Форум » Петербург » Вспомнить всё » Ответить

Вспомнить всё

Варвара Макарова: Время действия: -основное время - весна 1833 года -время прошедшее - в течение 1823-24 годов Место действия: Петербург Персонажи: Варвара Макарова, Владимир Комстадиус

Ответов - 34, стр: 1 2 All

Варвара Макарова: - Думали в конце мая, да нынче дожди припустили. Дороги, как водится, пришли в негодность. А путь, хоть и недолгий, только все одно неохота грязь колесами месить. Продолжая разговор в подобном ключе, Егор Валерьянович, а с ним и супруга, еще не раз напомнили Владимиру Фёдоровичу не забыть данного обещания и непременно навестить их летом. Комстадиус неизменно обещал, но Варя подозревала, что делает он это скорее из вежливости, вынужденно. И будь его воля, категорически бы отказался. О том явно говорило тщательно скрываемое неудовольствие, изредка мелькавшее во взгляде господина учителя в те моменты, когда ему казалось, что за ним никто не смотрит. Так он иногда смотрел, когда бывал недоволен ее игрой во время занятий – и точно так же пытался это скрывать. Но Варя все равно замечала. И, хотя совсем не боялась учительского гнева, неизменно расстраивалась. Она и теперь была расстроена. Причин было много, и все они, так или иначе, касались Владимира Федоровича. Потому после чаепития девушка предпочла отпроситься у родителей и гостя в свою комнату. И даже не вышла, как обычно, его проводить. Вместо этого, запершись на ключ и прогнав прочь горничную, с каким-то несвойственным ей прежде злым отчаянием, Варя принялась расплетать перед зеркалом свои волосы, выдергивая шпильки и раскидывая их по столешнице своего бюро. Через минуту подобных издевательств на глазах ее выступили слезы – жгучие, слепящие. И, больше не сдерживая себя, девушка уткнулась лицом в ладони и просидела так несколько минут, полностью отдаваясь непонятному для себя чувству, чтобы понять, что оно значит. Казалось, что внутри нее слишком пусто – будто вынули что-то важное и забыли вновь хоть чем-нибудь заполнить это пространство. Когда умер Сережа, она тоже испытала боль утраты, чувство одиночества, но все это было логично. Тогда ей было что оплакивать, что терять. Теперь же ощущения были схожи – но ведь повода не было! Что, по сути, сегодня произошло?! Да ничего! Разве что она зачем-то вырядилась куклой, прекрасно отдавая себе отчет, что не может и не должна пытаться сравниться с Ниной Васильевной? Или, может, дело в том, что Владимир Федорович, кажется, не очень-то хочет заниматься с нею все лето? Но Комстадиус – человек занятой, и никто – даже отец Вари – не имеет права полагать, что он должен пожертвовать своими интересами ради их удобства и выгоды… Разве лишь из-за этого она так расстроилась? - Ну из-за чего же еще? – утирая слезы на щеках, она вновь сердито посмотрела на свое отражение и сказала вслух, - Ты стала ужасно капризной особой, Варвара Егоровна! – Но про себя при этом подумала: а что, если есть иная причина? Не будет ли она в этом случае предательницей памяти Серёжи? Следующие два занятия Варя вела себя с Комстадиусом крайне сухо. Мало с ним разговаривала, лишь кивала в знак согласия, указывала на непонятные ей пассажи и механически следовала инструкции. Одевалась к приходу Владимира Федоровича она тоже строже прежнего, намеренно избегая привлекать внимание к своей внешности, пугая этим бедную Алису Юрьевну, которой вновь было невдомек, что происходит с дочерью – понять перепады ее настроения было невозможно! Впрочем, как и связать их с отношениями между Варей и ее учителем. Комстадиус казался госпоже Поповой слишком странным – замкнутый и отрешенный, он даже внешне был слишком далек, от тех образов, что, по мнению, Алисы Юрьевны, должны увлекать юных барышень. Так что, искала матушка причины в других местах. И, не находя, сама следом за Варенькой почти впадала в отчаянье, страдая от невозможности ей помочь. Ведь даже расспросы с нею были бесполезны, так как девушка лишь отмахивалась, объясняя все происходящее с ней неблагополучие лишь переменчивой погодой.

Владимир Комстадиус: Владимир не ожидал, что они уедут так скоро. Неожиданно, осознание скорого расставания кольнуло чувством горькой тоски и одиночества. Не будет больше на неделе того дня, к которому он, оказывается, постоянно стремился, что бы не делал. Вместе с тем, это была хорошая новость, чем раньше это случится - тем лучше. Потому что весь май Владимиру во снах грезилась Варвара в соблазнительных образах на фоне сельской природы и прочего. И по утрам ему большого труда стоило стряхнуть с себя наваждение и постараться в течение дня не быть влюбленным кретином. И все труднее было находиться с ней рядом и не думать думы, которые все чаще заполняли его голову в разное время суток. А Варвара, после того злополучного вечера с приглашением, напротив, была подчеркнуто строгой и холодной, как никогда раньше. Он даже стал думать, что напрасно себе нафантазировал всякой ерунды о том, что она ради него прихорашивается. Ее холодность действовала отрезвляюще, что с рациональной точки зрения было очень хорошо, но на деле Владимир был весьма подавлен таким отчуждением с ее стороны. Последнее занятие прошло почти в полном молчании, Владимир в скучающей позе подпирал кулаком голову, прислонясь к фортепиано, и глядел на Варвару, совершенно не слушая, как и что она играет. А девушка принципиально не обращала на него внимания и ни разу за последние минут пять не подняла глаз. Он меланхолично переворачивал Варваре ноты, думая о ее губах и наблюдая, как они слегка шевелятся, когда девушка отсчитывает такты какого-то там музыкального произведения. Когда пробили часы, Владимир, словно застигнутый врасплох, тут же выпрямился и пригладил машинально бороду. Варя, теперь строго следуя расписанию, закрыла ноты и встала из-за инструмента. Он сделал движение ей навстречу, словно преграждая путь. - Варвара Егоровна, сегодня мы с вами в последний раз видимся перед летом. Я обещал вашему отцу заехать как-нибудь к вам на дачу. Но после лета, я думаю, что не смогу больше заниматься с вами. Поэтому мне грустно сознавать, что мы по неведомым для меня причинам, расстаемся не друзьями.. - они уже две недели не разговаривали ни о чём, свыше необходимого, и Владимир недоумевал почему она так кардинально переменилась, пытаясь вспомнить, что он мог сказать или сделать не так, - Впрочем, может это и к лучшему, - немного тише добавил он, видя, что Варвара молчит, потупив взгляд. - Варя, скажите же, чем я вас обидел, что вы ни разу не взглянули на меня в этом месяце? - Владимир, не сдержавшись и позабыв о приличиях, приблизился к девушке и взял её руку в свои, впервые прикасаясь к ней без формальной причины, как-будто верил, что телесный контакт без слов поможет разрешить все повисшие в воздухе недосказанности.

Варвара Макарова: - Вот тоску развела, - вздыхала Вера Егоровна, наблюдая, как младшая сестра собирается на пикник, который она затеяла вместе со своими друзьями. Намеренно не предупредив Варвару заранее, чтобы не получить вполне возможный отказ, она застала ее в музыкальной комнате за попыткой придумать музыкальное оформление к стихам Баратынского. - Никак, решила пойти по стопам своего учителя и тоже заняться сочинительством? Ну, так и выбрала бы тогда что-нибудь повеселее! А то… «…О где вы, призраки невозвратимых лет, Богатство жизни - вера в счастье? Где ты, младого дня пленительный рассвет? Где ты, живое сладострастье?..» - Насмешливо захлопнув томик, Вера принялась мерить шагами комнату, досадливо морщась и качая головой, когда Варя брала, по ее мнению, к своему платью не ту шляпку или не ту шаль. Дожди, на которые сетовал в конце апреля Егор Валерьянович, давно прекратились. И природа, обновленная, расцвела во всем своем великолепии. Последние же дни погода и вовсе сделалась настолько теплой, что можно было смело думать, будто наступило лето. Радуясь теплу и солнцу, все горожане сразу же устремились на природу. И эта прогулка, придуманная Верой, была столь же спонтанной. Еще с утра она разослала друзьям записки, приглашая всех за город, где к обеду их ждал устроенный шатер, закуски и разные развлечения. Правда, сама она преследовала еще одну цель – молодой сослуживец ее супруга заметил Варю и явно желал бы познакомиться с нею ближе. Эта идея казалась хорошей и Вере Егоровне, так что ему приглашение было направлено едва ли ни в первую очередь. - Ну, полно копаться, так и до вечера не уедем! Поездка на пикник неожиданно принесла Варе целый день блаженного забытья. Да и знакомство с Алексеем Вершинским оказалось весьма приятным. Молодой человек весь день не отходил от нее, развлекал беседами – весьма умными, надо сказать. А потом еще и спел с ней дуэтом, за что заслужил от Вареньки особую благодарность. После чего, испросив на прощание разрешения бывать у Поповых дома, сразу же его получил – воспользовавшись этой возможностью уже через два дня. Еще через день он прислал букет ландышей с запиской, в которой сообщал, что эти простые лесные цветы куда краше вычурных роз и более всего отражают в его представлении Варенькину душу. И, радуясь цветам, она была с ним в этом полностью согласна. Сразу догадавшись, чем ей угодить, Александр не менее точно знал, чем развеселить Варю, был при этом с ней честен и заслуживал такой же искренности в ответ. Поэтому, каждый раз заглядывая в глаза Вершинскому, девушка чувствовала неловкость, что не может – да и не хочет ответить ему тем же. Не питая ничего, кроме дружеских чувств к этому мужчине, она хорошо понимала, что этого явно недостаточно, чтобы однажды захотеть стать его женой, о чем, конечно, уже начала втайне помышлять госпожа Попова. Но мысли самой Вари все больше занимал совсем иной образ. Хоть и запрещала она себе о нем думать, а все же, иной раз, забываясь, мечтала. Правда, когда Владимир Федорович бывал у них, Варя изо всех сил старалась держать свои эмоции под контролем. И так хорошо ей это удавалось, что даже сама порой дивилась! Да, кажется, и не только она одна… До момента отъезда деревню, тем временем, оставалось уже три дня, и дома уже все было к нему готово. Часть комнат закрыли, мебель от пыли затянули на лето чехлами, а несколько сундуков с нужными вещами заранее отправили в деревню, чтобы к приезду господ все было там устроено. Да и сами хозяева дома находились уже в том настроении, когда физически все еще вроде бы находишься в одном месте, но душой – уже в другом, в котором скоро окажешься. И потому заранее придумываешь себе там разные приятные дела. Правда, Варе придумывать было совершенно нечего. С какой бы радостью она осталась здесь, в Петербурге на все лето, чтобы каждую неделю хотя бы пару часов видеть Владимира Федоровича! Ведь даже нынешние его уроки, протекавшие весьма формально – благодаря Вариным же усилиям, все равно доставляли ей странное, немного мучительное наслаждение от возможности хотя бы просто находиться рядом с ним. Даже теперь, пока Комстадиус, как обычно, водя своим карандашом по нотной линейке, разъяснял что-то, Варя успевала на него наглядеться. Сегодня же и вовсе хотелось, чтобы время остановилось. И потому она постоянно невольно поглядывала на часы, точно надеясь, что они не прозвонят. Тем не менее, когда это произошло, вопреки этому горячему желанию, как обычно, спокойно поднялась из-за инструмента и принялась собирать нотные листы в стопку. В комнате повисла напряженная тишина, которую первым нарушил своими словами Владимир Федорович. Однако от слов этих у Вари по спине пробежали мурашки. Когда же он взял ее руку, девушку и вовсе, будто огнем обожгло. Она не сразу поняла, что ей говорят, но когда осознала сказанное до конца, резко подняла голову. - Почему? – голос предательски дрогнул, но взгляд по-прежнему оставался твердым и смелым: Варвара, не таясь, смотрела в глаза мужчине, и лишь немного хмурилась. И в ее коротком вопросе, казалось, уместились сразу все вопросы, которые она хотела ему задать: «Почему мы не будем заниматься после лета? Почему мы расстаемся не друзьями? Почему вам это кажется правильным? Почему вы думаете, что обидели меня?» Но вместо вопросов, Варя с горечью высказала обиду. - Мне казалось, напротив, что это я вас чем-то огорчила в тот вечер. Вы тогда сделались хмурым и с тех пор почти всегда такой, когда приходите, - тихо проговорила она вновь и вдруг невпопад добавила: - Вы разве уезжаете куда-то? Почему мы с вами не сможем после лета продолжать уроки? Стоило отнять у него свою руку, отойти в сторону, ведь в любую минуту в комнату могла войти матушка, которая наверняка обратила внимание на наступившую в музыкальном классе тишину. Но Варе хотелось продлить эту прикосновение хоть еще на несколько мгновений.


Владимир Комстадиус: Владимир, не отпуская Вариной руки, с минуту смотрел ей в глаза, прежде, чем ответить. - Потому, Варвара Егоровна, что вы так смотрите на меня сейчас. Взволнованно, удивленно, с ожиданием. Минуту назад вы были холодны как лед. Я спрашиваю себя, так же, как вы - почему? - он прижал ее руку к своей груди, - Почему, Варвара Егоровна, ваши щеки пылают, но вы не отняли у меня руки? - он провел тыльной стороной своей ладони по ее виску и заалевшей щеке. - Из страха узнать ответ я и бегу из вашего дома, Варвара Егоровна, - они впервые стояли так близко, что могли слышать биение сердец друг друга, когда скрипнула половица и повернулась ручка двери. Владимир резко выпустил Варю и быстро отошел на приличествующее расстояние. Он тут же обругал себя за поведение, против которого была направлена вся его тяжелая нравственная работа последнего время. Все это пошло прахом, стоило только девушке изобразить холодность, после обнаружить толику своих чувств, и Владимир потерял голову, как какой-нибудь мальчишка, да его еще и чуть не застали с поличным. Было отчего краснеть. Вошла Варина мать с неизменной доброй улыбкой, слишком невинная, чтобы заподозрить что-то между ними. Не найдя ничего лучше, Владимир принялся живописать необычайные успехи Варвары Егоровны, благодарил всю семью за гостеприимство, пожелал счастливого пути, подтвердил свое согласие заехать погостить и снова сбежал, опасаясь прощального чаепития, так и не взглянув больше на Варвару. Потянулись дни, затем недели. Он что-то сочинял, больше в стол. Ругался с издателем, снова писал, уничтожал написанное. Стыдился своего поведения, потом высмеивал себя же и не знал, чего лучше ждать от Варвары после всего - любви или ненависти. Еще оставалась слабая надежда на то, что у него в действительности случилось временное помутнение рассудка и, не видя Варвару Егоровну каждую неделю, он перестанет о ней думать и изгонит ее из мира своих грез, заполнив его на время образом какой-нибудь менее возвышенной особы, или просто занявшись упорной работой. В начале июля эта надежда почти совсем истаяла, и в середине месяца он обнаружил себя мчащимся по раскисшей после обильного летнего дождя дороге. И только теперь всерьез задумался, как повести себя. Сделать вид, что последнего разговора между ними не было или попытаться найти для своего поведения иное объяснение. Или забыть доводы разума разума и сжать ее в объятиях насколько хватит силы рук. Когда он приехал, его встретили только Егор Валерианович и Алиса Витальевна. Сообщив, что Варвара сейчас на прогулке, но будет ужасно счастлива его видеть, хозяева просили чувствовать себя как дома и непременно спуститься в столовую к обеду через два часа, когда все будет готово. По царившей в доме суете, Владимир заподозрил, что является не единственным гостем в доме, но не придал этому значения. Разместившись и переодевшись, он обсудил с хозяином городские новости и отправился прогуляться в одиночестве по саду перед обедом. В глубине сада что-то нарушало тишину и Владимир машинально шел навстречу этому шороху. На скамье в сени ветвей сидела Варвара Егоровна и чуть наклонив голову внимала молодому человеку, протягивавшему ей букет только что собранных влажных полевых цветов. Владимиру в этот момент ухаживания этого мальчишки-военного показались ужасной пошлостью. Ему всегда женщины изменяли с военными. Увидев Комстадиуса, молодой человек выпрямился и деликатно отступил от Варвары на полшага. От ревнивого взгляда Владимира не утаилось ни единого их жеста. Подойдя ближе, Владимир узнал своего соперника, это был добрый и порядочный молодой человек. Не женатый, к тому же. У него самого не было и половины из этих доброделей. И всё же он вопреки здравому смыслу почувствовал себя обманутым и даже оскорбленным. Снова. - Простите, что помешал, - он подчеркнуто формально и коротко поклонился обоим молодым людям, - не думал, что встречу кого-либо в этом уединенном месте. Здравствуйте Варвара Егоровна, Алексей Андреевич. Владимир развернулся в обратном направлении и зашагал к дому, испытывая трудности с самообладанием. Да и время обеда приближалось, хозяева ждали. По дороге он отстегал тростью все безвинные кусты, встретившиеся на его пути. Сердце его бешено колотилось, больше всего он страшился узнать, что Варвара успела обручиться с этим хлыщом. Как ни старайся предусмотреть все возможные сценарии развития событий, никогда реальность не будет соответствовать ожиданиям. В голову лезли неблагородные идеи о том, как можно было бы расстроить потенциальную помолвку. Теперь, чем более недоступной для него казалась Варя, тем сильнее ему хотелось ей обладать. Владимир полностью сознавал свой эгоизм, но упрямая страсть все дальше оттесняла здравый смысл.

Варвара Макарова: Матушка явилась как нельзя некстати. Варя едва не вскрикнула от негодования, когда она прошла в комнату и заняла привычной, но абсолютно бессмысленной беседой Владимира Федоровича. И это в тот момент, когда ей самой было жизненно важно сказать ему несколько слов и услышать то, о чем он не успел договорить! Повинуясь странному желанию сохранить в тайне и без того тайное пожатие руки, Варя спрятала ладонь за спину и крепко сжала пальцы в кулак, будто стараясь удержать его тепло, так и простояв до самого ухода Комстадиуса. Потом, поднявшись в свою комнату, еще долго сидела в кресле, прижав ладонь к губам и думая о том, что сердце ее готово вот-вот вырваться наружу от счастья. Разве не означали его слова то самое, о чем она втайне мечтала и боялась поверить? Но как теперь утерпеть и не договорить об этом? Первый Варин порыв был написать Владимиру Федоровичу письмо. И она даже села к бюро и начала, но через минуту разорвала листок в клочья. Фразы выходили какими-то неуклюжими, а смысл слов получался совсем иным, нежели то, что она хотела ими сообщить. Собравшись с мыслями, девушка попробовала еще несколько раз, но так и не получила желаемого результата. Поэтому, оставив тщетные попытки, решила назавтра же найти возможность увидеться с Владимиром Федоровичем лично. Вот только как это можно сделать? Вначале она думала отпроситься на прогулку. Но ведь матушка не пустит ее одну – обязательно пойдет Даша и человек. А с таким сопровождением разве можно к нему явиться? Да и куда, собственно? Внезапно Варя поняла, что не знает адреса своего учителя. Так что и затея с письмом, и попытка найти возможность встретиться лично, даже если бы она оказалась удачной, заранее были обречены на провал. Ведь отыскать человека в огромном городе, не зная, где и когда он бывает, суть чистая утопия! Поэтому пришлось отступить и, рассчитывая теперь лишь на то, что Владимиру Федоровичу, так же как и ей самой, мучительно от этой повисшей между ними недосказанности, ждать его прихода. Но в эти три дня до отъезда он так и не появился. И Поповы уехали в деревню. А еще через пару дней туда приехала Вера с мужем. После прибыл и Вершинский, которого пригласили без ведома Вари. Сестрица и матушка вполне обоснованно питали надежды на успех его сватовства, и всячески намекали на это Александру. И тот, уверовав в скорую победу, лишь усиливал натиск, окружая Варю таким вниманием, что та иногда уже едва сдерживалась от дерзкого грубого ответа и просьбы оставить ее в покое. Несмотря на то, что тоже догадывалась, что не сегодня-завтра Вершинский сделает ей предложение. Временами Варя размышляла о странности человеческих чувств. О том, как нелепо может вести себя сердце. Когда она была обручена с Сережей, когда они говорили друг другу о своих чувствах или украдкой от взрослых дарили друг другу поцелуи, она и вполовину не была так счастлива, как всего лишь от мысли, что может занимать небольшое место в сердце Владимира Федоровича. Он был женат, и это она помнила, но теперь знала, что иногда у мужчин бывает возможность освободиться от уз постылого брака. О чем однажды, как бы между прочим, завела разговор с сестрой. - Варя, мне не стоит с тобой говорить о таких вещах! – Верочка изобразила на лице искренний ужас, оглядывалась по сторонам, - Но с другой стороны, ты не ребенок и многое понимаешь без моих пояснений. Да, такое случается. Случается, если дама ведет себя компрометирующим образом. - Как Нина Васильевна, к примеру? – в голосе Вари не было и намека на особый интерес, и Вера согласно кивнула, а после поделилась слухами, согласно которым выходило, будто чета Комстадиусов разъехалась окончательно. И что, возможно, скоро Владимир Федорович окончательно расторгнет свой брак. - Однако после этого ей будет невозможно появиться ни в одном приличном доме! Быть отвергнутой светом… Мне кажется, это самое ужасное, что может ждать женщину! Тем более что вина здесь всецело будет на ней! Варя слушала сестру и каждое ее слово, словно живительная влага, подпитывало растущую в душе надежду. С тех пор она намеренно стала стараться избегать компании Александра Алексеевича, боясь ненароком остаться с ним наедине – дабы вдруг не произошло объяснения и не пришлось прямо теперь ответить отказом. Изобретая для этого разные предлоги, она то принималась усердно музицировать, требуя при этом, чтобы ей не мешали, то незаметно убегала в поля, гуляя там до изнеможения. Но именно эти два занятия позволяли думать и мечтать, надеяться, что Владимир Федорович скоро приедет. Ведь он дал слово. Но полностью исключить возможность общения с Вершинским у нее не было. Александр, как назло, будто и не замечал, что она тяготится его обществом. Зная про ее былую сердечную рану, он думал, что именно эта причина заставляет Варвару держаться с ним холодно. И долго надеялся возбудить в ней более явное чувство, прежде чем сделать решающий ход. Однако, придя к выводу, что ждать дальше не имеет смысла и, видно, просто такова ее робкая натура, все-таки решился. Догнав ее утром в поле, куда барышня Попова привычным манером было сбежала от него на одинокую прогулку, Александр вначале долго шел рядом, срывая полевые цветы и собирая их в букет. Затем, уже почти возле дома, на садовой дорожке, вдруг попросил задержаться, усадил на скамью, сел рядом. Потом встал, снова сел… Варя обреченно ждала, предчувствуя необратимое, и смотрела не на Вершинского, а на подаренный им, в конце концов, букет. Но именно в тот момент, когда молодой человек очередной раз примостился рядом с нею и раскрыл рот, раздались чьи-то шаги. Чувствуя, что готова – кем бы он ни оказался, расцеловать этого человека, Варя немедленно вскочила на ноги и обернулась, чтобы взглянуть на своего избавителя – и тотчас застыла на месте, решив, что грезит. В реальный мир ее вернул только звук его голоса. Однако мгновенно – и неправильно! – оценив то, что видит, Владимир Федорович, а это был, конечно же, он, резко развернулся и поспешил оставить молодую пару наедине, даже не позволив ошеломленной Варваре ответить на свое приветствие. Вершинский рядом с нею тоже был растерян и зол на внезапно вторгшегося и разрушавшего всю прелесть этой долгожданной минуты мужчину. - Что бы вы ни желали мне сказать, уверена, что это может обождать, - проговорила она, опомнившись первой и чувствуя досаду. – Как видите, у нас новый гость, и мне нужно скорее вернуться в дом, чтобы помочь матушке. К тому же, скоро обед. - Варя! Варвара Егоровна, вы должны выслушать меня! Однако она лишь мотнула головой и, совершенно против всех возможных правил приличия бросая Александра в одиночестве, быстрыми шагами последовала за Комстадиусом. Но догнать его смогла только на крыльце. Запыхавшаяся, она окликнула его. - Владимир Федорович! - он обернулся, верно удивляясь, что рядом с ней нет ее спутника, - почему же вы так долго не ехали?! Я думала, вы уж забыли о своем обещании! В ее голосе были слышны и укор, и радость. Но глаза смотрели с еле сдерживаемым восторгом.

Владимир Комстадиус: Владимир по глазам ее уже понял, что нет у него соперников для Вариного сердца. Но оставался еще здравый смысл, который должен скорее заставить ее обратиться в сторону свободного, благородного и влюбленного в нее молодого человека. Потому, помедлив, он всё же ответил ей с холодностью, противоречащей его чувствам. - Не имел такой возможности. Но разве же Вам давали здесь скучать? - Владимир кинул взгляд на появившегося вслед за Варварой на дорожке Вершинского. Мужчины на минуту схлестнулись взглядами и, кажется, все прекрасно друг про друга поняли. Он еще раз взглянул на Варвару, давая мысленно обещание продолжить разговор позже. На крыльце появилась хозяйка и позвала всех в дом. Владимир молча проследовал за нею. Его представили Вере Егоровне - старшей сестре Варвары, и ее мужу. Вера глядела на него с явным подозрением, если не вызовом, а ее муж показался Владимиру достаточно заурядным и скучным человеком. За обедом каждый из молодых людей был занят своими мыслями, украдкой поглядывая на предметы этих мыслей. Обедали долго и с удовольствием. Владимир Федорович то и дело ненавязчиво прикладывался к графину с крепкой домашней наливкой - очередной мнимо удобный способ уйти от проблемы. На сытый желудок и под крепкий напиток жизнь порой кажется такой полной, что невольно задумаешься - а зачем ее усложнять любовью? Неужели так трудно сделать над собой усилие и силой разума изгнать ее прочь? Но любовь коварнее и разума и сытного обеда: все возможные усилия против нее предупреждаются упрямым же нежеланием с ней расставаться. Любовь - чувство, которое парадоксальным образом превращает всякое несчастье - в счастье, а всякое счастье - в несчастье. Но блаженны те, кто познал исключение из этого правила. Варвара Егоровна казалась заметно взволнованной и даже почти раздраженной - ее мать, не мудрствуя лукаво, привечала Вершинского уже почти как своего зятя, бросая по сторонам многозначительные взгляды. Попов посмеивался, но и сам, похоже, в том не сомневался, и находился в чрезвычайно благодушном расположении духа. Сам Вершинский выглядел одновременно смущенным и воодушевленным, что, конечно, Владимира страшно бесило. После обеда прозвучал призыв отодвигать мебель для танцев. Владимир, уже порядочно набравшись, вряд ли мог бы составить удачную пару в танце, посему согласился исполнять роль аккомпаниатора. Слава богу, мимо клавиш он мог не мазать почти в любом состоянии. Из-за инструмента было удобно наблюдать за танцующими парами. Вершинский естественно большую часть времени танцевал с Варварой, а скептическая Вера Егоровна попеременно со своим мужем и отцом. Вершинский явно предпринимал попытки продолжить прерванную ранее в саду беседу, но Владимир по Вариному выражению лица с удовлетворением отмечал отсутсвие у нее всякого к этому энтузиазма. Говорить сегодня с ней при всех он и не думал, их скрытые чувства казались ему уже чересчур явными, чтобы их не замечали заинтересованные окружающие. Через некоторое время нашлись желающие сменить его за фортепьяно, и Владимир вежливо отпросился у хозяев, сославшись на усталость после дороги и длинного дня. Но не пошел к себе, а отправился побродить на свежем воздухе. Уже смеркалось и потемневший буйный сад, освещаемый льющимся из окон желтоватым светом, напоминал типичные мрачноватые пейзажи художников-романтиков, навязчиво шепчущие о бренности и роке. Презрительно отмахнувшись от этих понятий, Владимир чиркнул спичкой о подошву и закурил. Среди ветвей он обнаружил скамью - вроде той, на которой недавно застал Варвару с Вершинским. Прохладный ветер остужал голову. Он обещал Варваре разговор, и в тишине и полумраке сада было удобно поразмыслить о сложившейся ситуации.

Варвара Макарова: Варя была крайне обескуражена обращенными к ней словами Владимира Федоровича. Тон его голоса, скрытый смысл сказанного – все казалось ей оскорбительным. И более всего – из-за явной надуманности. Но высказать свое мнение ей не удалось – как это постоянно случалось и прежде, в самый неподходящий момент появился сначала Саша, после матушка, и продолжить прерванную месяц тому назад беседу опять стало невозможно. Поэтому, ограничившись пока недовольным взглядом в сторону Владимира Федоровича, Варя молча отправилась переодеваться к обеду. Когда она спустилась в столовую, там собрались уже почти все домашние. И лишь муж Веры, князь Василий Дмитриевич, появился позже. Даже в деревне, стремясь полностью следовать этикету, он выходил к столу при полном, почти дворцовом, как шутил Егор Валерьянович, параде. Пока родители представляли вновь прибывшего гостя старшей дочери и ее супругу, сама барышня Попова старалась держаться в стороне, была молчаливей обычного и за обедом, что привлекало к ней внимание домашних и вызывало их недоумение. Пожалуй, только одному человеку должны были казаться ясны причины перемены ее настроения. Но и он делал вид, что ничего особенного не происходит. Когда же тягостная трапеза, наконец-то, завершилась, Алисе Витальевне было угодно приготовить ее терпению новое испытание – танцы, которые, по мнению Вари, в таком малочисленном обществе выглядели глупейшей из всех возможных забав. Владимир Федорович сразу же дал понять, что предпочитает аккомпанировать, а не плясать. Матушка тоже отказалась, сославшись на усталость. Потому Вере и Варе пришлось отплясывать поочередно сразу с тремя кавалерами. Вконец утомившись, она попросилась к инструменту, надеясь, что составит с Комстадиусом дуэт. Но Владимир Федорович вновь разочаровал ее, заявив, что идет спать. Так что партнером ее и в этом дуэте сделался Саша, общество которого за сегодняшний день стало не просто тягостно, но до отвращения невыносимо. Едва выдержав рядом с ним приличное, чтобы не показаться невежливой, время, Варя извинилась и сказала, что хотела бы пойти спать, не дожидаясь, пока подадут чай. Поцеловав матушку и сестру, пожелав доброй ночи отцу и князю, она, будто намеренно, забыла про Александра Алексеевича, который в этот момент деликатно стоял в стороне, у окна, вглядываясь в темный сад. Но когда Варвара вышла из комнаты, тотчас последовал за нею. - Варя, мне нужно закончить наш разговор, - проговорил он, нагнав ее в коридоре и тронув за локоть. - Это ваш разговор, Саша! И я по-прежнему думаю, что он может подождать. Я хочу спать сейчас. - Тогда непременно завтра же утром, Варвара Егоровна! – не отпуская ее руки и все еще удерживая подле себя, Вершинский заглянул ей в глаза. Варя ответила ему спокойным и невозмутимым взглядом. Однако в душе боролись между собой раздражение, вызванное столь явным нежеланием понять ее чувства, и жалость – из-за того, что Саша так наивен и глуп, если по-прежнему верит в возможность их совместного счастья - Оставьте это, умоляю! Я знаю, чего вы хотите, и чего хотят мои родные. Вот только сама я этого совершенно не желаю! – качнув головой, Варвара высвободила свою руку. - А чего же желаете вы?! – в голосе Вершинского вдруг послышалась еле сдерживаемая злоба, и Варя, которая уже начала было подниматься наверх, остановилась на лестнице и с удивлением посмотрела на Сашу сверху вниз. Странно: именно сейчас он впервые казался ей не немного нелепым влюбленным юношей, но мужчиной, вполне способным бороться за свое счастье. Жаль только, что его счастье одновременно не означало ее счастья. - Желаю, чтобы вы оставили меня в покое! Я не моя сестра, которая способна довольствоваться в браке дружбой с мужем, приняв его предложение только ради положения в свете и титула для детей! – выпалив ответ, Варя осеклась и почувствовала, как краска стыда заливает ее лицо. Но сказав «а», стоило сказать и «б». – Да услышьте же, Александр Алексеевич! Вы приятны мне лишь как друг, но не думайте, что я смогу испытывать к вам что-то большее! То, что однажды позволит мне стать счастливой подле вас! От этих слов на лице Вершинского, губы которого вначале дрогнули, словно он вот-вот готов был заплакать, внезапно появилась какая-то презрительная гримаса. Ничего не сказав в ответ, он отвесил девушке поклон и, резко развернувшись, пошел прочь от нее. Варвара же, едва не бегом пустившись в противоположную сторону вверх по лестнице, а затем – скрывшись за спасительной дверью своей комнаты, наконец-то почувствовала, что вновь может дышать свободно, избавившись от оков этих навязчивых ухаживаний, хотя и понимала, что обидела Вершинского, быть может, незаслуженной резкостью тона и жестокостью произнесенных слов. Но она ни о чем не жалела. А сердце ее предвкушало уже совсем иное чувство. Наутро Варвара проснулась едва ни раньше всех в доме. Даша, пришедшая помогать ей одеваться, позёвывала и дивилась, с чего это барышня подхватилась спозаранку. - А разве все еще спят? - Матушка ваша и сестрица – точно почивают, Егор Валерьянович на конюшне, а князь вроде как в библиотеке. - А господин Вершинский уже встал? – теперь, при свете дня, вчерашней уверенности в собственной правоте Варвара уже не чувствовала, напротив, ей было очень стыдно перед Сашей за допущенную грубость. Понимая, что обязана хотя бы попытаться извиниться, она, тем не менее, не хотела видеть его сейчас, решив отложить покаяние на более удобный случай. - Как, а вы разве не знаете? Да хотя, откуда вам знать! Вы спать-то раньше всех ушли. А господин Вершинский после родителям вашим сказал, что с утра в Петербург срочно вернуться должен, вот батюшка ваш и пошел его с утра пораньше проводить. Новость о Сашином отъезде вызвала у Варвары не облегчение, а тягостное предчувствие: теперь-то уж точно ей не дадут покоя! Ни матушка, ни тем более сестра! Однако, отругав себя за непоследовательность желаний, девушка не подала виду, что расстроена и попросила у Дарьи прогулочную шаль и шляпку, как бы невзначай задав при этом на самом деле главный волнующий ее вопрос: проснулся ли уже господин учитель. На что горничная сонно пожала плечами и ответила, что в той половине дома еще не была. В саду, куда барышня Попова вышла через несколько минут, сладко пахло влажными от росы цветами и травой. Небо едва расцветилось и переливалось всеми оттенками перламутра, обещая жаркий и погожий день. Все было слишком радостно, чтобы думать о неприятном. Потому и сама Варвара теперь уже почти не сомневалась, что ей можно надеяться на что-то хорошее.

Владимир Комстадиус: Переспав со своими мыслями, Владимир встал наутро немножко другим человеком. То ли загородный воздух на него повлиял, то ли что другое, но он вдруг почувствовал некоторое освобождение и полную ясность мыслей, чего уже давно с ним не случалось. Спозаранок его разбудил шум в коридоре. Рядом была комната Вершинского, и двух вариантов развития событий быть не могло: стало быть, господин военный получил от ворот поворот, собирает пожитки и убирается восвояси. Его соперник недобро ухмыльнулся про себя. Вершинский был бы для Варвары более простым и спокойным вариантом, но она сама сделала свой выбор. Умывшись и выдержав некоторую паузу, Владимир спустился, чтобы всё-таки получить подтверждение своим мыслям. Егор Валерианович бесхитростно выложил как на духу: - Да вот какое дело, дорогой Владимир Федорович, все мы были уверены, что и Варвару теперь выдадим замуж - пора, засиделась, а эта строптивая девица возьми и откажи. А ведь какой славный и любезный молодой человек, и собой как хорош! Да судя по его выражению лица, наша красавица любезностью выражений не отличилась. Чего ей еще надобно? Ну и достанется ей теперь от матери, нам с вами лучше убраться куда-нибудь. Поедемте нынче вечером, я вас с местным обществом познакомлю, я уже всем про вас рассказал, ждут и грезят! - Попов довольно рассмеялся. Владимир сочувственно покачал головой, ответил что-то неопределенно любезное и вернулся к себе. Он понимал, что стоит ему только поманить Варвару... Но сам стыдился собирать плоды такой победы. Он успел немного поработать, прежде чем снова почувствовал некоторое оживление в доме. Окна с утра были раскрыты настежь, и теперь, отложив вдохновение на потом, Владимир уселся на подоконник, держа в одной руке плотно исписанную нотную бумагу с еще не высохшими чернилами, а другой разминал сигару, наконец наслаждаясь природой. Возможно и не стоило быть таким скучным и отказывать Поповым, изображая из себя занятого человека? Как же здесь было хорошо! Солнце слепило глаза, заливая все вокруг, прохладный ветер забирался под рубашку, но приносил приятную свежесть, запах росы и влажных цветов, пение птиц.. Короче говоря, полный набор сельской прелести, действующей даже на таких городских глупцов, как он. Внизу, в саду, прошуршало чье-то платье. Владимир, как мальчишка прячась за оконной рамой, узнал Варвару. Он тут же принял решение. Быстро приведя себя в порядок, он, поспешно, рискуя быть замеченным домашними, выскочил из дома, сбавив шаг лишь приблизившись к месту, где пять минут назад стояла она. Обнаружив таки Варю в местных райских кущах, Владимир окликнул её с величайшим волнением в сердце. - Варвара Егоровна! - его голос прозвучал неожиданно строго. Он решительно направился к ней, остановившись совсем близко, и почти с минуту лишь молча смотрел на нее, подбирая слова. - Я увидел вас из окна и воспользовался случаем поговорить с вами наедине. Простите мне эту дерзость, но нам с вами нужно объясниться. Ваш отец... рассказал мне, что вы вчера отказались принять предложение Вершинского. Я не должен говорить с вами об этом. Но знаете ли вы, какое ликование во мне вызвало это сообщение? - Владимир взял Варвару за руки, и держа ее тонкие, почти прозрачные пальчики в своих руках, молча разглядывал, осторожно поглаживая. - Я не могу дать вам того, что мог бы дать он, вы знаете, что я связан... Но если вы готовы ждать... - он выдержал еще одну мучительную для обоих паузу. Объясняться оказалось слишком сложно, да и что он мог ей сказать, когда сам находился в полной неизвестности относительно своей судьбы? - Нет, Варя, я более не могу ждать.. - Он порывисто схватил ее и прижал к себе, целуя в губы. Казалось, что связь, которая есть между ними, делает ненужными лишние объяснения, слова. И целуя ее, он скажет ей больше, чем за все время их знакомства. Но, чужая душа потемки, что, если он неверно растолковал происходящее между ними? Ясность мысли улетучилась с рассветом. Что, если он - следующий, кому придется спешно убегать из этого дома, краснея от стыда? Через какое-то время осознав, что от страсти, усиленной страхом ошибиться, начинает терять контроль, Владимир усилием воли отстранился от Варвары.

Варвара Макарова: Варино настроение как нельзя лучше подходило окружавшей её благодати – состояние беспричинной радости, предвкушение нарождающегося чуда. Вокруг нее, набирая силу, распускалось утро. То тут, то там можно было заметить обновление природы. Солнечный луч мягкими мазками расцвечивал листья на сирени, маленькая бабочка сидела на листке и лениво водила крылышками, будто легонечко вздыхала, пчелы лениво жужжали. Варе же при этом хотелось сделать какую-нибудь глупость. К примеру, бежать без остановки по саду или кружиться так, чтобы потом свалиться без чувств. Это было глупо, это вовсе не подходило ей, взрослой девице, но сейчас она не помнила ни своего возраста, ни прежних жизненных драм. От иллюзий девушку отвлёк голос Комстадиуса, послышавшийся как раз в ту минуту, когда она, подставив палец к стебельку травинки, переманила на ноготь божью коровку. Будто бы застигнутая за чем-то неподобающим, Варя резко выпрямилась и спрятала руку за спину, пытаясь стряхнуть с нее насекомое. При этом щеки ее зарделись неподдельной краской, было стыдно, что Владимир Фёдорович застал ее за таким детским развлечением. Но уже через мгновение Варя поняла, что он, скорее всего, даже не заметил, чем она тут занимается. Выражение вчерашней угрюмости еще не до конца покинуло его лица, и взгляд по-прежнему напоминал суровый учительский при виде ученического прегрешения. Смутившись и потупившись в первый момент, девушка внезапно осмелела и вновь подняла глаза, встречая взгляд Комстадиуса уже в открытую. Что же, она действительно была ученицей и стояла перед своим учителем, однако никакой вины за собой не ощущала. Чувствовала себя при этом почти спокойно, бороться приходилось лишь со жгучим желанием немедленно прикоснуться к его сюртуку, вложить руку в его ладонь. Владимир Федорович, между тем, заговорил зачем-то про Сашу, и Варя, не удержавшись, поморщилась, будто эти слова разрушали все очарование момента. К чему ей сейчас слышать про Вершинского? Но тут, словно угадав недавнее желание, Комстадиус взял ее за руку. Отчего пальцы девушки вновь оказались в его руках – почти как тогда. Только теперь он поглаживал их – бережно, будто какую-то хрустальную редкость. И Варя на мгновение даже посмотрела на свои руки, чтобы убедиться, они ли там на самом деле или Владимир Федорович действительно видит перед собой что-то драгоценное – и от этого едва не прослушала так давно ожидаемые ею слова. Все еще не в силах поверить, что сказанное только что – не плод ее фантазий, медленно подняв глаза, она увидела, что Комстадиус, опустив голову, тоже разглядывает ее пальцы. Между бровей его при этом залегла суровая складка, будто произносимые вслух слова даются ему очень тяжело. Варя совершенно не поняла, о каком ликовании он ведет речь, и уже хотела было уточнить, но тут Владимир Федорович заговорил вновь. Несвязно, сбивчиво – было крайне непривычно слышать от него подобное. Но даже если для нее по-прежнему оставался загадкой смысл сказанного, то сама интонация давала столько надежды на счастье, что на губах девушки сама собой начала подрагивать улыбка, хотя в глазах в то же самое время почему-то странно защипало. - Ждать?.. – хрипло выдавила она из себя, но так и не была услышана. А потом Владимир Федорович ее поцеловал. Её никогда прежде не целовали так. Губы будто огнем обожгло, и огонь этот стремительно потек по жилам, вначале заставляя тело испуганно замереть, а после сразу же, словно лишая твердости, растаять и едва ли не исчезнуть. Правда, ее крепко держали в объятиях, и Варя, вначале испугавшаяся, уже через несколько мгновений готова была полностью раствориться в этом поцелуе. Но когда она подняла руки и попыталась обнять его сама, Владимир Федорович вдруг отстранился. Качнувшись вперед за отдаляющимися губами, она лишь ухватилась дрожащими пальцами за борта его сюртука. Так и простояла несколько мгновений, с закрытыми глазами, едва дыша, пока не услышала его тихий оклик. - Владимир Федорович… - едва в силах говорить, Варя прикусила нижнюю губу, чувствуя как та все еще дрожит. И тут же вновь ощутила вкус его поцелуя, отчего судорожно вздохнула, открыла глаза и наконец-то посмотрела на Комстадиуса. Пожалуй, ему не нужны были её слова, в Варином взгляде все было написано гораздо отчетливее и полнее, но ей действительно хотелось произнести это вслух, хотя бы попытавшись как-то озвучить свои чувства, - мне кроме вас никто не нужен. Совсем никто!

Владимир Комстадиус: Случается, что когда чувства и эмоции переполняют, то действуешь, как во сне, а после тщетно пытаешься ухватить за хвост ощущения от пережитого, и остаются одни только смутные тактильные воспоминания. Поэтому когда Владимир прервал поцелуй и увидел, что Варя замерла с закрытыми глазами, то почувствовал замешательство перед тем, как вернуться в действительность. А потом с ее губ слетело признание, подтвердившее, что он не ошибся в ее чувствах, и он мягко накрыл ее руки, крепко ухватившиеся за него, своими ладонями и поднес к губам. Ее простые, но произнесенные с большой убежденностью, слова несколько напугали его. Девичья способность и стремление полностью посвятить себя другому человеку и восхищала и вызывала непонимание с оттенком недоверия. Владимир знал про себя, что не способен и никогда не будет способен на подобное. Теперь, когда взаимность их чувств подтвердилась, он, так или иначе, принимает на себя ответственность за Варвару. Но был ли он к этому готов? Видит бог - не был, слишком быстро все случилось. Комстадиус задавал себе вопрос - если бы он назавтра получил развод - поспешил бы он связывать себя новыми узами? Варвара была полной противоположностью его супруге и испытывала к нему, несомненно, только искренние чувства, даже если сама в них ошибалась - искренне. Но как бы ему хотелось какое-то время просто побыть свободным, без каких-либо уз, даже если это узы прекрасной и влюбленной в него девушки, которую он тоже любит. А впрочем, любовь - это чувство, чью подлинность наиболее сложно определить. В голове опять запульсировала мысль о том, что зря он сюда приехал, поддавшись искушению. Однако Владимир не исключал возможности, что Варя могла бы и принять предложение Вершинского, если бы не дождалась его за все лето, что для него могло стать тяжелым испытанием. Еще пять минут назад он был весел, бодр и решителен. Но что он собирался сделать? Признаться в любви и верности до гробовой доски? Ему это всегда казалось слишком пошлым, любовь - не вывеска на торговой лавке, сразу дающая представление о том, что внутри. Ответственное отношение к словам и внутренние противоречия сковывали ему язык. Нужны ли Варваре его признания, когда и так все сказано? Клятвы и слезы хороши в двадцать лет. А сейчас надо бы понимать, как быть теперь с этими чувствами в существующих обстоятельствах. Сейчас он поддался порыву, но не лучше ли, по трезвом размышлении, вместе сойтись на том, что разумнее всего - заранее признать невозможность иных отношений, кроме дружеских, чем убедиться в этом эмпирически. - Варя...- он серьезно и внимательно заглядывал ей в глаза, как будто искал ответ на еще не заданные ими друг другу вопросы. Чего она ожидает от него теперь? Варя выглядела одновременно напуганной и решительной. Чувствуя, что от переизбытка чувств и эмоций она едва держится на ногах, Владимир, не отпуская рук, отвел девушку к скамье, настоял, чтобы она села и только тогда, не отрывая взгляда, заговорил серьезно и откровенно, насколько мог. - Варвара Егоровна… Милая Варя. Я в равной степени испытал счастье и неподдельный страх от ваших слов. Я ехал к вам, потому что не мог противиться своему желанию снова вас увидеть, но с мыслью, что, быть может, совершаю большую ошибку. Нет нужды повторять, что я женат. Мне очень трудно говорить с вами о таких вещах. Но если то, что вы сказали – правда, то вы должны знать, что еще до нашего знакомства я подал прошение на расторжение брака. Даст Бог - его удовлетворят в ближайшее время, а нет... - Он крепче сжал ее руки. - Вы понимаете? Да, женат я только на бумаге и в глазах общества. Но, тем не менее, могу навсегда остаться связанным с другой женщиной. Не лучше ли нам теперь, объяснившись, расстаться, чтобы не искушать судьбу? Говорить это было жестоко, он видел по глазам девушки, как она задета в своих лучших чувствах, и больше всего ему хотелось отказаться от своих слов, чтобы вновь ощутить близость и трепет ее хрупкого тела в своих руках, нежность губ, отзывчивых и теплых.. Он сильнее, чем предполагал, сжал ее ладонь, и все его слова противоречили желаниям. Проявляя теперь чудеса выдержки, Владимир в глубине души, конечно, хотел, чтобы Варя принадлежала ему безо всяких условий. Но так не бывает, и совесть снова заставляла его произносить все эти слова, хотя он подозревал, что это речь, произнесенная в воздух. - Иногда нужно больше слушать голос разума, а не сердца. Вы молоды и прекрасны, и даже не знаете меня, как следует: я слабый, ленивый и эгоистичный человек. Пройдет совсем немного времени, и вы первая станете презирать меня. Мне жаль вашего будущего... Я должен был сказать вам все это еще до того, как вы уехали в деревню, чтобы вы и не ждали моего приезда. Вместо этого я застаю теперь вас одну и... надеюсь, что вы оборвете мои возражения... Владимир смотрел в ее влажные глаза; ее дрожащие ресницы и трепещущие губы говорили ему от тщете его нелепых нравоучений, он продолжал говорить скорее по инерции, чтобы что-то говорить. И когда слова кончились, он прикоснулся ладонью к ее щеке, как тогда, в их последнюю встречу в Петербурге. Здесь, среди трав и цветов, чувствуя себя героем какого-то плохого французского романа, Владимир снова целовал ее губы, глаза, волосы..

Варвара Макарова: Первые мгновения счастья миновали, реальный мир снова вступил в свои права, и Варя вынуждена была подчиниться его законам. Послушно позволив Владимиру Федоровичу усадить себя на скамью, она вся обратилась в слух, стараясь не пропустить ни одного его слова. Ведь от этого зависело слишком многое. Варя не считала себя романтической особой, по крайней мере, верила в то, что ей не свойственны порывы и поступки, которые обычно приписывают главным героиням романов – лишаться чувств, закатывать истерики или заламывать руки, впадая в отчаянье. Поэтому, придав себе, как казалось, спокойный и равнодушный вид, девушка молча слушала монолог Комстадиуса, стараясь не перебивать его даже шорохом юбок. Но сохранять абсолютное спокойствие оказалось куда как сложнее, чем казалось вначале и вот уже две слезинки не прошеными гостьями повисли на ее ресницах. И, пытаясь их сморгнуть, Варя добилась лишь того, что те побежали по щекам, оставляя за собой влажные дорожки. Еще одним нежелательным признаком волнения была дрожь в пальцах, и это невозможно было скрыть, хоть Владимир Федорович крепко держал в своих ладонях ее руки. Если бы у Вари было немного больше времени, чтобы разобраться в своих чувствах, то, скорее всего, она с удивлением обнаружила, что на первом месте среди них даже не любовь, а нежность и жалость к этому большому, похожему на гранитную скалу человеку, который видел в ней единственное избавление от собственных тревог. Правда, здесь можно было бы оправдаться тем, что сострадание к ближнему и есть наивысшее проявление любви… Впрочем, сейчас Варе было совсем не до раздумий и объяснений. С восторгом принимая ухаживания своего кумира, она забыла обо всем на свете, даже о том, что в саду их могут запросто увидеть вдвоем. И заговорила вновь, лишь когда тот отпустил ее от себя, поспешно стирая оставшиеся следы слез: - Вы во всем правы, Владимир Федорович. Но только забываете, верно, что я уже не ребенок и сама могу решать свою судьбу! Ни за что на свете я не соглашусь быть рядом с человеком, который мне не интересен. С тем, который вызывает во мне скуку, от присутствия которого в душе ничто не движется. И может, я не знаю вас достаточно хорошо – не знаю вкусов, ваших мыслей и надежд, но, кажется, что я все равно это понимаю! Не умом, нет. Но здесь! – повинуясь порыву, Варвара приложила ладонь к своей груди. После чего поднялась и подошла к кусту сирени. - Я знаю о вашей жене, - продолжила она, опуская глаза и перебирая тонкими пальцами гладкие и зеленые, будто из воска вылепленные листья. – Я понимаю, как тяжело порвать такие отношения. Сестра говорила, что после развода, женщина теряет возможность бывать в свете, она становиться отверженной. Но ведь и мужчину ждут испытания? Не мне рассуждать о вашей семейной жизни, и не в моих правах осуждать вашу жену, но она недостойная женщина! И если… ваше прошение будет удовлетворено, это будет вам наградой за терпение. Если же нет… - замолчав, Варя оторвала с ветки один листик и принялась отщипывать от него маленькие кусочки, бросая себе под ноги, - если даже этого не случится, я все равно не перестану думать о вас! Когда Варя вновь подняла глаза и посмотрела на Комстадиуса, на лице ее не было уже и тени сомнения, а глаза буквально сияли от переполнявшей ее решимости. Ей вдруг показалось, что всего за одно мгновение она сделалась гораздо старше, и мудрее. - Я готова принять вызов судьбы и пройти этот путь, сколько бы времени он ни занял… Звук шагов, донесшийся со стороны тропинки, ведущей от дома, заставил ее резко замолчать. Обернувшись, Варвара увидела босоногую девчушку в синем сарафане. - Что тебе, Марфуша? - Ваша матушка велела отыскать вас. Завтракать пора. И гостя тоже просила найти, - протараторила девчонка в ответ, в свою очередь с не меньшим любопытством рассматривая барышню и ее спутника. - Хорошо, скажи, что мы сейчас придем. Ступай, предупреди! Отправив Марфушу прочь, Варя бросилась приводить в порядок свой наряд и прическу. Впрочем, ничего особенного для этого делать было и не нужно. Матушка все равно постоянно ругала ее за привычку гулять без шляпки и зонтика, из-за чего, предоставленные открытым солнечным лучам, руки и лицо барышни Поповой за лето принимали совершенно неприличный для девицы их круга оттенок загара. А румянец, которым все еще щедро были залиты щеки, лишь подтвердил бы ее утверждение, что солнце крайне вредно для нежной кожи. В дом Варя и Владимир Федорович вернулись вместе, но поведение их при этом было совершенно обычным, словно все утро беседовали о пустяках. Впрочем, выяснять темы их разговоров никто в доме, кажется, и не собирался. Вера, обиженная на младшую сестру за отказ Вершинину, сидела в кресле с надутым видом, ее муж равнодушно просматривал газету, маменька была расстроена и чувствовала себя виноватой в том, что не сумела подготовить дочь к обрушившемуся на нее внезапному предложению и втайне надеялась, что все еще можно поправить. И лишь Егор Валерианович был спокоен и даже доволен тем, как все обернулось, полагая, что важнее всего счастье дочери. И если жених почему-то не пришелся ей по душе, значит, на то есть веская и убедительная причина.

Владимир Комстадиус: Минуту назад он держал в руках ее дрожащие руки и стирал слезы слез на ее щеках, а теперь Варвара с вдохновением открывала ему свою душу. Варины слова о его супруге поразили Владимира, он не ожидал, что она о нем, видимо, знает намного больше, чем он мог предполагать. До сих пор из-за разницы в возрасте он действительно относился к ней как к ребенку, с некоторой долей снисхождения. Сейчас перед ним стояла молодая женщина, которая сама отвечает за свои слова и поступки. Его радовала и примиряла с совестью эта мысль, но тут же закрадывалась другая. Ему вдруг стало интересно, что случилось с ее прежним женихом, его она тоже любила, или это было решение семьи? И как далеко зашли ее отношения с ним? Он душил в себе собственнические инстинкты, но они то и дело вырывались наружу. С женой он недоглядел, не обращал внимания на вьющихся вокруг нее мужчин, пока ее неверность не стала очевидна для всех окружающих. Жизнь и мысли Варвары для него по-прежнему оставались загадкой, как и его – для нее. Своему сердцу он верил меньше, чем она - своему, но все-таки чувствовал в глубине души, что их связывает что-то незримое. - Вы правы, вы уже не ребенок. До сих пор я недооценивал вас. Вы ведь все уже давно решили, верно? Он внимательно смотрел на нее, понимая, что Варвара очень разумная девушка, но его не покидало чувство, что ее любовь к нему, пугающе всепоглощающая, может оказаться самообманом именно потому, что она теперь так сильна. Он не чувствовал того же, подвергая каждый собственный порыв чувств сомнению. Его чувство к ней было во многом более рационально и эгоистично. Он знал это и рад был, что она не смотрела ему в глаза во время своей исповеди. И тем не менее, его необъяснимо тянуло к девушке, и он сам, оказываясь рядом с ней, забывал и гнал прочь разумные доводы, твердившие, что они оба, скорее всего, находятся во власти самообмана и чары рассеются, как только они столкнутся с реальными трудностями. И сознание того, что кто-то любит его просто так, и готов ради него забыть обо всем другом, волновало так сильно, что он едва мог работать, каждая мысль возвращала его к ней. Не выдержав напряжения, сковавшего его от ее слов, Владимир приблизился к Варваре и положил свою руку ей на плечо. Ее решимость будто передалась и ему, он был почти готов отбросить все общественные предрассудки и уже открыл рот для ответа, но их прервала крестьянская девочка, присланная отцом семейства за дочерью. Он опустил руку и отступил от Вари, не слишком поспешно, чтобы это не выглядело подозрительно в глазах ребенка. Он ясно увидел вдруг, что именно так им придется себя вести друг с другом – все время оборачиваться, и возможно это продлится годы, если их хватит надолго. Когда девочка убежала, Владимир помог Варе поправить прическу и запечатлел на ее губах еще один поцелуй. Говорил уже на ходу, быстро, чтобы успеть досказать, пока они не вернутся, и поэтому его слова прозвучали с не меньшей решимостью, чем ее. - Я запомню ваши слова, и хоть я того не стою, а вы будете об этом жалеть, но я теперь уже не откажусь от вас, Варвара Егоровна. Через несколько дней мне нужно будет вернуться в Петербург. Все время до этих пор – наше. У дома их встретил Егор Валерианович с притворным недовольством, что они заставили всех ждать. Владимир с почти безупречной безмятежностью сделал комплимент саду, который ему показала Варвара Егоровна, и все прошли в дом, не придав значения их затянувшейся прогулке. Семейные дачные застолья, проходящие не меньше двух раз в день, уже напоминали Владимиру некое ритуальное действие, типично русское. Все смотрели, или не смотрели, друг на друга, говорили о хозяйстве, погоде или возвращались мыслями в Петербург, предвкушая новый сезон. И неугомонная Варина мать бросала на дочь многозначительные взгляды, намекая на новые возможности. Владимир, наверное, слишком уж избегал встречаться с Варварой глазами. Ему казалось, что он тут же выдаст их тайну. Весь день он продолжал чувствовать неловкость, не будучи уверенным, как ему теперь вести себя. Поповы были с ним неизменно добры и обходительны, заставляя его страдать от собственного двуличия. Но думать он мог только о том, чтобы улучить возможность остаться с Варей наедине. В доме, полном народа, это было почти невозможно и всякое их общее отсутствие скоро бы стало заметно для всех и стало бы вызывать вопросы.

Варвара Макарова: Это началось так неожиданно, что первое время Варя постоянно пребывала в состоянии близком к эйфории. Стоило лишь оказаться одной и, закрыв глаза, она немедленно принималась мечтать о далеком и обязательно счастливом будущем. Подобного не случалось с нею с детства. На людях еще удавалось держать себя в руках. И, как казалось, выходило это превосходно. По крайней мере, матери и отцу даже в голову не приходило, что у их Вареньки на уме. А Веру, которая после отъезда Вершинского поначалу дулась на младшую сестру, а после стала присматриваться к ней более внимательно, обмануть было труднее. Перемену она заметила почти сразу. Также легко угадала и ее причину. Стоило лишь сопоставить нынешнее мечтательное настроение Вари и те вопросы, что она будто невзначай задавала ей про самого Владимира Федоровича и его жену, как все кусочки мозаики сразу стали в цельный узор. Открытие это привело княгиню в ужас. Но решиться на беседу с сестрой сразу, без явного доказательства своим подозрениям, Вера Егоровна не отважилась, оттого ничто не омрачило безоблачного настроения Вари до самого отъезда Комстадиуса. Внешне ее жизнь в имении протекала так же, как и до появления Владимира Федоровича. Ежедневно по утрам девушка отправлялась на продолжительные прогулки, в которых, правда, к ней теперь неизменно присоединялся и ее друг. Родители об этом не знали, но даже если бы узнали, вряд ли подумали что-то дурное – уверенность в порядочности Комстадиуса была поистине безграничной. Да и поверить в то, что дочь может испытывать к нему какие-либо чувства, кроме ученического почтения и восхищения перед талантом, они бы просто не смогли. Для самой же Вари прогулки эти всегда были настолько личным, даже в чем-то сакральным действием, что делить его она согласна была только с Владимиром. При этом, возвращаясь домой к завтраку, они обычно успевали пробраться в свои комнаты и появиться в столовой по отдельности, словно до этого сегодня еще и не встречались. Варю такая игра очень забавляла, да и Комстадиус от нее будто бы молодел – сидя за столом, она украдкой наблюдала за его лицом, и видела, как искрятся почти мальчишескими, озорными искрами его глаза в эти минуты. Вероятно, что-то, в конце концов, все-таки заметили и родители. Так, целуя дочь перед сном, сам Егор Валерианович как-то невзначай заметил, что свежий деревенский воздух, несомненно, идет на пользу их уважаемому гостю: - Раньше вон, каким молчуном был, насупленный вечно, да из-под косматых бровей осторожные взгляды по сторонам бросает – бирюк будто, а нынче любо-дорого посмотреть! Думаю, не уговорить ли его еще чуток погостить? Может, в глуши его сподобит еще и шедевр какой написать, а потом тебе его посвятить! А что?! У всех известных поэтов, да музыкантов есть свои музы. Что бы и тебе не стать! – улыбнувшись в ответ, девушка порывисто обняла отца. Она и сама довольно часто пыталась понять, отчего Владимир так не доверяет другим людям. Но спросить не решалась, боялась обидеть. Да, по правде сказать, находились и более приятные темы для бесед, особенно в последнее время. Тем не менее, некоторые догадки у нее все же были: - Ты же знаешь, папочка, что есть такие люди, которым сразу тяжело принять чужую дружбу. Им время нужно. Вот и Владимир Федорович у нас такой. А остаться ты уговори, попробуй! И на охоту еще позови.

Владимир Комстадиус: Владимир чувствовал себя странно в доме, где его принимали как члена семьи. По сути, он уже начал привыкать ко всем домочадцам, даже к навязчивому вниманию отца семейства, и позволял себе просто отдыхать, дышать свежим воздухом. Ему давно уже не было так хорошо и спокойно, как сейчас, но и теперь его то и дело что-то тяготило и заставляло постоянно сомневаться в том, правильно ли он поступил, открывшись Варе. И всё же, если на время исключить из внимания то обстоятельство, что он не был членом семьи и мужем Варваре, что создавало определенные рамки в поведении, заставляло скрытничать, то он был совершенно счастлив. Кроме этого, между ним и Вариной сестрой установились весьма напряженные отношения, она словно не сводила с него глаз, время от времени возникала из ниоткуда в саду, где они с Варварой прогуливались. Она была, вероятно, очень строгих моральных правил, и с таким скучным мужем как у нее, видимо, ничего другого ей блюсти не оставалось, как чужую невинность. Комстадиус не раз жаловался Варе, что ее старшая сестра не любит и подозревает его, и тем больше его это тяготило, что она, в сущности, была права, хотя ни разу не застигла их за чем-нибудь недостаточно невинным. Он задержался на два дня против обещанного срока отъезда и наверное задержался бы еще дольше, если бы в то утро, не иначе как во время завтрака, к нему не доставили письмо от поверенного. Он встретился взглядом с обеспокоившейся в минуту Варварой, убрал письмо в карман, чтобы прочесть одному после. А через два часа он уехал, так и не сумев улучить минутку для прощания наедине. Но все-таки Попов взял с него обещание вернуться на следующей неделе. В Питере он никому не стал рассказывать где проводит лето. Навестил своего издателя и зашел к поверенному, который в коротком письме в деревню извещал его о том, что появились важные вести о супруге Комстадиуса, которые могут помочь ускорить развод. Оказалось, что отыскался свидетель - священник, якобы обвенчавший в начале лета его жену с неким молодым поручиком, что было прямейшим доказательством неверности и надежным аргументом для суда. Владимир пожелал тут же с этим человеком увидеться и заручиться его словом свидетельствовать против них. Молодой поп оказался человеком недалеким, но, трижды перекрестившись, все-таки пообещал. Обратно Владимир ехал повеселевший и в волнении, ему не терпелось рассказать Варваре о том, что дела идут успешней, чем когда бы то ни было. Он вернулся уже к закату, когда хозяева были в гостях. На счастье, Варя оказалась дома - а никто другой ему сейчас был и не нужен, более счастливого стечения обстоятельств давно не случалось. Варя была обескуражена его непривычно возбужденным состоянием и усадила рядом с собой. Владимир подробно изложил ей обстоятельства, выразив надежду, что если все будет хорошо, то к началу осени он станет свободным человеком. Тут же смутившись, добавил: - Любая свобода - в радость, кроме свободы от вас. В эту минуту он был уверен, что они теперь обязательно будут вместе и думал о том, что именно сегодня случилось так, что они впервые одни в доме. Короткие поцелуи в саду и пожатия рук украдкой, пока никто не видит - все что у них было. Но теперь они без пяти минут супруги. Он знал и насколько важны эти новости для Варвары, как она надеялась на это. Сердце застучало у горла, он осмелел, охмелел от предвкушения скорого счастья, устремляясь мыслями в будущее. В голове промчались долгие уроки музыки, когда он забывал слушать её и уносился мечтами в эту минуту; бесконечные деревенские ночи, когда их разделяли только стены и предрассудки. Владимир серьезно заглянул Варе в глаза, наклоняясь для поцелуя, надеясь, что она не отвергнет его.



полная версия страницы