Форум » Петербург » Ignoti nulla cupido - Чего не знают, того и не желают » Ответить

Ignoti nulla cupido - Чего не знают, того и не желают

Вероника Веселова: Дата - 20 января 1833 года Место - доходный дом Бека на Аптекарском острове. Квартира Ильи Кузнецова. Участники - Вероника Веселова, Илья Кузнецов

Ответов - 15

Вероника Веселова: Минута, когда туманные жаркие грезы отпустили несчастную с того света, оказалась бесконечно долгой. Первое, что она увидела, было уставшее лицо Ильи Ильича. Улыбка, которая скользнула по губам мужчины, запечатлелась в памяти бедной девушки, которая теперь знала, что на свете есть добро и сострадание. Ника улыбнулась ему в ответ и вновь закрыла глаза, оставляя свою улыбку на губах даже во сне. Выздоравливала она долго, по-большей части, из-за чрезмерной заботы со стороны, как самого хозяина, так и его верной экономки. Первые пару дней после недельной горячки девушка была слаба, как новорожденный котенок и ни о каких вставания с постели и самостоятельных походах по дому и речи не шло. Но будучи совершенно непривычной к беспомощности, и еще в придачу упрямой, девушка все же потихоньку стала самовольничать. Еще через пару дней ей удалось отвоевать право спускаться на кухню, если ей вдруг что-то потребуется, ну а потом она и вовсе почувствовала, что уже пора начинать заниматься делами а не пролеживать постель. Ей было дико наблюдать за этими людьми, которые так о ней заботились все это время, а уж о том, что для нее сделал Илья Ильич вообще говорить не приходится. Он спас ей жизнь! Ей, безродной, никчемной сироте, которая свалилась ему, как снег на голову! Нет, он определенно самый лучший человек на свете! Я должна отплатить ему своим старанием! Буду работать, работать и работать. Он должен быть всем доволен! А если что не получится, спрошу у Клары Оскаровны! С этими намерениями, как-то утром, Ника надела свое голубое платьице, причесала волосы, затянув свои кудряшки в тугой узел и аккуратненько спустилась вниз, прямиком на кухню. Девушка по-прежнему была немного бледна и осунулась еще больше, но настроение у нее было приподнятым, и она широко улыбалась.

Илья Кузнецов: После того, как миновал кризис, дела у Ники быстро пошли на поправку. Илья и сам не ожидал от столь тщедушного организма такой жизнестойкости, ибо за жизнь девушка боролась отчаянно. Он своими лекарствами лишь немного помогал. Так или иначе, спустя несколько дней, она уже могла сидеть в постели, а через две недели порывалась даже вставать и только железная воля и наблюдательность Клары Оскаровны, которая педантично исполняла все назначения доктора Кузнецова, а он предписал пока не позволять девушке тратить силы на то, чтобы ходить по дому без цели - успеется еще - удерживала Нику в постели. Илья ежедневно навещал свою питомицу, и не по разу в день, заходил почти всякую свободную минуту, убеждая себя в том, что это необходимо. Однако, на самом деле, он хотел этого. Уж очень заметно радовалась Ника каждый раз, когда он появлялся в ее комнате. И это не могло не тронуть даже его тронутую сарказмом душу. Впрочем, это было лишь мимолетное чувство, подобное тому, которое всякий нормальный человек питает к больному или слабому - так он сам себе это объяснил однажды, пытаясь разобраться в себе, да и успокоился. Спустя почти три недели, Нике стало совсем лучше. И она буквально упрашивала Клару Оскаровну, она говорила об этом Илье Ильичу, чтобы та позволила ей уже начать понемногу помогать ей по дому. Самому Кузнецову девушка высказывать подобные пожелания не решалась. Но ему-то все еще казалось, что рано, уж слишком тяжело она болела. В тот день он вернулся с факультета раньше, чем обычно. Привычно заглянул к Нике, она вроде бы спала, поэтому, не став беспокоить ее сон, Кузнецов пошел к себе. Фройляйн Кнабе он велел вновь принести обед не в столовую, а в кабинет. Ну, что делать, если не любил он есть в столовой? Огромный дубовый обеденный стол в ней казался ему слишком большим для одиноких трапез. А Клара Оскаровна упорно отказывалась к нему присоединяться, считая это неправильным, ибо прислуга не должна есть с господами. Самому ему добрая фройляйн уже давно казалась кем-то, вроде дальней тетушки, но заставлять ее Илья не мог. Поэтому однажды и заявил, что будет есть в кабинете, если она такая упрямая. Потому и сегодня так сделал. Сидя за столом в предвкушении обеда и очередной нотации немки, Кузнецов просматривал один из своих фолиантов по внутренним болезням, когда дверь в кабинет отворилась, и туда с тяжеленным подносом в худеньких, почти прозрачных руках вошла Ника. Увидев ее, Илья отбросил книгу и вскочил со своего места, устремляясь навстречу, забирая у нее ношу. - Зачем ты? Кто тебе разрешил вставать? Вот, глупенькая! Ну, спасибо, спасибо! - он поставил поднос на стол и вновь повернулся к девушке, указывая ей на кресло. - Ты присядь, отдохни! А хочешь, давай вместе поедим?

Вероника Веселова: Приняв с вечера приготовленную заботливым врачом микстуру, Ника проспала почти до полудня, и каково было ее разочарование, когда она проснулась и не увидела Илью Ильича. Девушка уже настолько привыкла к его приходам, что готова была расплакаться, узнав который сейчас час. В это время он всегда куда-то уходил. Клара Оскаровна говорила, что он, помимо врачебной практики, еще и преподает студентам, что он очень уважаемый человек в медицинских кругах, и что она, Ника, не должна ему мешать своей болтовней, выполнять работу, как положено и не отвлекать Илью Ильича от дел. Девушка прониклась глубочайшим уважением к своему благодетелю, от прошлой строптивости не осталось и следа. Почти. Но ей так хотелось его общества… И вот сегодня она упросила Клару Оскаровну разрешить ей приступить к работе. Девушка вдохновенно следила за тем, как ловкие руки экономки быстро разгребают беспорядок, оставленный хозяином в кабинете. Здесь она была всего лишь один раз, в ту памятную первую ночь, когда он привел ее на осмотр. Пока Клара Оскаровна самозабвенно рассказывала о том, что и как нужно делать, Ника разглядывала убранство комнаты. Как же здесь неуютно, ни цветов, ни растений. Какие-то странные картины на стенах и горы книг. Нужно будет принести сюда какой-нибудь цветок. А тем временем, в дом пожаловал хозяин. Клара Оскаровна закудахтала на своем немецком и выволакивая Нику из личной берлоги врача, понеслась вместе с ней вниз. Нужно было разогреть обед, ведь во всем должен быть порядок, а тут такая нечаянная радость, Илья Ильич пришел домой пораньше, значит поест пораньше, ведь целый день, наверняка, ничего не ел. Девушке жутко захотелось встретить его в прихожей и поздороваться, но экономка вручила ей передник и поставила с половником у огня, где уже закипал ароматный суп, кажется, это были щи. И как это Клара Оскаровна все успевает, ведь она из прислуги-то одна в доме? –восхищенно взглянув на суетящуюся женщину, выкладывающую на поднос приборы, подумала она. Когда все было готово, экономка строго посмотрела на девушку, которая, задумавшись о своем, яростно мешала суп. - Отойди и фымой руки, отнесешь обед хозяину,- отчеканила немка, забирая из рук девушки половник. Ника поначалу опешила, но на место оторопи пришла радость. Пулей метнувшись к рукомойнику, через минуту она уже стояла с протянутыми руками, на которые лег тяжелый поднос. - Не уронить ничего!- в напутствие вслед ей прогремела строгая селедка, но девушка ее уже не слышала, а торопливо тащила свою ценную ношу в кабинет Ильи Ильича. Наконец-то я могу быть полезной! - улыбаясь своим мыслям, она ножкой подтолкнула дверь и вошла в комнату. Реакция на ее приход несколько ошарашила. Хозяин вскочил, отбросив книгу, и в два прыжка оказался, рядом, выхватывая у нее поднос. Что-либо сказать ей не дали, коротко отчитали непонятно, за что и еще, что более всего поразило, предложили присоединиться к трапезе. -Я… ну.. Илья Ильич, право же, нехорошо это, не могу я. Я буду мешать и потом…- девушка замялась, - ну чего вы так, прям, ругаться сразу? Я ж помогать хочу, лежать-то сколько можно, а дел-то много!- она заерзала на кресле, потупив взгляд. А так хочется остаться, ему ведь наверное тоже, поди, надоело одному, а в столовой столько места ,что за столом потеряться можно. Вот он и ест в маленьком своем кабинете, чтоб не так пусто было. И почему он не зовет Клару Оскаровну? Хотя, наверное, звал, а она, как положено, отказалась, вот и мне надобно отказаться и побыстрей уйти на кухню. Там ведь гора немытой посуды! - Я пойду, Илья Ильич, а вы кушайте, если чего понадобится, то зовите, я теперь буду Клару Оскаровну подменять, - по-прежнему смущаясь, пробормотала девушка, поднимая на него огромные голубые, полные смятения глаза.


Илья Кузнецов: Ника совсем еще не научилась скрывать свои чувства. И теперь Илья Ильич с интересом наблюдал, как отражается на ее лице весь процесс внутренней борьбы любопытства и желания согласиться на его предложение со строгими установками фройляйн Кнабе, которыми та уже, наверняка, сумела обременить головушку этой девушки. И ему было действительно интересно, что в ней победит? Поэтому Кузнецов не торопился отвечать, а просто присел на краешек стола, скрестил на груди руки и смотрел на Нику, с трудом удерживая улыбку. Чем, кажется, окончательно смутил беднягу. Потому что вскоре, пролопотав что-то невнятное, Ника покраснела, заерзала на месте и совсем уже собралась уйти. Однако Илья Ильич вовсе не шутил, когда предложил присоединиться к нему. Поэтому, едва она дернулась, чтобы встать, доктор отрицательно покачал головой и воскликнул: - Да нет же! Я действительно приглашаю тебя пообедать вместе со мной… Или тебе это неприятно? – его бровь иронически поползла вверх, а девушка принялась пуще прежнего смущаться и оправдываться. – Ну все, все, я понял! Тогда – прошу к столу! С этими словами он придвинул к противоположной стороне его один из стульев и жестом указал девушке пересесть туда, учтиво отодвинув его, прежде, чем Ника робко присела. - Ах, незадача какая! – воскликнул он, между тем, как только вернулся в свое кресло. – Тут же всего один прибор! И идти за вторым – так Клара Оскаровна нас заживо съест. Впрочем, тарелка будет тебе, а сам я прекрасно поем щей из супницы. Не возражай! Я просто обожаю есть из общей посуды, - рассмеялся Кузнецов совершенно мальчишески, - правда, поварешкой не очень-то удобно… А, придумал! В буфетной есть шкаф, там, помнится, когда-то я видел какие-то ложки и вилки. Сможешь стащить оттуда одну? Но только незаметно – иначе нам конец, фройляйн Кнабе очень строга!

Вероника Веселова: Ну вот, зачем он так? А я тоже хороша, боюсь его, как мышь и при этом не могу ничего с собой поделать, все равно сижу и хлопаю глазами, нет бы сразу уйти…еще Клара Оскаровна наверняка наругает за то, что задержалась… но не могу же я ему отказать? Он так настаивает… да и потом. Я ведь и сама хочу остаться… с ним…- от подобных мыслей Ника моментально опустила глаза, а кожа, и без того будучи уже румяной, становилась похожей на кусок красного атласа. Еле тронувшая губы хозяина дома улыбка окончательно ввела в ступор несчастную девушку. Еще никогда в жизни она не испытывала такого бурного смятения, и подозревала, что подобные эмоции еще очень долго будут преследовать ее, до тех пор, пока она живет в этом доме, точно. И все же ему удалось уговорить ее остаться. В конце концов, что-то прошептав, Ника кивнула и медленно поднялась. А руки, по-прежнему, выдавали ее волнение, продолжая сминать краешек передника. - Илья Ильич, право же, мне очень неловко… - запнувшись, а потом вскинув белокурую головку, девушка смущенно улыбнулась, – я мигом! - выпалила она, и через секунду в комнате ее уже и след простыл. Так… теперь главное не попасться на глаза Кларе Оскаровне, и прекратить краснеть! Что он обо мне подумает! В конце концов, я ему не навязывалась, он сам пригласил с ним пообедать, чего я боюсь? Что он меня съест? Ему вполне хватит и щей с расстегаями… Через пять минут Ника на цыпочках вернулась обратно. Правая рука была завернута в передник. В кулачке она сжимала ложку. Девушка с победным трофеем подошла к столу и положила его перед хозяином.

Илья Кузнецов: - Она точно ничего не заметила? – Илья Ильич сделал вид, что воровато оглядывается по сторонам. – Поверишь, Ника, я сам ее иногда боюсь. Нет? Ну, замечательно. Тогда – приятного аппетита! Давно у меня не было столь замечательной компании. С этими словами, доктор протянул девушке ломтик хлеба, и они принялись за щи, которые Илья Ильич, в самом деле, с удовольствием ел из большой фарфоровой супницы, а она – из предназначавшейся ему тарелки. И он нисколько не преувеличивал, когда говорил о том, что ему приятно общество Ники. В последнее время Кузнецов все чаще чувствовал усталость от постоянной необходимости «соответствовать» тому положению, которого достиг. Нет, дело даже не в необходимости демонстрировать блестящие манеры – с этим проблем не было. Просто как-то все не по-настоящему: даже не двойное, а тройное дно… Может, поэтому он теперь почти совсем нигде не бывал, убегая, прячась в свою профессию, где все было просто и ясно. Есть болезнь, и есть ты, врач, который должен ее победить. Правила понятны и просты. А все это, так называемое, «светское общество» столицы, куда он теперь был вхож, как же, знаменитый доктор! Господи… сколько грязи он уже успел повидать за это время! И пусть прикрыта она шелками и бархатом, не то, что на Сенной, да только от этого грязью быть не перестает. А эта девочка, что сидела напротив, с аппетитом уплетая щи, несмотря на то, что всю недолгую жизнь провела в этой грязи, удивительным образом сумела остаться совсем чистой… - Скажи мне, Ника, - проговорил, наконец, Кузнецов, вновь возвращаясь от размышлений, столь внезапно и необъяснимо нахлынувших, к реальности. – А кто были твои родители? Есть ли родственники? Я же совсем ничего про тебя не знаю?

Вероника Веселова: Тихонько хихикнув, Ника покачала головой и склонилась над тарелкой. За те несколько недель, что она провела в этом доме, сегодняшний день был, пожалуй, одним из лучших. Раньше он приходил только навещать ее, и то не задерживался более, чем на 10-15 минут. И все разговоры были исключительно, о ее самочувствии и скорейшем выздоровлении. А сейчас он вот так просто пригласил ее к столу, счел достойной провести с ним время. Вероника прямо светилась от радости и улыбалась украдкой, когда он опускал голову к супнице. Какой же он, все-таки, славный, но почему-то почти всегда такой серьезный… это из-за работы? Врачи всегда такие серьезные? Но ведь он может улыбаться и смеяться, просто делает это очень редко, и как приятно, что он улыбается сейчас… Все было хорошо, пока вдруг неожиданно Илья Ильич не решил поинтересоваться ее биографией. Девушка, отложив ложку, густо покраснела и опустила глаза. Ну, что она могла ему ответить? Да ничего, потому что и говорить нечего. Ни родни, ни родителей она не знала и понятия не имела, по каким причинам она попала в приют. Ей стало жутко стыдно за себя. Нервно потеребив многострадальный передник и, тихонько вздохнув, Ника подняла глаза на своего собеседника и тихо проговорила: - Я не знаю своих родителей. Сколько себя помню, я прожила в приюте. Никто мне ничего не рассказывал. Да, наверное, никто ничего и не знает, – кривая улыбка тронула губы, - да мне и никогда не было интересно…. Она замолчала, вцепившись в ложку, вновь вернулась к своей тарелке, напуская на себя полное безразличие. Повисло молчание, нужно было срочно спасать ситуацию, и Ника, как могла, перевела беседу в пустую болтовню ни о чем, превращаясь в любопытного ребенка. Вопросы относились к работе Ильи Ильича, она не решилась спрашивать о личном, но когда-нибудь он обязательно что-нибудь расскажет, а сейчас для этого не время. Они мирно провели остаток отведенного времени на обед, после чего девушка, собрав посуду и запихнув лишнюю ложку в передник, поспешила на кухню, а то Клара Оскаровна могла уже что-то заподозрить и тогда грозной отповеди с непонятными немецкими словами ни ей, ни хозяину не миновать. Замерев у самой двери, она повернулась и улыбнувшись сказала: - Вы бы отдохнули после обеда, наверняка опять допоздна со своими бумагами будете сидеть, - не дожидаясь какого-нибудь ответа, Ника умчалась на кухню, по дороге проклиная себя за откровенное смущение с ярко выраженным румянцем. С тех пор они нередко вместе обедали. Илья Ильич взял, как-будто, за правило приглашать ее к себе, когда приходил пораньше. А она, глупая, ждала его прихода и всегда носила в кармане передника ту самую ложку. Так. На всякий случай.

Илья Кузнецов: Что же, следовало догадаться, что перед ним – сирота. Но, как ни странно, Илья Ильич, когда узнал, что у Ники никого на свете нет, испытал не слишком объяснимое и, совершенно не правильное в данном случае чувство… облегчения. У нее нет никого в том темном, точно придонный ил в реке, и столь же топком мирке. А значит, Ника ни с кем там не связана. И если он постарается, то сможет воспитать этого ребенка нормальным человеком, не позволив вновь погрузиться в него и увязнуть окончательно. Ребенок… Предпочитая думать о Нике, как о ребенке, Кузнецов словно бы запирался от мыслей об этой девушке в ином ключе. А они периодически приходили ему в голову, когда Илья Ильич вспоминал, при каких обстоятельствах познакомился с ней. Она промышляла своим телом – определенно так. Не слишком, может быть, долго, но это было горькой правдой. И бог весть, какой отпечаток это уже наложило на ее душу? Поэтому, с одной стороны, приближая ее к себе все то время, что последовало после памятного совместного обеда в его кабинете, Кузнецов все равно одновременно старался удерживать Нику на определенном расстоянии. Но делать это было все труднее, потому что, как бы он не желал, оставаться безучастным к столь искреннему восхищению в свой адрес, какое светилось в глазах девушки каждую минуту, что они на него смотрели, было невозможно. Но он тоже старался – не менее искренно внушал себе самому, что Ника – его приемный ребенок. Тем более, что жениться Илья Ильич, как уже неоднократно говорилось, не собирался вовсе. А ребенка следует воспитывать. Тем более, что воспитания его «не-Самофракийской», как доктор продолжал про себя называть девушку, явно не доставало. И в этом он очередной раз убедился, когда в один из дней в его кабинете возникла пылающая возмущением Клара Оскаровна, которая буквально за ухо втащила за собой брыкающуюся и сыплющую не самыми изящными выражениями Нику. - Что вы делаете, фройляйн Кнабе?! – воскликнул Илья ошарашенно. – Что произошло?! Отпустите ее немедленно! - Отпустить! Я немедленно отпустить ее, герр доктор! – вскричала в ответ немка. Кузнецов сроду не видел ее такой взбешенной. – Но раньше я рассказать, что эта… эта… Wicht* сделайт! Она секретно ворофать фаше серебро! - Какое серебро?! Клара Оскаровна?! – он посмотрел на нее так, точно сомневался в душевном здоровье. – О чем вы? - Столофое! Фот! – экономка выхватила из кармана передника ложку и продемонстрировала ее Кузнецову. - Scham!!!** ___________________________________________ * существо ** стыд (нем.)

Вероника Веселова: Как говорится, тайное рано или поздно становится явным, так оно и случилось. Девушка, окрыленная крохами внимания со стороны доктора, носилась по дому, полностью отдаваясь работе и мечтам о встречах в его кабинете, коротких разговорах, улыбках и шутках ставшего милым для ее сердца человека. Ей хотелось сделать для него все, как можно лучше - рубашки были отглажены по нескольку раз, воротнички накрахмалены, в кабинете ни пылинки и всегда проветрено. О его мыслях она, конечно, ничего не знала. Рядом с ним юное сердечко трепетало от восторга, а глаза сияли, словно звезды. Ника пока еще не понимала, что с ней происходит, ей просто хотелось внимания с его стороны, хотелось понравиться ему. Каждое утро девушка по долгу крутилась у зеркала, прилаживала свои кудряшки по-разному, следила за тем, чтобы на платье не было ни пятнышка, и передник всегда был белоснежным. Как говорила Клара Оскаровна – «Слуги это есть лицо дома, и перфое впечатление о хозяине складывается именно по фнешней фид прислуги». И вот, однажды, это самое правило ее и подвело. Когда наступила среда - это был день стирки, девушка по обыкновению забросила свой передник в общую корзину и совсем позабыла о том, что в кармашке хранилось ее сокровище – столовая серебряная ложка, которую она взяла в тот памятный день, когда Илья Ильич впервые пригласил ее пообедать. И как назло, она выпала как раз в тот момент, когда в подсобку зашла экономка. И тут началось. Ника не ждала никакой особой доброжелательности со стороны Клары Оскаровны, отношения были исключительно деловыми: "начальник - подчиненный", но в этот раз случилось что-то невероятное. Мертвой хваткой вцепившись ей в ухо, она выволокла девицу из помещения и начала вопить на своем немецком языке, мешая его с русскими словами, из чего Вероника поняла, в чем она провинилась. Ее приняли за воровку! Господи, но что мне ей сказать! Ведь, если признаюсь, то еще и Илье Ильичу достанется. А зачем ему слушать ругань этой тетки, уж пусть лучше мне все выскажет! Но молчать Ника не собиралась. Ей было больно и жутко обидно. Посему сдержаться, и не высказать пару грубых выражений, она не смогла. А обидно было до слез. Грозная женщина втащила несчастную девушку в кабинет прямо перед светлы очи своего хозяина Я буду молчать и ничего не скажу! Пусть я виновата, лучше уж так, чем осуждение ему! Я здесь никто…. Прикусив нижнюю губу, она молча уставилась в пол, уже перестав вырываться из костлявых пальцев немки. Две соленые дорожки все же сумели прорваться на свободу, отчего ей стало еще хуже. Она не хотела показывать ему слезы. Не хотела быть слабой.

Илья Кузнецов: Илья посмотрел сперва на демонстрируемый ему столовый прибор, потом перевел взгляд на нахохлившуюся взлохмаченную девчонку, которая смотрела себе под ноги, шмыгая время от времени носом. Было видно, что она готова разреветься, держится из последних сил, но держится. В том, что никакого преступного умысла у нее не было, Кузнецов был уверен больше, чем на сто процентов, но все еще многого не мог понять - что за блажь такая у нее? Зачем она таскала эту чертову ложку все время с собой? Ну не для того же, чтобы тайком от всех прокрадываться на кухню и там что-то ее есть, пока никто не видит? Да и на кухне их полным-полно, если на то пошло... А главное, почему не сказала немке, что он разрешил ей взять ее? Некоторое время он все еще пребывал в недоумении и вдруг - осенило! Кретин!!! Ну не он ли сам сказал ей тогда, что боится Клару Оскаровну, вернее, боится ее гнева, если экономка вдруг застукает их, обедающими вместе! Обычная шутка, но ребенку, выросшему в приюте, среди злобных воспитательниц и кастелянш, могло во всем этом прислышаться откровенное признание. Острая волна жалости и досады накрыла Кузнецова. Он встал из-за стола, резким движением забрал злополучную ложку у экономки и бросил ее на стол: - Клара Оскаровна! - обратился доктор к экономке, голос при этом звучал сухо. - Впредь я бы желал, чтобы вы не устраивали в моем доме и без моего участия в разбирательстве шемякиных судов! Потому что, если бы вы сперва соизволили спросить, в чем дело, собственно, у меня, то я бы объяснил, что сам разрешил Веронике взять эту ложку из шкафа. Хотите знать, зачем? - упредил он закономерный вопрос. - Объясняю: с некоторых пор я завел обычай обедать вместе с Никой... - Но я не знала, герр доктор! - Но и я не знал, что обязан вам докладывать обо всех своих планах, фройляйн Кнабе! - сверкнул в нее глазами Илья, копируя интонацию немки, из-за чего та вновь шумно задышала, словно закипающий чайник. - Так что извольте теперь извиниться перед девушкой. А впредь - попытайтесь не попадать в такие нелепые и неловкие ситуации. Итак, Ника ждет! - Я просить изфинение, - тихо сказала Клара Оскаровна, не глядя на девушку. - Могу я теперь уйти? - Можете... если Ника удовлетворена, - Илья Ильич покосился на сияющую физиономию девчонки, и та радостно закивала. - Прекрасно, инцидент исчерпан, занавес! ... Как только экономка. точно пробка от шампанского, вылетела из кабинета, он ласково улыбнулся Нике, взял ее за плечи и проговорил уже совсем иным тоном: - Глупенькая, да я же пошутил, когда сказал, что боюсь ее! Но за то, что не сдала меня "врагу" при допросе с пристрастием - все равно благодарен.

Вероника Веселова: Еще никогда и никто за всю жизнь не защищал ее так. Ника дрожала и жмурилась, слушая, каким тоном Илья Ильич принялся отчитывать пожилую женщину, как жестко и твердо. Приоткрыв один глаз, девушка посмотрела на своего «рыцаря». Слезы уже высохли, она уже успокоилась, а в глазах мелькнули искорки облегчения и радости. Ну что за замечательный человек!!! Я и подумать не могла, что он бросится меня защищать, и вообще обратит внимание на всю эту историю, а нет. Илья Ильич еще и этой вобле сушеной выдал по первое число, ну ничего, она у меня еще получит свое, я никогда не воровала и никогда этого не сделаю! - обиженно подумала девочка, машинально коснувшись горящего уха. Тем временем, Клара Оскаровна выскочила из кабинета, оставляя их наедине. Девушка, потупив взгляд, тихонько вздохнула, собираясь что-то сказать, но тут доктор ее опередил. Подарив ее заплаканным глазам ласковую теплую улыбку, Илья Ильич, практически обнял ее, положив мягкие руки на плечи. Ника машинально сделала шажок вперед, оказываясь в кольце его рук. - Илья Ильич, ну как же! Пусть лучше на мне срывается, вы-то тут причем, я ж не думала, что она так завопит. Да и потом, сама виновата! Будь я поаккуратней, она бы ничего и не узнала и… - помявшись немного, Вероника подняла свои огромные глаза на улыбающееся лицо доктора и вдруг, каким-то немыслимым, неведомым порывом девушка, привстав на цыпочки, чмокнула мужчину в щеку. - Простите…- заливаясь краской, Вероника выбежала из комнаты, словно перепуганная мышь. Ну, зачем! Зачем я это сделала!!! Что он может подумать? Жалкая, безмозглая девчонка! – плюхнувшись лицом в подушку, Ника зажмурилась, всем телом сжимаясь в комок. Предательская мечтательная улыбка скользнула по губам, и девушка тихонько засмеялась. После этого случая Вероника старалась какое-то время не попадаться на глаза Кларе Оскаровне, которая, наверняка, заимела на юную девицу зуб. Мудрено ли, за столько времени верной службы ее отчитали из-за какой-то пигалицы без роду и племени. А Ника, в свою очередь, так и не смогла просить обиды, ну не смогла, и все тут! Око за око, зуб за зуб - это еще один принцип, волчьей жизни в приюте, которым, хоть и редко, но приходилось пользоваться, чтобы суметь отстоять свое право на место под солнцем, а, судя по настрою грозной немки, было ясно, что при возможности она сделает тоже самое и с ней. Здесь уж, либо пан, либо пропал, как бы это не было мерзко. Случай подвернулся, но о последствиях девица не удосужилась подумать. Клара Оскаровна с кухни вышла в кладовую, оставляя кастрюлю с супом на огне. Выудив из кармашка передника спичечный коробок, отвернувшись, девушка вытряхнула его содержимое в почти готовый борщ и тут же улетучилась к себе.

Илья Кузнецов: После того случая с якобы украденной ложкой, положение Ники в доме Ильи Ильича сделалось несколько двойственным. Кто она есть? Его воспитанница? Но почему тогда работает по дому? Прислуга? Но прислуге не позволяют того, что разрешалось Нике. В частности, теперь она частенько обедала и ужинала вместе с Кузнецовым, невзирая на тщательно скрываемое, но имеющее место быть, недовольство фройляйн Кнабе. Чувствуя, что в его «королевстве» не все ладно, первое время доктор пытался сгладить тлеющий конфликт между двумя женщинами, как мог. Спустя пару дней после той истории, он сам постучал в комнату Клары Оскаровны и извинился перед пожилой немкой за свою несдержанность. Тогда же он очередной раз предложил ей отбросить эти глупые предрассудки и присоединяться к ним с Никой. Но фройляйн вновь отказалась, несмотря на то, что извинения приняла. В конце-концов, замучившись ломать голову над всеми этими женскими штуками и взаимными обидами, Илья просто устранился от них, пуская все на самотек. Ерунда, думал он, как-нибудь перемелется. Тем более, что последующие дни Ника вела себя просто идеально. Одна только вещь беспокоила Кузнецова, это были лишь его догадки, возможно, они не имели под собой никакого основания, хотя… нет, врать себе он не привык. Дело было в том, что с некоторых пор Илье Ильичу стало казаться, что Ника привязана к нему иначе, чем к благодетелю, воспитателю, можно назвать это, как угодно, не суть дело. Вернее, не только так. И, чем больше об этом думал, тем, к своему ужасу, больше находил подтверждений. К ужасу – потому что ему-то самому и в голову не пришло бы думать о ней в подобном ключе. Илья всегда находил низким и гадким обычай некоторых господ устраивать из своих служанок женского пола род гарема. К тому же, Ника была совсем еще юной. И, несмотря на сомнительное прошлое, в доме Кузнецова она могла рассчитывать на то, что к ней и будут относиться, как к ребенку. Он обещал ей это сам. И обещание намерен был сдержать. Однако Ника-то ему ни в чем подобном не клялась. А девушки ее возраста имеют опасное свойство создавать себе кумиров из тех, кто этого вовсе не заслуживает. Поэтому, лишь только предположив, что она неравнодушна к нему, как к мужчине, Илья Ильич сразу же вновь поспешил вернуть их отношения к исходному положению, сводя личное общение к минимуму. Разумеется, она почувствовала это, обижалась, старалась доказать свою «нужность» в его доме. Илья все это видел, искренне жалел девочку, но – был непреклонен. Он ошибся. И теперь должен исправить ошибку. Даже их совместные трапезы последнее время как-то стали сходить на нет. Кузнецов намеренно задерживался на работе, приходя домой поздно, когда Ника уже спала. Поэтому ел вновь один, к вящей радости Клары Оскаровны, довольной тем, что, в конечном счете, все вышло «по ее». Вот в один из таких одиноких обедов-ужинов Илья и обнаружил, что суп, принесенный немкой, как обычно, ему в кабинет, приготовлен, так сказать, по новому рецепту. С новыми ингредиентами, то есть. Точнее говоря – с тараканами. Илья Ильич был доктор, а стало быть – не брезглив. Но такая добавка в супу его все равно несколько озадачила. Призванная для выяснения, к чему бы это, Клара Оскаровна, едва не потеряла сознание, когда Илья показал ей содержимое тарелки, а потом схватилась за сердце, и ударилась в слезы, причитая, что «никогда-никогда бы такого не допустила, ф наш том ни есть ни один таракан!»… Кузнецов уже всерьез пожалел, что вообще не промолчал на этот счет, опасаясь, что пожилую даму удар хватит от расстройства. Насилу успокоив ее, Илья уверил, что вовсе не хотел уязвить, что все понимает и верит, что это случайность, что тараканов, верно, в открытую форточку подкинули… Или они сами забежали туда, рассчитывая полакомиться божественной стряпней фройляйн… короче нес околесицу, лишь бы она унялась. И Клара Оскаровна успокоилась, но, услышав его слова, вдруг, вновь вспыхнула и прошипела, сужая глаза: - Я есть фсе поняла! Это не форточка подкинул! Это дефочка! - Что? – Илья ничего не понял сперва, но тут дошло. И тогда уже вскинулся он сам. – Вы уверены, фройляйн? – тихо проговорил он, после чего, ни слова не говоря, развернулся на каблуках и быстро пошел по коридору в комнатку Ники и довольно решительно постучал в дверь. – Ника, ты же еще не спишь? Изволь открыть!

Вероника Веселова: Она, естественно, не спала. За то время, пока суп достиг тарелки Ильи Ильича, Ника уже успела истерзаться до состояния полнейшего отчаянья. Сорваться с места и поспешить все исправить, пока еще на то было время, девушка не смогла. Чувство страха поглотило ее, а мысли о том, что все может обойтись, уже не могли утешить. Он перестал приглашать ее к себе. Перестал разговаривать, в общем, стал избегать ее, как только мог. А она? Девушка рвалась угодить своему хозяину, привлечь к себе внимание, но все было бесполезно, ему было как-будто все равно. Илья Ильич переменился, и Вероника не могла понять в чем дело. Конечно, все хорошее рано или поздно заканчивается. Она могла ему надоесть, но почему же так быстро? Нет, определенно в этом виновата эта грымза. Она с первого взгляда стала меня ненавидеть считать неприятной грязью, в ее стерильно-чистом доме, но, черт возьми, я не грязь! Я так же здесь работаю, как и она, если Илья Ильич решит, что мне здесь не место, тогда я уйду, но только тогда!! Ее хмурые мысли прервал стук в дверь и недовольный голос хозяина. Подскочив на месте, как-то по детски прикусив кулачок, девушка металась взглядом, будто ища спасение в стенах. Так, нужно прикинуться сонной, может быть, тогда он решит, что я не виновата? Нет! Врать ему я не стану никогда, только не ему! Пусть лучше обругает, душу отведет, но врать не буду! Признаюсь, что я! Или вообще ничего не скажу… не знаю...!!! Что же делать, что же делать? Решительно тряхнув распущенными кудряшками, она пошла открывать, мысленно надеясь на то, что там не будет ‘немки, при ней она не станет извиняться! Щелкнул замок. Ника затравлено отступила вглубь комнаты.

Илья Кузнецов: Одного взгляда на нее Илье хватило, чтобы понять, что старая немка не ошиблась в своих догадках на счет автора диверсии, учиненной на кухне нынче вечером. В комнате Ники было полутемно, но даже в рассеянном свете нескольких свечей было видно, как пылают ее щеки. Вид у нее был крайне удрученный и доктор мгновенно утратил треть своего обличительного пыла, едва увидел это. Кузнецов внезапно поймал себя на том, что чувствует растерянность, ибо не знает, что делать дальше. Как расценивать это поступок? Если судить его, как вполне взрослую и осознанную месть Кларе Оскаровне за значительную, хоть и невольную обиду - обвинение в воровстве, то выходило совсем уж отвратительное со стороны Ники. Фройляйн, ведь, извинилась!Подлость, простите, называется этот поступок! Если же отнестись, как к детской шалости, то тогда... "А вот так я ее и проучу!" - мысленно воскликнул Илья, довольный тем, что столь блистательный педагогический прием пришел ему в голову. Она же считает себя взрослой, а что может быть унизительнее для подростка, уверенного в своей взрослости, чем демонстративно обращаться с ним, как с малым ребенком? - Вероника, - произнес Илья с интонациями царя Соломона, оглашающего свое решение. - Я знаю, что сегодня ты поступила дурно с фройляйн Кнабе. Не отпирайся, это совершенно бессмысленно, ибо никому, кроме тебя подобная идиотская идея в голову прийти не могла. Собственно, тут больше и некому, - усмехнулся он, - а за свои проступки надо нести наказания, как ты понимаешь. Поэтому сейчас ты пойдешь вместе со мной и извинишься перед Кларой Оскаровной, которую чуть не довела до болезни, а после... после я поставлю тебя в угол. С этими словами, Илья Ильич сделал шаг в сторону от двери, и кивнул головой, приглашая Нику проследовать на экзекуцию.

Вероника Веселова: Она ожидала нечто совсем другое. Ника думала, что сейчас разразится гроза, и на ее голову обрушится поток ругательств и упреков, но он поступил иначе, полностью обезоружив ее. И ничего другое так сильно не могло ее обидеть, как то наказание, которое он ей придумал. Сколько времени в своей жизни Ника провела в так называемом «углу»? Если сложить все вместе… год? Два? Да, она не подарок, и им становиться пока не собиралась, но всячески старалась вести себя, как взрослая. Особенно после того, как ей повстречался Илья Ильич. Но произвести впечатление или как-то преобразиться ей не удалось. Все равно в его глазах она оставалась невоспитанным ребенком. Она молча кивнула и, насупившись, вышла вслед за ним в коридор. В его кабинете их прихода ждала Клара Оскаровна, которая и не собиралась скрывать своего торжества. - Простите меня, фройляйн. Я виновата в том, что тараканы попали в суп господина,- больше Вероника не произнесла ни слова, а немка выслушала короткие извинения, фыркнув себе что-то под нос, кивнула и, поклонившись хозяину, вышла, оставляя их якобы для продолжения отповеди. - Куда прикажете вставать, хозяин? Какой угол вы выбрали для моего наказания?- Илья Ильич был явно озадачен ее поведением, - что же вы так? Ну, тогда я, с вашего позволения, постою в коридоре у дальней стеночки, там не дует! - шмыгнув носом и гордо вскинув голову, она прошла мимо него на выход в указанном направлении. Приосанившись, она заняла место в указанном углу, ни разу не обернувшись. Для себя Вероника уже решила, что это все. Такого оскорбления от милого ее сердцу человека она ждать не могла, и тем больнее было осознавать, что никогда ей не стать для нее больше, чем прислужницей и безмозглой девчонкой. Все хватит! Как он ко мне, так и я к нему! Не стану больше с ним говорить без надобности, пусть сидит один и чахнет над своими книжками, пусть хоть ослепнет от ночных посиделок над бумагами! Мне-то что, я ведь должна только мыть, стирать и убирать, а он - как хочет! Еще раз гордо вскинув голову, она уперлась взглядом в пустую стенку и стала считать про себя, чтобы хоть чем-то отвлечься от тяжелых мыслей, тревожащих девичье сердце и разум.



полная версия страницы