Форум » Постскриптум » Среди снегов » Ответить
Среди снегов
Аделиза Блаунт: Время - зима 1879 года Место - где-то в Россиийской Империи, далее Псков и Петербург Участники - леди Аделиза Блаунт, Матвей Гудков.
Ответов - 3
Матвей Гудков: Поезд из Берлина, издавая густое шипение и выбрасывая из-под колес облака пара, остановился под крышей Петербургского вокзала в Варшаве. Пассажиры, после свистка кондуктора, стали выходить на платформу, встречающие смешались с толпой носильщиков и началась привычная вокзальная кутерьма. Шум многих голосов, смешение всех возможных языков – все это походило на Вавилонское столпотворение. Только один господин выделялся среди всей этой кутерьмы каким-то ледяным спокойствием. Он остановился в дверях купе и выждал несколько минут, осматривая платформу поверх голов прочих пассажиров. Выискивал он кого-то или просто это было любопытство путешественника, прибывшего в новое место, сказать было сложно – ни лицо, ни глаза его ничего не выражали. К нему подошел кондуктор, что-то скороговоркой произнес, после чего, получив от господина в качестве благодарности, розовенькую, расплылся в улыбке и удалился прочь. Сам же мужчина неспешно сошел вниз и прошелся до здания вокзального ресторана, где выбрал один из столиков и присел за него. Возникший кёльнер, принес ему разных закусок, рюмку коньяку и свежую газету. За соседним столом сидели два господина, которые, скучая в ожидании поезда, тоже закусывали да выпивали, обсуждая всё и всех, что попадалось им на глаза. Говорили на французском, хотя по обращениям было понятно, что сами они русские: - Ох и погода. Гляньте-ка, как валит! – за окном мокрыми хризантемами падали огромные хлопья мокрого снега, - Знаете, Степан Николаевич, вот тут говорил с начальником станции, так он уверяет, что в России метели метут уже неделю и поезда теперь постоянно опаздывают. А ведь трудно вообразить себе, что пару дней тому назад, мы с вами прогуливались по набережной в легком шерстяном костюме, как весной. - Так что им не мести, коли зима. Другое дело, что поезда опаздывают. Вот это не дело. Но что взять с погоды и с русских! – последнее было сказано с досадой, после чего мужчина огляделся и помолчав немного, вдруг заговорил на чистом русском языке: - Гляньте-ка на этого заграничного франта, - вполголоса пробормотал Степан Николаевич, подбородком указывая в сторону недавно вошедшего пассажира, - Никак и он в Россию едет. Ишь, принарядился по-зимнему! На мужчине и вправду было зимнее пальто, ворот и манжеты которого были обшиты бобровым мехом. Рядом, на столе лежали перчатки на меху и котелок. Хорошо сшитый шерстяной костюм в зеленую клетку, английского сукна, галстук синего цвета, были подобраны со вкусом, но весьма смело, что указывало то ли на неординарную и смелую личность их обладателя, то ли на его желание покрасоваться. - Итальянец, - смело предположил второй мужчина, - Или испанец. Лицо-то какое-чернющее, как у наших крестьян, что в поле всю жизнь. А глаза жгучие. Говорят, они народ опасный, чуть что, сразу глотку перережут. Мужчина за столом сидел не оборачиваясь в их сторону, спокойно перевернул листок газеты, пробежал глазами последние новости, в которых вскользь обсуждали смерть эмира Афганистана Шир-Али*, жившего в изгнании, и досадливо поморщился. После этого он отложил газету, выпил одним махом коньяк и встал. Уже одетый, он прошел как можно ближе к столику русских собеседников, и приподняв над головой свой головной убор, холодно, по-французски заметил: - Странно осуждать русских, будучи русскими, а уж обсуждать за спиной человека, не будучи с ним знакомым, и того страннее, - и откашлявшись, добавил по-русски: - Гудков Матвей Аристархович, купец 1-ой гильдии, возвращаюсь домой после долгого пребывания по делам мануфактуры за границей. И не ожидая ответа от опешивших мужчин, удалился прочь. Степан Николаевич оправился первым от потрясения и налив в рюмку наливки, сурово пробурчал: - Нет теперь никакого порядку! Купцы эти рядятся, как иностранные аристократы, по ресторациям ходят. В гимназиях и университетах обучаются! Ох, куда матушка-Россия катится! А купец Гудков их разговорами уже давно не интересовался, стоял на перроне и ожидал, когда состав до Петербурга будет готов. Он курил папироску и разглядывал толпу все с тем же холодным видом, что не ясно было, видит он кого-то или погружен в какие-то свои собственные мысли. А на самом деле его одолевали только две заботы – поскорее добраться до дома и обнять матушку, о здоровье которой ему недавно писала младшая сестрица. От зимней стужи у матери вновь разыгрался ревматизм, и на уговоры родни ехать на воды она упрямо отмахивалась, но сестрица знала, что его мать послушает. А второй заботой были его служебные дела, с которыми нужно было расправиться в ближайшее время в столице. Пока же он ждал, когда приготовят поезд к отправлению в столицу Империи. Погода и впрямь, портилась на глазах. Небо затянули свинцово-серые тучи и снежные комья падали все быстрее. А ветер, который еще час назад всего лишь порывами налетал на прохожих, теперь дул с постоянной силой, обещая скорую бурю. Матвей Аристархович сделал последнюю затяжку, перед тем как затушить сигарету, и раздраженно бросил окурок в жестяную урну рядом. Если пути заметет, если поезд застрянет, он пропусти начало праздников, которые собирался встретить с семьей. Сырная седмица начиналась в ночь на грядущий понедельник и службу вместе с семьей он хотел провести в Казанском соборе, куда они всей семьей ходили, где когда-то венчались его родители. Но человек предполагает, а Бог располагает. А уж погода и стихия и вовсе неподвластны никому. Вдалеке послышались свистки кондукторов и окрики, оповещавшие пассажиров поезда, что через четверть часа отправляется поезд в Петербург. Матвей Аристархович, поправил головной убор, натянул перчатку, которую снял пока курил, и отправился к своему вагону. И уже почти дойдя до открытой двери, в которой стоял помощник кондуктора, помогавший вновь прибывшим пассажирам разбираться с местами, мужчина ощутил сильный толчок в бок, от которого он чуть пошатнулся в сторону, а после грохот падающих коробок и возмущенный женский голос. *21 февраля 1879 года
Аделиза Блаунт: Юная леди Аделиза Блаунт всегда была легка на подъем, и горячо мечтала о далёких путешествиях. Мечты о различных странах с детства волновали ее воображение. Не пугали даже возможные трудности пути. Столкнись она с ними, наверняка бы не стала канючить, как многие бывшие однокашницы по недавно оконченному (к счастью) пансиону. Для тех огромным событием и предельным напряжением физических и моральных сил порой становилась необходимость преодолеть десять миль, что разделяли деревню, в окрестностях которой располагался старинный особняк, лет тридцать назад проданный прежним владельцем под обитель для юных благородных дев, и Брайтон, куда этих самых барышень каждые выходные традиционно вывозили на прогулку. Еще тогда, сидя вместе с другими девчонками в вагоне поезда, Ада воображала, что однажды отправится далеко-далеко на таком же грохочущем и пышущем паром составе. Или может быть, вовсе поплывет на корабле, как когда-то ее родители, в далекую Индию. Отца Ады еще восемь лет тому назад лично пригласил на службу при своем дворе прошлый индийский вице-король, граф Нортбрук, хорошо знакомый с его собственным отцом, погибшим в Крымскую войну дедом Аделизы. Собственно, гибель родителя в легендарной трагической атаке легкой кавалерии при Балаклаве, и унаследованный в связи с этим всего в двадцать лет титул – при отсутствии должного опыта и, прямо скажем, таланта управлять громадной махиной прилагавшегося к нему состояния, привели к тому, что спустя несколько лет молодому графу уже пришлось поправлять дела женитьбой на богатой наследнице. Но и принесенного ею приданного вновь образованному семейству надолго не хватило. Поэтому переезд в далекую и казавшуюся почти нереальной Индию был скорее вынужденной мерой, чем истовым желанием самого сэра Уильяма. И особенно его жены. К этому времени в семье уже подрастала дочь, брать которую с собой родители посчитали нецелесообразным. Ведь долгое и трудное путешествие могло оказаться для маленькой и хрупкой, точно фарфоровая статуэтка, девочки слишком опасным. Поэтому десятилетнюю Аду тогда же устроили в прекрасный и сказочно дорогой пансион в Сассэксе. Содержать там дочь графской чете в тот момент было явно не по карману. Но, то ли из чувства вины, что вынужден оставить единственного и горячо любимого ребенка в Англии совсем одного, то ли из присущего ему некоторого бахвальства, лорд Антрим все равно пошел на это почти без раздумий. Впрочем, с тех пор, как и у большинства семейств, что, так же при наличии материальных затруднений перебирались в богатые колонии, финансовое положение Блаунтов совершенно наладилось. Особенно это стало очевидно при новом вице-короле, графе Литтоне. С ним сэр Уильям, к слову, сошелся особенно близко – в том числе и по весьма актуальному ныне афганскому вопросу. А двоюродного племянника супруги сэра Эдварда, молодого Роберта Кларендона, служившего ныне морским атташе в Санкт-Петербурге, даже стали прочить в женихи достаточно подросшей к этому времени юной леди Аделизе. Именно с целью смотрин (которые, впрочем, никто напрямую так не называл), и суждено было сойтись в феврале 1879 года в столице Российской империи всем заинтересованным в возможном брачном союзе сторонам. Почему же не в Англии, спросите вы? Ну, во-первых, именно в России, неотлучно – вследствие очередного заметного ухудшения отношений между двумя могучими империями, теперь находился граф Кларендон, во-вторых – с этакой оказией появлялась возможность устно передать некоторые невозможные даже для пересылки дипломатической почтой сведения для лорда Лофтуса, ныне действующего посла Британской королевы. А в третьих… черт возьми, это было просто интересно и необычно: встретиться всем вместе именно в этой дикой стране и взглянуть на нее, имеющую непосредственное отношение к их семье, собственными глазами. Именно так – сдержанно проинформировав о первой причине, естественно, ничего не рассказав о второй, зато во всех пышных красках расписав третью, граф Антрим и предложил дочери, унаследовавшей многие черты его собственного характера, в том числе и изрядный авантюризм, приехать в Россию. И Аделиза, разумеется, с радостью согласилась. Потому что – во-первых, ужасно соскучилась по родителям, во-вторых – хотела своими глазами увидеть, наконец, того, о чьих достоинствах и необоримом обаянии маменька писала ей в каждом своем письме вот уже целый год. А в третьих – как известно, с детства мечтала о долгом-долгом путешествии. И вот мечта ее, наконец, сбылась. Разумеется, не сразу. Пришлось проявить всю возможную настойчивость, и даже упрямство, чтобы воплотить ее в жизнь. Ведь, когда Ада объявила, что желает ехать в Санкт-Петербург не по морю, как все нормальные люди, но через весь континент по железной дороге, не только маменька оказалась потрясена, а даже и отец. Хотя он обычно гораздо спокойнее относился к причудам дочери. Так или иначе, своего Ада добилась. И последние три месяца вся ее жизнь происходила, почитай, под постоянный перестук железных колес. Разумеется, в пути случались разной длительности остановки. Остались позади непривычно солнечный для англичанки и прекрасный осенний Париж, где мисс Блаунт задержалась дольше всего – почти на три недели, Рождество в Берлине, сонная и задумчивая зимняя Прага, из которой, не удержавшись и стараясь максимально использовать представившуюся, вероятно, единственный раз в жизни возможность, Ада ненадолго отправилась в недавно слившийся в один сразу из трех городов Будапешт… Последней европейской столицей, которая встретила девушку всего три дня назад, стала Варшава. Впрочем, на самом деле, Ада, конечно, хорошо знала, что настоящей столицей этот город быть перестал уже много лет назад. С тех пор, как исчезла страна, которую он собой увенчивал. О печальной судьбе Польши, чье ослабевшее тело безжалостно растерзали и разделили получившиеся куски между собой соседние державы, в Британии всегда говорили открыто. И столь же явно сочувствовали попыткам тех храбрых поляков, кто еще осмеливались выступать против произвола сурового и жестокого русского царя. Да, насчет страны, которая была конечной целью ее долгого путешествия, леди Аделиза Блаунт не питала ни малейших иллюзий, справедливо считая Россию не только агрессивной и недружелюбной – недаром ведь именно тут четверть века тому назад пал смертью храбрых ее собственный дед, но и совершенно дикой. Не прошло еще и двадцати лет с тех пор, как для одних людей тут считалось естественным и законным владеть своими же собственными соотечественниками, пускай и низкого происхождения, точно те были неодушевленными предметами! Даже в Американских Штатах, где рабство отменили в то же самое время, белые плантаторы владели рабами, привезенными из Африки! А еще во всех прочитанных Адой путевых заметках путешествовавших по России иноземцев, включая и те самые, известные, написанные французским маркизом де Кюстином, особо отмечался недружелюбный нрав русских, которые, к тому же, весьма грубы в своих эмоциях и не имеют хороших манер. Поэтому, с тех пор, как пересекла границу Российской империи, Ада по возможности старалась воздерживаться от общения с аборигенами. Впрочем, пока ничего дурного эти странные русские ни ей, ни мисс Крэнберри – очень дальней родственнице со стороны матери, которую та буквально навязала ей в компаньонки, выставив сие единственным условием, при котором Аделиза сможет осуществить свою безумную затею с поездкой по Европе, не сделали. Это казалось довольно странным для юной англичанки, всерьез готовившейся встретить в России диковатых и недобрых людей. Хотя, возможно, все дело лишь в том, что встретившиеся ей люди… русскими на самом деле просто и не были. Как вскоре выяснила мисс Блаунт, чаще всего отличить их от тех же поляков внешне было практически невозможно – пока не заговорят. Да и то не факт, если не знать, что польский – это такой язык, который на слух состоит, кажется, единственно из шипящих звуков и тем хоть немного отличается от русского! Между тем, на железнодорожном вокзале, куда леди Аделиза и мисс Крэнберри приехали, чтобы начать отсюда финальный отрезок своего путешествия, народу было столько, что прислушиваться к взлетающему к высоким сводам потолка смешанным гулом многоголосью было совершенно бессмысленно. Достаточно и того, что приходилось судорожно прислушиваться к объявлениям в зале ожидания, силясь понять их смысл и не пропустить момент, когда уже необходимо идти на посадку. Ждать на перроне все время до отправления – логичный и рациональный выбор для всякого не владеющего местным языком иноземного путешественника, было решительно невозможно из-за ужасной погоды: мокрого снега, который валил с неба огромными, приставучими снежками, что тут же растекались ледяной водой по лбу и щеками и норовили залепить глаза. - Szanowni Państwo, pociąg do Petersburga odjeżdża za pięć minut!* – громко объявил пузатый служитель в форменном кителе, заглядывая в здание вокзала в поисках припозднившихся и зазевавшихся пассажиров. - Как вы думаете, что он сказал, мисс Крэнберри? – с тревогой оглядываясь в почти опустевшем за последние минуты зале ожидания и пытаясь успеть выглянуть на перрон сквозь распахнувшуюся ненадолго дверь, переспросила у своей компаньонки Аделиза. - Могу предположить лишь, что это приглашение на посадку, миледи. - Но еще вроде бы не время? – удивилась девушка и взглянула вначале на большие настенные часы, а затем – для контроля, на свои собственные, что в виде изящного кулона на длинной цепочке украшали ее плотное зимнее платье под меховой накидкой. И тут же, подскочив на ноги, словно подкинутая вверх мощной пружиной, громко ахнула. – Боже мой, да они ведь отстают на целых полчаса! - Но как это может быть? Здесь вокзал, люди по ним ориентируются! – резонно удивилась мисс Крэнберри. – Не у всех ведь есть собственные часы! - Здесь дикая Россия! – воскликнула Ада, хватая ее за рукав с целью поторопить. – Скорее поднимайтесь, наш поезд отходит через пять… нет, даже уже через три минуты! Мы ужасно опаздываем! А ведь надо еще погрузить вещи!.. Portier!!! – завопила она вновь на весь зал, беспомощно оглядываясь и призывая носильщика. Теперь уже по-французски, так как давно заметила, что этот язык на континенте понимают чаще всего. – Aidez!** К счастью, ее отчаянный крик возымел нужный эффект. В дверях тут же возник молодой парень с тележкой. Что-то сокрушенно стрекоча по-польски, он живо погрузил на нее саквояжи и чемоданы обеих дам и, жестом призвав следовать за собой, рысью рванул к выходу. А следом за ним, неприлично подхватив юбки, чтоб не путались под ногами, понеслись юная британская аристократка и ее спутница, тоже будто бы каким-то чудом внезапно обретшая вновь давно утраченную юношескую резвость. - Opóźnij odjazd pociągu! Są spóźnialscy!*** – тем временем уже объяснял одному из проводников носильщик, указывая на поотставших от него, но все равно не сдающихся дочерей Альбиона, стремительно сокращающих разделявшее их и нужный вагон расстояние. Вернее, одна из них. Та, что моложе. - Я больше не могу, мисс Блаунт, я сейчас задохнусь! – простонала за ее спиной вторая. И, обернувшись назад, чтобы ее подбодрить, Ада, сама не заметив, как, со всего размаху влетела вдруг скулой во что-то лохматое, плотное и при этом – огромное, едва не усевшись затем по инерции на грязный и мокрый перрон. - Эй, любезный, вы что, не могли отойти в сторону?! – с трудом, но все же удержавшись вертикально, она возмущенно пепелила взглядом высокого господина в длинном пальто – ведь именно он оказался ее неожиданной преградой. А теперь, вместо того, чтобы тотчас же извиниться, как подобает настоящему джентльмену, еще и тупо таращился на неё сверху вниз, зачем-то хлопая себя при этом ладонями по бокам и груди, словно пингвин из зоопарка – крыльями. - Можете не волноваться, от вас не отвалилось ни кусочка! – презрительно хмыкнув, Аделиза подхватила под локоть едва дышавшую от быстрого бега компаньонку и приготовилась гордо обойти невежу. _________________________ *Любезные господа, поезд до Петербурга отправляется через пять минут! (польск.) ** Носильщик!... На помощь! (франц.) *** Отложите отъезд поезда! Они опаздывают! (польск.)
Матвей Гудков: Предосторожности лишними никогда не бывают. Это Матвей Аристархович знал из своего богатого жизненного опыта, а потому, получив ощутимый толчок в бок, прежде всего схватился за карманы, проверяя в целости ли пакет, что несколькими часами раньше он получил от одного своего знакомого и компаньона, если позволено его будет так называть, с просьбой лично доставить в Петербург по адресу. Бумаги, а может и просто корреспонденция, что в нем находилась, видно была деликатного свойства, что простой почте доверять не хотелось – то ли зная медлительность и крайнюю невнимательность почтовых служб, то ли просто желая воспользоваться оказией и быстрее до получателя довезти посылку. Так или иначе, но потерять его вот так нелепо Гудков не желал и только после того, как убедился в целостности врученного ему предмета, взглянул на то «досадное недоразумение», что едва не скинуло его под поезд. Правда, сразу увидеть что-то было невозможно – его котелок от толчка сполз на самые глаза и пока он его поправлял на ум пришла семейная присказка: «В дороге шляпы не теряй, а то и головы лишиться можешь!». Так когда-то говаривал его батюшка, серьезно воздевая палец указательный к небу, как бы призывая высшего свидетеля его мудрости. И вот, спустя каких-то пару секунд – ведь только на словах все эти действия занимают много времени – Матвей Аристархович увидел ее, суматошную молодую особу, которая вдруг ни с того, ни с сего, начала его же и отчитывать, что это он, дескать виноват в приключившейся оказии. А ему что же. Глаза на затылке прикажете иметь, если у этой барышни их и спереди на лице отродясь не было. Не может же один человек быть в ответе за всех. Поэтому, выслушав молча ее монолог, а он был, благо, коротким, мужчина наклонился, поднял с земли маленькую сумочку, и протянул ее даме. Да не той, молодой и истеричной, но второй, что как раз в этот момент перестала пыхтеть как паровоз и смогла перевести дыхание. Дальше, не ожидая слов благодарности, господин Гудков повернулся и первым прошел в вагон, предоставляя кондуктору всю радость общения с пассажирками. В приготовленном для него купе уже лежали чемоданы, на столе стоял дорожный несессер, а рядом с ним, сложенная стопкой, свежая пресса – немецкие, английские и русские газеты. Неторопливо, хозяин купе прошелся к окну, на ходу расстегивая пальто, снял его, еще раз проверил сохранность пакета, и повесил на вешалку. После чего принялся приготовляться к долгому путешествию. Паровозный гудок как раз возвестил об отбытие поезда, и сделав резкий толчок, состав тронулся в путь. Матвей Аристархович был человек привычек, а потому стремился везде и всюду соблюдать давно заведенные правила. К примеру, совершенно неприемлемо для него было выглядеть неопрятным и неухоженным. И когда, после отправления, кондуктор заглянул в вагон предложить свои услуги во всем желаемом, а так же сообщил время обеда, купец достал из своей дорожной сумки бритвенный прибор, свежую рубашку, галстук, и направился в ванную комнату. Провел он там добрых двадцать минут, но свежий и готовый будто к празднику, вернулся оттуда, чтобы приняться за чтение газет, так как до назначенного обеденного времени было еще около двух с половиной часов. Чтение газет, особенно политических и коммерческих, может кому-то и покажется занятием занудным, только не человеку дела. Матвей Аристархович не только их читал, но еще и делал какие-то пометки в своем блокнотике, а затем сверял их с новостями из следующих газет. Иногда усмехался, иногда хмурился тому, как одну и ту же информацию газетчики разных стран преподносят на свой лад. Когда же с чтением было покончено, а часы еще показывали довольно много свободного времени, мужчина отдался созерцанию пейзажа за окном вагона. Он, правда сказать, не был уж слишком впечатляющим. Маленькие хуторки, мимо которых пролетал поезд, скоро кончились и потянулись бесконечные равнины и леса. Заснеженные, они казались до скуки однообразными, не в пример летнему пейзажу, но зато не отвлекали от мыслей. Правда, очень скоро от этой нескончаемой белизны у Гудкова начали болеть глаза, а снег, который не прекращая валил и валил с неба, вызывал у него все большую тревогу, и мужчина задернул шторы. Тут уже и звонок прозвенел, приглашающий пассажиров отобедать, и поправив костюм, тщательно заперев купе, Матвей Аристархович направился в вагон-ресторан. Народу уже собралось в зале достаточно, но все же найти пустой столик, в самом дальнем и укромном углу Матвею удалось, к нему-то он и направился, так как хотел обедать в одиночестве. Не было и нет ничего более раздражающего, чем есть в дурной или болтливой компании. Поэтому, лелея надежду, что никто до его стола просто не доберется, Гудков уселся в мягкое кресло и стал ожидать официанта. Меню читать не стал, зная заранее, чего бы ему хотелось получить к обеду. Но за карточку с описанием блюд, взяться все же пришлось. В ресторан вошли две давешние пассажирки, что устроили суматоху на перроне и общение с которыми было бы крайне ему неприятно.
полная версия страницы