Форум » Пригороды Петербурга » "Цветы чужой жизни" и прочие радости старой девы. » Ответить
"Цветы чужой жизни" и прочие радости старой девы.
Ксения Ларионова: Дата: 9 октября 1832 года. Место: Имение князей Ларионовых-младших, неподалеку от Царского Села. Участники: Дмитрий Арсеньев, Ксения Ларионова и...наши общие родственники.
Ответов - 25, стр:
1 2 All
Ксения Ларионова: Ксения не очень хотела ехать в Царское. Но, разве можно было отказать Никитке? Ее старший брат обладал удивительным умением уговорить кого угодно на что угодно. Что уж толковать по Ксению, которая сроду никому не могла сказать «нет». Вот и теперь, когда Ника слезно попросил сестру пожить в их имении неподалеку от Царского Села, чтобы помочь Тате с детьми, он сопроводил просьбу таким несчастным взглядом, что та просто не могла не согласиться. Ну и в самом деле, чего ей, незамужней и ничем не занятой в своей Ларионовке , стоит переехать ненадолго к ним, места у них чудесные, можно гулять хоть целый день, опять же, Лидочка и Павлуша вовсе не дадут ей скучать… На самом деле, Ксения Константиновна прекрасно знала истинную подоплеку всего, что происходит в доме брата. Его супруга, Наталья Васильевна, для домашних Тата, готовилась вскоре подарить мужу третьего ребенка, чувствовала себя не очень хорошо, а потому и в настроении все больше пребывала дурном. Никита же, хоть уже и дважды переживал вместе с супругой подобное ожидание, но, как большинство мужчин, робел перед своей обожаемой беременной Татой, боясь ее хоть чем-то расстроить, выполнял все ее капризы и прихоти. Так вот последней прихотью княгини Ларионовой было срочное увольнение гувернантки, мадемуазель Лили, за то, что она «не так воспитывает детей». Естественно, дело было не в методах воспитания, а в том, что француженка была юна, хороша собой и слишком любезна с Никитой Константиновичем, на взгляд княгини. Ника потом со смущением признался-таки Ксении в этом, хотя она и сама сразу обо всем догадалась. Впрочем, только в нынешнем нервическом состоянии Татка и могла учудить подобное, ибо не было на земле второго такого патологически верного мужа, как князь Ларионов. Тем не менее, француженка была отправлена обратно в свой Париж, а малолетние княжичи остались без наставницы. А потому, покуда не найдется новой гувернантки, Ника умолял сестру пожить немного у них, ибо справиться с детьми не получалось у всей их многочисленной прислуги вместе взятой, а сам князь и подавно не обладал задатками педагога. Кроме того, по его собственному выражению, Ксеня обладала «благотворным действием» и на душевный настрой самой Таты, которая всегда была рада видеть у себя золовку, с которой дружила с детства… Короче, по всем пунктам выходило «предложение, от которого невозможно отказаться». А потому, княжне Ларионовой ничего не оставалось, как собрать свои вещи и отправиться вместе с Никитой Константиновичем в Царское Село.
Дмитрий Арсеньев: От Идалии Арсеньев вернулся в очень мрачном расположении духа. Появление Машкова с утра пораньше в доме баронессы совсем выбило его из колеи. Он медленно шел по набережной, пытаясь убедить себя в том, что глупо так быстро сдаваться и отказываться, даже не попытавшись побороться. На самом деле, ну не могло же ему привидеться смущение, промелькнувшее на лице Ида, когда она узнала о визите своего раннего гостя. Вобщем, вопросов было много, неопределенности еще больше, а что делать Митька пока не знал. Ему нужно время на обдумывание и спокойная обстановка. Практика показала, что на Миллионной улице в двух шагах от Фонтанки он покой не обретет, а значит, испросив короткий отпуск у Жуковского, Арсеньев отправился к своей младшей сестренке Наташе, которая как раз ждала третьего ребенка, и наверняка была не против зануды-брата. До Царского Митя доскакал на лошади, но у границы поместья Никиты Ларионова, оставил коня дворовому, потому что ощутил жгучее желание прогуляться по парку пешком. Высокие деревья, лишающиеся листвы, замерзающие тропинки, одиночество и покой - то, что было нужнее всего. Но чем ближе Арсеньев подходил к особняку, тем отчетливее раздавался детский смех. Племянники на прогулке. Надо будет выручить их бедняжку гувернантку и помочь... Нет, только посмотрите, октябрь месяц, а они пытаются змея запустить! Да как неумело. Небось опять Никита с подарком начудил. Вручил сыну, да убежал подальше, - ухмыльнулся Митя про себя, зная о неугомонном характере отпрысков благородного семейства и откровенном нежелании Никиты Константиновича что-то делать с этим лично. Кажется, в последний раз он отмахивался от "строгого Арсеньева" тем, что Павлуше и так скоро в училище, пусть еще погуляет, пока можно.
Ксения Ларионова: - Тетя, ну почему же он не летит? Ведь папа сказал, что непременно полетит? – наперебой канючили над ухом несчастной Ксении Константиновны оба ее малолетних тирана, наблюдая за тем, как княжна, вот уже, наверное, с целый час бьется над проклятым воздушным змеем, который, в самом деле, никак не хотел реять над полями княжеского имения столь же гордо, как было изображено на иллюстрации в журнале, который детям вчера принес их добрый папаша, дабы им было, чем себя развлечь. В журнале также имелась и схема, согласно которой «легко и просто» можно было сконструировать подобную красоту и запускать ее в свое удовольствие. Никита тщательно изучил ее и сказал Ксене, что это пара пустяков. А значит, она вполне справится вместе с племянниками и его помощь вовсе не потребуется. Ну… справилась, конечно. К полуночи. Когда сами детишки, перемазавшие красками и гуммиарабиком друг-друга, свою тетку и комнату в придачу, уже давно легли спать, так же, как и их родители. Змей вышел вполне себе симпатичный, похожий на тот, что был на рисунке в журнале. Ксения даже разрисовала его, как умела перед тем, как сама улеглась спать - еще спустя часа полтора, когда отмылась от клея и разноцветных клякс по всем открытым частям тела. Павлуша и Лидочка были счастливы, когда обнаружили новую игрушку по утру и потребовали, чтобы тетя Ксения как можно скорее пошла с ними его запускать. Однако чертов змей летать явно был не настроен. Веревки его путались какими-то нечеловеческой сложности узлами, да и вообще… Ксения уже готова была разреветься от досады и раздражения, когда Павлуша за ее спиной вдруг издал совершенно невероятный по громкости клич: «Дядя Митя приехал!!!» - и понесся куда-то сломя голову. За ним с визгом бросилась и шестилетняя Лидочка. Чувствуя, как сердце в груди мгновенно сорвалось в галоп, княжна Ларионова, тем не менее выпрямилась – очень медленно и с достоинством , вытерла тыльной поверхностью ладони взмокший от бесплодных усилий лоб, одновременно откинув с него несколько особенно навязчивых кудряшек, и обернулась с любезной улыбкой на устах. - Здравствуйте, Дмитрий Васильевич, - произнесла она тихо, обращаясь к Арсеньеву, на одном плече которого уже возлежала Лидочка, а кисть другой настойчиво теребил Павлуша, пытаясь обратить внимание обожаемого дяди на лежащего на земле змея-неудачника. – Ну, вот и встретились, да?
Дмитрий Арсеньев: - Добрый день, Ксения Константиновна, очень рад Вас видеть, - ответил Арсеньев, перехватывая поудобнее обнимающую его Лидочку и несколько неловко кланяясь. От его наклона девочка взвизгнула и покрепче ухватилась за его сюртук. Обеспокоенный криком сестры Павлуша освободил кисть Арсеньева от захвата, и тот смог с помощью обеих рук усадить племянницу на свою согнутую руку так, чтобы она держалась еще и за его шею. Мальчик же был награжден благодарственным взглядом и на его красноречиво-просящий взгляд получил не менее красноречивый ответ одним взглядом: Дмитрий указал глазами на Ксению и попросил Павлушу подождать еще немного. Тот внял просьбе. Разобравшись с детьми, Арсеньев смог наконец-то продолжить приветствие: - Госпожа Ларионова, я очень рад Вас видеть, но меня очень беспокоит, чем же Вы так прогневали Никиту, что он отправил Вас гулять с детьми одну без гувернантки или просто слуги? За что Вам такое, Ксения Константиновна? - шутливый тон не оставлял сомнений в некоторой преувеличенности сказанного. - Или это моя Наташка опять бузит? А тем временем коня Арсеньева завели в конюшню особняка и дворовый отправился докладывать хозяйке о визите брата. Наталье Васильевне, удивленной тем, что брат еще не дошел до дома, объяснили, что он решил пройтись через парк. Беременная, но от этого не менее очаровательная барыня засеменила по галереи к окнам, выходящим на лес и остановилась, когда разглядела фигуры Ксени и Мити с детьми. - А что... Почему бы и нет в конце концов? - задумчиво пробормотала она.
Ксения Ларионова: - Ох, и сама не знаю! - в тон ему вздохнула Ксения и улыбнулась. - Видимо, чем-то прогневала строгого старшего брата и суровую невестку. А Вы? Вас они тоже коварно заманили в свои сети посулами? Произнеся это, она взглянула в лицо Митеньке, как мысленно всегда называла Арсеньева с тех самых пор, как с ним познакомилась почти десять лет назад. ...Высокий темноглазый брат Наташи Арсеньевой, которого Ксения впервые увидела незадолго до свадьбы Таты и Ники на одном из балов в честь помолвки, как-то сразу сумел расположить к себе застенчивую и скованную на людях девушку. Уже в первый же вечер их знакомства выяснилось, что оба они не любят шумных увеселений, а потому, Ксеня и Митенька с заговорщицким видом просто убежали из бальной залы в библиотеку и...проговорили остаток этого бала. О чем? Да она и не помнила теперь. Зато помнила, что впервые в жизни ей захотелось, чтобы тот шумный праздник в их доме никогда не заканчивался, а они с Митенькой так бы и сидели в библиотеке и разговаривали о всяких пустяках...А потом все стали прочить их друг-другу. Но не сложилось. Вскоре Митенька уехал на Восток по службе, их отношения, начинавшиеся, как дружба, дружбой же и остались, к удивлению обоих семейств, да только, что делать? И вот теперь перед ней стоял уже целый Дмитрий Васильевич. Он стал старше, возмужал. Но для Ксени Митенька по-прежнему был тем красивым спокойным юношей, который сумел проникнуть в ее душу, чтобы раз и навсегда там остаться... Очнувшись от воспоминаний, Ксения Константиновна вновь улыбнулась, теперь немного застенчиво. - Дмитрий Васильевич, Вы очень устали с дороги? - он отрицательно качнул головой. - Тогда, может, поможете нам с этим вредным змеем? Ума не приложу, что я сделала не так, - добавила она уже с некоторой иронией. - Но, признаюсь, уже готова уничтожить свое творение.
Дмитрий Арсеньев: - Ну тогда мне остается только радоваться, что я подоспел вовремя. Потому как этого змея нельзя уничтожать хотя бы потому, что он очень красиво разрисован. Признавайтесь, Ксения Константиновна, Вам наверняка помогала Лидочка, - широко улыбнулся Арсеньев, и тут же посерьезнел: - На самом деле, сударыня, это великолепная работа, - с видом знатока закончил Митя и, рассмотрев как следует само устройство игрушки, добавил: - Это замечательный змей, и он будет очень хорошо летать. Просто тут есть несколько хитростей, - заговорщицки подмигнув, Павлуше, Митя осторожно опустил Лиду на землю и принялся командовать. - Ксения Константиновна, возьмите Лидию за руку и смотрите, как это делают мальчишки... ну и не совсем мальчишки, - немного смутился, но быстро вернулся к процессу запуска. - Самое главное, это... ветер! Мы же запускаем воздушного змея, вот и определяем в первую очередь направление ветра. Он должен дуть в спину того, кто запускает змея. Но ему еще нужен помощник: Павел, возьми змея, держи его уверенно, но не слишком крепко, носом вверх. Когда я дерну за веревку - будь готов его подбросить вверх, но не слишком высоко, не во всю силу, парень. Теперь я отхожу от тебя на двадцать-двадцать пять шагов, насколько хватит веревки и как только почувствую постоянный ветер, тяну на себя веревку, Паша подбрасывает змея, и он летит. Митя размотал веревку, отошел на указанное расстояние, сосредоточился. Минуту простоял неподвижно, а потом, видно, потянул за веревку, Павлуша переспросил: - Отпускать? Арсеньев кивнул, мальчик подбросил игрушку... и змей остался в воздухе! Он то парил, то вдруг клевал носом, Митя ослаблял веревку, и змей снова взмывал вверх. Дети были в восторге, смеялись, пытались командовать, бегали вокруг Мити и под летящим змеем... Наконец, когда воздушные потоки стали подводить Арсеньева, тот намотал веревку на локоть и притянул игрушку к себе. - Ну вот как-то так...
Ксения Ларионова: Лидочка недолго оставалась подле своей тети. Едва змей воспарил в воздух, ведомый уверенными движениями двух профессионалов, девочка немедленно высвободила ладошку из ее руки и бросилась следом за Арсеньевым и Павлушей. Так они и носились из стороны в сторону по пожухшей от утренних заморозков траве, вовсе не глядя себе под ноги, а вместо этого разглядывая в бледно-голубом октябрьском небе разноцветный ромбик, выглядевший теперь с земли совсем маленьким... Ксения смотрела на это безудержное веселье со стороны с улыбкой на губах. Если честно, то ей и самой до ужаса хотелось присоединиться к этой веселой компании из трех фигур - высокой мужской и двух детских. Но она была дама, а значит, подобные увеселения ей были недоступны, а потому оставалось только наблюдать. В какой-то момент Митя, которому, видно, стало жарко от этой суеты, стянул с себя сперва макинтош, в котором был одет, а потом и сюртук, оставшись в одном жилете, и попросил Ксеню подержать его одежду. Поэтому теперь в руках у княжны, кроме Лидочкиного капора, который та немного раньше вручила ей, были еще и предметы гардероба Арсеньева. И она даже могла чувствовать легкий аромат кельнской воды, исходящий от них... Ксения Константиновна переложила вещи с одной руки на другую и открыла циферблат крохотных дамских часов, которые были выполнены в виде изящного кулона и висели на длинной цепочке на груди княжны. Стрелки показывали без четверти двенадцать, а значит пора было возвращаться в дом. "Племянникам надо дать еще время успокоиться, иначе уложить их спать будет просто невозможно", - подумала девушка. Собственно, они и сами уже, кажется, утомились быстрым бегом. Во всяком случае, Митя уже сматывал длинную веревку на локте, когда Ксеня сложила руки рупором и громко позвала всех троих к себе: - Мальчики-девочки! Домой! Еще немного повозились с восстановлением приличного внешнего вида: требовалось надеть капор на Лидочку, пригладить растрепавшиеся от бега Павлушины вихры... - Да и Вам, Дмитрий Васильевич, не мешало бы одеться теплее, - проговорила Ксения, заметив, что Арсеньев надел только сюртук, а плащ оставил накинутым на руку. - Можете простудиться. Но он лишь рукой махнул, мол, все в порядке. И они медленно пошли по направлению к барскому особняку. - Надолго Вы сюда? - спросила княжна, искоса взглянув на своего спутника и украдкой затаив дыхание в ожидании ответа на волнующий ее душу вопрос.
Дмитрий Арсеньев: - Дня на три, Ксения Константиновна. Остался бы подольше, да служба зовет обратно, - с искренним сожалением в голосе ответил Арсеньев и, открыв дверь пропустил Ксеню с детьми вперед. В холее их встретил старичок-дворецкий, который со всей церемонностью будто царского глашатая огласил: - Наталья Васильевна ждет вас в малой гостинной. Навстречу детям вышла горничная, чтобы увести их наверх переодеться и спать, но княжичи заупрямились. "Не хотим! Мы к дяде хотим! Мы соскучились!" - говорят и уже готовятся перейти к оружию массового поражения слезам. Но такое самоуправство было пресечено на корню посерьезневшим дядей: - Так. Павел Никитич, Лидия, если вы сейчас же не отправитесь спать, никаких гостинцев из Петербурга не получите. Я их, вон, дворовым детям отдам. Они уж точно послушные и благодарные. Маленькие деспоты смирились с тем, что правила игры устанавливают сегодня не они и поплелись в свои детские. Митька же, отдавший плащ дворецкому, предложил локоть Ксене и они вместе вошли в столовую, где их уже ждала хозяйка дома. После сердечного приветствия, во время которого Наташка, дама небольшого росточка, пыталась допрыгнуть до плеч своего брата. А Митя, в свою очередь, старался не повредить крепкими братскими объятиями округлившемуся животику младшей сестренки. Но тут Наталья Васильевна углядела на лбу Арсеньева уже изрядно посветлевший, до еще заметный синяк. - Ой, Митенька... Что с тобой?! Откуда это у тебя? Как так случилось? - Наташ, ну чего ты сразу? Забыла что ли, как я регулярно себе шишки набивал, задумавшись о чем-то и незамечая углы, двери, деревья, тебя? Думаешь, я вырос с того момента? А вот нет, как видишь, таким же неуклюжим остался, - Дмитрий успокаивающе улыбнулся.
Ксения Ларионова: Тут и близорукая Ксения, наконец, рассмотрела у Мити ссадину и синяк вокруг нее - у самой границы роста волос. До этого момента она просто не решалась смотреть в лицо Арсеньеву так долго, чтобы как следует его разглядеть. А теперь, стало быть, появился официальный повод, которым княжна не преминула воспользоваться. А Вы почти не изменились, Митенька, надо же? Вот только складочка между бровей наметилась и взгляд стал серьезнее... А улыбаетесь все также - мальчишески... - Ну, как же Вы так, Дмитрий Васильевич? Очень было больно? - Ксения поймала себя на том, что очень хочет прикоснуться кончиком пальца к ссадине, она даже невольно сцепила пальцы за спиной, когда привставала на цыпочки и разглядывала арсеньевскую рану. - Надеюсь, Вы обращались к доктору? Это может быть опасно... Ну, что ты раскудахталась? Успокойся, наконец. Не стоит являться ему большей идиоткой, чем ты и так есть на самом деле... Ксения заставила себя отойти, чтобы дать брату и сестре поговорить, а сама повернулась лицом к окну и сделала вид, что разглядывает там что-то, необычайно ее заинтересовавшее. Сердце в ее груди по-прежнему стучало, как ненормальное. Господи, ну, что же это такое? Она не должна, не смеет на что-то рассчитывать. Раньше могла, теперь, после той позорной истории с неудавшимся побегом...Интересно, ему уже рассказали? Хотя, кто? Наташа не стала бы: при некоторой вздорности характера, Татке следовало отдать должное - болтуньей она не была никогда...Никита - тем более. Да они и не виделись с Никитой еще, поди... Ксеня, Ксеня, ты сама все испортила! Не смей о нем даже мечтать... Громкие восклицания за дверью: "Ну, что же мне никто не сказал?!" и "Где он, в малой гостиной?" отвлекли княжну от смятенных мыслей. Еще спустя пару секунд, дверь шумно распахнулась и в комнату влетел старший брат Ксении, Никита Константинович, собственной персоной. Полковник Ларионов был одного роста с Дмитрием, но гораздо более крепкой стати. В их семье все мужчины были высокими. Впрочем, и сама Ксения роста была не самого маленького... Завидев шурина, Ника налетел на него с объятиями, ибо мужчинам не довелось повидаться с момента возвращения князя из очередной поездки на Кавказ. Полковник сражался там с Гази Мухамедом в составе корпуса генерала Розена и был ранен, в связи с чем и находился теперь дома. - Митька, брат, как же я рад тебя видеть! - воскликнул он, хлопая Арсеньева по плечам и спине. - Хоть будет, с кем поговорить в этом курят...ой, простите, девочки, утонченном обществе! Нет моей больше моченьки, - жалобно добавил он, увлекая того за собой. - Ну, что, слышал уже о наших успехах у Гимры?* - Ну, нет, мой милый, про это вы потом говорить станете, я тебе брата не отдам! - маленькая Татка мгновенно вклинилась между здоровенными мужем и братом. - А сейчас я вам нам с Ксеней этим мозги сушить не позволю. Вели-ка лучше на стол накрывать. Наблюдать, как медведеобразный грозный Ника от одного взгляда своей повелительницы буквально на глазах тает от нежности было очень забавно. И Ксения не сдержала улыбку. - Да, маленькая, я сейчас! - воскликнул он и пошел распоряжаться, вновь оставляя их втроем. - Ника в своем репертуаре, - княжна вновь посмотрела на Митю и пожала плечами. _______________________________ * click here
Дмитрий Арсеньев: Арсеньев очень хорошо понимал Никиту, так безропотно подчиняющегося своей маленькей жене. Будучи самой младшей в семье, Наташка между тем успешно с детства руководила как старшими сестрами, так и братьями. Правда, тогда ее главным оружием был громкий рев. Сейчас, наверное, она пользуется какими-то более весомыми аргументами. А если серьезно, то ее мелкий, почти бытовой деспотизм с лихвой компенсировался той преданностью любимым людям и полной самоотверженности заботы о них. Например, Арсеньев еще в лицейские годы понял, что ни о каких своих проблемах Тате рассказывать он никогда не будет: после одного единственного нелестного отзыва о своем учителе, его маленькая сестренка чуть ли не уговорила деревенских парней подкараулить беднягу и проучить. Хорошо, что о ее активности тогда вовремя узнали, и заговор раскрыли. Вот и сейчас, сев за стол, у Наташки в глазах мелькнуло повергающее в тихий ужас ее домашних выражение. Наталья Васильевна приготовилась облагодетельствовать то ли Ксеню, то ли Митю... То ли их обоих. - Ксения, Дмитрий, - торжественно начала она, - А вы знаете, что вместе вы отлично управляетесь с детьми? На это было так приятно смотреть...
Ксения Ларионова: - В самом деле? - Ксения не нашлась, что еще ответить, кроме этого глупого вопроса, из-за растерянности Таткиным вероломством и выразительно взглянула на невестку. "Ты же обещала этого не делать! Обещала!" - буквально кричал ее взор. Вот уже скоро десять лет вся пропагандистская мощь семейства Арсеньевых - Ларионовых, казалось, была направлена только на то, чтобы объединиться еще раз - теперь уже посредством брака Ксении Константиновны и Дмитрия Васильевича. И Наталья выступала здесь главным идеологом, считая, что лучшей пары, чем Ксеня, Мите и не сыскать. Такого же мнения была и матушка княжны, да и Татьяна, старшая сестра Арсеньева, тоже частенько говорила об этом, повергая бедную Ксению в жесточайшее смущение. В такие минуты она чувствовала себя каким-то залежалым товаром, который неуёмные в ретивости приказчики пытаются сбыть доверчивому покупателю. Что и говорить, Ксеня втайне и сама мечтала, чтобы Митенька обратил на нее внимание, но, - боже мой - не так! А, кроме того, после всего, что она натворила в его отсутствие в России...Да разве он сможет смириться с, мягко сказать, небезупречным прошлым невесты? Тем более теперь, в своем нынешнем высоком статусе в столице? И дело не в том, что сам Дмитрий придавал этому значение. Его благородство и такт были княжне известны лучше, чем остальным, но...разве могла бы она скомпрометировать Митеньку браком с собой, даже, если на минуту предположить невозможное - то, что он полюбит ее и предложит руку? А потому Ксения уже давно взяла с Таты слово никогда и не под каким видом не начинать подобных разговоров. И та обещала ей...Эх, Наташа, Наташа! Щекотливое положение, в которое невестка поставила Ксению, да и Дмитрия - вон, как он смутился - несколько сгладило появление Никиты Константиновича. - Ну, все, насчет трапезы распорядился, через четверть часа будет накрыто! - проговорил он и, потирая руки, посмотрел в сторону Дмитрия. - А для нас с тобой, братец, я приказал достать самого лучшего вина из княжеских погребов...И, молчи, пожалуйста, Татуля! Не надо мне говорить, что доктор не велел! - это Ника уже к жене, разумеется, обращался. - Не велел он мне в плохой компании, а твой брат - компания самая наилучшая! Или ты в этом сомневаешься? - он притворно нахмурил брови и сделал грозное лицо. - Совсем от рук жена отбилась! Иногда, Мить, прямо завидую твоему холостячеству...Ой, что ты?!" Последнее восклицание было обусловлено легким подзатыльником, полученным полковником Ларионовым от его маленькой женушки, которая для этого специально приподнялась на цыпочки. - А это, чтобы глупостей не говорил! - проговорила она и добавила, заметив в руках мужа какие-то конверты. - Что это у тебя, почта? От кого? - Да матушка пишет, - ответил он. - Причем, как всегда, заметь, нам с Ксеней два разных письма. Хотя пишет, скорее всего, об одном и том же? Хотите проверим? Он протянул конверт сестре, но княжна сказала, что прочтет потом, после обеда. Наташа тоже не спешила ознакомиться с посланием свекрови. Тем временем, доложили о том, что стол сервирован, и вся компания переместилась в столовую, где Ксению опять усадили, разумеется, рядом с Дмитрием - где же еще? И обед сразу же превратился для девушки в еще одно нелегкое испытание - испытание близостью мужчины, в которого боишься влюбиться...
Дмитрий Арсеньев: Для Арсеньева обед стал прежде всего долгожданной трапезой. Атмосфера дома, семьи расслабляла и позволяла думать о таких низменных вещах. Да и разве будешь скрывать от хозяев искреннего удовольствия их угошением? Сначала беседа за столом шла не совсем охотно. Мужчины уделили почти все свое внимание стряпне, а Таткины редкие вопросы, все же ей нужно было есть за двоих, пропадали в молчаливости Ксении. Митина соседка за столом вообще как-то была даже подозрительно молчалива, да и ела очень мало - на то, чтобы уследить за этим Арсеньеву хватило все же наблюдательности. Ближе к концу трапезы Митя наклонился к мадемуазель Ларионовой и тихонько спросил: - Ксения Константиновна, с вами все в порядке? Вы хорошо себя чувствуете? Дети утомили? И получил в ответ тоже тихое бормотание, которое можно было принять за что-то вроде "все в порядке, не стоит беспокоиться". Арсеньев пожал плечами и, казалось бы отстал, хотя то и дело время от времени продолжал поглядывать на княжну, точно ли все хорошо, или же нет. После обеда, Наталья Васильевна весело объявила, что настало время писем от родственников и проворно вскрыла предназначавшийся ей и ее мужу конверт. Разумеется, Арсеньева и Ксеню попросили остаться в комнате, так как объединенные благодаря этим супругам в единую семью считались близкими родственниками. Вот только Ксения предложение это не приняла и все же оставила письмо-читателей в столовой. Арсеньев с Ларионовым уже почти завели интересный обоим разговор о Гимры, как их прервало негромкое, но очень четкое слово, вырвавшееся из уст Наташки. - Подлец! - выговорила она со злобой. Мужчины не замедлили проявить свое любопытство. Татка охотно пояснила. Дело было в том, что муж Тани, старшей сестры Митьки и Наташи, Нелидов снова продемонстрировал свой отвратительный характер, и Танечка написала княгине Ларионовой, прося помочь ей где-нибудь побыть месяц-другой. Силы у тихой Татьяны заканчивались. Своих дочек она уже отправила к свекрови, но сама к матери мужа ехать очень не хотела. И теперь мама Никиты и Ксени предлагала Танюше перебраться к ним с мужем в петербургский дом. Вот только здоровье у княгини уже не такое крепкое, и боится, что Таня у нее заскучает, а потому настоятельно просит Никитку не вредничать, а подумать о собственной сестре, да отпустить Ксеню в Петербург, чтобы им с Татьяной вдоем повеселее было. Также княгиня Ларионова выразила надежду, что Наташа напишет своему брату Дмитрию Васильевичу, и тот поможет ей, старой и больной женщине, позаботиться о молодых гостьях. Что ж, княгиня была столь же стара и беспомощна, как и зрелый офицер. Но разве можно упрекать женщину в кокетстве? В любом случае, следовало звать Ксеню обратно, чем и занялся Никита. Ну а пока хозяин дома звал сестру, Наташа успела надавать Диме кучу ценных указаний, вроде обязательного посещения дома князей Ларионовых не меньше раза в три дня, сопровождения милых дам на все балы и приемы и прочая-прочая-прочая. Мите оставалось разве только кивать.
Ксения Ларионова: Ее ретирада из столовой, хоть и под благовидным предлогом, все равно больше напоминала бегство. И Ксения ненавидела себя за это глупое малодушие. Но и поделать с собой ничего не могла. Ей нужна была пауза! Из комнаты Ксения Константиновна вышла, как и подобает леди, но до своей спальни по коридору почти бежала, при этом стараясь не наступать на каблуки, чтобы, не дай бог, никто из родственников не услышал их быстрый стук по паркету. Добравшись, наконец, до убежища, княжна закрыла дверь и, прижавшись к ней спиной, замерла с прикрытыми глазами, простояв так, вероятно, пару минут, пока не успокоилось сердце в груди. "Ну все, хватит! Это какое-то безумие", - с раздражением подумала Ксеня, почти с разбегу бросилась на свою кровать и разорвала, наконец, конверт содержащий послание от матушки. Княгиня Ларионова, как всегда, описывала миллион мелких подробностей всех мелочей, что произошли у них дома, но о главном говорила вскользь. А состояло оно с том, что матушка очередной раз решила за Ксению, что для нее будет лучше, абсолютно не спросив на то мнения самой дочери. Дело в том, что Марья Львовна на днях пригласила в их дом в Петербурге старшую сестру Мити и Наташи, Татьяну Васильевну Нелидову, которую мадам Ларионова упорно именовала в письме Арсеньевой, несмотря на то, что даже в тот момент, когда она с ней познакомилась, сестра ее будущей снохи уже несколько лет была замужем. Впрочем, весьма неудачно. Анатоля Нелидова, игрока и пьяницу, осуждали все вокруг, а больше всех - княгиня. И свое неприятие этого человека мать Ксении порой выражала весьма своеобразно, вот, например, как сейчас, называя его жену девичьей фамилией, точно его и на свете не существовало... Так вот. Матушка пригласила Татьяну в Петербург и теперь хотела, чтобы и Ксеня также туда отправилась, дабы гостье не было скучно "со стариками", так она называла в письме себя и своего мужа, князя. Коварство матушкиного замысла состояло в том, что здесь, в Царском, перед лицом Таниной сестры, Ксения уж точно не сможет отказаться от того, чтобы исполнить эту просьбу, более напоминающую предписание командира следовать к новому месту службы...Решительно, вся семья убеждена, что вправе распоряжаться ее временем, с горечью думала Ксения, пробегая глазами строчки материнского письма. А ведь оказаться в столице княжна хотела бы меньше всего на свете! Почему-то ей все казалось, что там все станут показывать на нее пальцами, вспоминая ту историю, хотя, кому она, собственно, нужна в столице? Кто ее там помнит?.. Стук в дверь отвлек ее от привычного самоедства. Никита пришел, чтобы пригласить сестру вновь присоединиться к остальным в гостиной. - Матушка в Петербург меня требует, - сказала Ксения, со вздохом глядя на брата. - Ну, зачем я ей там? Она же прекрасно знает, что я не люблю все эти светские увеселения, а теперь в разгаре сезон, мне придется куда-то ходить, где-то бывать...Скажи, Ника, какой от меня прок Татьяне? Мы ведь никогда особенно и не были с ней близки, так как с Татой. Она рассчитывала на поддержку старшего брата, на то, что он скажет, что матушка, в самом деле, не права и, что будет лучше, если Ксения останется здесь, но и Никита принялся убеждать сестру в том, что лучше ей поехать. "Что плохого, милая? Отдохнешь от нас, повеселишься!" Ох, ох... Обратно в гостиную Ксения Константиновна вошла в не самом радостном из своих настроений. Впрочем, догадаться об этом мог бы лишь тот, кто стал бы очень к ней приглядываться, этого Ксения не ждала, а потому была относительно спокойна.
Дмитрий Арсеньев: - Ксенечка, садись. Мы тебя с Митей попросить хотим об одном очень большом одолжении, - Наташа протянула к вошедшей княжне руки и усадила рядом с собой. - Понимаешь, у меня у сестры беда случилась. Ну, честно говоря, случилась она давно, еще когда папенька уступил ее мольбам выдать ее замуж за этого пройдоху Нелидова, но сейчас ситуация опять обострилась. Татьяне нашей невмоготу совсем стало при муже, и ваша с Никитой мама пригласила ее пожить к себе в Петербург. Но и это еще не все. Дело в том, что на следующий год старшая Танина дочка входит в возраст, и ее нужно будет вводить в общество, дабы как у матери ее судьба не сложилась. И уже сейчас Тане надо бы хотя бы наметить нужные знакомства. И ваша матушка соглашается помочь, да ей самой в этом деле помощники нужны. Вот мы и просим тебя, Ксень, побыть вместе с Таней в Питере. И вот Митя тоже, обещал помочь вам. Он же нынче не кого иного, а самого цесаревича наставник! Вот и будет сопровождать вас обеих на приемы и балы. Я-то... только письмами сейчас помочь могу, - Наташа погладила свой округлившийся животик. - Ну что, Ксень? Согласна ты нам помочь? Мы очень просим, - и послала такой многозначительный взгляд на Митю, что тот тут же оставил свое молчание и, немного смущенно поддержал сестру: - Да, Ксения Константиновна, пожалуйста. Мы понимаем, что ваша семья и так делает для нас, Арсеньевых слишком много, но не откажите в этот раз. В свою очередь я готов оказать всю возможную помощь и сделать все, чтобы и для вас пребывание в столице не стало слишком обременительным.
Ксения Ларионова: Когда брат и сестра Арсеньевы разом устремили на нее взгляды своих так похожих разрезом и выражением темных глаз, противиться этому "обстрелу" Ксения не смогла. Напротив, даже подумала о том, какая она, оказывается, эгоистка. Ну, какая малость ее переживания, по-сравнению с теми проблемами, что обрушились теперь на голову Танечки! В письме к дочери княгиня Ларионова подробностей не писала, но с сыном и снохой, видимо, была более словоохотлива. - Тата, Дмитрий Васильевич, о чем речь! - горячо воскликнула Ксеня. - Конечно же я поеду. И совершенно не стоит так меня упрашивать. Ну...мы же - одна семья?А значит, должны помогать друг-другу,- робко добавила она, тихонько вздохнула и улыбнулась. - Ой, Ксенечка, спасибо, милая моя! - открытая и эмоциональная Татка немедленно бросилась к ней на шею, в то время, как ее брат слегка кивнул княжне и подарил взгляд, от которого на душе у девушки сразу стало как-то теплее. "Как же они похожи внешне, и как разнятся по характеру!" - в очередной раз подумала Ксения Константиновна, сравнивая реакцию Наташи и Мити на свое согласие им помочь. Действительно, на лицо мадам Ларионова смотрелась уменьшенной и как-бы переделанной "под женский вариант" копией своего брата: такая же черноглазая, темноволосая и легкая, даже несмотря на приличный срок беременности. Но душевное устройство у нее было абсолютно противоположным. Все ее чувства были яркими и полнокровными, если Тата кого-то не любила, то уж от души, а если обожала - тогда всем сердцем. Своих родных и близких она обожала, а потому, несмотря на скромные габариты, готова была растерзать любого, кто покусится на этих людей. Внешне тихая и сдержанная Ксения тут ее прекрасно понимала, а оттого еще больше любила... - Да брось ты, Тата! - княжна всерьез смутилась от невесткиных излияний. - Можно подумать, я подвиг совершила...Хватит об этом. Скажи лучше, что еще матушка вам с Никой пишет, помнится, мы хотели сравнить оба варианта писем? - поспешила она увести разговор подальше от собственной персоны. И далее он, в самом деле, устремился в другую сторону, впрочем, ни на минуту не смолкая, еще довольно долго. Тем временем стало вечереть. Октябрьские сумерки уже грозились утопить в своих чернилах гостиную ларионовского особняка. Слуги зажгли свечи, а чуть позже были задернуты и шторы...Еще, конечно, приводили детей, проснувшихся после дневного сна. И,конечно, вся забота по развлечению младших членов княжеского семейства вновь пала бы на плечи Ксении Константиновны, если бы не милый Дмитрий Васильевич, который очень помог ей тем, что отвлек на себя большую часть недюжинной энергии Павлуши и его сестренки. Ксения, у которой появилась возможность посидеть спокойно над своим рукоделием,отрываясь от него, изредка и с улыбкой поглядывала, как он без устали рассказывает что-то племянникам, отвечает на бесконечные "почему", играет, развлекает...И, главное, делает это с видимым удовольствием. Наконец, детей увели спать, а взрослым подали ужин, после которого Татка, по-кошачьи потянувшись и зевнув, - беременность и присутствие близкой родни разрешали ей эти отступления от этикета, встала и заявила, что намерена идти спать, а все остальные "пусть занимаются, чем хотят". И вскоре вся семья разбрелась по разным уголкам дома. Митя и Ника отправились в кабинет полковника, дабы всласть наговориться о победах русского оружия, а Ксения пошла в библиотеку, где чаще всего и проводила вечера в доме брата в компании какой-нибудь интересной книжки, засиживаясь допоздна - это была еще одна привычка княжны, отличавшая ее от хозяйки дома, убежденной, что в мире после восьми часов вечера не происходит ничего настолько интересного, чтобы жертвовать ради этого сном...
Дмитрий Арсеньев: Мужчины уединились в кабинете. Из-за картины была вытащенная припасенная по случаю бутылка коньяка, и постепенно стал наращивать обороты спор. Ларионов убеждал Митю, что непременно уже сегодня-завтра наша армия возьмет укрепления аула Гимры, а вот Арсеньев был более осторожен и говорил о недельном сроке. В результате они сошлись на том, что через пять дней - это уже вполне возможно.* Потом долго они выпили за Розена, который, умница такой, не стал идти на переговоры с врагом. Дальше произносили тост за взятую Салатау. За силу русского оружия, за людей, за родину, за царя... Пока дверь как-то очень недовольно не открылась, и перед сродственниками не предстала сонная, облаченная в домашнее, Наташка. Княгиня явно была недовольна увиденным, зорко глянула на тут же смешавшегося мужа и протянула: - Мальчики, а не пора ли расходиться? Мить, ты прости, конечно, но я без мужа рядом спокойно заснуть не могу. Сам понимаешь, на сносях я, а потому и капризничаю. Не сердись. А лучше возьми, да зайди в библиотеку. Знаю я тебя, полуночника... И Ксеня такая же. Иди-иди... А вы, Никита Константинович, уделите, пожалуйста, совсем немножко времени жене. Она по вам соскучилась... Почему-то покрасневший Митя пулей выскочил из хозяйского кабинета, быстро прошел по коридору и, подлец какой, без стука ввалился с библиотеку. Увидя там княжну, он снова смутился и, остановившись на пороге, пробормотал: - Извините, Ксения Константиновна... Совсем не хотел вам помешать. Мне лучше уйти, наверное? _______________________________________ * - именно 16 октября (29, по новому стилю) будет победой закончена описываемая операция по захвату Гимры.
Ксения Ларионова: Только оказавшись в тишине библиотеки, Ксения Константиновна впервые за этот день почувствовала себя полностью спокойно, "в своей тарелке" и теперь наслаждалась этим покоем, расположившись в кресле у камина, поджав по детской дурной привычке одну ногу под себя. Вообще, библиотека - это было любимое место Ксени в любом из их домов. И не потому, что она была такой уж невероятной книгочейкой. Нет, вкусы княжны в литературе были самые простые, дамские: она всегда любила обычные сентиментальные истории без особых выкрутасов и изысков и несколько стеснялась этой своей обычности на фоне иных представительниц своего пола, которые, "толкуют Сея и Бентама". Нет, Ксения никогда бы не осмелилась вступить в литературный спор, ибо считала себя для этого недостаточно красноречивой и, главное, начитанной. Собственно, она и не выделяла особенно никого, чтобы назвать его своим любимым автором. Впрочем, нет. Творчество одного сочинителя из нынешних вызывало у нее истинный восторг, который, надо сказать, разделяли многие ее современники, ибо уже ныне было понятно, что господин Пушкин - это удивительный, редкий талант, один из тех, что останется в литературе навечно. Ксения Константиновна обожала его стихи - летящие и естественные, как дыхание, рифмы, яркие образы... Вот и теперь на коленях у княжны вновь лежал том совсем недавно изданного в окончательном виде "Евгения Онегина". Она читала этот роман, наверное, раз двадцать. Так получилось, что Пушкин писал его почти семь лет, публикуя главы в журнале по мере готовности. И Ксения прекрасно помнила, как ждали выхода очередной главы и, как горячо потом обсуждали опубликованное. Нельзя сказать, что она выросла на этой книге, все же, ей уже было даже не двадцать, когда она впервые прочла строку "не мысля гордый свет забавить..." Однако княжна со всей уверенностью имела право говорить, что взрослела вместе с ней. И Татьяна Ларина была для нее почти родственницей, за судьбой которой такая же тихая и замкнутая Ксеня, жизнь которой проходила более внутри, чем снаружи, следила, затаив дыхание. И, боже, как же она злилась на Пушкина, когда стала известна развязка - это было против всех правил, против всех ожиданий! Но...проходило время, и Ксеня все больше начинала понимать, почему пушкинская героиня не бросила нелюбимого мужа ради единственной любви в своей жизни. Как же можно обидеть того, кто любит тебя и доверяет тебе? И нынешней взрослой Ксении, более всего ценящей в отношениях людей благородство и доверие, познавшей предательство и обман, это казалось главным и самым важным. Тем, под чем она не глядя могла поставить свою подпись ... В очередной раз размышляя над всем вышеперечисленным, княжна задумчиво покусывала кончик дужки своих очков, которые крутила в руке и пристально смотрела на пламя камина, когда дверь в библиотеку широко распахнулась, и в комнату вошел Дмитрий Васильевич. От неожиданности княжна вздрогнула и чуть не уронила на пол книжку. Поспешно пытаясь изменить позу на более приличествующую той, в какой следовало бы находиться даме, бедная Ксения еще и в платье несколько запуталась. А еще очки в руках... "Не хватает только чепца на голове и кошки у ног", - с привычной иронией подумала она о том, как, вероятно, выглядит в глазах Арсеньева. - "А так была бы классическая картина "старая дева за чтением". Заметив, какой эффект произвел своим появлением, Митя принялся извиняться и даже сказал, что тотчас же уйдет... - Нет-нет, зачем же уходить?! Пожалуйста, останьтесь, - Ксения не сразу поняла, что сказала это сама и вслух, а когда осознала, мгновенно покраснела и смущенно взглянула на Арсеньева. - Конечно, если Вам не буду мешать я...
Дмитрий Арсеньев: Арсеньев еле сдержал улыбку. Ксения Константиновна умиляла его своей напускной строгости. Сам же Митька давно уже зачислил ее своей четвертой сестрой и смотрел как на очень близкого члена семьи. Нет, приличий никто не отменял, но все же... Даже Арсеньев чувствовал, как она стесняется и смущается в его присутствии, правда, так и не смог понять, чем это вызвано. И вот сейчас, ну сидела она с поджатой ногой - ну ведь под широкой юбкой этого совсем не было заметно. А то, что виден был мысок только одной туфельки - Дмитрий мог совершенно спокойно это "не заметить". Может быть, настало время для откровенного разговора? Как бы так деликатно ей намекнуть, что не стоит так сильно думать о приличиях, когда спокойное общество в доме ее брата нарушается появлением Арсеньева. - Ну что вы, Ксения Константиновна. Конечно же вы мне не помешаете. И я с удовольствием останусь, - глаза Мити хитро блеснули. - Вы расскажете, почему так меня боитесь. Я только с виду страшный, но, поверьте, никогда вас не обижу. Мы же с вами родственники, хоть и не совсем близкие... Да и маленьких девочек я даже в детстве не обижал, - Арсеньев подмигнул Ксене и его взгляд упал на неловко зажатую в ее руке книгу, которую она в последний момент спасла от падения на пол. - А могу я узнать, от чтения чего я вас так невежливо оторвал?
Ксения Ларионова: Ксении было не очень удобно разговаривать с Арсеньевым, который, как и подобает, не решался сесть в присутствии дамы и теперь возвышался над ней во весь свой рост. Поэтому она жестом указала ему на кресло напротив своего. После того, как Митя расположился в нем, общение стало более легким уже потому, что не надо было все время задирать голову вверх, чтобы видеть его глаза. Хотя, именно в глаза Дмитрию Васильевичу Ксения по-прежнему смотреть не решалась. Ведь, даже без этого ему хватило проницательности рассмотреть в неловкости княжны именно смущение, а не, скажем, задумчивость, как бы ей того хотелось. Пусть бы лучше считал ее странной, чем заметил, что подобный эффект оказывает именно его, Мити, появление в поле зрения...Однако изменить это уже было нельзя, а потому следовало искать выход. В начале разговора Арсеньев попытался шуткой расположить ее к себе, но, видимо, заметив бесперспективность этого пути в общении с Ксеней, быстро перешел на более нейтральную тему, заинтересовавшись, что она читает. К величайшему ее облегчению, надо сказать. Поэтому она, наконец, смогла расслабиться и, повернув книгу титульным листом к собеседнику, чтобы он мог видеть, сказала с улыбкой: - Это "Евгений Онегин", одно из новых сочинений господина Пушкина. Вам знаком сюжет?..То есть, я, конечно, не сомневаюсь, что знаком, - спешно поправилась княжна, потому что выходило так, будто она считает Митю невеждой, который не знаком с творчеством одного из самых известных современных писателей. Но, кажется, опять поздно, ибо брови Арсеньева иронически взметнулись, а уголок рта дрогнул в улыбке. Старая дева, "синий чулок" и невыносимая снобка...
Дмитрий Арсеньев: - И очень зря не сомневаетесь, Ксения Константиновна, - широко улыбнулся Арсеньев, и вправду читавший роман только пару раз. Один раз вышедшим не более чем наполовину, а во второй целиком, но слишком бегло для того, чтобы оценить прелесть каждой строфы. - Роман мне знаком намного хуже, чем его автор. То есть, простите, - смутился Митька своего собственного неловко вырвавшегося на волю хвастовства. Да и глупо было бравировать детским знакомством с Пушкиным, когда не разговаривал с ним уже больше года, хотя и не раз и не два Арсеньев видел однокашника на очередном приеме в окружении дам и их кавалеров. Лезть в этот калейдоскоп почитателей тайному гордецу Дмитрию не хотелось, а для встречи в более приватной обстановке не хватало поводов. - Понимаете, мы учились вместе. Но это было давно, лет двадцать назад... Вот и вся моя "причастность" к гению русской литературы, - талантливо соединив в своем облике оба предыдущих чувства, Арсеньев смущенно улыбнулся и развел руками.
полная версия страницы