Форум » Летний сад » Еще одна поэтическая страничка. » Ответить
Еще одна поэтическая страничка.
Администратор:
Софья Долманова: Автор здесь (надеюсь не станет возражать) Русалка «Есть в графском парке чёрный пруд…» «Графиня изменившимся лицом Бежит пруду». Все знают эти строки. Да-да. Но что скрывается за ними? Что привело к трагедии такой? Всем поначалу видится картинка: Граф, как обычно – хам, мужлан и быдло. Сморкается прилюдно в занавески И руки вытирает о жилет. Возможно, лет назад так три десятка Он был красив, блестящ и импозантен. Теперь же он плешив и импотенетен, И явно спальне псарню предпочтёт. Графиня так нежна и одинока! Она прекрасна, словно кукла Барби. Читает популярные романы, Из тех, где благородные мужчины На сто восьмой странице наконец-то Избраннице колечко презентуют С большим брильянтом. Бедная графиня! Она несчастна. Ей нужна любовь. Гусарский полк в поместье квартирует. Пьют всё горящее, шевелят всё что можно, Балы еженедельные в усадьбе, Шампанское и карты до утра. И весь гусарский полк у ног графини: Ей, что ни день – с десяток мадригалов, По слухам – даже две иль три дуэли (по счастью, без смертельного исхода), Букеты из фиалок по утрам. Ревнивый граф исходит молча желчью, Но нечего супруге предъявить До той поры, пока (о, Дездемона, Читала ли ты на ночь «Отче наш»?) Свою супругу он не застаёт В объятиях поручика лихого. Фонтан слюней и вопли об измене. Поручик храбро прыгает в окно, Графиня томно в обморок съезжает. А к вечеру, едва придя в себя, В мучительном раскаянье и горе Суровым изменившимся лицом Бежит пруду. Чтоб, значит, бульк – и всё… Нет, господа. Сотрём картинку эту. Увы, откуда взяться адюльтеру? В округе никаких гусар не видно. Провинция. Поместье. Глушь. Тоска. Так может быть, кудрявый конюх Сенька? Да-да, тот, первый парень на деревне, Который носит красную рубаху, Спинджак мадеполамовый и брюки, Наглаженные аж до синевы. Он, залихватски заломив картуз, (чтоб вился, вился чубчик кучерявый) Всю ночь играет девкам на гармошке. Нет, о графине он не смел и мыслить. Она сама помыслила о нём. Порывы страсти не расчесть на счётах, И даже калькулятор тут бессилен. Итак, презрев сословные различья, Они слились однажды в поцелуе, И Сенька пал навек у ног графини. Она ж на шее у него повисла (тут, ежели подумать, получился весьма акробатический этюд). Короче, оба рухнули на землю (проворный Сенька подстелил соломки) И яростно вдвоём познали счастье (минуты так на три. Я засекал) Но разве можно страсти ятаган В мешке холщовом спрятать? Не, не выйдет. Спустя неделю всем про всё известно (ну, кроме графа). Кто-то тихо шепчет: «Ну, дай бог счастья им хоть ненадолго», А кто-то, щерясь в гнусненькой ухмылке, Рассказывает то, чего не видел. В людской ползут, как тараканы, сплетни… Естественно, нашёлся стукачок, Который доложил немедля графу, Почтительно над ухом волосатым Склонившись. Дескать, «…ваше благородье, извольте зрить… супруга ваша… с Сенькой… того-с…» Граф, наливаясь тёмной кровью, Ружьё хватает, нож, фонарь и хлыст, И мчит к сараю бешеным аллюром. Ногой пятидесятого размера С размаху вышибает к чёрту дверь, И молча зрит, как наши голубки Вовсю на сеновале камасутрят. Тут щёлканье взводимого курка Приводит в чувство их. Конец утехам. «Убью!» - рокочет граф. Сейчас он страшен. Тут Сенька ноги в руки – и в бега. Поди сыщи его по всей России! Графиня, одежонку подхватив, Прочь со двора несётся вслед за Сенькой, Да разве ж ей дано его догнать? Графиня вообще не марафонец. В усадьбу ей назад дороги нет. Лишь пруд маячит тихо впереди. В нём спят кувшинки. Что же, вот и выход… Графиня изменившимся лицом Бежит пруду и, тенью замерев, В бессилье молча воет на луну. Ей перед смертью хочется сказать Такое что-нибудь, чтоб зарыдали От жалости все люди на земле. Увы. Приходит лишь на ум графине Сакраментальное «За шо, Герасим?» В отчаянье графиня рвёт платок, Снимает шаль, и ухватив булыжник, Ныряет в пруд (довольно неуклюже) Пугая всплеском всех окрестных жаб. Вода в пруду черна, как смоль и дёготь. Круги. Рябь. Пузыри. И – тишина. Нет, господа. Всё это – бред полночный. Помилуй бог, какой в сюжете Сенька? Сотрём с доски аспидной этот лепет, Чтоб что-нибудь иное предложить. Итак, графиня, будучи супругом Заброшена вполне, сочла возможным (а также интересным для себя) Заняться изученьем оккультизма. Два воза книг тематики подобной Ей выписаны в долг из Петербурга. Графиня медитирует на свечи, Графиня по субботам чистит чакры, Впадает буйно в вегетарианство И буйно выпадает из него. За неименьем светского бомонда Она сгоняет в кучу всю прислугу, И их пугает чуть ли не до смерти Устроив спиритический сеанс С верчением столов и звоном блюдец. (Дворовым девкам целую неделю Кошмары снились после по ночам). Графиня изучает гексаграммы, Графиня спит с двухтомником Папюса, Графиня в переписке состоит С самой мадам Блаватской, чем гордится! Замечу, кстати – графу всё до фени. Он пьёт кларет и ездит на охоту. И то, что у супруги закидоны, Его ничуть не трогает. Плевать. Ну что ж. Итог вполне закономерен. Мучительно скрипя, ломая гвозди И старый шифер, крыша уезжает, Графине не сказавши: «До свиданья». Теперь графиня слышит голоса. Теперь графиня от луны зависит. В одной ночнушке бродит по усадьбе, Сомнабулически воруя пирожки. А голоса настойчивей и громче: «Спеши туда, где тёмная вода… Твой Путь ведёт тебя к заветной цели… Ныряй смелей, не бойся, и обрящешь…» Итак, одной июльской тёплой ночью Графиня (чьи глаза давно пусты) С попытки третьей поджигает флигель, И глупым изменившимся лицом Бежит пруду, чтоб обрести бессмертье. На шею неумело привязав Огромный фолиант Алисы Бейли, Графиня, словно фурия, хохочет, И прыгает, уйдя на глубину. Луна косится равнодушным глазом, Волна, плеснувшись, утихает в ряске, Лягушки, замолчавши на мгновенье, Вновь продолжают свой полночный хор. О, господи… Нет, автору пора бы Давно заткнуться, прекратив глумленье. Ведь это ж надо выдумать такое! Ей-богу, господа, всё это ложь И клевета. И ряд инсинуаций. И совершенно не было такого. Внимайте, господа. Открою правду. Как всем известно, жизнь грубей и проще: Графиня пережарила котлеты, За что от графа получила в глаз. Графиня горько плачет от обиды, Страдальчески заламывает руки, И бьётся головой о спинку кресла, Слезами размывая макияж. Проплакавши примерно пять часов (часы в гостиной отгремели полночь), Графиня понимает – люди злы, А этот мир – не место для неё. И в памяти встаёт заросший пруд… Графиня ставит крест на бренной жизни (замечу, кстати - не забыв надеть любимый леопардовый купальник), И бледным изменившимся лицом Бежит пруду, чтоб там найти забвенье… Граф горевал. Примерно дня четыре. Велел искать. Следы ведут к пруду. Угрюмо копошатся мужики В воде по пояс, тыкая баграми, И матерно ругаясь на пиявок. Но результат равняется нулю - Графиня склизкая. Граблями хрен подцепишь. Проходит месяц. Тело не нашли. Ну что ж, всё к лучшему. Теперь она русалка. И пруд – её владения отныне. Кувшинки расцветают буйным цветом, И толстый карп жиреет день за днём. Пиявки присмирели, на себе Почувствовав властительную руку. Графиня даже счастлива. Она Легенда здешних мест. К тому ж, замечу, Мужским вниманьем не обделена. Да в сущности, все мужики в поместье, Вся дворня знает (только граф не в курсе) - Графиня полнолунными ночами В венке из лилий пляшет при луне, Само собою, топлесс. И не только. Да ладно, скажем честно – нагишом. Ивняк прибрежный зрителями полон. Все холостые мужики в округе Сбегаются смотреть стриптиз бесплатный Им – радость, а графине - всё равно. Она смеётся, тянет руки к звёздам, Распущенные волосы – волною. И в сладострастном танце выгибаясь, Следов не оставляет на песке. А поутру, лишь только встанет солнце, Графиня изменившимся лицом, А также остальным разбухшим телом Лежит пруду. От так оно, малята!
Маргарита Рольберг: В продолжение темы графинь. Наталья Александровна, боюсь, это про нас с Вами: Графиня Что изволит Графиня в столь поздний час? Страстных объятий вдали от покоев мужа Под палантином пошитым из белых кружев? Или Графиня желает обычный чай? Что изволит Графиня в столь поздний час? Тяжкие мысли всю ночь ей мешают согреться. Графиня берет револьвер и стреляет в сердце. В сердце, не научившееся молчать. Саша Бесt
Наталья Владыкина: Маргарита Рольберг красивые стихи.) и подходят, да)
Маргарита Рольберг: Внутри больше нет ни моря, ни озера, ни реки - Только много мелкого мусора и песка. Раньше слова мои были, как мотыльки, Сейчас, как репей, цепляются за рукав. Мне больше не нужно ни сердца его, ни руки, Так почему не хочу его отпускать? Rowana
Софья Долманова: Всадница.... О, как ты прекрасна, прекрасна в седле! Ты скачешь на гордом, игривом коне. От счастья и горя застыли глаза, И взгляда того не растопит слеза. Он яростно бьется, мчась под тобой, Но ты пены гнев придержишь рукой. Легко подобрав двойные поводья, Застынешь, осадишь, умчишься в приволье. Ты с легкостью нежной вонзаешь в бока Железные шпоры, и с пеной у рта Твой конь оторвется, зависнет на миг И в даль унесется, как солнечный блик!
Ксения Ларионова: Маргарите Рольберг и Алексею Головину *попалось сегодня случайно, оказалось, что очень про Вас)* Лариса Миллер Такая призрачная грань Меж «да» и «нет», меж «есть» и «было», Меж «я люблю» и «я любила», Смотри её не протарань, Не допусти, чтоб всё слилось В одно. Пусть будем мы на грани Кромешной тьмы и ранней рани И счастья, что почти сбылось. 2013
Маргарита Рольберг: Из не сыгранного. С.М. У нее глаза - хоть стреляйся; хоть стой, хоть падай, Она тянет к тебе ладошку в чернильных пятнах И зовет гулять по крышам и баррикадам (Только если потом ты проводишь ее обратно) У нее от черники синий язык и губы, И на платье темнеют разводы от сока ягод, Ты ей улыбнешься - растроганно, добро, глупо, И расскажешь сказку о звездных тропах Сантьяго. У нее глаза - хоть стреляйся; хоть стой, хоть падай. Ее профиль словно бы просит угля и мольберта, Ты берешь ее за руку. С ней - ни рая, ни ада. Ты берешь ее за руку: «Здравствуй, Санта Муэрте». Литвен
Юлия Апраксина: Очень спокойно, мелочью не гремя, Выйти навстречу, пальчиками тремя Тронув курок, поближе стрелять к межбровью; Если и вправду это зовут любовью, - Господи Святый Боже, помилуй мя. Страсть – это шаткий мост от друзей к врагам; Если фанатик - значит, и моногам: Ты ему дышишь в шею, едва осмелясь, А в голове отточенным хуком в челюсть Складываешь бесшумно к своим ногам. Страсть – это очень технологичный дар Чуять его за милю нутром – радар Встроен; переговариваться без раций. Хочешь любить – научишься доверяться. Фирменный отрабатывая удар. Вера Полозкова
Алексей Головин: Маргарита Рольберг пишет: Из не сыгранного. И невысказанного вслух) А знаешь, что-то ведь в этом есть А знаешь, что-то ведь в этом есть. Так переходят на ближний бой - как будто кто-то придумал месть за все, непрожитое тобой, поставил в связку - глаза в глаза, лицом к лицу – вспоминай и бей… Ударить проще, чем рассказать о том, что вас разделяет с ней. О том, что тысячи лет назад, в таком же страшном святом бою, ты испугался и не сказал непобедимого «я люблю», ты просто струсил – так ищет лаз гонец, принесший дурную весть… Но время снова столкнуло вас. И знаешь, что-то ведь в этом есть. Кот Басё
Юлия Протасова: С Рождеством! ..... Ночь тиха. По тверди зыбкой Звезды южные дрожат. Очи Матери с улыбкой В ясли тихие глядят. Ни ушей, ни взоров лишних, - Вот пропели петухи - И за ангелами в вышних Славят Бога пастухи. Ясли тихо светят взору, Озарен Марии лик. Звездный хор к иному хору Слухом трепетным приник, - И над Ним горит высоко Та звезда далеких стран: С ней несут цари Востока Злато, смирну и ладан. Афанасий Фет
Маргарита Рольберг: Мне бы слезы выплавить в серебро, Чтоб потом достать его из груди. Набираю воду святую в рот. Уходи и празднуй - ты победил, Уходи и празднуй - ты выбрал ту, Что, конечно, вовсе, увы, не я, И вода святая горчит во рту, И вода святая - почти что яд. Уходи и празднуй, чего ты ждешь? Шелуху всех слов собирай в рюкзак. Набираю воду святую в ковш, Промываю ей поутру глаза, И вода святая дрожит на дне, Тишина рассыпалась на столе. Уходи домой, возвращайся к ней И старайся после не пожалеть. Rowana
Артемий Владыкин: *пока никто не видит* Зимний ветер играет терновником, Задувает в окне свечу. Ты ушла на свиданье с любовником. Я один. Я прощу. Я молчу. Ты не знаешь, кому ты молишься, - Он играет и шутит с тобой. О терновник холодный уколешься, Возвращаясь ночью домой. Но, давно прислушавшись к счастию, У окна я тебя подожду. Ты ему отдаешься со страстию. Всё равно. Я тайну блюду. Всё, что в сердце твоем туманится, Станет ясно в моей тишине. И когда он с тобой расстанется, Ты признаешься только мне. А.Блок
Родион Громов: АдаСергевна, не думай, что это твое влияние))) Это порыв-с под момент души Ляля, я тут сходил в оперу... *откашлялся, затянул* ...Но я не создан для блаженства; Ему чужда душа моя; Напрасны ваши совершенства: Их вовсе недостоин я. Поверьте (совесть в том порукой), Супружество нам будет мукой. Я, сколько ни любил бы вас, Привыкнув, разлюблю тотчас; Начнете плакать: ваши слезы Не тронут сердца моего, А будут лишь бесить его. Судите ж вы, какие розы Нам заготовит Гименей И, может быть, на много дней. Что может быть на свете хуже Семьи, где бедная жена Грустит о недостойном муже И днем и вечером одна; Где скучный муж, ей цену зная (Судьбу, однако ж, проклиная), Всегда нахмурен, молчалив, Сердит и холодно-ревнив! Таков я. ...
Артемий Владыкин: А человеку - нужен крепкий чай... А не меха, какие подороже... И просто слышать: - Как же я скучал! И улыбаться: - Я скучала тоже... А человеку нужен дом и сад.. И два окна.. И старенькие двери.. И просто слышать: - Как тебе я рад! И отвечать: - Ах, как тебе я верю! Нужна заря.. И в окна тихий стук.. И верный пес, который скрасит вечер.. И просто слышать: - Что с тобою, Друг? И отвечать: - Хочу расправить плечи... Чтоб наши чувства - не свели к нулю.. И, кто далек - стал ближе и роднее... И просто слышать: - Я тебя люблю... И отвечать: - А я тебя - сильнее!
Маргарита Рольберг: Всем мёрзнущим =) Котами тёплыми не согреться, от батарей никакого толку. Зима врывается прямо в сердце и остаётся больным осколком. Его не вытащишь просто сразу: лишь глубже только войдёт иглою И затуманенный снежный разум прозрачной коркою льда укроет. Коты не греют: самим тепла бы; зима смеётся, звенит метелью. Пред ней едины, пред нею слабы; в ледовой сказочной колыбели Своей качает, как мать младенцев, и беспокойный сон будет долог, Пока далёкой весною в сердце не станет таять её осколок. Kristle
Маргарита Рольберг: Граф – военный. Он служит во флоте, Ездит в отпуск примерно раз в год. Он вернулся. Жена на охоте. Граф расстроен отсрочкой и ждет. А графиня все так же красива. Как мальчишка, бежит граф к дверям. А графиня спокойно-учтива: «Граф? Давно вы? Надолго ли к нам?» Граф, счастливый, целует ей руку. Он хотел бы всю ночь напролет Говорить с ней, забыв о разлуке, Чей так скоро настанет черед. А графиня сегодня устала И желает остаться одна. Граф к камину садится с бокалом, Ставит рядом бутылку вина. Салютует с усмешкой кому-то. Наблюдает за пляской огня. Прикрывает глаза на минуту. … Утром графу седлают коня. Wolf-chan
Агата Доманская: Давай с тобой вернёмся в точку «до»… В один из тех чарующих моментов, Когда ты подал вежливо пальто И сделал пару милых комплиментов. Когда, твоим вниманьем смущена, Тебе ответила приветливой улыбкой, И поздней осенью внезапная весна В душе моей мелькнула тенью зыбкой. Когда дежурных фраз привычный флёр Наполнился весь смыслом и значеньем, И мы несли весёлый лёгкий вздор, Охваченные странным ощущеньем… Потом – пусть станет больно, но зато Мы счастье видели, и даже были – возле… Давай с тобой вернёмся в точку «до». Но для чего? Я выбираю – «после». Черника
Маргарита Рольберг: Минус на минус вовсе не значит плюс. Каждый, кто это знает, чуть-чуть сильней. Только б никто не понял, как я боюсь, Плачу, ревную, каждую ночь молюсь, Чтоб он хоть раз проснулся со мной, не с ней. Ветер звенит в ладонях, стучит в виски. Он говорит ей: все будет хорошо. Выдох. Душа становится на мыски, Мечется: то на волю, то вновь в тиски, Чтобы не слишком сильно болел ожог. Волю в кулак, но где же ее найти? Знаешь, любовь - обычный сердечный флюс, Легкий душевный насморк, простой отит. Чай с молоком и медом - должно пройти. Минус на минус вовсе не значит плюс. Rowana
Дарья Знаменская: Дворяне, не правда ли после такого стихотворения так и хочется сочинить анкету? Вдохновляет... Хочу быть дамою с веером! Хочу капризной быть, ветренной, И в декольте с крупным жемчугом Сидеть под зонтиком в клевере. А попугайчик на жердочке Мне пожелает здоровьечка, И к аппетитному завтраку Пришлет любимый мне розочки. Хочу служанку в передничке, Как лань проворную, с веничком, Вприпрыжку кофе несущую, И дифирамбы поющую. Хочу быть светскою птицею И отдыхать за границею, Чтоб от романов и встреч устав, Вновь обольститься столицею. Хочу красавца садовника, Я не сказала - любовника, Но чтобы тайна прожгла меня, Как ветка злого шиповника. Хочу в тенистой беседочке Читать романы с соседушкой И обрыдаться над горькою Судьбою российской девушки. В чьей-то воле ветер в поле, Мрак, свет, жизнь, бред, Камень в поле. Хочу быть дамою с веером! Раиса Нурмухаметова
Алексей Головин: то, что однажды случится с нами... этой истории нет в анналах книгохранилищ. она безумна. в полночь, когда ты во мне узнала мальчика одина, кровь на рунах стала сочиться, питая почву и заселяя миры грехами. впрочем, едва ли я буду точен. прожито. списано в память. аmen! ну, а сегодня твои рассветы бликами солнца скользнут по лицам. август. прощальное эхо лета. жаль только – эхо недолго длится. высохнут терпкие три недели чёрной горбушкой ржаного хлеба. наши созвездия сопредельны. мы умираем под общим небом. нервно немыслимо и упруго ветер для нас затевает танцы. мы начинаем полёт друг в друга, не разнимая горячих пальцев. солнечный полдень мелькнёт и стает, в сумерки пряча усталый город. я продолжаю твои китаи на перевёрнутых свитках торы, чтобы, проснувшись с утра, могла ты неба коснуться у горизонта. ты обнажаешь мои закаты под канонаду чужого фронта. утро прилипнет к оконной раме. прожито. проклято чёрной меткой. то, что однажды случится с нами, снами останется. dixi! veto! Ник Туманов
Маргарита Рольберг: Время идет, изнутри меня жжет война, Каждое слово как будто сигнал бедствия. Слишком много вина, слишком мало вина. Я не могу с тобой, я не могу без тебя. Больше неважно, кто и за каким плечом, Только быть рядом - ангелом, бесом, бестией. Мне радостно, больно, холодно, горячо. Я не могу с тобой, я не могу без тебя. Я с тобой мертва и без тебя мертва. Ложь исчезает в жертвенной яме рта, Время уходит, льется вино в гортань, Внутри застывает оловом. Теперь я знаю самое страшное слово. Слишком мало вина, слишком много вина. Слишком долго от тебя не получать вести. Это общая боль, это ничья вина. Я не могу с тобой, я не могу без тебя. Я проиграла последний бой. Время ушло, но осталась боль. Самое страшное слово - любовь. Я не могу без тебя, я не могу с тобой. Rowana
Ксения Ларионова: В ТОТ МЕСЯЦ МАЙ В тот месяц май, в тот месяц мой во мне была такая лёгкость и, расстилаясь над землей, влекла меня погоды лётность. Я так щедра была, щедра в счастливом предвкушенье пенья, и с легкомыслием щегла я окунала в воздух перья. Но, слава Богу, стал мой взор и проницательней, и строже, и каждый вздох и каждый взлет обходится мне всё дороже. И я причастна к тайнам дня. Открыты мне его явленья. Вокруг оглядываюсь я с усмешкой старого еврея. Я вижу, как грачи галдят, над черным снегом нависая, как скушно женщины глядят, склонившиеся над вязаньем. И где-то, в дудочку дудя, не соблюдая клумб и грядок, чужое бегает дитя и нарушает их порядок. Белла Ахмадулина
Маргарита Рольберг: Попытка ревности Как живется вам с другою,- Проще ведь?- Удар весла!- Линией береговою Скоро ль память отошла Обо мне, плавучем острове (По небу - не по водам)! Души, души!- быть вам сестрами, Не любовницами - вам! Как живется вам с простою Женщиною? Без божеств? Государыню с престола Свергши (с оного сошед), Как живется вам - хлопочется - Ежится? Встается - как? С пошлиной бессмертной пошлости Как справляетесь, бедняк? "Судорог да перебоев - Хватит! Дом себе найму". Как живется вам с любою - Избранному моему! Свойственнее и сьедобнее - Снедь? Приестся - не пеняй... Как живется вам с подобием - Вам, поправшему Синай! Как живется вам с чужою, Здешнею? Ребром - люба? Стыд Зевесовой вожжою Не охлестывает лба? Как живется вам - здоровится - Можется? Поется - как? С язвою бессмертной совести Как справляетесь, бедняк? Как живется вам с товаром Рыночным? Оброк - крутой? После мраморов Каррары Как живется вам с трухой Гипсовой? (Из глыбы высечен Бог - и начисто разбит!) Как живется вам с сто-тысячной - Вам, познавшему Лилит! Рыночною новизною Сыты ли? К волшбам остыв, Как живется вам с земною Женщиною, без шестых Чувств?.. Ну, за голову: счастливы? Нет? В провале без глубин - Как живется, милый? Тяжче ли, Так же ли, как мне с другим? Марина Цветаева
Алексей Головин: А знаешь, что-то ведь в этом есть. Так переходят на ближний бой - как будто кто-то придумал месть за все, непрожитое тобой, поставил в связку - глаза в глаза, лицом к лицу – вспоминай и бей… Ударить проще, чем рассказать о том, что вас разделяет с ней. О том, что тысячи лет назад, в таком же страшном святом бою, ты испугался и не сказал непобедимого «я люблю», ты просто струсил – так ищет лаз гонец, принесший дурную весть… Но время снова столкнуло вас. И знаешь, что-то ведь в этом есть. Кот Басё
Ксения Ларионова: Чернеет дорога приморского сада, Желты и свежи фонари. Я очень спокойная. Только не надо Со мною о нем говорить. Ты милый и верный, мы будем друзьями... Гулять, целоваться, стареть... И легкие месяцы будут над нами, Как снежные звезды, лететь. А. Ахматова.
Алина Бернар: *почти эпиграф* Приятно быть актрисой, Клянусь святою девой. Вчера была маркизой, Сегодня - королевой, А завтра целый вечер Венерой буду я, Пройдусь в одной рубашке - и публика моя! Мой уста пылают, Ланиты пламенеют, А там, налево в ложе Седой вельможа млеет. И он к финалу спятит - Богач и сукин сын И все на то потратит, на что не хватит сил... Я так жила на сцене, Я так играла в жизни, Из-за меня ночами графини локти грызли. О, темные кулисы! О, Господи, прости! Приятно быть актрисой... Годов до двадцати! Ю. Ким
Игорь Комаровский: Борис Пастернак Июль По дому бродит привиденье. Весь день шаги над головой. На чердаке мелькают тени. По дому бродит домовой. Везде болтается некстати, Мешается во все дела, В халате крадется к кровати, Срывает скатерть со стола. Ног у порога не обтерши, Вбегает в вихре сквозняка И с занавеской, как с танцоршей, Взвивается до потолка. Кто этот баловник-невежа И этот призрак и двойник? Да это наш жилец приезжий, Наш летний дачник-отпускник. На весь его недолгий роздых Мы целый дом ему сдаем. Июль с грозой, июльский воздух Снял комнаты у нас внаем. Июль, таскающий в одёже Пух одуванчиков, лопух, Июль, домой сквозь окна вхожий, Всё громко говорящий вслух. Степной нечесаный растрепа, Пропахший липой и травой, Ботвой и запахом укропа, Июльский воздух луговой.
Маргарита Рольберг: Милый, не бойся меня убить, но опасайся ранить Я ведь была – сильной, это звучит странно: Но я умела горло – рвать на последнем вздохе Чтоб не дышать болью, я выбираю – сдохнуть. Чтобы не пить крови, чтобы не жить - завтра Чаша с твоей любовью горше любой отравы Так цепенеет сердце от запредельной боли И не дает согреться космический холод горя Горе моей потери; дни тяжелы как годы Ты же, через неделю, имя мое не вспомнишь. Дай же последнюю радость - милость мизерикорда Я обмелела – плакать, я потеряла - гордость. Слышишь? – на той стороне луны гаснет аккорд органа Это душа на ветру звенит, тонкая, как мембрана kitsune
Марк Шебалин: с поправкой на время она болеет тяжелым прошлым я проиграл все надежды в карты – смотрю, как вечность сдается пошло и мну в кармане билет плацкартный ей сколько - тридцать? а может меньше а мне – гадай не гадай – промажешь и в сердце столько гуляло женщин что ей об этом и не расскажешь но там, где волны живут как дома и бакенщик – он же вершитель судеб – под утро выпив полпинты рома расскажет морю, что с нами будет и кто о нас написал картину – художник - он чудо как был хорош – она, халатик едва накинув и я, стоящий в дверях как дождь Пьяный Ливень
Игорь Комаровский: Не закажешь судьбу, не закажешь, Что должно было сбыться, сбылось, И словами всего не расскажешь, Что мне в жизни прожить довелось. Что мне в юности снилось ночами, Что ночами мне снится сейчас, Отчего весела и печальна,- Это грустный и долгий рассказ. Я листаю былого страницы, Все там- дружба, потери, любовь. Не остаться тем дням, не забыться, Не вернуться прошедшему вновь. Пусть мне ветер волос не взьерошит, И серьезен за здравье мой тост, Жизнь до срока мне крылья не сложит, А до срока еще, как до звезд. Лариса Рубальская
Марк Шебалин: Две любви То ли все поцелуи проснулись, горя на губах, то ли машут дворы рукавами плакучих рубах, упреждая меня белой ночью, дразняще нагой, от любви дорогой не ходить за любовью другой. То ли слишком темно на душе, а на улице слишком светло, то ли белая ночь, то ли ангельское крыло. Страшно жить без любви, но страшнее, когда две любви вдруг столкнутся, как будто в тумане ночном корабли. Две любви - то ли это в подарок с опасным избытком дано, то ли это беда прыгнет молнией ночью в окно, рассекая кровать раскаленным клинком пополам, драгоценные некогда письма сжигая, как хлам. Две любви - то ли это любовь, то ли это война. Две любви невозможны. Убийцею станет одна. Две любви, как два камня, скорее утянут на дно. Я боюсь полюбить, потому что люблю, и давно. Е. Евтушенко.
Игорь Комаровский: Не знаю, отчего так грустно мне при ней? Я не влюблен в нее: кто любит, тот тоскует, Он болен, изнурен любовию своей, Он день и ночь в огне - он плачет и ревнует... И только... Отчего - не знаю. Оттого ли, Что дума и у ней такой же просит воли, Что сердце и у ней в таком же дремлет сне? Иль от предчувствия, что некогда напрасно, Но пылко мне ее придется полюбить? Бог весть! А полюбить я не хотел бы страстно: Мне лучше нравится - по-своему грустить. Взгляните, вот она: небрежно локон вьется, Спокойно дышит грудь, ясна лазурь очей - Она так хороша, так весело смеется... Не знаю, отчего так грустно мне при ней? Лев Мей 1844
Ксения Ларионова: Не охладела, нет, скрываю грусть. Не разлюбила,— просто прячу ревность. Не огорчайся, скоро я вернусь. Не беспокойся, никуда не денусь. Не осуждай меня, не прекословь, не спорь в своем ребячестве жестоком... Я для тебя же берегу любовь, чтоб не изранил насмерть ненароком. Вероника Тушнова
Алексей Головин: Сонет (Душевные страдания как гамма...) А я любя был глуп и нем. Пушкин Душевные страдания как гамма: У каждого из них своя струна. Обида подымается до гама, До граянья, не знающего сна; Глубинным стоном отзовется драма, Где родина, отечество, страна; А как зудит раскаянье упрямо! А ревность? M-м... Как эта боль слышна. Но есть одно беззвучное страданье, Которое ужасней всех других: Клинически оно - рефлекс глотанья, Когда слова уже горят в гортани, Дымятся, рвутся в брызгах огневых, Но ты не смеешь и... глотаешь их. Илья Сельвинский
Артемий Владыкин: Прекрасной В АЛЬБОМ Я видел мельком вас, но мимолетной встречей Я был обрадован: она казалась мне Чего-то нового отрадною предтечей,- И хоть на миг один я счастлив был вполне. Простите же мое невольное желанье Оставить по себе у вас воспоминанье: Все легче на душе, все как-то веселей... Так путник, встретив храм среди чужой пустыни, На жертвенник ему неведомой богини Приносит скудный дар - и в путь идет смелей. <1856> Лев Мей
Агата Доманская: Мой Айвенго Вижу сон - я в старинных шелках, В волосах моих - розы и ленты... Мой Айвенго! Он где-то в веках, Где-то в древних, забытых легендах, Где-то в снах. Среди книжных планет... А вокруг - только серые лица. Буду ждать Вас - хоть тысячу лет - Мой Герой! Мой Айвенго! Мой Рыцарь! Дни влачу, современность кляня. Ныне счастья искать - бесполезно! Мой Айвенго! Спасите меня! Я похищена веком железным! Ни времен, ни морей, ни границ - Нет преград, что бы нас разлучали! В фантастическом мире страниц Нет земной безысходной печали! Не нарушу Священный Обет! Мой Айвенго! Пред небом - мы вместе! Прочь любовь, если Рыцаря нет! Если нет ни отваги, ни Чести! Кто решится Добро защищать Благородно, бесстрашно и верно? Только он! И мне снится опять Мой единственный Рыцарь - Айвенго. Не поймет современник любой Эмигрантку далекого века... Я опять отвергаю любовь - Потому, что мне нужен Айвенго!
Маргарита Рольберг: Забирай меня целиком, прошу, милый, Выпей меня без остатка, до дна, досуха. Льётся внутри меня что-то уже за перила: Слишком размяк ненадёжный в груди сухарь. Хочешь, я петь колыбельные, милый, буду? Детям твоим, самым лучшим детям на свете. Просто меня вконец одолела простуда, Я становлюсь постепенно каменной грудой, Слишком усталой, чтобы мешать и быть третьей. Всё моё тело – огромный дышащий тромб. Ты невозможный груз, милый, на мои плечи, И хотя очень стыдно скрываться и плакать в метро, Знаешь, слёзы, как холостой патрон: Вроде все живы, а вроде становится легче. Милый, оставь меня, побереги свои нервы, Столько дорог тебе – просто поймать такси! Не беспокойся, мне ещё хватит сил, Чтоб не сорваться и не написать тебе первой. Милый, ты лучшее, что со мной в жизни было, Но я так слаба: и пульс, и давление скачет. Мне хватит того, что счастье течет по жилам, Поверь, я смогу утаить в мешке это шило, Зачем я тебе нужна? Уходи, милый: Такие, как я, никогда не дают сдачи. Rudaxena
Арсений Юрасов: К барьеру Пусть небеса решают спор, Терпенье тоже знает меру. Пора закончить этот вздор, Слова оставим и к барьеру. Давайте всё решим сейчас, Иного просто не предвижу. Уже устал от глупых фраз, Себя бесчестьем не унижу. Увязли сударь вы в грехах, Душонка подлостью объята. Таится страх у вас в глазах, За спесь достойная расплата. Руки отмашка, взгляд в упор, Пора познать терпенья меру. Пусть пистолет решает спор, Имею честь, прошу к барьеру… Александр Игнатов
Игорь Комаровский: *залез на табурет* Кхм-кхм Сижу за решеткой в темнице сырой. Вскормлённый в неволе орел молодой, Мой грустный товарищ, махая крылом, Кровавую пищу клюет под окном, Клюет, и бросает, и смотрит в окно, Как будто со мною задумал одно; Зовет меня взглядом и криком своим И вымолвить хочет: «Давай улетим! Мы вольные птицы; пора, брат, пора! Туда, где за тучей белеет гора, Туда, где синеют морские края, Туда, где гуляем лишь ветер… да я!..»
Игорь Комаровский: Ты не сомневайся Кружит ветер звездную порошу, В переулки загоняя тьму. Ты не сомневайся: я хороший. Быть плохим мне просто ни к чему! Не подумай, что играю в прятки, Что хитрю или туманю свет. Есть во мне, конечно, недостатки, Ну зачем мне говорить, что нет? Впрочем, что хвальба иль бичеванье. На какой аршин меня ни мерь, Знай одно: что человечьим званьем Я горжусь. И ты мне в этом верь. Я не лжив ни в слове и ни в песне. Уверяю: позы в этом нет. Просто быть правдивым интересней. Жить светлей. И в этом весь секрет. И не благ я вовсе ожидаю, За дела хватаясь с огоньком. Просто потому, что не желаю Жить на свете крохотным жучком. Просто в жизни мне всегда тепло Оттого, что есть цветы и дети. Просто делать доброе на свете Во сто крат приятнее, чем зло. Просто потому, что я мечтаю О весне и половодьях рек, Просто потому, что ты такая - Самый милый в мире человек! Выходи ж навстречу, не смущайся! Выбрось все "зачем" и "почему". Я хороший. Ты не сомневайся! Быть другим мне просто ни к чему! Э. Асадов
Алексей Головин: Игорю Комаровскому Иди ко мне, мне так сегодня плохо Ударь меня, и я пойму, что жив Я отпущу тебя с последним резким вздохом Но ты меня подольше удержи… Закрой глаза, представь себе раздолье Представь, что мы вдвоем, кругом весна. Мы не найдем себя в чужом сыром подполье Когда очнемся от чужого сна Ты, знаешь, брат, ведь я любил графиню Она так хороша была собой Но только вот она, моя богиня, Ушла, захлопнув двери за собой Как жаль, мой брат – судьба такая стерва Но нам ли привыкать к ее тискам? Вода по стенам действует на нервы Как и вода, что льется по щекам Саша Бест 3.07.06
Лев Юрасов: Вчера нашел, схватился за сердце. Не могу не поделиться. Она родилась, ему говорят: держи Этот ребенок должен и будет жить Он возражает - за что ей такие муки? Эсмеральда танцует словно в последний раз У горгулий вино святое течет из глаз И она разжимает на каменной шее руки Ей уже пять, он учит ее терпеть И возвращаться по узкой лесной тропе Потому что она не может там заблудиться Рапунцель узнала, что ждет ее впереди И чем эта ведьма ей еще навредит Но все же заносит ножницы над косицей Ей десять лет, он бьет ее по ночам Она только просит света не выключать Потому что во тьме ей страшно терпеть побои И Белоснежка ведает, что творит Яблоко травит всю ее изнутри Но не приносит ей ни малейшей боли Теперь ей пятнадцать, он держит ее в воде Из-за нее он вырос и поседел Легко ненавидеть ту, что тебя сменила Ариэль без надежды бьет по стеклу хвостом На языке подводном крича о том Что лучше бы это Урсула ее пленила Ей почти двадцать, он учит ее молчать И тем, кто ее увидит, не отвечать Она только просит сжалиться хоть немного Мулан обнимает пальцами рукоять Она даже может, кажется ей, стоять Но кровь из открытой раны течет потоком Ей двадцать пять, она тяжело больна У нее в непогоду вечно болит спина У нее на руках следы от стальных иголок Красная Шапочка снова в лесу одна К счастью, она ничуть не удивлена Встретить в ночи второго лесного волка Ей уже тридцать, в коме она пять лет Он ей читает сказки - ответа нет Он понимает, кажется, что ошибся Аврора сама легла на постель в углу И в руки взяла заржавленную иглу Не зная, что смерть годами ей будет сниться Ей уже сорок, финала не избежать Он предлагает ей от него сбежать Он опускает руку и засыпает Белль знает точно, чем это ей грозит Алая роза светится из грязи И Белль на нее в отчаяньи наступает Ей сорок пять, приборы вокруг пищат Он говорит порой о таких вещах Что никогда не делали ему чести Жасмин разливает отравленное вино Что отдает то терпкостью, то виной Пусть же Джафар умрет... и она с ним вместе Ей пятьдесят, он больше ее не бьет Теперь он почти волнуется за нее Он держит ее ладони в своих порою Золушка бьет об пол колдовской хрусталь И приходит на бал босая - почти как встарь Оставляя на плитах мелкие капли крови В чем же секрет? Одна в десяти мирах Умирая, ты можешь чувствовать только страх Оживая, ты можешь чувствовать вдвое меньше В кузнице душ ошиблись, послав ея Раньше, чем он стал пищей для воронья Сказка вообще не терпит такие вещи Она умирает, так и не став писать В свои нестерпимо полные пятьдесят Под гнетом своих же собственных слов и сказок Узы великих сказочников крепки Правду гласила надпись внизу строки: Тело легко отравит подгнивший разум Смотрит в окно бессмысленно Яков Гримм "Свеча догорит - и мы с тобой догорим" Скоро рассвет Она постучится в дом "Не открывай" - чернилами по руке Должно быть, он проклят Даже неважно, кем Сказкой в объятья к сказочнице ведом (с)Рэй Фейра
Алексей Головин: Лев Юрасов пишет: Вчера нашел, схватился за сердце А немудрено!) Внутри этого текста нет пауз, чтобы перевести дух. Как в "Болеро" Равеля)
Татьяна Искрицкая: К.К. и И.В. Ты выдумал меня. Такой на свете нет, Такой на свете быть не может. Ни врач не исцелит, не утолит поэт, - Тень призрака тебя и день, и ночь тревожит. Мы встретились с тобой в невероятный год, Когда уже иссякли мира силы, Все было в трауре, все никло от невзгод, И были свежи лишь могилы. Без фонарей, как смоль был черен невский вал, Глухая ночь вокруг стеной стояла... Так вот когда тебя мой голос вызывал! Что делала - сама еще не понимала. И ты пришел ко мне, как бы звездой ведом, По осени трагической ступая, В тот навсегда опустошенный дом, Откуда унеслась стихов сожженных стая. А.А.
Елена Серебрякова: Надо было поостеречься. Надо было предвидеть сбой. Просто Отче хотел развлечься И проверить меня тобой. Я ждала от Него подвоха – Он решил не терять ни дня. Что же, бинго. Мне правда плохо. Он опять обыграл меня. От тебя так тепло и тесно… Так усмешка твоя горька… Бог играет всегда нечестно. Бог играет наверняка. Он блефует. Он не смеется. Он продумывает ходы. Вот поэтому медью солнце Заливает твои следы, Вот поэтому взгляд твой жаден И дыхание – как прибой. Ты же знаешь, Он беспощаден. Он расплавит меня тобой. Он разъест меня черной сажей Злых волос твоих, злых ресниц. Он, наверно, заставит даже Умолять Его, падать ниц – И распнет ведь. Не на Голгофе. Ты – быстрее меня убьешь. Я зайду к тебе выпить кофе. И умру У твоих Подошв. Вера Полозкова
Маргарита Рольберг: Можно счесть это горьким опытом, можно правдой, в которой жизнь. Мне казалось, не все еще пропито, впереди еще миражи, и напиться допьяна истиной - не такой уж большой предлог. Я зависима. Я зависима. Я готова упасть у ног. Этот мальчик - большой пинок. Я наивна - но дело временно, разучиться верить в хорошее - это сложно, (не все потеряно), позади что - пусть будет прошлое. Пусть душа моя поизношена, каблуками судьбы растрачена, я смогу пойти. Я хорошая. Правда, это что-нибудь значит? (пусть другая с тобой не плачет. я не вынесу все иначе). Эта девочка мило-нежная, не такая, как я, с обидой, и любовь у вас - неизбежная, она это скажет всем видом. Я про вас напишу, рассказчиком, мол, была такая история - жили-были девочка с мальчиком, а потом пришел третий - и горе. Пел, мол, мальчик тот и играл мелодии, и гитару женщиной называл своей. И, казалось, чудесен, вроде, с ним не страшно ни гроз, ни морей, он ведь выглядел... всех сильней. Он ведь выглядел почти опорой, святым, бесстрашным. Впрочем, все это спорно. (никогда про него не спрашивай) Был он первым. Таким случайным. Что тошнит от мысли одной - неужели хотела отчаянно я пойти за ним, как домой? Неужели все то доверие, что потеряно, было зря? Не уверена. Нет, уверена. Нам границу переступать нельзя. Так и жили бы. Как друзья. Так и жили бы - без трагедии, без драм, без подобной ереси и надломленных душ. Никогда бы не поняли, что не стоит нам и пытаться стать как жена и муж. Никогда б не поняли, что нельзя трогать тех, кто в паре, кто кому-то уже попытался себя отдать. Этот выбор был фатален. (не давай мне о нем вспоминать) Это можно считать победою, эй, Всевышний, я выношу урок. Что не стоит идти с кем-то следом, как бродячий забитый щенок. Что не стоит верить в чудо, когда ты - не властитель чудес. Был бы яд - он заменит рассудок. Был бы бог - так найдется и бес. Так найдется, чем душу жечь, чем себя вновь пытаться склеить. Чувства - самый кровавый меч. только я разучилась верить. матвей.снежный.
Ксения Ларионова: Мне хочется, чтоб Вы меня любили, За руку брали смело и вели, Чтобы писали, иногда - звонили И от простуды чтобы берегли... Мое перехворавшее сердечко Мне хочется доверить только Вам, Но чтобы так, надолго. Нет - навечно. И чтобы это Вы решили сам... Мне хочется по-детски Вам кривляться И чтобы Вы мне улыбались вслед. А испугавшись - тихо прижиматься, Уверенной, что Вас смелее нет... Мне хочется, чтоб Вы меня забрали И утром ранним увезли в туман, Ну а потом чтоб нежно прошептали - "Вы чудная, и я схожу с ума..." Мне хочется, чтоб Вы существовали И так, до боли, хочется любить Лишь только Вас. А Вы пообещали, Что влюбитесь, когда начнете жить. Татьяна Дятлик
Игорь Комаровский: Ты... Ты - связь моя с землею, Небесная отрада, Ты - все на белом свете, К чему стремиться надо. И лишь тебя я знаю, Лишь ты мне благодатна. На мир махнул рукою - Мне все там непонятно. Там что ни мысль - пучина И что ни шаг - распутье. Молчишь ли, говоришь ли - Ты проясненье сути. Твое лишь слышу сердце С его кипучей кровью И в жизни, полной смерти, Единой жив любовью. Юлиан Тувим
Игорь Комаровский:
Витольд Совинский: Раньше любое чудо в двери рвалось без спроса, раньше: приходит праздник - словно открылась дверь. Знали - когда в ноябрь ночью уходит осень, бойся огней болотных, прячься в густой траве. Знали - в закат февральский спрячь под подушкой волос, ночью тебе приснится - может быть! - твой жених. Время бежит по крышам, песни теряют голос, сказки случайных чисел - что ты забыл о них? Южный ленивый город, в небе, как летом, чисто, тихо шуршит декабрь листьями во дворах. Тиму уже семнадцать. Тим - ученик флейтиста. Щурится год устало, году уже пора. Город - огнём обряжен, в городе - шум и ёлки, всяк ознакомлен с ролью, курит тайком в фойе. Тимми идёт, вздыхает - в праздниках мало толку, если вся сказка - это фильмы да оливье. Тим еще помнит: раньше воздух гудел морозный, раньше в окне наутро было белым-бело. Слово, что дал в сочельник, было законом грозным, ангел следил с балкона - видишь его крыло? Раньше, в далёком детстве - ты еще помнишь сам-то? - каждая встреча в праздник - это дела судьбы. Раньше любой прохожий мог оказаться Сантой, каждый сюжет из книжки мог обратиться в быль. Нынче - одни названья, нынче - другое дело. Чудо осталось в прошлом, свой прекратило бег. ...Но не даёт покоя Тиму одна идея. Тимми идёт на крышу. Он вызывает снег. В детстве твердили Тиму: музыка - это ключик, лучшее из заклятий, самый крутой радар. Мысли вплетай по нотам, думай светлей и лучше, дай ей ожить, струиться в венах и проводах. Город затих, не дышит, ветер толкает Тима, тёплый мотив по пальцам - мягок, спокоен, прост. Музыка тонкой флейты тянется паутиной, Тим представляет сотни снежных колючих звёзд. Облако, как подушка - туча летящих перьев, скрип под ногами утром, холод на языке. Кажется, вот немного, только шагни, поверь и... Но неподвижно небо. Флейта дрожит в руке. Тимми уйдет, нахмурясь. Он не фальшивил вроде - значит, всё это сказки, чей-то дурацкий бред. ...Только гирлянда Тима - отзвук его мелодий - в каждом окне и сердце свой оставляет след. Знаешь, к мечте уводят сотни дорог на свете, вроде идешь налево - вправо ведёт судьба. Ты опоздал на поезд - позже кого-то встретил, ночью пойдешь работать - а попадешь на бал, в драку влезаешь в парке - и обретаешь друга; делай хотя бы что-то, смейся, живи, дыши... Песня флейтиста-Тима - пусть и не дышит вьюгой - лучше любого слова, громче чем шум машин. *** Платье горит в витрине, словно картина в раме, Бобби проходит мимо, цокает языком. Помнит, такое платье вроде хотела мама - он бы купил, но деньги...ну, а кому легко? Нет, он купил бы точно, только такие траты - дача, друзья, подарки, будет совсем же в ноль... Музыка бьётся пульсом, каждом окном-квадратом, флейта приносит веру - и, почему-то - соль. Сказки не в старых книжках с алыми парусами, мир состоит из мыслей, что сохранишь, любя. Бобби стоит и мнётся, злится, губу кусает... ...быстро подходит к двери, дёргает на себя. *** Часто начало ссоры - глупость штамповки крайней, только идёт лавиной, злость собирает в ком. Вот на дороге Руперт, вот на дороге Лайни: раньше - друзья друзьями, не разольешь рекой. Нынче - проходят мимо невозмутимым Буддой, время - безумный гонщик, вот бы успеть за ним. Руперт не смотрит прямо, Лайни зевнула будто... ...Помнишь, в далёком детстве - озеро и огни? Помнишь, бежим по лесу, где-то по самой кромке, трешься щекой (щекотно!), прячем носы в траве. Флейта летит по миру, мысли легки и звонки. Руперт подходит к Лайни и говорит "Привет". *** Тот, кто уже не верит, тот, кто затянут тиной - помни, приходит время и выпадает шанс. Громче, подруга-флейта, лейся по пальцам Тима, в каждом прикосновеньи - новый несмелый шаг. Кто-то услышав, вспомнит старое обещанье, кто-то бежит на поезд, чтобы приехать в дом, город скрипит мостами, город шуршит вещами, в озере бьют куранты, чтобы одеться льдом. Кто наберётся воли, бросит свою рутину, кто-то приедет в полночь, чтобы ответить "да". Громче, нежнее, Тимми - сотня таких, как Тимми, дышат в окошки флейты, рвутся в глухую даль. Вот говорят, что чудо раньше просилось в руки, нынче же - каждый резок, как цирковая плеть... Если ты им не веришь - пальцы рождают звуки. С ними в любом прохожем что-то начнёт теплеть. *** Город - сильней и мягче, город - как будто выше. Тимми устал и вымок, что-то сопит во сне... Где-то в районе неба, где-то в районе крыши. Заспанной белой кошкой тихо кружится снег. (с) Джек- с- Фонарем
Игорь Комаровский: * * * - Я гордая, я упрямая, - Ты мне говорила в бреду. И более верных, жена моя, Я слов для тебя не найду. Ты в истину верила твердо. И я, не сдаваясь судьбе, Хотел бы упрямо и гордо Быть верным тебе и себе. С. Маршак
Витольд Совинский: только стукнет тринадцать - сбегай от заученных истин, от воскресных, навязших в зубах карамельных основ. за фургонами цирка, по палым желтеющим листьям, на вечерний сеанс, где волшебное крутят кино. от учебников, где идеальные "леди" и "сэры" - в мир растрепанных книг, путешествий, дрожащих частот. "- у меня есть два пенса! гуляем на них, Гекльберри?" "- у меня есть полпенни. гуляем, конечно же, Том!" в двадцать три все становится резче, отчаянней, злее. жизнь прорезана гранью на "до" и на "после войны". что горело в груди - не погасло, но словно бы тлеет, по ночам прорываются выстрелы в тихие сны. одноклассники хвастают: жены! детишки! а я-то... впрочем, верю, найдется работа и дело для рук. "- говорят, что не выйдет... попытка не пытка, приятель." "- ну и пусть говорят, ведь они нас не видели, друг." время тикает, скачет, несется упряжной четверкой. у вчерашних мальчишек - гляди-ка!- уже борода, у вчерашних девчонок - прислуга, семья и уборка, почему, для чего, как успели, когда же, когда? вот тринадцать: кино про ковбоев и шпаги из палок, вот семнадцать: влюбленность, обиды, экзамены, страх. в девятнадцать смеялись, что мира, наверное, мало, в двадцать семь, не увидев и доли, решили - пора! время, время, дорожную пыль разбивают копыта, не вернуться назад, не увидеть, что там, за спиной. Венди пишет диплом, на работу устроился Питер... просто жизнь остается игрой, раз играешь давно. сколько б ни было лет - их всегда слишком мало, не думай. не становятся старше солдаты картонных мечей. цирки, листья, рисунки; жирафы, пантеры и пумы; вера, дружба, серьезная правда, забытая честь. улыбайся, пока к приключениям тянется сердце, кувыркайся, свисти, крась заборы, валяйся в траве. пожилые профессоры после полуденных лекций исчертили маршрутами карты - идут в кругосвет. ... так сбегай от заученных истин - к далекому морю, к непокорным пиратам, к ковбоям, не бойся, живи. "- как там ваши студенты, не сдали еще, мистер Сойер?" "- бестолковы ужасно. вот мы в их года, мистер Финн..." (с)Вольфокс
Павел Швейцер: Рождественская песня Непривычный тонкий иней На окне. Нынче в жаркой Палестине Выпал снег. Тихий домик в Вифлееме... Что ж не жить… Держишь люльку на коленях? Удержи. Пей шампанское, Иосиф, Пей за всех, Лет десяток разом сбросив! Слышен смех. Как же счастлива Мария! Радость дней. Ангел что-то говорит ей, Только ей… На порог волхвы восходят. Звёздный свет. Вроде не друзья, а вроде Ближе нет. Сядь, Мария, у камина, Отдохни. Стол накрыт, и счастье зримо - Вот, взгляни: Кулачонки занавески Теребят. Лишь пугает не по-детски Мудрый взгляд… Кесарь пыжится в экране. Льётся речь. Темнотой в оконной раме Пренебречь. Пей, Иосиф! Пой, Мария! Колыбель И плита - дела земные. Пахнет ель. Спит младенец. Спит отрада. Ночь легка. А судьбы его не надо Знать пока… В вышине небесный бредень. Торжество. «Всё лишь бредни, шерри-бренди…» © Рождество. (c) Сумеречный Макс
Алексей Головин: - Прости, я не тот, кто нужен тебе. - Пойми, я не та, кто сдается без боя Захочешь, исполню желанье любое? Но впредь не проси покоряться судьбе. - Мне жаль, изменить ничего не могу Я слишком устал, чтобы верить рассветам Я рвался в погоне за прожитым летом А, может быть я, и доселе бегу. - Забудь свое лето, останься со мною - Прости, это то, что нельзя изменить Забудь меня, я не умею любить. - Тогда обещай, что не будешь с другою... Саша Бест
Маргарита Рольберг: Сегодня ночь будет длинной - не прячься и не беги: к тебе, предо мной повинным, пришла собирать долги за полные фальши речи, за ночи мои без сна. Чтоб было тебе - не легче, расплатишься ты сполна и где бы ни был с другими, тебе не забыть меня - едва моё вспомнишь имя, захлопнется западня, и воздух вдруг станет горек - как сможешь таким дышать? Со вкусом полыни горе накроет тебя, как шарф, со вкусом полыни пища тебе обожжет гортань. Кого ты теперь отыщешь, раз я для тебя - не та? Мой образ змеёй гремучей отравит ночной покой - ты сам же себя измучишь, раз мы с тобой далеко. Тоска с каждым днем болезнью тебя изгрызет сильней. Огонь и вода, железо не будут помехой мне. Тебе не найти спасенья, обиды не отплатив - я злобным своим весельем испорчу тебе пути: блуждать тебе в одиночку, желая найти меня, и самой холодной ночью сгорая как от огня, шептать моё имя глухо, до боли ладони сжав. Страдать тебе телом, духом, пока моя боль свежа. Приди же ко мне, покорный, склонись к моему плечу. У слов моих горьки корни - Пусть будет, как я хочу. Джезебел Морган
Александр Яхонтов: Любовь - это море, а молодость - берег и порт... Виктор Баранов Любовь - это море, а молодость - берег и порт. Где мы ожидаем отплытия в край неизвестный. Но вот замолкает оркестра прощальный аккорд, И вот мы вступаем вдвоем на кораблик двухместный, По палубе шаткой и так страшновато ступить, А мы начинаем толкаться на досках скрипучих. Давайте, давайте друг друга поменьше любить. А вот относиться друг к другу давайте получше. В открытое море выносит неведомый шквал. Но морем восторга нам кажется море страданий. А двое на мостике рвут друг у друга штурвал, Не веря в надежность своих и чужих обещаний. Упорства и дерзости нам ни за что не сломить, Обиды, упреки как черви суденышко точат... Давайте, давайте друг друга поменьше любить, А вот уважать и ценить друг друга побольше. В любви не щадя никого, ни себя, ни других, Стараясь добиться желанной свободы и власти, И, путаясь в мыслях, как будто в канатах тугих, Узлы разрубаем, не в силах в снастях разобраться. Жестокости этой ничем уже не укротить. Блаженство и боль, и обиду не вынести дольше. Давайте, давайте друг друга поменьше любить, А вот помогать, да и верить друг другу побольше. Никчемная ревность металл разъедает, как ржа, Как плесень, как гниль рассыпаются старые доски. Изранена, рвется навстречу такой же душа, Да нет состраданья друг к другу в печальных матросах. Но кто-то пытается все-таки шторм укротить, Но кто-то с волнами бороться пытается все же. Давайте, давайте друг друга поменьше любить, Но вот жалеть и беречь друг друга побольше. И что нам за счастье изведать, кто прав, кто не прав. Когда начинается что-то, что непоправимо. А ветер крепчает, в клочки паруса изорвав, И берег заветный проносится мимо. И кто-то из нас принимается мачты рубить, Спасать, что осталось, а берег все дальше, все тоньше. Давайте, давайте друг друга поменьше любить, А вот великодушья друг к другу проявим побольше. Но вот рассыпаются с грохотом в щепки борта, И каждый старается стать обладателем круга. Нас в разные стороны света несет суета, Но мы из беды выручать не умеем друг друга. И вот исчезаем в тумане - зови, не зови, - Уже не увидеться больше, что может быть горше. Давайте, давайте друг друга поменьше любить, А если любить, то, конечно, побольше, побольше. 1983
Светлана Ланская: Как корабль, что готов менять оснастку: То вздымать паруса, то плыть на веслах, Ты двойной предаваться жаждешь страсти. Отрок, ищешь любви, горя желаньем, Но, любви не найдя, в слезах жестоких, Ласк награду чужих приемлешь, дева! Хрупки весла твои, увы, под бурей, Дай же ветру нырнуть в твои ветрила! В.Брюсов
Олег Закревский: Если ты хочешь меня таким дышишь… ты в лёгких моих ознобом… ты проживаешь мою судьбу… хочешь – распутником, хочешь – снобом, если умеешь казаться – будь! хочешь – будь словом – оно вначале… хочешь – рисуй на воде круги… но не рискуй! у моей печали злая привычка сжигать других. тонкий пергамент моих желаний чист. иероглифы ждут тебя. можешь их взять. пусть пергамент станет мягче от слова, нежней, чем бязь. в розовом небе пролей гуашью все мои мысли. пиши любовь, переплетая виденья наши с невероятной мечтой любой. просто зажги голубые звёзды там, где их быть не могло. и пусть кто-то решит, что для солнца поздно. я за восход его помолюсь. хочешь – желай из меня любое. я – словно глина. бери. лепи. сделай меня нестерпимой болью. горькой полынью в твоей степи. буду умнее десятков прочих, или последних глупцов глупей – как пожелаешь. а пить захочешь – сделай водой родниковой. пей. нет для меня ни границ, ни нормы. можешь любым меня намечтать. всем, что в тебе отольётся в форму я, словно олово, смог бы стать. ночь или день – никаких различий, если надежда в тебе светла. можешь меня сделать богом личным. главное – искренне пожелай. бога не нужно любить по плану. богу ошибки твои с руки. просто желай меня. богом стану, если ты хочешь меня таким. Ник Туманов
Светлана Ланская: Иван Бунин — «...Зачем и о чем говорить?» ...Зачем и о чем говорить? Всю душу, с любовью, с мечтами, Все сердце стараться раскрыть — И чем же? — одними словами! И хоть бы в словах-то людских Не так уж все было избито! Значенья не сыщете в них, Значение их позабыто! Да и кому рассказать? При искреннем даже желанье Никто не сумеет понять Всю силу чужого страданья.
Олег Закревский: черным-черна, как уголь изнутри, ты собственной бедой себя измучила. ты жалуешься мне. ты говоришь: «вот дал же бог в мужья такое чучело!» тебе его объятия – инцест – всё видится отец в его характере. ты в этом вся, от грима на лице, до стойкой неготовности стать матерью. болеть, мечтать укрыться за спиной, а получив, плевать в неё насмешливо, при этом называть себя женой. да сколько же чертей в тебе намешано? он лишь кусает губы до крови, в глазах увидев жалость откровенную, но терпит. он зовёт тебя ma vie. он точно знает – ты его вселенная. ты c ним в любовь вступаешь, словно в бой, пытаясь доказать, что стоишь многого. а он готов принять тебя любой. лишь повторяет тихо: «богу – богово» и варит кофе, стоя у плиты, и греет для тебя дыханьем тапочки. наотмашь любит он тебя, а ты его предпочитаешь – по остаточной. ты жалуешься мне, а возле глаз морщинок сеть ложится тёплой патиной. ну, что ты всё о нём? давай о нас. я бережно умею. по касательной. Ник Туманов
Варвара Макарова: ВЕСНА (Элегия) Мечты волшебные, вы скрылись от очей! Сбылися времени угрозы! Хладеет в сердце жизнь, и юности моей Поблекли утренние розы! Благоуханный май воскреснул на лугах, И пробудилась Филомела, И Флора милая на радужных крылах К нам обновленная слетела. Вотще! Не для меня долины и леса Одушевились красотою, И светлой радостью сияют небеса! Я вяну,- вянет всё со мною! О где вы, призраки невозвратимых лет, Богатство жизни - вера в счастье? Где ты, младого дня пленительный рассвет? Где ты, живое сладострастье? В дыхании весны всё жизнь младую пьет И негу тайного желанья! Всё дышит радостью и, мнится, с кем-то ждет Обетованного свиданья! Лишь я как будто чужд природе и весне: Часы крылатые мелькают; Но радости принесть они не могут мне И, мнится, мимо пролетают. Ев. Баратынский 1-20 марта 1820
Марк Шебалин: Не отдавай всего себя Не отдавай любви всего себя; Тот, кто всю душу дарит ей, любя, Неинтересен женщине — ведь он Уже разгадан и определен. Любовь занянчить — значит умертвить; Ее очарованье, может быть, В том, что непрочно это волшебство. О, никогда не отдавай всего! Запомни, легче птичьего пера Сердца любимых, страсть для них игра. В игре такой беспомощно нелеп, Кто от любви своей и глух, и слеп. Поверь тому, что ведает финал: Он все вложил в игру — и проиграл. Уильям Б. Йейтс
Витольд Совинский: Маpт пpонзительный и звонкий Взмыл пpозpачными ночами, Пеpезвон сосулек тонких Экипаж Весны встpечает И по мокpым кpышам длинным В пеpеливном лунном свете Кот кpадется, выгнув спину, И поет свои сонеты. Ветеp синий поцелуем Обжигает наудачу И Вселенная танцует Hа концах усов кошачьих! Бьется жаждою любовной Зов неистовой вакханки; Кот под месяцем огpомным Отпоет зимы останки. Hа душе на человечьей - Hеизбывное желанье Вновь, как в детстве, веpить в вечность, В добpый гений миpозданья! Синий маpт любовью дышит... Кот и месяц до pассвета - Властелины чеpной кpыши... К чеpту pазум! Буду тpетьим. (с) Константин Присяжнюк
Алексей Головин: Пора, пожалуй, считать обновки... Пора, пожалуй, считать обновки – мой год коснулся меня крылом: четыре новых татуировки, один несросшийся перелом. Десяток вымученных историй, в песке оставленные следы. Два горизонта, парное море, чужие женщины у воды. Негромкий голос, неровный почерк, неуспокоенная душа. Одна любовь, от которой, впрочем, нам не останется ни гроша. Все получилось, к чему лукавить, давно задуманное сбылось. Вода по капле точила камень, пронзала сердце, ломала кость. Вернулась сила, сдалась природа – увидеть небо, в себя принять. И я стою на пороге года, так непохожего на меня. О чем подумать, кого представить, что загадать, открывая дверь? Господь меняет нас всех местами, уснула птица - проснулся зверь. Большие планы, живые цели, другие спальни и города. Мы разорвали такие цепи, что не смыкаются никогда. Кот Басё
Таисия Елизарова: Не стихи, но навеяло...)) Возвращенцы Человек, который год или пять лет назад разбил тебе сердце, от которого уползла в слезах и соплях, ненавидя или прощая – не важно, - которого не забыла до сих пор, как нельзя забыть удалённый аппендикс, хотя бы из-за шрама, даже если всё зажило. Который ясно дал понять, что всё кончено. Зачем – он – возвращается? Раз в месяц или в полгода, но ты обязательно получаешь весточку. Смс, письмо, коммент в жж, звонок. Он хочет всего лишь узнать, как дела, похвастать очередным успехом, позвать в кино, переспать или снова послать меня к чёрту. Я не могу, я всю жизнь подыхала от недоумения, и не я одна страдаю, потому что зочем вы тгавите? ну всё уже, всё – он десять раз с тех пор женат и я дважды замужем, гадости все друг другу пересказаны, извинения принесены. Я давным-давно равнодушна, мне до сих пор больно. Такие дела, милый, такие дела – если бросить этот тон и забыть почившего КВ, - всё сводится к противоречию: я давным-давно равнодушна, мне до сих пор больно. Неубедительно? но это именно то, что я чувствую. Полюбив, мы открываем доступ к своему сердцу, односторонний канал на сколько-то мегабит, который заблокировать невозможно. И каждый, давно не милый, отлично чувствует линию, и раз от разу набирает номер, чтобы спросить – «хочешь в кино?». И я отвечаю – «я не хочу в кино. Я хотела прожить с тобой полвека, родить мальчика, похожего на тебя, и умереть в один день – с тобой. А в кино – нет, не хочу» Ну, то есть, вслух произношу только первые пять слов, но разговор всегда об одном: он звонит, чтобы спросить «ты любила меня?» и я отвечаю «да». Да, милый; да, ублюдок; просто – да. Я давным-давно равнодушна, мне до сих пор больно. Я до сих пор выкашливаю сердце после каждого коннекта. Не знаю, как сделать так, чтобы они, возвращенцы эти, перестали нас мучить. Можно быть вежливой, орать, не снимать трубку, но в любом твоём деянии (действии или бездействии) он всё равно услышит ответ на свой вопрос: «ты любила меня?» - «да». В покое оставляют только те, кого не любила. Точнее, если они и звонят, то этого просто не замечаешь. Вывод напрашивается, и он мне не нравится. Может, самой слать им эсэмэски раз месяц? Расход не большой, покой дороже: «я любила тебя». Уймись. Марта Кетро. «Горький шоколад. Книга утешений»
Алексей Елизаров: Подари мне, Бог, Эту женщину, И не дай никогда ей опомниться Я за каждый вздох, С нею скрещенный, Заплатил тебе больше, чем сторицей. Одолжи мне, Бог, Её горести, Если станут они неизбежностью, Чтобы мог финал Её повести Я украсить заботой и нежностью. Укажи мне, Господь, Грусти трещины На душе её слишком доверчивой. Я люблю, я хочу Эту женщину. Вот и всё, - больше мне просить нечего…. Помоги мне, Бог, Стать единственным, Пусть не первым, но Лучшим и стоящим Её нежных губ, Глаз таинственных, Поцелуев её, как сокровища. Подскажи ей, Бог, Что я – суженый, Её брат, её муж, её копия. Не случайный друг, Не отдушина, Не ночей одиноких утопия…. Укажи мне, Господь, Грусти трещины На душе её слишком доверчивой. Я люблю, я хочу Эту женщину. Вот и всё, - больше мне просить нечего…. Я давно мог стать, Без сомнения, Настоящим отцом её дочери…. Дай хоть сил нам ждать, Дай терпения! Ведь длинна к тебе, Господи, очередь…. Я смогу исцелить Грусти трещины На душе её слишком доверчивой. Подари мне, Господь, Мою женщину! Вот и всё, - больше мне просить нечего! Александр Афанасьев
Светлана Ланская: Негативы Мы останемся на чьих-то негативах… непроявленных, проявленных - нам не представленных. Как мы там непринужденны и красивы… непосредственны, посредственны, без слов приветственных. Кто-то нас запечатлеет – пожалеет. Мы останемся… достанемся какому-то альбому. Кто-то поинтересуется… Тасуются наши лица с небылицей нам неведомого дома. Наши жесты… так понятны и уместны только нам… Будем жить… себя б самих не пережить - декорации к случайным ситуациям, безликие шаманы. А потом случайный гость возьмёт альбом, с любопытством и бесстыдством, заглядясь на это фото. И хозяин, отвечая, упираясь в руку лбом, вдруг замнётся, улыбнётся, скажет: «Я не помню кто это… - кто-то…» Автор текста: Рената Олевская
Маргарита Рольберг: У меня за душой больше ни гроша, ни надежды, ни коньяка. Я хотела б уйти от самой себя, но пока что не знаю, как. Вспоминаю тебя, и любовь моя беззаботна, тепла, крепка, Как твоя рука, Что сжимала мои ладони до боли, до хруста, до синяков. Ты говорил мне "чао, детка", целовал в предплечье - и был таков. Я храню твое сердце в себе беспечно, бессовестно, глубоко - Через год кормлю его молоком, Через три с ним гуляю в парках, играю, ношу его на руках, Через десять пишу ему песни, пою о главном и пустяках. Через двадцать три он такой, как ты, тоже уходит себя искать. Я остаюсь, и у меня ни гроша, ни надежды, ни коньяка. Rowana
Витольд Совинский: Метросказка. Вниз эскалатор ползет и вверх, поезд вагоны по рельсам тянет, фары выхватывают туннель, издали слышится гром и гул. Зоя работает под землей, в будочке между двумя путями, где продают пассажирам всё, что покупается на бегу. Смена начнется с пяти утра, не обернешься — метро открыто, люди спешат по своим делам, будто за временем мчат вдогон... Молча протянет «Советский спорт» парень, замотанный в шарф «Зенита», хмурый подросток возьмет тетрадь и понесется бегом в вагон. Жилистый дядя берет кроссворд — мол, без кроссворда совсем хреново, ехать почти из конца в конец, очень уж скучно, ну хоть бы так... Благообразный седой старик спросит сегодняшний номер «Новой», дама с пушистым карманным псом — «Космо» и книжицу про собак. Сколько народу проходит в день — словно весною слетелись галки, за день, наверно, не сосчитать, цифры такие, что просто жуть! Девушка в толстых больших очках купит зеленую зажигалку, тетка за нею — журнал «Еда» и с гороскопами что-нибудь. Зоя по блюдцу ведет рукой, тянется время, мелькают лица, сканером пикнуть, принять расчет, по отделениям разложить... Выкурив пять сигарет подряд, девушка нервно звонит в больницу, врач отвечает не сразу, но твердо и радостно: «Будет жить». Тетка в мобильник слова плюет: «тьфу, остолоп, никакого прока... Выключил газ? Проверяй давай! Вечно следи за тобой, дебил...». Хмурый подросток уйдет к метро сразу же после звонка с уроков, звали, конечно, в подвал дружки, но замотался и всё забыл. Дядя сорвется на матюги: вот же напарничек, век не видеть, землю и фазу попутал, чёрт, всех бы угробил и был бы рад! Встретит в дверях старика жена, буркнет: опять нелегальный митинг? Не задержали, и то, мол, хлеб, ладно, поужинай, демократ... Вечером выиграет «Зенит», матч обойдется без пьяной драки, ясно же, кто у нас чемпион, морды когда-то еще набьем. Модная дама пойдет домой, веря в надежность своей собаки, в темной парадной никто не ждет, кроме семьи на ее шестом. Люди спешат по своим делам — дети, работа, коты, соседки, то, что не сделается сейчас, будет отложено на потом... Сканер пищит, изловив штрих-код, тихо позванивают монетки, Зоя кивает сама себе и улыбается — всё путем. Всё как положено — пронесло, вовремя вывезло, не сломалось, где-то одно разошлось с другим или сошлось, угадав момент. Это не самый тяжелый труд — время с пространством подправить малость, лишь бы всегда удалось успеть раньше, чем сядет в вагон клиент. С юга на север идет состав, с севера встречные — по режиму, утром народу полным-полно, вечером тоже — пора назад... Зое не надо судить, кто прав, Зое достаточно, чтобы живы: чтобы судить, существует Бог, мудрый и знающий, что творят. День незаметно уходит в ночь — плавно, медлительно и нерезко, смена сдана, сохранен отчет, всё как всегда, никаких помех. Зоя берется за телефон, пишет короткую эсэмэску: «Семеро за день, потери — ноль. Боже, прошу, сохрани их всех». (с)Айриэн
Андрей Фролов: Ты знаешь, расстоянье — это боль, когда нельзя рукой тебя коснуться… Ты снишься… и мне боязно проснуться, и вновь играть наскучившую роль — кому-то улыбаться и шутить, скрывая грусть под равнодушной маской. В душе хранить любовь и веру в сказку И лишь в мечтах с тобою рядом быть…
Алексей Головин: Рита Восемь жизней назад ты пришла: «Кабальеро, сыграем? В карты, в дружбу, в любовь или в верность на 10 минут? Наша встреча для вас будет адом… а, может быть, раем… Вот вам пряник, сеньор… или вы выбираете кнут?» -Как могу отказать, сеньорита, коль женщина просит Что поставим на кон? - Мой сеньор, с меня нечего брать. Восемь жизней подряд за тебя умирал в двадцать восемь Восемь жизней подряд ты все так же хотела сыграть - Надоело в бреду засыпать и в бреду просыпаться Я не кукла, пойми, а в людей не пристало играть Я, возможно, устал каждый раз за тебя заступаться Я, возможно, устал каждый раз за тебя умирать Подняла на меня изумительно-черные очи - Вот в чем дело, Диего, - сказала вдруг нежно, любя - Поиграем в другую игру… а в конце, если хочешь… Хочешь, в этот раз Рита, мой милый, умрет за тебя? Саша Бест
Светлана Ланская: Мальчик сказал мне: «Как это больно!» И мальчика очень жаль... Еще так недавно он был довольным И только слыхал про печаль. А теперь он знает все не хуже Мудрых и старых вас. Потускнели и, кажется, стали уже Зрачки ослепительных глаз. Я знаю: он с болью своей не сладит, С горькой болью первой любви. Как беспомощно, жадно и жарко гладит Холодные руки мои. А.А. Октябрь 1913
Маргарита Рольберг: Входить в эту воду страшно, но я иду. Неважное скрыто, важное - на виду, А мне без тебя и день, словно год в аду И год в пустоте на сдачу. Не бойся, достань помятые меч и щит, Пусть песня любви, как вражеский гимн звучит, Но сердце твое поет, а мое - кричит И будто вот-вот заплачет. Смешаются радость встречи и страх потерь, И трудное счастье - дикий зубастый зверь. Входить в эту воду страшно, и я теперь Не ведаю, что там дальше, Но боль эту знает каждый, кто не погиб. В песке остается след от моей ноги, И волны морские бьются о сапоги, Что, кажется, на удачу. Rowana
Идалия фон Тальберг: скоро быть лету, и не быть очередной прохладной весне, улыбнись и продолжай движение, зелёный на светофоре; северный город тревожно ворочается во сне, городу снится море. рассыпаешься буквами по бумаге и посреди этой круговерти возводишь свою колокольню заоблачной высоты; боишься скорее боли, нежели смерти, и одиночества - больше, чем пустоты. отделяешь зёрна от плевел, не подпускаешь к себепосторонних, вовремя удаляешь человеческий спам. засыпай, это лето тебя утешит, убаюкает и схоронит, и сказка на ночь заменит феназепам. умело держишь спину, лицо, удар; под одеялом прячешься от грозы; никогда не драматизируй, не преувеличивай и не грусти, запомни: асы не забывают азы, преодолей, отпусти, прости. и еще, чертовски прав был загадочный Лао-Цзы: перестань искать, и получится обрести. Ксения Желудова
Алексей Головин: Константин Симонов Ты говорила мне «люблю», Но это по ночам, сквозь зубы. А утром горькое «терплю» Едва удерживали губы. Я верил по ночам губам, Рукам лукавым и горячим, Но я не верил по ночам Твоим ночным словам незрячим. Я знал тебя, ты не лгала, Ты полюбить меня хотела, Ты только ночью лгать могла, Когда душою правит тело. Но утром, в трезвый час, когда Душа опять сильна, как прежде, Ты хоть бы раз сказала «да» Мне, ожидавшему в надежде. И вдруг война, отъезд, перрон, Где и обняться-то нет места, И дачный клязьминский вагон, В котором ехать мне до Бреста. Вдруг вечер без надежд на ночь, На счастье, на тепло постели. Как крик: ничем нельзя помочь!— Вкус поцелуя на шинели. Чтоб с теми, в темноте, в хмелю, Не спутал с прежними словами, Ты вдруг сказала мне «люблю» Почти спокойными губами. Такой я раньше не видал Тебя, до этих слов разлуки: Люблю, люблю... ночной вокзал, Холодные от горя руки. 1941
Софья Долманова: У нас пальцев - и то больше, Девять жизней - совсем малость. Одной меньше, другой - горше. Посчитаем все, что осталось. Поменяем - слово за слово. Девять карт из колоды вынем. Погадаем. Смешаем снова. И от сердца колоду снимем. Автор текста: Michletistka
Светлана Ланская: Жизнь печальна, жизнь пустынна, И не сжалится никто; Те же вазочки в гостиной, Те же рамки и плато. Томик пыльный, томик серый Я беру, тоску кляня, Но и в книгах кавалеры Влюблены, да не в меня. А меня совсем иною Отражают зеркала: Я наяда под луною В зыби водного стекла. В глубине средневековья Я принцесса, что, дрожа, Принимает славословья От красивого пажа. Иль на празднике Версаля В час, когда заснет земля, Взоры юношей печаля, Я пленяю короля. Иль влюблен в мои романсы Весь парижский полусвет Так, что мне слагает стансы С львиной гривою поэт. Выйду замуж, буду дамой, Злой и верною женой, Но мечте моей упрямой Никогда не стать иной. И зато за мной, усталой, Смерть прискачет на коне, Словно рыцарь, с розой алой На чешуйчатой броне. Н.Гумилев
Светлана Ланская: После смерти Я уйду, убегу от тоски, Я назад ни за что не взгляну, Но сжимая руками виски, Я лицом упаду в тишину. И пойду в голубые сады Между ласковых серых равнин, Чтобы рвать золотые плоды, Потаенные сказки глубин. Гибких трав вечереющий шелк И второе мое бытие… Да, сюда не прокрадется волк, Там вцепившийся в горло мое. Я пойду и присяду, устав, Под уютный задумчивый куст, И не двинется призрачность трав, Горизонт будет нежен и пуст. Пронесутся века, не года, Но и здесь я печаль сохраню, И я буду бояться всегда Возвращенья к жестокому дню Николай Гумилёв 7 февраля 1908 года
Владимир Комстадиус: Мы пьем всей грудью вольный дух театра мы проникаем за кулисы жизни мы заняты обрядом своеволья и вывернув всю боль свою прилюдно мы воем стонем маемся и плачем поскольку наших слов никто не понял А можно ль вызнать всю подспудность жизни? Кто из живущих подноготность понял? Тот смехом кроется а этот плачем в коробке замыкается театра ему нестыдно зарыдать прилюдно привычек злых ломая своеволье Поплачем друг мой сядем и поплачем на креслах опустевшего театра Мы для того им лыбимся прилюдно чтоб самый умный нашу боль не понял Нас не спасти от пыток своеволью нас тащат по песку привычки жизни Кричи и буйствуй голоси прилюдно — не сокрушишь рывком мороку жизни ведь если ты еще умом не понял двусмысленность и суетность театра то ты заплатишь самым горьким плачем за корчи собственного своеволья Ты говоришь что суть событий понял что различил и шарм и мерзость жизни? Не хватит всей громады своеволья не хватит пыток смехом пыток плачем для пользы дела принятых прилюдно чтоб обмануть обманчивость театра Зачем в творящем столько своеволья? Зачем он всех сминает в прах прилюдно? Влекущей совершенности театра которую любой дурак бы понял нам не достичь без изуверства в жизни Вот потому так горько мы и плачем В путь, своеволье! В путь ступай прилюдный! Зачем мы плачем? Друг и тот не понял В дверях театра дразнит скука жизни А.В. Парин.
Маргарита Рольберг: Светлый мой мальчик, где тебя носит Бог, Где, по каким страницам тебя мотает? Белый пушок дрожит над твоей губой. Нет в этой сказке смерти, одна любовь, Может быть есть печаль, но и та святая. Милый мой мальчик, там за окном светает, Тень моя снова следует за тобой. Жадный мой мальчик, где тебя носит черт, Где и в каких притонах ты сам остался? Как я устала вновь подставлять плечо - Там, где его целуешь, не так печет, Дрожь твоих пальцев - неосторожный танец. Мне надоело верить, просить, пытаться, Спой мне еще раз ласково ни о чем. Лучший мой мальчик, как тебя носит мир, Как ты живешь в звенящем своем восторге? Где-то в груди взрывается динамит, Ты же успеешь сдаться в последний миг, Сделку с самим собой, так и быть, расторгнув. Это почти любовь, но не эрос - сторге, Это почти что преданность, mon ami. Если вернешься - сердце мое возьми, Я откажусь от этого только в морге. Rowana
Маргарита Рольберг: Никто не прознает, что издревле в нас заложено. Все мы пребываем заведомо в группе риска. Держите друзей своих близко, как только можете. Пусть будут они, мой сеньор, максимально близко. Пусть слушают ваши мечты и глядят восторженно. Подносят вам терпкий коньяк, согревают ночью. Держите оружие твердо, как только можете. Пусть служит оно, мой сеньор, вам любовью волчьей. Все просто как мир, только мы обожаем сложности. С нас требует кровь постоянно стоять на грани. Держите любимых так крепко, как только можете. И, да, так положено, милые сердцу ранят. Я вновь откажусь от вина, что вы мне предложите. Быть может, на все это просто наложим вето? Держите свой разум холодным, как только можете. Хотя, в этом точно, не мне вам давать советы. Ведь я не пророк - я не знаю, как в жизни сложится. Стрела рассекла эту ночь ястребиным свистом. Держите врагов своих близко, как только можете. Держите меня, мой сеньор, максимально близко. Саша Бесt
Маргарита Рольберг: Что отболело - более не мое, К вечеру станет вольней дышать. Выбор мой прост и ясен - быть острием, А не огрызком карандаша. Слышишь-не слышишь? Как связь? Прием. Скоро здесь не останется ни шиша. Что завершилось, тянется не ко мне И не у меня болит. Сколько в чужих карманах лежит камней, Сколько затихло во рту молитв? Толпы прохожих, каждый, кто слеп и нем, Список смешных потерь моих обнулит. Все, что случилось, кажется, ничего Будто не значило вообще. Ночь опускает ласково на живот Тени пропавших в сердце моем вещей. Ты снова сделал меня живой, Знаешь ли сам зачем? Что отболело - роздано на слова, Глупо теперь жалеть. Мелко дрожит под пальцами тетива, Медленно растворяется в темноте. Все, что к утру останется - лишь трава, Смятая нежной тяжестью наших тел. Rowana
Александр Веригин: я люблю... Режешь кожу мою острым краем молчания бессимптомным, внезапным, вошедшим стремительно в мою хрупкую нежность ослабевших ладоней. Ты меня убиваешь непонятным, мгновенным обертоном отчаянья в смутных контурах резких заломленных пальцев. Ты меня убиваешь ослепительно-черной, шершавой изнанкой полуфраз, полуслов, полуснов, разрывающей в клочья мою некультурную и больную фантазию. Ты меня убиваешь постепенно, позвучно и меня остается слишком мало во мне, но.... ...я люблю своего убийцу в тебе. Холодные Берега
Идалия фон Тальберг: Вот и я, наконец, наболтала свою первую тыщу сообщений! С удовольствием посвящаю ее всем нам, тайным и явным сумасшедшим эскапистам)) Завистники "Какие тут могут быть тайны, Когда вам по тридцать уже!" - Для тех это выглядит странно, Кто детство утратил в душе. Они отпускают остроты, Не ведая чувства стыда: "Названые братья-сироты… Сбежали из Диккенса, да?" И стол ваш по-рыцарски круглый Им кажется слишком нелеп. "Семьёй поклялись быть друг другу? Да просто мальчишеский бред!" Вам ставят в укор вашу детскость И преданность светлым мечтам. А знаете, если уж честно, Они лишь завидуют вам!
Маргарита Рольберг: По следам бесед в ЛС, и, конечно, здесь должно было быть "Милый". Милая, лезвие моих слов ничего не имеет общего с нелюбовью: так болеют с детства неверием, словно корью, и любая обида режется как стекло. Страх случиться отвергнутым самым близким, заставляет ударить первым и бежать от всякого, с кем тепло. Ибо нет страшнее - обжечься холодом от реки, что поила тебя верой в большее и живое, пока все вокруг мертво и нежило. Не покинь. Я прошу. И однажды я успокоюсь и упокоюсь, прожив с тобой жизнь, преисполненную доверием, а не болью, на сгибе твоей руки. Катарина Султанова
Алексей Головин: Я придумал себя Я придумал себя, Расписал свою жизнь по минутам Но в четырнадцать лет Время сбилось с привычного ритма Мне привиделось вдруг, Что я, все-таки, нужен кому-то Что пора отложить Пожелтевшее лезвие бритвы Я придумал себя Идеальным для этой эпохи По излюбленным схемам Меняя изгибы-детали Но в пятнадцать меня Потянуло на стоны и вздохи И привычные планы Разбились, погнулись, упали Я придумал себя Недоступным для многих нюансов Но в шестнадцать Все страхи сомнений полезли наружу Отсидев у психолога Восемь заумных сеансов Я вдруг понял, что, все-таки, Сломлен, подавлен, не нужен… Я придумал себя… Нет, постой, это было иначе… Опостыло расписывать жизнь По часам и минутам… Я придумал _тебя_, Я стремился к нелегкой задаче Я ведь должен узнать Что такое _быть нужным кому-то_… (с) Саша Бесt
Софья Долманова:
Алексей Головин: и когда она засыпает в его руках он боится пошевелиться и нежность его выходит за берега и грозит пролиться на башенки возведённые из песка затопить бойницы которые он годами клепал строгал чтоб с тоски не спиться он отчётливо помнит как глубока на вид безобидная эта водица хлебнёшь и тут же растут рога не река а козье копытце иван останется в дураках не лебедь красна девица он думает как ни была бы редка эта упрямая птица не стоит она моего мирка уютной моей теплицы от него осталось так мало он больше не хочет собой делиться он смотрит как падает мокрый снег за окнами в жёлто-рыжем фонарном свете сходясь тесней становятся неподвижны дома он думает о весне она так спокойно дышит он завтра скажет что так честней что хочет оставить нишу в груди пустой что не ждал гостей что он не герой из книжек мы сами творцы своих новостей и получатели мы же да утро вечера мудреней вот стали б ещё потише соседи в мышиной своей возне двумя этажами выше а может просто остаться с ней попробовать вместе выжить и тогда она вздрагивает во сне и прижимается ближе Ирина Парусникова
Алексей Елизаров: Когда уходите на пять минут Не забывайте оставлять тепло в ладонях В ладонях тех, которые вас ждут, В ладонях тех, которые вас помнят. Не забывайте заглянуть в глаза, С улыбкой робкой и покорною надеждой. Они в пути заменят образа Святых, даже неведомых вам прежде. Когда уходите на пять минут Не закрывайте за собою двери- Оставьте это тем, которые поймут, Которые сумеют в вас поверить. Когда уходите на пять минут, Не опоздайте вовремя вернуться, Чтобы ладони тех, которые вас ждут, За это время не успели разомкнуться. Омар Хайям
Софья Долманова: *подумала, не сказать - чтобы очень хорошо* С зажатой в зубах сигареткой, С блестящей сережкой в ухе Я буду старой КОКЕТКОЙ На зависть другим старухам!!! Я буду внучке — подружкой, А внуку — партнершей в танце. Я буду смотреть порнушку И сочинять романсы. Я расскажу своим внукам, Пока им еще неизвестно, Что жизнь — занятная штука, Что жить — это так интересно! Я их научу смеяться — В голос, а не украдкой. Я их научу держаться За жизнь ЭТУ мертвой хваткой!
Маргарита Рольберг: Когда пальцы холодные, движения злые, быстрые, Когда от взгляда словно мороз по коже, Каждое слово становится выстрелом, И ни ответить, ни даже выстоять Невозможно. Rowana
Алексей Головин: Что-то странное происходит Шрамы в сердце врачует взгляд Непохожесть твоя заводит То ли нежность в крови, то ли яд В череде расставленных точек, Допивая привычный цинизм - Я хочу тебя на две ночи, А потом хочу на всю жизнь. Виктор Сарабанда
Ольга Веригина: Холодно в Питере. Холодно в Питере. Холодно в комнате, Холодно в свитере, Словно в пустой коммунальной квартире, Холодно в мире. Ночью по Невскому шастает ветер, В Летнем саду ни души. Так обнимай меня крепче, герр Питер, Только не задуши. Лондон туманный, Питер туманный, Плачет буксир на Неве. Дырка в Европу. Царь окаянный – Лист на жёлтой траве. И ни души – только духи да слухи, Только усталые серые шлюхи В грязном кафе, Да стакан бормотухи... Слушай, какие стихи? Хуже бывало. Не было плохо. Стадо машин. Улица Блока. Лестница, вонь подгорелой картошки, Мусорный ящик, драные кошки... Холодно в Питере. Холодно в Питере. Холодно в шкуре, Холодно в свитере. (С) Ольга Чугай, 1980 год
Маргарита Рольберг: Ветер делает мысли редкими, волосы непослушными. Послушай, Мы еще можем стать теми, кем когда-то не вышло, Кем, когда-то не захотели. Утром я просыпаюсь в твоей постели, На мокрой подушке, Вышитой Желтыми звездами. Послушай, Еще не поздно Не становиться бывшими. Rowana
Идалия фон Тальберг: В честь Татьянина дня. Ну и просто потому, что вышло очень удачно, на мой взгляд. А автор себя почему-то не указал ) Tatyana's Letter to Onegin ``I write to you -- no more confession is needed, nothing's left to tell. I know it's now in your discretion with scorn to make my world a hell. ``But, if you've kept some faint impression of pity for my wretched state, you'll never leave me to my fate. At first I thought it out of season to speak; believe me: of my shame you'd not so much as know the name, if I'd possessed the slightest reason to hope that even once a week I might have seen you, heard you speak on visits to us, and in greeting I might have said a word, and then thought, day and night, and thought again about one thing, till our next meeting. But you're not sociable, they say: you find the country godforsaken; though we... don't shine in any way, our joy in you is warmly taken. ``Why did you visit us, but why? Lost in our backwoods habitation I'd not have known you, therefore I would have been spared this (лэсРЕйшен)laceration. In time, who knows, the agitation of inexperience would have passed, I would have found a friend, another, and in the role of (вёршись)virtuous mother and faithful wife I'd have been cast. ``Another!... No, another never in all the world could take my heart! Decreed in highest court for ever... heaven's will -- for you I'm set apart; and my whole life has been directed and pledged to you, and firmly planned: I know, Godsent one, I'm protected until the grave by your strong hand: you'd made appearance in my dreaming; unseen, already you were dear, my soul had heard your voice ring clear, (стёрд) stirred at your gaze, so strange, so gleaming, long, long ago... no, that could be no dream. You'd scarce arrived, I reckoned to know you, swooned, and in a second all in a blaze, I said: it's he! ``You know, it's true, how I attended, drank in your words when all was still -- helping the poor, or while I mended with balm of prayer my torn and rended spirit that anguish had made ill. At this midnight of my condition, was it not you, dear apparition, who in the dark came flashing through and, on my bed-head gently leaning, with love and comfort in your meaning, spoke words of hope? But who are you: the guardian angel of tradition, or some vile agent of perdition sent to seduce? Resolve my doubt. Oh, this could all be false and vain, a sham that trustful souls work out; fate could be something else again.., ``So let it be! for you to keep I trust my fate to your direction, henceforth in front of you I weep, I weep, and pray for your protection.., Imagine it: quite on my own I've no one here who comprehends me, and now a swooning mind attends me, dumb I must perish, and alone. My heart awaits you: you can turn it to life and hope with just a glance -- or else disturb my mournful trance with censure -- I've done all to earn it! ``I close. I dread to read this page... for shame and fear my wits are sliding... and yet your honour is my gage and in it boldly I'm confiding''...
Ольга Веригина: Много близких есть путей и дальних, Ты же отвергаешь все пути. И тебе от глаз моих печальных Не уйти. Я тебя улыбкой не балую, Редко-редко поцелуй отдам, Но уж не полюбишь ты другую, Знаешь сам. Через дни твои и ночи тоже Прохожу, как огненная нить. Говоришь ты: "Тяжело, о боже, Так любить". Я ж гореть готова ежечасно, Быть в огне с утра до темноты, Только бы любить, хоть и напрасно, Как и ты. Вера Инбер
Марк Шебалин: Before Становится все опаснее. Я молчу. Здесь нужно молчать - осмысленно и строптиво, поскольку известно, что напряженье чувств является предвкушеньем большого взрыва. Светлана Лаврентьева
Витольд Совинский: Традиционно гора не идет к Магомету, Магомету к горе тоже идти недосуг, но! теперь у нас есть новый отличный метод повстречаться лицом к лицу, не делая лишних движений, не покидая бункер, игнорируя госграницы, к часовым поясам относясь свысока, практиковать исповедь по скайпу, обмениваться рукопожатиями в фейсбуке, целоваться (и даже заходить гораздо дальше) в личке ВК. Или вот, например: к рассвету звезды над горизонтом почти червонны, тысячи в пустыне нехитрых таких красот - перед сном Иосиф вывешивает на стене три фотки с айфона, пишет: кстати, у меня сын, пятьдесят один сантиметр и три шестьсот; думает, никто не сидит в интернете в эти часы, но не так-то просто: тут же звуки извещений, один за другим, у Марии странно блестят глаза, в первую же минуту - двенадцать лайков, три перепоста, виртуальный подарок "бутылочка смирны" зачем-то прислал Бальтазар. Где-то на другом континенте, одуревший от смеси сока и водки, перелистывает ленту назад, лайкает рассветное небо, лайкает вола и осла культуролог-аспирант Мельхиор; говорит: красивые фотки - и бездумно щелкает кнопкой: подарки - золото - выбрать - послать. Расстилается пустыня, где ни от кого никуда не деться, за какие-то два часа пост выводится в топ почти, а наутро президент издает указ: удалить персональные страницы младенцев из национальной социальной сети. Звезд уже не видно, Марию лихорадит после ночи бессонной - и еще от ликованья: наконец-то родила, родила! - и от знанья, что сын ее станет медиа... как говорят? персоной? - мировая известность, миллионы подписчиков, все дела. Неисповедимы тропы двоичного кода, как в небе дороги птичьи, очень легко стать свидетелем расширенным чудесам, виртуальное присутствие реальному идентично, точно так же скажешь: было - случилось со мной - я это видел сам. Мир не вмещается в мир, я сворачиваю окна и вкладки в браузере, выныриваю, моргаю, стряхиваю ощущение пут. Думаю: я приеду к тебе, приеду, и все наконец-то будет в порядке - и, конечно, еще много лет не пускаюсь в путь. (с) Леголаська
Ольга Веригина: Вся наша жизнь как санки, Мы катимся с горы. И старых бед останки Давно уж сожжены. А перед нами синяя, Неведомая даль И мчатся санки жизни Куда-то на февраль. Дорога вьется, гнется, Наш путь неумолим И каждый день дождется, Что встретимся мы с ним. Запрыгни в наши санки! Не бойся, не робей Со свистом унесемся От серых скучных дней. Полина Иванова
Маргарита Рольберг: Прыгать с обрыва, рыдать на глазах у судей, бросаться на эшафот. Стаскивать парашют, падать с моста и крыши. Не выбирать: под поезд, под нож, под лед - Все, чтобы языком изучая профиль, спускаться ниже И, размыкая страх, целовать твой красивый рот. Катарина Султанова
Алексей Головин: Давай же, скажи мне это. Я жду. Сыграем ва-банк, раз начали, Но джокеры биты, имей в виду, И фишки давно растрачены. Хотя я вижу тебя напросвет, Вопрос повторю вполголоса И пальцами слушая твой ответ - Я жду зарываясь в волосы. Читай мои губы губами... Вниз, Сметая запретов линии, Ознобом по коже выдача виз И скрещенный выдох имени. Чувствуешь? Воздух дрожит, а внутри Пропасть бездонная мечется. Я ближе, чем вдох. В глаза мне смотри - Я твой... И это не лечится. Виктор Сарабанда
Маргарита Рольберг: Без вариантов Спать с тобой или любить до гроба – не поняла еще. Весна в городе, но эффекта пока не видно: Март ввалился беспомощен, сер и грязен. Страшно тянет оплакивать неизвестно что – Да причина неблаговидна. Это новые игры, сражения, мини-войны: Кто кому сдастся первым звонком или утренней смс. Суть не ясна, но одно безапелляционно: Впиться в другого глубже, усесться рядышком и любовно смотреть на срез. Может быть, нет ничего – просто черти во мне танцуют, Дурная наследственность, вредный ген. Я просыпаюсь. Я просыпаюсь, слыша, как нежность ломает ребра И замирает тенью твоей у моих колен. Спать с тобой или любить до гроба? Я выбираю спать. Поворачиваюсь спиной. Я выбираю спать, чувствуя каждой клеткой, Как его крышка закрывается надо мной. Катарина Султанова
Алексей Головин: Но я ещё прижмусь к тебе — спиной, и в этой — белой, смуглой — колыбели — я, тот, который — всех сильней — с тобой, я — стану — всех печальней и слабее... А ты гордись, что в наши времена — горчайших яблок, поздних подозрений — тебе достался целый мир, и я, и густо–розовый безвременник осенний. Я развернусь лицом к тебе — опять, и — полный нежности, тревоги и печали — скажу: «Не знали мы, что значит — погибать, не знали мы, а вот теперь — узнали». И я скажу: «За эти времена, за гулкость яблок и за вкус утраты — не как любовника — (как мать, как дочь, сестра!) — как современника — утешь меня, как брата». И я скажу тебе, что я тебя — люблю, и я скажу тебе, что ты — моё спасенье, что мы погибли (я понятно — говорю?), но — сдерживали — гибель — как умели. Дмитрий Воденников
Алексей Головин: Молчание Как часто выразить любовь мою хочу, Но ничего сказать я не умею, Я только радуюсь, страдаю и молчу: Как будто стыдно мне – я говорить не смею. Но в близости ко мне живой души твоей Как все таинственно, как все необычайно, - Что слишком страшною божественною тайной Мне кажется любовь, чтоб говорить о ней. В нас чувства лучшие стыдливы и безмолвны, И все священное объемлет тишина: Пока шумят вверху сверкающие волны, Безмолвствует морская глубина. Дмитрий Мережковский
Маргарита Рольберг: Вот слово, что давно уже сидит В охрипшей глотке ледяным ножом. И если вырвется - то буду я убит, И в землю врыт, и брошен, словно дом. Я верил, что оно должно согреть, Как летний луч, как деревенский мёд, Что скажешь вслух - и покорится смерть, И кто услышит - тоже не умрёт. И будет солнце, и цветущий май Пыльцой осядет у горячих ног. И я приду, и крикну: открывай. И поцелую каждый позвонок. Так говорят, вплетая сказку в быль, Чтоб дети верили. И делали детей. Но кто из них действительно любил? И чьи слова спасали от смертей? Вот слово. Я давно его храню - Под рёбра загнан серебристый штык. Я с ним живу. Я так уже привык: Не говорить кому-то, что люблю. © Пола / Полина Шибеева
Идалия фон Тальберг: Понравилось визуальное воплощение)
Софья Долманова: а какой голос)
Идалия фон Тальберг: Софья Долманова пишет: а какой голос) Этого тоже не отнять, ага!)
Вера Трубецкая: Прости меня, я не привыкла... Любимой быть трудней, чем нелюбимой. Моей свободы сердца крик Об одиночке нелюдимом. Мне греться у огня невмочь, Мне б в ветра звон расправить крылья. Лечу, роняя слёзы, прочь, Я не привыкла быть чьей-то милой. Я слишком много заплатила. Свобода, небо — мне награда. И как бы ни был ты мне мил, Я не смогу остаться рядом. Боюсь, что незаметно, вдруг Ты окольцуешь меня страстью, Но только знай, мой милый друг, Не принесёт нам это счастья. Я лучше тихо растворюсь В рассветной песне птахи ранней. Прости меня, я не вернусь, Но буду жить в воспоминаниях... NN
Ольга Веригина: *** Тебе не нужен сон, тебе не нужен пес, Тебе не нужен я… Ты мечешься без толку В разорванном кругу, где каверзный вопрос Навязчивый ответ хоронит втихомолку. Люблю. Люблю тебя… Стараюсь не кричать, Ты водишь коготком по сердцу, множа раны. И на моем челе, как Каина печать, Прорезан ряд морщин. С упорством пилорамы Судьба терзает плоть, я не виню тебя. Я сам тебя вознес в такие эмпиреи, Что дня не проживу, не мучась, не любя, Да что тебе с того, Когда уже не греет Холодная ладонь, и хочется бежать, И не смотреть в глаза, и не дышать на руки, И принимать отказ легко, как благодать, И в ссылку уходить, как в каторгу разлуки. Но ты не веришь мне. Ты знаешь, что сказать. Ты отдала мне все, что посчитала нужным. Ты подвела итог. Кто мог предполагать, Что долгим будет век, а путь настолько вьюжным? Вот бесится в виске предчувствие конца? И надо бы успеть, как шар вбивая в лузу, Поэзии вернуть две порции свинца, А ветер отпоет, а ночь отплачет Музу. Накинем черный плат и бросим пепел вверх, Раз звездной пыли лоск не украшает обувь. И млечной полосы дежурный свет померк, — Нам нечего делить, когда виновны оба… За серые слова, за пролитую кровь, За слезы и вино в слепящий миг кончины, С нас спросят в небесах — за смятую любовь, Не приведи Господь, нам не назвать причины… Белянин Андрей
Александр Веригин: Я, верно, был упрямей всех. Не слушал клеветы И не считал по пальцам тех, Кто звал тебя на «ты». Я, верно, был честней других, Моложе, может быть, Я не хотел грехов твоих Прощать или судить. Я девочкой тебя не звал, Не рвал с тобой цветы, В твоих глазах я не искал Девичьей чистоты. Я не жалел, что ты во сне Годами не ждала, Что ты не девочкой ко мне, А женщиной пришла. Я знал, честней бесстыдных снов, Лукавых слов честней Нас приютивший на ночь кров, Прямой язык страстей. И если будет суждено Тебя мне удержать, Не потому, что не дано Тебе других узнать. Не потому, что я — пока, А лучше — не нашлось, Не потому, что ты робка, И так уж повелось… Нет, если будет суждено Тебя мне удержать, Тебя не буду все равно Я девочкою звать. И встречусь я в твоих глазах Не с голубой, пустой, А с женской, в горе и страстях Рожденной чистотой. Не с чистотой закрытых глаз, Неведеньем детей, А с чистотою женских ласк, Бессонницей ночей… Будь хоть бедой в моей судьбе, Но кто б нас ни судил, Я сам пожизненно к тебе Себя приговорил. Константин Симонов
Ольга Веригина: *моему музу/жу* Муза мужского пола Горюю над грудой пылящихся книг, Теряюсь в догадках, что стало виной Тому, что давно не приходит музык, Обходит мой маленький дом стороной... Черствее и суше с годами душа? Все реже звенит она тонкой струной... А может я стала не так хороша, Как в юности, чтобы музык был со мной? Не хочется верить в измену, все ложь! Затопим камин и откроем вино, Когда наконец ты дорогу найдешь На дождь наплевав, что стучится в окно. Отмою от плесени и отскребу Забытое что-то, что дремлет в груди, По крохам в любовь веру вновь соберу, Я жду тебя, так что, музык, приходи! Марина Окишева
Софья Долманова: ТРЕТИЙ СНЕГ Смотрели в окна мы, где липы чернели в глубине двора. Вздыхали: снова снег не выпал, а ведь пора ему, пора. И снег пошел, пошел под вечер. Он, покидая высоту, летел, куда подует ветер, и колебался на лету. Он был пластинчатый и хрупкий и сам собою был смущен. Его мы нежно брали в руки и удивлялись: "Где же он?" Он уверял нас: "Будет, знаю, и настоящий снег у вас. Вы не волнуйтесь - я растаю, не беспокойтесь - я сейчас..." Был новый снег через неделю. Он не пошел - он повалил. Он забивал глаза метелью, шумел, кружил что было сил. В своей решимости упрямой хотел добиться торжества, чтоб все решили: он тот самый, что не на день и не на два. Но, сам себя таким считая, не удержался он и сдал. и если он в руках не таял, то под ногами таять стал. А мы с тревогою все чаще опять глядели в небосклон: "Когда же будет настоящий? Ведь все же должен быть и он". И как-то утром, вставши сонно, еще не зная ничего, мы вдруг ступили удивленно, дверь отворивши, на него. Лежал глубокий он и чистый со всею мягкой простотой. Он был застенчиво-пушистый и был уверенно-густой. Он лег на землю и на крыши, всех белизною поразив, и был действительно он пышен, и был действительно красив. Он шел и шел в рассветной гамме под гул машин и храп коней, и он не таял под ногами, а становился лишь плотней. Лежал он, свежий и блестящий, и город был им ослеплен. Он был тот самый. Настоящий. Его мы ждали. Выпал он. Евгений Евтушенко 1953
Витольд Совинский: За окном - мороз и вьюга, не спасают хмель и солод, и дрожит огонь в камине как сливовое вино. Может я не тот что раньше, слишком пьян, не очень молод, но могу поведать сказку, что слыхал давным давно. Будто бы на этом месте раньше были только горы, и плела свои узоры быстроглазая метель. Снег, не тая, шёл годами, приносил беду и горе, одинокую деревню заметая в темноте. Знали жители - кто выйдет за ограду - точно сгинет, станет маленьким алмазом на заснеженном венце. Говорили, где-то рядом бродит Зимняя Богиня, что живёт весь лютый холод, как щенок, в её дворце. Говорили, что белее серебра её запястья, тоньше инея на стёклах завитки её волос. Коль её не встретишь - счастье, если не увидит - счастье, прячься за дубовой дверью от её застывших грёз. А в деревне жил Густаво, смуглокожий и поджарый, рыжий, словно опалённый в жарком пламени костра. Танцевавший, словно дьявол, верный лишь своей гитаре - говорили, он приехал из далеких южных стран. И когда ночами крыши прогибались от метели, он деревню звал на танцы, океаном лил вино; где бы ни бывал Густаво, в чьей бы не был он постели - рядом с ним стихала вьюга, холод уходил на дно. Но беда пришла внезапно, налетела злым бураном, и настигнула Густаво на заснеженной тропе. Поднялись стальные тучи, потемнело слишком рано - и до наступленья ночи он вернуться не успел. Он погиб бы, как случалось уже с многими другими - кровь почти застыла в жилах, сердце прекращало бег... Но его среди метели вдруг заметила Богиня, и на лёгких крыльях ветра унесла его к себе. Спросишь, что же было дальше? Я не знаю, я там не был. Знаю только, что на утро вдруг растаяли снега. На тропе пробилась зелень, бирюзой сверкнуло небо, осветились пьяным солнцем ледяные берега. А Густаво не вернулся - хоть искали, но не вышло. Кто его считал за бога, кто считал за дурака - слышал только краем уха: говорили ребятишки, мол, видали, как от речки отходил его драккар. Говорят, его потомки с каждым днём сильней и краше, веселятся до упаду и живут по сотне лет. И еще, слыхал, болтали, будто холод им не страшен - но не слушай - что не скажут, если брага на столе! Та деревня - нынче город. Пьет, гуляет, как придется, даже снег совсем приручен - вот, сожми его в горсти. ...Но теперь, когда зимою вдруг жарой пылает солнце, шепчут "Зимняя Богиня по любимому грустит!". Что-то я заговорился. Глянь-ка, потемнело жутко! Верно говорят - "У браги всё идет на поводу". Что ж, пошёл домой, пожалуй...Куртка? А зачем мне куртка? Говоришь, там лютый холод? Не волнуйся, я дойду. (с) Джек-с-фонарём
Ольга Веригина: У окна сидела принцесса-красавица, Все по ней вздыхали, никто ей не нравился. Умели вельможи говорить по-разному, А принцесса умела только отказывать. Смеялась принцесса над всеми вельможами, Досталась принцесса бедному сапожнику, Он шил для принцессы туфельки атласные, Примеряя туфельку, сказал он ласково: «Если хочешь, любимая, счастья досыта, Снега белее будут белые простыни. Постель будет шире океана широкого, Постель будет глубже океана глубокого, С четырьмя углами, и, поздно ли, рано ли, На каждом углу расцветать будут ландыши. Мы будем любить, позабывши о времени, Любить и любить — до светопреставления». (Перевод Ильи Эренбурга)
Александр Веригин: Прошу, как высшее из благ, Прошу, как йода просит рана, - Ты обмани меня, но так, Чтоб не заметил я обмана. Тайком ты в чай мне положи, Чтоб мог хоть как-то я забыться, Таблетку той снотворной лжи, После которой легче спится. Не суетой никчемных врак, Не добродетельностью речи Ты обмани меня, но так, Чтоб наконец я стал доверчив. Солги мне, как ноябрьский день, Который вдруг таким бывает, Что среди осени сирень Наивно почки раскрывает. С тобой так тяжко я умён, Когда ж с тобою глупым стану? Пусть нежность женщин всех времён Поможет твоему обману, Чтоб я тебе поверить мог, Твоим глазам, всегда далёким. Как страшно стать вдруг одиноким, Хотя давно я одинок. Николай Доризо
Идалия фон Тальберг: Когда теряет равновесие твое сознание усталое, когда ступеньки этой лестницы уходят из под ног, как палуба, когда плюет на человечество твое ночное одиночество, -- ты можешь размышлять о вечности и сомневаться в непорочности идей, гипотез, восприятия произведения искусства, и -- кстати -- самого зачатия Мадонной сына Иисуса. Но лучше поклоняться данности с глубокими ее могилами, которые потом, за давностью, покажутся такими милыми. Да. Лучше поклоняться данности с короткими ее дорогами, которые потом до странности покажутся тебе широкими, покажутся большими, пыльными, усеянными компромиссами, покажутся большими крыльями, покажутся большими птицами. Да. Лучше поклоняться данности с убогими ее мерилами, которые потом до крайности, послужат для тебя перилами (хотя и не особо чистыми), удерживающими в равновесии твои хромающие истины на этой выщербленной лестнице. ИОСИФ БРОДСКИЙ
Ольга Веригина: Ах, мадам! Вам идёт быть счастливой, Удивлённой и нежной такой, Безмятежной, свободной, красивой, Вам неведомы лень и покой. Окрылённой прекрасной мечтою, Позабывшей печали и боль, Сердцем любящей, словом, душою, Ну, а слёзы… ведь это лишь соль. Пресно жить — тоже вроде не в радость, И не сахар бывают деньки, Что же нужно — пустяк, капля, малость, Чтоб горели в глазах огоньки! Чтобы губы несмело шептали, Чтоб стучали сердца в унисон, Даже можно немного печали, Только чтоб был в печали резон. Чтоб дожди обходили сторонкой, Чтоб играли ветра в волосах, Чтобы нитью хрустальной и тонкой Вам на плечи ложилась роса. Вырастали деревья большими, Утекало немало вод, И глаза оставались такими, И высоким был неба свод… И второе За крышей месяц притаился, словно вор, Хотел подслушать наш полночный разговор. А мы с тобой не говорили ни о чём, Мы целовались и дышали горячо. И, нарушая траекторию слегка, Плыла твоя неосторожная рука, И замирала вдруг, сводя меня с ума, Качая месяц, и деревья, и дома. И жар огня Вокруг пылал, Ведь на земле никто любовь не отменял. И, как оркестром, дирижировал ты мной, Была заложницей я музыки ночной, А эта ночь накалом в тысячу свечей Перечеркнула прежних тысячу ночей. Разведчик-месяц не разведал наш секрет, И закатился тихо в медленный рассвет, А то, что было между мною и тобой, В обычной жизни называется судьбой. И жар огня Вокруг пылал, Ведь на земле никто любовь не отменял. Лариса Рубальская
Александр Веригин: Люблю тебя сейчас, не тайно - напоказ. Не "после" и не "до" в лучах твоих сгораю. Навзрыд или смеясь, но я люблю сейчас, А в прошлом - не хочу, а в будущем - не знаю. В прошедшем "я любил" - печальнее могил,- Все нежное во мне бескрылит и стреножит, Хотя поэт поэтов говорил: "Я вас любил, любовь еще, быть может..." Так говорят о брошенном, отцветшем - И в этом жалость есть и снисходительность, Как к свергнутому с трона королю. Есть в этом сожаленье об ушедшем Стремленьи, где утеряна стремительность, И как бы недоверье к "я люблю". Люблю тебя теперь - без пятен, без потерь, Мой век стоит сейчас - я вен не перережу! Во время, в продолжение, теперь - Я прошлым не дышу и будущим не брежу. Приду и вброд, и вплавь к тебе - хоть обезглавь!- С цепями на ногах и с гирями по пуду. Ты только по ошибке не заставь, Чтоб после "я люблю" добавил я "и буду". Есть горечь в этом "буду", как ни странно, Подделанная подпись, червоточина И лаз для отступленья, про запас, Бесцветный яд на самом дне стакана. И словно настоящему пощечина, - Сомненье в том, что "я люблю" сейчас. Смотрю французский сон с обилием времен, Где в будущем - не так, и в прошлом - по-другому. К позорному столбу я пригвожден, К барьеру вызван я - языковому. Ах, разность в языках! Не положенье - крах! Но выход мы вдвоем поищем - и обрящем. Люблю тебя и в сложных временах - И в будущем, и в прошлом настоящем! В. Высоцкий.
Александр Веригин: Шекспир. Сонет 141 Мои глаза в тебя не влюблены, - Они твои пороки видят ясно. А сердце ни одной твоей вины Не видит и с глазами не согласно. Ушей твоя не услаждает речь. Твой голос, взор и рук твоих касанье, Прельщая, не могли меня увлечь На праздник слуха, зренья, осязанья. И все же внешним чувствам не дано - Ни всем пяти, ни каждому отдельно - Уверить сердце бедное одно, Что это рабство для него смертельно. В своем несчастье одному я рад, Что ты - мой грех и ты - мой вечный ад. Перевод С. Маршака
Степанида Лисицына: Решение Дай, Господи, решение, которое Сведет меня с дороги кочевой, Ведь я теперь на_всё_уже_готовая. Решение... и больше ничего... Мой путь изрезан злыми перекрестками, То голову теряю, то коня, Единственное, правильное, хлёсткое, Дай, Господи, решение принять... Давно мечусь, истерзанная, нервная, Мечусь, а на обочине - пикник... Дай, Господи, единственное верное, Хоть как-нибудь об этом намекни... Повесил крест серебряный на шею мне, А кровь не превращается в вино... Дай, Господи, принять одно решение... Всего одно прошу, всего одно. Сола Монова
Ольга Веригина: Она пришла с мороза, Раскрасневшаяся, Наполнила комнату Ароматом воздуха и духов, Звонким голосом И совсем неуважительной к занятиям Болтовней. Она немедленно уронила на пол Толстый том художественного журнала, И сейчас же стало казаться, Что в моей большой комнате Очень мало места. Всё это было немножко досадно И довольно нелепо. Впрочем, она захотела, Чтобы я читал ей вслух "Макбета". Едва дойдя до пузырей земли, О которых я не могу говорить без волнения, Я заметил, что она тоже волнуется И внимательно смотрит в окно. Оказалось, что большой пестрый кот С трудом лепится по краю крыши, Подстерегая целующихся голубей. Я рассердился больше всего на то, Что целовались не мы, а голуби, И что прошли времена Паоло и Франчески. А.Блок
Ольга Веригина: Я в глазах твоих утону - Можно? Ведь в глазах твоих утонуть - счастье! Подойду и скажу - Здравствуй! Я люблю тебя очень - Сложно? Нет не сложно это, а трудно. Очень трудно любить- Веришь? Подойду я к обрыву крутому Падать буду - Поймать успеешь? Ну, а если уеду - Напишешь? Только мне без тебя трудно! Я хочу быть с тобою - Слышишь? Ни минуту, ни месяц, а долго Очень долго, всю жизнь- Понимаешь? Значит вместе всегда - Хочешь? Я ответа боюсь - Знаешь? Ты ответь мне, но только глазами. Ты ответь мне глазами - Любишь? Если да, то тебе обещаю, Что ты самым счастливым будешь. Если нет, то тебя умоляю Не кори своим взглядом, не надо, Не тяни за собою в омут, Но меня ты чуть-чуть помни... Я любить тебя буду - Можно? Даже если нельзя... Буду! И всегда я приду на помощь, Если будет тебе трудно! Э.Асадов
Идалия фон Тальберг: Те, с которыми что молчать, что говорить, достаешь сигарету, а зажигалка уже горит, допиваешь, а уже протягивают, чтоб долить; им не требуется объяснять ни что болит, ни по кому болит; и соврал бы, да что соврёшь им, когда весь вид мой красноречиво правду им говорит, как они — обижаясь и злясь временами — продолжают меня любить; и я чувствую, как между нами тянется, теплится, бесится, бьётся, натягивается до предела, но никогда не рвётся живая нить, из всего, что имею — именно это стоит хранить. Те, кто берут на слабо, а потом проверяют пульс; при истерике бьют наотмашь по левой щеке; к ним приходишь — расквашен весь, говоришь: «Боюсь! существую, мол, при деспотичном ростовщике; я ему по крупицам сдаю слова, но растет процент! я готов замолчать, только что ему, если глух?!» А они, улыбаясь: «Ну, давай, завершай концерт, завершай подводить нам итог всех своих разрух», гладят нежно, и от их теплых рук улыбка вспыхивает на лице. Те, с которыми мне ещё жить и жить: напиваться ночами и прошлое ворошить, и сидеть на кухне, и словами отчаянно ворожить — словно угли их ворошить, едва потухнет. Быть счастливым их улыбками, постоянством, и — когда-нибудь — сединой, до которой черт-его-знает-сколько-еще-ночей; те, которые при встрече не спрашивают: «ты чей?», просто констатируют: «ты теперь со мной» Алекс Микеров
Идалия фон Тальберг: Что-то мне это напоминает...) Ты неслышно вошел в мою жизнь, Тихо сел у моей кровати… Я кричала другому: вернись. Ты сказал мне уверенно: Хватит! Я спросила тебя: кто такой? Почему нарушаешь час муки? Ты сказал, что ты будешь со мной… Сжал в руках мои слабые руки. Удивилась!— другого люблю! Для чего мне незваные гости? Хамства этого я не стерплю!, И уже клокотала от злости. Засмеялся, и, глядя в глаза, Произнес: «Это я тебе нужен, А в другого влюбляться нельзя… Кстати, я приготовил нам ужин…» Мира Айсанова
Степан Веригин: Незабудка В старинны годы люди были Совсем не то, что в наши дни; (Коль в мире есть любовь) любили Чистосердечнее они. О древней верности, конечно, Слыхали как-нибудь и вы, Но как сказания молвы Всё дело перепортят вечно, То я вам точный образец Хочу представить наконец. У влаги ручейка холодной, Под тенью липовых ветвей, Не опасаясь злых очей, Однажды рыцарь благородный Сидел с любезною своей. Тихонько ручкой молодою Она красавца обняла. Полна невинной простотою Беседа мирная текла. «Друг: не клянися мне напрасно, Сказала дева: верю я, Ясна, чиста любовь твоя, Как эта звонкая струя, Как этот свод над нами ясный; Но как она в тебе сильна, Еще не знаю. — Посмотри-ка, Там рдеет пышная гвоздика, Но нет: гвоздика не нужна; Подалее, как ты унылый, Чуть виден голубой цветок. Сорви же мне его, мой милый: Он для любви не так далек!» Вскочил мой рыцарь, восхищенный Ее душевной простотой; Через ручей прыгнув, стрелой Летит он цветик драгоценный Сорвать поспешною рукой. Уж близко цель его стремленья, Как вдруг под ним (ужасный вид) Земля неверная дрожит, Он вязнет, нет ему спасенья. Взор кинув полный весь огня Своей красавице безгласной, «Прости, не позабудь меня!» Воскликнул юноша несчастный; И мигом пагубный цветок Схватил рукою безнадежной; И сердца пылкого в залог Его он кинул деве нежной. Цветок печальный с этих пор Любови дорог; сердце бьется, Когда его приметит взор. Он незабудкою зовется; В местах сырых, вблизи болот, Как бы страшась прикосновенья, Он ищет там уединенья; И цветом неба он цветет, Где смерти нет и нет забвенья. Вот повести конец моей; Судите: быль иль небылица. А виновата ли девица — Сказала, верно, совесть ей! М. Ю. Лермонтов
Наталья Муромцева: *** Графиня бросила в камин письмо И молча наблюдала, как оно Горит и исчезает в пламени огня. «Увы! Он так и не простил меня…» Воспоминанья ей волнуют кровь, Ей грустно, одиноко. Вновь и вновь Она терзается, пытаясь объяснить Себе самой, что нужно было жить, Как предпочла в мужья другого, не ЕГО. А сердце умирало - только и всего… ( автор - Vlada)
Наталья Муромцева: Графиня Объявлен бал! Собрался высший свет. Блистали дамы в бриллиантах, Танцуя словно на пуантах. Вели мужчины тет-а-тет Беседы вслух. Трещал паркет, Звенел металл на аксельбантах. Графиня мельком оглядела зал. Горели свечи, отражаясь. Она, притворно возмущаясь, Вздохнула: «Скучен нынче бал…» Случайно взгляд ее упал, Она умолкла, поражаясь. «Ужели он?! Того не может быть!» Надменен, молчалив, но честен, Считающий, что мир так тесен, Что трудно в этом мире жить, Удел других – напрасно ныть И плакать вслух от грустных песен. «Что привело его, когда вошел? Увидеть я не ожидала!» Ему бы многое сказала, Когда бы не был он так зол И к ней с поклоном подошел. Она чуть веер не сломала - Он, кажется, ее заметил взгляд! Улыбка тронула ей губы. Мелодией взорвались трубы, И пары встали дружно в ряд. Он подошел: «Премного рад!», И пригласил небрежно - грубо. Причины для отказа не нашла. На стуле спал супруг законный, И встрепенулся зал чуть сонный - Графиня руку подала И молча в тесный круг прошла. Изменой пахнет?! Случай спорный… Ей надобно бы честь свою сберечь И, отвернувшись горделиво, Уйти из зала торопливо И дома на диван прилечь. Картины милых сердцу встреч Всплывают в памяти так живо! Сесть в экипаж и приказать «Домой»? Закрыть глаза, казаться спящей Иль куклою ненастоящей?.. Ей сделаться пред ним немой, Или никчемной и пустой, Или красавицей блестящей?.. Нет сил уйти, она в плену у глаз. Волшебно пианист играет, Она о прошлом забывает, Танцуя вальс за разом раз. Не нарываясь на отказ, Ее он нежно обнимает. Окончен бал и гости разошлись. Они беседуют у двери. Ей муж отныне не поверит, Свидетели всему нашлись, Поведали: «Они сошлись, Графини честь - смешна потеря». Не все ль равно теперь, что скажут вслед! А сплетники, увы, повсюду, Следить за всем глазами будут, Укажут тысячу примет, На ваш вопрос найдут ответ, Но лишь проверить позабудут. Они умчались в экипаже вдаль Предаться в спальне нежной страсти (Другой бы не было напасти!). Не ведая, что будет жаль, В сердцах поселится печаль, Разрушив судьбы их отчасти… Ночь поглотила очертанья тел, Лишь простыня слегка белела. Графиня слишком осмелела: Он так давно ее хотел, Что сам немного оробел, Взирая на нагое тело. О, как же сладостен слиянья миг! От близости она дрожала, Его за плечи обнимала, Целуя, он в нее проник… Сдержала бурной страсти крик И лишь тихонько застонала. «А помнишь счастья несколько недель, Когда сливались воедино, А после грелись у камина. Ты мне шептал «Моя Адель!» Смущалась мятая постель - Какая милая картина! Прости, молю!»- уткнулась в грудь ему. « Я долго о тебе не знала, Давай мы все начнем сначала!» Он промолчал. « Я не пойму, Меня оставишь ты одну?!» - Ему в отчаянье сказала. Он обхватил ладонями лицо. Смахнул непрошенные слезы. Там, за окном, февраль, морозы… А на руке его - кольцо, Какое страшное словцо! Оно страшней любой угрозы. Что делать ей, к кому в ночи бежать? Она окно скорей открыла, И долго так себя корила: «Ах, если бы могла я знать! Меня ты хочешь удержать? Дай мне уйти», - его молила. Что сталось с ней – пусть не узнает свет, Была графиня, и графини нет.
Степан Веригин: Нарисуй мне ещё что-нибудь Нарисуй мне ещё что-нибудь - Ещё пару мгновений рассвета И закат уходящего лета. Нарисуй мне ещё что-нибудь. Нарисуй мне ещё что-нибудь - Жёлтой осени яркие листья И людей в вечном поиске смысла. Нарисуй мне ещё что-нибудь. Нарисуй мне ещё что-нибудь - То прозрачное зимнее утро, Где всё кажется ясным, как будто. Нарисуй мне ещё что-нибудь. Нарисуй мне ещё что-нибудь - Ту весну, где совсем без ненастья, Нескончаемым кажется счастье. Нарисуй мне ещё что-нибудь. Нарисуй мне ещё что-нибудь, Как всегда, от души и без фальши. Чтобы жизнь продолжилась дальше, Нарисуй мне ещё что-нибудь. Суслов Василий Леонидович
Наталья Муромцева: Воспоминания о былом Изысканные акварели Напомнили былые дни. Мы с вами, друг мой, постарели… А впрочем, и не мы одни. Взмывали старые качели В саду почти под небеса, В кустах сирени птицы пели, Звучали наши голоса. А вы загадочно смотрели, Как мне казалось – свысока, И на мольберты акварели Крепила твердая рука. Перетекали краски плавно, Прозрачным становился слой. Ах, как нам было вместе славно, Мой непридуманный герой. Акценты, мелкие детали Кисть нанесла. Пейзаж готов! От вас (вы это, право, знали) Я так ждала заветных слов. Любовь – смешенье разных красок, Но на палитру наших чувств Накинули мы пару масок Изобразительных искусств. Вы мне признаться не посмели. Зачахла белая сирень… Мои и ваши акварели Пылятся в папке по сей день.
Дмитрий Игнатьев: А ты правда любила меня? Или думаешь, что любила? А ты правда меня ждала? Или сразу же позабыла? Почему я не верю тебе..? И в любовь твою больше не верю. Разлучила нас жизнь в сентябре. Так легко ты меня отпустила. Наш Иуда предательски свят. Новый опыт не сделал мудрее, Раз попятился снова назад Поучаствовать в лотерее... Не поверила ты тогда... Не сумела ты... Не простила... А ты правда любила меня? Или думаешь, что любила? Дмитрий Королевич
Наталья Муромцева: Любовь бывает горькая порою, Она мне суждена тобой сполна. В сугробе снежном в ночь ее зарою, Весной будет талая вода… Ее я соберу по малой капле В стеклянный с золотом флакон, И буду долго молча плакать О том, кто не в меня влюблен. И горечь той любви надолго Отравит мысли и не даст дышать. Сгорели чувства, и осталось только Мне пеплом сердце посыпать.
Ольга Веригина: НЕВЕСЕЛАЯ ПОРА Невеселая пора – осень поздняя, И в ушедшее тепло нам не верится. В серых тучах так редки неба просини, И они-то с каждым днем реже светятся. Торопливые слова в строчки сложены, Листьев вялых перелет стайкой рыжею. И проходим мы с тобой вдоль по осени, И надеется любовь – может, выживет. Не спеши произносить слово горькое, Пусть горячая обида остудится. Лужи стынут по утрам льдистой коркою, И печальная пора позабудется. Л.Рубальская
Наталья Муромцева: Чужому Как ветер выл! Метель нам намела Сугробы снежные до самой крыши. Себя напрасно я тоскою извела, Мои слова никто уже не слышит. В окно гляжу: задумчивый февраль Твое лицо по памяти рисует, И в глубине души безумно жаль, Когда другая так тебя целует. И наши судьбы не сплелись в одну, Мы счастливы с другими, знаю, знаю! … В зеленой тине глаз твоих тону, И у окошка тихо замерзаю…
Евгений Баумгартнер: Любовь Вы так чудесны в облике своем Ваш стан так вьюн, как роза что растет в печали Да все Они об этом знали Как вы страдали без любви А все ж найдя, погибли ...как печально , Но чувство вы познали что так важно было ! Вы полюбили и умерли любя! Ах, как чудесно говоря про чувства, переживаем мы За тех, кто чувства вопреки всему нас раньше в мире сих обрел! Не раз мне приходилось видеть и завести порочные глаза И тех кто просто сожалеет А вопреки всему в душе желает про силу И про ту любовь что насыщает наши все умы Я благодарен тем кто состоят со мною в дружбе Коли, они мне заменяют все убогих Порой несчастных родственников кровных! Обрезан человек от мира А время, уходя, покинуло его Он остается жить в своем веку Не зная про все благо, что так порой нас обольщает Но кто утонет то .... Теряет Подобно всем кто это знает, а именно что больно все терять А вновь, увы не обретать! Любовь ! Кто знает что это такое? Мне кажется банален мой вопрос но не смотря на то я буду говорить И не оспоря, я с трибун твердить что вся любовь возможно дана богом но Проявления в немногом мы видим в наше убогости и душ отчаянья час Я не покину вас друзья мои Коли я говорю Люби Пронзили все уста слова от Бога И родилась во мире что был сотворен-Тревога Тревожит Доброта моя Но если говорю то, знаю Я Люби и будь любим И не оспорь тот факт Ты не один...коли есть звезды что горят в сих мире для тебя Того что создал мир свой-Короля! Люби... М.Д.С.
Наталья Муромцева: Не забывай меня, когда усну я вечным сном и будет мир печален, но недолго. Таков закон природы... Жизнь и смерть переплетает наши судьбы неустанно, но в памяти твоей хочу я долго жить! А если правда, что душа не умирает, и только тело бренно, значит, мы с тобою будем связаны незримой нитью - той, что сплела нам кружева судьбы. Не забывай меня, любимый, я молю! Благодарю за каждое мгновенье рядом. И вечность – место встречи наши душ – Отныне нам принадлежит по праву.
Ольга Веригина: Я вам не нравлюсь... Вы любили Лишь дружбу, не любовь мою; Мои надежды Вы сгубили, - И все-таки я Вас люблю! Когда же после, как-нибудь Поймете Вы мои мученья, И незаметно в Вашу грудь Проникнет капля сожаленья, - То будет поздно... Расцветают Лишь раз весенние цветы: Уж сердца вновь не приласкают Перестрадавшие мечты. К.Р.
Дмитрий Игнатьев: Мы прикованы к невозможности, обездвижены одиночеством, Хоть друг к другу привязаны намертво тихой нежностью прошлых лет. Очевидное, как и водится, ляжет грузом чужого пророчества, Хоть спиною к спине, но все же мы если смотрим - то только вслед. Нам не встретиться даже взглядами, мы прикованы к невозможности, Наша память горчит полынью и золой отгоревших костров. ...Мы не звали трусость и подлость благовидностью и осторожностью. К сожаленью, впридачу к этому мы не звали любовью - любовь. Литвен.
Наталья Муромцева: Черный шелк простыней, Обнаженное тело. Я тобою пьяна, Без вина захмелела. Отрываюсь от губ, Жадно воздух глотаю. Без тебя - не могу, Без любви - умираю. Я дыханьем своим Твое сердце согрею. Без тебя - не живу, Без любви – не умею… И в объятьях усну, обнимая за плечи. Только утром пойму - Время, кажется, лечит...
Дмитрий Игнатьев: ответное там, где осень давно перестала грешить постоянством прикурить второпях от разломанной нервами спички и под самыми ребрами, сжатыми кольцами транса затянуться, как выстрадать, запахом той электрички ты права - расстояния вряд ли имеют такое значение чтобы ими болеть, задыхаясь ветрами и скрипками даже нам, не умеющим жить параллельно течению можно так не скучать - до истерик, до сжатого крика ты права - можно просто дышать горьковато-непрожитой осенью согревая дыханием ноты отыгранной встречи и смотреть как заснувшие листья с гримасами проседи очень медленно падают вниз на опавшие плечи там где осень давно зажигает все спички о нервы переслушать ремейки тебя в облетевших аллеях ты права - можно ждать не спеша, каждый стук принимая за первый только жаль, что я так никогда, никогда не сумею Пьяный Ливень
Наталья Муромцева: Майские свадьбы Запах сирени. Майские свадьбы. Шепот за спинами: «Маяться век…» Ах, надоели! Если бы знать бы, Есть ли на свете – счастье навек?! Нежность сирени. Белые платья. Лица сияют у юных невест… Гости, родные желают им счастья, Только б не выпал пожизненный крест! Ветка сирени. Девочки, плачьте! Вальс Мендельсона, букеты из роз… Если вы любите, радость не прячьте! Вам ли стесняться собственных слез?! Кисти сирени. Где-то найдутся Пять лепестков посреди остальных… Вот уж невесты звонко смеются, Кружатся в платьях своих дорогих. Роскошь наряда. Жемчуг, корсеты, Кружево тонкое и органза… В жизни все будет - вопросы, ответы, Лишь бы счастливо сияли глаза! Майские свадьбы. Запах сирени. В свадебном танце кружит любовь… И на асфальте ложатся две тени Точно на россыпь душистых цветов…
Евгений Баумгартнер: Мученица Среди шелков, парчи, флаконов, безделушек, Картин, и статуй, и гравюр, Дразнящих чувственность диванов и подушек И на полу простертых шкур, В нагретой комнате, где воздух — как в теплице, Где он опасен, прян и глух, И где отжившие, в хрустальной их гробнице, Букеты испускают дух, — Безглавый женский труп струит на одеяло Багровую живую кровь, И белая постель ее уже впитала, Как воду — жаждущая новь. Подобна призрачной, во тьме возникшей тени (Как бледны кажутся слова!), Под грузом черных кос и праздных украшений Отрубленная голова На столике лежит, как лютик небывалый, И, в пустоту вперяя взгляд, Как сумерки зимой, белесы, тусклы, вялы, Глаза бессмысленно глядят. На белой простыне, приманчиво и смело Свою раскинув наготу, Все обольщения выказывает тело, Всю роковую красоту. Подвязка на ноге глазком из аметиста, Как бы дивясь, глядит на мир, И розовый чулок с каймою золотистой Остался, точно сувенир. Здесь, в одиночестве ее необычайном, В портрете — как она сама Влекущем прелестью и сладострастьем тайным, Сводящем чувственность с ума, — Все празднества греха, от преступлений сладких, До ласк, убийственных, как яд, Все то, за чем в ночи, таясь в портьерных складках, С восторгом демоны следят. Но угловатость плеч, сведенных напряженьем, И слишком узкая нога, И грудь, и гибкий стан, изогнутый движеньем Змеи, завидевшей врага, — Как все в ней молодо! — Ужель, с судьбой в раздоре, От скуки злой, от маеты Желаний гибельных остервенелой своре Свою судьбу швырнула ты? А тот, кому ты вся, со всей своей любовью, Живая отдалась во власть, Он мертвою тобой, твоей насытил кровью Свою чудовищную страсть? Схватил ли голову он за косу тугую, Признайся мне, нечистый труп! В немой оскал зубов впился ли, торжествуя, Последней лаской жадных губ? — Вдали от лап суда, от ханжеской столицы, От шума грязной болтовни Спи мирно, мирно спи в загадочной гробнице И ключ от тайн ее храни. Супруг твой далеко, но существом нетленным Ты с ним в часы немые сна, И памяти твоей он верен сердцем пленным, Как ты навек ему верна. Шарль Бодлер
Евгений Баумгартнер: Мой Демон — близ меня, — повсюду, ночью, днем, Неосязаемый, как воздух, недоступный, Он плавает вокруг, он входит в грудь огнем, Он жаждой мучает, извечной и преступной. Он, зная страсть мою к Искусству, предстает Мне в виде женщины, неслыханно прекрасной, И, повод отыскав, вливает грубо в рот Мне зелье мерзкое, напиток Зла ужасный. И, заманив меня — так, чтоб не видел Бог, — Усталого, без сил, скучнейшей из дорог В безлюдье страшное, в пустыню Пресыщенья, Бросает мне в глаза, сквозь морок, сквозь туман Одежды грязные и кровь открытых ран, — Весь мир, охваченный безумством Разрушенья. Ш.Бодлер
Наталья Муромцева: Баллада о королеве Проснется королева среди ночи И скрипнет жалобно под ней кровать. Колдун во сне ей гибель напророчит, От чьей руки, ей не дано узнать. Под подозреньем будут все служанки. Рука не задрожит их проучить! У короля – девчонка-содержанка, И королеве нужно отомстить. Советники вокруг и фавориты, И каждому из них есть что скрывать. Столкнуть между собою – станут квиты, Да кто из них ей враг, и не понять… И в зеркало вглядится королева – Да не постигнет её слепота! – К ней старость подступает справа, слева, И вянет нежной девы красота. О, женщины, как вы порой беспечны! Идете в мир иной за шагом шаг, Вам кажется, что юность будет вечно, Но старость – самый ваш коварный враг. И ко двору прибудут ведьмы, маги, В подвалах станут волшебство творить. Поможет королева, надев краги, По склянкам зелье странное разлить. А в сундучке заветном станет тесно От средств, что ей помогут скрыть изъян: Для крема и помад найдется место, Для притираний разных и румян. Коварство женское и камень точит, А красоту ничем не изведешь. И, чтобы там колдун ей не пророчил, Красивей королевы не найдешь!
Ольга Веригина: Еще последнее объятье, Еще последний взгляд немой, Еще одно рукопожатье, - И миг пронесся роковой... Но не в минуту расставанья Понятна нам вся полнота И вся действительность страданья, А лишь впоследствии, когда В семье, среди родного круга, Какой-нибудь один предмет Напомнит милый образ друга И скажет, что его уж нет. Пока разлука приближалась, Не верилось, что час пробьет; Но что несбыточным казалось, Теперь сознанью предстает Со всею правдой, простотою И очевидностью своей. И вспоминается с тоскою Вся горесть пережитых дней; И время тяжкое разлуки Так вяло тянется для нас, И каждый день, и каждый час Все большие приносят муки. К.Р.
Наталья Муромцева: Как больно мне тебя любить Задумали любовь похоронить, Ходили мы по замкнутому кругу, И не пытались что-то изменить, Все дальше отдалялись друг от друга. Затерянные там, на небесах, Устали боги нас с тобой мирить, Им слышится печаль в моих словах, О, как же больно мне тебя любить! В душе моей пустой переполох, Страшусь еще одной большой потери. Но ты к моей любви давно оглох, И предо мной закроешь молча двери. Затерянные там, на небесах, Устали боги нас с тобой мирить, Им видится печаль в моих глазах, О, как же больно мне тебя любить! И я не в силах время повернуть, И сердце бьется колоколом гулко. Я выбрала себе тернистый путь, А для тебя любовь была – прогулка. Затерянные там, на небесах, Устали боги нас с тобой мирить. Остановились стрелки на часах, О, как же больно мне тебя любить…
Наталья Муромцева: Мои чувства Я на тлеющих углях любви как цыганка плясала, Обжигалась и снова и снова бросалась в огонь. Мои чувства, мой милый, как специи «Карри масАла», Для тебя разрисую не хной - куркумою ладонь. Зацелованы губы и пахнут цейлонской корицей, У твоих поцелуев сладко-жгучий волнующий вкус. Мы накидкой прозрачной прикрыли смущённые лица, И безмолвно взирает на нас проходящий индус. В волосах смоляных заблестит драгоценностью тика - Оберег высшей силы, от порчи и сглаза кулон. Моя нежная грудь как бутоны цветущей гвоздики, Моё тело как спелый и брызжущий соком лимон. Звон браслетов ножных услаждает наш слух на закате. Аромат твой вдыхаю - так пахнет мускатный орех. Я прочла о запретном в старинном индийском трактате, И сегодня желаю вкусить жадных плотских утех. Всё что нужно для магии чувств, я куплю на базаре, Мне не нужен мужчина иной, только ты лишь один. Чтобы ты возбуждал меня, милый, сильнее, чем карри, Добавляю в приправу любви горько-острый кумин, Чёрный перец, имбирь, и щепотку-другую шафрана. Раскрывая их вкус, всё обжарю на малом огне. И любовь наша будет сильнее любого дурмана, Мы лишь каплю хмельного напитка оставим на дне. Мы отведаем вместе горячее пряное блюдо. Всё, о чем ты мечтал или даже подумать не смел, Этой ночью случится, лукавить, мой милый, не буду, И к утру будет смята постель от умащенных тел. … Я на тлеющих углях любви как цыганка плясала, Обжигалась и снова и снова бросалась в огонь. Мои чувства, мой милый, как специи «Карри масала», Я насыплю тебе сколько хочешь в мужскую ладонь!
Сергей Гнездов: Любимой Наташке) Так долго вместе прожили, что вновь второе января пришлось на вторник, что удивлённо поднятая бровь, как со стекла автомобиля — дворник, с лица сгоняла смутную печаль, незамутнённой оставляя даль. Так долго вместе прожили, что снег коль выпадет, то думалось — навеки, что, дабы не зажмуривать ей век, я прикрывал ладонью их, и веки, не веря, что их пробуют спасти, метались там, как бабочки в горсти. Так чужды были всякой новизне, что тесные объятия во сне бесчестили любой психоанализ; что губы, припадавшие к плечу, с моими, задувавшими свечу, не видя дел иных, соединялись. Так долго вместе прожили, что роз семейство на обшарпанных обоях сменилось целой рощею берёз, и деньги появились у обоих, и тридцать дней над морем, языкат, грозил пожаром Турции закат. Так долго вместе прожили без книг, без мебели, без утвари, на старом диванчике, что — прежде, чем возник — был треугольник перпендикуляром, восставленным знакомыми стоймя над слившимися точками двумя. Так долго вместе прожили мы с ней, что сделали из собственных теней мы дверь себе — работаешь ли, спишь ли, но створки не распахивались врозь, и мы прошли их, видимо, насквозь и чёрным ходом в будущее вышли. И. Бродский.
Наталья Муромцева: *** Август. Хочу любить, Как никогда не смела – Ярко, открыто, зрело – Платья перекроить, Переиначить мысли, Краски перемешать… Август. Желтеют листья. Август. Часы спешат. Астры с ночного неба Август. Я словно Ева, Яблоко с ветки рву. (автор - Светлана Пешкова)
Дмитрий Игнатьев: Девочка, не побрит … Щетина. Профиль - запал под щеки.. Страстно дымлю сигарой. Проигрыш - поцелуй. А ты не помнишь точно Вешалась Коломбина? Или ее Петруччо Вынул из конских сбруй? А ты не помнишь, правда, Пил ли вино Овидий? И по приказу Гая Лесбия шла к венцу? Девочка, я небритый… Строчки не понукая. К времени льнешь, Как к бездне. Пьешь его, Как пыльцу… Девочка, я не выбрит! Сизым дымком - щетина И перебор гитары Точит твой тонкий слух.. Девочка, в этом мире Нету страннее пары: Страстно лохмат Ромео И невесома – пух - - Джульетта..... Madame d~ Ash
Наталья Муромцева: Маскарад Был маскарад. Веселым серпантином Век новый начинался налегке. Блестел бокал, как лебедь с горлом длинным, В нетвердой от шампанского руке. И я была насмешлива и колка, И, пачкая помадой всех подряд, Искала здесь того, кто скажет сколько Еще столетий ждать мне звездопад… А ты, роняя пепел, так серьезно Вдруг посмотрел тогда, что я зажглась, Как елка новогодняя, и звезды Посыпались, к ногам моим ложась. И вскинулись внезапно струны скрипки В гирляндах огнедышащих волос… На память напишу мою улыбку, Скользящую по водопаду слез. (Виктория Кан)
Наталья Муромцева: *** Я расплела себя на нити, Перевязала на размер. Мелькали спицы по наитью, Тянулся змейкою мохер. А я плела и песни пела, Считала петли не спеша, А после в зеркало глядела И восторгалась: «Хороша!» Глаза зеленые и злые Сияют ведьминской красой, И губы нежные, хмельные, Не зацелованы тобой. Узорно вывязано тело: Петля к петле, тугая нить, Хм… грудь чуть больше, чем хотела, А впрочем, так тому и быть! Длиннее ноги, тоньше руки, Изящней линия бедра. Была обречена на муки Я из Адамова ребра. Из глины тоже вышло плохо, Не помню, кто меня лепил. Была я юною дурёхой И остужала чей-то пыл. Но вот, отдавшись вдохновенью, Из мыслей, чувств, фантазий, снов Вяжу себя как откровенье, Как новый смысл старых слов. Я в зеркале – совсем другая, Стряхнула капельки обид. Смотри, душа моя нагая К тебе по-прежнему летит…
Наталья Муромцева: Размытая дорога и старый дилижанс, Где осень у порога танцует контрданс. За каменной оградой тебя не ждет никто, А ты глядишь с надеждой в открытое окно. Опавшею листвою усыпан грустный сад, Что станется с тобою? Тебе никто не рад… И ветер, обгоняя, срывает молча злость. Ты для него здесь пришлый и незнакомый гость.
Наталья Муромцева: Карнавал зонтов Мне пьяный дождь шептал свои секреты, Стекая вниз по куполу зонта. Сплетались строки в грустные сонеты, Вздыхала осень, словно сирота. И не хватало небу ярких красок, А на асфальте кто-то написал: « Есть кто живой среди застывших масок? Давай устроим в парке карнавал!» Расправив зонт, погнувшиеся спицы, Спросила: « Люди, кто из вас готов Вернуть улыбки на родные лица, Устроить в парке карнавал зонтов?» А дождик лил и лил, не замечая, Как быстро ветер тучи разогнал. Навстречу я - веселая, шальная Бежала с зонтиком на карнавал. Звучала музыка со старой сцены И танцевали пары под зонтом. Не зная боли, не узнав измены, Рыдала осень, стоя под дождем…
Ольга Веригина: …Нежность… она воздушная, Прохладная, теплая, жаркая. Нежность стеклянно-хрупкая, Звоном хрустальным яркая. Нежность… она пушистая, Легкая и невесомая. Нежность летит лучистая Во все уголки дома. Нежность… она лилейная, Белым пронизана цветом. Нежность благоговейна К жизни, судьбе и свету. Нежность… она в основе Жизни, в чудных мгновениях. Нежность… она в слове, Во взгляде, в прикосновениях…. Лина Орлова
Дмитрий Игнатьев: Чуть чуть божественны, Мадам.. Чуть чуть грешны, слегка - наивны И от ладоней – запах дивный.. Так в яблочном раю Адам Сошел с ума От Евы сонной…… И в золоте ее волос. Стремительно, шутя, сожглось Предвечное… О, у Мадонны, Мадам, таких не будет глаз: Лукавых, озорных, беспечных, Терзающих, манящих вечно, В горчайший плен... Я здесь припас Слепые строфы для сонета, Но, закусив губу, молчу… Чернилами густыми лета, Портрет небрежный очерчу… Оно на Вас похоже будет… Светлана Астрикова
Наталья Муромцева: Я шла туда, где не был счастлив ты Светлела ночь, и полная луна Была чуть ниже или чуть теплее, Густой туман стелился по аллее, Плыла бесшумно подо мной земля. Я шла к тебе полночным листопадом, Невыносимым шелестом листвы. По гулким и безлюдным тротуарам Я шла туда, где не был счастлив ты. Несла с собой не золото, не ладан, Не белые увядшие цветы… Я шла , и осень шла со мною рядом, А ты не ждал меня, ты ждал зимы. (Виктория Кан)
Наталья Муромцева: Огонь любви сжигает нас дотла, Горит костер, и мы кричим от боли. Сплетенные на простынях тела Давно известные играют роли. Извечный бой, но кто в нем победит - Ты или я, никто из нас не знает, Ты – мой Адам, но я твоя Лилит - Не Ева, нет – та всё тебе прощает… Желание пронзает все сильней, Скользят по коже жадные ладони, Ты мной, как одалиской, овладей, Рабыней страсти сделай поневоле. Срывай покровы с таинства любви, Отдайся чувствам диким, без запретов, Греховными словами назови, И не давай мне праведных обетов. Будь господином, прикажи молчать, Слова излишни, мысли слишком пошлы, И наслаждения уже не избежать, А старые обиды станут прошлым. В изнеможении пощады запрошу, К твоим ногам паду я, содрогаясь, Одним тобою я живу, дышу, Ты - мой мужчина, я не ошибаюсь…
Дмитрий Игнатьев: Даже если Кафельный пол, на стенах трещины, водопроводная грязь. Я бы любил тебя, даже если бы ты не родилась. Даже если бы ты появилась на свет мужчиной, чудовищем, дьяволом, деревом, птицей, одной из комет, стрелой, отчаяньем, яростью, стихией, что прячет в недрах Земля - я бы любил тебя. Даже если бы ты не была моей, подневольной, рабыней, чей-то женой, подарившей ему дочерей, сыновей. Обезумевшей, слабой, смертельно больной, собиравшей в ладони искры огня - я бы любил тебя. Даже если бы ты создана, ветром, пеплом, порохом, бурей в пустыне, островом, океаном, планетой, городом, той, никогда не любившей меня - я бы любил тебя. Кафельный пол, на стенах трещины, тусклый, мигающий свет. Я буду любить тебя, даже если даже если тебя нет. Джио Россо
Наталья Муромцева: Накинь мне шаль свою на плечи И, если можешь, помолчи, Твоя любовь меня не лечит: Мы - две сгоревшие свечи. Мы – две растаявшие льдины, Когда не сразу и поймешь, Где следствие, а где причина, Что нас уже не бросит в дрожь. И ты, и я – мы на погосте У мертвых чувств, у слов немых… Мы – две обглоданные кости: Друг друга обглодали мы… (Ю. Дюкарев)
Дмитрий Игнатьев: Еще не осень! Если я Терплю, как осень терпит лужи, Печаль былого бытия, Я знаю: завтра будет лучше. Я тыщу планов отнесу На завтра: ничего не поздно. Мой гроб еще шумит в лесу. Он - дерево. Он нянчит гнезда. Я, как безумный, не ловлю Любые волны. Все же, все же, Когда я снова полюблю, Вновь обезумею до дрожи. Я знаю, что придет тоска И дружбу, и любовь наруша, Отчаявшись, я чужака - В самом себе вдруг обнаружу. Но в поединке между ним И тем во мне, кто жизнь прославил, Я буду сам судьей своим. И будет этот бой неравен. Франтишек Грубин, в переводе В. Яворивского.
Наталья Муромцева: Светит сумрак сада. Меркнет за садом даль. Мне ничего не надо! Мне ничего не жаль! Сгинула даль земная. Вспыхнул костер в саду. Я ничего не знаю. Я ничего не жду. Тот, кто себя не знает, тот, кто себя не ждет, Больше себя страдает, Больше себя живет. Жарко целует в губы сад ледяную ночь. Больше, чем есть - не будет. Больше не превозмочь. Все бы начать сначала – дальше нельзя уже. Но этой жизни мало, Мало моей душе! (Л. Комлюков)
Наталья Муромцева: Я скучаю по тебе, я скучаю... И шнурки на ботинках – змеиной кожи. Ева в этом саду лишь на миг моложе Пара яблок – немного подгнили с краю... Я скучаю, по тебе, я скучаю!! Проигрался в дым, даже богу В шашки... Сигареты нет. Ни одной затяжки. Карандаш точу. И слова теряю. Я скучаю по тебе, я скучаю! Даже в терпких снах, в сотворении Мира, Я ищу твой голос... Ржавеет лира. Но к плечу пчелу тихо приручаю. Я скучаю по тебе. Мне не пишешь! Да, капризны ангелы, понимаю... В этой строчке – грусть. А вот в этой, Слышишь? Две цезуры будет? И чашка чаю... (Лана Астрикова)
Наталья Муромцева: Все кончилось. Я рада. Нет тоски Ненужных и обидных ожиданий, Нелепых и бессмысленных страданий. Все кончилось. Все стерто, как с доски. Все кончилось. И все начнется снова. Уж видно, так мне в жизни суждено. Я знаю сердце. Глупое, оно Все ждет и ищет. Для него не ново, Что ошибется – и еще не раз – Что, может, зря свою растратит нежность. Все будет заново. И в чувствах та же свежесть. Кто знает, почему такое сердце в нас? (Людмила Тетюкина)
Дмитрий Игнатьев: Пусть вы не мной.., и вами я не связан, И вы сейчас не здесь, и не со мной - Но мир наш остаётся недосказан, И недосказана осталась в нём любовь. И вы не мне.., и я вам не обязан (как-будто). И короткий разговор Так беспричинно подбирает фразы, Но всё не те, и как-то не о том. Не те слова, не те улыбки, взгляды - Как глупо не бояться говорить. Как необычно находиться с вами рядом, Не чувствуя дрожания руки. И как сужаясь - всё становится бескрайним, и как пора - но я не в силах отойти. Как странно это всё, не понимаю: Я разлюбил, иль научился вас любить? Эль Твит
Адальбер де Колиньи: Юным девам и чувствительным натурам не читать! Ш.Бодлер. Лошадь Вы помните ли то, что видели мы летом? Мой ангел, помните ли вы Ту лошадь дохлую под ярким белым светом, Среди рыжеющей травы? Полуистлевшая, она, раскинув ноги, Подобно девке площадной, Бесстыдно, брюхом вверх лежала у дороги, Зловонный выделяя гной. И солнце эту гниль палило с небосвода, Чтобы останки сжечь дотла, Чтоб слитое в одном великая Природа Разъединенным приняла. И в небо щерились уже куски скелета, Большим подобные цветам. От смрада на лугу, в душистом зное лета, Едва не стало дурно вам. Спеша на пиршество, жужжащей тучей мухи Над мерзкой грудою вились, И черви ползали и копошились в брюхе, Как черная густая слизь. Все это двигалось, вздымалось и блестело, Как будто, вдруг оживлено, Росло и множилось чудовищное тело, Дыханья смутного полно. И этот мир струил таинственные звуки, Как ветер, как бегущий вал, Как будто сеятель, подъемля плавно руки, Над нивой зерна развевал. То зыбкий хаос был, лишенный форм и линий, Как первый очерк, как пятно, Где взор художника провидит стан богини, Готовый лечь на полотно. Из-за куста на нас, худая, вся в коросте, Косила сука злой зрачок, И выжидала миг, чтоб отхватить от кости И лакомый сожрать кусок. Но вспомните: и вы, заразу источая, Вы трупом ляжете гнилым, Вы, солнце глаз моих, звезда моя живая, Вы, лучезарный серафим. И вас, красавица, и вас коснется тленье, И вы сгниете до костей, Одетая в цветы под скорбные моленья, Добыча гробовых гостей. Скажите же червям, когда начнут, целуя, Вас пожирать во тьме сырой, Что тленной красоты - навеки сберегу я И форму, и бессмертный строй.
Наталья Муромцева: Маленькая баллада о Менестреле и Смерти Разбушевалась пьяная метель И замела к утру пути-дороги. Упал в сугроб усталый менестрель, Нет сил идти, заледенели ноги… Сковал мороз прекрасные уста, Не льются вдаль чарующие звуки. До замка оставалась лишь верста, А он лежит и обречен на муки. Его сокрыла вековая ель, Руками - ветвями укутав нежно, Но еле дышит юный менестрель. В лесу морозно, ветрено и снежно, Несчастный путник у зимы в плену, Еще чуть-чуть - и губы посинеют. Раскрыла Смерть объятия ему: - Иди ко мне! – И сердце холодеет… Вдруг - звук шагов и заскрипел сугроб, То дочь метели, Снежная принцесса: - О, бедный юноша! – Его целует в лоб. - Ты будешь вечным пленником у леса. Не умирай! Открой глаза на мир! Я так хочу услышать голос чудный! - Но Смерть ему готовит черный пир, Где выбор блюд пугающий и скудный. - Отец Мороз, и мать моя, Метель, Спасите юношу, о, пощадите! - Ей нежным эхом вторит свиристель. Ответа нет, и вы никто не ждите. Прощальной песней прозвучит: «Прости...» Лес похоронную отслужит мессу. Уносит тело Смерть. Ей вслед в ночи Рыдает горько Снежная принцесса.
Софья Долманова: В Рождество все немного волхвы. В продовольственных слякоть и давка. Из-за банки кофейной халвы Производит осаду прилавка грудой свертков навьюченный люд: каждый сам себе царь и верблюд. Сетки, сумки, авоськи, кульки, шапки, галстуки, сбитые набок. Запах водки, хвои и трески, мандаринов, корицы и яблок. Хаос лиц, и не видно тропы в Вифлеем из-за снежной крупы. И разносчики скромных даров в транспорт прыгают, ломятся в двери, исчезают в провалах дворов, даже зная, что пусто в пещере: ни животных, ни яслей, ни Той, над Которою — нимб золотой. Пустота. Но при мысли о ней видишь вдруг как бы свет ниоткуда. Знал бы Ирод, что чем он сильней, тем верней, неизбежнее чудо. Постоянство такого родства - основной механизм Рождества. То и празднуют нынче везде, что Его приближенье, сдвигая все столы. Не потребность в звезде пусть еще, но уж воля благая в человеках видна издали, и костры пастухи разожгли. Валит снег; не дымят, но трубят трубы кровель. Все лица, как пятна. Ирод пьет. Бабы прячут ребят. Кто грядет — никому непонятно: мы не знаем примет, и сердца могут вдруг не признать пришлеца. Но, когда на дверном сквозняке из тумана ночного густого возникает фигура в платке, и Младенца, и Духа Святого ощущаешь в себе без стыда; смотришь в небо и видишь — звезда. И.Бродский
Адальбер де Колиньи: RONDEAU Jean Froissart (1337-1410?) Mon coer s'esbat en oudourant la rose Et s'esjoïst en regardant ma dame: Trop mieulz me vault l'une que l'autre chose. Mon coer s'esbat en oudourant la rose L'oudour m'est bon, mès dous regart je n'ose Juer trop fort, je le vous jur par m'ame. Mon coer s'esbat en oudourant la rose Et s'esjoït en regardant ma dame. РОНДО Жан Фруассар (1337 — 1410?) Забьётся сердце, зной вдыхая роз, Замрёт моей при виде дамы, В плену надежд и сладких грёз Забьётся сердце, зной вдыхая роз. Их запах свеж, но пышных лоз Милей любви рубцы и шрамы, Забьётся сердце, зной вдыхая роз, Замрёт моей при виде дамы.
Идалия фон Тальберг: А все-таки, гениальные поэты всегда немножко провидцы и предсказатели))) Не выходи из комнаты, не совершай ошибку. Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку? За дверью бессмысленно все, особенно — возглас счастья. Только в уборную — и сразу же возвращайся. О, не выходи из комнаты, не вызывай мотора. Потому что пространство сделано из коридора и кончается счетчиком. А если войдет живая милка, пасть разевая, выгони не раздевая. Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло. Что интересней на свете стены и стула? Зачем выходить оттуда, куда вернешься вечером таким же, каким ты был, тем более — изувеченным? О, не выходи из комнаты. Танцуй, поймав, боссанову в пальто на голое тело, в туфлях на босу ногу. В прихожей пахнет капустой и мазью лыжной. Ты написал много букв; еще одна будет лишней. Не выходи из комнаты. О, пускай только комната догадывается, как ты выглядишь. И вообще инкогнито эрго сум, как заметила форме в сердцах субстанция. Не выходи из комнаты! На улице, чай, не Франция. Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были. Не выходи из комнаты! То есть дай волю мебели, слейся лицом с обоями. Запрись и забаррикадируйся шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса. Иосиф Бродский. 1970 год.
Дмитрий Игнатьев: heloisa её создал бог для духовных дел, а меня - для ада. и на авось. и её хранили от всех кручин, от меня, конечно же, в том числе. но я грел весомых пятьсот причин не терять её мимолётный след. я следил, как ветер её ласкал, я хотел касаться её ресниц, замирал, если зверь, обнажив оскал, возле ног её радостно падал ниц. и она ждала моих первых слов, как замёрзший лес ожидал тепла. и, пожалуй, это меня спасло... но сказать вернее - она спасла. да, я помню каждый, до мелочей день, что мы провели вдвоём. как она, смеясь на моём плече, молчала громко и обо всём. но не знаю, что на меня нашло, но не знаю, как я теперь зовусь. и никто уже не наложит шов на большую рану острейших чувств. лишь она - и лекарь, и боль, и кров, и меня умеет - по запчастям. в мой остывший дом ворвалась любовь, обнажив всю душу до кирпича. я запомнил луч на её щеке, осветивший пыль пережитых бед. вдруг случайным образом я узрел, что она сама излучала свет. ей хватало смелости, веры, сил, ну а мне хватало её одной. эта девочка просто со мной шла вперед, вдруг когда я камнем упал на дно. её смех остался в моих ушах, превращась в страшное «всё пройдёт». в феврале в прохладу она ушла, и под нею трескался талый лёд. сколько раз я ловил себя в тот капкан, что уйдёт вся боль, обнажив нутро. но броня тех чувств всё ещё крепка, а вокруг что вертится - всё не то. и мне кажется, я - самый главный враг самого себя. сам себе я плен. я не смог тогда хоть чуть-чуть приврать, а потом очнуться и встать с колен. эта ложь, как лестница вверх - слезай! но спускаться было всё тяжелей, и при встрече я опускал глаза, на колени падая перед ней. и она сняла с меня всю вину, обнулила память, ошибки, жизнь. я не мог себе ничего простить, а она прощала. и без труда. эта женщина - мир, и весна, и стих, и ниспосланный мне херувимский дар. и она с тех пор, как бы ни хотел, выжигает боль голубым огнём. её создал бог для духовных дел. а меня, безумного, - для неё. Ахтямова
Полина Аристархова: В проблему дружбы всматриваясь пристально, Лишь одного никак я не пойму: Мы дружим все по половому признаку, А, кажется, должны бы - по уму. . Дружить с мужчиной противопоказано: Ему другое нужно позарез. В мужской башке мечты разнообразные: Одна - про секс. И прочие - про секс. . А женщины, опора добродетели? Они не дружат - мыслят лишь о том, Когда помолвка, кто пойдёт в свидетели, Как выйти - в бирюзовом? В золотом? . Я опыт разнополой дружбы ставила С энтузиазмом много зим и лет: Вдруг будет исключение из правила? Но - провалился мой эксперимент! . Дружила я с мужчиной представительным И верила любой его брехне. Он оказался просто - соблазнителем. И всё - труба. Женат теперь. На мне. В.П.
Максим Черкасов: Можно тебя на пару ночей? Можно на пару снов? Тёплыми пальцами на плече, солнцем, что жжёт висок. Тенью, проникшей в дверной проём, правом на поцелуй, спешно украденный под дождём из острых взглядов-пуль. Можно тебя на короткий вдох, выдох, мурашек бег? Время плести из мгновений-крох, стряхивать с шапки снег. Общими сделать табак и чай, поздний сеанс в кино. Петь под гитару, легко звучать музыкой общих нот. Можно тебя в неурочный час, в самый отстойный день? Куртку неловко стащив с плеча, молча отдать тебе. трогать ботинком осколки льдин, времени сбросив счёт. По переулкам пустым бродить до покрасневших щёк. Можно тебя на недолгий срок в комнате для двоих? Следом руки украшать бедро, выстроив ровный ритм. Звёзды ловить, захватив балкон, кутаясь в темноту, и перекатывать языком вкус твоих губ во рту. Можно тебя, крепко сжав ладонь, вывести за порог? Выменять скучно-спокойный дом на пыль больших дорог. Взять напрокат развалюху-додж и превратить в постель. Громко смеясь, выносить под дождь жар обнажённых тел. Можно тебя приучить к себе и приручить тебя? Мнению, обществу и судьбе бросить в лицо снаряд. Делать лишь то, от чего в груди будет пылать пожар, юными, смелыми обойти весь необъятный шар. Можно тебя без тревог и мук, без бесполезных фраз? Знаешь, я всё говорил к тому: можно тебя сейчас? Джио Россо
Максим Черкасов: Мы точно где-то виделись Мы точно где-то виделись. Она (её портрет в уме безукоризнен) из будущих - где место лишь мечтам - а может быть из самой прошлой жизни. Изводит душу - я её встречал - пускай звучит неискренне и глупо: но между нами есть и крик и тишина, и вечность и всего одна минута. Клянусь! Мы с нею виделись. Ведь в ней я чувствую вкус жизни и агоний! Я чувствую, что в мире нет родней, и в мире нет такой же незнакомой.. Эль Твит
Родион Елагин: Плакать не время, а время прощаться. Тихо скажи, улыбаясь: “Прощай!” Ни возвращенья, ни прежнего счастья ты мне из жалости не обещай. Разве помогут призывные речи, если душа не ответит на зов? Наше прощанье надёжнее встречи. Наше молчанье правдивее слов. Жалобной музыкой, песней тоскливой не провожай. На пороге не стой. Скоро ты заново станешь счастливой. Стоит ли плакать, прощаясь со мной? (Назрул Ислам)
Полина Аристархова: Лето было слишком знойно, Солнце жгло с небесной кручи, — Тяжело и беспокойно, Словно львы, бродили тучи. В это лето пробегало В мыслях, в воздухе, в природе Золотое покрывало Из гротесок и пародий. Точно кто-то, нам знакомый, Уходил к пределам рая, А за ним спешили гномы, И кружилась пыль седая. И с тяжелою печалью Наклонилися к бессилью Мы, обманутые далью И захваченные пылью. ⠀ Николай Гумилев
Дмитрий Игнатьев: Предутрие Ушла слепая Ночь, а День еще далеко, Еще блуждают сны и не родился звон. Роятся лики звезд в молочной мгле востока, Звезда зовет зарю взойти на небосклон, С небес из чьих-то глаз роса пахучей меда Струится в синь травы, чтоб грезил мотылек. Цветы ведут молву про красный час восхода, Целуется во ржи с колосьем василек. На туче золотой застыли серафимы. И песнь, как тишина, плывет из красных гнезд. Багрян костер зари… И в голубые дымы Оделася земля, проникнув к тайнам звезд. По скатам и холмам горбатые деревни, Впивая тишину, уходят в глубь веков. Разросся темный лес, стоит как витязь древний — В бровях седые мхи и клочья облаков. Раскрылись под землей заклятые ворота. Пропал из глубины цредсолнечный петух. И лебедем туман поднялся от болота, Чтоб в красное гнездо снести свой белый пух. Немы уста небес. Земля вздыхает кротко. Взмахнула где-то Ночь невидимым крылом. И ласковый ручей, перебирая четки, Поет, молясь судьбе, серебряный псалом. И будто жизни нет,— но трепет жизни всюду. Распался круг времен, и сны времен сбылись. Рождается Рассвет,— и близко, близко чудо: Как лист — падет звезда, и солнцем станет лист. Алексей Ганин
Павел Чернышев: Я ехала на тройке по Петровке И мужу выговаривала: Поль! Какой Вы, право, жалкий и неловкий, Стыдитесь, опоздали - в «Метрополь»! . Вы целый час метались между фраком И сюртуком. Животное! Болван! Зачем я с Вами сочеталась браком? Хочу - к цыганам! К чёрту ресторан! . Опомнилась в машине. Еду. Странно. Была в каком-то монохромном сне... И мне таксист орёт: Зачем - к цыганам? Куда?! Постой! Поехали - ко мне! . Я говорю: Мы с вами не знакомы. И выхожу - прекрасна и бледна. ...Не уезжайте, девушки, из дому! Не смешивайте пива и вина! Валентина Партина
Максим Черкасов: остров июнь пока выгорают в озоновых брешах усталые ангелы питерских ростров, мы просто уходим без лоций и вешек. оторванный солнцем таинственный остров июнь, априори, не время – пространство. нам в кровь эндорфиновый экшн подмешан, но, после прописанных в правилах странствий твой взор непорочен, мой говор неспешен. моё вольтерьянство, твоё сумасбродство – есть что-то фальшивое в этом альянсе. нам порознь больно и вместе непросто. и всё же останься. останься! останься... Ник Туманов
Дмитрий Игнатьев: Я тебя ни к кому не ревную Ни к грядущему, ни к прошедшему, Ибо каждый любит иную - Так вот кажется мне, сумасшедшему. Так мерещится мне, сумасшедшему, Сумасшедшее счастье нашедшему. Ты ее ведь не знаешь сама — Ту, что сводит меня с ума. Борис Заходер Оказывается, не только детский писатель...
Ольга Игнатьева: Дмитрий Игнатьев пишет: Оказывается, не только детский писатель... и это прекрасно
Родион Елагин: Свидание Тишина проникает в сознание ненавязчивой трелью дождя. Опоздаю к тебе на свидания, ты уйдешь, не дождавшись меня. Прибегу и увижу растерянно , как металась ты в брызгах страстей. Очень юная девочка-женщина... Очень старый, смешной дуралей. (Николай Филин)
Родион Елагин: Отпугни эти грустные мысли… Отпугни эти грустные мысли, Улыбнись в горьковатом дыму. Пусть горят эти бурые листья, Никому их не жаль, никому… Пусть струится дымок сиротливый Над вчерашней печалью твоей. Это кленов сжигают архивы, Прошлогодние тайны аллей. Я и сам для себя засекречу, Зачеркну отлетевшие дни, Это жгут наши прежние встречи, Чтоб не жгли нашу память они. И уходишь ты без сожаленья Меж нежалящих змеек огня В горьковатую дымку забвенья Не оглядываясь на меня. (В. Шефнер)
Дмитрий Игнатьев: Вот и еще один вспыхнул рассвет… Комната нежится в солнечном глянце. Сколько уже набежало нам лет, Я продолжаю все так же влюбляться. Я продолжаю влюбляться в тебя, И как подарок судьбы принимаю… Что там за окнами – свет декабря? Или наивность зеленого мая? Как ты красива, смеясь иль скорбя. Встреча с тобой – это Бог или случай? Я продолжаю влюбляться в тебя. Так же безумно, как некогда Тютчев. Так же неистово, как в Натали Пушкин влюблялся в счастливые годы. И полыхают над краем земли Наши года – словно краски восхода. Андрей Дементьев.
Ольга Игнатьева:
Полина Аристархова: Мы с Вами разные, Как суша и вода, Мы с Вами разные, Как лучик с тенью. Вас уверяю - это не беда, А лучшее приобретенье. Мы с Вами разные, Какая благодать! Прекрасно дополняем Мы друг друга. Что одинаковость нам может дать? Лишь ощущенье замкнутого круга... М.Цветаева
Максим Черкасов: Полина Аристархова, неа! Я тоже Без кожи- Мы в этом похожи. В толпе толстосумов, В толпе толстокожих… Я раньше Без кожи, Ты позже Без кожи… Для сотни прохожих Орущих: «Негоже!» Мы двое изгоев. Возврат невозможен. Мой мир обезвожен, Твой мир осторожен… Мы стали без кожи- Я раньше Ты позже. Мы очень похожи. Мы очень Похожи. Д. Королев.
Полина Аристархова: Любовь и бедность навсегда Меня поймали в сети. Но мне и бедность не беда, Не будь любви на свете. Зачем разлучница-судьба - Всегда любви помеха? И почему любовь - раба Достатка и успеха? Богатство, честь в конце концов Приносят мало счастья. И жаль мне трусов и глупцов, Что их покорны власти. Твои глаза горят в ответ, Когда теряю ум я, А на устах твоих совет - Хранить благоразумье. Но как же мне его хранить, Когда с тобой мы рядом? Но как же мне его хранить, С тобой встречаясь взглядом? На свете счастлив тот бедняк С его простой любовью, Кто не завидует никак Богатому сословью. Ах, почему жестокий рок - Всегда любви помеха И не цветет любви цветок Без славы и успеха? Р.Бернс
Родион Елагин: Художник Последний вечер в кабаре. Он снова пьян. На сцене Ла Гулю. Шпагат. Взмах ног - канкан. Рука стакан сжимает, тронешь – не отнять. Тулуз-Лотрек не может больше рисовать. И сколько лет Анри отпущено судьбой? Он вспомнил, что пошел ему тридцать седьмой. Болезнь коварная, что точит день и ночь, Не победить и не прогнать из тела прочь, Умрет непризнанным художником. И пусть. Он – графский сын, он дворянин, и к черту грусть! Виват, Тулуз-Лотрек Анри! Виват, Париж! Любимый город видел он с Монмартра крыш. Он над собой смеялся, сильный человек! Его картины пережили целый век. Цена победы – жизнь. Но жизнь – борьба. Вглядись в его картины. В них – мольба…
Максим Черкасов: Когда в жизни сплошные барьеры, всё сгорает и катится прочь - если хочешь: я буду первым, кто не в силах тебе помочь. Когда ты ощутишь измену, проклиная паршивый мир - если хочешь: я буду первым, кого ты назовёшь чужим. Когда резко сужаются стены, а дорога как тонкая нить - если хочешь: я буду первым, кто не сможет тебя спасти. А когда ты устанешь от бездны, и с молитвой посмотришь в зенит - если хочешь: я стану последним, кто посмеет тебя забыть. Эль Твит
Идалия фон Тальберг: Декабрь – и вдруг апрелем щекочет ворот, Мол, дернешься – полосну. С окраин свезли да вывернули на город Просроченную весну. Дремучая старость года – но пахнет Пасхой, А вовсе не Рождеством. Бесстыжий циклон. Прохожий глядит с опаской И внутренним торжеством. Ты делаешься спокойный, безмолвный, ветхий. На то же сердцебиенье – предельно скуп. Красотка идет, и ветер рвет дым салфеткой С ее приоткрытых губ. Мальчонка берет за плечи, целует мокро Подругу – та пучит глазки, оглушена. А ты опустел: звенело, звенело – смолкло. И тишина. Ты снова не стал счастливым – а так хотел им Проснуться; хрипел фальцетиком оголтелым, Тянулся; но нет — оставленный, запасной. Год дышит все тяжелей. Ты стоишь над телом. Лежалой несет весной. Вера Полозкова
Родион Елагин: Заклятье Я уйду навсегда, я скажу напоследок:”Прости”. Я уйду, но покоя тебе никогда не найти. Я уйду, ибо выпито сердце до самого дна. Я уйду, но останешься ты со слезами одна. Обо мне ты ревниво вечернюю спросишь звезду, но она промолчит, не откроет, куда я уйду. Ты заплачешь, забьешься в рыданиях, еле дыша, и расплавится сердце твое, и оттает душа, и, не видя дороги, ты кинешься в горестный путь, вслед за мной, без надежды меня отыскать и вернуть. Я уйду в эту ночь. Ты проснешься на ранней заре, и тебе померещится, будто я рядом с тобой. Но вокруг только сумрак, подобный остывшей золе, и тогда твое сердце пронижет внезапная боль. Ты меня позовешь – ни единого звука в ответ. Ты раскинешь объятья свои, а любимого нет. И глаза ты закроешь, и станешь молить в тишине, чтобы я появился, вернулся хотя бы во сне, и протянешь ты руки, и воздух обнимешь ночной, и тогда ты поймешь, что навеки рассталась со мной. И поднимется солнце, и день пролетит без меня, и наступит закат, и опустится ночь над землей, и тогда над твоей одинокой постелью, звеня, пролетит позабытая песня, что сложена мной, и умчится она, и опять зазвучит в тишине, и холодное сердце твое запылает огнем, и слезами глаза изойдут, позабудут о сне, и у самого горла, дрожа остановится ком. Будет горькая память, как сторож, стоять у дверей, и раскаянье камнем повиснет на шее твоей. Будет осень. Друзья соберутся в покои твои. Кто-то будет тебя обнимать, говорить о любви. Будешь ты равнодушна к нему, безразлична к нему, ибо я в это время незримо тебя обниму. Бесполезно тебя новизной соблазнять и манить. Даже если захочешь - не в силах ты мне изменить. И наступит зима, и, песчаные вихри клубя, набежит ураган, окрестность потонет во мгле. Но иная, неслышная буря охватит тебя: ожиданье, отчаянье, боль – и тоска обо мне. И весна прилетит, обновит и разбудит весь мир. Зацветут маргаритки, раскроется белый жасмин, ароматом хмельным и густым переполнятся сны, но отрава разлуки испортит напиток весны. Задрожат твои пальцы, плетущие белый венок, и в слезах ты припомнишь того, кто сегодня далек, кто исчез и растаял, как след на сыпучем песке, кто тебе завещал - оставаться в слезах и тоске, в одиночестве биться, дрожа, как ночная трава. Вот заклятье мое! И да сбудутся эти слова! (Кази Назул Ислам)
Отто фон Аренберг: Когда я был дитя и Бог, Могер был не селеньем скромным, а белым чудом — вне времён — сияющим, огромным... Всё на своих местах — вода, земля и небосклон, церквушка — дивный храм, домишки — светлые хоромы, и я, сквозь виноград, с весёлым псом несусь тропой укромной, и мы, как ветер, невесомы, беспечны, словно громы, и детства мир от мира горизонтом отделён. Прошли года, и после горестной разлуки первой вернулся я в мой сказочный Могер и не узнал Могера. Кругом — ни храмов, ни хором; в кладбищенской тоске безмерной, в уединенье полном — средь лачуг — застыла тишина. И я уже не бог, я муравьишка, жалкий смертный; всё пусто, лишь рассыльная Кончита, солнцем сожжена, по знойной улице бредёт, вся в чёрном и лицом черна.... а вслед за ней... Ребёнок-Бог с божественной собакой верной; в себя ребёнок погружён, витает в облаках — волшебных сферах, собака — так важна! — и в нужности своей убеждена. А время... за ребёнком-божеством умчалось время... Кому из нас дано изведать чудо повторенья?! О, если бы не знать, вовек не знать, не знать старенья, и снова стать зарёй, и оставаться божеством — вне всех времён — и умереть в Могере сказочном моём! Хуан Рамон Хименес
Максим Черкасов: Любить - идти,- не смолкнул гром, Топтать тоску, не знать ботинок, Пугать ежей, платить добром За зло брусники с паутиной. Пить с веток, бьющих по лицу, Лазурь с отскоку полосуя: "Так это эхо?" - и к концу С дороги сбиться в поцелуях. Как с маршем, бресть с репьем на всем. К закату знать, что солнце старше Тех звезд и тех телег с овсом, Той Маргариты и корчмарши. Терять язык, абонемент На бурю слез в глазах валькирий, И, в жар всем небом онемев, Топить мачтовый лес в эфире. Разлегшись, сгресть, в шипах, клочьми Событья лет, как шишки ели: Шоссе; сошествие Корчмы; Светало; зябли; рыбу ели. И, раз свалясь, запеть: "Седой, Я шел и пал без сил. Когда-то Давился город лебедой, Купавшейся в слезах солдаток. В тени безлунных длинных риг, В огнях баклаг и бакалеен, Наверное и он - старик И тоже следом околеет". Так пел я, пел и умирал. И умирал и возвращался К ее рукам, как бумеранг, И - сколько помнится - прощался. Борис Пастернак
Родион Елагин: Когда-нибудь Когда-нибудь, пройдут десятки лет, Плутая в полутьме хрущевских комнат, Я заблужусь. Найду в шкафу скелет, Но кто он и откуда – я не вспомню. Когда-нибудь забудут обо мне, Кто счастлив был, в меня бросая камни. А время собирания камней Мелькнет в моем окне и в Лету канет. Когда-нибудь, промчатся сотни дней, Я выйду погулять и заболею. Потом умру, не выпив «Каберне» На собственном столетнем юбилее. Когда-нибудь забудем и простим Себе и всем – измены, сплетни, тайны. Ведь сложное окажется простым, А прожитое – странным и случайным. (автор - Светлана Пешкова)
Маргарита Кронгхольм: Деревья те, что мы любили, Теперь срубили… Цветы, которые мы рвали, Давно увяли… То пламя, что для нас горело, Других согрело… Сердца, что рядом с нами бились, Остановились. И только песня остаётся И всё поётся, всё поётся… (автор - Елена Благинина! вот уж удивила...)
Идалия фон Тальберг: Ты попала, девочка, ты попала. Просто имя еще не придумал. Снишься. И печенья крокетного было мало. И грозы и молнии ты боишься. Ты попала, девочка, ты попала, Ни свечей, ни гонга, ни книг, ни бусин.... И змея не выпустит свое жало У нее был принц. Он немного трусил. И песок был сахарный, кофе в чашке. Полчаса на кофе! Твоя пустыня. Не гадай, любовь моя, на ромашке Я от века дан тебе и - доныне. Лана Астрикова
Полина Аристархова: Я за тебя умру ! Нисколько не поколеблюсь... Как гитарную рвут струну, В сердце немое целясь. Я за тебя отдам Всё, что другим дороже... Пороха несколько грамм, Ожогом пройдут по коже. Я за тебя сгорю, В пламени вечном плавясь... Просто тебя люблю. И в этом уже не раскаюсь. Натали Бизанс
Максим Черкасов: иди ко мне медленно иди ко мне поцелуй меня прижмись к моему плечу преданно свечи дрожат в вине но без вина я очень тебя хочу где-то там далеко где-то там купи мне билет на первый весенний дождь глубоко сердце стучит в ответ – адреса нет. я знаю, где ты живешь снимут не так кино снимут не так вскрикнет палач сюжет повернется вспять всё равно жизнь, как и смерть – пустяк слышишь, не плачь – я верю, что мы опять… Пьяный Ливень
Маргарита Кронгхольм: Скоро осень, за окнами август, От дождя потемнели кусты, И я знаю, что я тебе нравлюсь, Как когда-то мне нравился ты. Отчего же тоска тебя гложет, Отчего ты так грустен со мной Разве в августе сбыться не может, Что сбывается ранней весной? За окошком краснеют рябины, Дождь в окошко стучит без конца. Ах, как жаль, что иные обиды Забывать не умеют сердца! Не напрасно тоска тебя гложет, Не напрасно ты грустен со мной, Видно, в августе сбыться не может, Что сбывается ранней весной? Скоро осень, за окнами август, От дождя потемнели кусты, И я знаю, что я тебе нравлюсь, Как когда-то мне нравился ты. (Инна Гофф)
Тата Веригина: Пока танцуют ангелы на брызге, на сломе лета, в августовских снах . Я расскажу тебе без укоризны историю любви в простых словах. Почти то в двух. Почти – по умолчанью... У той любви слегка полынный вкус! Не подготовлен был алтарь к венчанью, Но клятвы повторяем - наизусть! Пока танцуют ангелы попарно За радугой, на срезе свежих трав... Рябины сок, не алый, а янтарный Я пробую на сомкнутых губах .....твоих.. Лана Астрикова
Родион Елагин: Я знаю: осень не права, Она сердца околдовала. В тебе любовь ещё жива, Во мне любви уже не стало. И, нежность в памяти храня, Пойми, что я тебе не нужен. И на заре былого дня Я не тобою был разбужен. Ищу ненужные слова И жду зимы Я знаю: осень не права, А мы? А мы? В твоём окне, в моём окне Закат погас. Сегодня осень судит нас, Лишь только осень судит нас. Мы быть любимыми хотим, Но слов любви не произносим. Себя когда-нибудь простим. Ах, если б нас простила осень! Пойми, что стала жизнь другой, Что не вернуть любви мгновенья - Мы слишком разные с тобой, И в этом наше преступленье. Ищу ненужные слова И жду зимы Я знаю: осень не права, А мы? А мы? В твоём окне, в моём окне Закат погас. Сегодня осень судит нас, Лишь только осень судит нас. ( Ордынец А.)
Маргарита Кронгхольм: Плачет скрипка, звучит Паганини… Безутешной вдовою заплачу На осколках разбитой судьбы. Все могло бы сложиться иначе, Не сложилось. А если бы?.. Слышно скрипку за окнами дома, Льется нежной мелодией плач. Эта музыка смутно знакома, Память сердца – мой тайный палач. Жаль, любовь не разложишь по нотам, Не сыграешь знакомый напев. Я хотела прожить беззаботно, Твоим сердцем навек завладев! Колдовала у нотного стана И играла скрипичным ключом. Не заметила фальши, обмана, Всё водила по струнам смычком. А когда ты ушел не простившись, Напевая извечный мотив, Смолкла музыка в доме, разбившись И осколками чувства застыв. Я одна в этом мире отныне, Рвутся тонкие струны души. Снова скрипка, звучит Паганини, Плач и смейся. Живи и дыши…
Степан Веригин: Акварель Была пора, под ранней лаской Едва проснувшихся лучей Мне даль мечталась дальней сказкой Цветов и красок и огней. И дорожа, безумец хитрый, Неуловимостью мечты, Так слепо сыпал я с палитры Огни и краски и цветы! Давно те бури отшумели, Огней мятежных я не жгу, Но краски трезвой акварели, Как клад заветный, берегу. И в тонких очерках и точных Чуть брезжит тающая даль Краев родных, краев полночных Простор и свежесть и печаль! 1912 Дмитрий Шестаков
Родион Елагин: Она ушла. Ушла и не вернётся. Замолкнет в отдаленьи звук шагов... Всё тише, всё больнее сердце бьётся - Она ушла, ушла и не вернётся! Ни мыслей нет других, ни чувств, ни слов: Она ушла. Ушла и не вернётся... (Эдуард Гольдернесс)
Тата Веригина: Все отплакано и отмолено. Ты прости меня. Очень совестно. Причинить не хотела боли, но Вышло то, что всегда. Не новости. Ты живи как и жил, пожалуйста, Ты легко отпустил - всё мелочи... Не заплачу и не пожалуюсь. Я же сильная, хоть и девочка. Мне тепло с тобой прошлым мысленно... На плече твоём - мягче мягкого... Я живу ещё теми числами, Где мы были с тобою рядышком... Не суди и презреньем искренним Не спеши окатить при случае... Я не стала твоей единственной, Но среди всех твоих я - лучшая. Горькая Девочка
Тата Веригина: Ангел, шути, обо мне говори! Полной октавой стиха простого… Снова взлетают к заре снегири. В снежной пороше купается слово. Полной октавой шепчи обо мне! Думай, мечтай и записывай в святцы. Что не сбылось – не по нашей вине. Голуби, правда - к свиданию снятся. Ты - не молчи, говори обо мне, Полной октавой и новой строфою! Если устанешь, укрою волною Пледом из звезд, что дрожат в вышине… Лана Астрикова
Степан Веригин: Достопримечательность Гуляет солнце средь столиц, среди камней многоэтажных. . Париж далёк, Париж велик. Представь себе Париж без башни. Она никчёмно велика, она в заоблачном зените могла б напомнить паука цивилизованной элите. Она, бросая в полдень тень на гиацинты и тюльпаны, казалась худшей из идей Гуно, Дюма и Мопассану. И пили гении коньяк в кафе, что у подножья башни, и вид сплетённых железяк чернили, глядя в день вчерашний. Месье, мол, заходите в бар, вам башни, к счастью, здесь не видно. И отгоняя дым сигар, бранили дух конструктивизма. У всех был Эйфель на устах, был не евреем, не изгоем, не немцем – из залётных птах, но взял и выкинул…такое. Сулили башне двадцать лет, судьбу короткую сулили, но башне было на земле удобно, что б ни говорили. А Эйфель на своем веку был уникальным инженером, и в странной башне наверху в квартире жил… под самым небом. Нина Лёзер
Флориан Сапари: Есть в Будапеште…, что-то от эстета…, Будто в обёртке, модная конфета! Всё разное становится единым, И …оживают прошлого картины! Буда Дворец, раскрыл свои объятья В нарядном из скалы громадной платье Внизу Дунай, закованный мостами, Буда и Пешт соединил местами. Длиною с мост трамвайные вагоны…. В старинных храмах в дремоте иконы, Остров Маргит, где дышат все озоном, И, где, вокруг, лишь парковые зоны! Купальня Сечени и дом террора, Надеюсь вновь сюда вернуться скоро…, В «Рыбацкий Бастион» на эти горы, Где Город и Дунай открыты взору!!! Киреев Леонид
Атенаис Клемансо: Леонард Бересфорд пишет: *послал Тене воздушный поцелуй и убежал* Я не любви твоей прошу. Она теперь в надежном месте. Поверь, что я твоей невесте Ревнивых писем не пишу. Но мудрые прими советы: Дай ей читать мои стихи, Дай ей хранить мои портреты, — Ведь так любезны женихи! А этим дурочкам нужней Сознанье полное победы, Чем дружбы светлые беседы И память первых нежных дней… Когда же счастия гроши Ты проживешь с подругой милой И для пресыщенной души Все станет сразу так постыло — В мою торжественную ночь Не приходи. Тебя не знаю. И чем могла б тебе помочь? От счастья я не исцеляю. А. Ахматова 1914 г.
Идалия фон Тальберг: Фантастически удачный перевод, я считаю! I loved you once, and still, perhaps, love’s yearning Within my soul has not quite burned away. But may it nevermore you be concerning; I would not wish you sad in any way. My love for you was wordless, hopeless cruelly, Drowned now in shyness, now in jealousy, And I loved you so tenderly, so truly, As God grant by another you may be. Translated by Julian Henry Lowenfeld
Тати Веригина: Я тебя отпустила. Я сделала все так как лучше. Твой корабль пристанет однажды к другим берегам. Нас уже не сведёт ни судьба, ни счастливый случай. Ты прошепчешь другой: "Я тебя никому не отдам!" Счастье - странная вещь, не удержишь, не спрячешь в кармане... (Будоражит улыбкой мне память и ночью и днём), Пусть другая полюбит тебя и любимой станет, Пусть она воплотит все твои представленья о нем. Я желаю тебе не сдаваться и, делаясь старше, Становиться мудрее, ценить тех, кто рядом стоит. И не трогать того, что тебе в самом деле не важно. Не влюблять в себя женщин, которых не сможешь любить. Горькая Девочка
Макс Черкасов: за одиночество не стоит всех корить, ищи вину в себе, а не снаружи - один не тот, кто всеми позабыт, а тот, кому уже никто не нужен.. Эль Твит
Леонард Бересфорд: Ненужное письмо Приезжайте. Не бойтесь. Мы будем друзьями, Нам обоим пора от любви отдохнуть, Потому что, увы, никакими словами, Никакими слезами её не вернуть. Будем плавать, смеяться, ловить мандаринов, В белой узенькой лодке уйдём за маяк. На закате, когда будет вечер малинов, Будем книги читать о далёких краях. Мы в горячих камнях черепаху поймаем, Я Вам маленьких крабов в руках принесу. А любовь — похороним, любовь закопаем В прошлогодние листья в зелёном лесу. И когда тонкий месяц начнет серебриться И лиловое море уйдет за косу, Вам покажется белой серебряной птицей Адмиральская яхта на жёлтом мысу. Будем слушать, как плачут фаготы и трубы В танцевальном оркестре в большом казино, И за Ваши печальные детские губы Будем пить по ночам золотое вино. А любовь мы не будем тревожить словами Это мертвое пламя уже не раздуть, Потому что, увы, никакими мечтами, Никакими стихами любви не вернуть. АЛЕКСАНДР ВЕРТИНСКИЙ
Атенаис Клемансо: - Давай останемся заклятыми друзьями, осколками - смотри не наступи, конями белого убитого ферзя, классическим "to be or not to be", растянутым на сотни сообщений, молитвами, что лондонский священник читает перед сном, когда туман рисует фонарям беспутным нимбы, пирожными с вишнёвым кремом - им бы так не хотелось съеденными быть, следами чьей-то маленькой стопы на кромочке прибоя - раз и нету, давай останемся веселой сигаретой и грустным коньяком, заложенными в книжку оригами, давай расстанемся хорошими врагами… -Легко! Сола Монова
Макс Черкасов: ты нравишься мне не потому, что хорошо выглядишь, легко говоришь, мило смеешься и знаешь много интересных вещей. ты нравишься мне потому, что я боюсь тебя потерять. ты нравишься мне не из-за того, что у тебя доброе сердце, не за открытость и смелость, и не потому, что мне с тобой хорошо. ты нравишься мне, потому что умеешь спасать. ты нравишься мне не за безумства, которые мы совершили. не из-за того, что ты грустишь, слушая хорошую музыку. и не за танцы на кухне. ты нравишься мне, потому что все мои сны о тебе. ты нравишься мне не из-за того, что, вспоминая тебя, я говорю «мы». и не потому, что с тобой каждый день прекрасен по-своему. ты нравишься мне потому, что ты меня слышишь. ты нравишься мне не потому, что все понимаешь и умеешь прощать. не из-за того, что с тобой нельзя притворяться. не за те фильмы, которые мы просмотрели. ты нравишься мне, потому что понимаешь молчание. ты нравишься мне не потому, что в твоей комнате я не чувствую себя посторонним и лишним. и не потому, что помнишь все имена, которые мы давали кометам. ты нравишься мне потому что, когда падали звезды, ты продолжала смотреть на меня. Владимир Понкин
Флориан Сапари: По лунному лучу ссыпаясь пылью В твое полузакрытое окно, Касаюсь щек пушистою ковылью И проникаю горечью в вино, Беспомощно ищу я тень улыбки В глазах твоих, холодных как мистраль; Скользнуло что-то легкой серой рыбкой… Ты плачешь… только мне тебя не жаль. Закрыться на замок предельно просто В кругу из звезд и догоревших свеч, Но чье угодно лопнет благородство В ответ на безразличия картечь. Немного слов, за слогом не гоняясь, Сказать в свою защиту мне позволь: Не знаешь ты, как трудно жить скрываясь, И тайну превращать в слепую боль. Слепой душе не достается жалость, Коль скоро та к границе приведет, Где нежность превращается в усталость И ненависть кривит победно рот. Я снова в пустоту кидаю камень, На дне колодца видя влажный блеск, У края замираю временами, Надеясь на ответа робкий всплеск.
Тати Веригина: " Не обвиняй"... Прошу тебя, не обвиняй меня! Ни в чем не обвиняй, хоть не права я! Стояли мы в дверях земного рая, Стыда остатки бешено кляня. Прошу тебя, не обвиняй меня! Ни в чем не обвиняй, хоть так виновна! Уму я подчинюсь беспрекословно, Цепочками кандальными звеня. Прошу тебя, не обвиняй меня! В предательстве мятежной, смутной страсти Была она мне — сумасшедшим счастьем! Ее великолепье не ценя, Я — отстранилась. Не вини меня! Не обвиняй ни в чем, хоть не права я. Лишь Небеса, даруя и карая, Рассудят Нас, безмолвие храня! _____________ * Мотивы и строка 15 сонета Элизабет Браунинг. Лана Астрикова.
Макс Черкасов: Тебе. в тебе каскады чувств, в тебе так много звезд и небо, берег. в тебе прохладный день, судьба, и дикие немыслимые звери. в тебе вся краткость, нежность песен. в тебе надрывы, крик, планеты. в тебе есть все, что злит и бесит. в тебе любовь и ночи лета. в тебе моря и галька, фразы. в тебе туманы, страх, обиды. в тебе коллекция сомнений разных, альбом пейзажей, точки, виды. в тебе эстетика и чувство вкуса, касания людей забытых. в тебе стремление обнять всех грустных. в тебе прекрасны вдох и выдох. в тебе тепло и легкость утра. в тебе закат и звон бокалов. в тебе картины, жизнь, минуты. в тебе есть все, чего так мало. в тебе приют души, интрига. в тебе есть все. других не надо в тебе есть вечность. тебя бы в книгу — читать, любить, быть просто рядом. В. Понкин
Тати Веригина: Просто будь... Капли серых осенних бус На холодном ветру звенят. Просто будь, Просто где-то будь... И ни в чём не вини меня. Нам разумнее – без любви, А печаль не впервой учить. И во тьме меня не зови, И в бреду обо мне молчи. Пусть другая тебе поёт, Вяжет тёплые свитера, И растопит у сердца лёд, И поможет забыть вчера. Для тебя – полной чашей дом, Мне – высоких небес тоска. Я не стану твоей бедой, Прядью белою у виска. И не надо корить судьбу, И не надо меня жалеть... Только будь, Просто где-то будь – На озябшей моей земле. Инна Ф.
Атенаис Клемансо: Ближе знакомиться нам не нужно - И не таких видали! Раз прогуляться по первым лужам, Заночевать... А далее? Выпить до донышка комплименты, Не утоляя жажды, В братской могиле твоей френд-ленты «Похорониться» заживо? Мысли об этом - уже обуза, Спорных решений хватит. Равен квадрат гипотенузы Сумме квадратов катетов. Парки выходят из зимней комы, Пуская ручьи по венам. Просто покуда мы не знакомы, Проще быть откровенными! Сола Монова
Флориан Сапари: Fa leszek, ha fának vagy virága. Ha harmat vagy: én virág leszek. Harmat leszek, ha te napsugár vagy... Csak hogy lényink egyesüljenek. Ha, leányka, te vagy a mennyország: Akkor én csillaggá változom. Ha, leányka, te vagy a pokol: (hogy Egyesüljünk) én elkárhozom. Petõfi Sándor Если ты цветок — я буду стеблем, Если ты роса — цветами ввысь Потянусь, росинками колеблем, — Только души наши бы слились. Если ты, души моей отрада, Высь небес — я превращусь в звезду. Если ж ты, мой ангел, бездна ада, — Согрешу и в бездну попаду. перевод Б.Пастернака
Полина Черкасова: То, что было, и то, чего не было То, что было, и то, чего не было, То, что ждали мы, то, что не ждем, Просияло в весеннее небо, Прошумело коротким дождем. Это все. Ничего не случилось. Жизнь, как прежде, идет не спеша. И напрасно в сиянье просилась В эти четверть минуты душа. Георгий Иванов
Атенаис Клемансо: История одной встречи Вы опять говорите про то, как все сложно и странно, Мы сидим в полуночном кафе под прикрытием ширмы… Я смотрю вам в глаза, вы отводите их, чтобы взглядом Не коснуться ни дна, ни улыбки, ни даже вершины. Лет так надцать назад, я конечно бы вас пожалела, Но сегодня я вижу насколько бездарен спектакль. Вы ужасный актер. Батарейка терпения села. «Заплатить за эспрессо и выйти на воздух» буквально. Мой любезный соперник, играющий в святость и честность… Не дожали в начале, в конце не хватило накала. Мой прекрасный, прощайте, я не избиваю младенцев. Там, где учитесь вы, я вчера еще преподавала. Горькая Девочка
Флориан Сапари: Трофей Врата иные - не для всех: Что завоевано, то свято. Я не хочу делить успех, И мой трофей - не для разврата. А.Бердников
Маргарита Кронгхольм: Безжалостно правдивы зеркала, У них на то особые причины. И сколько бы себе я не лгала, Они не скроют возраст и морщины. Они стареют молча, вслед за мной, Тускнеет отраженье незаметно. Я времени шепчу: «Замри! Постой! Продли мне молодость!» И нет ответа… Отметины судьбы на зеркалах, Разбиты временем и болью рамы, И стынут слезы на моих щеках Осколком серебристой амальгамы. Когда настанет мой последний час, Я попрошу у зеркала прощенья За то, что обижалась столько раз, На собственное глядя отраженье…
Леонард Бересфорд: Самуил Маршак — Есть женщина в мире одна. Мне больше, чем все, она нравится. Весь мир бы пленила она, Да замужем эта красавица. — А в мужа она влюблена? — Как в чёрта, — скажу я уверенно. — Ну, ежели так, старина, Надежда твоя не потеряна! Пускай поспешит развестись, Пока её жизнь не загублена. А ты, если холост, женись И будь неразлучен с возлюбленной. — Ах, братец, на месте твоём И я бы сказал то же самое… Но, знаешь, беда моя в том, Что эта злодейка — жена моя
Атенаис Клемансо: Я тебя не забыла Невзирая на то, что в окно постучала зима сине-белой метелью Невзирая на то, что надежду с собой унесли перелетные птицы, на юг, полагаю Невзирая на серый туман застилающий дни наших встреч незначительно-странных, ненужных Невзирая на то, что училась не помнить тебя с самых первых секунд своего бытия в этом мире разлук и прощаний извечных Я тебя не забыла Я помню Невзирая на то, что твоя параллельная жизнь, в этой жизни, наверно, уже никогда не сольется с моею Невзирая на то, что мой крест - расстоянье протянутых рук, вне сомненья, возложенный мне по заслугам, и тот слишком легок Невзирая на прошлых ошибок вуаль, что закрыла мой взор темным бархатом плотно, и вот, все движенья на ощупь, да все босиком по осколкам стекла или углям горячим Невзирая на то, что бескрайняя черная ночь увлекает меня все сильней и сильней с каждым днем, и противиться зову ее я уже, к сожаленью, не в силах Я помню. Я все еще помню Я тебя не забыла Я тебя не забыла Катерина Бестужева
Флориан Сапари: Когда вода всемирного потопа вернулась вновь в границы берегов, Из пены уходящего потока на берег тихо выбралась любовь. И растворилась в воздухе до срока, а срока было сорок сороков. И чудаки - еще такие есть - вдыхают полной грудью эту смесь. И ни наград не ждут, ни наказанья, и, думая, что дышат просто так, Они внезапно попадают в такт такого же неровного дыханья. Только чувству, словно кораблю, долго оставаться на плаву, Прежде чем узнать, что "Я люблю", - то же, что дышу, или живу! И вдоволь будет странствий и скитаний, страна Любви - великая страна! И с рыцарей своих для испытаний все строже станет спрашивать она. Потребует разлук и расстояний, лишит покоя, отдыха и сна. Но вспять безумцев не поворотить, они уже согласны заплатить. Любой ценой - и жизнью бы рискнули, чтобы не дать порвать, чтоб сохранить Волшебную, невидимую нить, которую меж ними протянули. Свежий ветер избранных пьянил, с ног сбивал, из мертвых воскрешал, Потому что, если не любил, значит, и не жил, и не дышал! Но многих захлебнувшихся любовью, не докричишься, сколько не зови. Им счет ведут молва и пустословье, но этот счет замешан на крови. А мы поставим свечи в изголовье погибшим от невиданной любви. Их голосам дано сливаться в такт, и душам их дано бродить в цветах. И вечностью дышать в одно дыханье, и встретиться со вздохом на устах На хрупких переправах и мостах, на узких перекрестках мирозданья... Я поля влюбленным постелю, пусть поют во сне и наяву! Я дышу - и значит, я люблю! Я люблю - и, значит, я живу! В.Высоцкий
Идалия фон Тальберг: Не общайся с теми, Кто влюбляется наполовину, Не дружи с теми, кто дружит наполовину, Не читай талантливых наполовину Не живи полужизнью И не умирай полусмертью. Не выбирай полурешения И не останавливайся на полуистине. Не живи полумечтами И не лелей полунадежды. Если соглашаешься, говори об этом И не прикрывайся полусогласием. Если возражаешь – заявляй о своем несогласии, Ибо полувозражение есть согласие. Если молчишь – молчи, До конца… Если говоришь – говори, До конца… Не молчи, чтоб не высказываться, И не высказывайся, чтобы не молчать. Половина – это добиться или не добиться, Трудиться или не трудиться, Отсутствовать или присутствовать… Половина – это ты или не ты, Потому что ты не знаешь, кто ты. Половина – это жизнь, не прожитая тобой, И слово, не сказанное тобой, И улыбка, которая не осветила твое лицо, И любовь, к которой ты не пришел, И дружба, которой ты не знал…. Половина – это то, что отчуждает тебя от самых близких людей, И это то, что делает самых близких людей чужими тебе… В то же время половина необходимой тебе воды не утолит твою жажду, Половина необходимой тебе еды не насытит тебя, И половина дороги не приведет тебя к цели, А полуидея не даст тебе никакого результата… Половина – это момент твоей несостоятельности… Но ты состоятелен, Потому что ты не получеловек – Ты – человек, Призванный жить полной жизнью, А не ее половиной. Подлинная суть другого не в том, что он открывает тебе, но в том, чего он тебе открыть не может. Потому, когда хочешь понять его, вслушивайся не в то, что он говорит, а в то, чего он не говорит.
Родион М. Елагин: Холодных женщин не бывает Пусть гневно лед в глазах сверкает, И сердце каменно на треть — Холодных женщин не бывает. Бывает — некому согреть. Не ожидая, не мечтая, Живут, от жизни ждут атак. Холодных женщин не бывает. Бывает греют — да не так. Что кутать плечи горностаем, Когда в душе кромешный ад? Холодных женщин не бывает, Бывает — порох сыроват. Без крыльев, веры и без стаи, По веренице серых лет… Холодных женщин не бывает. Бывает, таять смысла нет… © Злата Литвинова
Атенаис Клемансо: Отпусти меня, отпусти! Не нужна я тебе, довольно, Что ты думаешь, мне не больно, На Голгофу сей крест нести? Отпусти меня, отпусти! Ты хорош, ты и так хорош! Мое имя в трофейных списках - Это прихоть, ты на капризных Зацелованных чад похож! Отпусти меня, не тревожь! Отпусти меня, успокой! Пусть люблю я тебя, к чему же Продолжение - ты мне нужен, Но не суженый, и не мой… Отпусти меня, успокой! Отпусти меня, позабудь! Я живая, я - плоть от плоти. Я сама заплачу пилоту, Чтоб умчал меня в дальний путь. Отпусти меня, позабудь! Отпусти меня, ну и пусть, Ты игрушку отдать не хочешь… Станешь счастлив – напишешь строчку А не станешь – … назад вернусь. Отпусти меня, я боюсь… Сола Монова
Полина Черкасова: О, засветись, янтарное зерно, в моих руках звездою путеводною. Три жизни ждать я буду всё равно. И подожду ещё... Лишь было б знать дано, что жду тебя, мой милый, не бесплодно я. С осколком солнца, что сосною выстрадан, я буду ждать неистово и яростно, молить, чтобы в штормах ревущих выстоял, не заблудился ночью тёмной парус твой. Печаль свою глубоко в сердце спрячу я, не поколеблю твоего я мужества. Но только ты не превратись в незрячего, не дай мне застонать тогда от ужаса. Тебя хранить я буду, как от древности завещано судьбою - три бессмертия своей любовью и своею ревностью. Твоею быть хочу навеки твердью я. Инара Роя
Маргарита Кронгхольм: Моя соперница Зачем же в гости я хожу, Попасть на бал стараюсь? Я там как дурочка сижу, Беспечной притворяюсь. Он мой по праву, фимиам, Но только Ей и льстят: Ещё бы, мне семнадцать лет, А Ей под пятьдесят! Я не могу сдержать стыда, И красит он без спроса Меня до кончиков ногтей, А то и кончик носа; Она ж, где надо, там бела И там красна, где надо: Румянец ветрен, но верна Под пятьдесят помада. Эх, мне бы цвет Её лица, Могла б я без заботы Мурлыкать милый пустячок, А не мусолить ноты. Она острит, а я скучна, Сижу, потупя взгляд. Ну, как назло, семнадцать мне, А Ей под пятьдесят. Изящных юношей толпа Вокруг Неё теснится; Глядят влюблённо, хоть Она Им в бабушки годится. К её коляске — не к моей — Пристроиться спешат; Всё почему? Семнадцать мне, А Ей под пятьдесят. Она в седло — они за ней (Зовёт их «сердцееды»), А я скачу себе одна. С утра и до обеда Я в лучших платьях, но меня — Увы! — не пригласят. О боже мой, ну почему Не мне под пятьдесят! Она зовёт меня «мой друг», «Мой ангелок», «родная», Но я в тени, всегда в тени Из-за Неё, я знаю; Знакомит с «бывшим» со своим, А он вот-вот умрёт: Ещё бы, Ей нужны юнцы, А мне наоборот!.. Но не всегда ж Ей быть такой! Пройдут веселья годы, Её потянет на покой, Забудет игры, моды... Мне светит будущего луч, Я рассуждаю просто: Скорей бы мне под пятьдесят, Чтоб Ей под девяносто. (Р. Киплинг)
Макс Черкасов: Я верю, что однажды всё наладится И нужно вместе ливень пережить. Нам тяжело, но есть большая разница — Хотеть, чтобы любили и любить… У нас любовь. От горечи до сладости Лишь расстоянье в несколько часов. Ты рядом — сердце светится от радости… Ты далеко, но чувствую без слов, Своей душой твою печаль негромкую, Твою любовь, тревогу и тоску. Бывают чувства хрупкими и ломкими, Но наши, как умею, берегу… Я так хочу отдать тебе до донышка Свою любовь, и нежность, и тепло. Ты — счастье, ты — моё родное Солнышко… Мы будем жить во благо, не назло! Нам небо шлёт проверки бесконечные И есть желанье руки опустить… Не нужно быть святыми, безупречными, А просто нужно любящими быть… Уметь смиряться, ждать и, за подсказками Небесными, внимательно следить. Я окружу тебя заботой, ласкою… Любовью можно беды победить! А без любви и жизнь напрасно тратится, Как без семьи уют не входит в дом… В судьбе погода в будущем наладится, Но можно танцевать и под дождём… Ирина Самарина
Степан А. Веригин: В том лесу белесоватые стволы Выступали неожиданно из мглы. Из земли за корнем корень выходил, Точно руки обитателей могил. Под покровом ярко-огненной листвы Великаны жили, карлики и львы, И следы в песке видали рыбаки Шестипалой человеческой руки. Никогда сюда тропа не завела Пэра Франции иль Круглого Стола, И разбойник не гнездился здесь в кустах, И пещерки не выкапывал монах. Только раз отсюда в вечер грозовой Вышла женщина с кошачьей головой, Но в короне из литого серебра, И вздыхала и стонала до утра, И скончалась тихой смертью на заре, Перед тем как дал причастье ей кюре. Это было, это было в те года, От которых не осталось и следа, Это было, это было в той стране, О которой не загрезишь и во сне. Я придумал это, глядя на твои Косы – кольца огневеющей змеи, На твои зеленоватые глаза, Как персидская больная бирюза. Может быть, тот лес – душа твоя, Может быть, тот лес – любовь моя, Или, может быть, когда умрем, Мы в тот лес направимся вдвоем. Н. Гумилёв.
Маргарита Кронгхольм: Я почти привыкаю не ждать, не звонить, не писать, Горсть тревожащих мыслей, песком пропуская сквозь пальцы. И они утекают, чтоб завтра вернуться опять… Бесконечно навязчивы эти мои постояльцы. Тишина вечерами… открытая книга и чай Остывает забытым в фарфоровой тоненькой чашке… Уходя, говорил: «Я вернусь… только ты не скучай…». Но почтовые службы твердят и твердят: «Нет входящих». Я почти привыкаю… Но там, в закоулках души Ожиданье свернулось уставшей бездомной собакой, От ушей до хвоста в нетерпении мелко дрожит, Безотрывно на дверь смотрит, морду пристроив на лапы. (автор - Белышева Галина)
Идалия фон Тальберг: …Он тебя не забыл… он хранил твое имя под сердцем… Золотым лепестком… хрупким лучиком, нежностью звонкой… Глубоко-глубоко… там где холод слывет иноверцем, Где в крови горячи драгоценного лика осколки… …Он тебя не забыл… Ты в его королевстве принцессой Сотни лет веснокрылых была… и во веки пребудешь… …Боль подснежная рек… одинокий кораблик из детства… Ну куда ему деться?.. куда?.. От непрожитых судеб Веет горечью сна… Но надеждой, как болью, пронизан… Черно-белую память в снегу утопив черно-белом, Он тебя не забыл… Первый дождь пробежит по карнизам, И прожгут ледяные сердца купидоновы стрелы… …Ты придешь, облачившись в туман… ну а он не заметит – Утомленный тревогами… спящий над пропастью неба… Он тебя не забыл… Ты прости ему… и на рассвете Поцелуем души разбуди его теплые ветры… Улыбнись, закружи… Станет в долю мгновения ближе Он к тому, чтобы верить в заветное: это не снится… …Льется солнечный свет сквозь цветущее кружево вишен И слепит… и ласкает, в опущенных прячась ресницах… …Зачарована… тихо растаешь за пыльной завесой, Чтобы вновь, через время, пролиться в бесцветие будней Акварелью небес… …Ты в его королевстве, принцесса, Сотни лет веснокрылых была… и во веки пребудешь… Svetlyachok
Маргарита Кронгхольм: Не окрыляйте женщину.. . Не окрыляйте женщину надеждой, Когда вы не готовы с ней летать… Чтоб не терзаться ей тоской безбрежной И горьких мук внутри не ощущать… Не окрыляйте женщину надеждой, Когда в любовь решили поиграть… Чтоб, маясь болью… ноющей, мятежной… Ей не пришлось душевно умирать… Не окрыляйте женщину надеждой, Когда у вас к ней чувств ни капли нет… Уйдёте вы… походкою небрежной… А ей потом… не мил уж белый свет… Автор - Thank you for the cold
Софья Долманова: Вышел снег вновь большим тиражом, сочинитель его плодовит. За издательским сыпет окном, а потом многотомно лежит. Мы читаем его между строк, ловим снежный мотив много лет, как младенческий сон глубок и рождественский льётся свет. Как волхвы приносили дары, рядом ангелы радостно пели. И не гасла звезда до зари, освещая дитя в колыбели. Город в праздник зажёг все огни, новогодняя ночь на пороге. Сохрани Боже нас, сохрани, в занесённой снегами дороге. 28.12.2022 Антон Шагин
Степан А. Веригин: Я люблю тебя и небо, только небо и тебя, Я живу двойной любовью, жизнью я дышу, любя. В светлом небе — бесконечность: бесконечность милых глаз. В светлом взоре — беспредельность: небо, явленное в нас. Я смотрю в пространство неба, небом взор мой поглощён. Я смотрю в глаза: в них та же даль пространств и даль времён. Бездна взора, бездна неба! я, как лебедь на волнах, Меж двойною бездной рею, отражён в своих мечтах. Так, заброшены на землю, к небу всходим мы, любя... Я люблю тебя и небо, только небо и тебя. Валерий Брюсов
Иоланта Замойская: Я боюсь своей легкой походки, И цветов, и стихов, и… вас Я боюсь нежданной находки В такой неурочный час. Я боюсь ожиданья чуда И внезапных припадков слез. Нет, уж лучше я брать не буду Этих ваших влюбленных роз. Ларисса Андерсен
полная версия страницы