Форум » Петербург » Именины графини Белозёровой (окончание) » Ответить
Именины графини Белозёровой (окончание)
Анна Белозёрова: Дата - 15 декабря 1832 года. Место - особняк Белозёровых на Фонтанке. Участники - открытый эпизод.
Ответов - 55, стр:
1 2 3 All
Денис Долманов: Шуленин на охоту собрался. Денис на минуту замолчал в задумчивости, прикидывая как хороша в этот сезон охота в его родных полесских болотах. И пришел к выводу, что очень хороша, а в северо-западных поместьях он давненько не бывал, соскучились там небось все по барину, одичали. За время, пока Денис решался пригласить Александра Ивановича к себе на охоту, к ним подкрался Иван, что-то прошептал на ухо приятели, проигнорировав отца с мачехой, и тут же скрылся. А вот Шуленин, человек вольных нравов, на именинах Белозеровой, барышни отнюдь не юной, предложил развлечение из ряда вон: сыграть в карты на раздевание! Не на деньги, не на желание, не на шампанское, в конце концов, на раздевание! А если учесть, что этому черту похожему в азартные игры везет, словно пресловутой пушкинской графини Томской. Усмехнувшись, привычной рукой, как водится у гусар, подкрутил Долманов усы. И шагнул на встречу другу: - И кто банкует? - вопросительно вскинул бровь барон, не оглядываясь на жену. Отставного капитана действительно уже начал утомлять этот бал, да и, являясь супругом молодой девушки, сорокапятилетний мужчина ощущал потребность доказать, что он не старый лапоть, а еще мужчина хоть куда. В том числе и подобными способами.
Луиджи Альцетти: Он узнал ее даже в толпе. Что и говорить, его бывшая невеста сразу обращала на себя внимание. Ее красота сразу притягивала к себе взоры мужчин, словно магнит. Луиджи видел, как его невеста два танца подряд протанцевала с человеком, чье лицо было ему смутно знакомо. Вот только где он мог видеть этого субъекта? Граф Бельмонте почувствовал, что уже ненавидит его… В самом деле, каким он был глупцом, упустив такую невесту, как Маргарита!.. Алчный взгляд еще раз скользнул по соблазнительным изгибам его фигуры. Луиджи вздохнул. Как он сейчас жалел, что поддался на уговоры своего случайного знакомого поехать «к девкам»! Ведь именно из-за этой минутной блажи он и потерял свою нареченную, которую любил не только за богатое приданое. Ее красота сумела зажечь в нем настоящую страсть, и сейчас эта страсть всколыхнулась вновь, стоило Луиджи бросить взгляд на прелестную девушку в длинном платье цвета сирени. Сегодняшний вечер давал ему новый шанс. Сейчас или никогда! Даже если она вышла замуж, у него есть возможность сделаться ее любовником, расшевелив в ее чувствительном и впечатлительном сердце заветные струны. Сейчас или никогда… Оставив турка, граф поспешил к возлюбленной, решив во что бы то ни стало сегодня же сделать эту гордую девушку своей, и шел к намеченной цели, не замечая ничего и никого. Луиджи видел только ее… ее рыжие волосы, сиреневое платье. Девушка заметила его приближение, и на секунду ее взгляд словно остекленел, впившись в его лицо, и не отпуская. Ненависть сжигала ее… Она что-то прошептала своей соседке, в которой граф узнал Ливию Корнеро. -- Доброго вам вечера, прекрасные дамы, - Луиджи вежливо и обходительно поклонился обеим, но его темный, жгучий, жесткий взгляд так и не оторвался от Марго. – Я вижу, вы прекрасно проводите время… -- Иначе и быть не могло, - натянуто улыбнулась ему Маргарита, собрав в кулак всю волю, чтобы не вцепиться в лицо этому мерзавцу. После того, что между ними произошло, он еще смеет с ней разговаривать. Да как ему не стыдно!.. -- Марго… - охрипшим от нахлынувших эмоций голосом прошептал граф. – Осмелится ли ваш бывший жених, которого вы недавно прогнали с позором, просить у вас один танец… С целью нашего примирения? И у вас, очаровательная Ливия, в знак моего восхищения вами? – сейчас его темные глаза смотрели на девушку почти умоляюще, и Марго не знала, куда спрятаться от этого мрачного, до странности тревожившего ее душу взгляда. -- Остался последний котильон, - проговорила она, протягивая ему свою карточку. Какое спасение, хорошо, что этот танец был последним… А до конца бала она что-нибудь придумает. Иначе… иначе она не доживет до конца бала, или, что еще хуже, прямо сегодня и сейчас упадет в его объятия. Самым простым ходом было покинуть бал под предлогом легкого недомогания. Мигрень, либо чисто женские симптомы… Черт ее знает, что она еще выдумает? Да мало ли еще у благородной девицы причин уехать раньше срока. В конце концов, можно и перебрать с мороженым, с прохладительными напитками. Конечно, болеть не слишком-то приятно, но выбора у нее нет.
Ферранте Кабирский: Совместный пост Ливии Корнеро и Ферранте Кабирского Ливия, выслушав Маргариту, почувствовала в ней сильную тревогу. Эта тревога всколыхнулась вдруг и прошла волной по изящному телу и лицу ее новой знакомой. Наблюдательная испанка сразу вывела пути следования и распознала причину тревоги. Возможную причину, но, разве, черт возьми, не об этом человеке говорили они только что? В свите турка был некто, известный, как Луиджи Альцетти, граф Бельмонте, красавец-мужчина, статный, рослый. Как любила говаривать одна наставница в монастыре - все при нем. И хотя Ливия встречалась с ним пару раз, он, тем не менее, не вызвал у нее никаких эмоций, кроме, разве что, презрения. Луиджи шел по жизни слишком легко и пафосно для дворянина, чей род так известен. И вот сейчас, когда этот мужчина вдруг подошел к ним, Ливия так и не успела ответить на предложение Марго, а потому просто отступила чуть назад, отчего едва не уткнулась в беседовавшего отца. Тот, естественно, обернулся и заметил Бельмонте. Ливия плечом почувствовала, как напряглась рука отца, но, убедившись, что коварный ловелас не по душу его дочери, Корнеро просто кивнул ему и вернулся к разговору. Этот человек вел себя очень нахально. Ливия была юна, но не глупа. Не видеть, как он смотрит на Маргариту, было невозможно. Но это был неприятный, оскорбляющий взгляд. Так работорговцы, наверное, смотрели на своих прелестных рабынь. Желание чистое - приятно, но такое, скорее желание зверя, для Ливии было бы сигналом: беги и прячься! Поджав губы, мисс Корнеро, сделав изящный книксен, ответила: - Благодарю вас, граф, но я сегодня не танцую. - возможно, ее голос прозвучал немного дерзко, и Ливия насторожилась. Ферранте неожиданно возник прямо за спиной дочери многоуважаемого графа, этой прелестной девушки по имени Ливия, когда услышал звук голоса Луиджи. Он не так хорошо знал графа, который попросился к нему на службу, а по слухам он никогда не судил. Но он хорошо читал в лицах и голосах людей, и то, что он слышал, ему не нравилось, а то, что увидел в темных глазах помощника, не понравилось ему более. Ливия отказала в танце, и Ферранте мысленно поаплодировал ей. Но вот вторая девушка, Маргарита, вынуждена была согласиться. В том, что вынуждена - Ферранте не сомневался, глядя на ее напряженное лицо. Более того, уже некоторое время, достаточное, Луиджи окружала атмосфера Востока, как бы он не решил, что со всеми женщинами можно обращаться так же, как с восточными барышнями. Культ своей личности его новый помощник старательно пестовал.... Изящные брови турка сдвинулись грозовой тучей над прищуренными, потемневшими глазами. - Не пропадай надолго, Луиджи, мы скоро покидаем сей дом, - сказал он ему по-турецки. Альцетти не владел этим языком в совершенстве, но худо бедно понимал....
Варвара Белозерова: Варвара любила карты с детства. Родители девочки не возражали и даже частенько становились ее партнерами за столом, покрытым зеленым сукном. Первым учителем на этом поприще у Вари стал нанятый отцом преподаватель математики, который считал, что карточные игры помогают выявить у ребенка способности к точным наукам и очень хорошо развивают память. Когда ей было десять лет, она по просьбе отца обыграла одного не в меру хвастливого неаполитанца, чтобы сбить с него спесь. К сожалению, после того случая Варе стало трудно находить партнеров для игры, потому что слух о небывалых способностях дочери русского посла очень быстро распространился по Лондону. Однако, когда в их доме собирались гости, отец разрешал девочке наблюдать за чужой игрой и выявлять шулеров. Люди, замеченые девочкой в нечестной игре, больше никогда не переступали порог дома графа Белозерова. Но все это было в далеком детстве, когда Варе, в силу ее юного возраста, прощалось все. Сейчас же следовало быть осмотрительной и, к тому же, помнить не только о своей репутации, но и о больном сердце Анны Оттовны. В том, что старушка знает о Вариных талантах, девушка не сомневалась, ведь граф Белозеров наверняка писал матери о том, как гордится своей умной дочуркой. Неожиданно оказалось, что не одна Варвара желает развлечь себя карточной игрой. Высокий молодой человек, с лица которого не сходила усмешка, вдруг объявил, что бал становится скучным и предложил сыграть … на раздевание. После такого «выстрела» в окружении господина Шуленина повисла молчаливая пауза, которая, впрочем, длилась совсем недолго. Дело попахивало скандалом, и любая благопристойная девушка в этом случае просто обязана была упасть в обморок. Но не Варвара! То ли у нее благоразумие закончилось, то ли возобладало стремление наказать скандального гостя, то ли сыграло свою роль желание привлечь к себе внимание господина Загорского… Что-то давно он мне нотации не читал. Короче говоря, она решила принять вызов. - Я рискну! – громко сказала Варвара. – Играем в «Дурака» до десяток «на погонах». Одним предметом туалета меньше – парой погонов на плечах больше.
Ульяна Зубова: Бал шел своим чередом, дети такие милые и вполне счастливые кружили по залу, позволяя обеим старушкам умиленно следить за ними. Надо же, как все удачно сложилось и как быстро! – Ульяна Елизаровна довольно улыбаясь, повернулась к Аннушке и кивнула. И главное – никакой сопричастности моего зятя к этому… ну единственно, что вывез нас сюда. Но приехал бы он, коли не я?! И такое чувства собственной значимости овладело старушкой, что она даже не сразу поняла, когда закончилась музыка, когда Иван оказался подле нее и начал расхваливать свою нареченную. Бабушка обернулась к любимому внуку: - Ванечка, я очень рада, это во всех отношениях может быть удачная партия, но стоит все же приложить усилия и понравиться девушке. Ты иногда, под стать отцу, бываешь горяч, а юные барышни любят, когда их избранник покорен, как средневековый рыцарь. Чуть заметная улыбка, когда Ванюша сравнил Варю Белозерову с ее дочерью – будем надеяться, что не так похожа, как ты полагаешь, – и отпустив мальчика вдохнуть свежего воздуха, напомнив, чтобы слишком не застужался, мадам Зубова обратила все внимание на свою будущую внучку. А та… Боже, это же Шуленин! Да как он смеет такое предло…. жить?! Глаза старушки округлились донельзя, когда благовоспитанная Варя приняла предложение этого шулера, да какое!
Маргарита Панина: Проклятие. Теперь уже не только строптивая бывшая невеста ставила ему препятствия, но и сама судьба в лице принца Кабирского решила негласно вмешаться в его жизнь. Маргарита стала желанна для Луиджи как никогда – он не очень-то дорожил ею, пока ее сердце было в его власти, но теперь, потеряв ее, он по-настоящему пожалел об этом. Граф почувствовал, что ни одна женщина не завладевала им с такой силой. Впрочем, может быть, в нем говорило оскорбленное самолюбие, и маниакальное состояние пройдет, как только эта прекрасная дева окажется в его объятиях. -- Марго, позвольте!.. – он резко, почти со злостью, перехватил ее руку, которую графиня тут же отдернула, как будто обожглась о каленое железо. – Я хотел бы сказать вам несколько слов наедине. -- Я не намерена оставаться наедине с Вами, граф, - негромко, но уверенно и четко ответила девушка. – Я недостаточно Вам доверяю для этого… Если Вы хотите поговорить – говорите сейчас и здесь. -- Если в Вашем сердце еще жива память о наших утренних прогулках, графиня, умоляю, сделайте мне одолжение, - его голос сорвался и теперь звучал хрипло. – Когда-то мы любили друг друга… -- Это было когда-то, граф. Теперь же… я вас ненавижу. -- Ненавидите, - прошептал Луиджи. – Но ненависть тоже страсть… -- Скажу больше, граф. Вы мне безразличны, и даже если когда-то значили для меня больше, чем следовало, то сейчас пришла пора исправить ошибку и увидеть вас таким, каковы вы есть на самом деле, а не в моем воображении. Ваше истинное лицо не вызывает во мне любви, и я хочу, чтобы вы это знали. Она развернулась и хотела исчезнуть в толпе, но граф был настойчив. Он снова с неистовой силой схватил ее за руку.
Анна Белозёрова: Анна Оттовна, так же, как и ее подруга, довольно взирала на эту дивную пару - Варюшу и Ванечку. Изредка она поглядывала на Ульяну Елизаровну и едва заметно улыбалась, замечая на лице той эмоции, сходные с ее собственными. "Ну вот дело, кажется, и сладилось", - думала графиня, мысленно уже сочиняя письмо сыну в далекий Лондон, где намеревалась написать о том, что присмотрела для любимой внучки замечательную партию. Еще большим бальзамом на душу старой дамы пролились восхищенные речи Ванечки, этого милого, открытого мальчика, который и не думал скрывать пылкого восторга, который вызвала у него Варю. Видимо поэтому Анна Оттовна и упустила из внимания тот момент, когда господин, которого ей недавно представили Шулениным, громко объявил, что желает сыграть в карты. Впрочем, карты и карты, что особенного, казалось бы? Однако, когда до сознания мадам Белозёровой дошло, на что будет вестись игра, графиня уже было открыла рот, чтобы высказать свой протест: подобное непотребство в ее доме?! Да он с ума сошел, этот Шуленин! Но в эту минуту заговорила Варя, которая до того тихо стояла рядом, и Анна Оттовна подумала, что сейчас ее хватит повторный припадок апоплексии. Она будет играть с ним в карты?! На раздевание?! Да что же это творится? Графиня растерянно взглянула на госпожу Зубову, на лице которой - как, впрочем, и у большинства собравшихся, было написано крайнее изумление. Но это была лишь минутная слабость. Вскоре на лице ее вновь появилось обычное выражение. Ну, а что можно было теперь сделать? Устроить публичный семейный скандал? Еще не известно, что хуже отразится на репутации этой бесстыдницы. Ну хорошо... вольно же ей издеваться над больной бабушкой! Пусть! Дождаться бы конца бала, вот уж тогда она выскажет все, что думает о ее поведении! А сейчас... Сжав губы в ниточку, старая графиня изо-всех сил пыталась сохранить хорошую мину при отвратительнейшей из игр, в которых ей когда-либо доводилось участвовать. Но в этом была вся Анна Оттовна: ничего напоказ! Поэтому, собрав все свои душевные силы, мадам Белозерова спокойно окинула взглядом зал и с царственным видом улыбнулась, что, вероятно, должно было означать: "Да, все так и было задумано! А вы что решили?"
Александр Шуленин: - Отлично, господа, моя безумная идея обрела уже двух почитателей! - не менее весело, чем пафосно, воскликнул Шуленин. - Нам нужен четвертый? Есть смельчак? Или героиня? А... вот вы, молодой человек? О, отлично! Присядем же.... Четверка расселась. - Ну-с... приступим, - опытной рукой Алексашка перемешал карты и сдал. Хотя он был безмятежно-весел, но его взгляд был холоден и бесстрастен. Сейчас должна была начаться игра, в которой он был Царь и Бог. Мало было противников, которые могли всерьез противостоять Шуленину, и весь высший свет это знал. Тем не менее, Шуленин иногда проигрывал - для разрядки, для забавы или от скуки. Либо же - по большой надобности. Сейчас была надобность.... И, хоть он с легкостью мог раздеть их все в первый же кон, у него была другая задача. Эх, мир-позор, да дружба-слякоть.... - Итак? С кого начнем-с? Козырные вы мои... - главное, все так тонко просчитать, чтобы никого не оскорбить, не обидеть, и весь фарс не превратить в кошмар. Тем более, что Варвару, как и ее бабушку, он считал более чем достойными и не мог позволить игре выйти за рамки приличий....
Никита Красавин: - Никита Андреич, ну вы бы хоть с окошка-то ушли! – по привычке ворчал Гаврила, входя в комнату и качая головой. – Дует же с улицы-то. Не июль месяц, неровён час застудитесь, а потом будете опять жаловаться, что горло болит… Сидящий на подоконнике юноша беспечно отмахнулся. В руках его был исписанный бумажный лист и перо, а на окне стояла чернильница. - Да ладно… Ничего со мной не будет, не фарфоровый. А мне так думается лучше. Не ворчи, приятель, а лучше принеси-ка чистой бумаги. - Чистой нету, - буркнул камердинер. – На ваши черкания не напасёшься! Ну, исписал листок, и ладно, так вечно перечеркает да выбросит, или в печку кинет! И сколько вот так зря поизвели… - Ничего, зато на дровах экономим, - усмехнувшись, подмигнул молодой человек. – Стихи, Гаврила – они просто так, с потолка не берутся. Чтобы одно слово вплести в общее кружево, иногда так помучиться приходится… А, что я тебе говорю, ты не поймёшь. - Ну, где уж нам! – хмыкнул Гаврила. - А в руках-то у тебя что? - Фу ты! Вот, старый дурак, и забыл, зачем пришёл… От графа Чернышова приходили, Глашка это, дворовая девка ихняя. Вот, просили передать. - А, видать, старик по мне соскучился, - кивнул Никита, принимая из рук камердинера записку. – Вот тоже ворчать будет, что забываю… - А вы бы вот, благо погода хорошая, сейчас и поехали бы? – предложил Гаврила. - А то или дома, или всё с друзьями колобродите… - Поеду, поеду… Граф что-то очень хотел меня видеть. Интересно, зачем я ему понадобился… …- Никите Андреевичу моё почтение! – распахнул объятия Чернышов, когда молодой человек появился на пороге. – Рад, очень рад… а то не показываетесь, совсем забросили старика!.. Ну, как дела ваши продвигаются? - Да ничего, вашими молитвами, как говорится, - губы юноши чуть тронула улыбка. – А что это вы при полном параде? Старый граф действительно был одет в элегантный фрак, в перчатках, пышные усы, делавшие его похожим на кота, важно топорщились в разные стороны. - А, вот, видите ли, на бал нынче собираюсь! Да, конечно вроде как и не время… но тут такое событие знаменательное, у графини Анны Оттовны Белозеровой именины. 70 лет всё-таки, так что уж, я думаю, достаточный повод… Вот-с, имею честь быть приглашённым. Не желаете ли составить компанию? - Я? – смутился Никита. – Да… Я-то тут при чём? Вы приглашены, вы и поезжайте. А я ведь даже эту графиню и не знаю. - Ну вот и узнаете. Я вас представлю. Милейшая дама, знаете ли… Хватит вам, сударь мой, дома сидеть! Пора уже, как говорится, и людей посмотреть, и себя показать! В свет вам надобно начинать выходить, голубчик! - Мне? Да ну, смеетесь, что ли, Иннокентий Романович… - на лицо юноши легла тень. – Да кто я такой? Надо ли говорить, что старый опытный граф довольно быстро разгадал тайну происхождения Никиты? Да и гадать-то было нечего – молодой князь Красавин был, можно сказать, точной копией своего отца. Только светлые волосы достались Никите от матери – старший князь был жгучим брюнетом. И серо-голубые глаза были тоже совершенно материнские. Поэтому князь Андрей почти никогда в них не смотрел… - Вы – князь Красавин, - веско сказал Чернышов. – На лбу у вас ничего не написано. Так что никаких возражений не принимаю. Сегодня вы поступаете в полное мое распоряжение. В вашем-то возрасте вам только и делать, что танцевать, с барышнями хорошенькими перемигиваться, а вы сидите, как паук, на чердаке! Молодость-то, сударь мой – она ведь не навеки дадена! Пользуйтесь, пока возможность есть! Да и знакомства полезные заведете. Уверен, вы как там появитесь – все дамы в обморок попадают! А меня, боюсь, на месте казнят, за то, что столько времени такого красавца от наших невест прятал! - В таком случае, может, мне всё-таки не ехать? – улыбнулся Никита. – Не думаю, что мне понравится, если моё появление произведёт подобный эффект. Да и не хотелось бы, чтобы вас казнили по моей вине! Но граф уже ничего не желал слушать. Оставшееся время (а его было довольно много, старый хитрец всё предусмотрел) было потрачено на то, чтобы придать Красавину подходящий для бала вид. И вот наконец сияющий, как начищенный пятак, Чернышов вместе со своим юным спутником появились у Белозеровых. Никита, впервые оказавшийся на настоящем балу, был просто ослеплен и оглушен блеском. Непривычный к столь большому собранию, он дичился всего, как зверёк, которого привезли из леса в город. Поэтому в основном говорил Чернышов, представляя юношу своим знакомым, Красавин же в основном вежливо улыбался и кивал, открывая рот, только если его спрашивали. Всё бы ничего, но когда начались танцы, вероломный граф куда-то пропал, оставив молодого человека «развлекаться». Что поделать, надо было танцевать. В усадьбе, среди сонма учителей, которым поручил князь Красавин своего незаконного отпрыска, имелся, конечно, у Никиты и учитель танцевального искусства, но, как можно догадаться, практики в последнее время нашему герою недоставало. Что ж, приходилось полагаться на умение владеть телом, которое прежде никогда не подводило. Князь Андрей всё посмеивался, мол, Никиту бы в итальянский цирк, хорошим акробатом стал бы. Ну, насчёт этого не скажем, но сноровки не наступать партнершам на ноги у Красавина хватало. По крайней мере, они оставались довольны, тем более, такой кавалер импозантный. Юноша, хоть и старался не особо выделяться, иногда ловил на себе заинтересованные дамские взгляды. Новое лицо в свете, и этим всё сказано. А уж если это достаточно привлекательный юноша (да ещё и приодевшийся стараниями Чернышова)… На щеках Никиты то и дело появлялся лёгкий румянец, когда он замечал перешёптывающихся дам, искоса посматривающих на него. Не так уж много было этих взглядов, но молодому человеку с непривычки казалось, что все на него пялятся. Какого чёрта, - раздраженно подумал он. Он оглянулся в поисках Чернышова и вдруг застыл, как вкопанный. В один миг всё исчезло – и шумная пестрота бала, и разряженные дамы, и кавалеры во фраках, похожие на стрижей. Красавину показалось, что смолкла даже музыка. Перед глазами юного поэта осталась только она. Никита никак не мог понять, отчего он не разглядел её сразу, ещё когда церемониймейстер представлял их с графом. Неужели голова настолько закружилась от новизны обстановки, чтобы не заметить ангела на земле? Варвара Александровна, вспомнил Никита, вот как зовут юную прелестную хозяйку бала. Внучка Анны Оттовны, виновницы сегодняшнего торжества. Отвернись, отвернись, ну что ты ешь её глазами! – повторял себе Красавин, однако взгляд его независимо от воли хозяина вновь и вновь обращался в сторону чёрных, как вороново крыло, волос. А если она вдруг пропадала из поля зрения, то глаза Никиты тут же начинали искать ту, которую стремительно гибнущий князь уже называл про себя исключительно Варенькой, и никак иначе. Характер молодого человека хоть и имел некоторые романтические черты, как и подобает поэту, но всё же любовь с первого взгляда… Стало быть, она действительно бывает? Смотри правде в глаза, Никитос: она тебе не пара, - заключил Красавин. – Кто ты и кто она… Что ты можешь ей предложить? У неё, как видишь, и без тебя воздыхателей хватает. К ней, поди-ка за танцем в очередь выстраиваются на два бала вперёд… Нет, выкинуть из головы эти бредни, и к чёрту! Однако сказать легче, чем выполнить. И пусть Никита оставшееся время продолжал держаться от похитившей его сердце особы подальше (какой танец, о чём вы! Об этом бедный князь и мечтать не смел), но взор его продолжал скользить по залу, стараясь не терять прелестную фигурку Вареньки Белозеровой. И, как выяснилось, не напрасно. От смелой идеи барышни брови Красавина подскочили чуть ли не до самой причёски. - Что, друг мой, на Варвару Александровну загляделись? – раздался вдруг над ухом знакомый мурлыкающий голос графа Чернышова. - Да вовсе я ни на кого не загляделся, я так просто… - спохватился Никита, однако выступивший на щеках румянец выдал его с головой. - Ну-ну, я уж вижу, - усмехнулся Иннокентий Романович. – Барышня и впрямь аппетитная, коли весь бал её глазками своими едите!.. Ну, ладно, ладно… Вот ведь чего удумала! С Шулениным играть… - А кто таков этот Шуленин? - Ууу, голубчик мой, этого вам лучше бы не знать… Не связывайтесь с ним, поверьте старику: Александр Шуленин для благовоспитанного юноши не лучшая компания. Картежник, аферист, бретер… Очень нечистый на руку господин! - Так что ж мы стоим? – вскинулся Никита. – Если вы так говорите, то… вы представляете, что будет, если Варвара Александровна с ним станет играть? - Оченно хорошо представляю-с! – хихикнул Чернышов. – И с удовольствием погляжу, как она нашего Александра Иваныча без штанов оставит! Варвара Александровна, смею заметить, по части карт тоже не лыком шита. Никите снова пришёл черёд удивляться. Похоже, судьба заставила его влюбиться в очень необычную девушку… - Хотите поглядеть на представление из первых рядов? Да вижу, что хотите. Идёмте-ка, я вас сейчас Анне Оттовне отрекомендую, сударь мой. И, подхватив Никиту под руку, граф двинулся вперёд. Можно было только подивиться, как его низенькая коренастая фигура, шустро шныряла между зрителями предстоящей игры, которых, надо заметить, становилось уже довольно много. Вскоре Чернышов уже оказался в обществе почтенных пожилых дам и рассыпался в поздравлениях. Заметив, что вежливо-заинтересованный взгляд графини остановился на Красавине, которого Иннокентий Романович притянул за собою на буксире, граф продолжил: - Вот-с, голубушка Анна Оттовна, позвольте вам представить, бесценная моя… Князь Красавин, Никита Андреевич. Андрея Константиновича Красавина, друга моего дорогого сынок. Необычайных талантов молодой человек! Стихи собственные слагает, уже вот первый сборник свет увидел, можно сказать. Замена Александру Сергеевичу Пушкину растёт, ей-богу! А поёт-то – ну что вам сказать! Соловей, вот истинно соловей! - Вы, право, преувеличиваете, Иннокентий Романович, - улыбнулся Никита. - Мой сборник ещё не вышел, а только будет выходить в этом месяце, я и сам точно ещё не знаю, когда именно. Ну, а насчёт соловья – это уж вы и вовсе погорячились. - Не слушайте, не слушайте, матушка! – замахал руками Чернышов. – Скромничает молодёжь, скромничает! Вот сегодня же убедитесь, я слов на ветер не бросаю! Ну как, сударь мой, выступите сегодня, в честь именинницы?
Анна Белозёрова: Анна Оттовна продолжала неотрывно, хоть и не явно, наблюдать за всем, что происходило в той части залы, где уже составилась скандальная карточная партия с участием ее внучки. Помимо Варвары и, собственно, зачинщика непотребства, за ломберным столиком оказался один господин, имя которого графиня припомнить затруднилась и Денис Брониславович Долманов, что немного успокаивало, все же, он человек разумный, не чета этому брандохлысту Шуленину, поэтому, если что, уж точно укажет тому на его место... Впрочем, от созерцания карточной партии и от размышлений о том, какими именно словами она отчитает Варю после всего, пожилую даму все же отвлекли. Оказался это несколько припозднившийся, но весьма приятный лично мадам Белозеровой, граф Чернышов, с которым Анна Оттовна была знакома, что называется, целый век. Он был летами несколько моложе именинницы, но оба уже вступили в тот возраст, когда говорить о разнице в три-четыре года, как о существенном различии в возрасте, было уже смешно. А потому оба общались, что называется, на равных. Граф частенько заглядывал в особняк на Фонтанке на чай до болезни Анны Оттовны, однако теперь, по понятным причинам, бывал редко, не желая смущать хозяйку необходимостью показываться в немощном состоянии - слишком хорошо знал характер госпожи Белозёровой. И за это Анна Оттовна ценила Иннокентия Романовича еще больше. А потому всерьез обрадовалась при его появлении, даже забыв на время о своих переживаниях. Граф нынче явился к ней не один, а с компанией. Милый застенчивый юноша, которого ей представили, как сына князя Красавина, с первого взгляда пришелся старой графине по душе. "Скромен, молчалив и воспитан. Совсем не то, что некоторые из нынешних! - Анна Оттовна метнула взгляд-молнию в сторону Шуленина. - Да еще, оказывается, стихи сочиняет!" - Стало быть, юноша, Вы - поэт? - благосклонно улыбнулась Никите графиня. - Прекрасно! А я уж думала, что и не осталось романтиков! Пушкина не знаю лично, врать не хочу, да только то, что читала у него, порой, весьма фривольно. А в старые времена мы в поэтах ценили другое. Помните Сумарокова, граф? Васенька мой его любил, все, помню, когда в очередной раз на театр военных действий направлялся, эти вот строчки говорил мне: Прости, моя любезная, мой свет, прости, Мне сказано назавтрее в поход ийти; Не ведомо мне то, увижусь ли с тобой, Ин ты хотя в последний раз побудь со мной... Припомнив в очередной раз покойного дорогого своего Василия Ардалионовича, Анна Оттовна покачала головой и горестно вздохнула. Впрочем, быстро справилась с печалью: не время и не место духом падать! А потому вскоре вновь обратила заинтересованный взор на явно смущенного таким пристальным вниманием юношу и с теплой улыбкой проговорила: - Что же, порадуете старуху, прочтете что-нибудь из своего? А еще лучше спойте, вон, как Вас Иннокентий Романович-то нахваливает! Буду очень рада, коли не откажете в любезности имениннице!
Даниил Анненский: Ливрейный юноша подошел к Светлане Юрьевне Анненской и с подобающим полупоклоном явил ей на серебряном маленьком блюде записку следующего содержания: «Душа моя, не заставляйте меня с корабля являться на бал. Но уж больно я истосковался по светлой Вашей улыбке, посему дождусь Вас в экипаже нашем у парадного. Ваш Д.» Сложенный втрое листок скрывал кроме того невесть откуда взявшуюся в декабре крошечную сиреневую фиалку, нежную и незаметную. Разве что Даниил Юрьевич – ох, как это было на него похоже! – исхитрился не просто заказать супруге цветы из оранжереи, но и прихватить один из дому, где ему, должно думать, и сообщили о том, куда направилась хозяйка.
Светлана Анненская: Юная фон Келлер не спешила с ответом, отчего Маргарит уже начала испытывать легкое недовольство. От природы обладая умом быстрым и острым, графиня не медлила с ответом. Это ее качество очень помогало располагать к себе собеседников, которые были свято уверены, что с такой быстротой отвечать можно только правду. Но, когда Маргарит едва не протянула руку, чтобы привлечь внимание девушки - ах, молодые годы, полные дурманящих мечтаний... - как ее отвлек слуга. Он держал поднос, на котором протягивал ей до педантичности аккуратно сложенную записку. Уж при взгляде на то, как она была сложена, в душе Маргарит образовался тугой комок нехорошего предчувствия. Но пальцы, затянутые в тонкую ткань перчатки уже брали листок, разворачивали, и лишь для того, чтобы глаза узрели написанный знакомым почерком текст. «Душа моя, не заставляйте меня с корабля являться на бал. Но уж больно я истосковался по светлой Вашей улыбке, посему дождусь Вас в экипаже нашем у парадного. Ваш Д.» И в следующий миг уже с неженской силой сжались, сминая тонкую бумагу. Взгляд, до этого дружелюбный и сияющий, в один миг превратился во взгляд дикого зверя, загнанного в ловушку. Наверно, будь у нее хвост, он бы с остервенением бил по полу. Но хвоста не было, не было и выбора.... И сиюминутный гнев исчез, на лице снова воцарилась милостивая улыбка. Даже голубые глаза засверкали, заискрились мириадами звезд. Он вернулся раньше намеченного, что ж... Маргарит, во всем есть своя выгода. Значит, мы покончим с ними раньше. Легко дотронувшись до плеча девушки, Маргарит сказала: - О, прошу меня извинить, милая мадемуазель, вынуждена оставить Вас. Была очень счастлива повидаться, передавайте искренние приветы вашему отцу. До свидания, - подарив на прощание положенный кивок, Маргарит горделиво развернулась и неторопливо направилась к выходу, по пути прощаясь или здороваясь со знакомыми легким кивком. Почти перед самым выходом с сожалением отметила, что не может принять участие в заварушке, устроенной Шулениным, в коей, надо сказать, был и Долманов. Вот ведь непоседливый человек! Но сколько в нем позитива, просто очаровательно! Красавца-сына рядом не было, в прочем, неудивительно. Марго была наслышана о трудностях в их семье плана "отца-дети". Жаль... по своему ей было их жаль.... Они были так похожи.... Выскользнув на крыльцо, Маргарит почти сразу отметила цепким взглядом карету, которая принадлежала двору Анненских. Хоть их было много, но нюансы - это главное. И Маргарит была приучена их запоминать. Однако, нацепив на лицо некую маску растерянности, ошеломленности и недоумения, она сделала лишь пару маленьких шагов и замерла в нерешительности. Она не собиралась сразу бежать к карете. Нет, если ее супруг так соскучился по ее обворожительной улыбке, ход за ним. Поправив на плечах манто, она обхватила их руками. Не май месяц, все таки прохладно....
Варвара Белозерова: Варя окончательно поняла, что натворила, только после того, как почувствовала на себе взгляды нескольких десятков глаз. Здесь было всякое: кто-то осуждал и возмущался, кто-то улыбался и откровенно веселился, кое-кто смотрел с сочувствием, а один очень красивый молодой человек даже с … любовью? Привидится же такое… Все! Моя репутация потеряна безвозвратно! Ну и пусть! Для кого мне ее беречь? Для Загорского? В его глазах я уже давно пребываю на самом дне. Отступать нельзя! Если я сейчас откажусь от своих слов, то потеряю самоуважение. А это последнее, что у меня еще осталось! Варя украдкой посмотрела в сторону Анны Оттовны. Как там старушка пережила внучкин фортель? Ей показалось, что бабушка выдержала удар. Тогда вперед! Никаких посторонних мыслей! Надо сосредоточиться на игре. Четверо игроков заняли свои места. Господин Шуленин взял новую колоду. Пока его ловкие руки тасовали и раздавали карты, Варя внимательно пригляделась к соседям по карточному столу, чтобы решить против кого именно ей играть. Первые два круга показали, что хуже всех играет неизвестный Варе молодой человек. Девушка не имела привычки добивать слабых, поэтому его кандидатура в качестве будущего носителя «погон» быстро отпала. Барон Долманов-старший? Нехорошо как-то… Он все-таки отец Ивана Денисовича, который отнесся к моей просьбе с таким пониманием. Кто же остается? Господин Шуленин! Буду играть против него! Сильный игрок! К тому же везучий. Но удача – это varianta, величина переменная, и она должна отступить перед расчетом - constanta - величиной постоянной. После того, как Варя в 13 лет освоила математическую теорию вероятности, она не переставала удивляться тому, что люди, зарабатывающие на жизнь азартными играми, пренебрегают изучением этой науки? Ведь она создавалась специально для анализа игр в кости, карты и рулетку. Правда, ее преподают только на старших курсах университетов, но разве это может служить препятствием? Для Варвары, как женщины, университетское образование было недоступно, но это не помешало ей изучить эту теорию и с успехом применять ее на практике. Кроме этого, Варвару удивляло название ее любимой карточной игры. Дурак! Тот, кто его придумал, поистине был неумным человеком, потому что не смог оценить, насколько интеллектуальна эта игра. Попробуйте-ка правильно рассчитать ходы и рискните в самом конце оставить на руках карты самого мелкого достоинства, чтобы повесить их в качестве «погон» партнеру за столиком. Впрочем, хватит удивляться, пора играть. Во время первого кона Варя собрала у себя все «шестерки», потом зашла двумя из них под своего слабого соседа, чтобы от отбился без проблем, и эти карты вышли из игры. Вскоре последний и господин Долманов избавились от своих карт, и девушка осталась один на один с Шулениным. Право последнего хода принадлежало Варе. Она уже вычислила, что у ее противника на руках два неплохих козыря, и что ему ничего не стоит отбить две оставшиеся у нее на руках «шестерки». Но ведь «погоны» не отбивают, не правда ли?
Борис Маркинов: Для Маркинова этот бал явился нелегким испытанием, и отнюдь не потому, что Борис не любил подобных сборищ. Среди этих шикарных, разодетых в пух и прах господ он чувствовал себя словно на чужом пиру, однако, держался с ними так, как будто был ровней всем этим графам и князьям. Он ни за что на свете не появился бы на подобном сборище, если бы не заботы участливого друга, который обещал свести его с неким крупным чиновником, важной птицей в Третьем Отделении. Увы и ах, разговор с важной персоной не получился, и, возможно, по вине самого Бориса, который был очень уж откровенен и прямолинеен в некоторых заявлениях – как известно, сильные мира сего не очень-то любят эти качества. Молодой человек показался ему чрезвычайно своенравным, и влиятельный господин только пожал плечами в ответ на предложение их общего знакомого найти для Маркинова местечко. На нет и суда нет, - Борис Дмитриевич и не возлагал особенных надежд на протекцию хлопотливого друга. На том и порешили. Более оставаться в этом зале ему было незачем. Однако, покинуть бал до срока Маркинову было не суждено. Уже направляясь к выходу, Борис Дмитриевич увидел, как незнакомый темноволосый мужчина резко схватил за руку какую-то девушку. Та отнюдь не жаждала его общества, а даже напротив, хотела от него избавиться. Бросить прекрасную даму в беде Маркинов не мог. Он не успел как следует рассмотреть девушку, но даже случайный, рассеянный взгляд уловил в ней некое сходство с Лили Чернецкой. Незнакомка не находила себе места от смятения и беспокойства. Маркинов остановился в нескольких шагах от нее. -Мое почтение, мадемуазель. .. Он раздумывал, не будет ли слишком смело с его стороны пригласить на танец даму, стоящую по своему положению намного выше его. А что незнакомка была не только красива, но богата и знатна, он заметил сразу.
Луиджи Альцетти: Должно быть, весь мир объединился против графа Бельмонте, чтобы помешать ему привести в исполнение мечту, которая преследовала Луиджи весь вечер с завидной навязчивостью. Он готов был поклясться, что ни одну женщину на свете не желал с такою же неодолимой силой, как вновь обретенную бывшую невесту. Марго ненавидела его. Марго его проклинала, и, похоже, была готова броситься в объятия любого авантюриста, только бы не быть с неверным возлюбленным. А в том, что незнакомец, поприветствовавший графиню, был авантюристом и проходимцем, Луиджи не усомнился ни на минуту. Он перевел взгляд на девушку, и та, казалось, словно ожила при появлении третьего лица. Ее взгляд озарился светлой надеждой на желанное освобождение. Черт, черт. Луиджи теперь уже сам усомнился, любит он свою невесту или же ненавидит. А ненавидеть было за что… За холод, за ненависть, за открытое презрение, которое она выказывала, пока продолжался их краткий диалог. -- Вы, кажется, давно знакомы, милостивый государь? – граф с насмешкой смерил незнакомца с ног до головы, нарочно задержав дольше положенного взгляд на его скромном наряде, мол, кто ты вообще такой, и как смеешь претендовать на благосклонность такой женщины. – Однако, вынужден Вас разочаровать… Только что очаровательная графиня отдала мне свой последний котильон. На его капризно изогнутых губах играла самодовольная насмешка победителя. Вечного победителя, не знающего поражений, и берущего свое не добром так силой. Марго не разделяла его торжества. Она не обратила внимания даже на то, что в отличие от других гостей, этот молодой человек выглядел далеко не роскошно. Ну и что же, зато у него очень красивое, необычное лицо – человек с таким лицом не может быть заурядной посредственностью. Конечно, по большому счету, она обрадовалась бы в любом случае… даже если бы ее избавитель оказался самым неприглядным из смертным. А если он молод, красив, обходителен и обаятелен… Любая другая бы на ее месте безоглядно влюбилась, но в остывшем, охладевшем, окаменевшем сердце Маргариты уже не было места для страсти и нежности. Впрочем, для страсти, может быть, и было. А для нежности – увы. Граф Бельмонте вытравил все. И все же… она безумно радовалась такому повороту событий. -- Ваша правда, граф, - проговорила она как можно более равнодушным, даже равнодушно-игривым тоном. – Котильон Ваш… - Прежде, чем начнется котильон, она исчезнет из этого дома. – Ваш… - повторила она. – Но следующий танец, как вы, наверное, помните, сударь, я обещала Вам… - С этими словами она подошла к Маркинову, и, с обворожительной улыбкой, предложила ему свою руку… … Дальнейшее просто выпадало из памяти. Луиджи почувствовал, как к лицу прилила кровь и желчь, и рука его непроизвольно легла на рукоятку кинжала. Самонадеянный наглец…Шлюха… зарежу, черт возьми, обоих. Конечно, устраивать кровопролитие в зале при честном при всем народе, он постеснялся. К тому же… не слишком ли много чести для этого негодяя – проливать его кровь, пачкать в его презренной крови свой кинжал и свои руки, которым суждено убивать только титулованных особ. Мерзость-то какая… Он, граф Бельмонте, доверенное лицо Ферранте Кабирского… а этот проходимец, которому судьба не дала ничего, кроме наглости и смазливой физиономии, буквально из-под носа уводит у него любимую женщину. Сволочь… мерзавец. И она-то хороша. Неужели она так мало ценит свою красоту, чтобы позволить себе дать пищу для пересудов, танцуя с такими сомнительными личностями, не имеющими ни гроша за душой. И этот… партнер Маргариты по вальсу и мазурке. Наконец, Альцетти вспомнил, где видел этого человека. В Гренобле, у великого Матиньи. … Они почти одновременно прибыли к мастеру, собираясь взять уроки фехтования. Матиньи взглянул на темпераментного итальянца, чей взгляд был полон гордыни и презрения к чему бы то ни было, и сказал. -- Уходи. Ты не способен думать ни о чем, кроме себя самого. И граф Бельмонте вынужден был уйти, бросив завистливый взгляд на отчаянного русского, который явно заслужил одобрение мастера. Так и не узнал Луиджи великую тайну смертельного удара Матиньи. Тайну, которая могла повернуть его жизнь совсем по-другому. Через сутки он покинул Гренобль, оставив незнакомого русского постигать Великую Тайну… … Теперь они снова встретились. Какое совпадение. Он, его тогдашний соперник, и бывшая невеста. Два самых горьких поражения в его жизни. Не случайно этот вечер свел их вместе, в одном танце. Нет, в двух танцах. Луиджи залпом осушил (какой уже по счету – неизвестно) очередной бокал красного вина. Хотелось напиться до беспамятства и дать волю всем своим желаниям. Он вытащил кинжал из чехла и зажал ладонью острие. Физическая боль на мгновение притупила душевную. Алая кровь пролилась на пол. Граф, как завороженный, смотрел на это зрелище. Маргарита и ее партнер исчезли у него из виду. Он с каким-то самоистязательским чувством подумал о том, как им, должно быть, сейчас хорошо вдвоем. Одно утешало… как бы то ни было, их роман и разрыв оставили в сердце графини такую рану, которая не скоро заживет. Быть может, она уже и не вернется по доброй воле к своему бывшему. Но и другого она также не полюбит. Ее душа уже отравлена. Ее сердце уже разбито. Луиджи с силой воткнул кинжал обратно в ножны, пробираясь через толпу, в надежде, хотя бы краем глаза увидеть Ее. Женщину, которая завладела им безраздельно в тот самый миг, когда перестала отвечать на его любовь. И, возможно, именно сейчас он впервые полюбил по-настоящему… Он надеялся, что Ферранте задержится на балу, и ему все же удастся соблазнить ее. Вино ударило в голову, и сейчас он был способен на все. Только попадись мне, графиня Панина… Только попадись!.. Я покажу тебе сладкую жизнь и небесное чувство, и в этот час ты пожалеешь, что отвергла меня тогда, когда я предлагал тебе руку и сердце добром!.. Внутри него все просто кипело ненавистью и страшным негодованием. Он не заметил, как снова столкнулся с Ливией Корнеро...
Александр Шуленин: Удача – вещь эфемерная, в этом он никогда не сомневался. И хотя все говорили, что Шуленин «удачлив», его постоянная удача – лишь его заслуга. Его острого ума, хорошей памяти и неплохих аналитическо-математических способностей. Ну, и конечно – ловкость рук и никакого мошенничества. Но сегодня у него была другая задача. Девушка играла прекрасно, что говорило о том остром уме и внимательности. Знать, и впрямь математикой увлекается, улыбнулся Александр. Тем не менее, любая математика хороша, но в картах еще нужна хитрость и набитая рука. Сейчас он как на ладони мог видеть ее карты и побить ее в пух и прах, но…вместо этого он с таким искусством подыграл, что… остался в дураках. - Хо, мадемуазель Барбара, вы мастер дела! – с этими словами он снял с себя шейный платок. Игра пошла по новому кругу… Так, раз за разом, то в дураках оказывался кто-то из остальных – даже Долманов пару раз, хотя в остальном он играл как всегда чуть чопорно, но умело, то он, Шуленин, с очаровательной улыбкой теряя части одежды и репутацию. Наконец, он остался лишь в одной рубашке, лишившись и жилета, (не считая, разумеется, нижней части туловища. Не смущайтесь, милые дамы, там одежда была). После чего решил – пора заканчивать комедию. Так он пару раз подряд оставил в дураках саму Варвару. Страсти в зале накалились, но комедию надо заканчивать. Шуленин мастерски блефовал, улыбаясь, как самый страшный грешник, когда, наконец, артиллерия прибыла. Сквозь толпу протиснулся Иван. Очевидно, он искал Варю, но явно не ожидал ее увидеть в таком положении. Что сказать сыграл он мастерски. Лицо побледнело, глаза превратились в узкие щелки. На секунду он застыл, потом подлетел к столу и хлопнул по нему ладонью. - Что вы делаете? Ладно, вы, Шуленин, но вы, папенька…. Вы, Варвара… - с таким отчаянием воскликнул он. – Как вы могли, Варвара… Шуленин изобразил большие глаза – а я что, я ничего, - искренне надеясь, что Варя в курсе написанного спектакля. - Полно, Иван… Ну, что тут такого? Правда, Денис?
Борис Маркинов: Пока Маркинов размышлял, прилично или не прилично пригласить на танец столь сиятельную даму, молодая особа сама нашла выход, и ее неожиданный шаг был довольно смелым по отношению к незнакомому мужчине. Ловя себя на мысли, что именно этого ему и хотелось в ту минуту, Борис взял за руку свою спутницу и провел в центр зала. Враг затерялся где-то в толпе, пожалуй, он и не видел их, и теперь Маркинов мог уделить больше внимания своей даме. -Для меня не было большей радости, чем избавить от неприятного человека такую очаровательную девушку, как вы, графиня. – Он поднес ее руку к своим губам и мягко поцеловал тонкие пальчики. – Однако, это несколько безрассудно с вашей стороны. Мы с вами даже не знакомы. Борис Дмитриевич Маркинов, к вашим услугам. И под каким же именем, позвольте полюбопытствовать, посетил меня сегодня ангел, спустившийся на землю с небесных высей? Слышала ли она о самоубийстве помещика Маркинова? Борис надеялся, что не слышала. И пусть он видит это небесное создание первый и последний раз в жизни, ей незачем знать, кто он такой. Только имя. Теперь, когда она стояла к нему лицом, он видел, что незнакомка совсем не похожа на Лили Чернецкую. И хотя Лили в свои 16 лет была прелестна, эта девушка была намного красивее его бывшей возлюбленной. Изящная фигурка, подчеркиваемая оригинальным фасоном платья, пышная копна медно-рыжих волос… Его спутница выделялась и в толпе, и была похожа скорее на сказочную принцессу, чем на реальную женщину из плоти и крови.
Маргарита Панина: Маргарита едва заметно улыбнулась. Он, несомненно, мил и обаятелен, этот Борис Маркинов, и, что важнее всего, оказался здесь весьма кстати. -- Графиня Панина, Маргарита Васильевна, - представилась она. У многих молодых людей, таких же честолюбивых «искателей счастья», как этот Маркинов, фамилия графов Паниных пробуждала самые радужные надежды, в которых было место не только романтике, но и трезвому расчету. И трудно сказать, был ли исключением Борис Дмитриевич. Но не хотелось в каждом видеть очередного «графа Бельмонте». Да это было и неблагодарно. - Может быть, Вы расцените мой выпад как неподобающий благородной девушке, но… поймите меня правильно, у меня не было другого выбора. Этот человек не только мне неприятен, он опасен для меня. Впрочем, Вы его видели… Я предполагаю, на что он способен. – Маргарита поймала себя на неискренности. Она не сказала Маркинову, что больше всего боялась не Луиджи, а себя самой.
Борис Маркинов: Маргарита. Жемчужина. Имя невероятно ей подходило. Она действительно была прекрасной жемчужиной этого собрания. Но вместе с тем, ее имя подчеркивало ее недоступность и недосягаемость для таких, как он, простых смертных. Что мог предложить такой девушке мелкий чиновник казенного ведомства? Свое скромное жалованье? Съемную квартиру на окраине Петербурга? Она создана для самых роскошных и изысканных дворцов, и бедному родственнику графини Чернецкой даже мечтать о ней неприлично. -Маргарита. Имя под стать вам, графиня, столь же красивое и не слишком распространенное в нашей стране. Маргарита, - он еще раз повторил ее имя, наслаждаясь его звуком. – Если бы вы родились в Англии, то знаете, как бы все звали вас? Мэгги. Конечно, обратиться так к девушке, с которой едва знаком – излишняя фамильярность, но Борис Дмитриевич решил, что про себя будет называть ее именно так. Итак, Мэгги… Прелестница Мэгги. Милашка Мэгги. Нет, последнее звучит слишком вульгарно, и больше подходит для обитательниц салона мадам Жюли Ренар, в котором был частым гостем его отец. Этих «милашек Мари» и «красоток Фанни» в их доме перебывало великое множество. Мэгги как будто искала оправдания своему поведению. К чему? Борис не собирался ее осуждать, хотя в мыслях и благодарил небеса за то, что в трудную для Маргариты минуту на ее пути оказался именно он, а не другой человек, чьи моральные принципы могли быть не очень-то принципиальными и отнюдь не моральными. -Не оправдывайтесь. Этот человек неприятен вам. Вы мечтали от него избавиться. Более того, вы лелеяли надежду, что вас от него избавит кто-то другой. Я счастлив, что исполнил вашу мечту и оправдал ваше доверие, милая графиня. Тысячи фраз вертелись на языке. Хотелось назвать ее прекрасной, несравненной, обольстительной, но к чему и зачем? Эта женщина слишком далека от него по своему положению, и навряд ли ему так повезет, что он станет достоин ее. Но любоваться ею никто ему не запрещал.
Варвара Белозерова: Играя, Варвара не забывала постреливать глазами по толпе зрителей в надежде увидеть Владимира Дмитриевича. Внутренний голос говорил ей, что он где-то здесь и уже не может не знать о ее поведении. Не зря же бабушка пригласила первейших столичных сплетниц! Что он сделает? Как поступит? – думала она. И тут же поплатилась за свои мысли. Когда сидишь за карточным столом, нельзя думать о посторонних вещах. Карты не прощают измены. Стоит отвлечься, и прощай выигрыш! Первый проигрыш почти не расстроил Варю. Как господин Шуленин ни старался, но ему не удалось повесить ей «погоны». А согласно условиям игры, если нечего «надеть», то нечего и снимать с себя. Сейчас Вы у меня получите, сударь! – настроилась она, но в этот момент увидела Загорского, который пробирался сквозь толпу зрителей в первый ряд. Больше всего Варя боялась увидеть его лицо бесстрастным, потому что оно означало бы, что их отношениям пришел настоящий конец. Несмотря на то, что разумом Варя уже с десяток раз ставила жирный крест на их совместном будущем, сердцем верила в совершенно противоположный исход. И Владимир Дмитриевич оправдал надежды Вариного сердца. Когда он подошел поближе, девушка увидела, что его лицо пылает праведным гневом, а глаза мечут искры и молнии. Это означает, - подумала Варя с надеждой, - что ему все же есть дело до моей репутации. Он не равнодушен!!! Сердце девушки запело от этой мысли. Карты ушли на задний план, и Варя мгновенно забыла, что только что собиралась наказать господина Шуленина за свой проигрыш. В итоге, она сдала еще одну партию, но снова обошлось без «погон». А жаль… Так хотелось продемонстрировать Загорскому свое умение. Может быть, в следующей партии?.. Но следующей партии не суждено было состояться. На горизонте появился Иван Денисович и разыграл свой спектакль. Во время его пламенной речи Варя «скромно» опустила глазки и молчала. Ей надо было беречь эмоции для разговора с Володей и бабушкой. Пусть свет говорит все, что хочет. В данный момент Варвару интересовало мнение только этих двоих.
Денис Долманов: Денис давненько не был в руки карты, наверное, с дня своего венчания с Соней (короткие партии в дни их размолвки, не приносящие никакого удовольствия, разумеется, не в счет), а потому стратегию игры выстраивал аккуратно и очень осторожно. Возможно, его политика в партии могла показаться кому-то очень уж сдержанной и чопорной, не чета задору Шуленина, его нагловатому обаянию любимца Фортуны, артистизму профессионального кутилы, но Долманов был собой доволен. Известно, что настоящий класс в такой игре как "Дурак" показывает не тот, кто быстрее всех сбросит карты, но тот, кто умудряется повесить как можно больше "погон" на противника. Даже барона с его чрезмерной осторожностью дважды "возвели в чин", вынудив расстаться? как и Шуленина, с галстуком и сюртуком. Делать это так же небрежно и изящно, как Александр, у Долманова не получалось, но их, кажется, с лихвой заменяли самоирония и простота. Молодой человек, четвертый за столом, неизвестный, кажется, ни самому Шуленину, ни Долманову, ни, кажется, даже юной графине Белозеровой, судя по всему, чувствовал себя как-то потеряно, неуверенно. Но самая настоящая борьба шла как раз между молодежью: Александром Ивановичем и Варварой Александровной, остальные были просто фоном. Сложно сказать, как отнесся сам барон к выходке девушки. Если бы Варвара была его собственной родственницей, то, пожалуй, подобная выходка вызвала гнев и неудовольствие его. Но в сложившейся ситуации, Денис Брониславович испытывал скорее уважение и даже восхищение смелостью и решительностью мадемуазель Белозеровой, настоящей хозяйки приема, поддерживающей любые начинания своих гостей. Слухам, которые обязательно пойдут, сам барон относился довольно равнодушно, наверное потому что сам не часто давал поводы шушукаться за спиной, и отчего-то считал, что большинство его знакомых так же пренебрежительно относятся к сплетням. Игра была в самом разгаре, когда явился Иван. И не просто явился, а устроил настоящий скандал. Денис, наверное, все же был не очень хорошим отцом, если с первых же слов не разгадал притворство в поведении сына. Но пока не заговорил Шуленин, Долманов-старший искренне не понимал, что же вызвало такую ярость у Вани... Но отвечал плут международного уровня уж очень гладко и спокойно, чтобы вся драма была ну абсолютно спонтанной. - Иван, успокойся, - ответил на слова Александра, помещик, примирительно демонстрируя раскрытую ладонь. - Что на тебя нашло? Или ты огорчен, что сам не играешь? Разумеется, нужно пытаться свести все дело в шутку. Иначе вот тогда позора не оберешься, позора безусловно ненужного, если учесть, что в ближайшее время Денис планирует женить сына на какой-нибудь из молоденьких девушек, представленных в этом сезоне на балах, как на элитных выставках. А с имиджем педанта и зануды, да еще и скандалиста, Ивану будет сложно обрести достойную спутницу жизни. - Спокойнее нужно быть, - закончил он. Кажется, на том партия и прервется - вот уже и Загорский спешит с гневной миной.
Маргарита Панина: В голове разлился дурман, Маргарита убеждала себя, что виной всему Луиджи, и она должна постараться покинуть бал до начала котильона. Но господин Маркинов, - хотелось назвать его просто Борисом, как если бы он был ее родственником, - совсем не стремился навязать ей свое общество, не прилагал усилий соблазнить ее, чтобы получить богатую невесту. Его восхищение было молчаливым и вместе с тем искренним. Он не стремился раскрыть ей всю свою душу, и, может быть, именно поэтому, она почувствовала к нему доверие и симпатию. Как минимум. Но и большего она позволить себе тоже не могла, ведь хотела она того или нет, но Луиджи если не убил в ней начисто все светлые чувства, то заметно ослабил способность их испытывать. И с этим трудно было что-либо сделать. -- Что ж… Можете называть меня так, - графиня сдержанно, но любезно улыбнулась. Начинался танец, и Марго невольно задалась вопросом – насколько ловким в этом искусстве окажется ее новый знакомый. -- Может быть, это странно… я вижу Вас в первый раз, - Марго решилась развеять терзавшие ее смутные догадки, и узнать хоть что-нибудь об этом человеке. Он был непохож на других ее знакомых, как, впрочем, и Шуленин, только у них непохожесть была совершенно разного. И если с Шулениным ей было все более-менее понятно, то, касательно непохожести Маркинова у нее имелись только темные, далекие от истины домыслы. – Вы недавно приехали в Петербург? – Она надеялась, что Борис не сочтет этот вопрос обидным для себя. – В противном случае… я искренне удивлена, каким это образом нам удалось избежать знакомства много раньше. …И очень жаль. Я нашла его очень приятным, пускай и произошло оно при таких щекотливых обстоятельствах. Проговорить это вслух она сочла излишним. Маргарита снова и снова гнала мысли о Луиджи, и больше всего боялась, что он снова будет искать ее общества. Как сейчас, не к ночи будь помянут. Впрочем, последнее было скорее случайностью – Марго досадно разминулась с молодым человеком, которому обещала этот танец. Они были мало знакомы, и буквально потеряли друг друга в переполненном зале. Зато она обрела Бориса Маркинова. Следующим ее партнером должен быть старший сын князей Чернецких, - что ж, он человек проверенный, и разыщет ее без труда.
Владимир Загорский: Несмотря на то, что курил редко и мало, преимущественно, когда нервничал, во внутреннем кармане сюртука он всегда держал одну-две сигары, чтобы, в случае необходимости, выкурить самому, да и поделиться с кем-то, мало ли? «Случаи», такие происходили с ним, как уже было сказано, не часто, однако теперь был именно один из них. В очередной раз за несколько последних встреч повздорив с Варварой, прямиком из бальной залы, Владимир Дмитриевич направился на улицу. А именно – вышел на крыльцо парадного подъезда дома Анны Оттовны в надежде, что морозный воздух и несколько затяжек сигарного дыма приведут в равновесие его мысли и несколько успокоят эмоции. К тому же, тут было относительно тихо и спокойно, разве что кто из гостей тоже выходил ненадолго подышать, но знакомые среди них, к счастью, не попадались. Закурив, он вновь стал перебирать в памяти все свои разговоры с Варей, и те пени, что девушка в сердцах высказывала ему последнее время. И тут уж надо сказать спасибо то ли сигаре, то ли морозу, который уже успел основательно пробрать Загорского сквозь сюртук, но вдруг ему, в самом деле, стало ясно, в чем дело. Варя в нем просто не уверена! Почему – вопрос другой. И ее вины, в общем-то, в этом нет. Скорее уж он сам, глупец, забыл, что она – все еще совсем девочка, несмотря на то, что выглядит взрослой девицей, да и хочет ею быть. Однако детское собственничество, это самое «моя игрушка, значит, не дам ее никому, буду играть один», еще не ушло из ее характера окончательно. И его маленькая девочка, его любимая Варюша, еще просто не может осознать, что никуда он от нее не денется, потому как пропал окончательно и бесповоротно в тот момент, когда впервые коснулся губами ее губ, совсем неподалеку отсюда, в саду за этим самым домом. И ей надо просто объяснить это, чего он все никак не удосужится сделать, вовсю изображая Чайльд-Гарольда и Дон Гуана в одном лице весь сегодняшний вечер. «Ну да, Владимир Дмитриевич, отношения со столь юной барышней подразумевают, помимо радости, от того, что первым открываешь ей дверь в мир чувств, еще и некоторое количество проблем. Которые решать приходится более мудрому из двоих. Ну или хотя бы старшему, ибо в мудрости вашей отныне имеются вполне законные сомнения, коли вы не поняли этого всего раньше», - усмехнулся Загорский и затушил сигару об мраморные перила. После чего отправился обратно в дом с твердым намерением найти Варвару, увести ее, наконец, в тихое место и поговорить. Хотя, вообще, давно пора заканчивать с этими тайнами мадридского двора! Сегодня он этого, конечно, не сделает – не место, да и не время, но, пожалуй, в ближайшие дни нужно поговорить с Анной Оттовной начистоту и официально попросить у нее руки Вари, коли нет возможности сделать это у Александра Васильевича. Яркий свет в зале, где он вскоре оказался вновь, слегка ослепил Загорского, чьи глаза уже приспособились к темноте на улице и более приглушенному, чем здесь, свету в помещениях, через которые он шел сюда. Поэтому он не сразу разглядел, что там за собрание возле ломберного стола. А когда разглядел, наконец, – опешил. Несколько человек играют в карты, раза в два больше вокруг них – наблюдают. И среди тех, за кем наблюдают – Варвара! Преспокойно играет в карты, будто бы не знает, что для незамужней девицы такое поведение недопустимо! И куда только смотрит графиня Белозёрова! Он оглянулся туда, где весь вечер восседала в своем кресле именинница, и увидел, что смотрит Анна Оттовна, в прямом смысле этого слова, на какого-то белокурого юношу, причем – весьма любезно. И разговаривает с ним, не обращая внимания на явное нарушение приличий со стороны ее внучки. Нет, он никогда не был ханжой, помешанным на правилах этикета, но это, в самом деле, было уж слишком! И Варя… «Что ей в голову пришло?!» - мысленно вопрошал себя Владимир Дмитриевич, наблюдая за игрой и мысленно занося в список того, что хотел объяснить ей сегодня, раз уж она сама этого не в силах понять, пункт о том, что барышне следует демонстрировать на людях не все свои умения, если она не ставит целью стать «притчей на устах у всех».
Иван Долманов: Иван улыбался.... Улыбался, можно сказать, во весь рот, но - тайно. То есть улыбка эта была достоянием лишь его, его одного. Все складывалось так удачно, как он и мечтать не смел. Нет, поправка, мечтать об этом он и не стал, взгляды и планы на этот вечер у него были совсем иные. Но это было то, чего хотела Варвара. Он был ее покорный слуга и исполнил лишь то, что она просила. По своему, конечно. Мир вообще жесток, и глупо ожидать от судьбы подарков. Иван не ждал, потому и улыбался. Но это улыбка осталась глубоко внутри, за маской из разочарования и некой доли гнева. Он видел слегка расстроенное лицо отца, ясно говорившее: с таким характером, Ваня, жену мы тебе не найдем, ох, не найдем. И пусть! Иван вдруг подумал, что ... не торопится жениться. Ну что, что ему это даст? Нет на горизонте ни одной достойной девушки, которую он желал бы назвать своей женой. Но пусть, пусть даже она найдется... Что потом? В свои двадцать три он окажется по рукам и ногам связан семейными узами. Придется забыть про вольную волю, про капризы и собственные проблемы, потому как проблемы семейные куда больше. И - каждый вечер - до самой старости - одно и тоже: завтрак с женой, болтовня, обед с женой, поездки в гости, ужин с женой, в постель с женой... Этак любая красавица осточертеет за пару лет... Нет, Иван был молод, кровь его кипела, а душа желала разнообразия. - Я спокоен, отец, - сквозь зубы молвил он, замечая, как к столу подходит очень знакомый ему человек. Как его там... Кажется, это и есть Загорский. Тот самый его дальний родственник. - Но Варвара... мадемуазель Белозерова ведет себя... - казалось, он не знает, как именно выразить свою "ярость". Он долго подбирал слова и, в конце концов, воскликнул: - Это же недопустимо! Вы...вы... - сейчас он обращался к Варе. Вновь не найдя слов, он просто развел руками и бессильно опустил плечи в жесте: я очень, очень огорчен...вы разочаровали меня.... - Боюсь, я должен поговорить с бабу... с Ульяной Елизаровной! - наконец, подвел черту Иван, и, даже не прощаясь, отделавшись лишь небрежным кивком, поспешил к бабушке. Бабушка пребывала все еще в компании своей давней подруги и бабушки Варвары, поэтому к ним Иван подошел с поникшими плеча и таким удрученным видом, словно являл собой скульптуру: мировая скорбь и разочарование. - Мое почтение, - мрачнее тучи приветствовал их Иван, отвлекая внимание от какого-то изящного, но по мнению Ивана, слишком женственного юноши. - Сударыня, благодарю Вас за высокую честь быть приглашенным на ваши именины. Прием был великолепен - все это Иван говорил дежурным тоном, пытаясь выдавить из себя улыбку. - Благодарю... И - позвольте откланяться. Бабушка, я вас покидаю...
Борис Маркинов: Борис смотрел в ярко-зеленые глаза Маргариты, легонько сжимая ее тонкие пальчики в своих ладонях. Эта волшебная зелень околдовывала, затягивала, точно омут, и он время от времени отводил взгляд, стараясь не смущать девушку своим пристальным вниманием. Эта красавица, чудесная мечта, была совсем рядом, и их руки касались друг друга, но в то же время не было на свете женщины более далекой и недоступной, чем графиня Панина. Девушка иного круга. -Я редко бываю в свете, - Объяснения нелегко давались Маркинову, который старался одновременно и не сказать Мэгги всей правды, и в то же время не солгать. – Я веду более уединенный образ жизни, и мое появление здесь – чистая случайность, графиня. Однако, я благодарен провидению за этот вечер, поскольку именно сегодняшний вечер дал мне возможность увидеть вас. От волнения, с трудом выдерживая чарующий взгляд Мэгги, Борис спутал несколько фигур и неожиданно остановился, чтобы вновь вспомнить движения, не выпуская, однако, ее рук из своих. Ее прелесть всколыхнула в нем палитру ярких и острых переживаний, напомнивших давнишние чувства к Лили Чернецкой. Нахлынувшие чувства затуманили его голову, и, сам не зная отчего, Борис Дмитриевич вдруг поднес ее изящную ручку к губам и нежно поцеловал тыльную сторону.
Никита Красавин: - Он меня всё время нахваливает, - смущённо улыбнулся Никита. Что ж, таковы обязанности опекуна, хотя Чернышов им и не являлся... ну, как его ещё по-другому назвать? В общем, взялся протежировать молодое дарование, и дело своё знал. - Поэт - это, пожалуй, громко сказано... ну да, увлекаюсь стихосложением, немного перевожу... Но про замену Пушкину - это Иннокентий Романович и в самом деле чересчур. - Ничего, не испорчу, - усмехнулся Чернышов. - Ну что уж вы, душенька Анна Оттовна, расчувствовались... Не стоит, не стоит! Вам-то как раз сейчас веселиться надо! Александра Петровича, конечно, и сам премного уважаю, но дадим сказать и молодому поколению! - Как вам будет угодно,графиня, - Красавин чуть опустил глаза. - Отказывать имениннице не принято! Правда, не знаю так сразу, что вам прочитать... Ну, вот есть из последнего кое-что... Называется "Чайка". Когда под сенью сизых туч И свистом ветра море злится, Ты в небесах, как солнца луч, О, чайка, свободная птица! Ты не страшишься гроз и бурь И пролетаешь стран границы, Как небосвод чело ни хмурь – Ты, чайка, свободная птица! Прошьёшь ты воздух, как игла, И – снова вдаль, вперёд стремиться… И будет бриз ласкать крыла Красивой, гордой, вольной птицы. Чернышов слегка поморщился. Он считал это стихотворение несколько вольнодумным, а Никите оно нравилось. - Вы бы, может, про белую розу прочитали, - предложил он. - Всё, знаете, почувствительнее... - Да ну, вспомнили, Иннокентий Романович! - смутился юноша. - Оно старое, никакой критики не выдерживает. - Ну не знаю, кажется, той барышне, которой вы его в своё время посвятили, понравилось, - вполголоса хихикнул граф. - Эх, молодёжь! ну да ладно, без демонстрации вашего чудесного голоса мы вас всё равно, не отпустим, сударь мой! Верно я говорю, матушка? - Я только с радостью, но, кажется, сейчас не время... Вон господа игру затеяли, может, после? - Конечно, конечно, - промурлыкал граф. - Будет чудный приз нашей юной победительнице! Однако игра пошла не совсем так, как предполагал Чернышов. Видимо, Варваре Александровне достался достойный противник. Нельзя было не признать, игра носила несколько скандальный оттенок, так что вскоре нашёлся некий молодой человек, решивший прекратить это безобразие. Кажется, один из воздыхателей Ваоеньки Белозеровой... Видимо, поступок юной графини его порядком раздосадовал, так как он тотчас же сухо откланялся. Красавин рассеяно проводил его взглядом. - Кажется, Иннокентий Романович, сейчас не самое подходящее время для домашних концертов, - усмехнулся Никита.
Маргарита Панина: -- Борис Дмитриевич, зачем вы сделали это? Во взгляде Марго не было ни осуждения, ни поощрения. Если бы она не была собой… боже, как она была бы сейчас счастлива, если бы прошлые ошибки не давили на нее тяжелым крестом. Ах, Луиджи, Луиджи… Все отнял ты у меня. И вместе с сердцем похитил способность любить. Но была ли эта мимолетная вспышка чем-то более серьезным, чем минутный порыв? Марго не допускала грязной мысли насчет порочных, меркантильных намерений Маркинова – его поведение, взгляды, голос – не давали повода усомниться в его искренности. Но, ей казалось, что Борис – человек вспыльчивый и увлекающийся. Такой с легкостью забудет, что говорил час назад другой женщине. А может быть, и нет. А что если… Нет, в сторону все. Не бывает любви с первого взгляда. Это может быть все, что угодно – интерес, влечение, страсть, но не любовь. -- Граф Бельмонте… тоже начинал с этого… Марго не знала, зачем она это сказала, но этот неожиданный поцелуй задел в ней какие-то живые струны. Всколыхнул в ней какие-то потаенные чувства, которым она дала повеление замолчать навсегда. Она давно потеряла из виду Луиджи, и опасности, которая давно отступила, уже не боялась. Но перед обаянием и пылкостью нового знакомого она почувствовала себя незащищенной. Она не ожидала подобного натиска, но, повинуясь своим ограничивающим убеждениям, испытывала некий страх, как только в ее душе начинали шевелиться давно забытые чувства, названия которым дать было невозможно. Она больше не увидит этого человека. Он не любит свет. У него другой образ жизни, другие ценности. Но, сквозь томительный дурман охватившего ее наваждения, Марго знала и верила – Бориса Маркинова она не забудет. Никогда.
Ульяна Зубова: Все внимание мадам Зубовой было приковано к карточному столику, поэтому, когда к Анне Оттовне подвели князя Красавина, она лишь мельком на него глянула, и продолжила следить за игрой, в душе негодуя, как ее подруга может такое позволять внучке. Спустя некоторое время, игроков совсем закрыла толпа любопытствующих, и ей пришлось на время отвлечься от столь грандиозного события. Тем более, что юноша рядом с ними занялся декламацией стихов. Появление в зале Ивана и скандал, что разразился среди игроков, вновь привлек всеобщее внимание. Ее мальчик шел к ней быстрым шагом с выражением страдания на лице и вселенской скорби в глазах. - Ваня! – только и смогла вымолвить старушка, на его слова. Но уговорить его задержаться, возможности не оказалось. Было видно, что он расстроен и разочарован. И сердце старушки невольно сжалось. С немым упреком она глянула на Аннушку, которую тоже все это крайне опечалило, - Ну езжай, езжай. Дома поговорим.
Александр Шуленин: Почему-то это стало становиться традицией – где Шуленин, там и скандал. Надо отметить, он не испытывал от этого никаких неудобств, наоборот, это вносило определенную живость в его существование. Наверно, он уже и забыл, когда в последний раз испытывал счастье просто от бытия. Будто его сердце было не в состоянии ускорять темп от маленьких радостей жизни, всему нужен был толчок, экстренная ситуация, хождение по лезвию. И вот что странно: все прекрасно знали о репутации Шуленина, но не боялись водить с ним дружбу, даже наоборот. Точно медом им был намазан этот азартный человек, игрок по жизни, нахал и лицемер. Были в его окружении и такие, что недалеко ушли по части совести от него. Но к ним Шуленин относился по принципу: «Держи друзей близко, а врагов – еще ближе». Пожалуй, единственным исключением из правил был Денис Долманов. Его Шуленин искренне уважал, потому-то и к сыну его отнесся, как к собственному. Не совсем, конечно, детьми Сашка не обзавелся, а потому это чувство было ему незнакомо. Но было в его отношении к Ивану что-то щемящее-нежное, почти трогательное. Именно поэтому без колебаний он опять подставил под удар свою репутацию, выполнив немного странную просьбу Ивана. Но – просьбы друзей не обсуждают, их выполняют. Если Ивану это надо, он, Алексадр Иванович Шуленин, не имел право обсуждать. -Эээ, Денис, кажется, ловить надо юнца! – задумчиво изрек он, поднимаясь с кресла. Поклонившись всем, уже в прежней шутливой манере заявил: - Благодарю всех за игру, это было незабываемо. Особенно вас, мадемуазель. Покорнейше прошу меня извинить, - Алексашка сделал большие глаза и прошипел Денису на ухо: - Попробую перехватить твоего свирепого Ромео… Авось еще уговорится и опомнится. И, еще раз одарив присутствующих кивком и улыбкой, вернув на место части туалета, поспешил за Иваном. Тот притормозил около бабушки, но радость быстро улетучилась. Иван был, что хорошая скаковая лошадь, перемолвился парой словечек, да и был таков, прежде, чем Сашка сумел протолкаться через толпу. - А, тьфу, ты, черт! – в сердцах, но негромко, выругался он, понимая, что дальнейшее преследование бесполезно. Что ж, вернусь к Долманову, поболтаем, решил для себя Шуленин и начал маневры… лишь для того, чтобы на половине разворота прямо перед собой узреть пару. Она и Он. Она была ему знакома, с ней он сегодня танцевал два танца подряд. А Он? Его он не знал, но видел прикосновение Его губ к Ее ладони. Как затрепетали ее ресницы, чуть порозовели щеки, чаще должного приподнялась грудь, а губы выдохом изрекли лишь пару фраз. Кто с чего начинал? – не понял Шуленин, но продолжал стоять у нее за спиной, чуть поодаль, в полразворота. Стоять и смотреть на этот милый светский обмен нежностями. Стоять и смотреть…. И мгновение стало вечностью. Перед глазами вновь и вновь крутилась картина. Он, целующий Ей руку…. Стоять и смотреть…. И чувствовать, как внутри зарождается странное ощущение, не похожее ни на что. Кажется, это гнев, но не такой холодный, к какому привык Шуленин. Теперь в нем пламя, готовое сжечь все дотла. Лицо напряглось, губы превратились в узкую полоску. Голубые глаза превратились в кусочки льда, а руки невольно сжались, точно ожидая почувствовать в ладони то ли рукоять шпаги, то ли пистолета… Нет!!! – точно хлыстом, ударило подсознание. И Александр остановился, соображая, что успел сделать вперед шаг. Еще чуть-чуть, и он оказался бы прямо у нее за спиной. Для чего? Есть ли смысл. Шуленин быстро разыграл одну из своих масок, ища повод для своего ступора. И нашел. Конечно, он бы предпочел златоволосую графиню, но та была слишком далеко. Зато вертихвостка Белосельская тут как тут! - Катрин, вы сегодня бесподобны! – шепнул он ей на ухо, сделав шаг чуть в сторону. Все выглядело так, будто к ней он и шел. Катенька зарумянилась, птичкой-ласточкой вспорхнула, позабыв подруженек и кавалеров, и сияя, точно пятак, развернулась к Шуленину, принявшись мило щебетать какую-то чушь…. Оставалось стоять и слушать, отчего-то чувствуя себя идиотом. Боже, во что я ввязался?
Анна Белозёрова: Молодой князь Красавин оказался, действительно, талантливым поэтом, однако сполна насладиться его стихами Анне Оттовне не то, чтобы помешало, скорее отвлекло ее, появление Ванечки Долманова, который, незадолго до того, графиня видела, пристально наблюдал за игрой Варвары в карты. Он и теперь, прощаясь, сохранял на лице это выражение разочарования, очень естественное, но Анна Оттовна прожила слишком много лет на свете, чтобы вот так сразу все принять за чистую монету. Потому не придала этому особого значения, догадываясь, в чем дело. Однако догадку эту высказывать не торопилась. Не теперь. И не внуку Ульянушки она станет высказывать все, что думает по поводу дурной комедии, что с таким усердием разыгрывали перед всеми эти двое - Иван и Варя. Вот с ней-то она и намерена была поговорить, причем, совсем скоро. Благо, и сама внучка уже была тут как тут. И с тем же скорбно-расстроенным лицом. Едва Иван откланялся и ушел, Ульяна Елизаровна, извинившись перед именинницей, поспешила отправиться выяснять, что же именно так расстроило внука у его отца, оставляя ее в обществе Иннокентия Романовича и его юного протеже. Поэтому откровенный разговор с любимой приятельницей на предмет детских шалостей также пришлось пока оставить. Ну да ничего! Свои они люди, разберутся. Тем более, что и сама Анна Оттовна собралась вскоре оставить почтенное собрание, сославшись на усталость и здоровье, что вполне допускал этикет для дамы столь почтенного возраста. Поэтому, представив подошедшей внучке, теперь уже лично, графа Чернышова и Никиту Андреевича, мадам Белозерова попросила общего внимания и, поблагодарив своих гостей за то, что оказали ей честь и удовольствие своим приходом, сообщила, что прощается с ними. Что, впрочем, вовсе не означает еще окончания бала. - Так что, дорогие мои, продолжайте развлекаться. Ибо, пока молоды, надо жизни радоваться, только это и правильно. А я уж пойду отдыхать, а Вас оставляю заботам моей Варюши,- Анна Оттовна обвела залу царственным взором, улыбнулась и слегка поклонилась гостям. Едва оркестр возобновил котильон, и всеобщее внимание вновь переключилось от хозяйки к танцам, графиня позвала внучку, и, когда Варя послушно склонилась к ней, тихо сказала, что желала бы, чтобы та ее проводила. - Пойдем, голубушка, пройдемся вместе до моих комнат. В кресле я покидать свои именины не хочу, а под руку с тобой мне идти - одна радость.
Софья Долманова: Софья Аркадьевна молча вынуждена была принять решения мужа играть в карты, смолчать, когда эта игра стала неприличной, по мнению Сони и многих других, по-отношению к девушке. Смолчать в адрес самой мадемуазель Белозеровой и, молча, восхититься ее мастерством. Как прилежная жена, она просто стояла чуть поодаль от супруга и следить за игрой. Ей порой становилось даже весело, глядя на проигравших, которые с деланным равнодушием расставались с платками и перчатками. И отчего-то больше всего не везло господину Шуленину, которого мадам Зубова кляла, как последнего шулера. Игра вынуждена была закончиться не столь весело, как начиналась. И отчасти, причиной тому стало появление Сонечкиного пасынка, который с возмущением, несколько преувеличенным, высказал Варваре Белозеровой свое неудовольствие ее выходкой. Гости, после всего случившегося, тихонько переговариваясь, стали отходить от карточного столика и игроков, и баронесса воспользовалась возможностью подойти к мужу. Видно было, что его раздосадовало поведение Ивана, и это ему было крайне неприятно. Более того, она видела, как пасынок уже покинул зал и следом за ним к выходу шла Ульяна Елизаровна. Соня даже не сомневалась, что старушка сейчас преспокойно может уехать без них. - Денис, я хочу уехать отсюда. Мне нехорошо, - последний, достаточно веский теперь аргумент, сразу же возымел на мужа влияние, и, пару минут спустя, чета Долмановых была в холле, где уже и мадам Зубова облачилась в свою накидку.
Борис Маркинов: Ее слова вернули Бориса на грешную землю, и только сейчас молодой человек осознал – они находятся не в затемненной, поросшей диким виноградом беседке в имении Чернецких, а в большом, полном высокородных гостей зале. На них смотрели многие. Хотя бы тот импозантный незнакомец решительного вида, который просто пожирал их глазами. Маркинов поймал на себе этот жесткий, гневный, потемневший взгляд незнакомого человека. Поклонник графини Паниной? И буквально тут же, на их глазах, ревнивый поклонник подошел с комплиментом к другой девушке, и та зарделась от счастья. Не переставая смотреть на смущенную Маргариту, Борис Дмитриевич тут же взял ее руку так, как было положено танцем, и поймав нужную позицию, продолжил движения. Слова застряли в горле, а перед мысленным взором Маркинова снова возникало лицо незнакомца. Что ж ты делаешь, безумец? Она не пара тебе. -Простите мой необдуманный и неразумный порыв, прелестная графиня, - В серых глазах Бориса мелькнула тайная горечь. –Клянусь, что больше вы никогда не увидите с моей стороны ничего, что могло бы смутить вас. У вас много поклонников, Мэгги, многие гости этого бала провожают вас восхищенными взорами, а я всего лишь один из них. Упоминание о графе Бельмонте напомнило Маркинову о том инциденте, который и свел его с прекрасной Маргаритой. Очевидно, их отношения были крайне сложными, и это оставило след в душе графини. Как много хотелось сказать! Но как беспощаден свет! -Граф Бельмонте? Он, должно быть, причинил вам много боли? – Надрывно проговорил Борис, глядя в ее глаза, не зная, как вернуть покой ее растревоженной душе. – Но он никого никогда не любил, кроме самого себя, а вы… такая, как вы… вы не оставите равнодушным ни одного мужчину. В вас нельзя не влюбиться! Посмотрите: сегодня многие смотрят на вас с обожанием! Граф Бельмонте... я не знаю, что сказать о нем. Наверное, у него ледяное сердце.
Маргарита Панина: Маргарите не было свойственно так легко терять контроль над своими эмоциями, становясь объектом пристального наблюдения для посторонних глаз. И не совсем посторонних. Можно даже сказать, совсем не посторонних. Слова сами собой застряли в горле, когда она увидела выделявшуюся среди прочих своей неподвижностью фигуру Шуленина. Она едва не высвободила своих рук, такова была неожиданность. Она не знала сама, чего она боится больше – гнева Александра или отчаяния Маркинова, но чувствовала, что угодила в расставленную ею же самой ловушку, и в ближайшее время вряд ли способна выбраться из нее без посторонней помощи. Неосторожность завела ее слишком далеко. И если для Бориса этот инцидент обойдется без последствий – может быть, он никогда больше не появится в свете, и не узнает даже десятой доли сплетен о своей персоне, да и Шуленину одна-другая скандальная история только добавит шарма и загадочности, то для нее то, что было, и даже то, чего не было, может оказаться губительным. У нее не было ни цели, ни желания провоцировать конфликт… Марго понизила голос, насколько это было возможно при гремящей музыке, и прошептала, обращаясь к Маркинову: -- Борис Дмитриевич, мы потеряли осторожность. Увы, не все в этом мире целиком зависит от наших желаний и устремлений… Двусмысленно. Пусть… Хотя бы не жестоко. Впрочем, сейчас любое ее слово может быть использовано против нее. И если графиня Панина сама бросилась в омут головой, то ее неожиданный знакомый ни в чем не виноват. Он не знал, кто она такая. Он не знал ее жизни, истории ее сердца. Он должен ее понять. И простить. Если сможет, конечно… Звучали последние аккорды вальса, который длился всего несколько минут, но заставил пережить очень много. Но, даже не будучи уже прежней графиней Паниной, надменной и знающей себе цену светской львицей, Марго по-прежнему боялась самой себя… но теперь уже причина ее страха носила другое имя, и девушка затруднялась ответить самой себе, какое. Как жаль расставаться… Но другого выхода нет. Марго снова взглянула на Маркинова, не зная, что сказать ему. Банальное «мне было приятно с Вами познакомиться» не вписывалось в эти рамки. Поблагодарить за вызволение из беды? Лучше просто промолчать. Ее молчание все скажет само за себя… Но долго молчать было выше ее сил. -- Я никогда не забуду нашей случайной встречи… и этого танца, - Изумрудные глаза потемнели. – Вы вернули мне веру, которая, казалось, была утрачена мною навсегда. – Довольно. Больше добавить нечего. Он вернул ей веру. Так мало сказано… и так много. Его рука уверенно, но бережно сжимала ее холодную ладонь, и Марго не торопилась выпускать ее. Даже, когда в рядах кавалеров, ожидающих своей очереди, на первый план выступил стройный силуэт молодого князя Чернецкого. Казалось, тот напрягся, увидев их, и бросил странный взгляд в сторону ее спутника, что не могло не растревожить графиню, поскольку в этом взгляде дружелюбия было не больше, чем в холодном высокомерии Луиджи Альцетти. Она никогда не считала Чернецкого злым или неблагоразумным человеком, даже напротив, гнев был ему мало свойственен, и своим безукоризненным воспитанием молодой человек доказывал обратное. Что впрочем, не склоняло Маргариту к решающему выбору в пользу именно этого поклонника. Она посмотрела на Бориса. Похоже, и его эта мимолетная встреча не оставила равнодушным. И навряд ли была ему приятна. -- Вы знакомы с князем Чернецким? – поинтересовалась она, как можно более сдержанно, чтобы Борис Дмитриевич не заподозрил в ней повышенного интереса к этому обстоятельству. Слишком мало знала она о прошлом Маркинова, чтобы догадываться, какие общие тайны могли связывать их.
Борис Маркинов: Вальс подошел к концу, и, прощаясь с Маргаритой, Борис прощался со своей недосягаемой мечтой, которая так случайно и нелепо явилась ему в непростой период жизни. Явилась, чтобы поманить в горние выси и исчезнуть, развеяться. И другого исхода он не видел, ибо приблизиться к мечте значило открыть ей свое истинное лицо. И, возможно, заслужить ее неодобрение, прослыть в ее глазах бессовестным аферистом, ищущим выгодной партии. Так пусть же он останется в ее памяти безвестным, но идеальным рыцарем, спасшем прекрасную деву от козней злого колдуна. Он легонько сжал ее хрупкое запястье. -А Вы, милая Мэгги, подарили мне несколько минут счастья и блаженства, - Борис внимательно смотрел на нее, стараясь запечатлеть и запомнить каждую черточку ее лица. – Право же, только ради этого дивного танца мне стоило здесь появиться. Уверен, что очень скоро любовь вспомнит о Вас, и Вы будете счастливы, - с болью в голосе добавил он, сожалея, что не ему, а другому суждено составить ее счастье. Они медленно продвигались от центра зала к стене, и вскоре Маркинов почувствовал чей-то неприятный, обращенный на него взгляд. Он повернул голову, и увидел своего недавнего родственника и друга, а теперь неприятеля – князя Всеволода Чернецкого. Это он, исполняя волю матери, разорвал его связь с Лили, заставил рыдающую сестру выйти замуж. Это он в свое время бережно собрал отцовские закладные и прислал кузену… Маркинов почувствовал жгучую ненависть к этому человеку, даже вопрос Маргариты об их знакомстве привел его в бешенство. Борис едва удержался, чтобы ответить любимой женщине резкостью. -Сколько зим, сколько лет, дорогой кузен, - Чернецкий, криво улыбаясь, шагнул навстречу Маркинову. –Уверен, твои дела идут прекрасно, если уж я вижу вас в лучших гостиных Петербурга, в сопровождении самых красивых девушек столицы. -Гораздо лучше, чем ты думаешь, - коротко ответил Борис, не удостоив Чернецкого даже простым кивком. И чем тебе бы хотелось. -Однако, ты на редкость неприветлив, - в голосе князя прозвучала насмешка. – И даже не спросил о нашей дорогой Эвлалии Михайловне. Жива ли, здорова ли, счастлива ли… Как быстро ты забыл мою милую сестренку! Только присутствие Маргариты помешало Борису ответить высокомерному родственнику так, как тот заслуживал. И, почти равнодушно выслушав, что Эвлалия Михайловна и жива, и здорова, и только что вернулась с мужем из-за границы, а уж счастлива ли – так чужая душа потемки, даже душа родной сестры, чье счастье было разрушено не без твоего участия – Маркинов поспешил оставить неприятного собеседника и пожелать ему всего доброго, но Всеволод Михайлович превзошел его ожидания. Он тут же пригласил на танец графиню Панину, словно желая выразить свое превосходство над менее удачливым родственником.
Александр Шуленин: -- А мадам Бекасова, вы видели ее? Боже, как у нее хватило наглости явиться на прием к многоуважаемой графине после той скандальной истории. Вы же знаете... Ну скажите, что знаете? - Кэт говорила всякую чушь, но Сашка уже давно был научен не слушать всю болтовню женщин, выхватывая оттуда лишь реально ценные сведения. Да, историю бедной Бекасовой он знал. Какой пассаж.... И мало кого из кровожадных стервятников высшего света интересовало, что Лидия Николаевна была ни в чем не виновата, что отвергнутый ею господин Д. всего лишь старательно распускал о ней слухи, в которых делал е своею любовницей. И весь свет поверил этому игроку и выпивохе без гроша за душой, мгновенно опорочив всю добродетель набожной Бекасовой. Ее отец намеревался вызвать мерзавца на дуэль, но слег с приступом от волнений, мать выплакала все глаза. А Бекасова.... сильной воли женщина, как только с собой не покончила. Когда Лидия Николавна, неуверенно поприветствовав его кивком, прошла мимо, Шуленин не посчитал бесчестным для себя отвесить весьма низкий кивок бедной девушке. Та улыбнулась, искренне, но в глубине улыбки застыла печаль и отошла в сторону. - Знаю, мисс Кэтрин, знаю,- отмахнулся от настойчивой графини Александр, заметив, что Панина окончила танец с одним, целовавшим ее, и подала руку другому кавалеру. Скрипнули зубы, Александр сам себе подивился. И еще больше подивился, когда услышал злорадный шепот Кэт. Та заметила, что на представленную ею подругу Шуленин обращает слишком много внимания и поняла, что это было неправильное решение. Конечно, Кэтрин не была жестких нравов и репутацию свою знала, по крайней мере, подозревала о ней, но отдать Шуленина без боя... Нет. А значит, надо создать сопернице репутацию еще худщую. - А вот Панина, видите. Ох, она, конечно, моя подруга, но так вести себя неприлично.Она же... Вон, посмотрите на того смуглого дворянина, что крутился недалеко от посла, так она же с ним... у всех на виду... - невольно Шуленин проследил направление, куда указывала Кэт, и... обмер. Сердце забилось неровными толчками. Он этого человека...знал. И более чем уверен, что неудавшийся ученик Матиньи тоже его помнит. А это чревато.... - Прошу меня извинить, - немного грубо он отстранил Кэт и ринулся вперед, чтобы оказаться поближе к итальянцу. Чтобы понаблюдать за ним, но в этот момент столкнулся с тем самым, что танцевал с Паниной. И в душе вскипело пламя, помноженное на два вида топливо. - Сударь, куда вы несетесь, сломя голову? - воскликнул Шуленин. - Вы что, шоры вместо лошади себе одели?
Маргарита Панина: Дальше в лес – больше дров. А дров в этот вечер графине Паниной удалось наломать немало, и, что хуже всего, неприятности возникали непроизвольно, одна за другой, накручиваясь друг на друга точно снежный ком. Как все переплетено… Чернецкий, Маркинов, Шуленин, Альцетти… боже праведный! И возмутительное поведение князя по отношению к Маркинову стало для нее последней каплей. Чернецкого она знала давно, Бориса же видела первый, а возможно, и последний раз в жизни, но сейчас это ровным счетом ничего не значило. Она затруднялась ответить, почему это произошло, но случайному знакомому она сейчас верила больше, чем респектабельному человеку с безупречной репутацией, которая в ее глазах уже раз и навсегда утратила свою безупречность. Она не удостоила князя ни единым словом, ни даже кивком, и молча протянула ему свою руку… Ненависть вскипела в ней с новой силой, когда Чернецкий вел ее в центр зала. На полпути она остановилась, и жестко, даже гневно произнесла, обращаясь к своему спутнику: -- Простите, князь, но я вынуждена Вас покинуть… Сказала как отрезала. Пусть злится. Пусть ревнует. Ей все равно, что подумает о ней этот человек. Следующим танцем был котильон, и стало быть, у нее осталось совсем немного времени. Ей следовало бы разыскать Маркинова или Шуленина, которые помогут ей уехать быстро, не привлекая излишнего внимания. Но Маргарита решила действовать самостоятельно. Пользуясь общим весельем и предвкушением нового танца, девушка направилась к выходу. Вряд ли кто придаст этому значение. Она торопилась, почти бежала по гулким коридорам особняка, но вдруг прислушалась. Кто-то следовал за ней. Марго обернулась, не в силах побороть страх. Знакомый черный силуэт. Орлиный профиль на фоне стены. Девушка остановилась, прислонившись спиной к стене. Она была одна перед лицом врага. Сейчас она пожалела, что не обратилась за помощью к Борису или Александру.
Луиджи Альцетти: -- Графиня, позвольте… - его тон был почти умоляющим. – Вы обещали… Марго почувствовала, как ее обдало жаром. Неужели, сила этого человека была такова, что он до сих пор имел над нею какую-то власть? А она-то думала, что уже излечилась… -- Да, я обещала Вам котильон… - упавшим голосом произнесла девушка, в упор глядя на Альцетти. – Это еще не скоро. -- Марго, любимая… - надрывно прошептал Луиджи, приближаясь к Маргарите, которая была совершенно неподвижна. Она почувствовала свою безвыходность и незащищенность перед лицом опасности, и надеяться можно было только на счастливую случайность. Луиджи отрезал ей путь к отступлению. -- Почему Вы бежите от меня? Он стоял сейчас совсем рядом, и в одночасье его сильные руки оказались на ее талии. Марго встрепенулась, как птица, попавшаяся в капкан. -- Уйдите, прошу Вас… Сквозь нахлынувшее наваждение она почувствовала запах перегара, и задрожала еще сильнее. В состоянии подпития этот негодяй был непредсказуем. -- Когда-то Вы любили меня, Марго, - он резко схватил ее руку и поднес к губам. Его поцелуй больше походил на укус, и Марго отдернула руку, как от пылающих углей. -- А сейчас я не люблю Вас…Будьте Вы прокляты. Лучше бы она молчала!.. Маргарита увидела, как в темных глазах графа вспыхнули искры ненависти, перемежающейся с диким, нечеловеческим страданием. Не помня себя от отчаяния, граф упал перед нею на колени, рыдая и покрывая ее руки адскими, остервенелыми поцелуями, которые не вызывали в ней ничего, кроме отвращения. Теперь Марго не понимала, как она могла в свое время влюбиться в такого человека. -- Марго, скажите…скажите же, чем этот смазливый самонадеянный авантюрист лучше меня? У него ни гроша за душой, неужели Вы не видите, и он ищет удобный способ возвыситься!.. Он не любит Вас! Его нежность – одно притворство. Вы думаете – ему Вы нужны? Нет! – он злобно рассмеялся. – Ему нужны Ваши деньги и Ваши связи, графиня… Марго вдруг резко переменилась в лице. Презрение в ее взгляде сменила какая-то странная боль, словно бы она восприняла клевету в адрес Маркинова слишком уж близко к сердцу. Она вырвала свою руку у графа и, размахнувшись, с силой ударила его по лицу. -- Не судите о других по себе, - гневно прошипела графиня. – Ты сам был таким, разве ты не помнишь? – Она вдруг тоже разразилась истерическим смехом. – О боже… Мой бедный граф… Когда-то я мечтала, чтобы Вы вот так же стояли передо мной на коленях, и уверяли в своих самых благих намерениях!.. И вот сейчас… моя мечта сбылась. Но вся беда в том, что сейчас мне этого уже не нужно!.. Подите прочь, мерзавец. Он – честнейший и чистейший человек, вы и мизинца его не стоите. Да, я полюбила другого, если тебе угодно! Да, да, да!.. Все это правда! Но не скажу тебе я, кто он… Сами терзайтесь догадками. Может быть, это было уже и жестоко, потому как Луиджи окончательно рассвирепел, и, одной рукой схватив Маргариту за талию, другой начал расшнуровывать ее корсаж. Ему, возможно, удалось бы это сделать, но в дело вмешался Его Величество Случай.
Александр Шуленин: Бал ему надоел. Надоел, еще не начавшись, просто Шуленин тактично это скрывал. Боже, как он устал. Устал от этой суеты, мелочности, от кривляний и ужимок. Ему хотелось тишины и покоя, но он прекрасно знал, что обманывает себя. Нет ему тишины, да и покоя не надо, не стерпит его неуемная душенька сидения на одном месте. Шуленин прекрасно себя знал, а потому раз за разом терпеливо сносил все то, что давно стало ему ненавистно. Что поделать, раз уж так складывается жизнь. Сегодня на балу что-то произошло, что-то, что сильно на него повлияло. И в тот миг и общество это, и стены вокруг исчезли, он чувствовал себя легко и непринужденно. Но, увы, не долго петь соловушке, Сашка трижды отругал себя вполголоса за подобные слабости. В высшем свете нет места любви, она непростительна, равно как и мягкотелость. Нельзя расслабляться, иначе эти акулы тебя сожрут, с потрохами проглотят. Наверно, случился бы конфуз, скандал, если бы Шуленин так не спешил уйти из зала. Не успел его оппонент и слова вставить, как Александр, обдав его вспыхнувшей усмешкой, растворился в толпе. Выходить через центральный вход сейчас было горячкой, к тому же там он мог столкнуться с Паниной и ее очередным кавалером, а этого ему меньше всего хотелось на данный момент. Поэтому барон двинулся в обход. Полупустыми, темными коридорами не было ни души. Пока он не услышал из левого коридора на развилке какую-то возню. Поначалу он усмехнулся: не иначе молодежь страсти пылкой не сдержала. Но потом ему послышался голос Паниной, причем вовсе не дышавший страстью. Конечно, это не его дело, еще раз повторил себе барон, но решил все же случайно заблудиться и пройти тем коридором. И прошел…. Чтобы вылететь на парочку. Он, сжав женщину в объятьях, торопливо не то рвал, не то расшнуровывал ее корсаж, она же вырывалась. Но то ли страх был причиной ее оцепенения, то ли усталость, но сопротивление выходило не аховое. Нет, это определенно не мое дело, подумал барон, развернувшись на месте, как будто собирался уйти, даже не извинившись. А может, и мое…. Широкая ладонь легла мертвой хваткой на плечо мерзавца, точно клещами зажав, и отшвырнула его от женщины к противоположной стене. Шуленин мельком оглядел Маргариту, после чего устремил холодный, почти ледяной взгляд на мужчину. - Сударь, должно быть, вы не заметили, что здесь не самое подходящее место для утех. Имейте уважение к графине. – конечно, он имел в виду и Панину, и Белозерову, но сказал это в такой форме, предоставив наглецу самому решать…
Луиджи Альцетти: Вторжение третьего лица было для Луиджи как ушат холодной воды и мигом охладило его пыл, подогретый к тому же обильными возлияниями этого вечера. Подняв глаза на дерзкого, граф тут же переменился в лице, узнав в нем… впрочем, это длинная история. -- Ах, это Вы… любимый ученик Матиньи, - граф расплылся в фальшивой, слащавой улыбке, но сквозь непроглядную тьму его глаз все же прорывалось пламя ненависти. Он не терпел превосходства ни в чем – ни в любви, ни в политике, ни даже в искусстве фехтования. – Смею предположить, caro amico, что Вам так и не удалось узнать тайну его смертельного удара… Внимание графа переключилось с Маргариты на Шуленина, чем его пленница и не преминула воспользоваться. Отчетливо уловив тот момент, когда Луиджи ослабил хватку, Марго выскользнула из его смертельных объятий, и , не оборачиваясь, бросилась прочь, предоставляя мужчинам выяснять отношения без ее непосредственно участия. К счастью, неподалеку был поворот в одну из незапертых комнат, и Марго рассчитывала отсидеться там, и хотя бы привести, насколько это возможно, в порядок прическу и корсет.
Александр Шуленин: Ох, лучше бы этот человек не произносил этого имени. Огнем воспоминаний обожгло правое плечо, где клеймом до конца его дней стояло коронное "М". Матиньи... Его бог и учитель, мастер, поистине мастер поединка. Мастер убивать, вестник смерти. И Шуленин был его учеником.... Дорого ему обошлось то учение. Вот только кое в чем этот тип был не прав. - Я вас знаю? - спросил несколько озадаченно Александр, поскольку не так много народу знало о Матиньи и уж тем более о том, что Александр был его "любимым" учеником. Лицо это было знакомо, но он никак не мог поймать в памяти ассоциация с его образом, будто и видел всего лишь мельком давно. Быть может, у Матиньи? Быть может... - Как бы то ни было, - продолжил он, заметив, что Марго убежала, и дав ей время уйти подальше. - Вы, сударь, находитесь в приличном доме. В следующий раз, пожелав развлечений, заручитесь согласием дамы... или посетите иной дом. С вашего позволения... - и Александр сделал шаг в обратном направлении. В конце концов, он не был дураком. Только юнцы и дураки вызывают на дуэль первого встречного, чтобы отомстить за честь дамы, не разобравшись. Быть может, дама-то вовсе и не желает убиения своего ухажера. Быть может.... Если бы Маргарита была здесь и пожелала бы отмщения, он был нашел время, чтобы убить этого...как его там. Но Марго не было. А вдруг меж ними все куда сложнее? Нет, вмешиваться в личные дела графини без ее согласия он не собирался. Ни ее огорчать не хотелось, ни самому под суд идти.... коли ей в отместку донести захочется.
Луиджи Альцетти: Злой демон зависти и мщенья все сильнее овладевал итальянцем. В его голове зародилось подозрение, что ненавистный ему «ученик Матиньи» сам бы не прочь поухаживать за его невестой, да и невеста была бы очень не против, если бы ее прижал к стенке в темном углу не он, Альцетти, а его оппонент, или даже тот неизвестный выскочка с хорошеньким личиком. -- А что Вы знаете о согласии дамы, милостивый государь? Что Вы знаете о наших с ней отношениях? – Луиджи злобно рассмеялся. – Да будет Вам известно, все то, что я намеревался с нею проделать, все это ей безумно нравится… А мне нравится ее сопротивление, caro amico. Оно добавляет перцу в давно надоевшее блюдо и придает хоть какую-то новизну и остроту связи, которая длится несколько лет… И которая, признаться, уже порядком надоела нам обоим. Так что, не удивлюсь, если из моих объятий прелестная Марго сбежит прямиком к тому неведомому господину в черном, который – вы прекрасно видели – только что танцевал с ней вальс!.. Она приглянулась ему – иначе зачем бы он стал столь откровенно обнимать ее во время танца и прижимать к себе, шепча двусмысленные речи? Не знаю, чем способны удивить госпожу Панину лично Вы… разве что коронным ударом Матиньи. Впрочем, не уверен, что при этом ударе острый предмет проходит именно через это место! Он знал, что лжет. Знал, что клевещет на отвергшую его женщину. Но в его положении «сплошь проигравшего» клевета была единственным спасением. Ему было глубоко безразлично, что он смешал с грязью имя любимой женщины. Это месть. Месть всем. И Маргарите, и ее поклонникам, и Матиньи, который не пожелал учить самовлюбленного итальянского графа, и тому, за кого он все-таки решил взяться. И, судя по всему, небезуспешно… Пусть злится на его слова. Пусть злится на графиню. И на соперника заодно. А там… черт бы побрал их всех.
Борис Маркинов: Неожиданности следовали одна за другой. Он своими глазами видел, как Мэгги ни с того ни с сего, без объяснения причин, оставила князя Чернецкого, и исчезла в коридорах особняка. Как раздосадованный Чернецкий тут же столкнулся с тем самым незнакомым ему ревнивцем… Его эти обстоятельства мало волновали. Но когда вслед за Маргаритой увязался и граф Бельмонте, Борис Дмитриевич понял, что оставаться безучастным ему нельзя. Мысль, что с Ней может случиться несчастье, засела в его сознании, и вот уже, не помня себя, он ринулся в том направлении, куда давеча скрылась Маргарита. Сколько бродил он по коридорам, неизвестно – Борис редко бывал в богатых домах, и не очень-то разбирался в архитектурных планировках дворянских особняков, но когда из-за поворота послышались возбужденные мужские голоса, молодой человек понял, что близок к цели. Вскоре из-за угла появилась Мэгги… дрожащая, растрепанная, но живая и, похоже, движимая одной мыслью – убежать. Не заметив его, Мэгги вошла в первую попавшуюся дверь, и Маркинов почувствовал, как кровь прихлынула к сердцу и бросился за ней, в ту же комнату. -Не пугайтесь, графиня, - негромко проговорил Маркинов, закрывая за собой дверь. – Вы можете довериться мне! Пока я здесь, с Вами ничего не случится… Борис медленно вошел в полутемную комнату, оказавшуюся то ли кладовкой, то ли гардеробной, и посмотрел на девушку, чьи пленительные очертания выделялись из таинственного полумрака.
Маргарита Панина: -- Борис Дмитриевич! – Марго всплеснула руками. – Я очень рада, что Вы меня нашли, но… не поймите меня превратно, я сейчас в несколько неподобающем состоянии… Досадный случай… Вы же видели этого графа Бельмонте, он способен на все. Только что он пытался меня обесчестить, и если бы не вмешательство одного общего знакомого, я не знаю…трудно предположить, чем это могло кончиться. Марго не знала, почему она решила открыться едва знакомому человеку, но верила, что это принесет ей облегчение. Отчего-то она сразу и безоговорочно поверила Маркинову, и в его присутствии ей было на редкость хорошо и спокойно. Но вот этот проклятый корсет упорно не хотел зашнуровываться. Кость была слишком твердой и не поддавалась ее усилиям. Проклятие, как же ей быть? -- Я знаю, Вы никому не расскажете… Я верю в Вашу порядочность и хотела бы попросить Вас о небольшом одолжении, - прибавила девушка, глядя на Бориса сквозь полумрак. – Кликните одну из горничных хозяйки. Мое платье сейчас в беспорядке, и мне необходима помощь…
Борис Маркинов: Ее путаная, сбивчивая исповедь ошарашила Бориса. Девушка была возбуждена и напугана подобной ужасающей наглостью со стороны своего бывшего возлюбленного, и поэтому первой же мыслью было успокоить ее, обнять, уверить в том, что ничего не случится. Будь перед ним Лили, его родственница, подруга детства, а затем и любовница, Борис так бы и поступил. Лили… насколько же с ней было проще! Мэгги, точно хрупкая мимоза, требовала иного обращения. Ее, пережившую несчастную любовь, можно было ранить одним неосторожным словом, а уж о том, чтобы к ней приблизиться, Маркинов не смел и мечтать. Ее можно было только обожать. И повиноваться ей. -Одно Ваше слово, Мэгги, и к Вашим услугам будет не только горничная, но и сотня невольниц, даже если бы мне пришлось для этого побывать в самой Турции! – пылко прошептал Борис, вспоминая, где в богатых домах чаще всего находятся комнаты для прислуги. – Однако…поиски могут занять немного больше времени, чем нам хотелось бы, и, пока меня не будет здесь, запомните… Не выходите из этой комнаты, а еще лучше – заприте дверь на затвор! И никому, кроме меня, не открывайте. Я обещаю, нет, клянусь, что все останется в тайне, - прибавил Борис Дмитриевич. И, дождавшись, пока щелкнет дверной затвор, отправился искать комнаты для прислуги. Маркинову повезло. В подсобных помещениях он столкнулся с молоденькой, симпатичной и вполне чистенькой девушкой. Вот она-то ему и была нужна. -Как тебя зовут, красавица? – Борис обворожительно улыбнулся, призвав на помощь все свое обаяние. -Груша, - ответила девушка. -Послушай, Грушенька… Некой благородной даме очень нужна твоя помощь. Она попала в трудную ситуацию, и ты единственная, кто мог бы ее спасти. Очаровать наивную простолюдинку для Бориса никогда не было сложностью. Пара многообещающих взглядов, несколько нежных слов, - и «невольница» была сражена. И, взяв с нее клятву, что она никому и ни при каких обстоятельствах не расскажет о сегодняшнем происшествии, Борис повел Грушу в кладовую, где их ждала Маргарита. К счастью, в кладовой было достаточно темно, чтобы любопытная не могла рассмотреть очертания дамы, которую ей довелось обслуживать. Честь и репутация Маргариты Васильевны были для Бориса превыше всего. Маркинов дважды дернул за медную дверную ручку. Дверь была заперта. Слава Богу, с ней ничего не случилось! – он негромко постучал в дверь, заранее радуясь предстоящему благополучному исходу дела. -Откройте, прибыла ваша невольница!
Маргарита Панина: Звуки его голоса, раздавшегося из-за двери, заставили Марго странно затрепетать. Борис Дмитриевич был единственным мужчиной, которому она, - и кажется, не без оснований, могла бы спокойно доверить страшную тайну. Графиня обратила внимание, что в последнее время она уж очень много о нем думала, и, признаться, Маргарита была не в восторге от такого откровения. Надо отдать должное «невольнице» - она справилась с поручением быстро и хорошо, и вопросов лишних не задавала. Когда служанка ушла, Марго продолжала сосредоточенно молчать, словно чего-то выжидая. Она до сих пор еще не верила, что это случилось здесь и сейчас, и именно с ней, а не с кем-то другим. Столкновение с Луиджи вспоминалось как страшный сон, а отголоски их безумного романа казались какой-то навязчивой иллюзией. В ее сердце не было ни любви, ни ненависти к этому человеку. Только… снисходительное сочувствие к его душевной слабости и неуправляемости. -- Когда-то я любила его, - заговорила Марго. Почему-то ее снова потянуло на откровенность. – Я была от него без ума, просто помешалась, если можно так сказать. Он ослепил меня настолько, что я не смогла увидеть под прельстительной маской его истинное лицо – злое, алчное, жадное до богатства. Он не любил меня, только играл свою роль. А я ему поверила… Но потом увидела его в экипаже с женщиной самого мерзкого, дурного поведения. Черт возьми, как он лапал ее в самых непотребных местах!.. До сих пор противно становится, когда я об этом вспоминаю. Вы спросите – как я могла поверить ему? Я и сама удивляюсь… Могла. Марго умолкла, и сквозь ночной мрак посмотрела на Бориса, вернее туда, где он, по ее представлениям, должен был находиться. Она не видела его, но знала, что он здесь, рядом, и от этой мысли на душе становилось легко и приятно, как никогда. Как ей хотелось остаться здесь подольше и просидеть в этой кладовой всю ночь, до самого рассвета! В такой же чарующей и блаженной темноте. Молча, не видя друг друга, не касаясь друг друга, но ощущая присутствие удивительного человека, который отныне навсегда вошел в ее жизнь, и за пару часов сделался для нее ближе самого близкого друга.
Борис Маркинов: История любви Маргариты, по правде, не добавила новых штрихов в образ графа Бельмонте. Сегодня, во время бала, Борис Дмитриевич увидел итальянца именно таким, каким его видела Маргарита – жадным, корыстным, злобным, и эгоистичным. У него возникло огромное желание подойти к ней ближе и успокоить, уверить, что не все, далеко не все ведут себя так, как граф Бельмонте. И он в частности. Он искренен, честен перед ней. Он любит ее… Ну что же, пусть это будет ночь откровений! - Я тоже был влюблен. Это была милая, прелестная молодая особа, моя кузина. Это было пять лет назад. Мы жили в Петергофе, в богатом, веселом, гостеприимном поместье ее родителей… - Борис подошел к Мэгги, взял ее за руку и продолжал, поглаживая тонкие пальчики девушки: - Почти все ли время мы проводили вместе, а по вечерам уединялись в уютной беседке, увитой диким виноградом. Наше счастье было беспредельно и казалось, оно будет длиться вечно. Но потом все кончилось, - он болезненно вздохнул, вспоминая тот день, когда он узнал о помолвке Лили. Вспомнил ее лицо, ее губы, прикосновения, и отчаянные, безудержные рыдания. – Ее выдали замуж за человека, которого она не любила. Я ни разу его не видел, не знаю его имени, и не знаю, каков он – молод и хорош или стар и безобразен. Мне известно одно – он очень, очень, очень богат. Он продолжал держать ее руку, и не желал отпускать. Зачем он рассказывал ей о Лили? Ведь его прошлая любовь давно осталась в прошлом, канула в небытие, и теперь уже никому не нужна. - У нас много общего, Мэгги, мою любовь тоже разрушили богатство и жадность. Но я не виню эту девушку. Возможно, княгиня Чернецкая просто не оставила ей выбора… Но при чем здесь Лили? Зачем ворошить прошлое? Борис поднял ее руку и прикоснулся губами к тыльной стороне ее ладони.
Маргарита Панина: -- Княгиня Чернецкая? Предметом Вашей любви была ее дочь? Эвлалия Турчинова? Марго почувствовала, что ее сердце упало. Но руки не отдернула, всем своим существом ощутив жар, проникший в кровь от его поцелуя. От этой новости Маргарите стало не по себе. Эта женщина, где бы она ни появлялась, неизбежно оставляла за собой скандальный шлейф, а тут вот, по слухам, снова объявилась в Петербурге. А может быть, она уже давно все забыла, и не станет вновь на пути своего бывшего возлюбленного. Судя по ее поведению, любовь осталась у нее давно в прошлом. Марго выслушала Бориса, и заметила, что в душе ее шевельнулось незнакомое прежде чувство… ревность? Зачем он рассказывал ей об Эвлалии? Как будто бы она не знает, кто такая Турчинова. -- Вы хотя бы раз встречались с Вашей… Эвлалией после ее замужества? – поинтересовалась Марго, чувствуя, как вновь становится холодной и закрытой для всех. Нет, она не удивилась, что Маркинов имел в прошлом душещипательную любовную историю, но как же так могло случиться, что героиней ее оказалась Эвлалия Михайловна Турчинова, которая предпочитала, чтобы ее звали Лили.
Борис Маркинов: - Не встречался. И не особенно желаю. Его ответ был краток, тем более, что Мэгги, похоже, не на шутку задели его откровенные излияния. Борис Дмитриевич и сам дивился, с какой легкостью утихла боль от утраты Лили, стоило ему встретить эту чудесную девушку. Значит, Турчинова. Пусть будет так. Она богата, уважаема, но счастлива ли? У любви его к графине Паниной нет и не может быть будущего, но тем меньше хотелось ему разыскивать Эвлалию Михайловну и становиться жалким любовником богатой замужней дамы. - Вы намного лучше их всех, Мэгги. Ваша редкая красота и необычайная гордость ставит Вас на ступень выше всех Чернецких и Турчиновых, вместе взятых. Я знаю, что я Вас недостоин, - он виновато опустил глаза, - по ряду причин. Я не прошу у Вас ответных чувств, разрешите мне любить Вас и восхищаться Вами на расстоянии. Вы не похожи на других, моя дорогая Мэгги. Нет, право, было в этой девушке что-то необычное, что заставило дрогнуть его одинокое сердце.
Маргарита Панина: Разумеется, Марго отчасти успокоилась, услышав такой ответ. Даже, напротив, отметила, с каким спокойствием и безразличием он говорил о Лили, как будто бы ее никогда не существовало в его жизни. И несмотря на то, что она только что подверглась нападению, никогда еще на душе у Мэгги не было так легко и светло, как сейчас. Таинственный полумрак кладовой, такой пленительно-интимный, наполнял ее сердце каким-то особенным, невиданным доселе чувством, и ей хотелось остаться здесь как можно дольше… на всю ночь… навсегда. -- Должно быть, я не знаю о Вас очень многого, любезный Борис Дмитриевич, но по впечатлению, которое Вы произвели на меня за этот вечер, я убеждена – я никогда не встречала человека столь же выдающихся достоинств и высокой души, - Она осеклась, в страху сказать больше, чем могла бы себе позволить. – Прошу простить меня, Борис Дмитриевич, но я должна ехать домой. Меня ждут…
Борис Маркинов: Она уедет. И у меня никогда уже не будет возможности увидеть ее снова. Не в его силах и не в его власти было удерживать ее, но любовь подсказала Борису другой выход. - Разрешите мне проводить Вас до дома, Мэгги. Улица полна опасностей, и кто поручится, что Ваш преследователь не встретится Вам снова. Теперь уже – в извилистых закоулках града Петрова. Да и мало ли на свете негодяев, падких на Вашу красоту и … богатство, - Борис поморщился. Это слово далось ему с трудом. Оно лишний раз подчеркивало дистанцию между ними. Нет, он не станет на ее пути к блеску и успехам в свете. Она найдет себе более удачную и выигрышную партию, а он, Борис Маркинов, исчезнет, растает в предрассветном тумане. Но всегда будет помнить их первую и последнюю встречу.
Маргарита Панина: -- Я не могу не разрешить Вам этого, - с грустью и болью отвечала графиня. Когда Панина и Маркинов покинули особняк графини, бал уже подходил к концу, но они все же были первыми, кто отъезжал, ибо официально торжество еще не завершилось. Тем лучше. Тем удобнее ей будет ускользнуть от Луиджи. Казалось, с тех пор, как она приехала сюда в фамильном экипаже, прошла целая жизнь. Маргарита чувствовала, что переменилась, и подумала о том, как она, должно быть, непристойно выглядит с позиции строгой морали – благородная дама едет домой с посторонним, едва знакомым, мужчиной, с которым только что была наедине, и в достаточно двусмысленной ситуации. И пусть…
Борис Маркинов: Машинально стряхнув с лица мелкие колючие снежинки, Борис наконец понял, какую громадную оплошность совершил, предложив Мэгги ехать вместе с ним. Экипажа, даже самого скромного и старенького, у него не было, а ехать на извозчике… Какая неосмотрительность, черт побери! Везти блистательную графиню Панину на извозчике? Но других вариантов у него не было. Не мог же он оставить девушку одну, посреди улицы! - Да не покоробит Вас мой поступок, Мэгги. Это всего лишь мера предосторожности, - заранее извинился он сам за себя. – Экипаж привлечет больше внимания посторонних лиц. В частности, графа Бельмонте. Как долго ему еще удастся блефовать перед нею и скрывать свое истинное лицо под маской таинственного незнакомца из сентиментального романа? Остановившемуся на призыв Маркинова вознице было все равно, кого везти – знатную даму или подгулявшего чиновника с подружкой. Благо, лицо Маргариты было надежно скрыто густой вуалью. - Где Вы живете, мадемуазель? – вполголоса поинтересовался Борис. Графиня назвала свой адрес, и повозка понеслась по накатанной зимней дороге. Они сидели рядом и неотрывно смотрели друг другу в глаза. Маркинов был уверен, что никогда больше не увидит ее, и старался запомнить ее прелестное личико в мельчайших деталях. - Вам не холодно? – спросил вдруг Борис Дмитриевич. Его рука сама собой легла на колено девушки, но вряд ли она почувствовала его жар сквозь тяжелый мех теплой шубки. Затем, пронзив ее снова своим пылким взглядом, Маркинов схватил ее ладонь в свои руки и прижал к губам. Его взгляд потемнел и затуманился.
Маргарита Панина: Мысли Марго пребывали в таком смятении, что на инцидент, который по мнению Бориса Дмитриевича, должен был бы ее шокировать, графиня просто не обратила внимания. Ей было все равно, на чем ехать, и куда ехать, только вместе. И откуда эта неосмотрительность, готовность броситься в омут головой, убежать с ним хоть на край света? Любовь? Или минутная горячка, которая скоро пройдет? -- Холодно? – улыбнулась графиня. – Не холод мне страшен, а то, что сильнее меня и моих собственных желаний. То, что я не в силах изменить. Больше всего я боюсь самой себя… Она вскрикнула – как-никак, русские дороги, не безупречно гладкие, мало способствовали спокойной и размеренной езде – резкий толчок, заставший ее врасплох, качнул повозку, и отправил Маргариту прямо в объятия своего спутника. Ее беспокойное сердце закружилось в безумном вихре запретных страстей и порывов. Она не сделала попытки отстраниться, опьяненная новой, чудесной близостью, возникшей между ними, и все смотрела, смотрела в его глаза, как завороженная, и даже не шевелилась. Она не заметила, что роскошная, отделанная горностаевым мехом шляпа давно упала ей под ноги, и прекрасные медно-рыжие волосы, словно тюлевая подвенечная фата, покрывал причудливый узор из мелких снежинок. Ей не было холодно. Жар, проникший в кровь, просто сжигал ее изнутри. Не ведая того, что она делает, и позабыв обо всем земном и насущном, о приличиях и неписанных законах, она чуть подалась вперед, и губами прильнула к его похолодевшим губам. Поцелуй был коротким, отрывистым, и, не успев войти во вкус, Марго тут же почти без сил упала в его объятия, словно только сейчас до нее дошло самое главное, то, что она тщетно пыталась скрыть не только от Бориса, но и от себя самой. Борис Дмитриевич… Любимый… Люблю. -- Не исчезайте… Не теряйтесь. Прошу Вас, Борис, - После того, что случилось, Маргарита была не в силах обратиться к нему по отчеству. – Мне будет очень Вас не хватать… Зачем Вы появились в этом зале, в тот момент, когда я еще не вполне оправилась от удара, нанесенного Луиджи? Кто Вы, откуда и зачем пришли в мою жизнь, взбудоражили ее? Теперь я уже не стану прежней Марго, которую знает высший свет. Вы дали мне другое имя, Вы нарекли меня Мэгги, и таковой я останусь… Но хотя бы для того, чтобы спасти меня от Луиджи, Вам следовало появиться.
Борис Маркинов: Борис какое-то время молча смотрел в глаза Маргарите, держа в объятиях ее стройный стан, как будто боялся, что сейчас она опомнится от наваждения и ускользнет от него, и он потеряет ее навсегда. Но воспользоваться ее минутной слабостью было жестоко и аморально, и если это вдруг произойдет, они оба долго будут сожалеть. Он прикоснулся губами к ее щеке. - Мэгги, выслушайте меня! – порывисто воскликнул Борис. – Вы безоглядно мне поверили и готовы обожать. Чего я, спрашивается, могу еще желать, когда женщина, которую я люблю, кажется тоже прониклась похожими чувствами? О чем я еще могу мечтать? Но нет, Мэгги, с какой бы силой я не любил Вас, мы не можем… нет… Поймите, в моих помыслах не было и не будет места ничему дурному, но… мы никогда не будем счастливы. Есть судьба, предначертание, и они против нас. Звезды на небе никогда не сойдутся в нашу пользу. Если хотите знать, любить Вас, быть Вашим мужем, - предел моих мечтаний. Но этого никогда не будет. Никогда! Вы поняли? – Внезапно его голос сорвался на крик. С трудом справляясь с рвущейся наружу душевной болью, Маркинов судорожно закусил губы. Неверная слеза сбежала по его щеке. Он обнял Маргариту и спрятал свое лицо в ее шелковистые волосы. - И не спрашивайте меня ни о чем, - тихо прошептал Маркинов. – Если вы узнаете, кто я таков, и каково мое прошлое, Вы возненавидите меня, проклянете, как возненавидели того итальянца, графиня! Хотя, в отличие от этого негодяя, мои мысли чисты перед Вами и перед небом… Его красивое лицо исказило выражение боли, вызванной воспоминаниями о позоре отца и долгах, от которых ему никогда не избавиться. Но, слава богу, время работало на него. Их путь подошел к концу и извозчик остановился возле богатого, шикарно отделанного дома, где, как он догадался, и жили Панины. - Графиня, мы приехали. Кинув извозчику монету, Борис спрыгнул с повозки и подал руку девушке, моля бога, чтобы она не стала расспрашивать его о подробностях биографии, чтобы не прослыть в ее глазах очередным графом Бельмонте
Маргарита Панина: Она обняла его, с такой силой и страстью, на какую только была способна, готовая заранее простить Борису все, в чем бы он ни признался. Ее разум заволокло туманом. -- Я никогда не стану Вас ненавидеть, даже если бы Вы оказались беглым каторжником, или уголовным преступником, которому место в Сибири! – с жаром воскликнула Марго. – Но нет, Вы не похожи на такого человека, и не пытайтесь убедить меня в обратном. Внезапная остановка ознаменовала конец пути. В глубине души, Маргарита пожалела, что дорога их оказалась такой короткой, когда ей так много хотелось бы сказать Борису, уверить его, что она действительно его любит, и будет любить, невзирая ни на какие обстоятельства. Что душа его чиста, и ничто, ничто на свете не способно в ее глазах бросить тень на его репутацию. Уже на полпути к дому она остановилась, и, повернувшись к Маркинову, проговорила: -- Вы хотите, чтобы я Вам верила, Борис Дмитриевич. Знайте – я верю Вам, и любовь моя, вспыхнувшая так неожиданно для меня, нисколько не слабее Вашей. Знайте же… Вы всегда будете желанным гостем в моем доме, и всегда можете рассчитывать на мою помощь, если не дай бог, Вас посетят неприятности. «Но мне бы хотелось, чтобы у Вас все было хорошо», - мысленно прибавила она, и, резко развернувшись, направилась к дому… Ей было мучительно больно терять его, возможно, навсегда, но всякая лишняя минута прощания только усилит боль. Не оборачивайся… Она ушла, оставив его наедине со своими мыслями. А потом, запершись в своей комнате, долго плакала, объясняя родным свое состояние нежданной встречей с Луиджи. Она уверяла всех, что до сих пор его любит и вряд ли сможет забыть, тогда как сердце ее было охвачено новым смятением.
полная версия страницы