Форум » Воспоминания » Женщины любят только тех, которых не знают » Ответить
Женщины любят только тех, которых не знают
Зофья Шимановска: Участники: Константин Новицкий, Зофья Шимановска Дата: март-апрель 1831 года Место: Петербург
Ответов - 69, стр:
1 2 3 4 All
Зофья Шимановска: - Gdzie jest ulica Furshtatska? – обратилась по-польски молодая девушка к незнакомому прохожему. Русскому польский язык, видимо, все же можно было понять без особых знаний, так как мужчина, хоть и был удивлен, но почти моментально догадался, что от него требуется. - Вот по этой улице направо, – махнул рукой в нужном направлении для лучшего разумения, – и почти сразу налево. Поняли? - Na prawo, naprzod, na lewo. Czy to daleko? – она уже несколько часов блуждала по незнакомому городу, устала и замерзла. - А? – мужчина сделал паузу, но скоро разобрался. – Не, недалеко. Направо и налево. Недалеко. Она шла и думала, что ненавидит этот город, ненавидит этих людей, и лишь приятное ощущение тяжести в кармане удерживало ее от того, чтобы теперь же не проявить своей ненависти, не открыть пальбу прямо на этой улице. По кому? Все равно, все русские одинаковы, но скоро она отомстит. Она отомстит за все… Скоро Зофья нашла Фурштатскую улицу и стала караулить. Несколько дней она следила за Траскиным около места его работы, и пришла к выводу, что вряд ли сумеет исполнить задуманное. Покушение у дверей жандармерии было обречено на провал. Траскин никогда не выходил один, и Зофья легко могла промахнуться. И хоть девушка с огромным удовольствием расстреляла бы всех русских, но Траскин заслуживал этого больше других. Она не сможет спокойно жить, пока не будет уверена, что убийца ее брата не расплатился за содеянное. Зофья несколько дней старалась следить за всеми его передвижениями, неудивительно, что удобный случай скоро ей представился. Выйдя из жандармерии, Траскин, вместе с еще одним господином, направился в кафе, в котором они пробыли совсем недолго, что-то около двадцати минут. Потом собеседник Траскина покинул его, и тот пробыл в заведении еще минут десять, а потом, наконец, вышел на улицу. Зося вытащила пистолет, плавно надавила на курок, и в этот момент что-то сшибло ее с ног. Вслед за выстрелом мгновенно раздался какой-то шум. То лошадь испугалась резкого звука, встала на дыбы, опрокинув экипаж. Переполох вышел страшный. Какой-то мужчина заламывал ей руки, она отчаянно сопротивлялась, пытаясь уследить за своим врагом, который даже и не понял, что произошло. Да и можно ли было что-то понять? Увидев, что Траскин сел в наемный экипаж и спокойно уехал, Зофья впала в какое-то странное состояние. Сдерживаемая многие дни ярость прорвалась наружу. Она пытался вырваться из рук, держащего ее мужчины, рыдала и выкрикивала польские ругательства, проклинала русских и кричала, что все равно сумеет отомстить.
Константин Новицкий: C тех пор, как Новицкий поступил в Третье отделение, прошло уже около полугода. Однако никаких особых дружеских связей отставной ротмистр на новом месте службы заводить не торопился, четко отделяя товарищество от совместной работы. Чуть ближе других сошелся лишь с Сергеем Васильевичем Траскиным, также пришедшим в Жандармское управление из армии, хоть и раньше самого Новицкого. И за это время уже успевшим отметиться в качестве председателя одного из многочисленных судебных процессов, ставших следствием подавленного недавно Польского восстания. Впрочем, о той командировке в Варшаву Сергей Васильевич вспоминать отчего-то не любил, да Новицкий-то и не слишком интересовался. Беседы они вели преимущественно на общие темы. Вот и в этот раз, зайдя после окончания присутствия в одну из маленьких кофеен неподалеку от здания Жандармского управления, говорили об опере, до которой оба были большими охотниками. Нынче вечером Новицкий как раз собирался в Большой театр, где уже около месяца с успехом шла новая опера Даниэля Франсуа Обера «Фра Дьяволо или Гостиница в Террачине». Траскин, уже успевший посетить премьеру, очень хвалил Самойлова, исполняющего главную партию. Но Константин Аркадьевич всегда предпочитал полагаться лишь на собственное мнение, поэтому, чтобы не опоздать к началу представления, распрощался с сослуживцем довольно быстро и вышел, желая поймать наемный экипаж, дабы отправиться восвояси, собираться. Однако, уже поставив ногу на подножку остановившихся подле него саней, случайно оглянулся – и вдруг отпустил «лихача», тотчас же принявшегося под нос бурчать что-то про «чудного барина», которому «то ехать, то не ехать». Но внимание Новицкого уже было полностью переключено на другой объект, поэтому слов извозчика он не слышал. Она стояла на другой стороне улицы, под заснеженными ветвями какого-то дерева и, казалось бы, ничем не привлекала к себе внимания. Барышня и барышня, самая обычная. Вот только это и показалось Новицкому странным, что не уличная девка, а именно барышня отчего-то уже довольно долго торчит одна-одинешенька посреди улицы. Опять же, пустое, возможно, ждет кого-то, но за годы военной службы Новицкий привык прислушиваться к своей интуиции. Это не раз спасало жизнь в бою. И теперь что-то подсказывало повременить с отъездом домой и понаблюдать, что будет дальше. Поэтому, отойдя немного в сторону, отвернувшись к витрине одной из лавок, он стал ждать, делая вид, что что-то внимательно там разглядывает. Ожидание не было долгим. Всего через несколько минут за его спиной раздался пистолетный выстрел, затем какие-то крики, лошадиное ржание – и, как финал всей этой какофонии, пронзительный свисток околоточного, спешащего к месту происшествия. Резко обернувшись, Новицкий мельком увидел, как отъезжают от кофейни сани, в которых сидит, с любопытством оглядываясь назад Траскин, а около того места, где недавно стояла девушка, привлекшая его внимание, быстро собираются люди. «Черт, неужто, самоубийца?!» - мелькнула мысль. И Новицкий быстро пошел туда, где толпились прохожие, некуртуазно расталкивая их локтями и тростью, чтобы пробраться к эпицентру происшествия. И тут его удивленному взору предстала следующая картина: какой-то верзила, по виду лавочник, всей своей тушей навалился на отчаянно извивающуюся в снегу недавнюю его визави, которую этот малый держал теперь за руки, прижимая их запястьями к земле. А она, выкрикивая, как Константин Аркадьевич без труда догадался, на польском языке слова, которые барышням знать не положено, брыкается и пинает его ногами, одновременно пытаясь подтянуться к лежащему неподалеку пистолету. - Ну-ну, сегодня он вам больше уже не поможет, - спокойно и чуть насмешливо проговорил Новицкий, тем не менее, кончиком трости придвигая оружие к себе, затем поднимая его с земли и пряча в глубокий карман своего редингота. – Могу я знать, что здесь происходит? Девица и «лавочник» на минуту замерли, прекратив драться, глядя на неизвестно откуда явившегося франтоватого джентльмена снизу-вверх. В этот же момент к ним сквозь толпу пробился и запыхавшийся околоточный. - Убивица она, ваши высокородия! Из пистоля в кого-то целилась, хорошо я успел заметить, да с ног сшибить! – заговорил опомнившийся первым парень. – Давно за ней глядел, стоит тут, что статуя, уже битый час, а потом чего-то зашептала, достала пистоль-то и как стрельнет. И стрекочет чего-то не по-нашенски, словно трещотка! - То есть, вы утверждаете, что барышня покушалась на кого-то конкретно? – деловито уточнил Новицкий, - а не просто стреляла в воздух? - А почем я знаю?! Я ее толкнул, так она в небеси и жахнула, а в кого целилась, то бог-весть! - Что же, весьма признателен за содействие, но дальше позвольте заняться этим делом мне. - Господин, а вы кто такой, собственно? – удивленно спросил его околоточный. - Моя фамилия Новицкий, я служу в Третьем отделении. Можете осведомиться об этом по месту моей службы, здесь недалеко, - он кивнул в сторону здания Жандармского управления. – В виду необычности обстоятельств дела, дальнейшее расследование я принимаю на себя и барышню – с целью идентификации личности и уточнения мотивов ее поступка, забираю с собой. А вы обеспечьте восстановление общественного порядка. Задача ясна? - Но так нельзя, следует доставить преступницу в околоток… и уже там… - Извольте исполнять приказ вышестоящего лица! – Новицкий полоснул не в меру ретивого служивого ледяным взглядом, от которого тот тотчас вытянулся и кивнул. – А вы – вставайте! С этими словами он подхватил под локоть все еще сидящую в снегу девушку, у которой до того, кажется, кончились силы сопротивляться, поэтому она лишь растерянно взирала на происходящее вокруг нее, и рывком поднял ее на ноги. И от этого она, словно бы вновь включившись в реальность, вновь принялась дергаться и вырываться. Но держал ее Новицкий крепко. А когда отвел на несколько шагов в сторону, повернулся к ней и проговорил тихо сквозь зубы: - Przestań krzyczeć! Każdy ogląda nas! Chodźmy!* ______________________________________________________ * «Перестань кричать! На нас все смотрят! Пошли!» (польск.)
Зофья Шимановска: Очутившись распластанной на снегу, Зофья старалась сбросить с себя увальня, который помешал свершению ее планов. Несмотря на то, что вокруг достаточно скоро начала собираться толпа, никому и в голову не приходило поднять валявшийся на снегу поодаль пистолет, и теперь все действия девушки сводились к тому, чтобы суметь высвободиться и дотянуться до него. И когда пальцы ее уже касались заветного предмета, оставалось совсем чуть-чуть подползти, чтобы ухватить пистолет, он вдруг отодвинулся, ускользнув буквально из ее руки. Это так раздосадовало Зофью, что она перестала вырываться. Мужик заметил приближение нового действующего лица мгновением позже и успел ощутимо ударить ее по лицу. Во рту появился противный привкус крови. И Зося подумала, что теперь ей точно не выкрутиться, забьют насмерть, и никому до этого дела не будет. Но неожиданно все прекратилось. Мужик поднялся, правда, крепко держа ее за шиворот. И стоило Зофье впервые осмысленно посмотреть на человека, остановившего ее избиение, как она тотчас же узнала в нем компаньона Траскина, с которым тот недавно был в кафе. От изумления девушка так и осталась сидеть на снегу, даже кричать перестала, начав невольно прислушиваться к неприятно звучащим русским словам. Тут уже подоспел околоточный и между ними, кажется, завязался разговор относительно ее, Зофьи, личности. Она улавливала, что они о чем-то спорят, но нюансов разобрать не могла. Единственное, что сумела уловить, что подоспевший первым, возможно, тоже имел польские корни, так как фамилия его звучала явно по-польски. Но радость от этого известия скоро растворилась, так как он, по-видимому, служил в той самой жандармерии. Да и не случайно она часто видела Траскина именно в его компании. Тем временем, переговоры окончились, околоточный начал разгонять собравшуюся толпу, мужик, который порывался ее побить, тоже куда-то ушел, и вскоре они с Новицким остались вдвоем. Он резко дернул ее за локоть вверх, и Зося вынуждена была подняться. И тут такая буря эмоций захлестнула ее, что девушка снова стала плакать, кричать и вырываться. Обида душила ее - она проделала путь аж из Польши в эту постылую Россию! Но за брата отомстить так и не смогла, а теперь ее точно убьют эти дикие люди из жандармерии, без суда и следствия. Вон, тащит ее этот мужик с звучащей обманчиво родной фамилией, как скотину на убой. Но настроению ее в этот день было суждено колебаться скорее, чем часовому маятнику. Услышав польскую речь, Зофья снова притихла и позволила вести ее туда, куда Новицкому вздумается. Поначалу путь их лежал в сторону здания жандармерии, к которому они вскоре и приблизились. Зофья самостоятельно шагнула в сторону парадного, но Новицкий вновь резко дернул ее за руку и повел дальше. Это уж было совсем удивительно. А когда они завернули за угол, он остановил сани и, впихнув ее внутрь, сам устроившись рядом, велел ехать по адресу, который Зофья, услышав, тут же и забыла. По дороге он молча ее рассматривал, да так, что Зося неожиданно сконфузилась, забыв про всю отчаянность. Ей казалось, будто таким вот же взглядом волк смотрит на свою добычу прежде, чем перегрызть ей горло. Будто уже знает наверняка о своей победе, но наслаждается одним только видом смертельно напуганной жертвы, в глазах которой отражается понимание скорой смерти. «Отвезет сейчас в тихое место, убьет, никто и не узнает, как погибла Зося Шимановска», - предположила девушка. Когда сани остановились, Новицкий вытолкнул ее на улицу и снова повел за собой. Они прошли через арку, вошли в парадное доходного дома и поднялись в квартиру. Войдя, Новицкий первым делом запер дверь, и Зося почувствовала, будто бы оказалась запертой в клетке. Она судорожно пыталась представить, что будет дальше. А Новицкий как будто забыл о ней, снял верхнюю одежду и ушел из прихожей в комнаты. Девушка услышала щелчок запираемого замка, видимо, он спрятал ее пистолет, чтобы она не смогла его достать. Снег на ее одежде растаял, и ткань мгновенно отяжелела, но Зося продолжала стоять, прислонившись спиной к входной двери, когда Новицкий вернулся за ней.
Константин Новицкий: По старой холостяцкой привычке, постоянных слуг у себя Новицкий не держал. Белье в стирку забирала прачка-поденщица, убирать несколько раз в неделю приходила наемная горничная. Впрочем, работы в малообитаемой квартире, в которой Константин Аркадьевич порой лишь ночевал, у нее практически не было. Новицкий вообще отличался исключительной аккуратностью в быту и к тому же стремился в остальной своей жизни, где все у него было подчинено определенному распорядку и имело заданную последовательность. И покуда вез незадачливую мстительницу в Басков переулок, где находился доходный дом, в котором он снимал квартиру, Новицкий размышлял над тем, как ее в эту последовательность встроить. Впрочем, для начала еще следовало понять, для чего она вообще может ему пригодиться… Вернувшись в прихожую через несколько минут, и увидев, что девица все еще стоит там в своей промокшей шубейке и сбившейся набок шляпе, прижимаясь спиной к двери, Новицкий взглянул на нее с удивлением: - Co ty tu stoją w codziennym ubraniu? Rozebrać się i wejść do pokoju!1 – она решительно замотала головой и вновь уставилась в пол, а Новицкий почувствовал, что теряет терпение. Необходимость говорить по-польски раздражала его даже больше непонятного упрямства этой особы. В последний раз он делал это дай бог памяти лет двадцать пять тому назад, еще когда была жива бабушка, поэтому сейчас было довольно трудно выуживать из глубин памяти полузабытые слова, а потом еще и складывать их в осмысленные фразы. Да и запас их, к тому же, был явно недостаточен, чтобы вести пространные диалоги. Поэтому, выдохнув, Константин Аркадьевич вновь обратил взор на девушку. - Mój polski jest… bardzo… źle. Wiesz po rosyjsku?2 – она еще раз молча качнула головой отрицательно. – Черт побери!.. W jakim języku chcesz wiedzieć? Angielsko, francuski?3 К счастью, она знала французский, причем, знала, как Новицкий вскоре убедился, великолепно. И это лишний раз свидетельствовало в пользу того, что данная девица, наверняка, кровей благородных, хотя по-прежнему ничего не хочет рассказывать о себе. Однако у него еще будет время все узнать, а пока… - Вам нужно что-нибудь поесть, а потом желательно принять горячую ванну и переодеться в сухое, - по-французски, как и по-английски, Новицкий тоже говорил совершенно свободно, поэтому дальнейшее общение обещало стать более плодотворным. – Но есть некоторые трудности. Я редко бываю дома, поэтому не нуждаюсь в постоянной прислуге. Кроме того практически здесь не ем. Так что из пищи есть лишь… вот! – с этими словами он извлек из буфета початую коробку шоколада «Вольф и Беранже», до которого был большой охотник. Девушка, до того сидевшая на краешке дивана, плотно сцепив в замок сложенные на коленях руки, глядя прямо перед собой, посмотрела на него так, словно он был фокусником, который только что вытащил наружу из своего цилиндра за уши кролика. - Что вы так смотрите? Я не ждал гостей, - он пожал плечами и положил шоколад на сиденье дивана рядом с нею. – Впрочем, погодите, я сейчас приготовлю чай или кофе, что найду, - Новицкий ушел на кухню, чтобы вскоре вернуться с небольшим подносом, где стояло две чашки и кофейник, из носика которого струился ароматный дымок. Расположив все это на столе, сделал приглашающий жест. – Прошу к столу, мадемуазель! Я также поставил греться воду для ванны, но уж там вы как-то без моей помощи, если не возражаете. Заметив, как полуопущенные ресницы девушки дрогнули, а на щеках выступил румянец, Новицкий ухмыльнулся, но никак не прокомментировал это вслух. Вместо этого, спустя пару минут, когда оба, наконец, устроились за столом, спросил: - Кстати, мадемуазель, а как вас зовут? И хорошо бы еще было узнать, кого и за какие прегрешения вы собирались намедни лишить жизни на Фурштатской? ___________________________________________________________ 1 Что же вы стоите в одежде? Раздевайтесь и войдите в комнату! 2 Мой польский очень плох. Вы знаете русский? 3 Какой язык вы знаете? Английский, французский?
Зофья Шимановска: Зося успела уже нафантазировать больше трех десятков способов своей трагической гибели, когда Новицкий вернулся за ней в прихожую и предложил раздеться. Она ответила категорическим отказом, так как по-прежнему не понимала, зачем ему было нужно привозить ее к себе домой. В том, что это собственная квартира Новицкого, сомневаться не приходилось. И все, чего Зофье сейчас хотелось, это вырваться из-за запертых дверей на улицу, потому что она ощущала себя здесь в ловушке. Поэтому и говорить с этим человеком казалось невозможным, будто бы так она позволила бы возникнуть между ними хотя бы каким-то отношениям. Но перед ней – враг, а говорить с врагом – последнее дело, врага нужно убивать, иначе враг убьет тебя. И как бы ни был ты слаб, нужно бороться до последнего, оказывая сопротивление, даже если ты уже обречен. Новицкий, тем временем, высказал свое раздражение ее поведением. И так активно, что Зося испугалась, будто он ударит ее за неповиновение, поэтому инстинктивно втянула голову в плечи, готовясь принять удар. Но причина оказалась совсем иной. Мужчина вдруг признался, что плохо говорит по-польски, и теперь Зося, наконец, поняла, отчего он так отрывисто говорил с нею. Просто пытался составить фразы из тех слов, что знал. И, как это ни странно, Зося почувствовала, что Новицкий не собирается бить ее, по-крайней мере, пока. И тогда же решила, что будет не лишним узнать, что же он все-таки собирается делать, поэтому призналась, что прекрасно говорит по-французски. Продолжать разговор в прихожей хозяину явно не хотелось, и тогда он сам стал помогать ей переодеваться. Зося была возмущена до глубины души, ожидая в каждый момент какой-то грубости, но нет. Новицкий был предупредителен и вежлив, ничем не проявляя своей над ней власти. Это сбивало с толку. Нервы Зофьи были напряжены до предела, каждая незначительная деталь сейчас принимала вдруг необычайную значимость, наполняя все действия смыслом, которого она никак не могла уловить. С ней должны были обращаться плохо, ее должны были судить, но вместо этого никаких допросов, никаких формальностей вообще. Более того, Новицкий как будто даже заботился о ее состоянии. Лишь после его слов, Зося вспомнила, что действительно сильно голодна, что вещи ее промокли и вместо того, чтобы защищать от холода, влажными и холодными тряпками облепляют ее тело. И сейчас же жутко захотелось чего-то горячего, например, чаю. А еще она очень любила сладкое, поэтому, когда Новицкий достал из буфета коробку шоколадных конфет, у нее чуть челюсти не свело. Чтобы не проявить своей постыдной слабости, она покрепче сцепила руки и уставилась не на пресловутую коробку, а на самого Новицкого. Без сомнения, он все это понял, оставил коробку конфет рядом с ней на диване, на котором она сидела, и ушел на кухню. Минут десять Зося боролась с искушением взять хотя бы одну конфетку и попробовать ее, но соблюдение приличий сейчас было важнее всего остального. Поэтому девушка сдержалась и не сдвинулась с места, так и не взглянув в сторону угощения. А затем, Новицкий, вернувшийся с ароматным кофе, запах которого в мгновение ока наполнил гостиную, совершенно естественно переставил конфеты на стол. Разлил кофе по чашкам и пригласил ее к столу, уведомив, что и воду для нее поставил нагреваться. Подобные намеки показались Зосе наглыми, и румянец невольно загорелся на ее щеках, заметив который, Новицкий усмехнулся , но прекратил шутить на эту тему. Они сели за стол, как будто это было их привычным вечерним ритуалом, Зося попробовала кофе и сделала комплимент. Кофе был и в самом деле, очень хорош, бодряще горячим. Тогда-то и начал Новицкий задавать те вопросы, которые следовало задать уже давно. Сил сопротивляться практически не осталось. Зося назвала ему свое имя, сказала, что родом из Польши. Однако дальше распространяться насчет подробностей задуманной ею мести не стала. - Убийцу моего брата. Кровь может быть смыта только кровью, – когда-то эти слова казались патетическими, но за недели размышлений перед тем, как сделать решающий выстрел, Зося поняла их истинный смысл. И теперь совершенно не рисовалась, произнося их, а говорила как что-то вполне естественное.
Константин Новицкий: Она сказала это с такой холодной убежденностью в своей правоте, что Новицкий взглянул на мадемуазель Шимановску с невольным удивлением. Стало быть, все же, личная месть. Пусть и с примесью политических мотивов, но они здесь явно вторичны. А девица-то с характером! Мало того, что замыслила покушение, но смогла спланировать его и практически осуществила, если бы не досадная случайность. - Разумеется, - кивнул он в ответ на ее заявление, чем, кажется, удивил теперь уже саму несостоявшуюся мстительницу, которая растерянно захлопала ресницами, вовсе не рассчитывая найти понимание у того, кого считала одним из своих врагов. – Мне тоже всегда казался несколько странным библейский постулат о том, что следует подставить вторую щеку, если тебе до того уже влепили пощечину. Но должен сказать, что способ, который избрали вы – крайне неизящен. Низкая вероятность успеха, много шума, да и потом… уж простите, не продуман, как следует. Скажите, что вы намеревались делать дальше? Ну, не сдаваться же в руки врагам живой, в самом деле? Аккуратно опуская на стол свою наполовину опустошенную чашку, Новицкий придвинулся поближе и пристально посмотрел в прозрачные серо-зеленые глаза девушки. - А ведь с такими, как вы, обычно не церемонятся. Вы понимаете, что я имею в виду, мадемуазель Зофья? Охранники в жандармских камерах, наверняка, будут рады познакомиться поближе с очаровательной польской панной… Ну, а потом, после того, как вас сломают морально и физически, будет суд, на котором вы получите огромный срок каторги, в которую, между прочим, еще надо и дойти. Думали ли вы об этом? Дальше, если сможете пережить весь ее срок, вернетесь домой отвратительной, беззубой, больной чахоткой и цингой старухой, никому не нужной и всеми презираемой, хотя будет вам при этом еще не так уж много лет. Которые, между прочим, тоже пройдут в нищете, болезнях и лишениях. Так подумали ли вы об этом, моя храбрая воительница? – с этими словами Константин Аркадьевич вновь откинулся на спинку своего стула, взял в руки чашку, сделал глоток и, поморщившись, поставил обратно и посетовал. – Остыл… нет ничего омерзительнее теплого кофе… А что же вы больше не пьете свой, барышня? И конфет почти не ели. Напрасно… впрочем, как хотите. А теперь я, пожалуй, вас оставлю. Не очень вежливо с мой стороны, как хозяина, да только завтра рано вставать на службу, не обессудьте. Вода на кухне уже, скорее всего, согрелась. Все, что необходимо, я оставил на кровати в спальной комнате. Устраивайтесь там, а я переночую в своем кабинете на диване. Спокойной ночи, мадемуазель Шимановска! – церемонно откланявшись, Новицкий покинул гостиную.
Зофья Шимановска: - Да нет же, почему меня обязательно должны были поймать? Люди хотят зрелищ, они столпились бы вокруг умирающего так же, как столпились сегодня вокруг меня. Уверяю вас! Скрыться не представляло бы никакого труда. А если бы попалась, то да, все было бы так, как вы говорите. Я это знаю. А, впрочем, не все ли равно? У меня никого не осталось, и никому нет дела до моей смерти, – после речи об остывшем кофе подобные признания казались еще более впечатляющими. И, кажется, Зофья сумела произвести впечатление на Новицкого, имени которого до сих пор, кстати, не знала. Но стоит признаться, что и он впечатлил ее. Живописав все ужасы, которые уже начали забываться, Новицкий вернул ее в состояние нервного напряжения. Она настолько углубилась в воспоминания о том, что сделала, и где допустила ошибку, что даже забыла о том, что голодна. Потом, правда, мысли снова вернулись к тому, что он собирается с ней делать. Признание он уже получил, значит, миссия его выполнена. Иногда допрос дает куда меньший результат, чем вот такая вот беседа «по душам». И о чем она думала, когда решилась на это покушение? Неужели о том, что ее будущее будет иметь хоть какой-то смысл? Пока что в ее жизни оставался единственный смысл – отомстить, но что делать после? - На диване? – переспросила Зофья, как будто Новицкий объявил ей, что будет спать на потолке. То, что он отправляет ее умыться – это понятно. Такой холеный господин не может испытывать приязни к ней, промокшей, с прилипшими к вискам волосами. Такие мужчины любят девушек нежных, от которых хорошо пахнет, которые носят изысканное белье… Изысканного белья у него, разумеется, быть не могло, но хотя бы горячую воду он мог предложить. С тех пор, как покинула пансион, ей пришлось узнать кое-что о жизни мужчин и женщин. Более того, ей пришлось научиться защищаться, определять и остерегаться людей, которые могли бы оказаться опасными. Она была морально готова к тому, что над ней надругаются, если покушение удастся. Но теперь, когда цель достигнута не была, испытать на себе все эти ужасы было бы несправедливо. И Зося уже ожидания боялась больше того, что могло произойти на самом деле. Потому и решила выяснить все сразу, чтобы избавить себя от мучительных предположений. - То есть - «спокойной ночи»? Мы будем ночевать… раздельно? – Зофья, сбиваясь и краснея, задала этот вопрос. Ведь, его предложение шло вразрез с ее представлением о продолжении этого вечера. И вдруг рассердилась собственного смущения. Создавалось ощущение, будто бы она требует исполнений супружеского долга в первую брачную ночь. - Предупреждаю, я буду сопротивляться! - эта фраза явилась продолжением ее собственным размышлений, и самой Зофье было абсолютно понятно, что она имела в виду, но Новицкий, кажется, опешил от ее натиска. - И скажите хотя бы, как вас зовут. Это совершенно безопасно, вы же все равно убьете меня после... - Зося набрала побольше воздуха в легкие, - того, как лишите меня чести.
Константин Новицкий: - Виноват… что мы будем делать?! Новицкий уже протянул руку к ручке двери собственного кабинета, когда до него донеслись слова девушки, заставившие его на секунду замереть на месте, а потом, резко развернувшись, пойти обратно в столовую, где прямо у входа ждала его мадемуазель Шимановска, которая, между тем, продолжала развивать свою мысль в том направлении, которое подсказывало ей воображение. Воспаленное, несомненно. Молча выслушав ее до конца, Константин Аркадьевич смерил заикающуюся и пылающую от смущения девушку ироническим взглядом с головы до ног, а потом – через паузу, проговорил с язвительными нотками в голосе: - Нет, безусловно, уверенность в собственном неотразимом для всякого представителя Адамова рода шарме есть неплохое свойство… Однако зачем демонстрировать это столь явно, мадемуазель? Жаль разочаровывать вас, но боюсь, вы не совсем в моем вкусе. Поэтому, как вы изволили выразиться, «лишать вас чести» мне совершенно нелюбопытно. Равно, как и продолжать развивать эту… пикантную тему, - он вновь дернул уголком рта и усмехнулся. – Обычно, пожелание «спокойной ночи» из моих уст означает именно то, что означает, запомните это на будущее. Сказать по правде, он несколько покривил душой, заявив, что мадемуазель Шимановска ему так уж не неприятна. И дело даже не в ее внешности. Как и всякий человек с сильным характером, Новицкий всегда уважал его наличие и в других людях – вне зависимости от их пола и возраста, да и прочих воззрений и убеждений тоже. Но сейчас выказывать свою симпатию не торопился, не без мстительного удовольствия наслаждаясь картиной смятения, испытываемого Зофьей. Ибо, и верно, неожиданно для себя, оказался несколько задет тем, что она приняла его за одного из тех жандармских держиморд, от которых Константин Аркадьевич, едва не открыто, дистанцировался, чем уже успел заслужить в управлении репутацию отменного сноба. - Теперь, наконец, позвольте мне пойти спать. Ибо, в отличие от вас, сил к сопротивлению – усталости и дремоте – у меня не имеется. Всего наилучшего, мадемуазель и – спокойной-таки ночи! Да… насчет имени, - вот тут он немного задумался. Наверное, по фамилии называть его ей, в самом деле, неудобно, представляться же именем-отчеством ему самому отчего-то не хотелось. – Можете называть меня Констан.
Зофья Шимановска: Волна смущения и растерянности захлестнула Зофью с новой силой. Она почувствовала, что покраснела даже еще сильней, чем прежде, хотя казалось, это просто невозможно. Смотреть в глаза этому человеку, пока он говорил, она тоже не могла, не хватало смелости. Растерянность девушки была так велика, что она чуть не спросила, что же в таком случае они будут делать, если он не собирается лишать ее чести, но вовремя прикусила язык, так как Новицкий еще не закончил своей речи. И, кажется, впервые за все это время Зосе удалось прорваться сквозь стену его сдержанности. С одной стороны, это радовало, так как теперь она уверилась – ничто человеческое ему не чуждо. С другой стороны, он становился уже чересчур язвителен. И, видимо, целомудренное к ней отношение было, действительно, продиктовано всего лишь его безразличием. Ибо если был он настолько благороден, чтобы вести себя с ней порядочно, мог бы сохранить капельку благородства, чтобы это соответственно и объяснить. И хоть теперь ей было нестерпимо обидно, Зофья сумела сдержать порыв высказать все, что о нем думает. Впрочем, надо сказать, что эти чувства у нее появились лишь после того, как она справилась со смущением и растерянностью. - Прошу меня извинить, я составила о вас ошибочное мнение, – с холодностью и высокомерием королевы проговорила девушка. – Я, конечно, учту ваши пожелания, ведь выбора у меня все равно нет. Спокойной ночи, месье Констан. Зося всеми силами старалась сохранить безразличный тон, и все же, когда проходила мимо Новицкого, голос ее дрогнул. Почти недосягаемый взгляд ей тоже удался, но она и сама поняла, что все у нее вышло именно что «почти». А это значит, что вскоре она снова подвергнется насмешкам Новицкого. Уж он-то сумеет воспользоваться ее слабостями, ничего не оставит незамеченным. И чтобы избежать этого, Зося почти бегом направилась в предложенную ей комнату. Но, обуреваемая терзаниями, перепутала двери и ворвалась как раз в кабинет хозяина. Очнулась лишь тогда, когда услышала за собой его шаги. С ужасом осмотревшись, остановила взгляд на диване, приготовленном ко сну, лишь тогда осознала свою ошибку и обернулась, чувствуя себя униженной настолько, насколько только могла себе это представить. - Я плохо ориентируюсь в вашей квартире, – пискнула она. И, чуть не рыдая, бросилась вон из комнаты, мимо Новицкого, который стоял, облокотившись о стену, и наблюдал за ней таким взглядом, что не было необходимости использовать слова. Выбегая, Зося пребольно ударилась о ручку двери. Отперла другую, после чего, удостоверившись, что это именно спальная комната, вошла внутрь, захлопнула за собой дверь и горько разрыдалась. Наверняка, Новицкому ее всхлипы были слышны даже сквозь стены. Потом ей подумалось, что их слышит не только он, но и все соседи, если таковые имеются, поэтому Зося постаралась задержать дыхание, чтобы успокоиться, сознавая, что с ней случилась настоящая истерика и следует поскорее ее прекратить. Нет ничего хуже истеричной барышни, так считал ее брат, и так, верно, считают все прочие мужчины. В ванной комнате, небольшой, но удобной, она успокоилась окончательно. В спальне нашла мужскую ночную сорочку, без сомнения принадлежащую Новицкому. Забралась в его кровать, укутываясь в пухлое одеяло, и… уснула крепко, без сновидений.
Константин Новицкий: - Да, я это заметил, - кивнул Новицкий в ответ на слова девушки, что она плохо ориентируется в его квартире. Своими хаотическими перемещениями она начинала напоминать некое стихийное бедствие, обрушившееся на его доселе спокойное и мирное жилище. Поэтому Константин Аркадьевич, в какой-то момент осознав, что ничего не может с этим поделать, просто прислонился плечом к стене, сложив на груди руки, и стал философски наблюдать, выжидая, когда и чем это все закончится. Чуть посторонился, пропуская ее в дверь, когда мадемуазель Зофья, словно угорелая бросилась прочь из его кабинета, поморщился сочувственно, когда она с размаху треснулась локтем об ручку двери… Закончился этот припадок деятельного безумия, впрочем, вполне ожидаемо – спустя пару минут после того, как, громко хлопнув дверью, девица скрылась в спальне, оттуда донеслись ее громкие рыдания. Искренне уверенный, что лучшим способом прекратить истерику является полное игнорирование, Новицкий не стал предпринимать никаких попыток успокаивать ее, полагая, что когда-нибудь та уймется и сама – например, когда устанет. И не ошибся. Вскоре всхлипы, доносящиеся до его слуха стали тише и реже, а потом вовсе смолкли. С облегчением вздохнув, Новицкий, стянув сюртук, жилет и сапоги, растянулся на диване и задул свечу. Прочую одежду он оставил на себе, отчего-то не пожелав переодеваться ко сну далее. И теперь, лежа в темноте, с иронией, направленной в этот раз на себя самое, думал – это, верно, оттого, чтобы повторно заблудившись – с нее станется, – безумная девчонка не обнаружила его в ночной сорочке и еще чего-нибудь себе не навоображала. Тем временем, шутки шутками, но сон, действительно, не спешил забрать его в эту ночь. Поэтому, покуда переворачивался с боку на бок на неудобном диване, который был ему явно коротковат, Новицкий успел передумать о многом. В том числе и о том, что оставил на потом минувшим вечером – а что, собственно, он намерен делать с этой Зофьей Шимановской? Взять ее в служанки? Но девица явно была из благородных, потому, поди, и в хозяйстве совершенно бесполезна. Да и не нужна ему служанка. Надо сказать, что мысль сделать ее своей метрессой, столь саркастически опровергнутая Новицким до того вслух, позже все-таки вновь посетила его разум. И снова была отвергнута – и опять вовсе не из соображений благородства. Дело в том, что желая ни к чему в жизни привязываться, Новицкий даже в постоянной связи с женщиной видел угрозу своей независимости. Так и не придумав ничего путного, он уснул лишь под утро. И лишь тогда, уже собираясь уходить, понял, что в своих глобальных размышлениях забыл о вполне обыденных вещах – например, о том, что его невольная гостья станет есть на завтрак, кроме остатков шоколадных конфет. И, не найдя лучшего выхода, оставил на столе в гостиной несколько ассигнаций и запасной ключ от квартиры, подложив под него краткую записку, с пояснениями, что деньги предназначены для того, чтобы девушка сходила куда-нибудь поесть. Оставленной суммы вполне хватило бы на несколько отменных обедов… или же на побег из Петербурга. Это Новицкий тоже вполне осознавал. И даже где-то желал, чтобы именно так девчонка поступила, наконец, избавив его от дальнейшего участия в своей судьбе – и от беспокойства.
Зофья Шимановска: Проснулась Зофья в пустой комнате, забрызганной солнечным светом. Это было так удивительно: вчера весь день шел снег, и небо было низкое, тяжелое и серое, а сегодня оно было высоким и ослепляющее синим. Долгую минуту Зося не могла понять, где очнулась, и что это за комната, и какая странная ночная сорочка на ней надета. Потом вспомнила, и сон как рукой сняло. Она встала и торопливо переоделась в свое платье, которое за ночь высохло и выглядело теперь вполне приличным, вышла из комнаты, ожидая, что сейчас снова встретится с Новицким - встреча эта не сулила ничего хорошего. Вчера он просто хотел узнать подробности, сегодня, скорее всего, последуют активные действия. При свете дня воспоминания о вчерашнем дне казались страшным ночным кошмаром. Зося подошла к дверям кабинета и вежливо постучалась, она имела смутные представления о времени, но подозревала ,что Новицкий уже ушел. Вчера он говорил, что ему вставать рано утром, чтобы идти на службу, а светает зимой поздно. Не услышав никаких звуков из-за двери, Зося вошла. Увы, вчерашний день не был ночным кошмаром, и встреча с Новицким еще ждала ее, не теперь, но когда он вернется. Взглянув на незастеленный диван, на котором мужчина провел минувшую ночь, она увидела небольшую вмятину там где он лежал - след от его тела, точно такой же виднелся и на подушке, оставленный его головой. Зося села на край постели, и, повинуясь сиюминутному желанию, легла на диван так, как, должно быть, на нем лежал он. Она попыталась представить, что Новицкий мог о ней думать, попыталась вообразить себя на его месте, но ей никак не удавалось разгадать его планов. Вновь присев, девушка подумала, что ему, должно быть, было очень неудобно на этом коротком диванчике. В отличие от нее, у него, должно быть, болело все тело после сна на столь неудобном ложе. Стоит признаться, что, несмотря на проснувшийся голод, физически она ощущала себя прекрасно. Психологически, однако, была в полном смятении. Что ей делать до его прихода? Что он собирается делать с ней сегодня? И как сбежать от него? Во всяком случае, она должна суметь воспользоваться любым первым представившимся случаем. Но для начала нужно хотя бы выпить чаю или кофе, если сумеет их найти. Зося вошла в гостиную, намереваясь оттуда направиться в кухню, но по пути на столе заметила ключ, деньги и короткую записку, прочитав текст которой, далеко не сразу смогла понять смысл написанного. В первое мгновение у нее появилось лишь одно желание: бежать, пока это возможно. Раз уж он был так глуп, что сам предоставил ей такой шанс, грех им не воспользоваться. Но она сама оборвала себя на этих глупых мыслях. Оставляя ей ключ и деньги, Констан скорее всего и предполагал, что она поступит именно так. Только что бы это могло значить? Зося села в кресло и начала думать, как ей поступить. Возможно, эти деньги меченные, и если ее поймают пытающейся сбежать, обвинят в краже. Но это казалось абсурдным, ведь доказательством невиновности в этом случае могла служить та самая записка, которую она все еще сжимала в руках. За несколько минут Зосе в голову пришла целая дюжина глупых идей. По полминуты на каждую. И лишь в одном она оставалась уверенной: Новицкому зачем-то нужно, чтобы она от него сбежала. А подчиняться его планам ей очень не хотелось. Но так ли это на самом деле? Увериться в предположениях у нее был лишь один способ – дождаться Новицкого и увидеть его реакцию самой. Но пока что очень хотелось кушать. У нее были ключи от квартиры, были деньги. Зося аккуратно убрала их в сумочку, которую чудом не потеряла вчера днем, оделась, и пошла искать рынок, который оказался в нескольких улицах от дома Новицкого. В ее расположении была значительная сумма, она оказалась вовсе не ограничена в средствах. Закупив все необходимое, девушка поняла, что не сумеет самостоятельно донести и десятой части того, что набрала. Поэтому пришлось нанять мужика с санями, чтобы помог ей. По дороге возница пытался ее разговорить, но Зося решительно пресекла его попытки завязать разговор. Объявив, что не разумеет по-русски, она молчала на любые реплики мужика. У подъезда, впрочем, ее молчаливость разбилась вдребезги. Мужик запросил такую цену за свои услуги, что Зося от возмущения забыла, как дышать. Но быстро вспомнила и, на одном дыхании выдав по-польски все, что она думает о людях, которые думают будто могут ее обманывать, в свою очередь так поразила извозчика, что тот принял от нее ровно столько, сколько она дала и не стал требовать большего. Вернувшись домой, Зофья, впрочем, на мгновение засомневалась, правильно ли она поступила, и сумеет ли она найти на кухне мужчины, живущего без женщины, необходимую для приготовления пищи кухонную утварь. Но все, что было нужно отыскалось в шкафам и ящиках, и Зося начала готовить. Для начала сделала завтрак, который мог бы уже бы считаться обедом, для себя. А потом принялась за прочие блюда. Когда Констан вернулся со службы, на столе его ждали ботвинка, фляки и бигос, а к чаю Зося испекла мазурек. Весьма простой набор, но судя по тому, что Новицкий нашел для них вчера, у него и такой ужин был настоящим явлением.
Константин Новицкий: Проведя ночь не слишком-то комфортно, Новицкий затем и в течение почти всего дня на службе находился не в самом радужном расположении духа, хоть владел собой достаточно, чтобы не срываться на подчиненных. Впрочем, они и сами, словно чувствуя опасность, не слишком стремились нынче вступать в переговоры. Как уже было сказано, в Управлении у Константина Аркадьевича быстро успела сложиться репутация компетентного сотрудника, но при этом - весьма своеобычного человека. "Словно бы не наш, а из немцев", - шептались за его спиной клерки, от которых Новицкий, в отличие от своего предшественника, по преданиям, человека мягкого, стремящегося со всеми сходиться коротко, требовал железной дисциплины во всем, что касается службы и беспрекословного подчинения впридачу. И, даже зная, что его недолюбливают и побаиваются, ничуть этим не тяготился. Мало того, старательно поддерживал подобный стиль отношений, считая его наиболее уместным в делах, касающихся работы. Заходил к нему в кабинет без особой причины, пожалуй, лишь один Траскин, которому нетерпелось узнать впечатления Новицкого от вчерашней премьеры в Большом, куда Константин Аркадьевич так и не попал - по вполне понятным причинам. Которые, впрочем, не стремился пояснять, отговорившись какими-то общими словами, когда удивленный Траскин поинтересовался, отчего же Новицкий так и не дошел вчера до театра. Гривуазные намеки в свой адрес, которые Серж было вздумал делать на этот счет, он тоже быстро оборвал ледяным взглядом, попав под который Траскин вообще вскоре утратил энтузиазм продолжать общение и ретировался из кабинета Новицкого, чему тот был несказанно рад. Так прошел день, по счастью, не слишком напряженный, но Константин Аркадьевич все равно чувствовал себя уставшим более обычного и очень рассчитывал, что дома его встретит привычная обстановка спокойного уединения. Ведь, наверняка же эта сумасшедшая полька уже воспользовалась предоставленным ей шансом сбежать? Однако, едва Новицкий открыл дверь и вошел в парадное своей квартиры, как сразу же понял, что надеждам его сбыться не суждено. Одежда девицы все еще висела на вешалке, а из глубины квартиры доносились какие-то странные - но приятные ароматы, будто бы здесь кто-то что-то готовил. - Мадемуазель Шимановска! - тихонько окликнул Константин Аркадьевич Зофью, сам, тем временем, направляясь в гостиную, которая, по недостатку площади, выполняла в его доме еще и роль столовой, заглянув в которую, так и замер на пороге, увидев полностью сервированный для двоих стол и девушку, с гордым видом восседающую у одного из его торцов. - Вы приготовили ужин? - идиотский вопрос, потому что ответ на него вполне себе очевиден, но Новицкий был несколько растерян, поэтому вел себя не столь последовательно, как всегда. - Но... я думал... впрочем, не слишком важно, что я думал. Что же, дайте мне еще минуту, я только помою руки... Из блюд, приготовленных девушкой, Константин Аркадьевич знал лишь бигос, который когда-то отменно готовила повариха Беата в доме его бабушки. Но Зося справилась с этой задачей не хуже. А поданный к чаю кекс со странным названием "мазурек", и вовсе показался сладкоежке Новицкому божественно вкусным. - Мм, мадемуазель, даже вкуснее, чем у "Вольфа и Беранже"! - и это было из его уст наивысшей оценкой. "Может быть, все же, взять ее к себе в экономки? - как и у большинство людей на свете, после обильной и вкусной трапезы, кривая настроения Новицкого резко поползла вверх. - Во всяком случае, с голоду я рядом с нею не пропаду", - мысленно усмехнулся мужчина, откладывая в сторону салфетку и отодвигая опустевшую чашку. - Спасибо, пани Зофья, все было очень вкусно. Признаться, я несколько устал сегодня, но, благодаря вашему искусству повара, вновь полон сил, - Новицкий улыбнулся ей вполне искренно и, откинувшись на спинку стула, взглянул на девушку. - Ну, а как вы провели сегодняшний день? Должно быть, успели выносить в своей головке еще парочку коварных планов отмщения?
Зофья Шимановска: Зося произвела фурор, и прекрасно это осознавала. Более того, удостоверилась, что ее подозрения были верны. Новицкий, действительно, желал от нее избавиться, значит, нужно сделать все, чтобы остаться рядом с ним на как можно большее время. Это и будет самым верным решением в ее ситуации, потому что, если желаешь от кого-то спрятаться, то лучше делать это у него же под носом. Зося пряталась от жандармов, и было весьма разумным оставаться у Новицкого. Да и как он сам теперь объяснит, что несостоявшаяся убийца жила у него несколько дней? В его же интересах, чтобы ее не обнаружили. Как бы Новицкий не был удивлен тем, что Зося по-прежнему у него квартире, однако, садясь к столу, был уже совершенно спокоен, и ничто не напоминало его недавнего минутного замешательства. Он с удовольствием пробовал ее стряпню, и выглядел даже очень довольным. Когда же дело дошло до кекса, казалось, и вовсе был поражен. Зофья и сама обожала сладкое, поэтому, узнав про эту слабость Новицкого, вдруг начала испытывать к нему даже некоторую симпатию. Да, впрочем, что плохого он ей сделал? Спас от ареста, не бил, не пытался изнасиловать, обращался вежливо и даже уважительно. Она, правда, частенько замечала в его взгляде иронию и насмешку, но разве можно быть до конца уверенной, что это не показалось? Вчера она была слишком настроена против него, и многое могло быть плодом ее воображения. Теперь она явственно это понимала. Он и сегодня иногда посматривал на нее со странным выражением, которое могло бы показаться оскорбительным, но теперь Зося не обращала на это особого внимания. Улыбка же у него была и вовсе замечательная. Даже спрашивая ее о планах отмщения, Новицкий был очень благожелателен и явно не стремился оскорбить ее своими словами. Это скорее походило на дружеское подтрунивание, впрочем, сытный ужин всегда производил на мужчин благоприятное действие. - Нет, не успела, но обещаю, что скоро подумаю и об этом. А вам лучше подумать о том, чтобы идти спать. Вы, наверное, плохо выспались из-за того, что я выгнала вас из собственной же постели. Признаться, вы и сейчас выглядите не лучшим образом, – Зося, еще вчера отметившая холеный вид Новицкого, сегодня видела, что тени вокруг его глаз стали чуть темнее. Похоже, день на службе его утомил. И все же Констан не тронулся с места, пока Зося убирала со стола. Лишь дождавшись, когда она завершит свою нехитрую работу, он поднялся из кресла. И надо сказать, что все то время, пока он был в комнате, Зося испытывала странное ощущение, будто бы физически ощущает его взгляд. Поворачиваясь к нему спиной, ей постоянно хотелось обернуться. Вероятно, это давали о себе знать внутренняя неловкость и смущение, - ведь никогда до этого она не оказывалась так долго наедине с мужчиной - которые Зося, впрочем, старательно скрывала. Выходя из гостиной, Новицкий пропустил ее вперед, и, кажется, снова был очень удивлен, когда девушка, вместо спальни, направилась в его кабинет. Заметив его замешательство, Зося пояснила: - Вам неудобно спать на диване… Вы и так сделали для меня слишком многое, я не хочу доставлять Вам еще и это неудобство, – заметив, что Новицкий собирается ей возразить, она решительно села на диван и заявила безапелляционным тоном. – Этой ночью я буду спать только здесь. А Вас прошу выйти из комнаты, я не могу начать переодеваться ко сну, пока Вы здесь. – Зося дерзко вскинула голову и посмотрела Новицкому в глаза, всем своим видом показывая, что его дальнейшее присутствие в кабинете крайне нежелательно, и будет лучше, если он поторопится. Но Новицкий и не подумал оставить ее в одиночестве, и тогда Зося вновь заволновалась, а вдруг вчера он просто решил повременить с насилием? Но, лихорадочно перебрав в памяти его вчерашние слова, успокоилась. Он вполне ясно дал понять, что не желает ее, потому что она из породы девушек, которые его не привлекают. - Но, может, Вы хотели бы поработать, а я Вам мешаю? В этом случае я готова подождать, пока Вы не закончите.
Константин Новицкий: - Мое общество успело настолько Вам опостылеть? – проговорил он в ответ на замечание девушки, что ему следует подумать о том, чтобы ложиться спать. И тотчас же недовольно поморщился – сказанное прозвучало так, будто он с нею заигрывает. Поэтому следующая реплика прозвучала уже куда суше. – Позвольте, сударыня, лучше мне самому решать, о чем мне следует думать, а о чем нет. От этой резкой интонации, плечи девушки, собирающей со стола грязные тарелки, чтобы снести их на кухню, чуть заметно напряглись, словно бы она ждала от него удара. От этого Новицкому стало еще неприятнее – он, действительно, не хотел ее пугать. Напротив, был благодарен за вкусный ужин, да и вообще… Следовало честно признать, что давно забытое ощущение, возникающее на душе, когда кто-то проявляет о тебе заботу, оказалось крайне приятным. А ведь он уже почти и забыл, как это бывает. Последним человеком, который что-то для него делал просто так, пожалуй, была бабушка Эва… Впрочем, это совсем иной случай, нечего сравнивать. Уж мадемуазель Шимановской явно есть, чего от него желать и чего добиваться. Но извиниться, все же, следовало. - Я иногда бываю чрезмерно раздражителен… не придавайте значения. Пожалуй, в самом деле, нужно идти спать, - он вздохнул и поднялся на ноги, направляясь к двери. Зофья, которая уже успела покончить с уборкой, молча, последовала за ним. И когда Константин Аркадьевич открыл перед ней дверь, к удивлению мужчины, двинулась в сторону его кабинета. Где, вдруг, ни с того, ни с сего, уселась на диван и заявила, что намерена отныне спать только на нем. Нельзя сказать, чтобы Новицкого так уж радовала перспектива еще одной бессонной ночи, но попытка девчонки установить свои порядки в его же собственном доме вновь заставила проснуться утихшее было в душе недовольство. - Да что вы говорите! Неужто, в самом деле, подождете?! – присвистнул он, ехидно блестя глазами, в одно мгновение придумав кое-что, что должно будет, как говорится, привести ее в соответствие. – Как же это любезно с вашей стороны, мадемуазель! Ну что же, оставайтесь пока здесь, если хотите… Только одна проблема. Видите ли, дома я привык ходить… ммм… не совсем одетым, - после этих слов девушка взглянула на него, как на умалишенного, но именно того Новицкий и добивался. – Что? Вы находите это странным? Напрасно, очень удобно. Признаться, все эти галстуки-воротники-сюртуки так утомляют за день! А в квартире я, обычно, совсем один, так что навряд ли кого-то может смутить моя нагота. Дабы пощадить Вашу скромность, вчера я не стал являться перед Вами в костюме Адама. Но раз уж Вы остаетесь, да еще и намерены занять мой кабинет, который мне часто бывает нужен вечерами… С этими словами, Константин Аркадьевич спокойно стянул с себя сюртук, потом, с невозмутимым видом расстегнув запонки на манжетах сорочки, принялся за ее пуговицы. Опешившая на мгновение Зофья, тем временем, вышла из ступора, резко подхватилась, и со всех ног бросилась прочь из его кабинета. А сам Новицкий, услышав, как хлопнула дверь спальни, едва в силах удержать хохот, закричал ей вслед: - Ну, куда же вы, пани Зося?! Вы даже не взяли свои постельные принадлежности! Ничего, подождите пару минут, я только закончу, и сам Вам все принесу…
Зофья Шимановска: Зося с каким-то странным чувством слушала Новицкого и никак не могла понять, к чему он ведет, вместе с тем, все больше и больше убеждаясь, что задумал он по отношению к ней нечто гадкое. Однако в ее представлении, насильники и выглядеть должны были соответственно – опасными, злыми и грубыми. Новицкий же нисколько не проявлял этих качеств. Он просто начал раздеваться. Весьма неторопливо, следует признать, поэтому Зося решила, что с места не сдвинется до тех пор, пока не будет уверена, что он действительно решил воплотить в жизнь свои угрозы. Она следила за тем, как Констан снимает сюртук, как расстегивает запонки. И сложно описать словами, какое впечатление это внезапно произвело на нее. Непроизвольно обратив внимание сначала на то, как манжеты охватывают широкие запястья Новицкого – не по-мужицки, но, тем не менее, достаточно широкие, чтобы выглядеть очень мужественными, Зося подумала, что, оказывается, наблюдать за тем, как мужчина расстегивает запонки, для женщины может быть весьма волнующим зрелищем. Когда же он без тени смущения начал расстегивать пуговицы на сорочке, Зося задохнулась от возмущения. Никто и никогда так явно не демонстрировал свое безразличие к ее присутствию. Выходит, он относится к ней, как к пустому месту! Не в силах выдерживать это унижение дальше, Зося вскочила с дивана и убежала прочь, запершись в спальне. А вдруг ему придет в голову ее преследовать? Мало ли, какие извращения встречаются в жизни? Вдруг, ему доставляет удовольствие оскорблять ее своими выходками? И тут, словно в подтверждение ее мыслей, девушка услышала голос Новицкого. Оказывается, убегая, она забыла постельные принадлежности, и теперь он обещал принести их сам. Тут-то Зосей и овладел неподдельный ужас. Подумалось вдруг, что она попала в руки умалишенного. Вчера не успела разобраться в этом, и была так глупа, что осталась в его логове. Впрочем, так ли уж надежны замки на дверях… Кроме того, у хозяина, их установившего, наверняка есть и запасные ключи. Зося с грохотом приставила стул к двери, уселась на него и стала прислушиваться, не раздадутся ли за дверью шаги Новицкого. Но все было тихо. В конце концов, решив, что, скорее всего, он отправился спать, Зося тоже разделась и собралась лечь, но злость и обида были так сильны, что потребовалось еще несколько минут, чтобы успокоиться. Выходит, он просто над ней посмеялся! И все же, возмущение – было не единственное чувство, которое мешало ей уснуть. Она продолжала невольно вслушиваться, не раздастся ли в коридоре звук шагов. Но тишины по-прежнему ничего не нарушало, так что вскоре Зося начала засыпать. И богатое ее воображение продолжало во сне рисовать, как Новицкий подкрадывается в ночи к дверям спальни, неслышно отпирает замок запасным ключом, садится на край кровати… на этом месте что-то словно выдернуло ее из объятий Морфея. Какой-то звук привлек внимание и не позволил окончательно соскользнуть в сон. И Зося была этому даже рада, ибо уже убедилась, какие сны терзали бы ее всю ночь, если бы она не проснулась. Но потом непонятный звук повторился еще раз, и девушка поняла, что выражение «кровь стынет в жилах» в действительности лишено всякой поэтики и образности. Ручка двери двигалась, словно кто-то пытался открыть ее, издавая при этом тот самый шум, который не позволил ей уснуть.
Константин Новицкий: Получив в ответ на свою реплику закономерно ожидаемую тишину, едва успев поплотнее закрыть дверь кабинета, Новицкий рухнул в кресло, закрыл лицо руками и расхохотался так, как не смеялся уже много лет – от души и до слез. И еще примерно четверть часа, стоило лишь представить мысленно себя, разгуливающим по дому нагишом перед ошалевшей от страха Зосей, он чувствовал, как на него накатывает новый приступ этой смеховой истерики. Впрочем, в достаточной мере овладев собой, Константин Аркадьевич, все же, уделил в тот вечер несколько времени и работе – совершенно при этом абстрагировавшись от недавнего своего веселья. Нужно было изучить пару важных документов, которые не успел прочесть днем, потому что принесли их перед самым окончанием присутственных часов. А сидеть лишнее время в «застенках», как Новицкий про себя иронически именовал собственный кабинет с зарешеченными окнами, совершенно не хотелось. Когда же закончил с делами и сам уже собрался ложиться спать, вдруг вновь обратил внимание на аккуратную стопку постельного белья и свернутое одеяло, сложенные на подушку, лежащую в углу дивана. И вспомнил, что так и не отнес их Зофье. А ведь она, наверное, ждет. С этой мыслью Новицкий немедленно подхватил в охапку все это имущество и пошел в спальню. Стучать в комнату, когда обе руки заняты, крайне неловко, поэтому, потоптавшись с минуту подле закрытой двери, мужчина неловко, локтем, стал пытаться отжать ее книзу, отчего-то ни на секунду не подумав, что хорошо бы для начала постучать и сообщить о своем присутствии. Впрочем, кажется, его и без того быстро обнаружили. Потому что вскоре из-за двери послышался голос мадемуазель Шимановской, вернее – сдавленный шепот, которым девушка спросила, что ему нужно. - Я принес Ваши вещи, пани Зося, простите, что так долго, - за дверью, меж тем, повисло напряженное молчание. И Новицкий, которому было ужасно неудобно со всей этой кипой в объятиях, быстро потерял терпение. – Вы оглохли?! Говорю же: белье принес! И тут до него, наконец, дошло. Ухмыльнувшись, Константин Аркадьевич покачал головой и проговорил: - Да открывайте же, мадемуазель! Даю слово, что пришел к Вам в одежде!
Зофья Шимановска: Не открыть дверь в сложившихся обстоятельствах было глупостью, открыть – глупостью еще большей. Зофья не могла понять, что заставило ее послушаться Новицкого, но кое-какие меры безопасности все же предприняла. Оставив стул перед дверью, в одну руку она взяла подсвечник с зажженной свечей, а в другую – увесистый кувшин. Свеча нужна была, разумеется, больше для освещения, но могла быть использована при необходимости и как оружие. Если Новицкий действительно явился раздетым, то ожог от нее, хоть и не нанесет значительного увечья, но все же отвлечет на несколько мгновений, а она тем временем ударит его по голове кувшином. Вооружившись подобным образом, Зося отперла защелку, предоставив открывать дверь самому мужчине, и он не заставил себя ждать. Поэтому, следом за звуком отворяемой двери, сразу же послышался жуткий грохот – то упал стул. Новицкий, между тем, уже шагнул в комнату, а потому был вынужден неловко перескакивать через внезапную преграду. Выглядел он при этом не слишком изящно, хотя в остальном его внешний облик вполне соответствовал приличиям – разве что без сюртука, который снял еще тогда, в кабинете. Рукава же рубашки его теперь были небрежно завернуты, а несколько пуговиц у воротника – расстегнуты, открывая ямку между ключицами, но не далее. При условии, что Зося не особо бы удивилась, если бы Констан и впрямь предстал перед нею обнаженным, такой костюм ей показался весьма и весьма сдержанным. - Белье? – глупо переспросила она, глядя на не менее ошарашенного Новицкого. – Положите его на кровать. Она никак не могла выйти из ступора, сжимала в одной руке свечу, в другой – кувшин, и, видимо, сама походила на привидение. Новицкий тихо выругался, и это привело, наконец, ее в чувство. Минутная заминка внезапно сменилась бурной деятельностью. Бросившись к Новицкому, она поспешно убрала с его пути стул, наделавший столько шума, все это время извиняясь за то, что так неудачно поставила его, наговорив зачем-то в свое оправдание еще кучу всякой чепухи о том, как именно он появился напротив двери. Объяснения были все больше фантастические, однако Констан даже взглядом не намекнул, будто считает ее слова глупыми. Возможно, просто был крайне удивлен, и теперь боялся ее не меньше, чем она боялась его несколькими минутами ранее. Наверное, Зося сейчас особенно явно производила впечатление человека, повредившегося рассудком. Впрочем, подобная мысль, наверняка, уже не раз закрадывалась в голову Новицкому, и теперь он просто прикидывал, насколько верны его догадки. Подумав об этом, Зося попыталась взять себя в руки и немного успокоилась, хоть только и внешне, морально до сих пор пребывая на грани истерики. - Спасибо, и давайте все же спать. Поздно, – присев на краешек кровати, она смиренно сложила руки на коленях.
Константин Новицкий: Девица продолжала блажить. Войдя, наконец, в спальню, Новицкий едва тотчас же не растянулся во весь рост, споткнувшись о какие-то баррикады, которые она успела нагромоздить. И, чтобы сохранить равновесие и не выронить из рук кипу белья, мужчина был вынужден совершить почти акробатический этюд, перепрыгивая через нее. Чертыхнувшись тихо сквозь зубы, он едва сдержался, чтобы не высказать вслух все, что думает о пани Шимановской и ее странных привычках, однако вовремя сдержался, вспомнив, что, в общем-то, сам ее напугал своей неудачной шуткой. Вероятно, девушка, действительно, вообразила его тайным извращенцем. Она и теперь еще испуганно следила за тем, как он укладывает свою ношу на кровать. Но потом, точно очнувшись, начала бегать по комнате, бормоча что-то на смеси польского и французского языков, из чего Новицкий успел понять лишь то, что ей очень жаль, что все вышло так глупо. - Да прекратите же, наконец, метаться! – воскликнул Константин Аркадьевич. – У меня уже в глазах от вас рябит. После этих слов она тотчас же уселась на край кровати и вдруг стала очень похожа на послушную институтку, готовую внимать словам строгого учителя. Такой она нравилась Новицкому гораздо больше. - Действительно, поздно, - она на мгновение подняла на него глаза и тотчас же вновь потупилась, рассматривая свои руки. И в ее взгляде в этот момент по-прежнему было столько смущения, что Константин Аркадьевич невольно смягчился и даже улыбнулся. – Вы зря извиняетесь, - сказал он вдруг, - это мне следовало бы попросить прощения за свое странное чувство юмора. Можете быть спокойны, без сильной на то нужды я по дому голым обычно не хожу… Да и вообще редко бываю дома. Сказанное все равно вышло несколько двусмысленным, но в этот раз, видимо, понемногу привыкая к нему, девушка то ли не почувствовала этого, то ли просто предпочла сделать вид, что ничего не произошло… - Кстати, а где остановились в Петербурге вы? Я далек от мысли, что вы отправились убивать господина Траскина прямиком с дороги. У вас же, наверняка, были с собой какие-то вещи… саквояж… не знаю? – он взглянул на нее вопросительно и замолчал.
Зофья Шимановска: Заговорив о простых вещах, Новицкий развеял болезненную атмосферу, которая завладела Зофьиными сознанием. - Бог мой! – Зося всплеснула руками, но сразу снова опустила их на колени. – Я совсем забыла! Все эти переживания… Сняла комнату на постоялом дворе на Сенной площади на несколько дней. Думала, закончу дела и уеду обратно как раз сегодня… Я ведь никак не давала знать о себе хозяину уже два дня и денег за них тоже не платила. Как думаете, что стало с моими вещами? Однако Новицкий в ответ объявил, что ночью решать столь серьезные вопросы не пристало, уговорил ее лечь спать, а сам снова ушел ночевать в свой кабинет. Дверь за ним Зося все же заперла, хоть и не сразу, не желая оскорблять хозяина своим недоверием, от которого так и не смогла избавиться. Затем застелила кровать и улеглась в постель, мечтая о спасительном сне. Она сильно устала, сказывалось нервное перенапряжение, но, несмотря на это, сразу уснуть не смогла. Долго крутилась в кровати, пытаясь найти удобную позу, но лишь запутывалась в одеяле, мысленно снова и снова прокручивая вечерние происшествия, чувствуя, что снова начинает раздражаться. Обида против Новицкого, почти улегшаяся, пока он был рядом, напомнив о себе вновь, даже усилилась. Издеваться подобным образом над девушкой мог только совершенно бесчувственный болван. Впрочем, чем больше Зося об этом думала, тем сильнее злилась, в том числе и на саму себя, столь легко попавшуюся в его ловушку. Теперь было абсолютно непонятно, как могла она поверить во всю ту ерунду, что нагородил Констан. В подобных угрызениях время текло вне всяких законов. Первые пару часов казались неимоверно длительными, а потом Зося только и успевала отмечать очередной бой часов, прекрасно слышный в ночной тишине. Где-то с половины седьмого утра до нее стал доноситься шум, издаваемый Новицким, собиравшимся на службу. Больше всего Зосе хотелось бы сделать вид, что она спит, и не выходить к нему. Но это было бы слишком глупо. Им бы все равно пришлось встретиться, пусть и вечером. К тому же следовало поскорее решить вопрос о ее дальнейшем нахождении в его квартире. Оставаться после всего было унизительно. Наскоро одевшись, умывшись, поймав в зеркале ванной комнаты свое отражение, что сильно подпортило ей и без того плохое настроение, в гостиную Зося явилась мрачнее тучи. А Новицкий еще вздумал спрашивать, хорошо ли она провела ночь, будто бы ответ не был написан на ее лице. - Доброе утро, Констан. А, вы уже оделись! – Зося внимательно осмотрела Новицкого с ног до головы, будто выискивая погрешности в его костюме. – Признаться, вчера я приняла вас за сумасшедшего. Ходить обнаженным в нетопленой комнате… Так же можно и радикулит получить… в вашем-то возрасте! – Зося совсем не считала, что Новицкий находится в том возрасте, когда об этом следует упоминать, но не смогла отказать себе в удовольствии поддеть его после вчерашнего. И хоть сама тотчас же испугалась собственной дерзости, но испытывала одновременно удовлетворение за то, что не осталась неотомщенной. - Впрочем, даже если вы и впрямь тяготеете к столь странным привычкам, то сможете вернуться к ним сегодня же. Я очень признательна за оказанную помощь, но намерена сегодня же покинуть ваш дом. Говоря это, Зося вполне искренне ощущала благодарность по отношению к Новицкому. Но оставаться, действительно, не было никакого смысла, ведь она сполна уже убедилась, что Констан не готовит для нее никакой ловушки. По странной случайности, он просто пожалел ее, но продолжать испытывать его терпение дальше будет крайне неразумно.
Константин Новицкий: - Позвольте лучше мне самому решать, что делать, в моем собственном доме, сударыня! – холодно проговорил в ответ Новицкий, которого, надо сказать, весьма задел недвусмысленный намек девушки на его возраст. Он прекрасно понимал, что подобная дерзость с ее стороны – всего лишь попытка отомстить за его собственные над ней издевательства, но не смог до конца скрыть своих эмоций. – Кроме того, осмелюсь также напомнить, что вы в нем – вовсе не гостья. В день нашего… ммм… знакомства я не дал себе труда прямо на это указать, рассчитывая на Вашу собственную сообразительность. Однако вижу, что несколько ее переоценил. Вы, мадемуазель, заведомо покушались на жизнь государственного чиновника. Сие есть серьезное преступление. Если Вы подумали, что я оставлю его безнаказанным – по каким угодно причинам, то ошибаетесь. Поэтому никуда отсюда вы более не выйдете – без моего сопровождения, во всяком случае. Девушка растерянно смотрела на него. По-видимому, она никак не ожидала подобной отповеди и столь официального тона после того, как они, вроде бы, лучше узнали друг друга. Но Новицкий, напротив, был доволен произведенным эффектом, который постарался даже усилить, когда, в дверях, повернулся к Зофье, вновь окинул ее ледяным взором голубых глаз и произнес: - Запирать Вас на замки я по-прежнему не намерен, сударыня. Однако бежать отсюда не рекомендую. Если это произойдет, обещаю тотчас же разослать по всем окрестным почтовым станциям Ваш полный словесный портрет – и это плюс к тому, что без должным образом выправленных подорожных документов Вы сможете доехать из Петербурга лишь до первой из них. Далее будете задержаны, опознаны и привезены на Фурштатскую, где с Вами вряд ли кто-то станет обращаться столь деликатно, как Вы, несомненно, заслуживаете, - уголок его рта дернулся в язвительной ухмылке. – Так что придется терпеть мои «странные привычки» еще некоторое время. А на Cенную за вещами мы съездим вечером, - вдвоем. Когда я вернусь со службы.
Зофья Шимановска: Слушая Новицкого, Зося на некоторое время действительно растерялась, но скоро пришла в себя. А что, собственно, он сказал ей нового? Только то, что и сама девушка поняла еще вчера утром. Только вторую ночь провела она под крышей этого дома, а ощущение было такое, будто стала на целую жизнь старше. - Разумеется. Не думаете ли вы, что я сама этого еще не поняла? Думаете, я бы осталась здесь хоть на час, если бы не была убеждена в ваших намерениях? Мне теперь только и остается, что ждать! – Последние слова прозвучали одновременно со звуком закрывающейся вслед за Новицким двери. И Зося бы предпочла, чтобы он не слышал их вовсе, но это, конечно, вряд ли. Она корила себя за то, что в очередной раз доставила ему удовольствие увидеть свою горечь и отчаяние. Ведь когда Констан находился рядом, между ними постоянно происходили какие-то стычки, из которых всегда выходил победителем именно он. Впервые за все это время Зося подумала, что ее план, который казался таким легким в исполнении, был с самого начала обречен на неудачу. Новицкий был прав. Фактически выходило, что вознамерившись покуситься на жизнь Траскина, она совершала преступление, не против одного человека, а против целой системы, элементами которой являются такие люди, как Констан. И то, что Зося попалась в руки именно к нему, возможно, еще было для нее удачей. Ведь что бы Новицкий ни говорил, как бы ни угрожал, это были всего лишь слова. Если бы он по-настоящему хотел, дать ход этому делу, то, наверняка уже бы это сделал. Но и пренебрегать его мнением ни в коем случае нельзя. Если уж решилась вести с ним дела, необходимо постоянно следить за балансом. Чтобы, с одной стороны, не оказаться полностью в его воле, но в то же время и не пытаться подчинять его себе. Ей предоставлялась свобода, возможно, самая легкая из тех, которые только могут быть. Свобода двигаться по узкому коридору меж двух нерушимых стен. Стоило Новицкому уйти, Зофья сразу почувствовала себя спокойней. Более того, ее охватила такая сонливость, что, без всяких угрызений совести, она вернулась в спальню и уснула на несколько часов. Проснулась ближе к полудню, настроение было ужасным, голова болела после ночных бдений и тяжелого утреннего сна. Как ни странно, чашка свежесваренного кофе рассеяла и дурное настроение, и головную боль. Есть совершенно не хотелось, и поэтому она сразу приступила к приготовлению ужина для Новицкого. Все справедливо: он - не радушный хозяин, а она недорогая гостья, поэтому Зося чувствовала себя теперь неловко. И единственным способом успокоить гордость было сделать что-то полезное, объясняя хотя бы таким образом свое здесь присутствие. Опыт предыдущего дня показал, что в качестве кухарки она удовлетворяет вкусы своего надсмотрщика, и так как готовка была одним из немногих занятий, которые были доступны для нее, Зося принялась стряпать. Новицкий вернулся чуть раньше, чем она его ждала. От ужина отказался, объявив, что прямо сейчас они едут на Сенную за ее вещами. Много времени, чтобы собраться Зосе не требовалось и скоро они уже садились в экипаж. По дороге молчали, но напряжение все равно висело между ними и ощущалось физически. Впрочем, вряд ли сам Новицкий испытывал какое-то напряжение, он его порождал, был его источником. А вот Зося, напротив, огромным волевым усилием удерживала расслабленную позу, и сомневалась, что сумела сохранить на своем лице столь же отстраненное выражение, как у сидящего напротив Новицкого. Вскоре он еще раз уточнил адрес, Зося ответила. В следующий раз они заговорили, когда экипаж остановился. В глубине души Зофья надеялась, что Констан пойдет с ней, но он сказал, что будет ждать ее здесь. В Петербурге в марте смеркается рано, поэтому на темную улицу Зося шагнула одна. Как только девушка вошла в помещение, хозяин, завидев свою пропащую постоялицу, сразу остановил ее и потребовал денег за просроченный день. Зося даже обрадовалась тому, как быстро все разрешилось, без всяких объяснений с ее стороны. Разговор был прост: ее комнату оставили за ней, решили подождать пару дней, пока она, вернувшись, не заплатит свой долг. Зося поблагодарила улыбающегося хозяина. Но про себя подумала, что улыбка у него странная - крупные губы неприятно раздвигались и обнажали ряд сплошных и блестящих зубов. Но какое ей дело до него дело? Она сейчас просто соберет вещи, заплатит, уедет отсюда, и больше никогда здесь не окажется. Поднявшись в комнату, Зося оказалась неприятно удивлена, вещи ее были разбросаны, хотя, уходя, она оставила их в полном порядке. Бросившись ощупывать те из них, в которые были зашиты деньги (так ей посоветовала добрая женщина в дороге), девушка увидела, что все ее сбережения куда-то пропали. Сразу стало понятно, почему хозяин так ухмылялся. Расстроенная Зося вздохнула и начала заново складывать вещи, даже не надеясь получить украденное обратно. Затем снова пошла вниз, чтобы вернуть ключ, но там вдруг случилось нечто, что привело девушку в недоумение: хозяин вновь потребовал с нее деньги. - Вы уже получили свою плату и прекрасно знаете, что больше денег у меня нет, – сказала она холодно и собралась уже уходить, но мужчина схватил ее за руку, и Зося поняла, что вырываться бесполезно. - Это ты в воровстве меня обвиняешь, что ли? – спросил мужик и добавил пару крепких словечек. - Если вы меня сейчас же отпустите, то я никому ничего не скажу, – очень смело, как ей самой сейчас казалось, заявила девушка в ответ свои условия. Зофье почему-то действительно совсем не было страшно. Видимо, это злость и досада помогли избавиться от робости, которая ей вообще-то была свойственна. Но вскоре все же оказалась поколеблена в своем хладнокровии. Произошло это, когда мужчина резко прижал ее к себе и недвусмысленно объяснил, что именно намерен взять в качестве платы за постой, раз у нее нет денег. Зося вновь попыталась вырваться, надеясь, что сумеет выбежать на улицу, где ее ждет экипаж. И в какое-то мгновение это почти удалось, но он успел-таки схватить ее за одежду и разозленный сопротивлением, ударил девушку по лицу. Зося взвыла. Слишком часто за последние несколько дней она получала удары. Вырываясь, она звала Константина по имени, даже не понимая, что он вряд ли услышит ее крики. Но вдруг случилось чудо. Он влетел в комнату с такой скоростью, что Зосин обидчик даже не успел его заметить. Одним рывком оторвал отвратительного мужика от Зоси и отшвырнул его в угол. Послышался шум бьющейся посуды. Замерев на мгновение, он бросился на Констана. А Зося тем временем увидела еще одного человека, которого не заметила прежде. Подняв кочергу, он бросился на помощь своему дружку. Зося и сама не смогла понять, что случилось потом. Подпрыгнув, она ухватилась за поднятую руку мужчины и повисла на ней. Пытаясь высвободиться, новый участник драки начал пятиться назад. И Зося была рада этому. Она пыталась сделать все, чтобы не позволить ему вмешаться в поединок Новицкого и трактирщика. Секунд пятнадцать провисев на руке с кочергой, Зося болталась в воздухе, как мелкая собачка, напавшая на сумасшедшую корову. И тут вдруг ее противник, потеряв равновесие, начал оседать на пол. К счастью, на его пути оказался стул. На него они вдвоем и рухнули. Оказавшись в результате на просторной коленке мужика, Зося, тем не менее, продолжала цепляться за него, как голодный младенец за кормилицу.
Константин Новицкий: Несмотря на то, что домой Новицкий пришел несколько раньше обычного, там его уже ждал горячий ужин, от которого он, впрочем, отказался. Но не столько потому, что так уж спешил покончить с запланированной поездкой за вещами девушки, сколько желая показать Зофье, что все еще не забыл их утренний разговор, когда фактически открытым текстом указал на ее место в этом доме. Надо сказать, что, против воли в течение дня мысленно возвращаясь в собственную парадную, Константин Аркадьевич не раз упрекнул себя. Но вовсе не в том, что был излишне и необоснованно резок с девушкой, которая, собственно, и не пыталась сбежать, а потому вовсе не заслуживала, чтобы с ней разговаривали столь резко. А как раз в том, что по необъяснимой причине, позволил себе дать некую слабину в общении с ней, которую Зофья, с присущей всякой женщине интуицией, немедленно ощутила. И, верно, сделала какие-то лестные для себя, но совершенно ложные выводы. Поэтому, возвращаясь вечером, Константин Аркадьевич дал себе слово отныне вновь держаться с мадемуазель Шимановской столь же сухо и официально, как в первые часы их знакомства. По дороге в постоялый двор, где она остановилась, приехав в Петербург, оба молчали. Новицкий равнодушно смотрел в окно, кажется, ни разу за всю дорогу не повернувшись к Зофье. И даже не пошел вместе с ней, когда они приехали, хотя, судя по небольшой заминке, девушка ждала, что он ее проводит. Не сделать этого, безусловно, было совсем не по-джентльменски, но Новицкий в очередной раз напомнил себе о своем решении. Поэтому лишь равнодушно-вопросительно взглянул на Зофью и поинтересовался, чего это она все еще сидит на месте. Когда же девушка, словно очнувшись, схватилась за ручку дверцы экипажа и выскочила на улицу, еще и посоветовал вслед, в качестве напутствия, живее пошевеливаться и не заставлять его слишком долго ждать. А сам откинулся на спинку сиденья, сложив перед собой руки, затянутые в лайковые перчатки, на украшенный золотой инкрустацией, слоновой кости набалдашник трости и прикрыл глаза, точно собираясь дремать. Впрочем, когда, спустя четверть часа, Зофья не вернулась, поднял веки, нетерпеливо выглянул в оконце экипажа, не идет ли она обратно. Но ее все не было, и, просидев еще пару минут, нервно постукивая пальцами по набалдашнику, Новицкий, наконец, посчитал, что выждал достаточно и вышел на улицу, направляясь к зданию трактира, при котором, видимо, и содержался постоялый двор. Во всяком случае, другого входа под табличкой с именем хозяина Новицкий не увидел. Брезгливо посматривая на пьяное отребье, шатающееся вокруг и удивленно взирающее на лощеного франта в английском рединготе и цилиндре, Константин Аркадьевич в очередной раз мысленно поразился странности мадемуазель Шимановской – надо же было выбрать для постоя такую дыру! Он еще утром хотел спросить, какой черт занес ее в район Сенной, по всему городу имеющий недобрую славу разбойничьего места, но не стал. Да и теперь быстро забыл об этом думать, едва услышал приглушенные женские возгласы. Узнав голос Зофьи, Новицкий резко ускорил шаг, пинком открыл входную дверь, влетая внутрь трактира, где, осмотревшись, тотчас же и увидел ее, прижатую к стене каким-то мерзко гогочущим мужиком, изрыгающим из своего помойного рта какие-то несусветные пошлости в ее адрес. Мгновенно оценив обстановку – мужик был здоровенный, выше Новицкого, но это его не смутило, так как больше никого не было, а один на один его боксерских навыков, если что, вполне хватит, чтобы одолеть и превосходящего физической силой противника, Констан подлетел к нему, обернувшемуся на резкий звук и опешившему столь внезапным явлением нового действующего лица, схватил за шкирку и отшвырнул куда-то в сторону. - Возвращайтесь немедленно в экипаж! – бросил он бледной и испуганной девушке, на подбородке которой успел заметить кровь, струйкой сочившуюся из ссадины на нижней губе. – Стойте! Возьмите это сперва! – Новицкий полез в карман за носовым платком. Именно в этот момент, зарычав, словно разбуженный посреди спячки медведь, оклемавшийся мужик вновь бросился на него, но почти вовремя был остановлен мастерским кроссом в челюсть. «Почти», потому что, замешкавшись с платком, Констан не совсем вовремя уклонился от его кулака и пропустил изрядный тычок в плечо, отбросивший его самого к стене, но на ногах устоял. - Ах, ты падаль! – с некоторым удивлением в голосе проговорил Новицкий, добавляя смачный хук поверх предыдущего удара, отправляя им, и без того, как-то сразу поскучневшего мужика, в состояние, которое в английском боксе называют словом «knockout». Убедившись, что тот более не испытывает желания продолжать бой, Новицкий резко обернулся, подхватывая с пола свою трость. Нажав на потайную кнопку в набалдашнике, он вдруг выхватил из нее, как из ножен, узкую, похожую стилет, шпагу и приставил ее прямиком к шее приятеля хозяина трактира, который, усилиями Зофьи уже был усажен на стул. Вопреки его приказу, девушка не убежала, а приняла, так сказать, посильное участие в драке, набросившись, точно разъяренная фурия, на подоспевшего на помощь трактирщику его дружка. И этим не только изрядно удивила Новицкого, краем глаза следившего за происходящим, но и, прямо сказать, помогла ему – с двумя противниками было бы справиться труднее. Теперь, правда, ошарашенный внезапной атакой и напуганный приставленным к горлу оружием, этот второй заметно присмирел. Но на всякий случай, недобро улыбаясь, Новицкий посоветовал ему не дергаться, если тот не желает быть нанизанным на шпагу, точно кабанья туша на вертел. Подавая руку девушке, помогая той подняться, Новицкий бросил ей, не сводя взора с замершего, вцепившись руками в сиденье стула, мужика. - Ну, все! Повеселились – и достаточно. А теперь – очень быстро – вы берете, наконец, свои вещи, и уходим, пока наш добрый хозяин не проснулся. Я тут пока покараулю его сон, а ты мне поможешь, да? – он чуть сильнее прижал острие шпаги к кадыку мужика и тот согласно замычал, боясь пошевелиться.
Зофья Шимановска: Не теряя ни секунды, с помощью Констана Зося поднялась на ноги, подхватила свой саквояж и бегом бросилась на улицу. С той же стремительностью запрыгнула в экипаж и стала с нетерпением ждать Новицкого, каждую секунду все больше волнуясь, что оставила его там одного. Разумеется, она не думала, что способна хоть сколько-нибудь увеличить его шансы на победу – они и так были практически стопроцентными, но ей было бы много спокойнее видеть своими глазами, что с ним все в порядке. Поэтому девушка напряженно вглядывалась из экипажа в маленькое окошко рядом с входной дверью. И вздохнула с облегчением, лишь когда увидела Новицкого, неспешно выходящего из трактира. Зофья часто читала о «моментах истины», но сама в них особенно не верила. Ведь, чтобы принять решение, нужно время его обдумать. А для того, чтобы утвердиться в своем отношении к человеку, его нужно лучше узнать. Но вот она смотрела на Констана, с которым познакомилась совсем недавно. Можно сказать даже, всего несколько часов тому назад. И все это время он чаще был с нею груб, в лучшем случае просто держался насмешливо, но при этом в решительные моменты всегда оказывался на ее стороне. Новицкий и теперь еще вызывал у нее смешанные и противоречивые чувства: раздражения, обиды, страха. Но вот он сел в экипаж, повернул голову, посмотрел на нее, и Зося будто впервые увидела, что у него голубые глаза с длинными ресницами, смотрящие на мир умно и иронично, аккуратно подстриженные темные и густые волосы, тень на щеке, капризные, восхитительно вылепленные губы, а еще - замечательное чувство юмора. - Констан?.. – Она неуверенно позвала его.- Я… спасибо большое… Тот мужчина, он не сделал вам больно? – все же сложно было представить, что кто-то может сделать ему больно. Едва же он успел открыть рот, чтобы ответить на этот Зосин вопрос, как она уже задала следующий. – Господи, они там… все живы? Видимо, страх за жизнь тех, от одного из которых она только что сама яростно защищала Новицкого, слишком явственно прозвучал в голосе девушки. Констан усмехнулся в ответ, а Зося отчего-то смутилась и поторопилась отвернуться. Выдерживать его взгляд ей отчего-то было очень трудно. И это незначительное движение мгновенно напомнило об оплеухе, которую она недавно получила. Потрогав щеку рукой, Зося почувствовала, что та уже начала немного опухать.
Константин Новицкий: Убедившись, что Зофья с вещами покинула здание трактира и находится в безопасности, сам Новицкий задержался там еще на несколько минут. Взыграло любопытство – захотелось узнать, из-за чего, собственно, разгорелся весь сыр-бор. Но прежде он искренне посоветовал хозяину постоялого двора и его дружку вести себя спокойнее, между делом, упомянув свою принадлежность к конторе на Фурштатской. После чего те, действительно, окончательно присмирели – никому, в Петербурге, а уж тем более, обитателям столь сомнительных мест, не хотелось проблем с Жандармским управлением. - Так не заплатила за постой ваша панночка! – глядя на Новицкого исподлобья, пробурчал в ответ хозяин, уже достаточно, хоть и не до конца пришедший в себя. – Да и не собирался я сильничать, так, припугнуть хотел, а она чего устроила! Еще и в огудалы меня записала, стервь! - Куда записала? – Константин Аркадьевич вопросительно приподнял бровь. - Ну, так в мошенники, в огудалы! Сказала, что это я ейные деньги спер, которые в нумерах она хранила. А я не брал! Я ж не придурок какой, у своих же постояльцев тырить! Да, «деловые» у нас, бывает, промышляют, за всем не углядишь. Только сам-то я – ни-ни, вот крест, Ваше высокородие! – мужик суетливо перекрестил бороду. – А теперь еще и сам в убытке остался, вон, сколько посуды-то побили! Не поверив ни единому его слову, Новицкий, тем не менее, достал из кармана пару рублевых монет и кинул их на хозяйскую конторку. - В убытке, говоришь? Ну, возьми тогда – в возмещение, - с этими словами он аккуратно спрятал свою шпагу, которую все еще держал в руках, в трость, собираясь уходить, но потом, точно вспомнив что-то, вновь грозно взглянул сперва на трактирщика, а потом на его товарища, который все это время молчал. - И чтобы никому ни слова о том, что здесь случилось, поняли оба? Иначе другой раз об этом станем уже в Жандармском управлении толковать… А «деловым» своим скажи, чтоб завтра же с утра оставили на Почтамте конверт на имя предъявителя сотенной ассигнации. И в конверт тот пусть положат то, что по рассеянности захватили в комнате у пани Зофьи. - Ваше высокородие, я ж вам, как на исповеди, побожился!.. – но Новицкий слушать его далее не собирался, потому просто махнул тростью и вышел, наконец, из трактира, не спеша проследовав к экипажу, где ждала его встревоженная столь долгим отсутствием девушка. Вопрос, который Зофья задала, едва он устроился напротив нее, позабавил Новицкого. - Достойная ученица господа нашего, Иисуса! – усмехнулся он в ответ. Зося, метнув на него быстрый недоуменный взгляд, отвернулась к окну, а Новицкий продолжил говорить, поясняя свою мысль. – Я говорю, очень по-христиански интересоваться самочувствием того, кто только что готов был тебя убить. Разумеется, как уже выяснилось, убивать ее никто особенно не собирался. Но этого Зофье было знать вовсе необязательно... - Что ж вы тогда только одну щеку-то подставили? Надо было и другую – для симметрии, - иронически добавил он, кивнув на формирующийся на правой, повернутой к нему, скуле Зофьи роскошный бланш. – Кстати, у вас подбородок все еще в крови! – быстро стянув с руки перчатку, Констан сам аккуратно стер буроватый потек, а потом вдруг вновь ненадолго выскочил из экипажа на улицу, и вернулся с завернутым в носовой платок куском льда. – Вот, приложите к лицу! И поехали уже домой, что-то я утомился. Он стукнул набалдашником трости в крышу кареты, давая знак кучеру трогаться с места и с удовольствием откинулся на спинку сиденья, когда экипаж, мягко качнувшись, заскользил полозьями по плотному наезженному снегу.
Зофья Шимановска: - Мою неспособность к смирению мы выяснили еще в первый вечер нашего знакомства, – ответила Зося и замерла. Ни одной мысли больше не шло в голову, хотя только что она готова была дать достойный словесный отпор Констану. Ему вдруг вздумалось проявить о ней заботу, и в сочетании с недавней готовностью рисковать своей жизнью ради нее, это произвело впечатляющий эффект. Он стирал кровь с ее лица так, будто ласкал домашнюю кошку, и несовместимость образа характера Новицкого с проявленной им нежностью, заставила Зосю подумать о нем совсем не в том ключе, в котором она думала о нем раньше. - Увы, на мне не кровь поверженных врагов. - Зося повернулась, ей было интересно видеть его лицо в этот момент, но Новицкий остановил экипаж и чуть не на ходу выскочил из него. Вернулся он очень скоро и передал Зосе лед, чтобы она могла приложить его к своей щеке. И если и проскользнуло в выражении его глаз какое-то особенное чувство, то Зося его не заметила. Новицкий снова стал прежним, умным и ироничным, но весьма сдержанным мужчиной. Может, чуть более взбудоражен, нежели обычно. Видимо, запал схватки распространился и на него - Благодарю, это очень кстати. - Боль сразу утихла, зато пальцы, даже затянутые в перчатки, начало ломить от холода. Зося перекладывала ледяной компресс из одной руки в другую всю дорогу до дома, надеясь, что это поможет ей сделать синяк не таким заметным, каким он наверняка окажется. Дома во время ужина Зося все еще раз рассказала Новицкому. Умолчала лишь о плачевном состоянии своих вещей, не хотелось выглядеть жалкой в его глазах. Еще больше мысли девушки занимало, что же с ними теперь делать. Допустим, многое удастся спасти, но все эти вещи никогда не станут ей так приятны, как прежде. Более того, от мысли, что чужой мужчина рылся в них, дотрагивался своими руками до ее белья, было очень неприятно. А сменить уже надоевшее платье очень хотелось. Поэтому она почувствовала облегчение, когда Констан встал из-за стола и пошел в кабинет, где занялся работой. А Зося, тем временем, забрала в спальню свой саквояж и стала его разбирать. И, по мере увеличения стопки просмотренной одежды, отчаяние девушки росло все быстрее. Еще на постоялом дворе она заметила, что многие швы на ней распороты, но второпях не имела возможности оценить масштаба разрушений. Большая часть вещей была еще и испачкана настолько, что самостоятельно отчистить ее не представлялось возможным. Кроме того, вдруг оказалось, что к вполне объяснимой досаде за испорченные платья, примешивались чувства совсем иного рода. Зося сама не отдавала себе отчета в том, как сильно хочет получить свой гардероб назад. Ведь ей до ужаса надоело ходить при Констане в одном платье. Он был так внимателен к своему внешнему виду, что Зося даже начала смущаться собственного. Какой неряшливой она, должно быть, ему казалась. Поспешно сложив вещи обратно в саквояж, не слишком заботясь о порядке, девушка пошла в кабинет к Новицкому. Постучалась, и получив разрешение войти, открыла дверь. Констан работал за столом, и, не оборачиваясь, ждал ее реплики. - Я уже вам порядком надоела, понимаю… но вещи, они испачканы, а я не сумею сама их как следует отчистить. Могу я воспользоваться услугами вашей прачки? – Объяснять эти простые вещи Зосе отчего-то было очень неловко, и она напустила в свой тон безразличия, будто бы говорила о чем-то совершенно для нее незначительном. Новицкий сказал ей, что она может оставить свои вещи в гостиной, и прачка заберет их, когда придет завтра утром. Зофья поблагодарила, и, пожелав спокойной ночи, удалилась. Обрадовавшись такому легкому разрешению всех дел, она выставила саквояж в гостиную, и улеглась спать.
Константин Новицкий: Как и следовало ожидать, с появлением женщины в доме, в нем сразу прибавилось проблем. Зофья словно бы обладала каким-то талантом все время оказываться не там, где нужно и не тогда. А исправлять ситуацию приходилось именно ему. Собираясь наутро на службу, Новицкий невольно припоминал их вчерашнее с Зосей приключение вовсе без удовольствия. Слишком много шума, хоть и предупредил он того трактирщика молчать. Однако кто знает, насколько эффективным окажется его внушение? А Петербург, даром, что большой город, иногда оказывается удивительно тесен, когда дело касается распространения слухов и сведений – Новицкому ли этого не знать. Обладая привычкой тщательно скрывать все, что касается его приватной жизни, Константин Аркадьевич чувствовал некоторое раздражение по этому поводу, усугублявшееся дурным физическим самочувствием. Ничего серьезного, вероятно, немного простудился, благо погоды стоят сырые и холодные, самое время для инфлюэнций. Однако горло пренеприятно саднило. Поэтому, несмотря на то, что никогда не мог заставить себя завтракать по утрам, Констан решил, все же, попить чего-нибудь горячего перед уходом на службу, надеясь смягчить болезненные ощущения. И направился привычным маршрутом через темную гостиную на кухню, не особенно глядя под ноги, за что и был немедленно наказан тем, что с размаху – а передвигался Константин Аркадьевич всегда довольно стремительно – налетел на… что-то. При ближайшем рассмотрении, причем, в прямом смысле, ибо, не удержавшись на ногах, Новицкий, хоть на полу во весь рост не растянулся, но равновесие все же потерял, упершись руками в пол, предмет оказался большим дорожным саквояжем Зофьи. Который, в добавок ко всему, от невольного пинка Новицкого, раскрылся и опрокинулся набок, являя миру свое содержимое. Первым порывом было поддать его ногой еще раз – посильнее и подальше, а еще лучше зашвырнуть обратно в комнату владелицы, чтобы другой раз не оставляла его под ногами посреди темной комнаты. Однако, проявив нечеловеческую сдержанность, Константин Аркадьевич лишь тихо выругался, поднялся и зажег-таки свечу. А саквояж поставил на стол, одновременно сгребая кучей с пола все вывалившиеся оттуда шмотки, намереваясь затолкать их туда обратно, закрыть замок и вынести в чулан, где стояла корзина с бельем, которое ожидало стирки. Далее, примерно пару минут он, не глядя, утрамбовывал в сумку какие-то детали дамского туалета, и вот, когда уже был близок к заветной цели, за его спиной вдруг раздался возглас Зофьи, возмущенно вопрошающей, что это он делает?!
Зофья Шимановска: Когда Зося вошла в темную гостиную, принеся с собой зажженную масляную лампу, ее охватило сильнейшее смущение. Светила лампа мало, но и этого тусклого света оказалось вполне достаточно, чтобы девушка сумела сразу рассмотреть открывшуюся картину. Новицкий копался в ее саквояже, и держал в данный момент в руках не что иное, как ее панталоны. - Вы роетесь в моих вещах! – изобличающе провозгласила Зофья. Вероятно, столько презрения в одной короткой реплике он не слышал за всю свою жизнь. - Что еще вы хотите обо мне узнать? Следовало просто спросить, я сама бы все вам показала! – мужчина растерянно развел руками, в одной из которых до сих пор сжимал тонкую ткань. Зофья, со свойственной ей порывистостью, резко опустила светильник на стол, и, наконец, выхватила у него интимную деталь своего туалета. – И что же это вы остановились, уж не помешала ли я вам?! Так вы не конфузьтесь, продолжайте-продолжайте! Заметив его замешательство, Зося с воодушевлением принялась выгребать из саквояжа свои вещи, демонстративно размахивая ими перед лицом Новицкого. Времени все это действо заняло крайне мало, зато эффект имело впечатляющий. Спустя всего каких-то полминуты, по всей гостиной были раскиданы платья, юбки, корсеты… Впрочем, более интимные детали туалета, Зофья непостижимым образом ухитрялась от взора Новицкого скрывать. Ведь, несмотря на всю браваду, ей было нестерпимо стыдно. И, продолжая свой спектакль, Зося мучительно представляла, что же ей делать дальше в этой нелепой ситуации. Когда же вещи, которые можно было бы показать Новицкому, в саквояже кончились, она замерла в некоторой нерешительности, ожидая от него хоть каких-то объяснений. И в это мгновение передышки, Зося почувствовала такую пустоту, какую ей еще не случалось переживать. Казалось, только сейчас она впервые поняла, насколько незначительна ее судьба с того момента, как она потеряла брата. Тогда она придумала для себя историю о том, что сумеет отомстить, но теперь слишком остро чувствовала, что кто угодно может причинить ей не меньшее зло, унизить, оскорбить, ударить. Ею можно распоряжаться, совершенно не заботясь о ее желаниях и чувствах. Можно даже копаться в ее нижнем белье. Она повернула стул, стоящий около стола, и села на него так, чтобы видеть Новицкого. - Я удовлетворила ваше любопытство? Обыск можно считать завершенным?
Константин Новицкий: Пытаться объяснять ей происходящее, было совершенно бессмысленно – в своем праведном, как ей казалось, гневе, Зофья была решительно не способна воспринимать никакие его объяснения. В лучшем случае, приняла бы эти доводы как жалкую попытку оправдаться, а в худшем – окончательно утвердилась бы во мнении, что стоящий перед нею человек – низкий извращенец. Впрочем, как вскоре стало ясно, в дурных наклонностях эротического характера мадемуазель Шимановска его, все же, слава богу, не обвинила. Но и того, что она ему приписала, вполне хватило, чтобы повергнуть Новицкого в несвойственное ему чувство неловкости и даже обиды. Какого черта?! Что такого невероятного она могла прятать среди своих корсетов и панталон, ради чего он бы стал настолько унижать собственное достоинство, чтобы в них рыться?! - Послушайте… - Новицкий растерянно взирал на неуклонно увеличивающиеся прямо у него на глазах тряпичные груды. « И как только столько барахла туда поместилось?» – мелькнула в его голове совершенно несвоевременная мысль. – Да послушайте же, черт побери! – рявкнул Новицкий, когда Зофья, наконец, прекратила свою адскую феерию. Далее он хотел, было, сказать ей про то, что вовсе не преследовал цели унизить ее, однако последняя реплика девушки на корню уничтожила все добрые намерения. Поэтому, вместо того, чтобы говорить, Констан лишь с досадой махнул рукой и ретировался из собственной гостиной, поспешно схватив с вешалки в парадном редингот и цилиндр и одеваясь уже на ходу, едва не на улице. Уже сидя в экипаже, по дороге на Фурштатскую, Констан все пытался понять, что именно так взбесило Зосю. Даже если в порядке бреда и предположить, что он зачем-либо копался в ее вещах, то чего, в сущности, такого он там не видел? И тут же поразился собственному кретинизму: ответ был на поверхности. Зося не просто абстрактно возмутилась, как, скажем, на тех жуликов из постоялого двора, ей было неловко, оттого, что это именно он видел то, что не принято показывать всем вокруг! Открытие это внезапно вызвало у Новицкого некое странное смешанное чувство, природу которого он объяснить для себя пока не мог. Однако и пытаться далее не собирался. В жизни, которую он ведет, места чувствам – каким угодно – нет и не должно быть. Но извиниться перед Зофьей за доставленные неудобства, пожалуй, все-таки стоит. А лучший способ без лишних слов и сантиментов попросить прощения – это, несомненно, что-нибудь подарить…
Зофья Шимановска: После ухода Новицкого сделалось словно бы пусто. Как в комнате заброшенной квартиры, где поселилось эхо. Зофья опомнилась спустя несколько минут, обнаружив, что уже довольно долго сидит, уставившись на груду тряпья, встала и принялась за уборку. В половине первого дня она устроила себе перерыв на чай, решив, что сделала более, чем достаточно, чтобы загладить утреннюю вспышку негодования. Она не будет более упоминать о нанесенном ей оскорблении, и не позволит ему думать, будто для нее это происшествие имело хоть какое-то значение. Она просто была разъярена, но не более того. А разве другой на ее месте не возмутился бы, обнаружив, что в его вещах кто-то рылся? Так что ее поведение было более чем понятным. Но ужин Новицкому она сегодня готовить не будет, вот такая вот маленькая месть. Очень незначительная, если учесть, что до этого-то Констан как-то обходился без ее стряпни. Вопросов он, скорее всего, задавать не станет, а если и спросит… Впрочем, подумать, что она станет ему отвечать, Зофья не успела. Размышления ее были прерваны неожиданным стуком в дверь. Сначала она испугалась, понимая, что Новицкий, если бы и вернулся со службы раньше времени, то открыл бы своими ключами. Но тут же пришла в себя, сообразив, что это скорее всего пришла прачка. Когда же открыла дверь, чуть не лишилась чувств от испуга. На пороге квартиры стоял человек в жандармской форме. Решив, что это прачка, Зося даже не допустила мысли, что это может быть кто-то другой, иначе никогда бы не открыла, тем более - жандарму. Не обращая внимание на ее замешательство, он втолкнул в дверь незнакомую женщину, которая, судя по выражению ее лица, тоже была напугана ничуть не меньше Зофьи. Далее мужчина произнес целую речь, из которой ошарашенная Зося не поняла ни слова. - Que se passe-t-il ici?* - Спросила Зофья по-французски, и к ее удовольствию, голос прозвучал твердо и очень уверенно. Видимо, каждодневные тренировки с Новицким в уроках владения собой, приносили свои плоды, и теперь ее не так уж легко было вывести из равновесия, если не внутренне, то хотя бы внешне. Жандарм также по-французски объяснил, что исполняет приказ доставить для мадам модистку. И Зося не стала его поправлять, что еще не получила статуса мадам. Зато попыталась довести до сведения этих двоих, что, вероятно, произошла какая-то ошибка, так как она не приглашала к себе никакую модистку. Жандарм немного растерялся, но все равно настаивал на своем. Зося упорно держала оборону, и лишь услышав, что это приказ господина Новицкого, и ослушаться его никак нельзя, согласилась. Приказов Новицкого ослушаться, действительно, было невозможно, и раз ему вздумалось прислать к ней модистку, то так тому и быть. Когда за рьяным исполнителем приказов начальства, наконец, закрылась дверь, портниха чуть осмелела и сразу предложила Зосе просмотреть принесенные с собой альбомы с фасонами. Однако обе они все еще были слишком взбудоражены, чтобы сразу приступить к делу, и тогда Зося предложила выпить чаю. За которым мадам Шанье и поведала, что ее модный дом очень известен в Петербурге. В ее же кратком рассказе о том, как она здесь оказалась, Зофья невольно обратила внимание на слово «привезли» и решила уточнить этот момент. Выяснилось, что жандарм, который, кстати, даже имени своего не назвал, заявился к мадам Шанье и без всяких объяснений приказал ей следовать за ним. Обсудив это и найдя возмутительными подобное поведение со стороны представителей властей, женщины, наконец, приступили к просмотру альбома, где Зося выбрала для себя простое, но элегантное платье, которое одобрила и мадам Шанье, признавшись, что оно ей и самой очень нравится. Потом она сняла с девушк необходимые мерки, и на том их общение было завершено. Платье мадам обещала прислать всего через пару дней. Несколько часов в обществе мадам Шанье Зофья провела с большим удовольствием, но когда та ушла, снова подумала, что Новицкий и здесь проявил себя не с лучшей стороны. Приказал привести мадам Шанье, ничего ей не объяснил. Ладно, пусть он не считается с ней – Зофьей, - но он, видимо, вообще ни с кем не считается, если позволяет подобное и с другими! Подобными мыслями Зося снова так восстановила себя против Новицкого, что даже не ответила на его краткое приветствие, когда тот вернулся вечером со службы. А он, быстро поняв, что ужина сегодня не дождется, тоже без лишних слов удалился к себе в кабинет. * Что здесь происходит?
Константин Новицкий: - Ваше приказание исполнено, Ваше благородие! Означенная персона по указанному адресу доставлена в лучшем виде и сопротивления почти не оказала! - Тише, тише, Коробкин, отчего ты всегда так орешь?! – почти простонал Новицкий и болезненно поморщился, невольно прижимая сжатую в кулак руку к виску. – Хорошо, можешь идти. Головная боль с утра не прошла, а напротив, усиливалась с каждым часом, равно, как и общая ломота во всем теле, сопровождаемая периодическими приступами мерзкого озноба, означающими, что избежать простуды все же не удалось. А тут еще этот кретин надрывается над ухом, словно труба иерихонская. Мучение, да и только! - Нет, постой… Я что-то не понял. Что означает «не оказала сопротивления»? Кому? - Ну как же, Константин Аркадьич, кому? Нам, нашим людям. Мы, когда зашли в ту лавку на Невском, что Вы назвали, так дамочка эта выскочила откуда-то и давай стрекотать, что твоя сорока. А я-то по-французски не обучен, ну и стал ей по-нашему твердить про Ваше приказание, а она тогда чего-то совсем нервничать стала, кричать, руками махать. Благо, Елистратов, с которым мы поехали туда, по-ихнему чуток умеет. Научился, еще когда Наполеона гнали до его Парижу. Вот он и объяснился с нею, как мог. Ну а потом мы поехали по адресу, куда велено было. И там эту мандистку оставили у хозяйки. Все, как и было приказано, в точности. - Вот сам ты, Коробкин, это слово, понял? – Новицкий шумно выдохнул, сокрушенно качая головой, а затем вовсе уронил ее на руки. – О, господи! Да что ж за народ такой? Я же не приказал, а попросил, ты разницу-то вообще понимаешь?! Иди уже отсюда! Сказано это было довольно грозным тоном, однако в интонации звучали какие-то странные нотки. И Коробкин, подобно большинству сослуживцев, чаще всего не понимающий своего нового начальника, а потому побаивающийся его, поспешил ретироваться, не дожидаясь ответа на вопрос, что они могли бы означать. Но как только дверь за ним закрылась, Новицкий откинулся на спинку кресла и коротко рассмеялся, закрыв лицо руками, на пару минут даже забыв о дурном самочувствии. «Мандистка»! Непременно стоит запомнить и рассказать при случае Траскину, который, кстати, и посоветовал ему нынче утром мастерскую мадам Шанье, как место, где теперь в Петербурге особенно модно заказывать дамскую одежду. При этом, правда, так гривуазно подмигнул, что Константин Аркадьевич тут же почувствовал раздражение и малопреодолимое желание сказать в ответ что-то резкое. Но сдержался и даже сделал вид, что смущен. Что же, пусть Серж думает, что и у него есть некие тайны по данной части. Это даже полезно… Последующие несколько часов Новицкому, впрочем, никакого веселья больше не принесли. С трудом отсидев их, мечтая лишь о том, как бы добраться, наконец, до собственной постели, Константин Аркадьевич, наконец, покинул свой кабинет около пяти вечера. И, объявив секретарю, что завтра, а возможно, еще несколько дней после на службе не появится, ибо, кажется, заболел, поехал домой. Где, вопреки обычаю последних дней, в парадном его никто не встретил. Равно, как и поесть не предложил. Хотя, последнее ему сегодня, как раз, было и не нужно, затем, что горло буквально горело огнем. И одна мысль, чтобы проглотить что-нибудь, даже глоток воды, причиняла мучение. Проходя через гостиную, Констан узрел там Зофью, сидящую в кресле с книгой в руках. На его приветствие девушка едва кивнула, не поднимая головы. Выяснять причины подобной обструкции у Новицкого сейчас не было ни сил, ни желания. Поэтому он молча пошел дальше, в кабинет, где, единственно, стянув сюртук, и более не раздеваясь, потому что его изрядно знобило, завернулся в плед и лег на диван, надеясь побыстрее заснуть и проснуться наутро в менее разобранном, чем сейчас, состоянии.
Зофья Шимановска: Несмотря на то, что старательно изображала заинтересованность сюжетом, Зося все-таки успела заметить, что Новицкий сегодня выглядит каким-то несчастным. По крайней мере, заподозрить в нем вчерашнего героя было практически невозможно. «Ну и ладно, ну и пусть!», - мысленно сказала себе Зося, внезапно обнаружив, что испытывает к нему жалость. Она и так уже достаточно себя бранила за симпатию к этому человеку, благо после утреннего инцидента от нее не осталось и следа. Зофья перевернула дочитанную до конца страницу, и снова отвлеклась. Из кабинета не доносилось ни звука. Прошли уже около двадцати минут с тех пор, как Констан вернулся со службы, и за все это время он никак не удосужился себя проявить. Видимо, считает свою услугу вполне достаточной компенсацией за нанесенное ей оскорбление. Что ж, он сильно ошибается. Потому что она вот прямо сейчас войдет к нему и скажет, чтобы завтра же аннулировал свой заказ модистке. Не нужно ей от него подачек, раз он считает, будто таким способом может успокоить свою совесть. Зося решительно отложила книгу в сторону, читать все равно не получалось, и пошла к Новицкому. Однако, как и положено воспитанной девушке, все же сначала постучала, но на стук никто не отозвался. Тогда она приоткрыла дверь, думая, что Констан намеренно делает вид, будто не замечает ее. Зофья была так уверена в том, что он занят какими-нибудь бумагами, что очень удивилась, оказавшись в неосвещенной комнате. Новицкого она заметила почти сразу, он спал на диване, свернувшись калачиком, и, по-видимому, не раздеваясь. Первым побуждением было выйти, но как раз в этот момент Констан стал сопеть и покашливать во сне. И выглядел при этом так жалко, что Зося невольно забыла обо всех обидах, понимая, что сейчас перед ней не вчерашний герой, и не сегодняшний подлец, а просто заболевший и несчастный мужчина. Отставив подсвечник с горящей свечой на стол так, чтобы свет не мешал Констану спать, забыв о своем негодовании, Зося подошла к нему, присела рядом с диваном прямо на пол и дотронулась пальцами до его лба. Впрочем, в горячо натопленной комнате таким способом почувствовать что-либо было сложно. И тогда Зося воспользовалась тем самым единственно верным способом, который никогда не давал сбоев. Прикоснувшись губами к горячему лбу Констана, девушка убедилась, что его, действительно, мучает лихорадка. И в этот самый момент Новицкий открыл глаза, уставившись на нее в таком изумлении, что Зося вдруг смутилась, хотя менее всего сейчас думала о романтике. - У вас жар! – Тихо произнесла она. – Почему вы сразу не сказали, что плохо себя чувствуете?
Константин Новицкий: Как ни парадоксально, несмотря на лихорадку и плохое самочувствие, а может – и по их причине, но заснул Новицкий очень быстро. Впрочем, видения его назвать спокойными было нельзя. Обычно подавляемые, давно отправленные не периферию сознания воспоминания о лицах и событиях из прошлого, которое хотелось забыть. Картины боя, стоны, звуки выстрелов… Лицо офицера-перса, который допрашивал его в плену… Полковник Азери Мохаммад, так он велел себя называть. Неизвестно какой по счету раз он задает одни и те же вопросы, а Новицкий, сидящий на табурете напротив него с туго связанными за спиной руками, ничего не отвечает, сосредоточенно разглядывая пышные усы полковника. То правый, то левый – поочередно. Постепенно тот раздражается, начинает что-то громко кричать на фарси, переводчик уже не поспевает, но, в общем-то, все понятно и без перевода, потом сильнейший удар кулаком в область виска, от которого он теряет сознание… открывает глаза и видит над собой все те же усы, наклонившегося к нему, явно для того, чтобы убедиться, что упрямый урус еще жив, Азери Мохаммада… Но вот полковник склоняется к нему все ниже – и вдруг… целует в лоб! И губы у него при этом на удивление мягкие и прохладные, а усы совсем не колются, да и есть ли они вообще?.. - Какого черта?! – Желая увернуться от нового лобзания, Новицкий резко дернулся в сторону – и в этот самый момент проснулся. – Какого черта вы тут делаете? – проговорил, а вернее, прохрипел он уже вслух, повернувшись и заметив подле себя Зофью, которая тревожно вглядывалась в его лицо. – А зачем? И когда это вас интересовали мои объяснения? – после того, как Констан откашлялся, его голос сделался несколько больше похожим на человеческую речь, однако разговаривать было больно и он, поморщившись, прижал ладонь к горлу. – И вообще, лучше уходите отсюда. Боюсь, что я сейчас не в настроении поддерживать светскую беседу ни о чем… Впрочем, если перед уходом поставите рядом с диваном графин с водой и стакан, буду признателен. Сказав это, Новицкий потуже закутался в свой плед, и вновь прикрыл глаза, ожидая, что теперь-то Зофья, наконец, точно оставит его в покое.
Зофья Шимановска: Как и всякий мужчина, здоровье которого пошатнулось, Констан сделался просто невыносим. Поэтому Зося решила не отягощать его воспаленный разум сложными выкладками, хотя внутренне возмутилась его откровенным хамством. И это она не требовала от него объяснений, все эти дни! Да она только этим и занималась, в то время как сам Новицкий упрямо не желал ей ничего объяснять. А теперь был так поглощен собственными страданиями, с такой увлеченностью изображал из себя жертву, что Зосе стало даже смешно. Вчера вступил в схватку один на один со здоровенным мужиком, а сегодня трясется под одеялом и просит принести воды. - Не будь меня здесь, вам и стакан воды подать было б некому, - хладнокровно проговорила в ответ Зося, выходя из кабинета, направляясь на кухню. Этой комнатой в доме Новицкого редко пользовались по назначению, поэтому она выполняла, видимо, какие-то иные функции. Например, на кухне стоял массивный буфет, в котором Зося еще раньше обнаружила несколько полных и початых бутылок с алкоголем. И сегодня, наконец, пришел момент рассмотреть их внимательней. Впрочем, особо долго разглядывать не пришлось. Водка обнаружилась первой, и была вполне сносной, если верить Стефану Фалимижу, чью книгу «О ziolach i mocy yich. O paleniu wodek z ziol»*, читали все. Так, ее собственная тетка при необходимости всегда обращалась именно к Фалимижу, в чьем труде подробно описывались рецепты напитков, которые можно приготовить для лечения всевозможных болезней и недомоганий. К одному из них Зося как раз теперь собиралась прибегнуть. И для этого ей понадобится другая бутылка, не с водкой, как первая, а с вином, а еще – гвоздика, мускатный орех и прочие пряности. Их Зофья купила еще в прошлое свой поход на рынок. Поэтому теперь быстро выложила на стол все необходимые ингредиенты и прислушалась. Уходя, она оставила дверь в кабинет открытой, специально, чтобы услышать, если Констан позовет ее. Но из его кабинета доносился только надсадный кашель. Наверняка, он проклинает сейчас ее неторопливость, но приготовление лекарства – процесс серьезный, суеты не терпит. Впрочем, когда спустя минут пятнадцать содержимое кастрюльки закипело, Зося, влив в него вино, получила возможность оставить свое зелье без присмотра. Только что приготовленный ею глинтвейн должен был провариться еще минут пятнадцать. В то время как сама девушка взяла бутылку с водкой и пошла обратно к Новицкому. - Констан, раздевайтесь! – не терпящим возражений тоном отдала приказала Зося. Новицкий опешил от ее натиска и с различимым ужасом в голосе сказал, что он и без того мерзнет, как собака. И тогда Зося с грохотом поставила бутылку на стол, подошла к Новицкому и, откинув с него одеяло, начала сама расстегивать запонки на рукавах его сорочки. Ей было очень неловко, но она это успешно скрывала. - Сейчас я разотру вас водкой, это собьет жар, а потом я принесу лекарство, вы его выпьете и сразу станет лучше. Не кривитесь, оно вкусное… *"О травах и их свойствах. О дистилляции водок из трав»
Константин Новицкий: - С чего это вы решили, что некому? – буркнул Новицкий в ответ на ее довольно едкое замечание. Впрочем, девушка вряд ли слышала эту реплику, так как в момент ее произнесения уже покинула кабинет. И даже хорошо, что не слышала, потому что иначе наверняка бы заметила нотки обиды в его голосе, а проявлять слабость в ее присутствии Констан не желал даже теперь. Однако прикинуться, конечно, легче, чем на самом деле ничего не чувствовать. А Зофья, сама того не ведая, все же, задела его этим не меньше, чем тогда, когда решила, что ему пришло в голову копаться в ее вещах, потому что была, по большому счету, права, косвенно указав Констану на его одиночество. Которым он, собственно, не тяготился, а чаще всего даже и получал от него удовольствие. Но иногда в жизни, безусловно, случаются ситуации, когда неплохо, чтобы рядом кто-либо все же был. И та, в которой он находился сейчас – тому пример. Со стороны кухни, куда несколько минут назад удалилась Зофья, доносились, меж тем, какие-то приглушенные звуки – хлопала дверца шкафа, гремела посуда, а вскоре стал долетать аромат специй. Похоже, она, действительно, что-то готовила. И Констан, чтобы отогнать неприятные мысли, стал думать, что именно, а главное – из чего? Уж чего-чего, а пряностей дома он точно не держал – зачем? Вскоре из коридора вновь послышались приближающееся шаги девушки, и Новицкий от любопытства даже приподнял голову от подушки, повернувшись к двери, чтобы видеть, что она принесла с собой. - Что это? Зачем мне водка, я не хочу! – но тут выяснилось, что она нашла алкоголю весьма странное применение. – Послушайте, что за бред? Не стану я раздеваться, и без того замерз, хуже собаки! – возмутился Констан, непроизвольно подтягивая плед к подбородку и с ужасом взирая на Зофью. Однако тут же в очередной раз получил шанс убедиться в непоколебимой решимости, с которой мадемуазель Шимановска порой осуществляет задуманное. Потому что, ни о чем более не спрашивая, она вдруг одним движением отбросила в сторону его плед, а потом принялась столь неумолимо расстегивать запонки на рукавах его рубашки, что Новицкий на миг растерялся, но быстро пришел в себя. И не смог удержаться от очередного язвительного замечания, несмотря на болезненное состояние, а может, и по его причине. Ибо шутка вышла на редкость двусмысленная: - Знаете, и раньше бывало, чтобы женщины меня раздевали, но никогда при этом не случалось видеть на их лицах такой решимости… - заметил он, получив от пани Зофьи в ответ полный гнева взгляд-молнию, изрядно его позабавивший, и возмущенное сопение. Но от своей затеи из-за этого девушка не отказалась. И следующие несколько минут Новицкому пришлось буквально на собственной шкуре ощутить силу ее возмущения, когда Зося, наливая понемногу водку в ладошку, затем с размаху шлепала ею по его груди и точно так же, без капли нежности, растирала мгновенно испаряющуюся жидкость по его коже. Отчего ему, действительно, было ужасно холодно, но теперь уж не трястись от озноба для Констана было делом принципа. Поэтому он лишь ухмылялся, сжав посильнее зубы, чтобы не стучали, и молча терпел экзекуцию, не без удовольствия разглядывая раскрасневшееся от физических усилий и смущения личико своенравной панны, то приближающееся, то удаляющееся от него по мере того, как Зофья наклонялась и отстранялась, чтобы набрать в руку еще немного водки и продолжить. Наконец, видимо, достигнув желаемого результата, а может – сполна насладившись своей местью, девушка вновь заставила его одеться, теперь уж без ее помощи, и укрыла пледом. Потом подумала немного, вновь вышла – все это, не проронив ни слова – и опять вернулась. С еще одним одеялом, которое тут же набросила поверх пледа, и кружкой какого-то ароматного варева. - Да, я тоже считаю, что физическое насилие – не метод, - кивнул Новицкий, настроение которого изрядно улучшилось за последние минуты, забирая принесенный Зофьей напиток из ее рук. – Яд гораздо надежнее и эффективнее, не правда ли?
Зофья Шимановска: Упоминание о других женщинах возмутило Зосю. Сразу захотелось заметить, что раз уж он пользуется такой популярностью, то пусть его те самые женщины и лечат. В конце концов, это не самое приятное занятие – ухаживать за больным мужчиной. Впрочем, в отношении последнего, она явно кривила душой, так как испытывала удовольствие от ощущения нынешней слабости Констана. Он пытался казаться ироничным (и это ему отлично удавалось), независимым, но все же, принимал ее заботу. Более того, он как будто и не сердился больше из-за ее вмешательства, похоже, ему было даже приятно, что о нем заботятся. Когда Зося расстегивала на нем рубашку, Новицкий пристально вглядывался в ее лицо. И под этим взглядом девушка чувствовала себя все более неловко. А он будто и не замечал ничего, продолжал следить за ее действиями. Сначала она растирала его руки, они казались огромными в сравнении с ее тонкими кистями. Потом стала методично и напоказ невозмутимо растирать его тело, стараясь не обращать внимания на то, что взгляд Констана при этом сделался еще более заинтересованным. Без того было, отчего смущаться. Никогда прежде она не видела обнаженного мужчину так близко, и никогда не прикасалась к мужскому телу. Зофья и прежде отмечала, что, несмотря на всю свою элегантность, даже утонченность, Констан производит впечатление очень сильного мужчины, теперь ей довелось увидеть подтверждение своих мыслей собственными глазами. Он был действительно впечатляюще сложен. И если бы кто-нибудь спросил Зосю, то она сказала бы, что именно такой тип мужской красоты считает наиболее привлекательным. Всякий раз, когда брызги от новой порции водки попадали на его кожу, мышцы на груди мужчины заметно напрягались. Ему было очевидно холодно, и тело выдавало его реакцию, но если бы Зося посмотрела ему в глаза, то ни за что бы не догадалась, что он чем-то недоволен. Зато сама она, прикасаясь к груди Новицкого, испытывала до сих пор неведомый трепет, ей нравилась теплота его упругой кожи. Внезапно девушке очень захотелось прижаться к нему, ощутить собственным телом его силу. Но, тотчас же опомнившись, Зося отшатнулась, испугавшись, что чуть не выставила себя полной дурой, и велела Констану одеваться. Потом сама укрыла его пледом, теперь ей было сложно удержаться даже от незначительных проявлений заботы. Плед показался Зосе слишком тонким, и она решила, что нужно принести еще одно одеяло. Выходя из кабинета, вдруг вспомнила о забытом глинтвейне, почти бегом бросилась в кухню, надеясь, что напиток не успел вскипеть. В этом случае он окажется невкусным, и станет напоминать по вкусу простой компот, лишившись вдобавок всех целебных свойств. Оказалось, что успела она как раз вовремя, сняла с огня, и с помощью половника налила целую кружку горячего напитка. По дороге в кабинет она захватила приготовленное одеяло, и вернулась к Новицкому уже с полным комплектом: одеялом и глинтвейном. - Если бы я этого действительно желала, вы бы уже лежали не здесь, а на кладбище. У меня и до сегодняшнего дня была масса возможностей. Ведь вы так любите сладкое… - Зося была вполне удовлетворена эффектом, который произвели ее слова. Впрочем, собой она была еще более довольна. В ее голосе звучала уверенность, которой не было на самом деле. Девушка говорила об этом «покушении» так легко… вероятно, еще и потому, что никогда о нем всерьез не задумывалась. Просто шутила, а когда шутишь, важнее всего сохранять серьезное лицо. Кстати, у самой Зоси, когда она вручила Новицкому кружку с глинтвейном, проскользнула в голове совсем иная ассоциация. Будто бы она дает ему не яд вовсе, а приворотное зелье. И, словно читая мысли, Новицкий снова внимательно посмотрел на нее, отчего Зося снова почувствовала смущение. - Вкусно? – спросила она.
Константин Новицкий: - Да, очень, спасибо! - кивнул в ответ Новицкий. – Только я язык обжег, совершенно не умею пить горячее, - добавил он через секунду и улыбнулся Зофье. На этот раз совершенно искренне, без всякого подвоха и иронии. Ему, в самом деле, мгновенно стало легче после того, как, испаряясь с поверхности тела, спирт, содержащийся в водке, снизил температуру. В то время как горячий глинтвейн, который Констан пил теперь крохотными глотками, чтобы не обжигаться еще сильнее, смягчал горло и прояснял голову. Зофья, тем временем, по-прежнему стояла неподалеку и внимательно следила, чтобы он выпил весь приготовленный ею напиток до конца. - Почему вы стоите? – он указал взглядом на место рядом с собой, и девушка без возражений присела к нему на диван. В ней вообще почти не было обычного женского кокетства, поэтому кому-то другому Зофья Шимановска могла бы показаться слишком уж прямолинейной. Однако Новицкому, например, подобное поведение всегда нравилось больше любого глупого жеманства. Наблюдая последнее, он неизменно делался желчен и язвителен, отчего большинству дам, с которыми был знаком, казался несносным типом. Впрочем, никакое большинство никогда и не являлось его излюбленной стихией… - То есть, вы всерьез утверждаете, что могли бы меня убить? – с интересом проговорил Констан, отставляя опустевшую кружку в сторону. – Заметьте, я не сказал «хотели», потому что в этом, как раз, совершенно не сомневаюсь. И, видимо, не один раз, не так ли? – уголок рта обращенного к нему в профиль лица девушки еле заметно дернулся от скользнувшей по губам улыбки. – Ну, признайтесь, я не обижусь… Просто хочу знать, что вы обо мне думаете, мадемуазель Зофья?
Зофья Шимановска: - Раньше могла, а теперь…- Зося на пару секунд задумалась. – Тяжело убивать людей, которых успеваешь узнать. Незнакомцев – легко, стреляя в Траскина, я ни капли не сомневалась. Его я ненавижу. Убивают либо от страха, либо из сильной ненависти, а я к вам сейчас ни того, ни другого не испытываю. – Зофья особо выделила слово «сейчас», но ответ все равно не прозвучал грозно или настораживающее, потому что, говоря это, девушка улыбалась. – Но, поверьте, иногда вы ходили над пропастью. – Теперь Зося откровенно смеялась, вспоминая, как тряслась от ужаса, ожидая, когда Новицкий придет к ней, чтобы совершить что-то жуткое. Стоило ему тогда сделать необдуманное движение, и она без раздумий бросилась бы себя защищать, словно дикое животное. Это теперь ей понятно, что Констан – совершенно обычный человек, чуть более ироничный, чуть умней остальных, но такой же. Хотя, Зося сознавала, что с таким богатым воображением, он вполне может придумать еще достаточно вещей, которые заставят ее переживать яркие эмоции, и не всегда положительные. К слову о вещах… А почему это она забыла о том, что он еще сегодня утром рылся в ее вещах? – Например, сегодня утром… - ей вдруг пришло в голову сыграть по его же правилам. Новицкий довольно часто говорил абсурдные вещи, не имеющие ничего общего с правдой, но звучало это так, словно он был на исповеди. – Поэтому, кстати, я и не стала готовить сегодня для вас. Чтобы не вводить себя в искушение. – Зося умолкла и постаралась улыбнуться, как можно спокойней. Так, чтобы он увидел ее уверенность. Ибо, не чувствуя уверенности в себе и собственных действиях, глупо было ввязываться в словесные баталии с Констаном. Зося отдавала себе отчет, что он намного умнее, опытнее и искушеннее ее самой. И ему легко будет вновь сбить ее с толку, поэтому вера в свои слова сейчас очень важна. Даже важнее их правдоподобности. Зося обернулась к Новицкому и вновь встретилась с ним глазами. Это был тот самый его взгляд, который было особенно тяжело выдерживать. Констан прекрасно понимал, что она говорит неправду. При этом непринужденно мелкими глотками допивал свой глинтвейн. Даже от укутанного в одеяло, с больными блестящими глазами, от него исходило ощущение силы, и не столько физической, сколько душевной. Он молчал, пока кружка не опустела и тогда Зося, чувствуя неловкость, которую уже не могла переносить, вновь отвела взгляд первой и спросила: - Желаете еще?
Константин Новицкий: - Нет, спасибо, не хочу, - покачал головой Новицкий, не сводя с Зофьи заинтересованного взгляда из-под полуопущенных ресниц. Несмотря на свой юный возраст, мадемуазель Шимановска рассуждала неожиданно здраво, и ему было, действительно интересно ее слушать, хоть и понятно, что большая часть из того, что она сейчас говорит – это просто попытка скопировать его собственную манеру держаться с нею. И в этом Новицкий определенно видел подвижки в нужном ему направлении. Привыкая к его привычкам и повадкам, подстраиваясь под них, Зофья привыкала и к нему самому. А это было как раз то, чего он и добивался. Были и другие – отдаленные цели, но путь к их осуществлению казался пока слишком неясным, требовалось время, чтобы во всем разобраться до конца. - Должен сказать, у вас любопытная теория относительно поводов и мотивов, по которым люди убивают себе подобных. Но на практике все сложнее. Я был на войне. И не припомню, чтобы вот прямо до смерти кого-то там ненавидел или боялся. И, тем не менее, убивал. Просто это была моя работа… - усмехнулся Новицкий. И сквозь ресницы в его глазах блеснул странный огонек. - А потом, вы забыли еще, что есть безумцы, которые убивают из удовольствия… Траскин… ну, что вам дался этот Траскин? Он всего лишь винтик! Сломав его, остальному механизму вы никакого вреда бы не причинили, уж поверьте мне на слово, милая барышня, - добавил он неожиданно серьезно, - А вот собственную жизнь сломали бы основательно… Зофья ничего не ответила. Она по-прежнему стояла возле стола, не глядя на него, но по тому, как нервно тонкие пальцы девушки сжимали ручку кувшинчика с остывающими остатками глинтвейна, по ее напряженной позе, было заметно, что она внимательно его слушает и, возможно, делает какие-то выводы. Поэтому Новицкий в очередной раз мысленно поздравил себя с маленькой победой. Впрочем, последней на сегодняшний вечер, потому что, как ни говори, лихорадка, хоть и снизилась усилиями Зоси, но не исчезла до конца. А соображать и вести сложные психологические партии на больную голову было чревато ошибками, которые Констан делать не любил. Поэтому, выждав еще пару минут, позволив Зофье еще немного поразмыслить над сказанными им словами, проговорил уже совсем другим, обычным своим чуть ироническим тоном. - Ладно, полно! Все это лишь философические мысли воспаленного болезнью разума. Если же вы, действительно, как и говорите, не желаете моей погибели – «сейчас», - тут на его губах вновь мелькнула усмешка, - то лучше дайте мне возможность поспать. Стыдно признаться, но я с детства плохо переношу малейшую лихорадку. Впрочем, вы и сами, наверняка, это уже заметили. Но если как следует высплюсь, завтра мне точно будет лучше.
Зофья Шимановска: Зося не хотела слушать то, что говорил ей Новицкий. Не хотела. Но внимательно слушала, помимо своей воли и желаний. И думала с сожалением, что до встречи с этим человеком ей жилось гораздо проще. Ведь раньше она делила мир на черное и белое, поступала так, как должно поступать, как велит закон и моральные принципы. И если ты совершил преступление, то должен за него ответить. Зося снова посмотрела Новицкому в глаза, желая понять, действительно ли он имеет в виду то, что говорит. Или же намеренно пытается запутать, посеять в ее душе сомнения, заставить мучиться? Она уже стала привыкать к привычке Констана разглядывать ее в упор, и все же его глубоко посаженные и задумчивые глаза словно пронзали ее насквозь, сами же не раскрывали ровным счетом ничего. Прочитать по ним мысли удавалось лишь в той степени, в какой он сам того позволял. По всему выходило, что на этот раз он говорит с ней искренне. Однако именно этот спокойный и уверенный взгляд подействовал на девушку сильнее, нежели любые увертки и интриги. Новицкий был слишком опытен в жизни и умен. И не прислушаться к словам, произнесенным им со всей серьезностью, было бы глупо. - Война – это другое. – Все же ответила она, но так тихо, что он ее даже не расслышал. Зося действительно так считала. Ей казалось, что на войне просто нет места чувствам, любые чувства отвлекают там от выполнения одной и главной цели – выжить. И бог знает, куда бы еще завели ее подобные рассуждения, если бы Констан вдруг не решил неожиданно завершить этот разговор. И все же, у него был несомненный талант, сказав всего несколько слов, и перевернуть ими настроение собеседника. Очнувшись от своих мыслей, Зофья даже испугалась того, с каким холодным расчетом только что размышляла о таких категориях как война, смерть, убийство. - Я оставлю двери открытыми, если вам что-нибудь понадобится, позовите меня. – девушка взяла опустевшую чашку и ушла на кухню, чтобы навести там порядок, оставив Новицкого одного. Ибо была по-прежнему более чем уверена, что любое проявления неряшливости с ее стороны он сразу заметит и найдет слова, чтобы побольнее уязвить ее. В таких вещах Констан был настоящим мастером. Выйдя из кухни спустя всего несколько минут, Зося вновь заглянула в кабинет к Констану и нашла его уже мирно спящим. Тогда она направилась в гостиную, чтобы, наконец, забрать оттуда свой саквояж с вещами, за которыми прачка так и не пришла. Весь день ей было противно даже смотреть в сторону комнаты, где с утра и до сих пор все еще были раскиданы некоторые ее вещи. Но теперь, все же, девушка решила убрать их. Сложив все в сумку, Зофья попыталась поднять ее с пола. Но тут ручки ее вдруг оторвались, саквояж вновь выскользнул, а вся одежда девушки опять оказалась на полу. Шумно вздохнув, Зося села рядом с сумкой, очередной раз, без разбору заталкивая в нее вещи. Когда же, закончив, она постаралась застегнуть небольшой замочек, то и этого не смогла, потому что он оказался тоже сломан. Тут-то и стало понятно, что утром Констан вовсе не собирался рыться в ее вещах. Вероятно, решил по каким-то причинам переставить сумку, а та, не выдержав, развалилась буквально у него в руках. Да Зося сама только что досконально проделала те же самые движения, что и Новицкий! Даже в той же позе присела рядом с ворохом одежды! А он еще, после того незаслуженного скандала, который Зося ему закатила, приказал привести к ней модистку… Зося прижала ладонь к губам, чтобы не рассмеяться вслух. Не хватало еще разбудить его, и так сегодня уже незаслуженно пострадавшего. Совладав с приступом смеха, Зося взяла сумку в охапку и прямо так понесла к себе в комнату, где засунула поглубже под кровать, чтобы та случайно снова не попалась Новицкому на глаза. Уснуть после подобного бурного дня Зося сразу не смогла. Когда яркие эмоции утихли, она снова начала вспоминать их краткий разговор с Констаном и находила теперь в его словах все больше правды. Даже мысленно согласилась, что убив Траскина, действительно, ничуть не наказала бы виновного в гибели ее брата. И почему ей это раньше не пришло в голову? Разве глупый исполнитель виноват в свершении чужой злой воли? «Виноват», - решила для себя Зося, но тут же добавила, что еще более виноват тот, кто это злодеяние задумал. Убив Траскина, она бы не отомстила, а лишь загубила бы собственную жизнь. Это Констан подметил верно. А на место Траскина встал бы другой глупец, чьими руками совершались бы новые преступления. И это не единственное, о чем успела подумать девушка, засыпая. Множество других «зачем» и «почему» за этот отрезок времени появлялись в ее мыслях. Например, зачем Новицкий постоянно спасает ее? Неужели просто переживает за нее, уже решившую однажды так бессмысленно распорядиться своей жизнью? Потом она снова вспомнила, как обидела его сегодня. И почему-то почувствовала, что ей очень приятно знать, что Констан не совершал того, в чем она его обвинила. Постепенно размышления о Новицком перешли в мечты… о нем же.
Константин Новицкий: Проснувшись на другое утро, Новицкий, в самом деле, почувствовал себя несколько лучше, чем вчера. Произошло ли это под воздействием Зосиных снадобий, либо же организм справился собственными силами, сказать трудно. Горло изрядно болело, но жар, если был, то небольшой, поэтому, уже проснувшись, но лежа с закрытыми глазами, Константин Аркадьевич некоторое время размышлял даже, а не пойти ли ему на службу, хоть вчера и сказался там всем больным. Заодно можно проверить, чем заняты подчиненные, когда твердо уверены, что он их не видит... В конце концов, мысленно послав к черту все, в том числе и свои коварные планы, Новицкий открыл глаза и увидел прямо перед собой на прикроватной тумбочке кружку, прикрытую крахмальной льняной салфеткой. Надо сказать, очень кстати, потому что, едва сменив положение тела, Констан закашлялся, и в горле вновь будто бы ёж заворошился. Потянувшись, он достал кружку и поднес ее к губам, немедленно ощутив тонкий аромат липового цвета. Отвар оказался приятно горячим, но не обжигающим, как вчерашний глинтвейн. Стало быть, и это тоже она учла, не без удовольствия подумал Новицкий, которому, что ни говори, было приятно столь пристальное внимание к собственным прихотям. А через минуту, в комнате появилась и сама Зофья, которая пришла сюда, видимо, заслышав его кашель. При первом же внимательном взгляде на девушку, Новицкий даже не увидел, а скорее ощутил в ней некую почти неуловимую перемену. Сформулировать, в чем она, было трудно, Зофья выглядела точно такой, какой Констан уже привык ее лицезреть – серьезной и собранной, но в то же время – иной, чем, скажем, еще вчера. И пока соображал, что да как, Зося уже вовсю принялась командовать им, причем, так уверенно, что Новицкий впервые в жизни безропотно ей подчинялся. Съел принесенный завтрак – овсяную кашу с малиной, очень вкусную, выпил еще липового отвара, потом переоделся в принесенную свежую сорочку - как выяснилось, прачка-таки зашла поутру, принесла свежее белье и забрала приготовленное в стирку. После всего этого девушка вновь попыталась было уложить его в постель, накрыв одеялами, но тут уж Новицкий взбунтовался: - Пани Зося, увольте, мне уже гораздо лучше! – воскликнул он, выпутываясь из одеял и откидывая их в сторону. – Да, я не пойду нынче на службу, но уверяю, нет причины вести себя так, будто часы мои сочтены! При этих его последних словах Зофья вдруг широко улыбнулась, сделавшись внезапно очень даже хорошенькой внешне, хоть раньше и не казалась Новицкому таковой. И он даже не совсем понял, чем ее так развеселил, однако спрашивать как-то постеснялся, попросив, вместо этого, принести сюда свои бритвенные принадлежности – обросшие за сутки щеки и подбородок немного чесались и явно требовали к себе внимания. Да и негоже при даме расхаживать в столь разбойничьем виде, даже если болен. Его новое поручение девушка исполнила очень быстро, и Констан даже удивился тому, как ловко она взбила мыльную пену – именно так, как надо. Но потом вспомнил, что у Зоси был старший брат, верно, он и научил. Вопреки ожиданиям, девушка не оставила его одного, поэтому бриться пришлось в ее присутствии. Собственно, ничего особенного, но иногда, краем глаза, в зеркало, он посматривал на нее, смирно сидящую на стуле в углу, сложив руки на коленях, и замечал, что Зофья будто бы наблюдает за ним. Своеобразное ощущение… немного волнующее. Один раз он даже едва не порезался. Но, как всегда, быстро взял себя в руки и, закончив с ежеутренней своей церемонией, обтер лицо полотенцем, обернулся к ней и проговорил: - Я все хотел спросить, сударыня... Вы ведь почти не понимаете русского языка, не так ли? – она кивнула. – И вот в таком случае, объясните мне, каким же образом вам удается не только влипать в неприятности в Петербурге, но и совершать в нем полезные поступки: например, объясняться с рыночными торговцами, покупая еду?
Зофья Шимановска: Сон прервался неожиданно и резко. Обычно Зося просыпалась медленно, долго цепляясь за ускользающие сновидения, пытаясь сохранить их в памяти, запомнить ощущения, которые они содержали. Она просыпалась несколько раз за ночь, чтобы проверить Констана, однако кашель его был не слишком сильным, он даже не проснулся и вряд ли знал о ее проверках. Зато Зося кое-что узнала. Она рассматривала его лицо, и находила в его выражении покой, которая не видела, когда Костек бодрствовал. Морщины, складывающие на лбу, когда он иронично вздергивал брови, разгладились, губы были расслаблены и не сжимались в привычную презрительную ухмылку. Зося недолго любовалась им, боясь разбудить своим взглядом, уверившись, что ее помощи не нужно, уходила к себе в комнату. Переодевшись, Зося первым делом пошла посмотреть, не проснулся ли Констан вперед нее, но он все еще спал. Зося испытала глупую беспричинную радость от того, что он явно не собирался сегодня на службу, что они проведут вместе целый день. Но очарование ночи проходило, начинался рассвет. И вместе с утренним светом к Зосе возвращалось благоразумие. Целый день наедине с Новицким - проверка ее терпения. Это во сне он выглядит таким мягким, а стоит ему проснуться, наверняка сразу начнет насмехаться над ней. К тому же мужчины становятся так капризны при малейшем недомогании. Зося вышла из кабинета и закрыла за собой дверь, чтобы шум с кухни не разбудил его. Зося приготовила завтрак, и заварила специальный чай, которым тетка поила ее, когда ей случалось простудиться. Налив к кружку, она отнесла ее в кабинет и оставила ее на тумбочке. Это, наверное, было лишним, но Зося не могла сопротивляться желанию вновь увидеть Костека. Она постоянно прислушивалась, не проснулся ли он. Ей ужасно хотелось, чтобы он поскорее проснулся. И в то же время, она немного страшилась этого момента, ведь тогда ей придется просить у него прощения за оскорбительные обвинения, которые она ему высказала вчера утром. Заметив, что Констан уже начал просыпаться, Зося незаметно выскользнула из кабинета. Не хватало еще, чтобы он снова обнаружил ее у своей постели. Зося пошла на кухню, чтобы взять поднос с приготовленным завтраком, выждала некоторое время перед дверьми, чтобы дать Новицкому время опомниться ото сна, и вошла, предварительно постучавшись. Эти несколько мгновений были необходимы и ей самой, чтобы стереть неуместно-довольную улыбку с лица, и снова обрести спокойное и сдержанное выражение лица. Увидев Констана, ей стоило немалых трудов сохранять это выражение и дальше. Особенно тогда, когда он вдруг начал переодеваться прямо в ее присутствии. Хоть Зося и видела его почти обнаженным еще вчера, но сегодня ее снова охватило волнение, с которым она скоро справилась. Казалось, будто Констан намеренно ведет себя с нею так запросто, будто эти несколько дней успели сблизить их. «А ведь правда сблизили», - подумалось Зосе. Она ухаживает за мужчиной, готовит для него, лечит его, и не видит в этом ничего удивительного. И все же, чтобы сохранить некую субординацию между ними, Зося подошла и начала укутывать Новицкого в одеяла. Намекая, будто бы все ее заботы распространяются на него лишь потому, что он болен и ему было бы нелегко обходиться без ее помощи. Но он так рьяно воспротивился, что ей сделалось весело. А уж когда она услышала, что сегодня он и впрямь не собирается оставлять ее, не сумела сдержать улыбки. Пока что он был мил, как никогда до этого. Он как-то очень трогательно попросил ее принести ему бритвенные принадлежности, даже оставаясь дома, он тщательно следил за своим внешним видом. Она принесла их ему, и даже взбила пену, как ее учил Милош, воспоминание о брате сделало ее задумчивой, а Новицкий более не стремился заговорить с нею. Бритье – опасный процесс, она сама об этом прекрасно знала, так как Милош еще и дозволял ей иногда помогать ему. Потом он всегда шутил, будто бы доверяет ей в эти моменты самое ценное, что у него есть, кроме нее, свою жизнь. Разумеется, брить Констана Зося не стала, зато она не отказала себе в удовольствии понаблюдать за ним. Настроение ее скоро улучшилось, она отбросила грустные мысли и следила за тем, как Констан поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, выпячивая челюсть и напрягая мышцы на щеках. Пару раз она замечала, что он иногда смотрит на нее в зеркало, но ей никак не удавалось поймать его взгляда. - U was tu piana. – Ответила она по-польски, взяла полотенце и вытерла Констану пену со щеки. – Польский и русский языки похожи… как оригинал и грубая копия, но сходство легко улавливается.
Константин Новицкий: - О, dziękuję! – благодарно кивнул ей Констан, еще раз промокнув полотенцем то место на своей щеке, до которого только что легко дотронулись пальцы девушки. – Значит, «грубая копия»? Это врожденное ощущение чувства собственного превосходства над прочими славянскими народами, не изжитое поляками даже теперь, когда прошло уже столько лет с тех пор, как их страна, думается, навсегда сошла с арены крупных исторических событий, всегда немного веселило Новицкого. Среди соседей его бабки, в родных ее местах неподалеку от Познани, было полным-полно таких вот представителей szlachty honorowej, всерьез полагающих, что это совсем не так. Но и будучи мальчишкой Костек относился к ним с иронией, ничуть не трепеща сердцем при первых звуках «Jeszcze Polska nie zginęła», даже несмотря на четверть польской крови в собственных жилах. От юной же барышни, хоть и отягощенной трудным жизненным опытом, подобные речи было слышать еще забавнее. - Что ж, может, оно и так. Но только, милая пани, как говорится, с волками жить… Иными словами, я бы все же посоветовал вам взять несколько уроков русского – для разнообразия. И для общего развития. И если хотите, мог бы даже ненадолго сделаться в этом вашим учителем. Раз уж я не могу заниматься своей основной работой из-за этой нелепой болезни, есть возможность попробовать себя в этом качестве, хотя, подозреваю, что мои педагогические таланты очень скромны, - усмехнулся Константин Аркадьевич и взглянул на Зофью, успев заметить прежде, чем девушка вновь сделалась невозмутима, как в прозрачных глазах ее будто бы мелькнула радость.
Зофья Шимановска: Вместо того, чтобы стереть пену со щеки Новицкого самой, она быстро убрала руку. Жест, в котором не содержалось ничего личного, все же был слишком интимным. «Вот до чего доводит совместная жизнь с мужчиной», - отчитала себя Зося за нескромное поведение. Ей следует впредь следить за своими жестами, так как она уже допустила массу ошибок, нарушила множество правил. Большое начинается с малого, и невинные жесты могут заронить неверные мысли в головы мужчин. Но в изучении хоть и нелюбимого языка, ничего нескромного не было. Это занятие можно считать более чем приличным и достойным юной девицы, к тому же в словах Новицкого была своя правда. Ей действительно было бы гораздо легче находиться в этой стране, хотя бы немножко зная язык. Она была бы лишена многих неприятностей, например, не выбрала бы тот ужасный постоялый двор. - Я не собираюсь оставаться жить в России! – запротестовала Зося и тут же поняла всю комичность этого заявления. Что же она вообще собирается делать? Да и стоит ли рассуждать о планах на будущее, когда она сама своему будущему не хозяйка. Судьба ее целиком и полностью в руках Новицкого. Что она сможет сделать одна, не имя ни денег, ни знакомств. Допустим, она оставила мысли об убийстве Траскина, хоть ненависть ее к нему не утихла (и не утихнет никогда), но стоит ли губить собственную жизнь на мелкого человека. Вот если бы она могла убить кого-то действительно важного… Но она не смогла устроить покушение даже на Траскина, для организации подобных дел необходимы опять же деньги и связи. И для достижения собственных целей ей будет очень полезно выучить русский язык. - Но вы правы, для общего развития знание русского мне не помешает… А в ваших талантах я не сомневаюсь. – Совсем уж глупо и невпопад ответила Зофья, как будто Констану были нужны ее уверения в его компетентности. Однако урок начался, и не был похож ни на один из уроков, которые прежде посещала Зося. Новицкий действительно проявил педагогический талант, но если бы хоть одному педагогу довелось увидеть их занятие, то возмущению ученого мужа не было бы предела. Как и в любом ином деле, Констан проявил свою фантазию и искрометный юмор. А Зося иногда намеренно неверно повторяла за ним, тогда он говорил следить за его губами и в точности повторять за ним. Зося внимательно следила и снова делала ошибки. Новицкий скоро, но не сразу, разгадал ее маневр, и в пылу увлеченности даже назвал ее негодной девчонкой. Верно, он бы все понял быстрее, но Зося сохраняла невозмутимый и сосредоточенный вид, отчего сумела ввести его в заблуждение на некоторое время. Их урок прервался чаепитием, и Зофья должна была говорить, используя новые выученные слова, но от этого метода пришлось отказаться. Конструкции выходили такими забавными, и содержали так мало смысла, что проще было разгадать ребус. Когда Констан объяснял Зосе суть того, что она сама только что произнесла, то они оба не могли удержаться от хохота. Сложность заключалась еще и в том, что многие слова были созвучны и казались Зосе понятными, но отнюдь не являлись таковыми. Схожие по звучанию, они имели совершенно разный смысл, и понять их было сложнее, чем выучить слова незнакомые. - Констан, мне давно не было так весело! – Все еще смеясь, ответила Зофья, и внезапно замолчала. Она тут же пожалела о своих словах.
Константин Новицкий: - Да что там говорить, если даже свадьба родителей едва не расстроилась, когда будущий мой батюшка, делая предложение руки и сердца, видимо, от полноты чувства забывшись, назвал маменьку «uroda». Она страшно обиделась и если бы не вмешательство бабушки Беаты… кто знает, сидели бы мы с вами сейчас за этим столом, да… - Новицкий с усмешкой сделал глоток чаю и взглянул на Зофью, которую до слез рассмешила эта только что на ходу выдуманная им история. На самом деле, отец его, по рассказам той же бабушки, по-польски говорил едва ли больше, чем сам Констан, точно так, как и он, считая себя русским. Но девушке, казалось, хотелось видеть в нем именно это – принадлежность, хоть и крайне опосредованную, к ее народу, схожесть, которой, на самом деле, почти не было, но Новицкий теперь не слишком стремился это доказывать, наблюдая, что этим еще больше располагает Зофью к себе. Пару раз, забываясь в разговоре, она даже называла его уменьшительно на польский манер – Костек. Но это как раз Новицкого совершенно не раздражало и даже нравилось. Он вообще уже несколько раз за сегодня ловил себя на том, что ему нравится быть с Зосей рядом. Именно рядом, а не вместе. Эта девушка всегда чуть-чуть напоминала ему кошку, которая, как известно, вовсе не нуждается в постоянном внимании со стороны хозяина – в отличие от собаки. Даже будучи к нему глубоко привязанной. И это тоже очень устраивало Новицкого. Он намеренно не сокращал между ними дистанции, но при этом – всячески давал понять, что Зося для него ближе прочих людей, сбивая ее этим с толку и еще больше запутывая. И эти несколько дней болезни, которые пришлось провести дома, первоначально казавшиеся Констану потерянными, неожиданно дали обильные плоды, которых он, признаться, даже и не ожидал…
Зофья Шимановска: За несколько дней, проведенных наедине с Констаном, Зося открыла в нем множество приятных качеств. Отныне он больше не казался ей мучителем, злобным драконом, который сторожит ее, принцессу, в «башне из слоновой кости» – своей квартире. Да и сама девушка стала вести себя куда естественней. Во многом это объяснялось и тем, что у нее в распоряжении, наконец, вновь оказались ее наряды, которые прачка привела в порядок. И было так приятно сменить опостылевшее платье, в котором Зося вынуждена была ходить все это время! Так что, возможно, и это тоже сыграло свою роль, потому что она вдруг стала гораздо свободнее в проявлении своих чувств. Она перестала чувствовать себя некрасивой, скучной, убогой. И даже почти прошло смущение, прежде сковывавшее ее практически постоянно. Надо сказать, что все недостатки своей внешности, Зося особенно сильно ощущала именно в присутствии Новицкого. Казалось, он с самого начала отнес ее к тому разряду несчастных девушек, которые, кроме того, что не обладают природной красотой, но и, что еще хуже, не имеют возможности хоть как-то скрыть свои недостатки с помощью наряда. Теперь же, Зося хоть все еще и не чувствовала себя красавицей, но уже и не ощущала себя уродиной. А это всегда достаточно ярко отражается на поведении любой женщины. Может быть, поэтому и Констан, уловив в ней эту перемену, иногда позволял Зосе почувствовать себя приятной ему. Впрочем, через несколько дней, когда его простуда окончательно прошла, все вернулось на круги своя. А еще в тот же самый день, когда Новицкий, впервые после болезни, ушел на службу, оказалось, наконец, готово платье, заказанное Зосей у мадам Шанье. Девушка, которая его привезла, еще раз осмотрела Зосю, и осталась вполне довольна результатом, как и она сама. Ведь платье сидело просто идеально, что бывает редко без дополнительных примерок. Проводив портниху, Зося так и осталась в новом наряде, потому что хотелось в этот же день показать его Констану. Она испытывала приятное волнение, размышляя о том, какое впечатление произведет на него ее обновка, но при этом втайне переживала, что Новицкий может не одобрить ее выбора. Ведь чувство стиля у него было развито и практически доведено до совершенства. Поэтому-то, оставшись одна, Зося так придирчиво разглядывала теперь себя в высокое зеркало, поворачиваясь то одним, то другим боком, терзаясь сомнениями, что все равно недостаточно хороша. И причина вовсе не в платье. Оно было великолепно, зато вот сама Зося в нем смотрелось простовато. И не стоило сомневаться, что Костек сразу это заметит. Ему-то уж точно не понадобится четверти часа, как ей, чтобы найти причину этого несоответствия. Подумав, как его исправить, Зося подобрала повыше волосы, и это действительно оказалось очень кстати. И все же не настолько, чтобы удовлетвориться результатом. В этот момент из прически стоящей перед зеркалом девушки выскользнула прядь, и она задумчиво накрутила ее на палец. И тут ее осенило. Нужно просто завить волосы! И у нее еще достаточно времени, чтобы как следует подготовиться к возвращению Костека со службы, тем более, он предупредил, что придет чуть позже обычного. Слишком много дел накопилось за время его отсутствия. За несколько минут до возвращения Новицкого, Зося еще раз внимательно осмотрела себя в зеркало. Теперь она нравилась себе гораздо больше. Линии лица словно бы стали мягче, а сама она казалось более женственной, и смотрелась даже чуточку старше. Услышав, что в замке двери поворачивается ключ, Зося убежала на кухню, и лишь когда услышала, что Костек вошел в гостиную, и зовет ее по имени, вышла к нему. - Добрый вечер, Констан.
Константин Новицкий: Будучи по характеру человеком более деятельным, а не созерцателем, Новицкий и ранее – в армии, и теперь, служа в Третьем отделении, всегда ощущал себя на своем месте. И этой работой своей отродясь не тяготился. Ведь иначе – для чего ею заниматься? Однако существовал и у Константина Аркадьевича на службе свой собственный ад, а именно – ведение, кроме, собственно, оперативной работы, огромного количества документов, ее описывающих. Бумаг было много всегда, и становилось больше с каждым днем, что раздражало все сильнее даже достаточно педантичного Новицкого, приучившего себя все делать ровно так, как надо и чтобы комар носа не подточил, как говорится. Ведь в его работе это было особенно важно. Впрочем, как известно, по привычке – оно и в аду хорошо. Однако за несколько дней вынужденной свободы, Констан несколько выбился из привычного ритма. Но самое отвратительное, что из него выбились и подчиненные, на дрессуру которых он тратил столько времени с момента своего поступления в Жандармское управление – и, как выясняется, зря и впустую. Дела пришли в совершенно плачевное состояние – пришлось приложить немалые усилия, чтобы хоть как-то их разгрести. Еще и на завтра осталось не меньше. Поэтому, не стоит и удивляться, что после такого рабочего дня, домой Новицкий явился поздно, уставший, как собака, да еще и такой же злой, хотя внешне это почти никак не проявлялось. Сказывалась многолетняя военная самодисциплина. Зося, как обычно, встречать его в переднюю не вышла. И в первый момент даже показалось, что в квартире никого нет, но отчетливые аппетитные ароматы со стороны кухни и шум присутствия – оттуда же, явственно свидетельствовали, что Зося все же дома, просто, возможно, не слышала, как он вошел. Молча разоблачившись из пут верхней одежды, Новицкий, не торопясь, прошел в гостиную, окинул взглядом уже сервированный для двоих обеденный стол, с которого, не удержавшись, тотчас же стащил аппетитного вида пирожок, как оказалось, с мясом и капустой, очень вкусный, быстро его сжевал и тогда уж окликнул Зофью, испытывая приятное чувство, что жизнь налаживается. Все же, готовила она великолепно. И Констан собрался сразу же сделать ей на этот счет уже ставший дежурным комплимент, когда, услышав, как она вошла, обернулся к девушке… да так и замер с открытым ртом. Но вовсе не от восторга, как должно быть, ей показалось, потому что, заметив, как он опешил, Зося зарумянилась и кокетливо коснулась одной из многочисленных буклей, свисавших с темени и обрамлявших лицо девушки, против обычной гладкой и строгой прически. Гораздо более, по его мнению, подходящей к обычному строгому, прямому и даже иногда жесткому взгляду ее прозрачных глаз и не менее решительному характеру, чем эти идиотские кудри. Обо всем этом Новицкий, отойдя от изумления, тотчас же и поведал Зосе. - К тому же, в подобном виде вы отчетливо напоминаете мне комнатную болонку, ma belle, - язвительно заметил он в довершение своей речи. – Но я ведь уже, кажется, говорил вам, что не слишком люблю собак.
Зофья Шимановска: Вместо приветствий, Зося услышала от Новицкого поток критики, да в таких выражениях, что оставалось только провалиться под землю от стыда. Она так старалась понравиться, но вместо этого – оказалась осмеяна, еще и с таким цинизмом. Тем не менее, даже в этот раз девушке почти удавалось сдерживать свои эмоции, пока Констан не сравнил ее с комнатной болонкой. Прижав руку к губам, она прикладывала все усилия, чтобы сдержать рыдания, рвущиеся наружу. Но все оказалось напрасно, последний укол Новицкого был слишком болезненным. - А вы умеете быть жестоким, - дрожь в голосе выдала ее чувства и, чтобы не заплакать при нем, Зося выскочила из гостиной. Шпильки из волос она начала выдергивать еще в спальной, а оказавшись в умывальной комнате, окончательно распустила их и взглянула на себя в зеркало. В нем отображалась очень симпатичная юная девушка. И она абсолютно не понимала, почему Новицкий был с ней так резок. Зосе действительно казалось, что вьющиеся локоны ей идут, делают более женственной. Но ему так не нравилось. И тогда, взяла расческу и окунув ее в воду, она начала усердно расчесывать завитые пряди. Но эта процедура не помогла распрямить их до конца. Какой же жалкой она казалась теперь сама себе в этой попытке понравиться Новицкому! С этой мыслью она склонилась над умывальным тазом, и окунула голову в холодную воду почти целиком. Это словно бы охладило и ее саму, заставив здравый смысл взять верх над эмоциями. Зося стала лихорадочно вспоминать, где лежит полотенце, нужно было немедленно в него завернуться, иначе она рискует испортить новое платье. Застыв в неестественной позе, девушка потянулась за полотенцем, и, к счастью, сразу же нашла. Накинула его себе на плечи, и только тогда, опять повернулась к зеркалу. Мокрые волосы сосульками свисали с ее головы. Теперь она не только чувствовала себя жалкой, но и выглядела соответственно. Однако самый острый приступ жалости к себе у Зоси уже миновал. Взяв еще одно полотенце, она начала вытирать волосы, а вернувшись в спальню, стала расчесывать их, не до конца еще высушенные, надеясь, что так этот процесс пройдет быстрее. И она еще сумеет застать Новицкого, чтобы показать, что ему не удалось обидеть ее своей жестокостью. Казалось, что таким образом ей удастся поставить его на место, показать ему собственное превосходство. «Пусть куражится, сколько хочет, - думала Зося. – Мне теперь все равно». И лишь одно ей оставалось неясным. Он был так добр, так приятен в последние дни. Ей даже казалось, что он был даже счастлив этой передышке. С чего вдруг эта перемена? Иногда все выглядело так, как будто она знает двух разных людей. Один был добрым и внимательным, другой же жестоким и саркастичным.
Константин Новицкий: Что касается самого Новицкого, то его, казалось, совершенно не трогало происходящее за пределами гостиной. Проводив спокойным взглядом Зофью, опрометью выбежавшую оттуда, он вновь отвернулся к окну и некоторое время с любопытством наблюдал за стычкой двух ворон, не поделивших между собой корочку хлеба, которую кто-то бросил на тротуар прямо перед окнами дома. Затем, вдоволь насмотревшись, сел за стол и отведал еще парочку Зофьиных пирожков, запив их приготовленным ею же клюквенным морсом, кувшин с которым тоже стоял на столе, рядом с корзинкой, в которую девушка сложила выпечку. Все это время до его слуха доносились сдавленные всхлипы и плеск воды, но Новицкий не слишком-то стремился предпринимать какие-либо действия, чтобы успокоить ее. Ненавидел женские истерики – это раз, был убежден, что от попыток утешения в таком случае проку еще меньше, чем от полного их игнорирования. Оно и верно. Вскоре всхлипы, действительно, затихли, а сама Зофья уединилась в спальне – он слышал, как в коридоре хлопнула, закрываясь, дверь. А еще через несколько минут и сам Констан, решив, что уже вполне сыт, направился, было к себе, но перед тем решил все же заглянуть к Зосе. Поблагодарить за ужин, для чего же еще? Реакции на его стук в дверь не последовало, но Новицкий все же решил войти. Зофья сидела спиной к нему, перед зеркалом. Плечи ее были укрыты полотенцем, а сама девушка с мрачным видом расчесывала гребнем влажные волосы и при его появлении в комнате не обернулась. Впрочем, он и не ожидал. - Зашел сказать вам спасибо, очень вкусные пирожки, - вновь получив в ответ молчание, Констан постоял еще секунду и вознамерился идти дальше восвояси, но тут заметил, что она внимательно наблюдает за ним в отражении своего зеркала и словно бы ждет чего-то еще. Извинений? Новицкий усмехнулся про себя. – Послушайте, пани Зофья, - проговорил он вполне миролюбивым тоном, - вам вовсе не обязательно во всем поступать, как нравится именно мне. Коли пришла вам причуда выглядеть, именно так – ваше право… В конце концов, болонки ничем не хуже прочих тварей божьих. В его глазах на мгновение показались, тотчас же исчезнув, смешливые черти, а девушка вновь издала судорожный вздох, больше похожий на всхлип. При этом она ни на минуту не прекращала расчесывать свои светлые, будто бы льняные пряди. Да так яростно, что Новицкому даже стало их жаль. Поэтому, бесшумно подойдя к Зофье сзади, он накрыл своей ладонью ее руку с зажатым в ней гребнем, удерживая ее таким образом от дальнейшего самоистязания. - Достаточно. Все уже и так хорошо, - произнес он мягко. - Зося, верно, я был с вами резок, но мне в голову не пришло, что вы воспримете сказанное, как оскорбление. Ведь не считаете же вы себя моим домашним животным, в самом-то деле?! Поверьте, сам я так совершенно не думаю. Вы – человек, несомненно. У вас может быть свое мнение, - тут Констан заметно наклонился вперед, чтобы поймать в отражении зеркала взгляд девушки, и теперь почти касался дыханием ее волос, а потом добавил, понижая голос почти до интимной бархатной интонации, - которое следует научиться отстаивать, ma belle. Даже со мной… Даже, несмотря на то, что мне… очень нравятся ваши чудесные, волосы, прямые и светлые, словно… солнечные лучи, - закончил он хрипловатым шепотом, а потом вдруг резко выпрямился, отступил от замершей на месте Зофьи на шаг назад, выдохнул, улыбнулся – и уже обычным голосом проговорил. – Ну, что, помирились?
Зофья Шимановска: Новицкий вошел в ее комнату, хотя Зося не и сказала, что разрешает ему это сделать. Но разве существовали для него какие-то препятствия в этом доме? И отнесся бы он с уважением к ее желанию побыть одной, даже если бы Зофья попросила об этом? Она была уверена, что Констан в любом случае поступил бы так, как хотелось ему самому. Поэтому и не стала ничего говорить ему, помимо того, что просто боялась дать волю своим чувствам. Отчего-то ей казалось, что оставаясь замкнутой в рамках своего молчания, она может казаться неуязвимой для его сарказма. Ведь всякое проявление слабости вызывает у Констана презрение. И уже по одной той причине, что думает об этом, она ненавидела саму себя. А еще за то, что внимательно следит теперь за ним взглядом в отражении зеркала. Новицкий же, тем временем, вежливо благодарил ее за пирожки. «Причем здесь вообще пирожки? Какая пошлость! - раздраженно подумала Зося, но тотчас снова нашла его лицо в отражении зеркала. Констан уже собирался уходить, но почему-то остановился, и тут заметил ее взгляд. Впрочем, он замечал все и всегда, глупо было даже надеяться, что-то укрыть от него… А он вдруг вновь обратился к ней – с такой вежливой формальностью, будто бы и сам рад уже уйти, но воспитание не позволяет сделать это вот так запросто – не разрешив этого пустякового конфликта. Аккуратист во всем, Констан очень не любил оставлять дела незавершенными. И Зося внезапно подумала, что к их нынешней размолвке он, верно, тоже относится не иначе, как к незаконченному делу. Прислушиваясь к его словам, девушка во многом мысленно соглашалась с ними. Но Новицкий и раньше всегда все говорил и делал правильно, все доводил до совершенства. Точно так же, как день назад доводил до совершенства ее произношение на русском языке. Вспомнив о том, какой счастливой была еще совсем недавно, Зося вновь чуть не разрыдалась, но сфокусировав все внимание на простом действии – движении расчески по волосам, сумела отвлечься. Но тут Констан вдруг остановил ее, положив свою ладонь на ее руку с зажатым в пальцах гребнем. И от этого прикосновения по всему телу девушки тотчас же разлилось сладкое ощущение, восхищающее, но одновременно пугающее – какой же властью обладает над ней этот человек, если одним жестом может влиять на ее настроение, заставляя забыть обо всех нанесенных обидах! Раньше Зося читала о подобном лишь в романах и никогда не верила, что так может быть на самом деле, считая все глупым вымыслом, развлечением для сентиментальных барышень, мечтающих о романтических приключениях. Но к ним она себя никак уж не относила. Ведь даже сейчас между ней и этими девицами имелось одно значимое отличие. В том время, когда они только лишь мечтали о всепоглощающих страстях, она уже словно бы стала их главной героиней. Голос Новицкого, тем временем, становился все мягче, и было уже даже не так важно, что именно он говорит. Она слышала его слова, но совсем не улавливала их смысла. Какая разница, в самом деле, когда он так близко, что в любой момент может обнять ее – Зося этого желала и ждала. Зеркало отражало их лица совсем рядом, и оба они следили друг за другом в отражение. И это было даже более волнующе чем, если просто смотреть друг другу в глаза. Она разглядывала их отражение, и будто бы видела двоих незнакомцев. Пожалуй, если бы она встретила их на улице, то решила, что между ними существует любовная связь. Смущенная этой мыслью, девушка робко улыбнулась отражению Констана. Он говорил ей сейчас какие-то приятные вещи – почти шепотом. И Зося поняла, что эта их близость чарующе действует не только на нее. Он тоже околдован этим моментом, наслаждается им. И если бы Зося была чуть смелее, и обернулась, он наверняка бы ее поцеловал. Но она не обернулась. А он вдруг вскоре отстранился от нее. Чары оказались разбиты, а Зося вновь почувствовала неловкость, о которой на мгновение забыла. Новицкий, который был искушеннее нее, пришел себя первым, сумев заговорить в обычной своей немного ироничной манере. И Зося сейчас была даже рада, что он задал вопрос именно так, заставив ее почувствовать к нему почти сестринскую расположенность. Именно так когда-то просил у нее прощения Милош. - Конечно! – теперь уже и она достаточно владела собой, чтобы улыбаться обычной своей улыбкой. – Но вам хоть мое новое платье понравилось? – спросила она без тени кокетства. Точно так же, как когда-то сама хвалилась перед братом новыми нарядами.
Константин Новицкий: - Великолепное и очень вам к лицу, - Новицкий улыбался, стараясь усилием воли подавить, прогнать из памяти совсем свежее воспоминание о теплом едва заметно аромате влажных девичьих волос. Впрочем, справился с этим немного тревожащим чувством достаточно быстро, определив свою реакцию на близость Зофьи, как совершенно нормальную для взрослого и здорового мужчины. – Полагаю, что следует заказать у этой модистки еще пару туалетов. Займитесь этим завтра же. И… возражения не принимаются! – он шутливо нахмурился, заметив, что Зося будто бы вознамерилась что-то сказать в ответ на его предложение. – Это не подарок. Это – благодарность за то, что, во-первых, не дали мне погибнуть от инфлюэнции, а во-вторых – просто потому, что я так решил. И лучше со мной не спорить ибо, как вы, верно, уже заметили, в подобные моменты открываются не лучшие стороны моего характера… А мне бы не хотелось демонстрировать их вам, - добавил он чуть тише, словно бы смутившись своих же слов, отвернулся к окну. – Нет, это безобразие! Зофья удивленно посмотрела на него, не понимая, что на этот раз его так возмутило, и Новицкий пояснил: - Безобразие – то, что на улице уже почти ночь, а вы все еще сидите здесь, голодная, в то время, как я успел перекусить. Это нечестно. Пойдемте ужинать… Да бог с этим! Оставьте, как есть! – последнее относилось уже к попытками Зоси собрать распущенные волосы в какую-нибудь прическу – хотя бы косу заплести. – Уверяю, это обличие наяды весьма к вам идет.
Зофья Шимановска: Зофья смущенно, с замиранием сердца слушала Констана, надеясь вновь заметить в нем это неуловимое нечто, которому пока не могла найти определения. Но все напрасно, делая комплименты ее наряду, Новицкий выглядел совершенно спокойным, в то время как сама Зося все еще не могла унять учащенного сердцебиения. Ей вдруг пришло вдруг в голову, что даже этот невинный вопрос Констан мог расценить, как попытку кокетства. Кто знает, возможно, и прическу ее он раскритиковал лишь потому, что усмотрел в этом попытку ему понравиться. Впрочем, волновалась напрасно: Новицкий никакой крамолы в ее поведении не узрел. Напротив, даже предложил ей навестить модистку еще раз завтра. Желая возразить, Зося открыла рот, но Новицкий не позволил ей этого. И, кстати, угадал, что именно девушка собиралась ему сказать. Кажется, он даже начал говорить быстрее, чтобы она не вздумала его перебить, что, видимо, сыграло злую шутку и с ним самим. Когда слишком торопишься выразить свои мысли, то невольно может сказать лишнее. Но Зося об этом догадаться сразу не сумела. А Констан, меж тем, вел себя все более загадочно. Вдруг, резко отвернувшись к окну, тихо выругался. Сначала Зося подумала, что опять в чем-то не угодила ему, потом – что Новицкий что-то заметил в окне и недоволен именно этим. Подойдя к нему, она попыталась выглянуть в окно через его плечо, но тут Новицкий сам наконец-то пояснил свои загадочные речи. И от неожиданности, Зося вновь отступила от него на несколько шагов назад. Сделавшись вдруг суетливой и бестолковой, она не знала, куда себя деть. Он предложил пойти ужинать, но присутствовать в гостиной в своем нынешнем виде Зося, не могла уже хотя бы потому, что это неприлично. Поэтому она все же решила еще раз попытаться создать некое подобие прически, и начала заплетать влажные волосы в косу. Но Констан, видимо, все еще пребывая в своем сегодняшнем странном настроении, велел ей оставить все как есть, и был настолько мил, что добавил, будто ей очень идет облик кикиморы болотной. Конечно, он назвал ее немного иначе – наядой, но Зося особой разницы не видела. Нечисть и есть нечисть. Однако если нравится ему такой, то готова быть, кем угодно. Несмотря на не очень хорошее начало, оставшийся вечер прошел замечательно. И, расходясь по комнатам, Зося с Новицким очень искренне пожелали друг другу хороших снов. Оказавшись в спальне, она, улыбаясь, разделась, слегка запутавшись в непривычных застежках, и легла в постель. Но уснуть сразу не смогла. Полежав на спине, повернулась на левый бок, но и эта поза показалась ей неудобной, тогда она опять перевернулась на спину, и снова почувствовала неудобство. Спустя четверть часа решив, что если спать не хочется, то не нужно себя и мучить, Зося оставила бесплодные попытки отправиться в объятия морфея и начала снова и снова прокручивать в памяти слова и действия Костека. И только теперь поняла, почему он был таким нервным, когда звал ее ужинать. Скорее всего, дело в том, что симпатия, которую он испытывает к Зосе, оказалась не меньшей неожиданностью и для самого Новицкого. Что смутило его, привыкшего всегда держать свои чувства под контролем. Посчитав это слабостью, он страдал… На этой мысли Зося неожиданно и уснула, так и не сумев развить своих соображений далее. А утром Костан вновь велел ей обратиться к мадам Шанье. И сделал это в такой манере, что Зосе совсем не захотелось ему перечить. И дождавшись часа открытия модной лавки, она отправилась к мадам Шанье. Там ее встретила девушка, которая уже была ей знакома. Узнав, что мадемуазель угодно заказать здесь еще несколько туалетов, она проводила ее в специальный зал, где дала посмотреть новые альбомы с эскизами. И за этим занятием Зофья не заметила, как в комнату тихо вошел еще один человек, обнаружив его лишь, когда тот намеренно громко вздохнул. Представившись сыном мадам Шанье, Максимом, он пояснил, что матушка прислала его сообщить, что она совсем скоро спустится к Зосе сама. А его заданием является скрасить минуты ее ожидания, которое, впрочем, не затянулось надолго. Мадам Шанье, действительно, через несколько минут сама вошла в комнату «для особых гостей», как она назвала помещение, где все это время находилась Зофья. В модной лавке девушка провела без малого два часа, а когда выходила, то снова случайно встретила месье Шанье, который вдруг предложил ее проводить, а она не отказалась. Тем более что он показался ей неплохим собеседником. Когда же Максим узнал, что Зофья – полька, то сразу принялся перечислять все слова, какие знал на ее родном языке. Говорил он смешно, с акцентом, но с большим старанием, чем окончательно расположил к себе Зосю. Впрочем, они прекрасно понимали друг друга и по-французски. Пройдя всю дорогу от салона до ее дома, Зося и Максим остановились, чтобы попрощаться перед тем, как разойтись каждый по своим делам.
Константин Новицкий: Несмотря на то, что идти от Фурштатской до Баскова переулка было не так уж и далеко, в зимние и особенно весенне-осенние слякотные месяцы Новицкий предпочитал добираться до дома, используя наемный экипаж – отвратительное ощущение от ходьбы по снежно-водяной каше напрочь перекрывало удовольствие от пеших прогулок, до которых Константин Аркадьевич, вообще-то, был большой охотник. Но нынче вечером, выпущенный на улицу караульным, почтительно затворившим за его спиной тяжелую входную дверь здания Жандармского управления, Констан осмотрелся по сторонам и, втянув полной грудью влажный, но уже ощутимо теплый апрельский воздух, понял, что весна все же наступает. Было довольно ветрено, но вместе с солнцем, ветер заметно подсушил мостовую, поэтому она казалась вполне пригодной для пешей прогулки. И Новицкий решил отправиться домой пешком. Шел неспешно, все так же осматриваясь по сторонам, периодически поднимая глаза в высокое бело-голубое небо, где в потоках ветра планировали все те же извечные спутники людского существования в любом городе – черные грачи, которые то ли уже вернулись в родные края, то ли вовсе никуда не улетали… Уже сворачивая в Басков, Констан купил у уличной торговки букетик белых подснежников. Он всегда любил эти цветы, радующие глаз своей незатейливой прелестью, которая скорее намек, всего лишь обещание грядущего весеннего карнавала, чем настоящая красота. Но даже и он после долгой зимы кажется очень приятным. Пока расплачивался с торговкой, успел заметить вдалеке, возле своего дома, веселящуюся парочку: молодого мужчину в щегольском цилиндре и барышню, разглядев которую, тотчас же утратил свой благодушный и даже немного романтический настрой, не глядя забирая букетик из рук цветочницы и уже гораздо более энергичным шагом устремляясь вперед. Однако, быстро опомнившись, вскоре вновь принял невозмутимый и даже несколько скучающий вид, несмотря на то, что в душе, подобно потревоженному цепному псу, ворочало и щетинилось пока еще надежно сдерживаемое усилием воли возмущение. Какого черта эта идиотка привела сюда кого-то незнакомого? И что ему от нее нужно? Впрочем, что от Зофьи было нужно этому клоуну в затейливом цилиндре, Констану стало вполне очевидно еще до того, как он подошел к нему достаточно близко. Зося в этот момент стояла к Новицкому спиной и весело смеялась над какой-то шуткой своего собеседника, который, тем временем, разве что ритуальный танец ухаживания вокруг нее не исполнял. Обострившимся слухом, Констан прислушался к тому, о чем он так увлеченно говорит ей. И вскоре до него донесся обрывок фразы о том, что далеко не все петербурженки умеют носить парижские туалеты так, как они того заслуживают, однако мадемуазель Зофья, несомненно, этим даром наделена. - Ma belle! – от внезапного оклика Зося чуть вздрогнула и обернулась, тотчас же наталкиваясь на устремленный на нее спокойный и насмешливый взгляд холодных голубых глаз. – Рад видеть, что вы не теряете времени, совершенствуя свой навык общения на русском языке. Однако видимо, он еще недостаточно крепок, если вы не смогли понять, когда мы расставались нынче утром, что я желал бы, чтобы вы всего лишь купили себе еще платьев, а не обзавелись новыми ценителями того, как вы в них выглядите…
Зофья Шимановска: Общение с Максимом Зосе показалось очень приятным, ей нравились его шутки, а еще та легкость, с которой они, едва знакомые между собой, находили общие темы для разговора. Но лучше всего было, что он совершенно не пытался ей понравиться, а держался мило и естественно, только и всего. Зося вполне допускала мысль, что Максим при желании в состоянии нравиться многим девушкам. И вроде бы должен, осознавая это, держаться гордо, но ничего такого она в нем не находила. Голос, раздавшийся за спиной, она узнала сразу же, и мир вокруг так же мгновенно вдруг вновь сузился до одного Новицкого. Желая тотчас же познакомить с ним Максима, девушка резко обернулась и тут же напоролась, как на острую бритву, на взгляд Констана. И сей же момент, радость Зоси отчего-то поблекла, хотя она все еще продолжала улыбаться. А он, не оставив ей времени, чтобы опомниться, уже заговорил снова. Тон речи был насмешливым, но Зося уже привыкла к этой его неприятной манере, и готова была ее не замечать. Она ведь знала, каким Костек может быть с нею наедине. Однако любую насмешку можно терпеть только до определенного предела. А на этот раз он сумел действительно ее оскорбить. И как бы ни старалась Зося, оправдать последние слова, сказанные Новицким, было невозможно. Тем временем, Максим, почувствовав себя лишним, вежливо, но поспешно откланялся, заметив напоследок, что будет очень рад их дальнейшим встречам с Зосей. Она попрощалась столь же любезно, но, отравленная ядом слов Новицкого, вдруг начала подозревать тайный смысл и в словах Максима тоже. Что, если он вдруг принял ее за одну из девушек, с которыми легко наладить дружбу определенного типа? Когда они вновь остались вдвоем, она все еще была так обескуражена, что даже не знала, что ему сказать. А Констан, тоже не говоря ни слова, неожиданно развернулся и пошел к дому. И Зосе ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Впрочем, шел Новицкий достаточно медленно, как будто прогуливаясь, и девушка уже через несколько шагов нагнала его. - Как вы смеете!.. – Едва начав говорить, Зося задохнулась от возмущения. Хотелось понять, для чего он фактически представил ее перед Максимом своей содержанкой. – Да что я сделала, в конце концов?! По какому праву вы выставили меня перед господином Шанье глупой кокоткой? Чем я заслужила подобное? – впрочем, спрашивая об этом, Зофья вполне отдавала себе отчет, что если Новицкий сейчас придумает хотя бы какое-нибудь оправдание своему жестокому и несправедливому поступку, она его примет. Объяснит грубость ревностью - и простит его за эту вспышку.
Константин Новицкий: Одарив напоследок собеседника Зофьи рассеянным взглядом и едва заметным кивком, Новицкий, поигрывая своей тростью, неторопливо направился к дому, предоставив девушке самой решить, что ей делать дальше. Впрочем, реакция оказалась совершенно предсказуемой. Стоило Константину Аркадьевичу дойти до ступеней парадного, как за его спиной раздались торопливые шаги, на звук которых он, тем не менее, не удосужился посмотреть на Зофью до того момента, покуда они вместе не добрались до входной двери. Лишь тогда Новицкий обернулся к девушке и немедленно получил в свой адрес залп негодующих вопросов, тоже ожидаемых. Поэтому, покуда та бесновалась, смотрел будто бы сквозь Зофью, а когда она, наконец, замолчала, вновь сконцентрировал спокойный взгляд на ее разгоряченном от быстрой ходьбы по лестнице и возмущения лице и осведомился: - Так вы, действительно, считаете, что это именно я выставил вас кокоткой, мадемуазель? Стало быть, это по моей и, несомненно, злой воле вы на всю улицу только что хохотали над шутками этого галантерейного паяца, от которого на версту разит дешевыми духами? Пусть даже и… парижскими, - последнее слово Констан произнес с едва заметной саркастической ухмылкой. А потом, смерив девушку не менее язвительным взглядом, добавил. – Боюсь, что вы несколько переоценили важность своего существования для меня, piękna pani!
Зофья Шимановска: Зося молча выслушала его слова. Ей было нестерпимо обидно, глаза жгли слезы. И все бы ничего, но вновь Новицкий буквально одной фразой сумел обернуть разговор так, что она почувствовала себя совсем никому не нужной. Он был мастером говорить такие фразы. Последние фразы. После которых не то, чтобы возражать, дышать не хочется. Она была ошарашена, обижена и оскорблена. Ее воля к борьбе, к отстаиванию своего достоинства были сломлены. Она просто шла рядом с Новицким и, лишенная возможности выразить свою боль, горячечно металась в мыслях в поисках хоть какой-нибудь возможности выхода. Но выхода, по-видимому, не было. И ей оставалось лишь идти за Новицким, как та самая комнатная болонка, которой он ее обозвал вчера. Ничего, это последний раз, когда она будет следовать за ним, когда будет подчиняться. Больше ни ему, ни ей не придется подстраиваться друг под друга, находить слова, чтобы понять друг друга. В квартиру они вошли вдвоем. Новицкий пропустил Зофью вперед, даже помог ей снять шубу, она не сопротивлялась. Он не пытался завязать с нею разговора, и Зося этому даже радовалась. Теперь она явно давала себе отчет, что желала бы слышать от Новицкого даже не оправдания, она бы удовольствовалась и гораздо меньшим. Чтобы удержать ее, было бы достаточно просто не произносить тех страшных слов. Он играл ею, как кукловод. Приручал, словно дикое животное, обучал чужому языку, попеременно давал и с неоправданной жестокостью отнимал надежду. Зофья прошла в спальню, и начала методично складывать свои пожитки в дорожную сумку, которую до этого благоразумно починила. Тех немногих вещей, что у нее были, оказалось достаточно, чтобы создать в комнате атмосферу присутствия женщины. Всего без нескольких незначительных мелочей, она вдруг стала совсем чужой. Эта комната не принадлежала ей никогда, и теперь вновь приобрела тот вид, который был ей свойственен раньше. Оглядевшись в последний раз перед уходом, Зофья, тем не менее, испытывала сожаление. С Новицким она пережила и перечувствовала столько, сколько ей никогда бы не было дано перечувствовать и пережить, если бы его не было в ее жизни. За эти несколько недель, она частенько оказывалась в сложных ситуациях, и немало часов провела, прокручивая в памяти воспоминания. И теперь, на мгновение застыв на месте, живо вспоминала, как еще вчера Констан шептал ей в этой комнате слова извинений, и, казалось, между ними зародилось настоящее чувство. Он обманывал ее своей вкрадчивостью, впрочем, она была рада обманываться. Теперь все иллюзии развеяны, и ей незачем больше здесь оставаться. Зося вышла в гостиную, и стала складывать в сумку платок. Ее спокойная решимость не была поколеблена минутной слабостью. Все это время Новицкий находился у себя в кабинете. И Зося даже испытывала удовольствие, представляя, как он удивится, когда не обнаружит ее дома. Ему и в голову не могло прийти, что она может оказаться способной на такой поступок. Но тут, словно, прочитав ее мысли, он вошел в гостиную. От волнения у Зофьи тотчас начали дрожать руки, и она начала неловко защелкивать застежки саквояжа. Повисла неловкая пауза.
Константин Новицкий: Новицкий и сам до конца не понял, отчего так резко отреагировал на возмущение, высказанное Зофьей в его адрес, надо сказать, вполне справедливое. Используя методику «кнута и пряника», самое главное – не увлекаться, щелкая без нужды этим самым «кнутом». Он всегда это хорошо понимал и всегда следовал этому правилу, но сегодня почему-то не сдержался. Впрочем, причина была, хоть Констан и не желал себе в том признаться, так как крайне не любил признавать собственных ошибок даже перед самим собой. А по всему выходило, что в этой девушке он ошибся. Все это время, с момента знакомства, он наблюдал за Зофьей, с удовольствием убеждаясь, что не зря вмешался в ту историю с ее неудавшимся покушением на Траскина. Не зря оставил у себя, постепенно обучая существовать в тех обстоятельствах, которые сам же и предлагал. Словно драматург и опытный режиссер в одном лице, он готовил ее к отведенной – им самим, несомненно, роли, которую Зофье предстояло однажды сыграть, несмотря на то, что даже сам Констан еще точно не мог сказать, когда именно произойдет «премьера». Но сегодня, услышав, как она лишь жалко задает вопросы там, где следовало наотмашь влепить пощечину, увидев, как она покорно бредет за ним там, где надо немедленно развернуться и уйти, Новицкий понял, что последнее испытание Зофья не прошла. И это в свою очередь вывело окончательно из себя и его самого… И все же, в глубине души что-то неприятно шевелилось, когда он, сидя в кабинете, невольно прислушивался к ее шагам где-то в глубине квартиры. А перед мысленным взглядом все еще стояло выражение ее лица, в тот момент, когда он сказал, что она ничего для него не значит. Следовало извиниться – если не за это, то хотя бы за то, что незаслуженно оскорбил ее перед тем мальчишкой. Новицкий поднялся из-за стола и пошел в гостиную, где, при виде Зоси, склонившейся над раскрытым саквояжем, набитом ее вещами, он изумленно приподнял бровь и замер в дверях, прислонившись плечом к косяку. Испортившееся было настроение стало стремительно улучшаться – выходит, все же не ошибся… Девушка, тем временем, продолжала сосредоточенно и даже несколько ожесточенно заталкивать в саквояж какой-то платок. Наконец, управившись, защелкнула замок, взяла сумку в руки и решительно направилась к двери, где Новицкий тотчас же, словно шлагбаумом, перекрыл ей путь, упираясь рукой в противоположный косяк двери. - Не помню, чтобы разрешил вам сегодня еще куда-либо выходить, мадемуазель!
Зофья Шимановска: - Я не нуждаюсь в вашем разрешении. Дайте мне пройти. – Зося ответила это Новицкому с неожиданной для себя легкостью. Сам того, возможно, не ведая, он преподал ей самый дорогой из всех уроков, научив принимать решения осмысленно и хладнокровно оценивать ситуацию. Вот и выходило, что оставаться здесь ей все равно нет смысла. Ведь он даже удержать ее пытается так, будто бы Зофья обязана остаться лишь потому, что это его приказ! Ответив отказом, она вдруг ощутила такую свободу, будто бы смогла, наконец, сбросить с себя невидимый ошейник. Ей даже стало легко смотреть ему в глаза, и перехотелось плакать. И пусть в ее взгляде все еще была видна печаль, Зосю это уже не заботило. Сейчас она уйдет, а он может вспоминать эту маленькую слабость, как последнюю свою над ней победу. Зато сама девушка совсем не чувствовала себя поверженной. Уничтоженной, но не побежденной. В ответ на ее слова Констан ухмыльнулся, будто бы не верил им. Что ж, ему придется это сделать, и Зося, неловко выговаривая слова на русском, повторила свое требование. При этом все же не оставляла попыток выискать на его лице хотя бы тень сожаления о том, что вынужден отпустить ее. Ведь, если знать наверняка, что ему действительно все равно, уйти будет легче… Но, вновь встретившись с Новицким глазами, девушка поспешно отвела взгляд. Его сожаление, даже если оно и присутствует, уже ничего не изменит. Если она теперь останется, Констан лишь убедится в своей над ней власти, и больше будет уже невозможно ничего между ними изменить. И ей так и придется подчиняться его требованиям вновь и вновь. Он сам не оставил им выбора, сам лишил их возможности счастья. Бог – судья, Зося делала все, чтобы доставить ему радость своим присутствием, пыталась быть ему полезной, приятной и интересной. Возможно, и вела себя иногда заносчиво, но никогда не пыталась намеренно оскорбить его достоинство. Зато сам Констан будто бы испытывал странное удовольствие, унижая ее. Только за сегодня он дважды переступил черту. Без всяких на то причин, опозорил при Максиме, а после, вместо того, чтобы признать, что виноват, держался с ней, как самым презренным из существ, не достойным, чтобы с ним считались. - Констан, я очень благодарна за все, что вы для меня сделали, но я более не могу злоупотреблять вашим гостеприимством. – Зофья всего лишь хотела быть вежливой, но, произнося слова прощания, даже сама ощутила в своих словах издевку.
Константин Новицкий: - А вы, кажется, забыли, что вовсе не гостьей моей являетесь, сударыня, - вкрадчиво заметил Новицкий, холодно улыбаясь ей. – Стало быть, и волнения ваши напрасны. Я сам буду решать, как именно распорядиться вашим присутствием в моем доме. И ваши желания меня ничуть не трогают. Равно как безразлична ваша же благодарность. В мгновенно потемневшем взгляде Зофьи зарницей, предвещающей скорую бурю, сверкнул гнев, но тотчас вновь спрятался за деланной безучастностью. Да, девочка многому научилась за это время, в том числе – неплохо владеть собой. Но выиграть у него эту партию ей было пока еще не по силам… - Достаточно мелодрам, я не любитель этого жанра, а вы – не слишком убедительны в роли ведомого на заклание божьего агнца. Особенно, если припомнить некоторые обстоятельства нашего с вами знакомства... Ах, все забываю спросить! Вы, верно, еще по-прежнему, мните себя яростной Эринией, душа моя? – отделившись от дверного косяка и заложив руки за спину, осведомился Новицкий, чуть раскачиваясь на носках и насмешливо глядя на Зофью сверху вниз. – Сжигаемой изнутри неутоленной жаждой мести, мм?.. Да полноте вам, в самом-то деле! Поставьте уже свой саквояж и отправляйтесь на кухню. И займитесь там приготовлением ужина – прямым своим назначением в этой жизни!
Зофья Шимановска: - Psia krew!– Емко выразила свои чувства девушка и дала ему звонкую пощечину. Как выяснилось, и у Зосиного терпения был свой предел. Даже у идеальной женщины оно не безгранично, а, по словам Новицкого, она была очень далека от идеала. Хотя в основном его нынешние требования и выполнила. Во-первых, в порыве злости не заметила, как выронила из рук саквояж, как того и желал Новицкий. Во-вторых, прекратила мелодраму, да так резко, что сама себе удивилась. Кто бы мог подумать, что девушка из приличной семьи, получившая хорошее образование, будет так страшно ругаться и даже не вздумает стыдиться этого! Констан, ошарашенный ее выходкой, инстинктивно прижал руку к щеке, на которой уже начал проявляться красноватый след от ручки юной панны. Сама же Зося, тем временем, потирала ушибленную об его лицо кисть. Конечно, она поступила грубо, зато чувствовала себя теперь отомщенной. Воспользовавшись секундной растерянностью мужчины, Зося снова взяла саквояж в руки и шагнула мимо Новицкого к двери. Только ей, видимо, не суждено было выйти из его квартиры так легко. Внезапно обхватив ее сзади, он остановил ее и резко развернул к себе лицом. Зося пыталась сопротивляться, поэтому на некоторое время между ними завязалась потасовка. Сопротивляться она перестала, только когда оказалась прижатой его телом к стене. Такого выражения лица, как в эту минуту, Зося у Новицкого еще не видела. «Он убьет меня», - обреченно подумала она, но страха при этом не испытала. Ведь он сам научил ее бороться до самого конца. И если уж придется погибнуть, то она постарается сделать все, чтобы нанести противнику как можно больший урон. Вот только предпринять что-то первой, у Зоси пока не получалось, поэтому она замерла в ожидании действий со стороны Новицкого.
Константин Новицкий: Было легко подавить ее сопротивление сразу же: что по-настоящему сможет поделать против мужчины хрупкая девушка, даже очень разъяренная? Однако Новицкий намеренно позволил Зосе думать, что она причиняет, как минимум, неудобство, когда молотит его кулаками, куда ни попадя, ругаясь по-польски, как в тот день, когда Констан впервые увидел ее. И это было даже забавно, но он достаточно уверенно играл роль разгневанного хозяина, возмущенного тем, что его «собственность» вдруг вознамерилась проявить свою суверенную волю. Зритель, точнее – зрительница у представления была всего одна. И она, кажется, была вполне убеждена в том, что Новицкий, находится на пределе своего терпения. Сам же Констан, тем временем, утомившись делать вид, что сопротивляется ее ударам, без особого труда оттеснил Зосю от двери, куда девушка все еще норовила вырваться и, прижав ее спиной к стене, угрожающе навис над нею, сверкая глазами от «ярости», которой, на самом деле, конечно же, совершенно не испытывал. Замерев в его плену, тяжело дыша, она смотрела на него ненавидящим взором. И Констан, прижимающий своей рукой сразу оба тонких запястья девушки к стене над ее головой, чувствовал, как под тонкой кожей бешено стучит ее пульс. - Ну и что ты будешь делать теперь? Испепелишь меня взглядом? – мягкая, ироническая интонация мужчины и улыбка на его губах, возникшая совершенно неожиданно, как солнце посреди грозового шторма, окончательно сбили Зосю с толку, и теперь в ее глазах читалась уже не ненависть, а растерянность. И в эту самую минуту, склонившись, Новицкий легко коснулся своими губами губ девушки. Очень нежно, почти поддразнивая. Затем отстранился, пару секунд рассматривая очень близко, словно бы лаская глазами, каждую черточку ее лица, а после, не позволяя до конца опомниться, вновь поцеловал, уже по-настоящему.
Зофья Шимановска: Зося чувствовала, что Новицкому нравится ее сопротивление. Он удивлялся ее решительности, но, в то же время, именно она и доставляла ему набольшее удовольствие. Еще, ему явно нравилось удерживать ее, чувствовать неспособность предпринять что-либо в ответ. Доказательством этому служил его взгляд, отнюдь не рассерженный. Зося этого не ожидала, а потому была немного растеряна. Но менее всего в этот момент она ожидала поцелуя. Нежное, ласкающее прикосновение к ее губам было столь обескураживающим, что не осталось сил сопротивляться, а, увидев его взгляд, больше и не хотелось. Констан снова поцеловал ее, отпустил ее руки, и, обнимая, прижал к себе. Зося вздрогнула лишь от самого первого поцелуя, а потом уже и сама стала тянуться к нему навстречу. И лишь иногда отворачивалась, чтобы унять головокружение и еще – чтобы успеть заглянуть ему в глаза. Когда Констан смотрел на нее, то взгляд его светился тем самым огнем, которым горят глаза всякого мужчины, жаждущего любви. Скорее всего, он и не подозревал, как глубоко волнуют ее эти пылкие и мужественные взгляды. И лишь одна мысль прорывалась сквозь пелену чувственных ощущений. Он не отпустил ее, не позволил уйти, она нужна ему! Продолжая удерживать девушку в своих объятиях, вскоре он подтолкнул ее к спальне. Зося с готовностью повиновалась, но была настолько смущена, что боялась сделать лишнее движение, опасаясь разочаровать его своей неловкостью. Возможно, в этом случае он бы просто ушел, но теперь уже сама Зося не желала, чтобы Констан оставлял ее. Обернувшись, она вновь прижалась к нему всем телом, неловко целовала его в шею, сходила с ума от его нежных прикосновений.
Константин Новицкий: Новицкий, за все время их знакомства, ни разу не размышлял о том, какие чувства он испытывает в отношении Зоси. Впрочем, нет, чаще всего она раздражала, вносила беспокойство и нарушала устоявшийся порядок его жизни. Иногда делала что-то полезное, например, хорошо готовила и сумела привнести в его жилище то неуловимое нечто, что сразу сделало его похожим на дом, которого у Констана не было давным-давно. Но как о женщине, вернее, о вполне милой и симпатичной девушке, он не думал о Зосе никогда. Верно, это могло бы показаться ненормальным, однако нужно плохо знать Новицкого, если так думать. Просто он всегда слишком четко отделял личное от всего того, что было связано с делом, которым он занимался. И Зося была все это время для него всего лишь «делом», находящимся в разработке. Собственно, и теперь, когда впервые поцеловал ее, Констан сделал это не столько по велению души, сколько потому, что это было как раз то, что нужно было сделать – в данный момент. Впрочем, не без приязни. У нее были мягкие и нежные губы, и Новицкий почувствовал, что они чуть дрожат, когда коснулся их своими. И то, как доверчиво она вновь потянулась к нему, когда он отстранился, чтобы взглянуть ей в глаза, вызвало у Констана нечто похожее на всплеск нежности. Он вновь улыбнулся и отпустил, наконец, ее руки – благо, что девушка более не пыталась вырваться из его объятий, намеренно теперь свободных, словно бы оставляющих шанс уйти, а сама льнула к нему всем телом, как будто упрашивая Новицкого о том, о чем стеснялась говорить вслух. И он не видел причин отказывать ей в этой безмолвной просьбе. Целуя ее вновь и вновь, чувствуя, что и сам, вопреки первоначальному желанию, совершенно определенно поддается волне возбуждения, Констан, тем не менее, еще достаточно контролировал себя, чтобы не позволить чувствам поработить разум. Поэтому, когда они вдвоем пришли в его бывшую спальню, прежде чем позволить себе, наконец, забыть о мотивах, побуждающих его делать то, что он делает и просто получить от происходящего удовольствие, Новицкий приподнял лицо Зоси за подбородок, ловя ее взгляд, и проговорил: - Но ты же понимаешь, что сейчас между нами может произойти? – она кивнула, молча и, робко улыбнувшись, поцеловала его в уголок губ, а потом немного неловко стала пытаться развязать прихотливый узел шейного платка, но Констан мягко остановил ее и вновь заставил взглянуть ему в глаза. – И ты понимаешь, что даже если это случится, то свадьбы у нас не будет? Ведь я не из тех, кто женится, Зося, милая… - он коснулся ее полураскрытых губ кончиком указательного пальца. – Поэтому, если хочешь, чтобы я ушел, скажи – и я уйду. Сказал – и даже сам поверил, настолько убедительно прозвучало. А впрочем, черт знает…
Зофья Шимановска: Она улыбнулась, взяла руку Костека и прижала к своим губам. Наверное, многие мужчины думают так же, но произнести подобное вслух мог лишь он. Впрочем, он тоже мужчина, со слабостями и собственными иллюзиями. Многие из них заявляли, что не женятся никогда. Но сколькие потом сдерживали данный обет? - Понимаю, все понимаю. – Тихо ответила девушка. Слова Новицкого задели ее, но голос звучал очень твердо, в нем не было ни нотки сомнения. Свой выбор она сделала и постаралась загнать эту новую обиду глубже, сделать ее незаметной для Костека, потому, что и сама понимала – права на нее не имеет. Он честно предупредил о своих намерениях, и она вольна выбрать. Он не обманывает ее, не пытается внушить ложных представлений. Чтобы сказать то, что он сказал, требовалась даже определенная доля смелости. К тому же Зосе не хотелось заставлять его испытывать чувство вины. Ведь вряд ли Констан желал увидеть ее, отшатывающуюся, в ответ на его слова, словно от пощечины, хнычущую в углу. Даже понимая свою непричастность к страданиям отвергнутого существа, ощущаешь себя мерзавцем. Так что подобным она лишь оттолкнет его, в то время как теперь хочет совершенно противоположного. Все так просто. Пусть говорит, что хочет. Но на деле Констан не отпустил ее, потому что она уже нужна ему. И вскоре у нее появится время и возможность стать ему жизненно необходимой. – Поцелуй меня? – Зося снова несмело потянулась к нему. Сначала Констан отвечал на ласки девушки мягко, и ей казалось, будто бы он все еще сдерживает себя, готовый уйти в любой момент. Но вдруг что-то неуловимо изменилось. Зося почувствовала, что сумела, наконец, заставить Костека забыть обо всех сомнениях. Он сам помог ей развязать узел шейного платка, который девушка от неловкости лишь сильнее затянула, и она нежно прикоснулась губами к жилке, которая билась у него на шее. Расстегивая своими тонкими пальчиками пуговицы на его сюртуке, Зося ни на мгновение не переставала его целовать. Хотелось прикасаться к нему, хотелось как можно скорее ощутить ответное прикосновение Костека к своей собственной коже, потому что она более не могла сдерживать это желание ощущать его каждой клеточкой своего тела.
Константин Новицкий: - Конечно, милая… - прошептал Новицкий в ответ, склоняясь к губам девушки и тотчас же исполняя обещанное. Он ничуть не кривил душой – в своей решимости принадлежать ему, смешанной со вполне объяснимым смущением и робостью, Зося выглядела необычайно милой. Было даже немного жаль ее. Нет, впрочем, это была не жалость, а смешанное чувство, лишь отчасти сродни сожалению. Подобное иногда возникает, если приходится разрушить нечто, созданное природой, красивое, но не функциональное – стереть со стекла прихотливый узор изморози, например. Если этого не сделать, то окно становится бесполезным с точки зрения того, для чего оно предназначено. Подобное развитие их с Зосей отношений, точнее – ее отношения к нему, было закономерно и правильно с позиции достижения той цели, которую преследовал Новицкий. И то, что средство для этого оказывалось еще и приятным для него лично, было своеобразным бонусом, добавляющим желания им воспользоваться. Но добиться быстрой победы Констан совершенно не стремился – это выглядело бы пошлым соблазнением, он же презирал пошлость в любых ее проявлениях. Чутьем взрослого и умудренного опытом мужчины, Новицкий знал, что в душе Зося уже согласна принадлежать ему. А потому не торопился и спокойно позволял девушке «праздновать победу», оставаясь в уверенности, что это именно она преодолевает его сомнения, представляя все так, чтобы это, действительно, выглядело ее собственным решением, которому сам он лишь подчиняется, не в силах более сдерживать свои страстные порывы. Нет, безусловно, поцелуи и ласки Зоси возбуждали его тело, но сердца и души, увы, не трогали. Впрочем, о том, что он чувствует, а вернее – уже давным-давно не чувствует ничего, в иные моменты не догадывались и гораздо более искушенные, чем эта девочка, любовницы. Пожалуй, с Зосей было даже лучше, чем с прочими женщинами из тех, что были с ним последнее время, а потому, хотя бы и из благодарности, Констан желал сделать так, чтобы и ей было с ним хорошо. Она заслуживала этого хотя бы своей искренностью по отношению к нему. … Они лежали в постели вдвоем, полуобнаженными, и Новицкий покрывал легкими поцелуями нежную и теплую, чуть подрагивающую от прикосновений его губ, кожу вокруг маленьких, изящной формы, грудей, только что собственноручно избавленных им от тирании жестких планок корсета, но все еще скрытых от взора тканью шемиза, от которого он, впрочем, тоже скоро их освободил. Зося прерывисто дышала, держась за его плечи, словно бы отталкивая, но одновременно при этом – подавалась навстречу ласкам. Когда она начала стягивать с его плеч уже полностью расстегнутую сорочку, то, как водится, оба почему-то забыли про запонки на манжетах рукавов. - Разреши, я сам, - усмехнулся он, наконец, после пары минут сосредоточенной Зосиной борьбы со злополучными аксессуарами, все никак не желавшими поддаваться ее торопливым попыткам освободить Констана из этих пут. Присев на край кровати, он не без труда, но выпутался из рукавов. После чего, без лишних объяснений, снял с себя и прочую, все еще остававшуюся на нем одежду, а потом вновь двинулся было к Зосе, но тут заметил, что она будто выглядит несколько более напряженной, чем еще за минуту до того, а еще – избегает смотреть на него, старательно отводя взгляд в сторону. – Что случилось, ma belle? – спросил он спокойно и, мягко приподняв за подбородок лицо девушки, заставил взглянуть себе в глаза, тут же догадавшись. – Ты смущена? Напрасно. Те участки нашего тела, которые принято скрывать одеждой, ничем не отличаются от остальных. В сущности, это вопрос предрассудков и обычаев. Ты же не стесняешься, когда ходишь по улице, не пряча от прочих людей лица за плотной тканью или открывая шею и руки в бальном платье? В то время как, например, для магометанок подобное – смертный грех. А африканскому дикарю покажется странной даже европейская манера одеваться… Все относительно, милая. Отпустив ее подбородок, Констан вновь улыбнулся, встал с кровати и подошел к большому зеркалу трюмо. Мимолетно взглянув в него, он обернулся к Зосе и позвал ее к себе, протягивая навстречу руку. Когда девушка, после небольшой заминки, все же поднялась с постели и подошла к зеркалу, Новицкий стал рядом, но чуть позади, склонился к ее уху и, едва касаясь губами тонкой, прохладной и упругой на ощупь розовой мочки, проговорил, тихим голосом, почти шепотом, в котором, впрочем, явственно ощущалась хоть и мягкая, но повелительная интонация. – Ну же, взгляни на меня, Зося, я этого хочу.
Зофья Шимановска: Случалось, что Зося и прежде рассматривала свое тело в отражение зеркала. И в такие моменты она не испытывала смущения лишь потому, что была одна. Понятно, что Зося вряд ли была единственной девушкой, которая интересуется собственной привлекательностью, однако это были те мысли, которыми не только не следовало ни с кем делиться, но и соглашаться, что они вообще приходят ей в голову. Впрочем, следовать этому правилу было достаточно легко, так как желания излить кому-нибудь душу у нее прежде не возникало, да и обсуждать такие интимные темы было не с кем. О том, что происходит между мужчиной и женщиной, Зося тоже имела весьма расплывчатое представление. Но, понимая, что род человеческий еще не прервался, она успокаивала себя мыслью, что люди как-то находят решение этой загвоздки, и, верно, сама любовь толкает их делать то, что нужно. Теперь же она успокаивала свой страх еще и тем, что Костек – опытный любовник. От одного этого слова ее бросало в жар, а от его уверенных, но нежных ласк можно было забыть обо всем на свете. И Зося пыталась забыть свое смущение, не обращать внимания на собственную неловкость. В данной ситуации, неопытность - это скорее ее достоинство, уговаривала себя девушка, но все равно смущалась смотреть в глаза Костеку. И самое ужасное, что стеснялась даже не того, что сама раздета донага, а того, что обнажен он! Уловив ее скованность, он чуть отстранился и стал пытаться все-таки выяснить, отчего она к нему вдруг переменилась. Но быстро догадался обо всем сам, начав объяснять, что нет ничего предосудительного в том, что они видят друг друга. Но Зося, слушая его, даже сама того не замечая, тотчас же спрятала под простыней свои обнаженные бедра, умудрившись как-то укрыть еще и Костека. Воспринимать слова сразу стало легче. Однако тут же возникли новые сомнения и страхи, Новицкий говорил так правильно и логично, что это встревожило Зосю. Отчего-то казалось, что не это он должен был ей сейчас сказать. Умом она и сама прекрасно понимала все и без этой вступительной речи, и вовсе не на ее ум ему следовало бы теперь воздействовать. - Я понимаю. – Зося уже говорила это некоторое время назад, но с какими различными чувствами можно произносить одни и те же слова! «Глупая!», - отругала девушка себя в мыслях, подозревая, что ее обуревают обычные женские страхи. Костек просто не дал никаких гарантий, вот и придумывает она теперь всяческие отговорки и признаки его к ней безразличия. Зося протянула руку, чтобы обнять его, но Новицкий вдруг поднялся с кровати, и она решила, что оттолкнула его своей холодностью, проиграла единственный свой шанс на то, чтобы остаться с ним. Сейчас он оденется, уйдет и снова оставит ее одну проклинать свою лицемерную стыдливость. Но Костек остановился у зеркала и позвал ее к себе, не словами, жестом. И Зося, осознав, что ей дается второй шанс, подчинилась призыву, подошла, стараясь смотреть ему в глаза, боясь опустить взгляд ниже. Он обнял ее и повернул к зеркалу, уговаривая взглянуть на их общее в нем отражение. Зося облизнула пересохшие губы и сделала, как он хочет. Сначала посмотрела на себя, было достаточно легко сконцентрировать взгляд на собственном взволнованном лице. Она отметила, что никогда прежде не видела себя такою. Затем, подчиняясь приказу Костека, Зося медленно перевела взгляд на отражение его лица. Это неожиданно оказалось легче, чем казалось изначально - как будто она была не самой собою, а сторонним наблюдателем. Рассматривая лицо Костека, Зося не без удовольствия отметила, что и он явно взволнован, а еще - любуется ею и, похоже, получает удовольствие от затеянной им игры. Словно в подтверждение ее мыслей, он вдруг дотронулся до ее груди и повел ладонью вниз по животу, прикасаясь к ее округлому бедру. А она, как завороженная, следила за его рукой в отражении и видела в этом столько красоты, сколько и представить себе не могла. Смущение отступало, уступая место любопытству и интересу к происходящему. Зося смотрела на Костека и отмечала, что они, как будто, специально созданы друг для друга. Накрыв его руку своей, она прижалась спиной к его телу. Теперь ей хотелось не только видеть их отражение, но и ощущать его собственным телом. Костек резко выдохнул и, обхватив ее за талию, прижал к себе еще теснее. И от этого голова у Зоси пошла кругом, а тело налилось странной тяжестью. Она развернулась в объятиях Констана, хотелось целовать его, было недостаточно чувствовать его прикосновения. Теперь Зосе хотелось и самой доставлять ему удовольствие.
Константин Новицкий: Медленно скользя ладонью по теплым и гладким, словно атласным, округлостям девичьих бедер, живота, целуя, а иногда и осторожно прикусывая кожу в области нежного изгиба шей, даже губами ощущая, как часто и сильно стучит под ней пульс, Новицкий не сводил глаз с лица Зоси, поймав ее взгляд в отражении зеркала, и не отпуская его ни на секунду. Взор девушки туманился от его ласк, но она больше не отводила его в сторону, с интересом наблюдая, как руки мужчины изучают изгибы и выпуклости ее тела, не чуждаясь все более и более потаенных его уголков. Она доверилась ему полностью и, кажется, больше не стеснялась, будучи при этом настолько распутна в своей невинности, что у Новицкого захватывало дух, а в теле огненным клубком шевелилось и разрасталось с каждым мгновением острейшее желание. Когда Зося прижалась к нему спиной, а потом вдруг развернулась в его объятиях и сама стала целовать его, Констан почувствовал, что теряет концентрацию и способность руководить собой. Захотелось отбросить к чертям сдержанность, грубо повалить ее на пол и взять прямо сейчас, немедленно! Но он в очередной раз устоял, прикрыл на миг глаза, выдохнул и отступил на полшага. Не понимая, что опять сделала не так, Зося растерянно смотрела на него, но Новицкий более не чувствовал в себе сил интриговать ее, поэтому улыбнулся, взял ее за руку и потянул за собой. - Пойдем! – она не сопротивлялась. Возле кровати он вновь притянул ее к себе и больше уже не отпускал из объятий. Потом они вместе упали на разворошенную постель, и он вновь целовал и гладил все тело девушки, принимал ее ласки, некоторым из которых учил ее сам, а некоторые она изобретала без его подсказок, и нельзя сказать, чтобы они нравились Новицкому меньше… Вообще, Зосе удалось изрядно поколебать его давнее предубеждение против плотских отношений с невинными барышнями, когда только и приходится думать о том, как бы ни сделать чего-нибудь не так, не напугать, не обидеть, что бывает утомительно. Поэтому ранее он всегда предпочитал женщин более опытных, теперь же совсем забыл об этом. Обо всем забыл, лишь в самый последний момент будто бы опомнился, замер, нависая над лежащей навзничь Зосей на полусогнутых руках. - Бывает, что в первый раз девушкам это не слишком приятно, но ты не бойся, я буду осторожен…
Зофья Шимановска: Зося лукаво улыбнулась ему. Почему-то казалось забавным, что Костеку вздумалось ее успокаивать, ведь она совершенно не нуждалась в его заверениях, ей даже показалось, что он более успокаивает себя. Может, это и есть то самое признание, которого она ждала все эти минуты? Своеобразное признание в любви, забота о ней. Не станет же мужчина заботиться о девушке, которая ему безразлична?! Корыстных мотивов у Костека быть не могло, скорее это ее саму можно было заподозрить в подобном. Констан снова посмотрел на Зосю, и в его глазах промелькнула тень неразгаданного девушкой чувства. Удивлялся ли он ее смелости, или, может, счел распутной? Зося же совершенно не ощущала себя таковой. То, что происходило, было правильным. Она так чувствовала. Прекрасно понимая, что сейчас, должно быть, губит себя с точки зрения общепринятой морали, она ощущала себя сильнее и честнее, чем прежде. - Я люблю тебя. – Прошептала Зося на ухо Костеку как раз в тот момент, когда почувствовала его внутри себя. Она судорожно вздохнула, и Констан снова остановился, приподнялся на руках, давая ей возможность немного привыкнуть к себе. Она ждала, что ей будет больно, но все произошло так быстро, что едва можно было успеть заметить эту боль. Зося вообще не смогла бы подобрать правильного слова к определению того, что сейчас ощущала. Опершись на локти, она выгнулась вперед, и дотронулась своей грудью до его груди, давая Констану понять, что готова к продолжению. Возможно, приличные девушки, впервые оказывающиеся с мужчиной, и не должны вести себя подобным образом, но Зося ничего не могла с собой поделать, пока он был рядом, и она ощущала тепло его сильного тела. От его прикосновений и поцелуев она буквально теряла разум. И это было самым замечательным.
Константин Новицкий: Если способность отдаваться чувствам полностью и без остатка – это талант, то у Зоси, несомненно, в этом смысле был настоящий дар. При всей самоуверенности, Новицкий не мог бы сказать, что именно его уроки ars amandi оказались настолько хорошо и полно ею усвоены, чтобы он… вообще не мог ничего говорить и ни о чем думать, покуда это нежное и податливое тело находилось в его полной и абсолютной власти. Зося льнула к нему, раскрывалась навстречу каждому движению, отвечала на поцелуи и прикосновения так, что почти невозможно было поверить, что она прежде не знала ласк ни одного мужчины, если бы Констан теперь не был уверен в этом наверняка. Ощущать, как она выгибается под ним, оплетает ногами, цепляется напряженными пальчиками за его плечи, словно стремясь, действительно, слиться с ним в единое целое. Осязать собственной кожей дразнящие прикосновения твердых маленьких бусин, венчающих нежные, с чуть заметными под прозрачной кожей голубоватым жилками, полукружия грудей. Наблюдать, как кусает и облизывает она влажные губы, покрасневшие от его, не всегда уже нежных, поцелуев – в те моменты, когда в очередной раз не приникаешь к ним, не в силах сдержаться, видя, как при этом туманится от возбуждения ее взгляд. Слышать стоны, становящиеся все более громкими и нетерпеливыми, и струящийся где-то рядом со щекой, словно горячее дуновение полуденного летнего ветерка, шепот – безумную смесь сразу трех языков: польского, русского и французского. А может, это всего лишь один язык, ведомый всякому, кто хотя бы раз испытывал страсть. И быть притом уверенным, что именно ты – первый, к кому он обращен… - Мне было очень хорошо с тобой. Очень! – тяжело дыша, проговорил Новицкий, с совершенно искренней благодарностью целуя ее в губы, когда, сделав все, чтобы Зося с первого же раза смогла по-настоящему оценить, ради чего люди стремятся к подобным отношениям, помимо прямого библейского завета плодиться и размножаться, позволил испытать блаженную развязку и себе. Немного восстановив дыхание, дождавшись, пока кровь перестанет стучать в висках так гулко, Констан отодвинулся от нее, лег рядом, но из объятий выпустил не до конца, в который уже раз, безотчетным жестом исследуя ладонью выпуклость груди, изящный изгиб бедра. А после, убрав с влажного от выступившей испарины лба девушки спутанные пряди, некоторое время рассматривал ее лицо, чтобы затем неожиданно мягко вновь прижаться губами к ее губам, улыбнуться и добавить шепотом: - Jesteś piękna! – с сонной нежностью прижимая ее к себе и закрывая глаза.
Зофья Шимановска: Сладко было лежать рядом с возлюбленным, ощущать успокоительное тепло его тела. Все это походило на сказку, но сказкой не являлось, и Зося это прекрасно понимала. Костек шептал ей комплименты, восхищался ею очень искренне, был нежен и заботлив - сделал все, кроме главного. Не произнес всего одного слова, которое она так ждала услышать от него. Но он испытывал к ней нежность, а это уже много. Она понравилась ему, и ему не хочется расставаться с нею, а скоро она станет ему необходима. Он сам этого даже сразу не поймет, а она не будет развеивать его иллюзий о собственной свободе до тех пор, пока он будет желать обманываться. Пора взглянуть правде в глаза, она была интересна ему, как добыча для охотника. Он получил ее и успокоен своей победой, а пока он спит, жертва сама станет охотником. Зося смотрела на задремавшего Костека, и казалось, что сердце ее сейчас разорвется от любви к нему. Никто раньше не говорил ей, что любовь может приносить столько боли. И иногда ее слишком много, чтобы уметь с ней справляться. Хотелось плакать, но Зося сдерживала слезы. Если Констан проснется и заметит слезы на ее лице, ему вряд ли это понравится. Она ведь не сможет объяснить их причин. Снова взглянув на своего любимого, девушка поцеловала его - аккуратно, чтобы не разбудить своей лаской. Костек улыбнулся ей во сне и прижал к себе. Зосе стало неудобно, но это было лучшим из того, что могло произойти с нею сейчас. Во сне человек не может управлять собой и, не отдавая себе отчета, Костек не желал отпускать ее, даже во сне он чувствовал ее близость и наслаждался ею. От этой приятной мысли Зося успокоилась, перестав плакать. На душе стало теплее и легче. Теперь даже можно было почти не замечать боль, затаившуюся в самой ее глубине. Чтобы остаться с ним, ей будет нужно сделать не так уж много - всего лишь сделаться той, о которой он мечтает. А недели, что они провели вдвоем, уже стали для нее в этом отличным учебным пособием. Она будет с ним мягкой, но не покорной. Ведь Костек не любит рабской покорности, хотя испытывает удовольствие от побед. С ним нет нужды кокетничать, но ему нравится видеть, как в ней разгорается страсть. Ему нравятся женщины, умеющие принимать решения. Сейчас нравятся. Но если его вкусы вдруг изменятся, Зося сумеет подстроиться и к его новым требованиям. И так ли уж важно станет для них потом, любил ли он ее в самом начале их отношений? Ведь часто случается, что любовь при встрече перетекает в невыносимую скуку в будущем. И много ли стоят воспоминания о былой любви, когда в настоящем хочется отравить своего любовника, чтобы он более никогда не надоедал? У Зоси были иные мечты. Ей хотелось, чтобы в будущем, когда ее станут спрашивать об их с Костеком истории, она могла сказать, что, да, вначале, возможно, он и не любил ее, зато теперь не представляет без нее своей жизни. Это стоит гораздо больше, чем банальная любовь с первого взгляда.
полная версия страницы