Форум » Петербург » Светские визиты » Ответить
Светские визиты
Людмила Каренина: Дата: середина августа 1833 года Место: дом графа Верстова, в котором на время обновления особняка супруга проживает графиня Каренина. Участники: Людмила Николаевна Каренина и Эрхард Хайден, княгиня N*** (непись).
Ответов - 13
Людмила Каренина: Прошло уже три месяца с тех пор, как нога немецкого гостя переступила порог русской вдовы графа Каренина. Ничем примечательным они не ознаменовались. Людмила постепенно оживала с каждым днем, и виной тому были не только визиты ее старых знакомых и родственников, которые, наконец, смогли посещать ее дом, а и пребывание в нем Эрхарда. Полностью черные платья её понемногу сменились серыми, черными с серым и белым туалетами. Каренина снимала траур несмело и очень аккуратно, боясь нарушить общественные принципы и сломать свою репутацию в свете. Она, как никто другой, осознавала – один неверный шаг и она может упасть в глазах общества, а это было бы самым страшным в ее нынешнем положении. В ответ на ее письмо к отцу, пришел ответ, в котором старик граф выражал искреннюю печаль в связи с кончиной Анны Верстовой, приветствовал ее воспитанника в своем доме, давая разрешение дочери принимать и квартировать немца под крышей их семейного особняка. Людмила была только рада этому. Наконец-то ей не приходилось коротать дни и вечера в полном одиночестве! Прогулки приобрели более яркую окраску, и она полюбила возвращаться в дом, который теперь не был пустым. В нем поселилась жизнь. Страстная любительница чтения, Каренина с удовольствием старалась втянуть в это занятие и своего гостя. Вечера теперь зачастую проходили за чтением вслух и обсуждением книжных героев и их историй. Хайден не выглядел так нелепо и смешно, как в первый день их знакомства, когда на нем была одежда явно с чужого плеча. Стараясь приодеть своего гостя, Людмила понадеялась для начала на своего дворецкого. Но одежда Павла Федоровича болталась на Эрхарде хуже, чем его обноски. О магазине готового платья и думать не приходилось. Мария, более практичная, чем ее хозяйка, предложила вызвать портного, который и занялся гардеробом немца, имеющего такую нестандартную фигуру. Теперь у парня было три костюма, дюжина рубашек и, разумеется, ботинки. Без визита парикмахера не обошлось, и теперь Эрхард Хайден имел весьма благообразный вид, который подкреплялся весьма хорошими манерами, имеющими между тем, некоторую угловатость, но Людмила Николаевна списывала это на то, что ее гость немец и все же невысокого происхождения. Парень ничего толком не рассказывал о своих родителях, но графиня Каренина и не требовала того. Достаточно было того, что за Эрхарда поручилась Анна, а это было равно слову отца. В какой-то момент, а это случилось спустя два месяца после прибытия Эрхарда в Петербург, Людмила вдруг посмотрела на юношу совсем другими глазами, увидев в нем мужчину. Он был высок, имел благородную осанку, держался предупредительно и вежливо, был умен и обладал весьма развитым чувством юмора. В его обществе графиня чувствовала себя весьма уютно и спокойно, хотя порой возникало чувство, что она играет с огнем. Это неясное ощущение посещало молодую женщину уже не первый раз, но она, взглянув на Хайдена, ощущала, как все тревоги рассеивались. Откуда и почему возникали такие чувства, Людмила не знала, да и не свойственно ей было беспокоиться по таким причинам. Она просто радовалась тому, что не одна теперь в огромном особняке. С легкой руки графа Верстова, имеющего нужные связи, и по просьбе почившей Анны Верстовой, поручавшей своего воспитанника заботам родственников и упоминавшей, что она держала мальчика за родного сына, собиралась его усыновить, Эрхарду выправили документы на имя Эдуарда Сергеевича Верстова. Сергеем звали мужа покровительницы парня. Теперь Хайден мог считаться приемным сыном Анны. Это давало ему возможность принимать гостей вместе с графиней Карениной, которая представляла молодого человека, как своего дальнего родственника из Германии. И тут делом Хайдена было показать себя с лучшей стороны перед всеми теми матронами, что посещали дом молодой вдовы. Ведь, если завоюешь внимание и уважение старой дамы, считай, мир тебя принял. Эти хранительницы традиций и старых правил являются своеобразными вершителями судеб молодых в высшем свете Санкт-Петербурге пушкинской поры… Как раз этим утром графиня ждала в гости свою старую знакомую, которая взялась опекать молодую вдову в ее трауре. Эта дама была весьма строгих нравов, но Каренина любила ее за ум и умение рассказывать весьма интересно последние новости. Сегодня же с нею предстояло познакомиться Хайдену. . . По случаю приезда гостьи, Каренина надела свое новое платье серого цвета, украшенное черным кружевом. На груди красовался большой же черный бант. Настроение было прекрасным и, спускаясь вниз по лестнице, Людмила напевала про себя романс. Она направлялась в кухню, где так любил встречать утро Эрхард за чашкой молока. Распахнув дверь, молодая женщина с улыбкой поздоровалась со всеми: - С добрым утром! Княгиня N*** должна была появиться с минуты на минуту. Предполагалось, что визит старой дамы не затянется надолго. Малая гостиная сейчас сияла, приготовленная для приема дорогой гостьи, а прислуга как раз вынимала из печи вкуснейшую выпечку, коей предполагалось угостить светскую даму, принимаемую и почитаемую в лучших домах Петербурга.
Эрхард Хайден: Уже четверть года, как Хайден осваивался в Петербурге. Он так и остался жить в доме Людмилы Карениной, благодаря добрым сердцам людей из этой семьи. Мало того, что Николай Верстов дал свое согласие на проживание в своем доме, в обществе его дочери, неизвестному чужеземцу, так он еще и позаботился о документах для парня, справив их на имя Эдуарда Сергеевича Верстова. Несколько недель Эрхард мучился догадками, что же такое написала фрау Анна в том письме, которое он привез, что в ее семье проходимцу оказали такой прием. Спросить у графини напрямую о том юноша не решался, у самой Анны было тоже уже не узнать – оставалось фантазировать и списывать все на «широту русской души». Когда Каренина с сияющим радостью лицом вручила своему гостю бумаги, присланные отцом, Эрхард долго не мог поверить в возможность подобного и, сказавшись нездоровым, провел в своей комнате двое суток. Он лежал, ходил, сидел и сосредоточенно думал о том, что же все-таки он сделал для Верстовой, что удостоился теперь чести называться ее сыном. Он всего лишь любил ее. Любил, как умел, и ему достаточно было блага просто находиться хоть иногда подле нее. Дважды он порывался пойти к Людмиле, отдать документы и сказать, что не может принять их и войти в ее семью, но дважды же останавливался. Отказаться, значило не исполнить, по всей видимости, волю Анны, обидеть старика Верстова, проявившего такое благодушие и… и, возможно, навсегда проститься с Людмилой Николаевной. А это было равносильно тому, чтобы самолично вытащить из себя душу. Вечера и дни, проведенные в обществе молодой вдовы, Эрхард бережно складывал в копилку своей памяти, иногда ночами вытаскивая их и поочередно перебирая. Его собственные документы и паспорт на имя Тимофея Плетнева были тщательно спрятаны под одной из половиц в его кабинете. Благодаря заботам графини и стараниям мастеров, внешний облик Хайдена несколько изменился. Он был одет, как говорили в России, «с иголочки», в сшитых на заказ костюмах у одного из столичных портных. Визит же цирюльника молодой человек перенес с огромным трудом. В итоге, его прическе придали чуть более аккуратный вид, сохранив длину волос, лицо чисто выбрили и наказали являться к брадобрею каждые два дня. Чтение вслух в обществе Людмилы, обсуждение с ней сюжетов книг, постоянная практика в русском языке, чуть сгладили резкий акцент немца и обогатили его словарный запас. И да – Эрхард научился сидеть в кресле! Баталий, вроде той, что произошла с этим предметом мебели в первых день пребывания в особняке Верстовых, больше не происходило. Хайден привык к окружающей его роскоши и если и не воспринимал все данное, как должное, то хотя бы научился не испытывать неловкости в подобной обстановке. Однако, не смотря на обретенное благополучие, ныне Эдуард Сергеевич не оставил мыслей, с которыми приехал в Петербург. И, если приступать к активным поискам отца, юноша не спешил – еще не чувствовал себя готовым к тому, то некий разработанный им план уже потихоньку начал воплощать в жизнь. Раз в две недели, после уже ставших привычными визитов к цирюльнику, молодой человек шел на прогулку в Летний сад. Там он примечал какую-нибудь из знатных дам и незаметно «провожал» ее до дома. Выбрав и выследив таким образом объект, в одну из питерских ночей (кто бы знал, как Хайден проклинал эти чертовы белые ночи), вор покидал особняк Верстовых через окно и направлялся на «дело». Залезая в чужие дома, он не брал ничего, кроме одной какой-либо ценной вещи. Может хозяева этих домов и вовсе не замечали пропаж, а может все списывали на слуг – ведь и правда, не полезет же уважающий себя разбойник в богатый дом, лишь затем, чтобы украсть одну вещь. Одна из таких вылазок не закончилась ничем – Эрхард так и не смог попасть внутрь здания, другая тоже не принесла плодов – пришлось экстренным образом улепетывать, ибо хозяйка дома оказалась полуночницей и не спала, выперев зенки в пустоту окна, где вдруг образовалась долговязая фигура. Крику было… Но все обошлось благополучно и с глухо стучащим сердцем, Хайден вернулся домой тем же путем, что и покинул его – через прикрытые, но незапертые ставни. Уже оказавшись у себя, молодой человек искренне рассмеялся, представив, что там себе вообразила старушенция. К середине августа у Эрхарда в «коллекции» было три «экспоната». Каждый из них был любовно обернут в тряпицу, подписан грифелем откуда взят и тщательно спрятан в недрах покоев. К чему Эрхард никак не мог привыкнуть в своей размеренно текущей жизни, так это к сну на кровати. С ней так и не удалось найти «общий язык». Но юноша уже нашел выход из сложившейся беды – каждый вечер, приходя к себе в комнаты, он раздевался, умывался и честно лежал на кровати три четверти часа. После, он брал одеяло, раскладывал его на полу и счастливо засыпал, утром возвращаясь обратно в постель. Появилась у Хайдена и еще одна привычка. В один из дней первой недели, проведенной в особняке, он был разбужен совершенно потрясающими запахами. Желудок глухо зарычал, и Эрхард повинуясь его зову, пошел на благоухание, вскоре очутившись на кухне. Глашка и кухарка Степка («страшное» имя Степанида – немецкому языку было не в жизнь не выговорить) колдовали над сдобными булочками, и первая из названных особ стояла на табурете, стараясь дотянуться до корзины с яйцами на верней полке. Глаза молодого человека восхищенно засияли(если читатель помнит, то наш герой обожал присутствовать при процессе приготовления блюд на кухне фрау Анны), а барышни прыснули со смеху, глядя на вломившегося гостя – с взъерошенными от сна волосами, в расстегнутой ночной кофте и босой, он стоял посреди кухне и уже протягивал Глафире вожделенную корзинку, снятую без всяких усилий. Здесь он и остался, тщательно следя за процессом выпечки и помогая, чем мог русским красоткам до момента, пока все не было готово. Зато ему первому дали нежнейшую и еще горячущую булочку, которую он тут же и съел, запивая молоком. С тех пор каждое раннее утро Эрхард бежал на кухню, едва ополоснув лицо водой, и присутствовал при таинствах кулинарии. Он шутил и вел просто себя с обслугой, которая, надо сказать, искренне привязалась к юноше, вспоминая о манерах, лишь только легкие шаги и шуршание юбок Людмилы Николаевны достигали его чуткого слуха. Вот и сегодня на кухне гремели разной утварью, а Эрхард успел застегнуть кофту и пригладить пятернями рук топорщащиеся во все стороны волосы, прежде, чем дверь распахнулась и на ее пороге возникла графиня. Узрев ее нарядный вид, Эрхард в досаде закусил губу – он совсем забыл о том, что сегодня Каренина ожидает гостью. Чуть сморщившись и ожидая вполне заслуженный нагоняй за то, что еще не готов к приему княгини, молодой человек поднялся с табурета. - Доброе утро, Людмила Николаевна, - обезоруживающе улыбнулся немец хозяйке особняка.
Людмила Каренина: При внешнем виде Эрхарда брови графини деланно нахмурилось, хотя губы все еще улыбались: - Как, Эдуард Сергеевич, Вы еще не готовы? Вот уже не раз за последний месяц Людмила пыталась вытянуть своего нежданного постояльца в гостиную, дабы ввести в петербургское общество, но немец частенько счастливо уклонялся от подобной чести. Нынешний же визит был оговорен заранее и принято решение непременно представить Хайдена почтенной даме. Глашка, недавно весело хохочущая, уже нервно натирала до блеска поварешку огромным полотенцем так, словно хотела сделать из нее зеркало, а повариха хлопотала у печки, старательно грохоча кастрюлями, демонстрируя степень чрезвычайной занятости. Остальной прислуги на кухне видно не было. Немного чопорная Маша сейчас была занята в гостиной, расставляя букеты в высоких вазах на столах. Людмила не любила, когда прислуга отвлекалась от работы по дому в неурочное время, а потому повариха и горничная весьма убедительно показывали свою деловитость. Ведь вспышки строгости у графини бывали редки и случались только в моменты крайнего расстройства. Однако никто не знал грань терпения графини Карениной, посему прислуга побаивалась выводить свою госпожу. Приподняв подол платья, Людмила вошла на кухню, стараясь не испачкаться в муке, следы которой виднелись кое-где. Впрочем, на одной из черных бархатных туфелек, которые по моде того времени виднелись из под многочисленных юбок, тут же появилось предательское белое пятнышко. - Княгиня прибудет с минуты на минуту, неужели Вы решили пропустить и этот визит в мой дом, Эрхард? – расстроено спросила Каренина. Кряхча и пришептывая тем временем, Степанида вынула тяжелый противень с выпечкой, поставив его на стол, как раз между Людмилой и немцем. Взгляд графини тут же приковали булочки, с таким старанием вылепленные поварихой. Румяные и аккуратные, украшенные каждая лепным цветком или листиком, настоящие произведения кулинарного искусства лежали сейчас стройными рядами на раскаленном противне. Довольная улыбка появилась на губах графини, с удовольствием оценивающей работу своей прислуги. Право, таких булочек не было у самого царя. В чем в чем, а в выпечке пирогов и сдобы Степке не было равных. Чуть нагнувшись над столом, молодая женщина оперлась на его край рукой и по неосторожности испачкала руку вишневым вареньем, густая капля которого предательски затаилась тут от общей участи всей банки – стать начинкой булочек. Будучи на светском пикнике или на приеме, Людмила непременно сконфузилась и вытерла руку платком или салфеткой, но сейчас ни к чему были нужны церемонии, от которых молодая женщина все чаще отказывалась. Ведь к чему играть роль чопорной светской дамы, когда можно быть собой? Поднеся кончик указательного пальца, который и вымазался в варенье, ко рту, графиня ловко сняла вишневую сладость губами и засмеялась. - Как вкусно! Степка, твои булки совершенны. Их даже жалко будет есть! Ручаюсь, княгиня такого и не видела никогда. Раскрасневшаяся от похвалы молодой вдовы, повариха только смущенно покраснела и забормотала какую-то нелепицу, понятную одной ей, и тут же вновь погрузилась в готовку. Графиня тем временем вновь обратила свой взгляд к Эрхарду, улыбнувшись одной из самых своих обворожительных улыбок. - Вот видите, какими лакомствами мы будем потчевать нашу гостью, а Вы разве не хотите их попробовать? Темно-карие глаза Людмилы искрили смехом и лукавством. Ей так хотелось познакомить Эрхарда со своим старым другом. Княгиня была особой весьма эксцентричной и серьезной, но не лишенной юмора. Сия почтенная дама сочетала в себе манеры императрицы вперемешку с гусарскими шутками. Виной тому был супруг, уже давно почивший в земле, и двое сыновей военных.
Эрхард Хайден: Эдуард Сергеевич не только не был готов – визит знатной дамы абсолютно вылетел из его головы в это утро, несмотря на то, что Каренина несколько раз накануне напоминала юноше о гостье и о том, как следует себя вести с ней. Что значил приход какой-то там знатной дамы пред тем, что Степка вытащила из печи?! Хайден ждал эти булочки с момента, как первая порция муки была загружена в чан для замеса теста. Взгляд молодого человека стал совсем несчастным от расстроенного голоса графини. Пару-тройку раз переведя взор с выпечки на Людмилу и обратно, Эрхард душераздирающе вздохнул. Очарование Карениной победило в этой жесточайшей схватке. Молодой человек и так покраснел при виде Людмилы, а когда она с изящной непосредственностью облизнула испачкавшийся в варенье пальчик и вовсе смутился. Последнее время, влечение к этой женщине становилось все сильнее и сильнее и иногда приходилось спасаться бегством, дабы не разрушить идиллическое существование, в котором они пребывали. Вот и сейчас хотелось побыстрее удалиться, хотя бы под предлогом подготовки к визиту княгини. - Людмила Николаевна, я тот час же иду к себе и буду в гостиной не более, чем через четверть часа, - опустив глаза вниз негромко и с жутко виноватым видом, проговорил юноша. Тут его вниманию открылся кончик черной туфельки, на котором «красовалось» белое пятно. Нахмурив брови и с полной серьезностью, Эрхард присел на корточки и подул на туфельку, сдувая муку, а то что осталось смахнул рукавом своей кофты. Довольный проделанной работой Эрхард поднялся. - Так-то лучше, - лазурный взгляд лучился весельем. Хайден уже смирился с тем, что творенье Степки сможет попробовать только в гостиной, но опасался, что удовольствия от них не получит. Вряд ли он сможет оценить вкус булочек под пристальным взглядом княгини. Но Каренина так ждала эту гостью и хотела представить ей своего «родственника», что отказать в этой малости графине не было никакой возможности. Поэтому он обошел кухарку и Людмилу, чуть ли не зажмурив глаза, но обернулся, уже очутившись у дверей. Сообразив, что графиня, выходя из кухни, непременно вновь запачкается, Эрхард вернулся и подошел к ней. - Прошу прощения, сударыня, но негоже Вам вновь тратить время на свой туалет, - с этими словами молодой человек подхватил Каренину на руки и вынес за порог. Легкая дрожь пробежала по напрягшимся отнюдь не от тяжести мускулам – графиня оказалась легкой, как пух тополей, который в июле витал везде, заставляя Машку ворчать. Зачем он это сделал, Хайден и сам не мог объяснить. Просто повиновался внутреннему порыву. Бережно, словно хрустальную статуэтку, опустив Людмилу на пол, юноша нагнулся, стараясь скрыть обуревающие его желания, и провел ладонью по юбке графини, расправляя ее складки. - До встречи в гостиной, Ваше Сиятельство, - так и не взглянув в глаза Карениной, Эрхард бегом взлетел по лестнице на второй этаж, в свои покои. Здесь он немного отдышался, прижавшись спиной к закрытой двери, довольно улыбнулся и занялся приготовлением своей персоны к представлению некой княгине N***.
Людмила Каренина: Наблюдая за Эрхардом, Людмила улыбнулась еще шире, столь заметны были его страдания по причине приезда гостьи в дом Верстовых. Сам парень будто и не осознавал того, как было важно ему быть представленным княгине N***. Эта почтенная леди в свои 67 с лишком лет была любимой носительницей традиций Санкт-Петербурга. С ней советовались при поиске невест и женихов, у нее справлялись о правилах этикета, с ее помощью решались светские разногласия и именно она давала оценку новым лицам. Людмила относилась к любимицам Марьи Ивановны, которая, однако, не скрывала своего недовольства слишком уж ханжеским поведением молодой женщины, считавшей недопустимым хоронить себя в одном мужчине. Разумеется, княгиня не подталкивала свою подопечную к измене, пока был жив граф Андрей, но видела, как чахнет все живое в Карениной. По мнению Марьи Ивановны только флирт и мужское внимание были способны оживить жизнь молодой Людмилы, столь радеющей о своей репутации и семейном спокойствии. После смерти мужа Карениной, княгиня первая нанесла сочувствующий визит молодой вдове и посоветовала развеяться в Европе. Дружба и внимание этой дамы были весьма дороги Люде, а Эрхарду могло стать полезным такое знакомство, а потому графиня решилась настоять на своей просьбе. - Замечательно, - с улыбкой произнесла Каренина, в ответ на слова немца и с удовольствием огляделась, вздохнув, как тут Хайден резко присел к ее ногам, и щиколотки молодой женщины защекотало легкое дуновение, вслед которому последовало прикосновение рукава Эрхарда. Застыв в замешательстве, Людмила только растерянно улыбнулась. Подобное внимание было весьма приятно, но несло тонкий оттенок интимности, что смутило молодую женщину. Когда молодой человек выпрямился, подняв на графиню свой чистый взгляд, его встретила сама растерянность в человеческом обличье. Парень же словно не заметил этого и, обойдя женщин, направился к выходу, явно намереваясь отправится к себе. Людмила улыбнулась, облегченно выдохнув, как вдруг Хайден вернулся со словами, смысл которых тут же был потерян для Людмилы Николаевны. Подхватив графиню на руки и прижав к груди, Эрхард перенес ее через порог кухни, чтобы после поставить бережно на плиты пола. Поклонившись, Хайден убежал к себе, как ни в чем не бывало, а Людмила же осталась стоять, словно громом пораженная. Оглянувшись на дверь в кухню, она еще успела заметить в затворяющемся проеме удивленные лица Глаши и Степки, которые уставились в сторону хозяйки, но, заметив ее взгляд, вновь принявшиеся за работу с утроенным усердием. Приложив руку к груди, Людмила прислонилась к стене на какое-то мгновение, стараясь унять сердце, бешено забившееся в грудной клетке. Что сейчас произошло, зачем и почему она совершенно не понимала. Мысли, недавно лежавшие каждая на своей полочке, спутались в какой-то чудовищный клубок, а в ногах появилась слабость. Стараясь начать вновь соображать, графиня пару раз вдохнула и выдохнула, чувствуя, как на щеках алеет румянец. Подобный поступок списать на немецкий этикет не было никакой возможности, но и поговорить с немцем на тему произошедшего, было бы странно. Он не сделал ничего дурного… Но не от того ли она так считает, что его руки были ей приятны?! При этом предположении, Людмила почувствовала, что права, от чего несколько раз встряхнула головой, словно так можно было избавится от чувств и эмоций, но добилась только того, что и уши стали гореть. Ей было стыдно перед самой собой за свои ощущения. А этот жест, которым он оправил подол юбки… Каренина почувствовала, как у нее слабеют ноги при воспоминании о прикосновении к ним, пусть даже через воланы и тьму юбок, мужской руки. Появление Марии заставило Каренину взять себя в руки. Горничная испуганно кинулась к хозяйке со словами: - Вам дурно, графиня? Отрицательно покачав головой, Людмила улыбнулась: - Да. Мне дурно. Умная девушка тут же пустила в ход нюхательные соли, отчего графиня быстро пришла в себя. Да и карета княгини уже шуршала камешками перед парадным крыльцом до Верстовых, не давая возможности уйти в свои мысли. В силу светской привычки, Каренина быстро надела на свое лицо, все еще предательски розовевшее, маску гостеприимной хозяйки и вышла навстречу гостье. Встреча двух дам была ознаменована громкими возгласами и непременными поцелуями, которыми княгиня с удовольствием одарила свою младшую товарку. Сопровождали Марью Ивановну ее кучер и девушка, у которой на руках сидели две ливретки, временами заливающиеся звонким писклявым лаем. - Je suis heureuse de vous voir, madame!* - приветствовала княгиню Людмила, помнившая, как любит французский ее добрый друг. - И я Вас, моя дорогая, и я Вас! – энтузиазм княгини, довольно сухонькой юркой старушки, был весьма заразителен. Она улыбалась не только губами но, казалось, всем своим существом. - Какое ужасное платье! Не в обиду, дружок! Но все эти мрачности подходят нам, старикам, а молодой красивой женщине должно быть веселой! - еще раз взглянув через лорнет на вдову, смущенно улыбающуюся под пристальным взглядом гостьи, княгиня удрученно прошептала, покачав головой, - affreusement**… Но! Никакого французского, Людмила! Ни словечка! Бурный темперамент княгини уже унес ее в сторону от наряда хозяйки дома на другие предметы. - Я недавно беседовала со своим сыном, и он весьма возмущался тем, что мы русские говорим на французском, немецком, английском, но только не на родном языке. Эти молодые люди весьма быстро и легко заражаются вредными идеями, но тут я подумала, а ведь он прав! На русском выражать свои мысли гораздо тяжелее, а от того интереснее. Да и потом, чем это наш родной язык хуже этих иностранных?! Тут княгиня засмеялась, взмахнув веером. К тому времени Людмила уже проводила свою гостью в гостиную и предложила присесть на диван. Веселость Марьи Ивановны немного стерла впечатление от поступка Эрхарда, но не удалила его вовсе из прошлого. Вспомнив о том, что произошло в красках и, словно еще чувствуя объятия молодого человека, Каренина вновь смутилась, когда отдавала распоряжение Марии: - Передайте Эдуарду Сергеевичу, что мы ждем его в гостиной. Девушка унеслась выполнять поручение, а княгиня N*** удивленно подняла брови под самый чепец. - Кто это, Людмила? Да, Вы порозовели, дружок! – коварно отметила Марья Ивановна, но тут же невинно продолжила, - это, наверное, от того, что тут дико душно. Коварная жара… А все это Ваше ужасное платье, - доверительно сообщила княгиня, похлопав молодую вдову веером по руке, - оно слишком закрытое и мрачное. Но ничего. Скоро закончится Ваш траур и мотылек запорхает, как и должно быть. Графиня Каренина улыбалась манерам поведения старушки, чувствуя, как этот визит возвращает ей утраченные силы. * Счастлива Вас видеть, мадам (франц.) ** ужасно (франц.)
Эрхард Хайден: Эрхард готовился к визиту княгини тщательно, но не скрупулезно, как того можно было бы ожидать. Виной тому были эмоции, вызванные собственным поступком. Чувствовать графиню Каренину в своих объятьях было удовольствием несравнимым ни с чем. Юноша на время даже забыл о кулинарных изысках Степаниды. Проведя еще раз по волосам пятерней, но уже не приглаживая волосы, а взъерошивая их, он направился в гардеробную, предварительно тщательно умывшись. Одевание много времени не заняло, а ход минут Хайден давно научился чувствовать нутром. Оставалось не более десяти до того времени, как он обещал Людмиле появиться в гостиной. Одевая темно-серый сюртук, он услышал громкие голоса в доме. Значит гостья уже прибыла, - подумал молодой человек и завязал волосы сзади черной узкой лентой. Не успел он завязать узел и оценить в зеркале свой внешний вид – вполне приличный, тем более, что они с Людмилой оговаривали в чем стоит появляться пред визитершей, и Эрхард не преминул воспользоваться советами Карениной, как в комнату постучали. После дозволения войти, в покоях появилась Мария и доложила, что Людмила Николаевна ждет его в малой гостиной. - Уже иду, - ответил юноша и сопроводил свои слова действиями, двинувшись к выходу. Оставалось еще пара минут, но следовало поторопиться, чтобы не опоздать. Пунктуальность, текущая в крови любого выходца с германской земли, давала о себе знать. В дверях он был остановлен строгой девушкой. Маша улыбнулась, что было в принципе редкостью, ободряюще, и заботливым жестом смахнула белую пушинку с плеча Хайдена, а так же поправила черный нашейный платок, торчащий по моде из-под ворота рубашки, на манер галстука. - Удачи, Вам, Эдуард Сергеевич, - пожелала ему горничная от всей души. С момента, как граф Верстов прислал документы, вся прислуга в доме с огромным удовольствием и по указанию госпожи перестала называть Хайдена Эрхардом. Поцеловав заботливую руку служанки, юноша отворил дверь и, шкодно подмигнув напоследок Марии, быстро спустился вниз. Уже подойдя к дверям гостиной, он замедлил шаг, перекрестился, попросил Господа даровать ему сил и не опозорить Людмилу Николаевну и вошел в комнату, представ под очи двух женщин. Внимательный взгляд отметил некое смущение Карениной, а мужское самолюбие не позволило его списать на что другое, кроме свершенного им на кухне поступка. Это придало молодому человеку уверенности и, отвесив почтительный поклон хозяйке, Эрхард повернулся к пожилой даме. Людмила представила их друг другу. - Эдуард Сергеевич Верстов к Вашим услугам, сударыня, и счастлив встрече с Вами, - низкий голос Хайдена чуть было не дрогнул при произнесении этих слов, но немец сумел совладать с собой. Волнение выдал лишь едва заметно усилившийся акцент, что не могло не ускользнуть от Людмилы, уже достаточно знакомой с повадками своего гостя. Гордо вскинув голову с поклона и прямо посмотрев в глаза пожилой женщине (одному Создателю известно было, откуда у сына шлюхи периодически в манерах проскальзывал этот жест и этот взгляд), Эрхард не стал подобострастно улыбаться ей, как хотел было сделать до встречи. Его взгляд был серьезен, как никогда, и изучал гостью графини с таким же нескрываемым интересом, как и она его. В какой-то момент их глаза вновь встретились, и Хайден вновь не отвел их. Своеобразная игра в гляделки продолжалась всего несколько мгновений, показавшихся юноше минутами, и закончилась лишь тогда, когда в морщинках вокруг глаз княгини не появились смешинки. Уголки губ Эрхарда дрогнули в ответ, и оба повернулись к Людмиле, ожидая дальнейшего представления.
Людмила Каренина: Каренина сидела на диване напротив княгини Марьи, увлеченно болтающей о моде. Больше всего старушку поражало то, что вновь стали приняты пояса на талии, а не под грудью. По ее мнению, это было бесстыдно и являлось издевательством над женским телом – талия не более 55 сантиметров! Людмиле и слова не давали вставить в речевой водопад, но она только была рада тому. Сейчас совсем не хотелось говорить, а уж скорее располагало молчать. Графине казалось, что она совершила нечто ужасно дурное, признав тот факт, что руки Эрхарда приятны ей. И теперь молодая женщина безумно злилась на себя, полагая виноватой во всем случившемся свою особу. Легкие шаги и голос, от которого в груди вновь резче забилось сердце, прервал княгиню, заметившую новое действующее лицо в гостиной. Людмила не видела поклона Эрхарда, так как избегала смотреть на него, но заметила, как сузились глаза княгини, услышавшей имя молодого человека. - Прошу любить и жаловать, madame. Это сын брата отца, Эдуард Верстов, - представила немца Каренина, избегая подробностей, которые были бы сейчас лишними, и тут же представила княгиню, расписав вкратце, каким добрым другом она является для хозяйки дома. - Вот как…, - протянула княгиня Марья, рассматривая юношу через лорнет. Столь добродушное лицо старушки сейчас было напряжено и весьма серьезно. Людмила как никто другой знала о том, что княгиня не так проста и легка, как кажется. Свою личину добродушности и грубоватой откровенности, Марья Ивановна позволяла себе только в избранном ею узком кругу. Остальные знали, что каждое слово этой женщины весит пуд золота и просто так не говорится. С людьми, которые ей были неприятны, княгиня и вовсе не церемонилась, одной остротой повергая их в смущение на глазах всего общества. После ее слова передавались по всем салонам Петербурга, лишая несчастного, в чью сторону была направлена шутка, должного приема. - Ну что ж, - губы княгини тронула улыбка, и она протянула правую руку, - рада знакомству, Эдуард Сергеич! Взмахнув веером и все еще рассматривая молодого человека с головы до пят, Марья Ивановна изрекла: - Взгляните, графиня, а Ваш кузен так недурен собой! Даром, что юн. Сколько Вам лет, Верстов? Желая разрядить неловкость, которая, как ей показалось, появилась в воздухе гостиной в связи с появлением Эрхарда, Людмила кивком приказала Марии нести чай и, наконец, решилась взглянуть на парня. Он выглядел весьма благородно в новой одежде и каждый его жест дышал светской выдержкой. При взгляде на руки немца, Каренина испуганно отвела глаза, чувствуя, как алая краска вновь грозит вернутся на ее щеки. Княгиня же жестом указала Хайдену на кресло подле себя, увлеченно обмахиваясь веером. Старушка начала свой экзамен, теперь все зависело от немца… Ловко двигаясь и чуть позвякивая посудой, горничные накрыли на стол, расставив все необходимое. Помимо булочек Степаниды, сегодня тут были баранки, пирожные из кондитерской, варенье и конфеты. Непременная ваза с фруктами стояла по центру стола. Завидев выпечку, княгиня N*** восторженно воскликнула: - la quelle splendeur!* - и тут же схватила ближайшую булочку, - Я всегда говорила – в дом Верстовых стоит ездить хотя бы ради этой вкуснотищи! Не обижайтесь, дорогая, - княгиня подмигнула Людмиле, - я любя. А Вы, молодой человек, отчего не угощаетесь? Обманчиво добродушные глаза старой женщины вновь смотрели на Эрхарда. *Какое великолепие! (франц.)
Эрхард Хайден: Лукаво улыбнувшись протянутой княгиней руке, Эрхард легко коснулся ее губами и непринужденно сел в указанное дамой кресло. Кстати, то самое, с которым когда то натерпелся столько волнений. Взаимное представление было окончено, и Каренина отчего то потупила взор. Зато старушка не растерялась и запросто отметила, что родственник Людмилы «недурен собой». Хайден сделал вид, что не заметил этих слов гостьи, откликнувшись только на ее вопрос, и просто ответил: - Восемнадцать, Мари Ивановна. Тем временем подали чай. Графиня выглядела смущенной, и, пожалуй, это единственное, что действительно занимало мысли молодого человека. Если это обаятельное смятение было вызвано той шалостью, что произошла утром, то Эрхард бы плюнул на все эти церемонии, каких бы последствий это не имело, и прямо при княгине повторил свою проделку. Но, быть может, она просто была взволнована проходящим визитом… - А молодому человеку, удовольствие доставляет видеть довольные лица присутствующих здесь дам. Это гораздо большее счастье, чем вкушение самых изысканных блюд, - в тон гостье ответил Эдуард Сергеевич и бросил на графиню выразительный, но краткий взгляд, немедля вернув внимание пожилой даме. Он даже повернулся в кресле в сторону княгини N***, взял в руки чайник и подлил Марье Ивановне чая в чашку. Делая вид, что полностью занят этим процессом, из-под длинных ресниц Хайден украдкой вновь взглянул на Каренину. Руки еще ощущали тепло ее тела, идущее сквозь платье, но Людмила старательно не смотрела в его сторону. Что же будет, когда они останутся наедине? Несмотря на свое шаткое и опасное положение в данном обществе, не обращая внимания на «допрос» влиятельной дамы, и даже не вдумываясь во французские слова, что летали над столом, Эрхард чувствовал себя вполне спокойно и посмел сам обратиться к гостье: - Я человек приезжий, в Петербурге мало видел, Мари Ивановна, и не искушен великолепием, но мне думается, что в доме Верстовых erstaunlich aller*. Вы не находите? - негромко и с самым наивным видом произнес Хайден и сделал глоток чая, элегантным жестом поднеся чашку к губам. *изумительно все (нем.)
Людмила Каренина: Доев первую булочку, Марья Ивановна аккуратно стряхнула крошки с пальцев, и взяла чашку с ароматным горячим чаем, который был достоин самых высших похвал. Тем временем графиня Каренина нашла в себе силы поднять голову и улыбнутся своим гостям. - Угощайтесь, господа. Марья Ивановна, это Ваши любимые, с вишней, - Людмила ласково обратилась к княгине, чувствуя на себе взгляд Хайдена, от которого все ее существо замерло. Только вышколенное годами умение прятать эмоции спасло сейчас молодую женщину от окончательного конфуза. Графиня привела себя в порядок жесткой мыслью о том, что ничего страшного не произошло и, изгнав из чувств смятение, смело встретила взгляд молодого человека, решив непременно поговорить с ним. В ответ на милые слова Эрхарда, Каренина только улыбнулась, нагнувшись за своей чашкой чая и сделала небольшой глоток. Она была довольна происходящим визитом. Казалось, Марья Ивановна приняла молодого человека. - Несомненно, дружочек, несомненно! А в особенности его хозяйка, - княгиня N*** взяла следующую булочку и внимательно рассматривала цветок из теста, украшающий румяную корочку. При последних словах Марьи Ивановны, у графини в руках дрогнула чашка, а на губах появилась очередная улыбка. - Марья Ивановна…, - журя протянула Людмила, с притворным укором смотря на старушку. - Я давно уже Марь Ивановна, - отрезала княгиня, вновь поворачиваясь к Эрхарду, - Так что же, Вы со мной согласны?
Эрхард Хайден: Хайден в ответ на вопрос княгини, взял в свои длинные пальцы одну из булочек, и тоже пристально посмотрел на нее, якобы изучая узор. Людмила попыталась остановить старую леди, но это было не в ее силах. Невозможно остановить летящий брошенный сильной рукой топор, слабым протестом. - Я не согласен с Вами, княгиня, - Эрхард вперил в гостью прямой взгляд и откусил кусочек от лакомства. - Das menschliche wesen unterliegt der einschätzung nicht* - проговорил немец на родном языке, не подобрав нужных слов на русском, - а тем более, если речь идет о женщине. Простите, если я не прав, но меня так учили. Переведя взор голубых глаз на Каренину, Эдуард Сергеевич вопросительно дернул бровью, словно спрашивая – а что - я не прав? Вновь появилась Мария с подносом, принеся очередную порцию выпечки. Пока девушка убирала опустевшие тарелки и выставляла полные, возникла пауза, в которую юноша смог передохнуть и доесть булочку, которую вовсе сейчас отведывать не собирался. Быть может он и сказал, что лишнее, но был искренен и честен. Мария удалилась, оставив господ в уединении и тишине, которую необходимо было нарушить. - Понятия не имею насколько давно Вы Марь Ивановна, - Эрхард от души улыбнулся, - а вот, что действительно беспокоит – неужели Вы обойдете своим вниманием вон те румяные рогалики с корицей? *человеческая сущность оценке не подлежит (нем.)
Людмила Каренина: Не реагируя на слова молодого человека, Марья Ивановна повернулась к Карениной, застывшей при последних словах Эрхарда в некотором ужасе. Она понятия не имела, как примет шутку немца княгиня, привыкшая к утонченному обществу Санкт-Петербурга, где только она имела право на едкие словечки и намеки. - Le charmante*, - Марья Ивановна была бы не Марьей Ивановной, если бы смогла отказаться от французского совсем, - а он не только хорош собой, а еще и умеет говорить! Это редкое качество у молодых людей вашего времени, Вам повезло с кузеном, графиня, - на слове «кузен» был сделан акцент. - Но я преподам Вам урок, дружок, - княгиня улыбнулась, вновь делая глоток чая, - никогда не затрагивайте возраст женщины, даже если из нее сыплется песок, как, к примеру, из меня. Это одно из главных правил светских гостиных Петербурга, а в них правят женщины, уж поверьте мне. Людмила позволила себе улыбнутся, старая дама была настроена благодушно и легко, а значит, все идет как нельзя лучше. Время визита истекало, и княгиня стала прощаться, не смотря на уговоры хозяйки остаться еще «на чуть-чуть». Происходила обычная церемония прощания положенная по этикету – хозяйка уговаривала задержатся, а гостья отнекивалась, ведь впереди были еще визиты. Покидая гостиную, княгиня кивнула Хайдену и обратилась к Людмиле: - Ступайте вперед, моя милая! Ведь Вы же проводите меня до коляски? Графиня с улыбкой кивнула старушке, выходя из комнаты, а княгиня кинула немцу, понятия не имея, что юноша не знает французского: - La pauvre petite est malheureuse, сomme les pierres**, позаботьтесь о ней, господин Верстов… Как добрый кузен. Кивнув на прощание, старушка покинула гостиную, нагоняя Людмилу в холле дома. И тут повторилась церемония приезда княгини – собачки лаяли, Марья Ивановна громко смеялась и поучала Каренину, которая призывала приезжать к ней почаще, и обещала ответный визит. Воспользовавшись мгновением, княгиня N*** ввернула в разговор: - Знаете, мой дорогой друг, не знай я, что Ваш белокурый ангелочек Верстов, я бы подумала, что он Елагин. Такого сходства я еще не видела. Не давая графине ответить на столь странное заявление, княгиня решительным шагом вышла во двор и уселась в карету, лишь подмигнув на прощание Людмиле. *Милая (франц.) ** Бедняжка несчастлива, как камни (франц.)
Эрхард Хайден: Заметив ужас на лице Карениной, Эрхард задумался, не сказал ли он чего лишнего. Да, даже если так, то сказанного не вернешь, и молодой человек с достоинством принял поучения пожилой дамы. Вскоре княгиня стала откланиваться, послав вперед себя Людмилу и на прощанье, сказав, словно прочирикав, какие-то смешные слова и просьбу позаботиться о Карениной, как «доброму кузену». Когда Княгиня уходила, Хайден встал и с почтением поцеловал на прощанье ее сухонькую ручку. Дама ему очень понравилась. Он даже не мог объяснить чем. Быть может, как раз, своей последней фразой. Едва женщины покинули гостиную, как Эрхард устремился на кухню. - Степка, горячие булочки еще остались? И молока дай! Я есть хочу, как медведь, проснувшийся от спячки! А этот чай только булькает в брюхе, - не дожидаясь ответа кухарки, которая тут же устремилась наливать молоко, Хайден уже узрел выпечку и, схватив аппетитную сдобу, вонзил в нее зубы. - Фапольше наливай, побольше, - жуя он пытался регулировать действия Степаниды, которая со смехом, глядя на юношу, пришедшего после барского чаепития, чуть не наполнила кружку через край. Утолив голод, а точнее объевшись, Эрхард задумался, как бы ему пробраться к себе. За сим занятием и задремал, положив локти на уже чистый стол, а голову на локти. Степка не решилась будить умаявшегося Эдуарда Сергеевича и, доделав все утренние дела, ушла в людскую. После она вернулась – готовить обед надобно было, и как бы ей не хотелось, но пришлось растолкать немца. Очнулся он от бережного прикосновения к плечу заботливой поварихи, и понял, что его молодой и здоровый организм жаждет еще сна. Видимо посещение старушки вымотало его больше, чем он сам ожидал того. Опустошив до дна кружку теплого молока, уже поставленную рукой Степки перед носом, бесшумной походкой (уж больно он опасался встречи с Людмилой, понимал, что что-то пошло не так и, как нашкодивший кот, старался не попадаться на глаза хозяйке) Эдуард Сергеевич достиг своих покоев. Там он скинул с себя всю одежду, обернулся по пояс в покрывало и рухнул поперек кровати, вновь отправившись в царство Морфея. Впервые, пусть и в такой нелепой позе, но заснув на кровати-чудище.
Людмила Каренина: После отъезда старушки Каренина сразу вернулась в дом, размышляя над словами своего друга. Она чувствовала некоторое смущение, что не рассказала всю правду Марье Ивановне, но ведь было бы неучтиво поступить так при Эрхарде. При воспоминании об этом человеке на Людмилу вновь накатила решительность, и она направилась в гостиную намереваясь поговорить с молодым человеком. Однако Хайдена тут уже не было. Как ни странно, но графиня почувствовала облегчение. Все произошедшее утром уже начинало казаться не таким уж страшным происшествием, если не считать того, какие чувства обуяли молодую женщину, когда руки парня коснулись ее тела, но в том уже не было его вины. Людмила грустно улыбнулась и села на диван, наблюдая как солнечные лучи, отражаясь в хрустальных капельках, украшающих подсвечники, превращаются в радугу и пляшут на стенах яркими пятнышками. Княгиня указала на то, что Эрхард хорош собой. Странно, но Людмила никогда не обращала внимания на мужскую красоту. Андрея вряд ли можно было назвать красивым или привлекательным для его жены, да и разве речь была о том… Выбора не было, он был ее мужем перед Богом и людьми по воле родителей, а она была послушной и умной дочерью, которая выполнила распоряжение отца. Графине не было знакомо влечение и радость прикосновений, все это было закрыто и похоронено под институтом навязанного брака. Но Каренина совершенно точно знала, что не голубые глаза и не белокурые волосы Эрхарда виной тому, что ей было хорошо в его объятиях. Но задумываться о таких вещах было опасно, и молодая женщина чувствовала это инстинктивно, откидывая подобные мысли прочь. Раз Хайден так и не появился, разговор можно было отложить и это принесло вдове облегчение. Графиня Каренина отправилась к себе наверх и занялась чтением. Она ждала, что парень явится к ней, но он не появился ни в обед, ни к ужину. Справившись у прислуги, Людмила с удивлением узнала, что немец отдыхает у себя. В душу молодой женщины змеей вполз страх. Неужели он обиделся на нее? Вдруг каким-то жестом она оттолкнула его? Или… Точно-точно. Была недостаточно тепла с ним на приеме княгини N***, но разве возможно было иначе? Людмила застыла у окна, рассматривая улицу, по которой проезжали редкие экипажи. В руках молодой женщины был зажат платок, и она время от времени покусывала кружева. Чувство тревоги не покидало ее, разве можно так? Из-за глупого утреннего происшествия так вдруг оттолкнутся друг от друга? Это было невыносимо. Каренину тянуло сходить к юноше, но как можно было! Молодая незамужняя дама в покоях у мужчины. Ранее бы Людмилу не смутил этот факт, но сейчас он вызвал волну краски на ее щеках. В который раз за этот день… Злясь на себя, графиня упала на кровать спиной, разметав волосы по подушкам и закусила указательный палец правой руки. Прислуга была уже отпущена, Каренина сказалась спящей, но заснуть все не удавалось. Перевернувшись на бок, молодая женщина все думала о прошедшем дне, о последних трех месяцах только сейчас осознавая, как дорог стал ей Эрхард Хайден. И этот день, проведенный без него, казался ей пустым и тяжелым. Не вынеся больше размышлений и мук, графиня соскользнула с высоких подушек и накинула салоп. Время было позднее, дом спал. Подхватив ночник и аккуратно отворив дверь, Людмила, словно совершала преступление, оглянулась по сторонам и проскользнула в коридор. Мягкие домашние туфли смягчали ее шаги, иной только коварная доска поскрипывала под ступней графини, кравшейся по коридору вниз, а после по лестнице. Молодая вдова сама не знала, зачем идет к Хайдену, что скажет ему. Ей казалось достаточным увидеть взгляд юноши, чтобы понять все ли хорошо. Оказавшись перед дверью его комнаты, Людмила замерла в нерешительности, повторив про себя, как Отче наш: «Вас не было видно сегодня целый день. Я пришла справится о Вашем здоровье». Нелепее придумать было нельзя после того, как она не осведомилась о том днем и вечером, но иной причины прихода в два часа ночи к Эрхарду графиня не находила. Чуть приоткрыв двери, она заглянула в щелочку, несмело входя в спальню своего «кузена». Робкий огонек ночника осветил полуобнаженное мужское тело на кровати, широкую грудь, подымающуюся и опускающуюся в такт дыханию, ладанку на шее, сползшую подмышку, сильные руки, с красивыми, словно выточенными из мрамора пальцами, плоский живот с рельефом мышц, гордый профиль Хайдена, тень от длинных густых ресниц, четко очерченные губы. Каренина не заметила, как замерла на пороге, а тем временем дверь за ее спиной закрылась, издав предательский скрип. Будь этот звук дневным, графиня и не услышала бы его, а тут он ей показался громче канонады пушек. В ужасе замерев, молодая женщина смотрела на юношу, молясь, чтобы он не просыпался и в тоже время моля о противоположном. Такой сумятицы чувств она не испытывала никогда. В светской вдове боролись чувство приличия и что-то еще, но что, она сама не знала. Время шло, казалось, прошло несколько часов, но немец не проснулся от «громкого» скрипа и Людмила осмелела. Разговора не выйдет уже сегодня, но он и не нужен уже был. Графиня вдруг успокоилась и с нежностью смотрела на спящего, но так продолжаться вечно не могло. Шло время и в любой момент ее могли застать тут, да тот же Хайден мог проснуться и что он подумает?! Переборов страх, Людмила приблизилась к немцу и убрала кончиками пальцев с его лба пряди белокурых волос, которые так хотелось намотать на палец, чтобы ощутить их шелк. Собираясь уже уходить, графиня решилась поправить и ладанку, сбившуюся с груди парня. Аккуратно потянув за шнурок, на котором висела реликвия Хайдена, Людмила вытянула ее из под руки молодого человека и только тут увидела, что это не ладанка, а мешочек. Очевидно, это когда-то было кошельком, но сейчас имело вид совершенно замусоленный, однако при этом можно было разглядеть вышитый вензель. Графиня Каренина не была знакома с домом Елагиных лично, но, как и всякая дворянка, имеющая подобающее образование, прекрасно разбиралась в фамильных гербах. В скудном свете ночника перед ней поблескивал вензель Елагиных и в том не было никакого сомнения. Слова княгини, потускневшие за переживаниями Людмилы Николаевны, всплыли в памяти молодой женщины при взгляде на эту вещицу. Бережно положив мешочек на грудь юноши, графиня покинула его комнату и вернулась к себе. Увиденное поразило ее и весьма заинтриговало. Как узнать, что таит в недрах души Хайден? И почему Анна не написала им о том? Или она сама не знала? Под эти мысли Людмила Николаевна и уснула…
полная версия страницы