Форум » Воспоминания » Лето в деревне » Ответить
Лето в деревне
Евгения Нечаева: Время - лето 1832 года. Место действия - имение Нечаево, неподалеку от Павловска. Участники - Лев Нечаев, Евгения Нечаева, Элеонора Нечаева, Максим Мещерский, Семен Васильев и другие.
Лев Нечаев: День похорон выдался теплым и солнечным. Во время отпевания и всех прочих сопутствующих событию церемоний, Лев старался держаться как можно ближе к сестре. Жени слишком драматично восприняла случившееся. Конечно, брат ни словом не обмолвился о том, что послужило истинной причиной смерти отца, но всякий раз, когда он ловил на себе взгляд грустных глаз Рыжика, ему казалось, будто девушка сама о чем-то догадывается. К его огромному сожалению, ему не удалось выкроить время и поговорить с сестрой, чтобы обсудить планы на будущее. Причиной было неожиданно выяснившееся обстоятельство, касавшееся отцовского завещания. Оказалось, что два года назад Нечаев -старший аннулировал имевшийся на тот момент документ, и отказался от услуг нотариуса, с которым водил давнее знакомство. В отцовских бумагах, тщательнейшим образом пересмотренных Львом, не было и намека на то, к кому следовало обратиться с вопросами о наследстве. Пришлось ехать в Петербург и там проводить чуть ли не сыскную работу, чтобы получить необходимые сведения. Но если перед сестрой штабс-капитан испытывал чувство вины из-за того, что толком не смог поддержать ее в горе, то возможность из-за хлопот до прощальных церемоний не видеть Элеонору Валентиновну его даже радовала. На следующий день после похорон Владимира Николаевича приехал новый нотариус и состоялось оглашение завещания. Вот тогда-то Лев понял причину странного на первый взгляд поступка отца. Видимо, ранее составленный документ, был совсем иным, но что-то побудило старого пьяницу к тому, чтобы уничтожить его и написать новое завещание. Скорее всего, отец боялся, что "мадама", знакомая с прежним нотариусом, каким-то образом сможет узнать о том, делал ли супруг какие-то изменения в документе, и как-то повлияет на его решение. Согласно воле покойного, петербургский особняк Нечаевых и все деньги оказались завещаны детям - Жени и Льву. Элеоноре Валентиновне же из весьма солидной суммы не доставалось ни полушки. Правда, ей отходило имение Нечаево с правом на доход от него. Зачитанный документ наверняка произвел неприятное впечатление на мачеху. Впрочем, у Льва не было возможности убедиться в этом: надо было уехать из дому, чтобы уладить свои собственные служебные дела. После долгих раздумий штабс-капитан принял непростое для него решение: подать в отставку и вести жизнь штатскую - с тем, чтобы оберегать сестру от возможных житейских проблем и неурядиц. После положенного на девятый день поминовения новопреставленного, Нечаев в сопровождении Дрона выехал в Петербург. Несмотря на то, что впереди маячила обычная чиновная волокита, он рассчитывал покончить с ней как можно быстрее и вернуться в Нечаево "в новом амплуа" еще до отцовских сороковин.
Элеонора Нечаева: Дни, предшествующие похоронам, Ленор почти не покидала свою комнату. Даже для того, чтобы поесть или принять соболезнования она не спускалась вниз, где Лев и Жени с утра до вечера принимали соболезнования соседей, которые, точно стаи стервятников - новоиспеченная вдова отчего-то не могла подобрать лучшего сравнения - толпились в гостиной главного барского дома в Нечаеве. И дело было не в том, что она так уж убивалась по новопреставленному супругу. Совесть ее тоже не мучила - случилось закономерное, какая разница, теперь или годом позже? Гораздо сильнее всех прочих эмоций была смутная тревога от того, что ожидает ее дальше? Ведь даже при всей своей никчемности, Владимир все равно оставался своеобразным буфером между нею и своим старшим сыном, которого Элеонора всегда полагала самым своим сильным неприятелем в семье. Кроме того, теперь, когда он знает ее тайну... Про Максима в эти дни Элеонора Валентиновна старалась не думать вовсе. Но легко сказать - не думать! Но глупое сердце, которому вдруг неожиданно выпала возможность впервые в жизни испытать нежные чувства, сразу же взбунтовалось, едва мадам Нечаева вновь попыталась зажать его в железные тиски своего здравого смысла. А он подсказывал ей, что теперь им с возлюбленным в ближайшие месяцы строгого траура лучше свести отношения к минимуму, а то и вовсе прекратить их, дабы не дать Льву возможности загнать ее в угол. Лев... Как же часто в последнее время Элеоноре приходило на ум сравнение их отношений с ареной цирка, где она, разумеется, дрессировщица, вынуждена каждый день входить в клетку ко льву, коварному и хитрому, и заставлять его делать то, что необходимо именно ей! Впрочем, с другой стороны, теперь-то - чем он может угрожать ей теперь, когда она - вновь свободна?! И пусть до полной свободы - окончания траура - еще было так далеко, тем не менее, в конце этого тоннеля, что казался ей бесконечным все прошедшие годы, теперь забрезжил свет надежды. И осознав это как-то внезапно, ко дню похорон Элеонора Валентиновна пришла в норму настолько, что была даже рада, что лицо ее, стоящей у раскрытой могилы в минуту последнего прощания, скрывает густая и длинная черная вуаль, накинутая на черный же вдовий капор. Рядом с ней стояла безутешно рыдающая Жени, которую мачеха держала под одну руку, а с другой стороны сестру поддерживал бледный, молчаливый и как-то сразу сделавшийся внешне старше Лев. А Ленор неудержимо хотелось улыбаться! Слушая монотонную молитву священника, из-под полупрозрачной ткани она любовалась ясным и теплым летним днем, осторожно рассматривала лица тех, кто пришел проводить в последний путь своего соседа, и изо-всех сил старалась удержать на лице трагически-сосредоточенное выражение, приличествующее ситуации. Наконец, взгляд ее нашел того, кого надеялся сыскать: Максим не мог не прийти на похороны - это было бы слишком демонстративно. Впрочем, он скромно стоял в самом отдаленном месте. Но даже от одного его присутствия Ленор было хорошо. Естественно, он не сможет остаться на поминки, не сможет перекинуться с ней даже парой слов, что обидно. Но мысль о вновь обретенной свободе который раз утешила мадам Нечаеву. Заплатив за нее годами погубленной молодости, она не разменяется на то, чтобы не вытерпеть еще жалких несколько месяцев, и тогда никто не сможет ее ни в чем упрекнуть. Залюбовавшись на одухотворенно-печальное лицо Мещерского, который тоже бережно поддерживал под локоток свою то и дело сморкающуюся и утирающую слезинки тетушку, Элеонора Валентиновна едва не прослушала момент, когда батюшка предложил родственникам последний раз поцеловать усопшего. Приложившись губами ко лбу покойного мужа, Ленор все же шепнула ему свое "прости" - на всякий случай. После чего отошла, давая возможность попрощаться детям. Спустя две четверти часа все было кончено, и от почти десяти лет ее брака остался лишь холмик быстро просыхающей на теплом ветру земли... А на другой день в Нечаево приехал незнакомый Элеоноре мужчина средних лет, назвавшийся нотариусом Владимира Николаевича и его душеприказчиком, явившимся огласить наследникам последнюю волю покойного. Ленор ничего не понимала - она прекрасно знала их семейного нотариуса, господина Синицкого. Однако Лев, в тот момент находившийся рядом, коротко пояснил, что успел выяснить за эти дни, что отец его изменил свое прежнее завещание и сменил юриста. Впрочем, что в новом, он понятия не имеет, ровно так же, как и сама мадам, вероятно. Когда же, наконец, воля Нечаева была оглашена, тут и выяснилось, что проклятый пьяница - интересно, в какой-же момент трезвого ума, вернее, его остатков, - устроил все так, что из всего своего немалого, как неожиданно выяснилось, состояния, вдове завещал всего-то собственно, само имение с доходом от него. Просто смехотворным, в сравнении с теми денежными средствами, которые покойный отец поровну разделил между сыном и дочерью! А в случае разорения имения, ее дражайший супруг, словно в насмешку, приказал детям "позаботиться о той, кто заменила им мать, сообразно велению своих добрых сердец". Не стоило и сомневаться, какую заботу получит она от доброго сердца того же Лёвушки. А Жени - теперь она богатая наследница и скоро ее часть наследства отойдет какому-нибудь счастливчику, ей же, Элеоноре, предстоит до конца дней бояться засухи, воровства управляющих, и прочего, что может лишить ее единственного источника существования! Окончательным ударом стала новость о том, что Лев решился оставить службу и едет в свою часть, сообщить решение командиру, а потом - в Петербург, дабы окончательно покончить с военным прошлым. И в будущем начать жизнь сельского помещика. Будущее же самой Ленор теперь вновь сделалось весьма туманным...
Максим Мещерский: Он нас по запаху нашел, что ли? – именно эта мысль первой посетила голову Максима, когда на пороге охотничьего домика возникли пасынок Элеоноры и ее муж. – До чего же шустые офицерики в нашей армии! Однако из-за последовавших за этим событий Максиму как-то расхотелось шутить. Нет, не потому что дело приобрело печально-похоронный оборот, а потому что смерть Нечаева-старшего означала, что ему опять придется попоститься. Идти на похороны Максиму не хотелось, но тетка попросила его сопровождать ее, и он не смог ей отказать. Попробуй откажи – и вылетишь отсюда, как пробка из бутылки шампанского. Однако своей вины в смерти старика Максим не чувствовал и поэтому без зазрения совести появился на кладбище. Все-таки какое-никакое, а развлечение в этой глуши, которым, кстати, можно воспользоваться, чтобы лишний разок увидеться с Элеонорой и осветить блеском своей красоты это мрачное мероприятие. Конечно пасынок будет сверкать глазами в мою сторону, но и пусть себе сверкает. Не станет же он устраивать скандал перед открытой могилой. Ленор теперь вдова. Очень скоро она получит свою долю наследства, и мне не составит труда уговорить ее стать моей женой. Как удачно все складывается! Вернувшись в Алдановку, Максим решил набраться терпения и дождаться вестей от новоиспеченной вдовы о свалившемся на них богатстве. Но вместо письма до него дошли слухи. Алдановские дворовые девки притащили на хвостах своих сарафанов новость о том, как старик Нечаев поделил все свои деньги между детьми, а вдове оставил всего лишь доходы с поместья, которое она и продать то не сможет! Ужас! Свет едва не померк в глазах Максима. Брак с Элеонорой теперь представлялся ему ловушкой, которая навсегда привяжет его к этим глухим местам. Прощай, Питер! Прощай, веселая разгульная жизнь! Прощай, Мими! Вскоре до Максима дошла еще одна новость: пасынок Элеоноры отбыл к месту службы, но обещал вернуться. Дворовые так громко убивались из-за отъезда Нечаева-младшего, что даже вызывали у Максима некоторую ревность. Впервые на его памяти женщины отдали пальму первенства не его красоте, а внешности какого-то офицерика. Одно слово, дуры! Однако отъезд молодого человека означал, что вход в дом Нечаевых для Максима теперь не просто открыт, а распахнут настежь. К тому же ему вдруг вспомнились его планы насчет Жени. Как удачно все складывается! – подумал он. – Нанесу несколько утешающих соседских визитов. Пара скромных комплиментов девочке, пара – тройка нескромных взглядов вдове… Ленор будет думать, что я езжу к ней, а я тем временем влюблю в себя Жени. В мои объятия и не такие скромницы падали. Держу пари, что ко времени возвращения братца, я буду уже женат на его сестре.
Евгения Нечаева: С отъездом брата в столицу, их и без того притихший дом, казалось, впал в полное оцепенение. К ним и прежде не так уж часто бывали гости – в последнее время главным другом отца стал алкоголь, а Элеонора Валентиновна друзей среди соседей почти не имела. Теперь же, уважая их горе, и вовсе почти никто не приезжал. Оставшись вдвоем с мачехой, Жени и с ней виделась довольно редко: та почти не выходила из комнаты, и даже если в Нечаево случались посетители, то девушке все чаще приходилось исполнять роль хозяйки самой, неловко объясняя отсутствие старшей женщины в доме ее глубоким трауром. Сама же Жени была отнюдь не так уверена в том, что, запершись у себя, мачеха целыми днями тоскует о муже. Тем более что одному гостю она все же всегда была рада – Максиму Мещерскому. Но и сама Жени все чаще ловила себя на том, что ждет визитов Максима Модестовича, удивляясь тому, что раньше не сумела разглядеть в нем такого интересного человека. Да и теперь все вышло случайно, несколько дней назад, во время прогулки, Жени встретила его, тоже гуляющего по окрестностям. Молодой человек учтиво поздоровался, еще раз выразил свои соболезнования, а потом… потом они разговорились на какие-то общие, но весьма увлекательные темы. Максим – он настоял, чтобы Жени сразу же стала называть его без отчества, был так обаятелен, что девушка не успела опомниться, как сама пригласила его в Нечаево на обед. Как ни удивительно, Элеонора Валентиновна, которая никогда не любила внезапных визитов, тоже очень обрадовалась Мещерскому. После этого вечера, Максим стал бывать у них почти каждый день. Приходил неизменно с двумя букетами – для Жени и для Элеоноры, развлекал обеих всякими занятными историями, вроде бы проводя времени поровну с обеими хозяйками. Но Жени не без удовольствия догадывалась, что более желанно для него все же именно ее общество. Догадка эта была насколько приятна, настолько и смущала мадемуазель Нечаеву, которой прежде никто так явственно знаков внимания не оказывал. А Максим был не «кто-то там», а молодой и очень привлекательный мужчина. Посоветоваться, чтобы подтвердить или опровергнуть догадки, Жени было не с кем. Мачеха не была ей настолько близка, но даже если бы тут был Лёвушка… Нет, даже любимому брату Жени бы не смогла рассказать о том, что, кажется, впервые в жизни влюбилась…
Элеонора Нечаева: Впервые в жизни Ленор была близка к отчаянию и не знала, что делать дальше. Будучи убеждена, что новость о том, как обошелся с ней проклятый Нечаев, скоро распространится по всей округе, она чувствовала себя, как в ловушке. Ведь все это означало, что скоро соседи, и прежде недолюбливающие Элеонору Валентиновну, считавшие ее излишне надменной особой, станут потешаться над ней, дай бог, чтобы не в открытую. А стать всеобщим посмешищем - что может быть хуже для человека, в самом деле, болезненно гордого? Проводя целые дни в одиночестве, сидя в своей комнате, она посылала мужу проклятия и искренне желала, чтобы его душа отправилась после Страшного суда непосредственно в ад. Первые дни после оглашения завещания она с опаской наблюдала за падчерицей и пасынком, стремясь разглядеть изменение в их поведении теперь, когда она оказалась фактически в зависимом от них положении. Но надо сказать, что ни Лев, ни тем более Жени никак не дали ей этого почувствовать. А может, просто еще до конца не осознали той власти, которую обрели над ней. К тому же, Лев вскоре уехал, чтобы устроить свои дела, а Жени, и прежде тихая и покладистая, теперь совсем замкнулась. Случались дни, когда они вовсе даже могли не встретиться. Изредка в Нечаево заглядывали соседи. Официально - поддержать осиротевшее семейство. Но Ленор была уверена, что главная цель таких визитов - разведать обстановку. Собственными глазами увидеть, что происходит и как себя чувствует вдова, которую так хитро облапошил, в прямом смысле, в гроб сходя, ее супруг. Не желая делать любопытствующим такого удовольствия, мадам Нечаева не показывалась м на глаза, оставляя заботу принимать гостей Жени. В конечном счете, это даже полезно. Девушка теперь богатая наследница, наверняка, скоро сыщется тот, кто пожелает этим наследством завладеть, а значит, она станет хозяйкой собственного дома. Вот и пусть тренируется уже сейчас. Впрочем, визитам одного гостя Ленор была всегда рада. Глупышка Жени, сама не ведая, сделала ей большой подарок, когда, случайно встретившись как-то в окрестностях Нечаево с Максимом Мещерским, разговорившись с ним, пригласила молодого человека к ним на обед. Это было единственным приятным событием в цепи безрадостных дней Элеоноры. Тем более, что с того чудесного вечера Макс стал приезжать к ним так часто, как позволяли приличия. Может, даже немного чаще. Но деревенская вольность нравов прощала такое отступление от норм этикета. Естественно, они не могли ничего себе позволить, кроме взглядов, улыбок, но даже это поднимало настроение Элеоноре. Она нужна ему! Иначе, с чего бы Максиму постоянно искать поводы для визитов в Нечаево? Не к Жени же он ездит, в самом деле?! При том, что именно такое объяснение было бы особенно рациональным, стало быть, глупышка-падчерица была для них, сама того не ведая, прекрасным прикрытием. Убедив себя в этом, Ленор как-то упустила момент, когда в отношениях Жени и Макса произошла незримая перемена. Заметила она это совершенно неожиданно. Дело было в саду, где на старой яблоне с давних пор висели самодельные качели, в которых сейчас и сидела девушка, а Максим раскачивал их. Молодые люди были в тот момент наедине, и не могли знать, что за ними наблюдают. Да Ленор и сама случайно выглянула в тот момент в окно - и тотчас же спряталась, не желая быть замеченной. Но этого краткого мига ей хватило, чтобы почувствовать, как что-то в груди болезненно сжалось. А вместе с ним сжались и пальцы рук, больно впиваясь кончиками ногтей в ладони. Не нужно было обладать даром прорицательницы, чтобы заметить, что Жени влюблена в Макса! Достаточно было просто открыть глаза чуть ранее, чтобы не быть настолько слепой и понять, что он отвечает ей взаимностью! Проклятие! Ленор безвольно прижалась спиной к стене и сжала виски. Но этого просто не может быть! Макс, ее Макс не может поступить так! Он любит ее... не говорил этого вслух, но что значат слова?! Впрочем, минута слабости миновала довольно быстро, подчиняясь, как всегда, железной самодисциплине. Нечего паниковать зря! Нужно просто найти возможность поговорить с ним, объясниться. Тогда все станет ясно.
Максим Мещерский: Приезжая в Нечаево, Максим чувствовал себя петухом, входящим в курятник, где все куры принадлежали ему. Как забавно однако! Еще совсем недавно, когда он безвылазно жил в Питере, такое сравнение никогда бы не пришло ему в голову. Там он сравнил бы себя с султаном в гареме. Но сейчас он в глухой деревне, а с волками жить – по волчьи выть, то есть, следовало выражаться по-местному. Впрочем, в роли петуха Максиму было очень даже неплохо. Жени, как и предполагалось, влюбилась в него мгновенно. Это не Элеонора с ее нюхом. Это перед той, уже умудренной жизнью женщиной, чутко чувствующей фальшь, Максиму приходилось распинаться. С Жени все было намного проще. Букеты, конфеты, комплименты – золотой набор, и неискушенная деревенская дурочка попала под власть Максимовой красоты. Единственной проблемой на пути к ее приданному для Максима теперь была Элеонора. Сначала она воспринимала его визиты так, словно он был только ее собственностью, но очень быстро заметила, что он уделяет ее падчерице гораздо больше времени и внимания, чем ей самой. Не нужно иметь много ума, чтобы понять, что она взревновала. Это было видно по тому, как рьяно она стала выполнять обязанности дуэньи, ни на минуту не оставляя молодых людей в одиночестве. Но нет худа без добра. Благодаря ее недреманному оку молодые люди еще больше сблизились, так как у них появилось общее занятие – придумывание способов побега из-под надзора злой мачехи. Максим без труда превратил это занятие в веселую игру, чем еще больше влюбил в себя Жени. Еще бы! Ведь с ним так весело! Близкие отношения между Максимом и Элеонорой прекратились. Не стоило рисковать по мелочам, когда на кону стоит огромное приданное. Он понимал, что наступит день, когда Элеонора начнет задавать неприятные вопросы. Что же? Пусть! Получит неприятные ответы.
Элеонора Нечаева: В реальности осуществить свой план и поговорить с Мещерским Элеоноре Валентиновне все никак не удавалось. Несмотря на то, что приезжал в Нечаево практически ежедневно, Максим словно бы избегал ее общества, а если они и оказывались вместе, то рядом в такие моменты непременно была Жени. Дошло до того, что Ленор впервые в жизни жалела об отсутствии дома Льва, при котором визиты Мещерского было бы просто невозможно вообразить. Впрочем, случай все же представился. В тот день, помимо Максима, в Нечаево приехала еще и Лиза Алексеева, которая искренне сопереживала подруге в ее горе и считала своим долгом навещать ее, чтобы отвлечь от тягостных мыслей. Элеонора не без злорадства наблюдала, как молча бесится Мещерский оттого, что не может проводить с Женей столько времени, сколько обычно. А так же оттого, что при посторонней нельзя вести себя столь же вольно, как он уже привык. К тому же, Лиза все время норовила увести подругу, чтобы посекретничать, поэтому волей-неволей Мещерскому приходилось-таки оставаться с Ленор наедине. Вот, как сейчас, например, когда все четверо расположились в саду, где девушки о чем-то тихонько шептались, расположившись в натянутом между двумя деревьям гамаке, сама Элеонора, cидя в кресле-качалке, занималась вышиванием, а Максим маялся оттого, что делать ему было решительно нечего, но и не уходил, в надежде, что Лиза покинет Нечаево раньше, чем он. Вышло так, что Лиза в очередной раз утащила куда-то Жени и, убедившись, что падчерица с подругой отошли достаточно далеко, чтобы не услышать ее слов, окликнула Макса, было увязавшегося за девицами, откладывая в сторону рукоделие. Он вернулся, всем своим видом демонстрируя нежелание разговаривать, но Ленор это не волновало. Ей нужно было знать… - Ну и что все это означает, Максим? – тихо спросила она его, глядя в глаза Мещерского немигающим взором. – Ты словно бы избегаешь меня последнее время? Как мне это понимать?
Максим Мещерский: - Что вы такое говорите, Элеонора эээ… Валентиновна? - Максим сделал круглые глаза. – Я решительно отказываюсь понимать ваши намеки. Разве у вас есть право задавать мне подобные вопросы? Верно, вы что-то не так поняли. Не скрою, я благодарен вам за ваше дружеское участие, которое вы проявили ко мне, когда я задыхался от скуки в этой деревенской глуши, но оно отнюдь не дает вам на меня никаких прав. К тому же я без ума влюблен в вашу дочь, и у меня в отношении нее весьма серьезные намерения. Поэтому очень прошу вас не мешать нашему счастью, не стоять у нас на пути и дать нам свое благословение.
Элеонора Нечаева: Нельзя сказать, что после того, как Мещерский умолк, для Элеоноры Валентиновны небо померкло от горя, но ярость, охватившая ее в эту минуту, была ничуть не слабее. Безусловно, ей было горько осознавать, что очередной раз ошиблась, не распознав в жалком ничтожестве жалкое же ничтожество, было больно сердцу оттого, что его… нет, не разбили, слишком прочным панцирем оно успело обрасти, чтобы быть так легко разбитым, но ранили. Однако ярость оскорбленного самолюбия была сильнее прочих чувств. Выражение лица Ленор почти не изменилось. Наверное, Максим принял это за добрый знак, посему даже осмелился просить у нее руки падчерицы. Мерзавец! Думает, что выиграл в лотерее счастливый билет - юную дурочку с огромным приданным. Но нет, игра только начинается! - Вы правы, подобные вопросы я, действительно, задавать Вам не должна, - откликнулась она, наконец, прерывая затянувшуюся паузу, в течение которой неотрывно смотрела в лицо Мещерскому, отчего он заметно занервничал. – Насильно мил не будешь и стоять на пути у высоких чувств - нет резона, - в голосе ее слышалась чуть заметная ирония, но вряд-ли он ее почувствовал. – Но у меня нет так же и другого права – благословить Жени на брак. Да, я старалась заменить ей мать, однако в подобных вопросах все же лучше обращаться к кровным родственникам, а именно – к главе семьи. К несчастью, мой супруг скончался, так что теперь всем заправляет Лев Владимирович. А я - всего лишь скромная вдова его отца, - Ленор несколько театрально вздохнула. – Поэтому руки Евгении Вы должны просить у него, а не у меня. И еще… Нечаево принадлежит теперь мне. А я Вас в своем доме видеть больше не хочу. Поэтому, до возвращения Льва Владимировича, показываться здесь не рекомендую. Не печальтесь, вспомните слова Рабютена, о том, что разлука для любви - что ветер для огня: слабую она гасит, а большую раздувает. К тому же, Лёвушка вернется совсем скоро, третьего дня мы получили письмо, что дела его в Петербурге почти окончены. Стало быть, Ваша разлука с возлюбленной долго не продлится, - глаза Ленор победно заблестели, когда она увидела, как Максим побледнел после этих ее слов, сполна насладившись триумфом, она великодушно добавила. – Достойную причину своего будущего отсутствия для Жени, так и быть, придумайте сами. А теперь – желаю доброго здравия и не смею Вас больше задерживать, Максим Модестович!
Максим Мещерский: Холодная, расчетливая стерва! Знает, куда наносить удар. Неужели в моей жизни было время, когда я восхищался ее умом? Куда я смотрел? Где были мои глаза? Максим только что нежно простился с Жени, и сейчас направлялся к лошади. Делал он это не торопясь, мучительно выдумывая путь для спасения своих планов. Если он сейчас уедет из Нечаево, то, понятно, что вернуться ему сюда не позволят. В его отсутствие мадам нальет Жени в уши всяких гадостей о нем, а вернувшийся вскорости братец их добавит. Это будет конец! Прощай, приданное! Лошадь, почувствовавшая на себе, что ее всадник чересчур зол, вдруг решила проявить свой норов и чуть не выбросила его из седла. А ведь это идея! – подумал Максим. – Упасть с лошади и прикинуться больным. Это позволит мне остаться здесь. И к тому же эту ситуацию можно использовать в свою пользу… Поскольку других идей не было, Максим решил действовать без промедления. Едва за ним закрылись ворота нечаевской усадьбы, когда он еще чувствовал на своей спине взгляд влюбленных глаз Жени, он поставил своего жеребца на дыбы и выпал из седла. Конечно, ему хотелось бы приземлиться красиво, но он не умел этого делать, потому что в свое время отказался брать уроки. Ага, попробуй-ка поучись. Это женщинам легко учиться грациозно падать в обморок. Бряк, и все. А падать с лошади – это опасно для жизни, для здоровья и, что самое важное, для красоты. К тому же, Максим с детства не любил лошадей – этих противных тварей, из которых одна половина кусается, а вторая лягается. Короче говоря, приземление Максима произошло удачно (он ничего не сломал), но с другой стороны, не совсем эстетично. - Как мешок с навозом с телеги падает, так и барин с лошади, - услышал он слова одного из спешивших к нему нечаевских мужиков. Встать бы и врезать ему в ухо, - подумал Максим , но поостерегся. Он решил, что до прибытия местного лекаря ему лучше прикидываться полумертвым.
Евгения Нечаева: Жени стояла на пороге и с грустью смотрела вслед Максиму, который, оседлав своего коня, медленно удалялся по центральной подъездной аллее в сторону ворот их усадьбы. Только что, прощаясь, он огорошил девушку новостью о том, что оказывается, должен завтра же уехать на некоторое время в Петербург, где у него внезапно обнаружились некие неотложные дела. Впрочем, одна маленькая деталь все же давала повод для того, чтобы предаться радостным ожиданиям. Дело в том, что Мещерский, как этого не добивалась Жени, так и не признался, что именно так внезапно позвало его в столицу. Однако, говоря это, вид молодой человек имел столь томный и загадочный, что Жени с внутренним трепетом предположила, что, возможно, едет он в Петербург… к ювелиру. Нет, разумеется, это была только догадка, ведь Макс еще не открыл ей своего сердца, но все последние дни был особенно внимателен. И неоднократно, когда был уверен, что Женя не видит его лица, она читала на нем столь мечтательное выражение, что сразу становилось понятно, не только ее сердце охватила нежная тоска, заставляющая каждый день ждать новой встречи с ним так, как ничего и никогда в жизни не ждала. Порой, она уже мысленно торопила своего нерешительного ухажера – чего же ждать? Кажется, она тоже недвусмысленно давала понять, как он нравится ей, но Максим был настолько робок, что все никак не решался просить ее руки. Но даже это в нем нравилось девушке! Вот и сегодня, она была уверена, что Максим оставил ее ненадолго лишь для того, чтобы поговорить об их будущем с Элеонорой Валентиновной. Это тоже казалось ей правильным – не собирались же они бежать! Да и зачем? Максим Мещерский – юноша из хорошей семьи, вряд-ли кто-то в семье станет возражать против их помолвки. И, вероятно, итогом разговора и стало некое решение, если потребовалось так срочно ехать… Жени глубоко вздохнула, чувствуя себя на пороге важных перемен в жизни, и улыбнулась. Вот Лёвушка обрадуется, когда приедет и узнает! Тем временем, всадник почти скрылся с ее глаз за вековыми липами, обрамлявшими аллею, и сама она уже развернулась было, чтобы идти в дом, когда вдруг раздалось громкое конское ржание и какой-то шум. Быстро сбежав вниз по ступенькам, стрелой пролетев по аллее, Жени в ужасе замерла, увидев в некотором отдалении от себя жуткую картину – Максима, лежащего прямо на земле, в какой-то неестественной позе. А к воротам ограды барской усадьбы уже бежали несколько мужиков из дворни, чтобы помочь молодому барину, которого, по-всей видимости, выбросил из седла его норовистый жеребец. Шок у девушки, тем не менее, был недолгим, вскоре она и сама бросилась к пострадавшему молодому человеку и, опустившись рядом на колени, увидела, что тот, хоть без сознания и ужасно бледен, но хотя бы дышит. Впрочем, ее несчастная матушка тоже умерла не сразу, когда с ней случилось подобное несчастье. Поэтому так же и то, что внешне, вроде бы, Максим никак не пострадал, еще ничего не означало… Вспомнив об этом, девушка вновь похолодела изнутри, несмотря на то, что подбежавшие слуги, едва взглянув на Мещерского, сказали, что тот, скорее всего, просто в обмороке. Но Жени все равно настояла, чтобы в дом Максима перенесли непременно на широкой доске, потому что читала где-то, что только так и можно транспортировать тех, кто ушиб спину, а ей почему-то казалось, что именно это и произошло с несчастным Максом. Пока искали необходимую доску, она сидела рядом и гладила его по волосам, умоляя очнуться. Возможно, именно это и помогло, потому что, как только его, наконец, со всеми предосторожностями, уложили на импровизированные носилки, молодой человек приоткрыл глаза и слабо улыбнулся ей, прошептав что-то похожее на ее имя, однако самой мадемуазель Нечаевой послышалось, что, находясь в забытьи, Максим назвал ее своей женой…
Максим Мещерский: Жени превзошла все самые оптимистичные ожидания Максима. Милая, нежная, добрая, заботливая… Я сделал прекрасный выбор, - думал он, пока лежал на доске в ожидании приезда доктора. Жени не отходила от него. Ее руки постоянно прикасались к Максиму, словно хотели принять на себя его боль. Это доброе участие нельзя было оставлять без поощрения, поэтому Максим начал «бредить»: - Жени… Жени… Жена… Да-да. Жена-Жени… Именно так я буду называть тебя, когда мы… Жена-Жени… За этими словами последовали другие, и этот бред с редкими перерывами продолжалось до самого приезда доктора, который оказался еще довольно молодым человеком. Приблизившись к ложу больного, он сухо потребовал, чтобы дамы покинули комнату. Как только мужчины остались наедине, Максим открыл глаза и прошептал: - Доктор! Умоляю! Спасите! Помогите! - Конечно помогу! Только позвольте мне сначала осмотреть вас. - Да я цел и здоров, как бык, но мне нужна ваша помощь в другом деле. Видите ли, у меня есть серьезные намерения в отношении мадемуазель Нечаевой. Мы с нею любим друг друга, но ее мачеха задалась целью разлучить нас. Помогите нам. До этого момента Максим говорил чистую правду, и доктор не мог ему не поверить. - Каким образом? – спросил он озадаченно. - Скажите Элеоноре Валентиновне, что я должен лежать без движения как минимум неделю. Доктор пристально посмотрел на своего шустрого пациента, и тот понял, что свои словесные доводы ему придется подкрепить материальными стимулами. - Если вы отсюда отправитесь в дом моей тетушки и сообщите ей новость, что я болен, но скоро поправлюсь, то она на радостях щедро отблагодарит вас. А я со своей стороны обещаю, что как только встану, то удвою или даже утрою ее благодарность. Только помогите! Максим все верно рассчитал. Доктор молод, а в этом возрасте человеку всегда не хватает денег. Даже в этой забытой Богом глуши. Вскоре после его ухода к Нечаевым нагрянула Прасковья Павловна, и Максу пришлось выдать ей «в бреду» пару-тройку фраз типа: Мне надо домой… Не говорите тетушке… Она не переживет… В благодарность за такую «бессознательную» заботу о ней Прасковья Павловна пустила слезу, обслюнявила Максима с ног до головы, напела дифирамбов о нем на ушко Жени и уехала. Элеонора Валентиновна один раз тоже заглянула в комнату, где устроили Максима, тихо фыркнула около его изголовья, но в присутствии Жени промолчала. Теперь все зависело от Макса. В его распоряжении была целая неделя на то, чтобы сделать Жени своей невестой, и чтобы у ее родственничков не было возможности расторгнуть их помолвку.
Элеонора Нечаева: Что касается Элеоноры, то происшествие с Максимом не произвело на нее особого эффекта. В отличие от впечатлительной Жени, которая, к тому же, смотрела на него влюбленными глазами, ей не составило труда понять, что он сам все это подстроил. А иначе, с чего бы это опытному всаднику, на ровном месте, вдруг взять, да и вывалиться из седла? Впрочем, доктор, которого вызвали тотчас же, сказал, что граф Мещерский сильно ушиб спину, а потому придется соблюдать строгий постельный режим в течение недели. И, конечно, ни о каких переездах в течение этого срока, а может, даже дольше, речи быть не должно. "Ну, неделя у него, пожалуй, только и есть", - подумала в этот момент Элеонора Валентиновна, не без злорадства вспоминая о скором теперь уже возвращении домой пасынка. Вряд ли Максим останется здесь при нем - все же, он не настолько глуп, чтобы подвергнуть себя публичному унижению на глазах у Жени. Подумала - и почти забыла о Мещерском вовсе, несмотря на то, что он по-прежнему находился в ее доме, и Жени ежедневно докладывала о его состоянии. Ленор довольно равнодушно выслушивала ее взволнованные монологи, но даже не стремилась навещать Максима, объясняя это падчерице тем, что не хочет смущать его. При этом - ничуть не ограничивала общение между нею и Мещерским. В последние дни в ней проснулся даже род научного интереса. Чувствуя себя ученым, который в микроскоп наблюдает жизнь микробов, Ленор старалась угадать, как далеко Максим способен зайти в своей подлости. Чем это может закончиться для Жени, ее волновало не слишком. Она - взрослая девушка, и ей стоит лучше разбираться в людях, если хочет научиться выживать в этом мире. Точно так же, как когда-то училась этому сама Ленор - и никто ей не помогал! В противном случае, пусть погибнет - не в прямом, конечно, смысле. Зла Жени она вовсе не желала. Но и носиться с ее репутацией, которая могла пострадать, узнай кто-либо, сколько времени она проводит наедине с молодым человеком, про которого говорят... разное, мадам Нечаева не собиралась.
Евгения Нечаева: Жени чувствовала себя жуткой грешницей из-за того, что радуется болезни другого человека. Это звучит ужасно, но с той минуты, как узнала от доктора, что жизнь Макса вне опасности, что это всего лишь ушиб и просто нужно время, чтобы все прошло, девушка была совершенно счастлива. Ведь, ухаживая за Мещерским, она имела полное моральное право проводить с ним дни напролет. И даже мачеха, словно проникнувшись пониманием того, что им не следует мешать, почти не принимала участия в его судьбе, лишь ради приличий изредка интересуясь у Жени состоянием ее пациента. А Максим, тем временем, быстро шел на поправку. Даже - ох, еще одна грешная мысль! - наверное, слишком быстро. Уже через день он вполне мог вставать и ходить по комнате, поддерживаемый под руку своей добровольной сиделкой. Но умолял ее никому не говорить об этом, потому что в противном случае доктор, назначивший строгий постельный режим, станет его ругать. А Жени и не собиралась! Не доносчица же она, в самом деле? Тем более, что легкий флер запретности и какая-никакая тайна, ведомая лишь им двоим, только способствовала тому, чтобы их отношения с каждым днем становились все более близкими, впрочем, продолжая оставаться не до конца выясненными. Ведь они так и не смели открыться друг другу в своих чувствах, словно бы замерев у самой последней перед этим моментом черты. Это удивляло и смущало Жени, однако она была слишком робкой для того, чтобы первой начать такой серьезный разговор. А Максим все медлил. И еще одного девушка все никак не могла понять, отчего это Макс всякий раз делается мрачнее обычного, когда она заговаривает с ним про Лёвушку? Жени очень скучала по нему. И даже счастливое состояние влюбленности, наполнявшее ее сердце почти до краев, не смогло вытеснить обожания, которое девушка испытывала по-отношению к своему старшему брату. Она мечтала, что Максим и Лёвушка станут настоящими друзьями. Поэтому часто рассказывала Мещерскому про Лёвушку, представляя его в самом выгодном свете, в надежде, что тот уже заранее проникнется к нему симпатией. Но что-то этому мешало, но вот - что? Спросить напрямую было неловко, поэтому Жени оставалось рассчитывать лишь на то, что при личном знакомстве обоих дорогих ее сердцу мужчин, это недоразумение само как-нибудь разрешится. Тем не менее, пока никаких предпосылок к этому, к сожалению, не возникало. Стоило Жени рассказать Максиму, что Лев приедет домой в будущий вторник, как тот немедленно заявил, что отбудет домой уже в понедельник, а лучше даже в воскресенье, чего бы это не стоило. И отказался объяснять свое упорство, чем окончательно сбил бедную Жени с толку. Ведь удерживать его насильно она не могла. И вот, когда в последний день этой счастливой недели они вместе с мачехой вернулись от церковной службы, Максим, собственной персоной и на своих ногах, вдруг явился в гостиную и заявил хозяйкам дома, что сердечно благодарен за приют и помощь, однако ныне уже все в порядке, а потому он сегодня же намерен отбыть восвояси. Жени посмотрела на Элеонору Валентиновну, умоляя ту взглядом удержать их гостя от столь безрассудного, с ее точки зрения, поступка, оставить еще ненадолго. Но мачеха, прежде всегда столь расположенная к Мещерскому и охотно привечающая его в Нечаеве, на этот раз ничего не предприняла, довольно равнодушно приняв велеречивые благодарности молодого человека, который к вечеру того же дня и уехал в имение своей тетушки.
Семен Васильев: Вот уже год с лишним Семен был в Петербурге, далекий от войн, сражений, опасности ночных вылазок, но война до сих пор не отпускала. Днем воспоминания меркли, но ночью война возвращалась к нему во снах. Гибнущие дети с темными глазами, полными муки, распоротые солдатскими штыками животы беременных женщин. Когда-то для него было отчаянно важно, кому принадлежат эти штыки. Тогда он еще не понимал, что все зависит только от времени и места, что солдаты всех армий поступают одинаково. В то время он считал, что существует такая вещь, как война за правое дело. Когда-то. Семен открыл глаза, с трудом восстанавливая хриплое дыхание, его стиснутые руки вспотели. В спальне с тяжелыми бархатными шторами непонятно было, который сейчас час, да он и не сразу понял, где находится и почему. Он не собирался спать, ему просто хотелось отдохнуть. Семен медленно зажмурил глаза, затем снова открыл. Но темные, неизбежные и неизгладимые воспоминания никуда не исчезли. Он позвал слугу и попросил раздвинуть шторы, чтобы утренний свет мог рассеять тяжелое ощущение ночи. И действительно, стоило только солнцу залить комнату, как появилось ощущение облегчения, даже дышать, казалось, стало легче. Семен неторопливо позавтракал, с помощью камердинера оделся в положенную для этого времени дня одежду. Спешить было некуда, в Петербурге раньше полудня никто просыпается, а утренние посещения начинаются только после трех. В час дня Семен вышел на прогулку, он уже привык к Петербургу, с радостью замечал новые детали, которых не помнил прежде. Да и вид праздно гуляющей молодежи (той, что осталась в столице на лето), вселял в него ощущения спокойствия и жизни. Когда он смотрел на обновленный город, казалось, что войны более не существует. Но эта прогулка была много интересней предыдущих. Сначала он увидел вдалеке смутно знакомую фигуру, думая, что это один из молодых мужчин, с которыми он свел знакомство в клубе. К сожалению, рассмотреть знакомца издалека было нелегко, прямо в глаза светило солнце, потому Семен решил подождать, когда казавшийся знакомым мужчина подойдет к нему ближе.
Максим Мещерский: Жени оказалась настоящим ангелом. Господи! Что за девушка! – думал Максим. – Кажется, она все от природы взяла, но все же пара недостатков у нее есть. Во-первых, братец, а во-вторых, … не люблю я ее, несмотря на все ее плюсы. Со вторым недостатком смириться было легко, но как быть с первым? Братец! Он был настоящей проблемой для Максима. Не стоило ходить к гадалке, чтобы понимать: застань господин Нечаев графа Мещерского в своем доме, и последнему несдобровать. Пощечина, дуэль – это полбеды (мы еще поглядим, кто лучше стреляет), а вот крушение надежд на брак с приданным Жени – вот где беда то! Поэтому, едва заслышав, что Лев Владимирович со дня на день должен вернуться в свой майорат, Максим засобирался домой, даже не вылежав отведенного доктором срока. Перед отъездом он шепнул Жени, что будет ежедневно приходить в полдень к толстому дубу на границе нечаевских и алдановских владений, и если она захочет его увидеть, то … все в ее руках. Влюбленная девушка не подвела, и их встречи и прогулки стали регулярными. И все шло хорошо, если бы не тень братца.
Лев Нечаев: Тот, кому не приходилось сталкиваться с бюрократией, не в состоянии даже представить себе, насколько это страшная сила. Подавая прошение об отставке, штабс-капитан Нечаев отчетливо понимал, что взваливает на себя груз трудноразрешимых проблем. Но действительность превзошла все его самые отчаянные предположения. Чиновники в первую очередь пеняли ему на то, что прошение подано не ко времени и посему до первого января ему суждено лежать под сукном; что оно не включено в формулярные списки, прилагаемые к рапортам командиром полка, в котором служил Нечаев - поэтому окажется в числе самых последних, подлежащих рассмотрению. Да еще туманно намекали на то, что, возможно, оно и вовсе не будет удовлетворено, поскольку его артиллерийская бригада находилась в зоне военных действий. По всему выходило, что надо возвращаться на Кавказ и там дожидаться того часа, когда прошение будет рассмотрено с неизвестным результатом. При этом Жени должна была оставаться в Нечаево, бок о бок с мачехой, явно недовольной тем, как распорядился своим имуществом недавно усопший супруг. Не прибавляла оптимизма и необходимость нанесения визитов родне по линии матери, проживавшей в столице. Две тетушки - старшие сестры покойной Ларисы Глебовны - не поддерживали отношений с племянниками со дня ее гибели. Причиной были пьянство и повторная женитьба отца. Теперь же, когда Владимира Николаевича не стало (слух об этом распространился на удивление быстро), они всячески жаждали видеть Льва у себя - очевидно, хотели выведать у него какие-то подробности об обстоятельствах смерти Нечаева-старшего. Ох, как же не хотелось Льву встречаться с этими кумушками.... В день предполагаемого визита штабс-капитан проснулся довольно поздно и в прескверном расположении духа. Ни за что ни про что прикрикнул на Дрона, и чтобы не видеть его обиженной физиономии, ушел из дому без завтрака. Выпить кофе и подкрепиться он рассчитывал в уютной кондитерской, находившейся в двух кварталах от особняка. Цель была уже близка, когда перед Нечаевым возникла удивительно знакомая фигура. Лев не поверил своим глазам. Этой фигуры не должно было быть здесь, на солнечной столичной улице. Точнее, тот, кого сейчас видел перед собой штабс-капитан, никак не мог находиться в Санкт-Петербурге. Впрочем, если увиденное не было галлюцинацией и перед ним стоял не призрак, то эту встречу можно было посчитать самым бесценным подарком судьбы за последнее время. -Полковник...Васильев, Семен Романович, вы ли это? Глазам своим не верю! Лев остановился, все еще с некоторым недоверием вглядываясь в изменившееся с момента их последней встречи лицо того, кого искренне считал своим другом, несмотря на разницу в возрасте. ОФФ: прошу прощения за задержку, у меня несколько дней не работал ни один форум борды.
Семен Васильев: Стоило сомнениям закрасться в мысли Семена, как они были развеяны человеком, ставшим их виновником. Нечаев и сам узнал его только теперь, и радость от нежданной встречи охватила обоих мужчин. - Лев Владимирович… здесь, в Петербурге, какими судьбами? Я слышал, ты был на Кавказе? – сдержанность и прежде была присуща их отношениям, но никогда не была помехой дружбе, завязавшейся на фронте. Они редко делились друг с другом переживаниями, да и не свойственно это настоящим мужчинам, нечасто просили друг у друга помощи, но между тем всегда знали, что случись им снова встретиться, они будут рады обществу друг друга. Присущее Льву чувство собственного достоинства, умение выделять стоящих людей из толпы всегда было симпатично Семену. Вероятно, эти черты и позволили двум непохожим мужчинам, с разницей в возрасте, стать настоящими друзьями. И дружба их была особого свойства. Если бы проблемы Семена носили деликатный характер, он бы обратился именно ко Льву, ибо мог быть уверен в нем, как в самом себе. И, он надеялся, что Нечаев поступил бы также. Если бы за их встречей наблюдал человек со стороны, он вряд ли заметил, как потеплели взгляды обоих мужчин. Их радость была спокойной, скрытой. Так же, как и сила их характеров, никогда не выставлялась напоказ, но всегда ощущалась. Встреча эта заронила в душу Семена надежду на перемены в его уже ставшем привычном укладе жизни. Только теперь понял, как устал от монотонной жизни в столице. Светские вечера, суаре, где он старался быть незаметным, наскучили ему. И теперь он рад был встрече с Нечаевым, который сумел бы скрасить его жизнь своим присутствием.
Лев Нечаев: -Был, и вскоре снова должен буду туда уехать. Панибратских похлопываний по плечу Лев никогда бы не позволил себе в отношении старшего товарища. Но совершенно мальчишеская счастливая улыбка - от уха до уха - сияла на его лице, выдавая все те чувства, которые он испытывал от этой неожиданной встречи. -А вы-то какими судьбами здесь? Давно ли в Петербурге? Надолго ли? Всегда сдержанный офицер словно превратился в мальчишку-подростка, простодушно радующегося встрече со старым другом и не скрывающего это. Он махнул рукой, прерывая поток вопросов, обрушенный на голову полковника. -Семен Романович, вы никуда не торопитесь? Здесь в двух шагах отличная кондитерская. Их кофе и булочки выше всяких похвал. А к этому всегда найдется ликер или очень неплохой херес. Лев искренне надеялся на то, что Васильев не откажется немного посидеть в кафе. За чашкой кофе и бокалом хереса можно было поговорить обо всем, что произошло с обоими мужчинами со времени их последней встречи. К тому же, полковник был именно тем, кому Нечаев не задумываясь готов был рассказать в подробностях историю, из-за которой он оказался сейчас в Петербурге. И именно Васильев мог бы дать дельный совет и, возможно, даже еще как-либо помочь в этом деликатном деле. -Соглашайтесь, я ведь просто так вас не отпущу! Что же нам посреди улицы стоять!
Семен Васильев: Мужчины отправились в кафе, которое оба сочли приемлемым для их разговора. Заказали там сносный обед, выпили по чашке чая и, как и договорились, бокалу хереса. Заодно и рассказали друг другу обо всех перипетиях жизни. Вспомнили боевых товарищей, несколько военных баек. Васильев обещал Нечаеву помочь в его деле, ибо у него, действительно, были связи в нужных кругах. Прямо здесь он написал несколько записок с просьбами принять у себя и посодействовать в деле Нечаева. Довольные собой и друг другом, мужчины вышли из кафе с той свободной непринужденностью, которая сохраняется у товарищей по школе и по полку. Они встретились уже на следующее утро, совершили несколько необходимых визитов, и, вуаля, еще через день пришло уведомление, что дело Льва Владимировича Нечаева благополучно разрешилось! - Ну что же, мой друг, вероятно, наша встреча подошла к концу, и вы скоро уедете в Нечаево? – заговорил Васильев нарочито веселым тоном, дабы никто и не мог подумать, сколь нежеланным для него было прощание с другом. Снова он останется в Петербурге один. Разумеется, он все так же будет посещать некоторые вчера, принимать у себя некоторых знакомых, наносить ответные визиты, но это все не то. Замкнутость Васильева была значимой преградой, чтобы наслаждаться радостями столичной жизни. До встречи с Нечаевым ежедневная скука не доставляла ему неудобств, но человек – существо жадное. Всего на несколько дней вырвавшись из привычного круга вещей и событий, Семен не слишком-то стремился войти в него вновь. Но не мог же он, право, удерживать Льва в Петербурге насильно? Потому и следовало сразу узнать, сколь долго ему еще предстоит наслаждаться их дружбой, веселыми разговорами, ощущением того, что ты не одинок, и рядом есть надежный товарищ. В его возрасте женское общество уже не могло быть таким влекущим, да и опыт показывал, что даже рядом с любимой женщиной можно чувствовать себя одиноким. Но дружбу на данном этапе своей жизни Васильев ценил превыше всего. Теперь уж я прошу прощения за промедление!
полная версия страницы