Форум » Петербург » Чувства и предубеждения. » Ответить
Чувства и предубеждения.
Глеб Стрижевский: Место действия - дом баронессы фон Тальберг на Фонтанке. Время действия - январь 1833 года. Действующие лица - Идалия фон Тальберг, Илья Кузнецов, Глеб Стрижевский.
Ответов - 24, стр:
1 2 All
Илья Кузнецов: - Да пожалуйста! - Илья встал со своего места и отвесил Глебу шутовской поклон. - Одно только радует: мадам не просила передать поцелуев. Даже представить жутко, как я бы пережил твои лобзанья! - ехидно добавил Кузнецов, вновь вольготно располагаясь в кресле напротив Стрижевского, который в эту минуту смотрел на него так, словно хотел испепелить взором. - Да-да? Ты что-то хотел мне сказать? - Илья уставился на князя с невинной улыбкой и похлопал глазами. Он намеренно провоцировал Глеба, чтобы вывести того из странного и нехарактерного для него оцепенения, в котором князь пребывал. Разумеется, говоря, что болен "с горя", Глеб сильно преувеличивал. Трудно себе было представить Стрижевского настолько влюбленным, чтобы от этого заболеть. Даже тогда, много лет назад, в Англии, Глеб нашел силы преодолеть себя... Впрочем, в то время они общались менее обычного. Когда его приятель ринулся штурмовать монастырские стены, Илье пришло сообщение о смерти отца, и было ему, в общем-то, не до чужих любовей. Однако в том, что переживаемое тогда Глебом чувство было настоящим, Кузнецов был уверен. В отличие от времени нынешнего. Убей бог, но сейчас Стрижевский никак не напоминал ему того человека. Да, безусловно, каждое новое чувство - это, как новая жизнь, одинаковым быть не может. Но... Илья Ильич упорно продолжал сомневаться и не понимать, что его друг затеял и для чего, собственно, это ему надо. И все еще не оставлял надежды пробраться под скорлупу этого "ореха", пытаясь, в том числе, и при помощи едкой своей язвительности ее растворить... - Как сказывал обожаемый тобой Бард, "Let me not to the marriage of true minds аdmit impediments"*, - проговорил он, наконец, прерывая затянувшуюся паузу. - Но, Глеб, если позволишь высказать свое мнение на этот счет, то я думаю, что оно и к лучшему, что баронесса тебе отказала! Ну, сам посуди - зачем тебе эта обуза? Чего в жизни не хватает? Ой... только не говори, умоляю, что страдаешь без женской любви и ласки! ___________________________ * У. Шекспир. Сонет 116. Начальную фразу сонета в подстрочном переводе можно понять двояко: "Да не признаю я, что возможны препятствия для союза верных душ" или "Пусть я не буду препятствием для союза верных душ". Нам же более известен поэтический перевод С. Маршака: "Мешать соединенью двух сердец я не намерен..."
Глеб Стрижевский: Глеб сегодня не был расположен ни шутить, ни понимать шутку. И ему совсем не хотелось разделить веселое настроение, в котором пребывал Илья Ильич. Довольный вид последнего разозлил князя еще больше. - Ты прав только в одном, - жестко ответил Глеб. – Женского внимания мне в самом деле хватает с избытком, но в остальном я с тобой не согласен. И не тебе меня учить, что хорошего в отказе баронессы, а что плохого. Что ты знаешь о женщинах? Зачем Илья вообще притащился? Позлорадствовать? Хорош друг, нечего сказать! Сейчас ты от меня получишь! Лучший способ обороны – это нападение! - Знаешь, Илья, а мне тебя жалко! Напрасно ты стал врачом. Из-за своей профессии ты видишь женщин только с плохой стороны, когда они больны, слабы и выглядят дурнушками, тогда как передо мной они всегда предстают во всеоружии своей красоты. Когда женщины видят тебя, они сразу вспоминают о своих болезнях, а рядом со мной они все здоровы, как лошади. От тебя они ждут рецептов, а от меня – любовных посланий. Тебе они всегда жалуются, а мне - хвастаются. Хотя нет… Пожалуй, одно преимущество в твоей работе есть. Перед тобой женщины с легкостью раздеваются, а мне для того, чтобы добиться от них того же, приходится потрудиться. Но и это преимущество спорно.
Илья Кузнецов: Илья чиркнул спичкой и собрался привычным жестом раскурить сигару, которую извлек за секунду до того из внутреннего кармана своего сюртука, однако после первой части обличительной тирады Глеба, замер, не донеся горящую спичку до "пункта назначения". Это было уже слишком. В своих словах Стрижевский, намеренно или нет, перешел ту зыбкую границу между шуткой и оскорблением, на которой самому Илье сегодня удалось удержаться. Из всех видов гордости наиболее обостренная та, что укрывается за маской некоторого самоуничижения. Илья был из этой породы людей. А еще - из тех, кто легче умрет, чем признается в своей слабости или обиде. Поэтому, дослушав Глеба до конца, он со значительным усилием воли, но удержал на лице улыбку, аккуратно задул практически догоревшую длинную спичку и положил ее - тоже исключительно аккуратно - в пепельницу, а сигару, так и не раскуренную, убрал обратно в карман. После чего посмотрел на Стрижевского с ироническим сожалением и проговорил: - Что же, Глеб Георгиевич, Вы во всем правы. Я не знаю любви, мало знаю женщин, они равнодушны ко мне не меньше, чем я к ним... Только, поверьте, Глеб Георгиевич, ни одна из этих, немногих, - он дернул углом рта, - ни одна не стремилась избегнуть моего общества настолько решительно, чтобы для этих целей даже покидать пределы Российской империи, изыскивая спасения аж на Апеннинах! С этими словами Илья Ильич встал и, развернувшись на каблуках, направился к выходу из кабинета, не желая более задерживаться здесь ни секунды. Однако у двери, все же, обернулся и добавил: - Глеб, ты больной! А доктору не пристало обижаться на нездорового человека, что бы он не нес. И я не обиделся, не надейся! - после чего вышел вон, оставив дверь приоткрытой. В полутемном, ибо уже вечерело, коридоре, навстречу ему было метнулась весьма корпулентная тень - Марфуша, по-видимому, питавшая надежду отомстить за привидевшиеся в недавних словах Ильи оскорбление, но он глянул на нее так свирепо, что девка тотчас прижалась к стене обратно, давая Кузнецову уйти без репутационных потерь. В парадной он приказал лакею дать ему одежду и буквально вылетел на улицу в твердом убеждении не появляться у Глеба более до той поры, пока этот придурок не поймет, что был не прав сегодня и не извинится...
Глеб Стрижевский: Глеб ни грамма не пожалел о своих словах. Илья явно нарывался на неприятности и получил их. Он, как никто другой, знал, что Глеб не выносит табачного дыма, но достал таки сигару и попытался ее раскурить. По его реакции князь понял, что его его слова стали для доктора неплохим ушатом воды и достигли цели. Глеб прислушался к тому, что происходит в галерее, надеясь услышать призыв Ильи о помощи, но там было тихо. Неужели я ошибся в Марфуше? Стоп! Это пустое… Интересно, кого Илья имел в виду? Кто это собирается удрать от меня на Апеннины? Уж не баронесса ли? Кто же еще? Значит, она все-таки едет туда! Глеб вскочил с кресла и забегал по кабинету. Заглянувшей в приоткрытую дверь Марфуше он сказал: - Ступай в людскую. Как только Кондрат вернется домой, тащи его сюда без промедления. Первым делом надо узнать дату ее отъезда и маршрут, по которому она будет следовать. Как только узнаю время, сразу возьму отпуск на несколько месяцев. Надеюсь, что с этим проблем не будет, потому что я уже три года работаю без отдыха. Проклятье! Где этот Кондрат? Вечно его нет, когда он срочно нужен. И надо как можно скорее оформить бумаги на выезд. Император сейчас неохотно отпускает своих подданных за границу, поэтому надо подсуетиться заранее. Глеб любил прорабатывать свои планы до мелочей и, увлекшись, забыл про то, что сказал служанке. Каким же было его удивление, когда дверь в кабинет неожиданно отворилась, и на пороге выросла Марфуша, через правое плечо которой был переброшен бесчувственный Кондрат. - Вот, княже, получите, - сказала чудо-женщина и опустила свою ношу в кресло. – Как приказывали. Притащила сразу, как только нашла. - Что это с ним? – Глеб бросился к молочному брату и попытался привести его в сознание, похлопав по щекам. - Идтить сразу не хотел. Говорит, ты иди, Марфуша, а я следом буду. Пришлось силой тащить. - Мда, - только и смог произнести Глеб, представив себе эту картину. - Ну, ступай к себе. Спасибо. Как только дверь за Марфушей закрылась, Кондрат сразу же открыл глаза и взмолился. - Княже! Да что же это делается? Чуть не убила меня эта баба. И за что? Я просто не хотел вместе с нею идти к тебе. Боюсь я ее. - Ладно, ладно, - успокоил его Глеб. – Скоро увезу тебя отсюда на несколько месяцев, так что долго не увидитесь. Говори скорее, что узнал. Благодаря усилиям Кондрата первая задача разрешилась без проблем. Оформление документов тоже прошло гладко. Но вот с отпуском вышла незадача. Да не просто незадача, а настоящая катастрофа. Примерно через месяц после выздоровления и возвращения на службу, Глеб написал прошение об отпуске и направился с ним к Бенкендорфу. Князь не любил своего шефа, и это чувство было взаимным. Однако сегодня глава III отделения пребывал в хорошем настроении и принял Глеба без промедления. Он прочитал его прошение, помолчал довольно долго, а потом спросил: - Глеб Георгиевич! Как Вы посмотрите на повышение Вас в должности? Глеб замер от неожиданности этого вопроса, а когда до него дошел весь его смысл, то он решил не спешить с ответом. Тон, которым был задан вопрос, давал понять, что ради этого неожиданного повышения ему придется чем-то пожертвовать. - Вместе с должностью, которую я хочу Вам предложить, - голос Бенкендорфа был вкрадчив и даже ласков, - Вы получите чин статского советника, что в Ваши годы является несомненным успехом… - И что я должен для этого сделать? - Ваша репутация должна быть безукоризненна. То есть, никаких порочащих Вас связей, ни единого пятнышка в Вашей прошлой жизни и никаких сомнительных друзей. - Если я Вас правильно понимаю, Александр Христофорович, то моя персона Вас устраивает по всем этим пунктам, если Вы предлагаете мне этот пост, - сказал Глеб очень осторожно. - Почти, - ответил Бенкендорф загадочно. – Есть один пункт, который меня не устраивает, но это легко исправить, если Вы будете благоразумны. - Как я могу исправить свою прошлую жизнь? – спросил Глеб, полагая, что шеф имеет в виду его ирландское приключение. - Нет-нет! Проблема в дне сегодняшнем. Мне известно, что доктор Кузнецов является Вашим близким другом. Это так? - Да. Мы дружим много лет. - А Вам известно, что брат Ильи Ильича принимал участие в бунте 1825 года? И что он сейчас пребывает на рудниках в Сибири? Волна гнева накрыла Глеба с головой. Он медленно поднялся со стула и произнес, четко проговаривая каждый слог: - Да, известно! И еще мне известно, что сам Илья Ильич не имеет к заговору декабристов никакого отношения, потому что в то время он пребывал в Оксфорде, чему я сам являюсь свидетелем. И если для предложенного Вами повышения я должен разорвать отношения со старым другом, то я отказываюсь, потому что считаю, что ни одна должность не стоит так дорого. - Одумайтесь, князь! – повысил голос Бенкендорф. - Прошу Вас удовлетворить мое прошение об отпуске, - сказал Глеб, глядя сквозь него. - Не будет никакого отпуска, пока Вы не согласитесь на мое условие. Потому что оно касается не только повышения, но и всей Вашей дальнейшей службы в III отделении. Вам понятен вопрос? - Да! - Ваш ответ? - Нет! Кто примет мою отставку? - Одумайтесь, князь! – на этот раз Бенкендорф произнес эти слова почти шепотом. – Я предлагаю Вам головокружительную карьеру. С Вашими титулом, связями, образованием наконец, Вы можете далеко пойти. Дался Вам этот доктор? - Мое прошение об отставке будет у Вас через полчаса, - сказал Глеб и откланялся. Вот такая катастрофа! Вечером того же дня князь Глеб Георгиевич Стрижевский из главы юристконсультского отдела III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии превратился в обыкновенное частное лицо. Сдав дела и забрав свои вещи из кабинета, он погрузил их в карету и велел Кондрату ехать домой без него, так как решил прогуляться пешком. По дороге Глеб увидел вывеску магазина колониальных товаров, зашел туда, купил 10 коробок самых дорогих сигар и велел доставить их на Аптекарский остров в дом доктора Кузнецова. Затем Глебу попалась винная лавка, и несколько коробок лучшего французского вина отправились вслед за сигарами. Следующая остановка случилась в книжной лавке. Войдя внутрь, Глеб сразу же направился туда, где лежали самые ценные антикварные книги, и купил несколько старинных фолиантов, имеющих отношение к медицине. Прежде, чем вручить их посыльному для доставки на Аптекарский, он вложил в один из томов записку со словами: Прости, дружище! Я и не предполагал, насколько ты мне дорог.
полная версия страницы