Форум » Петербург » Чувства и предубеждения. » Ответить
Чувства и предубеждения.
Глеб Стрижевский: Место действия - дом баронессы фон Тальберг на Фонтанке. Время действия - январь 1833 года. Действующие лица - Идалия фон Тальберг, Илья Кузнецов, Глеб Стрижевский.
Ответов - 24, стр:
1 2 All
Глеб Стрижевский: Когда Глеб в очередной раз вышел из кареты около дома мадам фон Тальберг, то почувствовал на своей спине ставший уже привычным укоряющий взгляд Кондрата. Обернувшись на мгновение, князь выстрелил в своего слугу не менее привычным угрожающим взглядом, означавшим «Женю тебя на Марфуше!», и поднялся на крыльцо. Еще в тот день, когда он впервые привез сюда доктора Кузнецова, Идалия Николаевна сказала Глебу, что он может бывать у нее «запросто» и без церемоний. И вот уже месяц тому, как он без зазрения совести пользовался опрометчивыми словами баронессы и таскался в ее дом почти ежедневно. Правда, ему пришлось сменить карету и приезжать на Фонтанку в закрытом экипаже без герба, чтобы не компрометировать даму своими частыми посещениями в глазах все замечающих петербуржцев. Также нельзя было допустить, чтобы какая-нибудь из великосветских мамаш, мечтавших выдать свою дочь заму; за князя Стрижевского, заметила бы здесь его карету. Услышь о таком преступлении, Антонида Мстиславовна съест сыночка заживо еще до того, как он успеет открыть рот, чтобы объяснить ей свое плохое поведение. Характер княгини Стрижевской в последнее время заметно испортился, но Глеб любил свою мать такой, какая она есть, и старался лишний раз не расстраивать. К тому же у него имелись и другие причины, по которым он не хотел афишировать свои частые визиты к мадам фон Тальберг. Но именно сегодня было уместнее сказать, что Глеб не тащился сюда, а спешил. Еще в декабре, чтобы развлечь Идалию Николаевну, он предложил ей свои услуги в качестве чтеца. Сделал он это сгоряча, так как не нашел пока другого способа проводить много времени в ее обществе, и вот уже месяц, как расплачивался. В первые дни он чувствовал жуткое отвращение к своему новому занятию, но не подавал вида. Однако время шло, одна книга сменяла другую, и Глеб втянулся. Более того, ему даже начало все это нравиться! Нет, не сам процесс чтения, а споры с Идалией Николаевной о разумности и правильности поступков персонажей. Позавчера они едва не поругались с нею, обсуждая книгу англичанки мисс Остин «Разум и чувства». Чтобы не испортить отношений, Глеб сдержался и в тот же день принялся за чтение другой книги того же автора, которая называлась «Гордость и предубеждение». Вчера он остановился на самом интересном месте, и поэтому сегодня торопился. Очень хотелось узнать, сделает ли мистер Дарси предложение мисс Элизабет? И если сделает, то как на это посмотрит баронесса? Лакей, уже привыкший к визитам князя, принял у него шубу, цилиндр и перчатки и проводил в малую гостиную – уютную светлую комнату, где уже вовсю потрескивал камин. На столе красовалась ваза со свежими цветами, которые по требованию Глеба сюда доставляли ежедневно. Князь подошел к роялю, открыл крышку и пробежал пальцами по клавиатуре. Этот звук уже успел стать своеобразным сигналом для мадам фон Тальберг о том, что он пришел и готов приступить к чтению.
Идалия фон Тальберг: Зима шла своим чередом. Промелькнуло Рождество, отпраздновали наступление нового года... Для Идалии Николаевны праздники в этот раз выдались не шумные: болезнь все еще не позволяла ей активной светской жизни, но впрочем, даже если бы и не это малоприятное обстоятельство, то вряд ли баронесса позволила себе отдаться ей сполна. Ибо по-прежнему не чувствовала себя готовой к этому. От Арсеньева все еще не было никаких известий. И о нем никто ничего не знал. Поэтому, чтобы не думать о Дмитрии Васильевиче плохо, этого Ида совершенно не хотелось, она предпочитала не думать о нем вовсе. Со временем это стало получаться. Ее первичный порыв переживать все в одиночестве и молча уже миновал. Ида стала принимать у себя ближайший круг друзей. Бывала часто Варвара, наезжал с постоянными визитами доктор Кузнецов, хотя, конечно, его в друзья записывать было рановато, но и с Ильей Ильичом баронесса находила немало общих тем. А еще, с некоторых пор частым гостем в доме Ида стал Глеб Стрижевский. В этом не было ничего удивительного: Идалия Николаевна ведь сама пригласила его приезжать запросто. И князь Стрижевский принял это с энтузиазмом, который вначале смущал Ида. То есть, он действительно стал приезжать почти каждый день, да не просто так, а с подарками. Чувство такта и меры ни разу не изменило Глебу Георгиевичу: цветы, книги, конфеты - стандартный набор "приличных" подношений, которые может принимать "приличная" же дама. Но букеты, что приносил князь, поражали роскошью, сладости - разнообразием и изысканностью настолько, что однажды Ила даже в шутку взмолилась не привозить больше таких вкусных конфет и пирожных, если только князь не поставил целью превратить ее в необъятных размеров матрону. С книгами, впрочем, вышло сложнее. Стрижевский пошел на поводу общих представлений о том, что дамы предпочитают литературе более серьезной "чувствительные романы", желательно французские. Однако Идалия Николаевна никогда не увлекалась ими. И, кажется, страшно удивила князя, когда смущенно призналась в ответ на его вопрос, понравилась ли очередная доставленная ей новинка, что не читала ее, потому что не любит подобного рода книг. И, когда Глеб Георгиевич спросил, что же ей теперь принести, чтобы уж наверняка угодить, подумав минуту, Ида сказала, что много слышала об английской сочинительнице мисс Остин, но пока ничего не читала из ее произведений. Надо ли говорить, что усилиями князя, вскоре в распоряжении Идалии Николаевны оказались все книги этого автора. Князь выписал их прямиком из Лондона... Когда он принес эти несколько томов, баронесса была приятно удивлена такой оперативностью и неожиданно придумала им новое занятие для совместного времяпрепровождения: читать по-очереди эти романы друг другу, благо, что английский язык не представлял затруднений ни для кого из них двоих. Самой Ида такая идея казалась чрезвычайно удачной еще и потому, что позволяла быть совершенно точно уверенной, что разговор в этом случае не перескочит на нежелательные темы, а будет держаться только в рамках обсуждения прочитанного. Дело в том, что Ида все еще не могла выкинуть из головы то самое предложение князя, так ее смутившее, к которому он, правда, больше ни разу не вернулся, но тем не менее, это незримо стояло между ними, не давая баронессе считать визиты Стрижевского лишь проявлениями дружеского участия. А ничего другого от Глеба Георгиевича она пока не хотела... Самому князю эти литературные посиделки, впрочем, вряд ли были по вкусу, тем более, что вскоре он превратился невольно в единственного чтеца, потому что Ида в этом мешал кашель, все еще беспокоивший ее своими приступами, а также охрипший от него голос. Однако он сдерживался и продолжал потакать этой прихоти баронессы, чем даже немного забавлял Идалию Николаевну, которой было приятно, что она, оказывается, может повелевать этим строгим человеком, хотя бы и в такой малости. Впрочем, постепенно Ида стала замечать, что князь явственно увлекается сюжетами, хоть, может, и сам этому удивлен. Но таково уж было свойство книг этой англичанки, где под "чувствительной" оболочкой сюжета укрываются очень разумные и ироничные наблюдения о сути человеческих нравов и отношений, где бы не происходили события - в Англии ли, в России... Несколько раз они даже всерьез поспорили с Глебом Георгиевичем. И последний предмет их раздоров - отношение к сестрам Дешвуд. Как ни странно, именно Идалии Николаевне была ближе сдержанная Элинор, а вот Глеб Георгиевич отчего-то симпатизировал порывистой Марианне, чем страшно поразил Ида. Ей-то младшая сестра Элинор казалась восторженной дурочкой, которая так и не смогла толком оценить чувств единственно преданного ей полковника Брендона. Баронесса была убеждена, что "счастливый конец" с браком полковника и Марианны притянут, что называется, за уши, что девушка вовсе не любит этого благородного человека, и что счастливы они с ним не будут. Об этом прямо заявила Глебу Георгиевичу, который весьма горячился, настаивая на том, что Ида совершенно не знает жизни, если так говорит. В общем, едва не поссорились, и каждый остался при своем. Теперь же читали "Гордость и предубеждение" и вновь со спорами. Потому что и здесь тоже великолепный мистер Дарси, в гордости которого Глеб Георгиевич видел лишь самолюбивое чванство, казался Ида, напротив, истинным джентльменом, а препятствия, мешающие ему сделать предложение Лиззи Беннет - действительно серьезными... Накануне Глеб Георгиевич закрыл книгу на самом интересном месте и взял с нее обещание не подглядывать. Оскорбленная в лучших чувствах Ида, даже вспыхнула от возмущения, но Стрижевский лишь улыбнулся в ответ. Поэтому, как не хотелось ей прочитать, согласилась ли Элизабет принять руку Дарси (скорее всего, конечно, нет, ведь там еще половина книги после этого объяснения), Идалия Николаевна стойко дождалась приезда князя, однако, когда он появился, без лишних слов вручила ему томик Остин и демонстративно уселась напротив, подперев изящным жестом рукой подбородок. Все вместе это означало, вероятно, "свою часть обещания я выполнила, теперь Ваша очередь..."
Глеб Стрижевский: И баронесса не замедлила появиться. Видимо, ей самой не терпелось узнать, как будут развиваться события и все ли будет ладно в Британском королевстве. Глеб понимал, что воображаемый мир мисс Остин может с легкостью спроецироваться на его отношения с Идалией Николаевной и собирался в построить их будущий спор так, чтобы напомнить ей о его предложении. Сегодня в облике баронессы что-то изменилось. Приглядевшись к ней повнимательнее, Глеб отметил, что она уже не так бледна, как раньше, и выглядит намного лучше. Ее глаза блестели, но было видно, что уже не из-за болезни, а по другой причине. И носик припудрен. И для кого же она так расстаралась? Уж не для меня ли? Наконец-то! Мистер Дарси не обманул его ожиданий и признался таки мисс Элизабет в любви. Но то, каким образом он это сделал, разозлило Глеба не на шутку. Чего греха таить, читая эту книгу, он невольно примерял роль мистера Дарси на себя. Ведь он сам несколько лет назад точно так же встретил и полюбил девушку, которая стояла на социальной лестнице намного ниже, чем он. Князь и дочь простого торговца… Но разве Глеб думал тогда об этих глупостях? Нет, он любил свою Тессу всем сердцем и принимал ее такой, какая она есть, и был готов бросить привычную жизнь ради возможности быть вместе с возлюбленной, но судьба распорядилась по-другому. - Этот мистер Дарси - негодяй! – воскликнул Глеб, отбросив книгу в сторону. – Других слов у меня для него нет! Как у него язык повернулся? Разве можно просить руки девушки в такой форме? Он вскочил с диванчика, на котором сидел, и нервно заходил по комнате. Сейчас он не играл. Его возмущение было совершенно искренним. - Простите, Идалия Николаевна! Я не сдержался, так как считаю, что он не прав. Если ему не нравится семья его избранницы, то незачем было вообще делать ей предложение. Или ты принимаешь женщину в свою семью такой, какая она есть, или не нужно вообще поднимать эту тему. А Вы как думаете?
Идалия фон Тальберг: Столь бурная реакция на только что прочитанное со стороны Глеба Георгиевича изрядно обескуражила баронессу. В конце-концов, это всего лишь книга, талантливый, но - вымысел. Ну и зачем, спрашивается, так эмоционально на него реагировать? При этом, одновременно с удивлением, в душе Идалии Николаевны вспыхнуло любопытство. Подобная буря чувств у столь сдержанного человека могла означать лишь одно: что описываемое в книге могло как-то перекликаться с пережитым. Да не просто перекликаться, а "болеть" настолько, чтобы при упоминании заставить утратить самообладание. Правда, ненадолго. Спустя пару минут, Глеб Георгиевич уже извинялся за вспышку, объясняя ее самыми общими фразами, но от внимательного взгляда Ида не укрылось, что он все еще взволнован. Точно так же, как никуда не делось желание узнать, что же за всем этим стоит. Однако невозможно было и думать, чтобы задать этот вопрос напрямую. Разумеется, проще всего было попробовать выяснить интересующие детали через общих знакомых, того же Кузнецова спросить. Но вовсе не факт, что и Илья Ильич в курсе - вон, какой он скрытный, этот князь! Может, с другом он тоже ничем не делился. Впрочем, есть ли на свете вещь, более сильная и изобретательная, чем неудовлетворенное дамское любопытство? Вот и баронесса не собиралась останавливаться перед трудностями. А для начала решила, все же, попробовать выяснить интересующие детали сама - очень издалека и осторожно. - На этот вопрос сложно ответить однозначно, Глеб Георгиевич, - откликнулась она, наконец. - С одной стороны, весь опыт народной мудрости - я имею в виду сказки про прекрасных принцев, которые женятся на пастушках и простушках, что в детстве рассказывают наши няни, говорит о том, что именно так и следует рассуждать. Что любовь, несомненно, сгладит все неловкости и склеит все трещинки. Но... князь, - тут Ида усмехнулась и посмотрела на него немного лукаво. - Вы никогда не задумывались над тем, почему все сказки кончаются именно свадьбой? Возможно, я покажусь Вам неромантичной, однако убеждена, что полноценный союз возможен лишь между равными: не важно - по происхождению ли, положению, уму - но равными партнерами! Если Вы придерживаетесь иного мнения - что же, попробуйте меня переубедить, я с интересом выслушаю Вашу точку зрения.
Глеб Стрижевский: Что? Это моя Тесса пастушка-простушка?!!! Да, она родилась в семье простолюдина, но на ее совести нет ни одной загубленной жизни, в отличие от Вас, мадам. Эти слова так и вертелись на языке. Возмущение Глеба было очень сильным, но он сдержал себя. Годы, прожитые им в России бок о бок с вот такими великосветскими зазнайками, как баронесса фон Тальберг, научили его прятать свои истинные чувства за маской сурового молчуна. Право, иногда лучше промолчать, чем спорить с пустышкой. - "Между равными"? – Глеб тоже усмехнулся в ответ, но не лукаво, а с сарказмом. – Ну что же? Давайте попробуем разложить по полочкам Вашу теорию. Если супруги должны быть равными по уму, то профессора в университетах рискуют остаться холостыми до конца своих дней, потому что мне еще ни разу не доводилось слышать о женщинах – ученых. А что до брака между равными по положению и происхождению, то получается… Здесь Глеб сделал паузу в своем монологе и многозначительно посмотрел на Идалию Николаевну. - … что мы с Вами идеальная пара. Мое предложение все еще в силе.
Идалия фон Тальберг: Глупо пытаться превозмочь в хитрости и умении уходить в разговоре от нежелательной темы дипломата или юриста. Что же, если в дипломатическом корпусе Идалия Николаевна имела достаточно обширный круг знакомств, то в среде юридической он был ограничен одним лишь Глебом Георгиевичем. Да и того она не слишком понимала. Не поняла и теперь - как же так легко ему удалось вывернуть их разговор с неудобной для себя стези на ту, по которой не хотелось бы вновь ступать именно ей. Когда Стрижевский принялся раскладывать ее суждения, как он изволил выразиться, "по полочкам", Ида нетерпеливо поморщилась: Боже, ну что же он все так буквально понимает-то? Однако заключительная часть монолога, так сказать, резюме ко всему, что было им сказано, заставило баронессу забыть о скуке. - Вы совсем ничего не поняли, Глеб Георгиевич?! - Ида глубоко вздохнула и потерла лоб. - Я совершенно не то имела в виду - все Ваши выкладки точны и логически выверены, однако жизнь - не учебник математики! Скажу еще раз - мне очень лестно Ваше предложение, и та настойчивость, с которой пытаетесь добиться руки моей, но все эти умозаключения об идеальности нашего союза перечеркиваются лишь одним, может, не слишком логичным и рациональным, но, уверяю, для меня - веским доводом: я люблю не Вас...
Глеб Стрижевский: «Я люблю не Вас...» Люблю, но другого. Не слова, а вежливая пощечина! - Глеб отвернулся к окну, чтобы баронесса не могла заметить недоумения на его лице. - Как же так? Где и в чем я ошибся? Похоже, что метод сладкого пряника здесь не работает. Кнут здесь тоже неуместен. Придется менять тактику. Глеб еще немного позволил баронессе полюбоваться на его спину, где постарался изобразить целую гамму чувств, которая, по его мнению, должна была одолевать отвергнутого соискателя руки дамы. Затем он резко развернулся к ней лицом, вежливо поклонился и, ни произнеся ни слова, направился к выходу из гостиной. До последнего шага он надеялся, что баронесса окликнет его и попытается вернуть, но не дождался. От досады, которая неожиданно овладела им, Глеб собрался было даже громко хлопнуть дверью, но лакей около нее оказался чересчур расторопным и едва ли не грудью бросился защищать собственность барыни. Больше сюда ни ногой! Хватит! Если ее не устраивает мое общество, то пусть наслаждается одиночеством. Второй отказ за месяц! Каково, а? Злой и раздраженный Глеб выскочил на улицу и быстрым шагом направился к своей карете. Провожавший его лакей баронессы, которому надлежало открыть дверцу перед отбывающим гостем, едва поспевал за ним. Кондрата на козлах не было, но Глеб этому не удивился. В холодное время он всегда разрешал своему слуге проводить время ожидания в карете, где намного теплее и нет ветра. Лакей все же обогнал князя и услужливо распахнул перед ним темную створку. Картина, которая открылась Глебу, разозлила его еще больше. Кондрат действительно находился внутри, но не один! Голова этого пройдохи лежала на коленях у девицы в одежде служанки, которая пальчиками перебирала его темные волосы. Увидев князя, девушка вздрогнула и вскочила на ноги. Кондрат, свалившийся при этом с ее коленей, не сразу понял, что случилось. Пока он поднимался с пола, его пассия покинула карету через противоположную дверь и побежала за угол дома баронессы. - Ну… это… Княже! Чего так рано то? – выдавил из себя Кондрат, которому наконец-то удалось встать на ноги. - Тебя забыл спросить, - ответил Глеб, не разжимая зубов. – Ты еще скажи, что мне тебя предупреждать надо. Это кто такая? - Эта? Ах, эта? Это горничная твоей баронесски, княже. Я подумал, что если у тебя роман с хозяйкой, то мне надо завесть амуры с ее служанкой. - И как идут дела? - Сам видишь. Крепость сдалась на милость победителя. Ну, почти сдалась. Если бы нам не помешали, то… А правда, чо ты так рано ушел? - Не твое дело! Поехали в домой, - отрезал Глеб и упал на сидение. По дороге он подвел неутешительные для себя итоги. Его план кавалерийского набега на мадам фон Тальберг не удался, а другого плана у него нет. Пока нет!
Идалия фон Тальберг: Наверное, ее последняя реплика в ответ на слова князя была чрезмерно резка и, может быть, даже задела его самолюбие, но Идалия Николаевна не жалела, что все вышло именно так. Лучше горькая и обидная правда, чем ложь. Она успела убедиться в этом на своем опыте, достаточно вспомнить Сержа... Пусть теперь Стрижевский оскорблен и обижен, но потом, когда разум его прояснится, Глеб Георгиевич будет ей благодарен. И, возможно, они вновь смогут стать друзьями. Друзьями... Ида подошла к окну, и посмотрела из-за занавески на удаляющуюся от ее дома карету князя и горько усмехнулась. Что же это у нее за судьба такая? Сколько мужчин уже успели признаться ей в любви, даже позвать замуж с той поры, как она вернулась в Петербург! И никому из них она не смогла сказать в ответ заветное "да". По разным причинам - но итог один. Смешно, она чувствовала себя в чем-то царем Мидасом, который превращает все, к чему прикасается, в золото, но страдает от голода и жажды, потому что золото нельзя есть и пить. Говорят, она красива. И красота эта, подобно прикосновению Мидасовой руки, превращает в "золото" чувства мужчин по-отношению к ней. Но что с того, если этим "золотом" - их любовью, она не может насытить своего сердца? Пожалуй, лишь один раз Ида почувствовала, что готова открыть его другому человеку, который сможет стать тем единственным... Только что она сказала князю, что любит не его. Но нужны ли эти чувства тому, о ком она говорила? Нет, достаточно! Она обещала не думать об этом и вот - нарушает данное себе слово... Прошло несколько дней, князь Стрижевский больше не приезжал к ней с визитами. Идалия Николаевна чувствовала, что ей не хватает его общества, однако с пониманием относилась к подобному поведению Глеба Георгиевича. После того, что между ними было сказано, он имел на то полное право. По этой же причине она сама не писала и не искала с ним встреч, хотя даже имелся формальный повод - чувствуя, что здоровье ее вполне налаживается, баронесса стала готовиться к отъезду в Италию. Но сбор вещей - это было еще не главное. Оформление подорожной, прочие документы - все это хождение по присутствиям в глазах Ида было форменной мукой. Князь мог бы помочь ей в этом, воспользовавшись своими связями. Но попросить его Идалия Николаевна все же не решилась, обратилась к Загорскому, разумеется, тот помог всем, чем мог. И теперь оставалось получить лишь последнее, но самое важное разрешение на отъезд - от доктора Кузнецова, которому баронесса и написала письмо с просьбой о визите.
Илья Кузнецов: Кузнецов появился в особняке на Фонтанке в тот же день, когда получил письмо. Хозяйка встретила его очень приветливо, и Илья Ильич, даже еще не задав ей ни одного вопроса о самочувствии, уже с удовлетворением заметил, что Идалия Николаевна выглядит гораздо лучше по-сравнению с его последним посещением, о чем не преминул сказать и самой баронессе. Кажется, ее это обрадовало. Однако без лишних слов и церемоний вскоре оба отправились в кабинет мадам фон Тальберг, который на все время болезни Ида превратился в импровизированную приемную для Кузнецова. Выслушивая легкие баронессы при помощи стетоскопа, служившего ему верой и правдой еще со студенческих времен, Илья Ильич мысленно сделал комплимент и самому себе - пациентка не только выглядела здоровой, но и практически ею уже являлась - хрипов не было, дыхание перестало быть жестким... Да, несомненно, он выбрал правильную тактику и мог быть вполне собой доволен. Испытывая знакомое каждому доктору удовлетворение, Илья Ильич оторвал ухо с прижатым к нему стетоскопом от груди баронессы и поднял взор к ее лицу. - Ну что же, могу с радостью констатировать, Идалия Николаевна, что наши с Вами усилия увенчались успехом. Вы здоровы! Поздравим же друг друга, - он широко улыбнулся и добавил. - Кроме того, лишним поводом для Вашей радости, думаю, не может не стать то, что теперь, наконец, Вы будете избавлены от моего навязчивого общества. Немного кокетничал, конечно, не без этого. Разумеется, баронесса тотчас же принялась уверять, что безмерно благодарна, что будет рада видеть и прочее, и прочее... Он много раз слышал это от своих пациентов. Но чаще всего "декларациями о намерениях" все и ограничивалось. Нет, никаких обид Кузнецов не испытывал. Не надо быть великим знатоком человеческих душ, чтобы понимать, что мало кому хочется общаться с тем, кто видел тебя в минуты слабости или болезни и не всегда в самом презентабельном виде. Особенно это касалось дам, потому Илья Ильич реагировал на такие вещи спокойно, кроме того, сам он не относился к породе людей, коих считают душой любой компании, ограничиваясь в жизни весьма узким кругом общения и будучи им вполне довольным. Вот и теперь, разговаривая с этой красивой брюнеткой, он предполагал, что увидит ее, скорее всего, очень не скоро. Но, когда встретился с ней взглядом, вдруг прочитал в зеленых глазах баронессы будто бы даже... сожаление? Или вопрос? Удивившись, доктор решил проверить свою догадку: - Сударыня, - он вновь мягко улыбнулся ей. - Вы о чем-то хотите спросить меня?
Идалия фон Тальберг: Когда Кузнецов сказал, что она здорова, кроме вполне понятной радости, Ида ощутила, как ни странно, некоторую досаду. Ведь теперь видеться с Ильей Ильичом у нее поводов особых не будет, а значит оказалось под вопросом осуществление ее плана - узнать побольше о князе Стрижевском от его друга. Между тем, любопытство ее с момента их последнего разговора только возросло. Но как бы заговорить с ним про Глеба Георгиевича? Поэтому, все время, покуда доктор поздравлял себя и ее с победой в поединке с недугом, Идалия Николаевна лихорадочно подыскивала повод вспомнить - случайно - о князе. И... не находила его, к своему глубокому сожалению. Ида уже была совсем близка к отчаянию: вот сейчас он распрощается, уйдет - и все, останется она наедине с неудовлетворенным любопытством. Но тут судьба над ней сжалилась. Видимо, разглядев на ее лице некие следы внутренней борьбы, точнее, приняв их за нечто другое, доктор Кузнецов задал ей вопрос, который оказался как нельзя кстати: - Спросить... нет, то есть... да, - Идалия Николаевна посмотрела на Кузнецова смущенно и в этом не было притворства. Одно дело воображать, как легко и непринужденно расспрашиваешь о князе, а другое - делать это в реальности. - Я хотела спросить Вас про... Глеба Георгиевича, это возможно? - он слегка пожал плечами и кивнул. - Вы ведь давно с ним знакомы?
Илья Кузнецов: "Ну, естественно! А ты о чем подумал? - Илья мысленно усмехнулся, не без сарказма. И сарказм этот был обращен на него самого. Конечно. Конечно ее интересует Стрижевский, и сейчас начнутся расспросы, вполне ожидаемые, если учитывать, что Глеб всерьез принялся за осаду этой крепости. - Неужели о том, что она начнет расспрашивать о тебе, любимом?" - Я знаю Глеба Георгиевича, дай бог памяти, лет около десяти, еще по Оксфорду, где мы вместе протирали наши... студенческие мантии. Только, понятное дело, он на юридическом, а я изучал медицину. Так что, думаю, вполне могу удовлетворить Ваше любопытство, если оно не заходит за границы приличий, разумеется. Он покорно уселся в кресло и приготовился к шквалу вопросов со стороны баронессы.
Идалия фон Тальберг: - Нет-нет, что Вы! - поспешно откликнулась Ида, страшно довольная тем, как неожиданно удачно все для нее обернулось. - Не беспокойтесь, доктор, я вовсе не намерена спрашивать ничего такого. Дело в другом. Видите ли... - тут она замолчала, размышляя, стоит ли ей, в свою очередь, выходить за эти самые границы приличий в своей откровенности с Ильей Ильичом. Потому что то, что она собиралась ему сказать, было, все же, слишком личным. Но, с другой стороны, если Кузнецов и Стрижевский так коротко знакомы, то не будет большого греха... - Видите ли, Глеб Георгиевич сделал мне предложение несколько дней назад, - о том, что предложение было сделано, собственно, уже во второй раз, Ида решила умолчать. - Нет-нет, не спешите поздравлять! Я отказала князю, - усмехнулась она, глядя прямо ему в глаза. - Это было очень неожиданно и необъяснимо... Он никогда не выказывал ко мне никаких нежных чувств, а тут вдруг сразу - выйти замуж...К тому же, я плохо знаю его. Слишком плохо, чтобы ответить утвердительно. Это будет нечестно, а я не хочу начинать совместную жизнь с обмана, даже, если предположить невозможное - то, что я приняла его руку. Расспрашивать же самого Глеба Георгиевича мне неловко. Поэтому я решила обратиться к Вам, сударь. Что он за человек? Боюсь, что не понимаю его...
Илья Кузнецов: - Боюсь, мадам, что и сам, порой, понимаю его не лучше, - Кузнецов улыбнулся уголком рта и слегка откинулся на спинку кресла. Да и сам себя он тоже, кажется, не сильно понимает, если так упорно ломится в закрытую дверь. Одного взгляда на Вас, баронесса, достаточно, чтобы догадаться, что Вы, увы, совершенно равнодушны, а этот осел упрямый со своими предложениями... - Многие утверждают, что Глеб Георгиевич - человек излишне скупой в плане проявления эмоций. И, знаете, они правы! - радостно проговорил он. - Такой он и есть - теперь, - Илья многозначительно помолчал. - Однако я не зря сказал, что знаю Стрижевского очень давно. Поэтому каждый раз, когда при мне очередная дама, чье самолюбие он задел тем, что остался нечувствителен к ее чарам - о, я не имею в виду Вас, мадам! - называет Глеба черствым сухарем, так вот, в такие моменты я припоминаю одну старую историю, которую сам князь вспоминать совсем не любит... Да и меня бы убил, если бы узнал, что я еще не забыл про нее...
Идалия фон Тальберг: Покуда Илья Ильич долго и пространно описывал свои впечатления от князя Стрижевского, Ида мучительно боролась с собой, с трудом преодолевая желание дать ему по голове чем-нибудь тяжелым, чтобы заставить таким образом перейти, наконец, к тому, что так ее интересовало. И удерживало баронессу от этого невежливого по-отношению к гостю поступка только боязнь навредить ему и из-за этого не узнать, что же такое стряслось в прошлом Глеба Георгиевича, что так его "засушило". Кузнецов же явно наслаждался своей ролью "открывателя истин", совершенно не торопясь посвятить в них баронессу, которая от нетерпения едва губы не кусала. Сполна натешившись, впрочем, он вознаградил все страдания Идалии Николаевны. Ида была впечатлена! Представить князя Стрижевского, даже в более юном возрасте, чем нынче, штурмующим монастырские стены ради вызволения оттуда любимой девушки, было решительно невозможно. Однако и поводов сомневаться в правдивости Ильи Ильича не было - такое придумывать? Да зачем?! Рассказ Кузнецова многое расставил по местам. Теперь баронессе стало понятно возмущение, с каким Стрижевский комментировал поступки книжного мистера Дарси - ведь он сам был на его месте! И пренебрег условностями, в отличие от героя мисс Остин... - Но, доктор, Вы не сказали, как закончилась сия романтическая история?
Илья Кузнецов: - Об этом вы сами можете догадаться уже исходя из того, что князь теперь свободен настолько, что даже предлагает направо и налево руку и сердце, мадам, - усмехнулся Илья Ильич, довольный произведенным на даму эффектом. На лице баронессы все еще читалось удивление, смешанное с недоверием, но выражение глаз немного изменилось - любопытство в них подернулось некой мечтательной дымкой. "Вот и хорошо!" - подумал Кузнецов. Он по-прежнему был убежден, что Глеб поступил глупо, сделав предложение этой кукле, поэтому не отказал себе в удовольствии заставить ее хоть немного сожалеть о своем отказе. Ведь, всем известно, что дамы без ума от всяких печальных любовных драм и просто обожают страдальцев с ранеными сердцами... - Нет, на самом деле, все закончилось прозаически, Идалия Николаевна, - проговорил он, наконец, и добавил, помолчав секунду, уже иронически. - Девушка предпочла остаться Христовой невестой, а не Глебовой. За что у последнего со Всевышним с тех пор серьезные и непреодолимые противоречия.
Идалия фон Тальберг: - Но как же так? Почему?! - однако на эти вопросы Илья Ильич уже не стал отвечать, деликатно, но непреклонно давая понять Идалии Николаевне, что вечер откровений закончен. Впрочем, уже и этого Ида вполне хватило для того, чтобы в ее душе был запущен привычный механизм самоедства. Теперь она чувствовала себя немного виноватой перед Стрижевским. Логики в этом не было: кто же знал, что в прошлом Глебу Георгиевичу пришлось пережить подобное? Но чувство неловкости не отпускало, хотя извиняться-то, собственно, было и не за что. К тому же - негде. Ведь князь не приезжал, а сама она отправиться к нему бы не решилась. Между тем, Илья Ильич засобирался уходить, Ида предложила ему пообедать вместе с ней, но доктор отказался, ссылаясь на то, что сегодня у него запланирован еще не один визит к пациентам, а он и без того непозволительно долго задержался у нее. - Ну что же, в таком случае, до свиданья, - улыбнулась баронесса, протягивая ему руку для поцелуя. - И еще раз спасибо за все... Давайте я сама провожу Вас? Нет-нет, возражения не принимаются! Когда оба были уже в парадном и окончательно раскланивались, Ида вдруг проговорила: - Илья Ильич... Еще просьба: если будете навещать князя, кланяйтесь ему от меня, хорошо?
Илья Кузнецов: - Всенепременно! Как только увижу, - Илья еще раз склонился к руке баронессы, после чего принял у ее лакея цилиндр, перчатки, трость и вышел из дома на улицу, где его ожидал экипаж, думая о том, что случится это очень даже скоро. Дело было в том, что именно к Стрижевскому Илья и приказал теперь ехать своему извозчику, а вовсе не к мифическому больному, как было сказано баронессе фон Тальберг. Они давно не виделись с Глебом. Почти с тех самых пор, как расстались тогда в его карете в день первого визита к Идалии Николаевне. И Кузнецов подозревал, что Глеб на него тогда обиделся. Так что было самое время проверить эту догадку, тем более, что имелся и повод - передать поклон от баронессы. А заодно узнать, что думает о своей помолвке и сам несостоявшийся жених... К Глебу Илья пошел без доклада, пользуясь привилегией старинной дружбы, лишь спросил у лакея, где теперь находится барин. И уже услышав его ответ, несколько насторожился. Ибо тот ответил, что Глеб Георгиевич теперь у себя в кабинете - играют в штосс с Марфушей. - Давно ли играют? - осведомился Кузнецов осторожно. - Да уж дня три, батюшка! - угрюмо проговорил в ответ старый слуга, которого эта ситуация, видимо, тоже беспокоила. - Три дня... без перерыва?! - Не, ну отчего ж? Покушать да поспать отлучаются... Но на службу в присутствие не ходят. - Это утешает, что хотя бы отлучаются, - саркастически заметил в ответ Илья и, не задавая более вопросов, устремился в кабинет Глеба, чтобы своими глазами оценить масштабы катастрофы, постигшей сие благословенное жилище. Лакей не обманул. Илья Ильич обнаружил старинного приятеля облаченным в стеганый шлафор, спасибо, что не в ночном колпаке, сидящим за своим рабочим столом, а напротив, поджав под себя могучую коленку, восседала Марфуша. И оба исступленно резались в фараон. С появлением в кабинете доктора, бабища неловко вскочила со своего места и смущенно потупилась в пол. Одарив ее мимолетным взором, Илья молча направился к столу, уперся костяшками сжатых пальцев в столешницу и в упор посмотрел на Стрижевского. - Вижу, что я вовремя. Хотя, думаю, что лучше бы призвать кого-то из коллег-психиатров... Ну и что тут происходит?
Глеб Стрижевский: Первым человеком, которого Глеб встретил, вернувшись домой от баронессы, была Елена. Она стояла в холле и словно ждала его. От ее внимательного взгляда не укрылось то обстоятельство, что князь раздражен, и женщина как будто все поняла. Ее лицо осветилось улыбкой, но не доброй, а какой-то мстительной. Между ними состоялось некое подобие молчаливого разговора. Глеб кивком указал ей в сторону своей спальни, мол, ступай и жди меня там, я скоро приду. Но Елена вдруг начала проявлять строптивый характер и демонстративно звякнула невесть откуда взявшейся огромной связкой ключей, мол, простите, Глеб Егорыч, я здесь ключница, а не ваша любовница. Глеб конечно мог бы ей приказать, но она совершенно точно знала, что в таких делах он никогда не пользуется властью хозяина. В свое время Елена стала его любовницей по собственной воле, и ее никто к этому не принуждал. Нет, ну это уже ни в какие ворота не лезет! – окончательно расстроился Глеб. – Два отказа за месяц – это еще можно пережить, но два отказа в день! Это уже перебор. На следующее утро он проснулся разбитым, но несмотря на это поехал на службу. И это повторялось ежедневно в течение недели. Раздражение, охватившее Глеба после ухода от баронессы, не только не проходило, но и усиливалось, а вкупе с плохим самочувствием вообще сделало его невыносимым для сослуживцев. Дошло до того, что Глебу стало неприятно смотреть в глаза маменьке и ближайшим слугам, и каждый вечер, возвращаясь домой, он уединялся в своем кабинете. Утром нового понедельника Глеб проснулся больным. Голова раскалывалась от боли и жара, все тело сотрясалось от озноба, и не было никаких сил, чтобы встать. Камердинер, обнаруживший князя в таком плачевном состоянии немедленно сообщил об этом княгине Стрижевской, которая тут же прибежала вместе с Еленой. - Кондрат! Немедленно отправляйся к доктору Кузнецову и привези его! – сказала она. - Нет! – сказал Глеб, вложив в это слово все силы, что у него еще остались. – Не надо звать Илью! Со мной ничего страшного не происходит. Надо просто отлежаться. Я уже болел этим, когда ездил в Ярославль. Единственное, что мне нужно, это покой и уход. И уйдите все, а то тоже заболеете. Пусть Кондрат останется при мне. Он знает, как меня лечить. - Да что Кондрат сможет сделать? – попыталась поспорить Антонида Мстиславна. – Может, лучше Елена за тобой походит? Здесь нужна женская рука… - Нет! - опять отрезал Глеб. – Если присутствие женщины так необходимо, то пусть это будет Марфуша. Елена бросила на Глеба ревнивый взгляд и молча вышла из комнаты. Какие все кругом обидчивые! Елена обижена на меня, а обижен на Илью… Как все сложно. Жар спал уже на третий день. Вместе с ним исчезли приступы лихорадки. Силы еще не вернулись окончательно, но князь чувствовал, что полное выздоровление уже не за горами и начал разрабатывать новый план соблазнения баронессы. Как там говорили древние мудрецы? Если ты проиграл сражение, но это не значит, что ты проиграл войну. А если я веду войну, то мне нужна разведка в тылу врага. - Глеб Егорыч! – молил Кондрат тем временем. – Выздоравливай побыстрее, а. Не могу я с Марфушей долго в одной комнате находиться. Всякий раз, когда она тебе поднос с едой приносит, то смотрит на меня, как волк на добычу. У меня от ее взгляда мурашки размером с кулак по спине бегают. - Правда? – как бы удивился Глеб, посмеиваясь. – А ты дай ей понять, что твое сердце занято, и она потеряет к тебе интерес. Кстати, а как там поживает твоя каретная пассия? - Так не знаю. С тех пор, как ты заболел, я ее на видел. - А не хочешь ее навестить? – спросил Глеб. - Ха! Спрашиваешь, княже! - Как кучер, ты мне теперь нескоро понадобишься, так что ступай к своей ненаглядной. Да заодно узнай там, как здоровье ее барыни, и когда она начнет выезжать в свет? И не собирается ли она куда-нибудь уехать? Лишившись компании Кондрата, Глеб вдруг заскучал и в своей борьбе с досугом дошел до того, что начал учить Марфушу играть в карты. Та оказалась на редкость способной ученицей и через пару дней играла уже довольно сносно. Ревнующая Елена сегодня уже несколько раз заходила в кабинет под разными предлогами и, чтобы обратить на себя внимание, громко гремела своими ключами. Глеб, в свою очередь, делал вид, что не замечает ее присутствия. Елена зашла один раз, второй, третий… Когда дверь открылась в четвертый раз, Глеб не выдержал и обернулся на этот звук, чтобы пригласить женщину присоединиться к ним с Марфушей. Но в дверях вместо нее возник удивленный Илья Ильич, который быстро направился к игрокам. В ответ на его ехидный вопрос Глеб воскликнул не менее ехидно: - О! А вот и доктор! Не успел войти, как уже начал ставить клизмы и диагнозы! Интересно, кто же это его пригласил? Маменька или Елена?
Илья Кузнецов: - Нет, говорю же, доктор пригласил себя сам и, видимо, по делу, - повторился Илья, нисколько не смутившись такой язвительной интонацией Глеба. - Тебе уже говорили, что в своем нынешнем виде ты удивительно напоминаешь пациента Бедлама? А еще выражение лица соответствующее... Чего это ты такой злобный? Вероятно, в этом доме с хозяином в подобном тоне никто общаться не осмеливался, потому что после этих слов Кузнецова, Марфуша оторвала взор от тщательно изучаемого ею до этого узора на паркете и удивленно уставилась сперва на нахального гостя, а потом и на князя, ожидая от того немедленного взрыва эмоций. Но взрыва не последовало. И для самого Ильи это было вполне объяснимо - надо было знать их отношения. Иногда мужчины буквально общались взаимными подначками, порой довольно рискованными, как сейчас, но никогда это не приводило ко взаимным обидам. Во-всяком случае, к длительным и серьезным. Заметив интерес со стороны Марфуши, Илья бросил ей: - Марфа, ты довольно услаждала наши души своим обществом и взоры своей красотой, так что теперь можешь быть свободна! С этой минуты барина развлекать буду я, - усмехнулся он и уселся в кресло напротив, где незадолго до того сидела служанка. Когда дверь за Марфушей закрылась и они остались, наконец, наедине, Илья внимательно посмотрел в глаза Глебу, который за все это время не произнес ни одного слова, лишь мрачно исподлобья наблюдал, как Кузнецов командует в его доме. - А теперь выкладывай начистоту, что с тобой случилось, - сказал, наконец, Кузнецов, на этот раз вполне дружелюбно и без сарказма. - Иначе ни за что не расскажу, как я сегодня навещал мадам фон Тальберг и не передам от нее поклон!
Глеб Стрижевский: После того, как Илья согнал его служанку с кресла и попросил выйти из кабинета, Глеб действительно онемел. Никто в его доме, включая его самого, не смел обращаться с Марфушей подобным образом. Все слуги, начиная от дворецкого и заканчивая младшим поваренком на кухне, боялись эту чудо-женщину и предпочитали не связываться с нею. Марфуша держала их в такой строгой узде, что даже хозяева дома были вынуждены считаться с нею. Что же до самого Глеба, то он ее еще и уважал. И было за что. Марфуша не могла похвастаться красотой лица, стройностью фигуры или покладистостью характера, но отсутствие этих качеств компенсировалось неглупой головой, честностью и верной службой дому Стрижевских. После того, как Марфуша помогла хозяевам избавиться от наглого семейства Швабревичей, Глеб вызвал ее к себе и в качестве благодарности за услугу предложил вольную грамоту. Услышав эти слова, женщина бухнулась ему в ноги и запричитала: - Ох, не надо, княже! Куда же я, сирота, пойду? - Как куда? Ты будешь свободна. И я дам тебе неплохое приданое. Выйдешь замуж, заживешь счастливой жизнью… - Ой! Не погубите, княже. Замуж меня возьмуть только за деньги, а после того, как энтот муш пропьет все до копейки, он меня бросит. И останусь я одна-одинешенька. А у вас я живу, как у Христа за пазухой. И крыша над головой есть, и работа, и стол, и дохтур, если чо… Не прогоняйте, княже! - Ну, ладно, - сказал Глеб. – Будь по-твоему. Оставайся. Но запомни, если захочешь на волю, то … - Не захочу! – улыбнулась Марфуша с облегчением. Илья Ильич не знал, что упомянув о «красоте» Марфуши, он очень больно задел ее самолюбие. Глеб сидел лицом к двери и успел заметить, каким взглядом женщина одарила ничего не подозревающего доктора перед тем, как покинула их. А взгляд этот означал, что на обратной дороге от кабинета князя до прихожей, Илья Ильич будет подкараулен где-нибудь, схвачен, затащен в темный угол и … как бы это помягче сказать… в лучшем случае отделается легким испугом, а в худшем, как порядочный человек, должен будет жениться на Марфуше. Чтобы не допустить худшего, придется мне проводить Илью до выхода, - подумал Глеб, улыбнувшись своим мыслям. - Поклон от самой мадам? – переспросил он как бы недоверчиво. – Ты это серьезно? Ну, ради такого подарка я расскажу тебе, как было дело. Я сделал ей предложение выйти за меня замуж и получил отказ. С горя я заболел, но теперь уже выздоравливаю. Все! Чего ты сидишь? Теперь твоя очередь. Давай вставай и кланяйся.
полная версия страницы