Форум » Воспоминания » Лето в деревне » Ответить
Лето в деревне
Евгения Нечаева: Время - лето 1832 года. Место действия - имение Нечаево, неподалеку от Павловска. Участники - Лев Нечаев, Евгения Нечаева, Элеонора Нечаева, Максим Мещерский, Семен Васильев и другие.
Евгения Нечаева: Сложный пассаж одной из фуг "Хорошо темперированного клавира", над которым Жени билась с самого утра, все никак не удавался. Она уже разбирала его практически по одному такту, очень медленно, но противные пальцы, точно намазанные клеем, цеплялись за клавиатуру, заплетались, и никак не хотели следовать presto, темпу, указанному в самом начале партитуры. Почти отчаявшись добиться желаемого результата сегодня, Жени с сердцем закрыла крышку своего фортепиано, встала с табуретки, потянулась, прошлась по комнате и прислушалась к тишине в доме. Было около полудня. И в это время их дом иногда казался ей, в самом деле, необитаемым. Папенька, как всегда, пропадал в своем кабинете, Элеонора Валентиновна к полудню только просыпалась, а больше в их доме-то никого и не было! Слуги перемещались тихо, словно тени, приученные второй госпожой Нечаевой, мачехой Жени, барыней строгой и гневливой, как они считали, к порядку. А именно - не шуметь, не топать и вообще не делать ничего, что могло бы помешать ее утреннему сну. Элеонора Валентиновна мучилась бессонницей, поэтому Морфей принимал ее в объятия почти с рассветом. Жени тоже ложилась поздно. Но сегодня отчего-то вскочила ни свет, ни заря. Лежать в постели тоже не хотелось - летом, когда светит яркое солнышко и так хорошо за окном, долго оставаться в ней - глупость, если ты, конечно, не болен. Но на здоровье Жени не жаловалась. Поэтому, уже успела погулять в парке, перехватить чего-то из еды и, как уже было сказано, позаниматься музыкой. К счастью, комната, где девушка музицировала, была далеко от мачехиной спальни, а значит, упражнения Жени не могли ей помешать. Ну, а больше-то в их Нечаево заняться было и нечем. С тех пор, как на выезд на все лето во Францию или Швейцарию, как это было издавна заведено, перестало хватать средств, семейство Нечаевых время до начала Сезона стало проводить в родовом имении. Впрочем, домоседку Жени это не сильно расстраивало. Хотя, иногда она и скучала немного. Вот, как сегодня. Скучала даже не по подружкам, а по родному Петербургу, городу, который очень любила. Хотя, по подругам, конечно, тоже. Дело в том, что здесь, в радиусе нескольких верст почему-то почти не было ее ровесниц, девиц, с которыми можно было бы завести знакомство. Все соседи были, как на подбор, люди пожилые, многие даже уже имели внуков, но, вот незадача, те были еще детьми! И тоже не годились в друзья для Жени, считавшей себя уже слишком взрослой, чтобы, например, играть в серсо с четырнадцатилетним Илюшенькой Лапиным, долговязым и худущим, да еще, кажется, влюбленным в нее по уши. И это было совсем уж противно: Илюшенька ходил за ней хвостом, донимал демонстрацией своей коллекции марок, которой невероятно гордился, или вот - игрой в серсо, в которой тоже считал себя большим специалистом. Жени же бегать, точно ненормальная, по газону, отлавливая на палку бросаемые кольца, быстро наскучило. А остальные были еще младше! Некоторое время назад девушка посетовала на это в письме к Лёвушке, брату, который теперь воевал где-то на Кавказе. В своем ответе, как всегда ироничный, Лёвушка заметил, что через несколько лет общество Илюшеньки уже не будет казаться ей таким нудным, он может это ей вполне гарантировать и порекомендовал не расстраиваться. Тогда Жени на него, правда, заочно, но вполне по-настоящему обиделась. Но теперь обида давно улетучилась прочь, а осталось лишь желание поскорее увидеть брата, с которым последний раз довелось встречаться еще на Рождество. Уж очень далеко служил штабс-капитан Нечаев от родного города! И уж слишком редко в него наведывался, чем неизменно вызывал у младшей сестры, для которой от рождения был кумиром, приступы настоящего отчаяния. Вот и теперь. Как было бы здорово, если бы Лёвушка оказался в Нечаево! Да разве это возможно? От размышлений Жени оторвал какой-то шум и возня на первом этаже. "Кто это из слуг осмелился нарушить тишину?" - мелькнула удивленная мысль. Жени приоткрыла дверь, выглянула в коридор, потом просочилась в него, быстро прошла к лестничной площадке, глянула вниз и... с громким визгом ринулась по лестнице вниз, чтобы через минуту повиснуть на шее у брата, который, точно усилием ее мысли, оказался вдруг перенесен сюда, в холл их родового особняка. - Боже мой! Братец! Откуда?! Надолго-ли? - вопросы сыпались на Льва Владимировича, как из рога изобилия, ровно до того момента, как Жени заметила, что правая рука брата зафиксирована на черной шелковой перевязи. А разглядев это, девушка испуганно уставилась на нее, потом в перевела взгляд на лицо Лёвушки и дрожащим голосом спросила. - Что это? Ты ранен?
Лев Нечаев: За долгую дорогу теснота и духота казенных карет опостылели Нечаеву. Чем ближе подъезжал он к конечной точке своего маршрута, тем сильнее хотелось ему выпрячь одну из лошадей и понестись на ней вскачь верхом по лугу. Причем, совсем не обязательно в сторону отчего дома. Но даже окажись сейчас здесь вороной красавец Черкес, это желание все равно бы не осуществилось. Не позволил бы Дрон. Поднял бы крик, что, мол, куда с раненой рукой на лошадь? И не дал бы сесть в седло ни за какие коврижки. Вот он, бич божий, дрыхнет, сидя напротив. Похрапывает, приоткрыв рот. Денщик, коренастый кареглазый малоросс, с мягким южным говором. Нахал, умница, страшный человек - нет, хуже: цербер, свято уверенный в том, что лишившись его заботы, Нечаев пропадет в первые же пятнадцать минут. Так было всегда, сколько Андрон Ткач служил у штабс-капитана. А с момента ранения эта опека вообще приняла гипертрофированную форму. Тяжело вздохнув, Лев снова уставился на ромашковые луга окрестностей Павловска за окном. К родному очагу его не тянуло совершенно. Не ехать в Нечаево была тысяча причин...и только одна - в пользу этой поездки. Но как раз она и перевешивала всю тысячу. Жени...Рыжик. Сестренка, яркий солнечный лучик. Предмет особой гордости и вечного беспокойства Льва Нечаева. Наверное, по отношению к ней он был по сути тем же самым Дроном. Но в отличие от денщика, брат умело скрывал свой извечный страх за сестру. Мысль о скорой встрече с ней вызвала улыбку на губах мужчины. Так, улыбаясь, он и задремал, убаюканный мерным покачиванием кареты. Проснулся Лев от того, что над ухом шмелем гудел Дрон. -Лев Владымировичу, вылазьте, прыихали. Ось, майеток ваш! Нечаев провел левой рукой по глазам и выбрался из кареты. Дрон не соврал: вот он -дом на пригорке. Липовая аллея, заросли сирени. У дома ни души - наверное, все еще спят. -Дрон, бери вещи и шагай за мной. Лев направился к дому, невольно ускоряя шаг. В итоге в холл он влетел, как мальчишка, и замер, оглядывая изменившуюся обстановку и вдыхая запахи, от которых успел давно отвыкнуть. -Куды майно нести? Дрон не умел и не хотел учиться говорить шепотом. -Тихо ты, труба иерихонская! Тут сложи пока. Свое черное дело денщик уже сделал: разбудил кого -то из домашних. Лев поднял голову-и встретился взглядом с сестренкой. -Рыжик... Он поцеловал девушку, коснулся ее золотых волос здоровой рукой. -Пустяки, до твоей свадьбы заживет. Отстранился, любуясь солнечной красотой сестры. -Как ты выросла...какой стала красавицей! За спиной нарочито громко затопал сапогами Дрон. -Вашбродь... Нечаев едва не застонал. -Женя, умоляю, скажи этому тирану, куда отнести вещи - иначе нам с тобой спокойно поговорить не придется!
Евгения Нечаева: - Ой, Лёвушка, ну, что ты говоришь? - смутилась Жени. - Какая там красавица! Да и не выросла я совсем, как была кнопка, так кнопка и осталась! - последнее было сказано уже с долей отчаяния. Жени всегда была маленького роста. И в детстве тоже. Но почему-то долгое время верила, что однажды превратится в высокую и стройную красавицу. И даже украдкой отмечала карандашом на косяке двери в спальне свой рост. Лет до четырнадцати линия еще поднималась выше, но потом - замерла на одном уровне, что очень расстраивало девушку. Теперь же, когда ей исполнилось восемнадцать, стало понятно, что высокой ей уже не стать. Да и красавицей - тоже, в общем. Но слова Лёвушки все равно приятно согрели душу. Наконец, он окончательно вырвался из сестринских объятий и заговорил с Дроном, который, точно тень, везде следовал за своим барином. Вот и теперь, точно из воздуха, материализовался за спинами обнимающихся брата и сестры. - Конечно, братец! - улыбнулась Жени и посмотрела на ординарца Льва Владимировича с нежностью. - Дронушка! Рада тебя видеть. Отнеси, пожалуйста, вещи барина в его комнату, а я пока прикажу принести чего-нибудь поесть. Представляю, какие вы оба голодные с дороги, - Жени пожала плечами. - Понимаешь, мачеха еще спит, а папенька у себя заперся со вчерашнего вечера. Он... нездоров, - на лице Жени появилось чуть виноватое выражение, Лёвушка, конечно, догадался, какой род нездоровья очередной раз поразил их отца. - Но это ничего. Я и сама вполне смогу распорядится. Ты хочешь сразу за стол, или сперва приказать сделать ванну?
Лев Нечаев: При виде того, как изменилось выражение лица Жени, упомянувшей о нездоровье отца, пальцы левой руки Нечаева сжались в кулак. Опять он за свое. Наверняка всю ночь пил, запершись в кабинете. Мачехе нет дела до этого. Одна только сестра страдает, глядя на то, как в общем-то неплохой и неглупый человек превращается в тупое, агрессивное существо. Вот почему Льву так не хотелось ехать в Нечаево. Здесь мужчина особенно остро ощущал свое бессилие перед сложившейся ситуацией. От осознания того, что он, воин, защитник не в состоянии оградить самого родного человека - сестренку - от этого кошмара, ему становилось невыносимо горько. Льву пришлось приложить немалые усилия, чтобы эти мрачные мысли не отразились на его лице. Жени не должна была грустить еще и из-за него, точнее - из -за его реакции на очередной отцовский запой. По крайней мере, в день их встречи. Он улыбнулся сестренке. -Я бы с удовольствием сначала отмылся от пыли. Кажется, за время пути пропитался ею насквозь. А потом можно будет и позавтракать. Ты составишь мне компанию? Мимо них строевым шагом промаршировал Дрон, внесший в дом последний чемодан. Нечаев проводил его страдальческим взглядом и тут же хитро подмигнул сестре. -У меня для тебя есть подарок. Вручить его прямо сейчас или за завтраком?
Евгения Нечаева: - Я перекусила некоторое время назад, поэтому не голодна. Но с тобой посижу за столом с огромным удовольствием, - бросила ему через плечо Жени, устремляясь прочь из гостиной, чтобы распорядиться сразу обо всем. Ей было приятно чувствовать себя взрослой, хозяйкой большого дома, каковой бы она уже и была по праву, если бы батюшка не женился второй раз. Поэтому нынче в доме всем заправляла не она, а Элеонора Валентиновна. И порядки эти заметно отличались от простого сердечного уклада, которым всегда славились среди друзей и знакомых Нечаевы. Но сейчас мачехи, к счастью, поблизости не было, а значит, можно не чувствовать себя скованной рамками правил, которые она тут всем навязала, и просто побыть собой. Уже выбегая из комнаты, девушка вдруг сконцентрировала внимание на последних словах старшего брата. Это заставило ее резко затормозить в дверях и вернуться: - Подарок? Лёвушка, а какой? - она с любопытством уставилась на него, изучая взглядом, точно пытаясь понять, куда это брат спрятал то, что хочет ей подарить. - Ну, не томи! Ты же знаешь, какая я любопытная, покажи прямо теперь!
Лев Нечаев: Очень, очень тяжело было сохранять серьезность, глядя на любопытное личико сестры. Лукавый и нежный взгляд ее лучистых глаз был способен растопить самое ледяное сердце. Тая под ним, как мороженое на блюдечке в жаркий летний полдень, Лев все же попытался проявить непреклонность. -Вот прямо теперь уже не получится. Дрон только что все вещи отнес наверх. А туда мне бы хотелось подняться лишь после того, как приведу себя в порядок. Мужчина виновато развел руками и шагнул к Жени, намереваясь поцеловать ее и тем самым сгладить впечатление от отказа. -Только не дуйся на меня, Рыжик. Ну, не могу я в таком виде вваливаться в комнату. Нечаев картинно окинул взглядом свою запыленную одежду. -Потерпи немного, я быстро справлюсь.
Евгения Нечаева: Жени была страшно довольна собой , ведь ей удалось показать себя настоящей хозяйкой. Спустя четверть часа, Лёвушка уже принимал у себя ванну - воду согрели на удивление быстро. А, спустя еще некоторое время, когда брат вошел в столовую, чисто выбритый, переодетый в партикулярное платье, и от этого выглядящий гораздо моложе, чем Жени показалось при первом на него взгляде сегодня, она сразу смогла пригласить его к столу. "Совсем, как при маме", - с гордостью подумала Жени. Сама она этого почти не помнила, но и отец, в "хорошие дни", что теперь были все более редкими, и старая кормилица Аксинья, рассказывали девушке о том, что непреложным законом в доме Нечаевых при жизни ее матери было то, что всякого гостя с дороги всегда следует прежде всего покормить. Жени не знала для себя лучшего комплимента, чем тот, в котором бы говорилось о том, как похожа она на покойную Ларису Глебовну, вот и старалась, как могла, чтобы заслужить это сравнение. Кажется, получилось. В серых глазах брата мелькнуло одобрение, когда он садился за изящно сервированный стол. Да и меню не должно было разочаровать. Правая рука у Льва по-прежнему была уложена на черную шелковую перевязь. И девушка сперва молча наблюдала за тем, как брат с некоторым затруднением управляется со столовыми приборами одной левой рукой. - Братец, - наконец, прервала она паузу. - А что доктора говорят о твоей ране? Опасна она? И восстановится ли рука? Все же, правая, - вздохнула девушка. - И расскажи, пожалуйста, что же случилось? Это какой-то черкес в бою тебя ранил?
Лев Нечаев: Словно из ниоткуда, Дрон бесшумно возник за спиной Нечаева, в очередной раз поразив того своим умением быть невидным и неслышным, когда ему, Дрону, это было необходимо. Ловким движением налил в бокалы брата и сестры морсу и замер, с поджатыми губами наблюдая, как штабс -капитан ест. Лев страдальчески возвел очи горе и проговорил непререкаемым тоном: -Дрон, сделай милость, принеси из черного чемодана серый кофр. И после этого ты свободен, приведи себя в порядок, поешь и отдыхай. Понадобишься - тебя позовут. Избавившись таким образом от бдительного ока своего тирана, Лев улыбнулся сестренке и принялся вдохновенно заниматься тем, что никоим образом не сошло бы ему с рук в присутствии Дрона. Этот правдолюбец не смолчал бы даже под страхом гауптвахты и не отказал бы себе в удовольствии расписать в красках ужасы кавказской жизни штабс-капитана, подробности ранения и обрушил бы на Жени поток жалоб на несговорчивость "барина"во всем, что касалось лечения. -Ничего серьезного,не волнуйся. Все восстановится - нужны только время и специальная гимнастика. И боя-то никакого не было. Так, шальной снаряд залетел - осколком немного зацепило. Нечаев врал, не собираясь пугать Рыжика ни описанием кавказских военных реалий, ни подробностями не самых радужных перспектив, описываемых докторами. -Лучше расскажи, как ты тут жила без меня. Сколько буйных голов вскружила, сколько сердец разбила? Наверняка у тебя где-то хранится ожерелье из них. С хитрой гримасой Лев сделал вид, будто пристальным взглядом обшаривает залитую солнечным светом комнату, словно пытаясь найти в ней укромный уголок со спрятанным там "сокровищем".
Евгения Нечаева: Умения переводить тему разговора в совершенно иное русло у Лёвушки было не отнять. Жени догадывалась, что брат не расскажет всей правды про себя, но такой общий ответ ее тоже не устраивал. Сдаваться Жени не собиралась. И уже раскрыла рот, чтобы, все же, расспросить его подробнее, но тут он, как всегда, перехитрил наивную сестру, заговорив про каких-то мифических ее женихов, которых в помине не было. И Лев это прекрасно знал! Покраснев от досады, девушка на мгновение наморщила брезгливо нос и сказала: - "Ожерелье из сердец" - какая гадость! Прямо вижу перед глазами нитку, а на ней нанизаны сердца куриные, вареные... ужас! - она дернула плечами. - Да и кому тут головы-то кружить? Не Илюше же Лапину, в самом деле? - при воспоминании о нем, тень слетела с чистого лба девушки, а в глазах мелькнули лукавые искры. - Только представь, братец, он совершенно помешался на своих марках! Давеча, верно, часа два заставлял меня рассматривать свой кляссер! Думала, что с ума сойду от скуки! Вот, скажи, разве и ты, когда был моложе, вел себя с барышнями так же глупо? - и, не дожидаясь ответа, продолжила допрос. - Ну, а сам-то ты? Многим черкешенкам разбил на Кавказе сердечки? Где свое собственное ожерелье прячешь? Не за ним ли послал в свою комнату Дрона?- все же, некоторая язвительность была характерна для всех Нечаевых, и даже юная Жени обладала этим качеством в достаточной мере...
Элеонора Нечаева: Проведя предыдущую ночь, также, как и сонм предыдущих, в тщетной попытке заснуть, Элеонора Валентиновна задремала лишь на рассвете. Дополнительным мучением была проклятая жара, не отпускавшая из своих липких объятий даже далеко за полночь. Только утром в раскрытые настежь окна ее спальни стало долетать легкое дуновение ветерка, принося своим невесомым прикосновением истинное блаженство. Ее бы воля, думала Элеонора, ей-богу, спала бы голой в это пекло! Но нет, разве могла себе позволить такое приличная женщина?! Разве, смела она так оскорбить нравственность? Кого? Чего? Черт его знает! Уже целую вечность происходящее в спальне госпожи Нечаевой не могло оскорбить ничью нравственность ни словом, ни делом. Муж, и прежде не частый тут гость, последние годы прочно обосновался в своем кабинете, где сидел днями и ночами, обнимаясь с единственным дорогим для него предметом - графином со спиртным. А не там - так, пьяный, храпел у себя в спальне. И Элеонору передергивало от омерзения при мысли о том, что никто, в принципе, еще не отнимал у Владимира права однажды войти к ней в комнату. К счастью, подобных поползновений с его стороны, как уже отмечалось, давно не было. И это было единственным приятным обстоятельством их опостылевшего брака. Первые годы, когда поняла, на что себя обрекла, обвенчавшись с овдовевшим супругом своей покойной подруги, Элеонора еще задавала судьбе и богу вопрос, почему так у нее все вышло, и чем же она хуже других? Потом перестала. Смысл обращаться к тем, кому нет до тебя дела? Приняла все, как есть. Совсем все равно стало тогда, когда поняла, что не сможет иметь своих детей. Муж предложил любить приемных... Но, опять-таки, как дарить любовь тому, кто ее отталкивает в одном случае, а в другом - просто не нуждается? Унизительно и оскорбительно для чувства собственного достоинства и репутации. А репутация, ее сохранение - это единственное, что заботило мадам Нечаеву. И единственное, что у нее еще оставалось. Так нет же! Своим беспробудным пьянством, которое становилось все труднее скрывать от окружающих, муж норовил нанести ей удар и здесь. Даже, если сам этого и не хотел. В сущности, Владимир был неплохим человеком. Но - слабым и безвольным. К сожалению, выяснилось, что именно эти качества она и не может выносить в том человеке, что находится рядом с ней. Но, к еще большему сожалению, ничего поправить уже было невозможно: Элеоноре исполнилось тридцать пять и впереди оставались еще примерно столько же скучных и беспросветных лет, если не повезет умереть несколько раньше. Подобные мысли в последнее время преследовали женщину практически постоянно, по-всей видимости, и являясь причиной ее бессонницы, однако в глуши, где проходили большей частью ее дни и ночи, указать на это было некому. Да и не доверилась бы гордая до безумия Элеонора никому: ни врачу, ни священнику. Вот и страдала в одиночестве, с ужасом ожидая наступления каждой следующей мучительной ночи. ...Лучи полуденного солнца пробились, наконец, сквозь заросли кустов сирени перед окнами ее спальни - шторы, по велению хозяйки, в ней не завешивали, чтобы не мешать проникать в комнату прохладе, и осветили бледное лицо женщины, лежащей на кровати. Она открыла глаза, поморщилась, потом резко села и осмотрелась, прислушиваясь одновременно к отдаленному гулу голосов где-то в районе столовой. Явившись по звонку колокольчика, сияющая горничная доложила, что в доме радостное событие: вернулся молодой барин, Лев Владимирович. И теперь они вместе с барышней "изволят кушать". Этого еще не хватало...
Максим Мещерский: МэМэ лениво открыл глаза и снова закрыл их. С тех пор, как он делала это в последний раз, вокруг ничего не изменилось. Разве что какая-то курица пробралась в сад и теперь расшвыривала лапами землю, выискивая корм. Вот ненасытные создания! Сколько их не корми, они все равно есть хотят. Какая скука! Боже! Зачем ты создал деревню? Это не жизнь, это каторга какая-то. Как здесь люди живут? День здесь начинается не в одиннадцать часов, а с восходом солнца и первыми петухами. Обедать садятся не в три часа пополудни, а после того, как тень начнет увеличиваться. Дескать, полдень миновал, пора откушать. А после обеда извольте поспать! А ужин – как стемнеет. Хоть бы часы купили... МэМэ лежал в саду на кровати, которую сюда вытащили по приказу тетушки и поставили в тени раскидистого тополя. Над его душой сейчас стоял крепостной мальчишка, чьей обязанностью было обмахивать молодого барина старым теткиным веером и отгонять мух. Максиму Модестовичу уже хотелось выть от мелькания красно-зеленых перьев перед глазами, но прогонять мальчишку было никак невозможно - мухи заедят, да и жарко очень. Его израненное тело уже почти восстановилось. С лица исчезли ссадины, из под глаза - фонарь, а с груди и спины сошли синяки. Остались только руки, которые ночные недруги поцарапали какой-то железякой от плеч до запястий. Эти мерзавцы знали что делали! Из-за этих порезов, которые заживали с трудом, МэМэ чувствовал себя почти инвалидом, так как с той страшной ночи не мог согнуть руки в локтях. Ни напиться, ни поесть, ни нужду справить без посторонней помощи. Хорошо, что хоть письмо тетушке удалось написать. Где же взять денег? Я не пожалел бы состояния, чтобы отомстить этому купчишке за свои унижения! И доченьке его… Со стороны дома донесся голос тетушки. - Максимушко! Хорошо ли тебе? Не замерз ли? Проснулась, старая мухоморица! Сейчас прибежит и опять начнет укрывать меня пуховой периной в такую жару. Она меня точно уморит своей любовью! Лучше бы те двое меня тогда убили! Не могу больше!
Лев Нечаев: Посочувствовать сестре по поводу здешней скуки и несносного зануды Илюши Лапина Лев не успел. Дрон вернулся быстро. Так же неслышно вошел в комнату, положил на стол перед барином довольно большой плоский прямоугольный кожаный кофр. Прежде, чем Лев успел жестом указать ему на дверь, денщик склонился к его уху и шепнул: -Мадама проснулись. Никакая сила не могла заставить Дрона иначе называть за глаза барыню - Элеонору Валентиновну. "Лев Владымировичу, та хиба ж я таке имъя выговорю с рання та й ще натощак?"- извечная, тысячи раз слышанная отговорка. Впрочем, Лев особо не настаивал на более почтительном "междусобойном" поименовании мачехи. Он больше для виду недовольно качал головой и хмурил брови, пытаясь скрыть улыбку и придать лицу строгое, осуждающее выражение. Спрашивать, откуда Дрон узнал о пробуждении Элеоноры Валентиновны штабс-капитан не стал: он точно знал,что у денщика в доме было немало своих осведомителей из людской. Преимущественно женского полу, на который тот был очень падок. -Спасибо, Дрон, ступай. Не дожидаясь, пока денщик выйдет из комнаты, Нечаев левой рукой неловко открыл замочек кофра и извлек из него футляр, обтянутый светло-серым атласом, причудливо изукрашенным серебряным шитьем. Откинул крышку и подвинул его сестре. Окружающий мир сузился до размеров лица Жени. Брат не отводил от него взгляда, пристально следя за тем, как при виде содержимого футляра начинают ярче светиться глаза девушки. Лежавший там гарнитур - серьги, браслет и колье - Лев заказывал у именитого тифлисского ювелира. Специально ездил к нему, придирчиво выбирал эскиз, по которым мастер изготовил удивительной красоты украшения из черненого серебра с яркой иранской бирюзой, так гармонировавшей с цветом глаз Рыжика. -Можешь считать это ожерелье бывшим моим,-с теплой улыбкой проговорил Нечаев. - Отныне оно переходит в твою полную и безраздельную собственность, со всеми дополнениями к нему. Примерить не хочешь?
Элеонора Нечаева: Вместе с умывальными принадлежностями, Любаша принесла в спальню барыни свежую корреспонденцию на серебряном подносе, пришедшую на ее имя с утра, ну и не менее свежие новости о том, что происходило в доме, покуда Элеонора Валентиновна спала - на хвосте. Все время утренних процедур на ее голову обрушивался поток восторженного щебетания горничной. Другой раз Элеонора непременно велела бы ей замолчать, так как после пробуждения почти всегда пребывала в дурном расположении духа. Но сегодня слушала девушку внимательнее, чем всегда, рассчитывая узнать как можно больше, прежде, чем встретиться с пасынком воочию. Основной причиной, конечно, была с трудом скрываемая взаимная неприязнь пасынка и мачехи, установившаяся между ними сразу, с тех пор, как мадемуазель Прохорова превратилась в мадам Нечаеву почти десять лет тому назад. Лев так и не мог простить отцу этой женитьбы, полагая ее предательством материнской памяти. Надо сказать, что и сама мачеха не слишком-то пыталась наладить отношения. Но такова была Элеонора: биться головой об глухую стену - в том удовольствия она для себя не видела. А Лев часто представлялся ей именно таким препятствием, однажды ставшим на пути к удачной семейной жизни. Владимир слишком любил сына, чтобы упрекать его в чем-либо, даже, когда молодой человек откровенно непочтительно относился к его новой избраннице. Элеонора сетовала на это, обижалась... Но супруг лишь молчал или отговаривался тем, что все пройдет и нужно время. Но время шло, ничего не налаживалось. Семейная жизнь Элеоноры летела в топку юношеских амбиций, при попустительстве того, кто должен был ее от них защитить. Должен! А Владимир предал ее тогда. И это стало первой трещиной в их отношениях. Когда Лев уехал служить на Кавказ, мачеха его вздохнула с облегчением, рассчитывая, что теперь-то, наконец, сможет жить в своем доме по своим же порядкам. И тень первой жены покинет его. Но не тут-то было! Еще большим препятствием к тому, чтобы стать полноправной хозяйкой, чем даже вечно недовольный пасынок, являлись слуги. Большого труда стоило объяснить им, что теперь все будет не так, как "раньше" , а так, как желает она, Элеонора Валентиновна. В доме ее отца обращение с дворней было строгим. Валентин Тихонович Прохоров не церемонился с ними и наказывал за малейшие провинности. Элеонора, разумеется, была гораздо мягче. На крепостных не кричала, чубов не драла, но на любое проявление неуважения реагировала тем, что спокойным и бесстрастным голосом отправляла непокорных на конюшню, сечь. Упаси бог, не на смерть, а лишь для острастки. Со временем, там перебывала половина нечаевской дворни, а вторую удалось подчинить наглядным примером первой. Владимир сперва возмущался ее жесткостью, но, все больше погружаясь в бесконечный алкогольный угар, постепенно выпускал из рук бразды правления не только в своей семье, но и во всем доме. Слуги чувствовали это и потихоньку "сдавали" своего барина, подчиняясь руке более крепкой, подтверждая известное изречение, что иногда бывает так, что чем жестче хозяин, тем сильнее уважает его раб. Но все менялось, когда приезжал Лев. Молодого Нечаева слуги боготворили, видя в нем, в противоположность "злой барыне Элеоноре Валентиновне" барина доброго и справедливого. К тому же, Лев Владимирович был мужчина, с бабой, пусть и барского роду, не сравнить. А еще - красавец: все дворовые девки тайком вздыхали по "Лёвушке Владимировичу". Вот и Любаша, сияя, точно начищенный самовар, описывала, "какой барчук пригожий стал, жаль, что ручка у него теперь раненая" - Что? - Элеонора оторвала взгляд от очередного письма, которые просматривала под рассказ девушки. - Рука ранена? Серьезно ли? - Андрон Тимофеевич говорит, что не очень, что скоро заживет. - Понятно, - женщина открыла очередное письмо, пробегая глазами по первым строчкам. Так... из Ракитного, но не Жорж... это почерк его жены... Ах, приглашение на бал по случаю именин Лизы, дочери... Эти глупые сельские балы - такая скука, но с другой стороны, хоть как-то отвлечься... Хорошо, принимается... - Что-что ты сказала? - Элеонора вновь взглянула на горничную, уже завершающую укладывать волосы барыни в строгую прическу. - Говорю, что детки Ваши еще кушают, наверное, изволите к ним теперь присоединиться? От этих слащавых интонаций Элеонора Валентиновна поморщилась: "детки"! Однако сдержала гнев, уже готовый было прорваться наружу, и ответила спокойно: - Да, пожалуй, присоединюсь. Ступай теперь, распорядись, чтобы приготовили для меня прибор. А я уже иду в столовую.
Евгения Нечаева: Даже футляр, в котором находился подарок, привел Жени в восторг - такая красота! А уж когда Лев открыл его, девушка от восторга на миг лишилась дара речи. Поэтому, вместо всяких слов, она просто вскочила со своего места и порывисто обняла брата за плечи, целуя его, куда ни попадя. А потом кликнула, чтобы немедленно принесли в прямо в столовую зеркало - примерить обновки. - Боже, братец, как же ты всегда умеешь угадать и выбрать именно то, о чем я мечтаю! - воскликнула она, поворачивая головой перед зеркалом то так, то эдак, любуясь, как висячие сережки кокетливо покачиваются в такт ее движениям. - Представь, прошлой весной Зина Васильчикова похвалялась перед всеми браслетами, что ей отец привез в подарок, ты же помнишь, он у нее тоже на Кавказе. Но они ни в какое сравнение не идут с этим гарнитуром! - Жени с удовольствием вытянула ручку с узким запястьем, на котором теперь красовался браслет и тут ей вдруг стало стыдно: Левушка мог подумать, что она рада лишь потому, что заносчивая дочь генерала Васильчикова теперь позеленеет от зависти, глядя на то, как идут ее приятельнице новые украшения, хотя, это было и приятно представлять. - Только я совсем не поэтому радуюсь, что у меня будет лучше, чем у Зины... Мне приятен любой твой подарок, - брат кивнул головой совершенно серьезно, но в глазах плясали черти, заметив это, Жени совсем смутилась и, покраснев, замолчала, подыскивая тему, на которую можно было бы перевести разговор. Внезапно ее мучениям пришел конец. Хоть и не сказать, что счастливый. Дверь в комнату отворилась, и на пороге возникла Элеонора Валентиновна. С ее появлением радостное настроение, царившее в столовой до того, мгновенно как-то пропало, сменившись настороженным молчанием и взаимными не менее настороженными и изучающими взглядами. Жени "очнулась" первой. Зная, как относятся друг к другу Элеонора и Лев, девушка неосознанно встала между ними, точно на пути их скрестившихся, как шпаги дуэлянтов, взоров и проговорила: - Здравствуйте, мадам, хорошо ли почивали сегодня?
Элеонора Нечаева: Оживленные голоса, доносящиеся из столовой, Элеонора услышала еще на дальних подступах к этой комнате. В диалоге, большей частью, солировал звонкий юный голос падчерицы, ее старший брат вставлял лишь отдельные фразы, впрочем, как и всегда. В отсутствие Льва, отношения мачехи и падчерицы бывали вполне ровными. Все же, Жени - девочка добрая, хоть, по-мнению Элеоноры, излишне восторженная и доверчивая, а для госпожи Нечаевой эти качества были сродни глупости. Но с приездом брата, Жени всегда становилась немного другой. Брат и сестра словно бы составляли против Элеоноры коалицию, и она просто физически ощущала, как колеблется ее с таким трудом установленный авторитет в доме, и ее это выводило из себя. Но следовало держаться в руках. Поэтому, перед тем, как открыть дверь в столовую, точно актриса перед выходом на сцену, Элеонора натянула на лицо выражение величавого спокойствия и вежливую улыбку. Как только вошла, разговор, разумеется, резко оборвался. Жени и Лев обернулись и уставились на женщину двумя парами одинакового оттенка серого глаз. Элеонора Валентиновна обратила внимание на лежащий на столе изящный футляр, а также на новые украшения Жени. Подарок брата, конечно. Что же, вкус у Льва, надо признать, отменный. Она и сама не отказалась бы от таких серег, тем более, что падчерицу подобный гарнитур делал несколько старше своих лет, впрочем, когда этих лет всего восемнадцать, пара лишних не так уж заметна... - Добрый... день, наверное? - усмехнулась Элеонора в ответ на приветствие девушки, бросив мимолетный взгляд на большие напольные часы в углу комнаты. Они теперь показывали почти час дня. - Почивала... Благодарю, неплохо, - она не собиралась признаваться в своей слабости перед кем-либо, даже такой, как бессонница, хоть все в доме давно об этом знали - Вижу, здесь открылась ювелирная лавка, cherie? - мачеха указала взглядом на ее серьги и браслет девушки, та ожидаемо ответила, что это Лёвушка подарил. - Очень мило с вашей стороны, Лев, так радовать сестру, смотрите, она вся светится! - женщина присела за стол и перевела взгляд на пасынка. - Вижу, случилось несчастье с вашей рукой? Какой прогноз дают доктора, долго ли продлится восстановление? Это был завуалированный вопрос о том, как долго Лев намерен здесь пробыть. Мачеха понимала, что он догадается и, возможно, обидится. Но ей действительно надо было знать.
Максим Мещерский: Наконец-то настал тот день, когда последние болячки на руках подсохли и отвалились, оставив после себя белые шрамы, постоянно напоминавшие Максиму Модестовичу об его унижении. Какого дьявола отец связался тогда с этим купчиной? Неужели не мог дворяночку подцепить? Когда же закончатся мои мучения? – негодовал он по ночам после того, как просыпался от вновь приснившегося ему кошмара, и сам себе отвечал. – Когда отомщу! Лежа до утра без сна, Максим рисовал себе картины того, как расправится со своим недругом. Иногда он представлял как будет выглядеть его наглая толстая морда сквозь прицел охотничьего ружья, а иногда баловал себя мечтами, как будет слушать стоны купца, умирающего от ножевых ран. Но самые приятными были мысли о поджоге масленниковского дома. В этом случае можно будет расправиться и с папашей, и с его недоделанной доченькой одним махом. Но после этих кровожадных мечт в голове МэМэ всегда возникали вопросы: А что дальше? Как жить потом? Даже если мне удастся вернуть свой дом, то на какие шиши я буду в нем жить? Где взять денег? Пока он видел только один выход – взять, причем не занять, а именно взять, у тетки. Как то утром Максим Модестович изобразил на своем лице особенно грустную мину и спустился к завтраку. Прасковья Павловна уже сидела в столовой в ожидании самовара. - Что, Максимушко, невесел? Что головушку повесил? – спросила она бодрым голосом. - Нету поводов для веселья, тетушка, - ответил МэМэ. – Не знаю, как жить дальше. Ни дома, ни денег, ни видов на наследство. Последние слова были пробным камнем в теткин огород. Максима очень волновал вопрос, кого она считает своим наследником. - Да что ты такое говоришь? – возмутилась Прасковья Павловна. – Нешто я тебя из дому гоню? Живи, сколь душе угодно, и помни, пока я жива, крыша над головой у тебя всегда будет. - Тетушка, только не говорите, что скоро помрете! – воскликнул «любящий» племянник, отлично зная, что пожилая женщина ждет от него именно этих слов. – У меня и так никого не осталось на этом свете. А у Вас? - Тоже никого, Максимушко! Один ты у меня, кровинушка. - Тогда к чему Вы говорите «Пока я жива»? - К тому, милок, что после моей смерти Алдановка перейдет к племяннику моего мужа. Покойник это в завещании так и оговорил. Мол, пока жена жива – она поместью полная хозяйка, а когда последует за мной, то пусть уж тут другие Алдановы командуют. Вот, значит, как! От деревни мне ничего не обломится. Но есть другой вариант: заставить ее продать поместье и унаследовать деньги. - Полная хозяйка, говорите? Получается, что Вы можете продать эту деревню. - Это зачем это? – у старушки отвисла нижняя челюсть. - Как зачем, тетушка? Неужели Вам хочется гнить в этой дыре? Поедемте со мной в Питер. Там я представлю вас высшему обществу. Мы с Вами пробежимся по лучшим столичным магазинам. Нас ждут балы и маскарады, смех и веселье. Вы еще так молоды! Да я Вас там замуж выдам! - Скажешь тоже, «замуж»! – засмеялась раскрасневшаяся Прасковья Павловна, но потом вдруг заговорила серьезно. – Давай, лучше я тебя здесь женю. - На ком? – испугался Максим. - Думаешь, не на ком! – хитро усмехнулась тетка. – У нас тут в округе такие барышни есть! У Алексеевых вон из Ракитного дочка есть, Лизавета! Кровь с молоком, а не девка. И приданное за ней неплохое ожидается. У Прудениных дочь засиделась уже в девках, так мне по секрету сказали, что родитель ее увеличил приданное втрое, лишь бы ее с рук сбыть. - И это все ваши барышни? Богатый выбор, нечего сказать! - И у Нечаевых вон дочка подросла. Правда, говорят, тоща очень и приданное у нее сейчас под вопросом, потому что папаша ее женился недавно вторым браком. Да ты сам можешь на них посмотреть завтра вечером. Из Ракитного письмо пришло. Зовут на бал. Я не хотела ехать, но ради тебя, так и быть, поеду, - сказала Прасковья Павловна и отхлебнула чаю из блюдца. Максим сник. Как ни крути, выходило, что в его положении заработать деньги можно было только одним способом – продать свою свободу и получить жену-обузу. Но продавать себя задешево он не собирался. Итак, мне нужна дворянка, красавица, с хорошим приданым. - В котором часу завтра выезжаем? – обреченно спросил Максим. - Да тут недалеко, - отозвалась тетушка. – Как куры спать лягут, так и поедем.
Лев Нечаев: Любоваться сестрой, улыбаться глупо и счастливо, слушая музыку ее голоса так, как слушают соловьиные трели, не вникая при этом в смысл сказанных ею слов, было удовольствием для Льва. Но оно закончилось слишком быстро. Шаги, на это раз совсем не бесшумные, и звук открывающейся двери отвлекли мужчину. Предупрежден - значит, вооружен. Что же, спасибо Дрону за вовремя предоставленное оружие. Лев встал со стула, спиной чувствуя на себе взгляд мачехи. -Доброе утро, Элеонора Валентиновна. Голос Нечаева звучал гораздо суше, чем при обращении к сестре. -Прошу простить за поднятый шум, который разбудил вас. Право слово, не ожидал такой бурной реакции Жени. Лицо склонившегося в полупоклоне штабс-капитана не выражало никаких эмоций. Характер этой женщины даже сейчас, по прошествии стольких лет со дня скоропалительной женитьбы отца, по прежнему оставался для него тайной за семью печатями. В голове Льва до сих пор не укладывалось, как можно было в здравом уме и твердой памяти ( в их наличии у "мадамы" он не сомневался) связать свою судьбу с беспробудным пьяницей и войти хозяйкой в дом, где все напоминало о другой, любимой и незабвенной женщине, жене и матери. Ничем иным, кроме меркантильных интересов, объяснить этого пасынок не мог. Впрочем, Рыжика мачеха не обижала, поэтому открытая конфронтация с ней не входила в планы Нечаева - уже хотя бы просто потому, что могла худшим образом сказаться на положении Жени в доме в его отсутствие. Именно из этих соображений он, как обычно, на одной кавказских почтовых станций купил для Элеоноры Валентиновны чурчхелы - экзотическое местное лакомство. Что делала "мадама" с точно такими же прошлыми его гостинцами - ела ли сама, отдавала ли в людскую или выбрасывала в отхожее место - Лев не знал, да и знать не желал. Была бы честь предложена, да правила приличия соблюдены. -Рука - пустяк, не стоит вашего беспокойства. Скоро снова встану в строй. Нечаев сдержанно улыбнулся женщине. -Соблаговолите ли принять небольшой гостинец? Кликну Дрона- он принесет, куда прикажете. Брат незаметно ободряюще подмигнул сестре.
Элеонора Нечаева: - Нет, это вовсе не Жени меня разбудила. Я проснулась сама, - Элеонора взглянула на пасынка и улыбнулась не менее сдержанно. - Вы хорошо выглядите, Лев. Это было правдой. Сын ее мужа - красивый мужчина и очень похож на Владимира. Но не нынешнего, обрюзгшего и вечно пьяного, а того, которого она когда-то увидела впервые - много лет тому назад. Ах, если бы он не был так заносчив и самолюбив, если бы не отталкивал все ее попытки показать, что она не враг ему, они могли бы вполне иметь добрые отношения! Впрочем, теперь, после того, что между ними было уже сказано и сделано, думать об этом было поздно. Но открытой вражды Элеонора Валентиновна тоже не хотела. Поэтому была где-то благодарна Льву хотя бы за то, что он не нарушает установившегося между ними в последние пару лет молчаливого взаимного "пакта о ненападении". - Вы привезли мне гостинец? Право, это приятно! Скажите, чтобы непременно принес, я хочу взглянуть. Когда важный Дрон принес в столовую сверток с чурчхелами, Элеонора поблагодарила пасынка за подарок, вышло довольно искренне. Хотя, про себя женщина и отметила разницу: сестре - красивые украшения, а ей - какие-то очередные дежурные сладости. Впрочем, чего она ожидала? Тем не менее, в глубине души женщины шевельнулась какая-то иррациональная обида. Но она быстро ее подавила и вновь натянула на губы улыбку. - Ну, вот, теперь, когда все с подарками, я могу поделиться с вами новостью, которая, может быть, тоже будет приятной. Сегодня утром я получила приглашение от Анны Сергеевны Алексеевой, которое намерена принять. Нас всех зовут в Ракитное, у их старшей дочери Лизы - именины, поэтому устраивают бал. Думаю, будет замечательно, если вы, Лев, станете сопровождать нас с Жени. К тому же, Лиза, наверняка, будет особенно счастлива вашему приезду, - Элеонора слегка выделила голосом это слово, потому что всем было известно, что мадемуазель Алексеева с детства влюблена в старшего брата своей подруги. - Да и тебе, cherie, - обратилась она вновь к падчерице. - Будет, где похвастаться новыми украшениями...
Евгения Нечаева: Новость о бале в Ракитном обрадовала Жени, хоть и не стала неожиданностью. Лиза Алексеева была близкой приятельницей девушки и, если быть совсем откровенной, прожужжала Евгении уши рассказами о том, как родители намерены отпраздновать ее восемнадцатилетие. По словам Лизы, ожидался грандиозный прием, "совсем такой, как у вас в столице". В Петербурге Лиза, впрочем, отродясь не бывала, она вообще не выезжала за всю свою жизнь дальше Павловска, но почему-то полагала, что совершенно точно знает, как выглядят столичные балы. О них она часто расспрашивала подругу, и страшно обижалась, когда Жени не могла поделиться с ней никакими особыми подробностями и светскими скандалами. Начав выезжать в прошлом году, мадемуазель Нечаева посетила уже несколько крупных приемов и гораздо больше маленьких, однако светской львицей себя вовсе не считала. Да и вообще не находила в бальных увеселениях для себя особого удовольствия, относясь к этому скорее, как к тяжкой обязанности. Лиза понять этого совершенно не могла. Надо сказать, что это было их единственным разногласием. В остальном отношения девушек были безоблачны. К тому же, Лиза была влюблена в Лёвушку и не скрывала своих чувств от его младшей сестры. Лев же к обожанию со стороны мадемуазель Алексеевой относился несколько настороженно. И для Жени это частенько становилось поводом подшутить над старшим братом. Поэтому и теперь, едва Элеонора Валентиновна заговорила про Лизу, в серых глазах Жени вновь вспыхнули чертики: - Да, Лёвушка, тебе непременно нужно поехать с нами в Ракитное! - не без язвительности заметила она. - В Ракитном еще не знают о твоем приезде, но думаю, утаить новость о нем вряд ли удастся. Будет неловко, если останешься дома...
Лев Нечаев: Вдох-выдох, вдох-выдох...Дыши глубже, штабс- капитан, не вздумай скривиться от оскомины, от которой сводило скулы при одном лишь упоминании имени Лизоньки Алексеевой. Нет, барышня из Ракитного была мила и хорошо воспитана, но... Возможно, иному мужскому самолюбию льстило бы обожание юной особы, но только не нечаевскому. Флирт не относился к числу любимых забав мужчины, а более серьезные отношения, ставившие под вопрос продолжение военной карьеры, не входили в его ближайшие планы. Да и не годилась м-ль Алексеева на роль героини его романа: блеск девичьих очей на смазливой мордашке, не подкрепленный пусть не блеском, но хотя бы проблеском ума, нисколько не прельщал Льва. А тут еще Рыжик подливала масла в огонь интонацией, из-за которой брату хотелось, как в детстве, дернуть ее за косичку. Он всегда просто диву давался тому, как его умница сестра умудрялась находить общие темы для разговора с этой " прелесть-что- за -дурочкой" Лизой. Кажется, Нечаеву все же удалось избежать кислой мины и тяжелого вздоха. - Да уж,- усмехнулся штабс-капитан, - что называется, попал с корабля на бал. Спасибо за приглашение, Элеонора Валентиновна. Поеду непременно. Лев с трудом удерживался от соблазна по мальчишечьи показать Жени язык. Каким бы сильным не было нежелание ехать в Ракитное, умом мужчина понимал, что его присутствие там необходимо. Особенно, если в гости к соседям поедет и отец. Не было никакой гарантии, что он не наберется там до положения риз и не выкинет какой-нибудь фортель. -С вашего позволения,- Нечаев слега поклонился мачехе,- я немного отдохну с дороги. Жени, - Лев обернулся к сестре,- велишь Дрону разбудить меня, когда сочтешь, что пора будет собираться к выезду.
полная версия страницы