Форум » Летний сад » Еще одна поэтическая страничка. » Ответить
Еще одна поэтическая страничка.
Администратор:
Маргарита Рольберг: Никто не прознает, что издревле в нас заложено. Все мы пребываем заведомо в группе риска. Держите друзей своих близко, как только можете. Пусть будут они, мой сеньор, максимально близко. Пусть слушают ваши мечты и глядят восторженно. Подносят вам терпкий коньяк, согревают ночью. Держите оружие твердо, как только можете. Пусть служит оно, мой сеньор, вам любовью волчьей. Все просто как мир, только мы обожаем сложности. С нас требует кровь постоянно стоять на грани. Держите любимых так крепко, как только можете. И, да, так положено, милые сердцу ранят. Я вновь откажусь от вина, что вы мне предложите. Быть может, на все это просто наложим вето? Держите свой разум холодным, как только можете. Хотя, в этом точно, не мне вам давать советы. Ведь я не пророк - я не знаю, как в жизни сложится. Стрела рассекла эту ночь ястребиным свистом. Держите врагов своих близко, как только можете. Держите меня, мой сеньор, максимально близко. Саша Бесt
Маргарита Рольберг: Что отболело - более не мое, К вечеру станет вольней дышать. Выбор мой прост и ясен - быть острием, А не огрызком карандаша. Слышишь-не слышишь? Как связь? Прием. Скоро здесь не останется ни шиша. Что завершилось, тянется не ко мне И не у меня болит. Сколько в чужих карманах лежит камней, Сколько затихло во рту молитв? Толпы прохожих, каждый, кто слеп и нем, Список смешных потерь моих обнулит. Все, что случилось, кажется, ничего Будто не значило вообще. Ночь опускает ласково на живот Тени пропавших в сердце моем вещей. Ты снова сделал меня живой, Знаешь ли сам зачем? Что отболело - роздано на слова, Глупо теперь жалеть. Мелко дрожит под пальцами тетива, Медленно растворяется в темноте. Все, что к утру останется - лишь трава, Смятая нежной тяжестью наших тел. Rowana
Александр Веригин: я люблю... Режешь кожу мою острым краем молчания бессимптомным, внезапным, вошедшим стремительно в мою хрупкую нежность ослабевших ладоней. Ты меня убиваешь непонятным, мгновенным обертоном отчаянья в смутных контурах резких заломленных пальцев. Ты меня убиваешь ослепительно-черной, шершавой изнанкой полуфраз, полуслов, полуснов, разрывающей в клочья мою некультурную и больную фантазию. Ты меня убиваешь постепенно, позвучно и меня остается слишком мало во мне, но.... ...я люблю своего убийцу в тебе. Холодные Берега
Идалия фон Тальберг: Вот и я, наконец, наболтала свою первую тыщу сообщений! С удовольствием посвящаю ее всем нам, тайным и явным сумасшедшим эскапистам)) Завистники "Какие тут могут быть тайны, Когда вам по тридцать уже!" - Для тех это выглядит странно, Кто детство утратил в душе. Они отпускают остроты, Не ведая чувства стыда: "Названые братья-сироты… Сбежали из Диккенса, да?" И стол ваш по-рыцарски круглый Им кажется слишком нелеп. "Семьёй поклялись быть друг другу? Да просто мальчишеский бред!" Вам ставят в укор вашу детскость И преданность светлым мечтам. А знаете, если уж честно, Они лишь завидуют вам!
Маргарита Рольберг: По следам бесед в ЛС, и, конечно, здесь должно было быть "Милый". Милая, лезвие моих слов ничего не имеет общего с нелюбовью: так болеют с детства неверием, словно корью, и любая обида режется как стекло. Страх случиться отвергнутым самым близким, заставляет ударить первым и бежать от всякого, с кем тепло. Ибо нет страшнее - обжечься холодом от реки, что поила тебя верой в большее и живое, пока все вокруг мертво и нежило. Не покинь. Я прошу. И однажды я успокоюсь и упокоюсь, прожив с тобой жизнь, преисполненную доверием, а не болью, на сгибе твоей руки. Катарина Султанова
Алексей Головин: Я придумал себя Я придумал себя, Расписал свою жизнь по минутам Но в четырнадцать лет Время сбилось с привычного ритма Мне привиделось вдруг, Что я, все-таки, нужен кому-то Что пора отложить Пожелтевшее лезвие бритвы Я придумал себя Идеальным для этой эпохи По излюбленным схемам Меняя изгибы-детали Но в пятнадцать меня Потянуло на стоны и вздохи И привычные планы Разбились, погнулись, упали Я придумал себя Недоступным для многих нюансов Но в шестнадцать Все страхи сомнений полезли наружу Отсидев у психолога Восемь заумных сеансов Я вдруг понял, что, все-таки, Сломлен, подавлен, не нужен… Я придумал себя… Нет, постой, это было иначе… Опостыло расписывать жизнь По часам и минутам… Я придумал _тебя_, Я стремился к нелегкой задаче Я ведь должен узнать Что такое _быть нужным кому-то_… (с) Саша Бесt
Софья Долманова:
Алексей Головин: и когда она засыпает в его руках он боится пошевелиться и нежность его выходит за берега и грозит пролиться на башенки возведённые из песка затопить бойницы которые он годами клепал строгал чтоб с тоски не спиться он отчётливо помнит как глубока на вид безобидная эта водица хлебнёшь и тут же растут рога не река а козье копытце иван останется в дураках не лебедь красна девица он думает как ни была бы редка эта упрямая птица не стоит она моего мирка уютной моей теплицы от него осталось так мало он больше не хочет собой делиться он смотрит как падает мокрый снег за окнами в жёлто-рыжем фонарном свете сходясь тесней становятся неподвижны дома он думает о весне она так спокойно дышит он завтра скажет что так честней что хочет оставить нишу в груди пустой что не ждал гостей что он не герой из книжек мы сами творцы своих новостей и получатели мы же да утро вечера мудреней вот стали б ещё потише соседи в мышиной своей возне двумя этажами выше а может просто остаться с ней попробовать вместе выжить и тогда она вздрагивает во сне и прижимается ближе Ирина Парусникова
Алексей Елизаров: Когда уходите на пять минут Не забывайте оставлять тепло в ладонях В ладонях тех, которые вас ждут, В ладонях тех, которые вас помнят. Не забывайте заглянуть в глаза, С улыбкой робкой и покорною надеждой. Они в пути заменят образа Святых, даже неведомых вам прежде. Когда уходите на пять минут Не закрывайте за собою двери- Оставьте это тем, которые поймут, Которые сумеют в вас поверить. Когда уходите на пять минут, Не опоздайте вовремя вернуться, Чтобы ладони тех, которые вас ждут, За это время не успели разомкнуться. Омар Хайям
Софья Долманова: *подумала, не сказать - чтобы очень хорошо* С зажатой в зубах сигареткой, С блестящей сережкой в ухе Я буду старой КОКЕТКОЙ На зависть другим старухам!!! Я буду внучке — подружкой, А внуку — партнершей в танце. Я буду смотреть порнушку И сочинять романсы. Я расскажу своим внукам, Пока им еще неизвестно, Что жизнь — занятная штука, Что жить — это так интересно! Я их научу смеяться — В голос, а не украдкой. Я их научу держаться За жизнь ЭТУ мертвой хваткой!
Маргарита Рольберг: Когда пальцы холодные, движения злые, быстрые, Когда от взгляда словно мороз по коже, Каждое слово становится выстрелом, И ни ответить, ни даже выстоять Невозможно. Rowana
Алексей Головин: Что-то странное происходит Шрамы в сердце врачует взгляд Непохожесть твоя заводит То ли нежность в крови, то ли яд В череде расставленных точек, Допивая привычный цинизм - Я хочу тебя на две ночи, А потом хочу на всю жизнь. Виктор Сарабанда
Ольга Веригина: Холодно в Питере. Холодно в Питере. Холодно в комнате, Холодно в свитере, Словно в пустой коммунальной квартире, Холодно в мире. Ночью по Невскому шастает ветер, В Летнем саду ни души. Так обнимай меня крепче, герр Питер, Только не задуши. Лондон туманный, Питер туманный, Плачет буксир на Неве. Дырка в Европу. Царь окаянный – Лист на жёлтой траве. И ни души – только духи да слухи, Только усталые серые шлюхи В грязном кафе, Да стакан бормотухи... Слушай, какие стихи? Хуже бывало. Не было плохо. Стадо машин. Улица Блока. Лестница, вонь подгорелой картошки, Мусорный ящик, драные кошки... Холодно в Питере. Холодно в Питере. Холодно в шкуре, Холодно в свитере. (С) Ольга Чугай, 1980 год
Маргарита Рольберг: Ветер делает мысли редкими, волосы непослушными. Послушай, Мы еще можем стать теми, кем когда-то не вышло, Кем, когда-то не захотели. Утром я просыпаюсь в твоей постели, На мокрой подушке, Вышитой Желтыми звездами. Послушай, Еще не поздно Не становиться бывшими. Rowana
Идалия фон Тальберг: В честь Татьянина дня. Ну и просто потому, что вышло очень удачно, на мой взгляд. А автор себя почему-то не указал ) Tatyana's Letter to Onegin ``I write to you -- no more confession is needed, nothing's left to tell. I know it's now in your discretion with scorn to make my world a hell. ``But, if you've kept some faint impression of pity for my wretched state, you'll never leave me to my fate. At first I thought it out of season to speak; believe me: of my shame you'd not so much as know the name, if I'd possessed the slightest reason to hope that even once a week I might have seen you, heard you speak on visits to us, and in greeting I might have said a word, and then thought, day and night, and thought again about one thing, till our next meeting. But you're not sociable, they say: you find the country godforsaken; though we... don't shine in any way, our joy in you is warmly taken. ``Why did you visit us, but why? Lost in our backwoods habitation I'd not have known you, therefore I would have been spared this (лэсРЕйшен)laceration. In time, who knows, the agitation of inexperience would have passed, I would have found a friend, another, and in the role of (вёршись)virtuous mother and faithful wife I'd have been cast. ``Another!... No, another never in all the world could take my heart! Decreed in highest court for ever... heaven's will -- for you I'm set apart; and my whole life has been directed and pledged to you, and firmly planned: I know, Godsent one, I'm protected until the grave by your strong hand: you'd made appearance in my dreaming; unseen, already you were dear, my soul had heard your voice ring clear, (стёрд) stirred at your gaze, so strange, so gleaming, long, long ago... no, that could be no dream. You'd scarce arrived, I reckoned to know you, swooned, and in a second all in a blaze, I said: it's he! ``You know, it's true, how I attended, drank in your words when all was still -- helping the poor, or while I mended with balm of prayer my torn and rended spirit that anguish had made ill. At this midnight of my condition, was it not you, dear apparition, who in the dark came flashing through and, on my bed-head gently leaning, with love and comfort in your meaning, spoke words of hope? But who are you: the guardian angel of tradition, or some vile agent of perdition sent to seduce? Resolve my doubt. Oh, this could all be false and vain, a sham that trustful souls work out; fate could be something else again.., ``So let it be! for you to keep I trust my fate to your direction, henceforth in front of you I weep, I weep, and pray for your protection.., Imagine it: quite on my own I've no one here who comprehends me, and now a swooning mind attends me, dumb I must perish, and alone. My heart awaits you: you can turn it to life and hope with just a glance -- or else disturb my mournful trance with censure -- I've done all to earn it! ``I close. I dread to read this page... for shame and fear my wits are sliding... and yet your honour is my gage and in it boldly I'm confiding''...
Ольга Веригина: Много близких есть путей и дальних, Ты же отвергаешь все пути. И тебе от глаз моих печальных Не уйти. Я тебя улыбкой не балую, Редко-редко поцелуй отдам, Но уж не полюбишь ты другую, Знаешь сам. Через дни твои и ночи тоже Прохожу, как огненная нить. Говоришь ты: "Тяжело, о боже, Так любить". Я ж гореть готова ежечасно, Быть в огне с утра до темноты, Только бы любить, хоть и напрасно, Как и ты. Вера Инбер
Марк Шебалин: Before Становится все опаснее. Я молчу. Здесь нужно молчать - осмысленно и строптиво, поскольку известно, что напряженье чувств является предвкушеньем большого взрыва. Светлана Лаврентьева
Витольд Совинский: Традиционно гора не идет к Магомету, Магомету к горе тоже идти недосуг, но! теперь у нас есть новый отличный метод повстречаться лицом к лицу, не делая лишних движений, не покидая бункер, игнорируя госграницы, к часовым поясам относясь свысока, практиковать исповедь по скайпу, обмениваться рукопожатиями в фейсбуке, целоваться (и даже заходить гораздо дальше) в личке ВК. Или вот, например: к рассвету звезды над горизонтом почти червонны, тысячи в пустыне нехитрых таких красот - перед сном Иосиф вывешивает на стене три фотки с айфона, пишет: кстати, у меня сын, пятьдесят один сантиметр и три шестьсот; думает, никто не сидит в интернете в эти часы, но не так-то просто: тут же звуки извещений, один за другим, у Марии странно блестят глаза, в первую же минуту - двенадцать лайков, три перепоста, виртуальный подарок "бутылочка смирны" зачем-то прислал Бальтазар. Где-то на другом континенте, одуревший от смеси сока и водки, перелистывает ленту назад, лайкает рассветное небо, лайкает вола и осла культуролог-аспирант Мельхиор; говорит: красивые фотки - и бездумно щелкает кнопкой: подарки - золото - выбрать - послать. Расстилается пустыня, где ни от кого никуда не деться, за какие-то два часа пост выводится в топ почти, а наутро президент издает указ: удалить персональные страницы младенцев из национальной социальной сети. Звезд уже не видно, Марию лихорадит после ночи бессонной - и еще от ликованья: наконец-то родила, родила! - и от знанья, что сын ее станет медиа... как говорят? персоной? - мировая известность, миллионы подписчиков, все дела. Неисповедимы тропы двоичного кода, как в небе дороги птичьи, очень легко стать свидетелем расширенным чудесам, виртуальное присутствие реальному идентично, точно так же скажешь: было - случилось со мной - я это видел сам. Мир не вмещается в мир, я сворачиваю окна и вкладки в браузере, выныриваю, моргаю, стряхиваю ощущение пут. Думаю: я приеду к тебе, приеду, и все наконец-то будет в порядке - и, конечно, еще много лет не пускаюсь в путь. (с) Леголаська
Ольга Веригина: Вся наша жизнь как санки, Мы катимся с горы. И старых бед останки Давно уж сожжены. А перед нами синяя, Неведомая даль И мчатся санки жизни Куда-то на февраль. Дорога вьется, гнется, Наш путь неумолим И каждый день дождется, Что встретимся мы с ним. Запрыгни в наши санки! Не бойся, не робей Со свистом унесемся От серых скучных дней. Полина Иванова
Маргарита Рольберг: Прыгать с обрыва, рыдать на глазах у судей, бросаться на эшафот. Стаскивать парашют, падать с моста и крыши. Не выбирать: под поезд, под нож, под лед - Все, чтобы языком изучая профиль, спускаться ниже И, размыкая страх, целовать твой красивый рот. Катарина Султанова
полная версия страницы