Форум » Постскриптум » Нужна » Ответить
Нужна
Флориан Сапари: Время действия: 1926 год Место действия: Будапешт, Париж, замок Окленд-Рокс, Англия. Участники: Атенаис Клемансо, Флориан Сапари, Леонард Бересфорд, Эржебет фон Тун, Франц фон Тун. [more]Нужна Глазницы площадей пусты, И город словно спит, Бедой разведены мосты, Водой разбавлен спирт. И только небо видит нас С любимыми навек, Пока ты не достигнешь дна, Не выплывешь наверх. Как тяжко медленно тонуть, Но тяжелей всего Не чувствовать живую ртуть Запястья твоего. Где тонкой нитью бьётся пульс И словно током бьёт, Страшней в меня летящих пуль Молчание твоё. Чем дольше длится тишина, Тем больше я боюсь В ответ на нежное "нужна" Не получить "люблю". Александр Редичкин[/more]
Ответов - 65, стр:
1 2 3 4 All
Атенаис Клемансо: *вдвоем на башне* На смотровой площадке, как, впрочем, похоже, и во всем окружающем башню парке, они оказались в этот час единственными посетителями. - Боже мой, что за потрясающий вид! — восхищённо выдохнула Атенаис, подходя к ограждению и осматриваясь по сторонам. — Выходит, вы и не шутили совсем, обещая положить город к моим ногам! - А я всегда предельно серьезен, когда что-либо обещаю женщине!.. Вот, возьмите! Так будет ещё удобнее! — с этими словами Сапари вытащил из кармана пальто прихваченный заранее маленький бинокль и протянул Атенаис. А когда та, отрегулировав резкость, поднесла его к глазам, стал прямо за её спиной, показывая, куда смотреть и объясняя, что именно попадает в поле её зрения: - Вон там — Рыбацкий бастион. Его, как и эту башню, построил Шулек. Он же восстановил и церковь Матьяша, которую увидите, когда немного повернетесь вот сюда… К слову, если хотите, можем съездить и осмотреть её прямо сегодня же. Как и сам бастион. Там тоже интересно. - Нисколько в этом не сомневаюсь. Да ещё и с таким замечательным гидом, как вы! Однако… боюсь, сегодня это уже вряд ли получится, — опустив бинокль, Атенаис развернулась к нему лицом и с виноватой улыбкой слегка пожала плечами. — Нынче вечером я уезжаю домой, в Париж. - Но… как же так? — произнёс он, потрясенно хмуря брови и не веря своим ушам. — Ведь вы ничего мне об этом не говорили! - Да ведь вы и не спрашивали! К тому же, я не думала, что наша прогулка окажется такой долгой. - Поэтому она вам и не понравилась? — упавшим голосом спросил Сапари, напряженно глядя ей в глаза. - Нет, что вы! Совсем наоборот, я в восторге! - Но почему тогда стремитесь так быстро покинуть Будапешт? Прошу вас, останьтесь ещё! С ним и… со мной, — прибавил он вдруг чуть тише, опуская глаза. Столь резкий переход от легкой дружеской беседы к почти отчаянной мольбе выглядел настолько внезапным, что у Атенаис невольно перехватило дыхание. В ее жизни уже случались, конечно, необдуманные поступки и спонтанные решения. А порой, что там говорить — и вовсе даже такие безумства, о которых после доводилось только жалеть. Но чтобы вот так… - Я ещё не покупала билет, — тихо призналась она, и Флориан тут же вновь вскинул на неё полный надежды взгляд. Столь явной и по-детски наивной, что уголки губ Атенаис невольно дрогнули в улыбке. — Но мне нужна веская и убедительная причина, чтобы остаться. Глаза у неё были удивительной красоты. Только сейчас, стоя так близко он, наконец, рассмотрел их как следует: темный ободок вокруг ярких голубых озёр, в бездонной глубине которых плещется солнце. Странный, колдовской взгляд-загадка… Чуть подавшись вперёд — словно затем, чтобы в очередной раз попытаться ее разгадать, Флориан ещё успел заметить, как обычную насмешливость изгоняет прочь внезапное смятение, когда он произнёс — а может, просто подумал: «У меня есть лишь единственный способ вас убедить…», прежде чем долгим поцелуем приникнуть к губам Атенаис. - Всё еще хочешь от меня сбежать? — проговорил он, с улыбкой разглядывая её лицо после того, как их уста разомкнулись. - Намного меньше, чем от себя, - приподнимая опущенные ресницы, призналась Атенаис. – Хочешь попробовать мне в этом помочь?
Флориан Сапари: *всё те же* Вместо ответа, он просто взял её за руку и повел вниз по ступеням, а затем, прочь от самой башни, обратно к машине. Там, всё так же молча, помог расположиться в салоне, после чего сел за руль. Где, лишь секунду поразмышляв, запустил мотор, и поехал в сторону серпантинного шоссе, которое находилось с другой стороны холма. Выбрал этот путь, впрочем, не из-за красивого вида, а лишь оттого, что так было значительно быстрее добираться в Пасарет, где у самого подножья одного из холмов стояла выстроенная отцом для его матери и названная в её же честь вилла «Амелия». Впрочем, пожить в ней толком хозяйка, увы, так и не успела. А сам Сапари-старший, после безвременной кончины жены, бывать здесь не любил. Так что в итоге дом оказался фактически в единоличном распоряжении Флориана, который, напротив, в последнее время всё чаще предпочитал его городской квартире, находя особый уют в присущей этим местам атмосфере уединённости. Так что, несмотря на неизбежную для человека его рода деятельности необходимость большую часть времени проводить в городе, в самой гуще событий, здесь всё и всегда было готово к тому, чтобы достойно встретить хозяина во всякий момент, когда тому все же заблагорассудится приехать. Вот и сейчас, стоило автомобилю затормозить у кованой ограды, почти не скрывавшей расположившийся за нею серый каменный особняк, похожий на собранный из детских кубиков маленький замок с круглой башней, разноэтажный, но при этом – на удивление гармоничный в своих пропорциях, как дверь последнего тотчас же отворилась. И на пороге показался слуга, сразу двинувшийся открывать ворота. - Это мой дом, - кажется, совершенно не обращая внимания на происходящее, произнес Флориан, поворачиваясь к Атенаис, и впервые за долгое время нарушая молчание. – Но можем также прямо сейчас вернуться обратно в город, где я отвезу тебя в твой отель… Только я этого не хочу. А ты? - Нет, - откликнулась она тихо, словно эхо, спокойно выдержав его взгляд. Хотя внутри, в глубине души, всё еще сомневалась, что поступает верно. Не потому что как-то стеснялась того, что теперь между ними, скорее всего, произойдет. Не потому, что это случится так быстро и, в общем, неожиданно. Но лишь из-за какого-то необъяснимого внутреннего чувства, мешающего до конца довериться этому человеку. А впрочем, кому – или чему – в её жизни и прежде хоть когда-либо можно было полностью, на все сто процентов, довериться? Не ведая хода её мыслей, сам Флориан вполне удовлетворился и тем, что было сказано вслух. Потому вновь завел двигатель и, наконец, заехал на территорию виллы, остановившись прямо перед входом в дом. Вышел из автомобиля сам, помог это сделать своей гостье. Затем коротко кивнул слуге, замершему неподалеку от них в ожидании и, отдав ему короткое распоряжение на венгерском, после чего старик широко улыбнулся, кивнул в ответ и немедленно исчез за дверью виллы. Флориан же повернулся к Атенаис и, вновь взяв ее за руку, повел в дом. Где они быстро прошли через анфиладу парадных комнат первого этажа, очутившись в итоге в совсем небольшой, по сравнению с остальными, гостиной. Впрочем, эту комнатку, наполненную всякими безделушками из бронзы, фарфора и кости, и обставленную на восточный манер лаковой мебелью, с таким же успехом можно было бы, наверное, назвать и будуаром. Остановившись прямо посреди всего этого великолепия, Сапари вдруг улыбнулся, одним движением привлек Атенаис к себе, и затем, заглянув ей в глаза, тихо произнес: - «Ha, leányka, te vagy a mennyország: Akkor én csillaggá változom…» * * Если ты, души моей отрада, Высь небес — я превращусь в звезду.
Атенаис Клемансо: * с волшебником* - Что ты мне сказал? — спросила она с улыбкой, лаская в ответ взглядом его лицо. - Это строка из стихотворения, – немного отстранившись, Флориан поочередно поднес к своим губам тыльные стороны её узких запястий. – Его написал один венгерский поэт и однажды, если захочешь, я расскажу тебе его историю. Но не сейчас. - Но почему? - Потому что сейчас у меня другие планы… - усмехнулся он, усаживая Атенаис на низкий турецкий диван. Но сам остался стоять. Именно в этот момент дверь снова бесшумно отворилась, и в комнату вошел Янош, толкая перед собой значительных размеров сервировочный столик, все содержимое которого было укрыто таким же большим алым шелковым платком. – Ты, как всегда, пунктуален! – обернувшись к слуге, одобрительно заметил Сапари. – Однако теперь можешь быть свободен. Дальше я буду творить магию собственными руками, - вновь взглянув на гостью, Флориан поклонился, и затем, чуть нахмурившись, вдруг очень серьезно осведомился: - Надеюсь, ты веришь в волшебство? Иначе, боюсь, у меня может не получиться! - Конечно! Кто я такая, чтобы в него не верить?! – тут же подхватывая его тон, Атенаис рассмеялась, хотя еще мгновение назад чувствовала едва ли не разочарование, и села поудобнее, всем своим видом демонстрируя заинтересованность. - Вот это я и называю правильным подходом к жизни!.. Ну что ж, а теперь самое время увидеть нечто невероятное! – воскликнул он, как только слуга удалился. Потом, взяв полотнище за два уголка, слегка приподнял его над столиком, поводил из стороны в сторону, словно заправский фокусник, и, наконец, резко отдернул в сторону, являя взору Атенаис целый набор разнообразных предметов, среди которых проще всего было опознать кофейную посуду. В то время как назначение прочих баночек и мисок вполне могло трактоваться и иными способами. Какими – Флориан объяснять, по-прежнему, не спешил. Вместо этого, выдержав еще одну, почти театральную паузу, спросил: – Тебе ведь уже известно, что моя семья много десятилетий торгует самым лучшим кофе и специями в этой стране? Атенаис кивнула. Разумеется, вчера ей об этом говорили. Да и сам Сапари нынче не раз уже с гордостью упоминал о своем основном занятии в жизни. - Соответственно, не надо объяснять, что готовить этот напиток я тоже умею лучше всех – по крайней мере, здесь, в Венгрии? - А вот это уже весьма смелое утверждение! Боюсь, оно-то уж точно нуждается в доказательствах! - Оно – да! Но ты забыла о волшебстве, которому никакие доказательства не нужны. И именно это я собираюсь прямо сейчас показать! – коротко улыбнулся Флориан. Потом вновь сделался полностью серьезным, взял в руки коробку со спичками, открыл его и, придирчиво осмотрев содержимое, извлек ту спичку, что, верно, показалась ему наиболее достойной. После торжественно чиркнул по боковой поверхности коробка и поджег фитиль у имевшейся здесь же, на столе, маленькой стеклянной спиртовки. - А вот далее, думаю, мне уже потребуется участие ассистента! – сделав вид, что обводит взором множество зрителей, Флориан остановил свой взгляд на Атенаис. – И сегодня это, пожалуй, будете вы, очаровательная госпожа из первого ряда! Да-да, я говорю о вас! – подтвердил он, когда Атенаис, включившись в игру, вопросительно указала на себя пальцем. – И именно вам я доверю свою волшебную палочку! - Но почему же она выглядит, как обычный венчик? - А потому, что самые магические предметы просто обязаны выглядеть наиболее неприметно! Иначе, ведь, каждый может захотеть творить магию! А это, знаешь ли, уже опасно! Ты, кстати, тоже будь осторожна, исполняя мое задание! - И каково же оно? - Я хочу, чтобы ты превратила, вот это… - указывая взглядом на яичный желток в фарфоровой миске, ответил Флориан, - в облако!.. Но прежде насыплем сюда немного волшебного порошка… Вот, полагаю, достаточно - присыпав содержимое миски сахарной пудрой, проговорил он и после вновь посмотрел на Атенаис. – А теперь, прошу, смешай! Сам же пока поставил на огонь медную джезву; позволив ей как следует прогреться, высыпал внутрь несколько ложек кофе, и залил водой, оставляя вариться. После чего взбил другим венчиком сливки во второй миске – да так ловко и быстро, будто это было его привычным повседневным занятием. Тем временем, закипел и кофе. Дождавшись первой тонкой пенки, Флориан снял джезву с огня, и убрал в сторону, давая напитку настояться. Смешал в третьей плошке различные пряные специи, добиваясь известной лишь ему пропорции, бросил все это несколькими щепотками в кофе, сопровождая свои действия выдуманными волшебными заклинаниями. - Теперь добавим волшебный эликсир! С этими словами с нижней полки столика была извлечена пузатая бутыль рома «Mount Gay». Из неё Флориан отмерил серебряной ложкой две порции, которые были поочередно вылиты на дно чашек, куда следом отправился и свежезаваренный кофе. - Ну вот, теперь осталось самое интересное. Вся магия в твоих руках! Вот этой ложкой опусти в кофе порцию яичной смеси… - Что, прямо в кофе?! – удивленно воскликнула Атенаис, которая, между тем, уже почти всерьез увлеклась всеми этими алхимическими манипуляциями, и потому действительно хотела узнать, чем же они закончатся. - Да! – уверенно откликнулся стоящий у неё за спиной «волшебник». - Хорошо, мессир, как вы прикажете! – кивнула она, послушно выливая вначале в одну, а потом в другую чашку яичную пенку – которая, едва опустившись на дно, после вдруг сразу же поднялась в обеих емкостях пышными облаками, которые Флориан незамедлительно обсыпал тертым миндалем, и укрыл сверху шапкой из взбитых сливок. – Вуаля! - Ничего себе! – обернувшись к нему, Атенаис едва не захлопала в ладоши от восхищения. – Как это называется, прежде я никогда не видела подобного напитка… или, может быть, это уже целый десерт? - Какая разница? – улыбнулся Сапари, рассматривая её лицо, с которого, кажется, впервые за все время, что они были знакомы, внезапно слетела привычная маска иронии, обнажив нечто, по-настоящему милое, наивное и даже детское. – Главное, что вкусно. Пробуй, gyönyörű*! Но запомни… - прибавил он вдруг, слегка нахмурив брови. – Если вдруг не понравится, и ты не скажешь мне об этом откровенно, на тебя немедленно падет старинное венгерское заклятье! - Это какое же? - Ну… вот тогда и узнаешь! – вновь тихо ухмыльнувшись, Флориан протянул ей одну из чашек. – Прошу! - Знаешь, кого ты сейчас больше всех мне напоминаешь? Змея-искусителя в Эдемском саду! Наверное, именно с таким же выражением лица он и протянул Праматери Еве свое яблоко! - Всё может быть… Но прошу тебя, пей! Это нужно попробовать, пока не остыло! - Хорошо! – осторожно принимая из его рук горячую чашку, Атенаис вновь пристально посмотрела на её содержимое, потом склонила голову набок, театрально вздохнула, зажмурилась и сделала маленький глоток. – М-ммм! Уверена, что ваше ужасное заклятье мне абсолютно не грозит! Это потрясающе вкусно! _____________________________________ * красавица (венг.)
Флориан Сапари: *с невероятной женщиной* - Я рад, - кивнул Флориан, также сделал небольшой глоток из своей чашки, и тут же оставив ее на столе, опустился на диван рядом с Теной, продолжая с улыбкой разглядывать её лицо. - Твои губы… - Что «мои губы»? – так и не дождавшись окончания фразы, поинтересовалась она. - Коварный напиток. У тебя здесь немного сливок, - придвигаясь еще ближе, произнес Сапари. – Позволь я помогу… И, склонившись к ее лицу, мягко коснулся кончиком указательного пальца угла её рта. - Akarlak…* - Я не знаю твоего языка, забыл? - Неважно. Ты знаешь, что я чувствую. Чашка с блюдцем обиженно звякнули, когда их небрежно отставили в сторону. Обхватив ладонями лицо Атенаис, Флориан с жадностью приник к её губам, терпко пахнущим кофе и пряностями и, словно неопытный юнец, едва не возликовал, ощутив, как они раскрылись ему навстречу. Ровно в ту же минуту. Слишком быстро… Не веря в столь легкую победу, Сапари чуть отстранился и вновь внимательно заглянул в её странные глаза. Но в бездонном черном мраке зрачков маячили искры того же самого огня, что все жарче разливался по его собственным жилам, и поводов для сомнений не осталось. Еще через мгновение их губы вновь слились в поцелуе, пьянившим сильнее токайского, которым они еще недавно запивали трапезу на будапештском рынке. Опершись одной ладонью о спинку дивана, Флориан ласкал и гладил спину и шею Атенаис свободной рукой, зарывался пальцами в золотистые, волнистые пряди волос. После мягко уложил ее на спину и, высвободив из-под пояса нижний край джемпера, проник под него, устремляясь по разогретому теплом тела шелку нижней сорочки к груди. Накрывая её затем раскрытой ладонью, слегка сжимая, и с нарастающей внутренней дрожью чувствуя собственной кожей, как изнутри в свод ладони в ответ дерзко упирается твердая горошина соска. Тем временем, руки самой Атенаис лихорадочно метались по его спине и плечам, найдя для себя краткий покой, лишь на тот миг, когда тонкие пальцы нащупали и сжали края лацканов пиджака. Но только для того, чтобы после безжалостно сдернуть его прочь, и тем же способом расправившись с галстуком, переключиться на пуговицы жилета и рубашки. Тогда же и Флориан, окончательно избавив её от джемпера, не менее ловко разобрался с крючками брючной застежки, и затем, слегка приподняв Атенаис за талию, буквально одним движением, стянул с неё брюки сразу вместе с нижним бельем. После расстегнул свои собственные, наконец-то давая ноющей от возбуждения плоти свободу, снова улегся рядом, продолжив дразнить языком упругие аккуратные груди, целовать, обжигая горячим дыханием, белоснежную кожу живота, ласкать пальцами влажные складки между бедер. Неистово сопротивляясь дикому желанию взять её сейчас же, немедленно. Но вынуждая саму Атенаис беспомощно кусать губы, закрывать глаза и громко стонать от удовольствия – слишком острого, чтобы выносить его молча. Наблюдать за тем, как это происходит, чувствовать, как всё сильнее заводит ее, было едва ли не большим удовольствием, чем, собственно, обладать. Потому Флориан, как мог, намеренно оттягивал этот миг. - Посмотри на меня! – тихо приказал он, понимая, что еще совсем немного, и она окончательно потеряет над собой контроль. – Я хочу видеть твои глаза сейчас! Едва заставив себя это сделать, Атенаис с трудом приподняла веки. Именно в этот момент он и позволил себе овладеть ею одним сильным и резким движением. Так как более всего хотел. Обхватив его бедра ногами, она подалась навстречу, но оказалась не готова к подобному напору, вынужденная вновь замереть и, затаив дыхание, полностью расслабиться, чтобы к нему привыкнуть. Тем не менее, уже совсем скоро эти мощные, безудержные толчки начали доставлять ей, всегда любившей куда более бережные и нежные ласки, какое-то особенное, ни с чем не сравнимое, наслаждение. Несколько раз темп и ритм их неожиданно изменялся. И тогда, на самой грани, уже, кажется, неизбежные сладостные спазмы снова отступали, чтобы потом набирать еще большие обороты, пока все не закончилось одновременным для обоих любовников и очень бурным финалом. - Hihetetlen nő vagy!** – восхищенно выдохнул Флориан, благодарно целуя её губы, как только вновь ощутил, что может связно облечь мысли в слова. Пускай даже пока и только лишь на родном языке. - Я знаю! – с тихим грудным смехом откликнулась Атенаис по-французски. – Но и ты тоже был совсем неплох! Он ничего не ответил. Хотя, можно было бы, конечно, поинтересоваться: отчего же всего лишь только «неплох»? Но в эти мгновения ему было так хорошо и спокойно рядом с ней, что спорить, пусть даже и в шутку, совсем не хотелось. Ровно так же, как и вспоминать и о выигранном так легко и неожиданно пари… - Тебе нужно одеться. Отстранившись и заглянув в глаза Атенаис, в которых вновь постепенно появлялось их привычное, чуть насмешливое, выражение, Флориан погладил её по щеке и улыбнулся. Затем вновь сел на диване и наклонился, чтобы собрать разбросанные по полу вещи. - Зачем? – спросила Атенаис, тут же демонстративно вытягивая свою длинную стройную ножку и возвращая ею же Сапари в исходное положение. – Или, может, тебе неловко на меня смотреть? – прибавила она, ехидно приподнимая бровь, и чуть изогнулась, принимая еще более соблазнительную позу. – А, догадалась! Боишься, что сюда войдет твой слуга? - Глупости, просто не хочу, чтобы ты замерзла, - откликнулся Сапари и, быстро поцеловав в коленку, бережно отвел этот симпатичный «шлагбаум» в сторону, а затем вновь потянулся за одеждой. – А Янош отменно вышколен, и никогда не позволит себе войти без предупреждения, если не имеет на этот счет особых распоряжений. Тем более, когда я с дамой. - И, позволь узнать, как часто здесь случается… последнее? – поинтересовалась, Атенаис, укладываясь удобнее, и подсовывая локоть под голову. - Зачем тебе это знать? – повернувшись к ней, Флориан усмехнулся, встал на ноги, и привел в относительный порядок хотя бы собственный туалет, застегнув брюки и ремень, а потом подошел к сервировочному столику, где вновь взял с нижней полки бутылку с ромом. – Налить тебе тоже? Или слишком крепко? - Подойдет, - коротко откликнулась Атенаис, поднимаясь следом и всё-таки облачаясь в свои короткие шелковые панталончики, мгновение назад аккуратно оставленные Флорианом на краю дивана. А затем принялась неторопливо и грациозно поправлять и подтягивать чулки, прекрасно видя, что за нею искоса – впрочем, не особо таясь, наблюдают. – Благодарю! – кивнула она с улыбкой, поднимая глаза и принимая из рук вновь подошедшего к ней любовника рюмку с напитком цвета жженой карамели. – Так, о чём же мне будет позволено знать? Расскажешь что-нибудь о себе? - Кажется, до нашего приезда сюда, я только этим и занимался! - Ты говорил о своем деле, о городе, о погоде, о еде… Но только не о себе! - Хорошо, допустим, - чуть прикоснувшись краем рюмки к рюмке Атенаис, Флориан улыбнулся и кивнул. – Что же ты хочешь обо мне узнать? - На самом деле, ничего особенного. Простые вещи. На кого из родителей ты больше похож? Есть ли у тебя еще братья и сёстры… - пожав плечами, она осторожно просунула ладонь под край его расстегнутой рубахи, повела наверх, и затем задержала на плече. – Почему, соблазняя, ты говоришь исключительно по-венгерски… - Проще всего ответить на твой последний вопрос: потому что в минуты страсти — какой бы она ни была, невозможно думать и говорить на чужом языке… Но если угодно, в следующий раз могу соблазнять тебя по- французски! Или, может быть лучше на немецком, Meine Göttin? Склонив голову, он быстро поцеловал ее руку и снова посмотрел на Атенаис, которая тут же со смехом заметила, что на немецком готова слушать только арии из опер Вагнера. - Ну, как прикажешь! А что до прочих «простых вещей»… Что же, характером я больше похож на отца, а внешне — на маму. И нет, усов она не носила! – Тена снова хмыкнула, сам же Сапари на миг умолк, будто о чем-то задумавшись, и после добавил: – А ещё у меня был брат. *Хочу тебя **Ты невероятная женщина
Атенаис Клемансо: *с моим «венгерским приключением»* - «Был»? — тотчас утратив улыбку, она едва заметно нахмурилась. — Война? - «Бугатти», горный серпантин, «Вдова Клико», – Флориан уже научился говорить об этом спокойно, хотя гибель младшего брата оставалась его, пожалуй, глубочайшим личным потрясением и неизбывной душевной раной. – Ему было двадцать два. Всерьёз увлекался автоспортом, успел даже принять участие в Гран-при в Лионе… Но, к сожалению, не только им одним… Потому, два года назад, на обратном пути из игорного дома в Монте-Карло, не справился с управлением своим автомобилем. Хотя, следует сказать, что Матео еще в детстве был головной болью всей нашей семьи. Так что, в каком-то смысле даже лучше, что мать умерла прежде, чем это случилось. - Мне очень жаль… — шепотом выговорила Атенаис, и это не было лишь фигурой речи. Ведь и в его голосе звучала искренняя боль, которую было нельзя не почувствовать. - Спасибо, — просто ответил Флориан и тяжело вздохнул. Затем, бросив мимолетный взгляд на остатки содержимого на дне своей рюмки, допил их одним глотком, а через мгновение спросил уже совсем другим тоном: - Ну а ты? Что расскажешь мне о себе? - А у меня все совсем заурядно. Родители занимались музыкой, потом у них появилась я — и тоже занялась музыкой. Потом… вышла замуж… О, только не говори, что тебя это расстроило! - Что ты! Конечно нет, просто… удивило, наверное, — усмехнулся Флориан, хотя на самом деле это, конечно, уже не было для него новостью. Потом без спросу отобрал у Тены ее опустевшую рюмку, и отправился за новой порцией выпивки. - И что же, позволь узнать? - То, что муж отпускает тебя гастролировать в одиночестве. По-моему, он полный болван! Я бы никогда в жизни этого не позволил. - Может быть, как раз поэтому однажды я и вышла именно за него, а не за тебя? — сверкнув взглядом, в ту же секунду спросила Атенаис, в голосе которой, вместе с сарказмом, внезапно послышалось отчётливые предупреждающие нотки: задевать Лео, особенно вот так, походя, было непозволительно. Никому. Кроме, разве что, неё одной. - Но, видимо, все же, не слишком удачно, если сейчас ты со мной, а не с ним… — столь же иронично заметил в ответ Флориан, не обращая на них внимания, ибо не был бы собой, если бы промолчал. — Кстати, а где он сейчас? В Париже? - Не имею понятия! Но ещё вчера был здесь, в Будапеште. - Неужели? — чувствуя, что начинает как-то во всем этом запутываться, Сапари напрягся, пытаясь припомнить тех мужчин, которых видел вчера рядом с Атенаис. Но на ум приходили одни оркестранты из ресторана, да ещё разве что тот старый пень, с которым она приехала туда сразу после концерта. Но… ведь не он же это, в самом-то деле?! Прекрасно догадываясь, о чем он думает, сама Тена, тем временем, отнюдь не торопилась помочь ему с решением этого уравнения со многими неизвестными. Вместо этого вернулась к дивану, вокруг которого все ещё были частично раскиданы её вещи, собрала их вместе, и принялась неторопливо одеваться. - Всё-таки замёрзла? — оставив, наконец, бесплодные попытки понять все до конца прямо сейчас, Сапари сокрушенно вздохнул. — А ведь я говорил! Но ничего, сейчас разведу огонь в камине… - Не нужно, мне нисколько не холодно! — обернувшись, с лёгкой улыбкой качнула головой Атенаис. — Просто пришло время возвращаться в отель. Отвезешь меня сам или, может, лучше будет вызвать такси? - Я отвезу тебя сам, разумеется. Иногда лучше не настаивать. Это может лишь оттолкнуть заинтересовавшую тебя женщину. А стоявшая сейчас с независимым видом возле дивана, на котором они еще совсем недавно страстно предавались любви, Атенаис Клемансо интересовала Сапари даже больше, чем он бы хотел. И уж тем паче больше, чем хотел бы показать… Оттого и решив, что уговаривать её остаться сегодня даже не попытается, он лишь молча принялся одеваться. И спустя четверть часа его «мерседес» уже уносил их обратно в сторону города, а еще через некоторое время Флориан провожал Атенаис в холл её отеля. - Во сколько мне завтра за тобой приехать? – поинтересовался он, задержав на миг в своей руке её руку перед тем, как окончательно расстаться. Она посмотрела вначале на него, затем опустила взор к их соединенным ладоням и вдруг совершенно буднично ответила: - Это не нужно. Завтра я уеду домой, в Париж. - Что? Почему? – Флориан чуть прищурился, будто сомневался в том, что расслышал верно все её слова. – Разве тебе не понравился наш сегодняшний день? - Понравился. Всё было прекрасно. Но мы оба взрослые люди и понимаем, что продолжать это ни к чему. Голос ее при этом звучал так просто, нейтрально и вообще почти без эмоций, что Сапари почудилось, будто его только что окатили ледяной водой. Ничего не понимая, он продолжал сверлить её взглядом. Атенаис же стояла, будто скучая от его недогадливости. Внезапно в нём начало нарастать раздражение. Это что, выходит, именно она сыграла с ним в его же собственную излюбленную игру? Да еще и столь мастерски, что понятно все стало только теперь, в эту минуту?! Кто он для нее – мимолетная связь, которая позабудется, едва она воссоединится с обожаемым супругом? - Отлично, – холодно произнес Флориан, постаравшись изобразить подобие улыбки. – Тогда, прощай. Желаю хорошего пути. После этого быстро развернулся и отправился к машине, но уехал домой не сразу, еще довольно долго просидев за рулем, с досадливой усмешкой разглядывая мерцающий вечерними огнями огромный отель.
Флориан Сапари: Сапари-старший как раз допивал кофе, когда его отпрыск, в весьма помятом виде, что было явным свидетельством бурно проведённого досуга, явился в столовую. - Где ты пропадал вчера весь день? – поинтересовался он. Сын был уже взрослым мужчиной, потому в нотациях и порицаниях не нуждался. К тому же, прекрасно знал во всем меру. И если представал перед ним в таком виде, значит, тому определенно имелись причины. - На вилле. – Не вдаваясь в подробности, коротко ответил Флориан, и жестом отослал слугу, который собирался подать ему завтрак. После чего, так же молча, потянулся к кофейнику. В целом, отцу он не соврал. Ведь на вилле он был. Днем, с Атенаис. А вот после своего фиаско, возвращаться обратно туда желания у себя не обнаружил. К тому же, ужасно саднила рана, нанесенная его мужской гордости, и единственным лекарством в таких случаях был алкоголь. Лечение проходило вначале в пристойных, а затем в менее респектабельных питейных заведениях, и вернулся Флориан в городскую квартиру далеко за полночь. - Ты ведь помнишь, что сегодня мы ужинаем у Вальмаров? Флориан не помнил, но кивнул. - Уже звонила Эржи. Имя невесты вызвало острый приступ изжоги, и он отодвинул от себя чашку с кофе, так и не притронувшись к напитку. Впрочем, вероятно, изжога могла быть и последствием вчерашних возлияний. Как бы там ни было, но ни завтракать, ни разговаривать сейчас Флориан не был настроен. Он поднялся из-за стола и уже в дверях, обернувшись к отцу, добавил: - Я в контору. Перед ужином заеду переодеться. Однако сразу отправиться туда не получилось. Вначале Флориан поднялся к себе, чтобы умыться, но провел в ванной значительно больше времени, чем планировал. Затем запоздало вспомнил, что собственный его автомобиль оставлен вчера ночью где-то посреди гранд-тура по кабакам и значит, необходимо вызвать такси. В контору он явился непривычно поздно. На рабочем столе уже лежала рассортированная корреспонденция, котировки с биржи, финансовые отчеты и от одного взгляда на рабочий стол Флориан вдруг почувствовал облегчение. Знакомый и привычный ему мир цифр, мир порядка и логики. Впрочем, сегодня порядка не наблюдалось и в нем. Едва Сапари взглянул на лист котировок, как эти самые цифры заплясали у него перед глазами. Можно было это списать на похмелье, но увы, со второго взгляда всё осталось неизменно. - Что за черт?! – выругался он, в целом не адресуя кому-то конкретно свой вопрос, но в этот момент в кабинет вошла фрау Эрлих, его секретарь. - Это все из-за выборов в Боливии. Вот увидите, через неделю всё придет в норму. - Да какого… какая-то маленькая южно-американская страна так тряханула биржу?! – от негодования Сапари швырнул бумаги на стол и они разлетелись в разные сторону. Фрау Эрлих быстро их собрала и положила аккуратной стопкой на край стола. – Простите. – Буркнул Флориан, чувствуя себя нашкодившим мальчишкой. - Каждой маленькой стране хочется хоть раз в жизни сыграть на мировой арене. Фрау Эрлих была женщиной почтенных лет, а работать в конторе начинала ещё машинисткой при отце Флориана, так что видела в жизни многие события – большие и маленькие и философски относилась к любым вещам. Флориан взглянул на нее и позавидовал её абсолютному спокойствию. - Так что у нас запланировано на сегодня? Далее, в течении часа они разбирали дела текущие, составляли планы на будущее. - Как вы сходили в оперу позавчера? Я прочла, что это было великолепное представление. Особенно, газетчики расхваливали нескольких исполнителей. Этого датчанина, имя которого я не произнесу, и французскую оперную диву, госпожу Клемансо. Она и вправду так хороша? Флориан посмотрел на фрау Эрлих, будто её вопрос был с подвохом. Нет, она просто ждала от него ответа. Но он, едва подумал про Тену, ощутил, как кровь закипела в жилах. «Какого черта?!» - в который раз за сегодняшнее утро эта фраза возникла в его голове и тут же ответил: - Да, она великолепна. – голос его при этом прозвучал хрипло, так что он невольно откашлялся и тут же зачем-то спросил: - Фрау Эрлих, когда уходит поезд на Париж? - Я не знаю, но могу позвонить на вокзал. Флориан не ответил, и она решила оставить патрона с его мыслями наедине. А мысли его, как он не старался занимать делами, то и дело возвращались к Тене и событиям вчерашнего дня. Думал он о ней, то впадая в ярость, то вдруг предаваясь совершенно неуместным для взрослого мужчины мечтаниям. Вот и теперь в его мыслях вновь всплыл её образ, мерцающие топазовые глаза, чувственные губы, как вдруг дверь его кабинета беспардонно распахнулась и на пороге возникла Эржебета. - Опять зарылся в свои бумажки?! – прощебетала она, опускаясь на стул напротив. – А я вот была у «Зимерра», приобрела себе очаровательную шляпку от Эвелин Варон и решила, что ты должен непременно ее увидеть и оценить. – Она извлекла из коробки нечто цилиндрической формы, украшенное огромным бархатным бантом. При ближайшем рассмотрении Флориан подумал, что сделано это из диванной обивки. – Ну как?! - Отвратительно. - Что?! – Эржи растерялась, глупо заморгала своими оленьими глазами, а затем решила, что он так неловко шутит и прыснула. Но после снова посерьезнела, когда выражение лица жениха так и не изменилось. – Это модно! - Ну что же, если однажды станет модно на голове носить воронье гнездо, надеюсь, ты последуешь и этой моде. Только, сделай одолжение, уволь меня выражать восхищение этому уродству. Ему тут же вспомнилось, как вчера была одета Тена – просто и эффектно. И главное, что с нее хотелось тотчас же снять всю ее одежду. С прискорбием Флориан подумал, что ни разу со дня его знакомства с будущей супругой у него не возникало даже мимолетного желания физической близости с ней. - Ты идиот и грубиян! - Увы. – Только и ответил он. Эржи покинула его кабинет столь же стремительно, как и появилась, а сам Флориан, посмотрев вслед захлопнувшейся двери, решил, что и ему пора возвращаться домой. - Я ухожу, фрау Эрлих. Но если вдруг понадоблюсь, то буду у Вальмаров. Вы знаете телефон. - В десять с четвертью. - Простите?! - Поезд на Париж уходит в десять часов пятнадцать минут. Обед шел своим чередом: обычные разговоры, старые знакомые. Флориан же, сидел как на иголках, отвечал невпопад, если вообще отвечал и то и дело смотрел на часы. Когда подали кофе, Флориан окончательно решил для себя. - Господин, госпожа Вальмар, что-то неважно себя чувствую, вы простите меня, но я поеду домой. Только вот поехал на вокзал. Часы показывали без пяти минут десять, и он с силой вжимал педаль газа, желая успеть вовремя. На перроне было множество людей, кто-то провожал, кто-то в последнюю минуту торопился сесть на поезд. Состав на Париж уже стоял под парами. И тем не менее, направляясь в сторону вагона первого класса, Флориан еще издали увидел её. Тена шла в сопровождении носильщика, в руках которого были её чемодан и дорожный саквояж. Флориан прибавил шаг, а затем, обогнав женщину, заступил ей дорогу. Атенаис едва не врезалась в него. - Что ты здесь…,- не дав ей договорить, Флориан поцеловал её, крепко удерживая в своих объятиях, и когда ощутил, что она уступает его напору, отстранился. - Отлично. Мы едем ко мне.
Атенаис Клемансо: * в лапах дикаря* Всё случилось в минуты, когда Атенаис уже предвкушала респектабельное путешествие в уютном купе своего любимого «Восточного Экспресса». Роскошь и спокойствие его были словно специально созданы для того, чтобы нивелировать, сгладить воспоминания о безумии, которым столь неожиданно оказались наполнены предыдущие сутки её жизни. Последнее было бы теперь весьма кстати. Несмотря на то, что, расставаясь вчера вечером с Флорианом Сапари в холле своего отеля, Атенаис была уверена, что уже назавтра станет воспринимать произошедшее между ними как еще одно, очередное, из пикантных приключений. Которых к этому дню её жизни, впрочем, случалось не так уж и много – хотя и вполне достаточно, чтобы было о чём в старости не рассказать своим потенциальным потомкам, буде таковые всё-таки появятся. Но всё отчего-то пошло не так, как должно. Минувшую ночь мадам Клемансо, вопреки собственным ожиданиям, провела крайне беспокойно. И к утру это странное волнение лишь усилилось. Настолько, что избавиться от него не помогли даже несколько часов, проведенных в умиротворяющей атмосфере принадлежащей отелю купальни с термальной водой, куда Атенаис отправилась сразу после завтрака. Возвращаясь затем обратно в номер через холл, она шла, невольно оглядываясь по сторонам, будто опасалась (или же надеялась?) увидеть того, кого быть там априори не могло. И от этого еще больше нервничала и сердилась. На себя. Но еще больше на него – за то, что посмел отнять привычный покой и уверенность в том, что всё в её нынешней жизни, включая чувства, находится под железным контролем. И может происходить лишь тогда, когда сама Атенаис решает дать волю эмоциям не только на сцене, но и в жизни. И видимо, вчера такая необходимость была. Виной ли всему состоявшийся после последнего концерта разговор с Лео, или просто звезды на Будапештском небе сошлись под определенным углом – неизвестно. Однако точно понятно, что сегодня всё это ей уже ни к чему. Нужно забыть и снова погрузиться в обычную жизнь. Но именно этого-то ей сделать и не позволили. Вначале своим совершенно неожиданным явлением. А через пару минут – еще и этим скандальным, на глазах у всех, поцелуем, ничуть не похожим на церемонные лобзания, которыми будущие пассажиры чинно обменивались с теми, кто их провожал, перед тем, как занять свои места в вагонах. Нет. Это был жадный, дикий, возмутительно долгий и совершенно необузданный поцелуй, от которого у Атенаис закружилась голова, и вмиг ослабели колени – так, что если бы Сапари не держал её сейчас столь крепко в своих объятиях, она бы, наверное, просто упала на мраморный вокзальный перрон. - Ты сошел с ума?! – выговорила Атенаис, не без труда отдышавшись, в тот миг, когда, Флориан, чуть отстранившись, но, все еще не отпуская от себя и чуть насмешливо глядя сверху вниз, произнес слова, полный смысл которых, впрочем, также дошел до её сознания далеко не сразу. А когда, наконец, дошел, породил глубочайшее возмущение. – За кого меня принимаешь? - За потрясающую, редкую женщину, которая совершенно чужда глупым предрассудкам и поступает всегда лишь так, как угодно её сердцу… Я ошибся? Флориан вновь умолк, не сводя напряжённого взора с её лица, выражение которого после этих слов будто бы неуловимо изменилось. Но выяснять дальше, что означает эта перемена именно для него, Сапари собирался отнюдь не здесь, посреди людного перрона. Потому, не дожидаясь вербального ответа, внезапно подхватил её на руки. А когда Атенаис яростно дернулась, пытаясь немедленно вырваться обратно, лишь улыбнулся и мягко упрекнул: - Ну что ты, gyönyörű, не нужно! На нас ведь и так уже все смотрят!.. Kövess minket az autóhoz*! - велел он через мгновение, обращаясь уже к замершему неподалеку носильщику. А сам, искусно лавируя сквозь толпу, с невозмутимым видом, легко понёс Атенаис прочь от поезда, и дальше — через все здание вокзала, где на них, действительно, многие смотрели и оборачивались. Потому продолжать рваться на свободу, а уж тем более кричать, или что-нибудь ещё в подобном роде, со стороны Атенаис было бы совершенно глупо. Несмотря на то, что хотелось. Даже более того: хотелось его убить! Никогда и никто не обводил её в споре вокруг пальца столь ловким образом, коварно применив единственный возможный способ оставить без аргументов — утверждение от противного. Ибо не могла же она, и в самом деле, кинуться доказывать в ответ, что совсем не та, за кого её приняли! Да и трепет, который рождало в теле каждое прикосновение, каждый взгляд, а уж тем более поцелуй этого дикаря в цивильном обличье, было куда легче сдерживать, если вновь его на них не провоцировать… Около «мерседеса», который Сапари, думая в тот миг лишь о том, чтобы успеть вовремя, бросил едва ли не поперек дороги, уже вертелся полицейский. - Это ваша машина, господин? — строго спросил он, когда Флориан, не спуская с рук Атенаис, остановился перед ним. — Вы нарушаете правила! - Да, офицер! Но, клянусь, у меня была крайне уважительная причина! Уверен, как мужчина вы просто обязаны меня понять! А как сотрудник полиции, к тому же, согласиться, что отпустить эту невероятную женщину, позволив ей уехать, было бы куда большим преступлением, нежели банальная неправильная парковка! - Без сомнения, - с некоторой запинкой, проговорил служитель закона, ещё раз коротко окинув взглядом Атенаис. И, прикоснувшись к козырьку своего головного убора, добавил: - Что ж, хорошего вам вечера! - Ну вот, слышала, что сказал господин офицер? — вновь усмехнулся Флориан, кивнув ему с искренней признательностью и, наконец, опустил Тену на землю прямо перед дверью своего авто, когда полицейский зашагал прочь. — Не выполнить его предписание будет ещё одним правонарушением с моей стороны! А я, вообще-то, весьма законопослушный гражданин! - Весьма заметно! — язвительно откликнулась Атенаис, и дальше, без возражений, села в салон, дожидаясь, пока носильщик и Флориан закончат грузить в багажник её вещи. А когда он вернулся за руль, и завёл мотор, прибавила все тем же тоном: - Итак, ты меня похитил. Что дальше? Опять отвезешь к себе и прикуешь к стене в подвале наручниками? - Зачем же в подвале? В моём доме полно уютных, тёплых комнат! А наручники… ну, можно будет попробовать и такое, если это в твоём вкусе! Он явно над ней потешался! - Идиот! — Возмущённо выдохнула, Атенаис и отвернулась к окну, за которым, тем временем, снова замелькали зимние пейзажи города, который ей оказалось не суждено покинуть так быстро, как она рассчитывала. Но хорошо это или плохо, было все ещё непонятно. - Я тоже от тебя в восторге! ___________________________________ * Следуйте за нами к машине!
Флориан Сапари: *французская красавица и венгерское чудовище* В Пасарет от вокзала ехать было не близко и, понимая, что в его нынешней ситуации время является почти решающим фактором, Флориан постарался разогнать свой «мерседес» до максимальной скорости. Атенаис рядом всё так же демонстративно молчала, лишь изредка отворачиваясь от бокового окна, чтобы одарить его коротким и, как казалось в темноте салона, тускло разбавленной светом фар, отражающимся от влажной извилистой ленты дороги, недовольным взглядом. И Флориан терпеливо молчал в ответ, догадываясь, что в душе её все ещё продолжается внутренняя борьба. Поэтому одно его неловкое слово или фраза могут фатальным образом опустить чашу весов отнюдь не с нужной стороны. И всё же, он был доволен, что решился поступить именно так. Хотя, ещё утром, идея подобного варианта развития событий точно показалась бы родом похмельного алкогольного бреда. При подъезде к вилле их все так же встречал верный Янош. Который, едва заметив, что господин вновь приехал не в одиночестве, но при этом ничего не требует, тут же растворился где-то раньше, чем Флориан и его спутница покинули автомобиль. Потому и в дом они вошли лишь вдвоём. - Как же ты прекрасна, когда сердишься! — тихо, почти шепотом произнес он, поворачиваясь к Атенаис, и восхищением вглядываясь в её лицо. — Пожалуй, мне следует и дальше злить тебя почаще… И вновь поцеловал. Однако без прежнего напора, едва касаясь губами её губ, словно пробуя. Она не противилась, но не спешила и отвечать, явно демонстрируя, что все ещё обижена. И тогда, усмехнувшись, Флориан слегка от нее отстранился, пускай совсем из объятий и не выпустил: - Все еще не устала воевать? Что ж, тогда нам лучше выбрать более удобное поле для боя! С этими словами он вновь подхватил её на руки и понес в спальню, и в этот раз был бесконечно терпелив, буквально по сантиметру «отвоёвывая» новые рубежи в той, самой нежной войне в мире, где победа становится настоящей лишь тогда, когда её празднуют вместе сразу обе стороны. И он добивался этой победы истово, бесконечно лаская нежный бархат обнаженной кожи Атенаис, любуясь совершенством её форм, шепча ей на ухо дерзкие нежности, от которых мутился ум, и пуще прежнего, воспламенялась кровь, покуда от её деланой безучастности не осталось следа. И в объятиях его вновь не обнаружилась та же невероятная женщина, полная страсти и стремления утолять её без всякого ложного стыда и смущения, которая буквально свела с ума накануне. И продолжала это делать сейчас. До тех пор, пока оба вновь не достигли самого пика наслаждения и не опустились обратно. Но лишь на время, чтобы собраться с силами, и раз за разом штурмовать новые вершины – пока вновь не оставалось сил ни шевелиться, ни даже думать. Вероятно, именно по последней причине, в одну из таких пауз, Флориан, блаженно вытянувшийся во весь свой немалый рост рядом с Атенаис, и произнес нечто, чего никогда бы не позволил в минуту более ясного рассудка: - Ни с кем раньше у меня еще не было так… - Я не хочу знать, как и с кем у тебя было раньше! – немедленно вспыхнула Тена, до того мирно пристроившаяся на его откинутой в сторону руке. - Но еще вчера ты спрашивала, как часто в этом доме… - Молчи! – чуть приподнявшись, она шутливо шлепнула его по губам раскрытой ладонью, которую Флориан тут же поймал своей рукой, прижимая обратно, но уже для поцелуя. – Венгерское чудовище и грубиян! - Вот уж неправда! Сегодня я весьма нежен и соблазняю тебя исключительно по-французски, как и обещал накануне! Ведь я всегда держу свои обещания! - О, ну тогда, пожалуйста, немедленно пообещай мне прекратить нести всякую чушь! - И что я за это получу? – хитро улыбаясь, Флориан ловко перекатился на бок, упираясь ладонью в постель и вновь нависая над Атенаис, которая, признаться, немного не ожидала подобного маневра. Но быстро пришла в себя и тоже усмехнулась, обвивая в ответ рукой его шею, и зарываясь пальцами в короткие кучерявые волосы на затылке. - А что бы ты за это хотел? - Останься со мной здесь! Не убегай больше! – вновь сделавшись абсолютно серьёзным, Сапари смотрел ей прямо в глаза. – Хотя бы на несколько дней. Я очень этого хочу! В его взгляде была написана искренняя просьба. И на какой-то миг Атенаис показалось, что всё это совсем не игра. И что они действительно могли бы… Но только зачем? Хотя, с другой стороны, несколько дней – это всего лишь несколько дней. И они вряд ли могут что-либо радикально изменить. Так что, почему бы не провести их, например, и подобным способом?.. - Мне не на чем убежать от тебя теперь, когда вчерашний «Ориент Экспресс» уже уехал, а следующий будет только через неделю, - ласково улыбнувшись Флориану, призналась она, спустя минуту раздумий. – Твоё счастье, что других способов путешествия по Европе я почти не признаю!
Атенаис Клемансо: * с кофейным феем* Ночью на Будапешт обрушился снегопад, первые попытки которого начинались еще прошлым вечером, но были слишком робкими, чтобы ожидать, что к утру все вокруг покроется равномерным и довольно плотным слоем. Судьба которого, конечно, вряд ли может быть долгой и где-нибудь в центре города, под шинами автомобилей и подметками ботинок пешеходов, он уже наверняка превращается в грязную жижу. Но здесь, еще никем и ничем не потревоженный, выглядит белоснежным пуховым одеялом. Особенно, если смотреть сверху. Именно так, как это и делала Атенаис, когда, проснувшись первой, тихонько – чтобы не потревожить Флориана, встала с кровати, прошла через всю спальню и выглянула из окна. Полюбовавшись немного пейзажем на фоне серого неба – такого низкого, что деревья, кажется, подпирали его макушками своих крон, она вздохнула. Обернулась и посмотрела на все еще мирно спящего Флориана… Потом снова в окно – вернее, на его наружный карниз, лукаво улыбнулась, а затем, стараясь не шуметь, подняла защелки на раме и, приоткрыв её на мгновение, зачерпнула полную пригоршню снега. После, столь же тихо проделав всё те же манипуляции с рамой в обратном направлении, на цыпочках вернулась к кровати, села рядом с вольготно раскинувшимся в разворошенных простынях мужчиной, и еще немного на него полюбовавшись, вдруг безжалостно высыпала свою добычу прямо ему на живот. Буквально подскочив в постели, Флориан свое весьма бодрое пробуждение сопроводил столь отборной руганью, которую не то что произносить вслух в присутствии женщины, но даже думать при ней было бы неприлично. Спасало лишь то, что ругался он на венгерском языке – стряхивая со своей кожи остатки снега, и пытаясь понять, что же всё-таки произошло, пока не услышал у себя за спиной тихий смех Атенаис. - Так это твоя затея, невозможная ты женщина?! — воскликнул он уже более осмысленно, поворачиваясь и вскидывая на неё взгляд. Еще же через минуту, после короткого раунда ожесточенной борьбы, она оказалась прижата спиной к матрасу всей тяжестью его тела. - Смерти моей хочешь?! - Зачем мне твоя смерть? — философски поинтересовалась Атенаис, стараясь не слишком шевелиться. — Жизнь заполучить куда интереснее! Слова эти сами сорвались с губ ещё прежде, чем она подумала о том, что их можно воспринять весьма по-разному. В том числе и так, как совсем не имелось в виду. - Не бойся, я пошутила! — поспешно добавила она, заметив, как длинные ресницы Флориана удивлённо дрогнули. - Я мало чего боюсь на свете, gyönyörű, и это точно не твои шутки, — тихо ответил он, вглядываясь в глаза Атенаис и ощущая себя немного уязвленным тем, что она так о нем думает. Минувшей ночью он несколько раз забывал обо всём в её объятиях. И если бы грядущее зависело только от его желаний… Впрочем, пытаться объяснять это словами, было ещё глупее, чем даже на эту тему думать. Потому, быстро поцеловав Тену, Флориан лишь усмехнулся, и выпустив её из объятий, вновь улегся рядом. - Значит, на улице выпал снег? - Всё замело! — подтвердила она, в то же самое время нежно исследуя раскрытой ладонью рельефы его покрытой тёмной порослью груди и живота. Флориан обладал великолепным телом атлета-пловца, исключительно приятным даже наощупь. И Атенаис, которая всегда придавала большое значение подобным вещам, потому не любила грубых, колючих фактур ни в собственной одежде, ни в том, что её окружало, беззастенчиво пользовалась новой возможностью порадовать свое осязание. — Нам не уехать даже в город, пока дорогу не расчистят или погода не изменится. - Но ведь это вполне совпадает с нашими планами. Только ты, я и более никого и ничего, что нарушило бы наше уединение. - Что, совсем никого и ничего?! - М-мм? - Хотелось бы, чтобы все же был хоть кто-нибудь, способный нас накормить… - Ах, это? Забыла, значит, уже, что я всемогущий маг, и ты в моем волшебном замке? – поднявшись с кровати, хотя этого всё ещё не хотелось, Флориан накинул на голое тело шелковый халат с китайскими драконами, перевязал его желтым кушаком и, отвесив Атенаис церемонный, в восточном духе, поклон, вышел из комнаты. - Янош! – громогласно крикнул он, спускаясь, затем, по лестнице. – О, ты уже здесь! Знаешь, у меня в машине багаж нашей гостьи, его надо забрать. И неплохо было бы еще подготовить комнату, где она могла бы… - Уже сделано. «Синяя» спальня готова. Багаж сейчас перенесу. - А ещё нам бы… - Завтрак будет готов через четверть часа. - Хм, есть ли на свете хоть что-то, что ты забываешь предусмотреть? - Боюсь, что нет, Флориан-ур. Лишь покачав головой в ответ на подобную самоуверенность, Сапари усмехнулся и зашагал дальше, направляясь в свой кабинет. Откуда сразу же позвонил фрау Эрлих, сообщив, что ближайшие дни в конторе не появится. И после, почувствовав себя абсолютно свободным, вернулся к Атенаис. Завтрак им подали в столовой, окна которой выходили в сад. Деревья, кустарники и всё еще, что там было, по-прежнему пряталось под снежным покровом, который и не думал таять. Да и небо казалось всё таким же угрожающим, но Флориан был убеждён, что до вечера снегопад не возобновится. - Так что, если желаешь, можем даже немного погулять… Но сначала, конечно, поедим! — заметив промелькнувшую по её лицу тень, тут же прибавил он, едва не рассмеявшись. На их столе, сервированном для двоих, кроме прочих приборов, обнаружилась уже знакомая спиртовка, несколько джезв и прочие «волшебные» аксессуары. - Какой кофе предпочитаешь? - Чёрный, — коротко ответила Атенаис. После бурной ночи ей ужасно хотелось есть. А если вспомнить, что и накануне она успела только пообедать, рассчитывая на ужин уже в вагоне-ресторане «Ориент Экспресса»… Так что кофейные фокусы в стиле прошлого раза её сейчас определённо не прельщали. - Вот так просто? — изумился Сапари, изображая, что совсем не понимает, в чем дело. - Да! - Ну, тогда не смей даже просить попробовать мой. Сварив вначале тот кофе, который попросила Тена, во вторую джезву, прежде, чем налить туда воду, Флориан бросил прозрачные ломтики лимона. - Я считаю, что по тому, какой кофе человек предпочитает, можно многое о нем понять. И потому вовсе не верю, что черный – это твой. Тебе подходит что-то пряное, но одновременно нежное… Думаю, вечером можно устроить небольшую дегустацию, чтобы это лучше понять. - А для чего тебе меня понимать? — пожала плечами Атенаис, забирая из его рук свою чашку. — Ведь мы же не собираемся прожить вместе целую жизнь?
Флориан Сапари: *с чаровницей* Её слова, сказанные, к тому же, таким обычным, будничным тоном, внезапно словно задели какую-то занозу в душе Флориана. Не больно, но неприятно. Даже настроение как будто испортилось — пускай и только на миг. Который Атенаис даже вряд ли заметила, потому что именно тогда он отвернулся, вновь занявшись приготовлением своего кофе. Когда же взглянул на неё опять, все уже было по-прежнему. Почти. - Совсем забыл сказать! В моём кабинете есть телефон, если тебе нужно позвонить кому-то и предупредить, что ты задержишься в Будапеште… - Мы с мужем давно уже друг перед другом не отчитываемся, поэтому нет, не нужно, — усмехнулась Тена, продолжая спокойно пить кофе и не обращая внимания на его немного испытывающий взгляд. — Ну а ты сам уже, конечно, предупредил всех, кто может волноваться о твоём отсутствии? - Да, позвонил в контору секретарше, — с готовностью кивнул Сапари. — А кого ещё мне предупреждать? Перед отцом я тоже довольно давно не держу ответа за то, что порой отсутствую дома по ночам… Невеста же пока сама не вправе требовать у меня подобного отчёта… - Невеста? - «О, только не говори, что тебя это расстроило»! — воскликнул он, не просто цитируя слова, но и явно копируя её вчерашнюю интонацию. Причём, довольно похоже. Атенаис улыбнулась: - Дразниться нехорошо! При этом саму новость о невесте оставила без комментариев. - Спасибо за кофе и завтрак, — проговорила она, спустя несколько минут, оставляя в сторону опустевшую чашку, и элегантным жестом быстро приложив к губам уголок льняной салфетки, поднялась из-за стола, направляясь к окну. — Кажется, ты предлагал прогулку? Дай мне буквально десять минут и я буду готова! Пока Атенаис переодевалась, Флориан времени тоже даром не терял, раздумывая над тем, куда её поведет. Конечно, можно было бы ограничиться и обычной прогулкой по окрестным улицам, разглядывая старинные и недавно выстроенные особняки, принадлежавшие известным актерам, музыкантам и художникам. Но, на вкус Флориана, подобное развлечение более подходило людям преклонных лет. Ему же хотелось иного: например, увезти Тену в какое-нибудь красивое место. Но, к сожалению, сегодняшнее состояние трассы слишком мало подходило для автомобильной езды. И если одного его это еще вряд ли бы удержало на месте, то рисковать благополучием Атенаис было совершенно немыслимо. Потому пришлось придумывать другой вариант. Который, впрочем, нашёлся довольно легко и быстро. - Янош, а что у нас с «зубчатой дорогой», не перекрыли ли её из-за снегопада? - Работает, как и всегда. После этого лаконичного ответа судьба будущей прогулки была решена. Выйдя из дома пешком, Тена и Флориан прошли несколько улиц, направляясь к остановке самого странного общественного транспорта в Будапеште – зубчатой железной дороги, доживавшей в своём нынешнем, первозданном, виде последние дни, ведь уже в скором времени паровозную тягу намеревались заменить электрической. Но пока всё выглядело примерно так, как и полвека назад: забавный и немного неказистый паровозик, испуская к небу клубы сизого дыма, будто пыхтя от натуги, толкал вверх на холм единственный вагон, а на спуске притормаживал его движение. Сегодняшним утром пассажиров набралось немного, и они сразу же удобно устроились рядом на широком лакированном сидении. - А куда мы едем? — спросила Атенаис, с любопытством поглядывая по сторонам. - На холм Сечени. Там, правда, нет ни башен, ни великолепных видов на город… Впрочем, в такую погоду их вряд ли и получилось бы рассмотреть. Зато есть прекрасный тихий лес, столь же сказочный, как и по дороге на Янош. Пейзаж за окном, и в самом деле, был хорош, даже несмотря на хмурый зимний день, а медленно поднимающийся в гору состав позволял без спешки рассмотреть меняющийся ландшафт. - Видишь вот тот дом на холме? Это вилла принадлежала господину Салеза, который, собственно, спроектировал и построил дорогу, по которой мы сейчас едем. Как любой творец, он был чуточку тщеславен, и потому, видимо, намеренно предусмотрел возможность каждый день любоваться делом собственных рук. Добравшись до последней остановки, они вновь пошли пешком по широкой улице, на которой, однако, стояли всего лишь несколько домов. - Ну, вот, все. Тут цивилизация и заканчивается! — провозгласил Флориан. И далее, взяв Атенаис под руку, повел её знакомой с детства дорогой уже непосредственно в лес.
Атенаис Клемансо: * с тем, кто меня рассмешил* Ночной снегопад заметно присыпал и все здешние тропы. Но большая часть осадков, все же, задержалась на ветках деревьев и кустарников. Поэтому нельзя сказать, что путь двоих пешеходов был особенно труден. К тому же, шагали не спеша, болтая о разных вещах — да столь непринуждённо, что некоторое напряжение, возникшее незадолго до того, как покинуть дом, вскоре будто само же по себе и исчезло. Растворилось в этом кристально-чистом воздухе, пахнущем сосновой хвоей, мокрым снегом и прелыми листьями, которые он покрывал. Неожиданно выяснилось, что в детстве они прочитали множество одних и тех же книг, а музыку Тена любит не только классическую, но и вполне себе современную. Причём, ту же, что нравится и самому Флориану, почему-то прежде твёрдо уверенному, что «серьезным» музыкантам подобные увлечения не свойственны. - Но почему же? — смеясь, искренне недоумевала Атенаис. — Тебя ведь не удивляет, когда балетные танцовщики вне сцены с удовольствием отплясывают какой-нибудь чарльстон или блэк-боттом? - Среди моих знакомых нет балетных танцовщиков! — развёл руками Флориан и тоже рассмеялся. — Поэтому я понятия не имею, что и как они танцуют в свободное от спектаклей время. - Значит, поверь мне на слово! Танцуют, да ещё и как! - Что ж, верю!.. Скажи, а можно задать ещё один глупый вопрос от дилетанта? — спросил он вдруг после некоторой заминки. — Это правда, что некоторые певцы могут заставить треснуть хрустальный бокал силой одного лишь своего голоса? - Имеешь в виду того русского, Шаляпина? — поинтересовалась Атенаис и он кивнул. — Я как-то выступала с ним вместе. Это великий артист, но при мне ничего подобного от его пения не происходило. К тому же, у него бас. А, если я хоть немного понимаю в акустике, то для того, чтобы расколоть стекло фужера, надо попасть с ним в резонанс. И это скорее будет доступно высокому женскому голосу. Ведь, звук, определённо, может влиять не только на душу, но и на физические тела… Если хочешь, можем прямо здесь и сейчас провести небольшой эксперимент! — внезапно, не без лукавства, предложила она. И Флориан тут же замахал руками в притворном ужасе, утверждая, что таким образом они обязательно добьются чего-то ужасного. Например, разбудят мирно спящего где-нибудь в своей берлоге медведя. Или до смерти напугают местных жителей. Которые после решат, что в лесу завелось неведомое существо: - Ведь мы, венгры, большие мистики и легко верим во все сверхъестественное! - Ну вот опять ты несёшь какую-то несусветную чушь! — стукнув его по плечу, Атенаис со стоном сжала большим и указательным пальцами разболевшиеся от долгого смеха щеки. — А ведь обещал этого не делать! - Как иначе? Ситуация вынуждает! — ответил Сапари трагически тоном, поймав ее в свои объятия и с улыбкой заглядывая в лицо. - Нет! Пусти! — продолжая хохотать, Тена оттолкнулась от его груди ладонями, вырвалась на свободу и отскочила в сторону, едва не повалившись при этом на заснеженный куст. — Черт! Теперь я точно должна это попробовать! - О, нет, умоляю, пощади! — молитвенно сложив руки, продолжал упрашивать её Флориан, но напрасно. Став под одной из сосен, Атенаис, с видом циркачки, готовящейся исполнить смертельный номер, зажмурилась, глубоко вздохнула, раскинула руки в стороны, и далее одним блистательным «глиссандо» быстро пронеслась голосом по всему своему диапазону — от его самых нижних, грудных, нот до высочайшего «фа» третьей октавы.
Флориан Сапари: *со сладкоголосой банши* Флориан будто только этого и ждал. Бесшумно подступив ближе, пока Атенаис, закрыв глаза, экспериментировала с собственным вокалом, он ухватил за самый кончик мохнатую ветвь над ее головой, и осторожно потянул на себя. А когда музыкальный экспромт закончился, резко отпустил, заставляя обрушиться на их головы почти настоящую лавину. - Боже мой, да ты, оказывается, ещё опаснее Шаляпина! — вновь «испуганно» заголосил он, наблюдая, как она, с немного ошарашенным видом, отряхивается. — Он всего лишь портит людям хрустальную посуду, а ты вызываешь целые снежные обвалы! Я понял, ты та самая фэйри Банши, которая в шутку прикинулась земной женщиной! - А вот ты, похоже, просто дурак-мальчишка, который в шутку прикидывается взрослым мужчиной! — довольно сердито отозвалась Атенаис, на миг прекратив вытряхивать и выковыривать снег буквально отовсюду — из волос, с которых слетела мягкая вязаная шапочка с помпоном, из-под воротника пальто. А потом вдруг наклонилась, зачерпнула рядом с собой его полную горсть, быстро скомкала, и изо всех сил запустила снежок прямо Флориану в грудь. - Это что значит?! Любезная госпожа решила объявить мне войну? Ну берегись! Ведь в этом я точно мастер! — сообщил он, тоже нахмурив брови. Сгреб рукой снег, и принялся вылепливать практически идеальный шарик. Потом, с грозным видом, несколько раз подбросил его на ладони, прицеливаясь, и метнул в Атенаис. Которая взвизгнула и рванулась в сторону ещё раньше, чем это произошло. А дальше разгорелась настоящая, баталия: словно дети, они, хохоча во все горло, выкрикивая боевые лозунги и придуманные прямо на ходу дразнилки, яростно закидывали друг друга снежками и просто пригоршнями снега, пока изможденные, вместе не повалились в один из сугробов. - Не помню, когда мне последний раз было так хорошо! – рассматривая серое небо, которое нависало низко над холмами, удивлённо выдохнул Сапари. – Я почти счастлив! - Снова это твоё «почти»? — улыбнулась Тена, перебираясь головой к нему на плечо, и тоже глядя наверх. — А мне вот сейчас хорошо абсолютно! «Даже лучше, чем прошлой ночью!» — хотелось было добавить. Но она промолчала. Не то пощадив мужское самолюбие Флориана, не то — потому, что сердце, действительно, было наполнено сейчас такой безмятежной радостью, что не возникало желания ни шутить, ни насмешничать. Вместо этого, просто перевернулась на живот, обхватила его лицо ладонями и нежно поцеловала горячие, подрагивающие в улыбке, губы. - А если вот так? — спросила она шепотом, почти не отстраняясь и по-прежнему касаясь дыханием. — Что ты теперь мне скажешь? - Скажу, что у тебя замерзли руки, - так же шепотом сообщил Флориан, забирая её ладони в свои. – И что я буду ужасным болваном, если ты простудишься по моей вине. С этими словами он отодвинулся, затем быстро встал на ноги, помог подняться и отряхнуть снег с одежды Атенаис, привел в порядок своё пальто, а после сразу же предложил вернуться на станцию. И она, конечно, согласилась. Хотя была озадачена этой необъяснимой переменой. И через несколько минут, проделав прежний путь, но уже в обратном направлении, они вновь вышли к платформе, где, невзирая на явное отсутствие потенциальных покупателей, похлопывая себя по бокам, топтался торговец с обернутым в несколько слоев тканью бочонком. - О, а это как раз то, что нам сейчас и нужно! — заметив его, воскликнул Флориан, оборачиваясь к спутнице. И сразу же направился к владельцу бочонка. Перекинулся с ним несколькими фразами на венгерском, протянул пару монет, и вскоре вернулся к Атенаис с двумя бумажными стаканчиками, из которых струился горячий ароматный пар: - Глинтвейн – лучшее средство от промозглого ветра! Этот человек сказал мне, что вагон прибудет лишь только минут через десять. Так что у нас точно хватит времени насладиться напитком, а может, ещё даже и не одной его порцией, — чуть подмигнув, он отсалютовал Тене своим стаканчиком. – За наш прекрасный день! И за то, чтобы завтрашний оказался ещё лучше! - А тебе не бывает иногда страшно просить ещё больше хорошего, чем уже имеешь? — неожиданно спросила его Атенаис, за миг до того, как поднести к губам свой глинтвейн, и, с удовольствием вдохнув смесь ароматов гвоздики, корицы, апельсиновой цедры и красного вина, осторожно сделать первый маленький глоток. — Что, если судьба вдруг обидится на такую настойчивость и решит забрать даже это? - А я ничего и не прошу! Счастье и несчастье человека зависит лишь от него самого. Созидать или разрушать – выбор каждого из нас. А судьбой, случаем, да даже божьей волей, люди чаще всего оправдывают лишь собственную глупость и ошибки. - И что же, совсем никогда и никаких сомнений в себе? - Нет, ну почему? Бывает, конечно! Но в главных вещах в своей жизни я вполне уверен! — кивнул Флориан, также отпивая немного из своего стаканчика.
Атенаис Клемансо: * те же, дома* - Это очень хорошо, что она ещё не давала тебе веских причин, чтобы поколебаться во мнении. Надеюсь, впрочем, что и не даст… Ой, посмотри! — внезапно перебив себя, воскликнула Тена, указывая на вывернувший тем временем из-за поворота вагончик, — это, кажется, за нами! А я еще не успела допить. Интересно, туда пускают с глинтвейном? Он оказался такой вкусный, что жаль выбрасывать даже остатки! На обратном пути в Пасарет спутников у них не оказалось вовсе. За время прогулки облачность заметно сгустилась и теперь ещё плотнее окутывала лежащий где-то там, внизу и вдали, центр города своей туманной дымкой. А может, это просто приближались ранние январские сумерки. Дома верный слуга Флориана, возникавший всегда так бесшумно, что Атенаис уже начинало всерьёз казаться, будто он способен соткаться прямо из воздуха — и столь же быстро при необходимости в нем вновь раствориться, сразу же доложил, что обед уже готов. И нужно лишь только одно слово, чтобы в столовой началась сервировка. - Ты как? Сильно проголодалась? — с тревогой спросил Сапари, тут же обернувшись к Атенаис. - Ещё не до смерти, — вновь слегка удивившись этому постоянному стремлению накормить её до отвала, которым были одержимы, похоже, все венгры, включая Акоша, часто ворчавшего при взгляде на все ещё по-девичьи стройную фигуру своей любимой французской примадонны, что просто не понимает, «в чем здесь держится голос», Тена слегка покачала головой. — Да и переодеться бы не мешало. Боюсь, что снег всё-таки попал под воротник, — с усмешкой пояснила она, многозначительно глянув при этом на Флориана, который в ответ на её слова виновато пожал плечами и вздохнул. - В таком случае, я немедленно пришлю к вам в комнату горничную, госпожа, - с невозмутимым видом кивнул Янош, а затем снова исчез. «Синяя» спальня, куда во время их отсутствия, конечно, уже давно перенесли чемоданы Атенаис, извлечённые из багажника автомобиля, оказалась очаровательным маленьким будуаром, оборудованным, однако, отдельной ванной комнатой. Увидев которую, Атенаис сразу решила, что не только переоденется в сухое, но прежде ещё и примет горячий душ. А лучше — ванну, чтобы не простудиться. Как любая певица, она весьма бережно относилась к здоровью собственного вокального аппарата. Даже если порой и посмеивалась над коллегами, особенно из теноров, что носились со своими голосами, точно с писаной торбой, вечно опасаясь выпить лишний глоток холодной воды и кутая шеи шерстяными шарфами чуть ли не до июля. Нет, ничего подобного, досконально изучив свой организм и давно «договорившись» со связками обо всем, что может — или не может себе позволять, дабы их «не расстраивать», вне сцены Атенаис жила вполне обычной жизнью. Но границы разумного переходила весьма редко. Петь на морозе, а после ещё долго валяться в снегу было, конечно же, родом безрассудства Нет, она ничуть не жалела, что позволила себе нынче нечто подобное. Однако дальше следовало быть осторожнее и больше не рисковать. Она уже набирала воду – попутно присматривая ароматическую соль, целый арсенал флаконов с которыми обнаружился на одной из мраморных полок, когда в ванную комнату заглянула обещанная Яношем горничная, немолодая, дородная и вся какая-то приятно-округлая, с темно-карими глазами-вишнями, лучащимися добродушием. Забывшись, Тена попыталась заговорить с нею по-французски, тут же поняла, что зря. Далее, правда, кое-как выяснили, что есть возможность объясняться по-немецки, которым служанка владела примерно в той же степени, что и сама Атенаис. А может, даже и лучше. Тем не менее, вместе с жестами и улыбками, этого вполне хватило, чтобы общаться. Настолько, чтобы к моменту, когда в белоснежную купальную лохань набралось достаточно воды, узнать, что Анико – так её звали, жена Яноша. И служит здесь с ним вместе с тех пор, как построили этот дом, и когда еще была жива «госпожа Амелия, мир ее праху». Догадавшись, что речь идет о матери Флориана, Атенаис, хоть было и любопытно, не решилась спросить, с чем связана столь безвременная кончина – ведь, судя по возрасту даже старшего из её сыновей, сейчас госпоже Сапари едва ли могло быть больше шестидесяти. Вместо этого всего лишь попросила Анико подготовить платье, которое мысленно выбрала для этого вечера еще по дороге с прогулки, решив, что самое время, наконец, показаться Флориану во всей красе, а не в походных и дорожных одеяниях. И велела зайти примерно через полчаса, чтобы помочь с прической. - Вы ведь это умеете? - Конечно, госпожа! Сделаем лучше всякий! – выразившись немного загадочно, улыбнулась горничная, почтительно приседая в книксене и забирая из её рук нуждающийся в подготовке туалет. Впрочем, скорее всего, дело было лишь в недостаточном знании немецкого. Потому, улыбнувшись в ответ, Атенаис дождалась её ухода, и сразу после с удовольствием скинула с себя джемпер, действительно, сыроватый по воротнику, остальную одежду и обувь, и с наслаждением погрузилась в теплую воду, головокружительно пахнущую смесью жасмина и пионов. Именно такую соль она выбрала в итоге несколько минут назад, чтобы расслабиться и подготовиться к своему коронному выходу.
Флориан Сапари: Поднявшись в свою комнату, Флориан также быстро избавился от отсыревшей одежды, сменив ее на домашний халат, и затем, с удовольствием рухнув в кресло, впервые за день закурил тонкую турецкую папироску, спокойно наблюдая, как устремляется к потолку и постепенно растворяется в воздухе, сизая, витая струйка дыма. Посмотрев до этого на часы, он подумал, что может, скорее всего, пока не торопиться: после прогулки Тена наверняка захочет не только переодеться. В какой-то момент возникла идея навестить её прямо сейчас, но эту мысль Флориан, впрочем, почти сразу же и отринул, понимая, что женщине иногда нужно дать время побыть наедине с собой. Хотя воображение и начало буквально сразу же подкидывать весьма яркие образы возможного совместного досуга. Тем не менее, временно умерив аппетиты, он направился в собственную ванную, где быстро принял душ, а после него ещё некоторое время провозился перед зеркалом с миниатюрными ножницами, приводя в порядок свои щегольские усики. Отец, обладавший на лице куда более серьезной растительностью в духе старого императора Франца-Иосифа, не раз ворчал, что ни одна женщина не станет воспринимать всерьёз мужчину, который носит подобные — «словно у лицеиста» — усишки. Но, снисходительно снося его подначки, Флориан упорно не желал разводить у себя на щеках и под носом «дебри Амазонки». Ибо давно уже точно знал, что благосклонность дам можно с успехом завоевать отнюдь не только длиной бороды или усов, но и иными достоинствами. - Анико пошла помогать госпоже переодеваться, — сообщил Янош, заглянув в комнату в тот момент, когда Флориан и сам уже успел заново облачиться в свежую сорочку и смокинг. И потому теперь лишь поправил запонки на манжетах и, благодарно кивнув слуге, сразу направился в столовую. А уже там первым делом подошёл к небольшому, светлого дерева, лакированному шкафчику, где хранился недавно купленный патефон последней модели и его персональная коллекция пластинок. Заядлый меломан, Флориан успел всего за несколько лет собрать их столько, что все эти разноцветные конверты уже с трудом помещались в отведённом им месте. Немалую часть фонотеки составляла всевозможная музыка лёгких жанров — записи модных певцов, танцевальные композиции известных джазовых оркестров, по поводу которых Сапари-старший высказывался ещё язвительнее, чем о современной моде, критикуя за легкомысленность и развязную вульгарность. Особенно часто за последнее «перепадало» популярным танцам, «диким папуасским пляскам», на которые «приличному человеку» невозможно даже смотреть без внутреннего содрогания. Что же касается самого Флориана, то у него ни фокстрот, ни чарльстон содрогания отнюдь не вызывали. Напротив, в юности, он, бывало, проводил во всевозможных дансингах ночи напролет, предпочитая танцы всем прочим видам развлечений. Да и до сих пор не отказывался от удовольствия потанцевать, если к тому были подходящее настроение, повод и компания. Сегодня всё это тоже определенно сошлось воедино. Потому, немного покопавшись в тесной стопке конвертов, он вытащил на свет божий пластинку, на этикетке которой значилось название ансамбля Артура Бриггса, где в последнее время часто солировал подающий, как казалось, большие надежды, молодой певец Джено Орелей, положил её на диск, раскрутил ручку патефона, и опустил иглу. Раздалось привычное тихое шипение и зазвучали первые аккорды композиции, поддавшись веселому заводному ритму которой, Флориан тут же стал пританцовывать. А затем, всё также двигаясь музыке в такт, направился к барному шкафу, намереваясь сделать себе и гостье, которая, теперь должно быть, уже вот-вот к нему присоединится, по порции аперитива. Как раз в этот момент Атенаис и появилась в столовой, едва не заставив Сапари, обернувшегося на легкий стук её каблучков по паркету, выронить от восхищения из рук тёмную бутыль «Дюбонне». - Послушай, в конце концов, это просто бесчеловечно! – с «возмущением» воскликнул он, медленно окидывая взглядом её золотистые волосы, уложенные в модную причёску, прихваченные сбоку длинной, украшенной черными тускло мерцающими гагатами, заколкой, сияющие белизной шею и декольте, оттенённые черным шелком платья, по которому, словно жидкая ртуть, растекались узоры из серебристых пайеток, переходя в длинную подвижную бахрому из такого же бисера, что спускалась рядами – одним, почти от самых плеч, и еще двумя, на уровне бедер и по подолу, до стройных, затянутых в шелковые чулки, щиколоток. – Да что там, вовсе преступно с твоей стороны быть такой ослепительной! Чуть усмехнувшись, она покачала головой и остановилась у двери, словно ожидая, что же будет дальше. А дальше Флориан, держа в руках две рюмки, которые, всё же, смог в итоге наполнить, продолжая пританцовывать под разносящуюся по комнате мелодию, направился к ней сам. - Я думал, что аперитивом будет это вино, но ты разжигаешь во мне аппетит гораздо сильнее!
Атенаис Клемансо: *с моим философом* - Надеюсь, не съешь меня прямо здесь и сейчас? – весьма довольная произведенным эффектом, Атенаис вновь качнула головой, принимая из его рук свою порцию напитка, пахнущего хиной и черной смородиной, затем усмехнулась, припомнив известное каждому: – «Dubo, Dubon, Dubonnet»*? – и, сделав глоток, прибавила. – Прекрасно! Только в следующий раз добавь мне, пожалуйста, еще джина на треть, ломтик лимона и немного льда. Обычно я не пью его в чистом виде… Значит, веселишься тут без меня? – с этими словами она многозначительно кивнула в сторону патефона, из которого всё еще доносились жизнеутверждающие аккорды джаз-банда и мужское пение на английском. – Ни за что не подумала бы, что ты любишь танцевать! - Оставлю тебя на сладкое, - кивнул Флориан, пригубил терпкий напиток и, отметив для себя пристрастия Тены относительно коктейля, даже предложил сейчас же все и переделать, но она лишь махнула рукой, дескать, ничего, пусть в этот раз останется так, как есть. – А об остальном… Ну да, разумеется, это сложно представить. Ведь все эти дни перед тобой был образцово-скучный джентльмен. Куда уж ему танцевать! Милая, я же венгр! Музыка течет по моим венам смешанная с алкоголем, специями и страстью! - Странно, а мне наоборот всегда казалось, что венгры — довольно сдержанные люди. И куда более закрытые, чем у нас, во Франции… - Просто мы предпочитаем демонстрировать свои эмоций лишь тем, кого считаем близкими людьми, — ответил он, чуть понижая голос, а потом, сразу же вернувшись к своей обычной, чуть иронической манере, продолжил. — И их же постоянно стремимся угостить! Иногда, как ты уже знаешь, это выглядит родом одержимости, но тут уж ничего не поделаешь. Придётся терпеть! — прибавил Флориан уже почти со смехом, заметив, как она слегка закатила глаза. — Ведь ты у меня в плену, или забыла? - Скорее, у вашей зимы, чем у тебя. Прости, милый, но на свете нет человека, способного меня удержать — если только я сама этого не хочу, — проговорила Атенаис, чуть дотронувшись кончиками пальцев до его щеки. Взор её при этом был абсолютно прозрачен и безмятежен. — Что ж, пойдём, и предадимся в очередной раз чревоугодию! — покосившись на изящно сервированный обеденный стол, она вздохнула. — Хотя и не могу сказать, что это мой самый любимый грех… - А ты немилосердна! Какой удар по моему самолюбию! Но делать нечего. Раз так, мне остается лишь благословлять нашу зиму и те её вихри, что принесли с гор снежные тучи! – развёл руками Флориан, провожая её к столу и помогая за ним устроиться. Затем позвонил в колокольчик, призывая Яноша, который, явившись тут же, занялся подачей блюд, действуя при этом со сноровкой, что сделала бы честь самому безупречному из английских лакеев. Тем не менее, уже совсем скоро, клятвенно уверив, что дальше они со всем справятся сами. Флориан отпустил его из столовой прочь, желая побыстрее вновь остаться с Атенаис тет-а-тет. - Ну так и какой же из грехов любезная мадам предпочитает более остальных? — спросил он, подливая вина в её бокал. — Клянусь, ты меня весьма заинтриговала! - А есть какие-нибудь предположения? — лукаво поинтересовалась Тена. - Эм-мм… ну, если даже заведомо отбросить чревоугодие, которое ты отрицаешь, и блуд, который я не смею приписать тебе даже в мыслях, то все равно остаётся еще слишком много вариантов. А ведь мы знаем друг друга совсем недавно и, в общем, далеко не всех возможных обстоятельствах. Скажи сама, или оставь при себе и это, навеки безжалостно лишив меня возможности узнать разгадку. - Ах, боже мой! Как это драматично! Ты никогда не пробовал играть на сцене? - Нет, до сцены добраться я не успел, хотя учитель словесности в лицее много раз обзывал меня паяцем за то, что я ловко копировал его манеру шепелявить и постоянно смешил этим своих одноклассников, — усмехнулся Сапари. И вдруг прибавил. — А знаешь, я передумал! Давай все же попробую угадать. Что там еще? Лень? Нет, не она! Чтобы достичь успеха в твоей профессии, нужен не только талант, но и бешеное трудолюбие. Зависть?.. Участь слабых людей и неудачников, это тоже не о тебе. Стало быть, вычеркиваем и её. Гнев?! Уволь, мне почему-то трудно даже представить, как ты в ярости рвешь и мечешь. Значит, нам остаются лишь жадность и гордыня. Ставлю на последнюю. «Immoderatum excellentiae appetitum»: так, кажется, определял её Фома Аквинский? - Браво! — воскликнула Атенаис, салютуя ему своим бокалом. — Точнее и не сказать! И это определённо обо мне! - Но погоди… С другой стороны, гордыня — это ещё и когда человек вдруг перестаёт благодарить Бога или Провидение за то, что имеет, полагая данное ему само собой разумеющимся. Однако не ты ли сама нынче упрекала меня в беспечности по отношению к дарам судьбы? Что это, Тена, быть может, ты обретаешь смирение? - Ещё скажи, что я толстею и старею! И вот тогда абсолютно точно получишь возможность узнать всю силу моего гнева. Причём, на собственной шкуре! — Атенаис звонко рассмеялась. А потом неожиданно нахмурила брови и, игриво тряхнув золотистыми локонами, заявила: - Всё! Не хочу больше ни есть, ни философствовать! Хочу веселиться и танцевать до упада! _____________________________________ * Самый знаменитый рекламный слоган напитка.
Флориан Сапари: A kedvesemmel - Желание дамы для меня закон, — улыбнулся Флориан, откладывая салфетку, и, поднявшись со своего места, снова подошел к патефону, где, пересмотрев еще раз заранее приготовленные конверты, сделал окончательный выбор, и затем тихо, будто самому себе, проговорил: — Думаю, вот это будет в самый раз! Однако уточнять, что же именно «это», не стал, просто накрутил до предела ручку патефона, устроил пластинку на поворотный диск и аккуратно опустил иглу. Вскоре послышались первые аккорды всем известного медленного фокстрота, под которые он вернулся к Атенаис и, изобразив церемонный поклон, протянул ей руку: - Потанцуем, мадам? Улыбаясь ему глазами, она не менее торжественно приняла приглашение. И через пару мгновений, дождавшись подходящего такта, они вместе заскользили по паркету. Первой наставницей в этом искусстве для Флориана стала его собственная матушка, стремившаяся, впрочем, обучить его, тогда ещё мальчишку-подростка, не столько правильным па и их нужной последовательности, сколько пониманию, что именно в танце люди порой лучше всего раскрывают свою истинную сущность. Потому мужчине очень важно уметь показать себя с самой лучшей стороны: быть одновременно сильным и мягким, чётко понимающим, чего желает сам и способным сообщить это без слов, лишь легким движением, взглядом; надежным и заботливым кавалером, дама которого в каждое мгновение, пока пребывает с ним рядом, ощущает свою исключительность. Ведь, даже оставаясь ведомой, именно женщина является в любом танце главной. Именно ради её удовольствия мужчина стремится сделать все, что в его силах… Повзрослев достаточно, Флориан понял, что в этом танец подобен ещё и занятию любовью. Где максимального наслаждения можно достичь также лишь при полном взаимном доверии. Когда соединяются не просто тела, но и души, всегда обнажённые больше, чем их грубые земные оболочки. И потому далеко не всякая близость приносит полное удовлетворение, даже если даёт разрядку телу. Так же, как не дарит истинной радости танец с безразличной тебе женщиной. Верно, поэтому Флориан после всегда старался сам влюбиться и, главное, влюбить в себя каждую из своих партнёрш — хотя бы даже всего лишь и на те несколько минут, что длится их совместный танец. Вот только здесь и сейчас ничего специально делать ему было не нужно. Заглядывая в глаза Атенаис, он почти физически ощущал, как соприкасаются их души. И это было удивительное, волнующие, и… немного пугающее чувство. Не в силах ему противиться, он не отпустил Тену от себя еще несколько мгновений и после того, как мелодия затихла, завороженно любуясь её чертами и борясь с мучительным желанием произнести вслух те слова, которые, конечно, не раз уже говорил другим женщинам. Вот только вряд ли сам испытывал при этом нечто подобное тому, что чувствовал ныне. Эту странную и необъяснимую робость. Которая в итоге ему и помешала. Атенаис открыла глаза. И, улыбнувшись – коротко и чуть смущенно, в ответ на отчётливо читающийся в них вопрос, Флориан тотчас же опустил руки и отступил от неё на полшага. - Я сейчас переверну пластинку. Ну, или можно поставить что-нибудь другое, повеселее, как ты и хотела… - Нет! – вновь подступив вплотную, Атенаис внезапно приложила к губам Флориана указательный палец. – Сейчас мне вполне достаточно той музыки, которую я всё ещё слышу здесь, - прибавила она, указывая на область собственного сердца. Затем мягко обняла за плечи и прижалась щекой к его груди. – И по-моему, у тебя звучит то же самое! - Тена!.. – порывисто выдохнув, Сапари тоже немедленно снова крепко её обнял. – Это, должно быть, какое-то безумие, но, кажется, я… - Тс-сс! – отстранившись на миг, она подняла лицо и с улыбкой покачала головой. – Не нужно слов. Просто потанцуй со мной еще! Прямо сейчас. Это был странный танец — уже без музыки, в которой никто более не нуждался. Крепко обняв друг друга, они медленно покачивались из стороны в сторону, совершая едва заметные шаги, наслаждаясь тем внезапным единением, что окутало их, заставляя сердца биться в одном ритме. А позже, когда желания их переменились — все так же, при этом, совпав, Флориан вновь подхватил её на руки и унес в свою спальню, где любил по-венгерски, отдавшись страсти до исступления, и шепча ей всю ночь лишь одно слово: - Szerelmem…* *Любимая моя
Атенаис Клемансо: * с самым счастливым мужчиной на свете (с)* Очередной зимний день неторопливо вступал в свои права, медленно наполняя комнату бледным сероватым светом. Флориан давно уснул. На боку, подсунув одну руку под подушку, а другую уютно расположив поверх изгиба талии устроившейся рядом калачиком Атенаис. Которая, напротив, спать совсем не хотела, а вместо этого просто лежала, слушая его почти бесшумное, равномерное дыхание. И еще — время от времени поднимала веки, чтобы вновь взглянуть в лицо. Старалась, правда, делать это не слишком часто. Ибо в такие моменты становилось слишком трудно удерживаться от немотивированного желания коснуться губами чёткой линии скулы, или провести ещё раз осторожно, почти невесомо, кончиками пальцев по щеке и подбородку, чуть шершавым от проступившей за день щетины… «Ещё» — потому что сегодня, не совладав с собой, она уже не однажды проделывала этот трюк. С улыбкой наблюдая затем, как слегка морщатся брови и подрагивают под ними плотно сомкнутые веки с длинными, словно у барышни, смоляными ресницами. «Возмутительно, всё-таки, красив!» — эта мысль, впрочем, тоже не была оригинальной. В отличие от других, беспричинных и бессмысленных, начинавшихся с «а что, если, все же…» и «но, может быть, вдруг…», что стали возникать голове в течение последних двух дней. Неизменно сталкиваясь там с железным «зачем?» и разбиваясь вдребезги на тысячу мелких осколков, что после кололи и царапали сердце. Особенно болезненно в те моменты, когда Флориан обращал на неё очередной взор, полный восхищения и страсти. И вот зачем это нужно ей? Теперь, в нынешней жизни. Где вполне хватает восхищения публики и страстей, кипящих на сцене, а иногда и за её пределами. Ведь все это уже было. И не принесло ничего, кроме горького разочарования, остатки яда которого много лет отравляют душу, заставляя до сих пор иногда говорить и делать вовсе не то, чего хотелось бы на самом деле. И совсем не то, чего заслуживают те, на кого обращаются эти неконтролируемые потоки желчи. Зачем это нужно ему? Он живет свою жизнь так, как привык. Действует в ней тоже исключительно по своему разумению. А потому вряд ли сможет по-настоящему принять и вытерпеть более-менее долго подле себя такую, как она. А значит, в скором времени тоже разочаруется. И что делать, если это случится раньше, чем в нём разочаруется она сама? Беззвучно вздохнув, Атенаис осторожно убрала с себя руку Флориана. Затем, тихо выскользнув из постели, встала и тут же плотно завернулась в халат, что был до того небрежно перекинут через изножье кровати – верно, самим же его хозяином. От плотного соприкосновения с теплой кожей гладкий шелк немедленно согрелся, и до обоняния донеслись терпкие ароматы знакомого одеколона, табака и еще чего-то, неуловимо приятного, будто родного. Вновь с удовольствием вдохнув все это полной грудью, она чуть улыбнулась, сделала несколько шагов по комнате и опустилась в просторное кресло напротив окна. Устроилась в нем, поджав к груди колени, обняла их руками и принялась задумчиво смотреть в окно, ночная тьма в проеме которого, наконец-то, рассеялась настолько, чтобы можно было увидеть, что происходит на улице. Хотя, там, собственно, не происходило ничего нового по сравнению со вчерашним утром. Все тот же снег, слой которого сделался, кажется, лишь чуточку тоньше, да автомобиль, дремлющий под этим покровом так же крепко и сладко, как его владелец – в своей постели. Стало быть, уехать в город всё еще будет затруднительно. Хотя, ведущую туда трассу, скорее всего, за сутки уже успели хотя бы немного расчистить… - Опять от меня сбежала? – внезапно раздавшийся сзади хрипловатый спросонья голос Флориана заставил Атенаис испуганно вздрогнуть. Погрузившись в свои размышления, она не слышала ни как он понялся, ни даже как подошел к креслу, в котором она расположилась лицом к окну и, соответственно, спиной – к остальной комнате. – Еще и халат мой стащила! - Могу вернуть, если так настаиваешь! - А вот как бы мне лучше, вместо халата, получить обратно его… эм-мм… содержимое? Обойдя кресло вокруг, Флориан опустился на корточки перед Атенаис, по-прежнему свернувшейся на глубоком сиденье, и, устроив ладони на её плечах, лукаво заглянул в глаза. - Что, опять?! Еще? – воскликнула она, расширяя в притворном ужасе глаза и прикрывая рукой губы. – Святая Дева, кажется, я действительно в лапах у ненасытного монстра! - Скорее, у несчастного одержимого, внезапно обретшего зелье, дарующее ему ни с чем несравнимое наслаждение, но напрочь лишающее воли и навязывающее лишь одно желание – постоянно увеличивать дозу… Ты – мой наркотик, Атенаис! И я не знаю, что мне с этим делать. - Быть может, просто попытаться вспомнить о реальности? И о том, что я – обычная, земная женщина? Такая же, как и все, кого ты любил прежде, и кого сможешь еще полюбить потом? - Nem, soha, - произнес он, мотнув головой, как всегда переходя на родной язык, когда чувства опережали рассудок. – Никогда прежде я ещё не любил такой, как ты! И поверь, что никто и никогда тебя в моем сердце и мыслях уже не заменит… Да я будто вообще только теперь впервые в жизни и понял – что это значит: любить! Нет, возможно, в чём-то ты права! И то, что происходит — действительно эйфория страсти. Через неделю-другую она уйдёт. Но тем лучше! Потому что именно этого я и хочу: узнать тебя — земную, обычную… На всякий случай. А то вдруг и ты со временем догадаешься, что я далеко не идеал! — чуть подмигнув, Флориан усмехнулся, по-прежнему не сводя умоляющего взора с ее лица. — Послушай, Тена, ну давай всё-таки попробуем, а? Некоторое время она задумчиво молчала, словно взвешивала все «да» и «нет», и эти секунды показались ему необычайно долгими. А потом лицо её, наконец, прояснилось, а с губ сорвалось «да» — короткое и тихое, будто вздох. Но и его Флориану было вполне достаточно, чтобы вновь ощутить себя самым счастливым мужчиной на свете.
Франц фон Тун: *когда не повезло с сестрой* Синий «Фиат-торпедо», недовольно фыркая мотором, уже не менее двадцати минут медленно, но усердно преодолевал один за другим сложные участки ведущего в Пасарет шоссе, когда девушка на пассажирском сиденье, наконец, не выдержала, нахмурилась и стрельнула недовольным взглядом в сторону находившегося за рулём молодого человека: - Франц, да ты издеваешься надо мной, что ли?! Я же попросила: как можно быстрее! Ну что ты едва плетешься?! - Быть может, потому, что просто хочу доехать до пункта назначения в целости и сохранности, а заодно довезти туда в таком виде и тебя, моя драгоценная сестрица? Стараясь сохранять хладнокровие – что с самого детства в обществе Эржебет было для него почти всегда равносильно подвигу, молодой граф фон Тун в очередной раз тяжко вздохнул и чуть крепче сжал пальцы вокруг рулевого колеса. Не только потому, что был по-прежнему раздражен сумасбродством сестры, закатившей истерику, когда, в ответ на просьбу… да что там, на форменный ультиматум! – отвезти её на виллу к Флориану Сапари, чтобы «просто посмотреть ему после всего этого в глаза», Франц всего лишь резонно заметил, что ехать за город по такой дороге, как сейчас, может быть довольно опасно. Но и просто оттого, что удерживать ровно ползущий постоянно наверх по остаткам снежно-водяной каши — да ещё сквозь непрерывно густеющий туман, автомобиль без цепей противоскольжения на колесах было не так-то легко. А уж чтобы делать на нем при этом ещё и более двадцати миль в час… Однако объяснять эти детали дурочке Эржи, все немногие интеллектуальные ресурсы которой были сейчас мобилизованы на достижение поставленной перед собой цели, казалось совершеннейшим нонсенсом. Как, впрочем, и злиться на неё всерьёз. Однако и не злиться совсем – тоже ведь невозможно! Надо сказать, что Франц и прежде никогда особенно не понимал свою старшую сестру. Однако сегодня, прилюдно разверещавшись на него прямо посреди своего идиотского благотворительного базара – куда сама же, между прочим, и притащила в качестве спутника, она довела его в этом, кажется, до степени полного абсолюта. Началось всё, впрочем, еще вчера, когда Франц, как обычно, за полночь, вернулся домой из карточного клуба. И Эржи – которая почему-то не спала в столь поздний час – буквально вломилась в его спальню, кинувшись тотчас, без предисловие, настойчиво выяснять, видел ли он этим вечером её жениха. Разумеется, он не видел – потому что Флориана в клубе сегодня не было. Как не было, кстати, еще и за день до этого в гимнастическом зале, где они с приятелями раз в неделю обычно непременно собирались, чтобы поиграть в настольный теннис. Однако об этом Франц вспомнил далеко не сразу. Но даже и тогда сестре, конечно, не рассказал. Во-первых, потому что она спрашивала лишь про сегодняшний вечер, а во-вторых, из соображений солидарности – в конце концов, мало ли где и как Флори может проводить свое свободное время? И знать об этом в деталях Эржебет совершенно необязательно. Даже если скоро их публично объявят женихом и невестой. Однако пока-то ведь еще так и не объявили… Так что портить отношения с Сапари, что бы там не происходило, в ближайшее время Францу было весьма и весьма невыгодно – причем, с любой стороны. Да, в общем, и не хотелось. Ведь, в сущности своей, Флориан — отличный парень, хоть и ведет себя порой до чрезмерности заносчиво. Но обижаться на эти издержки его плебейского воспитания ещё более нелепо, чем на эмоциональные всплески Эржебет. Ведь оскорбить может только равный. Сапари же, хоть и ворочают миллионами, однако все равно суть обычные нувориши. В то время как сам он — потомок древнейшего аристократического рода. Кстати, вот потому-то Францу было вначале и не очень ясно, ради чего его отец, старый граф фон Тун, так уцепился за странную идею выдать за отпрыска каких-то недавно разбогатевших выскочек их Эржебет. До тех пор, пока, в ответ на заданный родителю как-то наедине прямой вопрос на эту тему, тот очень откровенно и спокойно не объяснил, что подобное, возможно, единственный шанс спасти от скорого разорения их семью. Да и то — лишь при удачном стечении обстоятельств и известной благосклонности господ Сапари. Шокированный – разумеется, лишь новостью об возможном крахе, а вовсе не тем, что отец фактически вознамерился продать его сестру – Франц тогда несколько дней не мог отойти от потрясения. А после начал и сам вдвойне усердно стараться дружески сойтись с Флорианом Сапари, видя в нем теперь уже не только возможного родственника, но и потенциального спасителя от грядущих финансовых бед. Причем, не только сиюминутных, вроде карточных долгов, но и более глобальных. Тех, о которых было страшно даже всерьез задумываться. И вот ради того, чтобы их все-таки как-то избежать, можно было потерпеть и более серьезные вещи, нежели дурной характер Флориана, а также его становившиеся день ото дня все более язвительными шутки. Ведь, будучи кем угодно, но только не глупцом, Сапари и сам прекрасно понимал всю природу демонстрируемого ему графским семейством безмерного расположения. Потому даже не думал сдерживать на этот счёт своего сарказма, оттачивая его при этом, главным образом, на самом Франце. Которому, в свою очередь, было всё труднее скрывать недовольство по поводу того, что шутки эти обыкновенно касаются самых болезненных и неприятных для него тем. Вроде отношений с дамами, где Францу пока было весьма сложно тягаться с Сапари – уже хотя бы потому, что тот был старше и опытнее. Ну и, конечно, финансов, где молодой граф фон Тун от него сейчас почти всецело зависел. Иными словами, отношения двоих новоиспеченных товарищей, при всей их внешней безоблачности, были, на самом деле, полны самых разных «подводных камней». И порой, «спотыкаясь» об очередной из них, Франц даже начинал втайне мечтать о том, как бы получить шанс хотя бы раз отвесить Флориану ответного пинка. Вот только возможности такой, увы, пока, всё никак не представлялось.
Эржебет фон Тун: *с братом-гадёнышем* По мере приближения к вилле «Амелия», душа Эржебет фон Тун всё сильнее отдалялась от той точки, которую принято считать её исконным местом обитания. Все эти неприятные внутренние «перемещения» доставляли юной графине почти физическое беспокойство, заставляя нервно ёрзать по сиденью авто, уносящего её нынешним туманным и сырым январским днем в загородный Пасарет, и с недовольством поглядывать на сидящего за рулем брата, который с упрямством осла отказывался прибавить хотя бы немного скорости. Из-за чего они тащились вот уже более получаса, вместо обычных в таких случаях десяти-пятнадцати минут. Франц говорил, что всё из-за погоды и плохой дороги, но Эржебет была уверена, дело совсем не в этом, а в исключительной вредности гаденыша, который, будучи младше неё всего тремя годами, кажется, с самого их детства установил своей главной и основной целью всегда и во всём ей противоречить. Даже в мелочах! И самое ужасное, что родители в этом, как правило, всегда выступали на его стороне. Ведь Франц – единственный сын и наследник рода фон Тун и Гогенштейн! А она, Эржебет, в сущности, кто? Всего лишь разменная пешка, которую её семейство в подходящий момент безо всяких сомнений готово пожертвовать в своих сложных многовековых династических играх. Либо, что ещё более грубо и прозаично — в целях спасения от надвигающегося финансового банкротства. Именно так фройляйн фон Тун поначалу и отнеслась к доведенной однажды до её сведения матушкой новости о том, что отец пригласил нынче вечером в их дом господина Агоштона Сапари и его сына — своих новых знакомых и деловых партнёров. И потому ей следует надеть свое лучшее платье и держаться с этими гостями как можно любезнее. И всё бы ничего, если б «господа» эти были хотя бы людьми из общества! А не разбогатевшими чуть ли не в последние годы, вначале на военных поставках, а после – на судоходстве по Дунаю, торговцами. Возмутившись до глубины души, Эржебет тогда твёрдо решила показать себя этим обнаглевшим нуворишам – а заодно и собственным родителям, уверенным, что могут играть её судьбой по своему разумению, так сказать, во всей красе. Чтобы сын господина Сапари сразу и навсегда понял, что он ей не ровня, и забыл даже думать о том, чтобы иметь на неё какие-то виды. Да на свою беду, влюбилась в него сама. Причем, с первого же взгляда. Потому что прямо тогда и поняла, что Флориан Сапари – тот самый таинственный «Темный Рыцарь», предназначенный ей судьбой и звездами, о котором так долго твердила мадам Аурелия – личный астролог, к чьим услугам Эржебет прибегала в решении всех наиважнейших для себя вопросов вот уже в течение нескольких лет. С тех пор, как узнала о ней от одной из бывших гимназических подружек, пребывавшей в полном восторге от точности её предсказаний. Как и всякую девушку, Эржебет тоже интересовало собственное будущее. Особенно в том, что касается любви и брака. Потому, однажды она всё-таки решила воспользоваться рекомендацей и отправилась по собственноручно записанному Ильдико в её записную книжку адресу. И… тоже осталась всем довольна. Ибо, составив её подробную натальную карту, мадам Аурелия – жутковатого вида старуха, но весьма почтительная с клиентами, вначале весьма точно описала Эржи её характер и привычки – причем так, будто всегда её знала. А потом сообщила, что, по мнению звёзд, через некоторое время фройляйн фон Тун ожидает встреча с неким «Темным Рыцарем», который сыграет в её жизни судьбоносную роль. Более никакой информации звёзды, правда, о нём своей толковательнице не сообщили. Но Эржебет, чтобы воодушевиться, сполна хватило и этого. Ведь ей, такой симпатичной и милой, до сих пор почему-то фатально не везло с кавалерами. Вернее, кавалеры, конечно же, были. Однако все не те, которые могли бы хоть чуточку понравиться ей самой. И разрушить этот порочный круг Эржи никак не удавалось несколько лет подряд. А ведь ей уже целых двадцать три! Еще пара сезонов впустую, и все вокруг начнут открыто смеяться над той, которая за столько времени не смогла подцепить себе более-менее стоящего мужа! И пуще прочих будут в этом усердствовать так называемые подруги и их мамаши! Но вот, наконец, всё, кажется, начинало становиться на свои места. Как уже было сказано, Флориан Сапари поразил её сердце и воображение буквально с первого взгляда. Красавец, каких Эржи прежде еще не встречала, он был заметно старше. Почти на десять лет. Но ведь это скорее достоинство, чем преграда?! А еще обладал прекрасными манерами, что сделали бы честь любому аристократу. Мгновенно уловив нужный импульс с её стороны, родители сразу же начали активно способствовать развитию их знакомства. К тому же, Флориан приятельствовал с Францем. Или лучше сказать, покровительствовал. Что, однако, только добавляло ему очков в глазах графа и графини фон Тун. Самой же Эржи казалось, что для Флориана Сапари её младший брат — лишь некто вроде домашнего питомца. Этакого щенка-переростка, довольно навязчивого, но безобидного и достаточно симпатичного, чтобы не прогонять его прочь, пока окончательно не надоест. Но, в принципе, это вполне совпадало с её собственным отношением к Францу. Так что здесь у них выходило потенциальное единство. А вот более, пожалуй, нигде. Ведь время шло, а Флориан, держался с нею всё так же отстранённо, как и в первый день знакомства. Настолько, что Эржебет, приложившей уже, кажется, все возможные усилия, чтобы ему понравиться, хотелось порой разреветься от обиды. Больше того, их результатом стало лишь ухудшение отношения. Разумеется, лишь со стороны Флориана, который теперь всё чаще позволял себе в её адрес откровенный сарказм и плохо замаскированные безупречной вежливостью насмешки. Однако всё больше в него влюбляясь, Эржебет видела не явно намеренное стремление настроить против себя – и даже не просто дурной от природы нрав, но лишь сложность и противоречивость натуры, обусловленную недостатками воспитания, свойственными всем выходцам из низших слоёв общества. А еще ту витальность и магнетизм, что заставляли ее неизменно испытывать в его присутствии внутреннее томление, природу которого, как современная девушка, фройляйн фон Тун вполне понимала. Хотя и считала, что дать ему волю имеет право только в одном случае – если однажды они с Флорианом обвенчаются в церкви. Надежды на это, впрочем, со временем становилось всё меньше. Хотя мадам Аурелия и её звёзды упорно твердили, что всё будет хорошо и советовали не сдаваться и продолжать верить в успех. И однажды мечта всё-таки сбылась! Бог знает, что этому в итоге поспособствовало? Её бесконечное терпение? Или, может, озарившее Флориана понимание, что становится уже просто неприличным так долго тянуть кота за хвост. Но месяц назад, после очередного совместного обеда двух, ставших за последний год ближе некуда семейств, он ровным, почти без эмоций, голосом сообщил Эржи, что сердце его давно уже исполнено к ней самых нежных чувств. И потому он покорнейше просит её составить его счастье и украсить собой его жизнь. С публичным объявлением помолвки тогда, впрочем, решили повременить до февральского бала в честь двадцатипятилетия Эржебет, справедливо посчитав, что для столь важного события и обстановка необходима подходящая по уровню торжественности. Но слухи о том, что брачный союз детей двух известнейших семейств – дело уже практически решенное, разнеслись по всему Будапешту со скоростью лесного пожара в летнюю сушь. Разумеется, не без участия самой фройляйн фон Тун, справедливо праздновавшей свою заслуженную победу, а также всей женской половины её великосветской родни, включая матушку, многочисленных тетушек и кузин, откровенно завидовавшие столь щедрому «улову». Ибо кто сказал, что погрешности воспитания и даже низость происхождения нельзя хотя бы отчасти компенсировать миллионным банковским счетом? Самой Эржи отсутствие даже малой капли голубой крови в жилах её будущего жениха к этому времени уже ничуть не мешало. Она с удовольствием предвкушала свой главный триумф – в том числе и в глазах у тех сплетниц, что успели записать её в вечные «старые девы». И одним из первых светских мероприятий, где они с Флорианом должны были открыто появиться вместе уже после того, как во всех гостиных успели обсудить их помолвку, предполагался сегодняшний благотворительный базар, устроенный дамским обществом, среди главных попечительниц которого с давних пор числилась её мать, а с недавних – и сама Эржебет. Сбор денег производили для нуждающихся инвалидов Великой войны. Семейство Сапари также давно славилось своими меценатскими традициями. И на этот раз все знали: пожертвование, внесённое ими на указанный для всех заранее банковский счет, было самым значительным среди прочих. Что также в какой-то мере подтверждало серьезность намерений Флориана и давало дополнительную почву слухам, весьма приятным самолюбию Эржебет, которая очень ждала этого дня. И оттого была необычайно разочарована, когда узнала – причем даже не лично от жениха, а через его секретаря, что присутствовать на благотворительном базаре господин Сапари не сможет. Так как, волей снежной стихии, обрушившейся третьего дня на Будапешт и его окрестности, оказался, к сожалению, на время надежно заперт у себя на загородной вилле. Объяснение это показалось Эржебет настолько странным, что она почти сразу засомневалась, что дело здесь исключительно в погоде. Еще больше сомнений и волнений возникло, когда за полтора прошедших после его получения дня ей ни разу не удалось связаться с Флорианом даже по телефону. Трубку в Пасарет неизменно поднимал его слуга. Который всякий раз невозмутимо сообщал «фройляйн графине», что «Флориан-ур» в настоящий момент никак подойти к аппарату не может. Потому что либо очень занят работой, либо отправился на небольшую прогулку, либо попросту спит. Постоянно чувствуя в его словах какой-то подвох, Эржебет мало-помалу начинала сходить с ума от неизвестности. Добавила масла в огонь её душевных метаний и мадам Аурелия, объявившая виной всему ретроградный Меркурий, который, как известно, влияет на амурные отношения ничуть не меньше, а может, даже еще и сильнее ретроградной Венеры. Да еще и этот вчерашний разговор с Францем, оставивший немало вопросов… Врожденная гордость и впитанные с молоком матери принципы морали – плюс, конечно, еще и этот проклятый снегопад в придачу – не позволяли Эржи отправиться в Пасарет одной, чтобы выяснить, наконец, в чем там дело и успокоиться. Однако к середине дня нынешнего стали неважны даже они. С трудом выдержав присутствие на благотворительном базаре – который, вместо триумфа, обернулся форменным адом: «анонсированный» будущий жених так и не соизволил появиться, и теперь все, кто успел об этом узнать, уже готовились перемыть до снежной белизны каждую из её косточек, Эржи заставила брата везти ее в Пасарет, несмотря на отчаянное сопротивление самого Франца и принесённый потеплением туман, всё гуще окутывавший город вместе с окрестными холмами. Угрожая, что в случае отказа, прямо сегодня же расскажет отцу об истинной сумме его карточного долга. Которую, на самом деле, естественно, не знала. Но, не имея себе равных в собственной семье в искусстве блефа, одним лишь решительным видом легко убедила Франца – с детства весьма доверчивого и простодушного – в обратном. Когда «Фиат», наконец, затормозил напротив ворот нужной им виллы, Эржебет выскочила из салона первой, даже не дождавшись, пока брат откроет ей дверь. И дальше, тоже чуть не бегом, пустилась к калитке, которая, на удивление, оказалась не запертой, потому попасть во двор не составило никакого труда. Первое, что она поняла – это то, что Флориан все же здесь: его автомобиль, засыпанный снегом, стоял рядом с домом. И по всему было заметно, что им не пользовались уже несколько дней. Понимание этого мгновенно принесло Эржи некоторое облегчение: значит, не соврал хотя бы тут! Дорожка к парадному порогу виллы была тщательно расчищена. Поэтому, проходя по ней, никаких следов фройляйн фон Тун не заметила. Так же как и на пороге, куда она затем решительно поднялась, и где нажала на кнопку электрического звонка массивной деревянной двери. Открыли ей почти сразу. Седовласый слуга по имени, кажется, Янош изо всех сил изображал невозмутимость, но было всё равно заметно, что он удивлен. Или, может быть, даже, смущён?! - Эржебет фон Тун и Гогенштейн, – решив напомнить, на всякий случай, своё, объявила девушка, сверля его физиономию пристальным взглядом. – Прошу, сообщите господину Сапари, что я здесь. - О, нет, фройляйн… боюсь, это невозможно! Флориан-ур в настоящее время отсутствует… - Ничего, я и... мой брат, - быстро оглянувшись на подошедшего только что следом за нею Франца, Эржебет упрямо нахмурила брови, - подождем его в холле! Погода для прогулок сегодня не самая располагающая! Так что уверена, что он довольно скоро вернётся!
Флориан Сапари: с единственной и неповторимой С того момента, как утром они впервые вместе выглядывали в окно, обсуждая дальнейшие планы на наступивший день, и до того, как все-таки вышли после завтрака из дома, погода успела радикальным образом перемениться. Заметно потеплело. Отчего воздух, сразу же сделавшись влажным и тяжёлым, касался открытых участков кожи почти осязаемо. Подумав, что Атенаис, как певице, вряд ли понравится прогулка в такую сырость, Флориан сразу же предложил вернуться обратно и придумать какое-нибудь иное развлечение дома, в тепле. Но она лишь рассмеялась, уверив, что совершенно не нуждается в том, чтобы с нею носились, как с японской фарфоровой вазой: - А что делать, если я этого, предположим, хочу? — с улыбкой поинтересовался Флориан. - Контролировать свои желания! - Ни за что! И даже не пытайся меня больше об этом просить! — прибавил он, сгребая её в охапку, крепко прижимая к себе, и напоказ вздыхая, когда Тена строго напомнила, что вообще-то они, кажется, собирались погулять, а не обниматься у всех на глазах. — Да здесь же никого нет! Ну что за женщина мне досталась? - Ровно та, которую ты заслужил! — парировала Атенаис, смеясь, и мгновенно выскальзывая из его рук. Ощущение какого-то пьянящего веселья вообще не оставляло её с тех пор, как произошло их с Флорианом объяснение. А еще оно дарило уже почти забытое чувство юношеской лёгкости. Когда хорошо не по какой-то конкретной причине, но просто оттого, что… хорошо! Настолько, что не хочется ни рассуждать, ни думать о том, что будет после… - Ну, ладно! Если ты так настаиваешь, — тем временем, продолжил Флориан, — не хочешь спокойного отдыха в домашнем уюте, значит, как хочешь! Значит, потащу тебя обратно в город. На трамвае! — прибавил он шепотом, зловеще сужая глаза. — Будешь после жаловаться своим утонченным артистическим друзьям, как грубый венгерский дикарь вначале тебя похитил, потом против воли уволок в свое логово, а после ещё и заставил ездить на транспорте, предназначенном для простых смертных! — смеялся он уже позже, когда вдвоём с Теной они зашли в вагон, выглядевший, между прочим, весьма нарядным: составленные из черных и светлых дощечек, покрытых блестящим лаком, сиденья на резных ножках, украшенные растительным мотивами кованые латунные накладки на полках и под потолком… Прекрасно зная, какое впечатление на приезжих производит их, будапештский, трамвай, он, конечно же, неспроста предложил Атенаис именно такой способ передвижения. Ибо, давно уже используя для повседневных нужд либо собственный автомобиль, либо такси, и сам иногда любил прокатиться по знакомым улицам на трамвае, так как подобные путешествия всегда будто ненадолго возвращали его в детство. Вновь оказавшись в городе, счастливые и довольные, они первым делом отправились на Рыбацкий бастион, который не успели посетить в ту свою первую, грандиозную прогулку. После заглянули и в церковь Матьяша. А затем вновь пошли бродить по городским улочкам. Спускались к реке, поднимались на мосты… Наслаждались обществом друг друга, несмотря на то, что постоянно находились среди людей. Ближе к обеду с Дуная начал подниматься туман. И уже сидя в ресторане на набережной, они с любопытством наблюдали, как его густая сизая дымка постепенно окутывает снизу доверху улицу, а потом и будто парящее над рекой изящное и одновременно величественное белоснежное здание парламента. Обратная дорога в Пасарет происходила уже в такой густой пелене, что из окон трамвая невозможно было различить даже противоположных сторон улиц, по которым он медленно полз обратно наверх, отмечая мелодичными перезвонами колокольчика каждую из своих остановок. - Такое чувство, будто путешествуешь по самому небу, — глядя в окно, задумчиво заметила Атенаис. А потом вдруг повернулась и заявила, что хочет «побродить среди облаков» собственными ногами. - Конечно, gyönyörű. Любой твой каприз! — ответил Флориан, с улыбкой пожимая плечами. И остаток пути до дома они проделали пешком, по вечерним улицам, где золотое мерцание фонарей, рассеиваясь сквозь туман, создавало причудливые загадочные тени, рождённые переплетением ветвей нависавших на дорогой кряжистых дубов и стройных каштанов. Но, не склонные к мистицизму, Тена и Флориан лишь перешучивались на эту тему, добраясь до виллы «Амелия» по одной из боковых улиц. И потому попали на неё в итоге не через центральный вход, а пройдя по саду, калитку в который Сапари отворил перед спутницей воодушевленно рассказывая, как красиво здесь бывает по весне, и почему ей следует ещё раз непременно сюда приехать в конце марта, а лучше в самом начале апреля, когда все вокруг цветёт и благоухает.
полная версия страницы