Форум » Прочие города и веси Российской империи » Добыть победу, но с тобою не расстаться. » Ответить

Добыть победу, но с тобою не расстаться.

Витольд Совинский: Время действия - конец мая 1833 года, спустя несколько дней после событий эпизода "Ты гибель моя и спасенье..." Место - Царство Польское, Белосток Участники - Агата Доманская, Витольд Совинский.

Ответов - 48, стр: 1 2 3 All

Витольд Совинский: К посещениям раутов Совинский относился как к повинности. Не самой приятной, но обязательной. С гораздо большим удовольствием он посещал дружеские пирушки, порой устраивал их у себя. Но званых вечерах все же бывал - исключительно потому, что осознавал необходимость этого. Во-первых, для пользы дела, которое Витольд считал самым важным в своей жизни. Где, как не на приемах, можно было не напрягаясь раздобыть или нужные сведения, или узнать, у кого их можно получить. А всего-то надо потерпеть, поулыбаться, в нужный момент рассыпаться в комплиментах, поддержать разговор, ненавязчиво и незаметно для собеседника направляя его в нужное для себя русло. Только поэтому спустя несколько дней после встречи с кузеном Витольд перешагнул порог дома знакомой еще с детских лет графини Малгожаты Чаплинской. Замужней дамы, матери двух очаровательных малышек, которую он еще совсем-совсем недавно дергал за косички и доводил до слез дразнилками. За усеянный веснушками нос Витек называл ее kukułkа - кукушка. Острая на язык девочка не оставалась в долгу, выдумывала для обидчика разные прозвища, связанные с его высоким ростом. Несмотря на это, они всегда были настоящими друзьями, и их родителям даже казалось, что детская привязанность со временем перерастет во что-то большее. Этого не случилось, но несмотря на замужество, Малгожата по-прежнему видела в Витольде лучшего друга. И приучила к этому Казимира, своего мужа, большого любителя бильярда. Поскольку Витек тоже увлекался этой игрой, мужчины быстро нашли общий язык. Приглашение на раут к Чаплинским в Совляны доставили утром, и потому отменить или перенести ранее назначенную на вечер деловую встречу Витольд не сумел. Но и отказываться от визита он тоже не стал. Причиной тому был поднятый им у костела платок. Тайну вышитых на нем инициалов ему раскрыл кузен, и Витек теперь собирался исподволь вызнать у Малгоси все возможное о женщине, запечатлевшейся в его памяти ослепительным солнечным видением. К началу приема он, конечно же, опоздал, за что долго извинялся перед хозяйкой дома. Та делано хмурила брови, пряча улыбку в букетик поднесенных ей Витеком цветов - ее любимых ярко-голубых гиацинтов. Потом не выдержала, махнула рукой, рассмеялась, и взяв мужчину за локоть, проводила опоздавшего в бильярдную, где, по ее словам, его уже заждались.

Агата Доманская: - Cемь очков для пани Доманской! Итого – семьдесят четыре. Однако партия, господа! – провозгласил судивший игру граф Чаплинский, с легкой усмешкой наблюдая за реакцией соперника Агаты. А тот, не скрывая недоумения, разглядывал лузу, в которую с минуту тому назад влетел шар с соответствующим номером. Влетел, надо сказать, по весьма сложной траектории. Агата и сама не ждала, что удар получится настолько удачным, потому, полностью сконцентрировавшись, не видя и не замечая ничего вокруг, долго ходила вокруг стола, примериваясь то так, то этак, прежде чем решилась его нанести. Точно в паузу между двумя ударами собственного сердца – так ее когда-то учили стрелять из пистолета, однако впоследствии эта тактика оказалась вполне применима и в более мирных целях. - Простите, но это же… Я же видел, как шар завис… - А после сам упал в лузу – и все мы здесь тоже это прекрасно видели. Полноте, Белинский, умейте же проигрывать – тем более, если ваш соперник дама! – оборвал его хозяин дома, улыбка на устах которого вмиг сделалась холодной, а в глазах вспыхнул едва заметный презрительный огонек. - Разве не предупреждал я, что пани Агата – прекрасный игрок? Но вы не поверили, так примите же теперь достойно результат своей недоверчивости. Или, может, у вас сомнения в моей судейской правоте? Тогда это разговор уже иного характера и… - Любезный граф, бога ради! – отложив в сторону свой кий, Агата слегка коснулась рукава Чаплинского. – Уверена, что пан Белинский не имел в виду ничего оскорбительного – ни в отношении меня, ни в отношении вас, не правда ли? - Нет, разумеется, нет! Что вы, сударыня! Прошу прощения, если заставил так думать! - Вот и чудесно, я на вас не сержусь, - коротко улыбнувшись поверженному сопернику и сразу же утратив к нему интерес, пани Доманская вновь обернулась к графу Чаплинскому, который немедля любезно предложил ей руку и повел прочь от бильярдного стола, оставляя возможность составить партию и другим гостям вечера. – Очень признательна за ваше заступничество, граф. Всегда говорила, что если в этом мире еще остались по-настоящему галантные кавалеры, то живут они здесь, в Польше, - добавила она, и здесь не было преувеличения. В смысле утонченности манер и подчеркнуто рыцарского отношения к даме, полякам, действительно, мало равных среди других европейских народов, а уж разных их представителей на своем веку Агата успела понаблюдать уже достаточно. - А если есть еще где-то дамы, способные подвигнуть наших кавалеров на подвиги, то они, несомненно, француженки! – услышав от нее эту реплику, рассмеялась жена Чаплинского, пани Малгожата, очаровательная молодая женщина – очень подвижная, живая и остроумная. С нею Агата познакомилась совсем недавно, но уже сошлась достаточно близко, чтобы бывать в этом доме на правах хорошей приятельницы хозяйки. Да, впрочем, и самого хозяина тоже, особенно после того, как случайно выяснился интерес Агаты к бильярду, которым граф истово увлекался. Разумеется, его жизненные интересы не ограничивались одной лишь этой игрой. Страсть к ней, как бы ни была велика, стояла лишь на втором месте после горячей и совершенно не скрываемой любви к жене, которую та принимала столь же открыто и с бесконечным доверием – против всех принятых в свете правил, что не рекомендуют супругам демонстрировать свои чувства друг к другу. И эта искренность еще больше усиливала симпатию Агаты к молодой графской чете. Симпатию с легкой примесью белой зависти – из-за понимания, что в ее собственной жизни подобное совершенно невозможно. Впрочем, это и к лучшему. - Ей-богу, Агата, если бы это были не вы, а другая женщина, я бы начала ревновать. Давно не видела, чтобы Казимир с таким рвением бросался кого-нибудь защищать! - Право, Малгожата, ревновать имело бы смысл, если бы вашим мужем был не пан Казимир! Он же не видит никого, кроме вас, дорогая! - Я это знаю. Лишь поэтому так спокойно отпускаю его в ваше общество… Но вернемся лучше к разговору о галантных польских кавалерах. Позвольте представить вам еще одного из них – пан Витольд Совинский, мой любимый друг детства и страстный поклонник игры на бильярде. Мы вдвоем некоторое время наблюдали за вашей игрой, Агата. Я в восторге! А Витек… - здесь графиня весело покосилась на стоящего рядом с нею высокого молодого мужчину, - ну… он, верно, расскажет вам о своих впечатлениях сам... Когда отомрет.

Витольд Совинский: В бильярдной царило оживление. То самое, что обычно бывает во время азартной игры, преподносящей довольно неожиданные сюрпризы. Появления в бильярдной хозяйки дома в сопровождении опоздавшего гостя, похоже, сначала никто из игроков не заметил. Слишком уж они были увлечены тем, что происходило на зеленом сукне стола. Да и сами вошедшие не спешили выказывать свое присутствие - предпочли понаблюдать за игрой. Но если Малгожата не сводила сияющих глаз с мужа, любуясь им, то взгляд Витольда был прикован к другому игроку. К даме с кием в руках, чьи волосы несколько дней назад на солнце казались ему зыком пламени, а сейчас отливали бронзой в свете свечей. Ее белоснежная кожа напоминала сливки, казалась мягкой и бархатистой. Незнакомка склонилась над столом, готовясь нанести удар, и Витек обратился в соляной столп. Он неотрывно смотрел на ту, чей кружевной платок лежал у него в кармане, чьи инициалы ему расшифровал кузен, и кого он меньше всего ожидал здесь увидеть. Узнал ее он почти сразу же. Как именно - он наверняка не смог бы объяснить. Может, действительно подсказало сердце? Усилием воли мужчине удалось отвести взгляд от ложбинки между ее грудей, отчетливо видной в декольте платья. Теперь Совинский с легкой улыбкой смотрел на лицо женщины, отмечая про себя, что свет, отражавшийся от зеленого сукна стола, потрясающе подчеркивал цвет ее глаз. Синие от природы, сейчас они казались бирюзовыми, необыкновенно глубокими. Витек чувствовал себя попавшим в водоворот, в омут, из которого, похоже, выбраться ему было уже не суждено. Малгожата что-то говорила, ей отвечали, но смысл слов как-то плохо доходил до него. Кое-как ему все-таки удалось вернуться с небес на землю. - Пани Агата, - он по-военному коротко почтительно поклонился даме, - я, право, в растерянности. Не знаю, с чего начать. С восхищения вашей красотой или же не менее прекрасной игрой. Витольд шагнул к красавице с намерением поцеловать ей руку, стараясь при этом больше не смотреть в сияющие колдовские глаза. Чтобы не ослепнуть, не утонуть, не потерять окончательно рассудок. Да даже просто соблюдая правила хорошего тона.


Агата Доманская: - Я даже в растерянности, что сказать в ответ, любезный пан Витольд, - откликнулась она в тон Совинскому, протягивая руку для поцелуя и глядя на него с мягкой, чуть насмешливой улыбкой. – И то, и другое для меня одинаково лестно. Но если хотите быть более оригинальным, чем остальные, то для начала лучше похвалите мою игру. На собственную внешность Агата не жаловалась никогда. Она знала, что красива – не в последнюю очередь потому, что рядом всегда находилось немало тех, кто хотел ей об этом напомнить. А еще она была достаточно умна, чтобы относиться к подобным восторгам без особенного пиетета, расценивая их всего лишь как простую констатацию факта. Но восхищение, столь откровенное, как то, каким буквально светились глаза стоящего напротив нее мужчины, что уж скрывать, было Агате приятно. И невольно заставляло обратить на него больше внимания, чем на любого из остальных гостей графини, которые так или иначе пытались возбудить к себе интерес в течение всего вечера. Именно по этой причине Агата, кстати, все больше убеждалась в своей первоначальной – еще в момент появления в гостиной Чаплинских – догадке о том, что сразу несколько гостей мужского пола без спутниц присутствуют здесь лишь потому, что и ее дорогая приятельница не избежала всем известного увлечения многих замужних дам – попыток сосватать всех и вся. Впрочем, следовало признать, что на данную минуту пан Витольд выглядел, пожалуй, лучшим предложением этой импровизированной «ярмарки женихов» от пани Малгожаты. Потому, даже прекрасно понимая всю подоплеку происходящего, Агата все-таки не могла отказать себе в удовольствии немного пофлиртовать с ним, хотя и была практически уверена, что это не приведет ни к какому более-менее серьезному продолжению. - Так, значит, вы знаете графиню Чаплинскую с детства и часто бываете в ее доме? – поинтересовалась она, спустя пару минут, после того, как хозяйка, посчитав, что сделала достаточно, чтобы Агата и Совинский смогли завязать непринужденную беседу, оставила их вдвоем. – В таком случае, странно, что мы до сих пор ни разу здесь не встретились. Поверьте, меня это расстраивает… уже хотя бы потому, что вас называют прекрасным бильярдистом, а мне отчаянно не хватает в Белостоке опытных соперников. Уже даже боюсь, что по сей причине утратила серьезный игровой навык. И это было бы очень жаль, ведь я чертовски азартна по натуре. А вы, пан Витольд? Что привлекает в этом занятии вас?

Витольд Совинский: - Ну что вы, пани Агата, - улыбнулся Витек, выпрямляясь после того, как коснулся губами нежной руки красавицы. - Не знаю, кто мог вам говорить обо мне как о прекрасном бильярдисте. Я же считаю свое умение играть более чем скромным, любительским. Хозяин дома между тем подал Совинскому кий и мел, и Витек принялся аккуратно обрабатывать им гладкое дерево. - Думаю, что вы этом сейчас сами убедитесь. И боюсь, разочаруетесь во мне, как в игровом партнере. Играю я довольно редко, поскольку в Белостоке гость нечастый. Возможно, поэтому не имел удовольствия познакомиться и сыграть с вами раньше. Да и вы, как я понимаю, не так давно появились в нашем захолустье? Еще одна обезоруживающая улыбка, отчасти немного лукавая. Играл Витольд хорошо - по крайней мере, среди местных асов бильярда он был в числе первых. Азарта ему было не занимать... впрочем, как и галантности. И решение проиграть прекрасной даме он принял мгновенно, едва лишь она заговорила о нехватке соперников у зеленого стола. Такой проигрыш поняли бы все игроки, собравшиеся сегодня у Чаплинских. Они хорошо знали, на что способен Витек - как во время игры, так и в общении с дамами. В особенности с такими красивыми, как пани Доманская. - С пани Чаплинской я знаком с раннего детства. Наши родители были очень дружны между собой. Мы с пани Малгожатой фактически выросли вместе. И продолжаем по-дружески общаться до сих пор, равно как и с паном Казимиром. Закончив натирать мелом кий, Совинский хитро прищурился. - Начнете, пани Агата? Кстати, можем сыграть на фанты. Проигравший отдаст фант победителю... а дальше уже можно будет решить, что с ним делать. Согласны?

Агата Доманская: - Не так давно, если судить по меркам вашей дружбы с пани Малгожатой. И достаточно – для меня. Прежде я редко задерживалась в каком-либо месте так долго, как в Белостоке, - избавиться от привычки давать собеседнику о себе как можно меньше информации даже тогда, когда он всего лишь собеседник, не так-то просто. Впрочем, на этот раз Агата намеренно хотела добиться именно такого эффекта: немного заинтриговать и одновременно показать, что уловила содержавшийся в словах пана Витольда недвусмысленный намек – с графиней Чаплинской его не связывает ничего, кроме детской дружбы. А иначе, к чему вообще было нужно акцентировать на этом ее внимание? И все же, как забавны порой бывают мужчины в своей привычке тотчас же расставить все по своим местам там, где женщине с ее природной наблюдательностью не требуется никаких особых пояснений! Ведь даже утверждай Совинский сейчас обратное, Агата все равно бы ни на секунду не усомнилась, что их с Малгожатой связывают какие угодно отношения, но только не романтические… Или же он настолько уверен в собственной привлекательности, что априори полагает, что всякая женщина с первого же взгляда готова тотчас же пасть к его ногам? - Уж позвольте, пожалуйста, мне самой оценить ваши достоинства, - улыбнулась она в ответ на улыбку мужчины, расположившегося у противоположной стороны бильярдного стола, смело встречая его лучащийся мягким лукавством взгляд. – Как игрока, само собой, - прибавила Агата, не отводя глаз, лишь чуть опуская длинные ресницы, и отвлеклась на подготовку собственного игрового инвентаря, в то время как заинтересованные наблюдатели, со всех сторон подтянувшиеся в бильярдную, прослышав о поединке, явно обещающем стать самым обсуждаемым событием ближайших дней, одобрительно захохотали, оценив скрытую иронию. - И, да, пусть будут фанты! В качестве последнего я предлагаю некое желание, которое непременно будет должно исполнить. - Ma cherie, не слишком ли вы неосмотрительны? – тотчас же возникая рядом, и будто бы в шутку тихонько поинтересовалась у нее графиня Чаплинская, бросая затем краткий, но весьма выразительный взгляд на Совинского, точно предупреждая о чем-то. - Вот уж вздор, Малгожата, я намерена выиграть и эту партию! Кроме того, ваш друг – несомненно, настоящий джентльмен, и потому вряд ли потребует от меня чего-нибудь неподобающего в случае поражения, не так ли, пан Витольд? – после чего, заручившись его согласием, решительно нанесла первый удар кием по своему битку. Игроком Совинский, несмотря на то, что говорил, был прекрасным – оказалось достаточно и пяти минут, чтобы убедиться в этом со всей очевидностью. Удары, позиции и приемы его были безупречны и ей, верно, пришлось бы нелегко в этой игре, если бы… О том, что пан Витек решил во всей полноте продемонстрировать свое благородство в поединке с дамой, Агата начала догадываться также почти сразу. И нельзя сказать, чтобы этому обрадовалась. Давно привыкшая играть с мужчинами на равных в гораздо более серьезных играх, нынешнее «джентльменство» Совинского она воспринимала едва ли не как оскорбление, хотя внешне прекрасно держала себя в руках, много шутила и лучезарно улыбалась ему – при этом мысленно чертыхаясь. Играть слабее, чем умеет, она не желала из принципа – проснувшийся азарт мешался с досадой и задетой гордостью, не позволяя устроить абсолютные поддавки. Но и победа, быстро добытая таким путем, ничуть не обрадовала, несмотря на бурные поздравления со всех сторон. Потому, выслушав их довольно равнодушно, Агата, вскоре после окончания партии, покинула бильярдную комнату и переместилась в смежную с нею гостиную, где устроилась на одном из диванчиков с бокалом шампанского в стороне от остального общества. Желая немного передохнуть от избытка всеобщего внимания к собственной персоне и одновременно ожидая, что главный виновник ее нынешнего триумфа вскоре захочет продолжить их общение в чуть более уединенной обстановке. В этом Агата была уверена почти на сто процентов. И уж тогда-то она ему непременно объяснит все правила честной игры…

Витольд Совинский: Играла пани Агата действительно отлично. У нее был не по-женски сильный и точный удар, верный глаз и твердая рука. Пожалуй, задайся Витек целью выиграть у нее, ему пришлось бы потрудиться для победы. Но он принял иное решение, и потому лукаво поглядывал на собравшихся около стола остальных бильярдистов, продолжал светскую беседу с Доманской, усиленно делая при этом вид, что фортуна отвернулась от него, и именно по этой причине кикс следовал за киксом. - Пани Агата, вы самая серьезная и опасная соперница из всех, с кем мне доводилось играть. Спасибо вам за доставленное удовольствие. Перехватив выразительный взгляд Малгожаты, Совинский еще раз с явным удовольствием поцеловал руку победительницы. И отступил в сторону, давая возможность остальным мужчинам поздравить пани Доманскую с выигрышем. Вместе с Чаплинским он перешел в курительную комнату, где они даже не успели выкурить по трубке, как туда впорхнула Малгожата, и напомнила Совинскому: - Между прочим, ты обещал фант пани Агате. Идем же, мне не терпится узнать, какое желание она попросит тебя исполнить. Витольд с преувеличенно виноватым видом развел руками и послушно направился в гостиную вслед за Чаплинской. Прихватив бокал шампанского, он подошел к присевшей на диванчике красавице. Малгожата тактично осталась в стороне, заговорив с одним из гостей. - Пани Агата, я должен вам исполнение желания. Невесомый кружевной платочек с инициалами на уголке был извлечен из жилетного кармана и подан хозяйке. - Что сделать этому фанту?

Агата Доманская: Уединение, как того и следовало ожидать, получилось совсем коротким. Не успев сделать и трех неторопливых глотков «Veuve Clicquot», приятно защекотавшего изнутри ее нос, Агата вновь обнаружила себя в обществе Витольда Совинского, предсказуемость поведения которого – в этом смысле, в свою очередь, приятно щекотала самолюбие молодой женщины и подкрепляла ее уверенность в силе собственной интуиции. Последняя не раз выручала Агату в куда более сложных ситуациях, однако и на мелочах, вроде нынешней, убедиться в этом лишний раз было все равно приятно. Причем, настолько, что молодая женщина даже поймала себя на том, что досада, которую только что приходилось подавлять волевым усилием, вдруг куда-то сама собой подевалась, прихватив с собой заодно и охоту сердиться на человека, вольно или невольно повинного в возникновении этих недобрых чувств. Впрочем, желание показать Совинскому, что она в курсе всех его махинаций, как раз никуда не делось, оно попросту обернулось привычной для Агаты формой слегка насмешливой иронии. - В самом деле? Спасибо, что напомнили, однако поверьте, я и сама бы не постеснялась взыскать причитающийся мне долг, дорогой пан Витольд! – улыбнулась она, хитро взглянув на него снизу вверх. – И да не сочтут меня последовательницей Мэри Уолстонкрафт*, но сейчас мое главное желание – это, чтобы ко мне не относились как к заведомо более слабому сопернику там, где я вполне в состоянии выступать на равных… Нет-нет, я понимаю, что с вашей стороны это был всего лишь благородный порыв. Я его оценила, не сомневайтесь! Малгожата, стоящая неподалеку и тщательно изображающая заинтересованность беседой с пышно разодетым старикашкой, которого пани Доманской некоторое время назад представили как родственника графа Чаплинского, невольно обернулась, привлеченная ее восклицанием. Агата приветливо кивнула ей, вновь переключая внимание на своего собеседника, который, тем временем, сделал нечто, что немедленно разрушило приятные рамки предсказуемости и определенности этого вечера… - Полагаю, мне стоит над этим немного подумать! – удивленно проговорила Агата, принимая из рук Совинского свой собственный платок, и с интересом, словно впервые видит, разглядывая его. – Но скажите, как он у вас оказался?! _______________________________________ * Мэри Уолстонкрафт - британская писательница, философ и феминистка XVIII века.

Витольд Совинский: Слушая пани Доманскую, мужчина прятал улыбку в углы губ. Пару раз он коротко взглянул на хозяйку дома, вроде бы щебетавшую с одним из гостей, а на самом деле чутко державшую ушки на макушке. Можно было не сомневаться, что не прерывая болтовни ни о чем, она сейчас ловила каждое слово, сказанное им и Агатой. И потому в противовес громкому восклицанию рыжей красавицы, Витольд ответил ей гораздо тише, чем можно было это сделать. - Пани Агата, поверьте, я считаю вас не просто сильным, а очень сильным соперником. Проиграть слабому - всегда удар по самолюбию. Причем, не только проигравшего, но и победителя. Потому что тот сам осознает, что игрок он плохой, и что его выигрыш - всего лишь небольшая прихоть, милость к нему более сильного противника. У вас же очень точный взгляд, твердая рука и умение выбирать правильную стратегию в игре. Поэтому то, что вы назвали "благородным порывом" с моей стороны - это не снисходительность и не попытка указать на неравенство, а как раз наоборот: признание вас достойным соперником. Таким, у которого есть чему поучиться. По тому, как напряглись спина и шея Малгожаты, было понятно: ей не удавалось расслышать слова Витека, и это нервировало женщину. Совинский отпил шампанского и продолжил - уже немного громче: - С завтрашнего дня я готов в любой момент принять ваш вызов и сыграть с вами еще. Чтобы вы убедились в искренности моих слов. И опять понизил голос, постаравшись еще и напустить на себя как можно более загадочный вид: - А насчет того, как у меня оказался этот фант... У меня есть два объяснения этому факту. Прозаическое и романтическое. Какое из них вам хотелось бы услышать? Теперь Витольд улыбался уже открыто, откровенно любуясь синеглазой красавицей.

Агата Доманская: Удар по самолюбию. Да, Совинский был прав, именно так и называлось неприятное ощущение, которое испортило настроение Агаты, как казалось еще совсем недавно, на весь остаток этого вечера. Но вот ведь странно – прошло всего несколько минут, а она уже вполне благосклонно наблюдает за настойчивыми попытками главного виновника ее дурного расположения духа поскорее исправить свою ошибку. И мало того – заметив маневры мужчины в отношении их общей приятельницы, с трудом удерживается от желания рассмеяться, хотя правильнее было бы не показывать ему так быстро, что он прощен, а хотя бы из кокетства еще некоторое время изображать обиду. Да только как же обижаться, когда он так смотрит? И как не простить, если из его уст один за другим следуют изящные и в то же время ненавязчивые комплименты, тщательно замаскированные, впрочем, под обычную констатацию фактов… По всему выходило, что искусство флирта было знакомо пану Витольду не меньше, чем правила игры на бильярде. - Почему же только с завтрашнего? И не означает ли это, что все уже сказанное в мой адрес сегодня есть некоторое… преувеличение? – немедленно откликнулась она, чуть изгибая красивую бровь, и тотчас поспешила добавить, упреждая еще один, кажущийся уже необязательным и даже лишним тур светских любезностей с его стороны. – Все-все! Клянусь, я верю в вашу искренность, пан Совинский. И даже готова пообещать впредь не играть вашими словами… Сказав это, Агата на миг замолкла и вновь мельком взглянула на графиню Чаплинскую – бедняжка, та все никак не могла избавиться от общества своего престарелого родственника, который, к тому же довольно цепко держал ее за руку, подверженный, по-видимому, известной привычке тугих на ухо людей компенсировать недостаток слуха тактильным ощущением собеседника. - … Если вы сейчас же прекратите издеваться над несчастной пани Малгожатой и повернетесь, наконец, так, чтобы она могла догадаться, о чем мы с вами беседуем, хотя бы по выражению наших лиц. Иначе, боюсь, она просто умрет от любопытства. И виноваты в том будете только вы, дорогой «друг детства»! Придвинувшись к одному из подлокотников, Агата слегка похлопала ладонью по диванной подушке рядом с собой, приглашая Совинского присесть рядом. - Ну вот. А теперь я готова выслушать все объяснения по поводу того, как вам удалось раздобыть этот платок. Но начните, пожалуй, с романтического. А еще интересно узнать, чего ради вы все это время держали его при себе?

Витольд Совинский: - Сегодня игровая фортуна отвернулась от меня, - с преувеличенным сожалением развел руками Совинский, словно не заметив того, как пани Доманская поспешила сообщить о своей вере его словам.- Поэтому искушать ее лишний раз нецелесообразно. К тому же на остаток этого вечера у меня несколько иные виды. Повинуясь приглашающему жесту женщины, Витек послушно пересел со своего места. Теперь он сидел совсем рядом с Агатой. С едва заметной лукавой улыбкой кивнул коротко взглянувшей на него Чаплинской, все еще вынужденной слушать своего навязчивого собеседника, но одобрительно раскрывшей веер. С видимым удовольствием Витольд перевел взгляд на рыжую красавицу. - Хорошо, начну с романтической версии. Продуманная театральная пауза, глоток шампанского, хитрый прищур глаз. - Итак... Несколько дней назад, ощутив настоятельную потребность в общении со святым отцом Вацлавом, я оказался рядом с костелом. И было мне видение... Еще глоток шампанского, попытка придать физиономии самое благочестивое выражение - безуспешная, конечно же - и продолжение рассказа. - Рыжекудрый ангел спустился на землю, прошел рядом со мной. Это было похоже на сон наяву. Я остался не замеченным им. Хотел бежать вслед, но пораженный его красотой и исходившим от него золотым сиянием, не смог сдвинуться с места. Витек в упор взглянул на сидевшую рядом женщину. Он уже и не пытался скрывать пляшущих в глазах озорных чертиков. - Меж тем видение оказалось явью. Ангел взмахнул крылом, благословляя тех, кто смог приблизиться к нему. Сирых, убогих, страждущих. И обронил перо, которое я смог подобрать и сохранить. Уже после того, как он исчез... видимо, вернулся в свою небесную обитель. Для пущей убедительности Совинский даже тяжело вздохнул, изображая крайнюю степень огорчения. Отпил еще шампанского и спросил уже иным тоном: - Достаточно ли романтично такое описание появления у меня этого фанта? Угодно ли вам будет выслушать еще и прозаический вариант объяснения?

Агата Доманская: - О, нет, умоляю вас, не портите впечатление! – с преувеличенным вниманием выслушав от начала до конца рассказ пана Витольда, полный цветистых – слишком цветистых, чтобы воспринимать их всерьез – метафор, Агата вновь рассмеялась, впрочем, чувствуя себя польщенной столь лестными сравнениями. И… тем немедля привлекла к себе очередную порцию заинтересованных взглядов. Ведь ее оживленная, и главное, продолжительная беседа с Совинским без того явно привлекала к себе повышенное внимание и, пожалуй, обещала назавтра сделаться одной из главных городских новостей. Но Агате, с момента переезда в Белосток весьма тщательно следившей за тем, чтобы быть как можно менее заметной, впервые за долгое время почему-то было все равно, что именно скажут и главное, что при этом станут думать о ней местные сплетницы. – В моей жизни с избытком хватает прозы! Однако вам следует быть осторожнее в комплиментах в мой адрес – я ведь могу и поверить… - А я вот лично пытаюсь, но пока все не могу поверить счастью избавления от общества графа Жижемского! – загораживая лицо раскрытым веером и картинно закатывая глаза, тихонько прошептала возникшая рядом с ними в эту самую минуту Малгожата. - Понимаю вас, графиня! Иногда все эти знакомства и связи – родственные или дружеские – могут изрядно тяготить. И порой нужно немало терпения, чтобы удержаться в требуемых этикетом рамках, - усмехнулась она, мельком покосившись на Совинского, который, как представлялось, вряд ли был слишком обрадован вмешательством приятельницы в ход беседы, явно было наметившей, наконец-то, движение по весьма интересному курсу. Собственно, и самой Агате оно показалось весьма несвоевременным, что и нашло выражение в виде язвительной реплики - следствии мимолетной утраты обыкновенно железного самоконтроля. К счастью, графиня Чаплинская слушала ее не особо внимательно, потому не заметила даже такого, не очень надежно укрытого, второго смысла. А вот Совинский… Пожалуй, на сегодня он и без того уже получил достаточно авансов. И этот намек, уж им-то, без сомнения, прочитанный, может дать основания думать, что Агата заинтересована в нем больше, чем хотела бы показать. - ...Но я уверена, что пан Витольд сумеет найти нужные слова, чтобы улучшить ваше настроение, я уже успела убедиться, что он большой мастер по этой части, - добавила она в продолжение своей предыдущей мысли. – А мне, пожалуй, пора восвояси. Спасибо за чудесный вечер. - Но как же так, Агата?! Вы не можете уйти прямо теперь! – воскликнула графиня, явно не ожидавшая такого развития. – Почему так рано? А я как раз подошла сказать про главный сюрприз сегодняшнего вечера – танцы! - Очень жаль, но у меня еще есть дела, которые невозможно отложить. Может быть, в другой раз! Вот только танцев ей сегодня еще и не хватает…

Витольд Совинский: К огромному удивлению Совинского, рыжая отказалась остаться на танцы, о которых ее оповестила Малгожата. Подруге детства удалось наконец-то под благовидным предлогом сбежать от назойливого собеседника. И очень невовремя подойти к Витеку и Агате. Как раз в то самый момент, когда мужчина собрался ответить на высказанное пани Доманской пожелание быть осторожнее с комплиментами в ее адрес. Вот как была вредной Кукушкой, так ею и осталась. Ни капли не изменилась. Не переставая улыбаться, Витольд выразительно взглянул на хозяйку дома - так, что та сразу поняла неуместность своего появления рядом с ними. - Надеюсь, пани Доманская, что вам удастся уладить все ваши неотложные дела именно сегодня, и в следующий раз мне удастся пригласить вас на танец. - Конечно, дорогая Агата, - встрепенулась Чаплинская, - пообещайте, что вы непременно будете у нас через неделю. Я сейчас сверюсь с календарем и скажу вам точную дату. Заблаговременно, чтобы вы еще до получения приглашения точно знали, какой именно вечер у вас должен быть полностью свободен от каких-либо дел. Наскоро придуманный повод для того, чтобы оставить Витека наедине с его собеседницей, выглядел шитым белыми нитками. Но Малгожата явно стремилась загладить допущенную ею оплошность, и потому нисколько не постеснялась этого. Наоборот - лукаво улыбнулась приятельнице. Витольд не стал возражать и пытаться удержать ее, когда Чаплинская, одарив его ответным не менее выразительным взглядом, взмахнула веером и упорхнула прочь из комнаты. - Пани Доманская, мне очень жаль, что вы не можете остаться на танцы, - проговорил мужчина с совершенно искренним сожалением в голосе. - Не скрою, мне очень хочется продолжить знакомство с вами, побыть еще в вашем более чем приятном обществе. Поэтому прошу разрешения проводить вас домой. Или же туда, где сейчас необходимо ваше присутствие для улаживания неотложных дел.

Агата Доманская: Адресованный графине Чаплинской взгляд, которым пан Витольд сопроводил свою реплику, обращенную к самой Агате, не укрылся от внимания последней, изрядно ее повеселив. Ответная пантомима Малгожаты была, впрочем, еще более забавна – несомненно, эти двое еще найдут минутку, чтобы наедине высказать друг другу куда больше, чем позволяют светские приличия. И Агата, пожалуй, даже стала бы переживать за свою приятельницу, если бы не была полностью уверена, в том, что Витольд Совинский прежде всего, все же, джентльмен, а уж только потом тот мальчишка, с которым маленькая Малгося когда-то вместе устраивала разные детские проказы и шалости… Вновь взглянув на стоящего напротив высокого и импозантного мужчину, Агата едва заметно улыбнулась, представив – попытавшись представить, каким он мог быть в детстве. Должно быть, упрямый и привыкший всегда добиваться своего, но при этом – очаровательный и всеми любимый мальчишка. Именно из таких чаще всего после вырастают уверенные в себе мужчины, по-прежнему убежденные в том, что нет на земле человека, особенно, женщины, способного устоять перед их бронебойным обаянием. И что самое ужасное, как правило, они в этом почти всегда правы. Ведь, что бы ни говорила себе сейчас Агата, что бы не думала о своем новом знакомом, и как бы ни была убеждена, что видит его насквозь, глупое сердце все равно начинало стучать заметно чаще всякий раз, даже когда Совинский просто смотрел на нее вот так, как сейчас… Вновь на мгновение забывшись, она встретилась с ним глазами – и вдруг почувствовала, что смущена! По-настоящему, не играя и не стараясь что-либо изобразить. Да что за наваждение?! - Все будет зависеть от того, насколько вы искусны в танцах, пан Витольд, - приподняв бровь, усмехнулась она, пытаясь прикрыться, спрятаться от его норовящего проникнуть куда глубже, чем это позволительно, взгляда за маской привычной, чуть циничной иронии. Малгожата, впопыхах, судорожно искавшая способ исправить свою ошибку, как и водится в подобных случаях, в конце концов, выбрала самый неудачный из всех возможных. Да еще и, уходя, взглянула на них с Совинским так, будто заранее благословляет на долгую и счастливую совместную жизнь. Впрочем, даже столь явно выказанная неделикатность с ее стороны не шла ни в какое сравнение со словами самого пана Витольда, которые он как бы походя, произнес уже через мгновение после того, как графиня Чаплинская оставила их. - Простите - что?! - Так вот, за кого он ее принимает?! Мгновенно сбросив с себя нахлынувшее было ощущение покоя и расслабленности, Агата резко развернулась к нему и вся внутренне напряглась, точно кобра перед решительным броском, вперившись в лицо поляка, кажется, оторопевшего от этой внезапной перемены, ледяным взглядом сузившихся зеленых глаз. Что же, поделом ей, будет знать, как забываться… - Боюсь, там, куда я собираюсь, необходимо только мое собственное, единоличное присутствие, - проговорила она уже заметно спокойнее, но все так же холодно и отчужденно. – В любом случае, благодарю за помощь и была рада нашему знакомству. Всего наилучшего, пан Совинский! И, не дожидаясь ответа, стремительно пошла прочь, ненадолго задержавшись лишь подле графа Чаплинского, весьма растерянного столь внезапным и решительным намерением гостьи покинуть его дом. Все это время Агате пришлось убеждать его, что с ней все хорошо и никто, совершенно никто здесь ее не оскорбил и не обидел! Однако, стоило ей удалиться из гостиной, как пан Казимир, нахмурив брови, лавируя между гостями, двинулся в сторону оставшегося стоять в одиночестве Совинского. - Ну и что же ты ей наговорил на самом деле, холера ты этакая?! – спросил он без лишних предисловий, едва только с ним поравнявшись.

Витольд Совинский: - Неважно, что я ей наговорил, - отмахнулся Витек от Чаплинского. - Куда важнее то, что нужно сейчас сделать. Мысленно он корил себя за то, что поддался чарам рыжеволосой красавицы. Настолько, что и манеры, и воспитание, и правила приличия, и любые другие неписанные светские законы и прочие условности - все было забыто, вылетело из головы. Совинский просто-напросто забылся, утонул в омуте ее глаз, без надежды на спасение. Вот и попытался форсировать события, не желая так быстро лишиться возможности видеть рядом эту женщину, снова ощутил себя отчаянным мальчишкой, чего давно уже не замечал за собой. И ошибку совершил в том же духе - может быть, простительную совсем зеленому юнцу, но уж никак не взрослому мужчине, офицеру и... просто благородному человеку. А исправлять свои ошибки Витольд предпочитал сразу же, не откладывая этого в долгий ящик. Потому-то и сейчас собирался действовать, а не тратить время на бесполезное в настоящий момент пространное объяснение случившегося казуса. - Где живет пани Доманская? Ответить Казимир не успел. Вопрос услышала Малгожата, с удивленным видом остановившаяся рядом с мужем. Впрочем, ей понадобилось меньше минуты, чтобы справиться с собой. Не задавая лишних вопросов, точно зная, что Витек на них обязательно ответит, когда они будут заданы ему в более подходящий момент, женщина объяснила старому другу, где находился дом Доманской. И добавила - уже практически в спину стремительно покидавшему зал Совинскому: - Не забудь цветы. Витек обернулся к ней. - Сирень? Сгустившиеся к вечеру тучи пролились на городок дождем. Начинался он робко, словно примериваясь и раздумывая, стоит ли поливать землю в полную силу. Понемногу дождь вошел в раж, усилился, превратился в самый настоящий ливень. Очень некстати для Витольда. Верхом он намного опередил карету Доманской. Поливаемый дождевыми струями, с охапкой мокрой белой и фиолетовой сирени в руках, Витек ждал пани Агату у ее дома, в тени ведущей к крыльцу аллеи. Увы, других цветов, тех, что могли бы убедить женщину в искренности его раскаяния, Совинский не нашел. Но сирень, наломанная с двух кустов в саду Чаплинских, должна была сказать ей о многом. На том самом языке цветов, которому когда-то в детстве его с важным менторским видом учила Малгося, специально утащившая для этого у старшей сестры французскую книжку, посвященную такому не простому предмету. Ливень оказался коротким, как и все его бурные весенне-летние собратья. Когда карета Доманской подъехала к крыльцу, потоки воды уже перестали обрушиваться с небес на размокшую землю. С листьев деревьев все еще капала вода, было сыро и довольно прохладно. Промокший насквозь Витек шагнул из темноты к остановившейся карете, намереваясь помочь даме выйти из нее.

Агата Доманская: За время, которое Агата провела в доме Чаплинских, погода успела измениться – собирался дождь, и заметно похолодало. На горизонте затянутого тучами небосвода, стемневшего раньше положенного, все чаще вспыхивали зарницы, а порывистый ветер, доносящий вместе с запахом влажной молодой листвы и цветущих деревьев, своеобразный легкий аромат грозового воздуха, явно обещал в скором времени настоящее ненастье. Аккуратно ступая по намокшей брусчатке, чтобы не оскользнуться и с интересом посматривая на небо, то и дело менявшее цвет от вспышек молнии, Агата, тем не менее, шла к своему экипажу не торопясь. Она любила такую погоду и удовольствием вдыхала «вкусный» воздух, чувствуя, как недовольство, было овладевшее ею некоторое время тому назад, уступает место обычному спокойствию и благодушию. И даже эскапада нового знакомого уже не казалась ей проявлением его невежества. Возможно, и она тоже слишком погорячилась, мысленно обвинив этого мужчину во всех тяжких грехах, а он ничего такого и не думал – вон, как смутился, получив свой ушат ледяного равнодушия с ее стороны! Вспомнив растерянное выражение лица Совинского, молодая женщина слегка усмехнулась. - Куда едем, мадам Агата? – спросил ее кучер, прежде чем закрыть дверцу экипажа. – Домой или… - Нет-нет, сегодня сразу домой, - откликнулась пани Доманская, удобнее устраиваясь на бархатном сиденье и расправляя складки пышных шелковых юбок. – Только, Пьер, пожалуйста, не гони. Хочу еще немного подышать на сон грядущий свежим воздухом. - Тогда – «длинной дорогой»? - Именно, - вновь улыбнулась Агата и, повернув лицо к окну, с удовольствием прислонилась затылком к мягкому подголовнику, наблюдая, как по стеклу сползают капли заметно усилившегося дождя. – Спешить сегодня некуда. Ее дом находился всего в нескольких кварталах от особняка Чаплинских. Но даже этот недлинный путь при необходимости можно было заметно сократить, если проехать через череду маленьких переулков, пробираться по которым в громоздкой карете было довольно затруднительно даже днем, а вечером, в темноте и в сильный дождь – еще и небезопасно. Не из-за угрозы ограбления – подобные происшествия в провинциальном Белостоке случались крайне редко. Исключительно из-за узости и извилистости, присущей мелким улочкам всякого старинного европейского города. Эту дорогу они с Пьером называли между собой «короткой» и пользовались ею, если пани Доманской нужно было оказаться дома побыстрее. «Длинная» же пролегала через центральную часть города и занимала аж на четверть часа больше времени. По поводу чего Агата и Пьер, который вот уже почти десять лет исполнял при своей госпоже не только и не столько функцию кучера, сколько личного охранника, повсюду следовавшего за нею, часто иронизировали, все еще до конца не привыкнув к крошечным местным расстояниям. Когда их экипаж, наконец, остановился рядом с домом, на улице уже совсем стемнело. От дороги небольшой особнячок пани Доманской отделял палисад, ограниченный пышной живой оградой из высокого кустарника, образовывающий по сторонам от усыпанной гравием тропинки, ведущей к парадному крыльцу, своеобразный зеленый коридор. Потому, верно, ни сама она, ни Пьер, спустившийся с козел, чтобы открыть для хозяйки дверцу кареты, не заметили замершую в его тени высокую фигуру мужчины, выдвинувшегося им навстречу, едва Агата ступила на землю. Не сразу поняв, кто это и что у него в руках, женщина испуганно ахнула и отшатнулась в сторону.

Витольд Совинский: Появление Витека испугало женщину. Слишком резко и неожиданно он шагнул из темноты, да еще и потянулся к пани Доманской... Правда, с самым что ни на есть благим намерением, всего лишь помочь ей ступить на землю с подножки экипажа. Но сегодня, похоже, матка боска решила основательно проучить Совинского. Чтобы впредь неповадно было ему поддаваться эмоциям, забывать об этикете и тем самым невольно обижать женщину. Причем, сумевшую сделать то, что давно уже не удавалось ни одной местной (да и не местной тоже) красавице: за сравнительно небольшое время вскружить ему голову - ну прямо-таки как семнадцатилетнему юнцу. Мало того, что Агата вскрикнула и отпрянула в сторону, так к тому же на помощь хозяйке тут же бросился кучер. Он оказался весьма ловким малым, и замешкайся Витольд хоть на несколько секунд, лежать бы ему носом в грязи у ног прекрасной дамы. А ее холоп, возможно, не давал бы ему при этом встать с земли. Но Совинскому удалось не только избежать падения, но еще и ухватить кучера за руку, когда тот каким-то явно отработанным движением попытался оттолкнуть и ударить его. - Прошу меня простить, пани Агата, - Витек протянул женщине мокрую растрепанную охапку сирени, - кажется, я испугал вас. Не сочтите за дерзость, я просто хотел принести вам свои извинения за ту бестактность, что допустил сегодня у Чаплинских. Потому и решил дождаться вас здесь, чтобы проделать это тет-а-тет. Прикажите вашему человеку пойти заняться своими делами. Витольд коротко выразительно взглянул на кучера, которого все еще продолжал удерживать, словно опасаясь, что мужик опять кинется на него, едва лишь он разожмет пальцы. Витек понимал, что выглядел совсем неподобающе моменту: мокрый насквозь, с дурацким букетом... Но на это ему было глубоко наплевать. Единственным его желанием было для начала снова увидеть улыбку на лице рыжеволосой красавицы, услышать, что он прощен. После этого, избавившись от камня на душе, можно было бы отправиться восвояси, мечтая о новой встрече с пани Агатой. Уже в более благоприятной обстановке, возможно, с дальним прицелом на нечто иное, чем партия-реванш на бильярде.

Агата Доманская: Кинжалом дамасской стали, конечно, можно нарезать и хлеб, но от этого он все равно не перестанет быть грозным боевым оружием. Так и Пьер, долговязый и немного флегматичный увалень с виду, в поединке он в один миг умел порой превращаться в удивительно ловкого и коварного противника. Агата знала это лучше других. Потому, едва опомнившись от ужаса, завладевшего ею по неизвестной причине при внезапном явлении Совинского, первым делом бросила короткий взгляд на своего слугу, упреждая его возможные дальнейшие действия, и тихо проговорила: - Не надо, Пьер, я знаю этого человека! – А уже после, убедившись, что он ее услышал, совсем другим тоном – весело, хоть и немного укоризненно посмотрела на пана Витольда и прокомментировала произнесенные им слова извинения: - Какой у вас, однако, для этого необычный способ! Так ведь и до сердечного припадка недолго довести… Принимая у Совинского мокрую, растрепанную кипу сиреневых веток, которую лишь весьма условно можно было называть букетом, не сводя глаз с лица стоящего напротив мужчины, Агата поднесла ее к лицу, желая полнее ощутить сладкий аромат цветов. – Как же я могу что-либо приказать «своему человеку», когда вы сами его держите? Тотчас же отпущенный после этих слов на волю, Пьер молча отошел к лошадям, но по-прежнему исподлобья посматривал на собеседника Агаты, всем своим видом демонстрируя недружелюбие и способность в любой момент вновь наброситься на него. - Спасибо, пан Витольд, - госпожа Доманская слегка улыбнулась. – Вы крайне милы… И отважны – если учитывать, что собирали эти цветы с риском для своего здоровья – среди грозы и ливня. Скажите, а вы, в самом деле, не боитесь простудиться и, возможно, даже умереть… ради меня?! Откровенно насмешничая над Совинским на словах, Агата продолжала рассматривать его лицо и фигуру с таким же открытым и дерзким интересом. И этого пан Витольд, разумеется, не мог не заметить. Равно как и перемены в выражении ее глаз, взгляд которых становился все мягче и неопределеннее. Будто бы чуть «расплывался»…

Витольд Совинский: Руку, захватом сжимавшую вывернутое запястье кучера, Витек разжал несколько демонстративно, с нарочитым вздохом сожаленья. А этот Пьер непрост. Явно из каких-то головорезов. Надо будет, чтобы мой кучер поузнавал среди своих знакомых, что он за фрукт такой. А то, может, пани сама не знает, какую змею пригрела? Хотя... совсем не похожа эта Доманская на глупенькую овечку, в доверие к которой может втереться серый волк. - Ну что вы, - широко улыбнулся мужчина, боковым зрением все еще отслеживая перемещения Пьера, занявшегося лошадьми, - сирень я нарвал еще до ливня. Вот уберечь ее от воды не сумел. Теперь он не отводил взгляда от лица рыжей, хитро щурился, сохраняя при этом самое простодушное выражение лица. - Умереть ради вас... Почел бы за честь, если бы пришлось защищать ясную пани от врагов. Взгляд зеленых глаз женщины скользил по его фигуре, облепленной насквозь мокрой одеждой. Следя за ним, Витольд с невольным удовлетворением заметил, что из несколько насмешливого он постепенно становился более теплым и томным. Совинский зябко повел плечами и нарочито покашлял. - Простудиться и заболеть, конечно, не хотелось бы. Но если вы возьмете на себя труд ухода за больным, согласитесь побыть моей сиделкой, то я готов и на это согласиться. По интонациям мужчины невозможно было понять, шутит он или говорит серьезно. Только чертики в глазах снова пустились в пляс, с головой выдавая Витека. - Что же, теперь я прощен и могу с чистой совестью откланяться. Вскочить в седло Витольд не спешил. Он шагнул к Доманской, аккуратно, но в тоже время уверенно, взял ее под локоть. - Но сначала позвольте все-таки проводить вас в дом. Не хватало еще, чтобы вы тоже простудились, стоя на таком холодном сыром ветру. Его пальцы будто невзначай легко погладили женскую руку. Мужчина чуть наклонился к красавице и заглянул ей в глаза, словно пытаясь этим поторопить пани Агату в принятии решения.

Агата Доманская: - Правда? Какая жалость! – тихонько вздохнула пани Доманская, не утруждаясь объяснять, что именно ее расстроило: все-таки намокшая сирень, или то, что она была собрана без риска для жизни Совинского. Похоже, подумав о том же, пан Витольд в ответ усмехнулся, отвечая визави не менее откровенным интересом к ее персоне. Отчего в какой-то момент под его пристальным взглядом Агата ощутила себя так, словно стоит посреди улицы в неглиже, а вовсе не в муаровом вечернем платье, привезенном еще из Парижа… Сердце в груди забилось заметно чаще положенного, но эта игра по-прежнему развлекала молодую женщину гораздо больше бильярда. А в ее правилах она ориентировалась, пожалуй, даже увереннее. - Подумаешь, тоже мне честь – умереть! – фыркнула она, пожимая плечами. – Умереть, в сущности, всего одно мгновение. А вот прожить ради кого-то целую жизнь – куда как сложнее. Но мужчины почему-то всегда уверены, что кому-то нужна их погибель. А это так глупо! Продолжая рассуждать как бы в шутку, Агата, однако, говорила со всей убежденностью. О смерти она знала не понаслышке. Впрочем, уходить в серьезные темы прямо теперь, вовсе не входило в ее планы. Так что когда пан Витольд начал не слишком артистично изображать насмерть простуженного, она предпочла сделать вид, что исключительно впечатлена и всему верит. Впрочем, поколебаться – для виду – все равно не мешало, поэтому прежде чем пригласить Совинского, явно ожидающего этого, и потому не торопившегося уходить, хотя уже и распрощался с нею на словах, а еще, быть может, совсем немножко помучить неизвестностью, Агата ненадолго «задумалась», будто бы решаясь, а после проговорила: - Пожалуй, если отпущу вас прямо теперь, то шансов схватить простуду, все-таки, будет гораздо больше у вас, пан Витольд!.. Мое христианское чувство вообще от природы довольно молчаливо, но теперь оно буквально вопиет от жалости при мысли, что вам придется возвращаться домой, промокшим до нитки. Пойдемте со мной! Я велю слугам разжечь камин и напою вас горячим кофе или чаем, пока будет сохнуть ваш сюртук. Аккуратно и почти незаметно высвободив свою руку из-под руки мужчины, Агата плавно обошла Совинского, словно струйка воды камень, оказавшийся на ее пути, и неторопливо проследовала к дому, более ничего не говоря и не оборачиваясь, предоставляя собеседнику возможность решить самому, что делать дальше… и еще раз оценить прелесть ее легкой походки.



полная версия страницы