Форум » Воспоминания » Женщины любят только тех, которых не знают » Ответить
Женщины любят только тех, которых не знают
Зофья Шимановска: Участники: Константин Новицкий, Зофья Шимановска Дата: март-апрель 1831 года Место: Петербург
Ответов - 69, стр:
1 2 3 4 All
Зофья Шимановска: Слушая Новицкого, Зося на некоторое время действительно растерялась, но скоро пришла в себя. А что, собственно, он сказал ей нового? Только то, что и сама девушка поняла еще вчера утром. Только вторую ночь провела она под крышей этого дома, а ощущение было такое, будто стала на целую жизнь старше. - Разумеется. Не думаете ли вы, что я сама этого еще не поняла? Думаете, я бы осталась здесь хоть на час, если бы не была убеждена в ваших намерениях? Мне теперь только и остается, что ждать! – Последние слова прозвучали одновременно со звуком закрывающейся вслед за Новицким двери. И Зося бы предпочла, чтобы он не слышал их вовсе, но это, конечно, вряд ли. Она корила себя за то, что в очередной раз доставила ему удовольствие увидеть свою горечь и отчаяние. Ведь когда Констан находился рядом, между ними постоянно происходили какие-то стычки, из которых всегда выходил победителем именно он. Впервые за все это время Зося подумала, что ее план, который казался таким легким в исполнении, был с самого начала обречен на неудачу. Новицкий был прав. Фактически выходило, что вознамерившись покуситься на жизнь Траскина, она совершала преступление, не против одного человека, а против целой системы, элементами которой являются такие люди, как Констан. И то, что Зося попалась в руки именно к нему, возможно, еще было для нее удачей. Ведь что бы Новицкий ни говорил, как бы ни угрожал, это были всего лишь слова. Если бы он по-настоящему хотел, дать ход этому делу, то, наверняка уже бы это сделал. Но и пренебрегать его мнением ни в коем случае нельзя. Если уж решилась вести с ним дела, необходимо постоянно следить за балансом. Чтобы, с одной стороны, не оказаться полностью в его воле, но в то же время и не пытаться подчинять его себе. Ей предоставлялась свобода, возможно, самая легкая из тех, которые только могут быть. Свобода двигаться по узкому коридору меж двух нерушимых стен. Стоило Новицкому уйти, Зофья сразу почувствовала себя спокойней. Более того, ее охватила такая сонливость, что, без всяких угрызений совести, она вернулась в спальню и уснула на несколько часов. Проснулась ближе к полудню, настроение было ужасным, голова болела после ночных бдений и тяжелого утреннего сна. Как ни странно, чашка свежесваренного кофе рассеяла и дурное настроение, и головную боль. Есть совершенно не хотелось, и поэтому она сразу приступила к приготовлению ужина для Новицкого. Все справедливо: он - не радушный хозяин, а она недорогая гостья, поэтому Зося чувствовала себя теперь неловко. И единственным способом успокоить гордость было сделать что-то полезное, объясняя хотя бы таким образом свое здесь присутствие. Опыт предыдущего дня показал, что в качестве кухарки она удовлетворяет вкусы своего надсмотрщика, и так как готовка была одним из немногих занятий, которые были доступны для нее, Зося принялась стряпать. Новицкий вернулся чуть раньше, чем она его ждала. От ужина отказался, объявив, что прямо сейчас они едут на Сенную за ее вещами. Много времени, чтобы собраться Зосе не требовалось и скоро они уже садились в экипаж. По дороге молчали, но напряжение все равно висело между ними и ощущалось физически. Впрочем, вряд ли сам Новицкий испытывал какое-то напряжение, он его порождал, был его источником. А вот Зося, напротив, огромным волевым усилием удерживала расслабленную позу, и сомневалась, что сумела сохранить на своем лице столь же отстраненное выражение, как у сидящего напротив Новицкого. Вскоре он еще раз уточнил адрес, Зося ответила. В следующий раз они заговорили, когда экипаж остановился. В глубине души Зофья надеялась, что Констан пойдет с ней, но он сказал, что будет ждать ее здесь. В Петербурге в марте смеркается рано, поэтому на темную улицу Зося шагнула одна. Как только девушка вошла в помещение, хозяин, завидев свою пропащую постоялицу, сразу остановил ее и потребовал денег за просроченный день. Зося даже обрадовалась тому, как быстро все разрешилось, без всяких объяснений с ее стороны. Разговор был прост: ее комнату оставили за ней, решили подождать пару дней, пока она, вернувшись, не заплатит свой долг. Зося поблагодарила улыбающегося хозяина. Но про себя подумала, что улыбка у него странная - крупные губы неприятно раздвигались и обнажали ряд сплошных и блестящих зубов. Но какое ей дело до него дело? Она сейчас просто соберет вещи, заплатит, уедет отсюда, и больше никогда здесь не окажется. Поднявшись в комнату, Зося оказалась неприятно удивлена, вещи ее были разбросаны, хотя, уходя, она оставила их в полном порядке. Бросившись ощупывать те из них, в которые были зашиты деньги (так ей посоветовала добрая женщина в дороге), девушка увидела, что все ее сбережения куда-то пропали. Сразу стало понятно, почему хозяин так ухмылялся. Расстроенная Зося вздохнула и начала заново складывать вещи, даже не надеясь получить украденное обратно. Затем снова пошла вниз, чтобы вернуть ключ, но там вдруг случилось нечто, что привело девушку в недоумение: хозяин вновь потребовал с нее деньги. - Вы уже получили свою плату и прекрасно знаете, что больше денег у меня нет, – сказала она холодно и собралась уже уходить, но мужчина схватил ее за руку, и Зося поняла, что вырываться бесполезно. - Это ты в воровстве меня обвиняешь, что ли? – спросил мужик и добавил пару крепких словечек. - Если вы меня сейчас же отпустите, то я никому ничего не скажу, – очень смело, как ей самой сейчас казалось, заявила девушка в ответ свои условия. Зофье почему-то действительно совсем не было страшно. Видимо, это злость и досада помогли избавиться от робости, которая ей вообще-то была свойственна. Но вскоре все же оказалась поколеблена в своем хладнокровии. Произошло это, когда мужчина резко прижал ее к себе и недвусмысленно объяснил, что именно намерен взять в качестве платы за постой, раз у нее нет денег. Зося вновь попыталась вырваться, надеясь, что сумеет выбежать на улицу, где ее ждет экипаж. И в какое-то мгновение это почти удалось, но он успел-таки схватить ее за одежду и разозленный сопротивлением, ударил девушку по лицу. Зося взвыла. Слишком часто за последние несколько дней она получала удары. Вырываясь, она звала Константина по имени, даже не понимая, что он вряд ли услышит ее крики. Но вдруг случилось чудо. Он влетел в комнату с такой скоростью, что Зосин обидчик даже не успел его заметить. Одним рывком оторвал отвратительного мужика от Зоси и отшвырнул его в угол. Послышался шум бьющейся посуды. Замерев на мгновение, он бросился на Констана. А Зося тем временем увидела еще одного человека, которого не заметила прежде. Подняв кочергу, он бросился на помощь своему дружку. Зося и сама не смогла понять, что случилось потом. Подпрыгнув, она ухватилась за поднятую руку мужчины и повисла на ней. Пытаясь высвободиться, новый участник драки начал пятиться назад. И Зося была рада этому. Она пыталась сделать все, чтобы не позволить ему вмешаться в поединок Новицкого и трактирщика. Секунд пятнадцать провисев на руке с кочергой, Зося болталась в воздухе, как мелкая собачка, напавшая на сумасшедшую корову. И тут вдруг ее противник, потеряв равновесие, начал оседать на пол. К счастью, на его пути оказался стул. На него они вдвоем и рухнули. Оказавшись в результате на просторной коленке мужика, Зося, тем не менее, продолжала цепляться за него, как голодный младенец за кормилицу.
Константин Новицкий: Несмотря на то, что домой Новицкий пришел несколько раньше обычного, там его уже ждал горячий ужин, от которого он, впрочем, отказался. Но не столько потому, что так уж спешил покончить с запланированной поездкой за вещами девушки, сколько желая показать Зофье, что все еще не забыл их утренний разговор, когда фактически открытым текстом указал на ее место в этом доме. Надо сказать, что, против воли в течение дня мысленно возвращаясь в собственную парадную, Константин Аркадьевич не раз упрекнул себя. Но вовсе не в том, что был излишне и необоснованно резок с девушкой, которая, собственно, и не пыталась сбежать, а потому вовсе не заслуживала, чтобы с ней разговаривали столь резко. А как раз в том, что по необъяснимой причине, позволил себе дать некую слабину в общении с ней, которую Зофья, с присущей всякой женщине интуицией, немедленно ощутила. И, верно, сделала какие-то лестные для себя, но совершенно ложные выводы. Поэтому, возвращаясь вечером, Константин Аркадьевич дал себе слово отныне вновь держаться с мадемуазель Шимановской столь же сухо и официально, как в первые часы их знакомства. По дороге в постоялый двор, где она остановилась, приехав в Петербург, оба молчали. Новицкий равнодушно смотрел в окно, кажется, ни разу за всю дорогу не повернувшись к Зофье. И даже не пошел вместе с ней, когда они приехали, хотя, судя по небольшой заминке, девушка ждала, что он ее проводит. Не сделать этого, безусловно, было совсем не по-джентльменски, но Новицкий в очередной раз напомнил себе о своем решении. Поэтому лишь равнодушно-вопросительно взглянул на Зофью и поинтересовался, чего это она все еще сидит на месте. Когда же девушка, словно очнувшись, схватилась за ручку дверцы экипажа и выскочила на улицу, еще и посоветовал вслед, в качестве напутствия, живее пошевеливаться и не заставлять его слишком долго ждать. А сам откинулся на спинку сиденья, сложив перед собой руки, затянутые в лайковые перчатки, на украшенный золотой инкрустацией, слоновой кости набалдашник трости и прикрыл глаза, точно собираясь дремать. Впрочем, когда, спустя четверть часа, Зофья не вернулась, поднял веки, нетерпеливо выглянул в оконце экипажа, не идет ли она обратно. Но ее все не было, и, просидев еще пару минут, нервно постукивая пальцами по набалдашнику, Новицкий, наконец, посчитал, что выждал достаточно и вышел на улицу, направляясь к зданию трактира, при котором, видимо, и содержался постоялый двор. Во всяком случае, другого входа под табличкой с именем хозяина Новицкий не увидел. Брезгливо посматривая на пьяное отребье, шатающееся вокруг и удивленно взирающее на лощеного франта в английском рединготе и цилиндре, Константин Аркадьевич в очередной раз мысленно поразился странности мадемуазель Шимановской – надо же было выбрать для постоя такую дыру! Он еще утром хотел спросить, какой черт занес ее в район Сенной, по всему городу имеющий недобрую славу разбойничьего места, но не стал. Да и теперь быстро забыл об этом думать, едва услышал приглушенные женские возгласы. Узнав голос Зофьи, Новицкий резко ускорил шаг, пинком открыл входную дверь, влетая внутрь трактира, где, осмотревшись, тотчас же и увидел ее, прижатую к стене каким-то мерзко гогочущим мужиком, изрыгающим из своего помойного рта какие-то несусветные пошлости в ее адрес. Мгновенно оценив обстановку – мужик был здоровенный, выше Новицкого, но это его не смутило, так как больше никого не было, а один на один его боксерских навыков, если что, вполне хватит, чтобы одолеть и превосходящего физической силой противника, Констан подлетел к нему, обернувшемуся на резкий звук и опешившему столь внезапным явлением нового действующего лица, схватил за шкирку и отшвырнул куда-то в сторону. - Возвращайтесь немедленно в экипаж! – бросил он бледной и испуганной девушке, на подбородке которой успел заметить кровь, струйкой сочившуюся из ссадины на нижней губе. – Стойте! Возьмите это сперва! – Новицкий полез в карман за носовым платком. Именно в этот момент, зарычав, словно разбуженный посреди спячки медведь, оклемавшийся мужик вновь бросился на него, но почти вовремя был остановлен мастерским кроссом в челюсть. «Почти», потому что, замешкавшись с платком, Констан не совсем вовремя уклонился от его кулака и пропустил изрядный тычок в плечо, отбросивший его самого к стене, но на ногах устоял. - Ах, ты падаль! – с некоторым удивлением в голосе проговорил Новицкий, добавляя смачный хук поверх предыдущего удара, отправляя им, и без того, как-то сразу поскучневшего мужика, в состояние, которое в английском боксе называют словом «knockout». Убедившись, что тот более не испытывает желания продолжать бой, Новицкий резко обернулся, подхватывая с пола свою трость. Нажав на потайную кнопку в набалдашнике, он вдруг выхватил из нее, как из ножен, узкую, похожую стилет, шпагу и приставил ее прямиком к шее приятеля хозяина трактира, который, усилиями Зофьи уже был усажен на стул. Вопреки его приказу, девушка не убежала, а приняла, так сказать, посильное участие в драке, набросившись, точно разъяренная фурия, на подоспевшего на помощь трактирщику его дружка. И этим не только изрядно удивила Новицкого, краем глаза следившего за происходящим, но и, прямо сказать, помогла ему – с двумя противниками было бы справиться труднее. Теперь, правда, ошарашенный внезапной атакой и напуганный приставленным к горлу оружием, этот второй заметно присмирел. Но на всякий случай, недобро улыбаясь, Новицкий посоветовал ему не дергаться, если тот не желает быть нанизанным на шпагу, точно кабанья туша на вертел. Подавая руку девушке, помогая той подняться, Новицкий бросил ей, не сводя взора с замершего, вцепившись руками в сиденье стула, мужика. - Ну, все! Повеселились – и достаточно. А теперь – очень быстро – вы берете, наконец, свои вещи, и уходим, пока наш добрый хозяин не проснулся. Я тут пока покараулю его сон, а ты мне поможешь, да? – он чуть сильнее прижал острие шпаги к кадыку мужика и тот согласно замычал, боясь пошевелиться.
Зофья Шимановска: Не теряя ни секунды, с помощью Констана Зося поднялась на ноги, подхватила свой саквояж и бегом бросилась на улицу. С той же стремительностью запрыгнула в экипаж и стала с нетерпением ждать Новицкого, каждую секунду все больше волнуясь, что оставила его там одного. Разумеется, она не думала, что способна хоть сколько-нибудь увеличить его шансы на победу – они и так были практически стопроцентными, но ей было бы много спокойнее видеть своими глазами, что с ним все в порядке. Поэтому девушка напряженно вглядывалась из экипажа в маленькое окошко рядом с входной дверью. И вздохнула с облегчением, лишь когда увидела Новицкого, неспешно выходящего из трактира. Зофья часто читала о «моментах истины», но сама в них особенно не верила. Ведь, чтобы принять решение, нужно время его обдумать. А для того, чтобы утвердиться в своем отношении к человеку, его нужно лучше узнать. Но вот она смотрела на Констана, с которым познакомилась совсем недавно. Можно сказать даже, всего несколько часов тому назад. И все это время он чаще был с нею груб, в лучшем случае просто держался насмешливо, но при этом в решительные моменты всегда оказывался на ее стороне. Новицкий и теперь еще вызывал у нее смешанные и противоречивые чувства: раздражения, обиды, страха. Но вот он сел в экипаж, повернул голову, посмотрел на нее, и Зося будто впервые увидела, что у него голубые глаза с длинными ресницами, смотрящие на мир умно и иронично, аккуратно подстриженные темные и густые волосы, тень на щеке, капризные, восхитительно вылепленные губы, а еще - замечательное чувство юмора. - Констан?.. – Она неуверенно позвала его.- Я… спасибо большое… Тот мужчина, он не сделал вам больно? – все же сложно было представить, что кто-то может сделать ему больно. Едва же он успел открыть рот, чтобы ответить на этот Зосин вопрос, как она уже задала следующий. – Господи, они там… все живы? Видимо, страх за жизнь тех, от одного из которых она только что сама яростно защищала Новицкого, слишком явственно прозвучал в голосе девушки. Констан усмехнулся в ответ, а Зося отчего-то смутилась и поторопилась отвернуться. Выдерживать его взгляд ей отчего-то было очень трудно. И это незначительное движение мгновенно напомнило об оплеухе, которую она недавно получила. Потрогав щеку рукой, Зося почувствовала, что та уже начала немного опухать.
Константин Новицкий: Убедившись, что Зофья с вещами покинула здание трактира и находится в безопасности, сам Новицкий задержался там еще на несколько минут. Взыграло любопытство – захотелось узнать, из-за чего, собственно, разгорелся весь сыр-бор. Но прежде он искренне посоветовал хозяину постоялого двора и его дружку вести себя спокойнее, между делом, упомянув свою принадлежность к конторе на Фурштатской. После чего те, действительно, окончательно присмирели – никому, в Петербурге, а уж тем более, обитателям столь сомнительных мест, не хотелось проблем с Жандармским управлением. - Так не заплатила за постой ваша панночка! – глядя на Новицкого исподлобья, пробурчал в ответ хозяин, уже достаточно, хоть и не до конца пришедший в себя. – Да и не собирался я сильничать, так, припугнуть хотел, а она чего устроила! Еще и в огудалы меня записала, стервь! - Куда записала? – Константин Аркадьевич вопросительно приподнял бровь. - Ну, так в мошенники, в огудалы! Сказала, что это я ейные деньги спер, которые в нумерах она хранила. А я не брал! Я ж не придурок какой, у своих же постояльцев тырить! Да, «деловые» у нас, бывает, промышляют, за всем не углядишь. Только сам-то я – ни-ни, вот крест, Ваше высокородие! – мужик суетливо перекрестил бороду. – А теперь еще и сам в убытке остался, вон, сколько посуды-то побили! Не поверив ни единому его слову, Новицкий, тем не менее, достал из кармана пару рублевых монет и кинул их на хозяйскую конторку. - В убытке, говоришь? Ну, возьми тогда – в возмещение, - с этими словами он аккуратно спрятал свою шпагу, которую все еще держал в руках, в трость, собираясь уходить, но потом, точно вспомнив что-то, вновь грозно взглянул сперва на трактирщика, а потом на его товарища, который все это время молчал. - И чтобы никому ни слова о том, что здесь случилось, поняли оба? Иначе другой раз об этом станем уже в Жандармском управлении толковать… А «деловым» своим скажи, чтоб завтра же с утра оставили на Почтамте конверт на имя предъявителя сотенной ассигнации. И в конверт тот пусть положат то, что по рассеянности захватили в комнате у пани Зофьи. - Ваше высокородие, я ж вам, как на исповеди, побожился!.. – но Новицкий слушать его далее не собирался, потому просто махнул тростью и вышел, наконец, из трактира, не спеша проследовав к экипажу, где ждала его встревоженная столь долгим отсутствием девушка. Вопрос, который Зофья задала, едва он устроился напротив нее, позабавил Новицкого. - Достойная ученица господа нашего, Иисуса! – усмехнулся он в ответ. Зося, метнув на него быстрый недоуменный взгляд, отвернулась к окну, а Новицкий продолжил говорить, поясняя свою мысль. – Я говорю, очень по-христиански интересоваться самочувствием того, кто только что готов был тебя убить. Разумеется, как уже выяснилось, убивать ее никто особенно не собирался. Но этого Зофье было знать вовсе необязательно... - Что ж вы тогда только одну щеку-то подставили? Надо было и другую – для симметрии, - иронически добавил он, кивнув на формирующийся на правой, повернутой к нему, скуле Зофьи роскошный бланш. – Кстати, у вас подбородок все еще в крови! – быстро стянув с руки перчатку, Констан сам аккуратно стер буроватый потек, а потом вдруг вновь ненадолго выскочил из экипажа на улицу, и вернулся с завернутым в носовой платок куском льда. – Вот, приложите к лицу! И поехали уже домой, что-то я утомился. Он стукнул набалдашником трости в крышу кареты, давая знак кучеру трогаться с места и с удовольствием откинулся на спинку сиденья, когда экипаж, мягко качнувшись, заскользил полозьями по плотному наезженному снегу.
Зофья Шимановска: - Мою неспособность к смирению мы выяснили еще в первый вечер нашего знакомства, – ответила Зося и замерла. Ни одной мысли больше не шло в голову, хотя только что она готова была дать достойный словесный отпор Констану. Ему вдруг вздумалось проявить о ней заботу, и в сочетании с недавней готовностью рисковать своей жизнью ради нее, это произвело впечатляющий эффект. Он стирал кровь с ее лица так, будто ласкал домашнюю кошку, и несовместимость образа характера Новицкого с проявленной им нежностью, заставила Зосю подумать о нем совсем не в том ключе, в котором она думала о нем раньше. - Увы, на мне не кровь поверженных врагов. - Зося повернулась, ей было интересно видеть его лицо в этот момент, но Новицкий остановил экипаж и чуть не на ходу выскочил из него. Вернулся он очень скоро и передал Зосе лед, чтобы она могла приложить его к своей щеке. И если и проскользнуло в выражении его глаз какое-то особенное чувство, то Зося его не заметила. Новицкий снова стал прежним, умным и ироничным, но весьма сдержанным мужчиной. Может, чуть более взбудоражен, нежели обычно. Видимо, запал схватки распространился и на него - Благодарю, это очень кстати. - Боль сразу утихла, зато пальцы, даже затянутые в перчатки, начало ломить от холода. Зося перекладывала ледяной компресс из одной руки в другую всю дорогу до дома, надеясь, что это поможет ей сделать синяк не таким заметным, каким он наверняка окажется. Дома во время ужина Зося все еще раз рассказала Новицкому. Умолчала лишь о плачевном состоянии своих вещей, не хотелось выглядеть жалкой в его глазах. Еще больше мысли девушки занимало, что же с ними теперь делать. Допустим, многое удастся спасти, но все эти вещи никогда не станут ей так приятны, как прежде. Более того, от мысли, что чужой мужчина рылся в них, дотрагивался своими руками до ее белья, было очень неприятно. А сменить уже надоевшее платье очень хотелось. Поэтому она почувствовала облегчение, когда Констан встал из-за стола и пошел в кабинет, где занялся работой. А Зося, тем временем, забрала в спальню свой саквояж и стала его разбирать. И, по мере увеличения стопки просмотренной одежды, отчаяние девушки росло все быстрее. Еще на постоялом дворе она заметила, что многие швы на ней распороты, но второпях не имела возможности оценить масштаба разрушений. Большая часть вещей была еще и испачкана настолько, что самостоятельно отчистить ее не представлялось возможным. Кроме того, вдруг оказалось, что к вполне объяснимой досаде за испорченные платья, примешивались чувства совсем иного рода. Зося сама не отдавала себе отчета в том, как сильно хочет получить свой гардероб назад. Ведь ей до ужаса надоело ходить при Констане в одном платье. Он был так внимателен к своему внешнему виду, что Зося даже начала смущаться собственного. Какой неряшливой она, должно быть, ему казалась. Поспешно сложив вещи обратно в саквояж, не слишком заботясь о порядке, девушка пошла в кабинет к Новицкому. Постучалась, и получив разрешение войти, открыла дверь. Констан работал за столом, и, не оборачиваясь, ждал ее реплики. - Я уже вам порядком надоела, понимаю… но вещи, они испачканы, а я не сумею сама их как следует отчистить. Могу я воспользоваться услугами вашей прачки? – Объяснять эти простые вещи Зосе отчего-то было очень неловко, и она напустила в свой тон безразличия, будто бы говорила о чем-то совершенно для нее незначительном. Новицкий сказал ей, что она может оставить свои вещи в гостиной, и прачка заберет их, когда придет завтра утром. Зофья поблагодарила, и, пожелав спокойной ночи, удалилась. Обрадовавшись такому легкому разрешению всех дел, она выставила саквояж в гостиную, и улеглась спать.
Константин Новицкий: Как и следовало ожидать, с появлением женщины в доме, в нем сразу прибавилось проблем. Зофья словно бы обладала каким-то талантом все время оказываться не там, где нужно и не тогда. А исправлять ситуацию приходилось именно ему. Собираясь наутро на службу, Новицкий невольно припоминал их вчерашнее с Зосей приключение вовсе без удовольствия. Слишком много шума, хоть и предупредил он того трактирщика молчать. Однако кто знает, насколько эффективным окажется его внушение? А Петербург, даром, что большой город, иногда оказывается удивительно тесен, когда дело касается распространения слухов и сведений – Новицкому ли этого не знать. Обладая привычкой тщательно скрывать все, что касается его приватной жизни, Константин Аркадьевич чувствовал некоторое раздражение по этому поводу, усугублявшееся дурным физическим самочувствием. Ничего серьезного, вероятно, немного простудился, благо погоды стоят сырые и холодные, самое время для инфлюэнций. Однако горло пренеприятно саднило. Поэтому, несмотря на то, что никогда не мог заставить себя завтракать по утрам, Констан решил, все же, попить чего-нибудь горячего перед уходом на службу, надеясь смягчить болезненные ощущения. И направился привычным маршрутом через темную гостиную на кухню, не особенно глядя под ноги, за что и был немедленно наказан тем, что с размаху – а передвигался Константин Аркадьевич всегда довольно стремительно – налетел на… что-то. При ближайшем рассмотрении, причем, в прямом смысле, ибо, не удержавшись на ногах, Новицкий, хоть на полу во весь рост не растянулся, но равновесие все же потерял, упершись руками в пол, предмет оказался большим дорожным саквояжем Зофьи. Который, в добавок ко всему, от невольного пинка Новицкого, раскрылся и опрокинулся набок, являя миру свое содержимое. Первым порывом было поддать его ногой еще раз – посильнее и подальше, а еще лучше зашвырнуть обратно в комнату владелицы, чтобы другой раз не оставляла его под ногами посреди темной комнаты. Однако, проявив нечеловеческую сдержанность, Константин Аркадьевич лишь тихо выругался, поднялся и зажег-таки свечу. А саквояж поставил на стол, одновременно сгребая кучей с пола все вывалившиеся оттуда шмотки, намереваясь затолкать их туда обратно, закрыть замок и вынести в чулан, где стояла корзина с бельем, которое ожидало стирки. Далее, примерно пару минут он, не глядя, утрамбовывал в сумку какие-то детали дамского туалета, и вот, когда уже был близок к заветной цели, за его спиной вдруг раздался возглас Зофьи, возмущенно вопрошающей, что это он делает?!
Зофья Шимановска: Когда Зося вошла в темную гостиную, принеся с собой зажженную масляную лампу, ее охватило сильнейшее смущение. Светила лампа мало, но и этого тусклого света оказалось вполне достаточно, чтобы девушка сумела сразу рассмотреть открывшуюся картину. Новицкий копался в ее саквояже, и держал в данный момент в руках не что иное, как ее панталоны. - Вы роетесь в моих вещах! – изобличающе провозгласила Зофья. Вероятно, столько презрения в одной короткой реплике он не слышал за всю свою жизнь. - Что еще вы хотите обо мне узнать? Следовало просто спросить, я сама бы все вам показала! – мужчина растерянно развел руками, в одной из которых до сих пор сжимал тонкую ткань. Зофья, со свойственной ей порывистостью, резко опустила светильник на стол, и, наконец, выхватила у него интимную деталь своего туалета. – И что же это вы остановились, уж не помешала ли я вам?! Так вы не конфузьтесь, продолжайте-продолжайте! Заметив его замешательство, Зося с воодушевлением принялась выгребать из саквояжа свои вещи, демонстративно размахивая ими перед лицом Новицкого. Времени все это действо заняло крайне мало, зато эффект имело впечатляющий. Спустя всего каких-то полминуты, по всей гостиной были раскиданы платья, юбки, корсеты… Впрочем, более интимные детали туалета, Зофья непостижимым образом ухитрялась от взора Новицкого скрывать. Ведь, несмотря на всю браваду, ей было нестерпимо стыдно. И, продолжая свой спектакль, Зося мучительно представляла, что же ей делать дальше в этой нелепой ситуации. Когда же вещи, которые можно было бы показать Новицкому, в саквояже кончились, она замерла в некоторой нерешительности, ожидая от него хоть каких-то объяснений. И в это мгновение передышки, Зося почувствовала такую пустоту, какую ей еще не случалось переживать. Казалось, только сейчас она впервые поняла, насколько незначительна ее судьба с того момента, как она потеряла брата. Тогда она придумала для себя историю о том, что сумеет отомстить, но теперь слишком остро чувствовала, что кто угодно может причинить ей не меньшее зло, унизить, оскорбить, ударить. Ею можно распоряжаться, совершенно не заботясь о ее желаниях и чувствах. Можно даже копаться в ее нижнем белье. Она повернула стул, стоящий около стола, и села на него так, чтобы видеть Новицкого. - Я удовлетворила ваше любопытство? Обыск можно считать завершенным?
Константин Новицкий: Пытаться объяснять ей происходящее, было совершенно бессмысленно – в своем праведном, как ей казалось, гневе, Зофья была решительно не способна воспринимать никакие его объяснения. В лучшем случае, приняла бы эти доводы как жалкую попытку оправдаться, а в худшем – окончательно утвердилась бы во мнении, что стоящий перед нею человек – низкий извращенец. Впрочем, как вскоре стало ясно, в дурных наклонностях эротического характера мадемуазель Шимановска его, все же, слава богу, не обвинила. Но и того, что она ему приписала, вполне хватило, чтобы повергнуть Новицкого в несвойственное ему чувство неловкости и даже обиды. Какого черта?! Что такого невероятного она могла прятать среди своих корсетов и панталон, ради чего он бы стал настолько унижать собственное достоинство, чтобы в них рыться?! - Послушайте… - Новицкий растерянно взирал на неуклонно увеличивающиеся прямо у него на глазах тряпичные груды. « И как только столько барахла туда поместилось?» – мелькнула в его голове совершенно несвоевременная мысль. – Да послушайте же, черт побери! – рявкнул Новицкий, когда Зофья, наконец, прекратила свою адскую феерию. Далее он хотел, было, сказать ей про то, что вовсе не преследовал цели унизить ее, однако последняя реплика девушки на корню уничтожила все добрые намерения. Поэтому, вместо того, чтобы говорить, Констан лишь с досадой махнул рукой и ретировался из собственной гостиной, поспешно схватив с вешалки в парадном редингот и цилиндр и одеваясь уже на ходу, едва не на улице. Уже сидя в экипаже, по дороге на Фурштатскую, Констан все пытался понять, что именно так взбесило Зосю. Даже если в порядке бреда и предположить, что он зачем-либо копался в ее вещах, то чего, в сущности, такого он там не видел? И тут же поразился собственному кретинизму: ответ был на поверхности. Зося не просто абстрактно возмутилась, как, скажем, на тех жуликов из постоялого двора, ей было неловко, оттого, что это именно он видел то, что не принято показывать всем вокруг! Открытие это внезапно вызвало у Новицкого некое странное смешанное чувство, природу которого он объяснить для себя пока не мог. Однако и пытаться далее не собирался. В жизни, которую он ведет, места чувствам – каким угодно – нет и не должно быть. Но извиниться перед Зофьей за доставленные неудобства, пожалуй, все-таки стоит. А лучший способ без лишних слов и сантиментов попросить прощения – это, несомненно, что-нибудь подарить…
Зофья Шимановска: После ухода Новицкого сделалось словно бы пусто. Как в комнате заброшенной квартиры, где поселилось эхо. Зофья опомнилась спустя несколько минут, обнаружив, что уже довольно долго сидит, уставившись на груду тряпья, встала и принялась за уборку. В половине первого дня она устроила себе перерыв на чай, решив, что сделала более, чем достаточно, чтобы загладить утреннюю вспышку негодования. Она не будет более упоминать о нанесенном ей оскорблении, и не позволит ему думать, будто для нее это происшествие имело хоть какое-то значение. Она просто была разъярена, но не более того. А разве другой на ее месте не возмутился бы, обнаружив, что в его вещах кто-то рылся? Так что ее поведение было более чем понятным. Но ужин Новицкому она сегодня готовить не будет, вот такая вот маленькая месть. Очень незначительная, если учесть, что до этого-то Констан как-то обходился без ее стряпни. Вопросов он, скорее всего, задавать не станет, а если и спросит… Впрочем, подумать, что она станет ему отвечать, Зофья не успела. Размышления ее были прерваны неожиданным стуком в дверь. Сначала она испугалась, понимая, что Новицкий, если бы и вернулся со службы раньше времени, то открыл бы своими ключами. Но тут же пришла в себя, сообразив, что это скорее всего пришла прачка. Когда же открыла дверь, чуть не лишилась чувств от испуга. На пороге квартиры стоял человек в жандармской форме. Решив, что это прачка, Зося даже не допустила мысли, что это может быть кто-то другой, иначе никогда бы не открыла, тем более - жандарму. Не обращая внимание на ее замешательство, он втолкнул в дверь незнакомую женщину, которая, судя по выражению ее лица, тоже была напугана ничуть не меньше Зофьи. Далее мужчина произнес целую речь, из которой ошарашенная Зося не поняла ни слова. - Que se passe-t-il ici?* - Спросила Зофья по-французски, и к ее удовольствию, голос прозвучал твердо и очень уверенно. Видимо, каждодневные тренировки с Новицким в уроках владения собой, приносили свои плоды, и теперь ее не так уж легко было вывести из равновесия, если не внутренне, то хотя бы внешне. Жандарм также по-французски объяснил, что исполняет приказ доставить для мадам модистку. И Зося не стала его поправлять, что еще не получила статуса мадам. Зато попыталась довести до сведения этих двоих, что, вероятно, произошла какая-то ошибка, так как она не приглашала к себе никакую модистку. Жандарм немного растерялся, но все равно настаивал на своем. Зося упорно держала оборону, и лишь услышав, что это приказ господина Новицкого, и ослушаться его никак нельзя, согласилась. Приказов Новицкого ослушаться, действительно, было невозможно, и раз ему вздумалось прислать к ней модистку, то так тому и быть. Когда за рьяным исполнителем приказов начальства, наконец, закрылась дверь, портниха чуть осмелела и сразу предложила Зосе просмотреть принесенные с собой альбомы с фасонами. Однако обе они все еще были слишком взбудоражены, чтобы сразу приступить к делу, и тогда Зося предложила выпить чаю. За которым мадам Шанье и поведала, что ее модный дом очень известен в Петербурге. В ее же кратком рассказе о том, как она здесь оказалась, Зофья невольно обратила внимание на слово «привезли» и решила уточнить этот момент. Выяснилось, что жандарм, который, кстати, даже имени своего не назвал, заявился к мадам Шанье и без всяких объяснений приказал ей следовать за ним. Обсудив это и найдя возмутительными подобное поведение со стороны представителей властей, женщины, наконец, приступили к просмотру альбома, где Зося выбрала для себя простое, но элегантное платье, которое одобрила и мадам Шанье, признавшись, что оно ей и самой очень нравится. Потом она сняла с девушк необходимые мерки, и на том их общение было завершено. Платье мадам обещала прислать всего через пару дней. Несколько часов в обществе мадам Шанье Зофья провела с большим удовольствием, но когда та ушла, снова подумала, что Новицкий и здесь проявил себя не с лучшей стороны. Приказал привести мадам Шанье, ничего ей не объяснил. Ладно, пусть он не считается с ней – Зофьей, - но он, видимо, вообще ни с кем не считается, если позволяет подобное и с другими! Подобными мыслями Зося снова так восстановила себя против Новицкого, что даже не ответила на его краткое приветствие, когда тот вернулся вечером со службы. А он, быстро поняв, что ужина сегодня не дождется, тоже без лишних слов удалился к себе в кабинет. * Что здесь происходит?
Константин Новицкий: - Ваше приказание исполнено, Ваше благородие! Означенная персона по указанному адресу доставлена в лучшем виде и сопротивления почти не оказала! - Тише, тише, Коробкин, отчего ты всегда так орешь?! – почти простонал Новицкий и болезненно поморщился, невольно прижимая сжатую в кулак руку к виску. – Хорошо, можешь идти. Головная боль с утра не прошла, а напротив, усиливалась с каждым часом, равно, как и общая ломота во всем теле, сопровождаемая периодическими приступами мерзкого озноба, означающими, что избежать простуды все же не удалось. А тут еще этот кретин надрывается над ухом, словно труба иерихонская. Мучение, да и только! - Нет, постой… Я что-то не понял. Что означает «не оказала сопротивления»? Кому? - Ну как же, Константин Аркадьич, кому? Нам, нашим людям. Мы, когда зашли в ту лавку на Невском, что Вы назвали, так дамочка эта выскочила откуда-то и давай стрекотать, что твоя сорока. А я-то по-французски не обучен, ну и стал ей по-нашему твердить про Ваше приказание, а она тогда чего-то совсем нервничать стала, кричать, руками махать. Благо, Елистратов, с которым мы поехали туда, по-ихнему чуток умеет. Научился, еще когда Наполеона гнали до его Парижу. Вот он и объяснился с нею, как мог. Ну а потом мы поехали по адресу, куда велено было. И там эту мандистку оставили у хозяйки. Все, как и было приказано, в точности. - Вот сам ты, Коробкин, это слово, понял? – Новицкий шумно выдохнул, сокрушенно качая головой, а затем вовсе уронил ее на руки. – О, господи! Да что ж за народ такой? Я же не приказал, а попросил, ты разницу-то вообще понимаешь?! Иди уже отсюда! Сказано это было довольно грозным тоном, однако в интонации звучали какие-то странные нотки. И Коробкин, подобно большинству сослуживцев, чаще всего не понимающий своего нового начальника, а потому побаивающийся его, поспешил ретироваться, не дожидаясь ответа на вопрос, что они могли бы означать. Но как только дверь за ним закрылась, Новицкий откинулся на спинку кресла и коротко рассмеялся, закрыв лицо руками, на пару минут даже забыв о дурном самочувствии. «Мандистка»! Непременно стоит запомнить и рассказать при случае Траскину, который, кстати, и посоветовал ему нынче утром мастерскую мадам Шанье, как место, где теперь в Петербурге особенно модно заказывать дамскую одежду. При этом, правда, так гривуазно подмигнул, что Константин Аркадьевич тут же почувствовал раздражение и малопреодолимое желание сказать в ответ что-то резкое. Но сдержался и даже сделал вид, что смущен. Что же, пусть Серж думает, что и у него есть некие тайны по данной части. Это даже полезно… Последующие несколько часов Новицкому, впрочем, никакого веселья больше не принесли. С трудом отсидев их, мечтая лишь о том, как бы добраться, наконец, до собственной постели, Константин Аркадьевич, наконец, покинул свой кабинет около пяти вечера. И, объявив секретарю, что завтра, а возможно, еще несколько дней после на службе не появится, ибо, кажется, заболел, поехал домой. Где, вопреки обычаю последних дней, в парадном его никто не встретил. Равно, как и поесть не предложил. Хотя, последнее ему сегодня, как раз, было и не нужно, затем, что горло буквально горело огнем. И одна мысль, чтобы проглотить что-нибудь, даже глоток воды, причиняла мучение. Проходя через гостиную, Констан узрел там Зофью, сидящую в кресле с книгой в руках. На его приветствие девушка едва кивнула, не поднимая головы. Выяснять причины подобной обструкции у Новицкого сейчас не было ни сил, ни желания. Поэтому он молча пошел дальше, в кабинет, где, единственно, стянув сюртук, и более не раздеваясь, потому что его изрядно знобило, завернулся в плед и лег на диван, надеясь побыстрее заснуть и проснуться наутро в менее разобранном, чем сейчас, состоянии.
Зофья Шимановска: Несмотря на то, что старательно изображала заинтересованность сюжетом, Зося все-таки успела заметить, что Новицкий сегодня выглядит каким-то несчастным. По крайней мере, заподозрить в нем вчерашнего героя было практически невозможно. «Ну и ладно, ну и пусть!», - мысленно сказала себе Зося, внезапно обнаружив, что испытывает к нему жалость. Она и так уже достаточно себя бранила за симпатию к этому человеку, благо после утреннего инцидента от нее не осталось и следа. Зофья перевернула дочитанную до конца страницу, и снова отвлеклась. Из кабинета не доносилось ни звука. Прошли уже около двадцати минут с тех пор, как Констан вернулся со службы, и за все это время он никак не удосужился себя проявить. Видимо, считает свою услугу вполне достаточной компенсацией за нанесенное ей оскорбление. Что ж, он сильно ошибается. Потому что она вот прямо сейчас войдет к нему и скажет, чтобы завтра же аннулировал свой заказ модистке. Не нужно ей от него подачек, раз он считает, будто таким способом может успокоить свою совесть. Зося решительно отложила книгу в сторону, читать все равно не получалось, и пошла к Новицкому. Однако, как и положено воспитанной девушке, все же сначала постучала, но на стук никто не отозвался. Тогда она приоткрыла дверь, думая, что Констан намеренно делает вид, будто не замечает ее. Зофья была так уверена в том, что он занят какими-нибудь бумагами, что очень удивилась, оказавшись в неосвещенной комнате. Новицкого она заметила почти сразу, он спал на диване, свернувшись калачиком, и, по-видимому, не раздеваясь. Первым побуждением было выйти, но как раз в этот момент Констан стал сопеть и покашливать во сне. И выглядел при этом так жалко, что Зося невольно забыла обо всех обидах, понимая, что сейчас перед ней не вчерашний герой, и не сегодняшний подлец, а просто заболевший и несчастный мужчина. Отставив подсвечник с горящей свечой на стол так, чтобы свет не мешал Констану спать, забыв о своем негодовании, Зося подошла к нему, присела рядом с диваном прямо на пол и дотронулась пальцами до его лба. Впрочем, в горячо натопленной комнате таким способом почувствовать что-либо было сложно. И тогда Зося воспользовалась тем самым единственно верным способом, который никогда не давал сбоев. Прикоснувшись губами к горячему лбу Констана, девушка убедилась, что его, действительно, мучает лихорадка. И в этот самый момент Новицкий открыл глаза, уставившись на нее в таком изумлении, что Зося вдруг смутилась, хотя менее всего сейчас думала о романтике. - У вас жар! – Тихо произнесла она. – Почему вы сразу не сказали, что плохо себя чувствуете?
Константин Новицкий: Как ни парадоксально, несмотря на лихорадку и плохое самочувствие, а может – и по их причине, но заснул Новицкий очень быстро. Впрочем, видения его назвать спокойными было нельзя. Обычно подавляемые, давно отправленные не периферию сознания воспоминания о лицах и событиях из прошлого, которое хотелось забыть. Картины боя, стоны, звуки выстрелов… Лицо офицера-перса, который допрашивал его в плену… Полковник Азери Мохаммад, так он велел себя называть. Неизвестно какой по счету раз он задает одни и те же вопросы, а Новицкий, сидящий на табурете напротив него с туго связанными за спиной руками, ничего не отвечает, сосредоточенно разглядывая пышные усы полковника. То правый, то левый – поочередно. Постепенно тот раздражается, начинает что-то громко кричать на фарси, переводчик уже не поспевает, но, в общем-то, все понятно и без перевода, потом сильнейший удар кулаком в область виска, от которого он теряет сознание… открывает глаза и видит над собой все те же усы, наклонившегося к нему, явно для того, чтобы убедиться, что упрямый урус еще жив, Азери Мохаммада… Но вот полковник склоняется к нему все ниже – и вдруг… целует в лоб! И губы у него при этом на удивление мягкие и прохладные, а усы совсем не колются, да и есть ли они вообще?.. - Какого черта?! – Желая увернуться от нового лобзания, Новицкий резко дернулся в сторону – и в этот самый момент проснулся. – Какого черта вы тут делаете? – проговорил, а вернее, прохрипел он уже вслух, повернувшись и заметив подле себя Зофью, которая тревожно вглядывалась в его лицо. – А зачем? И когда это вас интересовали мои объяснения? – после того, как Констан откашлялся, его голос сделался несколько больше похожим на человеческую речь, однако разговаривать было больно и он, поморщившись, прижал ладонь к горлу. – И вообще, лучше уходите отсюда. Боюсь, что я сейчас не в настроении поддерживать светскую беседу ни о чем… Впрочем, если перед уходом поставите рядом с диваном графин с водой и стакан, буду признателен. Сказав это, Новицкий потуже закутался в свой плед, и вновь прикрыл глаза, ожидая, что теперь-то Зофья, наконец, точно оставит его в покое.
Зофья Шимановска: Как и всякий мужчина, здоровье которого пошатнулось, Констан сделался просто невыносим. Поэтому Зося решила не отягощать его воспаленный разум сложными выкладками, хотя внутренне возмутилась его откровенным хамством. И это она не требовала от него объяснений, все эти дни! Да она только этим и занималась, в то время как сам Новицкий упрямо не желал ей ничего объяснять. А теперь был так поглощен собственными страданиями, с такой увлеченностью изображал из себя жертву, что Зосе стало даже смешно. Вчера вступил в схватку один на один со здоровенным мужиком, а сегодня трясется под одеялом и просит принести воды. - Не будь меня здесь, вам и стакан воды подать было б некому, - хладнокровно проговорила в ответ Зося, выходя из кабинета, направляясь на кухню. Этой комнатой в доме Новицкого редко пользовались по назначению, поэтому она выполняла, видимо, какие-то иные функции. Например, на кухне стоял массивный буфет, в котором Зося еще раньше обнаружила несколько полных и початых бутылок с алкоголем. И сегодня, наконец, пришел момент рассмотреть их внимательней. Впрочем, особо долго разглядывать не пришлось. Водка обнаружилась первой, и была вполне сносной, если верить Стефану Фалимижу, чью книгу «О ziolach i mocy yich. O paleniu wodek z ziol»*, читали все. Так, ее собственная тетка при необходимости всегда обращалась именно к Фалимижу, в чьем труде подробно описывались рецепты напитков, которые можно приготовить для лечения всевозможных болезней и недомоганий. К одному из них Зося как раз теперь собиралась прибегнуть. И для этого ей понадобится другая бутылка, не с водкой, как первая, а с вином, а еще – гвоздика, мускатный орех и прочие пряности. Их Зофья купила еще в прошлое свой поход на рынок. Поэтому теперь быстро выложила на стол все необходимые ингредиенты и прислушалась. Уходя, она оставила дверь в кабинет открытой, специально, чтобы услышать, если Констан позовет ее. Но из его кабинета доносился только надсадный кашель. Наверняка, он проклинает сейчас ее неторопливость, но приготовление лекарства – процесс серьезный, суеты не терпит. Впрочем, когда спустя минут пятнадцать содержимое кастрюльки закипело, Зося, влив в него вино, получила возможность оставить свое зелье без присмотра. Только что приготовленный ею глинтвейн должен был провариться еще минут пятнадцать. В то время как сама девушка взяла бутылку с водкой и пошла обратно к Новицкому. - Констан, раздевайтесь! – не терпящим возражений тоном отдала приказала Зося. Новицкий опешил от ее натиска и с различимым ужасом в голосе сказал, что он и без того мерзнет, как собака. И тогда Зося с грохотом поставила бутылку на стол, подошла к Новицкому и, откинув с него одеяло, начала сама расстегивать запонки на рукавах его сорочки. Ей было очень неловко, но она это успешно скрывала. - Сейчас я разотру вас водкой, это собьет жар, а потом я принесу лекарство, вы его выпьете и сразу станет лучше. Не кривитесь, оно вкусное… *"О травах и их свойствах. О дистилляции водок из трав»
Константин Новицкий: - С чего это вы решили, что некому? – буркнул Новицкий в ответ на ее довольно едкое замечание. Впрочем, девушка вряд ли слышала эту реплику, так как в момент ее произнесения уже покинула кабинет. И даже хорошо, что не слышала, потому что иначе наверняка бы заметила нотки обиды в его голосе, а проявлять слабость в ее присутствии Констан не желал даже теперь. Однако прикинуться, конечно, легче, чем на самом деле ничего не чувствовать. А Зофья, сама того не ведая, все же, задела его этим не меньше, чем тогда, когда решила, что ему пришло в голову копаться в ее вещах, потому что была, по большому счету, права, косвенно указав Констану на его одиночество. Которым он, собственно, не тяготился, а чаще всего даже и получал от него удовольствие. Но иногда в жизни, безусловно, случаются ситуации, когда неплохо, чтобы рядом кто-либо все же был. И та, в которой он находился сейчас – тому пример. Со стороны кухни, куда несколько минут назад удалилась Зофья, доносились, меж тем, какие-то приглушенные звуки – хлопала дверца шкафа, гремела посуда, а вскоре стал долетать аромат специй. Похоже, она, действительно, что-то готовила. И Констан, чтобы отогнать неприятные мысли, стал думать, что именно, а главное – из чего? Уж чего-чего, а пряностей дома он точно не держал – зачем? Вскоре из коридора вновь послышались приближающееся шаги девушки, и Новицкий от любопытства даже приподнял голову от подушки, повернувшись к двери, чтобы видеть, что она принесла с собой. - Что это? Зачем мне водка, я не хочу! – но тут выяснилось, что она нашла алкоголю весьма странное применение. – Послушайте, что за бред? Не стану я раздеваться, и без того замерз, хуже собаки! – возмутился Констан, непроизвольно подтягивая плед к подбородку и с ужасом взирая на Зофью. Однако тут же в очередной раз получил шанс убедиться в непоколебимой решимости, с которой мадемуазель Шимановска порой осуществляет задуманное. Потому что, ни о чем более не спрашивая, она вдруг одним движением отбросила в сторону его плед, а потом принялась столь неумолимо расстегивать запонки на рукавах его рубашки, что Новицкий на миг растерялся, но быстро пришел в себя. И не смог удержаться от очередного язвительного замечания, несмотря на болезненное состояние, а может, и по его причине. Ибо шутка вышла на редкость двусмысленная: - Знаете, и раньше бывало, чтобы женщины меня раздевали, но никогда при этом не случалось видеть на их лицах такой решимости… - заметил он, получив от пани Зофьи в ответ полный гнева взгляд-молнию, изрядно его позабавивший, и возмущенное сопение. Но от своей затеи из-за этого девушка не отказалась. И следующие несколько минут Новицкому пришлось буквально на собственной шкуре ощутить силу ее возмущения, когда Зося, наливая понемногу водку в ладошку, затем с размаху шлепала ею по его груди и точно так же, без капли нежности, растирала мгновенно испаряющуюся жидкость по его коже. Отчего ему, действительно, было ужасно холодно, но теперь уж не трястись от озноба для Констана было делом принципа. Поэтому он лишь ухмылялся, сжав посильнее зубы, чтобы не стучали, и молча терпел экзекуцию, не без удовольствия разглядывая раскрасневшееся от физических усилий и смущения личико своенравной панны, то приближающееся, то удаляющееся от него по мере того, как Зофья наклонялась и отстранялась, чтобы набрать в руку еще немного водки и продолжить. Наконец, видимо, достигнув желаемого результата, а может – сполна насладившись своей местью, девушка вновь заставила его одеться, теперь уж без ее помощи, и укрыла пледом. Потом подумала немного, вновь вышла – все это, не проронив ни слова – и опять вернулась. С еще одним одеялом, которое тут же набросила поверх пледа, и кружкой какого-то ароматного варева. - Да, я тоже считаю, что физическое насилие – не метод, - кивнул Новицкий, настроение которого изрядно улучшилось за последние минуты, забирая принесенный Зофьей напиток из ее рук. – Яд гораздо надежнее и эффективнее, не правда ли?
Зофья Шимановска: Упоминание о других женщинах возмутило Зосю. Сразу захотелось заметить, что раз уж он пользуется такой популярностью, то пусть его те самые женщины и лечат. В конце концов, это не самое приятное занятие – ухаживать за больным мужчиной. Впрочем, в отношении последнего, она явно кривила душой, так как испытывала удовольствие от ощущения нынешней слабости Констана. Он пытался казаться ироничным (и это ему отлично удавалось), независимым, но все же, принимал ее заботу. Более того, он как будто и не сердился больше из-за ее вмешательства, похоже, ему было даже приятно, что о нем заботятся. Когда Зося расстегивала на нем рубашку, Новицкий пристально вглядывался в ее лицо. И под этим взглядом девушка чувствовала себя все более неловко. А он будто и не замечал ничего, продолжал следить за ее действиями. Сначала она растирала его руки, они казались огромными в сравнении с ее тонкими кистями. Потом стала методично и напоказ невозмутимо растирать его тело, стараясь не обращать внимания на то, что взгляд Констана при этом сделался еще более заинтересованным. Без того было, отчего смущаться. Никогда прежде она не видела обнаженного мужчину так близко, и никогда не прикасалась к мужскому телу. Зофья и прежде отмечала, что, несмотря на всю свою элегантность, даже утонченность, Констан производит впечатление очень сильного мужчины, теперь ей довелось увидеть подтверждение своих мыслей собственными глазами. Он был действительно впечатляюще сложен. И если бы кто-нибудь спросил Зосю, то она сказала бы, что именно такой тип мужской красоты считает наиболее привлекательным. Всякий раз, когда брызги от новой порции водки попадали на его кожу, мышцы на груди мужчины заметно напрягались. Ему было очевидно холодно, и тело выдавало его реакцию, но если бы Зося посмотрела ему в глаза, то ни за что бы не догадалась, что он чем-то недоволен. Зато сама она, прикасаясь к груди Новицкого, испытывала до сих пор неведомый трепет, ей нравилась теплота его упругой кожи. Внезапно девушке очень захотелось прижаться к нему, ощутить собственным телом его силу. Но, тотчас же опомнившись, Зося отшатнулась, испугавшись, что чуть не выставила себя полной дурой, и велела Констану одеваться. Потом сама укрыла его пледом, теперь ей было сложно удержаться даже от незначительных проявлений заботы. Плед показался Зосе слишком тонким, и она решила, что нужно принести еще одно одеяло. Выходя из кабинета, вдруг вспомнила о забытом глинтвейне, почти бегом бросилась в кухню, надеясь, что напиток не успел вскипеть. В этом случае он окажется невкусным, и станет напоминать по вкусу простой компот, лишившись вдобавок всех целебных свойств. Оказалось, что успела она как раз вовремя, сняла с огня, и с помощью половника налила целую кружку горячего напитка. По дороге в кабинет она захватила приготовленное одеяло, и вернулась к Новицкому уже с полным комплектом: одеялом и глинтвейном. - Если бы я этого действительно желала, вы бы уже лежали не здесь, а на кладбище. У меня и до сегодняшнего дня была масса возможностей. Ведь вы так любите сладкое… - Зося была вполне удовлетворена эффектом, который произвели ее слова. Впрочем, собой она была еще более довольна. В ее голосе звучала уверенность, которой не было на самом деле. Девушка говорила об этом «покушении» так легко… вероятно, еще и потому, что никогда о нем всерьез не задумывалась. Просто шутила, а когда шутишь, важнее всего сохранять серьезное лицо. Кстати, у самой Зоси, когда она вручила Новицкому кружку с глинтвейном, проскользнула в голове совсем иная ассоциация. Будто бы она дает ему не яд вовсе, а приворотное зелье. И, словно читая мысли, Новицкий снова внимательно посмотрел на нее, отчего Зося снова почувствовала смущение. - Вкусно? – спросила она.
Константин Новицкий: - Да, очень, спасибо! - кивнул в ответ Новицкий. – Только я язык обжег, совершенно не умею пить горячее, - добавил он через секунду и улыбнулся Зофье. На этот раз совершенно искренне, без всякого подвоха и иронии. Ему, в самом деле, мгновенно стало легче после того, как, испаряясь с поверхности тела, спирт, содержащийся в водке, снизил температуру. В то время как горячий глинтвейн, который Констан пил теперь крохотными глотками, чтобы не обжигаться еще сильнее, смягчал горло и прояснял голову. Зофья, тем временем, по-прежнему стояла неподалеку и внимательно следила, чтобы он выпил весь приготовленный ею напиток до конца. - Почему вы стоите? – он указал взглядом на место рядом с собой, и девушка без возражений присела к нему на диван. В ней вообще почти не было обычного женского кокетства, поэтому кому-то другому Зофья Шимановска могла бы показаться слишком уж прямолинейной. Однако Новицкому, например, подобное поведение всегда нравилось больше любого глупого жеманства. Наблюдая последнее, он неизменно делался желчен и язвителен, отчего большинству дам, с которыми был знаком, казался несносным типом. Впрочем, никакое большинство никогда и не являлось его излюбленной стихией… - То есть, вы всерьез утверждаете, что могли бы меня убить? – с интересом проговорил Констан, отставляя опустевшую кружку в сторону. – Заметьте, я не сказал «хотели», потому что в этом, как раз, совершенно не сомневаюсь. И, видимо, не один раз, не так ли? – уголок рта обращенного к нему в профиль лица девушки еле заметно дернулся от скользнувшей по губам улыбки. – Ну, признайтесь, я не обижусь… Просто хочу знать, что вы обо мне думаете, мадемуазель Зофья?
Зофья Шимановска: - Раньше могла, а теперь…- Зося на пару секунд задумалась. – Тяжело убивать людей, которых успеваешь узнать. Незнакомцев – легко, стреляя в Траскина, я ни капли не сомневалась. Его я ненавижу. Убивают либо от страха, либо из сильной ненависти, а я к вам сейчас ни того, ни другого не испытываю. – Зофья особо выделила слово «сейчас», но ответ все равно не прозвучал грозно или настораживающее, потому что, говоря это, девушка улыбалась. – Но, поверьте, иногда вы ходили над пропастью. – Теперь Зося откровенно смеялась, вспоминая, как тряслась от ужаса, ожидая, когда Новицкий придет к ней, чтобы совершить что-то жуткое. Стоило ему тогда сделать необдуманное движение, и она без раздумий бросилась бы себя защищать, словно дикое животное. Это теперь ей понятно, что Констан – совершенно обычный человек, чуть более ироничный, чуть умней остальных, но такой же. Хотя, Зося сознавала, что с таким богатым воображением, он вполне может придумать еще достаточно вещей, которые заставят ее переживать яркие эмоции, и не всегда положительные. К слову о вещах… А почему это она забыла о том, что он еще сегодня утром рылся в ее вещах? – Например, сегодня утром… - ей вдруг пришло в голову сыграть по его же правилам. Новицкий довольно часто говорил абсурдные вещи, не имеющие ничего общего с правдой, но звучало это так, словно он был на исповеди. – Поэтому, кстати, я и не стала готовить сегодня для вас. Чтобы не вводить себя в искушение. – Зося умолкла и постаралась улыбнуться, как можно спокойней. Так, чтобы он увидел ее уверенность. Ибо, не чувствуя уверенности в себе и собственных действиях, глупо было ввязываться в словесные баталии с Констаном. Зося отдавала себе отчет, что он намного умнее, опытнее и искушеннее ее самой. И ему легко будет вновь сбить ее с толку, поэтому вера в свои слова сейчас очень важна. Даже важнее их правдоподобности. Зося обернулась к Новицкому и вновь встретилась с ним глазами. Это был тот самый его взгляд, который было особенно тяжело выдерживать. Констан прекрасно понимал, что она говорит неправду. При этом непринужденно мелкими глотками допивал свой глинтвейн. Даже от укутанного в одеяло, с больными блестящими глазами, от него исходило ощущение силы, и не столько физической, сколько душевной. Он молчал, пока кружка не опустела и тогда Зося, чувствуя неловкость, которую уже не могла переносить, вновь отвела взгляд первой и спросила: - Желаете еще?
Константин Новицкий: - Нет, спасибо, не хочу, - покачал головой Новицкий, не сводя с Зофьи заинтересованного взгляда из-под полуопущенных ресниц. Несмотря на свой юный возраст, мадемуазель Шимановска рассуждала неожиданно здраво, и ему было, действительно интересно ее слушать, хоть и понятно, что большая часть из того, что она сейчас говорит – это просто попытка скопировать его собственную манеру держаться с нею. И в этом Новицкий определенно видел подвижки в нужном ему направлении. Привыкая к его привычкам и повадкам, подстраиваясь под них, Зофья привыкала и к нему самому. А это было как раз то, чего он и добивался. Были и другие – отдаленные цели, но путь к их осуществлению казался пока слишком неясным, требовалось время, чтобы во всем разобраться до конца. - Должен сказать, у вас любопытная теория относительно поводов и мотивов, по которым люди убивают себе подобных. Но на практике все сложнее. Я был на войне. И не припомню, чтобы вот прямо до смерти кого-то там ненавидел или боялся. И, тем не менее, убивал. Просто это была моя работа… - усмехнулся Новицкий. И сквозь ресницы в его глазах блеснул странный огонек. - А потом, вы забыли еще, что есть безумцы, которые убивают из удовольствия… Траскин… ну, что вам дался этот Траскин? Он всего лишь винтик! Сломав его, остальному механизму вы никакого вреда бы не причинили, уж поверьте мне на слово, милая барышня, - добавил он неожиданно серьезно, - А вот собственную жизнь сломали бы основательно… Зофья ничего не ответила. Она по-прежнему стояла возле стола, не глядя на него, но по тому, как нервно тонкие пальцы девушки сжимали ручку кувшинчика с остывающими остатками глинтвейна, по ее напряженной позе, было заметно, что она внимательно его слушает и, возможно, делает какие-то выводы. Поэтому Новицкий в очередной раз мысленно поздравил себя с маленькой победой. Впрочем, последней на сегодняшний вечер, потому что, как ни говори, лихорадка, хоть и снизилась усилиями Зоси, но не исчезла до конца. А соображать и вести сложные психологические партии на больную голову было чревато ошибками, которые Констан делать не любил. Поэтому, выждав еще пару минут, позволив Зофье еще немного поразмыслить над сказанными им словами, проговорил уже совсем другим, обычным своим чуть ироническим тоном. - Ладно, полно! Все это лишь философические мысли воспаленного болезнью разума. Если же вы, действительно, как и говорите, не желаете моей погибели – «сейчас», - тут на его губах вновь мелькнула усмешка, - то лучше дайте мне возможность поспать. Стыдно признаться, но я с детства плохо переношу малейшую лихорадку. Впрочем, вы и сами, наверняка, это уже заметили. Но если как следует высплюсь, завтра мне точно будет лучше.
Зофья Шимановска: Зося не хотела слушать то, что говорил ей Новицкий. Не хотела. Но внимательно слушала, помимо своей воли и желаний. И думала с сожалением, что до встречи с этим человеком ей жилось гораздо проще. Ведь раньше она делила мир на черное и белое, поступала так, как должно поступать, как велит закон и моральные принципы. И если ты совершил преступление, то должен за него ответить. Зося снова посмотрела Новицкому в глаза, желая понять, действительно ли он имеет в виду то, что говорит. Или же намеренно пытается запутать, посеять в ее душе сомнения, заставить мучиться? Она уже стала привыкать к привычке Констана разглядывать ее в упор, и все же его глубоко посаженные и задумчивые глаза словно пронзали ее насквозь, сами же не раскрывали ровным счетом ничего. Прочитать по ним мысли удавалось лишь в той степени, в какой он сам того позволял. По всему выходило, что на этот раз он говорит с ней искренне. Однако именно этот спокойный и уверенный взгляд подействовал на девушку сильнее, нежели любые увертки и интриги. Новицкий был слишком опытен в жизни и умен. И не прислушаться к словам, произнесенным им со всей серьезностью, было бы глупо. - Война – это другое. – Все же ответила она, но так тихо, что он ее даже не расслышал. Зося действительно так считала. Ей казалось, что на войне просто нет места чувствам, любые чувства отвлекают там от выполнения одной и главной цели – выжить. И бог знает, куда бы еще завели ее подобные рассуждения, если бы Констан вдруг не решил неожиданно завершить этот разговор. И все же, у него был несомненный талант, сказав всего несколько слов, и перевернуть ими настроение собеседника. Очнувшись от своих мыслей, Зофья даже испугалась того, с каким холодным расчетом только что размышляла о таких категориях как война, смерть, убийство. - Я оставлю двери открытыми, если вам что-нибудь понадобится, позовите меня. – девушка взяла опустевшую чашку и ушла на кухню, чтобы навести там порядок, оставив Новицкого одного. Ибо была по-прежнему более чем уверена, что любое проявления неряшливости с ее стороны он сразу заметит и найдет слова, чтобы побольнее уязвить ее. В таких вещах Констан был настоящим мастером. Выйдя из кухни спустя всего несколько минут, Зося вновь заглянула в кабинет к Констану и нашла его уже мирно спящим. Тогда она направилась в гостиную, чтобы, наконец, забрать оттуда свой саквояж с вещами, за которыми прачка так и не пришла. Весь день ей было противно даже смотреть в сторону комнаты, где с утра и до сих пор все еще были раскиданы некоторые ее вещи. Но теперь, все же, девушка решила убрать их. Сложив все в сумку, Зофья попыталась поднять ее с пола. Но тут ручки ее вдруг оторвались, саквояж вновь выскользнул, а вся одежда девушки опять оказалась на полу. Шумно вздохнув, Зося села рядом с сумкой, очередной раз, без разбору заталкивая в нее вещи. Когда же, закончив, она постаралась застегнуть небольшой замочек, то и этого не смогла, потому что он оказался тоже сломан. Тут-то и стало понятно, что утром Констан вовсе не собирался рыться в ее вещах. Вероятно, решил по каким-то причинам переставить сумку, а та, не выдержав, развалилась буквально у него в руках. Да Зося сама только что досконально проделала те же самые движения, что и Новицкий! Даже в той же позе присела рядом с ворохом одежды! А он еще, после того незаслуженного скандала, который Зося ему закатила, приказал привести к ней модистку… Зося прижала ладонь к губам, чтобы не рассмеяться вслух. Не хватало еще разбудить его, и так сегодня уже незаслуженно пострадавшего. Совладав с приступом смеха, Зося взяла сумку в охапку и прямо так понесла к себе в комнату, где засунула поглубже под кровать, чтобы та случайно снова не попалась Новицкому на глаза. Уснуть после подобного бурного дня Зося сразу не смогла. Когда яркие эмоции утихли, она снова начала вспоминать их краткий разговор с Констаном и находила теперь в его словах все больше правды. Даже мысленно согласилась, что убив Траскина, действительно, ничуть не наказала бы виновного в гибели ее брата. И почему ей это раньше не пришло в голову? Разве глупый исполнитель виноват в свершении чужой злой воли? «Виноват», - решила для себя Зося, но тут же добавила, что еще более виноват тот, кто это злодеяние задумал. Убив Траскина, она бы не отомстила, а лишь загубила бы собственную жизнь. Это Констан подметил верно. А на место Траскина встал бы другой глупец, чьими руками совершались бы новые преступления. И это не единственное, о чем успела подумать девушка, засыпая. Множество других «зачем» и «почему» за этот отрезок времени появлялись в ее мыслях. Например, зачем Новицкий постоянно спасает ее? Неужели просто переживает за нее, уже решившую однажды так бессмысленно распорядиться своей жизнью? Потом она снова вспомнила, как обидела его сегодня. И почему-то почувствовала, что ей очень приятно знать, что Констан не совершал того, в чем она его обвинила. Постепенно размышления о Новицком перешли в мечты… о нем же.
Константин Новицкий: Проснувшись на другое утро, Новицкий, в самом деле, почувствовал себя несколько лучше, чем вчера. Произошло ли это под воздействием Зосиных снадобий, либо же организм справился собственными силами, сказать трудно. Горло изрядно болело, но жар, если был, то небольшой, поэтому, уже проснувшись, но лежа с закрытыми глазами, Константин Аркадьевич некоторое время размышлял даже, а не пойти ли ему на службу, хоть вчера и сказался там всем больным. Заодно можно проверить, чем заняты подчиненные, когда твердо уверены, что он их не видит... В конце концов, мысленно послав к черту все, в том числе и свои коварные планы, Новицкий открыл глаза и увидел прямо перед собой на прикроватной тумбочке кружку, прикрытую крахмальной льняной салфеткой. Надо сказать, очень кстати, потому что, едва сменив положение тела, Констан закашлялся, и в горле вновь будто бы ёж заворошился. Потянувшись, он достал кружку и поднес ее к губам, немедленно ощутив тонкий аромат липового цвета. Отвар оказался приятно горячим, но не обжигающим, как вчерашний глинтвейн. Стало быть, и это тоже она учла, не без удовольствия подумал Новицкий, которому, что ни говори, было приятно столь пристальное внимание к собственным прихотям. А через минуту, в комнате появилась и сама Зофья, которая пришла сюда, видимо, заслышав его кашель. При первом же внимательном взгляде на девушку, Новицкий даже не увидел, а скорее ощутил в ней некую почти неуловимую перемену. Сформулировать, в чем она, было трудно, Зофья выглядела точно такой, какой Констан уже привык ее лицезреть – серьезной и собранной, но в то же время – иной, чем, скажем, еще вчера. И пока соображал, что да как, Зося уже вовсю принялась командовать им, причем, так уверенно, что Новицкий впервые в жизни безропотно ей подчинялся. Съел принесенный завтрак – овсяную кашу с малиной, очень вкусную, выпил еще липового отвара, потом переоделся в принесенную свежую сорочку - как выяснилось, прачка-таки зашла поутру, принесла свежее белье и забрала приготовленное в стирку. После всего этого девушка вновь попыталась было уложить его в постель, накрыв одеялами, но тут уж Новицкий взбунтовался: - Пани Зося, увольте, мне уже гораздо лучше! – воскликнул он, выпутываясь из одеял и откидывая их в сторону. – Да, я не пойду нынче на службу, но уверяю, нет причины вести себя так, будто часы мои сочтены! При этих его последних словах Зофья вдруг широко улыбнулась, сделавшись внезапно очень даже хорошенькой внешне, хоть раньше и не казалась Новицкому таковой. И он даже не совсем понял, чем ее так развеселил, однако спрашивать как-то постеснялся, попросив, вместо этого, принести сюда свои бритвенные принадлежности – обросшие за сутки щеки и подбородок немного чесались и явно требовали к себе внимания. Да и негоже при даме расхаживать в столь разбойничьем виде, даже если болен. Его новое поручение девушка исполнила очень быстро, и Констан даже удивился тому, как ловко она взбила мыльную пену – именно так, как надо. Но потом вспомнил, что у Зоси был старший брат, верно, он и научил. Вопреки ожиданиям, девушка не оставила его одного, поэтому бриться пришлось в ее присутствии. Собственно, ничего особенного, но иногда, краем глаза, в зеркало, он посматривал на нее, смирно сидящую на стуле в углу, сложив руки на коленях, и замечал, что Зофья будто бы наблюдает за ним. Своеобразное ощущение… немного волнующее. Один раз он даже едва не порезался. Но, как всегда, быстро взял себя в руки и, закончив с ежеутренней своей церемонией, обтер лицо полотенцем, обернулся к ней и проговорил: - Я все хотел спросить, сударыня... Вы ведь почти не понимаете русского языка, не так ли? – она кивнула. – И вот в таком случае, объясните мне, каким же образом вам удается не только влипать в неприятности в Петербурге, но и совершать в нем полезные поступки: например, объясняться с рыночными торговцами, покупая еду?
полная версия страницы