Форум » Петербург » Русский гамбит » Ответить
Русский гамбит
Константин Новицкий: Дата - 17 февраля 1833 года. Место - Главный штаб отдельного корпуса Внутренней стражи на ул.Фурштатской. Участники - Елена Соболева, Юрий Иртеньев, Константин Новицкий.
Ответов - 34, стр:
1 2 All
Константин Новицкий: Случайности… Их невозможно предусмотреть, но можно сделать все, чтобы предотвратить. Однако, что делать, если ты живешь в стране, где случайности происходят с периодичностью самых непреложных законов мироздания? Как управлять этим хаосом, и что делать, чтобы хоть как-то его упорядочить? Новицкий сидел в своем рабочем кабинете в здании штаба, но чувствовал себя, точно композитор, который присутствует при премьерном исполнении своей новой симфонии. Тщательно продуманная гармония ее совершенна, однако кто-то из оркестрантов постоянно понемногу фальшивит, выдавая раз за разом неправильные ноты, отчего все звучит не так, как должно бы. Простым слушателям это, может, не заметно, но его, автора, мучает настолько, что хочется пристрелить этого жалкого неуча. А вместе с ним – дирижера, который не в состоянии заставить своих артистов играть строго по написанной партитуре. Хотя, трудно представить, конечно, как композитор встает со своего места, извлекает пистолет – и палит из него по тем, кто в этот момент находится на сцене. Вообразив эту странную картину, Константин Аркадьевич на минуту отвлекся от изучения рапорта старшего филера о ходе спецоперации, что была проведена сегодняшней ночью, и бледное подобие улыбки скользнуло по его губам, как обычно, не затронув, впрочем, глаз. Моховиков докладывал своему начальнику о том, что все до определенного момента шло, как планировалось, но затем, из-за непредвиденных обстоятельств, пришлось прибегнуть к импровизации. Весьма удачной, с точки зрения автора рапорта, но довольно топорной – на взгляд автора всего плана. Хотя, это было и его собственное упущение тоже. Понятное дело, что представить нормальную даму, решившуюся глухой зимней полночью прогуляться по улице в одиночестве, да еще в пургу, было затруднительно. Однако тем и отличается он, Новицкий, от старшего филера Моховикова, что должен был это себе представить и прописать порядок действий на такой случай. Но даже нелепая инсценировка нападения вполне бы сошла, если бы не внезапное явление неизвестного избавителя одиноких полоумных особ, который едва не сорвал все, что только можно, принявшись размахивать перед носом агента Рыбина, изображавшего ночного грабителя во всю силу своего актерского дарования, пистолетом. Видать, убедительно, если его чуть не пристрелили. Разумеется, никого из группы поддержки в тот момент на месте больше не было. Поэтому на побеге Рыбина цепь событий, изложенная в рапорте, для Новицкого обрывалась. И теперь перед ним было уравнение с одним неизвестным – в прямом и переносном смысле. Предстояло выяснить, кто тот проклятый фактор случайности – свидетель, которого не должно было быть. А главное – что с этим делать. Впрочем, положение выглядело отнюдь не безвыходным. Ведь Рыбин успел-таки, сделать то, что был должен, прежде чем сбежать с «места преступления». И уже за это Константин Аркадьевич был готов простить своим подчиненным все допущенные ляпы. Главное они сделали, птичка все же оказалась в приготовленной для нее клетке, хоть и полетала на свободе чуть дольше, чем ожидалось, да и нагадить успела прилично… Стук в дверь выдернул Новицкого из метафорических размышлений. В ответ на его реплику, позволяющую войти, в дверь просунулась сперва голова его секретаря Камышева, а затем в кабинет просочился и весь остальной Петр Федорович: - Константин Аркадьевич, подозреваемая доставлена. Прикажете заводить сюда?
Елена Соболева: Все утро Антонина разглагольствовала на тему ее поведения с князем Иртеньевым, Елена в обсуждения не вдавалась. Какие могут быть обсуждения с экономкой?! Но характер Антонины был таков, что она могла свободно говорить и без собеседника, а запретить Елене было неловко. Уж слишком она была привязана к немолодой, грубоватой, но справедливой женщине. Посему, она добровольно обрекла себя на пытку монотонными рассуждениями. Впрочем, это происходило часто, и Лена давно уже научилась пропускать ее лекции мимо ушей. К тому же уж очень сложно было сейчас сконцентрироваться на чем-то, кроме мечтаний о Юрочке: что он будет делать дальше, когда даст о себе знать? Воображение Елены работало с фантастическим размахом. В ее мечтах, она уже стояла перед алтарем с князем Иртеньевым, на ней было красивое платье, не слишком пышное, молочного оттенка, священник читал молитву. Согласно обряду, далее жених должен надеть кольцо на палец невесты. Иртеньев оборачивается к ней, счастливо улыбающийся, бережно берет ее пальчики, пытается надеть кольцо на безымянный … и со звоном его роняет! Елена тряхнула головой, вернулась к моменту, когда счастливый жених, поворачивается к ней, берет ее за руку. И снова роняет кольцо! Какой неловкий ей достался жених! Она повторяла эту сцену в воображении снова, но проклятое украшение со звоном все катилось и катилось по полу. В результате, Елена просто выбилась из сил, пытаясь довести ритуал до конца. - Это невозможно! – Елена с кислой милой поставила фарфоровую чашечку на стол. Та издала противный звон, так напомнивший девушке звук упавшего кольца. - Почему это? Вот увидите, он обязательно к вам сегодня придет, – и действительно, как по мановению волшебной палочки, раздался стук в дверь. Он! – у Елены остановилось сердце, она похлопала себя по щекам, по утрам она бывала слишком бледна. Антонина тоже застыла перед ней, удивленная своей догадливостью. - Откроет ему кто-нибудь дверь в этом доме, или мне придется встречать гостя самой? – шепотом поинтересовалась она у Антонины. Та, придя в себя, с оскорбленным видом пошла открывать. Елена присела на диване среди подушек, приняв, как ей казалось, красивую позу. Потом решила, что так выглядит слишком неестественно, села по-другому. На лестнице послышались шаги. "Не один? С кем он пришел?" – подумала Лена, ей казалось, что по лестнице поднимаются человека три, не меньше. Как она и предполагала, в гостиную вошли трое… жандармов. Она могла стерпеть многое, но не это. Рот самопроизвольно открылся, Елена, хлопала глазами, как глупая выхухоль, пытаясь сообразить, зачем эти милые господа явились к ней в гостиную в количестве аж трех человек. Жандармы, поняв, что адекватной реакции от девушки ждать не приходится, были вынуждены начать разговор первыми: - Елена Сергеевна Соболева, вы арестованы по подозрению в убийстве, – один из мужчин протянул ей руки, будто тайный воздыхатель, и Елена автоматически подала ему свои. На запястьях с неприятных звуком защелкнулись наручники. Антонина стояла в дверях и пыталась что-то сказать, но никто ее не слушал. Все, что она успела – это накинуть на Елену меховую накидку, на улице стояла зима… Сопровождали ее двое, один из жандармов остался в доме, дабы произвести обыск. Саму же девушку, тем временем, усадили в экипаж с решетками на окнах. По дороге, выйдя из оцепенения, Лена попыталась выяснить, в чьем убийстве ее подозревают. Можно подумать, на ее совести были десятки невинно убиенных жертв. Ее стражники молчали и со странными выражениями лиц, следили за ней. Экипаж остановился, девушку ввели в дом на Фурштатской улице. В дверях с нее сняли накидку, и изрядно замерзшую, ввели в комнату. В ней было сильно натоплено, и Елена увидела в этом добрый знак, хотя бы заморозить до смерти ее не собирались. - Вы можете объяснить мне, что все это значит? – тоном не терпящим возражений, спросила она незнакомого, но весьма привлекательного мужчину, сидящего за столом.
Константин Новицкий: Едва поднявшись со своего места, когда ее ввели в кабинет, все же, дама, хоть и подозревается в убийстве, Новицкий замер, удивленно приподняв бровь. Все дело было в капризном и даже раздраженном тоне, каким она к нему обратилась. Признаться, Константин Аркадьевич уже и забыл, когда в этом кабинете с ним так разговаривали. Да и не было этого никогда... - Всему свое время, мадам, - проговорил он, наконец, выдержав небольшую паузу, желая дать ей понять, что задавать вопросы здесь будет вовсе не она. - Для начала позвольте представиться, моя фамилия - Новицкий, - он намеренно не назвался по имени-отчеству, не желая сокращать дистанцию. На этом этапе беседы подобное было лишним. Кроме того, лишним сейчас было объяснять, по какому ведомству он служит. Тем более, что все равно нет уверенности, что она поймет. - Присаживайтесь! - он жестом указал на стул напротив своего рабочего стола, и лишь когда женщина устроилась на нем, вернулся в свое кресло, после чего принялся молча изучать взглядом ее лицо. Известный психологический прием, чтобы выбить человека из колеи. Пауза длилась и длилась, а Новицкий не начинал говорить, с удовлетворением замечая, что явно добился, чего хотел. Но надо сказать, что держится она неплохо, волнуется, конечно, но прячет это за улыбкой, которую, вероятно, считает неотразимой для всякого мужчины, кто на нее взглянул... Константин Аркадьевич чуть заметно сжал губы, подавляя раздражение, после чего, наконец, "отпустил" ее, переведя взгляд на бумаги, что лежали перед ним на столе. Тем временем, дверь в кабинет вновь бесшумно отворилась, и все тот же Камышев, бесшумно подойдя, добавил к уже имеющимся бумагам еще одну папку: - Рапорт о проведенном обыске, господин майор, только что доставили, - сообщил он, склонившись к Константину Аркадьевичу и столь же неслышно, как и вошел, удалился. Очень вовремя... Ему не нужно было заглядывать в папку, чтобы узнать, что сказано в рапорте, который в нее был вложен, но тем не менее, Новицкий сделал вид, что пробежал его глазами, после чего вновь посмотрел на женщину. - Полагаю, госпожа Соболева, Вам уже сообщили причину, по которой произведен Ваш арест? Но ежели нет, повторю: Вы подозреваетесь в преднамеренном убийстве господина Савченкова, посредством отравления последнего. Что Вы можете сказать по этому поводу?
Елена Соболева: Неизвестный господин как-то странно на нее взглянул, будто бы увидел перед собой не молодую женщину двадцати одного года, а лягушку. «Неужели так плохо выгляжу?» - подумала Елена и с вызовом взглянула на мужчину, который теперь рассказывал ей о правилах течения времени, но фамилии скрывать не стал. Для общения фамилии вполне хватит, так даже лучше для нее. При неудачном развитии их отношений, гораздо проще будет присовокупить ругательство к фамилии. Назвать человека мерзавцем, предварительно обратившись к нему по имени-отчеству, как-то нелепо. Успев прокрутить все эти соображения, Елена обольстительно улыбнулась Новицкому, «улыбка гиены», как охарактеризовала бы это выражение лица сама Елена. В запасе у нее был большой арсенал улыбок, но для «улыбки шакала» еще не хватало профессионализма, а улыбка «мадам в борделе» не очень подходила случаю. Новицкому ее артистические способности явно не понравились, он приказным тоном рявкнул, чтобы она «присаживалась». И Елена, действительно, рефлекторно присела, благо стул стоял в нужном месте, и она не шлепнулась перед ним на пол. Новицкий уставился ей в глаза и некоторое время явно пытался ее загипнотизировать. Прием ему удался, Елена на мгновение выпала из реальной жизни и тупо размышляла о том, в какой глаз ей надо смотреть: правый или левый, чтобы переглядеть своего противника. Одновременно в оба не получалось. К счастью, «дуэль» завершилась. Новицкий, поняв, что с такой глупой женщиной судьба его еще не сталкивала, отдал предпочтение бумагам. В этот момент в кабинет вошел секретарь и положил на стол еще одну папку. Теперь Новицкий проглядывал рапорт. Елене стало совсем неуютно. Он был занят делом, а что было делать ей? Продолжать его рассматривать? Он мог счесть это за дерзость. В подсознании теплилось убеждение, что если она не понравится этому человеку, то будущее не понравится уже ей. Мерзко ощущать, что находишься в чьей-то власти, и этот кто-то явно думает о тебе что-то плохое. Это она прочла в его взгляде, снова устремленном на нее. На этом гнетущая тишина завершилась, но если бы Елена знала, что он скажет, она бы предпочла дать обет молчания лет на десять. Ее обвиняли в убийстве Савченкова, которого она вчера видела живым и очень здоровым. - Я отравила Савченкова? Конечно, он – мерзавец, но я не настолько его ненавидела, чтобы отравить. За кого вы меня принимаете, за Лукрецию Борджиа? В любом случае, мир с его смертью станет только лучше!
Константин Новицкий: В холодных голубых глазах мужчины на мгновение вспыхнул огонек, но тотчас же угас под приспущенными веками. - Россия - очень большая страна, - внезапно проговорил он тихим, чуть насмешливым тоном, и Елена Сергеевна вновь удивленно уставилась на него, не понимая, куда Новицкий клонит. - У нас все огромно - пространства, расстояния. Даже преступники наши - и те страдают какой-то мегаломанией. Всякий отцеубийца чувствует себя никем иным, как царем Эдипом, каждая бабенка, избавившаяся от приплода - Медеей, а любая банальная отравительница любовников или мужей - Лукрецией Борджиа! Константин Аркадьевич резко встал, отчего его кресло с грохотом отлетело назад, едва не упав. Подавшись вперед, он уперся костяшками пальцев в столешницу и почти навис над Еленой, сидящей напротив, отчего молодая женщина невольно отпрянула назад. - Не пытайтесь разыгрывать передо мной слабоумную, мадам! - проговорил он чуть слышно, что в контрасте с бурной активностью минутной давности должно было выглядеть особенно страшно и тем самым деморализовать допрашиваемую. - Не хотите рассказывать, как убили Савченкова? Что же... извольте это сделаю я, мне не сложно. Благо, улик и показаний достаточно для любого суда, чтобы упечь Вас до конца дней на каторгу. Итак. Накануне вечером Вы приехали в дом своего любовника примерно в четверть десятого пополудни. Пробыв там около трех часов, затеяли ссору, после которой и удалились к себе под благовидным предлогом оскорбленного достоинства. А еще через полчаса, у несчастного господина Савченкова приключились жесточайшие колики в животе, кровавая рвота, развились судороги и делирий. Немедленно вызванный слугами доктор сперва заподозрил холеру, но время года, а также отсутствие эпидемии в городе в момент происшествия, натолкнули его на мысль об остром отравлении мышьяком. Тем временем, больному становилось все хуже, и еще через два часа наступил летальный исход. Разумеется, о странной смерти Савченкова немедленно было сообщено в отдельный корпус Внутренней стражи, офицером которого он являлся при жизни. Осмотр места происшествия и сбор вещественных доказательств - остатков вина и пищи со стола - подтвердили подозрения доктора Штрауфа, в графине с вином, которое пили за ужином хозяин и его гостья, обнаружен мышьяк в чудовищной дозе. Удивительно, как ему еще удалось прожить после употребления такой концентрации яда настолько долго! Что интересно, из своего бокала фантастически везучая дама, прежде, чем уйти, даже не пригубила... В общем и целом картина произошедшего, таким образом, представляется совершенно очевидной. Кроме одного, главного - причины. Вот и объясните же мне, за что Вы убили Игоря Савченкова? Мне действительно это любопытно. Произнеся сей длинный спич, Новицкий вновь вернулся на свое место за столом, скрестил руки на груди и с крайне заинтересованным видом посмотрел на мадам Соболеву.
Елена Соболева: На мгновение взгляд Новицкого стал живым, и Елена заинтересовалась, что же будет дальше. Она думала, он поверил в ее слова, и сейчас они, как двое разумных людей, все обсудят, уладят, и ее отпустят домой. Елена надеялась, что все происходящее не слишком повлияет на ее отношения с Иртеньевым. Ведь не всякому мужчине понравится, что даме, которой он интересуется, предъявили обвинение в убийстве любовника. Она уже было открыла рот, чтобы все объяснить, но тут Новицкий заговорил сам. Зачем-то, с видом разъяренной змеи, он принялся рассказывать ей о просторах родины. «Будто я сама об этом не знаю!, - хотела уже обидеться Лена, потом он заговорил вдруг о преступниках, страдающих какой-то неизлечимой болезнью. - Верно, это одна из разновидностей душевных болезней, раз они принимают себя за известных персонажей…» Лена слышала, что в некоторых психически больных людях сосуществуют двое, а иногда и больше, личностей. Но Новицкий был страшнее любого душевнобольного! Отпихнув стул, он навис над ней, как коршун, и стал говорить еще тише, чем раньше. Ей-богу, Лене казалось, что она больше угадывает его слова, чем слышит. Испуганная, побледневшая, она попыталась сделаться меньше, втянув голову в плечи, челюсти начали уставать от напряжения, так сильно она их сжимала, руки предательски дрожали, а все мысли куда-то исчезли. Как кролик, загипнотизированный змеей, она внимала Новицкому. Он обвинял ее в том, что Елена изображает из себя слабоумную, и ей хотелось расплакаться, ибо в этот момент ничего она не изображала, что бывало крайне редко. И оттого его слова были еще обидней. Он бросал обвинения ей в лицо, а Лена даже не успевала возразить. Возможность все объяснить у нее появилась только тогда, когда Новицкий умолк. Некоторое время она не могла выдавить из себя ни слова, впечатленная детальным описанием гибели Игоря. В самом начале она так холодно отозвалась о его гибели лишь потому, что не понимала, что это всерьез. Слова - «он умер», были всего лишь словами, в которые она не могла поверить, но теперь пришло осознание страшной, жестокой смерти человека, хоть и поступившего с ней бесчестно, но разве смерть могла быть расплатой за его проступок? Елена молча заплакала, вдруг, в минуту настоящего горя, она растеряла присущую ей суетливость и активность. - Савченков был моим любовником, но не единственным. Я не знала, кого выбрать, потому придумала глупую историю, будто беременна, – любая другая женщина говорила бы об этом со смущением, заикаясь от стыда, но не Елена. Напротив, она с вызовом начала рассказывать предысторию. – Вчера я пришла к Савченкову, часа два мы провели наедине, затем отправились ужинать. В это время я и собиралась разыграть свой спектакль, – только рассказав все Новицкому, Елена поняла, что произошло! Она вспомнила, как поднесла к своим губам фужер с вином, и тут Игорь предложил ей обратиться к врачу, тогда она поставила бокал обратно на стол. Что бы было, если бы она отпила из того фужера?! Сама судьба увела ее из дома Савченкова в тот вечер, а она-то, неблагодарная, еще думала, будто она – глупая курица! То было проявление женской интуиции! – Он сильно обидел меня своей реакцией, и я решила уйти. Я не убивала его! Была зла, обижена, но хотела его смерти, поверьте! – Новицкий так и не изменил выражения лица, тогда Елена продолжила свой рассказ. – Я вышла на улицу, шел сильный снег, дороги замело, извозчика искать было бесполезно, и тогда я пошла домой пешком. И сама чуть не стала жертвой разбойника, он напал на меня, но, к счастью, в тот момент рядом оказался князь Иртеньев, который спас меня и проводил до дома. Он провел ночь в моем доме. И подтвердит мой рассказ. Я не убивала Савченкова!
Константин Новицкий: - Подробности Вашей интимной жизни меня абсолютно не волнуют, не утруждайтесь рассказывать более, - сухо проговорил Новицкий, когда подозреваемая, наконец, замолчала. По бледным щекам ее катились слезы, но Константина Аркадьевича никогда не трогали женские истерики. Впрочем, смотреть, как она жалко шмыгает носом, было довольно противно. Поэтому он, молча, извлек из внутреннего кармана своего щегольского сюртука безупречной белизны платок и протянул его Соболевой. – Возьмите, – женщина безропотно подчинилась, принялась тихонько сморкаться и вытирать слезы, в то время как сам он встал и отвернулся к окну, принявшись что-то увлеченно рассматривать через зарешеченный проем. Что поделать, в его кабинете хранились важные бумаги, поэтому решетки на окнах были необходимостью, хоть и раздражали Новицкого, как все, что каким-либо образом его ограничивало. Даже в мелочах. Стоя спиной к женщине, он позволил себе улыбнуться, довольный тем, как идет допрос. Вернее, тем, как он его проводит. В самом деле, на данную минуту, все, чего хотел, Новицкий от нее добился. Мало того, выяснил, наконец, кто тот таинственный спаситель. Князь Иртеньев… Фамилия показалась Новицкому знакомой. Он вообще обладал прекрасной памятью, особенно на имена. И никогда не забывал их, услышав хотя бы раз. Но пока никаких ассоциаций в голове не возникало. Впрочем, несложно выяснить – не так много в Петербурге князей Иртеньевых. Другое дело, что она утверждает, будто бы этот Иртеньев остался у нее в доме на ночь. Да еще и готов подтвердить эту пикантную деталь. Вообще, Новицкого несколько удивляла манера этой женщины абсолютно спокойно говорить о весьма личных деталях своей жизни, вроде количества любовников. Поначалу он принял это за проявление испуга и растерянности – в таких ситуациях мало, кто думает о соблюдении приличий. Но нет, оказывается, ему просто попалась этакая либертинка. Что же, посмотрим, куда подевается весь этот либертинаж потом, в финале пьесы… Дождавшись, когда мадам перестанет всхлипывать, Новицкий вновь обратил на нее свой взгляд, подходя ближе и присаживаясь на край стола – прямо рядом с женщиной, которая тоже вопросительно смотрела на него, сидя на своем стуле. - Мадам, вынужден разочаровать. То, что Вы только что поведали, увы, не избавляет Вас от моих подозрений. Мало того – подтверждает их. Говорите, что князь Иртеньев провел ночь в Вашем доме? Не спорю, возможно, но ведь не всю ночь? Да и господин Савченков был отравлен не после того, как Вы покинули его дом, а до этого времени. Что подтверждают данные аутопсии, произведенной сегодня. Стало быть, если отравительница не Вы, то кто-то другой, кто пробрался в дом Савченкова и незаметно подсыпал мышьяк в его бокал с вином в тот момент, когда Вы с ним находились за столом. Так кто же он – человек-невидимка? Бесплотный призрак? Тень? Вы верите в потусторонние силы, сударыня? Я – нет. И Вам не советую, тем более что у большинства «потусторонних» явлений всегда находятся объяснения по эту сторону, - он обернулся и извлек из последней принесенной папки листок, протягивая его женщине. – Ознакомьтесь и Вы тоже станете убежденной материалисткой. Это протокол обыска в Вашей квартире, произведенный, замечу, в присутствии понятых, так что сомнений в правдивости изложенного быть не должно. Собственно, нам сейчас интересен лишь один пункт, исследование содержимого Вашей сумочки. А именно маленький флакончик, который обнаружен на самом ее дне. Думаю, о том, что было внутри, Вы знаете сами, - Новицкий глубоко вздохнул, вновь склоняясь к Елене Сергеевне. – Все еще намерены отпираться? Бессмысленно, ведь отравительница Савченкова – Вы, мадам! Вы его убили.
Елена Соболева: Елена приняла протянутый платок. Платок в ее состоянии… это смешно! Тут была нужна целая простыня. Одним маленьким платком не уничтожить следы женской истерики, но девушка очень старалась, интуицией чувствуя, что слезами в данном деле не поможешь. Видимо, Новицкий относился к тому типу мужчин, которых не могли разжалобить женские слезы, напротив, он испытывал раздражение при виде ревущей девушки с покрасневшим лицом, и опухшими от слез веками. - Но я не убивала! – разум отступил в тень, теперь Елена была вся – сгусток нервов. Эмоции управляли ею, она готова была на все. Отпихнула неловким жестом от себя листок, который протягивал ей Новицкий, словно это был тот самый пресловутый флакон с мышьяком, и теперь он предлагал отведать яда ей. - Это слова, слышите, только слова! Я не убивала, у меня не было никакого флакона! Мне могли его подбросить! – ее осенила внезапная догадка.. – Тот разбойник на улице… он же не пытался мне навредить, он выхватил мою сумочку… Мне подбросили этот яд! И князь Иртеньев сможет доказать, он видел, как разбойник выхватил у меня мою сумочку! Яд подбросили мне тогда!– она еще несколько раз повторила эту фразу, будто бы в ней сосредоточились все шансы на ее освобождение. Это многократное повторение помогло ей снова обрести некоторое подобие спокойствия. Теперь она была в состоянии ответить Новицкому на все его вопросы. – Нет, я не верю в потусторонние силы, кто-то отравил Савченкова. Видимо, я сломала чей-то план, отказавшись от ужина. Что до вина, то я была так зла, что разбила фужер, и лишь потому не выпила его. Савченков… он предлагал мне нечто такое, чего ни одна женщина не сумела бы воспринять без возмущения, – Новицкий вопросительно посмотрел на нее. Этот взгляд приободрил Елену. Ей казалось, что причина ее ухода могла стать еще одним доказательством того, что она не стала бы убивать Савченкова. – Я устала от наших отношений, и решила подтолкнуть его к решительным действиями. За ужином я объявила ему, что ношу под сердцем его ребенка. А он! – злость, замешанная на обиде, снова охватила ее. – Он предложил мне обратиться к врачу… Вы понимаете? Избавиться от ребенка! – выражение лица Новицкого снова изменилось, Елена разгадать новую маску не сумела, но решила, будто известие о ее беременности произвело такое впечатление. – Но дело в том, что все это было лишь проверкой, спектаклем, моим вымыслом. Теперь вы понимаете? Я была обижена и зла на него, но у меня не было причин, чтобы убивать? За что? Я была рада, что узнала о нем все до того, как привязалась слишком сильно. Я ушла в тот вечер от него навсегда, и имела повод, чтобы ни разу в жизни не усомниться в правильности своего поступка. В кабинет после стука вошли двое жандармов. - Вы же отпустите меня теперь? Я обещаю, что не буду выезжать из Петербурга, я могу даже не выходить из своего дома. Но теперь-то вы поняли, что я не могла убить Савченкова?!
Константин Новицкий: Уголок рта Новицкого слегка дернулся. Со стороны могло показаться, что это была усмешка, но на самом деле – всего лишь последствие контузии, род нервного тика, изредка беспокоящий его лишь тогда, когда Константин Аркадьевич начинал выходить из себя. Теперь был именно такой момент. Чертов Моховиков! Вот бы привести его сюда и дать послушать, как его вывела на чистую воду заурядная бабенка! Хотя, нет, конечно, заурядной ее не назвать – может, не слишком умна, но достаточно наблюдательна, чтобы ткнув пальцем в небо, попасть в самую точку. Впрочем, в данной ситуации, такая сообразительность ей ничем не поможет. Уж об этом он позаботится. - Нет, мадам, не отпущу! – сказал он ей вполне дружелюбным тоном, точно речь шла о чем-то приятном для них обоих. – Все, что Вы сказали, конечно, имеет право на существование. Однако со слишком большими допущениями. Судите сами. Утверждаете, что мотива убить Савченкова у Вас не было. И тут же признаетесь, что он фактически вынуждал Вас абортировать плод, уж не знаю, реальный или вымышленный – я не доктор. Подобное заявление вполне способно вызвать у женщины неадекватную реакцию. Да Вы сами только что сказали, что были злы и обижены на Савченкова. Злость и обида – сильные и, смею утверждать, страстные чувства, которые могут достигать разной степени выраженности. Итого, мы имеем уже, как минимум, один мотив – crime de passione*. Кроме того, господин Савченков мог знать о Вас нечто такое, чего бы Вы не хотели рассказать о себе окружающим. Это – мотив номер два. Признаться, мне он не кажется убедительным – пока. Однако версия, что некто напал на Вас, чтобы подбросить в сумочку яд, не менее фантастическая, на первый взгляд, высказанная, заметьте, Вами, а не мной, заставляет меня рассматривать всерьез и его. С чего бы это какому-то неведомому злодею подкладывать яд в сумочку самой обычной даме, которая всего лишь прогуливается в полночный час по улице, не правда ли? – Новицкий иронически изогнул бровь. – Если только эта дама не ведет какой-то тайной, скрытой от посторонних глаз жизни, разумеется. О которой и мог догадаться господин Савченков, между прочим, офицер Третьего отделения… Впрочем, это всего лишь версии. Возможно, все проще: Вас хотели ограбить и убить, а яд Вы купили, чтобы травить мышей. А может, вокруг Вас плетется всемирный заговор, но тогда отпустить Вас – означает подвергнуть Вашу жизнь смертельной опасности. Увольте, Елена Сергеевна, на такой риск я не пойду! Посему, ночь Вам, увы, придется провести здесь. Не беспокойтесь, я приказал подготовить для Вас нашу самую уютную камеру, - произнеся это, Константин Аркадьевич впервые за вечер улыбнулся от души, довольный собой, после чего встал с места и посмотрел на двух жандармов, которые стояли за спиной мадам Соболевой. – Допрос окончен, можете уводить. После того, как растерянную и обескураженную женщину вывели из его кабинета, Новицкий тоже не задержался там надолго. Волка ноги кормят. А ему сегодня предстояло еще ой как много побегать, чтобы добыть достаточно «корма»… ___________________________________ * преступление на почве страсти (франц.)
Юрий Иртеньев: Адмиралтейство, десять лет назад перестроенное почти полностью, радовало глаз даже в это хмурое февральское утро. Подходя к величественному зданию, Иртеньев, как всегда, залюбовался парусником на вершине остроконечного шпиля. Расположившись в своем кабинете, Юрий Константинович полностью погрузился в изучение материалов гидрографической экспедиции. От описи побережья пролива Карские Ворота его отвлекло появление в комнате высокого сухонького старичка с живыми темными глазами. Князь Матвей Федорович Иртеньев, адмирал в отставке, для своих 83 лет обладал поистине кипучей энергией, и вся она в последнее время была направлена на то, чтобы подыскать своему внуку хорошую невесту. Действовал он с настойчивостью, сделавшей бы честь любой свахе. Вот и сейчас Матвей Федорович «случайно» заехал, дабы расписать достоинства Ольги Михайловны Хованской, богатой молодой вдовы хорошего рода и безупречной репутации. - Брать в жены шестнадцатилетнюю девицу, которая только что из детской выпорхнула, резона нет, - убеждал старик,- глупа да неопытна. Ольга Михайловна и умница, и красавица, и блюдет себя строго, не то, что другие вдовы, которые одним глазом плачут, а другим подмигивают. Вот давеча Анна Аркадьевна Протасова мне рассказывала про некую Елену Сергеевну Соболеву. И при жизни мужа хвостом крутила и сейчас... Юрий Константинович прервал деда: - Елена Сергеевна – достойная женщина, и я не желаю слышать о ней ничего дурного, - и помолчав, добавил. - - Я намерен ухаживать за ней. - Записная кокетка вскружила тебе, дураку, голову! - Матвей Федорович вспыхнул. - Дед, поссоримся. - Вы-с, вольны поступать, как вам будет угодно-с, - когда адмирал гневался, он начинал перемежать свою речь словоерсами, – но попрошу-с помнить о чести семьи. Еще неивестно-с, своей ли смертью умер супруг Елены Сергеевны, и такое говорят-с люди, - выпустив эту парфянскую стрелу, старый князь удалился. А раздосадованный Юрий Константинович вернулся к бумагам, понимая, что сломить предубеждение семьи будет непросто. По возвращении домой, где все сияло тем блеском и тою безукоризненной чистотой, какие бывают только на военном корабле, Иртеньеву доложили о визите г. Новицкого. Открытая, подчеркнуто дружелюбная улыбка гостя резко контрастировала с его холодным, жестким, проницательным взглядом. После взаимных приветствий, князь с недоумением в голосе поинтересовался: - Чему обязан вашим визитом, г. Новицкий?
Константин Новицкий: Чередованием удачных и неудачных событий сегодняшний день живо напоминал Новицкому полосатый узор на шкуре дикой африканской лошади зебры. Сразу после допроса Елены Соболевой, Константин Аркадьевич довольно быстро выяснил, кто же такой князь Иртеньев. Как он и думал, в Петербурге их, и в самом деле, оказалось мало. Всего двое – Матвей Федорович, отставной адмирал, а также Юрий Константинович, чиновник Адмиралтейства, тоже морской офицер и внук первого из представителей этой фамилии. Никакой особой остроты ума не требовалось, чтобы понять, что госпожу Соболеву на темной улице от «злоумышленника» спасал именно он. Но на Адмиралтейскую набережную Новицкий отправился не сразу. Необходимо было до того сделать еще один важный визит. Но тут полоса удач для него внезапно прервалась. Нужного ему человека Константин Аркадьевич не застал. А потом и в Адмиралтействе ему сказали, что князь Иртеньев уже убыл из присутствия восвояси. Домашний адрес чиновника ему был также известен. Тем не менее, к моменту, когда его экипаж остановился у порога княжеского особняка, Новицкий пребывал в весьма дурном расположении духа, раздосадованный бесплодной тратой времени. Впрочем, внешне это никак на облике Константина Аркадьевича не отразилось. Поэтому, когда, спустя примерно четверть часа, в гостиную, куда его проводил дворецкий дожидаться Иртеньева, вошел хозяин дома, Новицкий, до того гревший озябнувшие руки у камина, а потому отвернувшийся от входной двери, обернулся к нему с самой дружелюбной улыбкой. - Добрый день, князь! – он сделал несколько шагов навстречу Иртеньеву и первым протянул тому руку. – Прошу Вас, зовите меня Константин Аркадьевич, - обменявшись рукопожатием, мужчины сели друг напротив друга. После чего возникла небольшая пауза, в течение которой Новицкий, по-прежнему широко улыбаясь, тем не менее, внимательно рассматривал лицо собеседника. Тот тоже не спешил заговорить первым. Наконец, Константин Аркадьевич решил, что пора прервать затянувшееся молчание. – Визит мой носит сугубо служебный характер, господин Иртеньев. Видите ли, по роду занятий, я – следователь отдельного корпуса Внутренней стражи Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, - он намеренно произнес это бесконечное название полностью. – При этом дело, которое привело меня в Ваш дом, это даже не совсем дело – в привычном значении этого слова. Всего лишь вопрос… прошу прощения, два вопроса. Вы позволите мне их задать? – Иртеньев кивнул. – Прекрасно! Итак, скажите, князь, Вам знакомо такое имя: графиня Соболева, Елена Сергеевна? – собеседник Новицкого вновь дал утвердительный ответ, но на лице его отразилось непонимание сути происходящего. – Замечательно! – воскликнул тем временем Константин Аркадьевич. – Тогда еще один вопрос, и я более не задерживаю Вас своим присутствием. Юрий Константинович, а позвольте узнать, не у Елены ли Сергеевны Вы провели прошедшую ночь? – он резко вскинул подбородок и впился взглядом в глаза Иртеньева.
Юрий Иртеньев: - Да, я провел ночь в доме г-жи Соболевой. Елена Сергеевна испытала сильное нервное потрясение. На нее напали, когда она возвращалась домой, по счастью мое вмешательство заставило грабителя скрыться, Елене Сергеевне не причинили вреда, но, повторюсь, она нуждалась в человеческом участии. Князь испытывал глубокую тревогу, ибо люди, служащие в отдельном корпусе Внутренней стражи Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, на мелочи не разменивались.Тем не менее, природная выдержка и спокойствие не изменили Юрию Константиновичу. Ведь, если следователь не затруднился нанести ему визит, то уж верно объяснит причины, какие сочтет нужными, своей заинтересованности в обстоятельствах знакомства графини Соболевой и князя Иртеньева. Только вот… Елена Сергеевна! Что с ней?! Страх за судьбу очаровательной молодой женщины, которая произвела на него столь обаятельное впечатление, охватил душу Юрия Константиновича. Лицо его по-прежнему оставалось спокойным, лишь губы нервно сжались. Расспросы Новицкого о Соболевой могли значить только одно: Елена Сергеевна в беде, которую уже не отведешь направленным на обидчика дулом револьвера. Сейчас князь почувствовал, что Новицкий, как говаривали в старину, гонитель Елены Сергеевны и понял, ему нужно быть настороже. И здесь шокирующая догадка посетила Иртеньева, в голосе его зазвучала ярость, когда он вновь заговорил: - Константин Аркадьевич, я не совсем понял о чем был ваш вопрос? О том, провел ли я ночь в доме, - князь интонацией выделил последнее слово, - г-жи Соболевой или о том, провел ли я ночь с, - у Юрия Константиновича перехватило горло от негодования, - Еленой Сергеевной? Если первое, я ответил и объяснил причины, приведшие меня в этот дом, приведшие, повторяю, как гостя. Если второе, то низость даже спрашивать о подобном. У меня и в мыслях не было, что вы, г-н следователь, способны на такие гнусные инсинуации. И вы еще имеете наглость в моем доме порочить честь женщины, да и мою честь?! Я требую удовлетворения.
Константин Новицкий: Если князь Иртеньев только жаждал удовлетворения, то Новицкий его уже испытывал. Самое глубокое и полное удовлетворение от того, что все идет именно так, как он и планировал. Слава богу, эту часть «симфонии» ему предстояло исполнить самому, стало быть, никто ничего ему не испортит… Обычно он достаточно хорошо владел мимикой, однако теперь было слишком важно не сфальшивить, поэтому Константин Аркадьевич опустил глаза на лацкан собственного сюртука, как-бы разглядывая его, а потом легким щелчком смахнул невидимую пылинку. После этого он глубоко вздохнул и покачал головой. Со стороны могло показаться, что Новицкий чем-то сильно удручен. - Ах, Юрий Константинович, как же я рассеян! – воскликнул он с ноткой отчаяния, вновь устремляя на Иртеньева взгляд. – Право, для человека моей специальности – это кара божья! А еще – крайне неловок, когда выбираю формулировки фраз. Я готов немедленно принести извинения, если оскорбил Вас лично или Вашу даму. Однако… - тут интонация его сделалась абсолютно серьезной, но при этом - чуть вкрадчивой, - возможно, этого не потребуется, если Вам откроются некоторые обстоятельства, о которых я поведал бы далее, если бы только Вы согласились меня дослушать до конца? - Иртеньев молчал, что для Новицкого сейчас означало согласие. – Видите ли, представляясь Вам, я, каюсь, намеренно опустил один момент. Я, действительно, служу в Третьем отделении, в жандармском управлении, однако суть моей деятельности там несколько иная, чем может показаться на первый взгляд. Я – офицер контрразведки, Юрий Константинович. И дело, в котором вы невольно оказались замешаны минувшей ночью, тоже гораздо более запутанное, чем это может показаться. Я не хотел впутывать Вас в него, но вижу, что без подробностей не обойтись…
Юрий Иртеньев: Меньше всего Константин Аркадьевич походил на человека рассеянного или косноязычного, сокрушаясь так искренне о своих несовершенствах и принося извинения. Этот господин по-прежнему был крайне неприятен Иртеньеву, и все же тот молча внимал ему, будто загипнотизированный. А когда Новицкий неожиданно представился офицером контрразведки, князь, хоть и возмущенный по-прежнему, был заинтригован. - Я вас слушаю.
Константин Новицкий: - Дело в том, что несколько месяцев тому назад к нам в департамент попали данные об английской агентурной сети, действующей в столице в течение довольно продолжительного времени. Враг оказался серьезнее, чем можно было предположить, он проник глубоко и успел нанести значительный ущерб государству. Несколько наших собственных резидентов за границей оказались раскрыты… В ходе длительной разработки имеющейся в нашем распоряжении скудной информации, удалось установить, что возглавляет сеть некий господин, служащий в МИДе, на не слишком приметном посту. К несчастью, прямых улик против него у нас пока нет, предатель очень осторожен. Однако кое-что удалось разузнать. Это и позволило нам спланировать весьма сложную и многоходовую спецоперацию, невольным участником которой Вы и стали минувшей ночью, - вылив на голову Иртеньева весь этот поток информации, Новицкий ненадолго замолчал, чтобы дать ему время «переварить» услышанное, встал со своего кресла и прошелся по гостиной. Затем он вновь изучающее взглянул в лицо собеседнику, всем своим видом выражая сомнение и внутреннюю борьбу - стоит ли продолжать рассказ? - Разумеется, Вам любопытно, причем тут, собственно, Вы? Но наша жизнь состоит из случайностей, князь. Некоторое время тому назад, мы случайно выяснили, что дама сердца одного из наших сотрудников, а именно, моего заместителя, господина Савченкова, по удивительному стечению обстоятельств, одновременно состоит в метрессах и у того самого чиновника из ведомства Нессельроде. Разумеется, более всего это обстоятельство удивило самого Савченкова, хоть и не обрадовало, скажем прямо. Дама, конечно, хороша во всех отношениях, однако странно офицеру контрразведки иметь отношения со связной английского шпиона, не находите? Игорь Сергеевич тоже так посчитал, и решил прекратить эту связь, но до того – послужить своеобразной приманкой, «живцом». Тем более что в прошлом нашей дамы имелись некоторые факты, которые вполне можно было использовать против нее: некоторые из ее прошлых мужчин уже отправлялись на тот свет при странных обстоятельствах, но прямых доказательств ее вины всякий раз не находилось. Проклятая бестия и теперь оказалась хитрее, чем мы могли предположить. Каким-то образом почувствовав, что у нее под ногами горит земля, при этом, полагая Савченкова своим главным преследователем, она решила избавиться от него привычным способом - посредством яда. Увы, мы слишком поздно получили информацию о готовящемся злодеянии, Савченков погиб. Но и его убийца в этот раз сильно торопилась, поэтому не смогла устроить все так же идеально, как прошлые. Остались улики, нам же оставалось лишь арестовать ее. Но действовать следовало нестандартно и наверняка. Был организован целый спектакль, зрителем финала которого Вы невольно стали, когда вознамерились спасти мадам Соболеву – а это была именно она, от «нападения» одного из моих филеров. Он должен был подбросить ей в сумку тот флакон с ядом, который она опрометчиво оставила в доме Савченкова. Собственно, он успел это сделать. Утром графиня Соболева была арестована и доставлена к нам в департамент. Улик против нее теперь достаточно, но она утверждает, что у нее есть алиби – ночь, проведенная вместе с Вами. И пока Вы этого не опровергнете – или не подтвердите – мы ничего не сможем предпринять дальше. Вот и все, Юрий Константинович, таков расклад.
Юрий Иртеньев: Этот расклад представился Иртеньеву дикой фантасмагорией, причудливым бредовым видением, которое может возникнуть только в сознании опьяненного опиумом безумца. Шпионка, распутница, лгунья, отравительница - неужели все эти слова были о Елене Сергеевне, чей дивный образ уже владел всеми помыслами князя? Влюбленное сердце кричало: «Нет! Невозможно!», а бесстрастный рассудок уже был согласен с неоспоримой логикой г-на Новицкого. Перед глазами вставали воспоминания. Холод февральской ночи и незнакомка, испуганная, в слезах, ищущая утешения в его объятиях. Терпкий вкус чая на губах (ах, не было ли там любовного зелья?) и сияние глаз Соболевой. Эти карие очи, они и сейчас стояли перед его мысленным взором, только их золотистые искорки теперь не согревали сердце, а впивались в него раскаленными углями. Сладкая греза, что однажды он назовет прекрасную Елену своей, оказалась эфемернее тающей снежинки. Иртеньева вдруг позабавило собственное поэтическое сравнение. - Я продолжаю думать как влюбленный, но мне нужно забыть ее. Не будет ни ухаживания, ни визитов, ни букетов цветов, ни…Что мне еще мечталось? - Я понял вас, Константин Аркадьевич, могу только сказать, что на то время, что г-жа Соболева провела в моем обществе, у нее есть алиби. У вас есть ко мне еще какие-либо вопросы, г-н Новицкий? – продолжил Иртеньев ровным безжизненным голосом. И здесь самообладание изменило молодому человеку. Нет, - выдохнул он с отчаянием, - этого не может быть, я не верю. Я понимаю, у вас нет причин вводить меня в заблуждение, но здесь, верно, какая-то ошибка. Елена Сергеевна в ту ночь засиделась у подруги, она сама мне так сказала. Найдите ту даму, у которой гостила в тот вечер графиня, я уверен та не откажется подтвердить этот факт. Поймав сочувственный взгляд Новицкого, Иртеньев понял, что «подруга» лишь выдумка Соболевой. - В самом деле, не могла же она заявить мне, что возвращается от любовника.
Константин Новицкий: - Благодарю Вас, князь. Вопросов больше нет, - Новицкий, в самом деле, выяснил все, что ему было необходимо, и собрался восвояси. Случайный свидетель - всего лишь. Пусть и пришлось рассказать изрядно больше, чем стоило, ну да ладно. Достаточно взять с него слово держать язык за зубами… Однако последовавшая далее исключительно бурная для столь сдержанного человека, как Иртеньев, вспышка эмоций, заставила Новицкого повременить с этим. Бросив на собеседника короткий взгляд, Константин Аркадьевич поспешно отвернулся и принялся очень внимательно рассматривать выставленный на каминной полке оттиск известной гравюры Маврикия Бакуа, изображающей Гангутское сражение, словно бы из деликатности, давая собеседнику время, чтобы привести в порядок не к месту продемонстрированные эмоции, о которых тот, верно, уже сожалеет. Хотя, подобная пауза была на руку и ему самому, потому что позволила в общих чертах сформировать дальнейший план действий, молниеносно возникший в голове. - Впрочем, нет. Еще один есть, но он к делу, в общем-то, не относится, - когда Новицкий вновь посмотрел в лицо Иртеньеву, на губах его была чуть застенчивая улыбка. – Так, праздное любопытство, но мне интересно. Князь Алексей Иртеньев, герой Гангутского сражения – Ваш предок? – в глазах Юрия Константиновича снова промелькнуло непонимание сути вопроса. Он утвердительно ответил на него и замолчал, ожидая пояснений. – Не удивляйтесь, я увидел эту гравюру и вдруг вспомнил семейную легенду. Мой собственный прапрадед, тогда четырнадцатилетний юнга, служил на корабле, где тот Иртеньев был офицером. Во время пресловутого сражения в Гангутской бухте он спас мальчишке жизнь. Обстоятельств этого события семейное предание до меня уже не донесло, но имя спасителя – Алексей Иртеньев, сохранилось. Так что и я некоторым образом обязан своим появлением на свет Вашему пращуру – в хорошем смысле этого слова, - усмехнулся Константин Аркадьевич невольной двусмысленности сказанного и продолжил. – Я знаю, что в Вашей семье эполеты морского офицера передаются, что называется, по наследству, уже которое поколение подряд. Знаю, что в армейской среде, особенно во флоте, сильно предубеждение к Третьему отделению и нашей службе. Но ведь и я не родился в голубом мундире, Юрий Константинович! Я – ротмистр кавалерии, воевал в Грузии, был ранен и пленен у Караклиса, из плена бежал. Однако состояние здоровья в дальнейшем не позволило вернуться в полк. Пришлось искать себе другой службы. Тогда я и принял предложение поступить в контрразведку… Юрий Константинович, я понимаю, что наши методы борьбы с врагами России могут показаться Вам не совсем чистыми. Да, мы редко ходим с открытым забралом, но и противник норовит нанести удар со спины, не то, что в бою, где в этом отношении все проще и честнее. Вот и теперь, даже когда знаете, кто она на самом деле, Вас, верно, покоробило то, что мы подбросили яд госпоже Соболевой, а не арестовали ее просто так, без всего этого маскарада?
Юрий Иртеньев: В любое другое время история, рассказанная Константином Аркадьевичем, тронула бы Иртеньева, но сейчас он только отстраненно подумал, как причудливо подчас сплетаются людские судьбы. Все же молодой человек как бы ни был поглощен собственными переживаниями, вслушивался в дальнейшую тираду Новицкого и невольно устыдился своей антипатии к этому человеку. Юрий Константинович уважал тех, чье поприще требовало служения отечеству, а Новицкий без сомнения был предан своему делу. Разговор вновь вернулся к Елене Сергеевне Соболевой, и князь, немного помедлив, ответил на вопрос. - Да, покоробило, но у вас не было другого выбора, как говорится «Ловит волк - ловят и волка».
Константин Новицкий: - Как Вы изволили сказать?– Новицкий с интересом взглянул на собеседника.– Какая занятная поговорка! Впервые слышу. «Ловит волк – ловят и волка»? – повторил он, задумчиво и усмехнулся, – если бы все было так просто, Юрий Константинович. Мадам Соболева – далеко не волк, зверь помельче, хоть и хищный. Настоящего волка мы, боюсь, очередной раз упустили. Новицкий вновь замолчал, намеренно интригуя князя. Впрочем, в этом, кажется, уже не было необходимости. Некоторое время назад Константину Аркадьевичу доводилось читать заметки одного французского исследователя, в которых говорилось, что человеку свойственно жестами и позой выражать свое отношение к собеседнику даже тогда, когда на словах он этого делать не намерен. Так вот, если до сих пор Иртеньев слушал его рассказ с напряженной осанкой, скрестив на груди руки, словно бы «закрываясь», то теперь поза его стала более расслабленной, да и весь вид этого человека в целом сделался куда дружелюбнее, чем несколько минут назад, когда Иртеньев готов был требовать у него сатисфакции. Так что Константин Аркадьевич имел полное право поздравить себя с еще одной маленькой, но очень важной победой. Хотя, он в ней почти и не сомневался. Вопрос времени – чуть раньше или чуть позже – какая разница, но было все равно приятно. Поэтому и его собственное расположение духа, казалось бы, непоправимо на сегодня испортившееся, вновь восстановилось до спокойного и ровного состояния. Он даже поймал себя на том, что князь Иртеньев ему симпатичен: честный, принципиальный, прямой… слишком прямой человек. Иногда это скорее недостаток, но Новицкий пока не ставил целью вникать в тонкости душевной организации Юрия Константиновича. От него ему было нужно совсем иное. - Видите ли, князь, к Вам я приехал прямиком из Адмиралтейства, как уже и сказал. Однако до того я получил пренеприятное известие о том, что господин, которого мы так долго пытаемся поймать, увы, вновь переиграл нас. Сбежал из своей петербургской квартиры! Разумеется, слуг теперь допрашивают, да только что они знают, слуги? Так что вся наша охота вновь пошла прахом. Если прибегнуть к другому зоологическому сравнению, то можно сказать, мы ухватили ящерицу за хвост, от которого она тут же и избавилась. Собственно, теперь, вся проделанная нами работа и пойдет… под хвост этой проклятой ящерице. Что нам за толк держать у себя Соболеву? Впрочем, есть один вариант…
Юрий Иртеньев: Рассказ Новицкого о неуловимом английском шпионе настолько заинтересовал Юрия Константиновича, что даже отвлек от тягостных мыслей. Иртеньев еще не свыкся с тем, что графиня Соболева в противостоянии двух разведок помогала туманному Альбиону, но уже принял как данность этот печальный факт. В душе князя стало подниматься глухое раздражение против женщины, перед которой он так недавно благоговел. Теперь Юрий Константинович старался не пропустить ни одного слова, желая узнать, как можно больше об этом деле, и о участии в нем Елены Сергеевны.Однако, Новицкий вновь оказался искусным ритором, а в умении держать паузу не уступал лучшим актерам Александринского театра. - Какой вариант? – жадно переспросил Иртеньев.
полная версия страницы