Форум » Петербург » Amor et tussis non celantur » Ответить

Amor et tussis non celantur

Идалия фон Тальберг: Дата - 16 декабря 1832 года. Место - особняк госпожи фон Тальберг на Фонтанке. Участники - Идалия фон Тальберг, Глеб Стрижевский, Илья Кузнецов

Ответов - 13

Идалия фон Тальберг: Вообще-то, состояние здоровья вполне позволяло Идалии Николаевне поехать на прием к Белозёровым, куда третьего дня ей лично привезла приглашение Варю. Да только вот особенного желания покидать свой дом Ида не испытывала примерно уже месяц. С того самого дня, как вернулась из Ильинского. С этого же дня душа ее была не на месте и никак не желала возвращаться в состояние равновесия, которого Ида добивалась несколько лет, а потеряла как-то внезапно и конца этому видно не было. Точно так же, как не было ответа на миллион вопросов, которые она мысленно обращала к самой себе и, конечно, к нему, тому, кто стал причиной всех ее переживаний. Арсеньев... Ида просто не понимала, как после всего, что между ними произошло, после того, что было сказано, прочувствовано и пережито вдвоем он мог просто... исчезнуть? Пропасть из ее жизни и не давать знать о том, где он и что с ним эти долгие четыре недели, что прошли с момента той злополучной несостоявшейся охоты. Недоумение, обида, злость, растерянность - все это были последовательные стадии, сменявшие друг друга за то время, пока баронесса ждала вестей от Дмитрия Васильевича, столь внезапно исчезнувшего из своего поместья в ту ночь и даже не потрудившегося как-то объяснить свой отъезд хотя бы для нее. Разумеется, она догадывалась, что это что-то, наверняка связанное со службой, что-то срочное и важное... Косвенно такую догадку подтверждал почти одновременный и тоже внезапный отъезд господина Загорского, он отбыл в столицу в тот же вечер с тем, чтобы отправиться в срочную командировку в Лондон, как выяснилось несколько позже. А до того Ида еще пришлось успокаивать растерянную Варвару, которая тоже не знала, что и думать по поводу отсутствия в Петербурге - и тоже без объяснений - своего возлюбленного. Но Загорский все же вернулся несколько дней назад, а от Арсеньева все еще не было никаких известий. Разумеется, можно было что-то попытаться выяснить - у того же Владимира Дмитриевича, или же у графа Бежецкого, ближайших друзей Дмитрия Васильевича, но это было слишком унизительно для Ида. Да и кто она такая, в конце-концов? Невеста, жена? С горькой иронией баронесса порой думала теперь о том, что это даже хорошо, что почти никому на свете не известно об их отношениях с Арсеньевым. Иначе не избежать слухов, сплетен и насмешек в обществе, а видит бог, меньше всего бы ей хотелось, чтобы имя фон Тальберг вновь стало притчей во языцех петербургских сплетниц. Теперь, когда, наконец-то почти забыли про ее драгоценного покойного муженька, вернее, про то, как и из-за кого или по чьей вине он сложил голову в той нелепой дуэли... Однако, несмотря на то, что от окружающего мира баронессе удавалось достаточно ловко укрывать свои расстройства и неприятности, для этого достаточно было уединиться и не показываться в обществе, то от себя убежать было некуда. Ей было плохо, очень плохо и во-сто крат хуже от того, что не с кем было поделиться своими переживаниями. Да-да, конечно, все это время рядом была Варвара, которая, чувствуя, что с ее бывшей дуэньей, а теперь уж скорее близкой подругой творится что-то неладное, приезжала к ней теперь почти каждый день. Но Варя была слишком юна, слишком неопытна, чтобы Ида могла себе позволить вывалить на ее голову все свои переживания и обиды. Другая ближайшая подруга, княгиня Крестовская, в настоящее время тоже переживала не самый простой период своей жизни и нагружать ее еще и своими проблемами было невежливо. Поэтому даже с немногочисленными близкими Идалия Николаевна старалась теперь держаться немного отстраненно, чтобы однажды не сломаться и не дать выплеснуться всем тем горьким и нерадостным мыслям и чувствам, коими была сейчас полна ее душа, наружу. И, в отместку за это, подобно ядовитой жидкости, разъедающей изнутри, все они жгли и мучили бедную Ида бессонными ночами, измождая в добавок к душе еще и тело. И стоит ли удивляться тому, что тело сдалось первым? Она заболела. Простудилась. Что особенного? Кто в Петербурге зимой не простужен? Недомогание не оставляло ее уже две недели, но баронесса упорно не желала признавать его за нечто, что заслуживает обращения к доктору и лечилась домашними средствами, несмотря на то, что кажется, не слишком-то они и помогали... Сегодня утром она чувствовала себя не слишком хорошо, но вполне терпимо, поэтому сочла возможным принять у себя князя Стрижевского, который в оставленной еще накануне вечером записке просил ее об этом. Отказать князю в визите было бы неловко еще и потому, что Ида чувствовала себя обязанной Глебу Георгиевичу. Дело в том, что, напомним, к Арсеньеву баронесса приехала вместе с Варварой, но, когда пришли вести о болезни ее бабушки, мадемуазель Белозерова вынуждена была уехать, и сама Ида настояла на том, чтобы та не волновалась насчет того, как она доберется домой. Дмитрий Васильевич бы легко разрешил эту проблему. Однако теперь, когда стало известно, что хозяин приема срочно убыл по делам, ее положение несколько затруднилось. Оставаться в Ильинском в его отсутствие уже не было резона, а распорядится, чтобы из столицы за ней приехал собственный экипаж - требовало времени. И вот тогда ее выручил князь Стрижевский, который без всяких просьб и намеков со стороны Ида просто предложил ей ехать в Петербург в его экипаже. А сам, чтобы ничем не бросить тень на ее репутацию, великодушно отправился следом верхом, невзирая на холодную и совершенно не располагающую в таким продолжительным конным прогулкам погоду. Так что, едва только лакей принес ей визитку Глеба Георгиевича, баронесса велела препроводить Стрижевского в гостиную, куда вскоре направилась и сама, не желая заставлять этого благородного, хоть и суховатого, на ее взгляд, человека ждать больше положенного приличиями времени.

Глеб Стрижевский: Ах, какой хороший план был у Глеба, когда он приехал на охоту. Если бы не загадочное исчезновение Арсеньева, когда его дом был полон гостей... Что же случилось тогда? Глеб помнил, как Кондрат разбудил его посреди ночи и сообщил, показав на окно, что в поместье прискакал курьер, но не обычный фельдегерь, а офицер в высоком чине. - Глеб Егорыч! Не иначе, как по твою душу… Видать, случилось чего. Глеб вскочил с кровати и быстро оделся. Он уже привык к ночным визитам нарочных и срочным вызовам на службу. С тех пор, как он перешел в Третье отделение, при отъезде из столицы он всегда оставлял в канцелярии записку со своим временным адресом. Однако курьер так и не появился в его комнате. А утром, когда выяснилось, что хозяин поместья бесследно исчез, Глеб понял, к кому именно приезжал ночной всадник. Сам ничего не понимающий управляющий поместьем, как мог, успокоил гостей, сказав, что арсеньевские охотничьи угодья в их распоряжении. Кто-то из них остался в поместье, а кто-то решил вернуться в Питер. Если бы истинной причиной приезда была охота на куропаток, то Глеб непременно остался бы, но… Он приехал сюда, чтобы поохотиться на мадам фон Тальберг, которая из-за исчезновения Арсеньева пребывала в такой растерянности, что князю стало ее жалко. Нет, добивать подранка неинтересно. Пусть этот птенчик придет в себя и снова научится летать. Никуда не денется. Я подожду. К тому же в данный момент она не в восторге от моей персоны. Если нанести ей удар сейчас, то он не достигнет цели. Разве могут сильно обидеть люди, которых мы не любим? Но если сначала приручить эту птичку, добиться ее доверия и расположения, а потом одним махом сломать ей жизнь… Уничтожить ее тем же оружием, какое использовала она… Но для этого нужно терпение, - думал князь, возвращаясь верхом в Питер. Кондрат, сидевший на козлах кареты, которую Глеб предоставил Идалии Николаевне, всю дорогу недовольно поглядывал в его сторону. Единственным, кто получил удовольствие от этого возвращения домой, был Туман, который всю дорогу бежал рядом, радовался свободе и облаивал окрестности. С того дня уже миновал месяц, и Глебу показалось, что этого вполне достаточно для зализывания душевных ран мадам фон Тальберг. Сам он времени не терял и успел собрать на баронессу небольшое досье. Единственное, что еще оставалось для него некоторой загадкой, - это роль, которую она сыграла в убийстве ее мужа. Глеб тряхнул все свои связи на службе, чтобы найти необходимую информацию, но пока не добился никаких результатов. Дело о последней дуэли барона фон Тальберга было засекречено, потому что убийцей был человек, состоящий в родстве с императором. Правда, один знакомый следователь из Жандармского корпуса обещал помочь, но сразу предупредил, что ему необходимо время. Похоже, что женщины в доме Глеба поняли, что он что-то задумал. Он часто ловил на себе внимательные взгляды маменьки и Елены. Вчера, когда он рано вернулся от Белозеровых, Антонида Мстиславна не выдержала и ворвалась к нему в кабинет, требуя отчета о бале и его новых знакомствах. Елена же вела себя иначе. Она словно затаилась, перестала задавать вопросы, на которые боялась услышать ответы, стала молчаливой и предпочитала проводить ночи в своей комнате. Собираясь к мадам фон Тальберг, Глеб оделся с особой тщательностью. Сегодня ему хотелось выглядеть так, чтобы увидев его, она сразу же позабыла Арсеньева. Елена, наблюдавшая, как он крутится перед зеркалом, недовольно фыркнула и убежала после того, как он попросил ее помочь завязать галстук. Пришлось обратиться к маменьке и тотчас пожалеть об этом. Антонида Мстиславна засыпала его вопросами и просьбами взять ее с собой, на что Глеб ответил загадочным молчанием. Он дождался, когда из оранжереи Фрейберга доставили букет орхидей, сел в карету и велел Кондрату ехать на Фонтанку. Когда Глеб вошел в дом, его сердце билось так, что казалось, будто его стук слышен всем. Чего это оно? Боль? Нет. Страх? Еще чего! Неизвестность? Пожалуй. Минуты, которые прошли между уходом и возвращением лакея отчего-то показались Глебу вечностью. Ох, примет ли она меня? Приняла! Глеб позволил лакею снять со своих плеч меховую накидку, сжал букет в руках и легко взлетел по лестнице, едва не обогнав сопровождающего его слугу.

Идалия фон Тальберг: Проходя через комнаты своего дома по пути к гостиной, где ждал Стрижевский, Идалия Николаевна несколько раз могла наблюдать свое отражение в зеркалах. К сожалению, она не могла похвастаться блестящим внешним видом - бледная, осунувшаяся, нос покраснел от насморка... "Да, Глеб Георгиевич будет сражен наповал", - невесело усмехнулась Ида своим мыслям. И тотчас же их устыдилась. А с чего бы вообще ей думать о том, как на ее внешность отреагирует князь? Строго отчитав себя за неуместное кокетство, Ида открыла дверь и вошла в гостиную. Стоявший к ней спиной Стрижевский что-то разглядывал в окне, но при ее появлении тотчас же обернулся и пошел навстречу баронессе, протягивая букет орхидей. - Боже мой! Глеб Георгиевич! - ахнула Ида, принимая их. - Какая красота! Это мои любимые цветы! Она взяла с каминной полки хрустальный графин, перелила воду из него в одну из ваз, что стояли здесь же, и опустила туда хрупкие стебли с изящными белыми цветками. Орхидеи среди петербургской зимы? Определенно, Глеб Георгиевич умеет произвести впечатление подарками... Внезапно баронессу пронзила смутная догадка. Орхидеи... подарок... Но нет, стоило убедиться, прежде, чем спрашивать. Да и зачем ему это все? Она обернулась к Стрижевскому и посмотрела на князя уже более пристально, чем сразу при встрече, когда все ее внимание отвлекли на себя чудесные орхидеи. Надо было признать, что внешне Глеб Георгиевич выглядел блестяще: безупречный сюртук, кипенно-белая сорочка, изящно повязанный галстук... "Словно на праздник", - мелькнула у Ида мысль. И вновь стало как-то неловко за свой собственный плачевный вид. Возможно, не стоило принимать его сегодня эдаким страшилищем? Но, с другой стороны, это было бы не слишком вежливо, вероятно, у него что-то важное, если так настаивал на визите? Пауза между ними немного затянулась, а Ида все не знала, с чего начать разговор с князем. Наконец, решила, что уместно будет сделать это, так сказать, с общих тем. - Какая суровая в этом году зима, не находите? Удивительно, я почти никуда не выхожу из дома, а все же умудрилась простудиться, - баронесса пожала плечами и улыбнулась немного застенчиво. - Поэтому не смогла быть на приеме у Анны Оттовны Белозёровой вчера. А Вы там присутствовали?


Глеб Стрижевский: Внешний вид баронессы заставил Глеба усомниться в своевременности задуманного плана и снова проникнуться к ней неким подобием жалости. Может, подождать еще? Что-то она совсем плоха. Что делать? Развернуться и уйти? Хотя… пусть все развивается своим чередом. Кто знает, может быть мое предложение придаст ей сил и поможет обрести былую форму. Между тем Идалия Николаевна придумала нейтральную тему для разговора, но пустая светская болтовня совсем не входила в планы Глеба. Он пришел сюда с одной-единственной целью, которая, по его мнению, заранее была обречена на провал. Но без этого осуществление его плана было невозможно. - Да, я был там. Но ушел, - как бы с трудом “выдавил” он из себя, а затем продолжил “смущенно” - Сразу же, как только узнал, что Вы… что Вас там не будет… Идалия Николаевна! Я… Я пришел к Вам сегодня, чтобы… Здесь Глеб покраснел и потупился. Он неоднократно репетировал эту сцену перед зеркалом, и чтобы добиться нужного цвета лица заставил себя вспомнить момент, когда он сделал предложение Тессе. Насколько же легче мне тогда было! Прости меня, милая моя! - … чтобы предложить Вам … стать моей женой… Я предлагаю Вам с-свою руку, … свое с…состояние … и все, чем я владею. Запланированная ошибочка вышла блестяще. Обычно в таких случаях мужчина, кроме руки, должен предложить даме свое сердце, а не состояние, и Глебу пришлось поломать голову над тем, как сделать предложение таким образом, чтобы упоминание о сердце в нем не фигурировало. Чтобы завуалировать “оговорку” Глебу пришлось “поволноваться”. По завершении своего предложения он впился взглядом в лицо Идалии Николаевны, ожидая ее ответа.

Идалия фон Тальберг: - Чт-то, простите? - сперва Ида показалось, что она просто ослышалась, однако растерянный и смущенный вид князя Стрижевского говорил за него существенно громче, чем его тихие и сбивчивые слова. Нет, Глеб Георгиевич, действительно, только что сделал ей предложение. Руки и почему-то... состояния. В другой момент ей бы это показалось забавным, но не теперь, когда Ида была поражена настолько, что пару минут просто не могла вымолвить и слова, глядя на Стрижевского и даже рот приоткрыв. Так они и стояли друг напротив друга - смущенный донельзя князь и обескураженная Ида. - Нет... нет! - наконец-то она опомнилась и замотала головой отрицательно. - Что Вы?! Это просто... немыслимо! Это невозможно! Что Вы! - Ида взялась за виски и прошлась из одного угла комнаты в другой, пытаясь успокоиться. Ей-богу, если бы "Медный всадник" с Сенатской вдруг прямо на ее глазах соскочил со своего постамента и понесся в неизвестном направлении, Идалия Николаевна удивилась бы меньше, чем услышав эти вот слова князя Стрижевского. Решительно невозможно и представить, чтобы Глеб Георгиевич - этот строгий, сдержанный человек, у которого, за все недолгое время их знакомства, Ида как-то никогда и не видела особых проявлений эмоций, вдруг настолько впечатлился ее совершенствами, чтобы вести себя подобно "юноше с горящим взором". Невозможно, да... но ведь это же происходит? И чего же стоило ему такое признание! Нет, конечно, все, что он говорит - чистая правда, однако... - Глеб Георгиевич, милый, славный! - мягко проговорила баронесса, подходя к Стрижевскому совсем близко и глядя на него снизу-вверх. - Простите меня, бога ради! Поверьте, мне очень лестно Ваше предложение, но я не могу его принять! - ей было теперь очень стыдно за свою первую эмоциональную вспышку, и Ида, как могла, стремилась сгладить эту неловкость. - Вы были со мной искренны, за это я отплачу Вам тем же. Видите-ли... Мое сердце не свободно, - тихо выговорила она, опуская взгляд и прижимая ладонь к груди. - Об этом мало, кто знает, но такова правда. Простите меня еще раз... Она хотела добавить что-то еще, какие-то правильные и нужные слова, сказать, что князь обязательно встретит однажды ту, которая ответит ему взаимностью и непременно будет счастлив, что будет вспоминать этот день и радоваться тому, что все вышло именно так... Но внезапно на нее напал приступ сильнейшего кашля. И данный прочувствованный монолог так и остался в сознании баронессы, не будучи высказанным вслух.

Глеб Стрижевский: Ах, вот как? У мадам «сердце несвободно»? – Глеб с трудом подавил усмешку. – Ничего страшного. Запомните сегодняшнее число. Очень скоро мы подсчитаем сколько времени нужно Вашему сердцу, чтобы освободиться для нового чувства. Но каково, а? Второй раз в жизни сделал даме предложение и снова получил по носу. Впрочем, отказ мадам фон Тальберг не стал для Глеба трагедией. Если бы она сегодня согласилась стать его женой, то его мнение об этой женщине упало бы еще ниже. Хотя куда еще ниже? К тому же, Глеб не знал, как себя вести в случае ее положительного ответа, а на отказ у него уже были заготовлены несчастное выражение лица и пространная тирада разбитого сердца. Однако приступ кашля, который неожиданно настиг баронессу, не позволил князю посокрушаться и продемонстрировать ей свое горе. Он быстро понял, насколько даме очень плохо, и начал действовать. Сначала схватил колокольчик и позвонил. Затем схватил вазу, в которую Идалия Николаевна давеча поставила принесенный им букет, выбросил цветы на пол, налил из нее воды в первый попавшийся стакан и собрался поднести его к лицу страдалицы. - Вызывали, мадам? – донесся голос лакея со стороны двери. - Да! – обрадовался Глеб его приходу. – Быстро неси лекарства! Капли там, микстуры всякие! И горничную позови! Она должна знать, чем барыня лечится. И посыльного за доктором отправь. Одна нога здесь, другая – там! Не дай Бог, она в самом деле умрет! Нет, милочка, простой смертью Вы не отделаетесь. Вы у меня будете жить еще очень и очень долго… и завидовать мертвым!

Идалия фон Тальберг: Проклятый приступ кашля все никак не проходил. Князь Стрижевский бросился налить ей воды, однако, вместо того, чтобы вылить в стакан ту, что осталась в графине - Ида вылила в вазу не все его содержимое - зачем-то выбросил на пол орхидеи, вылил в стакан воду из-под них и попытался напоить ее этим. Продолжая кашлять, Идалия Николаевна жестом отказалась от протянутого ей стакана. Тем более, что тут в гостиной появился встревоженный происходящим Порфирий, которому она, как могла, объяснила, что именно нужно принести. Ну и воды, конечно. Впрочем, даже без этого, вскоре ей, наконец, удалось справиться с приступом, поэтому к возвращению лакея она уже вполне могла разговаривать. - Спасибо, Порфирий, поставь это куда-нибудь, все уже прошло, - сказала она, отдышавшись, когда слуга с почтением протянул ей пузырь с грудным травяным эликсиром, который при простуде всегда делала ей Глаша, горничная, мать которой прекрасно разбиралась в лечении растениями и дочь научила. - Идалия Николаевна, - помялся Порфирий. - А... барин еще сказали вот за доктором послать... - он скосил глаза на Стрижевского, не решаясь исполнять приказания чужого человека в доме своей хозяйки. - Доктора? Зачем мне доктор? Нет, конечно, благодарю Вас, господин Стрижевский, за заботу, но думаю, что это лишнее, - Ида жестом остановила его попытку возражать. - Хотя... сударь, должна сказать, что, если бы выпила предложенной Вами воды, он мог бы мне и понадобиться. Да-да, - усмехнулась баронесса в ответ на его недоумение. - Говорю же, орхидеи - мои любимые цветы, поэтому я кое-что про них читала в свое время. Так вот: некоторые из орхидей - ядовиты, поэтому, если не преследовали цели меня отравить, не стоило предлагать воду, в которой они стояли, - в зеленых глазах Ида впервые за этот месяц мелькнул веселый огонек, когда она увидела, что Стрижевский, если не смущен ее комментарием, то явно озадачен. - Что, я угадала Ваши планы?

Глеб Стрижевский: - Право… я и не п-предполагал, - сказал Глеб, разглядывая стакан, который все еще находился у него в руках. Слова баронессы не показались ему шуткой. – Клянусь, у меня и в мыслях не было ничего подобного. Идалия Николаевна! Что мне сделать, чтобы Вы поверили мне? Одно Ваше слово, и я сам выпью эту воду прямо сейчас. На этот раз смущение Глеба было самым настоящим и разыгрывать его не пришлось. Память невольно вернула его в гимназическое прошлое, когда они с Ванькой сбегали из уже опостылевших стен в салон мадам Альфан. Тальберг любил разнообразие, и в каждый свой визит туда уединялся с новой жрицей любви. Глеб же, наоборот, был консервативен и предпочитал одну и ту же даму. Ядвига, так ее звали, многому его научила и часто говорила: «Ты так забавно смущаешься. Если захочешь добиться внимания женщины, делай это почаще.» Тогда Глеб не обратил особого внимания на эти слова, а сейчас они вдруг вспомнились, и он решил воспользоваться советом из прошлого. И не дожидаясь ответа, Глеб поднес «отравленный» стакан к своему рту, но выпить не успел, так как был остановлен хозяйкой дома. - Ну, вот! – сказал он со смущенной улыбкой (Одним смущением больше, одним смущением меньше…), когда отдал злополучную воду лакею. - Теперь получается, что Вы спасли мне жизнь, и с этого момента я у Вас в долгу. А я вырос с твердой уверенностью, что долг платежом красен. Вы позволите мне выразить свою благодарность и познакомить Вас с очень хорошим доктором? Поверьте, все члены моей семьи знают его с самой лучшей стороны. Скажем, завтра?

Идалия фон Тальберг: То ли он не понял ее шутки, то ли сделал вид, однако Ида всерьез пришлось останавливать Глеба Георгиевича, когда тот, чтобы подтвердить чистоту своих намерений, уже готов был сам выпить ту "отравленную" воду. Шутки шутками, но баронесса, в самом деле, опасалась, что это может быть вредно для его здоровья, кто знает? Поэтому с облегчением вздохнула, когда Порфирий ушел, наконец, со злополучным стаканом в руках, вновь оставляя их наедине. Не меньшим облегчением было и то, что удалось, кажется, уйти от щекотливой темы - его предложения и отказа Идалии Николаевны. Впрочем, даже после этого Ида не могла заставить себя перестать думать, что же оно означает. Ибо ни в момент его произнесения, ни до, ни после Глеб Георгиевич не присовокупил к нему ни слова о том, что же побудило его решиться на такой серьезный шаг, какие чувства, мысли... И этого мадам фон Тальберг совершенно понять не могла. Да, она не понимала Глеба Георгиевича. Никогда прежде Ида не испытывала к мужчине такого странного и смешанного чувства - с одной стороны, он привлекал ее своим сдержанным благородством, великолепными манерами, да и внешне князь Стрижевский, несомненно, был красив. Но с другой - отчего-то отталкивал, и это смущало баронессу, заставляло корить себя за предвзятость. Да, в Стрижевском не было того безусловного обаяния, что встречается у отдельных людей, располагая к ним сразу и навсегда, но он явно старался ей понравиться, помочь, а она - она, по-прежнему, отчего-то не могла отделаться от иррационального чувства, похожего на страх, каждый раз, когда Стрижевский оказывался рядом с ней. И пока ничего не могла с эти поделать. Возможно, это что-то из детства - князь манерой держаться и вести себя чем-то отдаленно напоминал Ида ее покойного отца, с которым она душевной близости особой никогда не имела, хоть уважала и немного боялась. Глупо экстраполировать давно забытые детские страхи на жизнь взрослой, красивой и не обделенной вниманием мужчин дамы, но такова уж их природа, этих страхов, что в моменты душевного волнения они выбираются из каких-то потаенных уголков сознания, чтобы мешать нам жить и наслаждаться жизнью. Однако в наших силах бороться с ними. Вот и Ида решила не придавать более внимания глупым предрассудкам, неизвестно откуда взявшимся у нее в отношении князя Стрижевского, а потому, как бы ей это не претило, решила, все же, принять его помощь. - Видите ли, князь, я по природе довольно упряма, - сказала она, с улыбкой глядя ему в лицо. - Однако должна признать поражение, ибо Вы - еще больший упрямец, - последовал вздох, означающий покорность. - Несмотря на то, что я по-прежнему убеждена, что ничего серьезного моему здоровью и благополучию не угрожает, так и быть, приводите Вашего доктора. Завтра, значит завтра.

Глеб Стрижевский: - Вот видите, как много у нас общего, - отшутился Глеб. – Однако, не смею Вас долее задерживать. Вам надо отдыхать и восстанавливать силы. Увидимся завтра! Глеб был сама галантность в тот момент, когда запечатлел на руке Идалии Николаевны прощальный поцелуй. Итак, первый шаг сделан! В ее голове я отметился, теперь осталось покорить ее сердце. Над этим придется поработать, - думал он, когда спускался по лестнице. – Я не смогу навещать ее часто в этом доме, значит надо придумать способ, с помощью которого мы окажемся в уединенной обстановке на длительное время. Где бы ее подловить? Загородное поместье? Нет, она сможет оттуда преспокойно уехать. Модный курорт? Тоже отпадает. Там я затеряюсь в толпе европейских шаркунов, которые слетятся на ее сияние. Борт корабля! Вот что мне нужно! Оттуда она никуда не денется, влюбится и … Покинув особняк на Фонтанке, Глеб снова поехал в оранжерею. Сначала он хотел заказать букет из алых роз, но наличие шипов, которыми эти цветы защищали свою красоту, остановило его. Немного порассуждав (Еще уколется… Оправдывайся потом), он выбрал белые хризантемы, которые велел доставить в дом баронессы фон Тальберг с сопроводительной запиской на английском: Harmless. У этого слова было два варианта перевода: “без вреда” или “без обиды”. Пусть мадам поломает голову над тем, что я имел в виду: безвредность этих цветов или то, что не обижен на ее отказ. Лишний раз вспомнит о моей персоне. Потом Глеб направился к доктору Кузнецову. Он нисколько не кривил душой, когда расписывал Идалии Николаевне достоинства Ильи Ильича. Доктор уже давно был знаком с семейством Стрижевских и пользовал Антониду Мстиславну в случае серьезных заболеваний. Нет, свои дамские охи-вздохи, нервные ажитации, обмороки по заказу и выдуманные болячки княгиня доверяла какому-то модному врачу, которому жаловалась на свою тяжелую жизнь и приближение смерти, но как только заболевала по-настоящему, то доверяла только доктору Кузнецову. Несколько лет назад в медицинской практике последнего случился досадный казус, и его обвинили в смерти одного из пациентов. Глеб тогда бросил все дела, чтобы помочь старому другу, и смог доказать обвинителям, что советы доктора никак не могли способствовать смерти того несчастного. Но сегодня перед ним стояла непростая задача. Привести Илью Ильича к мадам фон Тальберг – это ерунда. Гораздо труднее было направить советы доктора в нужное Глебу русло. Обманывать друга ему не хотелось, но и раскрыть ему правду было невозможно. Князь не любил лишних разговоров, поэтому после взаимных приветствий сразу взял быка за рога: - Илья Ильич! У меня к Вам дело. Не могли бы Вы взяться за лечение одной дамы…

Илья Кузнецов: Когда Кузнецову доложили, что к нему с визитом прибыл князь Стрижевский, Илья Ильич, надо сказать, удивился. Несмотря на то, что с Глебом его связывало давнее и довольно близкое приятельство, тот никогда не являлся к нему прежде без предварительного уведомления о визите. За это Кузнецов частенько беззлобно подтрунивал над другом, говоря, что английские обычаи, видимо, слишком сильно проникли в его сущность за годы обучения в Оксфорде, превратив русского князя в английского лорда. А англичан Илья Ильич недолюбливал, на то были свои причины. - Конечно-конечно, зови его скорее! - воскликнул он, едва только взглянул на визитку, которую лакей принес прямо в кабинет, где доктор, как всегда в это время дня, вел прием пациентов. Впрочем, сам прием-то на сегодня как раз был окончен. И все пациенты, что добивались консультации доктора Кузнецова в приватном порядке, в его квартире на Аптекарском, уже были осмотрены и лечение назначено. Из дел оставалось еще съездить на факультет, чтобы забрать кое-какие материалы для новой статьи для журнала "Lancet" (о, да! теперь-то они были рады ему и его статьям, не то, что тогда...). Но англичане подождут, если он зачем-то нужен Глебу. - Ого, как официально! Давно ли мы перешли на "Вы", Глеб Георгиевич? - усмехнулся Кузнецов, вставая со своего места и делая несколько шагов навстречу другу, чтобы пожать руку Стрижевскому, который только что появился на пороге его кабинета и выглядел как-то... не так, как обычно. - Во-первых, здравствуй, а во-вторых - в ответ на твой вопрос скажу вот, что: все зависит от того, хороша ли дама внешне и того, кем она тебе приходится, - заметив легкое замешательство в глазах Стрижевского, Илья Ильич вновь сделался серьезен и добавил уже совсем другим тоном. - Прости, Глеб, не обижайся, ты знаешь, у меня странное чувство юмора... Так, что там стряслось с твоей знакомой?

Глеб Стрижевский: - Я чувствую себя немного не в своей тарелке из-за своей просьбы, - стушевался Глеб. – И поэтому перешел на «Вы». Видишь ли… Я понимаю, что это излишне говорить, но я настаиваю, чтобы этот разговор остался только между нами. Из двух зол (сказать неправду или не сказать всей правды) Глеб выбрал вторую. - Дама эта молода и очень красива, - начал он, аккуратно подбирая слова. – К тому же она свободна, и я собираюсь на ней жениться. Здесь он внимательно посмотрел на Илью Ильича, отметив про себя удивленно взметнувшиеся вверх брови последнего. - Наша помолвка, надеюсь, не горами, но … я предпочитаю держать ее в тайне до поры, до времени. В первую очередь, от маменьки. Только представь, что с нею будет, когда она узнает, что я выбрал невесту, не посоветовавшись с нею. Илья! Проблема в том, что моя избранница уже почти месяц подкашливает, но не хочет относиться к этому серьезно. Я опасаюсь за ее нее и прошу тебя помочь мне заставить Идалию Николаевну заняться своим здоровьем. Я уговорил ее встретиться с тобой и прекрасно понимаю, что не являясь ее мужем, не могу требовать от тебя сведений о ее состоянии, но… если бы ты … как бы это сказать … в разговоре с нею немного преувеличил масштабы ее болезни и припугнул ее какими-нибудь страшными последствиями или возможностью осложнений… Извини, что приходится обращаться к тебе с такой просьбой, но у меня нет другого выхода. Поверь, эту женщину проще обмануть, чем переупрямить. Посоветуй ей сменить климат, пожалуйста. Пусть отправится на Капри, например. Пообещай, что все устроишь. А я, разумеется, возьму на себя все расходы и оформление подорожной. Только умоляю, не говори, что я стою за всем этим.

Илья Кузнецов: Покуда Стрижевский мялся с ответом на его простой вопрос, Илья успел раскурить сигару, и теперь, втянув в себя первую порцию ароматного дыма, едва не подавился ею, когда Глеб огласил свои матримониальные планы. - Ничего себе?! - воскликнул Кузнецов, присаживаясь на краешек стола перед другом. - Предупреждать, знаешь, надо, о таких новостях. Я, хоть и не Антонида Мстславовна, а все же чуть сам в обморок не рухнул, что твоя институтка! Вместе с удивлением, Илья ощутил и легкий укол ревности. Почему-то он полагал, что их отношения достаточно коротки для того, чтобы подобную новость Глеб поведал ему не только по причине крайней необходимости. Однако быстро подавил в себе этот неблагородный порыв. В конце концов, кто знает, может, и он сам бы повел себя точно так же. К тому же, говорят, что любовь лишает разума. Сам-то он не ведал никогда по-настоящему, как это - потерять голову из-за женщины, но народной мудрости, глядя на стоящего перед ним смущенного Глеба, готов был поверить. - Н-ну, конспиратор! - вновь усмехнулся Кузнецов и покачал головой. - Ладно, конечно. Не сомневайся, от меня твою тайну не узнает никто... Значит, говоришь, что упряма твоя невеста? А ты о ней, стало быть, заботишься? - Илья выдохнул колечко дыма и испытующе помотрел в глаза Стрижевскому, что-то тут было не так..., он чувствовал это. Но... - Глеб... ты знаешь, что я не играю в эти игры с пациентами - ну, ты понимаешь. Я, естественно, осмотрю ее, дам все необходимые рекомендации по лечению... Короче, сделаю все, как надо. Но не требуй от меня идти против принципов. Обманывать твою женщину я не стану, - Стрижевский открыл рот, чтобы что-то возразить, но он остановил его жестом. - Но! Я наверняка смогу преподнести информацию так, чтобы... Идалия Николаевна - так ее зовут, да? - сама сделала правильные выводы. Только ты так и не сказал мне, где она живет и как срочно нужна консультация? Выяснилось, что живет дама на Фонтанке и договорился, что привезет к своей Идалии доктора Стрижевский только завтра. Что же, все это вполне устраивало доктора Кузнецова, а потому, поговорив еще немного, мужчины расстались, и каждый отправился по своим делам.



полная версия страницы