Форум » Воспоминания » Лето в деревне » Ответить
Лето в деревне
Евгения Нечаева: Время - лето 1832 года. Место действия - имение Нечаево, неподалеку от Павловска. Участники - Лев Нечаев, Евгения Нечаева, Элеонора Нечаева, Максим Мещерский, Семен Васильев и другие.
Лев Нечаев: Встреча с Васильевым явилась каким-то божьим промыслом. С того дня, как Лев встретил на улице старшего друга, и без утайки рассказал ему о своих семейных проблемах, капризная дамочка Фортуна резко повернулась лицом к штабс-капитану. Застопорившееся было колесо бюрократической машины неожиданно стронулось с места, и покатило не прочь от Нечаева, а прямиком в нужном ему направлении. Его прошение об отставке неожиданно получило ход, было рассмотрено вне очереди и удовлетворено. У Льва были серьезные подозрения, что это все произошло не только по воле высших сил, но и не без вмешательства полковника. Правда, сказать ему об этом напрямую Нечаев не решался. Они виделись почти ежедневно, и каждая встреча доставляла им обоим огромное удовольствие. Полковник принадлежал к числу тех редких людей, с которыми интересно и приятно было не только поговорить, но и помолчать. Чем ближе приближался день отъезда штабс -капитана в Нечаево, тем сильнее не хотелось ему лишаться общества друга, оставляя того в столице практически в одиночестве. Несомненно, полковник и посещал офицерское собрание, и наносил визиты знакомым, но Лев прекрасно понимал, что ни в одной компании Семен Романович не чувствовал себя так свободно и спокойно, как во время их дружеских встреч. Да и ему самому становилось тошно при одной только мысли о том, что вместо возможности общаться с другом он будет вынужден ежедневно лицезреть "мадаму". Если бы не Рыжик, может, Лев и не спешил бы домой. Но мысли о сестре, тяжело перенесшей смерть отца, не давали ему покоя. Неожиданно Нечаеву пришла в голову идея, которую он по обдумывании счел гениальной, и решил претворить ее в жизнь за день до отъезда. Они с Васильевым снова встретились в той самой кондитерской, куда зашли в первую встречу, и Лев сразу же взял быка за рога. -Семен Романовияч, как вы знаете, дело мое завершилось наилучшим образом. И я всерьез склонен видеть в этом не столько божью руку, сколько вашу помощь. Неважно какую - пусть хоть метафизическую. Можете мне ничего не говорить на этот счет - у меня сложилось свое мнение, и я склонен ему верить. Но мне невыносимо думать, что уже через день я лишусь, вашего общества. И будучи чистой воды эгоистом, очень прошу бросить все дела, которые держат вас здесь, и уехать со с мной в Нечаево. На любой удобный для вас срок. Выпалив все это единым духом, Лев ощутил себя мальчишкой, сознавшимся в краже пенок с малинового варенья. Он широко улыбнулся другу и закончил свой монолог: -У нас там красота и раздолье, рыбалка, охота. Вам непременно понравится. Хоть немного отдохнете от столичной суеты. Кроме того, у меня есть еще и чисто корыстный мотив. Вы бы посмотрели со стороны на моих сестру и мачеху. Иногда такой свежий взгляд замечает то, что не бросается в глаза постоянно находящимся поблизости. Сестренка вам будет очень рада - я ей о вас много рассказывал. Соглашайтесь же! Не давая полковнику опомниться, Нечаев подозвал официанта и потребовал шампанского, которое тут же предложил выпить за согласие Васильева и их скорый отъезд.
Семен Васильев: Нечаев проявил себя в точности так, как и должен был. Вернее, он никому ничего не был должен, но отреагировал так, как и следовало ожидать. Васильев, за несколько лет разлуки, забыл о многих особенностях своего друга, потому для него явилось совершенной неожиданностью и его горячность в изъявлении благодарности, и поспешное приглашение в Нечаево. И если в первой части заявления Семен чувствовал себя стесненным и неловким, то после второй, он и сам стал очень благодарен другу. Конечно, для порядка сначала он отказывался, но Лев сумел настоять на своем, расписать все прелести пребывания в имении так, что Васильев счел приличным сдержанно согласиться. Но в душе он ликовал! А, может, это шампанское ударило в голову? Чем бы ни была вызвана перемена в настроении Семена, но он вдруг почувствовал себя куда счастливее, чем прежде, и, будто, даже моложе своих лет. Вполне солидных, стоит признать. Большой интерес вызвало и упоминание Львом о своих мачехе и сестре. - Что же такого вы хотите узнать от меня о своих родных, Лев? К тому же о женщинах, друг мой? Если в чем-то я и мог оказать вам помощь, то только не в этом вопросе. Впрочем, не скрою, я очень рад принять ваше приглашение, – Васильев смутно припоминал, что Лев когда-то рассказывал ему о семье. Кажется, сестра его, имени он, к сожалению не помнил, была сильно младше своего брата, но тот и тогда питал к ней нежные чувства, что со стороны выглядело очень трогательно. Они еще немного посидели, наслаждаясь бутылкой шампанского, договорились о всех нюансах путешествия, но скоро разошлись. У обоих оставались еще в Петербурге дела Вернувшись домой, Семен развил настолько бурную деятельность, что скоро боевое ранение дало о себе знать острой болью. Он прижал ладонь левой – здоровой руки к тому месту, где, как ему казалось, концентрировалась боль, словно хотел удержать ее там и не дать распространиться по всей правой стороне тела. Испуганный слуга подбежал к побледневшему Васильеву и принялся усаживать его в стоящее рядом кресло. Боль потихоньку утихала, освобождая из своего плена разум Семена. Он уже мог и успокаивающе улыбнуться, и отшучиваться, дескать, вот она – старость. Раньше он на такие царапины пустяковые и внимания не обращал, и заживало, как на собаке. - Царапина, - недовольно бубнил Степан Афанасьевич.– Ты, Семен Романович, чуть Богу душу не отдал, иной молодой бы при таком ранении и не выжил бы, грех тебе на возраст-то пенять! – Степан Афанасьевич с юных лет был при Семене, а потому разговоры их были проникнуты той небрежной доверительностью, что позволяется только между двумя близкими людьми, чуть не родными. Где еще доведется увидеть слугу, тыкающим своего барину? Но оба знали пределы подобной фамильярности. На людях Степан Афанасьевич себе такого не позволял. Да только Семен-то отлично знал, кому он обязан тем, что выжил после последнего ранения, кто нашел его, едва живого, в куче мертвых тел… Через день на рассвете Семен встретился с Нечаевым, и они вместе отправились в имение. Всю дорогу Семена не покидало некоторое возбуждение. Он предвкушал встречу с новыми местами, новыми людьми. И более всего его почему-то заинтриговало то, как отозвался Лев о своих сестре и мачехе. Было в этом что-то таинственное, как будто какая-то интрига таилась за его словами. Но суть той интриги Лев ему поведать так и не решился, а Семен спрашивать не стал. На то они и друзья, чтобы не задавать лишних вопросов.
Лев Нечаев: Мудрец был прав, сказав, что путь, пройденный вместе с другом, становится короче вдвое. За разговорами штабс-капитан и не заметил, как они доехали до Нечаева. Денек был солнечным, радостным - но на западе, почти над самой линией горизонта, клубились и уплотнялись облака, грозившие собраться в грозовую тучу. Примерно таким было и настроение Льва. Радость от того, что Васильев согласился погостить у них в Нечаево, предвкушение встречи с сестрой - и где-то в глубине души смутная тревога, предчувствие чего-то недоброго. Попытка поразмыслить об этом привела к выводу, что эта неприятная примесь появилась из-за предстоящего лицезрения "мадамы". С этим фактом поделать было нечего - приходилось принимать его, как данность, и не роптать на судьбу. Едва карета подъехала ко двору и Дрон расторопно принялся носить в дом багаж, к нему со всех ног бросилась горничная Жени. Девушка вилась вокруг денщика и что-то шептала ему на ухо. Похоже, она спешила поделиться со своим дружком домашними сплетнями. Можно было не сомневаться, что Дрон постарается сразу же доложить их своему "вашбродию". Еще и отрапортует при этом по всей форме. Лев окликнул горничную: -Любаша, если барышня дома, а не отправилась на прогулку, то скажи ей, что я вернулся, да не один, а с гостем. Обернувшись к Васильеву, штабс-капитан обвел рукой липовые аллеи, оранжерею, клумбы с флоксами, наскоро поясняя, что где находится, и пригласил друга пройти в дом.
Элеонора Нечаева: Время, что осталось до приезда пасынка в Нечаева, Элеонора постаралась провести максимально приятно для себя, как говорят итальянцы, в состоянии dolce far niente, словно бы накапливая душевные силы и подспудно готовя себя, таким образом, к новому, более активному этапу своей жизни. Дело в том, что все последние дни она тщательно составляла некий план действий, идея которого пришла ей в голову совершенно спонтанно очередной бессонной ночью. Да, она по-прежнему мучилась отсутствием сна, но впервые в жизни это принесло ей хоть какую-то пользу. Вышло все, как уже и было сказано, само по себе. Лежа в своей постели, она смотрела в темноту и мысленно перебирала события своей прошлой жизни, обычное занятие человека, которому не спится. И тут ей пришло в голову, что вспомнить-то особенно и нечего – сначала скучная жизнь в девичестве, потом потерянные годы в браке. Между тем, она еще достаточно молода и возможно… Но не о любви она мечтала. После разрыва с Мещерским, Ленор окончательно убедилась в том, что данный род человеческих эмоций для нее недоступен. А иначе, чем объяснить то, как легко она пережила его предательство? Нет, конечно, переживала, однако… все быстро прошло. В очередной раз подчинив чувства своей железной воле, Элеонора вновь чувствовала себя собою обычной. Кроме того, от любви ведь изрядно глупеют, а мадам Нечаева всегда была уверена, что для женщины ум – самое важно качество в жизни. Впрочем, нет, второе по важности – после умения этот ум скрывать. Еще важным одним свойством своего характера она считала умение находить выход, причем, самый удачный и удобный для себя, в любой из затруднительных жизненных ситуаций. Узнав, что Лев намерен окончательно оставить службу, она ненадолго упала духом. Но то рассуждала Ленор глупая, можно сказать – больная. Теперь же, стоило излечиться, решение сразу же нашлось. Самое простое, все это время лежавшее на поверхности! Ее пасынок решил вернуться к семье? Что же, стало быть, уедет она. Да, Ленор решила уехать. И даже не в Петербург, а гораздо дальше – за границу. Надолго, возможно, навсегда. Он же пусть отныне разбирается со всем ворохом проблем, который все последние десять лет на своих плечах приходилось тащить ей одной. Со всем – от ведения хозяйства, до заботы о собственной блаженной сестрице, которая семимильными шагами сейчас идет к тому, чтобы разрушить собственную, если не жизнь, то репутацию, продолжая, как ей кажется, тайно встречаться с Максимом Мещерским. А в том, что Макс не остановится ни перед чем, добиваясь своей цели, Элеонора убедилась на своем опыте. Несчастная дурочка Жени влюблена в него, точно кошка и совсем не осознает, что самого ее «воздыхателя» интересует лишь ее наследство. И дело не в том, что Жени так уж плоха. Просто Макс – он из той же породы людей, что и сама Ленор, он не умеет любить никого, кроме себя. И даже если предположить, что этот брак бы состоялся, то одной глубоко несчастной женщиной на земле в его результате стало бы больше. Но она этого не допустит. Таким образом, вместе с исполнением «материнского долга» в отношении Жени, заставив и Мещерского выплатить его собственный должок по-отношению к ней. О котором она вовсе не забыла. Но детали этого плана она намеревалась продумать чуть позже. Сейчас у нее в предмете пока было устроение собственной жизни. И решением этого вопроса она занималась все последние дни, пока ее пасынок еще не вернулся, так как желала разрешить все до этого момента. Для этого она и ездила пару дней назад в Павловск, сказав Жени, что намерена посетить там доктора. Впрочем, могла и не объяснять, девушка была только рада тому, что мачехи не будет целый день. На самом деле, в городе мадам Нечаева наведалась в контору прежнего нотариуса покойного мужа, господина Синицкого. Обиженный Владимиром Николаевичем, который отказался от его услуг так внезапно и без объяснения причин, он, тем не менее, уже был в курсе деталей оглашенного нового. Откуда, Ленор толком не поняла, но обрадовалась, что ничего объяснять дополнительно не надо. Господин Синицкий встретил «обиженную вдову» буквально с распростертыми объятиями и охотно согласился представлять ее имущественные интересы. Он и рассказал, что дела Ленор не так уж и плохи. Нечаево – имение, приносящее хороший доход, и поэтому ни о какой нужде в будущем речь не идет. Однако Элеонора приехала к Синицкому не для того, чтобы слушать его рассказ о своем светлом будущем. Прервав его пространный монолог, она сказала, что намерена продать имение в ближайшее же время, а вырученные деньги вложить в ценные бумаги, чтобы потом уехать за рубеж и вести там размеренную жизнь рантье. От такого оборота дела стряпчий несколько опешил, но быстро пришел в себя и стал хвалить ее ум и деловую сметку, пообещав заняться этим со всем возможным тщанием. Разумеется, никто не должен был пока узнать о планах мадам Нечаевой. Начиная это дело, она не могла не понимать, что продажа родового имения их семьи станет неприятным сюрпризом, если не потрясением для Льва и Жени. И не хотела раньше времени навлекать на себя новую лавину их негодования. Хотя, с другой стороны, Нечаево принадлежит ей, следовательно, делать с ним она может все, что захочет. И пусть думают, что хотят. Впрочем, пока была ее очередь получать сюрпризы. Она была у себя в будуаре, когда туда постучался дворецкий и доложил барыне, что Лев Владимирович вернулись из Петербурга вместе со своим старинным другом. - С каким еще другом? – Ленор не могла припомнить, чтобы у ее пасынка, уже давным-давно не живущего в столице, остались там хоть какие-нибудь друзья. И почему он в таком случае не предупредил, что приедет не один? – Ну, хорошо, я сейчас спущусь, - с некоторой настороженностью в голосе произнесла мадам Нечаева и, действительно, вскоре пришла в холл, где и увидела гостя. Мужчина был средних лет, обладал изрядным ростом и военной выправкой. Из чего Элеонора Валентиновна сделала вывод, что он, верно, тоже из офицеров. Возможно, сослуживец Льва? Но с чего бы это ему понадобилось приглашать к себе – вернее, к ней – этого мрачноватого господина? Впрочем, Семен Романович Васильев, как представил его ей Лев, лишь на первый взгляд показался мрачным. Вскоре они уже втроем вполне мирно беседовали в гостиной в ожидании обеда. И Ленор с удивлением отметила для себя, что Васильев обладает каким-то удивительным влиянием на Льва, отчего тот ведет себя даже мило – улыбается и оживленно рассказывает о том, как помог ему Семен Романович в решении вопроса о выходе в отставку. Она и припомнить не могла, когда это Лёвушка был с ней так любезен – без язвительных подтекстов. Все это было весьма странно, но приятно.
Евгения Нечаева: С самых юных лет самой большой пыткой для Жени было ждать чего-либо, а самым серьезным наказанием - когда гувернантка заставляла живую и непоседливую девочку оставаться, сидя на одном месте, более, чем на десять минут. Взрослея, она, конечно, перестала быть той отчаянной егозой, что в детстве, но терпение и выдержка и теперь были не самыми развитыми чертами характера мадемуазель Нечаевой. Уж как Жени не ждала возвращения Лёвушки, как не выглядывала беспокойно с утра в окна, пытаясь разглядеть его экипаж, приближающийся к дому, а все равно - проглядела. А все потому, что утомившись бесцельно бродить по дому, решила-таки ненадолго выйти погулять. Нет, не на свидание с Мещерским, а в свою любимую оранжерею. Ведь сегодня она честно отменила их встречу, хотя Максим был явно опечален этим фактом. Да и сама Жени настолько привыкла к их ежедневным встречам у старого дуба, а потом бесконечным прогулкам и беседам, что уже откровенно скучала без Макса, несмотря на то, что видела его последний раз только накануне вечером. Где-то в душе, совсем-совсем глубоко, она чувствовала также, что с возвращением брата домой, такой вольной жизни для нее уже не будет. Но с другой стороны, возможно, это подтолкнет Мещерского к решительному объяснению сначала с ней, а потом уже - с братом. И тогда... при этой мысли, щеки девушки неизменно загорались румянцем, на молочно-белой, как у большинства рыжих, коже особенно ярким. В такие моменты она часто вспоминала, как, пребывая в беспамятстве, Макс называл ее своей женой. Думать о Максиме как о своем муже - было одно из самых заветных занятий девушки, которому она предавалась исключительно наедине с собой, как теперь, когда бродила среди розовых кустов, некоторые из которых были такими крупными, что доходили Жени чуть не до уровня плеч. Надо сказать, что мечтания девушки были, тем не менее, совершенно невинны и не уходили дальше момента, когда они вдвоем с Максом, под руку, выйдут из храма под звон колоколов, после того, как батюшка обвенчает их. Еще она, конечно, мечтала, что со временем у них с Максом родятся дети - мальчик, а потом девочка... или наоборот, а может, их будет даже больше. Впрочем, в этом вопросе ее знаний было уж совсем недостаточно, чтобы всерьез думать, как оно будет. Некоторое время тому назад Лиза Алексеева тайком поведала Жени, что решилась расспросить свою недавно вышедшую замуж московскую кузину Eudoxie о вопросах деторождения, но та, страшно гордая своим новым статусом и оттого важно задирающая нос перед Лизой, которая, к тому же, была младше на целых четыре года, надменно сказала, что с барышнями такое обсуждать не пристало. Однако потом все же сказала, что для рождения детей необходимо "спать с мужем", ничего более не объясняя. Лиза и Жени буквально голову сломали, что же такого произойдет, если рядом с тобой в кровати поспит твой муж, но так и не поняли. Поэтому по-прежнему оставались в полном неведении на этот счет, надеясь лишь на то, что со временем, все прояснится само собой... - Барышня! Евгения Владимировна! Ну где же Вы ходите?! Там братец Ваш изволили вернуться домой, Вас спрашивают! - звонкий голос Любаши, горничной, отвлек мадемуазель Нечаеву от ее раздумий. - А что, уже приехали?! Вот, опять я пропустила все! - с досадой воскликнула девушка и почти бегом бросилась домой, а следом за ней, едва поспевая, колобком катилась горничная. Будучи одного со своей барышней роста, Любаша годами была несколько старше хозяйки. А уж комплекцией - и вовсе, не в пример субтильной своей мамзель Жени, упитанной. Что, надо сказать, лишь добавляло ей очков, как главной красотке из всей нечаевской челяди, на которую засматривались парни и даже мужики постарше. Но Любаша давно отдала свое сердце денщику Льва Владимировича. Потому, не меньше Евгении Владимировны, торопилась теперь в дом, рассчитывая, пока баре ведут свои светские разговоры, самой чуток пообщаться с любезным ее Дронушкой. Так что на пороге дома, девушки расстались. Жени направилась в гостиную, а Любаша - на кухню, где кухарка уже потчевала Андрона свежеприготовленными щами. - Лёвушка, милый! - Жени, как обычно, стремглав, влетела в комнату и было бросилась в объятия вставшему со своего места при ее появлении Льву Владимировичу. - Как же я скучала по тебе, ты даже не представляешь... - но тотчас же резко замолчала и замерла на месте, увидев в гостиной еще одного мужчину, который тоже встал, когда она вошла, и теперь с некоторым удивлением взирал на явление девушки с огненно-рыжими, чуть растрепавшимися от бега волосами, которые особенно ярко пламенели на фоне приглушенных и даже мрачных тонов ее туалета, ибо обе женщины в доме носили траур по усопшему и потому не могли себе позволить ярких нарядов. - Ой, простите, сударь, я Вас почему-то сразу не заметила, - Жени взглянула на мужчину с улыбкой и потупилась.
Семен Васильев: Путешествие подошло к концу, мужчины прибыли в Нечаево. Первой их встретила Элеонора Валентиновна, кхм, мачеха Льва. На роль мачехи она подходила менее всего. Красивая, утонченная женщина, в присутствии которой Семен тут же и растерялся, не сумев сказать нужного комплимента вовремя, одновременно произвела впечатление приятное, но и заронила в его душу тревогу. Все-таки он совершенно не умел общаться с женщинами, быть галантным и любезным. Но она не обратила на его замешательство внимания и была как будто даже довольна его присутствием. Впрочем, причин для переживаний не было. Вскоре у них со Львом завязалась непринужденная беседа, в которую вступил и Семен, быстро освоившись в новой обстановке, и надо признаться, даже получал от этого удовольствие. Как и следовало ожидать, жизнь в деревне текла в более размеренном темпе, нежели в Петербурге, оттого и разговоры здесь были более тягучие, уютные, менее светские и официальные. Такого рода беседы Семен любил более всего. Однако, наслаждаясь настоящим моментом, Васильев никак не забывал и о том, что вскоре ему предстоит знакомство с юной барышней, сестрой Льва. Но столь стихийного появления молодой барышни все же, никто не ждал. Беседа в гостиной резко оборвалась, Семен неуклюже вскочил с кресла, в котором ему было очень удобно, и получил возможность наблюдать одну из тех семейных сцен, что заставляли его смущаться. Причиной тому, вероятно, было то, что в таких случаях он обычно чувствовал себя нелепым дополнением, грубым мазком подмастерья, не вписывающимся в пейзаж, созданный рукой мастера. Впрочем, девушка совершенно не замечала его, повиснув на шее Льва и выражая ему свою сестринскую любовь все так же бурно. Она и сама была похожа на вихрь, ураган, смерч, пролетевший по комнате. При этом, как успел заметить Васильев, ее мачеха взирала на все происходящее с завидным спокойствием, будто сия сцена разыгрывалась чуть не каждый день и порядком уже ей надоела. Стоило ли говорить, что ничего общего не было между Элеонорой и юной девицей, несмотря на почти одинаковый цвет волос. Видимо, характеры их были слишком различны. Но относительно прочего Семен сделать никаких заключений еще не мог. Обе ему были одинаково непонятны. Когда же, после звонких поцелуев и заверений брату в своей любви, девушка все-таки заметила гостя, то обратилась к нему с извинениями в невнимательности в столь непосредственной манере, что Васильев не смог удержаться от улыбки. Лев часто рассказывал Семену о сестре, и по этим рассказам он представлял, что это должна быть еще совсем маленькая девочка, ребенок. Однако перед ним сейчас стояла молодая девушка, да еще и красавица. - Семен Романович Васильев, друг вашего брата, – представился он. Ему показалось, что прозвучало это сухо и как-то недостаточно душевно. И от этого Васильев почувствовал себя еще более растерянным. – А вы, должно быть, Евгения Владимировна? Я много о вас слышал, – и уже обращаясь ко Льву. – Вам повезло, друг мой, в вашей жизни присутствуют две очаровательных женщины!
Максим Мещерский: В этот день Максим вернулся домой в приподнятом настроении. Все пока складывалось неплохо. Жени крепко сидела у него на крючке, и ему осталось только вытащить эту золотую рыбку из нечаевского болота и запустить в свой мещерский пруд. Предстоящие вечер и ночь обещали быть нескучными, так как намедни он застукал на сеновале одну из теткиных дворовых девок в обществе парня из соседней деревни. Максим так шуганул этого «кавалера», что тот убежал к себе в чем был, забыв штаны, а девица… Ну, поскольку терять ей уже было нечего, Максим велел ей ждать его на сеновале ежедневно, как стемнеет. Но перед тем, как вечер станет приятным, ему предстояло пережить ежедневный семейный ужин и чаепитие с тетушкой. Та еще скукотища! Но пропустить эту церемонию было невозможно: Прасковья Павловна страсть как обожала гонять чаи в обществе любимого племянника на летней веранде. Так они проводили каждый вечер: тетка наливала в себя чай из блюдца, ворча на мир и новые порядки, а Максим делал вид, что внимает ее словам, и периодически поддакивал им. Но сегодня эта «идиллия» была прервана топотом лошади и скрипом старого экипажа, который лихо подкатил к дому мадам Алдановой. Прасковья Павловна отставила в сторону свое блюдце и поспешила к воротам. Максим уже знал, что это означает. Именно так здесь распространяются новости. Стоит кому-то из дворян узнать что-то новое, он тут же запрягает лошадь и мчится во весь опор по деревням, чтобы быть первым, кто расскажет соседям о том, что случилось. Максиму было наплевать на то, чем живет местное общество, поэтому он остался сидеть за столом и даже не стал прислушиваться к разговору. - Ну, я поехала дальше, - донессся до него громкий голос нежданной гостьи. – Мне еще надо в Ракитное успеть к Алексеевым. - Ой, что делается! – сказала вернувшаяся за стол Прасковья Павловна. Она была возбуждена и радостно потирала свои сморщенные ручонки. - Как пить дать, скоро будет свадьба! А мне даже надеть нечего. Все мои наряды соседи уже видели. Решено! Надо съездить в город за новыми тканями и к портнихе. Ах, радость то какая! Свадьба! - Свадьба? – рассеянно переспросил Максим. – У кого? - У Нечаевых! Лев Владимирович вернулся домой насовсем! И не один! - Правда? – Максиму вдруг стало интересно. – Он привез себе невесту? - Да нет же! Он привез жениха для Жени! - Чтооооооо?!!!
Элеонора Нечаева: Явление Жени в гостиной, в самом деле, не произвело особого впечатления на ее мачеху. Ленор разве что почувствовала привычное раздражение, какое всегда питала, когда при ней вопиющим образом нарушались правила этикета. В сущности, это было личное дело ее падчерицы – прилюдно выказывать своё невежество или нет. Однако мадам Нечаевой не хотелось, чтобы полковник Васильев думал, что в ее доме подобное является закономерностью. Тем более что, кажется, и Семена Романовича эта сцена порядком шокировала. Элеоноре Валентиновне показалось на миг, что во взгляде его чуть не ужас мелькнул, когда Жени ворвалась в комнату и повисла на шее у своего старшего брата. Что же, в скором времени, возможно, нынешнее поведение мадемуазель всем присутствующим покажется лишь милой детской шалостью. А пока – пока Ленор все равно была совершенно не намерена терпеть это безумие, поэтому, позволив брату и сестре пообниматься еще пару минут, улыбнулась и иронически заметила: - Право, Жени, дорогая! Если станете продолжать в том же духе, то Лев Владимирович окажется задушен в Ваших объятиях еще раньше… чем умрет от голода, - неожиданная концовка фразы подействовала именно так, как и ожидала Ленор. А именно – привлекла к ней всеобщее внимание. И добившись своего, женщина с невозмутимым видом продолжила, обращаясь к пасынку его гостю. – Уверена, что Вы, господа, изрядно проголодались дорогой. Поэтому, раз уж мы, наконец, собрались все вместе, давайте уже перейдем в столовую, там уже сервировали обед. Надеюсь, Семен Романович извинит некоторый аскетизм трапезы, я не ожидала, что у нас будет гость. Лев, как же можно было не написать мне, что Вы намерены приехать вместе с другом? – упрек свой Элеонора Валентиновна высказала, тем не менее, в достаточно мягкой манере, чтобы не разрушить в глазах господина Васильева свой образ почтенной матери семейства. Отчего-то, в присутствии этого человека, ей хотелось выглядеть именно так. Впрочем, в ее словах таилась и доля кокетства, потому что стол, к которому она пригласила присутствующих, даже по столичным меркам был вполне достоин похвалы, а уж по деревенским - подавно. Ленор и прежде старалась, чтобы их жизнь в этой глуши как можно больше была похожа на обычную, петербургскую, за что соседи из окрестных имений считали ее невозможной снобкой. Да и покойный Нечаев вечно нарушал гармонию, внося в идеально налаженный быт хаос своим беспросветным пьянством и связанными с этим постоянными нелепыми историями. Наблюдать это ей было вначале стыдно, а потом просто отвратительно. Теперь же, наконец, Ленор вновь была сама себе хозяйка, поэтому могла вести ту достойную жизнь, о которой мечтала с юности. И это только начало. Когда она уедет за границу, где никто не будет знать ее прошлого… Ах, об этом стоило помечтать. Но не теперь, а позже, наедине с собой. Сейчас же стоило более думать о реальности. И постараться сделать в ней все возможное, чтобы приблизить осуществление мечты. Их застольная беседа явилась достойным продолжением приятного разговора, начатого в гостиной. Семен Романович по-прежнему вел себя несколько скованно. Впрочем, возможно, это была его привычная манера держаться. Да и Жени говорила немного, как обычно в последнее время, пребывая в грезах о Максиме Мещерском – о ком же еще? – всякую минуту, когда думала, что никто за ней не наблюдает. Поэтому Ленор приходилось выступать своеобразным тамадой. Но сегодня она была в добром расположении духа, поэтому не тяготилась своей обязанностью. После обеда мадам Нечаева предложила гостям отдохнуть с дороги, а через пару часов всем вновь встретиться на веранде за чаем. Кажется, никто не возражал, но прежде, чем Лев успел уйти, Ленор отозвала его в сторону и попросила на минуту зайти в кабинет его отца, чтобы поговорить. При господине Васильеве она почла беседовать на эту тему неуместным. - Лев, пока Вы отсутствовали, из Павловска пришло письмо от нотариуса Вашего батюшки. Писал он мне, но это касается всех нас. В ближайшие дни нам предстоит съездить в город встретиться с ним – обычная процедура вступления в наследство. Вернее, поедем мы вдвоем. Жени – несовершеннолетняя, поэтому от ее имени, думаю, уместнее будет выступать Вам. Не возражаете?
Лев Нечаев: Рыжекудрый ураган едва не сбил Льва с ног, стоило ему только встать и шагнуть навстречу Жени. Поцелуи, торопливый щекотный шепот в самое ухо, невозможность отстраниться, чтобы полюбоваться сестрой и тем эффектом, который произвело ее появление на Васильева. Нечаев осознавал, что со стороны наверняка выглядит по меньшей мере забавно, но нисколько не стыдился той глупо-счастливой улыбки, вызванной у него искренней радостью сестренки. Рыжик нарушила плавное течение светской беседы, которую они с полковником вели с "мадамой". Впрочем, Лев с удивлением отметил мысленно, что на этот раз общение с мачехой давалось ему гораздо легче, чем в течение всего времени до отъезда в Петербург. Пожалуй, и за это следовало тоже благодарить друга. Его присутствие помогло штабс-капитану почувствовать себя более раскрепощенно в обществе Элеоноры Валентиновны. Да и та преобразилась при появлении гостя. Даже ее замечание насчет допущенной пасынком оплошности прозвучало вполне по родственному, без какого-либо подспудного сарказма. - Так уж вышло, - с виноватой улыбкой развел руками Лев, освободившийся, наконец-то, из плена Жениных объятий. - До последнего не был уверен, что Семен Романович сможет принять мое приглашение погостить в Нечаево. Они перешли в столовую, где уже был накрыт к обеду стол. Беседа, начатая в гостиной, продолжилась в той же непринужденной манере. Лев изредка поглядывал на сестру, отмечая про себя, что как ни странно, темный цвет траурного платья не портил ее красоты. Скорее, наоборот: на этом фоне ее волосы казались гораздо более яркими, солнечными. А еще у Жени как-то необыкновенно блестели глаза. Нечаев, разбиравшийся в женской психологии намного хуже, чем в артиллерийских калибрах, отнес это на счет радости сестры по случаю его приезда. Впрочем, он не исключал и возможности того, что причина крылась в появление Васильева - как потенциального объекта для испытания девичьих чар и всяческого прочего кокетства. Приглашение Элеоноры Валентиновны пройти в кабинет отца застало расслабившегося штабс-капитана врасплох. Однако он быстро взял себя в руки, препоручил полковника Жене, проследовал за мачехой и внимательно выслушал ее. - Не возражаю. Конечно, съездим, раз это необходимо. Надеюсь, что полковник не успеет заскучать в наше отсутствие. Выйдя из кабинета, Лев наткнулся на Дрона. Похоже, денщик поджидал его, бесшумно переминаясь с ноги на ногу. Он приложил палец к губам, на цыпочках отступил на несколько шагов вглубь коридора, жестом призывая штабс-капитана последовать за ним - подальше от двери, отделявшей их от "мадамы". Тот подчинился со всей осторожностью, и услышал едва различимый шепот: - У нашей барышни кавалер завелся. Она к нему почитай каждый день на свиданки бегает. От неожиданной новости Лев опешил. При этом ему все же хватило выдержки молча кивнуть денщику, указывая взглядом на дверь кабинета, и жестом дать понять, что разговор отложен "на потом". После этого Нечаев, как ни в чем не бывало, обычной походкой прошел мимо кабинета в столовую, к ожидавшим его Жени и Васильеву.
Семен Васильев: Элеонора Валентиновна не всерьез отчитала Жени. Но то, что девушка неугомонна – было видно сразу. Семену вообще показалась, что она выскочила, будто чертик из табакерки. Да и рыжие кудри, которые выбивались из прически, тоже были весьма похожи на некий внешний атрибут нечистой силы. Семен было уже расслабился, радуясь, что Ленор снова взяла бразды правления их маленькой компанией в свои руки, как вдруг эта милая женщина пригласила Льва пройти вместе с нею в кабинет, оставив его наедине с Жени. Непоседливая девушка без всякого стеснения смотрела на гостя, видимо, надеясь, что тот сумеет предложить какую-нибудь тему для разговора. Мучительно подыскивая подходящую, Семен окончательно растерялся, он отвел взгляд в сторону и заметил стоящее в углу фортепиано. Вот и подсказка! - О, да вы увлекаетесь музыкой? – он встал и подошел к инструменту, на нотной подставке лежал альбом с несколькими произведениями. Углубляться в их изучение Семену показалось невежливым по отношению к Жени, которая и без того выглядела немного заскучавшей, что и понятно. Она так обрадовалась приезду брата, а вместо встречи с дорогим человеком, ей приходится коротать время с ним, с Васильевым. Семен обратил внимание на руки Жени, ладони были очень узкими, а пальцы длинными и красивыми. Должно быть, именно такие руки и бывают у пианисток, изящные и легкие. Эта мысль смутила Семена, и он снова замолчал. Но теперь пауза казалась не столь мучительной, ведь Жени должна была что-то сказать в ответ на его реплику, и ему не приходилось что-то придумывать снова. Однако девушка оказалась не столь разговорчивой, как привык Семен. Удостоверившись, что тот все еще смотрит на нее, она лишь кивнула ему в ответ и снова выжидающе посмотрела на Васильева. Ему стало еще более не по себе, если таковое вообще возможно. Обычно ему не приходилось искать темы для разговоров с девушками, чаще он молча слушал, и чем больше слушал, тем меньше понимал эти странных и непредсказуемых созданий. - Может быть, вы бы сыграли для меня? Что-нибудь, что вам самой нравится? Я полностью доверяю вашему вкусу.
Евгения Нечаева: Совершенно неожиданно оказавшись наедине с Семеном Романовичем, Жени поймала себя на том, что просто не знает, о чем с ним разговаривать. Да и вообще – как вести себя с этим господином. Прежде Лёвушка никогда не говорил про него, а значит, даже соврать, стандартной фразой: «Мой брат о Вас столько рассказывал!», она Васильеву не могла. Мало ли, вдруг полковнику заблагорассудится спросить, что же именно поведал сестре о нем его боевой товарищ, да и вообще – с чего бы вдруг ему рассказывать про Семена Романовича? Поэтому Жени в обществе Васильева было, кажется, не меньше неуютно, чем и самому полковнику – в ее компании. С одной стороны это было даже немного забавно, что такой взрослый мужчина чувствует себя так скованно. Но с другой – изрядно раздражало. Ну что он, право, стоит, как бирюк какой-то посреди комнаты и молчит?! Вот совсем другое дело ее Максим! Он всегда знает, что сказать и как сделать так, чтобы всякий нашел его общество приятным. Стоило девушке вспомнить про графа Мещерского, как мысли ее тотчас же вновь потекли в этом приятном для нее русле. И она даже подумала, а не сходить ли ей, пока все будут отдыхать до вечернего чая, к старому дубу. Понятное дело, Макс предупрежден, что сегодня их свидание не состоится, но вдруг… Вдруг он тоже придет туда, подчиняясь зову ее сердца? Ведь, говорят же, что влюбленные сердца умеют слышать на расстоянии. Жени искренне в это верила. И уже всерьез прикидывала для себя возможность потихоньку сбежать из дому в ближайшее время, совершенно отрешившись от того, что происходило вокруг в реальности. Поэтому не сразу поняла, простейший вопрос, который задал ей Семен Романович. - Что, простите? – девушка чуть нахмурилась, сосредоточиваясь, и взглянула на собеседника. – Ах, ну да, - кивнула она, не слишком заботясь о том, что такой краткий ответ может показаться ему невежливым. После этого краткого, даже не диалога, а обмена информацией, в их разговоре вновь образовалась долгая пауза, прерванная опять так же полковником. Теперь тому понадобилось, чтобы Жени сыграла на фортепиано. И это уж ей совсем не понравилось. Во-первых, никак не стыковалось с ее планами. Понятно же, что, стоит ей сесть за инструмент, одной пьесой не отделаться. К тому же, сейчас вернутся Лёвушка и мачеха. И тоже, наверняка, станут просить что-то сыграть. А во-вторых, устраивать музыкальный салон Жени не хотела еще и потому, что всегда считала себя недостаточно искусной пианисткой, чтобы демонстрировать свои умения прилюдно. Во всяком случае, при чужих людях. К счастью, от неловкой ситуации – во всех смыслах – спас ее своим появлением брат. - Левушка, как хорошо, что ты пришел! – воскликнула Жени, вовремя укусив себя за язык, чтобы не добавить «наконец-то». – Элеонора Валентиновна буквально похитила тебя у нас с Семеном Романовичем, мы даже растерялись, - улыбнулась она немного хитро, но вдруг, скорее почувствовав, чем заметив что-то на невозмутимом лице Льва, внимательно взглянула ему в глаза и добавила уже серьезно, вновь забывая о присутствии в комнате еще одного человека. – А зачем она тебя звала? Что-то случилось?
Лев Нечаев: Ох, как не хотелось Нечаеву, чтобы по выражению его лица сестра поняла, насколько он озабочен. Нет, не перспективой предстоящей поездки, а новостью о романе Жени. Он как можно более безмятежно улыбнулся Рыжику, явно обрадовавшейся его появлению в гостиной. - Ну что ты, какое похищение? Оно предполагает требование выкупа, а я вернулся к вам абсолютно бесплатно. Легкомысленная болтовня была призвана скрыть обуревавшие штабс-капитана мысли и чувства. - И не беспокойся, ничего не случилось. Всего лишь нужно съездить в Павловск, к нотариусу. Необходимо уладить и соблюсти некоторые формальности, связанные со вступлением в права наследования. Лев перевел взгляд на Васильева, который, как ему показалось, выглядел растерянным и обескураженным. - Кстати, полковник, а может, вы с Жени составите нам компанию? Пока мы будем дышать пылью нотариальной конторы, вычитывая скучные документы, вы прогуляетесь по парку? Если сейчас она откажется, то, пожалуй, это будет доказательством того, что Дрон узнал все в точности. А может, ему даже известно, кто именно стал "предметом воздыханий" Жени? Но как прекрасно было бы, согласись она на такую поездку... Познакомилась бы поближе с полковником... Похоже, Рыжик произвела впечатление на него.
Семен Васильев: Предложение поехать в Павловск явилось настоящим сюрпризом для Семена, ведь они только что приехали в Нечаево. И, возможно, будь на его месте кто-то другой, то бы предпочел остаться здесь, в имении, но только не Васильев. Он был рад подобному предложению. - Какая неожиданная удача, я и сам хотел предложить вам эту поездку. Недавно я получил письмо от нашего общего знакомого - Левашова, он сейчас как раз в Павловске, – Левашов действительно в это время был в Павловске, правда, Семен не горел желанием его навещать, но то была прекрасная отговорка. И случись ему выбирать между компанией Жени или Левашова, он бы выбрал именно его. Жени, произведшая на него неизгладимое впечатление, вызывала у Васильева отторжение. Ему было стыдно в этом признаться, но он ее даже побаивался. Она казалась одной из тех неугомонных девушек, у которых актерство было в крови. Сейчас она – любящая сестра, через пять минут скучающая дама, а какую роль она выберет для своего следующей сцены, никто не сможет предугадать. И так будет всегда. - Ну, так как, Евгения Владимировна, вы будете не против провести время в обществе моем и моего военного товарища? – не без ехидства поинтересовался Семен у рыжеволосой бестии. Выражение ее лица с трудом можно было принять за восторженное, из чего следовало, что она предпочтет остаться здесь, в Нечаево. Если бы только Семен знал, какие мысли терзают Льва, он бы попробовал уговорить Жени отправиться вместе с ними, но друзья слишком долго не виделись, чтобы Васильев мог с легкостью читать по его лицу. Однако Жени еще не выразила своего согласия или несогласия. Как знать, может быть, время, проведенное с братом, ей куда дороже. Искренность ее чувств к Льву мог поставить под сомнение разве что последний дурак! А Жени все медлила с ответом.
Евгения Нечаева: Большим кошмаром, чем затяжная прогулка по парку в Павловске в обществе полковника для Жени мог бы стать разве что совместный моцион по парку в Павловске в компании этого... ну да, занудного старика и его боевого товарища. И за что же это Лёвушка придумал для нее такую казнь египетскую, хотелось бы спросить его сестре, когда она, чуть приоткрыв от растерянности рот и покосившись в сторону, мучительно подыскивала благовидный предлог отказаться от столь неприятного путешествия. - Лёвушка, я, право, не знаю, что сказать... Это так неожиданно... Видишь ли... Ну, да, я разумеется, поеду, если вам с Элеонорой Валентиновной и, конечно же, Вам, господин Васильев, - тут Жени кивнула полковнику, возвращая толику ехидства, прочитанную в его последней реплике, - этого будет угодно. Но, видишь ли, на днях я обещала... Лизе Алексеевой, что отправлюсь к ней в гости - именно завтра. Она очень обижается, что в последнее время я совсем ее не навещаю. Однако повторяю, если мое присутствие будет настолько желательно Семену Романовичу, я отложу этот визит. Сейчас же напишу письмо в Ракитное и приглашу мадемуазель Алексееву в гости к нам. Уверена, она будет счастлива еще и потому, что ты здесь, милый братец, - закончила она, потупившись, чтобы Лев не смог прочитать в эту минуту в ее глазах торжества и некоторой иронии. Ибо, более похожая сейчас на хитрую рыжую лисицу, чем на благовоспитанную барышню, внутри Жени готова была прыснуть от смеха, представляя, как теперь, должно быть, выглядит ее старший брат. - Наверняка, и Вам, Семен Романович, будет приятно познакомиться с моей ближайшей подругой? Ведь мадемуазель Алексеева - дивная девушка! Это был весьма достойный пример демонстрации приема, из серии "одним махом - семерых побивахом", потому что и для полковника перспектива знакомства с "ближайшей подругой" той, которая ему так явно не по нраву - а в том, что не нравится Васильеву, Жени была уверена - наверняка, представлялся чем-то подобным тому, чего сама она так не хотела испытать в Павловске. Поэтому, постеснявшись смотреть в глаза брату, которого сейчас столь бесстыдно обманывала, ибо ни к какой Лизе завтра не собиралась, естественно, юная интриганка взглянула на Семена Романовича, заметив, как в глубине его глаз мелькнуло подобие страха.
Семен Васильев: В самом начале тирады Семен уже начал волноваться, что его ехидство не достигло цели, и Жени сейчас согласится и ехать с ними в Павловск, и гулять в парке вместе с его другом, и еще Бог знает, на что. Наверняка, в ее маленькой головке уже родился план, как отомстить ему за эту его насмешку. И теперь полковник почти корил себя за то, что не умеет нравиться юным девушкам. Казалось бы, всего-то делов: пару комплиментов, несколько смешных шуток, и вот уже завоеваны симпатии всех окрестных красавиц. Но он не умел шутить по заказу, говорить комплименты по расписанию. Он бы с большим удовольствием сходил на охоту, на худой конец, рыбалку. Что ему эти развлечения с девицами, едва вышедшими из классной комнаты? Разве могла быть хоть одна интересная им обоим тема для разговора? Он спросил ее о музыке, она лишь кивнула; он попросил ее сыграть, она состроила такую мину, будто ей предложили съесть крысу. Чем, скажите на милость, он так не угодил этой рыжеволосой девчонке? И мало того, что она капризна, так еще и обладает некоторым умом. Сочетание, в высшей степени неприятное. Теперь она еще и издевалась над ним, предлагая развлекать свою подружку, которая, наверняка, во всем подражает ей. Очевидно, Жени относилась к тому роду детей, которые крутят всеми вокруг и умудряются вмешивать в свои проказы куда более послушных товарищей. И теперь эта маленькая мерзавка собирается насмехаться над ним заодно со своей подружкой. И если та потом будет мучиться угрызениями совести за свое недостойное поведение, то эта же будет только веселиться. Вряд ли ей ведомы муки совести. Семен едва ли не со страхом посмотрел на свою предполагаемую мучительницу. Она поймала его взгляд, Васильеву показалось, будто он увидал, как в ее взгляде черти пляшут. От такой надобно бежать, сломя голову не то, что в Павловск, на край света! Он даже пожалел, что так неосмотрительно принял приглашение Нечаева. Ну и подложил же тот ему свинью, рассказывая, какая милая у него растет сестренка! Милее некуда! А теперь он даже не посмеет дать Жени достойную отповедь, чтобы не обидеть Льва. Вот они – издержки настоящей дружбы. Эх, рано Лева нарушил их тет-а-тет. Васильев и сам не заметил, как забыл о своей неловкости и перешел в «боевую готовность». Вот только защищаться ему приходилось не от врагов, а от нападок взбалмошной девчонки, что было куда труднее, но и интересней тоже. - Да разве будет вам с подругой вашей приятно в моем обществе? Я ведь интересных вам тем поддержать не смогу: романчиков не читаю, в тканях не разбираюсь… - задумчиво ответил он, и заподозрить в его словах ехидство теперь вряд ли было возможно. Все было сказано таким проникновенным тоном, будто Васильев и впрямь жалел о недостаточных своих знаниях. – У вас, должно быть, свои интересы, мне, представителю старшего поколения, несвойственные, – Семен старательно пытался не смотреть на Льва. То-то он его удивил сейчас, никогда раньше Нечаеву не доводилось видеть таким полковника. Ситуаций подходящих не случалось.
Евгения Нечаева: Даже, если полковник и не имел своей целью уязвить самолюбие Жени, что, кстати, вряд-ли, то его реплика, произнесенная совершенно будничным тоном, вполне достигла этой цели. Мадемуазель Нечаева немного опешила. Никто из прежних знакомых не держался с нею подобным образом. Но Семен Романович вообще производил впечатление человека странного, на других непохожего. И ей, действительно, было вовсе непонятно, как это Лёвушка умудряется дружить с ним. Впрочем, у мужчин свои представления о дружбе. В том числе и о женской. Большинство из них считают ее чем-то, вроде совершеннейшей безделицы. Как он сказал? «Романчики»? Да Жени отродясь не читала этих самых «романчиков»! И модой интересовалась ровно настолько, чтобы совсем уж от нее не отстать и не превратиться в объект насмешек столичного общества. И проблем в общении с людьми различного возраста, в том числе, с мужчинами, у нее до встречи с полковником от этого вовсе не случалось. Может, она, конечно, и не ума палата, но вот так, чуть ли не напрямую, называть ее пустышкой! Крайне неприятный господин! И что это Лев нашел в нем? Для чего вообще сюда привез? Да еще пытается заставить Жени развлекать его. Вот уж – дудки! Пусть, вон, Элеонора Валентиновна занимает его разговорами, тем более что ей он, кажется, понравился. Жени давно не видела ее в таком благодушном настроении, как нынче за обедом. Пожалуй, так она себя вела первое время только в обществе графа Мещерского, правда, потом отчего-то к нему сильно охладела. А за полковника, глядишь, еще и замуж выйдет, они, ведь, примерно одних с ней лет… Жени взглянула на Семена Романовича, ничего не подозревающего о том, что его будущее уже «спланировано», а потом вновь обратилась к старшему брату: - Вот видишь, господина Васильева, кажется, не сильно впечатляет идея о прогулке со мной. Просто он слишком любезен, чтобы сказать об этом напрямую, - и вновь краткий выстрел взглядом на поражение в сторону полковника, не без торжества, что удалось именно его, а не себя выставить невежей. - Лёвушка, послушай, я ведь стану только мешать ему беседовать с боевым товарищем. И мы все это понимаем. Позволь мне все же остаться завтра дома? – проговорила Жени с невиннейшей из своих улыбок и с мольбой во взоре, против которой Лев, обычно, устоять не умел еще со времен ее детства.
Лев Нечаев: Левашова штабс-капитан не помнил, но честно напряг память, пытаясь вызвать из ее глубин хоть какое-то воспоминание о человеке с такой фамилией. То есть, она была явно знакома, но вот никакой из представлявшихся ему внешних обликов с ней не ассоциировался. Полностью поглощенный этим занятием, Лев не сразу сообразил, что Жени, похоже, во время его отсутствия в комнате, оттачивала на полковнике свою строптивость. А сообразив, не успел ничего сказать, потому что юная интриганка с многообещающей улыбочкой обрисовала ему такую перспективу, от которой Нечаев ощутил себя пчелой, сдуру усевшейся в центр блюдца с патокой. - О да, мадемуазель Алексеева действительно дивная девушка. Видеть ее - одно удовольствие. Не слышать - совсем другое. И сложно сказать, какое из двух является бОльшим. Пожалуй, наверное третье: и не видеть, и не слышать. Лев видел лицо полковника, и был почти уверен, что написанное на нем растерянное выражение - зеркальное отражение того же, чтобы красовалось сейчас на его собственной физиономии. Еще бы: прекрасный повод для более близкого знакомства Васильева с Жени отвергнут, да и саму идею сближения рыжая разбойница развеяла с удивительной легкостью. При этом она еще и вовсю шантажировала его, маскируя коварство гримаской скромницы. Вон, как глазки долу опустила, Лиса Патрикеевна. С обреченным видом Нечаев развел руками: - Предлагаю компромисс: поезжай в Ракитное, пока мы с полковником и Элеонорой Валентиновной съездим в Павловск. Полагаю, что едва мы отъедем подальше от дома, Жени помчится на свидание. К кому - Дрон узнает в точности. Таким образом будут и волки сыты, и овцы целы. И общение с Лизой - пир для глаз во время чумы для ушей - благополучно минует меня. А то ведь сталось бы с Рыжика: из сущего озорства могла позвать сюда мадемуазель Алексееву. Так сказать, для наглядной демонстрации огневой мощи. Кажется, пчеле все же удалось оторвать лапки от липкой поверхности. Лев улыбнулся Васильеву и вздохнул почти с облегчением.
Евгения Нечаева: - Лёвушка, ну как тебе не стыдно! – Жени звонко рассмеялась, не в силах удержать себя в рамках приличий после язвительной реплики старшего брата. – Что подумает полковник о твоих манерах! Не слушайте его, Семен Романович! – воскликнула она, глядя на Васильева, вероятно, все еще пребывающего в изумлении нравами и обычаями нечаевского дома. Она была страшно довольна собственной изобретательностью, поэтому успела сменить гнев, испытываемый к Семену Романовичу, на почти милость, чувствуя себя в этой партии победительницей. Поэтому, пока никто не передумал, торопливо поцеловала старшего брата в щеку, сделала книксен Васильеву, да и была такова, убегая к себе, чтобы дождаться момента, пока все в доме окончательно разойдутся по своим комнатам, а она сможет, наконец, осуществить задуманное. Спустя примерно час, Жени украдкой выглянула в коридор. В доме было тихо. Пройдя на цыпочках мимо спальни мачехи, потом миновав благополучно и комнату брата, девушка спустилась по лестнице на первый этаж дома. А потом оттуда – уже чуть не бегом, понеслась к обычному месту их встреч с Максимом Мещерским, где и оказалась уже совсем скоро. Порядком запыхавшись, Жени прижалась спиной к стволу дуба, закрыла глаза и стала пытаться восстановить дыхание, одновременно прислушиваясь к звукам вокруг, страстно желая услышать звук приближающихся шагов, хоть и понимая, что это вряд ли возможно. Но, видимо, если чего-то очень-очень захотеть… Не узнать поступи Максима Жени не могла, однако еще пару секунд простояла вот так, накрепко зажмурившись, со счастливой улыбкой. И, лишь когда он подошел совсем близко, открыла глаза и выглянула из-за толстого ствола, до того полностью скрывавшего хрупкую фигурку девушки от взора стороннего наблюдателя. На лице Мещерского, при виде Жени, отразилось удивление, а она, не дожидаясь, пока он что-нибудь скажет, выскочила из своего убежища и бросилась к нему в объятия. Но вскоре, почувствовав словно бы какой-то холодок, исходящий от молодого человека, отстранилась и взглянула ему в глаза: - Что случилось, ты, разве, не рад мне?
Максим Мещерский: Максим еле-еле смог сдержать гнев и не продемонстрировать его Прасковье Павловне. Вот напасть! – негодовал он чуть позже, уединившись на сеновале за сараем. - Трудишься-трудишься в поте лица, окучиваешь-окучиваешь эту клумбу, а когда уже приходит время, чтобы сорвать с нее цветы, заявляется какой-то фат и делает букет для себя. Понаехали тут городские, понимаешь! Проходу не дают! Ну, нет, господа хорошие! Я вам не позволю так легко увести у меня из-под носа приданое Жени. Я, не побоюсь этого слова, его заработал и не отступлюсь. Перед тем, как отправиться к дубу, Максим довольно много времени провел перед зеркалом, работая над своим лицом. По его мнению, на нем должны были одновременно отражаться удивление, гордость, страдание, решимость и … любовь. Но ни капли жалости! Попробуй-ка, свари такой компот без репетиции. Тьфу! Я начинаю превращаться в деревенщину. Все эти клумбы, компоты, сеновалы… Нет, надо бежать отсюда без промедления. Жени, как обычно, не подвела, и Макс снова поймал себя на мысли: «Ах, что за девушка!» Она уже ждала его под дубом и, увидев «компот» на его лице, отреагировала именно так, как того и требовалось: - Что случилось? Ты разве не рад мне? – спросила она. - Я… Я всегда вам рад, Евгения Владимировна, - произнес Макс, усиленно отворачиваясь в сторону. – Но мне сообщили, что обстоятельства вашей жизни складываются так, что мне недолго осталось радоваться нашим встречам. Ваш брат, говорят, привез вам подходящего жениха, и очень скоро вы станете женой достойного и уважаемого человека. Скажу прямо, - здесь Макс вытянулся в струну, чтобы наглядно продемонстрировать девушке свою прямоту, - что институт брака священен для меня, и поэтому я буду вынужден уехать. О, Боже! – теперь следовало добавить страдания в голос и убавить гордости на лице. – Как? Как я могу уехать? Ведь это означает, что я вас больше никогда не увижу… - здесь можно было бы слезу пустить, но обойдется сухим рыданием. – Ну, и поделом мне! Так всегда бывает с теми, кто хочет получить невозможное. Я ведь вам не пара! Вы богатая наследница, а я нищий граф, у которого нет ничего, кроме этих четырех букв, из которых состоит мой титул, и которого на всем белом свете любит только один человек – тетушка. Я давно дал себе слово никого не любить и ни к кому не привязываться. И мне это удавалось до поры – до времени, - пристальный взгляд в глаза Жени, - пока я не встретил вас. Дорогая моя! Если бы ты знала, с каким трепетом я всегда приходил на это место, чтобы увидеться с тобой. О, сколько раз я прибегал сюда ночами, чтобы еще раз вдохнуть воздух, которым ты дышала, чтобы поцеловать землю, по которой ступали твои ножки! Но… но я знаю свое место, - многозначительная пауза. – Евгения Владимировна! Ваша семья никогда не отдаст вас мне, и поэтому я не могу… считаю себя не в праве становиться препятствием на вашем пути к счастью с тем человеком, которого Лев Владимирович избрал вам в мужья. Это наше последнее свидание… - а вот тут уместна и скупая мужская слеза.
Евгения Нечаева: На лице Жени, ошарашенной столь внезапно обрушившимся на ее голову потоком откровений, так же успела отразиться целая гамма эмоций – от счастливого осознания, что она не ошиблась, относительно чувств, которые Максим к ней испытывает, до недоумения и даже возмущения. Нет, разумеется, вовсе не Мещерский был причиной того, что она рассердилась, а все эти окрестные сплетницы, которые, конечно же, узрели в приезде полковника Васильева вместе с Лёвушкой не что иное, как то, что именно этого человека брат и выбрал ей в мужья, ну, не бред ли?! Даже, если предположить, что у брата и мелькнула подобная идея, то разве похож он на махрового домостроевца, который не станет считаться с чувствами сестры?! - О, да это же всего лишь досужие домыслы! – воскликнула Жени, порывисто хватая руку Максима в свою, и прижимая к себе. – Мой брат никогда бы не выдал меня замуж против воли! Ты совсем его не знаешь, если говоришь так. Боже мой! Семен Романович – мой жених?! – девушка немного нервно рассмеялась. – Да как вообще это могло кому-то прийти в голову?! Он же в отцы мне годится, а не в мужья, да к тому же – терпеть меня не может. Макс, милый, ты не представляешь, что это за странный тип… Тут Жени могла бы многое ему рассказать, но внезапно замолчала, потому что осознала, что вовсе не эта причина – главная, по которой он считает, что им не быть вместе. Так его тревожит, что у нее теперь большое приданое, а он беден? Вот, глупый! Девушка с нежностью поймала печальный взгляд Мещерского, который он упорно пытался отвести, вероятно, чтобы укрыть от нее эту свою тоску. - Милый! Как же ты мог подумать, что деньги для меня что-либо решают? – во взгляде молодого человека мелькнула робкая надежда и тотчас же испарилась. Он сокрушенно покачал головой и вновь заметил, что все дело в мнении ее семьи. – Да нет же! Уверяю тебя, что это не так. Мой брат вовсе не из тех столичных снобов, кичащихся своим богатством настолько, чтобы из-за него ломать судьбы родных. Максим, я же люблю тебя, а ты любишь меня – это самое главное! А деньги, титулы… уверена, что мы были бы с тобой счастливы в нищете и безвестности, лишь потому, что ты – это ты, а я – это я. И нам так хорошо вместе… Она покачала головой, неотрывно глядя ему в глаза. И, не зная, как еще уверить своего робкого возлюбленного в том, что для их чувств не будет никаких препятствий, вдруг пожала плечами и шутливо проговорила: - В конечном счете, если уж нам совсем никак не дадут пожениться, мы ведь всегда можем убежать из дому и обвенчаться тайно, не так ли?
полная версия страницы