Форум » Петербург » Большие разочарования » Ответить
Большие разочарования
Варвара Белозерова: Время действия - октябрь 1832 года. Действующие лица - Варвара Белозерова, Ариадна Чердынцева, Владимир Загорский, Идалия Лассовская, а также все, кто захочет выразить соболезнования господину Загорскому
Ответов - 54, стр:
1 2 3 All
Варвара Белозерова: Процесс «разочарования» в Загорском давался Варваре с большим трудом: очень сложно заставить себя относиться с безразличием к тому, кто еще так недавно заставлял девичье сердце трепетать. Но что же остается, если у ее чувства нет никаких надежд на будущее? От досады и обиды на Владимира Дмитриевича Варвара проплакала остаток ночи, уткнувшись лицом в подушку. Под утро ей удалось наконец-то уснуть, но сон не принес желанного облегчения: Загорский стал его главным героем и вел себя там как … хозяин гарема. Ричард Фиц-Уильям заявился на Фонтанку уже через минуту после наступления того часа, когда принято наносить визиты. К счастью, ему хватило ума, чтобы понять, что пожилая хозяйка дома плохо себя чувствует, и такта, чтобы убраться отсюда уже через четверть часа. Проводив его до выхода, Варвара вернулась к Анне Оттовне, которая совсем расклеилась. Девушка заставила старушку принять лекарства и уложила ее спать. Переживания, вызванные вчерашним днем, совершенно вымотали Варвару. Она скользнула небрежным взглядом по учебнику столь любимой ею математики и сразу же забыла о нем. Стопка новых книг, лежащих на закрытой крышке рояля, тоже оставила ее равнодушной, как и сам музыкальный инструмент. Такое состояние было непривычным и раздражающим. Неожиданно ее мрачные мысли осветил солнечный луч, пробившийся сквозь хмурые октябрьские облака. Варвара выглянула в окно и увидела, что небо проясняется, и решила прогуляться по саду в надежде, что свежий воздух прочистит ей мозги.
Владимир Загорский: Разобраться со всеми накопившимися делами, хотя бы с теми, которые нельзя отложить на время, когда вернется из Рима, оказалось для Загорского поступком, подобным шестому подвигу Геракла, который ему, в отличие от античного героя, граф Нессельроде, однако, защитал. Собственно, Карл Васильевич, конечно, отпустил бы своего заместителя к больной супруге без всяких условий, но не таков был Загорский. Несколько дней он провел в своем кабинете, почти не покидая его, но дела сдал. А потому чувствовал себя весьма усталым, когда, наконец, вышел из здания министерства. Внезапный порыв осеннего ветра заставил Владимира Дмитриевича поёжиться, но он же создал и небольшую прореху в свинцовых октябрьских тучах, обещавших чуть ли не первый снег, и сквозь них пробились неожиданно яркие лучи солнца, делавшие знакомый глазу пейзаж Зимнего, находившегося как раз напротив места его службы, особенно прекрасным. Однако любоваться видами Загорскому все еще было некогда. Он вздохнул, и легко вскочил в свой экипаж, размышляя о том, что его родной город особенно хорош, почему-то, когда безлюден. Будто бы населяющие его горожане - это своего рода многочисленные песчинки, припорошившие совершенство этого города-памятника человеческому упрямству... "Черт, опять какая-то философия в голову лезет!" - подумал он с раздражением и попытался сосредоточиться на более насущном. - " Так...теперь собраться, это недолго, много вещей с собой не брать, в их с Еленой римском особняке достаточно его одежды...до Одессы он должен добраться за несколько дней, а оттуда, морем, в Неаполь, в тот же день, если повезет с кораблем и погодой, а там уж - снова верхом. Сколько это займет? Недели полторы - две? Не опоздать бы..." - он выглянул в окошко кареты, чтобы понять, где теперь проезжает. Оказалось, что в районе Фонтанки. Совсем близко от дома Анны Оттовны Белозеровой. Загорский намеренно думал об этом доме так, словно Варвары в нем теперь не было, а старая графиня жила там одна. Все последние дни Владимир Дмитриевич упорно пытался не думать о Варю. Просто гнал мысли о ней из головы, едва они там появлялись. А сделать это было весьма затруднительно. Вот и теперь, стоило только возникнуть в поле его зрения чему-то, напоминающему об этой девушке, как вся его внутренняя концентрация мгновенно куда-то испрялась, сводя все усилия по сохранению делового настроя на нет. Ах, Варюша, что же ты со мной сделала?! Внезапно в его голове появилась идея, которую рациональная часть личности Загорского сразу же назвала идиотской и безумной и повелела забыть. Но еще громче был голос сердца, у которого он в этот раз с легкостью пошел на поводу. Ну, это же, в самом деле, исключительно невежливо - уехать не попрощавшись? Что такого? Просто обычное проявление хороших манер,а ведь на балу он неоднократно заставил Варю сомневаться в том, что ими вполне владеет. Вот и повод зайти, чтобы сгладить возникшую неловкость... Когда его экипаж поравнялся с особняком Белозеровых, Владимир Дмитриевич велел кучеру остановиться, вышел наружу и быстро, словно убегая от своих же мыслей, пошел по дорожке, ведущей к порогу парадного входа графского дома. Важный дворецкий, сразу распознавший в нем доброго знакомого хозяев, а оттого особенно учтивый, проводил Загорского в гостиную, сказав при этом, однако, что старая барыня "больны, и нынче не принимают". А вот барышня Варвара Александровна теперь "в добром здравии, и потому пошли в садок совершить моцион". И, если господин согласен подождать, то он немедленно призовет кого-то из дворовых, а те, в свою очередь, скажут юной хозяйке, что ее ждет гость. И пусть уж решает, принять его или нет. Такая схема показалась ему слишком сложной, поэтому Загорский помотал головой и усмехнулся: - Нет-нет, любезный, оставь-ка ты в покое дворовых. Сам я пойду в сад и найду там Варвару Александровну...Дорогу знаю, не провожай! - на всякий случай предвосхитил он закономерную реакцию дворецкого, после чего все так же быстро и решительно направился по намеченному маршруту. Погода на улице, тем временем, вновь сменилась, солнце спряталось, но ветер продолжал дуть, обрывая с ветвей в саду Белозеровых желтые и красные листья. Загорский успел отметить про себя, что в прошлый приход их было существенно больше. И шумели они, поэтому, гораздо громче. Теперь же их тихий печальный ропот не укрыл от напряженного слуха Владимира Дмитриевича легкое поскрипывание качелей, который он уже однажды видел в глубине сада, означавшее, что та, ради кого он сюда и пришел, наверняка, находится там, предаваясь невинному детскому развлечению...
Ариадна Чердынцева: - Барыня! – донесся до Ариадны голос Натальи. – Барыня! Проснитесь же! Он уезжает! Адди с трудом открыла глаза и с гневом посмотрела на свою горничную. - Совсем распоясалась! – воскликнула она. – Я тоже хороша… Распустила дворню… Как ты посмела меня разбудить? - Простите, барыня! – запричитала Наталья. – Дело срочное. Только что Никита прибегал. Он уезжает. - Какое мне дело до твоего Никиты? Пусть едет, куда ему вздумается. Пошла вон! - Нет, барыня Ариадна Павловна! Никита не уезжает. - Ну ты и дура! Ты только что сказала, что… - Владимир Дмитриевич уезжает! – быстро вставила Наталья. - Куда? – опешила Адди. - В Рым. Люди говорят, письмо ему прислали. Просют, штоб поторопился. Сон как рукой сняло. Как же это? Ужас какой! Если он уедет в Рим, то неизвестно, когда вернется, а у меня каждый день на счету. Все планы летят в тартарары! - Одеваться! Немедленно! – крикнула Ариадна Наталье. – Скажи кучеру, чтобы запрягал. Через полчаса она уже тряслась в экипаже, который направлялся к особняку Загорского. Однако Владимир Дмитриевич дома отсутствовал. - В присутствие поехал, - сказал лакей. – Давно уж. Пришлось ехать на Дворцовую площадь. По дороге кучер вдруг остановился и сказал: - Барыня! Вон карета Загорского едет. - С чего ты взял, что это его карета? – спросила Ариадна, выглянув в окно. - Так кучер его на козлах… Я с им давно знаком. - Тогда поезжай за ним. Карета Загорского свернула на Фонтанку и остановилась около какого-то особнячка. Адди своими глазами увидела, как Владимир вышел и скрылся за дверями парадного входа. - Иди узнай, чей это дом! Только осторожно, - приказала она своему кучеру. - Говорят, что это дом покойного генерала Белозерова, - сказал он, вернувшись. Ах, вот как! Ах, ты…! Мне вообще ничего не сказал об отъезде, а к этой пигалице-вертихвостке лично приехал попрощаться! Ну, держись! Адди велела кучеру поставить карету около чугунной решетки, которая загораживала собой небольшой просвет между домами, и позади которой был чей-то сад. Место для наблюдения за входом было выбрано идеально, мешал только какой-то непонятный скрипучий звук, как будто неподалеку кто-то качался на качелях.
Варвара Белозерова: Кем я могу быть в жизни этого человека? Жена у него есть. Любовницей? Но эта вакансия уже занята, причем неединожды. Остается только быть наложницей в его гареме и ждать, когда до меня дойдет очередь завладеть его вниманием? Это так унизительно. Ненавижу его! - думала Варвара, раскачиваясь на старых качелях в саду. – Нет! Ненависть – это очень сильное чувство! Тогда как мне к нему относиться? Презирать?Не смогу. О! Буду равнодушной! В этот момент ее взгляд упал на то место, куда она упала с лошади. Варвара закрыла глаза, вспомнив те пьянительные ощущения, которые завладели ею в тот момент, когда Владимир Дмитриевич нес ее на руках. Неожиданно тишину осеннего сада нарушили чьи-то быстро приближающиеся шаги. Варвара распахнула глаза и увидела идущего к ней Загорского. Нет! Все, что я вчера наговорила ему в своем признании, было глупостью. Я хочу не только любить… Я хочу быть любимой! Я хочу быть его единственной возлюбленной! Чтобы он смотрел с востором только на меня! Ненависть, презрение и безразличие – это самообман! Все эти темные чувства могут жить с моем сердце только в те моменты, когда его нет рядом! Но стоит ему появиться, и я готова простить ему все. О, мой здравый смысл! Где ты? От радости, вызванной появлением Владимира Дмитриевича, Варваре захотелось раскачать качели посильнее и спрыгнуть с них прямо в его объятия.
Владимир Загорский: Она выглядела какой-то диковинной яркой птицей в этом своем развевающемся платье из красно-серой "шотландки", когда все выше и выше раскачивалась на качелях прямо на глазах у Загорского. Ему хотелось крикнуть, чтобы она прекратила, что это опасно, что она может упасть, но сердце Владимира Дмитриевича, как подпрыгнуло куда-то в область горла, едва он завидел Варю, так там и оставалось, мешая своей пульсацией произнести ему хоть что-нибудь, даже положенные фразы приветствия. Он не мог отвести глаз от этого завораживающего зрелища полета, но и Варвара, кажется, испытывала сходные чувства. Вскоре она ненадолго прекратила раскачиваться, отчего амплитуда качелей постепенно стала уменьшаться. Загорский решил, что Варвара хочет остановиться, подошел к качелям ближе и схватился рукой за одну из цепей, на которых они крепились к перекладине, желая помочь девушке, но вышло это неожиданно резко. Качели дернулись и Варвара вдруг соскользнула с них прямо к нему в объятия. От неожиданности Загорский едва не упал вместе с ней на землю, но как-то устоял. На мгновение они замерли вот так, плотно прижавшись друг к другу. Одна рука Владимира Дмитриевича неловко держала Варвару за плечо, то ли отталкивая, то ли, напротив прижимая, другая же нашла место на узенькой девичьей талии. Она смотрела на него широко распахнутыми глазами, алые нежные губы были слегка приоткрыты, точно девушка хотела ему что-то сказать...Чувствуя, как разум постепенно теряет контроль над его существом, Загорский склонился к Варю и...приник пересохшими в миг губами к ее устам, точно они были для него единственным источником влаги, да нет - жизни - на всей земле. Это длилось недолго, невероятным усилием воли он оттолкнул от себя девушку, на лице которой теперь было выражение, которое Загорский отчего-то расценил, как испуг. Отскочив от нее, приподняв руки, повернутые к ней раскрытыми ладонями, точно сдаваясь, или же защищаясь, он пробормотал охрипшим голосом: - Варвара...Варвара Александровна, умоляю, простите! Я...с ума сошел! Этого больше не повторится...Я сейчас уйду!
Варвара Белозерова: Они как-то очень неожиданно оказались в такой близости друг от друга, что начали действовать подсознательно, повинуясь инстинктам. Мгновение, и его руки взяли девушку в свое кольцо, а его губы нашли ее губы и завладели ими. Этот сладостный плен длился всего лишь несколько секунд, но за это время Варвара успела понять, что такое любовь. Любовь существует только здесь и сейчас! Мне наплевать, что у него семья и целая вереница любовниц. В данный момент он хочет целовать меня, и чтобы быть счастливой, я должна сделать все, чтобы он сохранил этот его интерес ко мне и забыл о других. Но когда губы Загорского вдруг прервали поцелуй, Варвара из только что «помудревшей» женщины в одно мгновенье превратилась в ту самую маленькую неопытную девочку, которой так не хотела быть. Когда Владимир Дмитриевич отстранился от нее, она подумала, что сделала что-то неправильное, и не смогла скрыть своего испуга, который однако не шел ни в какое сравнение с волной ужаса, накатившей на нее после его слов об уходе. - Нет! - воскликнула она. – Я Вас не отпущу! Теперь уже ее руки легли ему на грудь и скользнули к плечам, не давая ему уйти… Теперь уже ее губы нежно коснулись кожи его щеки и начали прокладывать себе дорожку из легких поцелуев к его губам.
Владимир Загорский: Тонкие руки девушки легко легли на плечи Загорского, но простое это движение было исполнено такой неосознанной властности, что он подчинился. Впервые в жизни он подчинялся женщине, и это было самым сладким поражением в жизни Владимира Дмитриевича. Упоительным, восхитительным поражением! ...Когда губы Варюши, наконец, закончили свое маленькое путешествие и достигли уголка его рта, Загорский на мгновение вновь отстранился и посмотрел ей в глаза. Неужели это может быть правдой?! Неужели... И вновь его губы коснулись ее, очень нежно, он все еще боялся испугать ее. Варвара не закрывала глаз, не отрываясь, как завороженная, глядела на него. И в ее темных глазах Загорский вдруг ясно рассмотрел отблески того же пламени, который теперь сжигал его изнутри. Больше сдерживать себя не получилось. Его ладонь взметнулась к затылку Варвары, стремясь утонуть в нежных локонах, свободно ниспадавших на спину девушки, другая рука еще ближе прижимала ее к нему самому. А губы Загорского...нет, они больше не просили, они требовали. Поцелуй вышел долгим и глубоким, а они все никак не хотели отпустить друг-друга. Наконец, он оторвал себя от Варю каким-то невероятным усилием и, качая головой, проговорил: - Варя, нет! Я не могу, - Владимир Дмитриевич на мгновение схватился за голову и резко опустил руки, в отчаянии глядя на растерянную девушку. - Я...люблю Вас, Варя. Люблю так, как думал, что уже и не способен, но это случилось. Но - поздно! До чего же поздно, черт подери! Мне нет прощения, я не должен был себе этого позволить...Господи, девочка моя, я старше Вас на целую жизнь, у меня жена...вся эта суета...Зачем я Вам?
Варвара Белозерова: Варвара едва не расплакалась от счастья, когда услышала слова Владимира Дмитриевича: - … Я...люблю Вас, Варя. Люблю так, как думал, что уже и не способен, но это случилось. Но - поздно! До чего же поздно, черт подери! Мне нет прощения, я не должен был себе этого позволить...Господи, девочка моя, я старше Вас на целую жизнь… - Нет! Нет! Не говорите так! - быстро вставила она и обхватила ладонями его лицо. - Возраст не может быть помехой. Разница в годах, которая видна сейчас, через десяток лет сотрется, как будто и не было ее. Но Загорский еще не закончил: - … у меня жена... вся эта суета... Зачем я Вам? - Зачем Вы мне? – удивленно переспросила она, приблизила свое дицо к его лицу и заговорила, слегка касаясь своими губами его губ, чтобы он не только услышал каждое ее слово, но и почувствовал их. – Чтобы любить Вас! Чтобы жить для Вас! Чтобы радоваться каждому дню, когда Вы ряд… Тут до ее возбужденного сознания дошли его слова, предшествующие последнему вопросу. Жена! Господи, его жена! Как я могла забыть о ней? На глазах Варвары появились непрошенные слезы, она опустила руки и продолжила уже “замороженным” голосом: - Впрочем, вы правы, все это суета. Зачем я Вам со своей любовью, если у Вас уже есть семья? Уйти сейчас придется мне, а не Вам…
Владимир Загорский: - Зачем ты так? - он взял ее за плечи и печально взглянул на девушку. - Варя, ты знаешь, о чем я говорю лучше других и, тем не менее, ведешь себя так жестоко, - она вскинула на него страдающие глаза, полные слез, и сердце Загорского болезненно сжалось. - Прости, прости меня милая! Я несу какой-то бред. Ты не можешь сделать и сказать ничего такого, чего бы я не заслужил... Нет, не перебивай! - он нежно коснулся указательным пальцем ее губ. - Я ведь, когда сюда шел, и мечтать не мог...Варюша, я уезжаю в Рим. Третьего дня пришло письмо, моя жена - ей стало хуже, мне нужно быть там, как можно скорее. Владимир Дмитриевич замолчал, подбирая слова. Это было трудно даже для него, опытного дипломата. Выходило так, будто он радуется болезни Елены. И тонкая, деликатная Варвара не могла не почувствовать эту проклятую двусмысленность. - Родная моя, пойми меня правильно...Черт, все так сложно! - он взъерошил ладонью волосы, это был жест, выражавший растерянность. - Мы с Еленой давно чужие люди, это правда, но это вовсе не означает, что я когда-либо желал ей зла...Я связан по рукам и ногам "священными узами брака", будь они прокляты, - горько усмехнулся Владимир Дмитриевич. - Ну, и некоторыми другими причинами... "Порядочностью"? Ха, Загорский, не смей произносить это слово, к тебе оно не имеет ни малейшего отношения. - Но ты должна знать, что это и только это я имел в виду, когда говорил, что не нужен тебе...Все остальное для меня настолько несущественно, что даже говорить об этом не хочу. Я люблю тебя, люблю! Готов повторять эти слова снова и снова, пока из твоей умной головки не вылетят все те глупости, которые ты там себе навоображала. Единственное, что мучает меня - это то, что я не смогу дать то, чего ты заслуживаешь. Теперь не смогу...и еще бог знает, сколько времени. А потому не имею права требовать от тебя что-то взамен. Ты понимаешь меня, Варю?
Варвара Белозерова: Варвара быстро кивнула. Закончив говорить, Владимир Дмитриевич «забыл» убрать палец с ее губ, и она порывисто схватила его кисть, прижала ее к своим губам и стала целовать, попутно орошая ее своими слезами. Здесь перемешалось все: и слезы счастья, вызванные его признанием, и слезы разочарования от безвыходности ситуации, в которой они оказались, и слезы сожаления и извинения за свой эгоизм. Какая же я глупая и злая! Все это время я думала только о себе и своей горькой участи, но ни разу не подумала о том, каково приходится ему. Его чувства уже много лет заперты в тюрьму его брака. Ему приходится прятать их от своих, чужих и тех, кого он любил все эти годы! Дорогой мой! Любимый! Кто, кроме меня, сможет понять тебя лучше? Как же ты страдал! - Вам не нужно ничего от меня требовать. Я буду ждать столько, сколько нужно. Только… Только Вы не считайте мои слова … детскими. Вы, как никто другой, знаете, что я всегда следую решениям, которые принимаю. Для того, чтобы произнести последующие слова, Варваре пришлось собрать в кулак всю свою смелость: - И не считайте меня жестокой по отношению к Елене Игнатьевне… Но мне … мне … не за что уважать ее.
Владимир Загорский: Он вновь притянул девушку в свои объятия и с улыбкой прижался губами к ее затылку, а она доверчиво прильнула к его груди. - Господи, какое счастье вот так стоять с тобой! Всю жизнь бы не выпускал тебя из своих рук, любимая! - прошептал он куда-то в волосы Варвары. - Как же вышло, что мы разминулись во времени, девочка моя? Есть одна легенда и теперь мне кажется, что она про нас с тобой. В ней говорится о том, что все дети до рождения живут в особом месте, где нет времени. Вернее, оно есть - живое существо, - Время. И оно приходит за каждым из детей, чтобы в свой срок послать его на землю, к тем семьям, где дожидаются появления этого малыша... Загорский пересказывал Варю историю, рассказанную ему бонной-француженкой еще в детстве и потрясшую маленького Володьку до глубины души. В ней говорилось про мальчика и девочку, что любили друг-друга, но родиться на земле девочке было суждено лишь через восемьдесят лет после того, как там появится мальчик...Как же он тогда плакал, жалея несчастных влюбленных, матушка еще сильно бранила мадемуазель Анни за то, что та так растроила его... И вот теперь история странным образом спроецировалась на его собственную судьбу. Разве не странно? - К счастью, Варенька, мы разминулись на гораздо меньший срок, а потому, возможно, еще не все для нас потеряно, - закончил он свое повествование и вдруг заметил, что девушка слегка дрожит. - Бедняжка, да ты замерзла, пока я тут соловьем заливаюсь! Все-все, идем-ка лучше в дом, и...не спорь со мной, хоть ты уже и не дитя, - рассмеялся Владимир Дмитриевич, заметив, как в ее глазах появилось знакомое ему упрямое выражение. - Иначе я силком оттащу тебя, не впервой. А потом еще и бабушке пожалуюсь на то, как ты непослушна, и тогда Анна Оттовна тебе покажет, где раки зимуют. Это ведь только я не умею на тебя сердиться! Итак, мадемуазель, Вы позволите Вашу руку? Загорский шутливо склонился перед Варей в церемонном поклоне, она с улыбкой ответила ему столь же церемонным реверансом и положила свою маленькую ладонь, которая, и верно, уже стала совсем холодной к нему на руку, после чего они, счастливые, пошли обратно в дом. На душе у Владимира Дмитриевича было так светло, как не было, наверное, последние лет десять... Надеюсь, Морис Метерлинк не слишком обижен на меня за некоторое...творческое переосмысление его наследия...
Варвара Белозерова: - Знаете, а я не считаю, что разница в возрасте у нас так уж велика, - сказала Варвара, когда они с Владимиром Дмитриевичем шли к заднему крыльцу дома. Слезы на ее глазах просохли, и она даже начала шутить. – Посмотрим, не скажете ли Вы через пятьдесят лет: «О! Варваре УЖЕ ПОД семьдесят, а мне ЕЩЕ ТОЛЬКО ЕДВА ЗА восемьдесят. Не найти ли мне кого-нибудь помоложе?» Владимир Дмитриевич рассмеялся вместе с ней. - И еще я считаю, что помимо встречи во времени, нам повезло встретиться в пространстве. Сейчас мне подумать страшно, что я могла прожить всю жизнь в Лондоне, а Вы - в Санкт-Петербурге. Но мы встретились. Что это, если не Промысел Божий? Вернувшись в дом, Владимир Дмитриевич сразу же направился к парадному. Варваре очень не хотелось отпускать его, но долг звал его в дорогу. Она сделала знак лакею, дежурившему у входа, чтобы тот убрался и дал им возможность попрощаться: - Владимир Дмитриевич! Когда Вы отбываете?
Ариадна Чердынцева: Как же трудно усидеть на месте в тот момент, когда нужно действовать! Дорога каждая минута, а я тут высиживаю в ожидании неизвестно чего. Чтобы занять себя хоть чем-то, Адди вылезла из кареты и начала прохаживаться вдоль чугунной решетки. Скрип, доносящийся из сада позади нее, неожиданно прекратился. Ариадна, у которой от этого противного звука уже начало «рябить» в ушах, выдохнула с облегчением, но через несколько секунд напряженно замерла, так как до нее донесся хрипловатый голос Загорского: - Варвара... Варвара Александровна, умоляю, простите! Я ... с ума сошел! Этого больше не повторится... Я сейчас уйду! Обратившись в слух, Адди посмотрела в ту сторону, откуда доносились эти извинения, и увидела, как за голыми деревьями отгороженного решеткой сада слились воедино мужская и женская фигуры. В мужчине она без труда опознала Владимира, а «роль» женщины, судя по его обращению к ней, исполняла юная графиня Белозерова, крикнувшая: - Нет! Я вас не отпущу! Вот это да! Как земля носит столь наглых особ? Тебе русским языком сказано, что он хочет уйти! Нельзя так на чужих мужей вешаться, дурочка! - Варя, нет! Я не могу! Не можешь? Это что-то новое! Я люблю Вас, Варя! Люблю так, как ду… Плохо слышно! Господи, девочка моя, я старше Вас на целую жизнь, у меня жена… Зачем я Вам? Умница! Справедливый вопрос! Сопротивляйся, милый! Не дай этой пигалице окрутить тебя! - Нет! Нет! Не говорите так! Возраст не может быть помехой. Разница в годах, которая видна сейчас, через десяток лет сотрется, как будто и не было ее. Десяток лет? Вот это ты размахнулась! Да она вообще стыд потеряла! Зачем Вы мне? Чтобы любить Вас! … правы, все это суета. Зачем я Вам со своей любовью, если у Вас уже есть семья? И не одна! Уйти сейчас придется мне, а не Вам… И поторопись, дорогуша! Зеркалом дорога! В ответ Загорский зашептал что-то умоляюще-успокаивающе-оправдательное. - … Я связан по рукам и ногам "священными узами брака", будь они прокляты. Ну, и некоторыми другими причинами... Но ты должна знать, что это и только это я имел в виду, когда говорил, что не нужен тебе... Все остальное для меня настолько несущественно, что даже говорить об этом не хочу. Это ты обо мне?! Не верю, что ты говоришь это серьезно! Я люблю тебя, люблю! Готов повторять эти слова снова и снова, пока из твоей умной головки не вылетят все те глупости, которые ты там себе навоображала. Единственное, что мучает меня - это то, что я не смогу дать то, чего ты заслуживаешь. Теперь не смогу...и еще бог знает, сколько времени. И даже больше, чем ты думаешь! А потому не имею права требовать от тебя что-то взамен. Ты понимаешь меня, Варю? Ответа Адди не расслышала, но потому, как вновь слились силуэты говоривших, можно было догадаться, что девица была из понятливых. Загорский после ее ответа совсем растекся лужей и, похоже, начал распускать руки, шепча своей обожэ какие-то глупости. - Господи, какое счастье вот так стоять с тобой! Всю жизнь бы не выпускал тебя из своих рук, любимая! … где дожидаются появления этого малыша... Что????? О каком таком малыше идет речь? Неужели ты и здесь уже успел наследить? … Бедняжка, да ты замерзла, пока я тут соловьем заливаюсь! Ты себе льстишь! Скорее, вороной каркаешь! Все-все, идем-ка лучше в дом, и… Влюбленные ушли в глубь сада, и у Ариадны больше не было возможности слышать то, о чем они говорят. Но это было и не нужно! Главное она уже узнала!
Владимир Загорский: - Думаю, что завтра же к вечеру, - Загорский совсем уже собрался уходить, но Варюша вновь окликнула его и он был счастлив уже тем, что появилась еще минутка задержаться рядом с ней. - Я напишу Вам, как только прибуду в Рим, Варюша, будьте в этом уверены! В гостиной дома Владимир Дмитриевич не решался обращаться к ней на "ты", но ничто не могло скрыть счастливый блеск его глаз и те особые нотки в голосе, которыми можно говорить только с тем, кого любишь. Да, он был теперь счастлив, и было плевать, кто и что об этом подумает. Ты сказала, что будешь ждать! Видно, я все же, совершил в жизни что-то хорошее, если Бог послал мне тебя, моя Варя! Ах, как же приятно называть тебя "своей"! ...Когда лакей, подчиняясь знаку юной хозяйки, удалился, Загорский и вовсе повел себя, как мальчишка. Вместо того, чтобы церемонно раскланяться и уйти, он с озорным блеском в глазах вновь бросился к Варваре и, порывисто прижав ее к себе, поцеловал еще раз, словно скрепляя их новый тайный союз...
Варвара Белозерова: Прощальный поцелуй Владимира Дмитриевича ошеломил Варю. Она и подумать раньше не могла, что такое бывает. Когда Загорский в очередной раз с трудом оторвался от нее, Варвара снова чуть не расплакалась. Нет! Нет! Нужно сдержаться! Нельзя допустить, чтобы он запомнил меня в слезах! – подумала она и быстро спрятала свое лицо на его груди. - Неужели счастье никогда не бывает полным? – спросила она после того, как слезы, уже было подступившие к глазам, вернулись обратно. – Только не спрашивайте у меня, что привезти мне из Рима. Мое единственное желание – это Ваше возвращение. И вообще я хочу, чтобы Вы поменьше уезжали и побольше приезжали. Совсем не умею прощаться... Говорю какие-то глупости…
Владимир Загорский: - Я и сам мечтаю об этом, моя девочка, - рассмеялся Загорский. - Клянусь, что стану по пути в Рим думать только о том, как это устроить. А теперь - прогоните меня. Я прошу об этом только потому, что сам уйти не в силах. ...Расставшись с любимой, Владимир Дмитриевич всю дорогу домой пребывал в самом замечательном из своих настроений, перебирая в памяти только что произошедшие события, которые сразу же были отнесены к разряду самых драгоценных воспоминаний. Тех, что остаются с нами на всю жизнь. Прохор, как обычно, встретил его на пороге. Загорский мгновенно отметил про себя его несколько странный, даже растерянный вид. - Что стряслось, Проша? - спросил он слугу, привычным жестом бросая ему на руки плащ, шляпу, перчатки и, проходя через гостиную к кабинету. - Ты, как аршин проглотил. - Барин, - шепотом проговорил тот. - Барин, погодите, не спешите! Гости у Вас! - Гости? Какие гости, где? - Загорский осмотрелся по сторонам, но тут у него мелькнула догадка, слегка подпортившая радостный настрой. - Что...Ариадна Павловна здесь? - Да нет, не княгиня! Этот, ну, как его? Неслеротов, что ль? - Неслеротов? - он мгновение смотрел на Прохора, соображая, а потом нахмурил брови, чтобы не рассмеяться. - Граф Нессельроде, ты хотел сказать? Прохор никак не мог запомнить фамилии министра и коверкал ее всякий раз по-новому, отчего Владимиру Дмитриевичу порой бывало очень смешно, совсем, как теперь. Тем не менее, он быстро овладел собой. Все же, появление у него дома Карла Васильевича было редкостью. Они прекрасно ладили по службе, но дружескими отношения их назвать было нельзя по многим причинам, но прежде всего, - по соображениям субординации, которую русский министр тевтонских кровей свято чтил. Впрочем, Загорский в друзья к Нессельроде вовсе и не набивался... - Скажи, - он тоже перешел невольно на пониженный тон. - А давно ли ждет меня Карл Васильевич? - Дык...часа полтора, не меньше Полтора часа?! Загорский бросил взгляд на циферблат каминных часов. Да это почти столько, сколько он провел в доме Белозеровых! Не иначе, случилось что-то чрезвычайное, если граф, мало того, что пришел к нему домой сам, так еще и ждет так долго... - Он в моем кабинете? - быстро спросил Загорский и, не дожидаясь ответа, устремился туда.
Ариадна Чердынцева: Ариадна не стала дожидаться того момента, когда осчастливленный Загорский покинет белозеровский особняк на Фонтанке. Ей вдруг очень сильно захотелось спрятаться в стенах своего дома, чтобы пережить там столь подлое предательство человека, которого еще несколько часов назад она считала совершенством. Ее сердце выпрыгивало из груди от негодования и обиды. Подлец! Он знаком с этой девчонкой всего лишь несколько дней, а уже распустил хвост, как павлин. Любит он ее, видите ли… И когда только успел? Ничему его жизнь не научила! Неужели не может понять, что эта девчонка станет для него второй Еленой. Это сегодня ты красавец-герой-любовник, а что от тебя останется лет через пятнадцать? Захочет ли твоя возлюбленная иметь с тобой дело через несколько лет? Глупец! Однако, подъехав к своему дому, Ариадна поумерила свой гневный пыл и стала думать рационально. По крайней мере, ей так показалось. Сейчас Владимир витает в облаках от счастья. Высоко витает. А что если в этот момент сообщить ему о ребенке? Представляю, с какой силой он грохнется об землю. Не выходя из кареты, она послала кучера за своей Натальей. Когда девушка устроилась на сидении рядом с нею, Адди сказала: - Сейчас мы поедем к дому господина Загорского. Ты «прошмыгнешь» к своему Никите и попросишь его впустить меня туда незаметно. Наталья все сделала так, как ей приказали. Когда повар открыл для Ариадны едва заметную дверцу, выходящую в тихую боковую улочку, он весь дрожал: - Барин недавно приехали. Оне в кабинете. Гость у их. Прохор говорит, очччень важный человек. - Ничего, я подожду. Проводи меня в гостиную рядом с кабинетом. Только, чтобы тихо!
Владимир Загорский: - Карл Васильевич? Чему обязан удовольствием видеть Вас у себя? – Загорский вошел в кабинет и немного настороженно посмотрел на своего начальника. Граф Нессельроде, который до того сидел за его рабочим столом и листал какую-то книгу, взятую, вероятно, с одной из хозяйских полок, тоже встал и вышел к нему навстречу. - Да, вот, - как-то неопределенно ответил он Владимиру Дмитриевичу. - Случился повод. Граф много лет прожил в России, но заметный немецкий акцент в его речи по-прежнему сохранялся, особенно он становился заметен, если Карл Васильевич бывал взволнован. Но случалось это редко. Ибо, в том числе, и за эту за свою пресловутую невозмутимость и сухость министр иностранных дел давно заслужил злое прозвище «Кисель Вроде»… - Мы что-то не успели с Вами обсудить, граф? – Загорский решил помочь ему, явно желающему что-то сказать и подбирающему русские слова для этого. - Нет, Владимир Дмитриевич. Это не касается Вашей службы. Вы все приготовили безукоризненно, претензий быть не может. Дело в другом… Сразу после Вашего отбытия мне принесли письмо от господина Моргунова. - Михаила Викентьевича? Нашего римского посланника? – удивился Загорский, не совсем понимая, при чем здесь он. Но, вдруг, жуткая догадка пронзила всю его сущность. - Это…касается моей жены? - Крепитесь, Владимир Дмитриевич! – только и сказал в ответ Нессельроде и позволил себе слегка похлопать Загорского по плечу. - Но, когда?! - тихо проговорил тот и присел на краешек стола. – Она же сама писала мне, ее письмо, что я получил на днях… - он поднял взгляд на Карла Васильевича. - Дипломатическая почта, мой друг, она быстрее обычной. Душеприказчик Елены Игнатьевны взял на себя смелость обратиться в посольство, дабы как можно скорее донести до Вас последнюю волю госпожи Загорской…Конверт был вложен в письмо графа Моргунова. Вот, прошу Вас! – Нессельроде извлек из-за пазухи и протянул Владимиру Дмитриевичу предназначенное ему послание. Белый конверт, подписан почерком Елены. «Владимиру Дмитриевичу Загорскому в собственные руки»… Он растерянно крутил его в руках, отчего-то не зная, что теперь делать. Карл Васильевич, который все это время выдерживал деликатную паузу, наконец, тихо кашлянул и проговорил: - Ну, что же, Владимир Дмитриевич, глубоко огорчен, что стал для Вас гонцом, принесшим дурную весть. Примите мои глубочайшие соболезнования. И, наверное, мне следует теперь уйти. Прощайте! Загорский молча кивнул ему, по-прежнему разглядывая запечатанный конверт, словно пытаясь прочесть сквозь белую бумагу то, что было в письме его покойной жены, даже не предприняв попытки проводить гостя, как того требовала вежливость. Но в его нынешнем состоянии это было простительно, а потому Нессельроде тоже покачал головой и вышел прочь из кабинета, оставляя Владимира Дмитриевича наедине с его мыслями.
Ариадна Чердынцева: Эту крохотную гостиную около кабинета Загорского Ариадна заметила еще в свой прошлый визит в этот дом: перед уходом она не смогла отказать себе в удовольствии внимательно разглядеть свое будущее жилище. - Тута обычно курьеры из присутствия дожидаются, когда барин Владимир Дмитриевич изволят работать дома, - шепотом пояснил словоохотливый Никита. - Спасибо, ступай себе, - отмахнулась от него Адди. Как только Никита скрылся, она как можно тише подкралась к двери, за которой Владимир сейчас принимал важного гостя, и прислушалась. Тишина. Ничего не слышно. Не страшно. Знаю один способ. Ариадна беглым взглядом осмотрела комнату и увидела, что на небольшом столике стоят графин с водой и стакан. Какой ты у меня предусмотрительный и добрый! Заботишься о бедных курьерах! Ариадна на цыпочках подошла к столику, взяла стакан и, вернувшись, приставила его к двери, прильнув к нему ухом. Слышимость немного улучшилась: - … можно скорее донести до Вас последнюю волю госпожи Загорской, - «сказал» стакан с немецким акцентом. Последнюю волю?! Неужели?!!! Свободной рукой Адди заткнула себе рот, чтобы не закричать от радос… Нет, нет, от огорчения, разумеется. Бедный Владимир! Потерять жену в таком молодом возрасте. - …гонцом, принесшим дурную весть. Примите мои глубочайшие соболез… - продолжал вещать стакан. Дальше подслушивать уже не было смысла. Все изменилось! Все очень круто изменилось! Мне необходимо срочно обдумать сложившуюся ситуацию в спокойной обстановке, чтобы не наделать ошибок! Она осторожно покинула гостиную и направилась к выходу, около которого ее ждала карета. Ариадна упала на мягкие подушки и полностью ушла в свои мысли и переживания. Ах! Если бы не эта английская пигалица, то я бы сейчас уже утешала Владимира в его горе… Дескать, милый, не все так плохо: у нас будет ребенок… Бог дал тебе намного больше, чем отнял. Если бы… Если бы…Если бы… Как же быть? Попробую поставить себя на его место! Итак, Загорский свободен и влюблен в Варьку Белозерову. Даже ежу понятно, что он теперь захочет жениться вновь и возьмет в жены свою пассию. Могут ли мои новости о ребенке заставить его отказаться от этой девицы, если ему известно, что она отвечает ему взаимностью? Едва ли... Еще маменька-покойница говаривала, что все мужчины делятся на две группы: на тех, кто бросил своих внебрачных детей, и на тех, кто их воспитывает, ошибочно считая своими. Владимир без сомнения предпочтет первую группу. А если сделать так, чтобы … - Барыня! Барыня! – Наталье пришлось трясти княгиню за плечо, чтобы обратить на себя ее внимание. – Кучер спрашивает, куда ехать? Домой? - Что? – очнулась Ариадна. – Куда ехать? Возвращаемся на Фонтанку к дому Белозеровых.
Владимир Загорский: Последняя воля...Красивое выражение. Как будто человек может действительно на что-то повлиять, после того, как уйдет... Владимир Дмитриевич взял со стола рядом с собой нож для бумаг и аккуратно вскрыл конверт. Разорвать его, как обычно Загорский открывал свои письма, что-то не позволило. Последняя воля... Послание его жены оказалось не слишком большим. Пара листков, исписанных ее мелким слабым почерком - тонкая и хрупкая, как фарфоровая статуэтка, Елена Игнатьевна даже писала соответственно - тонко и хрупко, почти не нажимая на перо. "Дорогой Владимир!" - прочитал он обращение. - "Если это письмо ты держишь в руках, значит меня уже нет...Не сочти эту фразу мелодраматическим ходом, ты знаешь, я не склонна к подобным реакциям. Но, видимо, болезнь что-то поменяла во мне, если я вообще решила написать тебе перед тем, как навсегда оставлю. Вернее, освобожу. Да-да, не спорь! Я знаю, что всегда была тебе обузой, даже, когда еще не болела. За это я хочу просить прощения. Наш брак был ошибкой, мы оба это знали, а потому исправляли ее, как могли, в течении многих последующих лет. Как это получалось - разговор другой, но мы пытались. Вернее, пытался большей частью ты один, я же равнодушно взирала на эти попытки. И за это я тоже должна просить прощения. Господь знает, что ты хотел быть для меня хорошим мужем, а потому он не осудит тебя ни за какие дальнейшие грехи, коли они были. Мне же платить за свои уже скоро, поэтому пришло время покаяться хоть в некоторых, что я и делаю. Ты всегда был ко мне добр, поэтому я могу рассчитывать на то, что простишь. А также выполнишь одну мою просьбу. Это не будет сложно, но мне важно, чтобы она была исполнена. Владимир, ты знаешь, что я всей душой привязалась к Италии, которая оказалась истинной ее родиной. Ты уважал мою волю оставаться здесь - при жизни, надеюсь, не откажешь мне в этом и после смерти. Не перевози мой прах в Петербург. Я не люблю этот холодный город и не хочу оставаться в нем даже в виде праха! Кроме того, вероятно, теперь уже можно в этом признаться, здесь, на родине моей души, я нашла и того, кому смогла открыть сердце. Ты ведь не осудишь меня за это? Надеюсь, что тебе доведется испытать то, что стало известно мне в этот последний год моей жизни - настоящую любовь. Это замечательный человек. Он знает, что я угасаю, но он со мной и делает меня счастливой. Более всего он страдает от того, что потом у него не будет возможности прийти ко мне на могилу. Ты великодушен, ты должен понять и не лишать его шанса обладать хотя бы этим правом! Всем же остальным, оставшимся после меня, распорядись по своему усмотрению. Будь счастлив, прости меня еще раз за все и прощай! Е.З." ...Прохор был встревожен долгим молчанием в кабинете барина. Еще при появлении Нессельроде, он каким-то, почти собачьим, чутьем понял, что тот принес какую-то нехорошую весть, но какую? Долгое время Прохор стоял под дверью, пытаясь расслышать хоть что-то, но господа говорили очень тихо. Потом начальник его барина ушел, а Владимир Дмитриевич еще три четверти часа тихо просидели в одиночестве, не проронив ни слова. Прохор знал, что хозяин не любит внезапных вторжений в его кабинет, поэтому терпеливо ждал, пока начнет темнеть - тогда появляется "официальная причина" войти - задернуть гардины и зажечь свечи... Господи, Лена, бедная! Я испортил твою жизнь, а ты еще просишь у меня прощения! Конечно, конечно же я сделаю все, как ты хочешь! Как я могу тебе отказать в такой малости? Как я могу судить тебя? Мне остается утешать себя только тем, что ты хоть немного узнала, что значит любить и быть любимой... Внутренний монолог Загорского, обращенный к покойной жене, был прерван появлением в кабинете долговязого его лакея, который бочком просочился в приоткрытую дверь, бормоча что-то, вроде "негоже в темноте сидеть, глаза портить", принялся зажигать свечи с тревогой поглядывая на барина, которому, кажется, ни до чего не было дела. Когда с делами было покончено, Прохор все равно не торопился покидать кабинет, переминаясь с ноги на ногу и сосредоточенно сопя. - Ну, чего тебе? - не выдержал Загорский. - Дык... это, барин, случилось у нас чего, да? - Случилось, - покачал головой Владимир Дмитриевич, поднимая на него глаза. - Горе у нас, Прохор...супруга моя, Елена Игнатьевна, скончалась.
Ариадна Чердынцева: По дороге Ариадна велела горничной поколдовать над ее лицом: придать ему болезненную бледность и нарисовать темные круги под глазами. Наталья в таких делах была большой мастерицей и не зря ела свой хлеб. Удовлетворенная ее работой Ариадна «с трудом» вылезла из кареты и «поплелась» к парадному белозеровского дома. - Княгиня Чердынцева к графине Белозеровой, - прошептала она открывшему дверь дворецкому и дрожащей рукой положила свою визитку на протянутый ей серебряный поднос. Тот поклонился в ответ и довольно шустро для его лет побежал к хозяйке. Через пару минут он вернулся и сказал: - Барыня и барышня примут Вас в музыкальной гостиной. Следуйте за мной. Ариадна медленно пошла за дворецким, всем своим видом демонстрируя, как тяжело ей дается каждый шаг. Похоже, что ее игра произвела впечатление на старого слугу, и он даже махнул двум лакеям, чтобы они помогли ей. Но Адди гордым жестом показала, что не нуждается ни в чьей помощи. Из-за двери, к которой направлялась их «скорбная процессия», доносились звуки «Лунной сонаты». Лакей распахнул створки, и Ариадна увидела старуху, возлежавшую на кушетке, и ее внучку, играющую на рояле. После того, как она переступила порог, обе графини одновременно подняли головы и молча уставились на нее. Удивительно, как они похожи! Младшей графине, наверное, тяжело постоянно видеть перед собой собственный портрет в старости. Взаимно промолчав им в ответ, Ариадна медленно прошла в центр комнаты, где на полу так удачно лежал мягкий пушистый ковер, и грациозно «лишилась чувств». Опять ей пришлось полагаться на собственный слух: Варька вскочила со своего стула и побежала к ней, но старуха неожиданно остановила ее. - Варюша, пошли слуг за доктором, а сама пока сбегай в мою опочивальню. Там на столике ты найдешь флакон с зелеными каплями. Принеси его. Послышались быстрые шаги и скрип двери. - Я во времена своей молодости еще и не такие представления на полу устраивала, - вдруг сказала старуха. – Хватит придуриваться, а то сейчас вместо доктора велю позвать коновала с конюшни! Зачем Вы пришли? Говорите скорее, пока Варюша не вернулась. А старая ведьма еще не выжила из ума… Соображает… Такую лучше иметь в союзниках.
Варвара Белозерова: Как мало нужно для того, чтобы пасмурный осенний день превратился в солнечное майское утро! Нужно всего лишь узнать, что ты любима человеком, которого сама боготворишь! Ой! А разве это мало? Что еще может сравниться со восторгом взаимного признания? Разве есть на Земле что-нибудь лучше? После ухода Владимира Дмитриевича Варвара не находила себе места от счастья. Ей хотелось обнять весь мир и поделиться с ним кусочком такого земного чуда, как любовь! Это восторженное настроение не укрылось от Анны Оттовны, которой конечно же доложили о том, какой гость побывал в их доме. Варвара заметила, что бабушка осталась недовольна этаким полутайным визитом Загорского, и чтобы немного успокоить старушку, объявила, что будет развлекать ее целый вечер. Она заставила слуг перенести Анну Оттовну в музыкальный салон и села за рояль. Когда она уже в четвертый раз играла любимую бабушкину «Лунную сонату», в комнату вошел дворецкий и доложил, что о приходе княгини Чердынцевой к графине Белозеровой. Варвара и Анна Оттовна переглянулись: - К какой именно графине Белозеровой? – спросила девушка, рассматривая визитку незваной гостьи. - Не могу знать, - последовал ответ. – Но осмелюсь предупредить, что княгиня очень больны-с. Ох, боюсь, не заразны ли-с? - Зараза к такой заразе не пристанет! - отозвалась Анна Оттовна. – Мы ее примем. Проводи ее сюда. Вид у княгини в самом деле был неважный, и едва переступив порог, она упала в обморок. Варвара со всех ног бросилась к ней, но Анна Оттовна ее остановила и отправила за лекарством. Ей нельзя было отказать в логике: чем они могут помочь несчастной? Пусть здесь доктор разбирается. Выскочив из музыкального салона, Варвара немедленно отправила слугу к жившему неподалеку доктору Брандеру и приказала паре лакеев перенести княгиню на софу, и после этого побежала в спальню бабушки. Никаких зеленых капель она там не нашла, поэтому заскочила к себе и прихватила нюхательную соль… … которая не понадобилась. Когда Варвара вернулась в музыкальный салон, княгиня, уже пришедшая в себя, сидела на софе, а Анну Оттовну лакеи усаживали в ее кресло-каталку. - Оказывается, княгиня приехала к тебе, Варюша. Вы поговорите здесь, а я поеду к себе, пожалуй, - сказала Анна Оттовна и гордо удалилась. - И о чем же мы можем с Вами говорить? – спросила Варвара удивленно, когда они с княгиней Чердынцевой остались вдвоем.
Ариадна Чердынцева: - И о чем же мы можем с Вами говорить? – удивилась младшая графиня. - О чем? Нет! О ком! О ком могут говорить две женщины, которые влюблены в одного и того же человека? Взгляд Белозеровой вздрогнул и напрягся. Она уже открыла рот, чтобы опровергнуть это обвинение, но Ариадна мало кому позволяла перебивать себя. - Я здесь для того, чтобы предостеречь Вас, поэтому не стоит мне лгать! О Ваших чувствах к Загорскому, Варвара Александровна, я догадалась еще на балу. Это было нетрудно. Общение с Владимиром очень быстро научило меня распознавать соперниц в толпе за одно мгновенье. Однако, можете не волноваться, я сохраню Вашу тайну, но при условии, что Вы выслушаете меня. У меня сложилось мнение, что Вы уже давно знакомы с господином Загорским. Когда же Вы с ним пересеклись? Когда он работал в Лондоне? Девица отвела глаза и промолчала, а Ариадна мысленно потерла руки. Дело оказывается еще проще, чем предполагалось. - Но ведь это было около десяти лет назад! Вы же были совсем маленькой девочкой! – Ариадна изобразила такое удивление, что даже сама удивилась. – И Вы с тех пор любите его? Как такое возможно? Что Вы знаете о жизни? Что Вы знаете о любви? Что Вы знаете о нем? Ариадна специально засыпала Белозерову такими вопросами, ответ на которые заключался в одном слове: Ничего! - Все понятно! – Ариадна «с трудом» поднялась со своего диванчика и нервно заметалась по комнате. – Наш Владимир Дмитриевич выступает в своем любимом амплуа: сначала кружит головы всем женщинам, что попадаются у него на пути, а после того, как уложит их в свою постель, говорит: Прости, милочка, но я женат. Моя жена больна, и я не могу с ней развестись. До чего же удобно устроился, подлец! Но в случае с Вами он уже опустился так, что ниже некуда! Одно дело флиртовать с чужими женами, вдовами или разведенками, и совсем другое дело соблазнять невинную девушку!
Варвара Белозерова: - Неправда! – воскликнула Варвара, нарушив данное самой себе обещание. Как только Рыжая вскочила со своего места и начала перемещаться по комнате из угла в угол, девушка присела на подоконник и отвернулась к окну. С самого начала визита она приняла решение не отвечать на гадкие вопросы этой вздорной женщины. Ей очень хотелось вообще не слушать ее, но для этого следовало заткнуть уши. Подумав, Варвара решила этого не делать. Это будет ребячеством. Просто отвернусь и буду молчать. Главное – это не видеть торжества в ее глазах. Очень скоро ей надоест выступать перед публикой, которой не интересен ее спектакль, и она уйдет. - Все, что Вы здесь наговорили, не может быть правдой! Владимир Дмитриевич всегда был честен со мной. Он сказал, что любит меня, и я верю ему!
Ариадна Чердынцева: - Сказал, что любит Вас? – Ариадна сначала вопросительно изогнула бровь, но девица снова отвернулась к окну. – Я даже знаю, какие слова он при этом говорил. «Люблю так, как думал, что уже и не способен, но это случилось. Я люблю тебя, люблю! Готов повторять эти слова снова и снова.» Я угадала? Девица медленно повернула к ней свое удивленное лицо. Если в начале их беседы ее взгляд как бы говорил Ариадне: «Заткнись!», то теперь он требовал продолжения. - Владимир не оригинальничает в этом вопросе. В нашем обществе найдется много дам, кому он повторял эту фразу почти слово в слово. В самом начале моего романа с Загорским, ко мне пришла его прежняя пассия точно так же, как я сегодня пришла к Вам. «Что ж, милочка! Принимайте сей переходящий приз. Мне не нужен тот, кому не нужна я», - сказала она мне, и я могла бы сейчас повторить ее слова, но … есть одна проблема, которую Вы должны помочь мне разрешить. Ариадна набрала побольше воздуха в грудь, чтобы быстро, на одном дыхании, сказать: - Дело в том, что я беременна от господина Загорского. Поэтому я требую ответа на вопрос о Ваших дальнейших намерениях: Вы будете принимать его ухаживания? Если Вы скажете «да», то я не буду вам мешать и избавлюсь от будущего ребенка. Если вы скажете «нет», то … малыш останется жить и у него будет нормальная семья.
Варвара Белозерова: Это невозможно! Как она узнала о его словах если рядом с нами в тот момент никого не было? «Математический» мозг Варвары, привыкший быстро делать выводы, без промедления выдал ответ: Значит, эта женщина говорит правду! Я ошиблась в Загорском! Однако Варваре недолго пришлось страдать от этой мысли, потому что минуту спустя Рыжая поставила ее перед страшным выбором, после чего в музыкальном салоне надолго зазвучала музыка тишины. Варвара снова отвернулась к окну. Там майский день, который царил в ее сердце после объяснения с Владимиром Дмитриевичем, улетал куда-то далеко-далеко, оставляя после себя обычные серые сумерки октябрьского ненастного дня. Девушка прижалась лбом к стеклу, надеясь, что его прохлада вернет ей возможность рассуждать здраво. - НЕТ! - отчеканила она свой ответ. – А теперь извольте оставить меня. Я хочу побыть одна. Как только за Рыжей закрылась дверь, Варвара со всех ног бросилась в свою комнату. В минуты тяжелых душевных переживаний любой человек стремится оказаться в дорогой его сердцу обстановке, которая утешит, успокоит и придаст сил. Упав лицом на подушку, она дала волю своим слезам. Так вот что такое разочарование! Оно наступает тогда, когда ты понимаешь, что человека, которого ты любила, на свете никогда не было; когда любовь оказывается на стороне коварной, насмешливой и эгоистичной незнакомки. - Плачь, моя девочка! Плачь! – раздался вдруг тихий и спокойный голос Анны Оттовны. - Пусть это проклятое чувство к нему покинет тебя вместе со слезами. - Бабушка? – Варвара подняла свое заплаканное лицо. – Как Вы здесь оказались? Вы же сказали, что поедете к себе… - Прости меня, Варюша! Пока ты бегала за каплями, я заставила эту женщину рассказать о цели ее визита. К твоему сожалению, она совпадала с моей: я тоже не хочу, чтобы ты связала свою жизнь с господином Загорским. И поэтому я предала тебя, оставив наедине с этой женщиной. Нетрудно было догадаться, что ты ей ответишь, и куда придешь оплакивать свое решение… Плачь, моя родная! Плачь! – голос Анны Оттовны звучал нежно и трепетно, подобно «Лунной сонате», которой Варвара еще так недавно тешила слух старой женщины. – Если хочешь, то мы уедем с тобой отсюда завтра же! Вернемся в Белозеровку или переберемся в Москву. Там жизнь не такая бурная, как здесь, но там … - Нет, - перебила ее Варвара упрямым голосом. – Я не стану от него убегать. Он никогда не увидит меня опустившейся, как будто жизнь с его исчезновением потянула меня ко дну. Я не буду слабой, я не сдамся, не запрусь в своей комнате и не буду прятаться от людей. - Вот и славно, милая! – обрадовалась старушка. - Я слышала на днях княгиня Крестовская устраивает бал-маскарад. Сходи туда с Идалией Николаевной, развейся! Этот Фиц твой будет там, наверное. Я никаких денег не пожалею на твой костюм! Одно твое слово, и я скуплю у ювелиров Питера все бриллианты, чтобы украсить ими твое платье. - Нельзя, - всхлипнула Варвара. – Европейский этикет не разрешает незамужним девушкам носить бриллианты. Придется придумать маскарадный костюм из той эпохи, когда бриллиантов еще не было. Может быть, платье Клеопатры?
Ариадна Чердынцева: Несмотря на то, что ее грубо выставили, Ариадна покидала дом Белозеровых победительницей. От радости сознавания того, что у нее все получилось, она даже забыла о том, что должна изображать болезную даму. Теперь Владимиру ничто не мешает жениться на своей обожэ, но вопрос в том, захочется ли ей теперь выходить за него замуж? Итак, дорогой, с этого момента ты точно мой! Сегодня ты узнал о смерти жены, а завтра узнаешь, что потерял любимую. Представляю, насколько глубокой тебе покажется пропасть твоих несчастий! И вот после всех этих напастей я приду к тебе со своей замечательной новостью! По дороге домой Ариадна заехала к графине Баскаковой – самой большой столичной сплетнице – и «под большим секретом» сообщила ей о безвременной кончине Елены Игнатьевны Загорской. Она не сомневалась, что к завтрашнему полудню весь светский Петербург будет знать об этом. Однако, завтрашний день княгини Чердынцевой был расписан по часам. Недавно она получила письмо, где сообщалась дата, когда в Санкт-Петербург придет судно, на котором прибудет очень нужный для нее человек. В отличие от многих дам высшего столичного света, Ариадна точно знала, откуда в ее карман поступают деньги, и делала все для того, чтобы этот источник не пересыхал. Корабль, которого она ожидала с таким нетерпением уже несколько месяцев, должен был доставить к ней голландского агронома. Его нужно встретить, устроить для отдыха после трудного плавания, объяснить ему его задачу и отправить в Маевщину. Так что, мой дорогой Владимир, увидимся послезавтра.
Идалия фон Тальберг: Новость о том, что Владимир Загорский овдовел, Ида "принесла на хвосте" одна из ее знакомых, муж которой служил под началом Владимира Дмитриевича. Собственно, ничего неожиданного в том для баронессы, да и для любого мало-мальски сведущего в петербургском свете человека, не было. Все знали, что у мадам Загорской чахотка и дни ее сочтены. Удивительным было другое - то, что она завещала похоронить себя не на родине, в семейном склепе, а прямо там же, в Италии. Откуда подробности? Да все из того же источника. В дипломатическом кругу, оказывается, живо обсуждают частную жизнь своих начальников. Точнее, одного из них, Загорского. Ибо граф Нессельроде, в силу возраста и прочного семейного положения, уже давно не представлял интереса для светских кумушек. А вот Владимир Дмитриевич - совсем иное. И нынешнее его вдовство еще больше украсило этого и без того интересного мужчину... Когда приятельница, наконец, покинула ее дом, Идалия Николаевна подумала, что теперь есть резон отправиться к Загорскому, дабы выразить свои соболезнования. Но одной ей, не слишком коротко знакомой с ним, это было бы неловко. А значит, необходим кто-то, кто знает его ближе. "Белозеровы! Я поеду к Загорскому с Анной Оттовной и Варю, им, друзьям семьи Владимира Дмитриевича, это будет уж точно необходимо сделать. Вот и объединим наши усилия", - подумала Ида. И уже через час направлялась к ним в гости. Варвара встретила Идалию Николаевну в гостиной, как всегда, очень любезно. Но баронесса заметила, что девушка выглядит бледнее обычного, да еще, пожалуй, более рассеянной. На несколько вопросов Ида она ответила невпопад. Когда же мадам фон Тальберг в шутку упрекнула ее в этом, мимоходом предположив, что Варю, верно, в кого-то влюбилась, и теперь поглощена мыслями об избраннике, девушка как-то смущенно и испуганно взглянула на нее и ничего не ответила. - Простите меня, Варюша, и не обращайте внимания, - мягко улыбнулась баронесса, не понимая, чем задела ее, но немедленно стараясь увести разговор на более общую тему, если той это неприятно. - Иногда я говорю странные вещи...Но, знаете, зачем я пришла? - Варю посмотрела вопросительно. - Вы слышали про грустное событие в семье друга Вашего батюшки, господина Загорского? У него скончалась супруга, такое несчастье! - Ида вздохнула. - Я подумала, что необходимо поехать к нему, чтобы выразить нашу поддержку и сочувствие. Но одной мне это не слишком удобно. Возможно, когда Анна Оттовна и Вы соберетесь с визитом, я могла бы присоединиться?
Варвара Белозерова: Варваре легко было скрывать свои чувства от окружающих. Во всяком случае, ей так казалось. Воспитанная матерью-англичанкой она без труда ежедневно делала вид, что ест, пьет, разговаривает, совершает пешие и конные прогулки. О том, что ее маленькое сердце все эти дни плакало кровавыми слезами, не знал никто. Как жить дальше? – все чаще и чаще спрашивала она у себя. – Неужели то жалкое существование, которое я влачу сейчас, продлится долгие годы? Лучше уж вообще не жить! Однако Идалия Николаевна в первые же минуты своего визита заметила, что с Варварой что-то не так. А ее сообщение о смерти Елены Игнатьевны вообще повергло девушку в шок. Что это? Перст судьбы? Воля провидения? Теперь он свободен! Свободен! Но ко мне это не имеет никакого отношения! - Что? – рассеянно переспросила она у своей дуэньи. – Мы? Присоединиться к вам? Да-да, конечно. Вот только Анна Оттовна сейчас отдыхает. Она не могла уснуть всю ночь и задремала только под утро. Идалия Николаевна! Если Вас устроит мое общество и Вы сможете подождать, пока я переоденусь, то я с удовольствием составлю Вам компанию. Варвара удивилась самой себе: еще пять минут назад она ненавидела саму мысль о Загорском, но едва на горизонте забрезжила возможность увидеть его, она тут же за нее ухватилась. Я должна увидеть его! В последний раз. Увидеть и сказать, что … что он свободен от своих обязательств. В своей комнате она быстро переоделась в платье из шотландки в черно-серую клетку и спустилась в холл.
Ариадна Чердынцева: Ариадна оказалась права: на следующий день она устала сначала принимать у себя и затем выпроваживать столичных кумушек, спешивших поделиться с нею новостью о кончине мадам Загорской. Когда наконец-то к подъезду ее дома подъехала карета, которая привезла господина Ван Берга, княгиня приказала закрыть двери дома для гостей и говорить всем, что ее нет дома. На следующий день, с самого утра, одевшись в траурное платье, Адди поехала к Загорскому. - Владимир! – сказала она сразу после дежурных соболезнований. – Значит, похорон не будет? Но так же нельзя! Елену Игнатьевну необходимо проводить по-православному обряду, нужно заказать панихиду и сорокоуст! Ох, дорогой! Не волнуйся! Я сама договорюсь со священниками. Но думаю, что для наших сплетников нужно устроить небольшую символическую церемонию погребения и скромные поминки. Но ты ничего не бери в голову! Я все устрою. Ариадна развернула бурную деятельность, истинной целью которой было ее почти постоянное пребывание в доме на Миллионной улице. Она с нетерпением ждала, когда сюда приедут Белозеровы, чтобы выразить свои соболезнования, но противные графини упорно тянули с визитом. Где эти глупые гусыни? Я не могу ничего рассказать Владимиру, пока он не порвет со своей Варькой, а время-то уходит…
Идалия фон Тальберг: - Конечно, Варюша, - ответила Ида своей юной кузине. - Если Вы считаете, что Анна Оттовна не обидится на наше самоуправство, то давайте поедем вдвоем. Собирайтесь и не спешите, я вполне могу подождать. Варю тотчас же убежала в свои покои, оставляя Идалию Николаевну в некотором удивлении. Собственно, она не собиралась ехать к Загорскому именно сегодня, просто - планировала визит на ближайшие дни. Но Варвара приняла эту идею с таким энтузиазмом, что у кого угодно в голове бы возникли крамольные мысли... Но, нет! Этого не может быть, он же друг ее отца, а Варю - совсем ребенок: умная, по-британски сдержанная, но все равно еще совсем девочка. Ну, что за абсурдные подозрения! Она просто очень хорошо воспитана. Девушка, действительно, собралась очень быстро. Вскоре они уже были в экипаже Ида и направлялись на Миллионную, где располагался дом Владимира Загорского. И этого промежутка времени Ида хватило, чтобы вкратце рассказать увлекательную историю, приключившуюся с ней несколько дней назад, после бала у Бежецкого, непосредственным участником которой был сам граф Андрей Сергеевич. А так же господин Арсеньев, "тот самый, который испортил мне платье на балу, представляете?", а еще - новоиспеченный вдовец, к которому они теперь держали путь. При упоминании о Загорском, Варя вновь оживилась, но вскоре вновь "погасла", потому что его участие в том происшествии, как и графа Бежецкого, было эпизодическим. И Ида вскоре перешла к рассказу про Арсеньева, опуская, впрочем, все пикантные детали, которые не было необходимости знать юной барышне. В число этих деталей "случайно" так же попала и сама завязка истории. Ида сказала, что на мужчин напали хулиганы... Тем временем, их экипаж плавно затормозил у девятнадцатого дома на улице Миллионной. И обе дамы направились к парадному крыльцу.
Варвара Белозерова: Внимательно слушая рассказ Идалии Николаевны, Варвара немного отвлеклась от своих переживаний, но участие господина Загорского в событиях, имевших место после бала, снова вернули ее мысли на грустный путь. Однако, возможно, что это выход, - подумала девушка. – Получается, что мне не следует замыкаться в себе. Если я буду почаще выезжать и встречаться с другими людьми, то смогу все забыть, вернуть себе покой и жить дальше. Но это все потом… Вот мы уже на Миллионной… Когда карета остановилась, Варвара выскочила из нее, не дожидаясь, когда кучер откроет дверцу, и окинула взглядом жилище человека, который посмеялся над ее чувствами. Словно в угоду своему хозяину, огромный особняк усмехнулся и подмигнул девушке одним глазом – окном, за стеклом которого на Варвару и ее спутницу пристально смотрела бледная рыжеволосая женщина. - Идалия Николаевна! Извините меня! Прошу Вас, позвольте мне промолчать там… Я никогда раньше этого не делала. Не знаю, как себя вести и что говорить. Я здесь в первый раз, - сказала Варвара и добавила шепотом для себя, - и в последний.
Идалия фон Тальберг: - О, конечно, моя милая, - ответила ей Ида, полагая, что девушка просто смущена непривычной обстановкой и ситуацией. - Я все скажу. Кроме того, не думаю, что этот визит будет таким уж длительным: в конце-концов это просто долг вежливости с нашей стороны. Хозяин дома вышел к ним в гостиную очень быстро. Почти сразу после того, как баронесса вручила дворецкому свою визитку, указав при этом, что приехала вместе с мадемуазель Белозеровой. Владимир Дмитриевич был несколько бледнее обычного, в траурном сюртуке и черном галстуке. Он учтиво поздорововался с обеими дамами и предложил им садиться. Варвара и Ида заняли предложенные им места, а сам Загорский устроился напротив. Помолчали. - Владимир Дмитриевич, - наконец, проговорила баронесса. - Примите наши с Варварой Александровной глубочайшие соболезнования Вашему горю. Я знаю,как это трудно но нужно держаться. - Загорский кивнул молча. - Ваша супруга теперь в лучшем из миров, где ей больше неведомы болезни и страдания. Пусть это станет Вам хотя бы небольшим утешением в скорби. Идалия Николаевна говорила искренне. Она не знала отношений Влалимира Дмитриевича с женой, мало того, никогда ее не видела. Но выглядел он сегодня весьма удрученным. Из чего баронесса сделала вывод, что Загорский все же переживает потерю жены, несмотря на то, что незадолго до ее смерти появлялся в свете с любовницей, чуть ли не в открытую. Но мужчины - существа странные, это Ида успела понять уже давно. Поэтому совершенно не удивлялась такому поведению новоиспеченного вдовца... Закончив с выражением соболезнований, и, размышляя над тем, что бы еще сказать, Идалия Николаевна взглянула на Варвару, ожидая от той, если не реплики, то хотя бы кивка, подтверждающего ее слова. Но девушка сидела, не поднимая головы. И Ида мысленно упрекнула ее матушку за то, что та, похоже, не слишком правильно воспитывала дочь, которая так теряется в обычных, в общем, житейских ситуациях. Баронесса, конечно, слышала о "британской сдержанности", но не настолько же, право слово?!
Владимир Загорский: Когда дворецкий явился в его кабинет со словами, что в гостиной Загорского ожидают две дамы, Владимир Дмитриевич невольно поморщился. Опять! Наверняка, вновь очередная мамаша с очередной старой девой. После недавнего разговора с Арсеньевым, который первым обратил на это его внимание, Загорский уже много раз убедился в наблюдательности своего друга. Однако имя на визитке - "баронесса Идалия фон Тальберг", заставило выражение его лица измениться. - Скажи, а кто...вторая дама, которая приехала с мадам баронессой? - с замирающим от внезапной догадки сердцем спросил Загорский у слуги. - Не дама, Владимир Дмитриевич, а барышня, - ответил тот. - Варвара Александровна, дочка Александра Васильевича Белозерова, с госпожой баронессой к нам пожаловали... Этого оказалось достаточно, чтобы, спустя пару минут, Загорский, едва успевший натянуть сюртук и привести себя в порядок, уже шел в гостиную быстрым шагом. Она пришла! Моя умная, славная девочка! Она все поняла правильно! Владимир Дмитриевич почти не слышал слов, которые говорила ему Идалия Николаевна. Все его внимание было поглощено Варварой. Нет, он даже не смел смотреть на нее, сидящую так близко, что только протяни руку и можно коснуться...Но оставшиеся органы чувств остро реагировали на присутствие любимой. Он слышал ее ровное дыхание, ощущал тонкий запах духов, исходящий от Варю, а может, это были и не духи, а сама она излучала аромат зеленых яблок...Чувствуя, что теряет контроль и концентрацию в не самой подходящей этому случаю ситуации, Загорский вновь попытался сосредоточиться на словах баронессы фон Тальберг и даже, кажется, кивнул впопад. А потом она замолчала и посмотрела на Варюшу, словно ожидая продолжения своих слов именно от нее. Но девушка была безмолвна. Неловкая пауза затягивалась. Чтобы разрядить ее, Владимир Дмитриевич еще раз выразил признательность за то, что "не оставили его одного в несчастье", предложил им чаю или кофе, от которых обе дамы, впрочем, отказались. Таким образом, стало очевидно, что сейчас они встанут и уйдут. А еще это означало, что Загорский, похоже, даже не перекинется и парой слов с той, которую теперь страстно мечтал прижать к себе и целовать до одури, до головокружения у обоих. Это было особенно невыносимо! Он мучительно выдумывал повод для того, чтобы задержать их у себя еще ненадолго, но проклятый европейский этикет был против него. Подобный визит не может быть долгим. И, вот уже Идалия Николаевна, действительно, встает со своего места и начинает прощаться. А с ней и Варвара, которая, по-прежнему, так ни разу на него и не посмотрела. Почему, Варю?! Вдруг в голову пришла, наконец, спасительная идея. Глупая, конечно, белыми нитками шитая, но хоть что-то... Идалия Николаевна уже одетая, стояла на пороге, дожидаясь Варю, которой как раз теперь помогал с верхней одеждой слуга, когда Загорский неожиданно хлопнул себя по лбу - "вспомнил": - Варвара Александровна! Я же забыл совсем, Ваш батюшка письмо мне прислал и просил Вам передать кое-что на словах. Вы позволите задержать Вас всего на пару минут...Идалия Николаевна, Вы извините нас? Баронесса удивленно кивнула и вышла на улицу, оставляя Загорского наедине с не менее пораженной, чем она, Варю - слуга по знаку хозяина немедленно удалился. И, сию же секунду, Загорский, точно мальчишка, а не взрослый мужчина, порывисто схватил ладошки Варвары в свои и попытался притянуть девушку к себе: - Варя! Милая моя, как же я соскучился! - прошептал он горячо и наклонился, чтобы поцеловать ее, но был остановлен ее взглядом. - Что...что такое? Почему ты так смотришь?
Варвара Белозерова: Даже сквозь стекло было видно, что взгляд Варвариной соперницы преисполнен торжества. В ответ на это в девушке неожиданно проснулось какое-то неведомое чувство, которое за несколько мгновений подавило в ней весь ее сердечный трепет, оставив место только для холодного разума. Наслаждаетесь моментом, мадам? Отлично! Если Вам действительно нужен тот волокита и лгун, о котором Вы мне поведали, то получите его в свое единоличное распоряжение со всеми потрохами. Из вас двоих выйдет великолепная пара. И мне даже жалко вашего будущего ребенка. Какая жизнь его ждет при таких родителях? Впрочем, это не мое дело! Пока Идалия Николаевна выражала соболезнования, Варвара наблюдала за Загорским из-под опущенных рестниц. Он упорно не смотрел в ее сторону, сосредоточив все свое внимание на баронессе, как будто видел ее впервые. Неужели он наметил новую жертву? А почему нет? Он теперь свободен! И даже не боится моего присутсвия. Конечно, мое признание в любви у него уже имеется, и я для него всего лишь пройденный этап. Как там бабушка говорила? «Он впишет твое имя в список своих побед…» Нет, господин Загорский! Сегодня Вы заведете новую тетрадочку и назовете ее «Мои поражения». Визит, за время которого Варвара не произнесла ни слова, подошел к концу. Однако, когда дамы уже стояли у выхода, господин Загорский вдруг вознамерился поговорить с ней: - Варя! Милая моя, как же я соскучился! – горячо зашептал он сразу, как только Идалия Николаевна скрылась за дверью, и попытался поцеловать ее. Но Варвара, отстранившись от его рук и губ, насмешливо посмотрела ему в глаза. - Что...что такое? Почему ты так смотришь? – удивился он. - Как смотрю? – теперь она уже открыто рассмеялась ему в лицо. – Владимир Дмитриевич! Вам не кажется, что та шутка на балу с объяснением в любви несколько затянулась?
Владимир Загорский: Не понимая, что смешного он сказал, Загорский, тем не менее, тоже улыбнулся Варваре, приподняв брови. Но уже через мгновение, после того, как до него дошел смысл сказанного ею, улыбка осталась только на губах. Только даже теперь Владимир Дмитриевич скорее бы поверил, что оглох, сошел с ума, разучился родному языку, а потому не понимает, что Варвара имеет в виду: - Ты имеешь в виду бал у Андрея Бежецкого? - ответ на вопрос был очевиден, но ему нужно было еще хотя бы немного времени, совсем чуть-чуть... Смеющаяся Варвара кивнула в ответ, будто-бы даже говорить была не в силах. У самого же Загорского резко кончились силы терпеть это непонятное представление, и он резко схватил ее за плечи и даже, кажется, встряхнул. Девушка успокоилась так же внезапно, как и рассмеялась и теперь смотрела на него с вызовом. - Варюша! - Владимир Дмитриевич с тревогой разглядывал ее лицо. - Что с тобой? Почему ты вдруг вспомнила ту историю? Ну, да, это была глупая и жестокая затея, я и тогда понять не мог, зачем это все устроили, но, мне казалось, что в дальнейшем мы уже не шутили...Я не шутил, во-всяком случае..
Варвара Белозерова: - ... Я не шутил, во всяком случае… - Хочу ему верить, - шепнуло Варино Сердце. - Нет! – ответил ему Здравый Смысл. – Это невозможно. Он лжет! Вспомни разговор с Рыжей! Откуда ей стали известны его слова, которые он говорил, объясняясь тебе в любви? Но это все второстепенно… Ее угроза избавиться от ребенка – вот что важнее всего. Если ты сейчас поверишь ему, то станешь убийцей невинного существа… Рыжая обязательно найдет способ дать ему понять о том, что ты знала о ее беременности. Только представь, какими глазами он будет смотреть на тебя после этого? Ты не только погубишь его ребенка, ты сделаешь и его самого невольным соучастником этого преступления. А такое не прощают. - Тогда хотя бы объясни ему причины своего поведения, - потребовало Сердце. - Не могу. Это не моя тайна. - И как же ты поступишь? - Я откажусь от него ради него. Варвара высвободилась из рук Загорского и отвела взгляд в сторону. - И все же с моей стороны это была шутка.
Ариадна Чердынцева: С улицы донесся шум подъезжающей кареты, и Ариадна в нетерпении бросилась к окну. Но там ее ждало очередное разочарование: около парадного разворачивался экипаж с гербом фон Тальбергов. Еще одна одинокая вдовушка стремится захапать моего Владимира… Вот повадились! Прямо отбою нет! А эта такая резвая! Ох! Да это же она, мадемуазель Белозерова собственной персоной! Наконец-то! Осматривает дом… Увидела меня… Как только прибывшие дамы вошли в дом, Ариадна быстрым шагом направилась к гостиной, в которой Владимир встречал всех, кто приезжал к нему в эти скорбные дни. Рядом с этой комнатой располагалась небольшая столовая, в которой всегда был накрыт стол для желающих помянуть усопшую. Это была идея Ариадны, которая помимо прямой цели давала ей возможность подслушивать все, о чем гости говорили с Владимиром. Она слегка приоткрыла дверь и припала ухом к образовавшейся щели. Соболезнований мы уже наслушались… Эту часть визита можно было бы и не подслушивать. Девчонка молчит, и это обнадеживает. А вот баронесса фон Тальберг здесь явно лишняя. Нельзя так крылить над своей подопечной… Дайте им поговорить, милочка! Ох, бывают в жизни повороты! Если бы мне кто-нибудь раньше сказал, что я самолично буду устраивать свидание для Владимира и его возлюбленной, я бы выцарапала глаза этому человеку. Но вот поди же ты! Именно это со мной и случилось. Неисповедимы пути твои… О! Остались наедине! Начинается! *** У меня получилось! Девчонка поверила в мой бред … Умница! В смысле, это я умница! Ариадна легонько положила руку на свой живот и мысленно произнесла. Мой маленький! Не бойся ничего. Я никогда не дам тебя в обиду. Обману и растопчу каждого, кто посмеет встать у тебя на пути. Только бы ты был счастлив! Только бы тебе было хорошо! Однако события в гостиной подошли уже к своему заключительному этапу. Владимир оскорблен в своих лучших чувствах, и его горю, вероятно, нет предела. Итак, малыш! Твой выход! Папочка нуждается в хороших новостях.
Владимир Загорский: Она дернула резко плечами, высвобождаясь, и руки Загорского еще несколько мгновений обнимали воздух, а только потом опустились: - Ну, что же, - проговорил он медленно и с усмешкой. - Тогда мне следует Вас поздравить, Варвара Александровна. Розыгрыш удался. У Вас блистательное...чувство юмора...Я поверил. И даже, представьте, подыскал нам "гнездышко"...Ермолово, дивное место для тихой семейной жизни вдвоем... Сказав это, Владимир Дмитриевич сделал один шаг в сторону, пропуская Варю в выходу, давая тем самым понять, что более ее не задерживает, она молча взялась за ручку двери и повернула ее, намереваясь открыть. В этот момент Загорский вновь ее окликнул. - Мадеуазель? - такое безличное и холодное обращение, вероятно, должно было задеть девушку после всех его признаний, но того он и добивался. - Я займу у Вас еще всего одну секунду, - ах, какая дьявольская ирония сейчас звучала в его голосе, Загорский сам почти в нее поверил. Варвара обернулась. - Позвольте дать Вам совет, мадемуазель - на будущее. Ваше счастливое будущее...Так вот. Научитесь согласовывать устремления Вашего разума и Вашего тела. Пока это выходит плохо. И, может статься, следующий объект Вашего юмора окажется не столь сдержан и терпелив, как я. А для юной девицы это чревато неприятностями. Играть следует осторожнее...А теперь - всего наилучшего! Его слова были намеренно циничны, они хлестали, как плетка. Варвара распахнула дверь и стремглав бросилась прочь, оставляя его в одиночестве. Понаблюдав, как та, что только что уничтожила его сердце, поспешно садится в экипаж, Загорский тихо закрыл входную дверь, а потом, со всего размаху, треснул по ней ладонью, желая болью физической хоть немного компенсировать катастрофу, происходящую в его душе.
Ариадна Чердынцева: Ариадна еще раз посмотрела на себя в зеркало. Сегодня на ней было темно-зеленое платье, отделанное кружевом полынного цвета, так любимого господином Загорским. Она символически поправила свою замысловатую прическу, сделала глубокий вдох и … отправилась навстречу новой жизни, открыв дверь в кабинет хозяина дома. Заметив ее, Владимир встал с кресла и сказал почти равнодушно: - Ах, это ты, душа моя? Как я рад тебя видеть, Ариадна! - Спасибо, дорогой! Я здесь с самого утра присматриваю за слугами... А почему твои последние гости отказались помянуть Елену? Впрочем, не отвечай. Бог с ними! Я могу себе представить, как ты устал за эти дни. Согласись, что обычные похороны легче пережить, чем этот непрекращающийся поток соболезнований, раз за разом бьющий по больному месту и напоминающий тебе о твоей утрате. Ах, если бы еще все они были искренними… За время своей речи Ариадна подошла к Загорскому совсем близко и, положив руки ему на плечи, усадила обратно в кресло, а сама устроилась на его подлокотнике. Нельзя сказать, что ей было удобно, но она думала не о сиюмитных удовольствиях, а о тех, что ждут ее совсем скоро. Отсюда Владимиру будет очень удобно взять меня на руки и посадить к себе на колени, чтобы целовать, целовать, целовать… - Я представляю, как тебя достали все эти великосветские мамаши, желающие пристроить своих дочерей. Не сердись на них, милый, и пойми: в мире нет ничего сильнее материнской любви к своему ребенку. Адди на несколько мгновений прервала свою речь, посмотрела Владимиру прямо в глаза и спросила: - Как ты посмотришь на то, чтобы принять сейчас еще одну женщину с ребенком? С твоим ребенком...
Владимир Загорский: Она говорила и говорила. Слова лились из Адди сплошным потоком, и поток этот вполне благополучно миновал сознание Загорского. Потом она усадила его обратно в кресло, а сама примостилась рядом. Ему хотелось отстраниться, но Ариадна не оставляла такого шанса. Она словно пыталась заполнить собой все его личное пространство, и это несказанно раздражало Владимира Дмитриевича. Впрочем, даже такая эмоция, как раздражение, сейчас все-равно была приятнее, чем опустошенность, которую Загорский чувствовал в своей душе. Значит, он все еще может что-то чувствовать... Тем временем, сознание выцепило из пространного монолога Адди некий фрагмент, который смог привлечь его внимание: "с твоим ребенком", сказала она. Загорский чуть нахмурил брови и жестом попросил ее замолчать: - Женщину с моим ребенком? Что такое ты имеешь в виду, Адди? У меня нет детей...во-всяком случае, тех, о которых я знаю, - не сдержался, добавил обычную в таких случаях мужскую оговорку. И тут до него дошло. - Моим ребенком?! Ариадна, ты, что...Но, насколько я помню, ты говорила, что не можешь иметь детей, поэтому мы никогда не заботились, чтобы...Черт, что я несу?! - он посмотрел на нее виновато. - Адди, я идиот! Прости меня, бога ради! Это...замечательная новость, я рад... ...вероятно... Владимир Дмитриевич вновь взглянул на нее, на этот раз по-другому, как-бы изучающе, а потом, наконец, улыбнулся и притянул женщину к себе. - Да-да, я рад! Но ты абсолютно в этом уверена? Я хочу сказать, не может ли быть ошибки...ты понимаешь же, да? Это слишком серьезно, чтобы пускать все на самотек. Ты обращалась к доктору? Кто он? Я помню, Елена лечилась у какого-то Гельтмана, говорят, он необычайно знаменит в этой вашей сфере, ты непременно должна обратиться к нему... Теперь уже сам Загорский говорил и говорил, пытаясь на корню задавить любые сомнения. Да и в чем сомневаться? Это судьба. Адди никогда ему не изменяла, Адди его любит, она ждет его ребенка...Она станет его женой.
Ариадна Чердынцева: Ариадна была разочарована. Какие там колени?! Какие там поцелуи?! Размечталась!!! На мгновенье ей вообще показалось, что она ошиблась с выбором диспозиции, заняв место на подлокотнике кресла. Если бы Владимир от неожиданной новости резко вскочил со своего места, то Адди в результате этого грохнулась бы на пол. Но ей «повезло», так как новоиспеченный папаша отреагировал на известие о будущем наследнике очень сухо и вымученно. Нет, он честно пытался радоваться, но у него это плохо получалось. Можно подумать, что у него уже двадцать пять детей, и я сообщила ему о двадцать шестом. Ух… Словно услышав ее мысли, Загорский начал «исправляться», но хватило его ненадого: он улыбнулся, обнял ее, принялся «заботиться» об ее здоровье и … все! Настроение женщины, обманутой в своих самых сокровенных ожиданиях, мгновенно испортилось. – И это все, что ты хочешь мне сказать? – спросила она с вызовом в голосе, но потом, спохватившись, добавила, как послушная жена: – Спасибо, дорогой. Я на днях непременно посещу кабинет доктора Гельтмана. Но мне кажется, что в нашем обществе в подобных случаях принято, чтобы мужчина сначала заботился о семейном положении матери своего будущего ребенка, а уже потом о ее здоровье.
Владимир Загорский: "А чего еще она ждала от меня? Того, что я паду на колени со слезами умиления на глазах? А под потолком кабинета запорхают райские птицы?" - подумал Загорский с новым приливом раздражения в душе. И хотел уже было высказать ей эти мысли, но Адди, великолепная лицедейка, уже скрыла свои истинные чувства, так некстати вырвавшиеся наружу, маской покорности. А потому и Владимир Дмитриевич решил не демонстрировать своих...пока. - Послушай меня, дорогая, я долгое время провел вне "нашего общества", поэтому, вероятно, плохо помню его каноны. А в тех местах, где мне доводилось бывать, для всякого мужчины здоровье и благополучие матери его ребенка гораздо важнее каких-то там светских условностей, - он намеренно подчеркнул слово "его", чтобы у Адди не возникло мысли, будто он сомневается. - Что же касается до "приличий"...Хм, вот уж не думал, милая, что для тебя они так важны, - Загорский усмехнулся и чмокнул Ариадну в лоб. - Однако я не настолько низок, чтобы компрометировать тебя не только связью с собой, но и рождением незаконного ребенка. Все же, я считал, что ты обо мне лучшего мнения. Естественно, мы поженимся. Но - не завтра же? Надо дождаться хотя бы сороковин Елены. Кажется, у нас еще есть время, покуда все станет очевидно окружающим? Он посмотрел ей в лицо и, вдруг, почувствовал себя неловко. На лице Ариадны читалась растерянность, похоже, не наигранная, а в глазах чуть ли не слезы стояли. Владимир Дмитриевич понял, что перегнул палку. Ну, да, конечно, Ариадна - не романтическая барышня, но, все же, не стоило быть с ней настолько циничным. А ведь рассуждения об их браке, чуть не как о взаимовыгодной сделке, в самом деле так выглядели со стороны. Ни слова не говоря больше, Загорский перетянул ее к себе на колени и заключил в объятия, прижимаясь губами к ее роскошным рыжим локонам, которые та сегодня как-то особенно замысловато уложила, ради такого случая, ради него... - Ну, что ты, глупенькая? - проговорил он ей в волосы гораздо более нежным тоном. - Ну, как ты могла подумать, что я тебя оставлю? Я просто не слишком эмоционален, это правда. Но это не означает, что я не радуюсь тому, что у меня, наконец, появится ребенок - мальчик, девочка - это совсем не важно. Мы будем счастливы вместе, Адди! ....вероятно...
Ариадна Чердынцева: - Да, да, да! Мы обязательно будем счастливы, - прошептала Адди сквозь неожиданно хлынувшие слезы. Солено-сладкие слезы! Слезы, источником которых было сердце, а не глаза. Разве есть на свете что-нибудь более приятное, чем сидеть на коленях у любимого человека, осыпающего тебя легкими поцелуями и шепчущего самые желанные на свете слова? Ариадна даже боялась пошевелиться, опасаясь, что малейшее движение может разрушить ту гармонию, которая заполнила ее в этот момент. Именно сейчас она поняла, каково быть счастливой. Рядом с ним мне не нужно быть сильной женщиной, в одиночку противостоящей всем напастям. У меня теперь есть возможность поплакаться в жилетку сильному мужчине. Я могу быть уверенной, что он разрешит все мои проблемы. Как же мне сейчас хорошо! Если бы еще знать, как сохранить с ним такие отношения? Увезти бы его домой в Маевщину, спрятать там от всяких юных соблазнительниц… Ох! Одна дурная мысль о сопернице, и все мое спокойствие улетучилось. Могу поспорить на что угодно, что он сейчас думает о ней. Как бы его отвлечь от этих мыслей? Есть только один способ, который наверняка не напомнит ему о ней. Уверена, что их отношения не зашли так далеко…
Владимир Загорский: Обнимая Адди, доверчиво прильнувшую к его груди и совсем не похожую на себя обычную в этот момент, Загорский с тоской думал о том, что, кажется, совершил сейчас второй раз в своей жизни одну и ту же ошибку - предложил руку той, кого не любит. И никогда не полюбит. Да, всего лишь руку, потому что сердце, а точнее его нынешние осколки, навеки принадлежали Варюше, что бы она не собиралась с ними сделать далее. Да пусть хоть выбрасывает, ему и не жалко! Именно так, второй раз в ту же яму. Только теперь из нее уж точно не выбраться. Размышляя о причинах неудачи их брака с Еленой, Владимир Дмитриевич находил некоторое утешение для своей совести в том, что жена была к нему столь же равнодушна, как и он сам по-отношению к ней. Кроме того, у них не было детей... Ариадна любит его. И скоро у них будет ребенок. Он повторял и повторял это про себя, пытаясь вытеснить из головы мучительные мысли о совсем другой любви, для которой отныне там места быть не должно. Все решено. И неважно, почему так вышло. Он сделал свой выбор. ...Неожиданно Адди оторвала голову от его груди и прильнула губами к его губам. Загорский ответил на ее поцелуй, но продолжать дальше сейчас ему совершенно не хотелось, слишком много всего сегодня сразу было сказано и произошло... Даже ее чары на этот раз были бессильны над Загорским. Он мягко и деликатно отстранился и, с улыбкой глядя ей в глаза, мягко проговорил: - Ну-ну, радость моя, не забывай, что теперь нам придется быть гораздо более осторожными, чем прежде, если мы не хотим потерять моего наследника, - он притворно нахмурил брови. - Да, Адди, ты должна понять, что выходишь замуж на настоящего деспота, - с усмешкой добавил Загорский, заметив разочарование в чайного цвета глазах княгини...
Варвара Белозерова: Варвара бросилась прочь из гостиной, стремясь убежать не только от Загорского, но и его жестоких слов, которые хлестали ее своей несправедливостью. Как только лакей закрыл за нею дверь, она остановилась, чтобы решить, что делать дальше. Я переживу это потом, а сейчас мне нужно скрыть свои эмоции от Идалии Николаевны! Она делала это не из-за того, что не доверяла своей родственнице и дуэнье, а потому что была так воспитана. Ее мать не раз повторяла ей: Нельзя выставлять свое горе напоказ другим людям! И не потому, что они могут увидеть тебя слабой, а для того, чтобы оно не затронуло и их тоже. Представь, что все твои неприятности сосредоточены в воде, которая до краев наполняет сосуд, и твоя задача пронести его через все испытания, не расплескав, не пролив ни капли. А Анна Оттовна, которая совсем недавно утешала Варвару в ее комнате, добавила к тому, что говорила мать: Не доверься подружке, а доверься подушке. Варвара вышла в холл, одну из стен которого занимало большое зеркало, и перед ним привела в порядок свой внешний вид и мысли. Потом, позже я поведаю подушке о своих переживаниях, а сейчас у меня все в порядке. Мои близкие и друзья живы и здоровы, у меня впереди бал, на котором я буду танцевать с Ричардом. А господин Загорский пусть получит ту, кого он заслужил. Улыбнувшись своему отражению, Варя гордо подняла голову и вышла на улицу, где, уже сидя в своей карете, ее ждала Идалия Николаевна.
Идалия фон Тальберг: Ида была несколько обеспокоена тем, что Варюша так долго остается наедине с господином Загорским в его доме. Это могло повредить репутации девушки в том случае, если бы вдруг кто-то из прочих знакомых Владимира Дмитриевича решил навестить его с выражением соболезнований и увидел ее там одну, без сопровождения родственников. Поэтому она уже была готова, невзирая на то, что это было не совсем ловко, после того,как уже распрощалась с хозяином, вновь выйти из кареты и направиться в дом затем, чтобы увести оттуда племянницу. Однако в этот момент Варя, наконец, показалась в дверях парадного входа особняка Загорского. - Варюша, ну что же Вы так долго, я уж волноваться начала, - сказала Ида и, на правах дуэньи, не переминула высказать девушке свои мысли на этот счет, чем, кажется, ее изрядно расстроила и смутила. Во-всяком случае, так Идалии Николаевне показалось. А может, на Варю просто так подействовала обстановка траура в доме Владимира Дмитриевича. На всякий случай, Ида все же решила сгладить свою резкость. И, перед тем, как выпустить девушку из экипажа возле ее дома, баронесса взяла Варвару за руку и проговорила примирительным тоном: - Милая, Вы ведь на меня не обиделись за этот маленький выговор? - Варя ответила, что нет. - Ну, вот и славно! Поймите меня, Варю, я несу ответственность перед Вашим батюшкой, который доверил Анне Оттовне и мне в свое отсутствие сохранение Вашей репутации. И, если в компетенции в этом вопросе графини Белозеровой я не сомневаюсь, то в своей, - тут она улыбнулась. - В своей я сомневаюсь изрядно, а потому боюсь навлечь на свою бедную голову гнев Александра Васильевича. Поэтому, уж не сердитесь на свою неопытную дуэнью, хорошо? - она примирительно сжала ладонь Варю, и та ответила слабой улыбкой и ответным пожатием. После чего вышла из кареты и вскоре скрылась за дверью бабушкиного дома, дождавшись этого момента, баронесса велела кучеру трогать и также поехала домой. На сегодня свой долг она сочла исполненным.
Ариадна Чердынцева: - Ты прав! – сказала Адди с покорностью в голосе, которая далась ей с большим трудом. – Мне, наверное, следует поехать домой. Нам сейчас, как никогда, нужно соблюдать приличия. Давай отдохнем пару дней и наберемся сил. Скоро они нам понадобятся. Однако отдохнуть Ариадне не удалось. Дома ее ждал сюрприз, причем из неприятных! По лицу лакея, открывшего его входную дверь она поняла, что пришла беда. - В чем дело? – спросила она спешившего ей навстречу дворецкого. - Так эта… Барин приехали! - Какой еще барин? – удивилась Ариадна. - Аркадий Михайлович… В круговерти последних дней Адди совершенно забыла про угрозу Чердынцева привезти в Санкт-Петербург новую жену. Да чего там греха таить, она вообще забыла о том, что где-то на свете существует этот человек, который в течение 9 лет был ее мужем. - И где он? Куда ты его проводил? - Они прошли в спальню, - по смущенному виду дворецкого можно было понять, что Аркадий сам нашел дорогу в своем бывшем доме. - Он… один приехал или с кем-то? - Один. - Собери мужиков покрепче и предупреди их … - Адди хотела сказать «чтобы были готовы выбросить барина из моего дома», но вовремя одумалась. Незачем посвящать дворню с свои дела. Еще неизвестно, какую гадость он мне приготовил. – Ладно, я с ним сама разберусь. Князь Аркадий Михайлович Чердынцев лежал поперек кровати в верхней одежде и храпел. Ничего не изменилось, - подумала Ариадна, когда увидела эту картину. – В последний год нашего брака сон и храп были единственными вещами, которыми мой муж мог заниматься в спальне. Неужели я когда-то любила его? За что? Почувствовав на себе ее пристальный взгляд, Чердынцев перестал храпеть и открыл глаза. - Ооооо! Кого я вижу! – сказал он и окинул стоящую перед ним женскую фигуру похотливым взглядом. – Дорогая! Вот я и приехал… - Зачем? – голос Ариадны был холоднее питерской зимы. - Жениться собираюсь. Присмотрел тут одну дамочку. - Ну и шел бы к ней. Ко мне то зачем явился? Уже через час по Питеру поползут слухи о том, что ты приехал и остановился в моем доме. - Да пусть ползут. Что с того? - Я боюсь за твою репутацию в глазах родителей твоей избранницы. Она, видимо, и так не на высоте, а тут еще слухи о связи с бывшей женой. Согласись, что это не нужно ни тебе, ни мне. Поэтому вставай и выметайся из моего дома немедленно. - А моя избранница сирота, - хохотнул Аркадий. – И мне плевать, что там ваши столичные кумушки подумают обо мне. - А мне не плевать. Через месяц я выхожу замуж и … - Чего? Ты? Замуж? За кого? – князь от удивления даже сел на кровати. - Да! Я! Замуж! За Владимира Загорского! Ариадна понимала, что об этом нельзя говорить, но не смогла отказать себе в удовольствии стереть улыбку с лица Чердынцева. - За Загорского? Из Загорщины? – он сначала удивился, но ненадолго. Очень скоро улыбка на его лице из мерзкой превратилась в похабную. – Так тебе ничего не известно?
Варвара Белозерова: - Не беспокойтесь на мой счет, дорогая Идалия Николаевна, - успокоила Варвара свою дуэнью. – Я понимаю, что просьба моего отца добавляет Вам лишних хлопот, но прошу Вас простить его. Он знает, что я лишена романтического взгляда на этот мир и обычно просчитываю каждый свой шаг, поэтому был уверен, что я не доставлю Вам неприятностей. Спасибо, что Вы составили мне компанию сегодня. Если бы не Ваше участие, то мне пришлось бы наносить этот скорбный визит вместе с бабушкой, а она сейчас не в том состоянии, чтобы делать это. Боюсь, что она не сможет сопровождать меня на бал-маскарад в честь именин Анны Александровны. Так что все мои надежды теперь только на Вас. Я не стану докучать Вам лишний раз, поэтому увидимся перед балом. До свидания! Варвара вышла из кареты баронессы фон Тальберг и направилась домой, чтобы упасть там лицом на подушку и дать наконец выход обуревавшим ее чувствам.
Ариадна Чердынцева: - О Владимире мне известно все! – безаппеляционно заявила Ариадна. Этот проходимец видно думает, что я не знаю о том, что Загорский женат. Но мне то известно, что он уже свободен. - Правда? – ехидно ухмыльнулся Чердынцев. – Тогда ответь мне на пару вопросов. Почему после стольких лет дружбы и добрососедских отношений твои и его родители не поженили вас? Почему твоя мамаша потащила тебя в Санкт-Петербург на «ярмарку невест», когда у вас под боком жил такой блестящий кандидат в твои мужья? - Мне кажется, что у тебя уже есть ответы на эти дурацкие вопросы. Мели Емеля – твоя неделя. - Представь себе, есть! - князь веселился от души. – Помнишь, после похорон твоей матери мы несколько дней прожили в Маевщине? Я тогда здорово пил, а ваш деревенский священник составлял мне компанию. Разве такое забудешь? Этот священник до сих пор пьет как лошадь! - После трех дней возлияний у этого старого хрыча развязался язык, и он пересказал мне то, о чем ему исповедалась твоя матушка на смертном одре. Оказывается, она еще до твоего рождения согрешила с вашим соседом Дмитрием Загорским, и у нее всю жизнь были подозрения, что это именно он был твоим отцом. Ты понимаешь, к чему я клоню? Ариадна ни за что бы не поверила словам Чердынцева, но в этот момент ей вдруг вспомнились слова княгини Маевской, которые та часто повторяла: мужчины делятся на тех, кто бросил своих внебрачных детей, и на тех, кто их воспитывает, ошибочно считая своими. Неужели матушка убедилась в этом на собственном опыте? Тогда получается, что Владимир – мой… мой… Я жду ребенка от своего сводного брата?!!!
Владимир Загорский: Кажется, Адди была не слишком довольна тем, что он не ответил на ее порыв. Однако минутная слабость, которую женщина то ли сыграла, то ли, действительно, испытала, быстро миновала. И она вновь стала собой обычной. Владимир Дмитриевич тоже почувствовал себя свободнее. Перед расставанием они еще успели обсудить кое-какие детали предстоящего им венчания, а потом Ариадна, наконец, ушла к себе. При этом она явно давала ему понять, что желала бы быть удержанной, остаться на ночь в его доме. Но...Владимир Дмитриевич "не заметил" намеков, а потому княгиня ушла раздосадованной. Самому же Загорскому было все равно. Он равнодушно чмокнул ее в щеку и проводил до выхода. А после пошел...систематизировать в библиотеке вновь приобретенные тома, которые дожидались его внимания, аккуратными стопками разложенные на столе заботливой рукой Прохора, приученного хозяином с почтением относиться к книгам. Механистическая деятельность очень помогала ему не думать о том, что сегодня случилось и о том, что будет дальше...
Ариадна Чердынцева: Почему так темно? Неужели я умерла и лежу в гробу? Но я слышу голоса! Их много… Кто-то тихо разговаривает. Кто-то плачет… Ариадна с трудом открыла глаза и осмотрелась. Она лежала на кровати, рядом с которой стояли двое мужчин и что-то объясняли женщине, которая плакала навзрыд. Наталья… Рыдает… Почему? Кто эти люди? Одного я, кажется, знаю. Это доктор Гербер…А кто второй? И что вообще здесь происходит? Ариадна пошевелила рукой, лежащей поверх одеяла, и это едва заметное движение было замечено Натальей. – Барыня пришли в себя, - крикнула она и, присев на кровать, поднесла к пересохшим губам больной стакан с водой. Ариадна сделала пару глотков, но легче ей от этого не стало. Она поймала взгляд доктора Гербера и спросила: - Что со мной? Тот замялся и покосился на второго мужчину. Тот кивнул ему в ответ и начал говорить, медленно и аккуратно растягивая слова: - Меня зовут доктор Гельтман. У Вас … - Не продолжайте, - остановила его Ариадна, боясь услышать то, что он ей скажет. Гельтман! Доктор по женским болезням… Неужели? Мой ребенок! - Мне наплевать, что со мной! Главное - мой малыш! – прошептала она. – Скажите мне, что с ним все в порядке. Но Гельтман промолчал в ответ. Вместо него ответил доктор Гербер: - Сейчас мы спасаем Вашу жизнь. У Вас опять началось кровотечение и… Но Ариадна его не слышала. Она кричала без звука и плакала без слез. - Нет! Нет! Нет! Как такое могло произойти? Почему? За что? Господи! Что я такого натворила, что ты забрал у меня жизнь самого дорогого человека? Неожиданно, как ответ на вопрос, перед ее глазами всплыла картина из недавнего прошлого: она стоит перед младшей Белозеровой и обещает ей избавиться от ребенка, если та не откажется от Загорского. Мысль о собственной вине поразила Ариадну подобно молнии. Сама виновата! Как можно было думать о таком? Как можно было произнести это вслух? Господи! Что мне сделать, чтобы вернуть моего маленького? Около нее бегала-хлопотала Наталья, но разве могли ее заботы помочь в такой момент? Ариадна прошептала ей: - Позови Загорского. Поторопись! Успей, пока я жива! Наталья всегда понимала свою госпожу с первого слова и поэтому быстро исчезла из комнаты. Но вместо нее нарисовался Чердынцев. Он подошел к кровати Ариадны и сказал: - Прости. Это я виноват. Все это время, которое ты пролежала без сознания, я не находил себе места. Меня может оправдать только то, что я хотел вернуть тебя любой ценой. Прости! Все, что я сказал про твою мать, – это неправда! Ариадна потратила все остатки своих сил, чтобы отвернуться от него. Слишком дорого ей обошлась его ложь. >>> Дорого оплаченная дуэль >>>
Владимир Загорский: Загорский проснулся от сопения и деликатного покашливания рядом с собой. Открыв глаза, обнаружил, что находится в библиотеке, где, видимо, накануне вечером и заснул прямо в одном из кресел, а слуги тревожить его и не решились. Вот и проспал до утра, сидя. Прижав ладони к лицу, Владимир Дмитриевич потер глаза, покрутил головой, разминая затекшую от неловкой позы шею и взглянул на своего слугу вопросительно. - Доброго утра, барин, - с поклоном проговорил Прохор. - Не стал я Вас вчера будить, больно вид был утомленный, - он пожал плечами. - Вот, только пледом накрыл... Владимир Дмитриевич и сам уже заметил, что заботливо укутан в большой шотландский клетчатый плед, который был привезен еще во времена службы в Британии. - Да, спасибо, - кивнул он с улыбкой, но тут заметил, что лицо у Прошки какое-то странное, точно хочет сказать что-то и не решается. - Так...вижу, случилось что-то в доме, пока я спал. Ну, что? - Да нет, Владимир Дмитриевич, не в доме...не у нас... - замялся лакей. - А у кого тогда? - он сбросил плед и встал на ноги. - Ну, что ты вечно мямлишь? Говори! - Так это...Наташка тут, Ариадны Павловны девка. Поговорить к Вам просится очень... - Зови, - тихо проговорил Загорский, внимательно вглядываясь в лицо Прохора и пытаясь понять, что же произошло. - Пусть сюда и идет. Через несколько минут в кабинете возникла горничная Ариадны, которую он, разумеется, знал в лицо. Глаза ее были красны от слез. - Что?! - Загорский сделал несколько шагов навстречу девушке и схватил ее за руку. - Что-то с Адди? После этих его слов, глаза девушки мгновенно наполнились слезами, а губы задрожали. Владимир Дмитриевич почувствовал, что встревожен не на шутку. - Да, - всхлипнула горничная и прижала ко рту руку, чтобы унять дрожь. - Плоха наша голубушка совсем, как бы жива-то осталась! - Да, что с ней?! - воскликнул он, и это подействовало на девушку, как удар плетки. - Ой, что было-то вчера, батюшка Владимир Дмитриевич! - вдруг с ревом запричитала она. - Барин-то наш, Аркадий Михайлович, вчера вернуться изволил... - Чердынцев вернулся?! - он не мог поверить ушам. - Но, что ему здесь надо? - Не знаю, батюшка, да только ругались они очень, а потом он выбежал из спальни их и стал кричать, что барыне плохо, доктора надо. Я за ним послала сразу, а сама к Ариадночке Павловне бросилась, а она, бедняжка, без чувств на полу лежит, белая, как стенка, - Наташа захлебнулась рыданиями и замолчала, а Загорский ошарашенно смотрел на нее, пытаясь вычленить смысл произошедшего в доме Адди события. Ее муж зачем-то вернулся, они ссорились, а потом что-то случилось между ними... - Так, что с барыней, я так и не понял? Чердынцев...он что-то с ней сделал? - медленно проговорил Владимир Дмитриевич, чувствуя, как в нем закипает ярость. - Нет! Не знаю я, Владимир Дмитриевич! - причитала Наташка. - Да только барыня ночью ребеночка-то выкинула, бедняжка наша! Загорский судорожно выдохнул и прикрыл на мгновение глаза. - Что говорит доктор? Ариадна Павловна...она поправится? Девушка только горестно вздохнула в ответ. А сам он, подумав еще одно мгновение, кивнул и сказал: - Я немедленно еду. Ты в экипаже барыни приехала сюда? - она ответила, что да. Но Загорский подумал, что быстрее будет верхом, а если все так плохо, как говорит Наталья, медлить нельзя было ни минуты. - Я еду, - повторил он и ободряюще взглянул на нее. - А ты пойди на кухню, пусть тебе сделают чай или, что там...Прохор! - крикнул он в приоткрытую дверь кабинета, и слуга, наверняка крутившийся где-то поблизости, немедлено возник перед ним. - Неси мне одежду и вели седлать вороного, да побыстрее!
Варвара Белозерова: Легко сказать: «Буду на балу Клеопатрой», но как это сделать? Как выглядела великая египетская царица? Как она одевалась? Кто теперь знает? Будучи еще маленькой девочкой, Варвара видела однажды портрет этой женщины – копию с рисунка Микеланджело. Сейчас она его помнила довольно смутно, скорее, не сам рисунок, а свои ощущения от его просмотра: великая египтянка ей не понравилась. И зачем я ляпнула бабушке, что буду Клеопатрой? – ругала она себя. Однако, менять планы было уже поздно: Анна Оттовна посадила всех своих дворовых мастериц вышивать на ее новом платье какие-то рисунки, которые было принято считать древне-египетскими. Ежедневно после обеда, бабушка отправлялась отдыхать, и Варвара в эти часы была предоставлена самой себе. Погода на улице была осенне-отвратительной, и чтобы занять себя и не думать об одном человеке, девушка принялась штудировала домашнюю библиотеку Белозеровых в поисках книг о Клеопатре. Ничего нет! - ворчала она про себя, переходя от шкафа к шкафу. – Даже Шекспира. Как можно жить без Шекспира? А это что еще за здоровенный том? Варвара вытащила приличных размеров книгу, которая при близком знакомстве оказалась собранием карт, сшитых в один переплет. На внутренней стороне обложки красовался полустертый эклибрис. Ва… лий Бе…озе…в, - с трудом разобрала Варвара. – Василий Белозеров! Это же мой дед! Это его атлас. Как интересно! Карты были старыми, еще екатерининских времен. На одной из них, подробно изображавшей Санкт-Петербург и его окрестности в середине прошлого века, Варвара невольно задержала взгляд. Город тогда был намного меньше, чем сейчас, и со всех сторон к нему подступали деревни и усадьбы, стоявшие по берегам озер, рек и речушек, покрывавших карту подобно сетке. Варвара пробежалась глазами по названиям, и вдруг они словно споткнулись… Ермолово! Откуда мне знакомо это название? Где я его слышала? Причем совершенно недавно… Ой! Как же я могла забыть? Это же его имение… То самое, в котором он хотел… со мной… Не могу сказать это даже мысленно! Да и зачем? Теперь он будет там с другой! >>> Бал у Крестовских >>>
полная версия страницы