Форум » Воспоминания » Лето в деревне » Ответить
Лето в деревне
Евгения Нечаева: Время - лето 1832 года. Место действия - имение Нечаево, неподалеку от Павловска. Участники - Лев Нечаев, Евгения Нечаева, Элеонора Нечаева, Максим Мещерский, Семен Васильев и другие.
Максим Мещерский: И почему я ее не люблю?! – удивлялся Максим на самого себя, сконцентрировав все свои силы на то, чтобы «удержать» честное выражение в своих глазах, в которые Жени словно вцепилась во время своей ответной речи. – Ведь у нее есть все, что нужно для хорошей жены: происхождение, красота, деньги, доверчивость. Граф не поверил своим ушам, когда девушка сама озвучила то, что он собирался ей предложить, но боялся, что это может отпугнуть ее, причем безвозвратно. Побег действительно был единственным выходом для Макса. Как только братец узнает о том, кого Жени выбрала себе в мужья, он костьми ляжет, но не даст им обвенчаться. Да и Элеонору лучше поставить перед свершившимся фактом. Один Бог знает, не нашепчет ли она в уши Жени гадостей о будущем муже. И надо же как ему повезло! Жени сама предложила идею побега. В случае чего, всегда можно сказать, что я всего лишь выполнял вашу прихоть, мадемуазель. - Вы шутите, так ведь? – сказал Максим, надев на лицо маску удивления, недоверия и гордости. – Вы смеетесь надо мной? Жени, милая! Вы на самом деле любите меня? Поверить не могу! Такое счастье невозможно! А затем, взяв руки девушки в свои, он произнес: - Докажите мне свою любовь… Докажите мне ее не словами, а делом. Давайте в самом деле убежим… Прямо сейчас. Отсюда. Доберемся до ближайшего города и там обвенчаемся.
Евгения Нечаева: Разумеется, она пошутила! Потому что Жени никогда бы не пришла в голову причина, по которой традиционные чинные обряды сватовства, помолвки, а затем – и венчания, необходимо заменять, хоть и имеющим оттенок романтики, но все же, бросающим тень на репутацию, побеге вместе с возлюбленным из дому. Да и нет же в этом необходимости! Сколько раз за сегодня Жени уже сказала Максиму, что никто в ее семье не станет противиться этому браку? Она и сама сбилась со счета. И он даже соглашался, вроде бы, но вид его был притом настолько печален, что бедная девушка всерьез начала колебаться. А вдруг, он знает что-то, чего она сама не ведает? Вдруг, Лёвушка, действительно, успел как-то выразить свою волю на этот счет? Но когда это могло быть? И – почему?! Влюбленное сердце – внушаемо и глупо. Пока Жени пыталась как-то объяснить для себя происходящее, Мещерский, сидя рядом с ней, держа ее за руку, вновь принялся печально вещать о том, что приезд старшего брата Жени вместе с другом – это не случайность. И вот уже самой девушке начинало казаться, что, может, и действительно, Максим, наблюдая ситуацию со стороны, видит ее лучше. Он старше, он умнее самой Жени, он больше видел в жизни. И постепенно, словно медленный яд, подозрения стали закрадываться в прежде безоблачные чувства к Лёвушке. Нет, Жени ни в коем случае не осуждала брата, она и теперь была убеждена, что он хочет счастья для нее. Но счастья такого, как его видит сам, а не того, которое представляется Жени. У нее и у самой точно бы только что открылись глаза на то, что прежде казалось случайным. Вот Лев оставляет ее с полковником в гостиной, хотя кто, как не он, прекрасный знаток правил и обожающий брат, заботящийся о репутации сестры, знает, что это не совсем прилично, чтобы девица была с мужчиной наедине. Вот – предлагает поездку в Павловск, опять-таки, для того, чтобы там она могла провести некоторое время с господином Романовым. И мачеха… Разве не странно, что впервые в жизни, они с Лёвушкой откровенно единодушны в своем расположении к полковнику Васильеву? Все это, действительно, выглядело необычным. И девушка не могла не поделиться своим открытием с возлюбленным. И Максим торжествовал, когда, как он выразился, наконец-то смог «раскрыть ей правду». После чего, вновь предложил сбежать и тайно обвенчаться, правда, уже не настаивая сделать это немедля, что несколько успокаивало саму Жени, которой такой оборот событий все равно казался дикостью, хоть она и боялась высказать это вслух и тем обидеть чувства Мещерского. - Давай сделаем так, - проговорила она, после нескольких минут тягостных раздумий. – Это слишком серьезный шаг, и я хочу еще раз убедиться, что наши догадки – не домыслы. Дай мне еще немного времени, милый, а потом, если я решусь, то приду сюда же – через два дня, ровно в полдень, чтобы вручить свою судьбу в твои руки.
Элеонора Нечаева: Время в деревне течет медленно. И, кажется, впервые в жизни Ленор об этом не жалела. Все дело было в том, что ровно так же, первый раз она проводила время в обществе человека, который был ей абсолютно приятен. Семен Романович Васильев был именно таким человеком, несмотря на то, что никакого подтекста в их отношениях, кроме человеческой симпатии, как смела надеяться сама мадам Нечаева, взаимной, не существовало. Несмотря на то, что проводили много времени во взаимных разговорах, даже наедине, когда Лев был чем-то занят и не мог составить им компанию. Впрочем, Ленор таки выяснила как-то, что полковник давно овдовел и больше никогда о женитьбе не думал, но – и только. Подспудно чувствуя присущим всякой женщине чутьем за этим молчанием некую тайну, Ленор уважала её и не пыталась выяснять подробностей. Он тоже не касался семейных отношений Нечаевых. Но, не сомневаясь в наблюдательности Семена Романовича, наверняка заметившего, насколько они прохладны между мачехой и обоими отпрысками ее покойного мужа, отчего-то непременно хотела ему все объяснить, чтобы Васильев не думал о ней плохо. И однажды, во время совместной прогулки по окрестностям, действительно, как-то ненароком поведала полковнику историю своего не слишком удачного замужества. Он выслушал все, молча, не выразил на словах ни сочувствия, ни осуждения, но Ленор стало легче жить после этого разговора уже лишь потому, что теперь она была уверена, что Васильев знает все так, как оно было на самом деле, ибо не врала ему. Рассказала и о причинах натянутых отношений с пасынком. Впрочем, и с Лёвушкой последнее время у нее стало получаться ладить гораздо лучше. И впору было бы считать, что само Провидение, послало сюда Васильева, чтобы, наконец, всех их между собой примирить – насколько это вообще было возможно, если бы не ситуация с Жени и Мещерским. Как уже было сказано, Ленор знала почти все. Однако рассказать кому-либо об этом скелете в их семейном шкафу – не решалась. Полковнику – было стыдно, Льву – страшно. А Жени, начни мачеха ее отговаривать от отношений с Максимом, наверняка, восприняла это скорее, как руководство к тому, чтобы поступить прямо противоположно тому, что она ей советует. Кроме того, чтобы отговаривать, нужны были аргументы. Они были, но слишком постыдные для самой Ленор, чтобы она, в своей болезненной гордости, использовала их, убеждая Жени. Поэтому она понадеялась, что ситуация эта разрешится как-то без ее участия. Не может быть, чтобы Лев не узнал про эти отношения, а, узнав, непременно прекратит их – и уж точно причин объяснять не станет. И окажется в этом случае тем самым «главным злодеем». Вот и пусть, а ей эта роль в их семье порядком прискучила… Поездка в Павловск, которую они запланировали несколько дней, обещала быть гораздо более приятной, чем показалось на первый взгляд. Выяснилось, что с ними в город собрался Семен Романович. У него были свои дела – на то время, пока Ленор и Лев проведут у нотариуса. А потом можно будет погулять немного в замечательном местном парке, прежде чем отправиться домой. На том и порешили. Да плюс еще на обратном пути заехать в одно из имений дальних соседей, которые давно обещали Ленор щенка от своей борзой, а теперь вот сообщили, что та принесла приплод и можно приезжать и выбирать. Мадам Нечаева вовсе не была охотницей, но отчего-то давно хотела завести собаку. И красивая элегантная борзая казалась ей особенно подходящей для той новой элегантной жизни, которую она вскоре начнет вести. Но в щенках мадам Нечаева ничего не понимала. Зато, как выяснилось случайно, прекрасно понимал ординарец Лёвушки, Дрон. Поэтому его в тот день взяли с собой в Павловск. Жени же осталась дома и, кажется, была этому безмерно рада, хоть и выглядела как-то необычно. Впрочем, в последнее время она постоянно вела себя странно, посему Ленор не придала этому особого значения, и лишь рассеянно помахала девушке рукой на прощание, когда их экипаж с господами внутри и Дроном на козлах рядом с кучером, тронулся с места и направился по центральной аллее в сторону дороги, ведущей в Павловск.
Лев Нечаев: В день приезда в родные пенаты, ближе к вечеру, Жени ненадолго отлучилась из дому. Лев в это время в сопровождении денщика показывал окрестности гостю. Любаша, несмотря на все дроновы наущения, побоялась последовать за барышней. Так что имя предмета обожания Рыжика пока по прежнему оставалось в тайне. Все остальные дни, предшествовавшие поездке в Павловск, Льву пришлось провести в отцовском кабинете, всецело занимаясь разборкой бумаг, оставшихся после родителя. Поскольку Нечаево отходило в собственность мачехи, надо было тщательно выверить все счета и прочие накладные и расходные документы. Не то, чтобы штабс-капитан ждал подвоха от "мадамы"... Но, как известно, хочешь мира - готовься к войне. Вот Лев и пытался быть во всеоружии, чтобы избежать каких-либо возможных имущественных претензий. Хотя, похоже, с исчезновением раздражающего фактора в лице покойного супруга, вдова внезапно успокоилась стала какой-то более человечной. Иного слова Лев не мог подобрать, когда, спустившись к ужину, ощущал что-то вроде умиротворения, исходившего от Элеоноры Валентиновны. Похоже, что пока он был занят, та сумела наладить дружеские отношение с полковником. В общем, воцарившуюся в доме атмосферу можно было считать идиллической, если бы не некоторая перемена в Жени, которая не сразу бросилась брату в глаза. Несколько раз он ловил на себе странные взгляды сестры - будто бы изучающие и оценивающие. При этом она сразу отводила глаза, стоило лишь ему ответно посмотреть на нее. Кроме того, Жени стала как-то менее разговорчива с ним. Дрон ежедневно докладывал обо всех отлучках барышни, но по всему выходило, что уже несколько дней она не встречалась со своим возлюбленным. Может, это и было причиной такого поведения Рыжика? Неизвестность раздражала Льва, и он решил напрямую поговорить об этом с сестрой. Сидя в карете, везшей их с мачехой и Васильевым в Павловск, он пытался обдумать хотя бы начало будущего разговора. Но получалось плохо: спутники то и дело отвлекали его, пытаясь втянуть в беседу о предстоящем на обратном пути обзаведении щенком. Ради этого дела их сопровождал Дрон, который практически вырос при псарне и прекрасно разбирался во всех собачьих статях. Таким образом время в пути пролетело незаметно, и вскоре, расставшись ненадолго с полковником, Нечаевы вошли в нотариальную контору.
Максим Мещерский: Пришлось смириться с желанием девушки, признать ее доводы разумными и полностью положиться на волю Всевышнего, который не оставит двух влюбленных без своей помощи. Все это Максим озвучил Жени, а в душе своей проклял и ее нерешительность, и возможные препоны, что судьба может им уготовить, а более того, господин Мещерский опасался, что этот чистый ангел вдруг решит поговорить с братом напрямую. И все же, он верил, и даже молился, не надеясь, конечно, что его молитвы будут услышаны. Эти два дня, что Женя уготовила ему в качестве китайской пытки, казались вечностью. Чтобы не терять времени даром, Максим Модестович готовился – экипаж, слуга, дорожный сундук и самые необходимые вещи. И все это в доме тетушки, но так, чтобы она ни в коем случае этого не узнала, ни заподозрила неладного. Слуги у нее могли бы служить в Трешке, и если бы что-то заметили, то Прасковья Павловна первой бы узнала о готовящемся побеге. Оттого, Максиму почти все пришлось делать самому, единственное, что экипаж он готовить не мог и пришлось сказать любимой тетушке, что получил на днях письмо, от друга, тот гостит недалеко, в имении у Дубовских и просит навестить его там. Прасковья Павловна милостиво согласилась предоставить экипаж Максиму, а он ей пообещал вернутся уже к полуночи. За эти два дня томительного ожидания Максим пережил и впрямь все муки влюбленного – сомнения, тревоги, неуверенность в своей избраннице. Наконец, когда незадолго до полудня, Мещерский прибыл в назначенное место, его лицо уже не требовало лицедейских упражнений – тревога была самой неподдельной, да еще и тени, залегшие под его глазами. Это должно было произвести эффект на Женю, конечно, если она придет, а если не придет? А если придет не она?! Экипаж ждал неподалеку в роще, ехать предстояло в Рождествено, где в церкви Рождества Пресвятой Богородицы их обвенчают, и станет девица Нечаева графиней Мещерской, а граф Мещерский обеспеченным человеком. И заживут они счастливо. Если всякие родственники не станут им особо докучать. Еще раз кинув взгляд на циферблат своих часов, которые за пятнадцать минут он доставал уже восьмой раз, Максим нервно скривил лицо. Неужели не придет? Вот она, любовь! А если брату удалось ее убедить, отговорить, выставить гостя перед ней в лучшем свете? Нет, не стоит сомневаться в любви Женечки, ведь именно это чувство он видел в ее сияющих глазах. И вот, словно луч в темном царстве, вдалеке мелькнуло ее светлое платьице, а еще пару минут спустя, Максим Модестович держал в своих объятиях ту единственную и желанную. Ну, не все ли равно, желает он девицу или ее наследство?! Да и надо отдать должное, Евгения Владимировна временами была не просто очаровательна, а обворожительна, вот, как теперь, к примеру. - Женя, Женечка, я уж и не смел надеяться, что вы приедете ко мне, такому недостойному вас. Скажите, это наша последняя встреча, да? – он спрашивал, а голос его и впрямь дрожал от волнения, а в глазах был неподдельный страх.
Евгения Нечаева: Ночь накануне решающего дня Жени спала, конечно, плохо. Легла, как обычно, поздно, но сон не шел к ней почти до утра. А, когда удалось забыться – почти на рассвете, все преследовали ее какие-то тревожные, хоть и неясные видения. Уже утром, слушая стрекотание Любаши, явившейся в ее комнату, чтобы разбудить барышню и помочь ей с утренними хлопотами, Жени вдруг как-то очень остро осознала, что, возможно, происходит это все с ней в последний раз. Да и не «возможно» даже, а уж совершенно точно. Примет ли семья то, что Жени намерена нынче сделать, или же вовсе не будет ей прощения за этот поступок – в любом случае уже никогда она не проснется в своей комнате, как сегодня. И никогда уже не будет у нее этой безмятежной жизни, потому как бытие замужней дамы мадемуазель Нечаева представляла иначе, чем у барышни в отчем доме. От этой мысли девушке сделалось как-то неуютно на душе и грустно. И как не пыталась она скрывать эмоции, наблюдательная Любаша, все же, спросила, отчего это мадемуазель нынче невесела. Пришлось отговориться головной болью и впредь следить за своим выражением лица особенно внимательно. Ибо, если увидела горничная, брат заметит и подавно. А этого Жени хотелось меньше всего. К счастью, во время завтрака, и мачеха, и Лёвушка, и даже Семен Романович были, кажется, более поглощены обсуждением деталей предстоящей поездки, нежели наблюдением за ней, поэтому никто ничего не сказал. Потом они быстро собрались, и вот уже Жени стояла на пороге дома и махала рукой вслед отъезжающему в Павловск открытому экипажу, не понимая, отчего это ее вдруг душат слезы. Это же, право, глупо! О чем плакать, если сегодня исполнится самое заветное желание – стать женой человека, который тебе так дорог, что, ради него, ты готова рискнуть своим добрым именем, да и всей своей семьи – тоже! Но именно это и казалось Жени в глубине души неправильным. Ах, и почему же все так сложно в любви?! Сокрушенно вздохнув, девушка дождалась, пока экипаж скроется из виду в облачке дорожной пыли и вернулась в дом. Теперь предстояло дождаться момента, чтобы незаметно улизнуть отсюда вместе с вещами. Было их совсем немного: набор самого необходимого, который накануне вечером Жени сложила в небольшой кофр, что тайком отыскала в чулане, после того, как уговорилась с Максимом о побеге. Но даже с ним в руках – застань Жени кто-нибудь, выходящей из дому, она, наверняка, навлекла бы на себя подозрения. Поэтому пришлось ждать, что, как известно, занятие самое мучительное на свете. А еще одной причиной для терзаний была необходимость решить: писать или не писать записку для брата. Ведь, так или иначе, он все узнает, когда вернется. Но и сбежать, точно преступница, было бы совсем ужасной дикостью. Поэтому Жени все же написала несколько строк, чтобы Лёвушка не волновался, потому что с нею все хорошо. Потом подумала, и приписала, что просит прощения, хоть и не чувствует себя виноватой, потому что всякий имеет право в жизни идти своим путем. И она – тоже. Это было не совсем правдой. Виноватой себя Жени все равно чувствовала, оттого и записку писала. Но об этом было лучше не думать. Стрелки на часах, меж тем, неумолимо подвигались к полудню, а возможности покинуть дом все никак не представлялось. Жени чувствовала себя, словно на иголках, то и дело нетерпеливо выглядывая в окно. Но у парадного подъезда все время крутился кто-то из дворни, занятой обычной своей работой. А у черного хода вероятность столкнуться с кем-то из слуг нос к носу была вовсе угрожающей. Наконец, когда часы уже пробили двенадцать раз, а солнце стало печь неумолимо, разогретый им дом словно бы разомлел и затих. И Жени таки удалось покинуть его, никому не попавшись на глаза. Прижимая к груди кофр с вещами, она насилу заставила себя идти более-менее медленно, пока не скрылась в тени парковых деревьев, а уж оттуда, стремглав, бросилась к месту, где назначила свидание Максиму. Мимолетное сомнение, что он не пришел, либо же не дождался – и уже ушел, было опровергнуто, едва старый дуб показался в поле зрения девушки. Мещерский стоял под ним, словно часовой на посту. И, едва завидев Жени, сам бросился ей навстречу, захватывая запыхавшуюся беглянку в свои объятия. Вид у него был бледный и взволнованный, но как же красив был Макс в минуту их встречи! - Ну, что ты! – воскликнула Жени в ответ не менее горячо, враз забывая все свои сомнения, едва встретилась взглядом с его пылающим страстью и неподдельной мукой взором, пренебрегая его церемонным «вы». – Как могла я не прийти, обмануть?! Ведь я же люблю тебя и хочу быть с тобой до самой смерти!
Максим Мещерский: - Я и не думал, что ты можешь меня обмануть. Только не ты, но боялся, что случилось что-то непоправимое. Если бы ты знала, сколько раз за эти минуты мое сердце готово было остановиться от волнения и тревоги, - и не слова лжи не слетело с губ молодого человека, когда он одной рукой перехватил весь нехитрый скарб своей суженой, а второй рукой сжал ее маленькую ладошку. Рука Жени была ледяной, словно встретились они не летним днем, а посреди студеной зимы. Да еще и дрожала эта рука, впрочем, как и сама девушка. Макс поднес ее ручку к губам и подув на нее, поцеловал. - Ты вся дрожишь, боишься? Боишься? Меня боишься?! Нет? Того, что мы делаем? Женя, Женюшка, я тоже боюсь, но верь мне, теперь все будет хорошо, а нам иначе нельзя, иначе нам не дадут быть вместе! И опять ни разу не солгал Мещерский девушке. Страх в его душе был, и еще какой – не дай Боже все раскроется, беды не миновать. Да и после того, как обвенчаются с Евгенией, еще не известно - что их ждет. Будущие родственники не внушали ложных надежд Максиму Модестовичу. Теща его ненавидит, а Лев Владимирович пока лишь презирает. Но не могут же эти двое бросить Женю на произвол судьбы, когда узнают правду? И о побеге, и о свадьбе. Пока Мещерский помогал Жене устраиваться в коляске, пока привязывал ее кофр, девушка поведала ему, что брат и мачеха, а с ними и полковник, уехали в Павловск на весь день по делам. Это было прекрасной новостью, значит – до вечера, кроме слуг, никто не хватится Жениного отсутствия. До Рождествена, что Мещерский выбрал конечным пунктом их путешествия и местом, где он потеряет свободу и обретет жену в лице Жени, ехать было прилично. Хоть тетушка и дала ему коляску, да лошадь была не самая резвая, а оттого стоило поторопиться. Селиван был послан им вперед уговориться со священником и нанять комнату и уж должен был все устроить, как надо, иначе головы ему не сносить. Пять часов – за это время Максим надеялся успеть добраться до села, раскинувшегося на Оредеже, но, видно, было не угодно судьбе весь день потакать его желанием. Едва они проехали Суйду, как лошадь стала прихрамывать. - Вот черт, подкову сбила! – Мещерский едва сдержался, чтобы не выругаться еще крепче. Пришлось им свернуть к деревеньке, что первой попалась на пути. Кузнец в деревне нашелся, да был пьян. И хоть даже таким подковать блоху мог, да только сон его был очень крепким. Вот и пришлось ждать, пока его добудятся. Вдобавок, Жени, да и Максим, в дороге проголодались и пришлось уступить еще и столь простой потребности. В итоге приехали они в Рождествено лишь к вечеру. Селиван уже поджидал их и едва заметил коляску барина, бросился к ним. - Максим Модестович, что же вы так припоздали-то, барин?! Отец Федор ждал-ждал, да сказал, что уж поздно и закрыл церковь, домой пошел. Сказал, что только завтра повенчает вас, - на лице Мещерского снова мелькнула досада, но делать уже было нечего. - А комнаты? - Так вот, на постоялом дворе снял вам с супругой вашей, дык только раз…, - договорить ему Максим не позволил, оборвал на полуслове и поворотился к девушке. - Ох, Женечка, видишь, как все случилось? Ничего, одна ночь нас отделяет от радости, что нам уготована. Потерпи немного, все будет хорошо. Последнюю фразу он сказал больше для себя, чем для Жени. В голову лезли неприятные мысли, сомнения, тревоги, но незачем было этого знать его спутнице. До постоялого двора, где им уже была уготована комната, ехать было недалеко, как раз мимо деревянной церкви, где завтра, уже навсегда, их свяжут крепкие брачные узы.
Евгения Нечаева: Только, когда Максим, закончив с багажом Жени, устроился рядом с нею на мягком сиденье двуколки, которой сам же намеревался и править, и они тронулись с места, девушка и подумала впервые, что не знает, куда, собственно, они едут. Нет, ей это было не так уж важно, но если вдруг Максим вздумает везти ее в сторону Павловска? Тракт здесь один, и где гарантия, что беглецы не встретятся с потенциальными преследователями, что называется, лицом к лицу? К счастью, местом для их тайного венчания Мещерский выбрал Рождествено, а это совсем в другую сторону от города, хоть по расстоянию – примерно одинаково. Жени прежде никогда там не бывала, но слышала, что это довольно большое село, и там есть храм, который и дал название всей местности. Что же, стало быть, там и предстояло решиться ее судьбе. Дорога к Рождествено оказалась довольно долгой, что, как известно, довольно часто способствует раздумьям. И не всегда веселым. Максим, видно чувствуя это, всячески старался подбодрить свою нареченную, рассказывая о том, как счастливы они будут вместе, как много интересных мест увидят. Рассказывал про Париж, в который намеревался отправиться в свадебное путешествие, как только уладятся все сложности, и семья Жени признает их союз. В этом он, в отличие от самой Жени, казалось, не сомневался. В Париже она прежде никогда не бывала, дальше Бадена, куда несколько раз ездили на воды еще, когда маменька была жива, а сама Жени и Лёвушка – совсем дети, Нечаевы семьей так и не выбрались. А после смерти Ларисы Глебовны и вовсе про заграничные вояжи пришлось забыть, не до того было. Девушка внимательно слушала, еще и потому, что рассказ Максима отвлекал от тягостных сомнений. Так добрались они до Суйды, а там охромела лошадь, поэтому пришлось сделать довольно длительную остановку, дожидаясь, пока лошадь перекуют. И закончились их мытарства с поисками кузнеца лишь к вечеру. Посему, закономерным итогом было, что в Рождествено, где их встретил лакей Мещерского, занимавшийся устройством их дела у местного батюшки, церковь уже закрыли на ночь. - Но как же так, Максим?! Что нам теперь делать, я не могу вернуться в Нечаево, что я скажу домашним? – воскликнула Жени, чуть не плача, потому что теперь все выходило вовсе, не как она представляла. Наверняка, в поместье уже заметили ее длительное отсутствие, возможно, уже и искать отправились. И было страшно даже подумать, что станется, если она вернется туда чуть не к полуночи. А именно столько окажется на часах, даже, если они немедля отправятся в обратный путь. Но самое ужасное, это означало, что и венчание их с Максимом будет невозможно не только сегодня или завтра, но и вообще! Ибо понятно, как отреагирует брат на этот неудачный побег. Даже такой любящий, как Лёвушка: рассердится и запрет ее в Нечаево! Впрочем, быстро выяснилось, что Селиван уже успел подумать над решением этой проблемы. Однако решение это привело Жени в еще большее замешательство: ночевать на незнакомом постоялом дворе… Максим немедленно принялся развеивать ее сомнения, объясняя, вслед за слугой, что все уже доворено, их обвенчают прямо утром, поэтому не будет ничего страшного провести одну ночь вне дома, коли уже все равно возвращение невозможно. И оба это прекрасно понимают. И Жени согласилась, а что ей оставалось теперь? Место, куда их определил на ночлег верный Селиван, оказалось на вид вполне приличным, хотя, в представлении девушки до того рисовалась какая-то мрачная изба, в которой чуть не по-черному топят. Но нет, хозяйка, аккуратная пожилая женщина, отвела их в маленькую, но чистую комнату. Обстановка была скудной: стол, пара стульев, небольшой комод, да кровать, застеленная свежим на вид бельем. И Жени немного успокоилась, комната ей понравилась. И она лишь надеялась на то, что Максиму достанется не менее удобная. Когда же высказала свое пожелание хозяйке, у той едва глаза на лоб не полезли от удивления: - Еще одна комната? Дык, одну просили приготовить, барыня! Да и на что вам с супружником сразу две, али тут вдвоем не поместитесь? Постеля тут большая, удобная, простыни все новые постелила – отдыхай - не хочу! - Но как же, мы ведь еще… - Жени осеклась и перевела взгляд на Мещерского, тот выглядел несколько смущенным и молчал. – Хорошо, оставьте нас, пожалуйста, - женщина с поклоном удалилась, а она вновь обратилась к Максу. – Что это означает, объясни?
Максим Мещерский: Обстановка комнаты, и впрямь, не соответствовала запросам Мещерского. Да, приходилось бывать в таких вот комнатушках, но не ночевать, не жить. А им тут предстояло провести, по крайней мере, два дня, прежде чем вернуться с покаянием в отчий дом. Максим прошелся по комнате, провел пальцем по комоду, словно проверяя, как придирчивый хозяин, нет ли на нем пыли, и сел на один из стульев. - Спасибо, нам здесь с женой будет очень удобно, - слово «жена» выделил мягко, но так, что бы Женя поняла – правду не стоит раскрывать. Хозяйка хитро улыбнулась и тут же вышла из комнаты, оставляя молодых вдвоем. - Что объяснить, Женечка? Усталым жестом, Максим ослабил шейный платок, взъерошил волосы и откинулся на спинку стула, ничуть не стесняясь таких вольностей при девушке. В конце концов, она скоро станет его законной супругой. День был долог, слишком утомителен и не принес ожидаемого, а отсрочка могла быть лишь во вред. Батюшка этот, черт его дери, не мог подождать немного. Уж не так поздно они и прибыли. Но нет ведь, все складывается, как назло, неудачно. И еще этот тон, с которым вдруг Женя потребовала разъяснений. - Видишь ли, Селиван нанимал нам эту комнату, исходя уже из свершившегося бракосочетания, а вышло - вот как. Но даже несмотря на то, что мы с тобой еще не муж и жена официально, я думаю, нам лучше будет провести ночь в этой комнате вдвоем. Представь себе, если я сейчас пойду и скажу этой женщине, что ты мне не жена, что она может сделать? Она непременно доложит о том, что у нее остановилась незамужняя девица в компании с молодым человеком. Нет, Женя, нам этого ведь не надо? Да и не беда это – завтра нас уже ничто не разлучит, так разве это грех, дождаться рассвета вместе? Говорил Мещерский мягко, словно убаюкивал, и все это время не сводил с девушки глаз. Про себя же он думал, что нет большого греха так же в том, чтобы разделить и супружеское ложе этой ночью. Более того, это станет дополнительным залогом их будущего союза. Нет, в себе он не сомневался, в Женечке и подавно, но залог этот мог послужить ему на крайний случай. Ведь нужно и наперед ходы просчитывать. Максим поднялся со своего места и подошел к нареченной, все еще стоявшей посреди комнаты и разглядывающей его. Нежно, словно перед ним стояла не девушка из плоти и крови, а хрустальная статуэтка, Максим взял в ладони овал ее лица. В глазах девушки все еще читалось недоверие и может, даже испуг. Все-таки она еще ребенок, - мелькнуло в голове Макса, но он тут же отогнал это несвойственное ему сожаление. По губам ее он скорее скользнул, оставляя лишь намек на поцелуй, и тут же остановился. - Ты верно устала, моя маленькая? И проголодалась, да? Я пойду, попрошу нам принести сюда ужин, а ты пока устраивайся здесь, - едва слышно произнес Мещерский прямо на ушко Жени, поцеловал нежную мочку и тут же отстранился с невозмутимым видом. Но выходя из комнаты, он бросил на нее такой нежный и тоскливый взгляд, что никто бы не усомнился, как тяжко ему покидать комнату и оставлять там в одиночестве Женю
Евгения Нечаева: Оставшись ненадолго в одиночестве, Жени задумчиво присела на краешек постели. Пока Макс бывал с нею рядом, разговаривал с нею, ей казалось, что все хорошо, но без его присутствия словно бы развеивался туман, застилающий ее разум, и происходящее лишалось радужного цвета надежд, которые вот-вот должны исполниться. Впрочем, он прав, пути назад для нее уже нет, да и то, что все вышло так, как вышло – просто случайность. Недоразумение, которое вскоре разрешится и со временем превратится в их семейную легенду, которую будут с улыбкой рассказывать детям, а потом, может быть, даже внукам. Тем временем, вернулся и Максим. Он сказал, что договорился об ужине для них. И вскоре, действительно, в комнату постучала все та же хозяйка, которая принесла с собой поднос, полный незамысловатой деревенской снеди: - Откушайте, чем бог послал, - с поклоном проговорила она и вновь оставила Жени с Максимом наедине. И ближайшее время их оказалось посвящено ужину, что было даже весело. Ибо Макс нарочно выбирал самые лучшие кусочки и, превращая их трапезу в род забавной игры, кормил свою невесту, что называется, с рук. А она - его. Некоторое напряжение, в котором пребывала Жени, постепенно ушло, и, расслабившись, девушка вновь стала сама собой прежней, беззаботно смеялась и шутила. Когда с ужином было покончено, за окном уже изрядно стемнело, поэтому можно уже было подумать и о ночлеге. И Жени уже мысленно жалела Максима, которому эту ночь придется провести так неудобно – на стульях. Другого варианта развития событий наивная в своем неведении девушка просто и не допускала. Поэтому, когда речь у них зашла о том, что пора ложиться, если завтра хотят поскорее утром завершить свои приключения, Жени честно предложила Мещерскому одно из одеял и подушку, а потом и вовсе попросила ненадолго выйти: - Мне нужно переодеться, Максим, подожди, пожалуйста, пару минут за дверью, хорошо? – проговорил она, взглянув на него со смущенной улыбкой.
Максим Мещерский: Он уже почти поверил, что впереди ждет легкая победа – Жени вела себя именно так, как он желал. Она была весела и беззаботна, быстро включилась в ту милую игру, что Максим затеял за ужином, и продолжение которой его воображение рисовало весьма и весьма приятным. И тут - на тебе, куда делась эта рыжая кокетка?! Перед ним стоит самая скромная и невинная барышня, смущенно краснеет и предлагает подушку и одеяло, чтобы хоть как-то скрасить ночь на стуле. Брови мужчины чуть изогнулись, а во взгляде, в котором угадывалось уже недовольство, мелькнул немой вопрос. - Жени, что ты такое говоришь? Ты хочешь, чтобы я спал на этих стульях, когда я… - Макс усмехнулся и посмотрел на нее уже чуть нежнее, - Женечка, мы ведь уже почти муж и жена, какая глупая условность. Тем более, в подобной нашей ситуации, это даже не должно иметь особого значения, милая моя. Максим вновь подошел к девушке и, не сводя от нее глаз, опустил руки ей на талию. - Женечка, поцелуй меня, ведь ты же хочешь этого? – и чуть склонившись над ней, он не стал ждать, когда девушка осмелится исполнить его просьбу, и сам приник к ее губам. Поцелуй был совсем не такой, которым прежде он награждал свою подругу. Если раньше Максим, целуя девушку, словно пробовал на вкус этот нежный и запретный плод, то теперь же он ощущал себя полноправным хозяином и оттого требовал в своей ласке много большего, нежели раньше. Женя заметно напряглась в его объятиях и даже попыталась вырваться, но Мещерскому не составило труда удержать испуганную девицу. Пришлось, правда, и пыл свой сбавить. Правая рука с талии девушки плавно переместилась вверх по спине и, пальцами зарываясь в рыжую копну волос, Максим чуть отклонил назад голову Жени. - Милая, что же ты делаешь со мной? Я так люблю тебя, ангел мой, так люблю, - на щеках девушки проступил пунцовый румянец, глаза смотрели, словно не видя, и Максим довольно улыбнулся, склоняясь к пульсирующей жилке на тонкой девичьей шее. Губы его оставляли на коже невесты тонкий пылающий след, а руками он все смелее ласкал тело девушки. Ах, это платье, как оно некстати! - Позволь мне побыть твоей горничной, - а ловкие пальцы уже принялись расстегивать крючки.
Семен Васильев: Несколько дней прошли весьма мирно. Пикировка, случившаяся у Васильева с Жени, больше не повторялась, они просто старались встречаться друг с другом как можно реже, в диалоги не вступали, зная, что ничем хорошим это не закончится. То есть ситуация была вполне мирная. Элеонора же, напротив, оказалась совершенной во многих отношениях женщиной, ей удавалось одним своим присутствием разливать в атмосфере уют и умиротворение. К тому же, установились между ними отношения, особенно доверительные. Никогда прежде Семену не было так легко ни с одной женщиной. Ленора, несомненно, умела понравиться, но вела себя безыскусственно и без лишнего жеманства, чем и вызвала у Васильева искреннюю симпатию. Посему поездка в компании Льва и Элеоноры была для него желанна. Он сумеет провести это время с удовольствием. Время, проведенное в дороге, пролетело незаметно. И пусть сначала Лев был задумчив, но скоро возбуждение, охватившее Элеонору с Васильевым, перекинулось и на него. Он отбросил игру в задумчивость и с легкостью влился в общий разговор. А потому, когда карета в последний раз качнулась у конторы нотариуса, Семен лишь удивился тому, с какой стремительностью пролетает время в компании Нечаевых, если среди них нет Жени. Кстати, о Жени. Васильева тяготила та холодная война, что завязалась между ними, и пока Элеонора со Львом будут заняты своим делом, он постарается найти какой-нибудь подарок для рыжей сумасбродки. Возможно, это могло показаться удивительным – дарить подарки тем, кто явно тебе не по душе. Вот только Васильев не мог с точной уверенностью сказать, что Жени ему не нравится. Дело в том, что она ему как раз нравилась. Нравилось, как она ведет себя с братом, с подругами, с Элеонорой. В общем, она была милой девочкой, порывистой, даже авантюрной, это нравилось Семену, но и пугало одновременно. Все эти черты для других оборачивались достоинствами, и лишь ему доставалась «обратная сторона медали». За что? Почему? Эти вопросы были слишком сложными, и Семен выкинул их из своей головы, примирившись с реальностью. Стоит ли морочить себе голову безрезультатными размышлениями, когда для любого изменения нужны поступки. Неожиданно словно бы яркий всполох огня отвлек Васильева от размышлений. Он обернулся вослед прогуливающейся неподалеку от него паре, и увидел, как молодой человек и его спутница вошли в ювелирную лавку. А далее, сквозь прозрачную витрину, Семен стал смотреть, как продавец предлагает им свой товар. Словно завороженный, Семен наблюдал за миловидной девушкой с копной рыжих волос, не таких ярких и не того благородного оттенка, что у Жени или Элеоноры. Молодой человек, может быть, ее жених, с восхищением наблюдающий за кокетством своей подруги, тоже показался Васильеву очень приятным. Еще некоторое время он постоял у витрины, а потом и сам вошел в лавку. В задумчивости взглянул на стол с изумрудными украшениями, вероятно, они бы подошли этой девушке куда больше, чем те, что ей сейчас предлагал ювелир. На Жени они бы выглядели великолепно… Приказчик, отвлекшийся от девушки с молодым человеком, подошел к Васильеву. - Желаете рассмотреть поближе? – обращение к нему рассеяло грезы, захватившие Семена. Однако ожерелье из изумрудов уже было в его руках. Ювелир был очень проворным продавцом, зная, что люди с неохотой расстаются с тем, что попадет им в руки. Семен повернул ожерелье к свету, и камни брызнули во всех стороны зеленоватыми искорками. - Шикарное... Очень подойдет к цвету Ваших волос, – заметил тем времнем ювелир, уже снова оборачиваясь к паре, так же обратившей свое внимание на ожерелье, видимо, решив заинтересовать их более выгодной для себя покупкой. Лицо молодого человека приняло немного смущенный вид, наверное, такое украшение было ему не по карману. И Семену стало его немного жаль. - Примерьте еще раз то, что выбрали? – попросил он у незнакомых ему влюбленных, и молодой человек вновь приложил то, первое, не такое дорогое украшение к платью своей подруги.- Оно очень вам идет. - Правда? – переспросила девушка, разглядывая свое отражение в зеркале. - Правда, – с улыбкой кивнул Васильев, и решение было принято. Ювелир разочарованно вздохнул и принялся упаковывать выбранное ожерелье. Зато, когда молодые покупатели ушли, на него свалилось неожиданное везение. Их непрошенный советчик вдруг сам и купил у него то самое ожерелье, что наделало такой переполох. Что же до самого Семена, то лишь выйдя из лавки, он понял, что совершил поступок необдуманный и ненужный. Он все равно не сможет преподнести такой подарок Жени. Это просто неприлично! Дорога до конторы нотариуса заняла довольно много времени, Нечаевы уже должны были скоро освободиться. Кроме того, по пути Васильев зашел еще в лавку музыкальных товаров, где и приобрел альбом для фортепиано с маршами, которые так любил. Этот подарок был вполне себе приличным, к тому же Жени увлекалась музыкой, ей должен был понравиться этот альбом. Вернувшись к экипажу, Васильев прождал Элеонору со Львом совсем недолго, около десяти минут. И после недолгих устроений, все поехали выбирать щенка для мадам Нечаевой.
Элеонора Нечаева: Как известно, лучший способ повеселить Всевышнего – это поведать Ему о своих планах. В чем очередной раз убедилась Элеонора Валентиновна во время сегодняшнего визита в Павловск. У нотариуса не задалось с самого начала. Несмотря на то, что господин Соломатин ожидал их с утра, именно к тому времени, когда Нечаевы появились у него в конторе, Василию Ивановичу явился посыльный со слезной просьбой от других старинных клиентов, что-де срочно надобно его присутствие у постели умирающего, который не успел в более счастливые времена завершить свои земные дела. А потому решил изъявить последнюю волю хотя бы теперь, разумеется, оформив все подобающим образом. Василий Иванович, как и полагается человеку его профессии, был несуетлив и обстоятелен по характеру. А потому очень не любил, когда что-то происходит внезапно. Однако отказать умирающему, который много лет до того пользовался его услугами, было неловко. Впрочем, с Нечаевыми объясняться было тоже неловко, ведь они проделали долгий путь из своего имения. Поэтому Соломатин долго извинялся и объяснял причины, по которым очень просит любезных господ обождать у себя, обещая приложить все усилия, чтобы вернуться в контору побыстрее. Настолько долго и обстоятельно, что Ленор, к которой он обращался, видимо, полагая главой семьи, почувствовала, что еще несколько минут, и она сойдет с ума. Поэтому, с трудом сдерживаясь, она уверила Василия Ивановича, что ничего страшного, раз уж так случилось. И они непременно подождут – не ехать же теперь назад в Нечаево. И ожидание растянулось почти на час. А потом еще Соломатин долго и въедливо растолковывал им со Львом детали завещания, отвечал на какие-то вопросы пасынка Ленор, которая для себя уже выяснила все, что хотела. И теперь мечтала поскорее вырваться их этой пыльной комнаты – куда угодно. Потому как чувствовала, что от духоты у нее вскоре, верно, мигрень разыграется. Наконец, дела были закончены. И, распрощавшись – тоже весьма несуетливо и обстоятельно, иначе с господином Соломатиным, видно, было никак, - мадам Нечаева и Лев Владимирович, наконец, покинули его контору. И, кажется, оба – с облегчением. В экипаже, который был оставлен тут же, неподалеку, уже давно дожидался их Семен Романович, с которым было условлено, что, едва тот завершит свои дела в городе, придет именно сюда. В руках у него был какой-то прямоугольный сверток, возможно, книга или альбом, но Элеонора Валентиновна не решилась любопытствовать, что именно приобрел полковник. Кратко объяснив Васильеву причины их задержки, Ленор предложила мужчинам ехать уже прямо домой, отменив намеченную прогулку. Во-первых, все они, кажется, изрядно устали из-за длительного ожидания, а во-вторых – неловко являться к Сумбатовым за щенком слишком поздно. Ну и, в-третьих, голова у Ленор, самом деле, грозила разболеться не на шутку. Об этом она, несколько смущаясь, правда, упомянула в первую очередь, и мужчины проявили достаточно великодушия и сочувствия, чтобы не требовать дальнейших объяснений. Поэтому от конторы господина Соломатина вся их компания отправилась на выезд из города. У помещиков Сумбатовых, к которым таки заехали за обещанным щенком, к счастью, удалось уклониться от гостеприимства хозяев, которые все норовили напоить своих посетителей хотя бы чаем. Поэтому, покуда Дрон убежал на псарню выбирать щенка, просто немного потолковали у парадного подъезда со Светланой Георгиевной и Серафимом Захаровичем о местных новостях, да о погоде. А как только ординарец Льва вернулся, бережно прижимая к груди тихонько поскуливающий смешной вислоухий и длинномордый комочек белой шерсти с коричневыми подпалинами по бокам, стали прощаться, ссылаясь на то, что и без того задержали их. И в остаток дороги домой, Ленор не могла отказать себе в удовольствии взять у Дрона из рук щенка, которого тут же и окрестила Трезором, чтобы потискать его, толстенького и неуклюжего, доверчиво тычущегося мокрым носом ей в ладони, чувствуя, как это существо без всяких усилий мгновенно забралось ей в душу, чтобы там поселиться. А она и не думала, что так может быть… Главная усадьба Нечаево открылась их взору, когда солнце заметно стало клониться к горизонту, потому как неуклонно надвигающаяся осень уже успела отнять у этого по-прежнему еще долгого августовского дня приличный кусок светлого времени. Еще издали Ленор заметила фигуру горничной Жени, Любаши, которая словно бы всматривалась вдаль, а потом сорвалась с места и буквально опрометью бросилась навстречу их коляске, едва та свернула на подъездную аллею, ведущую к парадному крыльцу барского особняка. - С ума сошла, дуреха! – кучер Филимон резко натянул поводья, чтобы не сбить ее с ног. От резкого торможения его пассажиры чуть не свалились со своих мест. Но Любаша, кажется, даже внимания не обратила на это внимания. - Ой, барин Лев Владимирович, барыня Элеонора Валентиновна! – запричитала она, хватаясь за голову и качая ею, на манер китайского болванчика. – Ой, что случилось-то, что случилось! - Что?! – Ленор почувствовала, как внутри разливается неприятный холодок, но глупая девка таращилась на нее, разинув рот. – Что стряслось, говори немедленно?! - Барышня… Евгения Владимировна, кажись, из дому сбежали…
Лев Нечаев: Ждать да догонять - хуже некуда. Эту поговорку Нечаев не раз вспомнил, пока они с Элеонорой Валентиновной дожидались возвращения нотариуса. Причина была вполне уважительной, поэтому пришлось запастись терпением и развлекаться перелистыванием газет. Все это время они с мачехой почти не разговаривали. Изредка перебрасывались незначительными фразами, касавшимися либо запыленности помещения, либо уличной духоты. Мысли штабс-капитана блуждали далеко от этой конторы, возвращаясь всякий раз то к Жени, то к полковнику. При этом Лев испытывал неловкость от того, что Васильев, возможно, уже ждал их в коляске все это время. Нотариус Соломатин оказался на редкость въедливым и дотошным. По возрасту он был, пожалуй, постарше ныне покойного родителя Нечаева, но выглядел, не в пример тому, эдаким бодрячком. Он долго и скрупулезно растолковывал клиентам тонкости процесса оформления наследства и вступления во владения им. Напоследок он еще и придержал Льва за локоть и дал ему дельный совет. Тихим шепотом, чтобы не услышала мадам Нечаева, он порекомендовал молодому человеку со смыслом распорядиться завещанными деньгами, вложив часть их в покупку какой-нибудь деревеньки неподалеку от Павловска. И даже пообещал оказать посильную помощь в этом деле.Совет оказался неожиданным, и размышления о нем настолько поглотили Льва, что он даже не поинтересовался у ожидавшего уже их Васильева его покупкой - каким-то продолговатым, элегантно упакованным предметом. Мачеху мучала мигрень, поэтому спутники старались не беспокоить ее дорогой. Правда, от предложения не забирать сегодня щенка у Сумбатовых она все же отказалась, и вскоре в коляске одним пассажиром стало больше. На пол-пути к Нечаеву Льва вдруг беспричинно охватило какое-то смутное беспокойство. Ни с чем конкретным оно не было связано, но на душе внезапно стало муторно. Стараясь ничем не выдать себя перед спутниками, штабс-капитан прикрыл глаза, делая вид, что дремлет. Вскоре он и на самом деле задремал, и очнулся только от резкого толчка, который предшествовал остановке коляски. Дверца распахнулась, и внутрь заглянула Женина горничная Любаша. Ее обычно задорное личико на это раз было заплаканным, глаза и курносый нос покраснели и опухли. Она то и дело всхлипывала, рассказывая, что барышня сбежала из дому. - Куда? Вопрос был риторическим - Лев отдавал себе в этом отчет, но не задать его было невозможно. -Не знаю, барин, вот письмо вам, читайте сами. Холодея внутренне, Нечаев развернул сложенный вдвое лист бумаги. Пробежался взглядом по тексту, из которого не стало понятнее с кем, куда и почему сбежала сестра. Недоумение, растерянность и ярость туманили рассудок мужчины. - Дура, а ты где была, куда смотрела? Любаша зарыдала в голос, и это немного отрезвило Льва. - Не реви, садись сюда. Время дорого. Он помог девушке забраться внутрь, уже жалея, что рявкнул на нее. Филимон без понуканий рванул с места на рысях, и уже вскоре коляска подъехала к дому. Любаша побежала по двору, созывая всю челядь к крыльцу. Вопрос им был задан всего один: не видел ли кто какого-либо незнакомого мужчину неподалеку от дома, и не выбегала ли к нему барышня? Чужих мужчин не видел никто, а вот пастушок Степка, тринадцатилетний сын прачки, сказал, что приметил днем в дальней роще коляску, которая явно кого-то ожидала. Дрон, понимавший штабс-капитана с полувзгляда, метнулся на конюшню, и вывел оттуда двух оседланных лошадей. - Я поеду в рощу, посмотрю следы, - проговорил Лев, садясь в седло. - Семен Романович, вам, наверное, лучше остаться с Элеонорой Валентиновной. Впрочем, если вы решите составить мне компанию в поиске, буду благодарен. Ждать было худо? Вот теперь придется догонять, да сравнивать, какое из двух зол хуже.
Семен Васильев: - Лев Владимирович, - с укоризной в голосе ответил Васильев, - русские своих на войне не бросают! – Конечно, побег девицы – это еще не война, но по накалу страстей эти два события оказались очень схожими. Как и бывало в ситуациях, требующих скорого принятия решений, Семен вдруг преобразился, в глазах засверкал азарт. А вот Лев, который и сам отличался рассудительностью, вдруг как будто растерялся. - В рощице мы с вами потом как-нибудь погуляем, не думаю, что беглянка будет нас там смиренно ждать. Деваться им, собственно, некуда. Дорога тут одна, на каком-нибудь постоялом дворе мы их застанем, – спокойный тон его, кажется, произвел необходимое впечатление на всех окружающих. Горничная, глупая девка, перестала причитать и вопить, будто ее резали, Лев, понимая, что дорога каждая минута, тоже взял себя в руки, а Элеонора… она была растеряна, взволнована, и все же Васильеву показалось, что в этой ситуации она более всех владела собой. Однако трактовку состояний Элеоноры, Семен никогда бы не решился выразить вслух, ибо она была женщиной, а женщины зачастую обладают такими способностями к маскировке, что рассекретить ее не представляется возможным. О Жени же Семен думал, как об отстраненном предмете, который следует вернуть домой во что бы то ни стало. То, что она, наверняка, станет сопротивляться их действиям, было заведомо ясно, но никакого значения не имело. Да только внутренне он все же был несколько озадачен приемом, который им может оказать беглянка. Сломить ее волю будет едва ли не сложнее, чем догнать и припугнуть ее авантюриста. Лев уже оседлал приготовленную для него лошадь, а Васильев вскочил на вторую, которую Дрон, кажется, приготовил для себя. - Поедешь за нами в экипаже! – приказал Васильев, и никто не решился ему противоречить. Льву было откровенно плевать, кто на чем поедет, сам он уже скакал по направлению к дороге, Семен пришпорил свою лошадь и скоро его нагнал. Они останавливались у каждого постоялого двора, пытаясь выяснить хоть что-то. На дороге было много съездов к деревням, поэтому след, по которому они шли, был непростой. Приходилось часто останавливаливаться, чтобы спросить, не видел ли кто карету, в которой бы находились молодая барышня со спутником. Чаще в ответ отрицательно качали головой, но дважды им повезло. В первый раз, когда услышали утвердительный ответ от сторожа одного из трактиров, сказавшего, что видел похожих по описанию людей минут за сорок до того, как господа к нему обратились. Второй раз, когда говорили с одним из деревенских мальчишек. Он очень подробно описал им проехавшую всего за двадцать минут до них карету, и Лев с Семеном поняли, что достаточно быстро сокращают расстояние, и скоро уже должны настигнуть беглецов. Они все яснее понимали, что верно определили цель, иначе бы не нападали на след еще дважды, когда казалось, уже совсем теряли его. А между тем, вечер уже был в самом разгаре, длинные тени деревьев в свете заходящего солнца расчертили дорогу. Но лишь когда темнота сгустилась, мужчины заметили огни еще одного постоялого двора. Рядом с ним же обнаружилась и карета, которую они столько времени преследовали… Хозяйка постоялого двора, яркая здоровенная блондинка, вышла из-за стола и, вопреки первому впечатлению, оказалась смышленой женщиной, оценившей ситуацию с одного взгляда. Поэтому сразу без обиняков указала Семену и Льву комнату, которую заняли недавно прибывший со спутницей господин.
Евгения Нечаева: Перемена, произошедшая вдруг в поведении Максима, смущала Жени, но одновременно – странно волновала девушку. Она чувствовала себя, словно бы на пороге разгадки некой тайны. Либо же – просто на некой черте, за которой возврата к ее прежней жизни не будет. Она понимала это – разумом, еще утром, но теперь осознала всей своей сущностью. Трепеща, Жени глядела в глаза Мещерскому, который, словно бы надумав заворожить, тоже смотрел сейчас на нее неотрывно. И, если бы не была она настолько в него влюблена, то непременно вспомнила бы сравнение про удава и кролика. Но нет, разумеется, Макс представлялся ей вовсе не в виде противного пресмыкающегося, он был для нее тем самым принцем, которого Жени ждала всю жизнь и вот – дождалась. Слова его ласкали слух девушки ничуть не меньше, чем губы и руки – ставшее вдруг отчего-то словно бы не принадлежащим ей тело. Столь пылкие речи о любви и такие откровенные прикосновения – все это было для Жени впервые. И она уже готова была поддаться на уговоры. В самом деле, что изменится через несколько часов, когда они обвенчаются? Разве станут они ближе, чем теперь, лишь оттого, что батюшка вслух назовет их супругами? - Ну, хорошо… - почти беззвучно произнесла Жени, чьи щеки ярко пламенели, а дыхание от волнения сделалось неровным и прерывистым. Впрочем, произнесенное вслух, ее соизволение, возможно, немного запоздало. Потому что, прежде чем оно было получено, Максим с изрядным проворством и ловкостью уже успел расстегнуть длинный ряд крючков-застежек корсажа, спустить его с ее плеч. И теперь хозяйничал над волосами Жени, доставая и отбрасывая в разные стороны одну за другой костяные шпильки, удерживающие рыжие локоны девушки в прическе, которую еще утром заботливо сооружала Любаша. И вскоре они, словно языки пламени, рассыпались по обнаженным плечам. Максим ни на мгновение не выпускал ее из объятий, целовал, шептал какие-то нежности, не давая ни на секунду прийти в себя настолько, чтобы размышлять хотя бы с небольшой долей здравого смысла, он буквально парализовал волю Жени. И вот она уже послушно пошла, увлекаемая им за руку, в сторону постели, но тут под каблуком ее туфельки что-то хрустнуло, вероятно, одна из разбросанных Максом шпилек. И этот заурядный и обыденный звук странным образом переключил внимание Жени, выдернул ее из чар, в которые она была погружена последние минуты. Точно очнувшись, она вдруг остановилась перед Мещерским, уже устроившимся на краю постели, по-прежнему сжимающим ее ладонь в своей руке, и прошептала, потупившись: - Максим, погоди, я… я боюсь. Я ничего об этом не знаю…
Максим Мещерский: Приближая этот миг, Максим отсчитывал каждую секунду, ведь даже эти быстротечные мгновения времени давали ему маленькие победы над все еще сопротивляющейся душою девушки. Именно душой, так как тело уже сдалось. Оно трепетало в его руках, тихая дрожь пробегала по телу девушки от его жарких прикосновений, от его жаждущих губ, беззастенчиво целующих ее губы, щеки, шею. Когда платье оказалось наполовину расстегнуто, он спустил его с плеч девушки и осыпал поцелуями белоснежную кожу. Женя сдавалась и все ближе был миг его торжества. Максим уже чувствовал горячее возбуждение в каждой клеточке своего тела, перед глазами ее образ казался молодому человеку теперь самым заманчивым. Кто говорил, что невинные девы не могут соблазнять? И тут, в одно мгновение – Мещерский даже не успел его уловить, Жени вся напряглась и переменилась. В ее глазах мелькнул страх, и она замерла в нескольких шагах от него. Макс прикрыл глаза, стараясь скрыть внезапное раздражение, которое он тут же испытал, стоило девушке показать свои терзания. Пара глубоких вздохов и Макс снова посмотрел на нее, стараясь как можно мягче при этом и убедительнее произнести заготовленные слова. - Женечка, чем больше ты будешь думать и сомневаться, тем больше тебе будет казаться все странным и неясным. Нужно перестать думать, отдать себя воле чувств, которые в твоем сердце живут, и в моем, - с этими словами он поднес к своей груди ее ладонь, которую все еще удерживал, и вновь прикрыл глаза. - Ты чувствуешь как оно трепещет и замирает? Оно так страстно жаждет твоей любви, милая моя. Не томи, не мучь меня! Иначе сердце мое не выдержит, оно остановится навсегда! Максим потянул все еще упирающуюся Женю к себе и осторожно лег вместе с ней так, чтобы девушка оказалась сверху. Теперь уже она первой поцеловала его, пусть и несмело, но этого хватило Мещерскому, чтобы перехватить инициативу и продолжить прерванное дело. Вот уже платье девушки полностью было сброшено, и Максим начал стягивать с себя сюртук, попутно пытаясь расправиться с рубашкой. И тут… это было что-то немыслимое, внизу начался какой-то кавардак. Максим ясно слышал вопли Селивана, который кому-то что-то запрещал. По деревянной лестнице раздались шаги, торопливые, тяжелые и словно не одного человека, но целой толпы. Ручка на двери повернулась, ее толкнули, она не поддалась. И еще раз слабая деревяшка жалобно скрипнула, или это Женя вскрикнула так сдавленно и испуганно?
Лев Нечаев: Бешеный темп скачки - едва ли не до свиста ветра в ушах - довольно быстро привел Нечаева в чувство. Сразу же вернулась способность мыслить логически, и она заставила штабс-капитана немного придержать лошадь. Иначе можно было загнать животное, не достигнув желаемого результата - обнаружения беглянки. Ситуация была не из тех, когда счет шел буквально на секунды, поэтому излишняя спешка не давала ничего. Тем более, что послушавшись совета полковника и не заехав в рощу, они и так сэкономили довольно много времени. Действительно, дорога была одна, и коль скоро Жени знала, что они поехали в Павловск, то наверняка парочка направилась в противоположную сторону, чтобы не столкнуться с родственниками. О том, что могло произойти с сестрой за то время, пока они занимались своими делами, Лев запретил себе думать. Зато он припомнил бессвязные фразы из оставленной Рыжиком записки. По всему выходило, что Жени решилась на такой шаг, будучи твердо уверенной в том, что иначе ей не доведется соединиться с возлюбленным. Видимо, некто, завладев сердцем девушки, умудрился подчинить себе и ее голову. Теперь-то Нечаеву стали понятны те взгляды, которые в последнее время частенько бросала на него сестра. Видимо, она прикидывала, насколько далеко простирается описанное кем-то самодурство брата, чтобы запретить ей брак с... С человеком иного сословия? Вряд ли Жени пошла бы на такой мезальянс. Значит, был какой-то другой умысел, по которому ее возлюбленный таился, назначая свидания в самых укромных и отдаленных от дома уголках. Может, это удалось бы списать на романтичность натур влюбленных, не окажись итогом побег, а не традиционное знакомство с родственниками избранницы и официальное предложение руки и сердца в их присутствии. Нет, причина инкогнито наверняка крылась в нечистой совести любовника, а все случившееся несло в себе злой умысел. Лев неожиданно со всей отчетливостью осознал, кто именно и почему устроил этот чудовищный фарс. Во время преследования они с полковником несколько раз наводили справки на постоялых дворах, и наконец-то получили известие, подтвердившее, что они на верном пути, и похоже, уже совсем недалеко от цели. До нее они добрались уже в полной темноте, лишь по счастливой случайности не проехав мимо одиноко стоявшего добротного здания с соответствующей вывеской. Хозяйка постоялого двора при виде двух мужчин, настроенных крайне решительно, не стала отпираться, и сразу же указала им комнату, в которой уединились "голубки". Ее добротно сработанная дверь оказалась заперта изнутри. После нескольких безуспешных попыток своротить замок и разбить преграду мощными ударами, каждый из которых сопровождался причитаниями и воплями хозяйки "отеля", Нечаев требовательно крикнул во весь голос: - Открой немедленно, мерзавец! Он уже почти не сомневался в том, чье лицо увидит, когда злополучная дверь наконец-то откроется.
Евгения Нечаева: Мягкие, бархатные интонации в голосе Макса, вкупе с умоляющим о любви взором буквально завораживали. И Жени, наконец, решилась, сдалась на его милость, в то же время, и сама уже пытаясь принимать какое-то участие в происходящем, действуя, скорее, инстинктивно, чем зная, как нужно. И, кажется, все делала правильно, потому что Максим был явно доволен. Когда он, отодвинувшись на минуту, стал стягивать с себя сюртук, то Жени сама потянулась руками к пуговицам его рубашки, и успела уже расстегнуть несколько, когда за дверями их комнаты вдруг послышался какой-то шум и топот, а еще спустя минуту – громоподобный стук в дверь, а еще – приглушенные женские призывы успокоиться. Мгновенно отдернув пальцы от груди Мещерского, Жени прижала их к губам и впилась взором испуганно расширившихся глаз в его лицо. Она поняла, кто это, еще раньше, чем из-за двери раздалось требование немедленно открыть. И ничего ужаснее, казалось бы, представить себе было невозможно. Впрочем, вскоре Жени поняла, что заблуждалась на этот счет. Потому что, не дождавшись, несмотря на уговоры хозяйки, – а это именно она там голосила, пока те, кто находятся в комнате, потрудятся сами открыть дверь, Лев просто-напросто высадил ее пинком и влетел в номер, бледный, словно полотно. И Жени испуганно пискнула, потому что прежде никогда не видела на лице брата такого выражения ярости и брезгливости одновременно. Так вот, едва девушка решила, что самое жуткое уже случилось, в комнату, следом за братом и хозяйкой постоялого двора, чуть пригнувшись, чтобы не задеть головой низковатый для него верхний косяк двери, вошел полковник Васильев. И теперь ее позор был уже окончательным. Зачем Лев привел его сюда?! Разве мало того, что уже случилось?! Как он мог?! Минутный испуг внезапно сменился у Жени, как это иногда бывает, припадком ярости. Схватив с пола свое полурастерзанное платье, прижимая его к груди, она вскочила с постели, отодвигая Мещерского, который поднялся еще раньше, и стоял теперь посреди комнаты, точно пытаясь загородить ее, и закричала, ничуть не стесняясь, что ее могут услышать все обитатели постоялого двора. Какая разница, все и так уже все слышали… - Зачем ты пришел?! Я не поеду с тобой, слышишь?! Я люблю Максима, мы поженимся… завтра. А ты – уезжай обратно один. Я не хочу возвращаться домой, мне не к кому туда возвращаться, после того, как мой брат опозорил меня перед всем светом! И не говори, что заботишься обо мне, было бы так – ты не потащил бы сюда его! – девушка в исступлении ткнула пальцем в опешившего полковника, а потом, уже обращаясь непосредственно к нему, добавила с дьявольски сарказмом. – Ну, а вы - что?! Так понимаю, что поездка в деревню удалась? Будет теперь, что рассказать зимой в петербургских салонах о своих летних приключениях, не так ли?
Семен Васильев: Когда у Васильева еще была супруга, она часто читала ему вслух, и выбором ее неизменно становились любовные романы. В тех самых произведениях, девицы, оказавшиеся в таких же условиях, что и Жени, всегда были смущены, испытывали естественную неловкость, но Жени и не думала раскаиваться. И вообще, реальность имела мало общего с романами, кои оказались совершенно бесполезными. На страницах книг все говорили по очереди, и речи вели в высшей степени благоразумные. Здесь же творился хаос… Но более всех поразила его воображение главная героиня сего фарса. Жени, почти раздетая, прикрывающаяся своим платьем, визжала так, что аж уши закладывало, а стекла дребезжали в оконных рамах. Кроме того, ее ярость почему-то более всех была направлена против него. И что он, спрашивается, такого сделал? От громких женских воплей у Васильева голова шла кругом. - Тихо! – действия вокруг напоминали боевые, и Семен инстинктивно сделался вдруг командиром. Окрик его произвел, кажется, впечатление, в комнате наступила долгожданная тишина. - Оденьтесь, мадмуазель Жени, – отчего-то Васильеву казалось, будто это отсутствие одежды повлияло на умственные способности юной Нечаевой. – Видимо, вас обманули, когда рассказывали о поведении мужчин, для которых слово «честь» - не пустой звук, – при этих словах Жени, с лица которой сошли все краски, так же радикально начала краснеть. Мещерский, дернулся, как от пощечины. И только за Львом Васильев не успел проследить, так как в этот момент за окном послышался шум. Семен отдернул занавеску, довольно-таки миленькую, следует отдать должное заведению, и увидел подъехавшего Дрона. Тут и Жени оделась, насколько это было возможно, учитывая потери, которые понесло ее несчастное платье. Будучи одетой, она сразу стала выглядеть более уверенной и снова приготовилась ринуться в бой. Следовало ее немедленно увести прочь из комнаты, усадить в экипаж и отправить домой, пока она тут не учинила новых бед. - Жени, идемте, вам здесь не место, – Семен подошел к девушке и попытался для начала вежливо проводить ее из комнаты, но она отбросила его руку с явным намерением остаться здесь до победного конца. Поняв, что вежливость в данном случае не принесет плодов, он весьма непочтительно схватил сестру Льва под локоть и поволок к выходу, как непослушную корову. «Хворостину бы, живо побежала бы…» - уж совсем невежливо подумал он.
полная версия страницы