Форум » Пригороды Петербурга » Злоключения блудного брата » Ответить
Злоключения блудного брата
Артём Зотов: Дата:1833 год, конец марта Место: Станция Черковицы, постоялый двор в Черковицах, после - поместье барона фон Гесса. Действующие лица: Яков и Аглая Воротынские, Артем Зотов
Ответов - 28, стр:
1 2 All
Артём Зотов: Артем открыл глаза, пытаясь встать, но тщетно. Как оказалось, ноги и руки были туго связаны веревкой, которая причиняла немалую боль, впиваясь в тело до крови, как только он пытался ослабить путы. Правда, боль через пару часов он уже слабо чувствовал, в пережатых руках и ногах ощущалась лишь слабая пyльсация, они одеревенели от холода и недостатка кровотока. Темка пытался кричать, но получалось лишь мычание, ибо рот был набит какими-то тряпками и туго завязан, от этого было трудно дышать. Но он все равно старался не паниковать, приступ астмы сейчас бы попросту убил его. Где-то в углу послышался скрежет, по спине пробежали мурашки - Артем панически боялся крыс. Но из дальнего угла амбара выскользнула тень куда крупнее крысы... Артем радостно замычал, при виде Руфины... - Как ты меня нашла? - Потом, сейчас надо уходить, тебя убить хотят, у меня видение было! - серьезно сказала девочка, перерезая ножом веревки на его руках и ногах. Артем попытался встать, но ноги были словно свинцовыми... -Я... мне нужно чуть-чуть посидеть, ноги занемели... - После сидеть будешь, не можешь идти - ползи, но нам нужно выбраться отсюда, как можно быстрее! - Руфина наклонилась и исчезла вновь в углу, где оказался довольно просторный лаз. Доски тут прогнили и, расшатав, их можно было раздвинуть. Выбравшись из амбара, она крепко сжала холодную ладошку Артемa и глянув в глаза, строго сказала: -Обещай, что вернешься домой, когда выберемся!
Матвей фон Гесс: Барон метался, словно зверь, запертый в клетке. Убедившись, что гости и пронырливый пристав Акунин покинули его владения, он тут же кликнул управляющего, цепляясь ему взагрудки, и брызжа слюной, прошипел. - Видимо, зря я тебя, Федор, от каторги спас! Идиот... Погубить меня задумал! - Ваше благородие...ва..ваше благородие... - заикаясь, ретировался Федор. Таким разъяренным он видел хозяина впервые. - Парня, что намедни у цыгвнв на мерина выменял - как звали? - Н-не не знаю, ваше благородие.... - Не знаешь, так я тебе скажу! Ты брата княгини в амбаре запер! - Дык не знал я, честное слово, Матвей Ульрихович, богом клянусь, пойти отпустить, ребятенка-то? - лепет управляющего ввел фон Гесса в ступор, он был готов забится в истерическом припадке, но сдержался, простонав. - Идиот, какое «отпустить»! Дождись темноты, да избавься от него, только наверняка... Тело в колодце, у сторожки разваленной схорони, где и всегда. И тихо мне! Чтоб ни одна собака не прознала! Пшел прочь, болван! Матвей вытолкал Федора взашей и захлопнул за ним дверь спальни. От напряжения у него разболелась голова. Через пару часов стук в дверь оторвал его от чтения. - Матвей Ульрихович, голубчик, не губите... беда! Убег барчук-то! Веревки порезал - и убег! На сей раз Матвей не стал тратить время на бездарного подчиненного. Переодевшись в дорожный костюм и захватив пистолет, он отдал приказ седлать коня. - Ваше благородие, вы куда? - На прогулку увеселительную! Бери ружье - и в лес его искать! Далеко он не мог уйти. А не то на кол посажу, живьем шкуру сдеру! Делай, что хочешь, но найди мне мальчишку.
Артём Зотов: Сгущающиеся сумерки из-за тени деревьев вскоре стали непроглядной тьмой. Сугробы были непроходимыми, ноги постоянно проваливались в талом рыхлом снегу, но мороз, с наступлением темноты, крепчал. Ночь выдалась ясной, и круглый желтый диск полной луны был единственным источником света. Руфина держалась молодцом, но увечная нога ее быстро дала о себе знать. По телу Артема волнами пробегала дрожь, которую он не мог сдержать, не понимая от чего дрожит более - от холода или страха. Каждый шорох, хруст сломанной даже им самим ветки заставлял вздрогнуть. Руфина молчала, лишь крепко сжимала его руку, ей тоже было страшно и холодно, но жаловаться сейчас было неуместно. - Смотри, там дом. Мы можем спрятаться на сеновале и переждать до утра,-показал Артем на светящиеся в темноте огоньки крохотного оконца. - Собаки учуют, нельзя оставаться. - Тогда украдем лошадь, если у них она есть. - Нас поймают и повесят как конокрадов, у меня недоброе предчувствие, Артем, не ходи, пожалуйста... - В лесу мы замерзнем насмерть или звери съедят, зачем ты тогда пошла за мной? Держи, у тебя руки ледяные! -Артем снял потертые варежки и протянул их девочке, смущенно отвернувшись. - Не знаю, - тихо ответила она, засовывая закоченевшие пальцы в варежки. - Пойдем... Пробираясь сквозь валежник ближе к дому, Артем чувствовал как, колотится его сердце, а еще его сжигала изнутри совесть. Нет, не за то, что ослушался сестры и ее грозного супруга и сбежал, а за свою глупость и беспомощность, из-за чего в опасности теперь оказалась Руфина. Возле дома залаяла собака, но на сиплый лай ее хозяин не спешил обращать внимания, вокруг избы лесника, окруженной деревьями со всех сторон, постоянно бродил зверь, поэтому пес брехал почти все время. Сарай не был заперт, и две тени шмыгнули вовнутрь. Но едва Артем коснулся недоуздка, за его спиной послышался щелчок курка и тусклый свет сального огарка осветил сарай. Проклиная судьбу, барина и самого себя, что связался с цыганами, Федор плелся вслед за собаками, но охотничьи псы то и дело сбивались со следу, отвлекаясь звериными следами и гоняя белок. -Тьфу на вас, черти! -махнул рукой Федор, утирая лицо шапкой. Что делать далее и где искать парня он не представлял. Далеко тот уйти не мог, быть может, его уже и волки заели, или же от холода окочурился, они ж, барчуки, все жутко нежные! Впору было все бросить и вернуться, но пуще всего Федор боялся гнева хозяина. Неподалеку послышался сиплый лай цепного пса, Федор выехал на небольшую просеку на пригорке у берега реки. -Кого еще нелегкая принесла?- послышался такой же сиплый, как и у пса, голос его хозяина. - Свои... - буркнул Федор, спешиваясь. - Кому свои, а кому и... - Брось дурить, Афанасий, Федор это! С делом к тебе пожаловал, мне б собак покормить, да обогреться. Признав в незваном госте барского приказчика, лесник убрал ружье, а потом комком снега запустил в захлебывающегося лаем сторожевого пса. - Вот, шоб ты так брехал по делу! Тьфу... - Афанасий плюнул, махнув рукой Федору. - Ну, заходь, носит тебя нелегкая по ночам-то. - Ну так я с приказом барским-то, а тебе чего не спится?- Федор прошел в избу, протягивая руки к натопленной печи. - Так, давеча цыган поймал, коня свести хотели. Совсем ошалели, ироды! Хотел, было, прямо на месте порешить, как барин сказывал, да жалко стало - дети ж совсем! Запер под полом, утром к вам в поместье свезти хотел, а там разбирайтесь, как знаете. Мне грех на душу брать неохота... -Цыган? -удивился Федор, чувствуя, как внутри что-то дрогнуло. - А ну, покаж цыган-то своих? - А че их глядеть, цыгане и цыгане, парень и деваха. А хоть и гляди, коли охота! - Афанасий дернул кольцо в полу, приподнимая дверь в подвал, освещая его лучиной. - Знаешь, Афанасий, я сам их к барину поутру сведу,- подобной удачи вряд ли можно было ожидать. Ясно, что сам малец сбежать не мог, ему кто-то помогал, вот и ладно, одним выстрелом двух зайцев. Словно два загнанных зверька, Артем и Руфина прижимались друг к другу. В подвале было сыро и немногим теплее, чем снаружи. Но, по-крайней мере, не было того пронизывающего до костей ветра. Силы почти оставили мальчика, он провалился в томительную полудрему. Но страх и мысли о том, что делать дальше, прокручивались в его голове до тех пор, пока усталость окончательно не взяла верх. Спала и Руфина. Однако перед тем, как послышались шаги наверху, проснулась и ткнула Темку в бок. - Послушай, живыми мы не выберемся. Как только выведут на улицу, не мешкай, беги! - А как же ты? Нет, без тебя я не побегу никуда! - прошептал Артем. - Не глупи, мне не убежать, я сон видела... пожалуйста! - Руфина не успела договорить, как Федор выволок их обоих наверх. Не дожидаясь, пока их свяжут, Артем, улучив момент, что было силы ткнул плечом Федора, а после, ухватив Руфину за руку, ринулся вниз к реке. - Стой! Застрелю! - прошипел Федор.
Яков Воротынский: Чувства и ощущения, это, пожалуй, именно то, что делает человека живым, а то, что он жив, Яков понимал все больше и больше с каждой секундой. Онемевшие от холода пальцы рук и ног не сгибались, от непривычно-долгой тряски в седле сводило спину, а еще ныло где-то в ключице на месте старой раны. На миг выпустив вожжи и выпрямив спину, Яков зевнул, от усталости он был готов свернутся калачиком и заснуть прямо тут, в сугробе. Масло в фонаре давно выгорело, да и вокруг уже "серело". Два года разгульной жизни превратили его в мягкотелого неженку, к хорошей жизни он быстро привык. Мягкие подушки в будуарах развратных прелестниц - это не ночи в холодных бивуаках, где ветер во все дыры свищет, да и уж тем более, не ночь напролет в седле и на морозе. После Пятигорска-то он и не припоминал, чтобы в седло садился, вот и отяжелел, обленился. -Ну, сопляк, поймаю, оторву уши, выпорю, а после месяц заставлю на коленях по гороху ползать!Только, будь жив, пожалуйста, - Яков мотнул головой, отгоняя мрачные мысли, перед глазами стояло лицо Аглаи, большие сине-серые глаза с мольбой и надеждой смотрели на него. Как же ей сказать? Как сказать ей, что все кончено? Раскатистое эхо от выстрела, раздавшегося совсем близко, испугало кобылу, до этого, казалось, дремавшую и неторопливым шагом трусившую по дороге. Натянув поводья, он что было прыти погнал лошаденку в ту сторону. Через мгновение князь выехал на небольшую просеку, где ютился кособокий домишко. У телеги неподвижно лежал мужик в рваном тулупе, подле стоял человек, целившийся вдаль. Глянув в сторону реки, Яков заметил две удаляющиеся фигурки. - Артем... - внутри что-то дрогнуло, Яков направил лошадь на стрелка, сшибая того на ходу, но прежде, чем он настиг его, снова грянул выстрел.
Артём Зотов: Не успел Темка вырваться из лап Федора и лихорадочно вцепившись в руку Руфины, не оглядываясь, рвануть вперед, позади послышался гневный окрик и щелчок затвора. Что было далее, Артем не видел, а грянувший выстрел, словно плеть, подстегнул его бежать еще быстрее. Но если бы он обернулся, то увидел бы, как Афанасий преградил Федору путь, пытаясь вырвать ружье, причитая и умоляя опомниться, ведь перед ним всего лишь дети. Увидел бы и то, как Федор усмирил здоровенного лесничего, выхваченным из-за пояса ножом. Лед на реке уже давно тронулся и единственным спасением теперь казались привязанные к краю хлипкого мостика ладьи. Скорость, с которой бежал Артем, была немыслимой для увечной ноги Руфины. Не разбирая пути, спотыкаясь и стараясь не упасть, не обращая внимания на боль, она следовала за ним, но все же и у ее сил был предел. Споткнувшись о торчащий из-под снега корень, она упала, кубарем скатываясь с пригорка, и увлекая за собой Артема. - Ну же вставай, Руфина! - кричал он, пытаясь поднять обессилевшую девочку. Ему и в голову не пришло бросить ее и бежать самому. Преследователь был близко, Артем застыл, глядя на приближавшегося Федора, взводившего курок и целившегося в них. Затем что-то больно ударило его в грудь, выбив весь воздух из легких и обжигая кожу, будто пламенем, все внезапно потускнело, завертелось и куда-то пропало.
Яков Воротынский: Сцепившись со стрелком, словно зверь, Яков выбил ружье, но тот оказался крепким мужиком и, несмотря на то, что нападение князя было весьма неожиданным, все же не менее яро отбивался. В набросившемся на него человеке Федор быстро распознал того самого барина, который справлялся у барона фон Гесса о пропавшем мальчике. Теперь, когда дело приняло столь неожиданный оборот и явно не в пользу Федора и его хозяина, тот дрался насмерть. Убить князя, после догнать девку - калечная, она далеко не убежит. После схоронить тела в колодце и дело, наконец, будет окончено. Федор выхватил нож, в воздухе блеснул стальной клинок. Хотя князь оказался вовсе не хлюпиком, даже наоборот, весьма сильным противником, но оружие давало ему явное преимущество. Треск распоротой ткани толстого пальто, минутное, но острое, прикосновение ледяной стали к коже и обжигающая боль, мерзкое ощущение намокающего и липнущего от крови рукава, на миг напомнили Якову картину из прошлого. Увернувшись от очередного удара, ему удалось схватить занесенный над собой клинок. Сжимая и выкручивая, что было силы, запястье Федора, не думая о боли, лишь, как молитву повторяя - только бы Артем был жив, князь собрал все силы для последнего рывка, которого впрочем ему делать не пришлось. В воздухе повис запах пороха, прогремел выстрел, внезапно усмиривший его противника. Он же оглушил Воротынского, которого тотчас обдало кровавыми брызгами. Скинув с себя мертвое тело и ошалело озираясь по сторонам, Яков увидел чинно восседавшего на мышастом жеребце барона фон Гесса, в руках того был дымящийся пистолет. Позади был еще кто-то, в них Воротынский признал людей пристава, помогавших в поиске. - А ловко вы его, ваше сиятельство, - хмыкнул мужик, приближаясь с телу Федора. -Прям в глаз... -Вы не ранены, князь?- Матвей спешился и помог Якову подняться на ноги. - Я в порядке, - Яков встал, но тут же вспомнил об Артеме и словно угорелый, кинулся к реке. - Постойте, Яков Захарович! - окликнул его Матвей, но этого Воротынский уже не слышал. Лишь увиденное заставило его остановиться и рухнуть на колени. На берегу, раскинув руки, словно тряпичная кукла, лежал Артем, к нему испуганно прижималась чумазая девчушка, в глазах ее был неподдельный ужас. -Нет... нет... нет... не может быть... не может быть! - дрожащими руками Яков коснулся холодной щеки Артема, возле шеи нащупывая слабый пульс. - Живой он, живой! - князь лихорадочно распахнул тулуп Темки, поднимая рубашку, ища рану. Но ни раны, ни крови не было видно. Вместо раны на груди расплывался огромнейший синяк, как раз туда пуля вдавила медальон, тот самый, с портретом маменьки, с которым Артем не расставался. Эта золотая безделушка и оказалась настоящим оберегом, спасшим Артему жизнь. Барон любезно предложил помощь, сокрушаясь о своей доверчивости и неведении. Оказалось, его управляющий уже не впервые обкрадывал его, продавая племенных лошадей барона цыганам. По злой случайности, Артем стал свидетелем. И Федор, видимо, решил убить его, избавляясь таким образом от ненужного свидетеля. Доктор, осмотревший Артема, не нашел никаких серьезных ранений, кроме сломанного ребра и простуды, прописал покой и опиумную настойку от боли и нервного потрясения. Впрочем, то же порекомендовал и Якову, осмотрев его порез на плече. На что князь ответил лишь усмешкой. Сейчас он более сожалел об испорченном пальто, денег у него водилось не особо, не просить же теперь у жены. А то, что было при себе, вместе со своей пегой кобылкой он отдал Руфине, наотрез отказавшейся ехать в имение барона фон Гесса, назвав того дьяволом. Напоследок, коснувшись руки Якова, девочка сказала немного странные слова. И в тот момент по ней словно ток пробежал. -Ты хороший человек, князь, но трех вещей опасайся - копыт белого скакуна, горца голубоглазого и не верь гонцу, дурные вести в дом приносящему. С этим, понукнув лошадку, девочка и скрылась за деревьями. Что это могло означать, Яков толком не понял: предсказание? Глупости, суеверным он не был никогда, а девчонке-то со страху, видимо, пригрезилось. Яков сидел у камина, краем глаза глядя на спящего Артема, немного бледный, но живой и здоровый. Его немного знобило, усталость взяла верх, и князь не заметил, как задремал сам. Лишь услышав, как дверь спальни отворилась и кто-то вошел, он открыл глаза.
Аглая Зотова: Ночь Аглая провела неспокойно, то просыпаясь, то вновь проваливаясь в тяжелое забытье, но и там тоска настигала ее, засасывала темным омутом, виделось восковое лицо Темы, беззащитное, запрокинутое вверх с закрытыми глазами. Очнувшись в липком холодном поту, Аглая в отчаянье закусила угол подушки и завыла по-бабьи. С губ сорвались горячечным шепотом слова: «Матушка, заступи». К кому была обращена ее мольба - к Богородице, чей скорбный лик освещала теплившаяся под иконой лампада, к своей ли давно покойной матери, Аглая не могла сказать. Без сна просидела она до утра, заклиная себя не терять надежды. Тут раздался осторожный стук в дверь, Аглая сначала не могла понять из сбивчивых объяснений, зачем барон фон Гесс прислал за ней карету, но постепенно смысл слов стал доходить до нее. - Барич нашелся. Их Сиятельство с ним остались. Аглая расплакалась снова, на этот раз от счастья. Всю дорогу ее не покидала одна мысль: «Живой! Живой!» Когда она подошла к дверям комнаты, сердце зашлось от волнения. Люди, дороже которых у нее никого нет, здесь, рядом, на расстоянии руки, через секунду она смотрела на спящих Тему и Якова, и слезы радости опять навернулись на глаза. Аглая неловко вытерла их рукой и сделала шаг навстречу брату. Потом Яков поднялся из кресел, и сокрушенный вздох вырвался у Аглаи, она почувствовала щемящую жалость к этому измученному человеку с усталыми глазами, в которых она всегда ловила то лукавинку, то ласковую насмешку, то грусть, то негодование, то страсть, то нежность. Она уже привыкла сверяться с этим взглядом, наверное, с того дня, как получила гневную отповедь Воротынского, швырнувшего ей в лицо ассигнации. А сейчас он устало смотрел и молчал. - Нашел, ты нашел его, как обещал! Яшенька... Аглая обняла мужа и прижалась к его груди и тут же отстранилась, сказав встревожено: - Да у тебя жар! Нужно послать за уксусной водой и за отваром дубовой коры и еще хорошо бы… Аглая собиралась продолжить, но испугалась обидеть Якова. По счастью, слова остались непроизнесенными. Еще хорошо бы прощенья у тебя попросить, ведь хоть и видела я, что ты с седла не слезаешь, ища Тему, но все мне подчас казалось, что проку от твоих стараний не будет. Больше даже на исправника надеялась. Но здесь от его жаркого поцелуя подкосились ноги, и тут же все мысли покинули Аглаю.
Яков Воротынский: -Полно тебе, глупышка! Слезы на похоронах льют, а у нас, благо, все живы и здоровы! Яков прижал Аглаю к себе крепко здоровой рукой, чувствуя, что от него исходит жар, как от печки, но при этом его знобит. Что случилось в лесу и то, что в Артема стреляли, а также об испорченном новехоньком пальто, он пока предпочел умолчать. Благо, слуга барона принес чистую рубашку, в которую Яков и переоделся. Не пугать же было окружающих кровавыми лохмотьями. Но все это было неважно, самое страшное миновало. И теперь он снова ощутил покой и умиротворение, от которого кружилась голова. Но главное, Аглая снова улыбалась и теперь прижималась к нему всем телом, словно ища защиты. Ему захотелось ее поцеловать и, но в этот момент из ее уст прозвучал более привычный тон. -Снова командуешь? -усмехнулся Яков, крепко прижимаясь губами к губам Аглаи и не позволяя ей произнести более ни слова. Артем проснулся рано, виновато хмурясь, не смея сказать ни слова. Единственное, о чем он спросил - это о Руфине. Слов извинения не требовалось, его виноватый вид выдавал нешуточное отчаяние. Злоупотреблять гостеприимством барона Воротынские тоже не стали и тем же утром отправились домой. Разговора в карете тоже не получилось, ибо измотанные событиями последних дней, и Яков, и Аглая, и Артем мирно дремали.
полная версия страницы