Форум » Пригороды Петербурга » Охота » Ответить
Охота
Дмитрий Арсеньев: Дата - 12 ноября 1832 года. 3-4 часа пополудни.. Место - загородное имение Арсеньева. Участники - открытый эпизод.
Ответов - 13
Дмитрий Арсеньев: В полдень, пока Бежецкий и Загорский еще спали, Арсеньев наконец-то приступил к выполнению обязанностей хозяина дома. Слуги еще с рассвета в напряженной атмосфере, со строжайшем запретом неловким движением побеспокоить похмельный сон барина и его гостей, сновали по особняку и прилегающей территории, облагораживая и наводя порядок везде и всюду. К вечеру все уже должно быть готово к приезду остальных гостей. Митя успел сунуть нос на кухню, убедиться в успехе всех замыслов повара, проверить, чтобы посуды хватило для всех приглашенных и еще остался стратегический запас на случай непредвиденных обстоятельств. Прошелся по всем комнатам, часть из которых была спешно переоборудована в гостевые, дабы никто из гостей не был огорчен отведенными ему покоями на ближайшие три дня. Одобрил огромное количество мелочей, и еще больше отправил переделывать, чтобы все что бы ни увидели сегодня приехавшие было идеально. Дом гудел не хуже пчелиного улья, а личные гости хозяина все еще изволили почивать, даже когда прибыл полковник жандармерии, в чьи обязанности входило обеспечение безопасности августейшей особы и приближенных. Арсеньев тепло принял Хоботова и они еще раз обговорили план мероприятий и меры безопасности. Расстались уже тогда, когда стали съезжаться первые гости. Дмитрий Васильевич пошел встречать всех в "Большие сени". Так слуги прозвали помещение,в которое вел парадных ход из галереи, построенный на манер дворца в Павловске. Зал имел в своей проектировке два яруса, так как в нем располагалась широкая лестница, ведущая на второй этаж в парадные апартаменты и большинство гостевых комнат. У подножия этой лестницы Арсеньев и приветствовал своих гостей. После полагающихся по этикету фраз и недолгого диалога, хозяин препоручал гостей заботам слуг в форменных ливреях, которые сопровождали новоприбывших в комнаты. Там их встречали горничные и помогали переодеться и передохнуть с дороги до ужина, который был назначен на восемь часов вечера. .
Варвара Белозерова: Варвара едва пережила эти дни, который отделяли суаре от охоты. Когда она прощалась с Загорским, то, чего греха таить, очень хотела, чтобы он решился на какое-нибудь безумство, но этого не случилось. Ничего, ничего. Я уверена, что ночь после суаре не была для него спокойной, - утешала она саму себя, часами простаивая у окна, выходившего на Фонтанку. По ее подсчетам Владимир Дмитриевич уже должен был истосковаться и прибежать под ее окна, чтобы умолять о прощении. - Заставлю его спеть серенаду. Однако в математические расчеты вкралась ошибка, и господин Загорский так и не появился. Садясь в карету, которая должна была отвезти ее и Идалию Николаевну в поместье Дмитрия Васильевича, Варвара пылала праведным гневом. Теперь, милый Владимир Дмитриевич, Вы серенадой не отделаетесь. Теперь с Вас, как минимум, опера… голоском мадемуазель Тимошевской! Но в дороге она не находила себе места, придумывая Загорскому всевозможные оправдания. А вдруг он заболел? С горя! И лежит сейчас в своем огромном холодном доме совершенно один! Нет, в этом случае он нашел бы способ сообщить мне об этом. А вдруг его вызвали на службу и срочно отправили куда-нибудь за границу с тайным поручением? Ой, тогда его не будет на охоте, и мы с ним не увидимся! Нет, только не это! Пусть будет любая другая причина, только бы увидеть его.
Глеб Стрижевский: Дорога, дорога… За городом осень уже почти полностью сдала позиции зиме. Снег, который выпадал ночами, в Питере днем таял, а здесь уже нет. - Неее, все равно еще растает, - сказал Кондрат. - С чего ты взял? – удивился Глеб. - Примета такая есть: постоянный снег на мерзлую землю никогда не ложится. - Ну и хорошо. Значит, куропатки еще не успели сменить окраску. В противном случае, набегаемся за ними, пока заметим на снегу. Туман, проделавший часть пути бегом за каретой, опьяневший от загородного воздуха и уставший, как собака, теперь развалился на противополжном сидении и сладко посапывал, быстро перебирая лапами и догоняя кого-то во сне. Кондрат сидел на козлах и напевал какую-то заунывную белорусскую песню, от которой Глеба тоже потянуло в сон. Он и не заметил, как уснул.
Идалия фон Тальберг: В отличие от Вари, которую всю дорогу терзали противоречивые чувства от предстоящей встречи с Загорским, на душе у Ида был удивительно спокойно и радостно. Это счастливое состояние духа не оставляло ее уже несколько дней, после суаре, где обстоятельства сложились для нее таким счастливым образом. В то же время сердце подсказывало баронессе, что впереди ее ждут еще более радостные события. Дмитрий Васильевич заранее уехал в свое имение, которое, надо сказать, было довольно удалено от столицы, не менее шестидесяти верст. И за тот небольшой промежуток времени, что прошел в разлуке с Арсеньевым, она успела ужасно по нему соскучиться, в чем видела еще одно подтверждение того, что все больше привязывается к нему. В глубине души Ида подозревала, что их последний разговор, прерванный появлением Варю, остался не завершен. И чувствовала, что завершение его может последовать в ближайший день-два, именно там, в имении. Какое завершение? Ну, разумеется, предложение руки. Да, Идалия Николаевна была почти уверена, что оно последует. Но самое главное - почти не сомневалась, что, коли это произойдет, она его примет. И будет очень счастлива в этом браке. Украдкой поглядывая на племянницу, которая большую часть пути дремала, а, если не дремала, то задумчиво разглядывала сонный и серый пейзаж за окошком кареты, Ида ловила себя на том, что с трудом удерживается от какой-то глупой и довольной улыбки, которая девушке могла показаться странной. Особенно в нынешнем ее нервическом состоянии. Однако, в отличие от Варю, баронесса была уверена, что с Загорским та непременно помирится и будет потом, после свадьбы, вспоминать эту размолвку, как смешное недоразумение. "После свадьбы!" - Ида вздохнула. Кто бы мог представить, что вскоре Варюша станет госпожой Загорской! А она... она станет мадам Арсеньевой! Идалия Николаевна впервые в жизни "примерила" фамилию Дмитрия Васильевича к своему имени. Идалия Арсеньева...Ей очень понравилось это сочетание. Впрочем, не меньше ей нравилось и сочетание Варвара Загорская...Ида покачала головой и усмехнулась своим мыслям - точно барышня на выданье! Уже на подъездах к цели путешествия, экипаж слегка качнуло в сторону. Баронесса выглянула в оконце и увидела, что кучер графини Белозеровой только что обогнал еще один экипаж, явно направлявшийся тем же путем, что и их собственный. Герб на двери Идалия Николаевна не рассмотрела. Было уже почти темно. Но обрадованная Варвара, тоже встрепенувшаяся от резкого ускорения хода, все же, умудрилась это сделать и сказала, что герб принадлежит князьям Стрижевским. "Как хорошо, значит, Глеб Георгиевич тоже приглашен!" - воскликнула она. Но у самой Ида эта новость не вызвала особого прилива энтузиазма. Князь Стрижевский казался ей человеком, хоть и безупречно воспитанным и светским, но каким-то чрезмерно жестким, точно высеченным из мрамора и холодноватым. А еще - она почему-то его... боялась. Впрочем, была причина, по которой ей было бы неплохо увидеться с Глебом Георгиевичем, так что, даже хорошо, что он тоже будет здесь. Тем временем, наконец, приехали. Лакеи бросились к их экипажу с факелами, открыли дверцы, помогая дамам выйти. Хозяин встречал их на пороге. Увидев его, Ида первой выпорхнула, легко опершись на руку лакея, и в несколько шагов преодолела разделявшее их расстояние. Варя шла следом. - Здравствуйте, Дмитрий Васильевич! - воскликнула Ида, глядя на него снизу вверх блестящими от радости глазами. - Как же я рада Вас видеть!
Владимир Загорский: Проснуться получилось не сразу, а в два приема. Первый раз сегодня он открыл глаза, вернее, глаз - второму открыться мешала подушка, в которую Загорский лежал, уткнувшись лицом, далеко за полдень. Бронзовые часы на полке камина - черт, когда приполз сюда ночью, он его даже и не видел - показывали без четверти три. Было тихо, только березовые поленья потрескивали, сгорая, помещенные в топку чьей-то заботливой рукой. Этой же благодетельной конечностью был, видимо, принесен сюда и внушительных размеров хрустальный графин с водой. Сфокусировав на нем взгляд во вторую очередь, Загорский, наконец, приподнял тяжелую, точно кусок чугуна, голову, протянул руку за графином и принялся жадно пить прямо из горлышка. "Нет, молодость-таки, кончилась! - очередной раз мелькнула горестная мысль, и мужчина со вздохом вновь рухнул на подушку, одновременно опуская графин зачем-то на пол рядом с кроватью. - Раньше дружеские попойки не стоили таких мучений по утрам, несмотря на то, что повторялись существенно чаще..." С этим глубоким прозрением Владимир Дмитриевич вновь впал в тяжелый похмельный сон, чтобы проснуться, когда за окном уже заметно потемнело. Надо было вставать. Иначе выходило неловко перед Митькой и Андреем. Загорский сел на кровати, держась за виски, оттуда, к счастью, уже вытащили гвозди, терзавшие его мозг еще несколько часов назад. Но общее состояние еще было мутным. Рядом с кроватью мужчина заметил шнурок с кистью, тянущийся куда-то вверх, догадался, что в доме Митьки устроена новейшая система сигнализации для вызова слуг, поэтому дернул за него и стал ждать. Вскоре, в комнату, действительно, постучал и вошел молодой парень в форме лакея. Приказав ему принести побриться и умыться, Загорский медленно, стараясь не спугнуть наметившееся улучшение в самочувствии, встал, прошелся по комнате, выглянул в окно - оно выходило в противоположную парадному подъезду сторону, в темный парк. Наконец, слуга вернулся, неся все необходимое для приведения в божеский вид и, спустя некоторое время, Владимир Дмитриевич, несколько изможденный похмельем, но не побежденный им, вышел из своих покоев и направился на поиски хозяина, о местонахождении которого лакей не сказал ему ничего внятного. "Барин-то? Да там...внизу барин," - уклончиво ответил он. Расспрашивать дальше Загорский не стал. Решил сам разобраться, чем теперь и занялся. Здесь, наверху, где были расположены спальные комнаты, было тихо, свет приглушен. Однако, когда Владимир Дмитриевич дошел до лестницы, ведущей в холл, его буквально ослепил свет сотен свечей, льющийся оттуда, снизу. По-прежнему, ничего не понимая, он стал спускаться вниз.
Ксения Ларионова: Довольно долгий путь от Петербурга до Ильинского, который они преодолевали в экипаже, предоставленном князем Ларионовым, Ксеня и Таня проделали относительно быстро - выехали часов в девять утра и к шести вечера были на месте. Татьяна Васильевна, которую брат, уезжая, попросил побыть во время устраиваемого им светского мероприятия за хозяйку - за неимением супруги, с энтузиазмом приняла это предложение. Вообще, после охоты она намеревалась уже вернуться к себе домой, так как порядком соскучилась по дочкам, да и вообще, негоже мужней жене, пусть ее муж даже самый ничтожный человек во всем свете, проводить долгое время вдали от него. Поэтому на все уговоры остаться в Петербурге подольше - хотя бы до Рождества, были безрезультатны. Матушка говорила Ксении, что предлагала Тане, чтобы и ее дочки приехали к ним погостить, в конце-концов, дом большой, места хватит всем, но мадам Нелидова отчего-то не согласилась, чем привела княгиню Ларионову в форменное отчаяние. Ксеня, со своей стороны, догадывалась, почему матушка так разоряется на этот счет, хоть, как обычно, и не высказывала своего мнения вслух. На самом деле, Марью Львовну больше всего заботило то, что ее хитроумный замысел по приближению дочери к семейству Арсеньевых, а именно, к Дмитрию Васильевичу, в очередной раз терпит сокрушительное фиаско. Ибо было ясно, что с отбытием его сестры из дома Ларионовых, у Мити больше не будет особенного повода бывать там с частыми визитами. А, между тем, за почти месяц, Митя и Ксеня, проводя довольно много времени вместе, ни на йоту не сблизились, по-прежнему оставаясь лишь в рамках доброго приятельства. Вот это и расстраивало княгиню Ларионову, привыкшую всегда добиваться однажды поставленной цели. А тут еще сама Ксеня! Ну, нельзя же, право, быть такой безынициативной! А самое противное, что по Петербургу поползли разговоры о том, что у Мити - роман. И ни с кем-нибудь, а с баронессой фон Тальберг, блестящей светской красавицей, да к тому же - вдовой. Так что упустить последнюю возможность изменить эту плачевную ситуацию было нельзя. Ксения до сих пор мучительно краснела при воспоминании о том, как матушка, днями, без обиняков выложила ей все свои соображения на этот счет и буквально приказала принять приглашение Дмитрия Васильевича и отправиться на охоту в его Ильинское вместе с Таней. Спорить с Марьей Львовной, глядя на которую становилось понятно, откуда у всех ее сыновей отличные командирские данные, было бесполезно. Ксения, разумеется, подчинилась, несмотря на то, что мысль об охоте на животных как о бессмысленном убийстве, была ей противна с детства. Впрочем, лично ее убивать никто не заставлял, а потому она надеялась лишь на то, что удастся затеряться в большой группе Митенькиных гостей, и на нее никто не обратит особого внимания. Уж, что-что, а оставаться незаметной Ксеня всегда умела. ...Сразу после приезда, перекинувшись парой слов с Арсеньевым - быстро, ибо он был занят встречей гостей, Таня и Ксения поднялись в отведенные им комнаты, где и стали готовиться к предстоящему в первый вечер ужину. Таня, прекрасно знакомая с устройством и порядками в доме брата, сама распорядилась, чтобы Ксению обеспечили в нем всем необходимым. - Я так долго пользовалась гостеприимством твоей семьи, моя милая, что хочу хоть немного отплатить тебе за него, пусть даже и находясь в доме Мити. Но, думаю, он будет только рад моему самоуправству во всем, что касается тебя, - с улыбкой проговорила Татьяна Васильевна княжне, перед тем, как дамы расстались, дабы начать приготовления в вечернему выходу.
Варвара Белозерова: Переживания постепенно отступили. Чем дальше карета отъезжала от Питера, тем чище и белее выглядело все за окном. Варвара, как завороженная, смотрела на снег, как будто видела его впервые. В Англии он выпадал редко и после этого очень быстро таял, и в таком количестве, как сейчас, девушка видела снег впервые. Как и русскую загородную усадьбу. Дмитрий Васильевич встречал гостей в холле. Как только обе вновь прибывшие дамы переступили порог дома, Варвара сразу почувствовала себя здесь третьей лишней. Идалия Николаевна, увидев хозяина, сразу же устремилась к нему, а он, в свою очередь, к ней. Девушка решила, что с ее стороны будет некрасиво злоупотреблять вниманием Дмитрия Васильевича к своей персоне и решила деликатно удалиться. К ней тут же подскочил лакей и, кивнув в сторону лестницы, дал понять, что готов проводить молодую госпожу в отведенную ей комнату. Варваре хотелось не столько посмотреть на свои аппартаменты, сколько узнать, как далеко от них поселят Володю. Она посмотрела наверх, чтобы оценить размеры ждущего ее препятствия, и увидела, что по ступенькам спускается какой-то человек, которого шатало из стороны в сторону. Ей сразу вспомнился садовник в посольстве, который, по выражению батюшки, «очень любил закладывать за воротник». Что именно он закладывал и для чего он это делал, девочка тогда так и не поняла, но его походку запомнила. И приближающийся сейчас к ней человек очень сильно напоминал того самого садовника. Не хватало еще, чтобы он на меня упал, - подумала Варвара и прижалась к перилам противоположной стороны. Каким же было ее удивление, когда «садовник» при близком рассмотрении оказался Владимиром Дмитриевичем. Это был сокрушительный удар по Варвариному самолюбию. Она несколько дней считала минуты до их встречи и жила надеждой, что он вот-вот приползет к порогу ее дома, чтобы умолять ее о прощении, а он, как оказалось, и не собирался никуда ползти, а все это время пил как сапожник!
Глеб Стрижевский: При быстрой езде Глеба иногда укачивало, поэтому он не любил ее. Кондрат знал про это, поэтому ехал без спешки. Путешествовать зимой намного сложнее, чем летом, когда можно развлекать себя разглядыванием незнакомых окрестных пейзажей. А сейчас приближающаяся зима, укрывшая все снегом, уничтожила разнообразие окружающего мира, оставив скучающему путешественнику только черно-белое полотно, которое несмотря на свою новизну, успело надоесть ему уже через пару часов. Выспавшись, Глеб уже не знал чем себя развлечь и даже начал жалеть, что Антонида Мстиславна не поехала вместе с ним. Сейчас куда веселее было бы слушать ее вечное ворчание, чем пытаться найти что-нибудь интересное в этом предзимнем безмолвии за окном. - Кондрат! Ты устал, наверное! Иди-ка, отдохни и погрейся в карете, а я посижу на твоем месте, - крикнул князь. – Не могу больше! Эх, надо было верхом ехать. Кондрат был для Глеба не просто слугой. Он был сыном его кормилицы, и следовательно, молочным братом и другом детских игр. Немного поупрямившись для порядка (дескать, не княжье это дело вожжами трясти), Кондрат передал Глебу овчиный тулуп с шапкой и уступил свое место на козлах. Какое-никакое, а все же занятие! – подумал Глеб и щелкнул кнутом, пуская лошадей медленной рысью. Когда до конечной цели путешествия оставалось всего десяток верст, Глеб услышал, что сзади их догоняет чья-то карета. Он обернулся и еще издали разглядел закрепленный над дверцей герб графа Белозерова. Увиденное заставило его вглядеться в темноту за окном кареты в надежде увидеть Варвару Александровну, но вместо нее он увидел лицо госпожи фон Тальберг. Привидится же такое! Она мне уже везде мерещится. Скоро сниться начнет. Пора поставить на ней большую жирную точку! Однако через мгновение рядом с баронессой мелькнуло лицо Вареньки, и Глеб понял, что ему не показалось: мадам фон Тальберг и мадемуазель Белозерова ехали в одной карете. - Кондрат! Просыпайся, скорее! Видишь вон ту карету? Возвращайся на свое место и поезжай так, чтобы не упускать ее из вида. Она едет туда же, куда и мы. Постарайся сделать так, чтобы мы прибыли в усадьбу минут через пять после нее. Расчет Глеба был прост: господин Арсеньев конечно же будет встречать всех своих гостей, уделяя им некоторое время. А учитывая характер его отношений с Идалией Николаевной, можно смело предположить, что ей должна перепасть львиная доля его внимания. И Глеб надеялся, что его появление помешает «воркованию голубков». Так и вышло. Когда карета князя Стрижевского остановилась перед главным усадебным домом, он увидел в свете факелов, как входная дверь закрывается за Варварой Александровной и Идалией Николаевной. Не теряя драгоценных минут, Глеб выпрыгнул из кареты и устремился вслед за женщинами. Как раз вовремя! Баронесса и Арсеньев едва-едва успели поздороваться, а последнему уже нужно было принимать следующего гостя. - Добрый вечер! – Глеб быстро раскланялся с хозяином дома и его гостьей и вклинился в их разговор. – Дмитрий Васильевич! Простите мое внезапное вторжение! Могу я попросить Вас не отправлять моего волкодава на псарню? Боюсь, что в противном случае Вы утром можете не досчитаться части своих собак. Могу я разместить его в комнате моего слуги?
Владимир Загорский: ... Из-за перепада освещенности Загорский инстинктивно прикрыл глаза и даже как-то пошатнулся, споткнувшись о ковровую дорожку, расстеленную на мраморе лестницы. Чертыхнувшись под нос и немного приспособившись к свету, он поднял глаза и увидел прямо перед собой Варвару Белозёрову, собственной персоной. - Варюша?! - от неожиданности этой встречи, Владимир Дмитриевич мгновенно забыл про размолвку, в которой они расстались последний раз, а потому, был ей безмерно рад. Впрочем, разве мог он хоть когда-то на нее долго сердиться? - Но... как? Откуда ты здесь, почему? И... - он глянул через перила лестничной площадки, где их, в прямом смысле, столкнул случай, вниз, в холл, в котором было весьма людно. - А что здесь вообще-то происходит? - проговорил Загорский удивленно, вновь перевел взгляд на девушку, и осекся, пораженный холодом, с которым Варвара взирала на его реакцию на происходящее. "Таак... Представление, стало быть, еще продолжается," - мелькнула язвительная мысль, возвратившая его с облаков радости от нежданной-негаданной встречи с любимой на грешную землю. Загорский тяжко вздохнул и приготовился к новому раунду их затянувшегося и, право, уже несколько утомившего его поединка их самолюбий, начавшегося еще несколько дней назад нелепым спором из-за его дружбы с Вандой Тимошевской.
Варвара Белозерова: Не буду с ним разговаривать. Пока он не извинится, слова не скажу! – пообещала Варвара сама себе. В ответ на произнесенное Загорским приветствие, она холодно сверкнула глазами в его сторону, а потом быстро перевела взгляд на сопровождавшего ее лакея. Тот все понял и как бы слился со стеной, перестав существовать, видеть и слышать. Недоумение Владимира Дмитриевича по поводу происходящего вызвало у девушки усмешку. Сколько же надо выпить, чтобы забыть, где находишься и зачем сюда приехал? Но проследив за взглядом Загорского, который с удивлением рассматривал прибывающих гостей, Варвара не смогла удержаться и сказала немного язвительно (совсем-совсем немного): - Нет, Владимир Дмитриевич! Это не я, а плод Вашего воображения. Что Вас так удивляет? То, что оно преподнесло Вам именно меня, а не мадемуазель Тимошевскую? Видимо в отличие от Вас самого, Ваше воображение еще помнит, что Вашему “другу” нет места среди людей Вашего круга. Прощайте! Желаю Вам, чтобы Вам больше повезло со следующей галлюцинацией и чтобы Вы увидели образ той, кто не вызовет у Вас такого удивления. Выпрямив спину и высоко задрав подбородок, Варвара дала знак лакею, что готова следовать дальше. Комната, которуй ей выделили, Варваре очень понравилась: теплая, светлая и очень уютная. Но она не успела насладиться всем этим, так как в дверь вдруг постучали и передали письмо. Прочитав его, Варя взрогнула и бросилась в комнату баронессы фон Тальберг. - Идалия Николаевна! Бабушка! Мне надо срочно вернуться в Санкт-Петербург. Боже! Почему так? Она была такая довольная и веселая, когда я уезжала. Она даже собиралась устроить бал на днях. И вот… Пишут, что она умирает…
Идалия фон Тальберг: К тому моменту, как Варя влетела в предоставленную ей в качестве апартаментов комнату, Идалия Николаевна уже успела вместе со своей горничной распаковать часть своего багажа. Вернее, то платье, в котором Ида намеревалась сегодня выйти к ужину. Оно было бархатное, пурпурное. И напоминало этим тот туалет, в котором мадам фон Тальберг впервые повстречала Дмитрия Васильевича на балу у Бежецкого, хоть и отличалось фасоном и фактурой ткани, так что никто не мог сказать, что баронесса дважды появилась где-то в одном и том же платье. Ида намеренно выбрала именно этот цвет, она чувствовала, что нынче случится что-то особое между нею и Арсеньевым, а потому хотела быть для него идеальной. Между тем, настроение ее было от идеала существенно дальше, чем внешний облик. Ида чувствовала себя раздасадованной. И виной тому был все тот же Стрижевский, который, вопреки всем правилам приличий, вклинился в их едва начавшийся разговор с Дмитрием Васильевичем со своими дурацкими собаками, которых куда-то надо было пристроить непременно в ту минуту. Было похоже, что этот Глеб Георгиевич вообще явился на свет божий лишь для того, чтобы ставить ее в неудобное положение своими странными манерами, вспомнить хоть тот маскарад... Но то, как говорится, дело прошлое. Однако и сегодня Арсеньев был вынужден отвлечься от Ида, магия момента их встречи была безвозвратно потеряна. Поэтому баронесса и вынуждена была удалиться в свои комнаты несколько раньше, чем думала. И теперь находилась там, ожидая, когда Глаша принесет платье, которое она как раз побежала отутюжить. Но вместо ожидаемой горничной на пороге комнаты, как уже было сказано, появилась испуганная Варя, которая и сообщила Ида, что случилось худое с Анной Оттовной. - Какой ужас! - всплеснула руками баронесса растерянно, но тотчас же постаралась овладеть собой, подошла к Варю, обняла ее за плечи, поймала мечущийся беспокойный взор девушки своим и проговорила. - Так, послушай меня, милая. Прежде всего - успокойся. Еще ничего толком не понятно. Поэтому рано приходить в отчаяние, да и вообще не стоит. Давай-ка подумаем... так... - Идалия Николаевна приложила на мгновение пальцы к губам. - Значит, сейчас я немедленно отправлюсь к Дмитрию Васильевичу, чтобы сказать, что мы с тобой уезжаем в Петербург. Слава богу, вещи еще не разобрали, значит, времени не потеряем много... Ты же не думала, что я отпущу тебя домой одну?!
Варвара Белозерова: Слова Идалии Николаевны успокоили Варвару, а упоминание имени Дмитрия Васильевича отрезвило и заставило устыдиться своего эгоизма. Я не могу заставить ее уехать со мной! Она так ждала этого события, так надеялась, что они с господином Арсеньевым наконец-то расставят все точки над «i» в своих непростых отношениях. Им нельзя потерять друг друга. Я не допущу этого. Надо немедленно успокоиться. - Думала! – ответила Варя и постаралась кивнуть поувереннее. – Именно об этом я и думала. Я пришла к Вам именно для того, чтобы извиниться и сказать, что я возвращаюсь в Питербург одна. И не пытайтесь меня удержать. Я прошу Вас только о двух вещах: извиниться за меня перед Дмитрием Васильевичем и попросить его от моего имени доставить Вас обратно в столицу по окончании охоты. Меня совесть грызет из-за того, что уехав, оставлю Вас без кареты. Не волнуйтесь за меня, дорогая Идалия Николаевна. Я поеду в сопровождении лакеев и своей горничной. Они надежные люди, и Вам не стоит за меня опасаться. Об моем одиноком вояже никто не будет знать, кроме нас двоих, так что за мою репутацию можно не волноваться. К сожалению, все самое плохое со мной уже случилось, и Вы, моя милая дуэнья, ни в чем не сможете мне помочь, - подумала Варя, но ей хватило ума не произносить эти слова вслух. Упрямство Загорского и очередная ссора с ним чрезвычайно расстроили ее, и у нее пропал всякий интерес к этой охоте.
Идалия фон Тальберг: Ида слушала пространный монолог своей племянницы, задумчиво покусывая нижнюю губу. Нельзя было не согласиться с Варю, в таком сопровождении ей, действительно, не грозила никакая опасность, в том числе и для доброго имени девушки, ибо баронесса и не собиралась делиться подробностями причин ее отъезда ни с кем, даже Арсеньеву намеревалась сказать самое необходимое. Однако, кроме Дмитрия Васильевича и нее, существовал еще один человек из ныне присутствующих в Ильинском, кому, по ее мнению, следовало бы сообщить о внезапном отъезде мадемуазель Белозёровой в Петербург. Возможно, от волнения та просто забыла об этом, поэтому, поразмыслив, Ида все же решилась напомнить: - Варвара, а... тебе не кажется, что надо сказать также и Владимиру Дмитриевичу? - осторожно спросила Идалия Николаевна и сейчас же в ответ получила решительное "нет". Причем, настолько решительное, что не осмелилась больше ее расспрашивать на эту тему. "После, все после!" - мысленно махнула на это Ида рукой. И, убедившись еще раз, что Варя, на самом деле, не обидится, если она останется здесь, а также взяв с нее слово, что, приехав домой и выяснив, что там и к чему, девушка сразу же напишет ей письмо сюда, в Ильинское, Идалия Николаевна проводила ту до ее комнаты, распрощалась и направилась на поиски Арсеньева, чтобы рассказать ему обо всем.
полная версия страницы