Форум » Петербург » Если брат оказался вдруг.... » Ответить
Если брат оказался вдруг....
Михаил Елагин: Дата - 19 января 1833 года Место - застенки Петропавловской крепости Участники - Михаил Елагин, Николай Елагин, Марина Елагина и иже с ними. ранее
Ответов - 21, стр:
1 2 All
Михаил Елагин: Мишель начал просыпаться, если это возвращение из черного забытья можно так было обозвать. Чернота и какие-то рожи, рожи. Глубоко вздохнув, он попытался сглотнуть – не вышло. В глотке все пересохло, язык прилип к небу и больше походил на кусок наждака, каким-то неведомым образом оказавшийся во рту. Открыв глаза, он какое-то время озадаченно смотрел в одну точку, а потом закрыл их. Допился, однако, ты, Мишка! Решив повторить всю процедуру заново, Елагин вновь набрал в легкие воздух, выпустил его с винными парами и глухим стоном в придачу, затем снова попытался вызвать слюноотделение и открыл глаза. Картина не изменилась, а даже стала только хуже – стала отчетливее. Пред светлы очи Михал Викторовича не явилась белокурая фея с кружкой живительной влаги, комната никоим образом не походила на гостиничный номер и, тем паче, на комнату в доме мадам Жоржеты, где, кажется, он успел побывать, и даже не походила на разнесенную им собственную спальню. Голова болела безумно, но это не мешало мужчине лихорадочно припоминать, что произошло. Вспомнилось немногое, да и то не могло помочь решить загадку – где он? Со скрипом сев на кровати, Мишель упер локти в колени и положил голову на руки. Иначе, комната грозила его уронить. Комната! А это сильно сказано! Каменный склеп, вот на что это похоже. Посредине - некое подобие стола с догорающим огарком сальной свечи и корявая табуретка. Ложе, на котором изволили почивать граф Елагин, хоть и привыкший за время службы к казарменным койкам, отличалось невероятной убогостью, и даже принцесса на горошине предпочла бы подсыпать под матрас себе еще гороха, но не поменяться с ним. Все тело ломило бы, если бы не чертовский холод вдобавок, поэтому естественная анестезия немного успокаивала боль в окоченевших членах мужчины. Наконец, когда плитки пола и мысли Мишеля перестали хаотично двигаться, он поднял усталый взгляд и с тоской посмотрел на дверь. Есть дверь – есть выход. Осталось до нее дойти. А вот это далось сложнее. В несколько неверных шагов по непрерывно раскачивающейся палубе – может он в море? – Мишель невольно улыбнулся, - и он у двери. Но тут опять незадача – она заперта, и похоже, не с этой стороны, а с той. Ударив по ней кулаком, ибо голосом он навряд ли сумел подать о себе знать, Мишка повторил свое действо еще раз пять, пока оно не возымело результат. Маленькое окошко в двери распахнулось и участливый голос проник в пределы комнатенки: - А, проснулись, ваша светлость, обождите малек, доложить надо, - за сим окошко снова закрылось, и голос пропал. Мишель, недоуменно приподняв левую бровь, уставился на говорящую дверь. Но больше ничего не последовало, а его манипуляции и силовые упражнения на высаживание этого дубового массива ничего не дали. «Малек», который было предложено обождать графу, затянулся минут на двадцать – не меньше, ибо огарок, и так не сильно светивший, скорее коптивший, окончательно угас. В темноте и тишине он просидел еще какое-то время, и вот дверь отворилась, причем целиком, а не какое-то там окошко, и на пороге возник темный силуэт. Потом, когда маленький человек с лампой в руке обошел этот силуэт спереди, у него появилось и лицо, и все остальное, что полагалось иметь человеку. На вид вошедшему было лет сорок. Темноволосый, хотя уже и проседь серебрила виски, с пронзительным взглядом серых, почти прозрачных глаз за круглыми стеклышками очков и небольшой козьей бородкой. - Граф Михаил Викторович Елагин?! – он спросил, но ответа не требовалось, он сам же и кивнул, Мишель молча поднялся, - Я - следователь Выжегородский, Онуфрий Аристархович. Да вы садитесь, садитесь. Голос у вошедшего был мягкий, вкрадчивый, но отчего-то вызвал у Мишеля ассоциацию с микстурой от кашля – гадость редкостная. Зато постепенно до его сознания начало доходить, где же он. Только вот причину он все не мог вспомнить. - Что происходит? – этот вопрос с утра, когда они поругались с Мариной, стал таки его навязчиво преследовать, - Вы мне объясните, отчего я здесь?! - Всенепременно, именно для этого я и пришел: объяснить, поговорить, убедить вас признать вину. Все вам лучше будет. Итак, как мы уже выяснили, вы и есть граф Михаил Викторович Елагин, очень славно. Вот вы, Михаил Викторович, 17 числа данного месяца были на приеме у мадам R*, были? Были. Там вы имели разговор со своим приятелем, Михаилом Юрьевичем Версманом? Да, вот здесь написано… - Онуфрий Аристархович ткнул пальчиком в принесенную с собой папку и продолжил. – В тот же вечер, во время разговора этого, вы вызвали его на дуэль, а после, во время поединка, – убили. Констатируя последний факт, следователь глянул на Елагина, тот сидел напротив, как рыба, открывая и закрывая рот. - Воды можно? – только после того, как Мишелю подали стакан воды, после того, как он его осушил, к нему вернулось чувство реальности. Все, что происходило сейчас, походило на бред, возникший в пьяном мозгу, но вот теперь туман рассеялся, - С чего вы взяли, что я вызвал его на дуэль? Не было этого. И дуэли не было. И я не убивал никого… Он, что - мертв? Какая ошеломляющая новость! Еще не до конца ее поняв, он понял другое – все это не правильно! Что и попытался объяснить этому человеку с дурацким именем. Онуфрий Аристархович слушал Мишеля внимательно, с вежливым и участливым выражением на лице, но ответил вовсе не так, как хотел того граф. - Так свидетели есть, вот, написано: «Толкнул господина Версмана со словами - потом продолжим наш разговор, не здесь и не сейчас». Ну, а при покойном ваше письмо нашли, вот и оно. Следователь извлек записку, которую письмом-то назвать было можно под большим вопросом, расправил на столе и озвучил содержимое злосчастного клочка: «Мишка. Наш разговор не должен прерваться без дальнейших объяснений. Жду тебя в удобное тебе время. Елагин М.» - Ну? Вот не говорите, что вы сие не писали?! Вам же известно, что запрещение дуэлей было вновь подтверждено в изданных нашем Государем Императором Николаем I «Своде законов уголовных» от 1832 года? – тут Мишка скорчил гримасу, естественно, шесть лет за границей только указы российские и изучал, - И известно, что за дуэль, имевшую своим последствием смерть или нанесение смертельной раны, предусматривается: в первом случае закон назначает ссылку на поселение в места, для того предназначенные, во втором—заключение в крепость на срок от 6 лет 8 месяцев до 10 лет (ст. 1504). Ну ваш-то случай - первый! Тон, которым говорил этот Выжегородский, донельзя нервировал Михаила, но то, что он говорил, заставляло шевелиться волосы на голове. Да что за черт?! Никого он не убивал. Тем более - Мишку! - Постойте, вы сказали, в тот же вечер? Когда? - Тело было найдено в двенадцатом часу… - Онуфрий Аристархович закончить не успел, Мишель с сияющим лицом прервал его возгласом. - Ну так меня там не было в это время! Я был у себя дома со… - со своей женой. Вовремя прикусив язык, Мишель глянул на следователя. – был у себя дома совсем один. Вот так, Михаил Викторович, поклялся сохранить тайну ценой собственной жизни – изволь исполнить. - Вы можете известить моего брата…
Николай Елагин: Все три недели, что прошли с объявления о помолвке, Николай ходил окрыленный. Он часто виделся с Мариной, с Мишкой реже. Брат был не в духе, и старался не слишком много времени проводить со своей обретенной семьей, зато с Версманом, как и до отъезда с последующей пропажей, они были не разлей вода. Михаил Версман, личность гадкая и во всех отношениях неприятная, Николай никогда не понимал ,что могло сблизить его брата с таким человеком. Самого Николая в Версмане раздражало решительно все: его наглая манера, хамоватая ухмылка, привычка во все совать свой нос, отпускать желчные комментарии… Неприятный человек, Николаю он был просто отвратителен еще и потому, что старшему брату казалось, будто бы младший еще в юности попал под влияние этого человека с дурными наклонностями, и именно из-за него его Мишка, в дополнение к неуправляемым семейным качествам, получил целый букет мерзких привычек Версмана. Смесь получилась адская и взрывоопасная! По этим и многим другим причинам Николай и сам не настаивал на общении с Мишелем. И искренне верил, что так оно и будет продолжаться в будущем. Видимо, такой сложился уклад их жизни, может, когда-нибудь они снова станут прежними Колькой и Мишкой, но на то нужны были годы… и отсутствие проклятого Версмана, который никуда исчезать не намеревался. Утром 19 февраля Николай только успел позавтракать и удалиться в свой кабинет, пришло несколько деловых писем из Гельсингфорса, как к нему в кабинет без всякого предупреждения проводили некоего господина. Вид у слуги был испуганный и настороженный. Еще бы! - Николай Викторович, к вам господин Выжегородский. – Не проводить такого посетителя было невозможно, и Николай сразу понял положение собственного слуги. - Добрый день, Онуфрий Аристархович. – Елагин-старший протянул руку вошедшему. Мужчина был знаком Николаю, но знакомство это не носило дружеского характера, сам же Николай был бы рад таких знакомств и вовсе не иметь… - Николай Викторович, такое дело… Брат ваш обвиняется в убийстве Михаила Версмана… - Выжегородский уже набрал воздуха, чтобы продолжить, наверняка, затянет свою канитель про «свод законов», но удивление Николая было столь велико, что он забыл все свои профессиональные навыки и совсем не дипломатично всплеснул руками и практически проорал в ответ: - Мишку? Версмана? Да с ума все посходили что ли?.. - Есть свидетели ссоры, произошедшей между Михаилом Викторовичем и убитым, найдена и записка… - все также невозмутимо и хладнокровно продолжал следователь, за что Николай ему внутренне даже позавидовал. Обладай я таким хладнокровием, я б их всех переиграл…- Могу я встретиться с Михаилом Викторовичем? – формальный вопрос, отказать ему не имели права. - Да, он находится в следственном изоляторе. – Хоть в тюрьму его еще не перевели, и слава Богу. Убийство – не заговор против империи, Петропавловской и Шлиссельбургской крепостями и не пахнет. Откупимся… До изолятора мужчины ехали молча, молча же вошли в здание, холодное и сырое. Еще на улице от него повеяло тягостной неволей. Ничем не лучше обыкновенной тюрьмы. Хорошо хоть Николай успел дать распоряжение, чтобы собрали для брата узел со всем необходимым. Передать разрешат, не безродного же вора взяли, графа! Удары каблуков эхом разносились по темным коридорам. По дороге Николай пытался было подступиться к Выжегородскому с расспросами, но тот отвечал неохотно и вяло. И Николай решил отложить свои расспросы до встречи с Мишкой. Выжегородский открыл дверь камеры и закрыл ее за вошедшим Николаем, братья оказались наедине. Михаил выглядел отвратительно: синяки под глазами, растрескавшиеся губы, дурной запах… неужели его держат в этом склепе так долго, что он успел так измениться?! - Мишка, что они с тобой делали? – Он порывисто обнял брата, в Николае вновь всколыхнулись давно забытые чувства: он старший, должен защищать и заботиться о своем младшем брате, чего бы ему это не стоило!
Михаил Елагин: Мишка, после ухода Выжегородского, остался наедине сам с собой. В другом месте и в другое время против такой компании, граф бы не стал возражать, но сейчас общество самого себя крайне тяготило. Он бы предпочел даже еще какое-то время провести с этим приторным Онуфрием, но все было как раз наоборот. Впрочем, не все было так ужасно, маленький человек, голос которого был первым, с кем познакомился Мишель, оказался его сторожем. Человек во всех отношениях приятный, немного странный и сочувствующий, вскорости он принес ему завтрак, не деликатесы, конечно, но для похмельного утра оказалось самое то. После приема пищи граф Елагин совершил короткий моцион по камере, пару раз – как еще ему было коротать время. А после – снова улегся на жесткую койку с твердым намерением вздремнуть. Как бы не так. Тут-то и началось его недовольство собой. Он успел продумать, передумать, отругать, пожалеть, возненавидеть самого себя, а облегчение так и не приходило. Выхода из сложившегося положения он тоже не видел. Один единственный шанс на спасение был для него равен плодам, висящим в райских кущах. Ну, или говоря человеческим языком, – слово, данное Марине, оказалось для него дороже свободы, чести и его титула. А в ближайшее время, если Колька не придумает способа вызволить его из этой передряги, ему грозит расстаться и с первым, и со вторым, и с третьим. Версман!!! Всю жизнь от тебя неприятности! От души чертыхнувшись, Мишель продолжил самобичевание, и длилось бы оно еще долго, но дверь камеры открылась, и в нее прошествовали Николай и Выжегородский, который, впрочем, тут же оставил братьев вдвоем, предупредив, что вернется через четверть часа. На вопрос Николая Мишель лишь руками развел, не понимая, – не уж-то тот не видит, что с ним случилось?! - Вот, кажется, пришла пора расплачиваться за былую дурь, - невесело усмехнулся младший из Елагиных, усаживаясь на край койки и жестом предлагая брату занять почетное место для гостей – ту самую табуретку. Одно присутствие Николая в этих стенах подняло дух горе-заключенного, - Думаю, тебе уже доложил этот милейший человек, каким ветром занесло меня в эти казематы? Так вот скажу тебе, как на духу – я не дрался с Версманом. Более того, после нашей ссоры в доме у мадам R* я написал записку Мишке и желал помириться с ним, но… Даже не знаю, что сказать. Не было у меня даже намерения убивать его, какую бы дрянь он не нес. Мишель чуть заметно скривил губы, вспоминая слова ныне покойного приятеля о брате и своей жене. Снова поморщился, словно от физической боли и попытался изобразить улыбку. Похоже, Колька не слишком ей поверил.
Николай Елагин: Николай передал Мишке фляжку с крепким и сладким чаем, и пожалел, что захватил так мало. Михаил с жадностью прильнул к горлышку. Несмотря на весь свой сумбурный вид, Николай подозревал, что Мишка оказался здесь совсем недавно, и, судя по запаху, не так давно проснулся после похмельной ночи. Глаза были красными, как после бурных возлияниях, из чего Николя сделал вид, что его брата вряд ли пытали, да и за что? Ну, даже, если и убил он какого-то Версмана, не заговор против Империи, значит, и откупиться можно будет. И не такие грехи прощались заключенным высокого происхождения, в камеру получше переведут, это точно. - Я договорюсь, чтобы тебя отсюда перевели… сыро. И кормили чтоб нормально. Ты мне сейчас расскажи, где ты был 17 числа, ближе к полночи? Кто мог тебя видеть? Я всех достану, всех найду, только ниточку дай, за какую тянуть… – Дату смерти Версмана Николай уже узнал, и решил, во что бы то ни стало, найти свидетелей того, что не убивал его брат проклятого Версмана. Если бы не обвинение, наложенное на Елагина-младшего, Николя бы только порадовался, что мир очистился от такого скота, как этот пресловутый дружок. Вона! Даже смертью своей умудрился на друга тень бросить, всю жизнь так было, и в смерти также случилось. С одной лишь разницей, пусть в жизни он Мишку от Версмана уберечь не смог, но хоть сейчас убережет. Есть у него кое-какие связи, служили-с! Может это и сблизит их даже, когда поймет брат, что ничего Колька не пожалеет, лишь бы его спасти.
Михаил Елагин: С каким наслаждением Мишель приник к источнику с живительной влагой! Да ни один божественный нектар он не пожелал бы так сильно, как этот остывший чай. Но допить ему благополучно его было не суждено. Вопрос брата не просто застиг его врасплох – казалось бы, что может быть естественнее такого вопроса, - но Мишка до сих пор не знал, что на него ответить. Поэтому, поперхнувшись питьем, Мишка зашелся кашлем и ответить брату смог не сразу. Но даже этой передышки ему не хватило, чтобы сочинить что-нибудь вразумительное. - Здесь и впрямь – очень сыро… А где я был… Дома был, но никто тебе этого подтвердить не сможет, - быстро вставил Елагин, увидев как блеснули радостно глаза старшего брата, - никто из слуг меня не видел после моего возвращения до самого утра. В этом я тебе могу присягнуть. Алену Ивановну я отправил к ее тетке еще днем, а Васька, наверное, дрых, когда я пришел. Видишь ли, я с Версманом поссорился и настроение было поганое, так что даже видеть никого не желал. Так и просидел до утра один в кабинете, а утром… Можешь зря времени не тратить, короче говоря. Нет, не нужно, чтобы Колька ехал на Фонтанку допрашивать прислугу – они же в первую очередь скажут, что я ждал Марину к ужину. Нужно другого поискать свидетеля. - Вот, может, извозчика найдешь, который меня привез, да толку-то?! Он скажет, что привез, а дальше что? Я ведь, по логике нашего следователя, – мог и пешочком к Мишке пойти, а там недалеко и до дуэли. Черт возьми! - Мишель с силой впечатал кулак в кровать, - Я никогда еще не был в таком безвыходном положении. Все против меня. И поверь – вот этот тип в очках непременно хочет, чтобы так оно и было! Вот бы знать, кому Мишка хвост прищемил, что его за это решили жизни лишить?! Небось, опять наставил рога почтеннейшему мужу… Михаил Викторович, хоть и был гулякой прежде, но никогда не связывался с замужними дамами – это был конек Версмана. И на дуэлях после этих адюльтеров ему не раз приходилось драться. Вот и в этот раз, наверняка, было то же самое. Только вот Фортуна наконец-то не выдержала постоянных измен своего любимчика и отвернулась от него, отдав на поруки Немезиде.
Николай Елагин: Это был какой-то злой рок! Николаев братец, который умудрялся стать центром вселенной, которого замечали все и вся, о похождениях которого даже слагали легенды, именно в эту ночь сидел один в совершенно пустом доме! Проклятие что ли над ним довлеет?! В этот момент в дверь постучали, знаменуя завершение их краткой и безрадостной встречи. - Узнаю, кому он дорогу перешел. Все про него узнаю… и тебя вытащу, обещаю! – Дверь в камеру открылась, и Николай вышел, собираясь весь Петербург перевернуть, но не оставить этого дела просто так. - А Михаила Викторовича Вы переведите, он еще не осужден, и значит, не в таких казематах содержаться должен, Онуфрий Аристархович. – Неужели в стране мало преступников, которых в таких камерах держать следует, неужто убийство Версмана так высоко оценено может быть. Бред! Николай перебирал в памяти имена и фамилии тех, кого знает по службу, всех, кому он когда-то помогал… Таких людей набралось немало, но полезными оказаться могли не всякие. Память у Николая была отличная, но некоторых адресов он не помнил, следовало вернуться домой, чтобы составить список, к кому следует обратиться, кому о себе напомнить, заодно и Марине напишет. Все-таки бывший ее муж… опять ввязался в скандал, снова их имена будут звучать в кулуарных беседах. Гадко, мерзко! Николай поморщился, но злости почему-то не испытывал, только жалость к оставленному в одиночестве Мишке, которого, хоть в другую камеру переведут, но тюрьма есть тюрьма. Видел Николай и дворцы, ставшими клетками, но они все равно были тюрьмами. Свобода - сложное понятие, эфемерное. Свободу не потрогаешь, не измеришь, а теряя ее, теряешь вкус к жизни, саму жизнь теряешь. Не для того Мишке удалось спастись, не для того он вернулся, чтобы сидеть теперь за убийство Версмана. Николай в невеселых раздумьях вернулся домой, составил список нужных людей и написал коротенькое письмо Марине, в котором приписал, что в ближайшее время она его не увидит, он будет хлопотать за брата, к себе домой-то возвращаться будет только к ночи, наверное. И то, не факт. Мало ли, куда заведет его расследование, с какими людьми связаться придется. Ни Марине тех людей знать, ни даже брату не доводилось И, вообще, порядочному человеку таких знакомств лучше было не иметь.
Марина Елагина: Первые часы после возвращения домой от Мишеля, Марина более всего боялась показаться кому-либо на глаза. Боялась, что они поймут, догадаются, что она совершила сегодня ночью. Поэтому почти весь день восемнадцатого января провела безвылазно у себя в комнатах, сказавшись больной мигренью. И велела никому себя не тревожить. Она чувствовала себя грязной. Совесть наша находится, вероятно, в душе, поэтому душа женщины, мучимая этой самой нематериальной, но порой такой жгучей субстанцией, страдала и металась при воспоминаниях о том, что произошло между нею и Мишелем. Ее предательство заключалось даже не в самом факте близости с этим мужчиной, когда уже было дано обещание стать женой другого - не только в этом, но и в том, что ей самой хотелось быть с ним! Прежде Марина не знала, что плоть может настолько поработить ее волю. И это было ужасное открытие, означавшее, что у проклятого Мишеля все еще есть на нее такие способы влияния, против которых она не сможет устоять. Показаться на глаза матери графиня смогла лишь день спустя. Однако, глядя на ее бледность, синяки под глазами после двух теперь уже бессонных ночей, Тамаре Николаевне и в голову бы не пришло, что дочь лжет, говоря о том, что больна. Она искренне пыталась помочь Марине, избавить ее от страданий. И от этого молодой женщине становилось еще тяжелее на душе. Теперь она молилась лишь об одном - лишь бы Николай не пришел нынче в гости! Иначе... что могло случиться, явись Елагин-старший сейчас перед ее очами, Марина не знала, но верно, что-то ужасное... Впрочем, Николенька никогда не являлся без предварительного уведомления. Даже теперь, когда они уже были помолвлены. Марину даже немного забавляла эта его трогательная церемонность, но теперь она была от всей души благодарна жениху за это качество. Не приехал он и нынче. Вместо этого принесли от него письмо - внешне обычное. Поэтому Марина не стала открывать его за обедом, когда лакей и принес почту, а уже после, когда они с маменькой разошлись по комнатам - отдохнуть. С обыкновенной аккуратностью вскрыв конверт ножом для бумаг, Марина достала письмо. Было оно совсем небольшим, почти записка. И сперва она подумала, что это очередная просьба навестить их с мадам Игнатовой. Но, когда пробежалась глазами по его строкам, едва не выронила. Николя писал, что его младший брат арестован по подозрению в убийстве Михаила Версмана, что идет следствие, что он приложит все усилия, дабы разобраться и добиться, чтобы Мишу выпустили хотя бы под значительный денежный залог... Господи, но когда же... Когда Мишель мог убить Версмана? За что ему убивать лучшего друга юности?! На эти вопросы ответов письмо не содержало. А потому, совершенно не удовлетворило ее недоуменного любопытства. Творилось что-то странное и необъяснимое, а она не понимала, что! И потом... Мишель - он ужасный человек, низкий, но - не убийца! Нет, решительно, судьбе было угодно, чтобы сегодня она встретилась-таки с Николаем. А потому, ничего не объясняя, Марина позвала горничную и велела помочь ей переодеться. Она собралась ехать к нему, чтобы выяснить все лично...
Николай Елагин: Весь оставшийся день прошел в разъездах, встречах, написании писем. И, казалось бы, эти хлопоты должны были быть утомительными, но нет. Николай чувствовал себя уставшим, но лишь морально. Список из имен сократился вдвое, но достаточно было, чтобы хоть один из оставшихся в нем людей сделал то, что обещал, и тогда Мишку можно будет спасти. Сейчас главным было – протянуть достаточно времени, чтобы успеть расследовать это мерзкое во всех отношениях дело. Кто убил Версмана? За что, было прекрасно всем известно. Этот гаденыш был страсть как охоч до замужних дам, видимо, ему нравилось чувствовать бурление крови от опасности быть найденным, замеченным, застигнутым врасплох. В этот раз сбежать от рогатого мужа ему не удалось. И Николаю было даже глубоко безразлично, кто же нанял головорезов, которые и прикончили бедолагу. Пусть его, невелика потеря. Главное найти самих головорезов… или тех, кто мог бы быть на их месте. Но как бы не заботила Николая судьба брата, был еще один человек на земле, о котором он не забывал никогда. Марина. Его письмо, наверняка расстроило ее, растревожило, ему следовало писать аккуратней. А он, бесчувственный чурбан резанул ей правду-матку: «Мишка арестован, подозревается в убийстве Версмана». Она же, наверное, с ума сходит, бедняжка. Когда же он научится правильно вести себя с женщинами. Привык за всю жизнь общаться дамами менее восприимчивыми и чувствительными, но Марина не из их числа. Ее следует оберегать и охранять. Немедленно надо ехать к ней, чтобы успокоить, объяснить, что дело не безнадежно, что Мишку он вытащит. Хотя, как было бы удобно… Подлая мысль иногда предательски вторгалась в его размышления, но он отгонял ее, заталкивал глубоко-глубоко, что та не выбралась, не могла на него воздействовать, и не помешала осуществить план по спасению Михаила. Как он будет смотреть людям в глаза? Кем будет чувствовать себя после такого поворота событий, лучше уж быть убитым вместо Версмана, раз он способен на такую низость. Брат у него один, что бы в их жизни не произошло. Николай подъехал к дому Марины и только успев войти, увидел свою невесту. Марина, как он и предполагал, была сильно взволнована. Под глазами пролегли темные тени, цвет лица был бледен. Николай сразу же испытал чувство вины! Как он мог довести ее до такого состояния. Не надо было писать ей, вот он приехал бы сейчас и все объяснил бы, правильно, в нужных выражениях. Успокоил бы, чтобы не волновалась она зря, не затуманивала бы своих глаз слезами. - Ты волновалась? Прости меня, пожалуйста, прости! Все будет хорошо…- От волнений за нее, голос дрожал, слова звучало неестественно. Таким голосом не женщин успокаивать, а детям страшные сказки рассказывать, чтобы потом всю ночь не спали.
Марина Елагина: Они столкнулись буквально в дверях: Марина спустилась в парадное, а там - Николай. Только что вошел, лакей как раз принимает у него верхнюю одежду. - Ты сам приехал! - женщина подлетела к нему в мгновение ока, не обращая внимания на присутствие слуги, который, правда, тотчас же и исчез, точно растворился в воздухе. - Николенька! Что ты, не извиняйся! - последовали объятия и поцелуи, все же, что бы не произошло, она была ему рада. Но одновременно с этим, Марина также поняла, как нелепо ведет себя - они стоят посреди парадного и говорят о том, что вообще-то лучше обсудить наедине. Ей очень не хотелось, чтобы, например, узнала маменька. Зачем ей это? Да и слуги, которые, как известно, знают все... Поэтому, прежде, чем Николай промолвил в ответ хоть слово, графиня нежно прижала указательный пальчик к его губам и увлекла Елагина за собой в тот самый отцовский кабинет, где некоторое время тому назад имела беседу с его младшим братом. Закрывая за собой и Николаем дверь, Марина прижалась к ней спиной и внимательно взглянула в глаза мужчине: - А теперь - скажи мне правду, а не утешай. Я все равно все узнаю, - сказала она. - Все плохо... да? - впрочем, ответ на этот вопрос был очевиден и Николя лишь глаза опустил, а она тяжело вздохнула и покачала головой. - Да что же за наказание такое, наш Мишка?! Как это произошло? Когда?!
Николай Елагин: Как Марина волновалась за Мишку! В этот момент Николай понял, что невозможно, чтобы она когда-то полюбила его хоть в половину той силы, с которой любила и любит, что самое страшное, Михаила… Она целовала, была нежной, но разве такой же она была бы с Мишей? В этом Николай сильно сомневался. Разве с таким неистовством волнуются о судьбе безразличного мужчины? Нет, нет и еще раз нет! Николай опустил глаза, чтобы скрыть загоревшийся в них огонь сожаления, злости и боли. Раньше у него был брат, а теперь у него нет возлюбленной и нет брата. Разве смогут они когда-нибудь достичь былой близости, которая существует только между двумя мужчинами, и то, если их объединяет общая кровь? - Нет, все не так плохо, как ты думаешь. – говорил он, а сам не мог смотреть ей в глаза потому, что видел в ее взгляде столько различных чувств, которые она никогда не испытает к нему. Если бы Мишка не вернулся, он бы без труда мог вынести ее спокойствие по-отношению к нему, но сейчас контраст был слишком очевиден. - Убийство произошло 17 числа, ночью. Мишка говорит, что Версмана не убивал, и я склонен верить его словам. – «Наш Мишка», это становилось уже похоже на анекдот… Все они друг с другом повязаны, все друг к другу испытывают чувства. Любовь, ненависть, ревность, нежность сплелись в один большой клубок.
Марина Елагина: - Да куда же хуже?! – Марина всплеснула руками, не в силах сдержать своих эмоций. – Но ведь, если Мишель утверждает, что был дома, следовательно, слуги видели его! Надо расспросить слуг, почему же никто не догадался?... Следующий вопрос был закономерен, она так и не успела выяснить, когда, собственно, был убит Версман, но Николя предвосхитил его, заговорив первым. И, услыхав его слова, Марина почувствовала, что холодеет изнутри. Семнадцатого ночью, но тогда, действительно, он был один весь вечер, а потом… Но так не может быть. Так не должно быть! Женщина в панике закрыла ладонями губы, словно бы боялась, что без этого, слова, означавшие спасение для Михаила и крушение надежд для его брата, вырвутся на волю. Внезапно, словно бы опомнившись, Марина взглянула на Николая. И была потрясена тем, как переменилось выражение его лица. Оказывается, все это время он наблюдал за ней, за ее реакцией. И теперь его губы тронула печальная и горькая усмешка, а в глазах, до того полных тревоги за брата, появилось совсем иное выражение – отчаяние, ревность, боль… Нет… нет, милый, ты все не так понял! – Марине стоило большого труда не воскликнуть это прямо сию же секунду. – Это не то волнение! Не та тревога! Но как она могла высказать это вслух?! Ведь, произнести эти слова, означало признать, что Михаил все еще стоит между ними с Николя. А ведь она сделала свой выбор! И особенно утвердилась в его правильности, как ни странно, именно в эту минуту. Никогда, никогда бы подобного не случилось с тем, кто сейчас стоит перед ней! Мишель подобен урагану, который втягивает в свою разрушительную воронку все вокруг – чужие судьбы, мечты, желания. И, возможно, наблюдать такую стихию интереснее, чем дуновение летнего ветра, заставляющее лишь листву тихо зашелестеть, но делать это лучше из какого-либо укрытия. А таким укрытием, тихой бухтой, для Марины последние годы стала любовь Николя. Он был ее спасением, разве может она причинить боль тому, кто исцелял ее собственные раны? - Мы что-нибудь придумаем, Николенька, - Марина подошла к нему и обняла. – Ты придумаешь. Ты спасешь его, а я не дам страдать тебе, мой дорогой! Ты самый лучший и должен всегда об этом помнить. А я буду с тобой рядом, потому что люблю тебя. Тебя, понимаешь? – это было похоже на гипноз, заклинание, она смотрела прямо ему в глаза, словно бы подчиняя своей воле, заставляя почувствовать уверенность. – А теперь, тебе нужно пойти домой и отдохнуть.
Михаил Елагин: Как бы там ни было, Мишку перевели из подвальных помещений наверх почти сразу же. Видно, Николай Викторович, и впрямь, имел обширные связи во всех возможных и невозможных местах. Вот, если бы его не просто перевели, а тут же отпустили, но … все это мечты, и, увы, пока для их исполнения нет ни единого шанса. Единственный шанс. Все думы Мишеля сосредоточились на одной мысли – ему страшно не хотелось, что бы Колька узнал правду о той ночи, но временами он допускал предательское желание – а пусть… И тут же младший Елагин одергивал себя. Он верил, что как только Коля узнает обо всем, он не оставит стараний вызволить брата, добьется его освобождения, но что будет потом?! А потом ничего хорошего быть не может. Для всех троих. Слишком высокая цена. Все, чтобы разрушить свою семью Михаил Викторович сделал сполна – не хотелось бы разметать теперь ее в прах. Графу принесли обед, и самое главное и желанное, – кувшин с теплой водой и таз для умывания. Еду он оставил почти нетронутой, а вот к водным процедурам приступил с каким-то остервенением, словно вся эта история запачкала его с ног до головы. Отчасти ему удалось согнать с души тревогу и усталость, но серый осадок залег на самое дно. Михаил Викторович отодвинул таз и разлегся на кровати, несравнимо более удобной, чем предыдущая, но это ничегонеделание его убивало. Порой хотелось соскочить с постели и разметать все вокруг, граф был, как загнанный в ловушку зверь, не знающий, что ему ожидать, не привыкший жить в неволе и чувствовать над собой контроль. Временами он проваливался в сон, странный тревожный, где переплеталась явь и его вымысел, тайные желания и страхи. Да, представьте себе – графа Елагина тоже терзают страхи. И с удивлением, проснувшись, он понял, что боится впасть в еще большую немилость своей бывшей супруги. А она в его тревожных снах была постоянной спутницей, и каждый раз она менялась. Дверь в его «комнату» отворилась, и на пороге возник комендант, доложивший, что его желают видеть.
Николай Елагин: Слова Марины, действительно, звучали, как гипноз, но кому больше она хотела внушить эти мысли? Николаю, или себе самой? Мужчине это было непонятно. Неведомые доселе сомнения поселились в его душе. Николай очень не любил неясностей, он привык, чтобы в его жизни все было разложено по своим местам, и область чувств должна была подчиняться тем же законам. Но все было не так, все было вкривь и вкось. Раньше он знал, что Марина любит Мишку, и он был рядом с ней, четко зная, какая роль в этом семейной треугольнике отводится ему. Потом Мишка исчез, и он снова знал, что отныне он будет ждать, когда Марина обратит свой взгляд на него, но теперь? Марина пыталась убедить всех вокруг, что любит его, Николеньку, как она ласково звала его. Но вот то волнение, которое вспыхивало в ней всякий раз при упоминании брата, было явным доказательством того, что и его она тоже любит! - Да, Марин, – он никак не мог придумать какого-нибудь ласкательного прозвища. – вытащу, обязательно. Несмотря на все свои терзания и подозрения, Николай не смог удержаться, чтобы не подойти к Марине, и не почувствовать ее в своих объятиях, он с каким-то болезненным удовольствием вдыхал запах ее волос. - Если бы ты только знала, как сильно я тебя люблю… - Ее слова не могли рассеять накопившейся тревоги, но дали ему сил эту тревогу от нее скрыть. Женщины не любят неуверенных в себе мужчин, и не любят, когда их ревнуют попусту. Николай слышал истории, когда ревность мужей толкала их жен на те поступки, в которых их подозревали, не от собственного желания, а от обиды. Обижать Марину он не хотел, не должен был, не имел права. Она и без него пережила слишком много обид. - Я скоро заеду, не волнуйся, я постараюсь рассказывать тебе, как продвигается дело. – Пусть она говорит с Николаем о нем, пусть слышит его имя, пусть привыкает к нему, начинает воспринимать, как нечто само-собой разумеющееся, как нечто банальное и ничего особенно не значащее… А сейчас следовало оставить ее в покое, сейчас она должна пережить этот удар, и он ей только помешает. Все, что он мог сделать, он сделал. Николай отправился к себе домой.
Марина Елагина: Успокоив, как могла, ревность Николая, проводив его домой, сама Марина почувствовала себя в в ситуации, найти выход из которой теперь ей казалось равным поискам пресловутой квадратуры круга. Закрывшись в своих комнатах, она металась между стен,обхватив голову руками, точно хотела заставить таким образом ее лучше соображать. Придумать хоть что-нибудь, хоть какой-нибудь приемлемый выход. Николая было жалко, но, Господь всемогущий, Мишель - у него было слишком много своих собственных грехов, чтобы брать на себя еще и чужие, расплачиваться за них! Дуэль со смертельным исходом, о которой стало известно властям... Верная каторга, даже, если не пожизненная, то очень длительная. Что в его случае, в общем, все равно означает вечный срок, ибо для такого гордого человека, как он, неизбежные унижения в ходе судебного преследования - страшнее смерти и верная к ней тропинка. Да и здоровье, после всех скитаний по свету, уже отнюдь не богатырское. А потеря младшего брата, в свою очередь, ужасный удар для старшего, любящего его, несмотря ни на что. А еще - позор, несмываемый ничем позор на всю их семью, оттого, что один их ее членов - каторжник-убийца... Добиться свидания с узником Петропавловской крепости оказалось на удивление легко. Марина, имеющая лишь почерпнутые из художественной литературы представления об этой стороне жизни, думала, что ей будут чинить препятствия, приготовилась даже к тому, что станут вымогать деньги, но... Стоило ей представиться женой графа Елагина, охранник, встретивший ее у входа, немедленно проводил женщину в какой-то кабинет, где человек, назвавшийся Онуфрием Аристарховичем, тоже без промедления, распорядился другому уже служивому отвести мадам графиню в комнату для свиданий, где ей предлагалось немного подождать, покуда мужу не доложат о ее визите. Устроившись на табурете около грубой работы стола, Марина Антоновна напряженно ждала встречи с Мишелем, думая почему-то о том, как ей его приветствовать. Впрочем, когда раздался металлический лязг петель и тяжелая дверь открылась, впуская внутрь комнаты ее мужа, которому пришлось наклониться, чтобы не удариться головой о притолоку, а потому не сразу разглядевшего, кто именно к нему пришел, она мгновенно забыла о своих размышлениях на этот счет. - Здравствуй, Мишель, - сказала она просто. А он, разогнувшись, наконец, во весь рост, поднял глаза на нее - и остолбенел. - Да это в самом деле я, а не видение, - Марина невесело усмехнулась, - думаю, нам есть, о чем поговорить.
Михаил Елагин: У графа Елагина и в мыслях не было предположений, кто его желает так страстно видеть, что пришлось оторваться от столь приятного времяпрепровождения, как разглядывание бредовых снов. Для повторного визита Кольки казалось рано, вот, возможно, слащавоголосый Онуфрий Аристархович желает еще что-нибудь рассказать Мишелю о статьях и законах. Идя по коридору, что отделял его апартаменты от комнаты свиданий, он все же отмел и эту мысль, но гадать дальше не стал. Кто бы это ни был, но хотелось бы, чтобы он принес приятные известия. Дверной проем в комнату, впрочем, как и все здесь имеющиеся, оказался маловат для графа. То ли все арестанты такие низкорослые, то ли намеренно проемы делали низким, чтобы узники лишний раз проявляли почтение, против своей воли изображая поклоны. Так или иначе, но чтобы пройти в помещение, Михаилу Викторовичу пришлось склонить голову и подняв ее, он обмер. Видно, в глазах его было неподдельное изумление, ибо гостья, а это была именно гостья, даже позволила чуть улыбнуться ему, произнося свое незатейливое приветствие. Слова и тон, а также вид его жены быстро привели Мишеля в чувства, зато разум из столбняка так и не вышел. Обдав Марину ледяным взглядом, мужчина прошел ко второму стулу и рывком отодвинув его, грузно плюхнулся напротив. - Я вижу, что это ты. Пока еще не ослеп от вашего сияния, миледи, - не слишком громко, и очень равнодушно процедил Мишель, разглядывая свои ногти. Стараясь сдерживать свои чувства, он только больше себя распалял, а Марина, пришедшая с добрыми намерениями, должна было подвергнутся пытке его плохим настроением. Правда, на ком же ему еще срываться?! На следователе – чревато. На брате – так тот только помочь хочет, несмотря ни на что. А она?! Зачем сюда явилась?! Поговорить. Ну да. Упрашивать его молчать и не выдавать ее тайну. Какая прелестная у него была жена, - Говорить нам не о чем, Марина Антоновна, а то о чем вы желаете меня просить… Не утруждайте себя – ни мой брат, ни кто-либо другой не узнают о нашей с вами сделке. Разве я вам не обещал? Не клялся? Вам опасаться за свою честь нечего – кем бы вы меня не считали, дорогая моя, но слово держать я умею.
Марина Елагина: Говорят, что время, проведенное в неволе, имеет свойство откладывать свой отпечаток на внешности узника особым, сразу заметным образом. Где же она читала об этом? А, может, просто слышала от кого-то... Марина спокойно наблюдала браваду Мишеля. А его поведение, несомненно, было игрой на публику. И не беда, что зритель, вернее, зрительница у спектакля была только одна. Вероятно, он казался себе убедительным в своем желчном сарказме, но она-то его знала! Когда-то она умела читать все его эмоции. Как выясняется, навык этот никуда не девается от долгой разлуки и не уничтожается самой горькой обидой. Узы, которые связали их однажды, неразрывны, что бы не произошло. Даже, если любовь кончилась, даже, если со временем их пути окончательно разойдутся, они по-прежнему будут своими - родными людьми, как бы странно и нелепо это не звучало... - Ты ужасно выглядишь, - сказала графиня, поднялась со своего места, подошла к нему совсем близко, положила одну ладонь на плечо, а другой рукой приподняла лицо мужа за подбородок, заставляя таким образом, наконец, посмотреть ей в глаза. Плевать на все! Сейчас, когда ему плохо, когда она нужна ему - как можно обращать внимание на все эти обиды?!- Я не сомневалась в тебе ни минуты, - она погладила его по голове, точно граф был ребенком, - но теперь это уже не важно. Я для того и пришла, чтобы сказать, что отныне освобождаю тебя от этой клятвы. Знаю, также, что это бесполезно - свое слово назад ты не берешь, все, между нами произошедшее, тому абсолютное доказательство, - усмехнулась женщина. - А потому, после этого свидания я намерена сама обо всем рассказать твоему следователю. Я твоя жена. Он должен мне поверить.
Михаил Елагин: Всю жизнь эта женщина умела усмирять бури в его душе одним взглядом. Было время, конечно, когда страсти полностью заслоняли его от солнечных лучей жены. Но сейчас им удалось пробиться сквозь свинцовые тучи, набежавшие на его чело. Такое простое прикосновение нежных женских ручек и все – напускного гнева, как не бывало. Правда, радость, что затаилась в уголке, Мишель пока тоже не спешил выпускать. Слова Марины слова заставили напрячься – что, если она начнет его жалеть! Но нет, она не жалела его, просто пыталась успокоить мужа, показать, что все еще может наладиться, а главное – что она ему верит! И это удивительное открытие заставило взглянуть графа на свою жену. - Не сомневалась? – тихо переспросил он и прочитал в светлых глазах женщины желанный ответ. Может, его там и не было, но он видел то, что хотел. Ее ладонь все еще лежала у него на плече, и Мишель прижался к ней колючей щекой, а затем нежно поцеловал, стараясь выказать всю свою благодарность. И за то, что пришла, и за то что поверила. Но дальнейшие ее слова не сразу дошли до него, прибывавшего в мире блаженства, от того, что ему позволили еще немного побыть рядом с ней. Ощутить ее ласку. Миша удивленно приподнял брови, а потом нахмурился. - Ты не моя жена больше – разве ты забыла?! И ты не посмеешь – слышишь! Ты не должна! – он встал и взял ее за плечи. Решимость в ее глазах, такая же как и два дня назад, когда она пришла к нему ночью, чтобы выкупить свою свободу. И ради чего?! Чтобы сейчас она ее вот так принесла в жертву? Мишка отчетливо увидел лицо старшего брата, представил – а уж ему-то теперь это ясно – какую муку может испытывать человек, теряющий самое дорогое, все его чувства - и резко тряхнул жену, - С ума, что ли, ты сошла? Ты не сделаешь этого! Коля… он все сделает сам. Уходи, пожалуйста. Граф отпустил жену и резко отвернулся, свою последнюю просьбу он выдавил сквозь зубы, боясь, что с языка могут сорваться слова, совсем обратные сказанному.
Марина Елагина: - Ты прав, не жена. Да только, кто об этом знает, кроме нас двоих? - Марина улыбалась ему совершенно искренне. Было приятно наблюдать, как Михаил буквально на глазах воспрянул духом. - Онуфрий Аристархович совершенно определенно не в курсе всех наших... проблем, для всего света - я твоя законная супруга и никто не может заставить меня свидетельствовать против тебя. Что же касается подтверждения моих собственных слов, то, увы, или, может, к счастью, я не была столь предусмотрительна, как ты, Мишель, моя горничная и прочие слуги маменьки могут подтвердить, что меня не было дома той ночью - подтвердить время моего отсутствия. И уже ничто не поколеблет твоего алиби. Однако Михаил все еще отказывался от ее помощи. То ли не верил до конца в искренность порыва, то ли напротив - верил и не желал от нее подобной жертвы... - Николя ни о чем не узнает, если ты его имеешь в виду, - продолжила она. - Я... тоже думала об этом, не скрою, когда собиралась сюда и решала для себя ехать или нет. Но, посуди сам, если будет железное алиби, значит, уголовное дело в отношении тебя необходимо прекратить. Нет дела - нет и суда, где мне пришлось бы выступить в качестве свидетельницы защиты. А в нынешних условиях, думаю, я могу полагаться на скромность Онуфрия Аристарховича и его стремление не причинять графине Елагиной моральных издержек, сверх тех, что она уже понесла, вынося за пределы допросной комнаты обстоятельства нашей с тобой частной жизни. Голос Марины Антоновны звучал бодро и уверенно, но на душе отчего-то подобной убежденности, что все произойдет именно так, по этому блестящему плану, не было. Однако эти сомнения Мишелю было знать вовсе не обязательно...
Михаил Елагин: Внимательно слушая жену, – а как ему ее еще называть? - Мишель все еще недоверчиво на нее поглядывал, но в во взгляде этом было и восхищение этой женщиной, и благодарность. В конце-концов, он сдался на ее доводы. Более того, не он ли сам думал о том, что Марина - это его единственный шанс обрести свободу. Николаю никогда не докопаться, кто истинный убийца. Не выйдет же тот сам вперед с благородным порывом прервать страдания младшего Елагина? Марина стояла, гордо вскинув голову, и уперев в него серьезный взгляд ставших зеленоватыми в сумраке глаз. Мишелю подумалось, что сейчас она даже более похожа на кошку, такую нежную и ласковую, но готовую выпустить в вас коготки в любую минуту. Кошка, которая защищает своего котенка, выросшего котенка – поэтому, как только опасность минует, она тут же его и оттолкнет от себя. И Мишель это понимал. - Хорошо, - сдался Елагин, подходя к жене и беря ее за руки, он пристально посмотрел ей в лицо. Может поколеблется, передумает? Нет, упряма… как и он сам. - Зачем мне отговаривать тебя от моего спасения, если я только и думаю сам – как отсюда выбраться. И поступок в твоем духе – добром на зло, - Михаил Викторович улыбнулся чуть печально, - Мариночка, моя жизнь в твоих руках – верти ей, как знаешь, но что бы ты ни сделала, поверь, – приму, как должное. Все еще глядя ему в глаза, Марина Антоновна кивнула мужу и быстро направилась к двери, оставляя Мишеля в одиночестве. Долгие минуты, которые он провел в комнате, показались даже длиннее всего дня, прожитого здесь. Когда дверь открылась снова, Мишель сидел за столом и выбивал дробь по столешнице.
Марина Елагина: Разговор со следователем продолжался не слишком долго. Не конкретизируя, Марина Антоновна объяснила Выжегородскому, что, несмотря на то, что весь последний месяц они с Михаилом Викторовичем живут порознь, ночь с 17 на 18 января графиня провела вместе с ним в их общем доме. - Матушка моя, графиня Игнатова, теперь серьезно хворает, что сказалось, к несчастью, и на ее характере, - жалобно посетовала Марина, смущенно опуская глаза долу. – С тех пор, как я приехала по ее настоянию из Биаррица минувшей осенью, она упорно желает постоянно видеть меня подле себя. Даже то, что месяц назад мой Мишель возвратился домой после многолетнего отсутствия – возможно, Вы слышали эту историю, – и мы с супругом хотим быть… вместе, не поколебало маму в ее решительности удерживать меня постоянно рядом, - голос молодой женщины дрогнул, - а я не могу ей перечить, ну Вы понимаете… - быстрый умоляющий взгляд на Вышегородского, исполненный страдания. - Думаю, что да, сударыня, - Онуфрий Аристархович не менее смущенно кашлянул и кивнул. - И это уж, не говоря о том, что маменька никогда особенно не любила моего мужа… Поэтому мы вынуждены встречаться пока, не слишком это афишируя… Но, если необходимо, то слуги подтвердят мое отсутствие дома вечером семнадцатого! Умоляю лишь об одном – допросите их так, чтобы все это не дошло до мамы! Это ее очень расстроит… Оказывается, лгать убедительно не так уж и сложно, удивленно размышляла про себя графиня Игнатова, когда, спустя некоторое время, уже преспокойно дожидалась в своем экипаже, пока Мишеля освободят из-под стражи, и он сможет присоединиться к ней здесь же. Хотя, собственно, так ли уж она лгала господину Выжегородскому? Разве маменька, на самом деле, не вынудила ее постоянно находиться при ней? Разве не настроена Тамара Николаевна по-отношению к Мишелю крайне скептически, в конце-концов, разве их с ним встреча, действительно, не была тайной? Нет, в общем-то, Марина сказала следователю чистую правду, просто подала ее, скажем так, несколько сместив акценты в нужном направлении. Ощущая вполне понятное удовлетворение, мадам Елагина выглянула в оконце экипажа, и вовремя: тяжелая кованая дверь ограды отворилась, и из нее вышел ее супруг. Оглядевшись по сторонам, заметив карету с гербом своего рода на двери, он быстрым шагом устремился к ней и через пару минут уже оказался внутри. - Ну вот все и закончилось, - сказала она, обращаясь к нему. - Теперь мы можем ехать домой. Надеюсь, ты рад?
Михаил Елагин: - Ну, Михаил Викторович, странный вы человек, однако, - с такими словами вошел Онуфрий Аристархович, лично желавший сообщить весть об освобождении. Впрочем, жаждал он или нет – это другой вопрос. Он, конечно, словам Марины Антоновны поверил – ну графиня, жена, как же иначе. Но, право слово, – глупость какая, что это мужу вздумалось скрывать подобное положение дел от следователя, от брата. А вообще-то ему было глубоко плевать – у него теперь была другая забота – найти убийцу Версмана. Жаль, конечно, что Елагин не убивал, а то все так ужасно удобно сложилось. Но жена сказала – значит сказала. А проверить все можно и опосля, и нужно проверить! – Свободны вы, Михаил Викторович, жена за вас заступается. Но на пару вопросов вы мне все же ответьте. Их разговор занял от силы минут десять – Мишель подтвердил сказанное Мариной, а Онуфрий Аристархович с видимым облегчением принес извинение узнику и отпустил его восвояси. Забрав свои вещи, не так уж их и много было, граф Елагин с нескрываемой радостью покинул стены Петропавловской крепости и вскоре с удобством устроился в экипаже напротив жены. - Домой. Одним приключением в моей жизни стало больше, - Мишель улыбнулся, но улыбка, как и тон его голоса, вышла вымученной и неестественной, - По чести сказать, с радостью прожил бы и без него. Теперь мы можем ехать домой. Она произнесла это так обычно, что смутная надежда зародилась в душе Мишеля. Спросить ее он правда не решился, так они и ехали в полном молчании, а его надежды очень скоро развеялись сами собой. Как только экипаж подкатил к крыльцу елагинского дома, Михаил Викторович, спрыгнув на землю, протянул руку жене. Марина еле заметно покачала головой и даже вопросительно-просительный взгляд мужчины не поколебал ее решения. Дурак, ну дурак же! – втихаря ругал себя граф, все еще не отводя руки, но отчетливо понимая – вот теперь это их последняя встреча. далее
полная версия страницы