Форум » Прочие города и веси Российской империи » Дорогой перемен » Ответить
Дорогой перемен
Глеб Стрижевский: Место действия - сначала город Одесса, потом - борт корабля "Глория". Время действия - март-апрель 1833 года. Действующие лица - Идалия фон Тальберг, Глеб Стрижевский.
Ответов - 50, стр:
1 2 3 All
Глеб Стрижевский: Было страшно! Но пугал не столько сам шторм, сколько неизвестность его последствий. Что ждет впереди? Сможет ли корабль устоять перед натиском стихии? А если выстоит, то смогут ли его команда и пассажиры потом добраться до берега? И еще Глеб боялся того, что во время очередного «провала» Глории в пучину, он потеряет сознание от боли и невольно выпустит Идалию из своих объятий. Однако здесь ему повезло. С каждой новой волной боль из острой постепенно превратилась в тупую. Ее теперь можно было терпеть, и, пораскинув мозгами, князь даже решил, что это к лучшему: периодические болезненные ощущения не дадут ему уснуть, а пока он бодрствует, он ни за что на свете не выпустит Идалию из своих рук. А она между тем уснула. Прямо у него груди. Прислушиваясь к ее равномерному дыханию, Глеб радовался, что у него теперь появилось еще одно дело – охранять ее сон. Правда, делал он это несколько странно. Его губы постоянно шептали ей на ухо успокаивающие слова, а когда на глазах спящей выступали слезы, то князь замолкал и начинал целовать их, чтобы осушить. А когда у него закончились слова, а у нее слезы, Глеб принялся целовал кожу ее лица там, куда мог дотянуться. Слышала ли она его слова? Чувствовала ли эти мимолетные прикосновения? Эти вопросы остались без ответа. Но вот море постепенно стало успокаиваться. Сначала стих вой ветра, потом волны перестали швырять судно. Затем сама “Глория” перестала скрипеть, трещать и стонать. Когда стало совсем тихо, Идалия проснулась. Увидев ее лицо, Глеб едва не рассмеялся. Какая она смешная после сна! Лицо немного помято, от прически остались одни воспоминания, а ресницы после моих поцелуев нуждаются в расческе не меньше, чем волосы. И он вдруг поймал себя на мысли, что хочет сам привести их в порядок. - Это уже чистилище или мы все еще живы? – спросила Идалия. - Не знаю. Давай проверим, - улыбнулся Глеб в ответ. Выпустив женщину из своих рук, он потянулся к удерживающим его жгутам и разорвал их. Потом без промедления вернул руки на место, словно боялся, что Идалия может исчезнуть, и вместе с нею перевернулся на бок. Она не проронила в ответ ни слова. Ни одобряющего, ни протестующего. Глеб медленно приблизил свои губы к ее и на мгновение замер, чтобы дать ей возможность понять, что он собирается сейчас сделать. Она не шелохнулась и не отпрянула от него. В этот поцелуй он вложил всю нежность, которая у него была…
Идалия фон Тальберг: Сперва Ида подумала, что он хочет что-то у нее спросить или рассмотреть на ее лице, но Глеб вдруг поцеловал ее: очень нежно и как-то даже робко, словно спрашивая разрешения, можно ли? Если бы еще вчера кто-то сказал ей, что прикосновение губ этого человека будет ей приятно, Ида не поверила бы. Уж слишком сильны были воспоминания о том, другом - диком и необузданном, который так напугал ее. Но нет, рядом вновь был тот Глеб, которого она успела узнать до того. Человек, который, возможно, спас ее жизнь, который смотрел на нее теперь с такой нежностью, что у Ида дух захватило. Где же он настоящий? Как это понять? Не встретив видимого сопротивления, - сегодня ей совсем этого не хотелось, он скользнул губами вниз, к ее шее. И Ида отвечала ему не менее страстно. Все происходящее между ними сейчас было так внезапно, но явно приятно обоим. Ладони женщины медленно и нежно изучали рельеф его плеч, спины, спускаясь ниже, к пояснице, когда Глеб вдруг тихо охнул, но на проявление страсти это похожим Ида не показалось. Широко открыв глаза, отстраняясь, она взглянула сперва на него, потом приподнялась и глянула уже туда, куда только что прикасалась. Вдоль всей спины и боков Стрижевского виднелись багровые кровоподтеки от самодельных веревок, которые впивались в незащищенную ничем кожу всю ночь. На некоторых из них кожа содралась сильнее, и это были почти открытые раны. Неудивительно, что он застонал, когда она дотронулась. - Господи, Боже мой! - она прижала руку к губам и перевела испуганный взор вновь на лицо князя. - Бедный! Как же тебе было больно, наверное! - в пылу она и не заметила, что перешла с ним на "ты". - Погоди, сейчас я что-нибудь придумаю, - Ида высвободилась из его объятий, хоть Глеб и пытался доказать, что все в порядке, но она больше его не слушала. - Не спорь. Ты меня спас, позволь хоть что-то сделать и для тебя! С этими словами она принялась осматриваться по сторонам, среди всего того хаоса, который учинила в каюте качка во время шторма. Наконец, на глаза женщине попалась бутылочка с кельнской водой. Бог весть, как ей удалось уцелеть и не разбиться, но теперь Ида была этому очень рада. Будет, чем обработать ссадины! Но нужно же еще найти и что-то, из чего можно было бы сделать бинты! Тут было проще. Тяжелый сундук с вещами Идалии Николаевны, который внесли в каюту и поставили в углу еще в Одессе, лишь немного сдвинулся с места. Открыв его, покопавшись среди содержимого, баронесса извлекла одну из своих батистовых сорочек и безжалостно разорвала на ленты прямо на глазах у Глеба, изумленно наблюдавшего за происходящим, сидя на краю койки. - Ну вот! - удовлетворенно сказала ему Ида. - Повернись ко мне спиной. А еще лучше - ляг на живот. - Глеб, молча, подчинился, и вскоре она уже протирала пострадавшие участки кожи одеколоном, стараясь не касаться открытых ран, чтобы не доставлять ему еще больших неприятных ощущений. Тем не менее, было заметно, что терпеть Глебу все же приходится немало. Это становилось понятно по тому, как судорожно порой он задерживал дыхание, как вздрагивал от отдельных прикосновений ткани, пропитанной жгучей жидкостью... Закончив с обработкой ссадин, Ида перешла к их перевязыванию. И эта процедура была уже не так мучительна, а может, даже немного приятна Стрижевскому, ибо бинтовать его Ида нашла самым удобным прямо вокруг туловища. И каждый такой тур перевязки был похож на объятие. Когда сочла, что уже достаточно, Ида аккуратно заправила свободный краешек ткани под повязку, чтобы она не размоталась, положила ладони ему, сидящему перед ней, на плечи и, с улыбкой посмотрела в лицо. - Так лучше, не правда ли?
Глеб Стрижевский: Не сводя с нее глаз, Глеб кивнул. Если быть честным, то он изначально побаивался такой ситуации – проявить слабость из-за боли в присутствии Идалии. Не хватало еще, чтобы она сочла его размазней и неженкой! Но когда она обрабатывала его синяки, он вдруг понял, что в этом нет ничего постыдного, потому что она прикасалась к нему с такой заботой и нежностью, что дух захватывало. Каждый раз, когда ее рука с бинтом проскальзывала ему за спину, ее лицо приближалось к его груди, и он обнаженной кожей чувствовал ее дыхание. Ситуация показалась ему еще интимнее, чем та, что могла у них случиться, если бы он не застонал от боли. Все так же молча Глеб накрыл кисти рук Идалии своими и сильнее прижал их к своим плечам. Слова сейчас были лишними. Прикосновения и взгляды могли рассказать им друг о друге намного больше. Этот молчаливый диалог мог бы продолжаться очень долго, но был неожиданно прерван. Откуда-то издалека в сознание Глеб ворвался свисток боцманской дудки, а затем громкий стук в дверь и голос Кондрата: - Глеб Егорыч! Капитан просит вас с Идалией Николаевной подняться на палубу. Вся команда уже там. Глеб Егорыч! Ты жив там? - Да, все в порядке, - Глеб заставил себя вынырнуть из глаз Идалии и сказал. – Надо идти. Пойдем вместе? Взявшись за руки, они поднялись на палубу и ужаснулись. После шторма “Глория” представляла из себя жалкое зрелище: это был уже не корабль, а только его остов с обломками мачт, без рангоута, без единой шлюпки. Абсолютно беззащитный как перед новой стихией, так и перед возможным нападением морских пиратов, потому что для облегчения судна экипажу пришлось выбросить в море все пушки. - Вряд ли мы сможем дойти до Неаполя, - угрюмо сказала капитан, когда Глеб и Идалия подошли к нему. – Шторм отбросил нас далеко на запад. Сейчас мы ближе к Сардинии, но чтобы добраться до нее, нам придется постараться. Мы попытаемся сделать мачту из обломков и поставить на нее запасной парус. Но это произойдет нескоро. Несколько человек команды были смыты за борт, и у меня сейчас каждая пара рук на счету. - Вы можете располагать мной и моим слугой, - сказал Глеб. – Мы оба неплохо знаем плотницкое дело, да и в кузнице приходилось работать в юные годы. После этих слов Глеб почувствовала на себе удивленный взгляд Идалии.
Идалия фон Тальберг: Глеб удивлял ее все больше и больше. Вернее, поражали методы воспитания, к которым прибегали его родные, воспитывая отпрыска так, словно он был не дворянин, а простой дворовый мальчишка. Ну зачем, скажите на милость, княжичу навыки кузнеца или плотника? А вдруг он и сам станет заставлять детей заниматься чем-то подобным? И что тогда делать? Внезапно, точно очнувшись, Ида ужасно смутилась этой своей мысли. И вовсе не потому, что не ее дело, то, как князь Стрижевский станет воспитывать детей, которых, к слову, даже на горизонте не намечалось, а то, что она вдруг подумала об этом так, словно бы это могли быть их общие дети. Чувствуя, как краска бросилась в лицо, Идалия Николаевна осторожно покосилась на Глеба, точно опасаясь, что он мог как-то расслышать то, что она подумала. Разумеется, ничего подобного произойти не могло, да и Стрижевский уже давно отвлекся от нее, внимательно слушая распоряжения капитана, с радостью согласившегося с предложением от столь неожиданного помощника. Видимо, рук, действительно, не хватало. И следующие несколько часов Ида могла созерцать - не без интереса, надо сказать, как природный русский князь споро и умело обращается с молотком, стамеской и прочими инструментами, названия которых ей были незнакомы, ничуть не уступая в своем искусстве матросам "Глории" и Кондрату. Сама Ида, тем временем, тоже не желая оставаться безучастной наблюдательницей, нашла себе занятие - наводить вместе с Глашей, по мере сил и умения, порядок на палубе корабля. И, если бы кто-то пару дней назад сказал баронессе фон Тальберг, что она будет находить в этом несвойственном для себя труде даже некоторое удовольствие, она не поверила бы этому человеку. Однако это было так! Изредка они оказывались неподалеку друг от друга, либо Ида сама подходила, чтобы дать ему попить, и тогда взгляды их встречались. И было очень приятно видеть в серых глазах Глеба одобрение, а на его губах - улыбку поддержки. Иногда Глеб почти откровенно любовался ей. А Ида нравилось смотреть, как он работает и, конечно, как он выглядит. Стрижевский по-прежнему был обнажен по пояс - против всяких правил приличий, однако стояла жуткая жара, а кроме того, после пережитого вместе этой ночью... Бинты яркими белыми полосами выделялись на его чуть смуглой коже, ощущение которой под своими ладонями Ида еще хорошо помнила и которое не хотела забывать... День в трудах прошел на удивление быстро. И им всем многое удалось сделать, поэтому капитан предложил отпраздновать счастливое избавление в кают-компании торжественным ужином. И вскоре Глеб и Ида отправились по своим каютам, чтобы, приведя себя, наконец, в надлежащий вид, явиться к трапезе уже в своем обычном состоянии.
Глеб Стрижевский: Пресная вода теперь была единственной ценностью, которая имелась на «Глории» в избытке. Всего остального не хватало. Чтобы сделать новую мачту экипажу сначала пришлось разобрать пару внутренних переборок в трюме, которые были собраны из бревен. И хорошо, что на борту имелся запасной парус. После его водружения на ту жуткую конструкцию, что матросам не без помощи Глеба удалось поставить вместо мачты, «Глория» ожила и весело заскользила по волнам. Чтобы хоть как-то загладить свою воображаемую вину перед пассажирами, капитан пригласил Идалию и Глеба к себе на ужин, а перед тем приказал матросам доставить в их каюты пресную воду в количестве, достаточном для принятия ванны. Ах, какое это было блаженство погрузить свое измученное штормом и тяжелым трудом тело в чистую теплую воду! Правда, перед этим пришлось снять бинты, наложенные Идалией. Кондрат пытался было их выбросить, но в самый последний момент Глеб опомнился и приказал ему не делать этого. Ему вдруг показалось, что эти тонкие батистовые полоски все еще хранят на себе заботу ее рук. К тому же, перед тем, как оказаться на Глебе, они были частью ее сорочки и ласкали ее тело. Стоп! – сказал себе князь. – Эти мысли не ко времени. На ужине присутствовали все офицеры из команды, но несмотря на большое количество гостей, он получился не таким веселым, как того хотел капитан. Большая часть корабельных съестных припасов оказалась залита морской водой, проникшей в трюм, и особых разносолов на столе не было. Но Глеб этого и не заметил. Все его внимание было обращено на Идалию. Она была так красива этим вечером, что даже скупой свет умирающего дня не мог скрыть этого. Когда совсем стемнело, капитан зажег свечи, но Глебу все равно казалось, что каюту освещают не они, а она. По иронии судьбы прелесть этого вечера нарушили хорошие новости. Как только на темном небосклоне зажглись звезды, старший помощник капитана с их помощью определил точное положение корабля и рассчитал его скорость. Оказалось, что Сардиния совсем недалеко, и при попутном ветре «Глория» уже на рассвете нового дня войдет в порт Кальяри. Эта новость обрадовала всех, сидевших за столом, но не Глеба. Как он ни старался, к каким уловкам ни прибегал, ему так и не удалось заставить Идалию согласиться стать его женой. Поэтому прибытие на Сардинию для него означало только одно – скорую разлуку с ней. Проводив баронессу до дверей ее каюты, Глеб взял ее руки в свои и тихо сказал: - Ну вот и все! Завтра мы, скорее всего, расстанемся. Если бы Вы знали, как мне не хочется этого... Ни завтра... ни сейчас...
Идалия фон Тальберг: Простые удовольствия... Как часто начинаешь ценить их лишь тогда, когда вдруг внезапно лишаешься. Нежиться в теплой ванне, полной чистой теплой воды, в которую добавлено ароматическое масло, чистая, красивая одежда, новая прическа, которая тебе к лицу... да в конце концов - просто возможность спокойно перемещаться по поверхности, которая не ходит ходуном под твоими ногами, без риска упасть, ушибиться... Удовольствие от вкусной еды в приятной компании, удовольствие от восхищенных взглядов в твой адрес... Хотя, нет, здесь вовсе не обязательно, чтобы восхищались тобою все. Порой нужен взгляд лишь одного человека. И сегодня у Ида в распоряжении, казалось, были все вышеперечисленные удовольствия, поэтому она чувствовала себя вполне счастливой и умиротворенной, сидя за столом в кают-компании рядом с капитаном "Глории". Глеб располагался напротив. Он опять, как и тогда, в первый их торжественный ужин, сразу после отплытия, почти ничего не ел. Но сегодня причина явно была не в морской болезни. Ида старалась не смотреть в его сторону, потому что всякий раз, когда их взоры пересекались, ее буквально бросало в жар. Произошедшее в последние сутки сделало для их сближения с Глебом больше, чем все те попытки ухаживания, что Стрижевский предпринимал с начала их совместного путешествия. Но она все еще боялась сделать тот последний шаг, что превратит их нынешние отношения в полноправный и полноценный роман... В какой-то момент до слуха баронессы донесся обрывок общего застольного разговора, в котором она сама нынче почти не принимала участия. Оказывается, завтра их путешествие закончится! Чувствуя малообъяснимое разочарование - казалось бы, надо радоваться, но нет! - Ида быстро взглянула из-под ресниц на Стрижевского и поразилась тому, что те же самые чувства были написаны и на его лице. Неужели... Слово, внутри которого словно бы уж извивается: "не-уж-ели", оно змейкой шевелилось в ее душе остаток той трапезы. И потом, когда он пошел провожать ее до каюты, как всегда, но сегодня - в последний раз. Неужели... - Я тоже не хочу этого… Ни завтра, ни…сейчас, - неужели она сказала это?
Глеб Стрижевский: Не отрывая друг от друга жадных взглядов, Глеб и Идалия, как по команде, вместе шагнули в каюту. Их руки одновременно потянулись к двери, чтобы закрыть ее. Щелчок запираемого замка еще не успел раствориться в тишине каюты, а руки Глеба уже легли на плечи Идалии и почувствовали сначала их тепло, затем покорно мягкое сопротивление, и наконец их беспомощность и полную капитуляцию. Он притянул ее к себе, прижался щекой и на несколько мгновений спрятал лицо в ее пахнущих морским бризом волосах. В голове его билась мысль: Только бы не напугать ее, как в прошлый раз. Только бы не напугать. Нестерпимо дрожало сердце. Его удары были подобны грозным ударам молота. Переживая его тревожный восторг, мужчина накрыл своими губами уста женщины, и весь мир за пределами этой полурастерзанной штормом каюты перестал существовать для них обоих. Утро, принявшее вахту у ночи, заглянуло в каюту сквозь иллюминатор и наполнило ее незнакомыми запахами и звуками приближающегося острова. Идалия еще спала. Ее голова покоилась на груди у Глеба, а он лежал, осторожно обняв ее, и боялся пошевелиться, чтобы не разбудить. В этой неподвижности он провел уже несколько часов, пытаясь понять, что с ним происходит. Что такого особенного произошло этой ночью? Почему мир для него вдруг стал иным? Неужели в его жизни были дни, когда одна мысль об этой женщине вызывала в нем приступ гнева? Куда подевались его ярость, ненависть и желание отомстить? Почему с каждым ударом сердца все его существо заполняют нежность, чистота и боль? И как жить дальше под властью этого непонимания, за которым всему конец? Или начало?
Идалия фон Тальберг: Наши сны - это странный мир, в котором самые невероятные вещи кажутся вполне обыденными. Поэтому, когда под утро Ида посетило видение, будто бы подушка, на которой покоилась ее голова, вдруг, мистическим образом ожила, она вовсе не удивилась. О том, что это произошло, она догадалась по мерному стуку сердца, которое доносилось до ее слуха. Единственное, что ее озаботило во всем, что происходило в этом сне, было то, что теперь, вероятно, живую подушку невозможно будет оставить здесь, на борту корабля, а придется забрать с собой. А что скажет капитан, когда увидит, как баронесса фон Тальберг покидает "Глорию", прижимая к груди подушку? Как объяснить ему происходящее? Возможно, ей поможет в этом Глеб? Он умный, он всегда найдет выход из любого трудного положения... С твердой убежденностью, что вот сейчас непременно встанет и пойдет советоваться с князем Стрижевским по этому исключительно важному вопросу, но все равно медленно, Ида просыпалась. Разомкнув ресницы, и до конца вписавшись, наконец, в реальность, она вдруг поняла, что "живая подушка" под ее щекой на самом деле - собственно, грудь и плечо Глеба, а глухие равномерные толчки внутри - это звуки его сердцебиения. Следом за этим "озарением" на Идалию лавиной обрушились воспоминания о произошедшем между ними, и она вновь закрыла глаза, словно бы вновь окунаясь в этот поток ощущений, прикосновений, слов, поцелуев, которые они щедро дарили друг другу, не считаясь ни с чем и не думая ни о чем, что ждет их после. Она ни о чем не сожалела, Глеб был ей желанен, кажется, совсем не меньше, чем она сама - ему, поэтому нынче ночью никто из них двоих не мог сказать, что все произошло случайно. Притяжение существовало между ними уже давно, но они оказались так глупы, что поняли это, только пережив вместе смертельную опасность. Они вообще уже много пережили вместе с Глебом, однако, словно бы, зачем-то бегали друг от друга, делая вид, что ничего не происходит, говорили и делали совершенно идиотские вещи, усложнившие их отношения до предела, а вот теперь все стало так просто! Она принадлежит ему. Она - его женщина, его... любовница? Внезапно это слово неприятно царапнуло Ида где-то изнутри: оно было похоже на маленький осколок стекла - холодное, гладкое и с очень острым краем. Ида неподвижно лежала на груди у Глеба, - любовника или же, все-таки, любимого? - и делала вид, что по-прежнему спит, а сама не могла теперь отделаться от мыслей о том, что будет дальше? Она, разумеется, не была невинной девицей, которую обольстил коварный соблазнитель, однако было так страшно поднять голову и, взглянув в его глаза, прочесть в них безразличие. А может, даже и осуждение. Слишком быстро все произошло между ними, слишком легко... Еще несколько дней назад они почти ненавидели друг друга, а теперь... А ведь он всегда так строго придерживается правил, обычаев... От этих мыслей из груди непроизвольно вырвался глубокий вздох, и Глеб, верно, услышав его, слегка пошевелился, наклоняя подбородок, чтобы можно было увидеть ее лицо. Понимая, что более таиться нет смысла, Ида открыла глаза и тотчас же встретилась с ним взглядом, с облегчением понимая, что ничего такого, о чем она только что думала, он, видимо, не испытывает, если смотрит на нее так нежно и словно бы... растерянно? Молча улыбнувшись ей, Глеб ласково провел указательным пальцем по щеке молодой женщины, одновременно покрепче прижимая ее к себе. Кажется, он все понял правильно, но она все равно - все равно! - хотела ему объяснить, поэтому высвободилась из объятий ничего не понимающего мужчины и, приподнявшись над ним, смущаясь, проговорила: - Послушай, я хочу, чтобы ты знал... Это все - не просто так для меня. Говорят, что вы, мужчины, понимаете это, однако я хочу сказать... я, верно, не слишком... опытна, у меня никого не было с тех пор, как... - теперь он взирал на нее с легкой улыбкой, от которой Ида чувствовала, что с каждой минутой все больше краснеет, наконец, не выдержала и со стоном: "О, боже!", уткнулась вновь лицом к нему в плечо, не в силах более говорить, чувствуя себя глупой и почти жалкой. - Боже, какая я идиотка! - прошептала она, чувствуя, как он беззвучно смеется, прижимая ее к себе, ласково перебирает и распутывает пряди ее волос, целует макушку. - Глеб, пообещай, что не станешь думать обо мне плохо! - Ида вновь подняла на него умоляющий взор прозрачных зеленых глаз.
Глеб Стрижевский: Зачем она это сказала?!!! Из-за последних слов Идалии Глеб едва не застонал. Червячок сомнений, который, как ему казалось, уже навсегда покинул его мысли, вдруг снова возник из ниоткуда и опять взялся за свое черное дело. Сознание Глеба тут же поделилось на две части. Одна из них хотела верить Идалии. Она даже заставила его обнять ее, поцеловать и утешить. А другая, тем временем, продолжила строить коварные планы, анализируя слова женщины: Никого у нее не было после Ваньки… Ага, рассказывай. А герцог? Чем она расплатилась с ним за убийство Ивана? Не деньгами же. А Арсеньев? Она же так по нему убивалась, что едва чахоткой не заболела. Впрочем, кое в чем она права. Опыта у нее действительно немного. Глеб лежал, раздираемый противоречиями, и думал, что делать дальше. Уйти из ее жизни и оставить ее в покое? Эта идея возмутила обе половины его сознания. Нет! – одновременно крикнули они. Забыть про свою месть и просто стать ее мужем? Да! Да! Да! – откликнулась первая. Еще чего! – вознегодовала вторая. – Стань ее мужем и отомсти! Этот спор с самим собой продолжался довольно долго. Аргументы одной стороны тут же опровергались другой, и наоборот. Единственное, в чем сошлись две заклятые подруги Глебова сознания, - это то, что ему надо жениться на Идалии. И чем скорее, тем лучше. Продолжать раздумывать дальше почему-то не хотелось. Глеб, немного побарахтавшись в скрученных за ночь простынях, сел перед Идалией на колени, сделал глубокий вдох для храбрости и выпалил, глядя ей в глаза: - Идалия! Выходи за меня замуж! Уже в третий раз он делал ей это предложение, но никогда еще оно не звучало столь искренне, как сегодня. Если ее предыдущие отказы отзывались в его сердце всего лишь досадой, то сейчас оно, казалось, перестало биться и замерло в ожидании ее ответа.
Идалия фон Тальберг: Когда после ее слов улыбка вдруг внезапно сползла с его губ, а во взгляде на миг вновь мелькнуло - и тотчас же исчезло - привычное настороженное, задумчивое, словно бы обращенное вглубь себя самого, выражение, Ида почувствовала, что ей стало страшно. Страшно оттого, что Глеб, сейчас скажет или сделает что-то непоправимое. Она не могла даже точно сказать, чего именно боялась. Но неосознанные страхи, порой, оказываются даже более мучительны, чем те, природу которых вполне понимаешь. Хотя... наверное, если подумать, Ида знала, чего именно боится, всякий раз начиная отношения с мужчиной - этой самой проклятой неопределенности. Когда гадаешь, что же на самом деле на сердце у того, про кого ты сама уже поняла, что любишь, а он все тянет и тянет с ответом. Все не говорит главные слова... Ида напряженно следила за тем, как меняется выражение глаз Глеба, ожидая его слов, точно приговора. Но вот облачко сбежало с его чела, он мягко отстранил ее от себя, сел в постели, как-то странно вздохнул и вдруг... Еще едва только сведя знакомство с Глебом Стрижевским, она обратила внимание, что уж он-то как раз не склонен различного рода неопределенности в отношениях. И если уж любит, то не станет устраивать из своих чувств неразрешимый ребус для женского сердца. Тому прямое доказательство - предложения руки и сердца, которые он делал ей даже дважды. Однако в самый первый раз , еще совсем не зная его, Ида испугалась такой ретивости, не понимая ее причин. Во второй раз все в большей мере выглядело шуткой, игрой. А теперь? Всеми своими поступками Глеб показывал ей свою любовь, однако никогда о ней не говорил. А ей так хотелось услышать от него признание в любви! Но, едва эта мысль мелькнула у нее в голове, Ида тотчас же устыдилась ее: сколько мужчин говорили эти слова вслух, а потом - они предавали ее. Предавали! Глеб на предательство не способен, Ида была в этом уверена. А умение высказывать свои чувства вслух - такая мелочь! Она обязательно научит его этому. У них будет много времени, чтобы научиться чувствовать желания друг друга, целая жизнь! - Я согласна... - произнесла она тихо и улыбнулась ему.
полная версия страницы