Форум » Воспоминания » Женщины любят только тех, которых не знают » Ответить
Женщины любят только тех, которых не знают
Зофья Шимановска: Участники: Константин Новицкий, Зофья Шимановска Дата: март-апрель 1831 года Место: Петербург
Ответов - 69, стр:
1 2 3 4 All
Зофья Шимановска: - Gdzie jest ulica Furshtatska? – обратилась по-польски молодая девушка к незнакомому прохожему. Русскому польский язык, видимо, все же можно было понять без особых знаний, так как мужчина, хоть и был удивлен, но почти моментально догадался, что от него требуется. - Вот по этой улице направо, – махнул рукой в нужном направлении для лучшего разумения, – и почти сразу налево. Поняли? - Na prawo, naprzod, na lewo. Czy to daleko? – она уже несколько часов блуждала по незнакомому городу, устала и замерзла. - А? – мужчина сделал паузу, но скоро разобрался. – Не, недалеко. Направо и налево. Недалеко. Она шла и думала, что ненавидит этот город, ненавидит этих людей, и лишь приятное ощущение тяжести в кармане удерживало ее от того, чтобы теперь же не проявить своей ненависти, не открыть пальбу прямо на этой улице. По кому? Все равно, все русские одинаковы, но скоро она отомстит. Она отомстит за все… Скоро Зофья нашла Фурштатскую улицу и стала караулить. Несколько дней она следила за Траскиным около места его работы, и пришла к выводу, что вряд ли сумеет исполнить задуманное. Покушение у дверей жандармерии было обречено на провал. Траскин никогда не выходил один, и Зофья легко могла промахнуться. И хоть девушка с огромным удовольствием расстреляла бы всех русских, но Траскин заслуживал этого больше других. Она не сможет спокойно жить, пока не будет уверена, что убийца ее брата не расплатился за содеянное. Зофья несколько дней старалась следить за всеми его передвижениями, неудивительно, что удобный случай скоро ей представился. Выйдя из жандармерии, Траскин, вместе с еще одним господином, направился в кафе, в котором они пробыли совсем недолго, что-то около двадцати минут. Потом собеседник Траскина покинул его, и тот пробыл в заведении еще минут десять, а потом, наконец, вышел на улицу. Зося вытащила пистолет, плавно надавила на курок, и в этот момент что-то сшибло ее с ног. Вслед за выстрелом мгновенно раздался какой-то шум. То лошадь испугалась резкого звука, встала на дыбы, опрокинув экипаж. Переполох вышел страшный. Какой-то мужчина заламывал ей руки, она отчаянно сопротивлялась, пытаясь уследить за своим врагом, который даже и не понял, что произошло. Да и можно ли было что-то понять? Увидев, что Траскин сел в наемный экипаж и спокойно уехал, Зофья впала в какое-то странное состояние. Сдерживаемая многие дни ярость прорвалась наружу. Она пытался вырваться из рук, держащего ее мужчины, рыдала и выкрикивала польские ругательства, проклинала русских и кричала, что все равно сумеет отомстить.
Константин Новицкий: C тех пор, как Новицкий поступил в Третье отделение, прошло уже около полугода. Однако никаких особых дружеских связей отставной ротмистр на новом месте службы заводить не торопился, четко отделяя товарищество от совместной работы. Чуть ближе других сошелся лишь с Сергеем Васильевичем Траскиным, также пришедшим в Жандармское управление из армии, хоть и раньше самого Новицкого. И за это время уже успевшим отметиться в качестве председателя одного из многочисленных судебных процессов, ставших следствием подавленного недавно Польского восстания. Впрочем, о той командировке в Варшаву Сергей Васильевич вспоминать отчего-то не любил, да Новицкий-то и не слишком интересовался. Беседы они вели преимущественно на общие темы. Вот и в этот раз, зайдя после окончания присутствия в одну из маленьких кофеен неподалеку от здания Жандармского управления, говорили об опере, до которой оба были большими охотниками. Нынче вечером Новицкий как раз собирался в Большой театр, где уже около месяца с успехом шла новая опера Даниэля Франсуа Обера «Фра Дьяволо или Гостиница в Террачине». Траскин, уже успевший посетить премьеру, очень хвалил Самойлова, исполняющего главную партию. Но Константин Аркадьевич всегда предпочитал полагаться лишь на собственное мнение, поэтому, чтобы не опоздать к началу представления, распрощался с сослуживцем довольно быстро и вышел, желая поймать наемный экипаж, дабы отправиться восвояси, собираться. Однако, уже поставив ногу на подножку остановившихся подле него саней, случайно оглянулся – и вдруг отпустил «лихача», тотчас же принявшегося под нос бурчать что-то про «чудного барина», которому «то ехать, то не ехать». Но внимание Новицкого уже было полностью переключено на другой объект, поэтому слов извозчика он не слышал. Она стояла на другой стороне улицы, под заснеженными ветвями какого-то дерева и, казалось бы, ничем не привлекала к себе внимания. Барышня и барышня, самая обычная. Вот только это и показалось Новицкому странным, что не уличная девка, а именно барышня отчего-то уже довольно долго торчит одна-одинешенька посреди улицы. Опять же, пустое, возможно, ждет кого-то, но за годы военной службы Новицкий привык прислушиваться к своей интуиции. Это не раз спасало жизнь в бою. И теперь что-то подсказывало повременить с отъездом домой и понаблюдать, что будет дальше. Поэтому, отойдя немного в сторону, отвернувшись к витрине одной из лавок, он стал ждать, делая вид, что что-то внимательно там разглядывает. Ожидание не было долгим. Всего через несколько минут за его спиной раздался пистолетный выстрел, затем какие-то крики, лошадиное ржание – и, как финал всей этой какофонии, пронзительный свисток околоточного, спешащего к месту происшествия. Резко обернувшись, Новицкий мельком увидел, как отъезжают от кофейни сани, в которых сидит, с любопытством оглядываясь назад Траскин, а около того места, где недавно стояла девушка, привлекшая его внимание, быстро собираются люди. «Черт, неужто, самоубийца?!» - мелькнула мысль. И Новицкий быстро пошел туда, где толпились прохожие, некуртуазно расталкивая их локтями и тростью, чтобы пробраться к эпицентру происшествия. И тут его удивленному взору предстала следующая картина: какой-то верзила, по виду лавочник, всей своей тушей навалился на отчаянно извивающуюся в снегу недавнюю его визави, которую этот малый держал теперь за руки, прижимая их запястьями к земле. А она, выкрикивая, как Константин Аркадьевич без труда догадался, на польском языке слова, которые барышням знать не положено, брыкается и пинает его ногами, одновременно пытаясь подтянуться к лежащему неподалеку пистолету. - Ну-ну, сегодня он вам больше уже не поможет, - спокойно и чуть насмешливо проговорил Новицкий, тем не менее, кончиком трости придвигая оружие к себе, затем поднимая его с земли и пряча в глубокий карман своего редингота. – Могу я знать, что здесь происходит? Девица и «лавочник» на минуту замерли, прекратив драться, глядя на неизвестно откуда явившегося франтоватого джентльмена снизу-вверх. В этот же момент к ним сквозь толпу пробился и запыхавшийся околоточный. - Убивица она, ваши высокородия! Из пистоля в кого-то целилась, хорошо я успел заметить, да с ног сшибить! – заговорил опомнившийся первым парень. – Давно за ней глядел, стоит тут, что статуя, уже битый час, а потом чего-то зашептала, достала пистоль-то и как стрельнет. И стрекочет чего-то не по-нашенски, словно трещотка! - То есть, вы утверждаете, что барышня покушалась на кого-то конкретно? – деловито уточнил Новицкий, - а не просто стреляла в воздух? - А почем я знаю?! Я ее толкнул, так она в небеси и жахнула, а в кого целилась, то бог-весть! - Что же, весьма признателен за содействие, но дальше позвольте заняться этим делом мне. - Господин, а вы кто такой, собственно? – удивленно спросил его околоточный. - Моя фамилия Новицкий, я служу в Третьем отделении. Можете осведомиться об этом по месту моей службы, здесь недалеко, - он кивнул в сторону здания Жандармского управления. – В виду необычности обстоятельств дела, дальнейшее расследование я принимаю на себя и барышню – с целью идентификации личности и уточнения мотивов ее поступка, забираю с собой. А вы обеспечьте восстановление общественного порядка. Задача ясна? - Но так нельзя, следует доставить преступницу в околоток… и уже там… - Извольте исполнять приказ вышестоящего лица! – Новицкий полоснул не в меру ретивого служивого ледяным взглядом, от которого тот тотчас вытянулся и кивнул. – А вы – вставайте! С этими словами он подхватил под локоть все еще сидящую в снегу девушку, у которой до того, кажется, кончились силы сопротивляться, поэтому она лишь растерянно взирала на происходящее вокруг нее, и рывком поднял ее на ноги. И от этого она, словно бы вновь включившись в реальность, вновь принялась дергаться и вырываться. Но держал ее Новицкий крепко. А когда отвел на несколько шагов в сторону, повернулся к ней и проговорил тихо сквозь зубы: - Przestań krzyczeć! Każdy ogląda nas! Chodźmy!* ______________________________________________________ * «Перестань кричать! На нас все смотрят! Пошли!» (польск.)
Зофья Шимановска: Очутившись распластанной на снегу, Зофья старалась сбросить с себя увальня, который помешал свершению ее планов. Несмотря на то, что вокруг достаточно скоро начала собираться толпа, никому и в голову не приходило поднять валявшийся на снегу поодаль пистолет, и теперь все действия девушки сводились к тому, чтобы суметь высвободиться и дотянуться до него. И когда пальцы ее уже касались заветного предмета, оставалось совсем чуть-чуть подползти, чтобы ухватить пистолет, он вдруг отодвинулся, ускользнув буквально из ее руки. Это так раздосадовало Зофью, что она перестала вырываться. Мужик заметил приближение нового действующего лица мгновением позже и успел ощутимо ударить ее по лицу. Во рту появился противный привкус крови. И Зося подумала, что теперь ей точно не выкрутиться, забьют насмерть, и никому до этого дела не будет. Но неожиданно все прекратилось. Мужик поднялся, правда, крепко держа ее за шиворот. И стоило Зофье впервые осмысленно посмотреть на человека, остановившего ее избиение, как она тотчас же узнала в нем компаньона Траскина, с которым тот недавно был в кафе. От изумления девушка так и осталась сидеть на снегу, даже кричать перестала, начав невольно прислушиваться к неприятно звучащим русским словам. Тут уже подоспел околоточный и между ними, кажется, завязался разговор относительно ее, Зофьи, личности. Она улавливала, что они о чем-то спорят, но нюансов разобрать не могла. Единственное, что сумела уловить, что подоспевший первым, возможно, тоже имел польские корни, так как фамилия его звучала явно по-польски. Но радость от этого известия скоро растворилась, так как он, по-видимому, служил в той самой жандармерии. Да и не случайно она часто видела Траскина именно в его компании. Тем временем, переговоры окончились, околоточный начал разгонять собравшуюся толпу, мужик, который порывался ее побить, тоже куда-то ушел, и вскоре они с Новицким остались вдвоем. Он резко дернул ее за локоть вверх, и Зося вынуждена была подняться. И тут такая буря эмоций захлестнула ее, что девушка снова стала плакать, кричать и вырываться. Обида душила ее - она проделала путь аж из Польши в эту постылую Россию! Но за брата отомстить так и не смогла, а теперь ее точно убьют эти дикие люди из жандармерии, без суда и следствия. Вон, тащит ее этот мужик с звучащей обманчиво родной фамилией, как скотину на убой. Но настроению ее в этот день было суждено колебаться скорее, чем часовому маятнику. Услышав польскую речь, Зофья снова притихла и позволила вести ее туда, куда Новицкому вздумается. Поначалу путь их лежал в сторону здания жандармерии, к которому они вскоре и приблизились. Зофья самостоятельно шагнула в сторону парадного, но Новицкий вновь резко дернул ее за руку и повел дальше. Это уж было совсем удивительно. А когда они завернули за угол, он остановил сани и, впихнув ее внутрь, сам устроившись рядом, велел ехать по адресу, который Зофья, услышав, тут же и забыла. По дороге он молча ее рассматривал, да так, что Зося неожиданно сконфузилась, забыв про всю отчаянность. Ей казалось, будто таким вот же взглядом волк смотрит на свою добычу прежде, чем перегрызть ей горло. Будто уже знает наверняка о своей победе, но наслаждается одним только видом смертельно напуганной жертвы, в глазах которой отражается понимание скорой смерти. «Отвезет сейчас в тихое место, убьет, никто и не узнает, как погибла Зося Шимановска», - предположила девушка. Когда сани остановились, Новицкий вытолкнул ее на улицу и снова повел за собой. Они прошли через арку, вошли в парадное доходного дома и поднялись в квартиру. Войдя, Новицкий первым делом запер дверь, и Зося почувствовала, будто бы оказалась запертой в клетке. Она судорожно пыталась представить, что будет дальше. А Новицкий как будто забыл о ней, снял верхнюю одежду и ушел из прихожей в комнаты. Девушка услышала щелчок запираемого замка, видимо, он спрятал ее пистолет, чтобы она не смогла его достать. Снег на ее одежде растаял, и ткань мгновенно отяжелела, но Зося продолжала стоять, прислонившись спиной к входной двери, когда Новицкий вернулся за ней.
Константин Новицкий: По старой холостяцкой привычке, постоянных слуг у себя Новицкий не держал. Белье в стирку забирала прачка-поденщица, убирать несколько раз в неделю приходила наемная горничная. Впрочем, работы в малообитаемой квартире, в которой Константин Аркадьевич порой лишь ночевал, у нее практически не было. Новицкий вообще отличался исключительной аккуратностью в быту и к тому же стремился в остальной своей жизни, где все у него было подчинено определенному распорядку и имело заданную последовательность. И покуда вез незадачливую мстительницу в Басков переулок, где находился доходный дом, в котором он снимал квартиру, Новицкий размышлял над тем, как ее в эту последовательность встроить. Впрочем, для начала еще следовало понять, для чего она вообще может ему пригодиться… Вернувшись в прихожую через несколько минут, и увидев, что девица все еще стоит там в своей промокшей шубейке и сбившейся набок шляпе, прижимаясь спиной к двери, Новицкий взглянул на нее с удивлением: - Co ty tu stoją w codziennym ubraniu? Rozebrać się i wejść do pokoju!1 – она решительно замотала головой и вновь уставилась в пол, а Новицкий почувствовал, что теряет терпение. Необходимость говорить по-польски раздражала его даже больше непонятного упрямства этой особы. В последний раз он делал это дай бог памяти лет двадцать пять тому назад, еще когда была жива бабушка, поэтому сейчас было довольно трудно выуживать из глубин памяти полузабытые слова, а потом еще и складывать их в осмысленные фразы. Да и запас их, к тому же, был явно недостаточен, чтобы вести пространные диалоги. Поэтому, выдохнув, Константин Аркадьевич вновь обратил взор на девушку. - Mój polski jest… bardzo… źle. Wiesz po rosyjsku?2 – она еще раз молча качнула головой отрицательно. – Черт побери!.. W jakim języku chcesz wiedzieć? Angielsko, francuski?3 К счастью, она знала французский, причем, знала, как Новицкий вскоре убедился, великолепно. И это лишний раз свидетельствовало в пользу того, что данная девица, наверняка, кровей благородных, хотя по-прежнему ничего не хочет рассказывать о себе. Однако у него еще будет время все узнать, а пока… - Вам нужно что-нибудь поесть, а потом желательно принять горячую ванну и переодеться в сухое, - по-французски, как и по-английски, Новицкий тоже говорил совершенно свободно, поэтому дальнейшее общение обещало стать более плодотворным. – Но есть некоторые трудности. Я редко бываю дома, поэтому не нуждаюсь в постоянной прислуге. Кроме того практически здесь не ем. Так что из пищи есть лишь… вот! – с этими словами он извлек из буфета початую коробку шоколада «Вольф и Беранже», до которого был большой охотник. Девушка, до того сидевшая на краешке дивана, плотно сцепив в замок сложенные на коленях руки, глядя прямо перед собой, посмотрела на него так, словно он был фокусником, который только что вытащил наружу из своего цилиндра за уши кролика. - Что вы так смотрите? Я не ждал гостей, - он пожал плечами и положил шоколад на сиденье дивана рядом с нею. – Впрочем, погодите, я сейчас приготовлю чай или кофе, что найду, - Новицкий ушел на кухню, чтобы вскоре вернуться с небольшим подносом, где стояло две чашки и кофейник, из носика которого струился ароматный дымок. Расположив все это на столе, сделал приглашающий жест. – Прошу к столу, мадемуазель! Я также поставил греться воду для ванны, но уж там вы как-то без моей помощи, если не возражаете. Заметив, как полуопущенные ресницы девушки дрогнули, а на щеках выступил румянец, Новицкий ухмыльнулся, но никак не прокомментировал это вслух. Вместо этого, спустя пару минут, когда оба, наконец, устроились за столом, спросил: - Кстати, мадемуазель, а как вас зовут? И хорошо бы еще было узнать, кого и за какие прегрешения вы собирались намедни лишить жизни на Фурштатской? ___________________________________________________________ 1 Что же вы стоите в одежде? Раздевайтесь и войдите в комнату! 2 Мой польский очень плох. Вы знаете русский? 3 Какой язык вы знаете? Английский, французский?
Зофья Шимановска: Зося успела уже нафантазировать больше трех десятков способов своей трагической гибели, когда Новицкий вернулся за ней в прихожую и предложил раздеться. Она ответила категорическим отказом, так как по-прежнему не понимала, зачем ему было нужно привозить ее к себе домой. В том, что это собственная квартира Новицкого, сомневаться не приходилось. И все, чего Зофье сейчас хотелось, это вырваться из-за запертых дверей на улицу, потому что она ощущала себя здесь в ловушке. Поэтому и говорить с этим человеком казалось невозможным, будто бы так она позволила бы возникнуть между ними хотя бы каким-то отношениям. Но перед ней – враг, а говорить с врагом – последнее дело, врага нужно убивать, иначе враг убьет тебя. И как бы ни был ты слаб, нужно бороться до последнего, оказывая сопротивление, даже если ты уже обречен. Новицкий, тем временем, высказал свое раздражение ее поведением. И так активно, что Зося испугалась, будто он ударит ее за неповиновение, поэтому инстинктивно втянула голову в плечи, готовясь принять удар. Но причина оказалась совсем иной. Мужчина вдруг признался, что плохо говорит по-польски, и теперь Зося, наконец, поняла, отчего он так отрывисто говорил с нею. Просто пытался составить фразы из тех слов, что знал. И, как это ни странно, Зося почувствовала, что Новицкий не собирается бить ее, по-крайней мере, пока. И тогда же решила, что будет не лишним узнать, что же он все-таки собирается делать, поэтому призналась, что прекрасно говорит по-французски. Продолжать разговор в прихожей хозяину явно не хотелось, и тогда он сам стал помогать ей переодеваться. Зося была возмущена до глубины души, ожидая в каждый момент какой-то грубости, но нет. Новицкий был предупредителен и вежлив, ничем не проявляя своей над ней власти. Это сбивало с толку. Нервы Зофьи были напряжены до предела, каждая незначительная деталь сейчас принимала вдруг необычайную значимость, наполняя все действия смыслом, которого она никак не могла уловить. С ней должны были обращаться плохо, ее должны были судить, но вместо этого никаких допросов, никаких формальностей вообще. Более того, Новицкий как будто даже заботился о ее состоянии. Лишь после его слов, Зося вспомнила, что действительно сильно голодна, что вещи ее промокли и вместо того, чтобы защищать от холода, влажными и холодными тряпками облепляют ее тело. И сейчас же жутко захотелось чего-то горячего, например, чаю. А еще она очень любила сладкое, поэтому, когда Новицкий достал из буфета коробку шоколадных конфет, у нее чуть челюсти не свело. Чтобы не проявить своей постыдной слабости, она покрепче сцепила руки и уставилась не на пресловутую коробку, а на самого Новицкого. Без сомнения, он все это понял, оставил коробку конфет рядом с ней на диване, на котором она сидела, и ушел на кухню. Минут десять Зося боролась с искушением взять хотя бы одну конфетку и попробовать ее, но соблюдение приличий сейчас было важнее всего остального. Поэтому девушка сдержалась и не сдвинулась с места, так и не взглянув в сторону угощения. А затем, Новицкий, вернувшийся с ароматным кофе, запах которого в мгновение ока наполнил гостиную, совершенно естественно переставил конфеты на стол. Разлил кофе по чашкам и пригласил ее к столу, уведомив, что и воду для нее поставил нагреваться. Подобные намеки показались Зосе наглыми, и румянец невольно загорелся на ее щеках, заметив который, Новицкий усмехнулся , но прекратил шутить на эту тему. Они сели за стол, как будто это было их привычным вечерним ритуалом, Зося попробовала кофе и сделала комплимент. Кофе был и в самом деле, очень хорош, бодряще горячим. Тогда-то и начал Новицкий задавать те вопросы, которые следовало задать уже давно. Сил сопротивляться практически не осталось. Зося назвала ему свое имя, сказала, что родом из Польши. Однако дальше распространяться насчет подробностей задуманной ею мести не стала. - Убийцу моего брата. Кровь может быть смыта только кровью, – когда-то эти слова казались патетическими, но за недели размышлений перед тем, как сделать решающий выстрел, Зося поняла их истинный смысл. И теперь совершенно не рисовалась, произнося их, а говорила как что-то вполне естественное.
Константин Новицкий: Она сказала это с такой холодной убежденностью в своей правоте, что Новицкий взглянул на мадемуазель Шимановску с невольным удивлением. Стало быть, все же, личная месть. Пусть и с примесью политических мотивов, но они здесь явно вторичны. А девица-то с характером! Мало того, что замыслила покушение, но смогла спланировать его и практически осуществила, если бы не досадная случайность. - Разумеется, - кивнул он в ответ на ее заявление, чем, кажется, удивил теперь уже саму несостоявшуюся мстительницу, которая растерянно захлопала ресницами, вовсе не рассчитывая найти понимание у того, кого считала одним из своих врагов. – Мне тоже всегда казался несколько странным библейский постулат о том, что следует подставить вторую щеку, если тебе до того уже влепили пощечину. Но должен сказать, что способ, который избрали вы – крайне неизящен. Низкая вероятность успеха, много шума, да и потом… уж простите, не продуман, как следует. Скажите, что вы намеревались делать дальше? Ну, не сдаваться же в руки врагам живой, в самом деле? Аккуратно опуская на стол свою наполовину опустошенную чашку, Новицкий придвинулся поближе и пристально посмотрел в прозрачные серо-зеленые глаза девушки. - А ведь с такими, как вы, обычно не церемонятся. Вы понимаете, что я имею в виду, мадемуазель Зофья? Охранники в жандармских камерах, наверняка, будут рады познакомиться поближе с очаровательной польской панной… Ну, а потом, после того, как вас сломают морально и физически, будет суд, на котором вы получите огромный срок каторги, в которую, между прочим, еще надо и дойти. Думали ли вы об этом? Дальше, если сможете пережить весь ее срок, вернетесь домой отвратительной, беззубой, больной чахоткой и цингой старухой, никому не нужной и всеми презираемой, хотя будет вам при этом еще не так уж много лет. Которые, между прочим, тоже пройдут в нищете, болезнях и лишениях. Так подумали ли вы об этом, моя храбрая воительница? – с этими словами Константин Аркадьевич вновь откинулся на спинку своего стула, взял в руки чашку, сделал глоток и, поморщившись, поставил обратно и посетовал. – Остыл… нет ничего омерзительнее теплого кофе… А что же вы больше не пьете свой, барышня? И конфет почти не ели. Напрасно… впрочем, как хотите. А теперь я, пожалуй, вас оставлю. Не очень вежливо с мой стороны, как хозяина, да только завтра рано вставать на службу, не обессудьте. Вода на кухне уже, скорее всего, согрелась. Все, что необходимо, я оставил на кровати в спальной комнате. Устраивайтесь там, а я переночую в своем кабинете на диване. Спокойной ночи, мадемуазель Шимановска! – церемонно откланявшись, Новицкий покинул гостиную.
Зофья Шимановска: - Да нет же, почему меня обязательно должны были поймать? Люди хотят зрелищ, они столпились бы вокруг умирающего так же, как столпились сегодня вокруг меня. Уверяю вас! Скрыться не представляло бы никакого труда. А если бы попалась, то да, все было бы так, как вы говорите. Я это знаю. А, впрочем, не все ли равно? У меня никого не осталось, и никому нет дела до моей смерти, – после речи об остывшем кофе подобные признания казались еще более впечатляющими. И, кажется, Зофья сумела произвести впечатление на Новицкого, имени которого до сих пор, кстати, не знала. Но стоит признаться, что и он впечатлил ее. Живописав все ужасы, которые уже начали забываться, Новицкий вернул ее в состояние нервного напряжения. Она настолько углубилась в воспоминания о том, что сделала, и где допустила ошибку, что даже забыла о том, что голодна. Потом, правда, мысли снова вернулись к тому, что он собирается с ней делать. Признание он уже получил, значит, миссия его выполнена. Иногда допрос дает куда меньший результат, чем вот такая вот беседа «по душам». И о чем она думала, когда решилась на это покушение? Неужели о том, что ее будущее будет иметь хоть какой-то смысл? Пока что в ее жизни оставался единственный смысл – отомстить, но что делать после? - На диване? – переспросила Зофья, как будто Новицкий объявил ей, что будет спать на потолке. То, что он отправляет ее умыться – это понятно. Такой холеный господин не может испытывать приязни к ней, промокшей, с прилипшими к вискам волосами. Такие мужчины любят девушек нежных, от которых хорошо пахнет, которые носят изысканное белье… Изысканного белья у него, разумеется, быть не могло, но хотя бы горячую воду он мог предложить. С тех пор, как покинула пансион, ей пришлось узнать кое-что о жизни мужчин и женщин. Более того, ей пришлось научиться защищаться, определять и остерегаться людей, которые могли бы оказаться опасными. Она была морально готова к тому, что над ней надругаются, если покушение удастся. Но теперь, когда цель достигнута не была, испытать на себе все эти ужасы было бы несправедливо. И Зося уже ожидания боялась больше того, что могло произойти на самом деле. Потому и решила выяснить все сразу, чтобы избавить себя от мучительных предположений. - То есть - «спокойной ночи»? Мы будем ночевать… раздельно? – Зофья, сбиваясь и краснея, задала этот вопрос. Ведь, его предложение шло вразрез с ее представлением о продолжении этого вечера. И вдруг рассердилась собственного смущения. Создавалось ощущение, будто бы она требует исполнений супружеского долга в первую брачную ночь. - Предупреждаю, я буду сопротивляться! - эта фраза явилась продолжением ее собственным размышлений, и самой Зофье было абсолютно понятно, что она имела в виду, но Новицкий, кажется, опешил от ее натиска. - И скажите хотя бы, как вас зовут. Это совершенно безопасно, вы же все равно убьете меня после... - Зося набрала побольше воздуха в легкие, - того, как лишите меня чести.
Константин Новицкий: - Виноват… что мы будем делать?! Новицкий уже протянул руку к ручке двери собственного кабинета, когда до него донеслись слова девушки, заставившие его на секунду замереть на месте, а потом, резко развернувшись, пойти обратно в столовую, где прямо у входа ждала его мадемуазель Шимановска, которая, между тем, продолжала развивать свою мысль в том направлении, которое подсказывало ей воображение. Воспаленное, несомненно. Молча выслушав ее до конца, Константин Аркадьевич смерил заикающуюся и пылающую от смущения девушку ироническим взглядом с головы до ног, а потом – через паузу, проговорил с язвительными нотками в голосе: - Нет, безусловно, уверенность в собственном неотразимом для всякого представителя Адамова рода шарме есть неплохое свойство… Однако зачем демонстрировать это столь явно, мадемуазель? Жаль разочаровывать вас, но боюсь, вы не совсем в моем вкусе. Поэтому, как вы изволили выразиться, «лишать вас чести» мне совершенно нелюбопытно. Равно, как и продолжать развивать эту… пикантную тему, - он вновь дернул уголком рта и усмехнулся. – Обычно, пожелание «спокойной ночи» из моих уст означает именно то, что означает, запомните это на будущее. Сказать по правде, он несколько покривил душой, заявив, что мадемуазель Шимановска ему так уж не неприятна. И дело даже не в ее внешности. Как и всякий человек с сильным характером, Новицкий всегда уважал его наличие и в других людях – вне зависимости от их пола и возраста, да и прочих воззрений и убеждений тоже. Но сейчас выказывать свою симпатию не торопился, не без мстительного удовольствия наслаждаясь картиной смятения, испытываемого Зофьей. Ибо, и верно, неожиданно для себя, оказался несколько задет тем, что она приняла его за одного из тех жандармских держиморд, от которых Константин Аркадьевич, едва не открыто, дистанцировался, чем уже успел заслужить в управлении репутацию отменного сноба. - Теперь, наконец, позвольте мне пойти спать. Ибо, в отличие от вас, сил к сопротивлению – усталости и дремоте – у меня не имеется. Всего наилучшего, мадемуазель и – спокойной-таки ночи! Да… насчет имени, - вот тут он немного задумался. Наверное, по фамилии называть его ей, в самом деле, неудобно, представляться же именем-отчеством ему самому отчего-то не хотелось. – Можете называть меня Констан.
Зофья Шимановска: Волна смущения и растерянности захлестнула Зофью с новой силой. Она почувствовала, что покраснела даже еще сильней, чем прежде, хотя казалось, это просто невозможно. Смотреть в глаза этому человеку, пока он говорил, она тоже не могла, не хватало смелости. Растерянность девушки была так велика, что она чуть не спросила, что же в таком случае они будут делать, если он не собирается лишать ее чести, но вовремя прикусила язык, так как Новицкий еще не закончил своей речи. И, кажется, впервые за все это время Зосе удалось прорваться сквозь стену его сдержанности. С одной стороны, это радовало, так как теперь она уверилась – ничто человеческое ему не чуждо. С другой стороны, он становился уже чересчур язвителен. И, видимо, целомудренное к ней отношение было, действительно, продиктовано всего лишь его безразличием. Ибо если был он настолько благороден, чтобы вести себя с ней порядочно, мог бы сохранить капельку благородства, чтобы это соответственно и объяснить. И хоть теперь ей было нестерпимо обидно, Зофья сумела сдержать порыв высказать все, что о нем думает. Впрочем, надо сказать, что эти чувства у нее появились лишь после того, как она справилась со смущением и растерянностью. - Прошу меня извинить, я составила о вас ошибочное мнение, – с холодностью и высокомерием королевы проговорила девушка. – Я, конечно, учту ваши пожелания, ведь выбора у меня все равно нет. Спокойной ночи, месье Констан. Зося всеми силами старалась сохранить безразличный тон, и все же, когда проходила мимо Новицкого, голос ее дрогнул. Почти недосягаемый взгляд ей тоже удался, но она и сама поняла, что все у нее вышло именно что «почти». А это значит, что вскоре она снова подвергнется насмешкам Новицкого. Уж он-то сумеет воспользоваться ее слабостями, ничего не оставит незамеченным. И чтобы избежать этого, Зося почти бегом направилась в предложенную ей комнату. Но, обуреваемая терзаниями, перепутала двери и ворвалась как раз в кабинет хозяина. Очнулась лишь тогда, когда услышала за собой его шаги. С ужасом осмотревшись, остановила взгляд на диване, приготовленном ко сну, лишь тогда осознала свою ошибку и обернулась, чувствуя себя униженной настолько, насколько только могла себе это представить. - Я плохо ориентируюсь в вашей квартире, – пискнула она. И, чуть не рыдая, бросилась вон из комнаты, мимо Новицкого, который стоял, облокотившись о стену, и наблюдал за ней таким взглядом, что не было необходимости использовать слова. Выбегая, Зося пребольно ударилась о ручку двери. Отперла другую, после чего, удостоверившись, что это именно спальная комната, вошла внутрь, захлопнула за собой дверь и горько разрыдалась. Наверняка, Новицкому ее всхлипы были слышны даже сквозь стены. Потом ей подумалось, что их слышит не только он, но и все соседи, если таковые имеются, поэтому Зося постаралась задержать дыхание, чтобы успокоиться, сознавая, что с ней случилась настоящая истерика и следует поскорее ее прекратить. Нет ничего хуже истеричной барышни, так считал ее брат, и так, верно, считают все прочие мужчины. В ванной комнате, небольшой, но удобной, она успокоилась окончательно. В спальне нашла мужскую ночную сорочку, без сомнения принадлежащую Новицкому. Забралась в его кровать, укутываясь в пухлое одеяло, и… уснула крепко, без сновидений.
Константин Новицкий: - Да, я это заметил, - кивнул Новицкий в ответ на слова девушки, что она плохо ориентируется в его квартире. Своими хаотическими перемещениями она начинала напоминать некое стихийное бедствие, обрушившееся на его доселе спокойное и мирное жилище. Поэтому Константин Аркадьевич, в какой-то момент осознав, что ничего не может с этим поделать, просто прислонился плечом к стене, сложив на груди руки, и стал философски наблюдать, выжидая, когда и чем это все закончится. Чуть посторонился, пропуская ее в дверь, когда мадемуазель Зофья, словно угорелая бросилась прочь из его кабинета, поморщился сочувственно, когда она с размаху треснулась локтем об ручку двери… Закончился этот припадок деятельного безумия, впрочем, вполне ожидаемо – спустя пару минут после того, как, громко хлопнув дверью, девица скрылась в спальне, оттуда донеслись ее громкие рыдания. Искренне уверенный, что лучшим способом прекратить истерику является полное игнорирование, Новицкий не стал предпринимать никаких попыток успокаивать ее, полагая, что когда-нибудь та уймется и сама – например, когда устанет. И не ошибся. Вскоре всхлипы, доносящиеся до его слуха стали тише и реже, а потом вовсе смолкли. С облегчением вздохнув, Новицкий, стянув сюртук, жилет и сапоги, растянулся на диване и задул свечу. Прочую одежду он оставил на себе, отчего-то не пожелав переодеваться ко сну далее. И теперь, лежа в темноте, с иронией, направленной в этот раз на себя самое, думал – это, верно, оттого, чтобы повторно заблудившись – с нее станется, – безумная девчонка не обнаружила его в ночной сорочке и еще чего-нибудь себе не навоображала. Тем временем, шутки шутками, но сон, действительно, не спешил забрать его в эту ночь. Поэтому, покуда переворачивался с боку на бок на неудобном диване, который был ему явно коротковат, Новицкий успел передумать о многом. В том числе и о том, что оставил на потом минувшим вечером – а что, собственно, он намерен делать с этой Зофьей Шимановской? Взять ее в служанки? Но девица явно была из благородных, потому, поди, и в хозяйстве совершенно бесполезна. Да и не нужна ему служанка. Надо сказать, что мысль сделать ее своей метрессой, столь саркастически опровергнутая Новицким до того вслух, позже все-таки вновь посетила его разум. И снова была отвергнута – и опять вовсе не из соображений благородства. Дело в том, что желая ни к чему в жизни привязываться, Новицкий даже в постоянной связи с женщиной видел угрозу своей независимости. Так и не придумав ничего путного, он уснул лишь под утро. И лишь тогда, уже собираясь уходить, понял, что в своих глобальных размышлениях забыл о вполне обыденных вещах – например, о том, что его невольная гостья станет есть на завтрак, кроме остатков шоколадных конфет. И, не найдя лучшего выхода, оставил на столе в гостиной несколько ассигнаций и запасной ключ от квартиры, подложив под него краткую записку, с пояснениями, что деньги предназначены для того, чтобы девушка сходила куда-нибудь поесть. Оставленной суммы вполне хватило бы на несколько отменных обедов… или же на побег из Петербурга. Это Новицкий тоже вполне осознавал. И даже где-то желал, чтобы именно так девчонка поступила, наконец, избавив его от дальнейшего участия в своей судьбе – и от беспокойства.
Зофья Шимановска: Проснулась Зофья в пустой комнате, забрызганной солнечным светом. Это было так удивительно: вчера весь день шел снег, и небо было низкое, тяжелое и серое, а сегодня оно было высоким и ослепляющее синим. Долгую минуту Зося не могла понять, где очнулась, и что это за комната, и какая странная ночная сорочка на ней надета. Потом вспомнила, и сон как рукой сняло. Она встала и торопливо переоделась в свое платье, которое за ночь высохло и выглядело теперь вполне приличным, вышла из комнаты, ожидая, что сейчас снова встретится с Новицким - встреча эта не сулила ничего хорошего. Вчера он просто хотел узнать подробности, сегодня, скорее всего, последуют активные действия. При свете дня воспоминания о вчерашнем дне казались страшным ночным кошмаром. Зося подошла к дверям кабинета и вежливо постучалась, она имела смутные представления о времени, но подозревала ,что Новицкий уже ушел. Вчера он говорил, что ему вставать рано утром, чтобы идти на службу, а светает зимой поздно. Не услышав никаких звуков из-за двери, Зося вошла. Увы, вчерашний день не был ночным кошмаром, и встреча с Новицким еще ждала ее, не теперь, но когда он вернется. Взглянув на незастеленный диван, на котором мужчина провел минувшую ночь, она увидела небольшую вмятину там где он лежал - след от его тела, точно такой же виднелся и на подушке, оставленный его головой. Зося села на край постели, и, повинуясь сиюминутному желанию, легла на диван так, как, должно быть, на нем лежал он. Она попыталась представить, что Новицкий мог о ней думать, попыталась вообразить себя на его месте, но ей никак не удавалось разгадать его планов. Вновь присев, девушка подумала, что ему, должно быть, было очень неудобно на этом коротком диванчике. В отличие от нее, у него, должно быть, болело все тело после сна на столь неудобном ложе. Стоит признаться, что, несмотря на проснувшийся голод, физически она ощущала себя прекрасно. Психологически, однако, была в полном смятении. Что ей делать до его прихода? Что он собирается делать с ней сегодня? И как сбежать от него? Во всяком случае, она должна суметь воспользоваться любым первым представившимся случаем. Но для начала нужно хотя бы выпить чаю или кофе, если сумеет их найти. Зося вошла в гостиную, намереваясь оттуда направиться в кухню, но по пути на столе заметила ключ, деньги и короткую записку, прочитав текст которой, далеко не сразу смогла понять смысл написанного. В первое мгновение у нее появилось лишь одно желание: бежать, пока это возможно. Раз уж он был так глуп, что сам предоставил ей такой шанс, грех им не воспользоваться. Но она сама оборвала себя на этих глупых мыслях. Оставляя ей ключ и деньги, Констан скорее всего и предполагал, что она поступит именно так. Только что бы это могло значить? Зося села в кресло и начала думать, как ей поступить. Возможно, эти деньги меченные, и если ее поймают пытающейся сбежать, обвинят в краже. Но это казалось абсурдным, ведь доказательством невиновности в этом случае могла служить та самая записка, которую она все еще сжимала в руках. За несколько минут Зосе в голову пришла целая дюжина глупых идей. По полминуты на каждую. И лишь в одном она оставалась уверенной: Новицкому зачем-то нужно, чтобы она от него сбежала. А подчиняться его планам ей очень не хотелось. Но так ли это на самом деле? Увериться в предположениях у нее был лишь один способ – дождаться Новицкого и увидеть его реакцию самой. Но пока что очень хотелось кушать. У нее были ключи от квартиры, были деньги. Зося аккуратно убрала их в сумочку, которую чудом не потеряла вчера днем, оделась, и пошла искать рынок, который оказался в нескольких улицах от дома Новицкого. В ее расположении была значительная сумма, она оказалась вовсе не ограничена в средствах. Закупив все необходимое, девушка поняла, что не сумеет самостоятельно донести и десятой части того, что набрала. Поэтому пришлось нанять мужика с санями, чтобы помог ей. По дороге возница пытался ее разговорить, но Зося решительно пресекла его попытки завязать разговор. Объявив, что не разумеет по-русски, она молчала на любые реплики мужика. У подъезда, впрочем, ее молчаливость разбилась вдребезги. Мужик запросил такую цену за свои услуги, что Зося от возмущения забыла, как дышать. Но быстро вспомнила и, на одном дыхании выдав по-польски все, что она думает о людях, которые думают будто могут ее обманывать, в свою очередь так поразила извозчика, что тот принял от нее ровно столько, сколько она дала и не стал требовать большего. Вернувшись домой, Зофья, впрочем, на мгновение засомневалась, правильно ли она поступила, и сумеет ли она найти на кухне мужчины, живущего без женщины, необходимую для приготовления пищи кухонную утварь. Но все, что было нужно отыскалось в шкафам и ящиках, и Зося начала готовить. Для начала сделала завтрак, который мог бы уже бы считаться обедом, для себя. А потом принялась за прочие блюда. Когда Констан вернулся со службы, на столе его ждали ботвинка, фляки и бигос, а к чаю Зося испекла мазурек. Весьма простой набор, но судя по тому, что Новицкий нашел для них вчера, у него и такой ужин был настоящим явлением.
Константин Новицкий: Проведя ночь не слишком-то комфортно, Новицкий затем и в течение почти всего дня на службе находился не в самом радужном расположении духа, хоть владел собой достаточно, чтобы не срываться на подчиненных. Впрочем, они и сами, словно чувствуя опасность, не слишком стремились нынче вступать в переговоры. Как уже было сказано, в Управлении у Константина Аркадьевича быстро успела сложиться репутация компетентного сотрудника, но при этом - весьма своеобычного человека. "Словно бы не наш, а из немцев", - шептались за его спиной клерки, от которых Новицкий, в отличие от своего предшественника, по преданиям, человека мягкого, стремящегося со всеми сходиться коротко, требовал железной дисциплины во всем, что касается службы и беспрекословного подчинения впридачу. И, даже зная, что его недолюбливают и побаиваются, ничуть этим не тяготился. Мало того, старательно поддерживал подобный стиль отношений, считая его наиболее уместным в делах, касающихся работы. Заходил к нему в кабинет без особой причины, пожалуй, лишь один Траскин, которому нетерпелось узнать впечатления Новицкого от вчерашней премьеры в Большом, куда Константин Аркадьевич так и не попал - по вполне понятным причинам. Которые, впрочем, не стремился пояснять, отговорившись какими-то общими словами, когда удивленный Траскин поинтересовался, отчего же Новицкий так и не дошел вчера до театра. Гривуазные намеки в свой адрес, которые Серж было вздумал делать на этот счет, он тоже быстро оборвал ледяным взглядом, попав под который Траскин вообще вскоре утратил энтузиазм продолжать общение и ретировался из кабинета Новицкого, чему тот был несказанно рад. Так прошел день, по счастью, не слишком напряженный, но Константин Аркадьевич все равно чувствовал себя уставшим более обычного и очень рассчитывал, что дома его встретит привычная обстановка спокойного уединения. Ведь, наверняка же эта сумасшедшая полька уже воспользовалась предоставленным ей шансом сбежать? Однако, едва Новицкий открыл дверь и вошел в парадное своей квартиры, как сразу же понял, что надеждам его сбыться не суждено. Одежда девицы все еще висела на вешалке, а из глубины квартиры доносились какие-то странные - но приятные ароматы, будто бы здесь кто-то что-то готовил. - Мадемуазель Шимановска! - тихонько окликнул Константин Аркадьевич Зофью, сам, тем временем, направляясь в гостиную, которая, по недостатку площади, выполняла в его доме еще и роль столовой, заглянув в которую, так и замер на пороге, увидев полностью сервированный для двоих стол и девушку, с гордым видом восседающую у одного из его торцов. - Вы приготовили ужин? - идиотский вопрос, потому что ответ на него вполне себе очевиден, но Новицкий был несколько растерян, поэтому вел себя не столь последовательно, как всегда. - Но... я думал... впрочем, не слишком важно, что я думал. Что же, дайте мне еще минуту, я только помою руки... Из блюд, приготовленных девушкой, Константин Аркадьевич знал лишь бигос, который когда-то отменно готовила повариха Беата в доме его бабушки. Но Зося справилась с этой задачей не хуже. А поданный к чаю кекс со странным названием "мазурек", и вовсе показался сладкоежке Новицкому божественно вкусным. - Мм, мадемуазель, даже вкуснее, чем у "Вольфа и Беранже"! - и это было из его уст наивысшей оценкой. "Может быть, все же, взять ее к себе в экономки? - как и у большинство людей на свете, после обильной и вкусной трапезы, кривая настроения Новицкого резко поползла вверх. - Во всяком случае, с голоду я рядом с нею не пропаду", - мысленно усмехнулся мужчина, откладывая в сторону салфетку и отодвигая опустевшую чашку. - Спасибо, пани Зофья, все было очень вкусно. Признаться, я несколько устал сегодня, но, благодаря вашему искусству повара, вновь полон сил, - Новицкий улыбнулся ей вполне искренно и, откинувшись на спинку стула, взглянул на девушку. - Ну, а как вы провели сегодняшний день? Должно быть, успели выносить в своей головке еще парочку коварных планов отмщения?
Зофья Шимановска: Зося произвела фурор, и прекрасно это осознавала. Более того, удостоверилась, что ее подозрения были верны. Новицкий, действительно, желал от нее избавиться, значит, нужно сделать все, чтобы остаться рядом с ним на как можно большее время. Это и будет самым верным решением в ее ситуации, потому что, если желаешь от кого-то спрятаться, то лучше делать это у него же под носом. Зося пряталась от жандармов, и было весьма разумным оставаться у Новицкого. Да и как он сам теперь объяснит, что несостоявшаяся убийца жила у него несколько дней? В его же интересах, чтобы ее не обнаружили. Как бы Новицкий не был удивлен тем, что Зося по-прежнему у него квартире, однако, садясь к столу, был уже совершенно спокоен, и ничто не напоминало его недавнего минутного замешательства. Он с удовольствием пробовал ее стряпню, и выглядел даже очень довольным. Когда же дело дошло до кекса, казалось, и вовсе был поражен. Зофья и сама обожала сладкое, поэтому, узнав про эту слабость Новицкого, вдруг начала испытывать к нему даже некоторую симпатию. Да, впрочем, что плохого он ей сделал? Спас от ареста, не бил, не пытался изнасиловать, обращался вежливо и даже уважительно. Она, правда, частенько замечала в его взгляде иронию и насмешку, но разве можно быть до конца уверенной, что это не показалось? Вчера она была слишком настроена против него, и многое могло быть плодом ее воображения. Теперь она явственно это понимала. Он и сегодня иногда посматривал на нее со странным выражением, которое могло бы показаться оскорбительным, но теперь Зося не обращала на это особого внимания. Улыбка же у него была и вовсе замечательная. Даже спрашивая ее о планах отмщения, Новицкий был очень благожелателен и явно не стремился оскорбить ее своими словами. Это скорее походило на дружеское подтрунивание, впрочем, сытный ужин всегда производил на мужчин благоприятное действие. - Нет, не успела, но обещаю, что скоро подумаю и об этом. А вам лучше подумать о том, чтобы идти спать. Вы, наверное, плохо выспались из-за того, что я выгнала вас из собственной же постели. Признаться, вы и сейчас выглядите не лучшим образом, – Зося, еще вчера отметившая холеный вид Новицкого, сегодня видела, что тени вокруг его глаз стали чуть темнее. Похоже, день на службе его утомил. И все же Констан не тронулся с места, пока Зося убирала со стола. Лишь дождавшись, когда она завершит свою нехитрую работу, он поднялся из кресла. И надо сказать, что все то время, пока он был в комнате, Зося испытывала странное ощущение, будто бы физически ощущает его взгляд. Поворачиваясь к нему спиной, ей постоянно хотелось обернуться. Вероятно, это давали о себе знать внутренняя неловкость и смущение, - ведь никогда до этого она не оказывалась так долго наедине с мужчиной - которые Зося, впрочем, старательно скрывала. Выходя из гостиной, Новицкий пропустил ее вперед, и, кажется, снова был очень удивлен, когда девушка, вместо спальни, направилась в его кабинет. Заметив его замешательство, Зося пояснила: - Вам неудобно спать на диване… Вы и так сделали для меня слишком многое, я не хочу доставлять Вам еще и это неудобство, – заметив, что Новицкий собирается ей возразить, она решительно села на диван и заявила безапелляционным тоном. – Этой ночью я буду спать только здесь. А Вас прошу выйти из комнаты, я не могу начать переодеваться ко сну, пока Вы здесь. – Зося дерзко вскинула голову и посмотрела Новицкому в глаза, всем своим видом показывая, что его дальнейшее присутствие в кабинете крайне нежелательно, и будет лучше, если он поторопится. Но Новицкий и не подумал оставить ее в одиночестве, и тогда Зося вновь заволновалась, а вдруг вчера он просто решил повременить с насилием? Но, лихорадочно перебрав в памяти его вчерашние слова, успокоилась. Он вполне ясно дал понять, что не желает ее, потому что она из породы девушек, которые его не привлекают. - Но, может, Вы хотели бы поработать, а я Вам мешаю? В этом случае я готова подождать, пока Вы не закончите.
Константин Новицкий: - Мое общество успело настолько Вам опостылеть? – проговорил он в ответ на замечание девушки, что ему следует подумать о том, чтобы ложиться спать. И тотчас же недовольно поморщился – сказанное прозвучало так, будто он с нею заигрывает. Поэтому следующая реплика прозвучала уже куда суше. – Позвольте, сударыня, лучше мне самому решать, о чем мне следует думать, а о чем нет. От этой резкой интонации, плечи девушки, собирающей со стола грязные тарелки, чтобы снести их на кухню, чуть заметно напряглись, словно бы она ждала от него удара. От этого Новицкому стало еще неприятнее – он, действительно, не хотел ее пугать. Напротив, был благодарен за вкусный ужин, да и вообще… Следовало честно признать, что давно забытое ощущение, возникающее на душе, когда кто-то проявляет о тебе заботу, оказалось крайне приятным. А ведь он уже почти и забыл, как это бывает. Последним человеком, который что-то для него делал просто так, пожалуй, была бабушка Эва… Впрочем, это совсем иной случай, нечего сравнивать. Уж мадемуазель Шимановской явно есть, чего от него желать и чего добиваться. Но извиниться, все же, следовало. - Я иногда бываю чрезмерно раздражителен… не придавайте значения. Пожалуй, в самом деле, нужно идти спать, - он вздохнул и поднялся на ноги, направляясь к двери. Зофья, которая уже успела покончить с уборкой, молча, последовала за ним. И когда Константин Аркадьевич открыл перед ней дверь, к удивлению мужчины, двинулась в сторону его кабинета. Где, вдруг, ни с того, ни с сего, уселась на диван и заявила, что намерена отныне спать только на нем. Нельзя сказать, чтобы Новицкого так уж радовала перспектива еще одной бессонной ночи, но попытка девчонки установить свои порядки в его же собственном доме вновь заставила проснуться утихшее было в душе недовольство. - Да что вы говорите! Неужто, в самом деле, подождете?! – присвистнул он, ехидно блестя глазами, в одно мгновение придумав кое-что, что должно будет, как говорится, привести ее в соответствие. – Как же это любезно с вашей стороны, мадемуазель! Ну что же, оставайтесь пока здесь, если хотите… Только одна проблема. Видите ли, дома я привык ходить… ммм… не совсем одетым, - после этих слов девушка взглянула на него, как на умалишенного, но именно того Новицкий и добивался. – Что? Вы находите это странным? Напрасно, очень удобно. Признаться, все эти галстуки-воротники-сюртуки так утомляют за день! А в квартире я, обычно, совсем один, так что навряд ли кого-то может смутить моя нагота. Дабы пощадить Вашу скромность, вчера я не стал являться перед Вами в костюме Адама. Но раз уж Вы остаетесь, да еще и намерены занять мой кабинет, который мне часто бывает нужен вечерами… С этими словами, Константин Аркадьевич спокойно стянул с себя сюртук, потом, с невозмутимым видом расстегнув запонки на манжетах сорочки, принялся за ее пуговицы. Опешившая на мгновение Зофья, тем временем, вышла из ступора, резко подхватилась, и со всех ног бросилась прочь из его кабинета. А сам Новицкий, услышав, как хлопнула дверь спальни, едва в силах удержать хохот, закричал ей вслед: - Ну, куда же вы, пани Зося?! Вы даже не взяли свои постельные принадлежности! Ничего, подождите пару минут, я только закончу, и сам Вам все принесу…
Зофья Шимановска: Зося с каким-то странным чувством слушала Новицкого и никак не могла понять, к чему он ведет, вместе с тем, все больше и больше убеждаясь, что задумал он по отношению к ней нечто гадкое. Однако в ее представлении, насильники и выглядеть должны были соответственно – опасными, злыми и грубыми. Новицкий же нисколько не проявлял этих качеств. Он просто начал раздеваться. Весьма неторопливо, следует признать, поэтому Зося решила, что с места не сдвинется до тех пор, пока не будет уверена, что он действительно решил воплотить в жизнь свои угрозы. Она следила за тем, как Констан снимает сюртук, как расстегивает запонки. И сложно описать словами, какое впечатление это внезапно произвело на нее. Непроизвольно обратив внимание сначала на то, как манжеты охватывают широкие запястья Новицкого – не по-мужицки, но, тем не менее, достаточно широкие, чтобы выглядеть очень мужественными, Зося подумала, что, оказывается, наблюдать за тем, как мужчина расстегивает запонки, для женщины может быть весьма волнующим зрелищем. Когда же он без тени смущения начал расстегивать пуговицы на сорочке, Зося задохнулась от возмущения. Никто и никогда так явно не демонстрировал свое безразличие к ее присутствию. Выходит, он относится к ней, как к пустому месту! Не в силах выдерживать это унижение дальше, Зося вскочила с дивана и убежала прочь, запершись в спальне. А вдруг ему придет в голову ее преследовать? Мало ли, какие извращения встречаются в жизни? Вдруг, ему доставляет удовольствие оскорблять ее своими выходками? И тут, словно в подтверждение ее мыслей, девушка услышала голос Новицкого. Оказывается, убегая, она забыла постельные принадлежности, и теперь он обещал принести их сам. Тут-то Зосей и овладел неподдельный ужас. Подумалось вдруг, что она попала в руки умалишенного. Вчера не успела разобраться в этом, и была так глупа, что осталась в его логове. Впрочем, так ли уж надежны замки на дверях… Кроме того, у хозяина, их установившего, наверняка есть и запасные ключи. Зося с грохотом приставила стул к двери, уселась на него и стала прислушиваться, не раздадутся ли за дверью шаги Новицкого. Но все было тихо. В конце концов, решив, что, скорее всего, он отправился спать, Зося тоже разделась и собралась лечь, но злость и обида были так сильны, что потребовалось еще несколько минут, чтобы успокоиться. Выходит, он просто над ней посмеялся! И все же, возмущение – было не единственное чувство, которое мешало ей уснуть. Она продолжала невольно вслушиваться, не раздастся ли в коридоре звук шагов. Но тишины по-прежнему ничего не нарушало, так что вскоре Зося начала засыпать. И богатое ее воображение продолжало во сне рисовать, как Новицкий подкрадывается в ночи к дверям спальни, неслышно отпирает замок запасным ключом, садится на край кровати… на этом месте что-то словно выдернуло ее из объятий Морфея. Какой-то звук привлек внимание и не позволил окончательно соскользнуть в сон. И Зося была этому даже рада, ибо уже убедилась, какие сны терзали бы ее всю ночь, если бы она не проснулась. Но потом непонятный звук повторился еще раз, и девушка поняла, что выражение «кровь стынет в жилах» в действительности лишено всякой поэтики и образности. Ручка двери двигалась, словно кто-то пытался открыть ее, издавая при этом тот самый шум, который не позволил ей уснуть.
Константин Новицкий: Получив в ответ на свою реплику закономерно ожидаемую тишину, едва успев поплотнее закрыть дверь кабинета, Новицкий рухнул в кресло, закрыл лицо руками и расхохотался так, как не смеялся уже много лет – от души и до слез. И еще примерно четверть часа, стоило лишь представить мысленно себя, разгуливающим по дому нагишом перед ошалевшей от страха Зосей, он чувствовал, как на него накатывает новый приступ этой смеховой истерики. Впрочем, в достаточной мере овладев собой, Константин Аркадьевич, все же, уделил в тот вечер несколько времени и работе – совершенно при этом абстрагировавшись от недавнего своего веселья. Нужно было изучить пару важных документов, которые не успел прочесть днем, потому что принесли их перед самым окончанием присутственных часов. А сидеть лишнее время в «застенках», как Новицкий про себя иронически именовал собственный кабинет с зарешеченными окнами, совершенно не хотелось. Когда же закончил с делами и сам уже собрался ложиться спать, вдруг вновь обратил внимание на аккуратную стопку постельного белья и свернутое одеяло, сложенные на подушку, лежащую в углу дивана. И вспомнил, что так и не отнес их Зофье. А ведь она, наверное, ждет. С этой мыслью Новицкий немедленно подхватил в охапку все это имущество и пошел в спальню. Стучать в комнату, когда обе руки заняты, крайне неловко, поэтому, потоптавшись с минуту подле закрытой двери, мужчина неловко, локтем, стал пытаться отжать ее книзу, отчего-то ни на секунду не подумав, что хорошо бы для начала постучать и сообщить о своем присутствии. Впрочем, кажется, его и без того быстро обнаружили. Потому что вскоре из-за двери послышался голос мадемуазель Шимановской, вернее – сдавленный шепот, которым девушка спросила, что ему нужно. - Я принес Ваши вещи, пани Зося, простите, что так долго, - за дверью, меж тем, повисло напряженное молчание. И Новицкий, которому было ужасно неудобно со всей этой кипой в объятиях, быстро потерял терпение. – Вы оглохли?! Говорю же: белье принес! И тут до него, наконец, дошло. Ухмыльнувшись, Константин Аркадьевич покачал головой и проговорил: - Да открывайте же, мадемуазель! Даю слово, что пришел к Вам в одежде!
Зофья Шимановска: Не открыть дверь в сложившихся обстоятельствах было глупостью, открыть – глупостью еще большей. Зофья не могла понять, что заставило ее послушаться Новицкого, но кое-какие меры безопасности все же предприняла. Оставив стул перед дверью, в одну руку она взяла подсвечник с зажженной свечей, а в другую – увесистый кувшин. Свеча нужна была, разумеется, больше для освещения, но могла быть использована при необходимости и как оружие. Если Новицкий действительно явился раздетым, то ожог от нее, хоть и не нанесет значительного увечья, но все же отвлечет на несколько мгновений, а она тем временем ударит его по голове кувшином. Вооружившись подобным образом, Зося отперла защелку, предоставив открывать дверь самому мужчине, и он не заставил себя ждать. Поэтому, следом за звуком отворяемой двери, сразу же послышался жуткий грохот – то упал стул. Новицкий, между тем, уже шагнул в комнату, а потому был вынужден неловко перескакивать через внезапную преграду. Выглядел он при этом не слишком изящно, хотя в остальном его внешний облик вполне соответствовал приличиям – разве что без сюртука, который снял еще тогда, в кабинете. Рукава же рубашки его теперь были небрежно завернуты, а несколько пуговиц у воротника – расстегнуты, открывая ямку между ключицами, но не далее. При условии, что Зося не особо бы удивилась, если бы Констан и впрямь предстал перед нею обнаженным, такой костюм ей показался весьма и весьма сдержанным. - Белье? – глупо переспросила она, глядя на не менее ошарашенного Новицкого. – Положите его на кровать. Она никак не могла выйти из ступора, сжимала в одной руке свечу, в другой – кувшин, и, видимо, сама походила на привидение. Новицкий тихо выругался, и это привело, наконец, ее в чувство. Минутная заминка внезапно сменилась бурной деятельностью. Бросившись к Новицкому, она поспешно убрала с его пути стул, наделавший столько шума, все это время извиняясь за то, что так неудачно поставила его, наговорив зачем-то в свое оправдание еще кучу всякой чепухи о том, как именно он появился напротив двери. Объяснения были все больше фантастические, однако Констан даже взглядом не намекнул, будто считает ее слова глупыми. Возможно, просто был крайне удивлен, и теперь боялся ее не меньше, чем она боялась его несколькими минутами ранее. Наверное, Зося сейчас особенно явно производила впечатление человека, повредившегося рассудком. Впрочем, подобная мысль, наверняка, уже не раз закрадывалась в голову Новицкому, и теперь он просто прикидывал, насколько верны его догадки. Подумав об этом, Зося попыталась взять себя в руки и немного успокоилась, хоть только и внешне, морально до сих пор пребывая на грани истерики. - Спасибо, и давайте все же спать. Поздно, – присев на краешек кровати, она смиренно сложила руки на коленях.
Константин Новицкий: Девица продолжала блажить. Войдя, наконец, в спальню, Новицкий едва тотчас же не растянулся во весь рост, споткнувшись о какие-то баррикады, которые она успела нагромоздить. И, чтобы сохранить равновесие и не выронить из рук кипу белья, мужчина был вынужден совершить почти акробатический этюд, перепрыгивая через нее. Чертыхнувшись тихо сквозь зубы, он едва сдержался, чтобы не высказать вслух все, что думает о пани Шимановской и ее странных привычках, однако вовремя сдержался, вспомнив, что, в общем-то, сам ее напугал своей неудачной шуткой. Вероятно, девушка, действительно, вообразила его тайным извращенцем. Она и теперь еще испуганно следила за тем, как он укладывает свою ношу на кровать. Но потом, точно очнувшись, начала бегать по комнате, бормоча что-то на смеси польского и французского языков, из чего Новицкий успел понять лишь то, что ей очень жаль, что все вышло так глупо. - Да прекратите же, наконец, метаться! – воскликнул Константин Аркадьевич. – У меня уже в глазах от вас рябит. После этих слов она тотчас же уселась на край кровати и вдруг стала очень похожа на послушную институтку, готовую внимать словам строгого учителя. Такой она нравилась Новицкому гораздо больше. - Действительно, поздно, - она на мгновение подняла на него глаза и тотчас же вновь потупилась, рассматривая свои руки. И в ее взгляде в этот момент по-прежнему было столько смущения, что Константин Аркадьевич невольно смягчился и даже улыбнулся. – Вы зря извиняетесь, - сказал он вдруг, - это мне следовало бы попросить прощения за свое странное чувство юмора. Можете быть спокойны, без сильной на то нужды я по дому голым обычно не хожу… Да и вообще редко бываю дома. Сказанное все равно вышло несколько двусмысленным, но в этот раз, видимо, понемногу привыкая к нему, девушка то ли не почувствовала этого, то ли просто предпочла сделать вид, что ничего не произошло… - Кстати, а где остановились в Петербурге вы? Я далек от мысли, что вы отправились убивать господина Траскина прямиком с дороги. У вас же, наверняка, были с собой какие-то вещи… саквояж… не знаю? – он взглянул на нее вопросительно и замолчал.
Зофья Шимановска: Заговорив о простых вещах, Новицкий развеял болезненную атмосферу, которая завладела Зофьиными сознанием. - Бог мой! – Зося всплеснула руками, но сразу снова опустила их на колени. – Я совсем забыла! Все эти переживания… Сняла комнату на постоялом дворе на Сенной площади на несколько дней. Думала, закончу дела и уеду обратно как раз сегодня… Я ведь никак не давала знать о себе хозяину уже два дня и денег за них тоже не платила. Как думаете, что стало с моими вещами? Однако Новицкий в ответ объявил, что ночью решать столь серьезные вопросы не пристало, уговорил ее лечь спать, а сам снова ушел ночевать в свой кабинет. Дверь за ним Зося все же заперла, хоть и не сразу, не желая оскорблять хозяина своим недоверием, от которого так и не смогла избавиться. Затем застелила кровать и улеглась в постель, мечтая о спасительном сне. Она сильно устала, сказывалось нервное перенапряжение, но, несмотря на это, сразу уснуть не смогла. Долго крутилась в кровати, пытаясь найти удобную позу, но лишь запутывалась в одеяле, мысленно снова и снова прокручивая вечерние происшествия, чувствуя, что снова начинает раздражаться. Обида против Новицкого, почти улегшаяся, пока он был рядом, напомнив о себе вновь, даже усилилась. Издеваться подобным образом над девушкой мог только совершенно бесчувственный болван. Впрочем, чем больше Зося об этом думала, тем сильнее злилась, в том числе и на саму себя, столь легко попавшуюся в его ловушку. Теперь было абсолютно непонятно, как могла она поверить во всю ту ерунду, что нагородил Констан. В подобных угрызениях время текло вне всяких законов. Первые пару часов казались неимоверно длительными, а потом Зося только и успевала отмечать очередной бой часов, прекрасно слышный в ночной тишине. Где-то с половины седьмого утра до нее стал доноситься шум, издаваемый Новицким, собиравшимся на службу. Больше всего Зосе хотелось бы сделать вид, что она спит, и не выходить к нему. Но это было бы слишком глупо. Им бы все равно пришлось встретиться, пусть и вечером. К тому же следовало поскорее решить вопрос о ее дальнейшем нахождении в его квартире. Оставаться после всего было унизительно. Наскоро одевшись, умывшись, поймав в зеркале ванной комнаты свое отражение, что сильно подпортило ей и без того плохое настроение, в гостиную Зося явилась мрачнее тучи. А Новицкий еще вздумал спрашивать, хорошо ли она провела ночь, будто бы ответ не был написан на ее лице. - Доброе утро, Констан. А, вы уже оделись! – Зося внимательно осмотрела Новицкого с ног до головы, будто выискивая погрешности в его костюме. – Признаться, вчера я приняла вас за сумасшедшего. Ходить обнаженным в нетопленой комнате… Так же можно и радикулит получить… в вашем-то возрасте! – Зося совсем не считала, что Новицкий находится в том возрасте, когда об этом следует упоминать, но не смогла отказать себе в удовольствии поддеть его после вчерашнего. И хоть сама тотчас же испугалась собственной дерзости, но испытывала одновременно удовлетворение за то, что не осталась неотомщенной. - Впрочем, даже если вы и впрямь тяготеете к столь странным привычкам, то сможете вернуться к ним сегодня же. Я очень признательна за оказанную помощь, но намерена сегодня же покинуть ваш дом. Говоря это, Зося вполне искренне ощущала благодарность по отношению к Новицкому. Но оставаться, действительно, не было никакого смысла, ведь она сполна уже убедилась, что Констан не готовит для нее никакой ловушки. По странной случайности, он просто пожалел ее, но продолжать испытывать его терпение дальше будет крайне неразумно.
Константин Новицкий: - Позвольте лучше мне самому решать, что делать, в моем собственном доме, сударыня! – холодно проговорил в ответ Новицкий, которого, надо сказать, весьма задел недвусмысленный намек девушки на его возраст. Он прекрасно понимал, что подобная дерзость с ее стороны – всего лишь попытка отомстить за его собственные над ней издевательства, но не смог до конца скрыть своих эмоций. – Кроме того, осмелюсь также напомнить, что вы в нем – вовсе не гостья. В день нашего… ммм… знакомства я не дал себе труда прямо на это указать, рассчитывая на Вашу собственную сообразительность. Однако вижу, что несколько ее переоценил. Вы, мадемуазель, заведомо покушались на жизнь государственного чиновника. Сие есть серьезное преступление. Если Вы подумали, что я оставлю его безнаказанным – по каким угодно причинам, то ошибаетесь. Поэтому никуда отсюда вы более не выйдете – без моего сопровождения, во всяком случае. Девушка растерянно смотрела на него. По-видимому, она никак не ожидала подобной отповеди и столь официального тона после того, как они, вроде бы, лучше узнали друг друга. Но Новицкий, напротив, был доволен произведенным эффектом, который постарался даже усилить, когда, в дверях, повернулся к Зофье, вновь окинул ее ледяным взором голубых глаз и произнес: - Запирать Вас на замки я по-прежнему не намерен, сударыня. Однако бежать отсюда не рекомендую. Если это произойдет, обещаю тотчас же разослать по всем окрестным почтовым станциям Ваш полный словесный портрет – и это плюс к тому, что без должным образом выправленных подорожных документов Вы сможете доехать из Петербурга лишь до первой из них. Далее будете задержаны, опознаны и привезены на Фурштатскую, где с Вами вряд ли кто-то станет обращаться столь деликатно, как Вы, несомненно, заслуживаете, - уголок его рта дернулся в язвительной ухмылке. – Так что придется терпеть мои «странные привычки» еще некоторое время. А на Cенную за вещами мы съездим вечером, - вдвоем. Когда я вернусь со службы.
полная версия страницы