Форум » Постскриптум » Богемская рапсодия » Ответить
Богемская рапсодия
Олег Закревский: Время - осень 1921 года Место - Прага, Чехия. Участники - Светлана Ланская, Олег Закревский
Ответов - 77, стр:
1 2 3 4 All
Олег Закревский: Идти спиной вперед, в самом деле, было довольно неловко, в этом Олег был с госпожой Ланской полностью согласен, поэтому подчинился беспрекословно – развернулся и просто пошел рядом, как она и просила. При этом давать ей так легко и запросто соскользнуть с интересующей его темы не собирался. Правда, настаивать на немедленном ответе, впрочем, тоже, но и отказать себе в удовольствии слегка ее поддеть не смог. - Не получилось! – она недоуменно взглянула и спросила, что он имеет в виду. – Тему разговора незаметно для меня поменять у Вас, милая сударыня, увы, не получилось! Беззаботно поддев носком ботинка кучку желтых листьев на обочине тротуара, Олег ухмыльнулся и весело взглянул ей в глаза. – Ай-яй-яй, Светлана Юрьевна! Разве мама не учила Вас, что отвечать собеседнику вопросом на заданный им вопрос крайне невежливо?.. Нет-нет, ко мне это не относится, не надейтесь уколоть меня моим же оружием! Да, я, действительно, мало бывал эти дни дома, потому что хотел хотя бы немного самостоятельно осмотреться на местности. Ведь архитектура и парки – это, конечно, прекрасно, но пока еще далеко не все, что меня интересует в жизни… Умоляю, не сердитесь, это вовсе не попытка бросить камешек в Ваш огород! – поспешно добавил он, заметив тень обиды, промелькнувшую во взгляде женщины и будто бы неосознанным жестом слегка коснулся пальцами ее руки. – Тем более мне кажется, что и к Вам это относится не меньше, чем ко мне. Просто Вы привыкли жить по правилам – кем-то давно придуманным, нелепым правилам... А знаете, гуляя вчера по Старе Месту, на Перштине я случайно набрел на маленькое кабаре. Там очень весело, но весь вечер я то и дело думал о том, что было бы здорово как-нибудь показать его Вам. Только Вы ведь все равно не согласитесь отправиться туда со мною? Например, сегодня? На сей раз, это была настоящая провокация – осмысленная и довольно дерзкая. Но дело в том, что и самому Олегу уже давно и на полном серьезе стало интересно, как эта женщина будет выглядеть, если попробовать стянуть с нее воображаемые доспехи светской сдержанности, которыми она почему-то упорно пыталась от него отгородиться. Зачем, почему?
Светлана Ланская: Глядя на нее совершенно серьезно, Закревский болтал всякие глупости, но Светлана Юрьевна все никак не могла заставить себя рассердиться на него всерьез. Что-то мешало. Может, то, что при всей вольности своего с нею обращения, он ни разу не нарушил правил приличия и не допустил ни малейшего к ней неуважения. А может, дело было в почти открытом вызове, который мадам Ланская отчетливо читала во взгляде этого нахального мальчишки, но пока не решалась принять, потому, выслушав его до конца, просто едва заметно пожала плечами? - Правила… Их нарушали и до нас, и мы оба знаем, к каким трагедиям это может привести. Но с чего вы взяли, что если вдруг я соглашусь пойти с Вами – если соглашусь! – повторив с некоторым ударением, Лана серьезно взглянула на спутника, - то этим нарушу какое-то свое правило? Полагаете, я совсем не умею веселиться? Посмотрим. Кстати, послезавтра возвращается Жан. Поэтому мне кажется, что будет правильно, если вы навестите нас. Приходите на чай, он будет рад вас видеть. Уже около ее дома, когда Светлана Юрьевна собралась подняться в парадное, Закревский еще раз уточнил, согласна ли она пойти с ним. Но она так и не сказала определенно, хотя и поинтересовалась, что лучше надеть. После чего, кивнув на прощание, скрылась за дверью. - Марта, будьте добры приготовить на вечер мое синее платье. - Синее?! – изумленно переспросила женщина, но спорить не стала. Когда однажды, пару лет тому назад, Светлана Юрьевна, заметив в витрине одного модного магазина это совершенно восхитившее ее платье, без раздумий купила его, поддавшись естественному женскому порыву, а затем принесла домой и показала мужу, Жан был в ужасе. Ну, если не в ужасе, то весьма шокирован. И тотчас попросил ее никогда не надевать этого наряда. А лучше вообще от него избавиться. И мадам Ланская, конечно, послушалась супруга, хотя и не до конца. Оставив платье у себя, она затем изредка доставала его из гардероба, чтобы просто полюбоваться удивительной работой мастера. Но надеть так и не решилась, да и случая не было. Потому и теперь видела себя в нем едва ли не впервые. Атласный, прямого кроя чехол, едва прикрывает колени. Подол расшит яркими шелковыми нитями и мелким сверкающим бисером. А отсутствующие рукава заменяет легкая пелерина, скорее напоминающая крылья бабочки. Жан был неправ. Платье не выглядит ни ужасным, ни вульгарным. И оно ей идет.
Олег Закревский: Ее явное, даже несколько нарочитое упоминание о скором возвращении мужа, ничуть не смутило и не обеспокоило Закревского. Выразив на словах почтительное согласие непременно быть в пятницу у Ланских, внутри он, впрочем, продолжал веселиться, не в силах отделаться от отчетливого впечатления, что Светлана Юрьевна напоминает об этом, скорее, себе самой. Гораздо большее замешательство, как ни странно, вызвал ее вопрос о том, какой наряд выбрать на сегодняшний вечер: - Не знаю… быть может, что-нибудь необычное? – опомнившись, все-таки нашелся он, спустя пару мгновений, а потом, когда она, улыбнувшись и кивнув на прощание, уже скрылась за дверью парадного, добавил значительно тише, отведя взгляд в сторону. – Столь же необычное, как вы сами. После чего, зачем-то постояв под окнами еще некоторое время, отправился обратно на квартиру. Но на сей раз уже не так, как ходил – практически бегал – обычно, а медленно, словно бы прислушиваясь к отголоскам того необъяснимого, но приятного теплого чувства, которое рождалось в груди всякий раз, когда Светлана Юрьевна ему улыбалась… - Пан Олдржих, да вы, никак на свидание? - пани Зеленкова, как обычно, возникла в проеме двери гостиной почти бесшумно, невольно навеивая мистические аллюзии – как уже понял Олег, весьма популярные в этом городе. Впрочем, в данный конкретный момент его даже обрадовало бы, если бы квартирная хозяйка оказалась всего лишь видением, а вовсе не материальным – и весьма любопытным, как оказалось, существом. Последнее Закревского в пани Кларе несколько раздражало, хотя и не настолько, чтобы явить невежество и это продемонстрировать. Для приличия посопротивлявшись, он нехотя признался, что таки да, идет на свидание – ну а как еще назвать их встречу? – и что свидание это первое. – О, ну я же говорила – вы, и в самом деле, очень быстрый! Во всем! – хитровато усмехнулась пожилая чешка. – Всего несколько дней в городе… Но и ей повезло! Такой кавалер! – добавила она, одобрительно окидывая взглядом смокинг Закревского, сидящий на нем столь же ладно, как и более заурядные вещи, безупречно белую сорочку и галстук-бабочку. – Приятно видеть, что не все молодые люди в наше время пренебрегают правильным выбором одежды. Когда, поблагодарив за комплименты и сказав положенные в ответ, Олег, наконец, вышел на улицу, на часах было уже без четверти девять. Он же сказал, что зайдет за Светланой Юрьевной к девяти, так что оставалось еще время заглянуть в цветочный киоск – благо до дома, где мадам Ланская обитала, было рукой подать. Туда Олег явился вовремя и уже полностью «экипированным». Дверь открыла сама хозяйка, пояснив, что у прислуги нынче свободный вечер. Он преподнес свой букет, который Светлана Юрьевна тотчас унесла куда-то в комнаты, а после вновь явилась в передней. И вскоре они вдвоем уже стояли у обочины тротуара, ожидая такси, и молчали, словно бы заразившись друг от друга мгновенно охватившей странной неловкостью. Даже глядеть друг на друга более чем одно мгновение отчего-то казалось невозможным, поэтому Олег пока так толком и не рассмотрел, в чем она все же оделась. Такси, несмотря на вечерний час, к счастью, попалось довольно быстро, а так как ехать было не очень далеко, то и до цели добрались скоро. Кабаре «Pekelná brána», несмотря на название, было весьма респектабельным и модным местом, хотя и притулилось в подвале одного из старинных домов этой маленькой, похожей на перекресток улочки. После скромного уличного освещения электрический свет внутри помещения у входа, где гостям предлагали оставить верхнюю одежду, показался слишком ярким, потребовалось время, чтобы приспособиться. Но когда Светлана Юрьевна сбросила на руки услужливому мэтру свою накидку, Олег оказался сражен еще раз. На сей раз – туалетом мадам Ланской. Вернее, конечно, тем, как она в нем выглядит. Она исполнила его просьбу: это, в самом деле, было необыкновенно. Необыкновенно красиво – и смело. Такого он не ожидал, в чем честно тотчас своей даме и признался. - Вы восхитительны! – тихо произнес он, впервые за вечер позволив себе взглянуть на свою спутницу более пристально и едва не утонув затем в ее синих глазах, будто бы подсвеченных тоном ее платья, и потому кажущихся вовсе бездонными. - Пожалуйте в зал, любезные гости. Сегодня вначале вечера у нас комическая программа, она уже началась, а во втором отделении – играет приглашенный джаз-бэнд и танцы! – торжественно объявил мэтр, отодвигая, словно театральную кулису, плотную занавесь у входа. И тем прерывая восхищенное оцепенение Закревского. Свободный столик нашелся в углу маленького зала, но сцену, где разыгрывалась какая-то сценка, над которой все вокруг потешались, было видно хорошо. Впрочем, туда Олегу смотреть было неинтересно. С той минуты, как они с мадам Ланской устроились на своих местах, он вновь то и дело, словно в ловушку, попадал в этот ее мягкий, чуть насмешливый взгляд. И всякий же раз чувствовал себя при этом неимоверным идиотом, неспособным связно произнести и трех слов, хотя, обычно, косноязычием не славился. Само собой, положенный «легкий разговор», коим следовало развлекать даму, у него тоже никак нынче не получался. Хорошо хоть, что происходящее на сцене действие несколько рассеивало почти неприличное молчание. Все шло совсем не так, как он хотел. Впрочем, в том, что хотел бы именно лишь просто приятно провести с нею вечер, а после отвезти домой и распрощаться у парадного, Олег теперь тоже на сто процентов уверен не был…
Светлана Ланская: Когда днем пани Лана попросила приготовить ей «то самое платье», Марта выполнила распоряжение хозяйки без возражений и лишних вопросов. «Собираюсь встретиться с друзьями», – пояснила она. Это было несколько необычно, но далее, когда пани с необычайной настойчивостью предложила ей взять на сегодняшний вечер выходной, любопытство старой служанки достигло предела. И удовлетворить его не было никакой возможности. Разве что попытаться вызнать у швейцара, кто за нею приезжал? Сама же хозяйка тоже вела себя как-то странно: суетилась, поглядывала на часы то и дело – точно ждала кого-то. А вечером, когда Марта уходила, то ей даже показалось, что пани и вовсе не терпится, наконец, закрыть за нею дверь. Светлана Юрьевна, и в самом деле, отчего-то решила, что будет куда удобнее – для кого и почему? – если ее сегодняшний выход не будет иметь свидетелей. И это совсем не из-за боязни, что может узнать муж. Напротив, она сама ему, конечно же, все расскажет, когда Жан вернется. Ну, разве что, за исключением незначительных мелочей, вроде того, что было в той телефонной будке, того, что надевала это платье и еще некоторых пустяков… Нет, на самом деле, ей просто не захотелось, чтобы Марта своим присутствием смущала Закревского. Так Лана пыталась увещевать себя, но шевелящееся внутри волнение все не унималось, а, наоборот, лишь усиливалось, достигнув пика в тот момент, когда, наконец, раздался звонок в дверь. Но стоило лишь открыть ее и впустить Олега, как на смену всем переживаниям вдруг пришло странное оцепенение всех чувств. Назвать это неловкостью или смущением было бы неверно – Лана просто вдруг будто бы оказалась в вакууме, поглотившем ее нервные колебания. Короткое путешествие до кабаре она запомнила неясно. Но заметила, что и спутник ее вдруг сделался куда менее словоохотливым, чем обычно. Закревский сидел рядом с нею, молча, и заговорил, чуть ли не единственный раз, когда пояснил, куда именно они держат путь. И Лана кивнула, давая понять, что ей это небезразлично. Свернув с широкого проспекта на боковую, извилистую улочку, такси остановилось перед невысоким домом, выкрашенным желтой краской, хотя, возможно, это просто блики фонарей, выхватывающие небольшие участки улицы, все окрашивали в такую ровную тепло-желтую гамму. Олег выбрался из машины и протянул ей руку – и только теперь Лана осознала, что действительно готова принять его вызов. Узкие ступени лестницы привели их в маленький холл, где уже были слышны приглушенные тяжелой портьерой звуки и голоса. Нетерпение вновь охватило ее, и теперь уже было интересно поскорее оказаться по ту сторону, поэтому Лана несколько рассеянно выслушала комплимент Олега и лишь благодарно глянула на него, тут же поворачиваясь к мэтру, пригласившему их в зал. Свет, шум, запахи – все это тут же поглотило ее внимание. Прежде ей не доводилось бывать в подобных местах. И дело даже не в том, что Жан был слишком консервативен во всем, что касалось норм жизни. Но и сама Светлана Юрьевна до некоторых пор не задумывалась над тем, что жизнь вокруг меняется, и не всегда в худшую сторону. События, что случились в Петрограде, некоторым образом парализовали ее стремления и желания. Впрочем, наверное, это случилось гораздо раньше – когда умерли ее девочки, а все дальнейшее только сильнее сковывало ее равнодушием. Она жила, плывя по течению, но при этом полагалась на какую-то невидимую плотину, сдерживающую природный поток и не позволяющий ему превратиться в стихию. При этом сказать, что ей это не нравилось, что ей скучно, Лана не могла. И все-таки чего-то всегда не хватало. И теперь она, кажется, начинала понимать, чего – вот этой самой суеты. Нет, конечно же, не кабаре и ночной жизни, но, пожалуй – чуть большей энергии. С любопытством, которого не собиралась скрывать, Светлана Юрьевна обводила взглядом зал, рассматривая публику, собравшуюся в зале, причудливый интерьер помещения и корчившихся на сцене актеров. Ей было весело и легко, и каждый раз поворачиваясь к Олегу, Лана будто бы спрашивала того взглядом – весело ли ему так же, как и ей? Вот только Олег по-прежнему все больше молчал и казался немного растерянным, и это озадачивало его спутницу. - Можно подумать, это вы впервые сюда попали, а не я, - тихо заметила она и, похоже, вызвала тем самым еще большее его замешательство. - Кажется, в этой сценке разыгрывается рассказ Гашека, только вот все никак не вспомню – какой? На сцене незадачливый жених выслушивал нравоучения и наставления будущего тестя, а тот изводил юношу, рассказывая ему о своих достижениях. Позади «тестя» высился огромный исполин с перемазанным черным гримом лицом, изображавший его чернокожего слугу. Он постоянно скалил зубы и бешено крутил глазами… Потом была еще одна сценка, и другая. Светлана Юрьевна была просто в восторге от столь незатейливого представления и откровенно заявила об этом, когда действие закончилось.
Олег Закревский: - Понятия не имею! – заметив в ее взгляде недоумение, Олег пояснил. – Последние годы я, увы, читаю совсем мало – из того, что не касается непосредственно учебы, - пожимая плечами, он чуть виновато улыбнулся. – Надеюсь, подобное признание не сильно уронило меня в ваших глазах? О том, что комедий – ни в жизни, ни на сцене, с некоторых пор не любил вовсе, он распространяться не хотел. К счастью, и не было необходимости. Официант принес еще шампанское и отвлек внимание его собеседницы на себя, в то время как сам Олег вновь получил возможность просто молча понаблюдать за нею. Светлана Юрьевна… Хотя, сейчас почему-то не хотелось называть ее по отчеству даже мысленно, а потому просто Лана – Закревский слышал, что именно так сокращает ее имя пани Зеленкова – и это ему понравилось, настолько искренне радовалась происходящему вокруг, а главное – ничуть этого не скрывала, что он в который уже раз за этот вечер похвалил себя за наконец-то проснувшуюся сообразительность. Хотя, на самом деле, следовало бы сразу догадаться, что ее более всего впечатлит именно смена привычной обстановки, а вовсе не чинные прогулки и не попытки с тщательно продуманной случайностью то там, то здесь попадаться на глаза. А тем временем, на сцене, наконец, прекратили кривляться и гримасничать. Свет, и без того приглушенный, на пару минут выключили вовсе, что было весьма неожиданно – причем, не только для них двоих, судя по пронесшемуся ропоту, смешкам и кокетливым дамским «ахам-охам». - Просто-таки конец света. В самом непосредственном смысле этого слова, - усмехнулся Олег, и, пошарив по столу на ощупь, легко накрыл руку Ланы своей ладонью, будто желая успокоить. Но когда электричество вновь включили, руки не отнял, так и оставил. А она не убрала своей… Впрочем, возможно, оттого, что просто была слишком заинтересована переменой на сцене. Где к этому моменту уже успел расположиться целый оркестр, участники которого, изображая чернокожих, сплошь выкрасили свои лица и руки темной краской. На вкус Закревского, смотрелось все это странно, но дело свое музыканты определенно знали. После парочки хорошо известных регтаймов, свет вновь приглушили и руководитель бэнда, обернувшись в зал, сказал, что сейчас будет чарльстон, и он бы не хотел, чтобы его слушали, сидя. Особого приглашения не потребовалось, не прошло и двух четвертей часа, как на танцевальной площадке, что имелась тут же, перед сценой, было уже не протолкнуться. С некоторой опаской покосившись на Лану – вдруг, «блэк-боттом» и фокстрот находятся за гранью ее представлений о приличиях, через мгновение Олег с облегчением выдохнул – его дама взирала на беснующуюся толпу танцоров с благосклонной улыбкой и спокойно пила шампанское. И тогда он решился. - Потанцуем?
Светлана Ланская: «Ах, если бы только Жан сейчас был здесь и мог все это видеть…» - только на мгновение у Светланы Юрьевны промелькнула подобная мысль и тут же исчезла в клубах сигаретного дыма, который витал под сводами маленькой залы. «Если бы Жан был сейчас здесь и видел все это своими глазами, то непременно нашел бы все происходящее вульгарным и отвратительным, совершено недопустимым для цивилизованных людей!» Именно так и было бы. Ведь бывший генерал Ланской (хотя, как там сказал Олег при их знакомстве: «Генералы бывшими не бывают»?) был неумолимым сторонником приличий и старых обычаев. Он не терпел перемен, он полагал, что прошлое можно вернуть и всеми силами стремился к этому. Сколько раз Лана была свидетельницей, но уже давно перестала быть участницей, споров и жарких дискуссий, происходивших между ее мужем и их знакомыми. Когда-то она еще осмеливалась спорить и возражать, желая вернуть мужа из его фантазий на грешную землю. Но он и подобные ему смотрели на доводы Светланы Юрьевны, как на доводы сдавшегося, слабого человека. Они же верили в воздушные замки, в царскую Россию, в то, что все еще вернется. Когда Лана вступала в споры с мужем и пыталась убедить его в ирреальности его измышлений, он словно переставал ее слушать и лишь глядел на нее, как разочарованный в своем ребенке родитель, качая головой. Поэтому, теперь эти темы никогда не поднимались в их домашних разговорах, а если Лане случалось становиться их свидетельницей на каком-нибудь вечере, то она старалась тотчас же найти себе постороннее занятие, лишь бы не присутствовать при этом глупом сотрясании воздуха. Все эти мысли так завладели ею, что окончание спектакля она досматривала рассеянно, время от времени отпивая из бокала. И даже когда выключили свет, женщина не сразу это заметила. Лишь осторожное прикосновение к руке отвлекло Лану от охвативших ее дум, и заставило обратить внимание на происходившее вокруг нее сейчас. Молодой человек, сидевший за одним столом с ней, как раз напротив – считал их сегодняшнее развлечение вполне достойным и постоянно всем своим видом старался подбадривать мадам Ланскую. Впрочем, она и сама, отмахнувшись от укора супруга, к тому же – придуманного укора, хитро прищурилась и улыбнулась, скорее самой себе, чем спутнику. Его рука, теплая и уверенная, чуть заметно сжала ее пальцы и это прикосновение придало Лане уверенности, которую она утратила на мгновение. Но когда свет вновь зажегся, она как ни в чем не бывало, продолжила следить за сменой декораций, не поворачиваясь к Олегу. Впрочем, руки отнять не спешила. «Что же ему нужно от меня, этому мальчику?» - только обернувшись к Закревскому, мальчика она не увидела. Он казался сейчас намного старше своих лет, а вот сама Светлана Юрьевна будто бы где-то потеряла парочку своих лет и не жалела о них, ощущая давно позабытое, немного пьянящее, чувство. «Мы с ним сейчас ровесники», - и тут же, словно стремясь отогнать от себя какое-то навязчивое наваждение, навеянное, конечно же, выпитым вином, тряхнула головой. - Танцевать?! Это? Да вы сошли с ума, Олег! – с нескрываемой растерянностью отозвалась Лана, глядя на собеседника. Но он продолжал ее убеждать и она, в душе желая согласиться, несмело пыталась все же отговориться, – Я не умею так танцевать и не думаю, что смогу научиться. Только Закревский ее уже не слушал и протягивал ей руку. И во взгляде его вновь светился уже хорошо знакомый ей огонек вызова. Сдаться сейчас она не могла. Потому, подав своему кавалеру руку, просто последовала за Олегом, старавшимся отыскать более просторное место в танцевальном зале. А пока они шли, попутно вкратце пытался объяснить некоторые премудрости модного танца, коему вознамерился научить ее. Лана слушала, посмеиваясь, в душе робея. И когда ей были показаны первые па, она повторила их машинально, но весьма сковано, отчего ей самой показалось все скучно и неправильно. Пару раз она даже останавливалась вовсе, вознамерившись отправиться назад к столику, но Олег всякий раз останавливал ее. И в какой-то момент у Ланы получилось – как, она и сама не осознала. Это простое событие вдруг привело ее в такое смятение чувств, что она едва удержалась, чтобы громко не вскрикнуть от удивления и восторга.
Олег Закревский: - Сдается мне, что тут одно из двух: либо талант танцовщицы, который Вы однажды благополучно зарыли в землю, либо Вы просто бессовестно меня обманули, - чуть наклоняясь к партнерше, чтобы та могла его лучше расслышать в царящем вокруг шуме, совершенно серьезно и даже с оттенком обиды в голосе проговорил Олег. Однако в глазах его при этом – не менее весело, чем все остальные вокруг – плясали черти. – И какое же из этих предположений верное, м? Лана, и в самом деле, на удивление легко схватив вначале те танцевальные шаги, которые ей показал Закревский, немного оглядевшись по сторонам и освоившись в непривычном ритме, не менее успешно стала повторять затем и па других понравившихся ей на площадке танцоров. И дело ведь вовсе не в том, что эти движения было так уж сложно запомнить и затем воспроизвести, пожалуй, сложнее всего это было сделать изящно и, да – без вульгарности. Именно это в большей степени восхитило Закревского, это он имел в виду, делая ей комплимент. Который, впрочем, похоже, так и не достиг цели, поглощенный громкими звуками музыки. Лучась счастливой улыбкой, Лана громко переспросила, что он сказал, и, не собираясь повторять свою тираду вновь, Олег лишь качнул головой и улыбнулся: - Ничего нового, Вы прекрасны! – и вовлек ее в очередной головокружительный пируэт. Как и следовало ожидать, этот танец оказался для них не единственным за вечер. По всей видимости, отринув какие-то собственные внутренние барьеры, Лана предавалась веселью с таким воодушевлением, что Олег и сам диву давался, не раз уже припомнив тот ее упрек за его мнимую уверенность в том, что она не умеет веселиться. Если бы это было правдой, и Олег действительно так считал, то теперь бы ему уже стоило нижайше просить прощения. Веселиться Лана умела. И, оказывается, могла дать в этом фору даже своему более молодому кавалеру. Хотя, бог свидетель, Олег ни разу за сегодня не вспомнил об ее возрасте. Собственно, и раньше практически не вспоминал, ибо всегда был уверен в себе достаточно, чтобы не думать о такой мелочи, как возраст понравившейся женщины… которых, чего скрывать, было уже немало и разных. Но Лана была особенной. Наблюдать за ней, за тем, как она, не раздумывая, открывается навстречу новым впечатлениям, с какой радостью их впитывает, было для Закревского отдельным удовольствием нынче вечером. И он делал все, чтобы их поток для нее не иссякал: новые танцы, новая музыка, новые, как хотелось бы думать, остроумные шутки, новые напитки – много напитков! Наверное, даже чуть больше, чем надо, но так даже веселее… В какой-то момент Лана указала ему на столик в затененном углу, где парочка ярко накрашенных девиц сосредоточенно выравнивала на гладкой поверхности папки меню узкую дорожку из белого порошка, и с любопытством поинтересовалась, что это у них такое и нельзя ли попробовать и ей? Обернувшись, Олег расхохотался и покачал головой, одновременно поражаясь ее наивности. Неужели, в самом деле, не понимает? Хотя… - Нет, Лана, кокаин мы, пожалуй, попробуем в следующий раз. Надо же хотя бы что-то интересное оставить и на будущее! – кажется, она немного обиделась. Не на то, что ей не дали кокаину, конечно же, а на ту ироническую и покровительственную интонацию в голосе Олега, которую тот от неожиданности не сумел спрятать. Пришлось извиняться, заглаживая вину еще одним танцем, несмотря на то, что на ногах уже стояли недостаточно твердо. Причем оба… В ту ночь «Адские врата» захлопнулись за их спинами почти что под утро. Освещенная фонарями улица оглушала неожиданной тишиной. Уповать на возможность поймать такси в такой час было бы наивностью, Прага – не Париж и не Нью-Йорк. И лишь в отдельных ее местах кипит столь бурная ночная жизнь… Впрочем, никто из них об этом не жалел. Да и идти было всего ничего. К тому же, прогулка на свежем воздухе была не лишней – даже у Олега голова все еще шумела от сигаретного дыма, алкоголя и оркестровых пассажей. Как ни странно, настроение при этом было совершенно замечательным. Дорогой не молчали, Лана делилась впечатлениями, все припоминала какие-то особенно запомнившиеся ей мелочи, на который сам Закревский, признаться, и внимания не обратил, но все равно поддакивал и кивал, утверждая, что все-все помнит. В какой-то момент, поскользнувшись на влажном камне брусчатки, она едва не упала, Олег успел подхватить ее в объятия, из которых потом уже не выпускал до самого дома, мотивируя это желанием не допустить повторения случившегося. Но на самом деле, конечно, было просто приятно вот так, без церемоний, обнимать ее, чувствуя исходящее тепло и легкий аромат духов… Консьерж в доме, где она жила, вероятно, нес свою вахту не круглые сутки. Во всяком случае, дверь в парадное Лана отперла собственным ключом, затем обернулась, намереваясь прощаться, но Олег сказал, что как порядочный человек обязан проводить ее туда же, откуда и взял. Она усмехнулась, но согласилась. По гулкому, полутемному парадному прошли молча, поднялись по лестнице, где возле самой двери Олег вдруг притянул ее к себе и поцеловал. - Я не хочу уходить, - хрипловато прошептал он, глядя в ее кажущиеся сейчас графитово-черными глаза. – Пожалуйста, позволь мне остаться…
Светлана Ланская: От царящей вокруг атмосферы, окутывающей все своей дурманящей дымкой и проникающей в кровь, Лана была пьяна, даже больше, чем от выпитого за вечер вина. Рамки, которые всю жизнь сдерживали ее, будто бы полностью исчезли, растворились в сигаретном дыму. И когда они с Закревским, наконец, очутились на улице, чуть влажная тишина пражской ночи волной обрушилась на них. После шума толпы и громкой музыки, безмолвие, мерцающее желтыми огнями фонарей, казалось нереальным и завораживало. Плотнее укутавшись в плащ, Светлана Юрьевна вместе со своим спутником двинулась в обратный путь. И первые минуты они шли молча, стараясь не разрушить этой правильной тишины, которая нарушалась лишь тихим стуком их каблуков по булыжникам мостовой. Но потом… Потом мадам Ланскую словно бы прорвало. Это был настоящий фейерверк впечатлений, который она не могла далее в себе сдерживать. Ее даже не особенно заботило – интересно ли Олегу, слушает ли он ее или нет. Хотелось просто поделиться хоть с кем-нибудь впечатлениями о той жизни, которую сегодня довелось узнать – да хотя бы даже с этими крепко уснувшими в ночи улицами! Прага в ночное время казалась, и верно, совершенно пустой, городом, который будто бы покинули все его жители. Светлане Юрьевне не часто случалось оказываться в такие часы на улице, но каждый раз ее немного пугала эта тоскливая тишина. Может, еще и поэтому она нынче говорила без умолку? А, рассказывая, так активно жестикулировала и была так взволнована, что скользкая мостовая, туфли, не слишком приспособленные для таких вот прогулок, и вино, в конце концов, сыграли с ней дурную шутку. И если бы не Олег, этот волшебный вечер для Светланы Юрьевны мог бы закончиться куда как менее весело. На секунду, когда молодой человек притянул ее к себе, помогая вновь ощутить под ногами твердую почву, ей почудилось в его глазах то уже знакомое, особенное выражение, которое так ее смущало. То самое, которому дать точного определения она не могла, но смутно, по-женски, угадывала его причину, даже отказываясь в нее поверить. Почему? Да потому что это просто нелепо! Первый раз он посмотрел на нее так, в той телефонной будке, потом – в день, когда Лана увидела его на улице возле кафе. И вот теперь снова. Что же, это могло бы даже польстить ей – если допустить, что такое вообще возможно, конечно. От этой мысли Лана невольно усмехнулась, но когда Олег поинтересовался, что стало причиной ее внезапного веселья, лишь отмахнулась от него, не желая ничего объяснять. Благо, что они, наконец, дошли до дома, и потому наступило время прощаться. Впрочем, Олег явно не торопился оставить ее одну, желая проводить до двери квартиры. Ни в словах, ни в поведении его при этом Лана не заметила ничего особенного, из-за чего стоило бы возражать, и потому позволила ему это сделать. И потому вовсе непонятно, как же это так вышло, что она оказалась в его объятиях, прижатая спиной к двери? Ведь тот пьянящий дурман, казалось бы, уже развеялся, но в голове Ланы вдруг неожиданно снова зашумело, а перед глазами поплыл какой-то туман. - Ты сошел с ума?! – прошептала она в ответ и, упершись ладонями в грудь Олега, постаралась хотя бы немного увеличить между ними дистанцию. Удалось не сразу, и потому его вторая попытка поцелуя едва вновь не увенчалась успехом, но тут уж Лана проявила достаточное упорство, - Сию же минуту отпусти меня и никогда так не делай больше! Вырвавшись из его рук, она сделала шаг назад и принялась оглядываться по сторонам, словно бы их едва слышный шёпот мог разбудить весь дом. Вокруг все было тихо и безмолвно. А то, что она вообразила чьими-то шагами, оказалось всего лишь стуком ее отчаянно колотившегося сердца. «Боже мой, да как я вообще могла такое допустить?» - ужасаясь, мадам Ланская внимательно следила за каждым движением Закревского, словно бы желая предупредить его. - Олег, не знаю, что на тебя вдруг нашло… Точнее, я знаю – мы слишком много выпили – оба. Потому тебе лучше уйти, чтобы завтра не пришлось пожалеть о произошедшем.
Олег Закревский: Оттолкнув его, Лана и сама метнулась в сторону, прижимаясь затем к кованым ажурным перилам лестничной площадки, отчего Закревский, на миг всерьез испугавшись, что ей пришла в голову какая-нибудь глупость, поднял перед собою раскрытые ладони и демонстративно отступил еще на пару шагов, чтобы ее успокоить. - Хорошо, - кивнул он, спокойно взглянув в ее напряженное лицо и отмечая про себя, что в ту же самую минуту по нему будто бы промелькнула тень разочарования – или показалось? – Уйду сейчас же, если назовешь мне хоть одну весомую причину, по которой я должен это сделать. Только, прошу, не лги ни мне, ни себе, что все дело в глубокоуважаемом генерале Ланском. Ты о нем за этот вечер ни разу не вспомнила, могу поклясться! И теперь не думаешь… А хочешь, я даже прочту твои мысли, Лана? Выждав секунду, но вовсе и не рассчитывая на ответ, Олег вдруг ухмыльнулся, а затем, с несколько преувеличенно-драматической интонацией проговорил: - «Ах, какой кошмар! Да ведь он же моложе меня! Между нами ничего не может быть!» - и тут же, враз посерьезнев, добавил. – Лана, поверь, я знаю, что мы не ровесники… Да, господи! Ну, сколько тебе?! Сорок, сорок три?! – взглянув исподлобья, она тихо назвала настоящую цифру. – А мне двадцать два. Смотри, мы произнесли это вслух, а стены вокруг нас отчего-то не сложились, как карточный домик. И потолок не обрушился! Улыбаясь, он внимательно разглядывал ее, все еще настороженно держащуюся поодаль, хотя и без прежней решимости, с головы до ног, ожидая дальнейшей реакции. Затем покачал головой, вздохнул и сам двинулся ей навстречу, опять привлекая в свои объятия. Только теперь уже мягко и бережно. - Глупенькая ты… Хоть и прожила, страшно подумать, целых сорок шесть лет! – позволив ей еще некоторое время сопротивляться – покуда сам не отсмеялся и не успокоился, Закревский, на всякий случай, аккуратно отвел Лану подальше от края лестничной площадки. Вновь разворачивая и прижимая возмущенную его насмешками женщину к ближайшей стене, он бережно поднял за подбородок ее лицо – так, чтобы видеть глаза, и серьезно проговорил: - Никогда больше не пытайся решать за меня, о чем мне стоит сожалеть, а чему радоваться. Это бесполезно, я давно делаю это сам, – наклоняясь, он нежно коснулся губами уголка ее губ. – Да и ты для себя ведь тоже все уже решила, верно?.. Ну, может, хватит уже тратить впустую наше время? Пойдем, откроем нам дверь?
Светлана Ланская: Возмущению Светланы Юрьевны не было предела. Да кем он себя возомнил?! Не иначе Дельфийским оракулом, если настолько уверен, что может читать ее мысли и ведать ее чувства! Нахмурившись, Лана сердито взглянула на Олега, но скромные молнии, метнувшиеся при этом из ее глаз, кажется, попали в «молоко». Он был спокоен и продолжал раз за разом уличать ее в о лжи, причем, во лжи не только ему, но и себе самой. Первое время она пыталась защищаться. Что значит – «не вспоминала о муже»? Вспоминала! И неважно, в каком ключе развивались в ту минуту ее мысли… Потом, когда аргументы во внутреннем – вслух она прежнему ничего не говорила – споре закончились, просто бесилась, с трудом подавляя желание топнуть ногой, указать ему на дверь, порога которой онb, правда, пока так и не переступили. В конце концов, просто прогнать его с глаз долой и запретить показываться перед нею впредь. А все потому, что он был прав. Прав, черт возьми! И сам уверен в свое правоте настолько, что, не обращая внимания ни на что, продолжал развивать свою мягкую атаку до тех пор, пока у Ланы не кончились силы ей сопротивляться. Такой растерянной и беспомощной, как в ту минуту, когда Закревский вновь привлек ее в свои объятия, Лана не ощущала себя еще никогда в жизни. Даже когда рухнул тот мир, в котором она жила с рождения, все было более понятным и реальным. Теперь же казалось, что вокруг лишь зыбкое пространство и нет ничего настоящего, а только иллюзии, и она в них, кажется, совершенно пропала. Тихие слова, осторожные прикосновения Олега, все более путали ее мысли. Что она делает?! Разумом все еще сомневается в правильности совершаемого, но сердце-то уже полностью подчинилось его воле! В темной прихожей ее квартиры тускло мерцал оставленный рожок. Кто из них и кого, в конце концов, повел за собою, Лана потом вспоминала нечетко. Перед глазами проплывали знакомые предметы собственной гостиной, потом она еще видела прикроватный столик с вазой, куда накануне вечером поставила подаренный им букет. А дальше окружающие предметы попросту потеряли для нее всяческое значение. «Ненормальная! Я ненормальная!» - пыталась укорять себя Лана, закрыв глаза и позволяя Олегу целовать себя, но ни стыда, ни совести ее эти упреки более не тревожили.
Олег Закревский: Лана дремала, устроив голову на его плече и, в попытке высвободиться и переложить ее на соседнюю подушку, Закревский вынужден был продемонстрировать чудеса ловкости. Впрочем, напрасно – она все равно открыла глаза и, пару мгновений смотрела на него непонимающе, словно бы пытаясь сообразить, что происходит, после чего попыталась приподняться. Но Олег, уже успевший кое-как одеться, наклонился к ней, мягко укладывая обратно в постель: - Нет, ничего не случилось, просто уже утро, - он поцеловал ее в обнажившееся из-под одеяла плечо. – Скоро придет твоя горничная. Опасаюсь, как бы ее ненароком не хватил от неожиданности удар, поэтому сейчас, пожалуй, лучше пойду. Увидимся вечером – я ведь все еще приглашен на чай? Усмехнувшись, Закревский отошел от кровати, осматриваясь в поисках галстука. Последний обнаружился почему-то на подоконнике. Там же пристроились и запонки. Приводя себя в порядок, Олег несколько раз оборачивался, чувствуя взгляд Ланы. Она всего лишь лениво наблюдала за его сборами, но и этого ему сейчас было достаточно: - Прекрати, а? Если не перестанешь сейчас же смотреть на меня вот так, боюсь, как бы мне не презреть остатки приличий и… – не договорив, он вновь тихо хмыкнул, Лана тоже улыбнулась и демонстративно закрыла глаза, позволив ему спокойно одеться. – Не вставай, я сам захлопну на защелку, - не удержавшись от еще одного короткого поцелуя – на дорожку, Олег оставил ее одну, а сам уже через минуту спустился по лестнице в парадное, подарив озадаченному сонному консьержу – когда шел мимо него, самую лучезарную из своих улыбок. Закрыв за собою тяжелую, с кованым орнаментом дверь и оказавшись на улице, Закревский зябко поежился – за то время, которое он провел вместе с Ланой, кажется, успело заметно похолодать, а может, разгоряченные вином и танцами, по пути сюда они просто этого не заметили. Выдохнув облачко пара, молодой человек приподнял воротник смокинга и почти бегом двинулся в сторону собственного дома. Светало теперь довольно поздно, и Старый город все еще дремал, плотно укутав, свои черепичные крыши в предрассветный осенний сумрак, словно в гигантское синее одеяло. Разбавлял его лишь желтоватый свет фонарей, очертания которых из-за тумана казались немного размытыми и будто бы едва заметно подрагивали. За весь недолгий путь до дома пани Зеленковой Закревскому попалось дай бог двое-трое встречных прохожих, которые, как и суровые дворники в белых фартуках и картузах, настороженно посматривали на чуть взъерошенного молодого человека в плотно застегнутом пиджаке с поднятым воротом, но при этом – в развязанном и свисающем свободными концами на грудь атласном галстуке-бабочке. Наталкиваясь на подобные взгляды, Олег всякий раз веселился в душе и пытался вообразить, что же они о нем думают, за кого принимают? На душе у него вообще было этим утром удивительно хорошо и спокойно. А он уже и забыл почти, как это бывает здорово – чувствовать покой и умиротворение. Не спугнуть бы… - Смотри-ка, как ты ее быстро оприходовал, а? – замирая на месте, Закревский медленно обернулся, выражение лица его при этом столь же медленно и почти неуловимо, но неизбежно утрачивало отпечаток живых эмоций, словно бы обращаясь в ледяную маску. – Во, что значит мастерство-то! Говорили дураку, что Артист любую подцепить горазд, не поверил – червонец долой! Хорошее, видать, у тебя удило – или наживка, может, дюже сладкая, а? Тихонько хохотнув, человек в неприметном сером плаще и сером же кепи, который только что будто бы в прямом смысле отделился от серой каменной стены стоящего рядом дома, подошел к Олегу и, окинув того коротким взором с ног до головы, вновь осклабился. - Какого черта вам здесь надо? Был договор, что все контакты в Праге только в виде письменных распоряжений, оставленных на почтамте, - проговорил Закревский, глядя своему собеседнику прямо в лоб, а на деле – сквозь него. - Был, твоя правда, только уж очень любопытно было взглянуть на тебя своими глазами: с «премьерой» поздравить, ну и вообще – напомнить о себе, чтоб не забывал, кто ты и зачем… да ты не горячись, ухожу я уже, ухожу!.. Вот, денег возьми еще, едва не забыл отдать-то, - сунув руку за пазуху, «серый» извлек оттуда пухлый сверток в темной упаковочной бумаге, протягивая его затем Закревскому. Но тот медлил, не торопился забрать – словно паузу выдерживал. – Да ладно, бери уж, заодно и из образа-то выйди, чай не в Камергерском мы! Пригодятся еще – на танцульки да на цветочки для старушки твоей! - Не сметь разговаривать со мной в подобном тоне! – белея лицом от мгновенно нахлынувшего бешенства, процедил сквозь зубы Закревский, вновь фокусируя взгляд на лбу «серого», словно хотел просверлить его взглядом. Но и тот, еще мгновение назад расслабленный, вальяжно - нахальноватый, в ту же секунду будто бы внутренне подобрался и совсем иным, с нотками металла, голосом ответил: - А это уж мне решать, как и каким тоном я стану с тобой говорить, сынок! – затем, впрочем, вновь ухмыльнулся, и, сунув Закревскому в карман сверток с деньгами, добавил. – Ну, не пуха тебе, ни пера, Артист, и удачных следующих представлений! Бывай! – махнув рукой на прощание, он исчез в ближайшей же подворотне, а Олег еще некоторое время мрачно смотрел ему вслед, а после, машинально пробормотав себе под нос: «К черту… Все к черту!» - скрылся за дверью парадного.
Светлана Ланская: Едва дверь за Олегом закрылась, а Лана снова погрузилась в дрему, в которой события вчерашнего вечера тесно переплетались со странными видениями. Окончательно проснулась она, лишь когда тишину в квартире пронзила резкая трель телефонного аппарата, а следом за ней послышались торопливые шаги Марты, спешившей ответить на звонок. Едва реальность заявила о себе столь бесцеремонным образом, Лана открыла глаза и удивленно огляделась по сторонам. В щель между занавесками пробивался утренний свет и все было так привычно знакомо, что все вчерашние события показались ей сперва собственной фантазией. Ведь могла же она такое придумать? «Нет, не могла!» - подумала Лана в отчаянии. Но еще сильнее пугало сознание того, что ни угрызений совести, ни раскаяния она по этому поводу не испытывает И еще одно тревожило. После сегодняшней ночи она чувствовала такую явную перемену внутри себя, что несомненно это заметят и окружающие. Сонно потянувшись, женщина спрятала в ладонях лицо и улыбнулась своим мыслям. В эту же минуту Марта тихо постучалась в дверь и заглянула в спальню хозяйки.Убедившись, что та уже не спит, она вошла в комнату и с удивлением увидела разбросанный в беспорядке вечерний гардероб мадам Ланской. Синие платье висело на спинке кресла, одна из туфель была под кроватью, вторая стояла у туалетного столика, перчатки, накидка – все пребывало в странном беспорядке, но задавать лишние вопросы Марта не собиралась, потому лишь молча принялась собирать вещи. Когда Лана отняла, наконец, руки от лица и села в кровати, интересуясь, кто это звонил, Марта выпрямилась, встряхнула помятую шаль и спокойно произнесла: - Звонил месье Ланской. Он прибудет дневным поездом, но просил меня к вечеру подготовить небольшой ужин. Сказал, что ему есть, что отпраздновать и просил Вас телефонировать друзьям, чтобы непременно были вечером. Весь день прошел в обычных хлопотах. Лана как будто бы позабыла вчерашние свои приключения и даже не думала об Олеге. Пыталась не думать, потому что мысли все равно то и дело возвращались к нему, ее новому любовнику. Правда, этого слова она старалась не употреблять даже мысленно, но, с другой стороны, надо же было как-то называть его, главного их виновника и вдохновителя? Главного ли? Иван Игнатьевич приехал к обеду. Долго рассказывал о том, что сделка, о которой он радел в Берлине, не только состоялась на выгодных условиях для них, но и принесла еще и побочные плоды. - Это как нельзя лучше для нас, дорогая. Военная промышленность должна развиваться, никто не спорит. Но если это делать бездумно, если это делать без четкой цели на будущее…. Он курил и пил кофе, сваренный Мартой. Лана сидела в кресле напротив, внимательно слушала то, что сегодня вечером будет повторено еще неоднократно и пыталась понять, неужели это и впрямь так необходимо? Постоянные мысли о войне, о борьбе, о политике. А ведь вокруг есть просто живые люди! «Живые люди» не заставили себя ждать, и к вечеру на квартире Ланских собралось избранное общество. Светлана Юрьевна была одета нарядно, но не так, как вчера. Изысканно-сдержанное платье и длинная нитка жемчужных бус. Ее супруг весь вечер был необычайно оживлен, он первым выходил встречать гостей, задавал тон всем разговорам и когда посреди вечера раздался очередной звонок в дверь, опередив Марту, также сам вышел открыть новому гостю. Правда, увидев на пороге молодого незнакомца, немало удивился и даже слегка растерялся. - Я забыла тебя предупредить, Жан. Это Олег Закревский. Может быть, ты помнишь…. Договаривать ей не было необходимости. Иван Игнатьевич тут же вспомнил бывшего сослуживца. Чуть ли не затаскивая Олега через порог в квартиру, он тотчас же засыпал и его, и свою жену закономерными вопросами.
Олег Закревский: Вопросов Олегу задавали огромное множество. Как всякое новое лицо в давно сложившемся кружке знакомых, он вызывал повышенный интерес, и нужно было просто переждать этот шквал любопытства, в надежде, что, удовлетворив его, Иван Игнатьевич и остальные гости вечера обратят свое внимание на что-нибудь еще. Следовало отдать должное их деликатности: о судьбе родителей Олега почти не расспрашивали. Впрочем, если бы и спросили – он давно научился говорить на эту тему достаточно спокойно. Интересовались и общими знакомыми, что имелись у Ланских и Закревских еще в России, но и здесь с Олега спрос оказался невелик. Ведь в те времена, когда все общались между собой, он был совсем ребенок. Так что большая часть разговоров касалась его собственной персоны. А здесь Олег мог рассуждать вполне свободно. Да, действительно учится в Мюнхене, в университете имени Людвига Максимилиана… Нет, семестр начнется еще только в октябре, а в Праге у него своего рода практика… Изучает языкознание, очень увлечен своим предметом и намерен в будущем профессионально заниматься переводами… Начатая еще в гостиной, беседа плавно перетекла за обеденный стол. Разговаривая с хозяином дома, Олег старался держаться так, чтобы одновременно ни на миг не выпускать из поля зрения его жену. Лана была достаточно далеко от него – с противоположной стороны стола. И в несколько нарочитом оживлении, с которым она обсуждала что-то с госпожой Ратцингеровой, сухонькой пожилой дамой, лет семидесяти, вдовой какого-то крупного местного промышленника, но по происхождению русской, даже Закревскому было заметно ее изрядное внутреннее напряжение. Лана скрывала его совсем неуспешно. Хорошо, что никто, кроме него этого, кажется, не видит. Общий ход разговора, между тем, все более сдвигался в сторону обсуждения вопросов политики. Для Олега это означало лишь одно: его приняли здесь как своего – того, кому можно доверять. Тем не менее, вел себя он по-прежнему довольно сдержанно. И даже, против обычая, более слушал, чем говорил. Впрочем, здесь, среди людей, которые были старше его по возрасту, это смотрелось совершенно естественным. - Скажите, молодой человек, а в ваших краях существуют русские общины, вроде нашей здешней? Вопрос Ланского заставил Закревского отвлечься от осторожного наблюдения за его женой. - Нет… боюсь, что нет, Иван Игнатьевич. В Мюнхене ведь вообще немного русских, большинство наших бывших соотечественников обитают в Берлине, мне ли вам об этом рассказывать? А те, кто есть, держатся обособленно и почти не общаются между собой. Во всяком случае, по моим наблюдениям. - И это в то самое время, когда России нужен каждый из нас! В то время, когда мы должны бороться! – сильно грассируя, дребезжащим голосом почти выкрикнул со своего места глуховатый отставной генерал Алексиевич. Весь вечер он отчего-то неодобрительно косился на Олега, теперь же и вовсе будто решил обвинить во всех смертных грехах, в том числе и в том, что тот каким-то неведомым способом внес семена разобщения в стройные ряды русской эмиграции. - Да ведь я, собственно, и не отказываю… России… - начал, было, заводиться Закревский, который, вообще-то, изначально не собирался вступать здесь в дискуссии, но есть же предел любому терпению, да только тут же и осекся, остановленный всего одним кратким взглядом. Должно быть, почувствовав в нем это мгновенно всколыхнувшееся раздражение, мадам Ланская отвлеклась от разговора со старухой-промышленницей и внимательно следила за конфликтом, назревающим в ее столовой, готовая погасить его еще в зародыше. – Вы правы, сударь! – выдохнув, Олег улыбнулся, не разжимая губ, а потом добавил. – Только я считаю, что сражаться нам отныне суждено уже не в открытом бою – его мы благополучно проиграли. Пора это понять. А для других способов могут оказаться потребны более тонкие методы, нежели махать шашкой и стрелять из пистолета. При всем уважении…
Светлана Ланская: Отчего-то весь вечер, с той минуты, как начали приходить гости, Лана отчаянно надеялась, что Олег все же придти не посмеет. Но надеяться на это, уже узнав его характер, было напрасно, остановить Олега могло лишь какое-нибудь неожиданное происшествие, а этого бы ей так же не хотелось. Поэтому, в какую-то минуту мадам Ланская наоборот начала переживать, что его все еще нет, и тут Закревский появился на ее пороге. Жан был немало удивлен, но, похоже, и обрадован этой встрече. Впрочем, сдержанный нрав ее супруга позволял говорить о радости весьма относительно. Скорее, законное любопытство было причиной, по которой молодого человека горячо приняли в кругу гостей Ланских. Генерал вызвался представить Олега гостям и взял над ним своего рода шефство, не отпуская от себя юношу ни на шаг. А Лана была занята беседой с дамами-патронессами, и лишь изредка бросала взгляд на мужа, который полностью завладел вниманием гостя. Пару раз она встретилась с Олегом взглядами и поспешно отворачивалась, неловко теряя нить разговора, и поэтому совершенно невпопад соглашалась или отказывалась от предложенных собеседницами мыслей. Пока за столом обсуждали очередное выступление в Пражской опере Лео Слезака и переменчивую погоду, Светлана Юрьевна спокойно сидела и терпеливо выслушивала о третьем приступе ревматизма, обострившемся по осени у госпожи Ратцингеровой и об успехах ее внука на поприще литератора, но едва муж затронул волновавшую его более всего политическую и патриотическую тему, как внимание мадам Ланской полностью обратилось к общей беседе. И вовсе не потому, что ей это было интересно. Напротив, она ненавидела подобные разговоры, хотя прежде стеснялась признаться в этом даже себе самой. И прекрасно зная, что Жан захочет развить простую беседу в жаркий спор, готовилась прервать его в зародыше. Раздражало также, как усиленно муж втягивает в эту дискуссию Олега, так и норовя спровоцировать его к откровенным высказываниям. А вторит ему в этом, как всегда, отставной генерал Алексиевич. И в эту же секунду Лана поняла, что ситуация может выйти за дозволенные рамки. Потому пришлось проявить недюжинное искусство, чтобы успеть опередить старика прежде, чем тот разразится привычной гневной тирадой. - Могу я попросить Вас, господин Закревский, помочь мне с сервировкой чая? Прошу простить нас, господа. Уходя из комнаты, Лана поймала разочарованный взгляд мужа, который, верно, осуждал ее за прерванное развлечение. Но едва они с Олегом покинули столовую, как голос старого генерала загремел подобно артиллерийской канонаде. Женщина недовольно поджала губы и быстрым шагом отправилась на кухню. Марта удивленно уставилась на хозяйку и ее гостя, который послушно следовал за ней, не произнося ни слова. - Пойдите в гостиную и подготовьте ее к чаю. Я сама заварю его. Марта вышла из кухни и Светлана Юрьевна поспешила прикрыть за ней дверь, после чего развернулась к Олегу, пылая негодованием и еле сдерживая голос, чтобы не начать кричать. - «Могут оказаться потребны более тонкие методы!» Тебе обязательно было перечить этому старому дураку?! Генерал Алексеевич крайне любил рассуждать об активных мерах борьбы с «большевистской заразой», но насколько знала Лана, он получал свои звания и чины не покидая штаба и вряд ли собирался «размахивать шашкой». Зато в словесной баталии он был непревзойденный мастер и провоцировал оппонентов на такие откровенности, которые потом использовал же против них. Не обращая внимание на удивление, вызванное ее репликой у Олега, Лана отвернулась к буфету и стала доставать заварочный чайник, чашки, стараясь словно бы нарочно, погромче ими бряцать.
Олег Закревский: - Буду рад помочь. Господа! – поднявшись на ноги, Закревский обвел взглядом присутствовавших в комнате, и пошел следом за Светланой Юрьевной. Раздражение, спровоцированное проповедью Алексиевича, вспыхнувшее в нем, подобно спичке, столь же быстро и угасло, стоило вновь оказаться наедине с Ланой, хотя картавые выкрики генерала отчетливо были слышны из гостиной даже здесь, в кухне. Подобно большинству сильно тугих на ухо людей, он разговаривал так громко, что невольно заставлял вспоминать о тетереве на токовище. Как известно, в этот момент он не способен воспринимать никаких звуков, доносящихся извне... Отчего-то особенно отчетливо вообразив себе Алексиевича в тетеревиных перьях, Закревский и вовсе едва не рассмеялся. Благо, Лана не могла этого видеть – стояла к нему спиной, разговаривая с экономкой. Та же, в свою очередь, кажется, все-таки успела поймать эту коротко мелькнувшую по его губам ухмылку. Поэтому, уходя из кухни, обернулась и окинула Олега подозрительным взглядом. Но к этому моменту лицо Закревского уже смотрелось образцом непроницаемой маски. Точно так же, практически без эмоций, Олег слушал и Светлану Юрьевну, когда она заговорила, нет – закричала на него. Хотя, нет, все же, удивился – такой сердитой он ее еще прежде никогда не видел. - Постой. Но ведь именно на это он и рассчитывал, обращаясь ко мне со своими дурацкими прокламациями? Просто промолчать – выглядело бы с моей стороны куда большим неуважением к его сединам, - сложив на груди руки, он подошел поближе в мадам Ленской и чуть привалившись плечом к торцу высокого орехового буфета принялся наблюдать, как она сосредоточенно извлекает из него чайные принадлежности. – Они, конечно, не всякому прибавляют ума. Наверное, не стоило глумиться над ним так открыто… но я не сдержался, прости. Она промолчала в ответ. Промолчала настолько красноречиво, что Закревский вновь не смог сдержать улыбки, лаская взглядом ее пышущую возмущением напряженную спину. Лана пыталась в этот момент дотянуться до самой верхней полки буфета за какой-то, по всей видимости, жизненно необходимой расписной фарфоровой тарелкой - Позволь мне? Тебе слишком высоко, - проговорил он, наконец. И, не дождавшись ответа, стал у нее за спиной, без труда доставая посудину и откладывая ее затем куда-то в сторону. А через мгновение уже держал Лану в крепких объятиях, зарываясь носом и подбородком в волосы на ее макушке. Она слабо дернулась, скорее демонстрируя характер, чем действительно пытаясь высвободиться, Олег не позволил, разумеется. Дверь на кухню была закрыта не до конца и в каждую минуту сюда могла вернуться Марта, но это лишь добавляло остроты ощущениям. - Терпеть общество этих говорливых идиотов – испытание. Но его я еще согласен как-то вынести. А вот видеть перед собой тебя, и не иметь при этом возможности прикоснуться – настоящая пытка! - прошептал он, целуя ее затылок и спускаясь губами к виску и шее. – Лана, скажи, где и когда мы увидимся вновь? Наедине, я имею в виду?
Светлана Ланская: Это было уже слишком. Вообще, все это было чересчур для нее! Сидеть в комнате, полной народу, говорить о пустяках, смотреть на мужа, который поглощен лишь самим собой и своими идеями, но при этом думать и отгонять навязчивые, совершенно недопустимые мысли. Еще днем, когда гостей не было и в помине, она все ждала, когда же Жан увидит, почувствует произошедшую в ней перемену. А он не обратил внимания ни на необычную рассеянность жены, ни ее задумчивость… И тогда вдруг все это стало невыносимо обидно – что ничего не заметил, не заподозрил неладное… Обидно и противно. Потом все вроде бы прошло. Но сейчас, стоило Лане вновь оказаться рядом с Закревским, а Марте, уходя, бросить этот непонимающий и такой выразительный взгляд, и чувства обиды и раздражения снова засаднили где-то над сердцем. Невыносимое ощущение, которое требовало немедленного выхода. А тут еще Олег будто в издевку – обнял, стал ласкать и сыпать все эти бесконечные глупые вопросы. Стоило лишь на секунду позволить себе расслабиться! Открыв глаза, Светлана Юрьевна развернулась, отталкивая молодого человека прочь от себя. Глаза ее вдруг сузились до маленьких щелочек, губы плотно сжались, а щеки, против всякой логики, сделались бледны. - Это общество, как вы выразились, «говорливых идиотов» – мои близкие знакомые и весьма уважаемые люди. Я знаю их достоинства, прощаю их недостатки и уважаю их. Вы же – всего лишь избалованный, капризный и взбалмошный мальчишка, недостойный и десятой доли моего отношения к ним. Не смейте в моем доме вести себя подобным образом! – каким именно, она не уточнила, имея в виду то ли инцидент с Алексиевичем, то ли попытки соблазнения. Потому что сама не знала, что именно хочет ему запретить. Как ни странно, эта гневная тирада совершенно не смутила Закревского – на его лице не отразилось ровным счетом ничего, и это еще больше разозлило Светлану Юрьевну. Олег казался самым странным из всех людей, которые ей когда-либо встречались – она никогда не знала наверняка, что он думает или чувствует. Даже по глазам, которые вроде бы призваны быть зеркалами души… Впрочем, так и есть: именно зеркало – в котором только и видишь, что собственное отражение, чаще всего напоминал Лане его взгляд. Вместе с тем, в другие моменты, Олег будто бы оживал. Становился то страстным любовником, как минувшей ночью, то безрассудным влюбленным, как минуту тому назад, то вздорным школяром – как незадолго до этого, в гостиной. Нет, она совершенно не понимает его! И в то же время вынуждена признать, что он затронул в ее душе какие-то потаенные струны. Будто бы вновь подарив возможность легко дышать, взамен нарушил такой привычный и комфортный уклад ее жизни. Причем, за последнее она была почти что готова его возненавидеть… Выдержав долгий взгляд – единственный ответ на все ее речи, Светлана Юрьевна досадливо передернула плечами и отвернулась к плите, на которой в медном ковше закипела вода. Обдав кипятком стенки чайника, она открыла банку с заваркой, насыпала душистых листьев, добавила палочки гвоздики и залила все это водой. Пересчитала ложки, добавила еще одну – недостающую, поправила свернутые салфетки. Спокойные и рассчитанные действия, будто ее ничего и не беспокоит. Но все это время каждой своей клеточкой она ни на миг не переставала ощущать его присутствия рядом, чувствуя себя так, словно показав голодному льву кусок мяса, тотчас же спрятала его, развернувшись затем к хищнику спиной. Страшное и, одновременно, будоражащее чувство.
Олег Закревский: Это было против всех известных ему правил. И в первое мгновение, вместе с натуральным ощущением неожиданного удара под дых, Закревский испытал даже удивление, смешанное с почти детской обидой. И – странным образом – с восхищением, что было, пожалуй, основным ингредиентом кипящего внутри адского коктейля из самых противоречивых чувств, несмотря на внешнюю маску невозмутимости, которую Олег все же успел натянуть на миг раньше, чем Лана обернулась и накинулась на него с яростной нотацией. Вложив в нее, кажется, всю страсть, которую не осмелилась – или, скорее, даже побоялась выразить иным способом. И этим полностью себя выдала… - Хорошо, - с непроницаемым выражением лица выслушав все адресованные ему упреки – один нелепее другого, Закревский смиренно склонил голову и едва слышно ухмыльнулся. По всей видимости, Лана ожидала какой-то иной реакции, потому теперь настала ее очередь испытать нечто подобное тому, что сам Олег чувствовал пару минут назад. Наблюдая, с какой маниакальной тщательностью она заваривает чай, не упуская ни единой мелочи, Олег испытывал слегка мстительную, но абсолютно законную гордость. Только что он одержал победу там, где мог потерпеть поражение, если бы дрогнул хотя бы на миг. Но он не дрогнул – и выиграл. А вот Лана, напротив, нервничала, и было хорошо понятно, что более всего выбивает ее из колеи – невозможность предсказать наперед последствия своих поступков и слов. Из-за этого ее было немного жаль. Но, что же, хочет игры – получит. Однако по его собственным правилам… Тихий скрип открываемой двери, раздавшийся у них за спинами, прервал тишину, наэлектризованную многозначительным молчанием – в кухню из гостиной вернулась Марта с полным подносом грязных тарелок. Тем не менее, вряд ли даже она могла бы заподозрить что-нибудь странное во вполне приличной мизансцене: пани Светлана, мирно расставляющая на подносе чайные приборы и замерший на некотором расстоянии от нее молодой гость дома, ожидающий дальнейших распоряжений. Шагнув навстречу пожилой чешке, он решительно, несмотря на возражения, забрал из ее рук нелегкую ношу, поставив затем на стол рядом с мойкой для посуды. - Ну вот, а теперь позвольте помочь Вам, Светлана Юрьевна! – окончательно вжившись в образ «почтительный юноша», Олег взял поднос с чайными принадлежностями, расставленными там Ланой с какой-то болезненной безупречностью, и взглядом указал ей на дверь. – Идите, а я следом, как и подобает верному оруженосцу! Несколько метров, пройденных по полутемному коридору, подарили им еще пару секунд наедине, в течение которых Закревский почти физически ощущал, насколько она взбешена. Но сейчас это было скорее ему на руку. - А, вот и ты, душа моя! – отвлекаясь от разговора с Алексиевичем, генерал Ланской обернулся к подошедшей сзади жене и с улыбкой прижал к губам ее руку. – А я уж грешным делом решил, что в доме внезапно закончился чай, и ты послала несчастного Олега Павловича в лавку колониальных товаров! - Уверяю вас, сударь, это не составило бы для меня никакого затруднения! – закончив миссию по доставке сервиза, Олег скромно сел на свое место и дальше почти уже не принимал участия в общем разговоре, словно бы в исполнение слова, только что данного наедине хозяйке дома. На самом деле ему было невыносимо скучно в обществе старых пустобрехов, уверенных, что от них все еще что-нибудь в этом мире зависит. «Герои вчерашних дней» - вот, кто они все! Все, кроме нее, пожалуй. Вот только ей отчего-то выгодно – а может, просто удобно? – делать вид, что она такая же. Одна из них. Ничем от них не отличается. Бедная глупенькая лицемерка… С трудом высидев, чтобы не уходить слишком демонстративно, еще около четверти часа в этом затхлом сборище моли, размеренно дожевывающей остатки старой персидской шали, Закревский поднялся и со смущенными извинениями объявил, что, к сожалению, на сегодня вынужден откланяться. В библиотеке ему всего на сутки выдали одну чрезвычайно интересную монографию по теории перевода и нужно непременно успеть законспектировать до завтра все важные моменты. Причину сочли достойной уважения и, снабженный добрыми напутствиями и приглашением хозяина бывать в его доме чаще, Олег, наконец, смог вырваться на свободу. Отправившись, меж тем, вовсе не работать над конспектом, а бродить по городу. Причем, не без повода, а имея совершенно конкретную цель, достигнув которой, вернулся домой почти затемно, вполне довольный собой и в хорошем расположении духа. После чего, поболтав о пустяках и выпив еще чашку вечернего чаю с пани Зеленковой, все-таки уединился в своей комнате. Где, расположившись за старинным секретером, достал чистый конверт и вложил в него извлеченную из нагрудного кармана визитку маленького отеля на окраине Праги, предварительно чиркнув на оборотной стороне лишь пару строк: «На сегодняшний вопрос в течение двух дней я буду ждать твоего ответа здесь. В три часа пополудни». Затем, надписав конверт, вновь убрал его в карман и, раздевшись, с удовольствием растянулся в постели, где почти сразу же и заснул.
Светлана Ланская: - И неужели, вот так просто – в одном вагоне оказались? Удивительная история! Как можно было забыть рассказать? Ты меня удивляешь, Лана! – Иван Игнатьевич закурил очередную сигарету и ее голубоватый дымок, поднявшись к абажуру, запутался в шелковой бахроме. Когда гости разошлись, Светлана Юрьевна вместе с Мартой принялась наводить порядок и вот теперь, когда посуда была убрана, а обеденный стол сложен и накрыт повседневной скатертью, за него присел Жан, выкуривая перед сном последнюю сигарету и попивая из хрустального бокала сладкий портвейн. А сама мадам Ланская устроилась в кресле у окна, и на лицо ее падала тень от незажженного торшера. Уже второй раз она повторила мужу историю о том, как познакомилась с Олегом, как помогла ему обустроиться у пани Зеленковой и все, что знала о его занятиях. Умолчать пришлось о многом, но Жан этого не заметил. Сама же Лана была слишком утомлена сегодняшним вечером, чтобы думать о том, что ей пришлось утаить. Когда утром следующего дня, за завтраком принесли почту, и муж, не глядя, протянул ей один из конвертов, Светлана Юрьевна вся напряглась. Она не знала почерка, которым был указан адресат, но в крупных и уверенных буквах сразу же угадала отправителя. Ей не хотелось читать это письмо сейчас. Но муж с удивлением следил, как она совершенно растерянно вертит в пальцах конверт, будто позабыв, как его вскрывают. - Что-то не так, Лана? - С чего ты взял! – слишком резко и громко ответила она и тут же наградила его одной из своих мягких улыбок, чуть прищурившись и будто смутившись. Взяв со стола маленький нож для масла, она подцепила край конверта, открыла его и, чуть раздвинув края, заглянула внутрь. Что она там надеялась увидеть? Самого Закревского? В конверте лежал сложенный вдвое лист, абсолютно чистый, но внутри него была спрятана маленькая визитная карточка отеля. Чтобы отвлечь внимание мужа, Лана некоторое время делала вид, что что-то читает на пустой странице. Но на самом деле неотрывно смотрела на короткую фразу с оборотной стороны карточки, невольно ощущая, как щеки заливает краска. «Наглец и фигляр!» - хотелось прямо сейчас же встать и позвонить ему, чтобы заставить прекратить глупую игру, что он затеял. Да, она поддалась какому-то странному наваждению в тот вечер, испытала удивительные эмоции той ночью, но продолжать этого нельзя! «Фигляр!» – вновь мысленно повторила Лана. И тут ей почему-то вспомнился давний рассказ отца, который всерьез увлекался орнитологией и часто рассказывал ей о редких птицах, которых можно было увидеть либо в Зоологическом саду, либо на страницах редких изданий. Фигляры – это ведь орлы-скоморохи, так их называют из-за яркого окраса спины и клюва, но они сильные, смелые и красивые птицы… - Что-то важное? – Иван Игнатьевич намазал маслом свежую булку и откусил кусок, после чего еще раз взглядом указал жене на листок, который она все еще задумчиво держала в руках. - А-а, нет! Это Эржибета прислала записку по поводу собрания в среду. Как обычно, ничего важного – перечисляет вопросы, которые надо обсудить. Как мне это надоело, - Лана сложила лист, а вместе с ним и карточку, в конверт, небрежно засунув затем все вместе в карман домашнего платья. Убрала и будто позабыла о нем вовсе. Завтрак она закончила в хорошем настроении, муж сообщил, что вечером они идут в театр – он еще из Берлина заказал им билеты. И, совершенно не думая о том, что в условленном месте сейчас ее ждет Олег, Светлана Юрьевна провела этот день за обычными делами. Лишь один раз, когда часы в прихожей пробили трижды, она замерла и задумалась, а после продолжила свои занятия. И только в театре, наблюдая за актерами, которые разыгрывали старую как мир историю о запретной любви между замужней дамой и молодым студентом, что служил в конторе ее мужа, вдруг испытала странное волнение, и даже желание хотя бы на миг оказаться на месте этой дамы, так смело отдающейся своим страстям. И не важно, что в конце раскрылась истинная цель молодого любовника – деньги и повышение по службе, но ведь хотя бы какое-то время та дама была по-настоящему счастлива! Воспоминания о спектакле вернулись к ней еще раз ночью, когда Лана забылась тревожным сном, в котором уже не актриса, а сама она стояла на сцене – свет рампы был невыносимо силен, слепил глаза, и она не видела зрителей, но не сомневалась, что те сидят напротив и ждут чего-то особенного. А после она почувствовала, как чьи-то весьма требовательные руки обхватили ее сзади, принявшись ласкать тело, чьи-то губы коснулись ее шеи и… здесь она проснулась, резко сев на постели. Темнота и пустота окружали ее в собственной спальне, и это невыносимое чувство одиночества выползало, кажется, из каждого темного угла. Наваждение из сна оставило ее не сразу, однако чувственное желание, которое завладело ее телом и разумом, оказалось совершенно реальным. И тогда Лана вдруг решила, что, несмотря на полное безумие этого решения, завтра она все же пойдет на свидание. И пусть будет, что будет. Наутро, проснувшись позднее обычного, на вопрос Жана она ответила, что ночью ее вновь терзала бессонница – пришлось выпить снотворное. Тот выразил обычное сожаление по поводу ее нездоровья и добавил, что будет весьма досадно, если Лана разболеется еще сильнее. - Не думаю, что это надолго. Прогуляюсь немного, и все пройдет. - Ну, если ты так хочешь прогуляться, то и пойдем тогда вместе до Эбельсов пешком. Я отменю вызванную машину. - До Эбельсов? – Лана искренне не понимала, при чем тут начальник ее мужа и его партнер в делах. Но Жан, как ни в чем не бывало, сообщил, что совсем позабыл вчера передать ей приглашение от герра Рихарда и его жены. - Нас будет четверо – тихий семейный обед – только они и мы. Ну, прости, что забыл сказать!.. Ты будто бы расстроена? Были другие планы? - Другие планы? Откуда? Просто я… что я надену! Жан! Нельзя же так внезапно сообщать…, - ей было сейчас так дурно, будто муж вдруг взял и стянул на ее шее невидимый шнурок, не дав возможности вволю надышаться. Господи, да, конечно: она имела на сегодня совсем другие планы, и ждать они не могли! Но как объяснить мужу, почему ей просто необходимо в три часа быть… - Надень коричневый костюм, он подойдет для этого обеда. - Как скажешь. До трех часов дня время летело слишком быстро, зато едва достигнув заветных цифр, проклятые стрелки будто бы вовсе замерли. Да что стрелки: замерло, кажется, само время, желая продлить Лане бесконечную пытку, которую более всего сейчас напоминал ей обед у Эбельсов. Нужно было сосредоточиться, чтобы что-то говорить в ответ на реплики хозяев, улыбаться… но она не могла. Просто не могла! По дороге домой, в такси, Жан долго молчал, но прежде чем подать жене руку, выходя из машины, сердито взглянул на нее и буркнул: - Это было ни на что не похоже, Лана. Просто отвратительно! И впервые за сегодняшний день она почувствовала, что полностью с ним согласна. Сам герр Эбельс, его вульгарная жена, Жан, с извечным его недовольством всем на свете – все это было Лане сейчас глубоко отвратительно. Впрочем, как и собственные мысли и желания. А еще этот неизвестно откуда вдруг проснувшийся страх – не за себя! Олег… он ведь, наверняка, прождал ее в том отеле целых два дня и теперь – не получив ни строчки в объяснение, должно быть, уверен, что она его просто использовала! В понедельник утром, едва дождавшись, пока Жан уедет на службу, Светлана Юрьевна облачилась в прогулочный костюм, поверх которого надела самый простой свой плащ, и шляпку с вуалью. Себя убеждала, что хочет просто погулять, но ноги сами привели ее к указанному в записке Закревского отелю. Несколько минут она просто стояла на противоположной стороне улицы и разглядывала скромную вывеску, все еще зеленую герань в кадках у крыльца и серого кота, который умывался на крыльце. А после, не зная, зачем, решила войти внутрь. - Мадам? Могу чем-то быть вам полезен? - Нет. То есть, да. Скажите, в эти выходные здесь был молодой человек. Он должен был ждать меня, но я не могла… и может быть, он что-то оставил… - Одну минуту, мадам.
Олег Закревский: Оставляя Лане два дня, чтобы принять решение, Олег был практически на сто процентов уверен, что она не придет. В первый день. Потому покинул маленькое фойе отеля, куда приехал сам более всего из любопытства, буквально через пятнадцать минут после назначенного в записке часа, даже не допив предложенной портье чашки кофе – и с легким сердцем отправился по своим обычным делам, убедившись, что интуиция не подвела и на этот раз. Вчерашнее ожидание продлилось дольше, было столь же безуспешным и принесло уже не удовлетворение, а недоумение и досаду. Причем, не только потому, что поведение Ланы не вписывалось в ожидаемый – и запланированный сценарий, но и из-за собственной реакции на это событие. Самолюбие Олега, от природы весьма развитое и, по молодости лет, весьма чувствительное, было неприятно задето. И это испортило ему настроение на весь остаток вчерашнего дня. Который, стремясь развеяться, он решил провести как можно веселее и разнообразнее, обойдя сразу несколько дансингов, баров и кабаре и обнаружив себя затем наутро в чужой постели посреди каких-то радужных перьев и тряпок, поблескивающих золотистыми пайетками в лучах солнца, что с трудом пробивались сквозь давно немытые стекла окна мансарды. При этом, по обеим сторонам, мерно посапывая, покоились сразу две полуголые девицы, в которых молодой человек не без труда признал участниц дуэта мулаток – как теперь было вполне очевидно из-за размазанного повсюду грима – фальшивых, которые весьма зажигательно исполняли шимми на сцене последнего из посещенных им ночных кабаре… Не желая тревожить покой своих дам, Олег осторожно выбрался из их некрепких объятий и встал, пошатываясь, притом едва не рухнув вновь на захламленный пол из-за не вовремя подвернувшейся под ноги пустой бутылки из-под шампанского. Зеркало, в которое он, застегивая измятую рубашку и осматриваясь в поисках остальных вещей, походя заглянул, продемонстрировало в ответ бледный и взъерошенный лик – несмотря на смутное и совершенно иррациональное опасение, что в нынешнем состоянии оно не захочет его отражать вовсе. На душе было мутно и по-прежнему не особенно весело. Дополнительным наказанием за этот внезапный – и в общем-то, не особенно порадовавший праздник разудалого промискуитета стало отчетливо читающееся выражение молчаливого материнского укора в глазах пани Зеленковой, в тот момент, когда та открыла ему входную дверь. Как водится по закону подлости, убегая накануне, Олег умудрился забыть ключи от дома… Впрочем, молодость, контрастный душ и несколько часов крепкого сна довольно быстро справились с издержками ночных развлечений, и сразу после полудня Закревский проснулся, уже вновь вполне ощущая себя человеком, а не потусторонним существом. Пани Клары дома не оказалось, но в кухне ее постояльца ожидали заботливо укутанная в старое одеяло кастрюлька с куриным супом, пироги и большой кувшин ягодного морса. Рядом с которым – и это заставило Олега невольно усмехнуться, подивившись предусмотрительности своей домовладелицы и ее ничем несокрушимому расположению к его персоне, стоял небольшой графинчик с водкой. Водки ему, однако, пока совсем не хотелось, еще меньше организм просил куриного супа, а вот кисловатый напиток пришелся очень кстати. Потому, усевшись на широкий подоконник и задумчиво разглядывая улицу перед домом, Закревский выпил сразу почти половину кувшина морса, заев его парой пирогов, тем свою трапезу и ограничив. Мысли все это время крутились вокруг единственной темы, развивать которую ему, тем не менее, не хотелось. Равно как и признавать в себе смутное, но неприятное чувство внутренней неловкости – возникшее как-то само по себе и вроде бы совершенно без повода. А еще – пустоты, какого-то незавершенного дела или желания, так и не исполнившегося до конца. Хотя… здесь все было очевидно. И Олег с трудом подавлял то и дело возникающие позывы подойти к телефонному аппарату и, набрав номер, задать единственный вопрос, не дававший покоя – почему она не пришла? Но это было, во-первых, просто невозможно, а во-вторых – невозможно глупо. Да и не по правилам игры. Которую, однако, стоило довести до конца – и уже хотя бы для этого сходить еще раз к назначенному часу в условленное место. Зачем? Чтобы окончательно убедиться и, зная наверняка, обдумывать свои дальнейшие ходы. Придумав после долгих размышлений на этот счет такое, вполне убедительное, обоснование тому, что намеревался сделать, Закревский повеселел и, спустя еще примерно час, уже бодро вышагивал в направлении отеля «Český lev», того самого… В вестибюле, полутемном из-за дубовых панелей на стенах, плотных штор и кадок с ветвистыми пальмами – непременного атрибута всякой гостиницы, претендующей на звание «респектабельной», не было никого, кроме портье, который кивнул Олегу, словно старому приятелю. Кивнув в ответ и жестом показав, что заглянул лишь на минуту, Закревский вновь вышел на улицу и, перейдя через узкую мостовую, по которой изредка проезжали, мягко покачиваясь на рессорах, конные экипажи, усиливая тем ощущение провала во времени, столь характерное для этого странного и магического города, направился в маленький сквер, расположенный неподалеку. Там долго бродил, выбрая скамью, с которой бы хорошо просматривался подъезд к отелю. Найдя подходящую, сел, небрежно бросив рядом с собой шляпу, извлек из кармана портсигар, закурил, и приготовился ждать. Но быть докуренной до конца не суждено было даже первой папиросе. Она все-таки пришла. Отшвырнув тлеющий окурок куда-то в сторону, Олег тотчас же вскочил на ноги и едва не бегом бросился обратно. Впрочем, непосредственно у входа, резко замедлил шаг, бесшумно прошел через вестибюль и остановился за спиной у Ланы, которая, меж тем, сбивчиво объяснялась с портье по-французски. - Ну и что именно я должен был здесь для тебя оставить? – тихо произнес он по-русски, склоняясь и почти касаясь губами топорщившейся над тульей ее шляпки черной вуалетки. Не ожидая его появления, Лана вздрогнула и резко обернулась, из-за чего их лица оказались совсем рядом – почти на расстоянии поцелуя. – Тихо-тихо! Давай, не будем разговаривать прямо здесь. Подожди минуту… Monsieur, puis-je prendre ma clé? - Oui, bien sûr! – кивнул тот в ответ, оборачиваясь к одной из ячеек и забирая оттуда ключ, который тотчас передал в руки Закревскому. Светлана Юрьевна наблюдала за их коротким диалогом молча. Ничего не говорила и после, когда Олег взял ее за руку и повел за собой через вестибюль и застланный мягкой красной ковровой дорожкой коридор к одной из нескольких совершенно одинаковых на вид дверей. Открыв её, он пропустил женщину вперед, вошел сам, повернул ключ в замке и вновь обернулся к Лане. - Ударь меня! – гнев, горящий в ее взгляде, который был хорошо заметен даже сквозь плотную вуаль, уступил место растерянности и недоумению. Заметив эту перемену, Олег улыбнулся и повторил, неотрывно глядя ей в глаза. – Бей, я сказал!
Светлана Ланская: Тихий шепот прошелестел над ухом и коснулся обнаженного участка ее шеи. Но Лана ощутила присутствие Олега рядом еще до того, как он заговорил – не по шагам или звуку отворившейся двери, их она действительно не слышала, но по вдруг возникшему в воздухе электричеству, от которого стало ощутимо покалывать кожу. По ознобу, который почти сразу же сменила горячая волна, прошедшая по телу от самой макушки до пальцев ног и обратно, заставляя женщину затаить дыхание. Впрочем, замешательство это продлилось ровно столько, сколько времени понадобилось портье, чтобы извлечь из ячейки ключ и с милейшей улыбкой заговорщика протянуть его Закревскому, заметив которую женщина похолодела от неприятного подозрения: неужели он обо всем знает? Обо всем – абсолютно?! Но нет, скорее всего, конечно же, нет. Олег вряд ли опустился бы до подобных разговоров с прислугой… Когда он взял ее за руку и повел по полутемному коридору, Светлана Юрьевна не противилась. Растерянность от происходящего полностью лишила ее способности самостоятельно принимать решения. В голове, лихорадочно сменяя одна другую, вертелись мысли – почему он оказался здесь, долго ли ждал ее, знал ли наверняка, или тоже, как и она, пришел по наитию?! Наитие! Боже, да она просто дура, которая поддалась любопытству и сама угодила в приготовленную ей ловушку! А ведь можно было бы просто отправиться к пани Зеленковой, дождаться его там, поговорить. Но она пришла сюда. Сама. Тем временем, Олег привел ее в маленькую комнату, обстановка которой ничем особым не выделялась – непримечательная мебель, темный ковер на полу и в тон ему темные портьеры на окнах, на стене в рамке висела картинка, изображающая женщину, извивающуюся подобно змее среди странных растений – неудачная попытка скопировать Муху. Продолжая чувствовать себя будто бы под гипнозом, она осматривалась по сторонам, стоя у входа, пока не услышала, как за спиной раздался щелчок проворачивающегося в замке ключа. Этот звук заставил Лану с негодованием обернуться в попытке остановить. Но Олег и здесь опередил ее, сбил с толку, вновь заставил растеряться, не зная, как реагировать на слова, которые внезапно оказались ее собственными озвученными вслух желаниями – и в то же время были настолько неожиданны, что вначале показалось, будто она ослышалась. Чувствуя себя униженной оттого, что Олег застал ее здесь – стало быть, все-таки одержав верх, заставив поступить по-своему, Лана действительно была очень рассержена и готова накричать на него, даже ударить. Но когда, в очередной раз запросто прочитав ее мысли, он сам предложил ей это сделать… «Он же просто сумасшедший! Сумасшедший…» – мысль об этом промелькнула только на секунду, чтобы исчезнуть, растаять под спокойным взглядом зеленоватых глаз. И не было в них ни грана безумия, одно лишь веселье. Да он же смеется над ней, издевается! Чуть ли ни с первой встречи с чего-то решил, что смеет вести себя подобным образом! - Наглый избалованный мальчишка! – задыхаясь от вновь нахлынувшего бешенства, выдавила из себя Лана, глядя на него так, словно желала взглядом просверлить во лбу дыру. – Ты, что, действительно решил, что можешь заинтересовать меня?! Да кем ты себя возомнил? Ты, который не способен вызвать ничего, кроме раздражения! Замолкнув, чтобы перевести дух, она на миг отвела глаза, а когда опять посмотрела на Закревского, вдруг поняла, что только зря тратила энергию: тот был все также спокоен и невозмутим. И даже по-прежнему слегка улыбался. - Щенок! - окончательно выходя из себя, выплюнула ему в лицо Лана, и после, неожиданно для себя самой, вдруг влепила ему оплеуху, вложив в нее всю ту злость и обиду, что клокотала в душе. На секунду стало будто бы легче, но передышка оказалась лишь временной. И усмешка, мелькнувшая в тот миг на ее губах, означала вовсе не победу, а скорее окончательное признание собственного поражения.
полная версия страницы