Форум » Петербург » Все ясно ревности — а доказательств нет! » Ответить
Все ясно ревности — а доказательств нет!
Илья Кузнецов: Время - 2 февраля 1833 года Место - доходный дом Бека, квартира Ильи Кузнецова Участники - Вероника Веселова, Елена Соболева, Илья Кузнецов
Ответов - 22, стр:
1 2 All
Илья Кузнецов: С того момента, как Ника появилась в доме Кузнецова, прошел всего-то месяц, но произошло уже так много событий, что иногда Илье казалось, девушка живет здесь, как минимум, год. Во всяком случае, пара последних лет существования доктора в Петербурге промелькнула, менее ими насыщенная. Весьма банальное сравнение, но эта девушка, действительно, оказалась подобна свежему ветру, ворвавшемуся в квартиру на Аптекарском. Впрочем, ветру, как известно, свойственно, не только освежать атмосферу, но и менять погоду, принося облака, грозы, а иногда и разрушать. Отношения Ильи Ильича и Ники, с той поры, как он решил применить иную воспитательную методу в отношении девушки, тоже носили характер крайне переменчивый. Впрочем, скорее напоминая некое соревнование двух упрямств. Ника держалась с ним холодно, без былого обожания-восхищения в глазах, к которому Илья уже как-то успел привыкнуть и теперь скучал, но и сам он при этом сделался язвителен сверх меры в отношении нее, чего раньше вовсе и не было. Надо сказать, что девчонка спуску не давала, поэтому их краткие разговоры теперь все чаще напоминали взаимные пикировки. С Кларой Оскаровной Ника, напротив, помирилась, образуя теперь против Ильи в доме женскую коалицию, о чем-то шушукаясь с ней за его спиной. Было неприятно, но Кузнецов держался в рамках заданного себе курса. Впрочем, особо мучиться размышлениями на этот счет было некогда. Работы ближе к весне стало невпроворот - длительная слякотная оттепель делала свое дело, и пациентов у доктора заметно прибавилось, как в клинике, так и дома, где он тоже иногда вел прием тех, кто не считают возможным обращаться в больницу, а идут к врачу в частном порядке. А еще у него появился "обожатели" из числа студентов, что было весьма почетно. Потому что означало, что его методика преподавания имеет успех. Эти студенты ходили за ним хвостом в клинике, а некоторые норовили еще и домой прийти. Илья Ильич не отказывал, полагая что такое общение со учениками в неформальной обстановке иногда даже полезнее для образовательного процесса, чем происходящее в университете, "через кафедру аудитории". Самым настойчивым из "птенцов гнезда Кузнецова", как уже успели иронически прозвать этих ребят однокурсники, был Серёжа Огнивцев, талантливый парнишка из очень небогатой семьи, который все больше напоминал Илье его самого десятилетней давности. Он стал довольно частым гостем у Кузнецова последнее время. И засиживался, порой, допоздна. Но сегодня была суббота, занятий в университете не было, Серёжа торчал у своего преподавателя с утра и, признаться, уже слегка утомил Илью своими вопросами. Он как раз раздумывал над тем, как бы выпроводить неуемного юношу восвояси, когда в кабинет с тазиком и тряпками в руках вошла Ника, которая, невзирая на текущий учебный процесс, забралась на подоконник и стала яростно натирать оконные стекла, принимая при этом самые грациозные позы, чем немало отвлекала мужчин от разговора об особенностях течения сердечной астмы у пожилых пациентов. Особенно рассеялось внимание у Серёжи, который то и дело посматривал в сторону белокурого ангела в крахмальном передничке. Илью же это только злило: мало того, что ведет себя бесцеремонно, так еще и отвлекает этого балбеса, чем затягивает процесс общения с ним. Наконец, не выдержав, Кузнецов, не оборачиваясь, довольно громко проговорил насмешливым тоном: - Мадемуазель, боюсь, если будете так усердствовать, вы протрете стекло насквозь. Мне бы этого не хотелось! - от его слов Ника отчего-то вдруг сильно вздрогнула, неловко обернулась и... начала падать с подоконника.
Вероника Веселова: С тех пор, как между доктором и его воспитанницей пробежала кошка раздора, Ника так и не сменила гнев на милость. Еще больше усугубляло душевное состояние полнейшее безразличие самого объекта ее страданий. Приближалась весна, а на сердце так и не потеплело. В доме частенько стали появляться новые люди – то были пациенты и студенты, которые почти круглосуточно осаждали несчастное светило медицины. А почему, собственно, несчастное? Он же влюблен в свою работу, так пусть радуется, что погряз в ней по уши! – размышляла как-то девушка, раздраженно готовя уже третий чайный поднос для очередного важного гостя. Вероника сколько угодна могла себя грызть за слабость и неравнодушие к тому, кого она, якобы ненавидела и презирала, но ведь это было не так. Она по-прежнему питала к нему слабость, но показать это было равносильно признанию поражения, к тому же, кроме насмешек и снисходительности, ей ничего ждать не приходилось. И все равно ей было не все равно. Нельзя столько работать! Совсем осунулся, похудел, а спит, дай бог, от силы несколько часов – все что-то пишет, читает! Надо попросить Клару Оскаровну, чтобы бульон делала понаваристей, да пожирнее, а то совсем скоро растворится в своих бумагах и в окно вылетит, – думая об Илье в таком контексте, Ника всегда себя одергивала, продолжая верить в свою обиду, ну а сам доктор Кузнецов после того случая ни разу не предпринял попытки примириться. Продолжая молча страдать, девушка превратилась в ежа, с острыми колючками. Чтобы он не говорил, как бы не пытался шутить, она непременно вставляла свою иголку, не давая ему возможности как следует над собой посмеяться. Два спорщика, казалось бы, получали неописуемое наслаждение от перепалки друг с другом, и каждый как-будто ждал от другого очередной нападки – на этом все их общение и ограничивалось. Сегодня - выходной, все нормальные люди проводят время в обществе семьи, ну, в крайнем случае, близких друзей, но все – это не значит доктор Кузнецов. Ника давно себе наметила в списке дел на этот день помывку окон в его кабинете и с самого утра уже была готова этим заняться, но, увы, к Илье пришел студент, да такой надоедливый, что даже после полудня еще не соизволил оставить несчастного хозяина в покое. Топоча ножкой и грозно поглядывая на часы, девушка не выдержала и решила пойти мыть окна сейчас. И плевать она хотела, чем они там заняты, уж она-то им точно не помешает, а этот паренек, может быть, и уйдет, завидев ее бурную деятельность. С такими грозными мыслями она ворвалась в кабинет, как маленький торнадо. Невозмутимо прошествовав к окну , Вероника поставила свой тазик на табурет и грациозно вспорхнула на подоконник, чуть приоткрывая раму. И не буду я на него смотреть, сам не здоровается, и я не буду!- дернув нежным плечиком, Ника усиленно стала тереть пыльное стекло, - а этот парнишка, студент его, чего-то притих. Наверное, я все-таки помещала. Ну и пусть! Быстрее уйдет, быстрее обед поставим! Не выдержав, девушка бросила украдкой косой взгляд в сторону письменного стола и неожиданно встретилась глазами с Сергеем, хотя мечтала о других ясных и умных. Тихонько вздохнув, она потянулась к новым вершинам, стараясь достать повыше, и тут - неожиданный оклик. Ника невольно вздрогнула и потеряла равновесие. Ну, все! - промелькнула мысль, когда руки, не найдя опоры, взметнулись вверх, и она полетела с подоконника. Удара не последовало, Ника зажмурилась от страха перед болью и не сразу поняла, что совсем не упала и ее держат на руках, неудобно прижав к груди. Щекой она чувствовала учащенный стук сердца ее спасителя, и как бы много она отдала за то, чтобы этим самым спасителем с твердыми крепкими руками оказался Илья Ильич! Приоткрыв глаза, она увидела встревоженное молодое лицо. Ну, что ей оставалось делать? Ну, не плакать же от обиды?! Вероника неловко улыбнулась и начала выворачиваться из встревоженных объятий студента. - Спасибо, сударь,- тихонько поблагодарив его, девушка еще раз улыбнулась парнишке, не зная, как ей быть дальше.
Илья Кузнецов: Оба мужчины сорвались со своих мест одновременно, но молодость победила опыт. И теперь Илье оставалось лишь со стороны наблюдать, как его ученик пожинает плоды славы в виде направленного на него взгляда горящих благодарностью голубых глаз и лучезарной улыбки. Наблюдать, как в ответ на этот взгляд, Сергей покраснел до самых ушей и смущенно лепечет: "Право, мадемуазель, не за что!". Наблюдать со странной досадой и раздражением... Не выдерживая больше этой идиллии, Илья кашлянул и проговорил иронически: - А Вы весьма расторопны, мой юный друг, - "слишком, черт Вас возьми, чрезмерно!" - Впрочем, барышню, которую вы только что спасли, зовут Ника, а значит где-то у нее есть и крылья, - "кожистые, с перепонками", - которыми она, вероятно, собиралась воспользоваться, столь самоуверенно забираясь на эту немалую высоту! - он взглянул на озадаченную его словами девушку. - Вероника, ей-богу, одна из подобных проделок в другой раз закончится для тебя плачевно! Неужели было трудно попросить кого-то из нас постоять рядом, подстраховать? Впрочем, все хорошо, что кончается хорошо... И на этой оптимистической ноте, пожалуй, на сегодня мы и закончим наши изыскания, Сергей Васильевич? - он перевел взгляд на все еще красного, но довольного Огнивцева, недвусмысленно намекая ему на то, что пора уходить, одновременно, радуясь, что нашелся повод от него избавиться. И юноша, кажется, наконец, догадался, чего от него ждут. Поспешно выпустив из нелепых объятий Нику, он тотчас же откланялся и ушел. Однако вновь появился в доме учителя уже совсем скоро. И каким-то шестым чувством Илья понял, что отныне его студент интересуется здесь не только изучением внутренних болезней, но и вполне себе внешне здоровой в настоящий момент девицей Веселовой. Во всяком случае, Кузнецов уже успел заметить пару раз, как молодые люди иногда перебрасываются короткими фразами, обмениваются улыбками, в общем - проявляют взаимную симпатию. И каждый раз замечая это, Илья Ильич все с большим трудом давил в себе растущую, как на дрожжах, и абсолютно иррациональную неприязнь к совсем недавно любимому студенту Огнивцеву. Черт, да его буквально передергивало всякий раз, когда этот молодой петушок распускал свой еще не выросший толком хвост перед его Никой. Да, его! Его воспитанницей, его забавой... Илья, конечно, боролся с этим. Ну, в самом деле, она ведь не крепостная, в любой момент может уйти. Выйти замуж, наконец. Пройдет еще пара лет - и это будет вполне закономерно. Но... мысли о том, что это произойдет когда-то, Илья предпочитал последнее время прятать поглубже. Пока же следовало ограждать девушку от ненужных контактов вот с такими чрезмерно ретивыми молодцами, как Огнивцев. И Кузнецов вознамерился постепенно свести его пребывание у себя в доме к минимуму, разумеется, под благовидным предлогом.
Вероника Веселова: Любовь прекрасна, когда она взаимна, но, как говорится, сердцу не прикажешь и насильно мил не будешь, кто-нибудь, да обязательно будет страдать. И Ника страдала, а вместе с ней страдал, и тот молоденький паренек, что был неосторожен со своим сердцем. С виду все было замечательно. Девушка улыбалась, встречая Сергея, искренне смущалась его робким комплементам и даже прониклась симпатией, но, увы, ответить любовью на его чувства не могла. Вероника даже и не думала о том, что на самом деле кроется за его частыми приходами, мысленно надеясь, что когда тот получит профессию, не станет таким чурбаном и зазнайкой, как Илья Ильич. О последнем она просто старалась не думать, зачем себя мучить, ведь все равно он будет смотреть на нее свысока, как взрослый на ребенка. А ведь она уже не ребенок, пусть немного легкомысленная и дерзкая, но совсем не ребенок! Казалось, что и сам Илья Ильич как-то замкнулся, перестал вообще ее замечать и все чаще стал уходить из дому, а вот Сергей как-будто этого только и ждал. Смешной он, но жутко милый, как жаль, что некоторые не могут быть такими обаятельными и приветливыми, как Сергей. И чего он вдруг так со мной? Я ж прислуга обыкновенная. А, может быть, он думает, что я могу что-то сделать для его успеха в глазах Ильи Ильича? - косой взгляд в сторону сидящего в кресле Кузнецова. - Нет, не думаю, он не похож на такого. Он просто милый, - с улыбкой мечтательной дурочки Ника смахивала пыль с книжных полок в кабинете у хозяина, когда в комнату вошла Клара Оскаровна с торжествующей улыбкой на тонких губах. В руках экономка держала букет. Нет, это были не шикарные розы или бледные лилии, то были удивительной красоты нежно-голубые незабудки – дикая редкость среди зимы. -Это просили перетать тепе, – с легкой улыбкой пробубнила строгая немка, - а вот это просили перетать фам, доктор, - сунув букетик в руки опешившей девицы, она передала письмо Илье Ильичу и вышла. Ника заворожено смотрела на голубой веер из нежных лепестков. Еще никогда в жизни ей никто не дарил цветов! И нетрудно было догадаться, кем был тот таинственный даритель. Вдохнув аромат незабудок, Ника повернула голову, не успев стереть из глаз восторг и радость. - Илья Ильич, я пойду цветы в воду поставлю, а потом закончу у вас, - с улыбкой она выпорхнула из комнаты, не обратив внимания, что из букета на пол выпала крохотная карточка.
Илья Кузнецов: - Как угодно, - буркнул Кузнецов, сделав вид, что слишком увлечен своим занятием, чтобы говорить с ней. Ибо, все время, пока Ника суетилась в его кабинете, считалось, что Илья Ильич занят написанием очередной научной статьи для журнала. «Считалось», потому что, на самом деле, пока девушка находилась рядом, доктор не смог написать и двадцати строк. Точнее, он, конечно, пытался, но мысли постоянно уплывали от темы статьи вслед за взглядом Ильи Ильича. А тот то и дело взлетал от почти пустого листа бумаги к стройной девичьей фигурке, как специально маячащей прямо перед ним. Всего один месяц нормальной жизни - и Ника стала на глазах расцветать. Даже, несмотря на недавнюю болезнь. Теперь никто бы не заподозрил в ней замарашку, какую Илья встретил тем январским вечером на улице. Так бывает с котенком или щенком, которого подобрали на улице добрые люди, отогрели, откормили и полюбили, а он – превратился вдруг в форменного красавца. Так бывает в апреле, когда несколько дней теплой погоды съедают грязные и серые сугробы, казавшиеся вечными, и становится видно, что наступила весна. Щенки, котята, сугробы, съеденные солнцем… Бред какой-то! Да и до весны еще два суворовских перехода. И вообще – при чем тут весна, черт побери?! Едва Ника выбежала из комнаты, прижимая к груди букетик, Илья с досадой отбросил в сторону перо и откинулся на спинку кресла. Не нужно было иметь государственных масштабов ум, чтобы догадаться, от кого девушка получила цветы. И, надо сказать, Илья даже где-то зауважал Огнивцева за такой рыцарский поступок. Вероятно, Сергей, действительно, питает к Нике нежные чувства. И это всерьез. Кажется, и он ей нравится, вон, с каким мечтательным видом бродит по дому последние несколько дней. Размышляя, Илья поймал себя на том, что подобные думы последнее время у него сопровождает какое-то неприятное ноющее чувство в эпигастральной области или чуть выше, но на желудок он никогда не жаловался. Да и на сердечную боль оно не походило, ни характером, ни локализацией. Но от этого было не менее противным. Поэтому, чтобы отвлечься, Кузнецов встал, потянулся и прошелся по комнате взад-вперед, случайно наступив при этом на какую-то маленькую бумажку. Подняв ее и невольно ознакомившись с содержанием – это было какое-то сентиментальное четверостишие, он сперва возвел глаза к небу, потом поморщился и, держа листок двумя пальцами, как пинцетом, вышел прочь из кабинета, направляясь на кухню. - Клара Оскаровна, - обратился он к пожилой немке, которая в это время сосредоточенно начиняла яблоками пирожки к ужину, - я тут случайно нашел это, - он положил карточку на стол рядом с доской, сплошь усыпанной мукой. – Вы не могли бы отдать его Нике, когда та соизволит показаться вам на глаза? Представьте, после того, как вы отдали ей букет, выскочила, как ошпаренная, сказала, что сейчас вернется, но больше я ее не видел. - Ох, это есть моя вина, герр доктор! – экономка перешла на немецкий. – Дело в том, что Серёжа все это время ждал ее, а потом пригласил погулять. Ника отнекивалась, говорила, что занята, но я сама разрешила ей пойти с ним. Сказала, что за нее закончу уборку, а потом отвлеклась на эти пирожки. Но не волнуйтесь, Илья Ильич, я только поставлю их печься и сразу к вам. - Вы отпустили Нику гулять вдвоем с мужчиной?! Клара Оскаровна, где ваше благоразумие - Но это же не какой-то чужой мужчина, это Серёжа! – удивлению фройляйн не было предела. – Мы же прекрасно его знаем! - Все равно, это неприлично для девушки. Не ожидал, Клара Оскаровна, от вас такой промашки в области хороших манер! – с этими словами он повернулся спиной к обескураженной немке и удалился вновь к себе в кабинет, где прождал возвращения юной кокетки в течение полутора часов, а потом, плюнув на это, отправился в театр, к вечернему представлению. Давали нынче «Севильский цирюльник». Просто замечательно, он давно его не слышал, да к тому же, кажется, Розину сегодня поет Елена…
Вероника Веселова: Они разминулись на каких-то полчаса. Вероника ворвалась в дом, запыхавшаяся, раскрасневшаяся, и тут же ломанулась в кабинет извиняться перед Ильей. Ника пыхтела, никак не могла отдышаться, так быстро бежала. Мудреное ли дело, три квартала за 15 минут! Как бы он не рассердился! Да, конечно, он не рассердится! Какое ему дело, вообще, до того, что я и где я! Подумаешь, ушла на пару часиков, тем более, Клара Оскаровна в курсе, разрешила! А этот пусть сидит сиднем над своими бумажками и книгами! - довольная улыбка сияла до тех пор, пока она не встретила на пороге кабинета экономку. -Герр Доктор сегодня фечером отпрафился в театр, – сухо проговорила немка вручая девушке веничек для смахивания пыли, - закончи там, а потом можешь быть сфободной. На сердце как-то сразу стало тоскливо. Несмотря на то, что она замечательно провела время с Сережей, хорошее настроение медленно, но верно скатывалось к нулю. Пусть даже они не слишком ладили в последнее время, а точнее, совсем не ладили, все равно ей было как-то спокойней и уютней, когда он находился в доме. Закончив с уборкой, девушка прихватила к себе в комнату пару пирожков и стакан молока. Устроившись на подоконнике, Ника с улыбкой принялась вспоминать весь сегодняшний день – сначала букетик незабудок, потом прогулка по парку, робкие комплименты, смущенные взгляды… Все хорошо и приятно, но все равно что-то не так. Что то мешало ей привязаться к этому парнишке по-настоящему, она как-будто ждала чего то другого… или кого-то другого. Но то были запретные мысли. Мотнув головой, она нахмурилась. За окном потихоньку засыпал город, а вот ей отчего-то не спалось. Совершив свою вечернюю трапезу, Ника забралась с ногами на подоконник и стала наблюдать, как зажигаются фонари, от скуки принялась их считать. Спать совершенно не хотелось, а признаться себе в том, что она ждет его прихода она не могла. Наверное, в театре интересно, я никогда не была там. Надо будет потом спросить у Клары Оскаровны, что это такое, сходить в театр. У него-то, знамо дело, спрашивать ничего не стану, да он, наверное и не скажет… Размышляя об этом, девушка не сразу заметила подъезжающий к дому экипаж, а когда заметила, то не смогла разглядеть, кто из него вышел. Вот черт! Он приехал не один, наверное, друга какого-нибудь пригласил… значит, будут выпивать… а с утра ему на кафедру… ух!.. Спрыгнув на пол, она сначала было хотела выйти в коридор, но покамест решила повременить, нарываться на Илью Ильича было боязно, ведь он, наверняка, не преминет подшутить или съязвить перед своим знакомым на счет Ники.
Илья Кузнецов: Еще по дороге в театр, Илья Ильич велел извозчику заехать в цветочную лавку, где купил букет, нет – целый сноп разноцветных хризантем, которые так любила та, кого он намеревался сегодня ими порадовать. Елена Ринальди… знаменитая примадонна, у которой нынче была, пожалуй, лишь одна реальная соперница на сцене, Ванда Тимошевская. Но про пани Ванду последнее время было слышно несколько меньше, говорили, что какие-то жизненные коллизии отвлекли прекрасную польку от сцены. А вот имя Ринальди звучало практически в каждом салоне, так же, как ее голос – почти в каждой заглавной роли Императорского театра. Поэтому даже Илье, которого никак нельзя было отнести к «почетным гражданам кулис», было знакомо имя дивы, которой его и представили как-то в одном из благородных собраний, где певица в тот вечер выступала. Прямо тогда же в разговоре случайно выяснилось, что певицу уже некоторое время беспокоят периодические «пропадания голоса», и она была бы не прочь показать свое золотое горло знаменитому доктору – вот, прямо немедленно, в тот же вечер. У него дома… С тех пор они периодически встречались. Елена, к слову, звучная итальянская фамилия ей досталась от мужа, итальянского пианиста-импровизатора, невесть, откуда взявшегося в Петербурге, а потом куда-то столь же непонятно исчезнувшего, очень здраво относилась к их связи, получая от нее максимум удовольствия и не менее щедро даруя его Илье. Оба понимали, что это не всерьез, ибо оба же были слишком увлечены построением своих карьер, не считая чувства важной частью жизни, отдавая свою страсть преимущественно профессии. Но и друг другу оставляя кое-что, поэтому, как уже был сказано, были вполне довольны своим легким и необременительным романом. Еще в антракте после первого действия, Илья поднялся в гримерку Елены и там осыпал ее закономерными комплиментами и хризантемами, от которых певица пришла в ожидаемый восторг. Впрочем, все похвалы были полностью ею заслужены – донна Ринальди была «в ударе» сегодня вечером. А после появления у нее Кузнецова, которому она весьма обрадовалась, второе действие и вовсе прошло «на ура». Во всяком случае, после арии «Contro un cor che accende amore…», публика аплодировала ей минут пятнадцать, отчего представление даже прервалось. Не менее бурные овации выпали на долю рыжеволосой красавицы-примадонны и, собственно, после окончания всего спектакля. Впрочем, долго на поклонах она не задержалась, ибо к этому моменту Илья Ильич уже ждал ее в своем экипаже у служебного входа. Дома дверь им, как обычно, открыла Клара Оскаровна, сопроводившая приветствие таким взглядом в адрес певицы, что другая дама за него вцепилась бы ей в седые букольки. Однако Кузнецов был спокоен, он знал, что Елена изрядно близорука, что сообщает ее прелестным карим очам несколько мечтательное и рассеянное выражение и избавляет порой от ненужных переживаний по поводу того, кто и что о ней думает. Самого же доктора весьма интересовало, вернулась ли домой Ника, впрочем, фройляйн спрашивать он не стал. Во-первых, заметил шубку девушки на вешалке, а во-вторых, ну не при Лене же… Вместо этого, Кузнецов попросил Клару Оскаровну принести им бутылку вина, легких закусок – и быть после этого свободной. - Илья! А у тебя, оказывается, есть пианино! – воскликнула Елена, оказавшись вместе с ним в гостиной. – Я раньше и не знала, странно… Впрочем, - тут дива рассмеялась своим мелодичным смехом, - кажется, в твоем доме я знаю только две комнаты – кабинет и спальню, - она выразительно приподняла красиво изогнутую бровь. На эту фразу сам Кузнецов ухмыльнулся, налил себе и ей вина, принесенного расторопной немкой, и протянул один из бокалов донне Ринальди. - Ну, мы многого друг о друге не знаем. Но это не мешает нам, ведь так? - Так… - она отпила глоток и поставила бокал на пианино. – Ты сказал, что я сегодня хорошо пела? - проговорила она более тихим, воркующим тоном, легко проводя ладонью по его волосам, Илья кивнул. – Но ты опоздал, поэтому не слышал своей любимой каватины. А хочешь, я спою ее сейчас еще раз – только для тебя? И прежде, чем доктор успел что-то возразить, она подняла крышку пианино, пробежалась тонкими длинными пальчиками по клавиатуре в бравурном вступлении, и запела знаменитую «Una voce poco fa…», которую многие считали ее коронной арией. Илья, и верно, любил, как она исполняет ее – чувственный, сильный голос удивительно точно передавал настроение и смысл прекрасного сочинения Россини. Но теперь ему вдруг показалось, что не время и не место петь – в самом деле… - Спасибо, Леночка, - он склонился к певице, мягко снимая ее руки с клавиатуры и приникая к каждой из них по-очереди губами. – Ты божественна. Но… фройляйн уже, наверное, легла спать, да и Ника… - Ника? – Елена обернулась к нему удивленно. – Кто это – Ника? - Моя… она помогает по хозяйству Кларе Оскаровне, - замялся Илья. - А, прислуга! – воскликнула она, мгновенно теряя интерес, к вящему облегчению Кузнецова. – Ну что же, если ты такой заботливый барин, то я, пожалуй, тоже не стану нарушать покой твоих слуг. Ну… почти не стану, - тихо рассмеялась женщина, поднялась из-за инструмента, оказываясь при этом лицом к лицу с Кузнецовым, привстала на цыпочки, обнимая его плечи, и сама приникла к губам Ильи в поцелуе. Ну, да он и не сопротивлялся…
Вероника Веселова: Прижавшись ухом к двери, Ника, затаив дыхание, пыталась понять, что происходит. Услышав женский смеющийся голос, весьма звучный и громкий, девушка вздрогнула, прижав ладошку к сердцу. Сразу стало как-то гадко. Сощурив глаза и поджав губы, она резко поднялась, вскинув свои золотые кудряшки, и смело потянулась к дверной ручке. В конце-концов, по дому-то мне ходить ночью пока еще не запрещали!- с самым решительным видом она открыла дверь и тут же сжалась, прислонившись спиной к стене. Было страшно, но любопытство вперед нее родилось, посему назад дороги не было. Из гостиной полилась невероятной красоты мелодия, а вслед за ней - женский голос, красивый-красивый, но почему-то уже ставший ненавистным для юной шпионки. Сняв туфельки, держа их в одной руке, Вероника, крадучись, медленно направилась поближе к той комнате. Наверное, она в театре выступает… голос-то какой красивый… и сама, наверное, она очень красивая…- с грустью и какой-то детской обидой подумала она, подходя к самой двери. Она была чуточку приоткрыта, совсем небольшая щелочка, но все-таки что-то можно было разглядеть. Господи, пусть он не выглянет в коридор! – закусив губы, Ника склонилась над щелью. Женщина и впрямь была очень красивой. Яркая дорогая одежда, красивая прическа, только лица не было видно, но оно тоже должно быть прекрасным. Куда юной замарашке до такой жар-птицы! Он назвал ее Еленой... хорошо считается с прекрасной... - тихонько вздохнула Ника и собралась было плестись обратно к себе, по дороге захватив из кухни какую-нибудь булочку, чтобы заесть горе, но тут события стали разворачиваться еще хлеще. Женщина поднялась и буквально набросилась на ее хозяина, а тот рад-радехонек. Заключил красавицу в объятия и… поцеловал! Блестящие голубые глаза дрогнули, в одну секунду наполнились болью. Вихрем она неслась к себе, кусая губы и жмурясь. Нет… плакать не буду…!!!- ворвавшись к себе, она подостыла. Свернувшись клубком на постели, Вероника еще долго думала над тем, что видела. Мысли были разные: от самых отчаянных, до самых болезненных. Но одно она поняла - она ему совершенно точно безразлична и стало так холодно и пусто на душе, что до самого утра она почти не сомкнула глаз, продолжая проклинать себя, невольно вслушиваться в звуки дома.
Илья Кузнецов: Елена оставила его ранним утром, пока все в доме еще спали. После чего и сам Илья Ильич вернулся в постель, где тоже благополучно пребывал в объятиях Морфея часов до десяти утра. Сегодня было воскресенье, а значит, тот редкий день, в который доктор мог позволить себе выспаться, ибо в университете занятий не было, а прием, который он вел у себя дома, не прекращавшийся и в выходные, ожидался лишь во второй половине дня. Поэтому проснулся Илья отдохнувшим и в замечательном настроении. Умылся, оделся, выбрался из комнаты и, что-то насвистывая, пошел в сторону кухни, где рассчитывал отыскать Клару Оскаровну… и Нику, конечно. Воспитательный пыл в нем несколько ослаб со вчерашнего вечера, но все же не угас до конца, поэтому Кузнецов все еще собирался высказать девушке все, что он думает по поводу ее вчерашней прогулки с Огнивцевым. Илья Ильич не ошибся, Ника была на кухне вместе с фройляйн Кнабе. И до его появления там, женщины, кажется, вполне дружелюбно разговаривали, занимаясь какой-то рутинной домашней работой. Однако, едва Кузнецов вошел, беседа сразу же утихла, а сама Ника тотчас же сорвалась со своей табуретки и, чуть не сбив с ног доктора, стремглав вылетела из комнаты прочь. Проводив ее удивленным взглядом, Илья, тем не менее, не стал выяснять, что происходит. Вместо этого просто попросил немку накрывать на стол – хотелось есть. Клара Оскаровна кивнула. От нее тоже как-то веяло холодком, но к этому Кузнецов давно привык. Так всегда бывало, когда у него оставались на ночь женщины. Вот с этого самого момента мимолетной встречи на кухне и до послеобеденного времени, на которое были назначены часы приема пациентов, Илья Ильич Нику и не увидел более. Вероятно, думал он, девушка, наконец, поняла, что вела себя плохо. И теперь просто боится показываться на глаза. Что же, это даже полезно… Больных на сегодня к нему записалось не слишком много. Что было еще одним приятным моментом этого воскресенья. Ибо, как не любил Кузнецов свою работу, но был он тоже не железный, поэтому, разумеется, уставал. Когда в его кабинет очередной раз вошла фройляйн Кнабе, исполнявшая в таких случаях еще и обязанности личного секретаря, а порой и сестры милосердия – да, Клара Оскаровна была бесценна, – она назвала имя некой мадам Соболевой, предупредив, что на сегодня это последняя пациентка. - Соболева? – Илья на мгновение нахмурился, припоминая, но безуспешно, - а кто это? Впервые у меня, вероятно? – немка кивнула. – Ну, просите, пусть заходит.
Елена Соболева: В феврале в Петербург пришла оттепель, поднялись продирающие насквозь влажные ветры, и никакие муфточки, кофточки и накидочки не спасали от холода, прозывающего до костей. Елена возненавидела Петербург в этот период, пожалела, что приехала сюда из своей глуши, но с прекрасной погодой! Горло першило, а голос и вовсе пропал! Вместо привычно мелодичного звука она исторгала из себя шипение разъяренной гадюки, не иначе. Один плюс, прислуга понимала ее уже без слов, и все ее желания предугадывались с поразительной точностью. Создавалось впечатление, что все в доме Соболевых вдруг овладели волшебством чтения мыслей. Потому и платье, соответствующее времени, и экипаж были поданы вовремя. Елена дождалась, пока ее примут, и прошла за женщиной, представившейся Кларой Оскаровной, немцы успешно осваивали Петербург. Не зная, как дать о себе знать, голоса то у нее не было, девушка вошла в кабинет доктора и взмахнула рукой, пытаясь привлечь внимание Ильи Ильича к своей фигуре. Он недоуменно поднял на нее глаза, наверное, к нему не каждый день приходят безмолвные девушки, размахивающие руками. Желая доказать, что с ее воспитанием все в порядке, она чинно сложила ручки впереди себя и скромно улыбнулась. Как утомительно, оказалось, жить, не имея возможности выражать свои мысли вслух. И это при том, что Елена была лишена женского недостатка – болтливости. Глядя на ничего не понимающего доктора, Елена попыталась выжать из себя любой звук, какой могла. - Илья… - голос получился низким, тихим. Забавно, что такое изменение голоса Елену даже заинтересовало, неплохо было бы овладеть умением так менять свой голос. И хоть сейчас он звучал простуженным и глухим, но подобный тембр, глубина и загадочная хрипотца, пожалуй, даже могла понравиться мужчинам в некоторых условиях. Елена сделала глубокий вдох и задержала воздух в легких, дабы дать успокоиться воспаленному горлу. Это помогало сдержать кашель…
Вероника Веселова: Для так и не сумевшей как следует выспаться Вероники воскресное утро началось с головной боли. Думать о вчерашнем не хотелось, на душе было гадко. Выбравшись из теплой постели, Ника поспешила привести себя в порядок и тут же окунуться в работу – говорят, это лучшее лекарство от тоски. Составив компанию Кларе Оскаровне за завтраком, девушка получила список дел на сегодня, к сожалению, он был небольшой, значит, будет куча времени для того, чтобы думать, а думать совершенно не хотелось. В кухню, что-то бодро насвистывая, в прекрасном настроении вошел Илья Ильич, отдохнувший и весьма довольный собой. Сорвавшись с места, Вероника беззвучно вылетела прочь. Дура! Идиотка безмозглая! Зачем так? Трусиха, нужно было остаться, а ты убежала!Забившись в кладовку, Ника съежилась, прислонившись лбом к гладкой дверной ручке. Теперь он будет думать, что я боюсь наказания! А я ведь не наказания боюсь, я его боюсь! Нервно сжимая в руках обрывок какой-то тряпки, она думала о том, как поступить дальше. Так, сейчас начнется прием, он будет занят и встретиться мы с ним не сможем, я как раз успокоюсь, и все будет, как прежде… Посидев еще минут пять в своем укрытии, Ника выбралась в коридор, прихватив с собой ведро и швабру. Прошло какое-то время, в дом стали приходить люди, Клара Оскаровна их встречала и провожала в кабинет доктора, девушка, тем временем, суетилась в гостиной, натирая обеденный стол, невольно слушая короткие разговоры. Время близилось к обеду, а есть почему-то не хотелось. Печально водя тряпкой по уже и так блестящей столешнице, Ника размышляла о том, как быть дальше. После вчерашней ночи стало совершенно очевидно, что она окончательно и бесповоротно влюблена, и ревность - тому доказательство. Как с этим жить было непонятно, может быть, стоит попробовать первой пойти на уступки, забыть ту обиду и попытатьсяь вновь наладить отношения? Глупо, конечно, но, все-таки, хоть какое-то утешение. Она ни на что не собиралась претендовать, но просто так оставить все, как есть, тоже было невыносимо. С самым решительным видом, бросив протирать дырку в столе, она побежала на кухню. - Клара Оскаровна, Клара Оскаровна, а можно сегодня я отнесу чай Илье Ильичу, когда тот попросит? Немка вопросительно посмотрела на Нику, но вслух ничего не сказала лишь молча кивнула.
Илья Кузнецов: - Он самый, мадам, не утруждайтесь, - усмехнулся Илья Ильич, когда зефирное создание, коим выглядела госпожа Соболева, вдруг, обратилось к нему эдаким хрипловатым контральто, впрочем, очень чувственным. Он встал со своего места за столом, приветствуя даму, и также жестом, пригласил ее в процедурный кабинет. В принципе, даже без осмотра было очевидно, что женщину постиг банальный ларингит, вещь совершенно не удивительная в сыром климате столичного российского города. И не нужно было для этого быть профессором медицины. Но после той истории с Никой, Илья Ильич предпочитал перестраховываться. Заметив, как большие карие глаза мадам Соболевой, при виде его инструментов, стали еще больше, Кузнецов поспешил успокоить даму, почти так же, как совсем недавно Нику, что не причинит ей неприятных ощущений. И почему они уверены, что все доктора мира только и замышляют, как бы побольнее наказать пациентов за то, что они имели глупость заболеть? - Ну вот, как видите, я Вас не обманывал, - проговорил он, наконец, когда осмотр был закончен и они вместе с Еленой Сергеевной вернулись в кабинет. Строго говоря, на этом прием можно было считать и оконченным. Оставалась мелочь - выписать рецепт и отдать его графине. Однако было в этой даме что-то такое, что не позволяло расстаться с ней вот так - формально. Кроме того, ей. как уже говорилось, случилось стать последней пациенткой этого дня. А значит торопиться было некуда. Поэтому у Кузнецова вдруг возникла одна идея... - Елена Сергеевна, а не хотите ли задержаться еще надолго в моем "страшном логове" и выпить чаю? Ну, а что? Откажется, значит, откажется...
Елена Соболева: Илья Ильич всего лишь осмотрел ее, и совсем не пытал своими многочисленными приспособлениями, блеск которых заставлять Елену цепенеть. Потом он быстро выписал рецепт, и заставил ее проглотить что-то уже здесь. В горле перестало першить, и дышать сразу же стало легче, наверное, она даже сможет что-то сказать… - Благодарю Вас, Илья Ильич. – Голос был все также не похож на ее собственный, но по крайней мере ее уже было слышно, и она не задыхалась больше от кашля. – Оказалось, что не так уж у Вас и страшно, думаю, в чай мне не подсыплют цикуты или еще чего-нибудь столь же действенного. Признаться, я боялась врачей с детства, но Вы развеяли все мои страхи. Доктор был так мил, так обходителен, внимателен и заботлив, Елена, конечно же, понимала, что такое поведение – издержки профессии, но было так приятно почувствовать себя гостьей в этом доме, что она просто не смогла заставить себя отказаться, хоть и придумала множество причин. Но раз он сам предложил ей, значит, и отказываться не имело смысла, не каждому же пациенту он предлагает выпить с ним чаю. Зато знакомство можно будет считать завязанным, иметь в своих друзьях врача тоже очень удобно. Кабинет, в отличие от процедурной, был очень уютен, в нем ощущалась жизнь, несмотря на то, что все было натерто и вычищено.
Илья Кузнецов: - Скажите, а давно ли Вы в Петербурге? – спросил Илья Ильич мадам Соболеву, когда они уже вернулись в его кабинет и устроились в креслах перед уютно пылающим камином в ожидании чая – несколько минут назад Кузнецов приказал Кларе Оскаровне накрыть им в гостиной. – Правда, я и сам всего несколько лет назад перебрался сюда из Москвы, но уже успел ощутить в себе «столичного жителя», знаете ли… - усмехнулся он, приподнимая иронически бровь, - и теперь ощущаю себя вправе испытывать любопытством терпение всякого, кому не повезет встретиться со мной впервые в жизни. Говоря об этом, Кузнецов откровенно иронизировал по поводу снобизма местных аристократов и их обычая вечно лезть в частную жизнь малознакомых людей. Елена Сергеевна тоже принадлежала к высшему обществу, даже носила графский титул, но, глядя на нее, Илья отчего-то не сомневался, что она правильно воспримет сказанное. Ведь перед ним была женщина не только красивая, но и умная, а это есть редкое и пленительное сочетание, которое, впрочем, привлекает далеко не всех мужчин, а лишь тех из них, кто достаточно в себе уверен. Что касается самого Кузнецова, то он, как известно, не страдал от чувства собственной неполноценности – поводов не было. Однако принципиально не заводил романтических отношений с пациентками, считая это пошлым. А потому и к Елене Сергеевне испытывал лишь искреннее дружеское расположение, но не более. Кажется, почувствовав это, и она не пыталась подчинить его своим чарам. За что, в свою очередь, себя очень обязанным чувствовал Илья Ильич, уже несколько утомившийся тем, что большая часть знакомых женского пола подспудно или явно занесла его в заветный список, и старому холостяку каждую минуту приходится быть настороже, чтобы, как говорится, «не дать повод». В сущности, как немного нужно для счастья – не чувствовать себя «дичью» в обществе прекрасной охотницы! Тем временем, в кабинет заглянула Клара Оскаровна, она сказала, что в столовой уже сервировано, так что господа могут уже переместиться туда, если угодно. Разумеется, им было «угодно», так что вскоре они с мадам Соболевой расположились за чайным столиком. И все было хорошо и чинно, но Илью немного удивило, когда выяснилось, что прислуживать им за чаем будет не фройляйн, а Ника. В безупречном белом переднике и крахмальной наколке, она стояла в уголке, скромно опустив глаза долу, и казалась воплощением скромности и желания услужить. Но Кузнецов все равно почувствовал – что-то тут не так…
Вероника Веселова: Получив разрешение от несколько удивленной немки, Ника, просияв, тут же помчалась к приемной, дабы спросить о том, когда подавать чай и только собралась, было, дернуть ручку приоткрытой двери, как замерла на пороге в оцепенении. Илья Ильич, склонившись к незнакомке, кажется, целует ее! – противная змейка ревности поползла от сердца, к разуму, заставляя девушку «ослепнуть». Прислонившись спиной к стене рядом с дверным проемом, она стала слушать. Все благие намерения и желания примириться с этим сластолюбцем мгновенно улетучились, остался только гнев и прежние обиды. Они мило о чем-то переговаривались, а потом он назвал ее Еленой! И тут все сошлось! Это та самая женщина, что была с ним прошлым вечером! Она вернулась, и они, по всей видимости, решили продолжить миловаться! Конечно, чем ему заниматься в воскресенье! А эта прикинулась пациенткой и опять пришла…. Ненавижу…. Ненавижу его! Ненавижу их обоих!!! Сжав кулачки, Ника стремительно вернулась на кухню. Клара Оскаровна, глядя на ее сосредоточенное хождение по кухне, вышла проверить, все ли в порядке у хозяина, а когда вернулась, чтобы сообщить о том, что пора готовить чай, Ника уже захлопотала у чайного подноса. Ну, Илья Ильич, пусть будет, что будет, но вам я отплачу. Строя из себя благородного добренького врача, вы скрываете свои пороки… вы меня обманывали! А я вам верила, думала, что вы другой! А вы такой же, как и все мужики, только одно на уме! Закрывая чайник фарфоровой крышечкой , Ника удовлетворенно вздохнула. В кармане передника лежал уже подготовленный подарочек, а коварные планы на том не заканчивались. Поправив серебряную ложечку в сахарнице, девушка подняла тяжелый поднос и пошла в столовую, где велела накрыть Клара Оскаровна. Голубки уже сидели в предвкушении чаепития, а Ника замерла в уголке, держа в руках свою коварную ношу, изображая полнейшую невинность, опустив бесстыжие глазки в пол. Поднять взгляд на этого мерзавца, разбившего ей сердце, девушка не могла.
Елена Соболева: - Совсем недавно, всего пару месяцев, но, как видите, уже успела ощутить на себе все неприятности местного климата. – Елена улыбнулась, смеяться сейчас было неоправданным риском, а смеяться хотелось. Но, говорят, что улыбка может быть не менее пленительной, чем смех. Не даром же Мона Лиза так долго привлекает умы и сердца ее зрителей. Илья Ильич оказался презабавным собеседником. Елена любила ироничных мужчин, если у них доставало ума, ирония так им шла! - Несколько лет в Петербурге были, видимо, очень долгими. Вы успели забыть, как внимательны и чутки люди в глуши. – Изобразить иронию голосом не получилось, но это даже и к лучшему. Если ей самой его усмешка только показалась, то он спокойно воспримет ее слова и забудет о разговоре. А самой Елене бы забыть прежнюю жизнь, и то, что о ней говорили… Однажды, им даже пришлось переехать в другое имение ее богатого мужа. Утаить что-то в глуши было очень сложно, здесь, в Петербурге, Елена чувствовала себя куда, как свободней. Общительный врач и его не менее общительная пациентка перешли в столовую, чайный столик выглядел так, словно только что сошел с картинки. Фарфоровая посуда выглядела так живописно… Елена взяла серебряную ложечку, блестящую так, словно ее натирали часа 3, не меньше, в нее можно было смотреться, как в зеркало, и положила сахар в чай. Она любила сладкий чай… она вообще любила сладости. Горло от долгих разговоров уже было уставшим, и горячий чай будет очень кстати, если она не хочет окончательно потерять, только проявившийся, голос. Она с удовольствием вдохнула аромат свежезаваренного чая. Тонкий, чудесный аромат. Отпила глоточек. И чуть не подавилась. Как она не пыталась сдержать удивление, но лицо предательски ее выдало.
Вероника Веселова: Разливая чай по чашкам, Ника изображала полное умиротворение и чопорность, присущую слугам, и только глазки под опущенными ресницами яростно блестели. Она не стала наблюдать за тем, что произойдет после того, как гостья положит в свой напиток содержимое сахарницы, ей это было безразлично. Соль тебе, красавица, определенно не повредит, от сахара говорят, толстеют! Весь накопленный гнев предназначался «усатому предателю», что с невозмутимым видом ожидал, когда ему подадут чай. Ох, какая незадача, услужливая девушка оказалась столь «нерасторопна», что полная почти до краев чашка горячего чая выскользнула из ее рук прямо на колени хозяину дома. Ника даже бровью не повела, заслышав сдавленное шипение своей жертвы. -Ох, Илья Ильич, какая я неловкая сегодня, ну прям все из рук валится!- иронично проворковала хулиганка, невинно хлопая глазками, – прикажете подать новую чашку или, может быть, сразу две, чтобы мне не бегать сто раз на кухню, вдруг что-нибудь еще опрокину, - голос дрогнул, а губы скривились в жесткой улыбке. - А вам, сударыня? Понравился чай? – оборачиваясь к гостье, Ника прямо-таки светилась злорадством, видя, как изменилось лицо Елены. В комнате повисла, какая-то тягостная пауза, сопряженная с гневным сопением Ильи. Последний номер программы был припрятан в кармашке фартука, и девушка не спешила пока им воспользоваться, не время.
Елена Соболева: Сначала Елена обвинила во всем невнимательность. Мало ли, чего может натворить влюбившаяся девчонка? Перепутать сахарницу с солонкой, опрокинуть чашечку, воистину это мелочи, в сравнении с тем, что могло бы быть, но это до тех пор, пока девушка не начала извергать злобные усмешки. Елене и раньше приходилось сталкиваться с различными проявлениями глупости, хамства и ревности, вызвавшей предыдущие два пункта в списке. Она была не безгрешна, но сейчас-то за что? Что она сделала этой девочке, которую видела впервые, и у которой уж никак не могла увести жениха или мужа? У них был абсолютно разный круг общения. Глядя на опешившего Илью Ильича, Елена поняла, что защиты от него ждать не придется, кто б его самого защитил от этого белокурого исчадия ада. Вот, если бы она страшной, горбатой, хромой и с огромной бородавкой, Елена бы могла ожидать какого-то подвоха с ее стороны. - Вы – чудовище, моя дорогая. Илья Ильич, вы живы после набега этой девчонки? Где вы ее подобрали, в зверинце? – Ника злорадно пялилась на Елену так, будто сейчас сорвется и покусает. Елена же пыталась сохранить остатки спокойствия и не опуститься до уровня этой вредной мегеры, потому говорила тихо и спокойно. Да на большее ее бы и не хватило, голос до сих пор был достаточно слабым.
Илья Кузнецов: Тихо чертыхнувшись, Илья вскочил с места, глядя на свои облитые чаем колени и осколки белой фарфоровой чашки у ног. В принципе, еще повезло, что чай Кузнецов любил крепкий, но не слишком горячий, Ника знала об этом, поэтому в чашке, хвала Создателю, был, хотя бы, не кипяток. Но все равно – довольно неприятно. И вообще… Илья ни секунды не сомневался, что случайностью это происшествие вовсе не является. А значит, Ника окончательно рехнулась, если позволяет себе подобное, да еще в присутствии гостей. Назвать это дурной шуткой? Детской проказой? Но нет, чувства юмора Ильи Ильича уже не хватало, чтобы отнестись к подобному поведению с обычной иронической снисходительностью. И теперь он всерьез разозлился на маленькую паршивку, «чудовище», как назвала ее Елена Сергеевна, взирающая на происходящее просто с буддистским спокойствием, против того, что сейчас испытывал он сам, и тем наповал сразившая Кузнецова. Мадам Соболева протянула ему свою льняную салфетку, но понятно, что клочком льняной ткани последствия такой диверсии не устранить. - Благодарю, сударыня, - тем не менее, проговорил он в ответ на реплику своей гостьи, демонстрируя в свою очередь чудеса выдержки. – Вы правы, это существо я, действительно, нашел в зверинце, когда подрабатывал там ветеринаром, в надежде, что его можно приручить и придать человеческий облик, но теперь готов признать свое поражение, - он метнул в сторону девчонки взгляд-молнию, и продолжил с дьявольским сарказмом, - некоторые, на вид человекообразные, людьми, на самом деле, не являются. И ожидать от них человеческих проявлений, вроде элементарной благодарности, не приходится. Поэтому, я сам принесу Вам извинения от имени этой… молодой особы. А она – немедленно отправится на кухню, чтобы сделать Вам нормальный чай, а мне – подать его в чашке, а не на брюки. Я же, с Вашего позволения, на минуту оставлю Вас, чтобы переодеться.
Вероника Веселова: Напускное спокойствие с трудом держало оборону. Боль, обида и стыд захлестнули несчастное девичье сердечко смертоносной волной разочарования и горя. Неужели, он и вправду думает так обо мне? Звереныш… чудовище… человекообразное существо… но только не человек! Я всегда была для него ничем, просто девчонкой с улицы, которую он взял ради забавы или из жалости и вот теперь очевидно, что все время об этом жалел. Ощущение невесомой пустоты превратило хрупкую фигурку в статую с ватными негнущимися ногами. Ника стояла, молча пялясь в одну точку. Каждое сказанное им слово отдавалось звонкой пощечиной в груди, вырываясь на свободу учащенным стуком сердца, которое вот-вот готово было разлететься на куски. Все. Куда подевался тот воинственный настрой, с которым она шла в эту комнату, чтобы отомстить? За что она собиралась отомстить? Зачем ей это было нужно? Все равно он никогда ничего не поймет. Ей нет места рядом с ним и жаль, что она раньше этого не поняла. Она молча развернулась и спокойно вышла из комнаты. Всю дорогу до кухни девушка боролась с комком в горле и рвущимися на свободу слезами и, к счастью, выиграла этот бой, иначе стало бы только хуже. Больше не будет повода себя жалеть, раз она чудовище, то у нее не должно быть ничего человеческого, по-крайней мере, в этом она его не разочарует. На счастье, Клары Оскаровны не было на тот момент в кухне и не пришлось ничего объяснять и выслушивать упреки еще и от нее. Приготовив новый чай, Ника вернулась в гостиную и все также безмолвно водрузила его на стол. Илья ушел переодеваться и не застал ее. Тем лучше… -Сударыня, простите меня за мой проступок. Объяснять я ничего не стану, но…- она запнулась, - в общем, это совершенно нормальный чай, правда, немного подстывший, так любит хозяин, – попятившись назад к двери, она чуть было не столкнулась с ним. - Простите и вы меня, Илья Ильич… - еле слышно прошептала Вероника, и тут же исчезла из комнаты. Закрывшись у себя, она выудила из кармашка спичечный коробок. Внутри копошился приличных размеров таракан. Немного понаблюдав за тем, как он расправляет усики, Ника вытряхнула его на стол. - Ну, что…можешь быть свободен, ты, наверное, безмерно рад, да? Ну, беги!- девушка приоткрыла окно, выпуская своего «зверя» на подоконник, - и мне пора…. Вздохнув, Вероника еще немного постояла у окна, наблюдая за тем, как уже привычный пейзаж живет своей жизнью – снуют люди, экипажи, торговцы газетами кричат, призывая купить свежий номер, красивые дамы и господа прогуливаются под ручку- все это так обыденно и одновременно так далеко от нее. Ей тут не место! Порывисто захлопнув ставню, она выбежала из комнаты, не взяв ровным счетом ничего, даже денег. Уже у самого порога Ника, пожалела, что не увидела Клару Оскаровну, ведь за столько времени, проведенного вместе, девушка искренне привязалась к старушке. О нем она думать не хотела. Пусть живет, как жил, так, как будто меня и не было. Неправда, я благодарна вам за все, что вы для меня сделали, Илья Ильич, я причинила вам столько неприятностей, желая чего-то большего, надеюсь, вы меня простите и забудете! Схватив свою накидочку, Вероника выскочила на улицу и почти бегом поспешила к ближайшему переулку. Слезы застилали глаза, но она ни разу не обернулась, мчась на встречу неизвестности. Я ухожу от вас больной так же, как и пришла, но сейчас вы мне уже не сможете помочь- любовь она не лечится….
Елена Соболева: Сомнений у Елены не осталось, эта девочка, глупая, наивная, и очень вредная девочка, приревновала ее к Илье Ильичу. Смешно! Он всего лишь предложил ей выпить с ним чаю потому, что она была последней его посетительницей. И осуждать ее, Елена могла бы только в одном случае, если бы сама была святой. А Елена святой не была, правда, и до этого исчадия ада ей было очень далеко. И Илья Ильич, судя по реакции этой девочки, тоже был не ангелом. Что ж, зато им не будет скучно друг с другом. - Не ругайте ее сильно. – Доктор, казалось, был удивлен ее просьбой. После поступка Ники, между ними появилась какая-то натянутость. Илья Ильич был смущен, и, наверняка, испытывал стыд. Чаепитие было безнадежно испорчено, и Елена хотелось поскорей вернуться домой, она чувствовала себя уставшей. А потому поскорей допила чай и встала, оповещая хозяина ,что задерживаться более не имеет никакой возможности, дома ее ждут неотложные дела. Елена понимала ,что ее пребывание откладывает неотвратимое выяснение отношений. Самое смешное, что если Илья Ильич вдруг возжелает избавиться от этой чертовки, она бы могла взять ее к себе. Алиса у нее уже есть, будет еще и эта… Да, у нее много общего с Ильей Ильичем, они оба готовы подобрать всех несчастненьких и поселить у себя…
Илья Кузнецов: Когда он вернулся в столовую, Ники там не было, несмотря на то, что его распоряжение, данное несколько минут назад, было явно исполнено – и добросовестно, на этот раз. Мадам Соболева спокойно пила свой чай, который явно был сделан традиционным способом, а на столе рядом с его приборами стояла еще одна полная чашка, дожидающаяся хозяина. Ни слова не говоря, Илья опустился на стул и сделал глоток – все было идеально, именно так, как он любил, не горячий и не холодный. Однако наслаждаться вкусом напитка сполна мешало смутное ощущение некоторого душевного дискомфорта. Было неприятно, что Елена Сергеевна попала под совершенно не заслуженные ею нападки со стороны Ники. Но еще неприятнее – то, как он сам сорвался на девушку в ее присутствии. Да, та вполне заслужила наказания. Однако же – не оскорбления. Хорошего же мнения теперь будет о нем и его манерах графиня! Погруженный в подобные мысли, Илья Ильич еще и собеседником сделался, вероятно, отвратительным, потому что неловкие паузы в их разговоре, и без того не слишком оживленном с момента его возвращения, стали уж совсем неприлично затягиваться. Однако Елена Сергеевна оказалась так добра, что не обижалась на мрачного, точно ноябрьская туча, хозяина дома. Когда она, как будто читая его мысли, попросила не сердиться на Нику, Илья, в самом деле, взглянул на нее удивленно: - Я больше не буду, - проговорил он. Вышло, как у провинившегося перед строгой гувернанткой воспитанника, а потому – смешно. Елена Сергеевна улыбнулась, он возвратил ей улыбку – и обстановка, слава богу, несколько разрядилась. Впрочем, вскоре графиня все равно засобиралась домой, и удерживать ее Кузнецов не стал. Провожая мадам Соболеву в парадном, он склонился к ее руке. А потом, вновь смущенно улыбнувшись, задержал ее в своей и проговорил: - Елена Сергеевна, я еще раз прошу прощения, что все так вышло. Уверяю, мы все здесь вовсе не такие психопаты, как это, вероятно, кажется на первый взгляд. Понимаю, что ничего Вас в этом не разубеждает, но тем не менее… Я очень рад знакомству, посему надеюсь на его дальнейшее продолжение. Так что, так и знайте, от повторного визита ко мне Вам уклониться не удастся, - с притворной строгостью в голосе уточнил он. – Должен же я узнать, насколько эффективно было назначенное мною лечение? Разумеется, графиня милостиво простила Илье Ильичу все его сегодняшние прегрешения. Но Кузнецов, тем не менее, на всякий случай еще раз уточнил, не отразятся ли они на ее отношении к нему, и лишь добившись уверений, что нет, распрощался с этой удивительной дамой. А сам пошел выяснять, что же, в конце-концов, творится в его доме, ибо последнее время отчего-то чувствовал, что утрачивает контроль над событиями, в нем происходящими.
полная версия страницы