цвет, сплошь увитую виноградом, которую сама мадам Сесиль любила называть на русский манер «беседкой». Там они проводили послеобеденный час и сегодня, расположившись в приятной полудреме в низких удобных шезлонгах, лениво обмениваясь какими-то репликами, мимолетными нежными взглядами, прикосновениями… Короче, вели себя, подобно всем влюбленным. Мишель положил ладонь на живот Марины, слегка поглаживая его, и с улыбкой прислушиваясь к едва ощутимым движениям ребенка, а она накрыла его руку своей. Постепенно разговор сходил на нет, молодая женщина почти задремала, убаюканная его прикосновениями, лишь изредка приоткрывая глаза, чтобы взглянуть на него из-под полуразомкнутых ресниц с сонной нежностью. Она теперь почти все время хотела спать, и Мишель, понимая, что это не каприз и не леность, а закон природы, помогающей ей готовиться к родам, накапливая для этого силы, поэтому не тревожил ее покой. Но внезапно ласка его оборвалась, Марина ощутила, что рука его напряглась и замерла. Она открыла глаза и обернулась следом за супругом. - Николенька… - словно эхо, повторила она вслед за Мишелем, растерянно и как-то неловко разворачиваясь к нему, стоящему у входа в ротонду, взирающему на них с улыбкой, которая была какой-то уж слишком естественной…
Николай Елагин: - Не рад? – иронично поинтересовался Николай у Мишки, который когда-то был ему так близок. И снова колющее чувство утраты сразу троих: возлюбленной, будущего ребенка и брата. Одним махом он потерял семью прошлую и семью будущую. Его дом в Гельсингфорсе останется пустым: не будет шума детских голосов. Ничего в его жизни уже не будет. Они оба лишили его этого. - Ты прекрасно выглядишь. – Николай перевел взгляд на Марину, она немного побледнела, но это, как он догадался, из-за его появления. В целом, вид Марина имела цветущий, округлый животик был заметен уже даже в платье свободного покроя, которое она теперь носила. Ей шло. Ей все шло: платье, беременность, смущенный вид, легкая бледность… и бесстыдное счастье в глазах. Николай протянул руку желая дотронуться там, где платье складывалось на ее изменившейся фигуре, но отдернул ее, видя, как счастье в ее глазах сменилось испугом. Мишель дернулся, но она снова удержала его за руку, и напряжение спало. Такого с Мишкой не удавалось никому, Марина научилась управлять им, предварительно отточив свое искусство на нем, Николае. Каждое движение, каждый взгляд, легкое дуновение ветерка с залива, Николя с жадностью замечал все. Неужели ни один из этих двоих не проявит хоть каплю радости от его приезда? Они видели в нем врага, агрессора. Но Марина была слишком деликатна, чтобы проявить свое отношение. Даже назвала его, как прежде, и совсем по-иному. Теперь в голосе ее не было любви, нежности, тепла, только вежливость. Все трое почувствовали неловкость от встречи. - Ну что Миш, тебя можно поздравить? Теперь отцом ребенка выбран ты?- Николай совершенно не понимал, зачем он это говорит. Ведь ясно же, что эти слова будут обидными для них обоих. Чего ему стоило пожелать им счастья, развернуться и уехать, позволить им наслаждаться жизнью. Это было бы так благородно, великодушно, милосердно. Но кто он такой, чтобы быть милосердным? Он не господь бог, Николай – обычный человек, и гордость его была задета. Он был возмущен той несправедливостью, которая обрушилась на него. Разве не ему должно было достаться это счастье, разве он не достоин его? Они могли дать ему ответ, могли объяснить ему, могли быть с ним человечными, но они отводили взгляд от него, как от мерзкой твари, отравляющей их жизнь. Они не желали быть великодушными и милосердными, тогда почему он должен быть таким? Даже отняв у него самое драгоценное – веру, мечту, идеал, они испытывали досаду, и ни капли жалости…
Михаил Елагин: Сколько раз Мишель представлял их очередную встречу. Сколько раз он пересмотрел с той беседы на террасе свое отношение к Николаю – от жгучей ненависти за причиненную Марине боль, до благодарности, что вернул Марину ему. Но никак не ожидал, что увидит брата так скоро, и что испытает такую гамму эмоций. Они еще в Петербурге расстались очень плохо, почти врагами. И вот теперь, когда Марина сумела своими словами заронить в нем зерно прощения к брату, тот появляется перед ним, сверкая праведным гневом в очах. Если Михаил Викторович приветствовал брата холодно, то лишь от растерянности. Но то, как заговорил Николя, было явно не случайностью. - Ты ошибаешься, я рад. Мы рады, - быстро поправился Мишель и, обернувшись, ласково улыбнулся жене, показывая, что все хорошо. Но именно это его мимолетное движение губ вызвало в брате еще большее раздражение. Понимать, что такое жгучая ревность, когда рядом с твоей любимой женщиной стоит другой, для младшего из братьев было не внове. Но, похоже, кровавая пелена ревности совсем застлала глаза Николая, раз он с таким презрением смотрел на них обоих. Стараясь хоть как-то сгладить тон брата и свести все к примирению, Мишель протянул ему руку, но тот отчего-то ее не заметил, хотя не преминул выразить свое поздравление. В довольно странной и резкой форме. Все же, граф улыбнулся, хоть и немного натянуто. - Может лучше пройти в дом, здесь становится прохладно?, - хотя, если холодом веет от слов и жестов, даже уютная обстановка в комнате не согреет, - Коля, ты устал и говоришь сейчас, не думая. С каких-то пор он перенял от Марины и ее спокойствие, и ее мудрость. И теперь, в ее присутствии, вовсе не желал выяснять отношений с братом. Чуть позже, дома, когда он отправит жену спать, можно будет поговорить с Николя по душам. А теперь его нужно увести от этой опасной темы. - К тому же, матушка, наверное, уже заждалась. Мишель сделал шаг из беседки и подал Марине руку, помогая сойти по ступеням, и его взгляд тут же упал на лежащее в траве ожерелье и раскрытый футляр. Стараясь незаметно отвести глаза и сделать вид, что ничего особенного он не видел, мужчина нарочно заступил так, чтобы Марина не увидела упавшего подарка.
Марина Елагина: Словно ощутив волнение матери, ребенок в ее чреве тоже забеспокоился, зашевелился. Марина рефлекторно прижала руку к животу, и выражение ее лица сделалось сосредоточенным, точно она теперь смотрела внутрь себя. «Тише, малыш, пожалуйста, успокойся, все хорошо!» - мысленно упрашивала она его. Однако и сам теперь нуждалась в успокоении не меньше, чем ее дитя. Зачем Николя приехал? Эта мысль теперь заполняла все ее сознание. Разумеется, Марина была далека от того, чтобы подозревать его в чем-то плохом, но внезапность появления в Биаррице, а главное – то, как изменился его взгляд… Да, это уже был совсем другой Николай, не тот, которого она знала прежде. У того никогда не было столько сарказма в речах, «ее», прежний, Николя никогда не смотрел так холодно. Впрочем, не было никакого «ее» Николая Елагина. Да и сама она более не была той Мариной, которая металась между двумя братьями, как соломинка в бурной реке, которую прибивает то к одному, то к другому берегу стремительным водоворотом жизненных событий, произошедших с того момента, как Мишель вернулся из небытия. И пусть во многом ее нынешний выбор все равно предопределил случай, Марина была довольна, что все вышло именно так. Однако, наблюдая за братьями, исподлобья смотрящими друг на друга, обменивающимися при этом язвительными репликами, она вдруг как-то внезапно поняла, что именно теперь ей и придется распутать до конца тот сложный узел их отношений, который, как ей казалось, уже был разрублен. Мишель тем временем предложил переместиться в дом, Марине это тоже показалось разумным. В гостиной, куда они вскоре пришли, их встретила мадам Сесиль, которая уже распорядилась насчет ужина. Поэтому вскоре вся семья уже была в столовой, за трапезой, которую можно было бы назвать праздничной, если бы не повисающие то и дело неловкие паузы в разговоре. И еще - общее напряжение, от которого никто из них до конца не мог избавиться, несмотря на то, что внешне все выглядели спокойными и веселыми, шутили и вспоминали детские проделки братьев… Когда ужин завершился и принесли коньяк, мадам Сесиль предложила Марине пойти к ней в комнату для того, чтобы показать новый рисунок для вышивки, которым с ней как раз сегодня поделилась одна из приятельниц: - Маринетт, он просто потрясающей красоты! Я умру, если немедленно не покажу его тебе! – воскликнула графиня, беря за руку сноху, мягко увлекая ее, растерянно оглядывающуюся на Мишеля и Николя, за собой, прочь из комнаты. Когда же обе, наконец, оказались в матушкином будуаре, она нежно взяла лицо Марины в ладони и, глядя прямо ей в глаза, проговорила: – Как ты, моя девочка? Я же все понимаю и сочувствую тебе, но пойми меня и ты: Николя – такой же сын мне, как и Мишу, я не могу разорвать сердце на две половины… - Мадам Сесиль, матушка! – Марина обняла пожилую женщину. – Я знаю, знаю, о чем Вы говорите. Мало того, я даже пыталась это сделать, - грустно усмехнулась она. – Ничего не говорите более. Я вовсе не против того, чтобы Николенька жил здесь, я даже уверена, что именно так и нужно. И я приложу все усилия, чтобы восстановить между ними с Мишей хорошие отношения. А что Николенька думает обо мне – в конце концов, это не так уж важно, - добавила Марина, глубоко вздыхая. Объяснившись таким образом, более к этой щекотливой для всех теме дамы в своем разговоре не возвращались, уделив время вещам более приятным и интересным, чем запутанные семейные отношения. В том числе, пресловутому узору для вышивки. Когда же за окном начало заметно смеркаться, Марина сказала мадам Сесиль, что хочет лечь спать, так как устала. Разумеется, препятствий ей в этом никто не чинил. Проходя мимо столовой, где, по ее представлению, теперь все еще должны были находиться Николай и Миша, Марина была несколько удивлена тем, что оттуда не доносится их голосов. Заглянув в дверь и не обнаружив там никого из мужчин, Марина направилась в комнату Мишеля, но мужа в ней также не обнаружила. Не трудно было предположить и третий пункт ее маленького путешествия - комната старшего из братьев. Постучав, молодая женщина вошла туда. Николя был в ней один.
Николай Елагин: Николай обратил внимание на то, как Мишель пытался загородить собой ожерелье. Он поднял, спрятал в футляр и убрал обратно. Если его подарком так очевидно пренебрегают, а не желают видеть, он это переживет. Николай иронично улыбнулся Мишелю. За ужином Николай вел себя так, как обычно: был спокоен, сдержан и уравновешен. Бедная Сесиль, ради нее он был теперь готов на все, она единственная понимала его сейчас. В глазах Мишеля он видел жгучую ненависть, а Марина и вовсе проявляла полное безразличие к его чувствам. Она была погружена в себя, в собственные ощущения. Он никогда ничего для нее не значил, только теперь Николай это понял, всю жизнь она использовала его, он был ей верным другом и поддержкой, но она никогда не лишала его надежды, удерживая тем самым подле себя. Когда дамы вышли из столовой, Николай почувствовал облегчение, ему больше не требовалось сдерживать свои эмоции. Однако, выяснять отношения с Мишелем сейчас просто не было желания. - Извини, мне сейчас не до задушевных разговоров за бокалом вина. Длительное путешествие меня утомило. – Мишель сделал пас рукой, явно обозначающий, что желания у братьев совпадали. Николай вышел из-за стола и ушел к себе в спальню. Некоторое время ему потребовалось на то, чтобы отыскать необходимые деловые бумаги в чемоданах. Чемодан с необходимыми вещами уже был разобран. Николай умылся и развязал галстук, все это время мешающий его дыханию. Видимо, узел был слишком тугим, а во Франции в это время года слишком жарко, Николя уже давно привык к северному климату Петербурга и Гельсингфорса. Дверь отворилась, и в комнату вошла Марина. Николай очень не хотел видеть ее сейчас. Да, он не желал сдаваться без боя, бегство было для Николая неприемлемым способом избавляться от проблем. Но сейчас он не желал оказываться сталкиваться со своим несчастьем лицом к лицу. Он не был настолько низок, чтобы сознательно подвергать беременную женщину переживаниям. - Зачем ты пришла? Я устал.
Марина Елагина: - Прости, что потревожила, я искала мужа... Михаила, - сказала Марина и осеклась, заметив, как во взгляде Николя вспыхнул сарказм. Фраза, в самом деле, вышла двусмысленная. Впрочем, все, что бы они не сказали теперь друг другу, наполнялось, помимо основного, явного, еще и какими-то вторыми, третьими, четвертыми смыслами... Никогда бы не подумала Марина прежде, что ей будет так трудно общаться с ним. - Я шла мимо столовой, думала, что вы все еще там, никого не обнаружив, предположила, что он у тебя, - пояснила она, вздернув подбородок, и смело встречая его взгляд. - Извини меня еще раз за беспокойство. Спокойной ночи. Она направилась прочь из комнаты, но около входа внезапно остановилась и обернулась к мужчине, который все это время более не удостоил ее ни одной реплики в ответ. - Нет! - сказала она тихо. - Так нельзя, невозможно! Мы должны поговорить, в конце концов. Я знаю, ты сердит на меня. Я знаю, что заслуживаю этого. Но знаю так же и то, что более доброго человека, чем ты, не существует в этом мире. А значит, могу рассчитывать... хотя бы на понимание. Николенька! - Марина решительно подошла к нему и положила руки на плечи. - Я пыталась, искренне пыталась убедить себя в том, что у нас с тобой получится, что я смогу дать тебе то счастье, которого ты заслуживаешь. Я никогда не лгала, когда говорила о своих чувствах к тебе. Это, верно, прозвучит дико, однако теперь я знаю, что сердце, оказывается, может вмещать две любви одновременно. Я люблю тебя и люблю Михаила. Но - по-разному. Он - мой муж. Мой мужчина, без которого я не могу жить и к которому вернусь, что бы между нами не произошло, ничего уж тут не поделаешь, - она улыбнулась, пожимая плечами. - Я поняла это здесь, в Биаррице. Мы очень много говорили с ним за этот месяц. Кажется, он тоже многое для себя понял, это дает надежду на то, что мне не придется больше страдать от взаимного непонимания. Теперь мне кажется, что это было главной причиной наших с ним проблем тогда, десять лет назад. А ты... ты - мой любимый старший брат, тот, о котором я мечтала всю свою жизнь. Ты похож на моего отца, которого я обожала и так рано лишилась. Это совсем другая любовь. Я пыталась доказать себе обратное, но ничего не вышло. И слава Богу! Вскоре мы бы оба это осознали, и что тогда делать? Постарайся и ты понять все это. Я уверена, что непременно найдется та, кто подарит тебе столько же счастья, сколько мне дает Мишель. И сколько я сама могу ему дать. Я надеюсь на это, искренне желаю. Но оправдываться перед тобой, за то, что мне теперь хорошо, вовсе не обязана, не так ли?
Николай Елагин: Сначала Марина собиралась уйти, и Николай только было обрадовался ее уходу, но вдруг она решила выяснить их отношения. Мало было того, что она назвала при нем мужем его брата, теперь она решила добить его своими объяснениями. Николай слушал, он не собирался принимать решений сгоряча, сначала он хотел узнать, что скажет ему женщина, которую всю свою жизнь чтил, как богиню. Он ловил каждое ее слово, каждый взгляд, каждый вздох много лет. Он любил ее больше жизни, готов был пожертвовать братскими узами, лишь бы сделать счастливой ее. Но чем больше Николай пытался простить Марину, тем сильнее она разжигала в нем обиду, и как следствие, ярость. Эта женщина пробуждала в нем все самые лучшие его черты, и самые ужасные. И только она умела так ранить его. Не было большего оскорбления, чем то, что он услышал. Николай сбросил ее руки с себя. Даже теперь, она пыталась воздействовать на него. - Разумеется, не обязана. Когда ты считала себя обязанной что-либо сделать? Ты вспоминаешь об ответственности лишь тогда, когда тебе это удобно. Ты прекрасно решаешь за других… Он понял, мы бы осознали… - Николай копировал ее интонации. – Думаю, он как раз еще не понял, что теперь ты решила использовать его. – Николя не заметил, как голос его стал звучать громче, но теперь он почти кричал. - Неужели ты думаешь, что можешь так легко ломать жизни и не нести за это ответственности? Послушай, что ты говоришь, Марина! В моей спальне ты любила меня совсем не как брата или отца. Тебе не кажется, что ты всем врешь: Сесиль, мне, Мишке, самой себе? И после всего этого ты говоришь мне, что я должен тебя понять? Не желаешь оправдываться, изображаешь из себя святую. Ты разрушила мою жизнь. Мой брат ненавидит меня, мать разрывается между нами, я - нежеланный гость в родном доме, и ты в центре всего этого. Более того, ты втянула в эту историю ребенка. Кстати, что ты собираешься ему сказать? Ты ведь и сама не знаешь, кто из нас его отец, верно?!
Михаил Елагин: Как они похожи – братья Елагины! Мишелю даже стало жутко от понимания этого. За ужином он смотрел на Николя, иногда вставлял вежливые реплики, и старался держаться непринужденно, лишь бы не нервировать мать и Марину. Оба брата прекрасно играли свои роли, но стоило зрительницам покинуть зал, и маски были отброшены усталым жестом. Михаил как всегда, стараясь укрыться от неприятностей мира, поднялся в библиотеку, где в тишине и покое пытался понять для себя, что теперь предстоит сделать. Его раздирали противоречивые чувства: он желал мира с братом и понимал, что этому многое мешает. Он осознавал, что нужно поговорить с ним, но не мог понять, когда нужно начать этот разговор. Сейчас – не слишком ли рано? Завтра, или отложить на пару дней? Но каждая минута будет добавлять напряжения в их и без того запутанные отношения. И еще Марина! Михаил знал, что она будет мучиться и страдать, видя все это. Даже если братьям удастся сыграть теплые отношения, она своим женским чутьем все поймет и будет только хуже. Мысль о любимой женщине отвлекла Мишеля, и он переключился на другие, более приятные. В конце концов, он решил, что разговор может подождать и до завтра – брат действительно устал с дороги, а это настроение его не улучшит. Теперь же младшему Елагину хотелось лишь одного – обнять Марину и забыть обо всех тревогах рядом с ней, заодно утешив и ее. Мишель проделал весь путь Марины с точностью до наоборот. Не найдя женщину в ее спальне, он заглянул к матушке и перешел к своей комнате. Но и тут ее не было. На террасе, где она по прежнему любила проводить время перед сном, Марины также не оказалось. Что-то неприятно кольнуло его, какая-то смутная тревога. Быстрыми шагами он направился в комнату брата и уже в начале коридора отчетливо расслышал его голос через неплотно затворенную дверь. Не только голос, но и слова долетали до него совсем отчетливо, и Мишель сначала даже задохнулся от негодования и второй раз за вечер не узнал брата. У Николя изменилась интонация – холодный и жестокий, он бил словами наотмашь и, еще не раскрыв дверь, Михаил представил себе, что должна была чувствовать сейчас Марина, выслушивая эти незаслуженные оскорбления. - Зато знаю я! – граф сделал шаг в комнату и тут же встал подле жены. Она вздрогнула его внезапному появлению, и во влажных глазах вдруг вспыхнула несмелая радость, - Марина, иди к себе, я скоро приду, - он улыбался ей, говорил тихо и спокойно, но взгляд, которым Мишель косил на брата, предвещал скорую бурю. Не сомневаясь, что Марина последовал его совету, он тут же отвернулся и вновь заговорил с Николаем. - Послушай, не смей разговаривать с ней в подобном тоне впредь. Ты, который обошелся с нею так низко, и которого она простила. Никогда не думал, что скажу подобное, но! Я, братец, в тебе узнаю себя. Только в одном разница между нами! Я всегда был к ней несправедлив, был недостоин ее и не знаю – за какие такие заслуги мне теперь позволено ее любить и позволено быть рядом с ней! Но даже раньше, пренебрегая ею, я ни за что бы не позволил увидеть своей измены. Знать - одно, видеть - другое. А ты посмел притащить шлюху в постель, где любил ее! – голос прервался, щеки мужчины пылали, глаза впились в глаза брата, а руки ухватили лацканы его сюртука, словно Мишель собирался его встряхнуть, но замер, - Ты сам все разрушил, а был так близок к счастью! Она могла стать твоей… женой. Мишель сам не верил, что говорит это. Его голос становился то громче, то почти замолкал, и слова обозначались лишь шевелением губ. - А теперь, когда ты бессилен что-либо изменить, ты винишь всех, кроме себя. Винишь ее, в том, чего она не могла совершить, - разжав руки, он оттолкнул брата от себя, - Дурак!
Николай Елагин: Когда Мишка ворвался в комнату, Николай даже обрадовался его появлению, ведь оно положило конец тому мучительному разговору, который завела Марина. Как раньше мог не замечать он, что в ней столько жестокости. Если бы она любила его, хоть каплю, думала о нем, не стала бы говорить всех тех слов, казалось, будто бы она выбрала самые ужасные слова, какие только могла. Но власть ее простиралась не над ним одним. Марина полностью подчинила себе Мишку, который сейчас обвинял его. - Миша, опомнись! Посмотри, что она делает с нами: недавно я также держал тебя, желая задушить, убить, уничтожить. Она околдовала нас обоих, сеет рознь между братьями. Не дай ей связать тебя по рукам и ногам. Недавно я думал, что мы с ней – самые счастливые люди на всем свете, она не могла вспоминать о тебе без содрогания. Одна моя ошибка, за все эти годы, ты же не будешь отрицать, что эта была первой, и она переметнулась к тебе. Надолго ли? А что будет, если ты однажды ошибешься? Бог с вами, я уеду, но к кому она уйдет тогда? Ее невинность и святость.... Она застит глаза нам своей правильностью, в то время, как сама страшней во сто крат. Коварству ее нет предела, она держит нас обоих, не отпускает. Еще раз прошу тебя, опомнись! Мы же поубивать друга готовы из-за нее! Выясняя отношения с братом, Николай не видел, что Марина из комнаты не вышла, а стоит около входной двери и слышит весь их разговор. А Николай никогда доселе не говорил с такой убежденностью в правоте своих слов. Сейчас он ясно видел весь свой жизненный путь, вспоминал о том, что стоило ему отдалиться от Марины, как у нее тут же появлялись проблемы, и тогда Николя не смел, не мог позволить себе отнестись к своему идеалу без подобающего участия.
Марина Елагина: Выслушав ее до конца, Николай секунду молчал, и Марине сперва показалось, что ей удалось достучаться своими словами именно туда, куда она и хотела – в его сердце. Но потом, точно очнувшись от какого-то оцепенения, он резко дернул плечами, отчего руки Марины соскользнули, и поднял на нее взгляд, полный презрения. Такого холодного, что по спине женщины пробежали мурашки, несмотря на то, что в комнате было тепло. Когда же Николя, наконец, заговорил, то слова его оказались настолько жестокими, что у Марины возникло полное ощущение того, что ее сейчас бьют плетью наотмашь. Раньше она не слишком верила в эту метафору, но, оказывается, слова действительно могут причинять физическую боль. Мир вокруг вдруг зашатался и стал каким-то расплывчатым. Марина не сразу поняла, что это просто слезы выступили у нее в глазах. А Николя все продолжал казнить ее обвинениями. С некоторыми из них она готова была согласиться, но, Боже, не со всеми! Он утверждает, что Михаил его ненавидит, но это не так! Да он же сто раз говорил ей, что понимает все его чувства теперь, поэтому не может сердиться, хоть и должен вроде бы. Нежеланный гость в своем доме? Это после того, как видел сияющий счастьем взор своей матери всякий раз, когда она на него смотрела нынче вечером? Да и она сама, Марина, когда прошло первое смущение, разве можно было сказать, что она не рада его приезду? Растеряна – да, но уже то, что пришла к нему поговорить, разве не есть свидетельство ее доброй воли и попытки исправить хотя бы немного их отношения? Все это она хотела бы сейчас ему сказать, однако, слова, словно бы не пускал наружу спазм, сжимающий ее горло. Поэтому графине удалось выдавить из себя лишь жалкий лепет: - Зачем ты так, Николенька? – и ровно в эту же минуту в комнату вошел Михаил. Вероятно, он слышал часть их разговора, Марина поняла это по его внешнему виду, несмотря на то, что, когда обратился непосредственно к ней, Мишель говорил спокойно, даже улыбался. Но слишком хорошо она его знала, чтобы не понять, что таится за этой улыбкой. Посему, полу-просьбу, полу-приказ мужа оставить их наедине, она исполнить не поспешила. Замерев около двери, Марина с нарастающим ужасом слушала и наблюдала, как два брата бросают друг другу жестокие, злые слова, однако, когда от слов они перешли к действию, смотреть стало невозможно вовсе: - Что вы делаете?! – закричала Марина, и оба мужчины, напрочь забывшие в пылу конфликта об ее присутствии, резко обернулись. – Что вы оба делаете? Так нельзя! – сказала она уже чуть тише и вдруг, застонав, согнулась пополам от резкой, невыносимой схваткообразной боли внизу живота. – Миша, мне плохо… ребенок… пошли за доктором! – почти шепотом произнесла она, медленно оседая на пол…
Михаил Елагин: Слова Николая на Михаила подействовали противоположно желаемому эффекту. Он чуть не засмеялся на столь нелепое обвинение, но где-то был вынужден согласиться – да, их разногласия происходят от Марины, они оба в ее власти, но поверить, что она делает это нарочно, что она манипулирует братьями как захочет! - Твоя первая ошибка?! Значит, теперь ты хочешь совершить еще одну? Если ты сейчас не прекратишь свои идиотские обвинения, я соглашусь с твоими последними словами и расценю их как предложение. Сжав руки в кулаки, Мишель уже стал двигаться к брату, когда позади него раздался голос Марины. Оба они обернулись к ней и сразу остановили свой спор. Николай выглядел даже растерянным, но все внимание Михаила было обращено на женщину, которой здесь быть не должно. Ей нельзя было этого слышать, но, к несчастью – она была свидетельницей сцены между Елагиными. Лицо Марины было очень бледным, губы подрагивали. - Марина, зачем ты… - договорить он не успел. Женщина, прижав руки к животу, мгновенно осела на пол и, прежде, чем совсем лишиться чувств, перевела испуганный взгляд с одного мужчины на другого, - Врача зови! - кинув это через плечо Кольке, Мишель подхватил Марину на руки и уложил на кровать. *** Все происходящее было похоже на дежа вю, все было, как в тумане и вертелось вокруг него. Уже пару минут спустя, по комнате заметались служанки, стараясь привести Марину в чувства, попутно освобождая ее от одежд. Следом за служанками в комнату ворвалась Сесиль, но Николя тут же увел ее к себе и остался с матерью, в то время, пока Михаил ждал врача в комнате с Мариной. Она так и не пришла в себя, но, похоже, так даже было лучше. Женщина стонала от боли и поминутно на лице появлялась гримаса страданий, а Мишель только сжимал сильнее ее ладонь, понимая, что бессилен что-то для нее сделать. Врач появился через полчаса и тут же выставил за дверь сопротивляющегося Михаила, сказав, что делать ему тут нечего. Минуты поползли в томительном ожидании, Граф ни на шаг не желал отойти от дверей, за которыми слышался голос доктора, отдававшего приказы, и лежала без сознания любимая женщина. Дверь открывалась и закрывалась, пропуская служанок с тазами и тряпками, а Мишель был вынужден молча ждать и не осмеливаться даже подумать, о том, что происходит за стенами комнаты. Несколько раз приходил присылаемый матерью слуга, уговаривая месье Елагина пойти к ней, но Мишель каждый раз отправлял его назад одного. Сколько раз часы отбивали в холле, он уже не замечал, но только за полночь дверь отворилась, и на пороге появился врач, невысокий мужчина, уставший, но абсолютно бесстрастный. - Граф, ваша жена умирает, - таким же тоном можно было бы сказать, что «ужин подан», но вот только в глазах врача было искреннее сочувствие. Мишель медленно выпрямился и посмотрел на врача, после чего качнул головой, словно отрицая его слова, - Мне жаль, но это так. Она родила ребенка – у вас сын, и он не вызывает опасений, даже несмотря на столь ранний срок рождения, но мадам Елагина не перенесет этого. Я пришлю к вам кормилицу сегодня, которая… Дальше Мишель его не слушал и не слышал. Он уже был в комнате возле Марины, которую успели уже переодеть, и простыни были сменены. Она утопала в белой пене постельного белья, почти совсем в нем теряясь своей неестественной бледностью. При виде ее, у Мишеля перехватило горло от внезапного спазма. Она чуть заметно дышала, глаза были закрыты, и вся кровь отхлынула от ее лица. Кроме Марины он не видел в комнате никого, ни женщины, державшей на руках ребенка, ни врача вошедшего следом, но и лицо его жены внезапно стало расплываться. Граф приблизился к ее постели и, встав на колени, взял в свою руку ее ладонь. Она была ледяной. Что-то надломилось в нем в эту секунду и, прижавшись лицом к ее маленькой руке, он отдался своим чувствам, душившим его последние несколько часов.
Николай Елагин: Единственная мысль, которая пришла в голову Николаю, когда он заметил Марину, была: «Что же мы натворили». И вмиг все разногласия между братьями были забыты, Мишель поймал Марину на руки, а Николай ринулся звать врача и успокаивать Сесиль, которая узнала обо всем вперед всех. Николя всегда удивляла ее способность улавливать любые изменения в своем доме. За врачом послали слугу, а Николай увел матушку в ее спальню. - Вы два дурака, все из-за вас. Неужели вы не могли подождать, пока все не кончится. Она так уязвима, так слаба… – Плача, корила его Сесиль. И сейчас Николай мужественно терпел двойную порцию вины. Он знал, что в это же время Мишель вдвойне переживает за Марину. Николай расслышал звук подъезжающего экипажа, верно прибыл врач. Слуги бегали в коридорах, выполняя полученные указания. Как Николай хотел бы быть там, чтобы сделать хоть что-либо! Но вместо этого он был заперт в комнате с истерично рыдающей матерью, поминутно удерживая ее от того, чтобы не броситься к рожающей женщине. Тогда Николай решился на крайние меры, оставаться в неведении более не было сил. Он развел в стакане воды большую дозу снотворного и заставил Сесиль выпить до дна. Через пять минут она уже крепко спала. Но даже во сне лицо ее было омрачено выражением тревоги и ужаса. Сон ее был неспокойным. Но теперь он мог оставить ее и узнать, что же происходит с Мариной. Врач повторил Николаю свой вердикт, и Николай тихо вошел в комнату. Младенец спокойно лежал в колыбели, и, наверное, выглядел так, как и полагается новорожденным. По крайней мере его вид опасений не вызывал, что и подтвердил доктор, пока что остававшийся в доме. Но Марина! Она стала совсем маленькой, и выглядела почти девочкой, кожа ее, казалось, была прозрачной. Михаил плакал, держа ее за руку… Николай подошел к ним, и Мишель обернулся. Николай ожидал увидеть в лице ее ненависть, но это оказалось не так. - Я убил ее. – прошептал Николай. Мишка ничего не ответил, но и эту вину они поделили пополам, отчего она легче не стала, напротив, удвоилась. - Я буду ждать в кабинете. – так же шепотом сказал он. Несмотря на прощение брата, на ее смирение, Николай чувствовал, что вина лежала исключительно на нем. Всю жизнь он вставал между ними. И пусть это не облегчит его скорби, но в этот последний момент он им мешать не будет. Но у Мишеля останется сын, а у него не останется никого. Мишка был прав, прав во всем: он сам разрушил свое счастье, он сам лишил себя семьи. Марина была не при чем. Минуты текли, словно годы. За несколько часов ожидания Николай почувствовал себя дряхлым стариком. Он хотел бы забыться сном, который освободил бы его от мучительного подсчета минут, но не мог. Да и не должно было для него быть подобной милости. Забвение даруется только людям с чистой совестью, а его совесть была безвозвратно запятнана.
Марина Елагина: Там, где она теперь находилась, Марине было очень хорошо: спокойно и совсем не больно. Ее тело вновь стало легким и гибким, поэтому она вновь могла управлять им по собственному разумению, это не стоило никаких усилий. Единственное, что смущало - это странная звенящая тишина, а еще - холод. Было холодно, зябли руки и ступни ног. И сначала Марине казалось, что это маленькое неудобство она сможет перенести, лишь бы не возвращаться туда, назад, где все ее тело, каждую мышцу, совсем недавно растягивала неведомая, непреодолимая сила, которая, казалось, задалась целью разорвать ее изнутри. Сперва она пыталась противостоять ей, потом сдалась в плен, повинуясь древнему инстинкту и приказам того, кто был призван облегчить страдания. Доктор Кловье говорил, что ей делать, давал какие-то снадобья, периодически что-то выслушивал в ее животе, смотрел встревоженно на часы... Для самой же Марины время, в частности, время суток как понятие существовать вскоре перестало. Только боль, которую она терпела из последних сил, сжимая зубы, стараясь не стонать громко, потому что знала, там, за дверью, он, что ему страшно, наверное, даже больше, чем ей самой, хоть он никогда этого и не покажет. Но любой страх неведение удесятеряет. Поэтому ему очень-очень страшно. И она должна постараться, сделать так, чтобы ему было легче. Поэтому она мысленно упрашивала его дитя помочь ей в этом. И малыш старался, как мог. Когда становилось совсем невмоготу терпеть, он, словно бы, замирал, делал маленькую паузу в своем стремлении увидеть свет поскорее, чтобы дать ей отдохнуть. Затем все начиналось заново: она шла и шла в эту гору, но вершины все не было видно... А потом все внезапно кончилось. Последовало какое-то движение среди тех, кто был в комнате - у нее даже не было сил спросить, что произошло, и вот до слуха Марины донеслось какое-то хрипловатое покашливание, а потом громкий крик, похожий на мяуканье кошки. - Поздравляю, мадам графиня, у Вас сын! - сказал доктор Кловье и положил ей на живот теплый багровый комочек, который все еще продолжал жалобно пищать, но немедленно стал успокаиваться, как только Марина осторожно прикоснулась к золотистым влажным завиткам на его затылке своими дрожащими от слабости и волнения пальцами. - Сын... - прошептала она, улыбнулась и закрыла глаза, с чувством исполненного долга погружаясь в прохладу, спокойствие и тишину, где было так хорошо и покойно, откуда ей так не хотелось возвращаться... ... Что-то теплое и шершавое на ощупь, такое знакомое и родное, прижимается к ее руке, прикосновение ей приятно и хочется понять - что же это такое? Марина слегка пошевелилась и медленно разомкнула ресницы - ну, конечно же! Нежно, точно так же, как некоторое время назад прикасалась к его сыну, Марина провела пальцем по щеке Мишеля, повторяя путь влажной дорожки на ней, и прошептала еле слышно: - Он так похож на тебя! Он твой, любимый, теперь я точно знаю это...
Михаил Елагин: Легкое, почти незаметное прикосновение женской руки привлекло его внимание и дрожью отозвалось во всем его теле. «Ну, что за глупости говорил этот доктор – вот же она! Она говорит, улыбается мне!» Но радость Мишеля была недолгой. Она тут же вновь закрыла глаза и перестала хоть как-то отзываться на его призывы. *** За истекшие три дня он почти не покидал комнаты. Он не ел, не пил, почти не спал, а если сон и смежал его веки – тут же просыпался, встревоженный какими-то бредовыми видениями. Тревога не покидала его, но лучше было бодрствовать – тогда был шанс загнать ее, куда подальше. Во сне же она брала верх над ним. Михаил похудел, лицо осунулось, и под глазами залегли темные круги – он стал походить на восковой манекен. Слова врача, хоть и казались ему неправильными, но к его ужасу, стали подтверждаться. Марина потеряла много крови, ее безумная поездка из Петербурга в Биарриц также не замедлила сказаться, да еще и эта ссора, свидетельницей которой она стала! Ее жизненные силы были подорваны, и Мишель каждую минуту ощущал, что она медленно от него отдаляется. Впрочем, ночь после родов прошла спокойно и, несмотря на ее бледность и то, что она так и не пришла в сознание, зародила в младшем Елагине ложную надежду. Но уже на следующий день у Марины случилась горячка, которая сопровождалась бредом, то усиливающимся, то затихавшим. Николя и матушка постоянно наведывались к ним в комнату. Но брат не мог долго оставаться там, почти сразу разворачивался и уходил. Мадам Сесиль тоже было невыносимо это зрелище. Умом она понимала неминуемый исход дела, но сердце верить отказывалось. И, так и не найдя слов утешения для сына, она тихонько уходила в смежную комнату, где мирно спал ее внук, даже не подозревая, какая драма разыгрывается за стеной. Тревога за жену была не единственным мучившим Мишеля переживанием. Он все думал об их с братом размолвке, о тех словах, которые он сказал Николаю напоследок и страшно жалел, желая все исправить. Только теперь это было совсем невозможно, а когда Николай приходил в комнату, взгляд его просил «Молчи!», и Миша послушно молчал, глазами благодаря брата за сопереживание.
Николай Елагин: Три бесконечных дня длилось ожидание. И в горе они с Михаилом становились похожими все больше. Теперь между ними не было недовольства, размолвок, только бесконечное желание все исправить, повернуть время вспять, увы, несбыточное. Им обоим было много, чего сказать друг другу, за многое следовало бы попросить прощения, но оба молчали. Молчание примиряло их сильнее, чем любые слова. Когда появляются слова, сразу же появляются и размолвки. Между ними было гораздо большее: общая кровь, общая любовь, общая боль и понимание. Марина не стояла более между двумя мужчинами, и не было ненависти, в этом Николай был прав… Но и счастья более быть не могло. Теперь-то Николай понял, что ненависть и любовь – стороны одной медали. И если б он не был так глуп, то выбрал бы светлую сторону. Но он выбрал тьму, и все вокруг стало тьмой. Николай взял на себя заботу о Сесиль, кто-то должен был о ней позаботиться. Забыться не удавалось. У него не хватало душевных сил, чтобы подолгу оставаться с Мариной и Михаилом. Мертвенно-бледное лицо женщины и почерневшее от горя – брата было самым страшным наказанием, какое только можно было придумать. Мишель не выходил из комнаты, боясь отойти от Марины хотя бы на несколько минут. Николай знал, что брат боится пропустить ту минуту, когда последняя надежда уйдет из их жизней. Так прошла неделя. Когда Николай вошел в комнату Марины, чтобы принести Мише обед, он застал его спящим. Но сон его был очень чутким, и Николя старался ступать осторожно, чтобы не потревожить брата. Он оставил поднос на столике рядом с кроватью, а сам встал на колени с другой стороны кровати. Даже во сне, Мишель не выпускал руки Марины, но каким аккуратным было это прикосновение! Николай взял другую ее руку. Глядя на спокойное лицо Марины, Николай начал молиться. Впервые молился он, веря в свои слова. Пусть никогда не будет принадлежать ему, пусть ребенка воспитывает его брат. Он все согласен пережить, со всем смириться, лишь бы она была жива. Лишь бы только открыла глаза. Вспомнил Николай древнюю притчу о царе Соломоне, к которому пришли две женщины, желая разделить ребенка. И любящая мать отпустила свое дитя. Никто из них двоих не умел любить так, как Марина того заслуживала. Они предпочли разорвать ее на части, растерзать ее хрупкое тело, лишь бы оказаться победителем в этом споре. - Прости нас… - шептал он, и слезы капали на ее восковую руку. Господи, забери жизнь мою, только позволь ей выжить… Я уйду, слышишь, Господи, лишь бы жила и была счастлива… И Бог услышал его молитвы. Глубокое, почти неслышное дыхание на мгновение прервалось, и Марина вдруг задышала по-другому. Что изменилось, Николай не смог бы описать, но понял он, что весы качнулись в сторону жизни. И более не смертоносная спячка окутывала Марину, а спокойный сон был ей дарован. Он поцеловал ее руку, на прощание, и вытер тыльной ладонью слезы со своего лица. Надо разбудить Мишку, он должен видеть, как очнется она, как жизнь вольется в ее тело. Николай подошел к брату, и тронул его за плечо. Михаил мгновенно проснулся, с тревогой смотрел в его лицо, боясь посмотреть на Марину. Он опасался, что пропустил последний момент. Но Николай отрицательно покачал головой и вышел из комнаты. Больше он был здесь не нужен.
Марина Елагина: И еще не один день провела она, блуждая в темных закоулках того призрачного мира, что находится на грани миров горнего и дольнего. Не один раз в своих горячечных видениях Марина видела подле себя прекрасную Бледную Даму с грустным лицом, которую прежде никогда не знала. Женщина эта приходила, садилась рядом и, молча, брала в свою прохладную мягкую руку ладонь Марины, и смотрела прямо ей в глаза, словно бы предлагая уйти вместе с ней. Но всякий раз, когда это происходило, рядом, неведомым образом, оказывался он, Михаил, который неизменно сжимал в своей руке другую ее руку, не позволяя уйти следом за прекрасной незнакомкой. Лишь один раз его пожатие несколько ослабело, и новая знакомая Марины уже совсем было убедила молодую женщину уйти вместе с ней, когда другая рука, тоже очень знакомая, внезапно перехватила у нее запястье графини Елагиной, почти силой вынуждая остаться. Это был последний раз, когда Марина видела Бледную Даму, больше она не приходила, но и этот, второй, кто не дал ей уйти за ней в тот последний ее визит, тоже не появлялся рядом. Кто был он? Его лица она не запомнила, лишь ощущение тепла от его руки. Похожее на то, что Марина чувствовала теперь, но немного иное... Сознание возвращалось постепенно. Видимо, путь, который она проделала в одну сторону, должен был оказаться равен обратному. Но первое, что Марина увидела перед глазами в тот момент, когда подняла все еще тяжелые веки - затылок мужа со спутанными темно-русыми прядями. Мишель уснул в неловкой позе, сидя на полу, рядом с постелью, уронив голову рядом с ее подушкой, уткнувшись лицом прямо в плечо жены. Одна рука его свесилась к полу, зато второй он крепко держал в своей Маринину ладонь, точно так же, как ей виделось в тех грезах. Потянувшись свободной ладонью, женщина попыталась хотя бы немного пригладить взъерошенные мужнины пряди, но при первом же ее прикосновении он поднял голову и посмотрел на нее. Бледный, с черными тенями, залегшими под глазами, давно небритый, Михаил имел весьма плачевный вид, но для нее он сейчас был самым красивым и самым родным в мире. - Ты устал, - сказала Марина тихим, хриплым, точно "заржавевшим" от длительного молчания голосом. - Ложись ко мне, так будет удобнее. Она немного подвинулась и повернулась на бок, уступая мужу побольше места, но Михаил словно бы не сразу понял, чего она хочет, и Марине пришлось повторить просьбу, после чего он, наконец, очень осторожно прилег рядом с ней, тоже на бок, так, что они оказались лицом к лицу. И еще с минуту они безмолвно изучали лица друг друга. А потом Марина улыбнулась и проговорила: - Хорошая мы пара. Обоих хоть сейчас на огород пугалами выставляй! - с этими словами она тихо рассмеялась, обнимая и прижимаясь к нему изо всех сил, что у нее сейчас были. Услышав их, Мишель как-то странно кашлянул, а потом вдруг уголки его губ дернулись и наружу вырвался смех. Он бросился покрывать поцелуями лицо жены, ее руки, плечи, а она тоже целовала его, смеялась и плакала одновременно, из-за чего все его лицо вскоре сделалось влажным от ее слез. А может, это были его собственные, да только кто это теперь поймет? И кому это было важно? У них все теперь было на двоих. Навсегда. И смех, и боль, и слезы и радость...
Михаил Елагин: Ему уже давно перестали сниться сны – он просто проваливался в пустоту. И порой, ему так не хотелось оттуда возвращаться! Боялся, что стоит ему открыть глаза, а в комнате будет пусто. И сейчас он нехотя разлепил веки, ожидая увидеть мать или Николая. Последний раз брат разбудил его, чтобы в очередной раз подарить надежду, но прошло еще два дня, а их спящая красавица так и не проснулась. И столько поцелуев, что дарил ей Михаил, могли в сказке сделать ее бессмертной, но в реальности – не могли заставить вернуться к жизни. Он терял надежду и снова заставлял себя верить, научился молиться, он подолгу разговаривал с ней, но чуда так и не происходило. И вот теперь она смотрит на него и что-то говорит, а Михаил с трудом осознает – на каком свете это происходит. С минуту они молча смотрели друг на друга. Мишель гляделся в ее светлые глаза, а Марина изучала изменившееся лицо мужа, впитывая каждую черточку. А потом их прорвало – чистый, освобождающий смех, дарующий облегчение обоим. Мишель обнимал ее, прижимая к себе как-то особенно бережно – такой хрупкой она теперь ему казалась, и внезапно он замер и снова стал серьезным. Бережно заключив в свои ладони ее влажное лицо и поймав ее удивленный и немного встревоженный взгляд, мужчина с трудом овладел своим голосом: - Знаешь, я не смог бы жить без тебя, Марина. Ты судьба моя, единственная, - он прижался к ее нежной щеке своей колючей щетиной и старался отдышаться. Каждый вздох давался с большим трудом, словно он долго куда-то бежал, - Я люблю тебя, Марина. Их блаженному уединению длиться долго было не суждено. Дверь тихонько отворилась, и в проеме показалась Сесиль. Она словно чувствовала что-то, и это что-то влекло ее в комнату. Но когда она поняла причину своего появления здесь, тихо всхлипнула и хотела тут же уйти. Сын увидел ее, встал и ввел в комнату. - Марина! Девочка моя, - дальше вместо слов из мадам Елагиной исторглись лишь бессвязные рыдания, и успокоиться она не могла еще очень долго, - Как ты нас напугала. Какая же ты глупенькая… Бормоча что-то, Сесиль гладила волосы своей девочки, попутно глядя на счастливого сына и и не могла остановить беззвучно текших слез. Мишель понял, что дальше не сможет находиться в этом царстве Ниагары и поспешно вышел вон. В коридоре он вдруг четко понял, куда нужно сейчас идти. Брат был у себя и, обернувшись к вошедшему Мишелю, уставился на него с немым вопросом. Ответом ему послужил сияющий вид брата, и старший Елагин мирно улыбнулся, отпуская свои тревоги прочь. Зато Мишка недоуменно уставился на брата: - Что… что ты делаешь? – спросил он, хотя сложенная одежда, бумаги, пустые полки говорили сами за себя, - Коля, ты что надумал?
Николай Елагин: Николай улыбнулся, глядя на светящего от счастья брата. Он более не приходил в спальню к Марине, но был уверен в том, что скоро Марина вернется к ним. Его ожидания подтвердил и врач. Теперь он мог быть спокоен, и начал приготовления к отъезду. Ему никто не мешал, никто его не беспокоил. Слуги ходили на цыпочках, Сесиль не пыталась удерживать его, ибо понимала лучше, чем кто бы то ни было на всем белом свете. После того, как узнает, что Марина пришла в себя, он уедет. Это не станет постыдным бегством. Ему просто не следует оставаться здесь по нескольким причинам. Вряд ли Марина будет рада его видеть после всего, Елагин прекрасно это понимал. Николай надеялся, что болезнь стерла из ее воспоминаний последние минуты перед потерей сознания, но и без того он наделал слишком много ошибок. Но даже не это страшило его. Николя пугался себя самого. Он уже чуть не убил Марину, и теперь не желал повторения, второго раза она не вынесет. Пока здравый смысл властвовал над его чувствами, надо было уезжать, и как можно дальше. Острое чувство ревности уже начало змеей обвиваться вокруг его сердца. Оставался ребенок, который мог быть его сыном. Если он позволит себе остаться, развернется новая война. И в ней может пострадать невинное существо. Порочный круг следовало разорвать прежде, чем случится новая трагедия. - Уезжаю. Я не смогу… - Николай запнулся, он и сам не совсем понимал, что хотел сказать. Как описать то, что его терзало, как объяснить брату, какая угроза нависла над ним и его женой, над его ребенком? Николай страстно желал этого счастья. И по-прежнему завидовал его удаче. Он обернулся к столу и взял в руки футляр с ожерельем. - Выбирал для нее, передашь? – Николай улыбался. Теперь он чувтвовал в Мишке ту поддержку, которая была ему так необходима. Брат открыто смотрел ему в глаза, ненависть не вспыхнула между ними. Михаил признавал его чувства, и не требовал их искоренения, это было бы слишком большой просьбой. Но и не удерживал брата, и не потому, что не желал его присутствия, напротив. Просто, расставаясь именно сейчас, они оба сохраняли больше шансов, на то, что позже смогут по-настоящему и полностью восстановить свою братскую связь. - Будь счастлив… - братья обнялись, и Мишка вышел из комнаты. Оба не любили долгих мучительных прощаний. Николай покинул Биарриц тем же вечером.
полная версия страницы