Форум » Воспоминания » Из жизни отдыхающих » Ответить
Из жизни отдыхающих
Идалия фон Тальберг: Место: Швейцария, кантон Берн, Интерлакен. Время : Лето 1829 года. Участники: Идалия фон Тальберг, Сергей Машков.
Ответов - 32, стр:
1 2 All
Идалия фон Тальберг: Говорят, что время лечит любые раны. Возможно, это правда. Но правда так же и то, что, заживая, раны превращаются в шрамы, которые ноют и напоминают о себе болью всякий раз, когда их что-то потревожит. А время - всего лишь своеобразная вуаль, которая скрывает эти шрамы от любопытных взглядов толпы, жадной до чужих страданий... Собственные душевные раны, которые ни перед кем не желала демонстрировать, баронесса фон Тальберг уже больше полугода пыталась залечить в Интерлакене. Швейцарский курорт между двух озер, который ей рекомендовали для этих целей, славился своим климатом, целебным воздухом и покоем, врачующим души всех страждущих. Воздух Ида нашла самым обыкновенным, климат оказался весьма своеобразным. Вероятно, по причине того, что городок находился в предгорье, да еще между сразу двумя крупными водоемами, погода здесь была весьма переменчива. Несмотря на летние месяцы, часто лил дождь и было довольно прохладно. В общем, ничего особенного. Та же вселенская скука... Меланхолия не оставляла ее ни на минуту, несмотря на все усилия докторов и столпов "водяного общества", с которыми баронессе довелось познакомиться. Большинство местных дам жалели бедную юную мать, лишившуюся единственного сына, искренне стараясь ее поддерживать и развлекать. Ида принимала их внимание вежливо, но равнодушно. Мало того, с некоторых пор сочувствие и жалость вызывали в ней раздражение, которое становилось все труднее скрывать. Поэтому постепенно Ида начала избегать приглашений в местный свет, составленный из аристократических фамилий всей Европы, предпочитая одиночество, которое с детства было ее самым преданным товарищем. Сперва это было немного затруднительно. Многие пытались привлечь печальную русскую баронессу в свое общество. Но постепенно поток приглашений иссякал, наталкиваясь на ее вежливое безразличие и нежелание открыть душу хотя бы чуть-чуть сверх того, что предписывают светские приличия и правила. Поэтому теперь Ида вполне спокойно могла бродить по городу в полном одиночестве, не опасаясь того, что кто-либо станет навязываться к ней с разговорами. Так было легче. Некоторым людям проще пережить свою боль затаившись, замерев на месте. Ида была из их числа...
Сергей Машков: О том, какой вид открывается со смотровой площадки на башне самого высокого готического собора в Швейцарии Санкт-Винценц, Машкову прожужжали все уши. Как, он был здесь уже целую неделю, а не побывал на смотровой площадке Санкт-Винценц?! Какой кошмар, ему надо сделать это сиюминутно! И нет никакой разницы, что сейчас уже полночь, или идет проливной дождь. Это же самый высокий готический собор в Швейцарии! Машков почти бегом поднимался на башню. Он и так был крайней неосмотрительным, что пошел к Санкт-Винценц пешком. До Швейцарии еще не дошли слухи о его злодеяниях, потому он считался интересным кавалером. Когда Машков бежал в Интерлакен от слухов, он и не думал, что будет так скучать по его посещениям театра и галерей, когда уважаемые матроны со своими незамужними дочерьми бросались от него врассыпную. По дороге к собору он сбежал от целых трех семейств, и в каждом по незамужней дочери, одной, по меньшей мере. Уже сейчас кто-нибудь, наверное, удивляется тому, с каков «этот русский герцог», бегающий по городу Интерлакена, как ошпаренный, и нежелающий ни с кем разговаривать. Наконец Сергей поднялся, но его тут же охватило недовольство. Смотровая площадка не была пуста, как он предполагал. Странно, в это время дня здесь никого не должно было быть. Приезд какого-то новомодного пианиста наделал много шума, и все отвлеклись от вида на Монблан, конечно же, в ясную погоду. Девушка, пришедшая сюда раньше него, была одна, без служанки или компаньонки, но судя по всему, была благородного происхождения. А это значило, что он обязан хотя бы поздороваться. К счастью, она обернулась на звук его шагов, это давало возможность завязать беседу. - Прошу прощения, что испугал вас своим внезапным появлением. Не думал, что кто-то может оказаться здесь в это время, насколько мне известно, все направились в концертную залу. Разговор завязался, сейчас пойдут привычные: «Ах, здесь так прекрасно, в ясную погоду можно даже увидеть Монблан… а как вам часы работы Каспара Бруниера, каким он был оригиналом, раз придумал, что они должны показывать не только время, но и день недели, месяц, но даже знак зодиака и фазу Луны….». И Монблан, и башню, и петуха в часах, все это Машков должен был увидеть в одиночку, пережить восторг, впитать в себя каждую деталь этой картины, чтобы сохранить в ней частичку себя. После этого уже можно будет обмениваться шаблонными фразами, за которыми нет ничего значащего.
Идалия фон Тальберг: Даже приезд в Интерлакен Ференца Листа, молодого венгерского пианиста, чье искусство потрясало всякого, кому доводилось слышать его игру, не заставило Ида отказаться от своего уединения. В конечном счете, этот концерт - не единственный, будут еще. А на премьерах всегда так шумно и многолюдно! К тому же она, наконец, собралась осуществить свое давнее намерение - пешую прогулку до собора Санкт-Винценц. Почему сегодня? Да бог его знает! Хотя, возможно, потому, что путь до этого шедевра готической архитектуры от отеля "Конрад III", где баронесса поселилась, был совсем не близким. Ида не любила ходить пешком, но в этот раз решилась. Для того, чтобы добраться в Санкт-Винценц ей потребовался почти час ходьбы, несмотря на то, что местные расстояния отнюдь не потрясали масштабами по-сравнению с русскими. Непривычная к длительным переходам в духе Суворова, Идалия уже много раз мысленно изругала себя за идиотскую идею. Мало того, что местная погода опять, кажется, готовилась приподнести ей сюрприз - со стороны гор все более явственно погромыхивало, а кое-где показались уже сизоватые тяжелые облака - предвестники дождя, так еще и в одну из туфелек, видимо, попала пыль. И Ида чувствовала, что, вероятно, ей придется в ближайшие несколько дней залечивать очередную мозоль, которые на нежной коже ее стоп образовывались удивительно легко, а проходили долго. Однако все ее мучения были компенсированы, когда баронесса, после того, как обошла все открытые к осмотру помещения собора, а также как следует рассмотрела его удивительные часы, поднялась на смотровую площадку, обращенную к Альпам. Великолепное зрелище настолько потрясло ее, что перехватило дыхание. Огромная Юнгфрау и далее - почти скрытый от наблюдателя дымкой Монблан. Вот это и есть Вечность! Все это было до нас и будет после нас. Мы же станем пылью. Крохотными песчинками, которые будет переносить ветер и, возможно, когда-нибудь, я стану частью этой Вечности... Вероятно, баронесса довольно долго простояла, погрузившись в свои размышления, ничего вокруг не видя и не слыша. Ей никто не мешал - в этот час курортники предпочитали иные увеселения банальному созерцанию пейзажей, пусть даже и столь прекрасных, как открывшийся взору Ида. Ей никто не был сейчас нужен... Но вот за спиной у баронессы раздались шаги, и она не без недовольства оглянулась - кто посмел нарушить ее сладкое одиночество? - Прошу прощения, что испугал вас своим внезапным появлением. Не думал, что кто-то может оказаться здесь в это время, насколько мне известно, все направились в концертную залу. - обратился к ней высокий незнакомец, в идеальном "высоком" немецком которого Ида все же безошибочно различила небольшой, но такой знакомый акцент. Даже не акцент, а особость произношения, который знала и у себя. Господи, да он же русский! Ну, зачем?! Меньше всего ей хотелось встретить здесь соотечественника. Но, к счастью, этот человек при более внимательном рассмотрении ей знакомым не показался. И это было странно, так как стать и манера явно выдавали в нем дворянина, столичного жителя, да еще, похоже, служивого. Как они могли не встретиться в Петербурге, этой большой деревне на болотах, где все всем родня и знакомые? - Вероятно, дело в том, что всем иным видам музыки я предпочитаю музыку ветра, а всем остальным видам общества - уединение, - также по-немецки ответила Идалия. - Кроме того, вы меня вовсе не испугали. Сказано это было крайне любезно, с легкой улыбкой, но в глазах ее в этот момент можно было рассмотреть нотку вызова. Кроме того, ответ казался достаточно холодным и резким, чтобы дать понять искателю легких курортных знакомств, буде он таковым окажется, что здесь ему победы не снискать.
Сергей Машков: - Ну, так и я здесь оказался в это время не потому, что искал чьей-то компании. Предвосхищаемое удовольствие было испорчено. Последний же удар нанесла погода. Крупные, но пока нечастые, капли упали на лицо Машкова. Дождь, который все пророчили только на утро, и то если ветер не переменится, и тучи прорвутся через горы, начался именно сейчас. Этот факт лишал Машкова возможности дождаться ухода странной женщины, оказавшейся здесь. Сергей раскрыл зонт, который предусмотрительно захватил с собой, несмотря на насмешки мужчин о его излишней предусмотрительности. По опыту, Машков теперь знал, предусмотрительность никогда не бывает лишней. - Держите, начался дождь, а ветер и без того был достаточно сильным, не хватало еще, чтоб вы простудились. – Незнакомка не стала спорить и протянула ручку за зонтом, намеренно блеснув обручальным колечком. Факт того, что она уже была замужем, и так явно это демонстрировала, приободрил Машкова. Тем более, что между ними ощущалась некоторая общность. Они оба бежали от людей, оба были недовольны компанией друг друга, и что-то еще, пока еще неуловимое, неясное объединяло их. - Идемте вниз, дождь становится все сильней, погода не располагает к любованию местными красотами. И где вы оставили свой экипаж, я его не заметил? Мысль о том, что дама пришла вечером, одна и пешком не могла даже прийти в голову Машкову. Гостиницы находились далеко от этой части города. - А пока постараемся соблюсти хоть некоторую видимость светскости. У меня нет желания быть вызванным вашим мужем на дуэль за неучтивость. Разрешите представиться, Серж Машков. Странно, что мы с вами еще нигде не встречались, за несколько дней здесь все успевают перезнакомиться и составить друг о друге представление. – Сергей намеренно не упомянул титула, как и многие отдыхающие в Интерлакене, он не слишком афишировал свое положение. Многие аристократы со всей Европы приезжали сюда, дабы отдохнуть от светских условностей. Но привычка брала верх над желаниями, и люди неизменно начинали привычную игру в «высший свет».
Идалия фон Тальберг: Отказываться от предложенного зонта было бы исключительной глупостью. Сама она, как обычно, о такой мелочи, как возможность того, что начнется дождь, не подумала. В руках, правда, был крошечный кружевной зонтик от солнца, но теперь его наличие выглядело скорее насмешкой. Однако любезность, проявленная этим человеком, требовала взаимности. Поэтому Идалии все же пришлось вступить с ним в диалог, хоть первоначально это совершенно не входило в ее планы. - Благодарю вас, сударь, - сказала она. - Это верно. С "любованием" на сегодня, похоже, действительно пора заканчивать. По ее интонации трудно было догадаться, что именно Ида считает этому причиной: начавшийся дождь или появление Сержа Машкова - так он представился. - Что касается экипажа, то боюсь, что я оказалась не более предусмотрительна,чем в случае с зонтом, - усмехнулась она, иронией скрывая досаду. Впрочем, ладно. Дождь можно будет переждать под крышей собора. Не навечно же он? Хотя мысль о том, что обратно придется тащиться по грязи окончательно испортила ей настроение... Тем временем, дождь, словно в насмешку над ее мыслями, припустил совсем уж рьяно и оставаться на смотровой площадке стало совершенно невозможно. - Послушайте, ну что вы мокнете? Идите под зонт! - воскликнула она, обратив, наконец, внимание на то, что господин Машков так и стоит перед ней под все усиливающимися потоками воды, видимо, не решаясь попроситься к ней. - А еще лучше давайте уже уйдем отсюда. Идалия Николаевна сделала было шаг навстречу Сержу, но в это же мгновение лицо ее исказилось от резкой боли. Проклятая мозоль! Кто бы мог подумать, что крохотная ранка может причинять такое неудобство. Но сейчас Ида, на глазах которой даже слезы выступили, впрочем, больше от злости на собственную глупость, понимала, что еще один шаг она просто не сможет себя заставить сделать. - Вот проклятье! Ну какая же я идиотка! - тихо выругалась она, как и любой другой человек в таких случаях, сразу же переходя с языка Гёте и Шиллера на родное наречие. Брови Машкова удивленно взметнулись вверх, а в глазах блеснула ирония.
Сергей Машков: - Ну-ну, будет вам. Люди совершают куда более страшные ошибки в своей жизни. – Машков с превеликим удовольствием перешел на русский, тем более, что резкий немецкий он попросту ненавидел. Было совершенно понятно, что у незнакомки (а представиться она так и не удосужилась) что-то произошло с ногой, обутой в изящную туфельку на каблучке. Каблучки, правда, были не самой удобной обувью для пробежек по скользким, от дождя, булыжникам смотровой площадки. - Вы, видимо не желаете проделать рядом со мной даже шага. Вы не оставляете мне выбора, я хоть и не образец добродетели, но оставить вас здесь одну не могу. Это значит, что мне придется тащить вас насильно. – Машков подхватил девушку на руки и понес к галерее, которая была защищена от дождя и ветра надежной крышей. Там предусмотрительно были расставлены удобные скамейки, на случай если кому-то станет дурно от подъема по крутой лестнице, на которую Машков со всей аккуратностью усадил свою ношу. Девушка оказалась очень легкой, даже легче, чем Сергей предполагал. - Что с вашей ногой, вы ее вывихнули? Надо посмотреть, это может быть перелом. – Машков опустился рядом на каменную скамью и быстро снял туфельку, будто каждый вечер снимал туфельки со стройных ножек очаровательных дам. - Или вы стерли ее до мозолей? Не слишком-то мудрое решение - отправиться на такую длительную прогулку в новых туфлях. Теперь мне придется нести вас на руках до экипажа, который я собираюсь нанять. Не поверите, но мне тоже пришло в голову устроить себе вечерний променад. – Все это Машков говорил с тактичной отстраненностью, делая вид, что не замечает выступивших на глазах слез. - Вторая нога также плоха, как первая? – Девушка горестно кивнула в ответ. – Ваши чулки… вам придется их снять, иначе я ничем не смогу вам помочь... - Девушка вспыхнула, Машков вежливо отвернулся. –Конечно, это не мое дело, - сказал он, – Но где, позвольте вас спросить, вы остановились? Эх, не стоило вам приходить сюда одной…
Идалия фон Тальберг: Ида и слова не успела произнести, прежде, чем Машков, вдруг, подхватил ее на руки и перенес в защищенную от дождя галерею. Столь внезапное "сокращение дистанции" между ними выглядело бы для сдержанной и всегда немного отстраненной мадам фон Тальберг ужасно скандальным, если бы не жгучая боль, терзавшая ее бедные ноги. Поэтому она и не стала устраивать истерики, а просто сдалась на милость этому сильному мужчине, который нес ее так легко,будто бы она ничего и не весила. - Что с вашей ногой, вы ее вывихнули? Надо посмотреть, это может быть перелом. - сказал он и сделал еще нечто невообразимое. А именно, опустился на колено рядом с Ида и быстро снял с нее ненавистные туфли. Даже от этого ей уже стало легче и Идалия слабо пошевелила стертыми в кровь пальцами. Вернее, о том, что они стерты в кровь, девушка могла предположить по кровавым пятнам на тонком белом шелке чулков, при виде которых ей стало нехорошо. - Вторая нога также плоха, как первая? Ваши чулки… вам придется их снять, иначе я ничем не смогу вам помочь. Это было совсем уж неслыханно! Да что он себе позволяет?! Говорит с ней , будто бы с малолетней девчонкой. А, между тем, она взрослая замужняя дама!!! Идалия вспыхнула, словно маков цвет и на глазах вновь выступили слезы стыда. Однако умом она понимала, что этот противный Машков прав. И, если она не хочет, чтобы завтра эти раны воспалились, придется действительно пойти на это шокирующее разоблачение - предстать перед незнакомым мужчиной с босыми ногами. Боже. боже, боже!!! Какой стыд! Она этого не переживет. И зачем этот господин еще оказался вдобавок ко всему таким молодым и...привлекательным? Почему бы не послать ей в избавители какого-нибудь доброго старичка? Мысли метались в ее голове со скоростью света, пока баронесса, с опаской поглядывая на Машкова, стягивала чулки, стараясь при этом, чтобы подол платья не задрался слишком высоко. К счастью, ее новый знакомый оказался достаточно деликатен, чтобы не дать ей окончательно погибнуть от стыда и отвернулся, поинтересовавшись при этом только одним: где она остановилась. - Отель "Конрад III", - пролепетала Ида в ответ. - Это довольно далеко отсюда
Сергей Машков: - Тогда нам совершенно точно придется взять экипаж. – произнес герцог Лейхтенбергский, уселся на каменную скамью, тянувшуюся вдоль балкона, и, взяв ее ногу в свои ладони, принялся массировать стопу, не касаясь пальцев. Девушка попыталась отдернуть ногу, но из его сильных рук было не так то просто вырваться. - Сейчас ваши ножки слегка отдохнут… - Сергей проследил движение незнакомки. - Э, нет, я не позволю вам надеть эти ужасные туфли.- Машков засунул туфли в карманы своего сюртука, а сам медленно понес девушку вниз по лестнице, боясь оступиться с такой драгоценной ношей. Машков заглянул незнакомке в лицо. Ему повезло, он нес на руках изысканную, утонченную девушку, и выражение досады было ей очень к лицу. Он нес ее на руках по лестнице, а она дулась на весь мир, на самое себя и на него. Можно подумать, у него оставался выход… - Даже не надейтесь, что брошу вас здесь одну, а сам так и скроюсь с вашими туфельками в карманах. Это было бы не учтиво. - Он умудрился таки придать своему голосу легкую томность, невзирая на то, что несколько запыхался. Они спустились вниз, и Сергей пронес девушку к скамейке у крестильной чаши, находящейся у алтаря. Чаша была полна чистой прохладной воды. - Чистая вода – это то, что вам сейчас необходимо. – Машков зачерпнул воды в ладони начал обмывать ножки своей собеседницы. - Как вы думаете, что о нас подумают, если заметят? Нам, наверное, все-таки следует отправиться в отель. – И герцогу ничего не оставалось, как снова взять девушку на руки и понести на улицу. - Откройте зонтик, иначе мы с вами промокнем до нитки. Они уже были рядом с каретой, к счастью, Санкт-Винценц было местом паломничества туристов в любое время суток (кроме того времени, когда выступал Ференц Лист), и здесь было достаточно экипажей. Машков умудрился распахнуть дверцу и посадить девушку внутрь на сиденье, после чего он сам поспешно вошел в экипаж и захлопнул за собой дверцу, спасая их обоих от дождя и ветра. - И все же, почему вы пришли в Санкт-Винценц совершенно одна в это время?
Идалия фон Тальберг: Сильные и одновременно бережные прикосновения рук господина Машкова к ее обнаженным ступням, которые он взялся массировать, произвели с Ида нечто невообразимое. Она по-прежнему ощущала мучительный стыд от того, что попала в такую чудовищно неловкую ситуацию. Но, если бы ее спросили, хочет ли она, чтобы Сергей - ей почему-то не хотелось звать его на французский манер, перестал делать то, что он делает с ней сейчас, Ида не была бы в этом так уверена...Она злилась на него за это. Но более всего она злилась сейчас на саму себя. "Нечто невообразимое", что бы за этим словосочетанием не укрывалось, совершенно не входило в планы Идалии Николаевны, которая всегда находила курортные романы невыносимо пошлыми. Да о чем ты думаешь, идиотка?! От досады баронесса невольно попыталась выдернуть из его ладоней свою ножку. Но, во-первых, это было по-прежнему больно, и она все равно бы не смогла сейчас встать и гордо уйти, а, во-вторых... Что именно значилось в ее умозаключениях "во-вторых", Ида забыла, как только Сергей вновь легко поднял ее на руки и отнес вниз по лестнице. При этом он еще умудрялся что-то иронически говорить. Что ? Этого Ида тоже не слышала. А потом этот странный человек усадил ее на скамью у крестильной чаши внутри самого собора и сделал еще одну невообразимую вещь - зачерпнул воды из нее и стал промывать ранки на ее пальцах. От этого они сразу стали саднить, но Ида только закусила губу, не желая казаться совсем уж неприспособленной к жизни кисейной барышней. Хватит и того, что он посчитал ее таковой только потому, что баронесса потащилась в такую даль в новых туфлях на высоком каблуке. Когда экзекуция, наконец, закончилась, господин Машков промокнул воду своим безупречным платком. - Как вы думаете, что о нас подумают, если заметят? Нам, наверное, все-таки следует отправиться в отель. Его слова отвлекли Идалию Николаевну от размышлений на этот счет. Здесь он был абсолютно прав. Одно дело, если свидетелем скандального происшествия станут один-два прихожанина из местных, а другое, если в Санкт-Винченц внезапно принесет кого-то из знакомых. Ну и что, что уже вечер? Ведь они же с Сергеем сюда зачем-то пошли во "внеурочное" время? Словно прочитав ее мысли, Машков спросил ее об этом сразу после того, как перенес (боже! он, что, теперь все время станет носить ее на руках?) к нанятому экипажу и посадил внутрь на одно из сидений, а сам устроился напротив. - Почему? - переспросила его Ида и впервые, кажется, улыбнулась Машкову с момента их знакомства. - Наверное, потому, что не люблю людей. Знаю, такие вещи не принято произносить вслух, но, если это сделать, жить становится легче...И мне все равно, что Вы обо мне подумаете после этого, - добавила она на всякий случай. Это прозвучало, вероятно, немного задиристо и Машков не смог сдержать ответной улыбки.
Сергей Машков: Незнакомка улыбнулась, и Машков не смог не улыбнуться в ответ, так преобразила улыбка эту девушку, которая оказалась младше того возраста, который Сергей сначала приписал ей. - Знаете, я людей, в общем-то, тоже не слишком люблю, потому и поднялся на смотровую площадку в это время дня, не думал там кого-то встретить. Но одно Машков теперь знал точно, каждый раз, когда он будет вспоминать величественность гор, обступивших озерную долину, ему будет вспоминаться красивая девушка в развивающемся платье. - И единственное, что я могу подумать о вас, - продолжил он, отгоняя сказочное видение. – Что ваши туфли были слишком неудобны для такой длительной прогулки. И честно говоря, меня терзает мысль о том, что подумают о нас, когда я буду вносить вас в отель. - Машков окинул взглядом платье девушки с верха до самого низа. - Ваше платье достаточно длинное, чтобы прикрыть ступни. Когда я внесу вас в отель, вы сделаете вид, будто потеряли сознание. Поднимется переполох, я сразу же понесу вас в ваш номер, по дороге требуя врача. В переполохе никто не обратит внимание были ли вы в туфлях, или нет. А уж когда к вам прибежит доктор, вокруг вас уже будет хлопотать ваша служанка… Как вам мой план? – и Машков начал смеяться, сам поражаюсь своему безрассудству.
Идалия фон Тальберг: При мысли, как со стороны будет выглядеть такое ее появление в холле отеля, Ида, в самом деле, едва не стало дурно: вот это будет скандал! - Машков, Вы с ума сошли?! - воскликнула баронесса. - Да ровно через минуту после этого о нас будет судачить весь Интерлакен! Отнести меня в мой номер?! Это неслыханно! Нет, я пойду сама, чего бы мне это не стоило и...не переубеждайте меня! Отдайте туфли. Она почти выхватила из рук опешившего мужчины свою обувь и попыталась натянуть ее, но это было нестерпимой пыткой. Ида вновь закусила губу от боли и посмотрела на Машкова: - Ну...ладно, так и быть! Только давайте немного изменим план. Из экипажа я выйду сама, а потом, так и быть, изображу обморок. Но! - назидательно подняла она указательный палец. - Вы отнесете меня в холл, а потом позовете прислугу. И это мое последнее слово...
Сергей Машков: Машков был в этот момент согласен на все, лишь бы приуменьшить страдания до сих пор незнакомой девушки. - Я готов исполнить любое ваше желание. И пусть в номер вас несет, кто угодно, хоть мне будет и нелегко отказаться от такого приятного занятия. Но не позволите ли мне узнать ваше имя, дабы я мог справиться о вашем самочувствии. – Сергею самому не понравилось, каким смиренным стал его голос. Женщина, сидящая напротив, была очень привлекательна, а как показывал весь прошлый опыт Машкова в отношениях с женщинами, смирение – не лучшее оружие, с помощью которого их можно завоевать. Она как раз приподняла край платья, чтобы натянуть туфлю, открывая взгляду Машкова стройные щиколотки. Экипаж был достаточно тесным, чтобы Машков смог почувствовать запах духов, исходивший от женщины. Сердце его начало учащенно биться, и отчасти, дабы не смущать свою спутницу, а отчасти, чтобы сделать воздух менее наэлектризованным, Машков начал рассматривать в окно улицы, по которым они проезжали. - Знаете, я надолго запомню этот вечер…- проговорил он помимо своей воли.
Идалия фон Тальберг: - Видимо, я тоже, - усмехнулась она в ответ немного нервно и, следом за Машковым, выглянула в окошко кареты, не зная, что еще ему ответить. - Кажется, мы приехали! Вот мой отель, - последнее она добавила с некоторым облегчением. Дело в том, что присутствие этого мужчины рядом...волновало Ида, хоть ей не слишком хотелось себе в этом признаваться. Но еще меньше ей хотелось, чтобы ее неловкость ощутил господин Машков. Поэтому, когда карета остановилась, баронесса с немного наигранной веселостью, за которую сама себя ненавидела, посмотрела на него и произнесла: - Ну, что же? Наш выход, сударь? Далее все прошло, согласно написанному ими сценарию. Она мастерски разыграла внезапный приступ дурноты, он, не менее мастерски, свой испуг... Спустя примерно четверть часа, "обессиленная" Идалия Николаевна полулежала в немедленно принесенном служащими отеля кресле, вокруг нее суетились еще какие-то слуги, горничная...Сергей все еще стоял рядом, словно ожидая ответа на какой-то вопрос. Ах, да! Она же не представилась! - Мое имя... - она хотела было назвать Машкову свое полное имя и титул, как и следовало по всем правилам, но неожиданно передумала. - Мое имя - Ида Лассовская. Я рада знакомству с Вами, господин Машков.
Сергей Машков: - Я тоже рад. Необычайно! – Машков хотел еще что-то прибавить, но передумал. Зачем говорить? Что у судьбы положено, от того уж не убежишь. - Ида Лассовская? Ну, вот и отлично. Так до свидания! – На прощание он протянул ей руку, и ее маленькая рука ответила ему теплым, дружеским пожатием. - Идите уже, идите! Видите, хозяйка с ног от усталости валится, - прогнала Машкова горничная. И он вышел. Дождь на улице почти уже кончился, и он даже не заметил, что оставил зонт в экипаже, в котором он провел такие замечательные минуты своей жизни с незнакомкой. Ида. Странное, красивое, чарующее имя. Он повторял его снова и снова, бродя по непройденным еще улицам Интерлакена. Она сама была чарующей и прекрасной. И у нее красивые ножки. Не без удовольствия вспомнил Машков. Но что-то неуловимое не давало ему покоя. В ее глубоких глазах притаилась непонятная печаль, и теперь эта печаль грызла Машкова. За все их путешествие она улыбнулась лишь дважды, но тоска из ее глаз так и не ушла, лишь спряталась поглубже, затаилась. Ждет, пока она останется одна, чтобы накинуться на нее. Тоска в мыслях Машкова приобрела неясные очертания, и стала почти осязаемой. Холодный пот прошиб Сергея. Он представил, как тоска-тень вцепилась в хрупкие плечи Ида, и медленно давит на них. - Так и с ума сойти недолго, - пробормотал Машков себе под нос, и только теперь очнулся от своих мечт и образов. Немедленно домой! Ишь какой густой туман, вот и чудится всякое. И Машков поспешил к своему дому.
Идалия фон Тальберг: ...Следующий раз судьба столкнула их на Hoheweg*, спустя несколько дней. Болезненные мозоли на ступнях Ида уже успели зажить достаточно, чтобы она могла без мучений обуваться и даже предпринимать кратковременный ежедневный моцион. Так произошло и сегодня. Баронесса гуляла по этой оживленной аллее, засаженной платанами и орешником, как обычно, без сопровождающих, рассматривала красивые витрины модных лавок и размышляла над тем, не купить ли себе очередную шляпку, веер, или еще какую безделицу, чтобы отвлечься от грустных мыслей о своей никчемности для всего этого яркого, сияющего красками лета, мира... Внезапно дверь одного из кафе, неподалеку от которого Идалия Николаевна как раз проходила, приоткрылась, и оттуда вышел Сергей Машков, собственной персоной. Мгновенно его узнав, Ида, тем не менее, на всякий случай придала взгляду безразличный вид, а потом еще и отвернулась к одной из витрин. Хорошо запомнив его слова о любви к одиноким прогулкам, баронесса теперь не хотела нарушать его приватность. Ибо, встретившись с ней опять, как воспитанный человек, Машков непременно должен был бы подойти к ней, хотя бы для того, чтобы справиться о ее самочувствии. А вот этого-то Ида, как раз вовсе и не хотелось, ведь она до сих пор с мучительной неловкостью вспоминала ту историю у Санкт-Винценц. Однако, кажется, она опоздала с проявлением актерских способностей: Сергей успел ее заметить. И теперь, приветственно взмахнув рукой, быстро двигался навстречу. ______________________________ * Hoheweg (Hohestrasse) - центральная улица Интерлакена.
Сергей Машков: С самого утра Машков уже прогуливался рядом с отелем «Конрад III», дожидаясь того часа, когда правила приличия позволили бы ему посетить свою вчерашнюю знакомую. Едва большие часы на башне пробили полдесятого утра , Машков уже интересовался, не могли бы доложить о его визите госпоже Лассовской - Лассовская… Вы уверены, что здесь нет ошибки? Дама с таким именем у нас не останавливалась. – Невозмутимо отвечал портье в отеле. - Проверьте еще раз, мне нужно знать точно. – Портье опустил взгляд в свою книгу и снова начал перелистывать книгу с именами. - Совершенно точно, дама с таким именем в отеле в данный момент не проживает. Уехала! Сердце у Машкова ухнуло куда-то вниз. - Но как же так! – досадливо выдохнул Машков, и только теперь портье позволил себе понимающую улыбку. - Спасибо. – поблагодарил Машков портье. Два дня Сергей бродил по Интерлакену, избегая людных мест. Ему были более приятны воспоминания о Ида Лассовской, нежели компания остальных дам курорта. Он заходил в маленькие магазинчики, покупал красивые безделушки для тех, кто ждал его дома. Обедал он чаще в случайных кафе (к счастью, подобных заведений хватало в Интерлакене). Шел третий день бесцельных прогулок, когда Машков вышел из кафе, и хотел было уже повернуть в сторону Санкт-Винценц, который стал для него местом, полным приятных воспоминаний, как увидел среди прогуливающихся дам ее. Не может быть! Мои мысли проделывают со мной шутки, она уже мерещится мне в каждой женской фигуре. Но это была она. Он помахал ей рукой, будто они были старыми друзьями, и направился к ней. Как глупо, она даже не узнала меня. Сейчас удивленно посмотрит, и мне не останется ничего иного, кроме как удалиться, попросив прощения. Эх, была не была! - Добрый день! Я пытался узнать о вашем самочувствии через портье, но в «Конраде» так чтут конфиденциальность, что мне ничего не удалось узнать!
Идалия фон Тальберг: Идалия Николаевна почувствовала, что краснеет. Наверняка, Машков подумал, что она обманула его по злому умыслу, просто достаточно вежлив, чтобы не дать Ида этого почувствовать. Между тем, баронесса и сама не знала, зачем скрыла от нового знакомого своё имя. Вот, буквально, "нашло что-то"! Но такое объяснение противоречило здравому смыслу, а ей вовсе не хотелось прослыть в глазах Сергея не только лгуньей, но еще и истеричной особой, которая не руководит своими действиями. А потому Ида посчитала, что лучше всего будет просто попросить прощения и рассчитывать на великодушие этого мужчины. Тем более, что однажды он его уже сполна ей продемонстрировал... - Сударь... - она замялась и виновато взглянула на него снизу вверх. - Вы извините меня. Это был очень глупый поступок с моей стороны...Моя фамилия не Лассовская. Вернее, конечно, моя, но - в девичестве. В отеле же я записана под именем мужа. Так что конфиденциальность швейцарских отелей здесь ни при чем. Скажите, я очень уронила себя в Ваших глазах этой маленькой эскападой?
Сергей Машков: - Женщинам положено совершать непонятные поступки… Я искал вас эти 2 дня, и рад, что вы не уехали, как я предположил. Разрешите составить вам компанию в вашей прогулке?– Радость от встречи пересилила досаду на то, что 2 дня, которые они могли бы провести вместе, были утеряны безвозвратно. А уж испытывать обиду за то, что она обвела Машкова вокруг пальца, было ниже его достоинства. Да и разве это был обман?! Уж что такое женский обман Машков знал хорошо. Назвала свою девичью фамилию, значит недавно замужем, если еще не привыкла к мужниной. Но она ни разу не обмолвилась о присутствии мужа! Да и что ей было делать одной у Санкт-Винценц, если она здесь с мужем, разве мог бы он отпустить свою молодую жену, еще не привыкшую к его фамилии одну, без сопровождения, в такую погоду! Негодяй. Да такую женщину на руках носить нужно! (что Машков и делал всю предыдущую встречу)
Идалия фон Тальберг: - Я буду этому только рада, - тихо проговорила в ответ Ида и опустила глаза. - В сущности, мне здесь очень не хватает...общения, как ни странно это для Вас прозвучит. Признания такого рода были весьма нехарактерны для привыкшей быть сдержанной, почти скрытной, Идалии Николаевны. За время своего замужества она успела привыкнуть, что никому нет дела до ее истинного настроения, а потому демонстрировать миру свои слабости - постыдно. Но господин Машков...Он казался каким-то другим. Ему хотелось доверять, несмотря на то, что знакомству их было отроду несколько дней, да и то, вышло оно весьма скандальным... Он предложил ей локоть, Идалия Николаевна положила на него свою ладонь, и они молча пошли вдвоем, периодически поглядывая искоса друг на друга с улыбками, призванными скрыть внезапно возникшую неловкость, и не зная, что сказать. Наконец, Ида отважилась первой задать вопрос Сергею: - Вы часто здесь бываете, господин Машков? Не слишком оригинально, но надо же с чего-то начать?
Сергей Машков: Ответ Ида взволновал Сергея. Присутствие этой женщины вообще волновало, добавляло миру красок, а ощущениям остроты. - Я здесь впервые. Раньше я часто бывал во Франции, моя мать была француженкой. Вскоре мне предстоит перенять титул, и мне пришла мысль совершить перед этим маленькое путешествие. – И как подтверждение его слов был слабый акцент. Он всегда появлялся в минуты волнения. - Когда я увижу вас снова? Вы здесь вместе с мужем? – Машков решил прямо задать этот вопрос, дабы исключить неверные догадки. Возможно, она и вовсе была вдовой. "Весьма молодой и очень привлекательной вдовой она могла бы оказаться. Это было бы похоже на сказку," - подумалось Машкову.
Идалия фон Тальберг: Ида была немного обескуражена тем, с какой прямотой Сергей демонстрировал к ней свой интерес. Но также и польщена. За свою бытность в свете, баронесса фон Тальберг, в общем, привыкла к тому, что пользуется у мужчин успехом. Они часто добивались ее расположения. Иногда внимание их бывало приятно, иногда раздражало навязчивостью, но уже давным-давно не затрагивало ее души - по-настоящему. В присутствии же господина Машкова Идалия Николаевна чувствовала странное волнение и нельзя сказать, что это ей не нравилось. Странное, волнующее чувство. Она уже и забыла, что так бывает. Ей хотелось быть искренней в ответ на его искренность. - Мы можем встречаться, сударь, говорю же, я буду этому рада. Например, прямо здесь, на Hoheweg, я гуляю обычно в это самое время. Или, хоть в том кафе, из которого Вы давеча вышли. Это не важно...А муж... - она взглянула ему прямо в глаза. - Мой муж теперь в Петербурге. Во-всяком случае, по последним дошедшим до меня сведениям...
Сергей Машков: В женщине отсутствовало всякое жеманство и желание увлечь, но тем не менее она была притягательна. Это больше всего нравилось Сергею в Ида. Ее же согласие на встречи подарило ему ощущение радости, какой он не испытывал за последние годы. Слишком много в них было горечи. Однако тень, набежавшая на ее лицо, омрачила радость от общения. И Машков уже пожалел, что спросил ее о муже. Значит он предается развлечениям в ее отсутствие… Сослал жену в Интерлакен. Мерзавец! Уместней будет не расспрашивать ее. Это было бы слишком смело. Мы и так уже сказали друг другу довольно. И Машков перевел разговор на более общую тему, заметив, какой прекрасный вид открывается с этой улицы. Совсем так, как он и мечтал несколькими днями ранее. На удивление разговор оказался лишен формальности, хотя и задавались вполне привычные вопросы и ответы были не более оригинальны, чем обычно. Они обсудили, с какого ракурса следовало бы писать пейзажи, а что стало бы отличным фоном для портрета. Но в их разговоре было достаточно неподдельного интереса к мнению друг друга, чтобы полтора часа проведенных вместе пролетели незаметно для обоих. - Значит, в кафе в тоже время, что и сегодня? – уточнил он, прежде чем им расстаться. Стоит ли говорить, что на следующий день он ждал Ида в том же кафе на полчаса раньше. И мучился ожиданием, гадая, почему величайшее, на что способны женщины – это быть пунктуальными. А Ида, как самая настоящая женщина, опоздала на 15 минут…
Идалия фон Тальберг: Больше всего на свете Идалия Николаевна не любила опаздывать. Но явиться в кафе с замысловатым названием "La fleur de montagnes" минута в минуту в назначенное время было бы совсем неприлично. Достаточно и того, что она, замужняя дама ,осмелилась чуть ли не сама назначать свидание малознакомому мужчине. "Да, милая, это называется "свидание"!" - насмешливо нашептывал Ида внутренний голос, когда она разглядывала себя в зеркало, в тысячный раз, вероятно, поправляя новую кокетливую шляпку из венецианской соломки и, расправляя невидимые морщинки на корсаже столь же нового белого, в бледно-зеленый мелкий цветочный узор, платья с огромным кринолином. - "А иначе, что это ты так нарядилась?" ...С трудом опоздав на положенную четверть часа, баронесса заставила себя медленно войти в кафе и оглядеться, как-бы отыскивая взглядом Машкова. Он был здесь! От этого сердце Ида заколотилось еще громче, и она окончательно почувствовала себя преступницей, которой слишком поздно бежать с места преступления. Но впервые за долгое время на душе ее было легко и радостно. - Я очень рада видеть Вас, Серж! - проговорила она, с улыбкой глядя ему в глаза, после того, как тот помог ей устроиться за столиком и вернулся на свое место напротив. - А еще я...очень хочу есть!
Сергей Машков: "La fleur de montagnes" - это прибежище людей, которые все знают, был полон всезнающими людьми: одни из них уже успели насытиться, другие только начинали насыщаться. Они тянулись друг к другу, словно еда была звеном, соединяющим их души, и сидели по двое, а порой и вчетвером и впятером. Лишь кое где попадались отшельники, пребывавшие в дурном настроении и мрачно поглядывавшие вокруг. Между столиками ходили проворные худощавые официанты, и на лицах их было написано неестественное напряжение – следствие перегрузки памяти. - Официант, подайте нам куропатку, салат и бутылку рейнвейна!..Мне посчастливилось обедать с самой красивой женщиной, которую я когда-либо встречал. Ида, вы просто обворожительны! - Последовавшую за этим паузу заполнила куропатка. Машков перехватил взгляд Ида из-под густых длинных ресниц, и его бросило в жар. - Попробуйте рейнвейн, Ида. Вы совсем ничего не пьете. – Чем длиннее становились паузы, тем раскаленней становился воздух между Сергеем и Ида. Он внимательно следил за тем, как женщина пробует вино, и представил, что точно также она будет пробовать его поцелуи. Преступная, но сладостная мысль.
Идалия фон Тальберг: С каждой новой минутой, которую они проводили вместе, что-то неуловимо менялось в отношениях Ида и Сергея. Она ощущала это практически кожей, хотя он не делал, казалось бы, ничего, чтобы сократить дистанцию. И эта деликатная осторожность очень нравилась Ида, еще более располагая ее к новому знакомому. Они мило болтали, делились своими кулинарными предпочтениями, обсуждали особенности местной кухни, которую баронесса находила вкусной, хоть и несколько тяжеловатой из-за немецкого влияния, Серж, естественный приверженец сuisine française*, чему, в общем, удивляться не приходилось, если учитывать сколько времени он провел в той стране, соглашался с ней. Он вообще почти во всем с ней соглашался. И вовсе не потому, что хотел польстить самолюбию, а от того, что их взгляды и суждения на многие вещи оказывались невероятно близки. Да и сами они становились все ближе, даже на физическом уровне. В какой-то момент Машков, вероятно случайно, положил ладонь поверх ее собственной ладони, нашедшей место на столике после того, как баронесса выпустила из нее очередной опустошенный бокал рейнвейна, который аккуратно поставила на столик рядом с тарелками. Так вот, Идалия Николаевна была настолько увлечена беседой с Сергеем Андреевичем - наконец, она выяснила его отчество, что даже не заметила этого действия, которое в другой ситуации сочла бы вольностью и немедленно бы постаралась пресечь. Впрочем, даже, когда заметила...почему-то оставила ладонь в теплом плену его руки и даже тайком наслаждалась этим ощущением вкупе с приятным чувством легкого хмеля от вина, которого выпила сегодня, пожалуй, многовато. Ну и пусть! Ну и пусть... Наконец, вполне насытившись физически и эмоционально, Ида высвободила ладонь с легкой улыбкой и тихо проговорила, взглянув на Машкова из-под ресниц: - А теперь по всем правилам, нам полагается еще одна долгая прогулка? - она усмехнулась. - Не волнуйтесь, сегодня я выбрала более подходящую обувь. __________________________ * французской кухни
Сергей Машков: Теперь, когда между ними установились доверительные дружеские отношения, и Ида сама вспомнила о том, как прошло их знакомство, Машков мог позволить себе некоторую откровенность. -Чего ж мне волноваться, первая репетиция у нас уже была, так что можем и повторить, к тому же вы такая легкая, что я готов пронести вас на руках по всему Интерлакену. Ида убрала свою маленькую ручку, но Машков до сих пор ощущал тепло и нежность кожи. Стоит ли говорить о том, что все то время, пока он ощущал ее, Сергей забывал дышать. Минуты казались ему часами, по телу разливалось приятное, тягучее тепло. Но едва Ида забрала руку, как минуты превратились в краткие мгновения, и Машкову неудержимо захотелось вернуть их обратно.Так вот значит, о чем говорят в пишут, и о чем поют в песнях. Одно легкое прикосновение может превратиться в наслаждение и муку. - Мы возьмем экипаж, чтобы прогулка была не слишком утомительной, если вы хотите? – втайне Машков надеялся, что она согласится. Конечно, ехать в закрытом экипаже вдвоем, наедине, было слишком большой вольностью, но они же стали друзьями? Нет, естественно, он ничего не позволит себе, но сам факт того, что они окажутся тет-а-тет, волновал Сергея и заставлял желать этого.
Идалия фон Тальберг: - О, это было бы замечательно, - улыбнулась ему баронесса, она больше не боялась улыбаться Сергею открыто. - Сказать по-правде, ходок из меня плохой...Впрочем, Вы и сами это знаете. ...Они покинули кафе и вскоре Сергей Андреевич остановил наемный экипаж. Минута коротких переговоров с извозчиком, и вот уже Ида и Машков оказались вновь рядом, но, конечно,не наедине. Ибо назвать уединением поездку в открытом ландо через весь Интерлакен было довольно сложно. Впрочем, и это сейчас мало волновало Идалию Николаевну. Безусловно, баронесса поступала безрассудно и завтра, да нет, сегодня уже все "водяное общество" станет судачить о ней с Сергеем... "Ну и пусть!, - три этих слова по-прежнему бесконечно крутились у нее в голове. И неожиданно Ида поняла, что, вероятно, позволила бы ему даже большее, чем деликатное прикосновение к ее ладони там, в "La fleur de montagnes" , и - тоже неожиданно - ей от этой крамольной мысли...не стало стыдно! Но представить, что ее спутник станет демонстрировать свои чувства к ней, даже, если и предположить ( господи, это немыслимо, Ида! Что ты несешь?!)...ну, попытаться, что Машков к ней не равнодушен... Нет, он никогда этого не сделает, забудь! Баронесса умело маскировала свое смятение чуть рассеянной улыбкой, с которой, якобы, осматривала уже наизусть затверженные взглядом окрестности Интерлакена, - их экипаж теперь уже был за пределами города. Все это время она даже умудрялась правильно отвечать на вопросы Сергея Андреевича, который, кажется, тоже был несколько несобран...Так или иначе, связной беседы, подобной той, что была между ними в кафе, по пути в Санкт-Винценц не вышло. Наконец, цель путешествия была достигнута. Машков помог Ида спуститься на землю, задержав ее талию в руках, как ей показалось, на мгновение дольше, чем это было необходимо, чтобы баронесса прочно стала на ноги. Хотя, возможно, это только показалось... - Куда же мы пойдем? - спросила у она у Машкова, устремляя на него взор своих изумрудных глаз. - Может, снова подняться на смотровую площадку? Помнится, прошлый раз нас спугнул дождь?
Сергей Машков: Как назло, вместо уединенного экипажа, им подвернулось открытое ландо, в каких любили разъезжать по улицам Интерлакена девушки со своими кавалерами. Однако это бы очень спорным удовольствием, ибо остаться наедине и поговорить о чем-то важном для двоих оказывалось совершенно невозможным. Со всех сторон, едва заприметив знакомое лицо, подъезжали на точно таких же ландо мимолетно встреченные вчера на музыкальном вечере, или в салоне или где-то еще люди. Они раскланивались, улыбались, интересовались о делах своих «дорогих друзей», не испытывая горячего желания увидеться вновь. Но таковы были правила света. К счастью, всего этого Машкову с Ида удалось избежать. Ни он, ни она не имели в Интерлакене сколько-нибудь близких знакомств в местном обществе, и их поездка оказалось весьма удачной. Если не считать того, что случай побыть наедине, был утерян, но не безвозвратно… Возможно, на обратном пути. Но шансы на то, что неожиданный дождь застигнет их, как в прошлый раз, были ничтожно малы (выдался на редкость погожий день, на синем небе не было видно ни одного облачка). - И в этот раз мне удастся оценить вид, открывающийся на Монблан. – ответил Сергей с лукавой улыбкой. В этот раз Ида не «помешает» ему наслаждаться пейзажем. Женская фигура в развевающихся одеждах навсегда стерла воспоминания о прошлом посещении Санкт-Винценц. - Но я не имею ничего против того, чтобы сейчас пошел дождь… Машков вспомнил ощущение ее тела в своих руках. Вдруг очень явственно ощутил тонкость ее талии, его коснулся ее легкий запах, сплетенный из духов, ветра, дождя и еще чего-то неуловимого. Желание оказаться с Ида наедине вспыхнуло в Сергее с новой силой. Он представил, как обнимает его, и это видение никак не хотело его покидать. Это было похоже на горячку, от которого невозможно избавиться. Машков сосчитал до трех, чтобы успокоиться. И они направились к ступеням. Во время подъема наверх приходилось внимательно смотреть под ноги, лестница была крутой и неудобной. Когда они поднялись наверх, оба немного запыхались, щечки Ида приобрели прелестный румянец. Она казалась невыразимо прекрасной в этот момент, и вид, открывающийся со смотровой площадки Санкт-Винценц, не мог с ней соперничать.
Идалия фон Тальберг: Лестница, и верно, была очень крутой, сердце Идалии Николаевны стучало с каждой ступенькой все громче, а дыхание неумолимо сбивалось. А ведь еще был тугой корсет, который теперь панцирем сжимал талию и грудную клетку Ида, мешая ему восстановиться. Поэтому, когда их бесконечное восхождение, наконец, свершилось, баронесса была просто счастлива. Оставалось еще две или три ступеньки. Ида старалась сохранить на лице безмятежное выражение, она не хотела показать Сергею своей слабости даже в такой мелочи. Но не только, и не столько из-за этого теперь выпрыгивало из груди ее сердце и пылали щеки. Всю дорогу к Санкт-Винценц при мысли о том, что она сейчас окажется наедине с Машковым, баронессу охватывало какое-то странное чувство - смесь эйфории и неловкости. Но неловкость от того, что она себе позволяет, в настоящий момент была приглушена все еще сохранявшемся в ее крови легким хмелем рейнвейна, в то же самое время, он усиливал и первый компонент сложной эмоции Ида... Когда Сергей Андреевич заговорил про прекрасный вид на Монблан, который сегодня им не помешают рассмотреть тучи, баронесса невольно подняла голову, чтобы посмотреть туда, куда он указывал. И...тотчас же споткнулась! Последняя ступенька оказалась немного выше остальных, и Ида просто не рассчитала свое движение. Да что же это такое?! Ну, почему с ней постоянно происходят всякие нелепости в его присутствии? Теперь он точно будет считать ее самой неуклюжей из женщин... Но Сергей вновь оказался на высоте. В самый последний момент он подхватил ее под руки и прижал к себе, чтобы помочь сохранить равновесие. Ида невольно схватила его за плечи... Она подняла на него глаза, и, ожидая увидеть там иронию, сама приготовилась посмеяться над собой, такой нелепой. Но улыбка замерла у Ида на устах, едва их взгляды встретились. В глазах Сергея светилась неприкрытая страсть, жар которой мгновенно коснулся щек Ида, заставляя их вспыхнуть еще сильнее и опустить взор. - Спасибо за поддержку, Сергей...Андреевич, - прошептала она баронесса едва слышно и попыталась высвободиться из его объятий, но он не позволил ей этого сделать...
Сергей Машков: Она снова оказалась в руках Машкова, но на этот раз ее взгляд не был таким колючим, как в прошлый раз. Напротив, она взволнованно улыбалась, чуть сконфужено, и вдруг посмотрела ему в глаза. И он просто не смог удержаться. Сергей притянул Ида к себе. Кажется, она пыталась вырваться из его объятий, но он лишь сильней прижал ее к себе и поцеловал. "У нее есть муж," - попытался мысленно напомнить самому себе. Но Ида так нежно отвечала на его поцелуй, ее губы были такими теплыми… В этот момент, внутри него будто лопнула горячая струна, и он полностью потерял контроль над собой. Ошеломленный происходящим (несмотря на богатый опыт), он никак не мог понять, каким образом такое простое действие, как поцелуй, может быть столь страстным, чувственным и всепоглощающим? Надо держать свои чувства под контролем. К тому же, у нее есть муж. Но сейчас она принадлежит ему. Она еще не знает об этом. Но вскоре узнает. Все нежное тепло, что исходит от нее, и мягкий юмор – все это будет принадлежать ему. Его губы прижались к ее виску. - Простите меня, Ида… но не выбрасывайте это из головы. Просто слегка отодвиньте в сторону, зная, что моя любовь никогда не представляет никакой угрозы для вас.- Он мягко качнулся вместе с ней, крепко держа ее в своих объятиях. – Надеюсь, это принесет вам только радость. Машков осторожно поставил ее на пол, но продолжал мягко гладить ее волосы. Но сзади, у подножия лестницы, зазвучали людские голоса, и ему пришлось разрушить хрупкое волшебство мгновения, и отступить от нее на несколько шагов. Ровно на такую дистанцию, какую требовали приличия. Он чувствовал себя так, словно все случившееся просто приснилось ему. Машков до сих пор не мог поверить, что обнимал эту женщину, и она позволяла ему себя целовать. Страсть продолжала бушевать в душе Сергея, но не могла обжечь Ида своим огнем. С ним она могла чувствовать себя в полной безопасности. Хотя, вероятно, она думала совсем иначе.
Идалия фон Тальберг: ...Он не дал ей освободиться из его рук, но и она не сильно этого хотела. Когда Сергей прильнул к ее губам, Ида почувствовала, что в ее теле не осталось ни одной косточки, которая могла бы ее удержать в вертикальном положении - даже самой маленькой. Чтобы удержаться - не соскользнуть на землю, она с тихим стоном еще крепче прижалась к нему, не желая потерять ни мгновения этого восхитительного единения... Если он позовет меня за собой, я брошу все! Я не смогу теперь жить так, как я жила прежде... Но он не позвал... Он стал извиняться, говоря о том, что его любовь для нее не опасна. И момент сладкого безумия, когда Ида была готова на все, был упущен. А тут еще послышались голоса откуда-то с лестницы. Баронесса мгновенно напряглась и, почувствовав это, Сергей отпустил ее и отступил на пару шагов, не желая скомпрометировать. Однако разговаривать они все еще могли. - Боюсь, в моей жизни места для радости больше не осталось, - проговорила она тихо и печально. - Но знайте, Вы - самое лучшее, что случилось со мною за последнее время.
Сергей Машков: Он смотрел на нее молча. А что можно было сказать? Пошлые и тривиальные фразы о том, что в ее возрасте слишком рано подводить итоги жизни, что все еще у нее сложится и получится? По собственному опыту Сергей знал, что случаются такие моменты, когда существование твое выглядит бессмысленным. И такие слова, произнесенные кем-либо, пусть и с добрыми целями оказания поддержки или выражения сочувствия, способны вызвать лишь досаду, или даже разозлить. Меньше всего ему хотелось теперь вызвать подобные чувства у Ида. Вот и молчал Машков. А на смотровой площадке, тем временем, показались те, чьи голоса несколько секунд назад спугнули их. Какая-то полная дама с двумя тоже весьма корпулентными дочерьми-близнецами в одинаковых розовых платьях с оборками. Это делало их похожими на бисквитные пирожные, выложенные на "блюдо" площадки вместе с "тортом", их матушкой. Все трое, слегка отдышавшись, принялись весьма шумно выражать свой восторг от созерцания Монблана, иногда оборачиваясь к Сергею и его спутнице и как бы призывая их в свидетели и соучастники своего восторга. Невольно оба они также включились в этот спектакль, но чисто механически, затем, что было понятно: мыслями они теперь были не здесь, а несколькими минутами назад. И Машков бы отдал, наверное, пару лет своей жизни, чтобы понять, что именно чувствует сейчас Идалия Николаевна, насколько произнесенные ею слова отражают мысли. Про себя же все стало совсем ясно: влюблен. И, как только произнес это мысленно, Машков почувствовал облегчение, точно прекратилась вдруг продолжавшаяся доселе внутренняя борьба ума и сердца. Разум потерпел сокрушительное поражение, но оно было сладостным.
полная версия страницы