Форум » Летний сад » Поэтическая страничка. Персонажам посвящается. » Ответить
Поэтическая страничка. Персонажам посвящается.
Администратор:
Софья Долманова: Муж мой милый.... Вчера еще в глаза глядел, А нынче - все косится в сторону! Вчера еще до птиц сидел, - Все жаворонки нынче - вороны! Я глупая, а ты умен, Живой, а я остолбенелая. О вопль женщин всех времен: "Мой милый, что тебе я сделала?!" И слезы ей - вода, и кровь - Вода, - в крови, в слезах умылася! Не мать, а мачеха - Любовь: Не ждите ни суда, ни милости. Увозят милых корабли, Уводит их дорога белая... И стон стоит вдоль всей земли: "Мой милый, что тебе я сделала?" Вчера еще в ногах лежал! Равнял с Китайскою державою! Враз обе рученьки разжал, - Жизнь выпала - копейкой ржавою! Детоубийцей на суду Стою - немилая, несмелая. Я и аду тебе скажу: "Мой милый, что тебе я сделала?" Спрошу я стул, спрошу кровать: "За что, за что терплю и бедствую?" "Отцеловал - колесовать: Другую целовать", - ответствуют. Жить приучил в самом огне, Сам бросил - в степь заледенелую! Вот, что ты, милый, сделал мне! Мой милый, что тебе - я сделала? Все ведаю - не прекословь! Вновь зрячая - уж не любовница! Где отступается Любовь, Там подступает Смерть-садовница. Само - что дерево трясти! - В срок яблоко спадает спелое... - За все, за все меня прости, Мой милый, - что тебе я сделала! Марина Цветаева
Глеб Стрижевский: Санкт-петербургские триолеты Николай Агнивцев Скажите мне, что может быть Прекрасней Невской перспективы, Когда огней вечерних нить Начнет размеренно чертить В тумане красные извивы?.. Скажите мне, что может быть Прекрасней Невской перспективы?.. Скажите мне, что может быть Прекрасней майской белой ночи, Когда начнет Былое вить Седых веков седую нить И возвратить столетья хочет? Скажите мне, что может быть Прекрасней майской белой ночи?.. Скажите мне, что может быть Прекрасней дамы петербургской, Когда она захочет свить Любви изысканную нить Рукой небрежною и узкой?.. Скажите мне, что может быть Прекрасней дамы петербургской?..
Софья Долманова: СНЕГ ИДЕТ Снег идет, снег идет. К белым звездочкам в буране Тянутся цветы герани За оконный переплет. Снег идет, и всё в смятеньи, Всё пускается в полет,- Черной лестницы ступени, Перекрестка поворот. Снег идет, снег идет, Словно падают не хлопья, А в заплатанном салопе Сходит наземь небосвод. Словно с видом чудака, С верхней лестничной площадки, Крадучись, играя в прятки, Сходит небо с чердака. Потому что жизнь не ждет. Не оглянешься - и святки. Только промежуток краткий, Смотришь, там и новый год. Снег идет, густой-густой. В ногу с ним, стопами теми, В том же темпе, с ленью той Или с той же быстротой, Может быть, проходит время? Может быть, за годом год Следуют, как снег идет, Или как слова в поэме? Снег идет, снег идет, Снег идет, и всё в смятеньи: Убеленный пешеход, Удивленные растенья, Перекрестка поворот. Борис Пастернак
Глеб Стрижевский: Идалии Николаевне! *с угрозой* Вот уеду, исчезну, на года, навсегда, кану в снежную бездну, пропаду без следа. Час прощанья рисую, гладкий след от саней... Я ничем не рискую, кроме жизни своей. Вероника Тушнова
Николай Елагин: Выйди замуж за старика! Час последний — он недалек. Жизни взбалмошная река Превращается в ручеек. Даже рифмы выдумывать лень, Вместо страсти и ожиданий Разукрашен завтрашний день Светляками воспоминаний. Выйди замуж за старика! За меня! Вот какой урод! Не везде река глубока — Перейди меня тихо вброд. Там, на маленьком берегу, Где закат над плакучей ивой, Я остатки снов берегу, Чтобы сделать тебя счастливой. Так и не было, хоть убей, Хоть с ума сойди от бессилья, Ни воркующих голубей, Ни орлов, распластавших крылья. Михаил Светлов
Евгений Брусилов: ТЫ КО МНЕ НЕ ВЕРНЕШЬСЯ... Злате Ты ко мне не вернешься даже ради Тамары, Ради нашей дочурки, крошки вроде крола: У тебя теперь дачи, за обедом - омары, Ты теперь под защитой вороного крыла... Ты ко мне не вернешься: на тебе теперь бархат, Он скрывает бескрылье утомленных плечей... Ты ко мне не вернешься: предсказатель на картах Погасил за целковый вспышки поздних лучей!.. Ты ко мне не вернешься, даже... даже проститься, Но над гробом обидно ты намочишь платок... Ты ко мне не вернешься в тихом платье из ситца, В платье радостно-жалком, как грошовый цветок. Как цветок... Помнишь розы из кисейной бумаги? О живых ни полслова у могильной плиты! Ты ко мне не вернешься: грезы больше не маги,- Я умру одиноким, понимаешь ли ты?! Игорь Северянин
Ольга Черкасова: Что, если на любовь последнюю твою... Что, если на любовь последнюю твою Она любовью первою ответит И, как дитя, произнесет: «люблю»,— И сумеркам души твоей посветит? Ее беспечности, смотри, не отрави Неугомонным подозреньем; К ее ребяческой любви Не подходи ревнивым привиденьем. Очнувшись женщиной, в испуге за себя, Она к другому кинется в объятья И не захочет понимать тебя,— И в первый раз услышишь ты проклятья, Увы! в последний раз любя. Яков Полонский
Семен Васильев: Нам всем, с Новым Годом! Владимир Набоков. Петербург ("Мне чудится в рождественское утро...") Мне чудится в Рождественское утро мой легкий, мой воздушный Петербург... Я странствую по набережной... Солнце взошло туманной розой. Пухлым слоем снег тянется по выпуклым перилам. И рысаки под сетками цветными проносятся, как сказочные птицы; а вдалеке, за ширью снежной, тают в лазури сизой розовые струи над кровлями; как призрак золотистый, мерцает крепость (в полдень бухнет пушка: сперва дымок, потом раскат звенящий); и на снегу зеленой бирюзою горят квадраты вырезанных льдин. Приземистый вагончик темно-синий, пером скользя по проволоке тонкой, через Неву пушистую по рельсам игрушечным бежит себе; а рядом расчищенная искрится дорожка меж елочек, повоткнутых в сугробы: бывало, сядешь в кресло на сосновых полозьях -- парень в желтых рукавицах за спинку хвать, -- и вот по голубому гудящему ледку толкает, крепко отбрасывая ноги, косо ставя ножи коньков, веревкой кое-как прикрученные к валенкам, тупые, такие же, как в пушкинские зимы... Я странствую по городу родному, по улицам таинственно-широким, гляжу с мостов на белые каналы, на пристани и рыбные садки. Катки, катки -- на Мойке, на Фонтанке, в Юсуповском серебряном раю: кто учится, смешно раскинув руки, кто плавные описывает дуги, и бегуны в рейтузах шерстяных гоняются по кругу, перегнувшись, сжав за спиной футляр от этих длинных коньков своих, сверкающих, как бритвы, по звучному лоснящемуся льду. А в городском саду -- моем любимом, -- между Невой и дымчатым собором, сияющие, легкие виденья сквозных ветвей склоняются над снегом, над будками, над каменным верблюдом Пржевальского, над скованным бассейном, -- и дети с гор катаются, гремят, ложась ничком на бархатные санки. Я помню все: Сенат охряный, тумбы и цепи их чугунные вокруг седой скалы, откуда рвется в небо крутой восторг зеленоватой бронзы. А там, вдали, над сетью серебристой, над кружевами дивными деревьев -- там величаво плавает в лазури морозом очарованный Исакий: воздушный луч -- на куполе туманном, по дернутые инеем колонны... Мой девственный, мой призрачный!.. Навеки в душе моей, как чудо, сохранится твой легкий лик, твой воздух несравненный, твои сады, и дали, и каналы, твоя зима, высокая, как сон о стройности нездешней... Ты растаял, ты отлетел, а я влачу виденья в иных краях -- на площадях зеркальных, на палубах скользящих... Трудно мне... Но иногда во сне я слышу звуки далекие, я слышу, как в раю о Петербурге Пушкин ясноглазый беседует с другим поэтом, поздно пришедшим в мир и скорбно отошедшим, любившим город свой непостижимый рыдающей и реющей любовью... И слышу я, как Пушкин вспоминает все мелочи крылатые, оттенки и отзвуки: "Я помню, -- говорит, -- летучий снег, и Летний сад, и лепет Олениной... Я помню, как, женатый, я возвращался с медленных балов в карете дребезжащей по Мильонной, и радуги по стеклам проходили; но, веришь ли, всего живее помню тот легкий мост, где встретил я Данзаса в январский день, пред самою дуэлью..."
Юрий Иртеньев: Еще одно зимнее стихотворение для нас всех Петр Вяземский ПЕРВЫЙ СНЕГ Пусть нежный баловень полуденной природы, Где тень душистее, красноречивей воды, Улыбку первую приветствует весны! Сын пасмурных небес полуночной страны, Обыкший к свисту вьюг и реву непогоды, Приветствую душой и песнью первый снег. С какою радостью нетерпеливым взглядом Волнующихся туч ловлю мятежный бег, Когда с небес они на землю веют хладом! Вчера еще стенал над онемевшим садом Ветр скучной осени, и влажные пары Стояли над челом угрюмыя горы Иль мглой волнистою клубилися над бором. Унынье томное бродило тусклым взором По рощам и лугам, пустеющим вокруг. Кладбищем зрелся лес; кладбищем зрелся луг. Пугалище дриад, приют крикливых вранов, Ветвями голыми махая, древний дуб Чернел в лесу пустом, как обнаженный труп. И воды тусклые, под пеленой туманов, Дремали мертвым сном в безмолвных берегах. Природа бледная, с унылостью в чертах, Поражена была томлением кончины. Сегодня новый вид окрестность приняла, Как быстрым манием чудесного жезла; Лазурью светлою горят небес вершины; Блестящей скатертью подернулись долины, И ярким бисером усеяны поля. На празднике зимы красуется земля И нас приветствует живительной улыбкой. Здесь снег, как легкий пух, повис на ели гибкой; Там, темный изумруд посыпав серебром, На мрачной сосне он разрисовал узоры. Рассеялись пары, и засверкали горы, И солнца шар вспылал на своде голубом. Волшебницей зимой весь мир преобразован; Цепями льдистыми покорный пруд окован И синим зеркалом сравнялся в берегах. Забавы ожили; пренебрегая страх, Сбежались смельчаки с брегов толпой игривой И, празднуя зимы ожиданный возврат, По льду свистящему кружатся и скользят. Там ловчих полк готов; их взор нетерпеливый Допрашивает след добычи торопливой,— На бегство робкого нескромный снег донес; С неволи спущенный за жертвой хищный пес Вверяется стремглав предательскому следу, И довершает нож кровавую победу. Покинем, милый друг, темницы мрачный кров! Красивый выходец кипящих табунов, Ревнуя на бегу с крылатоногой ланью, Топоча хрупкий снег, нас по полю помчит. Украшен твой наряд лесов сибирских данью, И соболь на тебе чернеет и блестит. Презрев мороза гнев и тщетные угрозы, Румяных щек твоих свежей алеют розы, И лилия свежей белеет на челе. Как лучшая весна, как лучшей жизни младость, Ты улыбаешься утешенной земле, О, пламенный восторг! В душе блеснула радость, Как искры яркие на снежном хрустале. Счастлив, кто испытал прогулки зимней сладость! Кто в тесноте саней с красавицей младой, Ревнивых не боясь, сидел нога с ногой, Жал руку, нежную в самом сопротивленье, И в сердце девственном впервой любви смятенья, И думу первую, и первый вздох зажег, В победе сей других побед прияв залог. Кто может выразить счастливцев упоенье? Как вьюга легкая, их окриленный бег Браздами ровными прорезывает снег И, ярким облаком с земли его взвевая, Сребристой пылию окидывает их. Стеснилось время им в один крылатый миг. По жизни так скользит горячность молодая, И жить торопится, и чувствовать спешит! Напрасно прихотям вверяется различным; Вдаль увлекаема желаньем безграничным, Пристанища себе она нигде не зрит. Счастливые лета! Пора тоски сердечной! Но что я говорю? Единый беглый день, Как сон обманчивый, как привиденья тень, Мелькнув, уносишь ты обман бесчеловечный! И самая любовь, нам изменив, как ты, Приводит к опыту безжалостным уроком И, чувства истощив, на сердце одиноком Нам оставляет след угаснувшей мечты. Но в памяти души живут души утраты. Воспоминание, как чародей богатый, Из пепла хладного минувшее зовет И глас умолкшему и праху жизнь дает. Пусть на омытые луга росой денницы Красивая весна бросает из кошницы3 Душистую лазурь и свежий блеск цветов; Пусть, растворяя лес очарованьем нежным, Влечет любовников под кровом безмятежным Предаться тихому волшебству сладких снов!— Не изменю тебе воспоминаньем тайным, Весны роскошныя смиренная сестра, О сердца моего любимая пора! С тоскою прежнею, с волненьем обычайным, Клянусь платить тебе признательную дань; Всегда приветствовать тебя сердечной думой, О первенец зимы, блестящей и угрюмой! Снег первый, наших нив о девственная ткань!
Василий Осоргин: В преддверии Рождества Христова примите поэтический подарок. Рождественская звезда Борис Пастернак Стояла зима. Дул ветер из степи. И холодно было Младенцу в вертепе На склоне холма. Его согревало дыханье вола. Домашние звери Стояли в пещере, Над яслями теплая дымка плыла. Доху отряхнув от постельной трухи И зернышек проса, Смотрели с утеса Спросонья в полночную даль пастухи. Вдали было поле в снегу и погост, Ограды, надгробья, Оглобля в сугробе, И небо над кладбищем, полное звезд. А рядом, неведомая перед тем, Застенчивей плошки В оконце сторожки Мерцала звезда по пути в Вифлеем. Она пламенела, как стог, в стороне От неба и Бога, Как отблеск поджога, Как хутор в огне и пожар на гумне. Она возвышалась горящей скирдой Соломы и сена Средь целой вселенной, Встревоженной этою новой звездой. Растущее зарево рдело над ней И значило что-то, И три звездочета Спешили на зов небывалых огней. За ними везли на верблюдах дары. И ослики в сбруе, один малорослей Другого, шажками спускались с горы. И странным виденьем грядущей поры Вставало вдали все пришедшее после. Все мысли веков, все мечты, все миры, Все будущее галерей и музеев, Все шалости фей, все дела чародеев, Все елки на свете, все сны детворы. Весь трепет затепленных свечек, все цепи, Все великолепье цветной мишуры... Часть пруда скрывали верхушки ольхи, Но часть было видно отлично отсюда Сквозь гнезда грачей и деревьев верхи. Как шли вдоль запруды ослы и верблюды, Могли хорошо разглядеть пастухи. - Пойдемте со всеми, поклонимся чуду, - Сказали они, запахнув кожухи. От шарканья по снегу сделалось жарко. По яркой поляне листами слюды Вели за хибарку босые следы. На эти следы, как на пламя огарка, Ворчали овчарки при свете звезды. Морозная ночь походила на сказку, И кто-то с навьюженной снежной гряды Все время незримо входил в их ряды. Собаки брели, озираясь с опаской, И жались к подпаску, и ждали беды. По той же дороге чрез эту же местность Шло несколько ангелов в гуще толпы. Незримыми делала их бестелесность, Но шаг оставлял отпечаток стопы. У камня толпилась орава народу. Светало. Означились кедров стволы. - А кто вы такие? - спросила Мария. - Мы племя пастушье и неба послы, Пришли вознести Вам Обоим хвалы. - Всем вместе нельзя. Подождите у входа. Средь серой, как пепел, предутренней мглы Топтались погонщики и овцеводы, Ругались со всадниками пешеходы, У выдолбленной водопойной колоды Ревели верблюды, лягались ослы. Светало. Рассвет, как пылинки золы, Последние звезды сметал с небосвода. И только волхвов из несметного сброда Впустила Мария в отверстье скалы. Он спал, весь сияющий, в яслях из дуба, Как месяца луч в углубленье дупла. Ему заменяли овчинную шубу Ослиные губы и ноздри вола. Стояли в тени, словно в сумраке хлева, Шептались, едва подбирая слова. Вдруг кто-то в потемках, немного налево От яслей рукой отодвинул волхва, И тот оглянулся: с порога на Деву, Как гостья, смотрела звезда Рождества
Полина Сиверс: Безнадежно-взрослый Вы? О, нет! Марина Цветаева Безнадежно-взрослый Вы? О, нет! Вы дитя и Вам нужны игрушки, Потому я и боюсь ловушки, Потому и сдержан мой привет. Безнадежно-взрослый Вы? О, нет! Вы дитя, а дети так жестоки: С бедной куклы рвут, шутя, парик, Вечно лгут и дразнят каждый миг, В детях рай, но в детях все пороки, - Потому надменны эти строки. Кто из них доволен дележом? Кто из них не плачет после елки? Их слова неумолимо-колки, В них огонь, зажженный мятежом. Кто из них доволен дележом? Есть, о да, иные дети — тайны, Темный мир глядит из темных глаз. Но они отшельники меж нас, Их шаги по улицам случайны. Вы — дитя. Но все ли дети — тайны?! Москва, 27 ноября 1910
Ксения Ларионова: Это ничего, что он тебе далекий, Можно и к далекому горестно прильнуть В сумерках безгласных, можно и с далеким, Осенясь молитвой, проходить свой путь. Это ничего, что он тебя не любит,— За вино небесное плата не нужна. Все мы к небу чаши жадно простираем, А твоя — хрустальная — доверху полна. Про тебя он многое-то и не узнает, Ты ему неясная, но благая весть. Позабыв сомнения, в тихом отдалении Совершай служение. В этом все и есть Аделаида Герцык
Максим Мещерский: А самому себе, чего греха таить))) И конечно же моей "Анне" ШАГИ КОМАНДОРА Тяжкий, плотный занавес у входа, За ночным окном - туман. Что теперь твоя постылая свобода, Страх познавший Дон-Жуан? Холодно и пусто в пышной спальне, Слуги спят, и ночь глуха. Из страны блаженной, незнакомой, дальней Слышно пенье петуха. Что изменнику блаженства звуки? Миги жизни сочтены. Донна Анна спит, скрестив на сердце руки, Донна Анна видит сны... Чьи черты жестокие застыли, В зеркалах отражены? Анна, Анна, сладко ль спать в могиле? Сладко ль видеть неземные сны? Жизнь пуста, безумна и бездонна! Выходи на битву, старый рок! И в ответ - победно и влюбленно - В снежной мгле поет рожок... Пролетает, брызнув в ночь огнями, Черный, тихий, как сова, мотор, Тихими, тяжелыми шагами В дом вступает Командор... Настежь дверь. Из непомерной стужи, Словно хриплый бой ночных часов - Бой часов: "Ты звал меня на ужин. Я пришел. А ты готов?.." На вопрос жестокий нет ответа, Нет ответа - тишина. В пышной спальне страшно в час рассвета, Слуги спят, и ночь бледна. В час рассвета холодно и странно, В час рассвета - ночь мутна. Дева Света! Где ты, донна Анна? Анна! Анна! - Тишина. Только в грозном утреннем тумане Бьют часы в последний раз: Донна Анна в смертный час твой встанет. Анна встанет в смертный час. А.Блок
Ирен Гаяр: Мужу и дочке (в назидание0 Я думала, что главное в погоне за судьбой – Малярно–ювелирная работа над собой: Над всеми недостатками, Которые видны, Над скверными задатками, Которые даны – Волшебными заплатками, Железною стеной Должны стоять достоинства, Воспитанные мной. Когда–то я так думала По молодости лет. Казалось, это главное, А оказалось – нет. Из всех доброжелателей никто не объяснил, Что главное – чтоб кто–нибудь Вот так тебя любил: Со всеми недостатками, Слезами и припадками, Скандалами и сдвигами И склонностью ко лжи – Считая их глубинами, считая их загадками, Неведомыми тайнами твоей большой души. Ек. Горбовская
Константин Новицкий: Иван Долманов пишет: давай тебя в Пенелопу переименуем? Пенелопа С любимыми не расставайтесь © Боги знают, в каких морях, у каких штурвалов он стоял, пока ты распускала, ткала, вышивала; получала весть – и немедленно оживала, вспоминала, как смеются и говорят. А потом - соблюдала снова манеры, меру, в общем, всё как и полагается, по Гомеру; было плохо со связью, значительно лучше – с верой, что, по правде, не разделяют людей моря. Долетали слухи о сциллах, огромных скалах, о суровых богах, о том, как руно искал он; ты ткала и пряла, ты шила и распускала, на людей привыкала не поднимать ресниц. И узор становился сложнее и прихотливей – из-под пальцев рождался то зимний сад, то весенний ливень; зажимала нити в ладонях своих пытливых – и они становились цветами, чертами знакомых лиц. ...Сколько раз жёлтый диск в воду синюю окунулся, сколько раз горизонт зашипел, задыбился и всколыхнулся; в это трудно поверить, но он наконец вернулся, – он ступил на берег, и берег его признал. Он – не он, в седине и шрамах, рубцах, морщинах, он – с глазами, полными тьмы из морской пучины, – он спросил у людей: приходили ли к ней мужчины, он спросил у людей: принимала ли их – она? И в глазах людских он увидел – страх, и печаль, и жалость; «Вышла замуж? Позорила имя моё? Сбежала?» - «Нет, живёт где жила, чужих детей не рожала; нет, не принимала, все годы была верна. Прежде, правду сказать, женихи к ней ходили стаей, - но уж десять лет, как навещать её люди добрые перестали: не ходить бы и Вам, – она вряд ли кого узнает, кроме ткацких станков да, быть может, веретена». «Что вы мелете? Я иду к ней, и не держите». – «Там, где жили вы – не осталось в округе жителей; Вы и сами, правитель, увидите и сбежите – что ж, идите, так и случится наверняка. Двадцать лет вас жена любимая ожидала, всё ткала и пряла, и шила, и вышивала, – и за долгие годы негаданно и нежданно превратилась в огромного паука». «Да, теперь она – о восьми ногах, – в ритуальном танце этих ловких ножек храбрец не один скрывался; уж она своё дело знает, не сомневайся… впрочем, к ней-то – кому бы, как ни тебе, сходить? Та, кого называют Арахной – и мы, и боги, – слишком многих встречала в сетях своих – слишком многих. Только ты, Одиссей, герой, только ты и мог бы этот остров от мерзкой твари освободить». Тургеневская революционерка (с) Вот, что бывает, когда Пенелопа слишком долго ждет
Софья Долманова: Константин Новицкий Какая интересная версия. Спасибо
Ольга Черкасова: Никому не посвящаю (да и некому ), просто нравится стихотворение. МОЯ СОПЕРНИЦА Перевод К. Симонова Зачем же в гости я хожу, Попасть на бал стараюсь? Я там как дурочка сижу, Беспечной притворяюсь. Он мой по праву, фимиам, Но только Ей и льстят: Еще бы, мне семнадцать лет, А Ей под пятьдесят. Я не могу сдержать стыда, И красит он без спроса Меня до кончиков ногтей, А то и кончик носа; Она ж, где надо, там бела И там красна, где надо: Румянец ветрен, но верна Под пятьдесят помада. Эх, мне бы цвет Ее лица, Могла б я без заботы Мурлыкать милый пустячок, А не мусолить ноты. Она острит, а я скучна, Сижу, потупя взгляд. Ну, как назло, семнадцать мне, А Ей под пятьдесят. Изящных юношей толпа Вокруг Нее теснится; Глядят влюбленно, хоть Она Им в бабушки годится. К ее коляске - не к моей - Пристроиться спешат; Все почему? Семнадцать мне, А Ей под пятьдесят. Она в седло - они за ней (Зовет их «Сердцееды»), А я скачу себе одна. С утра и до обеда Я в лучших платьях, но меня - Увы! - не пригласят. О Боже мой, ну почему Не мне под пятьдесят! Она зовет меня «мой друг», «Мой ангелок», «родная», Но я в тени, всегда в тени Из-за Нее, я знаю; Знакомит с «бывшим» со своим, А он вот-вот умрет: Еще бы, Ей нужны юнцы, А мне наоборот!.. Но не всегда ж ей быть такой! Пройдут веселья годы, Ее потянет на покой, Забудет игры, моды... Мне светит будущего луч, Я рассуждаю просто: Скорей бы мне под пятьдесят, Чтоб ей под девяносто Р. Киплинг.
Ольга Черкасова: Папа У меня есть папа! Спросите, какой он? Самый СИЛЬНЫЙ папа, Самый ХРАБРЫЙ воин! Добрый. Умный самый. Как не похвалиться. Папой только с мамой Можно поделиться. У меня есть папа! Всё равно, какой он! Лучший в мире папа, Потому что МОЙ ОН! Татьяна Бокова
Николай Елагин: Всем нам) Знаки препинания Не торопитесь ставить в жизни точку, Совсем прижмет - поставьте запятую. Пусть запятая - краткая отсрочка, Но точка - это точка. В сердце пуля. Со школьной парты знаки препинанья Я не любил и ставил, как попало, Без них писал я первые признанья - И жизнь оценки честно выставляла. А что теперь? Повсюду знак вопроса, Куда ни сунься - прочерки, пробелы. В чернилах синих, словно грудь матроса - Исписан жизни лист, давно не белый. Летят года - а жизнь зажата в скобки, Любовь в кавычках, счастье меж строками, И календарь, пришпиленный на кнопку, Не двинешь вспять никчемными стихами... А как хотелось восклицать и плакать! Писать без правил, жить по зову сердца, Но родились мы все под странным Знаком - И препинались у открытой дверцы... Но все равно - не ставьте в жизни точку. Совсем прижмет - поставьте запятую. Пусть запятая - краткая отсрочка, Но точка - это точка. В сердце пуля... Константин Куксин
Ольга Черкасова: В эту ночь я буду лампадой Волошин Максимилиан В эту ночь я буду лампадой В нежных твоих руках... Не разбей, не дыши, не падай На каменных ступенях. Неси меня осторожней Сквозь мрак твоего дворца,- Станут биться тревожней, Глуше наши сердца... В пещере твоих ладоней - Маленький огонек - Я буду пылать иконней... Не ты ли меня зажег? До 8 июля 1914
полная версия страницы