Форум » Петербург » Вспомнить всё » Ответить
Вспомнить всё
Варвара Макарова: Время действия: -основное время - весна 1833 года -время прошедшее - в течение 1823-24 годов Место действия: Петербург Персонажи: Варвара Макарова, Владимир Комстадиус
Ответов - 34, стр:
1 2 All
Варвара Макарова: Когда экипаж мадам Макаровой подкатил к парадному крыльцу ее городского дома, часы показывали только начало восьмого утра. Дети, наверняка, еще спали. А вот супруг мог быть уже и на ногах. Варвара Егоровна уже давно привыкла к тому, что он просыпается ни свет, ни заря и начинает свой день с гимнастических упражнений. Затем, в любую погоду и время года обыкновенно следует короткий моцион, а после – обязательная чашка травяного отвара перед завтраком. За это время все домочадцы как раз выбирались из-под своих одеял и спускались в столовую. Звука подъехавшего экипажа, видно, никто не услышал, и потому дверь женщина отперла своим ключом. Войдя в прихожую, она ненадолго остановилась, прислушиваясь к тихим шорохам дома. Где-то негромко засмеялись служанки, раздались приглушенные мягким ковром шаги – это муж расхаживал по кабинету. Несколько мгновений Варвара раздумывала, подняться в свою комнату или сразу пойти к нему. Но тут, будто угадав ее присутствие, хозяин дома отворил дверь кабинета и сам выглянул в коридор. - Варенька?! Вернулась? А я ждал к обеду только. Да что же ты стоишь там? Случилось что-то? - Здравствуй, здравствуй милый друг! – она протянула ему обе руки и, по заведенной традиции, он их не поцеловал, но по очереди прижал каждую к своим щекам, затем повел жену в кабинет. По дороге Варвара развязала ленты своей дорожной шляпки, скинула теплую накидку и перчатки. Глядя на мужа, она понимала, что вот теперь-то она по-настоящему дома, а тревоги остались там, за порогом. Но тревоги все же жили в ее душе, и когда Олег Васильевич повторил вопрос, не смогла сдержать горестного вздоха, - Не случилось, но случится. - Он так плох? - Он полностью опустил руки. Говорит, что ему теперь жить скучно и не для чего. Хочет, чтобы ты принял дела имениями, а он собирается умирать. И знаешь, глядя на него – я верю, что вот-вот он умрет. Он не болен телом, но у души будто нет сил. Все время сидит в своем вольтеровском кресле с книгой на коленях, и я готова клясться, что за этот месяц закладка не передвинулась в ней и на десяток страниц. Отец Варвары Егоровны еще месяц назад прислал письмо, с просьбой явиться незамедлительно. Приехав в его имение, женщина нашла родителя в крайне плохом состоянии, которое, и вправду, почти не было связано с физическим нездоровьем. Когда умерла супруга, а обе дочери покинули родительский кров, он заскучал. И если первое время после этого еще полностью посвящал себя делам, то теперь стал думать о совершенно никчемности всех своих занятий. Варю беспокоило такое положение вещей, но она не знала, чем можно помочь. Тем более, сейчас, когда, глядя на мужа, понимала, что они с отцом почти ровесники. Только Олег казался еще совсем молодым, в родительском имении же она обнаружила совершенно дряхлого старца. - Ну вот что, Варюша. Сейчас мы поделать ничего не можем, но когда станет теплее – к лету – ты с детьми поедешь к нему. Те его развлекут, и он вновь почувствует свою надобность, а к осени мы заберем его сюда. Долго еще они обсуждали семейные дела. И хоть муж почти каждый день слал ей письма, в которых подробно рассказывал, чем занимались дети, каких успехов достигли в учениях, но теперь Варе хотелось еще раз услышать все это лично. А еще Олег Васильевич в подробностях рассказал о том, как исполнил давнюю мечту их дочери и пригласил к ней учителя музыки. И теперь Васенька с таким удовольствием занимается музыкой, что братец ее, не желая отставать, тоже стал разучивать пьесы. Василиса была очень талантливой девочкой. Еще совсем маленькой она на слух запоминала за матерью некоторые пассажи. И если детские пальчики могли достать нужные клавиши, то тотчас же легко их воспроизводила. Если же нет, то жутко злилась и говорила, что непремено должны быть такие специальные детские рояли, чтобы легче дотягиваться. Видя в дочери эти задатки, Варвара Егоровна начала было сама учить ее музыке, но чувствуя, что этого мало, давно намеревалась пригласить к ней настоящего учителя. Впрочем, по какой-то своей личной причине, вечно откладывала. Но вот, в ее отсутствие, муж устроил и это. И теперь, как уже было известно из его писем, девочка просто души не чает в этом человеке, к каждому его приходу разучивает все заданное и всегда огорчается, если чего-то не удается сделать. И все это Варваре можно будет увидеть уже сегодня, во время очередного урока. Впрочем, до этого момента времени было еще предостаточно. И, завершив беседу, мадам Макарова поднялась к себе, переоделась в домашнее утреннее платье и отправилась будить детей. После был обычный день, полный хлопот. Потому, уставшая с дороги и от дел, после обеда Варвара Егоровна прилегла вздремнуть.
Владимир Комстадиус: Некоторое время назад Владимир Комстадиус начал давать уроки музыки детям знакомого издателя Макарова. Олег Васильевич был приятнейшим человеком и собеседником, но, однако же, до событий последних недель они ограничивались исключительно деловыми отношениями - с недавнего времени издательство Макарова успешно выпускало для печати ноты с произведениями Комстадиуса в различных музыкальных формах, отдельными брошюрами или в сборниках современных авторов. Потому Владимир сразу согласился на просьбу Макарова, тем более что уроки музыки для него почти всегда были больше удовольствием, чем способом . Хотя следовало признать - богаче он не становился. К экономии он не желал привыкать, как и к сисетематическому труду, а состояние не могло преумножаться само по себе. С детьми ему всегда работать было сложнее, чем с молодыми или уже взрослыми людьми - требовалось особое терпение и снисходительность. Своих детей, так уж сложилось, у него не было, опыта общения с ними - тоже, кроме нечастых встреч с племянниками, жившими не Петербурге, потому приходилось всякий раз себя сдерживать. Тем больше радости доставляла ему восьмилетняя Василиса Макарова, схватывавшая все на лету, с первого его слова, а любая похвала от него была для нее высшим блаженством. Младший мальчик не обладал таким же музыкальным талантом, как сестра, и порой с ним бывало непросто. Впрочем, он был совсем еще мал, и вряд ли справедливо было бы требовать от него большего. Владимир часто бывал у них в доме, а на прошлой неделе состоялся первый домашний концерт, на который были приглашены друзья семьи с детьми, где Василиса играла на фортепьяно, пела и имела огромный успех. Владимир иногда шутливо говорил девочке, что когда он напишет оперу, то обязательно пригласит ее на главную партию. И она воображала себя в роли всевозможных сказочных красавиц. Постепенно образовывалась трогательная привязанность между учителем и ученицей. Он всегда думал, что музыкальные способности Василиса унаследовала от матери, с которой ему только предстояло еще встретиться. Макаров редко упоминал о жене, и Владимир знал только, что они познакомились заграницей, и она много моложе мужа. Не то чтобы он интересовался внутренней жизнью семьи, но Василиса в последние дни только и говорила, что о матери и убеждала его, как она будет рада музыкальным успехам Василисы, трогательно просила учителя не ругать ее при маменьке. Таким образом он был заражен всеобщим ожиданием. В тот день он пришел на четверть часа раньше обычного. Ему открыл сам Олег Васильевич, и они вместе прошли в комнату, где обычно занимались. Василиса тут же прибежала и быстро доложила, что с утра приехала мама, все дела в доме сделала и ждет не дождется послушать урок. От возбуждения она то и дело забывала говорить шепотом. - Вы что же шепчете, Васенька? - Чтобы не разбудить маму, - ответила девочка и выразительно прикрыла рот ладошкой. - Это серьезная причина, думаю, придется отменить урок, - с деланной серьезностью заметил учитель. - Нет, нет, Владимир Федорович, мы тихонечко. Вошел и младший сын, робея обратить на себя внимание при блестящей старшей сестре. Комстадиус реже, чем следовало, замечал, что его столь явные предпочтения задевают хрупкое детское самолюбие. Владимир поздоровался с мальчиком и подтолкнул Василису к инструменту, задержавшись на минутку с Олегом Васильевичем. - Что же, мы и правда можем помешать, жена ваша, должно быть, устала с дороги. Я бы мог зайти завтра, у меня свободный день. Признаться, мне и самому не терпится познакомиться с вашей супругой, Василиса мне ее рекомендовала, как превосходную музыкантшу и само совершенство. Тем большую ответственность я чувствую, - полушутя заметил Владимир. Макаров только развел руками и улыбнулся - Василиса своим пением сразу разрешила сомнения насчет целесообразности проведения урока. - Ну, теперь уж ничего не поделаешь, - Комстадиус приблизился к фортепиано. Василиса пела детскую песенку, в которой убаюкивающий минорный тон колыбельной на примитивный простонародный текст сочетался с кажущимися неуместными в день сегодняшний фиоритурами, старательно выводимыми ребенком с наивной серьезностью. Владимир Федорович поморщился - как мог он такое написать для своих племянников, пусть и на заре занятий музыкой, в "итальянский период", половину жизни назад. Вот уж в воистину выгодном свете он предстанет перед хозяйкой - тонкой ценительницей музыки, по уверению родных, если она сейчас услышит это безобразие. На дворе овечка спит, Хорошохонько лежит, Баю-баюшки-баю. Не упрямится она, Но послушна и смирна, Баю-баюшки баю. * - Повнимательней, мадемуазель, у вас сегодня самая важная публика. Я думаю, нам стоит выбрать для вашей матушки что-нибудь более интересное, - Владимир уткнулся в папку с нотами, разыскивая нужный материал. * Слова А.С. Шишкова, 1783 г.
Варвара Макарова: Варе музыка совершенно не помешала, так что она даже проспала начало урока, открыв глаза лишь, когда горничная Даша вошла в спальню. Досадуя, что потревожила барыню, девушка потупилась и принялась извиняться. - Да полно тебе, Даша. Это я что-то заспалась. Который теперь час? – и, не дожидаясь ответа, сама взялась за часики, висевшие на поясе, - Боже мой! Да что же это! И никто меня не поднял?! Даша, урок уже начался у детей? Я же обещала там быть! - Олег Васильевич просил вас не тревожить, сказал – отдохнуть вам надо. - Ну ладно, ладно. Они еще не закончили? Наскоро приведя себя в порядок, Варвара Егоровна поспешила сойти вниз. Уже с лестницы она услышала звуки музыки, которые лились из приоткрытых дверей музыкальной комнаты. Не желая отвлекать от занятий дочку, она совсем тихонечко приотворила дверь и проскользнула за нее. Муж повернулся и посмотрел на нее. И женщина едва заметно кивнула ему, прикладывая пальцы к губам, останавливая тем его порыв подняться и придвинуть ей стул. Выбрав себе уютную западину в дальнем конце комнаты, она присела и лишь тогда подняла глаза – тотчас застыв, словно каменная и смертельно побледнев. По счастью, никто из присутствующих не мог видеть ее потрясения. Муж сидел немного впереди и смотрел на детей, а все внимание Васеньки и Феди было поглощено занятием с учителем, который что-то им объяснял, также в увлечении не заметив появления хозяйки дома и даже не повернувшись в ее сторону. Однако самой Варваре это было и не нужно, чтобы узнать его в то же самое мгновение, как услышала голос – тихий, но по-прежнему звучный; увидела привычную манеру сидеть, эти легкие взмахи руки, отмеряющие такт… Все осталось прежним. С трудом переведя дыхание, Варвара Егоровна взглянула на дочь, сидящую рядом с ним, сосредоточенно глядя в нотный лист на пюпитре. Внимательно слушая своего учителя, Васенька тихонько кивала. И, с нарастающей в душе паникой, Варя вдруг заметила, что этот привычный жест, которым девочка всегда выражала согласие или понимание, в точности копирует соответствующий жест самого Владимира. Как же вышло, что мужу пришла идея пригласить в их дом именного этого человека? Как случилось то, что из всех музыкантов столицы, именно он стал учителем ее детей? И почему, когда писал ей о занятиях музыки, Олег ни разу не упомянул имени их преподавателя?! Конечно, он ничего не мог знать! Не мог, потому что, даже ведая о грехах молодости своей супруги, никогда не задавал ей главного, все проясняющего, вопроса. Потирая оледеневшие пальцы, Варвара украдкой перевела взгляд на мужа. Тот был явно доволен всем и с восторгом наблюдал за дочерью и за Феденькой, которому девочка с серьезным и строгим видом периодически что-то подсказывала, будто сама была его наставницей. Нельзя сказать точно, сколько длилось это кошмарное наваждение, но постепенно женщина все же начала приходить в себя. А тут и Василиса вновь стала пробовать играть, и звуки музыки, как напоминание реальности всего происходящего, заставили Варвару Егоровну очнуться окончательно. С тревогой ожидая окончания урока, она малодушно размышляла, не лучше ли будет тихо покинуть комнату, пока Владимир ее не увидел? Но как раз в эту минуту часы в холле стали громко отзванивать половину седьмого, им вторили маленькие каминные часы на мраморной полке, и все как по команде обратили на них внимание. Первым заговорил Олег. - Ну, на сегодня довольно! Думаю, пора и отдохнуть. Вот, Варечка, знакомься – учитель наших деток и мой добрый знакомый, Владимир Федорович. Варвара Егоровна уже сумела совладать со своими чувствами, и лишь некоторая бледность все еще могла подсказать Олегу Васильевичу, что с женой его что-то неладное. Впрочем, и это легко можно было списать на усталость. Поднявшись из кресла, мадам Макарова вышла чуть вперед и кивнула гостю, протягивая ему руку. - Вижу, вы пришлись по душе моим детям. За сегодняшнее утро Василиса успела многое поведать о ваших уроках. Признаюсь, не ожидала подобной увлеченности, хоть музыка и занимает ее больше всего иного, - сказала она. Взгляд ее при этом остался спокоен и неподвижен, а голос ровен, хотя ладонь едва заметно подрагивала.
Владимир Комстадиус: Первые полчаса Василиса все время ерзала на скамье и посматривала на дверь - не идет ли мама, и занятие не ладилось. Хозяйку, по видимому, нисколько не потревожили звуки музыки, поэтому после строгих замечаний Олега Васильевича, дети наконец успокоились и сосредоточили внимание на учителе. Он краем уха услыхал как кто-то вошел в комнату, но за этим ничего не последовало, потому он не стал отвлекаться от демонстрации сложной для ребенка аппликатуры. А через несколько минут бой часов возвестил о том, что время занятия подошло к концу. Он тепло похвалил обоих детей и при словах Олега Васильевича наконец взглянул на легендарную Варвару Егоровну. Улыбка мгновенно сошла с его уст. Владимир не владел в совершенстве, как, быть может, владела она, искусством сиюминутно скрывать свои чувства, но, к счастью, он стоял лишь в пол-оборота к Макарову, не отрывавшему глаз от своей жены, так что тот не мог видеть этого изменения. Меньше всего он ожидал найти в хозяйке дома женщину, которую любил когда-то, но не слышал о судьбе которой уже много лет. Он поднес к губам ее ледяную и дрожащую руку, единственно выдававшую охватившее и ее сильное волнение. Видно было по всему, что и она не знала, с кем судьба приготовила ей встречу в этот день. Он непроизвольно на мгновение сжал пальцы Варвары Егоровны, пока целовал ей руку. - Василиса делает большие успехи, и Федору помогает, - автоматически произнес Владимир, не отрывая глаз от женщины, - Мне говорили, что и вы превосходно музицируете. Надеюсь услышать однажды, должно быть, талант Василиса Олеговна унаследовала от вас.. Владимир осекся, позабыв, что собирался добавить к сказанному. Внезапная догадка, сразу же ставшая очевидной, потрясла его. Он невольно бросил взгляд на девочку, поодаль с менторским видом объяснявшую что-то младшему брату, потом перевел глаза на мать, пытаясь разгадать ее чувства. От размышлений его оторвал тихий голос Макарова: - Должно быть, Вы не знаете, что Васенька неродная наша дочь. Но мы и сами позабыли об этом. - Ах, вот оно как, - Владимир натянуто улыбнулся в бороду. - он почувствовал странную тяжесть в груди. Не желая выказывать неуместную слабость, особливо перед Макаровым, Комстадиус демонстративно поглядел на брегет. - Ну-с, мне пора. Был рад знакомству, Варвара Егоровна... Федор, Василиса, не забудьте, что я вам говорил. - не имело смысла оставаться у Макаровых, и изображать, будто все в порядке, мучить себя, Варвару Егоровну и рисковать наткнуться на нежелательную проницательность ее мужа. Да и сердце сдавило так, что того и гляди удар хватит - не мальчик уже. "Уж хотя бы помоложе Макарова," - подумал он вдруг с неожиданным чувством собственнической ревности. А разговор с Варварой так или иначе был неизбежен - не сбежит же она и теперь за границу. Ему теперь было трудно произнести имя девочки так, между прочим. Все разумные доводы говорили в пользу того, что Василиса - его дочь. Ее мать сколько угодно может отпираться, рассказывать сказку про белого бычка, что она де приемная. Нетрудно посчитать, что она родилась в тот период, когда Варвара уехала от него - поправлять здоровье после "потери ребенка", как ему было сказано. Его застарелое чувство вины перед нею теперь затмевалось гневом за то, что он был обманут и не знал, что у него есть дочь, что она восемь лет росла вдали от него. Тягучее чувство невозможности обратить время вспять и прожить эти годы иначе, начиная с того страшного дня, мучило его и сдавливало грудь. Он чувствовал, что еще немного и ему придется опереться о дверной косяк. - Как, Вы разве не останетесь на ужин? Мы бы этого очень хотели, правда, дети, Варвара? - искренне поинтересовался Олег Васильевич - Да-да, Владимир Федорович, оставайтесь пожалуйста, - Василиса подбежала ко взрослым и слега дернула учителя за полу. Владимир было протянул руку к ее волосам, но вовремя одернул себя. - Право, не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством. Кто я такой, чтобы мешать долгожданному воссоединению семьи, - он постарался изобразить благостную улыбку, но в словах его теперь появился горький двойной смысл, могущий быть понятен только двоим из присутствующих. - Надеюсь, вы не сочтете невежливым мой отказ, Варвара Егоровна?
Варвара Макарова: Холодные пальцы будто огнем обожгло от его прикосновения, и когда Варя опустила руку, ей показалось, что на коже должен остаться ярко-красный след. Оттого она даже невольно посмотрела на нее, но ничего необычного не заметила. В глазах Владимира, напротив, были написаны почти такое же удивление и растерянность, как в ее собственных несколько минут назад. Только у нее было время совладать со своими эмоциями, пока заканчивался урок, а у него – нет. Но неужели Олег ни разу не упомянул в разговорах с ним ее имя?! Или же Владимир просто не мог себе вообразить, что за этим именем стоит знакомая ему дама… Глубокий вздох – и, пока муж объясняет очевидные причины, по которым Васенька не могла унаследовать музыкальный талант от матери, сама Варвара Егоровна с беспокойством смотрит на дочь. От девочки не скрывали, что она приемный ребенок, но Варя не любила разговоров на эту тему и не хотела, чтобы она их лишний раз слышала. Поэтому, убедившись, что внимание Василисы занято общением с братом, а не беседой взрослых, успокоилась. И с легкой, едва заметной улыбкой обернулась к мужу. - Олег прав лишь отчасти. В том, что Васенька так пристрастилась к музыке, несомненно, есть и доля моего участия. Она плохо спала, когда только появилась в нашем доме. Потому, заметив однажды, что музыка ее убаюкивает, я затем довольно часто брала в музыкальную комнату ее колыбель и играла ей. Наверное, с тех пор она полюбила все время проводить у инструмента, - и помолчав секунду, решилась добавить. - Но талант у нее, безусловно, есть. Догадывалась ли она в этот момент, что в голове стоящего напротив мужчины уже произошли несложные подсчеты, а весьма заметные факты почти выстроили правильный рисунок? Всем друзьям семьи было известно, что годовалую девочку супруги Макаровы взяли на воспитание через год после свадьбы, и лишь сестра Варвары знала правду. Тем временем, вовсе не замечая замешательства гостя и супруги, Олег Васильевич стал упрашивать Владимира Федоровича остаться у них на ужин. И, ища поддержки, взял Варвару за руку. Она тут же улыбнулась, как и положено хорошей хозяйке, затем произнесла формальную фразу, что гость их нисколько не потревожит, но в душе надеялась на его отказ. Так и вышло, хотя даже Василиса попыталась уговорить его побыть с ними. - И тогда маменька после ужина может нам поиграть! - Васенька, разве не видишь, как Владимир Федорович сегодня устал? После, в следующий раз он непременно останется ужинать с нами, - проговорила Варвара, притягивая дочь к себе. В том, что так и будет однажды, она не сомневалась. Но до того момента она сумеет должным образом приготовиться и облачиться в защитные доспехи безразличия. Извинившись перед Комстадиусом и доверив мужу проводить его, Варвара Егоровна вывела детей из музыкальной и, передав их на руки бонне, отправилась наверх. Нужно было сменить туалет к ужину, хоть в домашнем кругу у Макаровых и не было заведено такого обычая, сегодня она этого хотела. Поэтому, вновь спустившись вниз через двадцать минут, застала всю семью уже столовой. Муж довольно улыбнулся при ее появлении. Видеть Вареньку в простом домашнем наряде, украшенном подаренными им кружевами, придававшими облику жены какую-то особенную свежесть, ему было особенно приятно. Едва подали ужин, как разговор вернулся к недавнему уроку музыки. Васенька, которой по случаю возвращения матери позволили ужинать с взрослыми, снова выразила удивление отказом Владимира Федоровича остаться, ведь обычно он всегда соглашался хотя бы выпить чаю. - Вот как? – удивилась Варя. Чувствуя, как в груди все больше нарастает тревога, она перевела взгляд на мужа. – А я и не знала, что ты так хорошо знаком с этим человеком! Ни разу не слышала от тебя его имени. - Ну как – «хорошо»… Год назад, когда мы здесь только что открыли издательство, ему порекомендовали к нам обратиться. Он еще тогда сразу показался мне весьма интересной личностью, но кроме делового общения нас ничего не связывало. Я все думал как-нибудь пригласить его к нам, потешить тебя, да повода не было. Ну, вот и случилось так… «Значит, действительно, всего лишь причудливое совпадение!» - Варя нервно крутила в пальцах вилку, размышляя, есть ли теперь возможность избавиться от этой «милости»? Ведь Василиса не на шутку увлечена учителем, и это больше всего заботило ее в создавшейся ситуации. - Ты всегда присутствуешь на их уроках? – как бы невзначай поинтересовалась Варя. Муж удивленно глянул, не понимая сути вопроса, но кивнул. - Я или Карл Густавович, или Дарья – всегда кто-то есть. Теперь ты можешь там бывать. Думаю, даже больше толку выйдет. Варя небрежно пожала плечами, мол, не все ли равно – кто. Но про себя решила, что посещать Васенькиных занятий ни за что не станет. Слишком уж яркими становились от этого картины совсем других уроков – из воспоминаний. - Но, как я понимаю, Владимир Федорович, человек занятой. Он не сможет поехать с нами летом в имение, а ведь чтобы достичь успеха, надо упражняться постоянно. Так что – нужно пока не поздно подыскать ему замену. - Нет! - Прости?! – Варя опешила от резкого восклицания дочери, которая даже ладошкой по столу стукнула от возмущения. - Извини, мама, - девочка потупила взор и едва слышно произнесла, - Если летом мы не будем заниматься с Владимиром Федоровичем, то лучше только с тобой. Другого учителя не нужно. Пожалуйста… Варя сидела бледная и не сводила с дочери взгляда – неужто, все повторяется вновь?! Разве не так же ответила она сама, когда отец предложил ехать в деревню, а уроки музыки прекратить на лето?! Почувствовав, наконец, что с женой происходит что-то неладное, стремясь упредить худшее из возможных развитий событий, Олег Васильевич поспешил сменить тему разговора и начал рассказывать про разные забавные события, которые происходили дома, пока ее не было. И лишь после, зайдя в комнату Варвары, все же попытался узнать, что же приключилось сегодня вечером. - Сегодня? Сегодня ничего не приключилось, - искренне ответила она, улыбаясь и протягивая ему руки, - Но видно, я и впрямь устала с дороги сильнее, чем думала. Оттого была несколько рассеянна… Не уходи, побудь со мной еще. Я так скучала без тебя все это время! И Макаров, конечно же, тотчас исполнил эту просьбу. Ведь каждый раз, когда Варенька вот так сама просила остаться, его вновь посещало ощущение, что он снова молодеет. Можно ли было надеяться, предлагая ей, бедной и отчаявшейся девочке, брак по расчету, что союз этот наполнит его жизнь спокойным и крепким счастьем, думалось ему в ту поистине приятную минуту. Впрочем, и самой Варе теперь больше всего на свете хотелось верить, что счастье их действительно столь крепкое, что его не сможет разрушить ничто на свете.
Владимир Комстадиус: Владимир с умилением и растерянностью смотрел на Василису, упрашивавшую его остаться, и ищущую в этом поддержки у матери. Это его дочь, а он - ее отец. Возможно ли? С первого дня они нашли общий язык, она уже была очень привязана к нему, не имея понятия, что их на самом деле связывает. В это время Варвара притянула дочь к себе, как будто инстинктивно отгораживая ее от него. Любезная улыбка хозяйки не ввела его в заблуждение: Варваре очень хотелось, чтобы он скорее убрался отсюда. Но поняла ли она, что он больше не заблуждается и относительно другого? - Да да, в другой раз непременно. Простите, Васенька, сегодня никак не могу. Ну, до свидания. На следующей неделе приду, как обычно. - он улыбнулся детям, коротко поклонился Варваре, метнув на нее недобрый взгляд, и покинул музыкальную. Внизу он обменялся любезностями с хозяином, снова похвалил детей, подробно описав по просьбе Макарова их сильные и слабые стороны, еще раз подтвердил отказ от ужина и после рукопожатия вышел. Оказавшись на улице, Владимир еще с минуту простоял у дома, к нему спиной. Ему необходимо было отдышаться и унять сердцебиение. Теребя перчатки в руках, он пытался осознать только что произошедшее, припомнить детали и особенности поведения Варвары Егоровны, чтобы найти в них подтверждение своему открытию. В душе он уже не сомневался, но так же несомненно было и то, что у него нет никаких прав на этого ребенка. Да и что стал бы он делать в противном случае? Он привязался к девочке, но эта привязанность его ни к чему не обязывала. Однако же, он имел право знать, что у него есть ребенок, и даже если Варвара считает иначе, он потребует от нее объяснений. Владимир подумал и о том, что Варя оказалась более жестокой женщиной, чем он о ней думал. Как выяснилось, только он пережил боль от потери и не успевшего родиться ребенка и любимого человека, страдая от сознания своей вины. Зная об этом, она не подумала утешить его. Он задавался вопросом - любила ли она его когда-нибудь? Время после разрыва с Варварой было самым плодотворным в плане творческом - за все своя плата. Много вдохновленной горем музыки тогда вышло из-под его пера. Он был кругом виноват: и за то, что будучи пусть и лишь на бумаге, но женатым человеком, позволил себе близкие отношения с молодой девицей, и за то, что у нее был ребенок и за то, что не было, - так он думал последние восемь лет и до сего дня. Что же, пожалуй, он это заслужил, и расплатился за свои грехи сполна. И вот у Варвары муж, семья, и они кажутся вполне счастливыми, несмотря на разницу в летах - куда большую, чем была между ними. Выходило, что она почти сразу после их окончательного разрыва бросилась в объятия к старику Макарову. Владимир не мог винить ее в том, что ей не хватило терпения дождаться, пока он сам смог бы жениться на ней - никто в ту пору не мог бы сказать, чем закончится его тяжба. Но его приязнь к Олегу Васильевичу таяла как дым тем быстрее, что Владимир понимал, что человек он достойный, семья ни в чем не нуждается, и все будто бы действительно счастливы, и все их горести остались далеко позади. Это он так и остался один. Да, музыка занимала большую часть его жизни, но надо было признать, что и гениальным композитором он не был, а в последнее время переживал явный творческий упадок, издавая и переиздавая в основном давнишние свои сочинения. Потому и стал много чаще, чем раньше, брать учеников, а за спиною у него уже злорадно шептали: Комстадиус-то поисписался, пора в утиль! Минута жалости к себе прошла, он собрал волю и мысли в кулак. Владимир шел домой пешком, хотя путь был не самый близкий. Нужно было подставить лицо ветру, дувшему с реки, чтобы унять бурю в голове. Вернувшись домой, он бросился в кресло, налил коньяку и взял лист бумаги, не уверенный еще точно, что будет с ним делать. Пока он обдумывал свое положение, жидкость в графине исчезала, а на бумаге стали появляться слова. "Милостивая государыня, Варвара Егоровна! Покорнейше прошу Вас прочесть это письмо прежде, чем Вами завладеет желание бросить его в огонь.." Владимир смял бумагу и сам бросил в камин. Он уже был несколько пьян, и в голову лезли глупейшие мысли, он взял другой лист. "Варвара Егоровна, никогда не решился бы побеспокоить Вас против Вашей воли, когда бы не имел на то серьезной причины, касающейся нас обоих. Вы знаете, что разговор между нами неизбежен. Только теперь, вспоминая наши уроки, я сознаю в Василисе то, чего раньше не замечал. Не отрицайте, что во многом она походит на меня... " Комстадиус еще долго держал в сжатом кулаке очередной, с ожесточением смятый, лист бумаги. Он сделал множество попыток, подбирал слова, но каким бы образом он не пытался составить письмо, более деликатным или более требовательным, понимал, что на все его многословие ей достаточно написать одно: " Вы ошибаетесь, Владимир Федорович, это не Ваша дочь", и он будет бессилен против нее. Сколько помнил он нрав Варвары, она была натурой чувствительной, но уж если решит что-то, то противостоять ей трудно. Потому он все больше убеждался, что необходимо увидеться с нею лично. Рассчитывать на ее согласие на встречу было бы глупо, а разговор в присутствии в доме Олега Васильевича был невозможен. Он надеялся, что в ближайшее время представится случай застать Варвару дома одну. Хотелось бы думать, что она не осмелится не пустить его на порог. Впрочем, он был в таких сейчас чувствах, что ему бы и это вряд ли помешало.
Варвара Макарова: Возвращение домой, даже если в твое отсутствие в нем поддерживали идеальный порядок, все равно сопряжено с неизбежными хлопотами. Поэтому три последующих дня после приезда в Петербург, Варя провела в постоянных заботах. И только к пятнице выдалось свободное время, чтобы нанести визиты. Но в первую очередь Варвара Егоровна, конечно же, намеревалась встретиться с сестрой. Вера была дома одна – муж и свекор на службе, а дети гуляли с бонной, поэтому никто не мешал их беседе. Варя подробно, как до этого супругу, поведала сестре про отца, прибавив к этому рассказ об идее Олега Василевича забрать его к осени в столицу. Та нашла ее очень верной и своевременной и жалела лишь, что не придумала этого первой. Потом они еще немного поболтали о каких-то пустяках, после чего Вера внимательно посмотрела на Варвару и потребовала, наконец, откровенного рассказа о том, что ее тревожит – потому что, слишком хорошо зная сестру, разумеется, сразу почувствовала: дело не только в здоровье отца. - Ты должна убедить мужа отказать ему! – услышав имя Констадиуса, Вера едва не обмерла. - И по какой же причине? Уж после такого Владимир непременно что-то заподозрит. - Он никогда не был дураком и «заподозрит что-то» даже без этого. Нет, нужно срочно от этого отделаться! Он принес в твою жизнь слишком много горя, чтобы вновь разрешить ему в нее войти! - Мои чувства к нему не вернутся, Вера, будь спокойна. - Ах, если бы я из-за этого тревожилась… - рука Веры Егоровны мягко сжала ладонь мадам Макаровой, словно стараясь тем вселить в душу сестры свою непоколебимую решимость. Слишком уж хорошо она все еще помнила, как тяжело переживала Варя те события, как искала поддержки любовника, а тот лишь тянул время, рассказывая, какое непростое дело развод! И сколько еще ошибок было сделано после этого, в том числе приведших к непоправимым последствиям. С тех пор и поныне Варя была всерьез убеждена, что именно она виновата в смерти их матери. Но старшая сестра придерживалась иного мнения на этот счет и видела во всем произошедшем совсем другого виновника. Он был старше, мудрее Варвары и должен был осознавать, к чему может привести их связь. Посвященная во все подробности её отношений с Владимиром Комстадиусом, Вера Егоровна всегда оставалась на стороне сестры. - Если хочешь, я могу помочь. Мой свекор может оказать нужное влияние и… - Боже упаси! Я никогда не опущусь до такого. Нет, я думаю, Владимир поймет, если я просто попрошу его больше не приходить. Жаль только, что Василиса уже слишком увлеклась занятиями с ним. Но, думаю, за лето пройдет и это. В течение следующих дней Варвара Егоровна усердно готовила себя к разговору с бывшим возлюбленным. И была даже в какой-то момент уверена, что вполне преуспела в этом. Но утро понедельника, когда Владимир вновь приехал в ее дом, все равно наступило как-то неожиданно быстро. Его ждали у Макаровых лишь назавтра. Так что Олег Васильевич сразу после завтрака отправился в издательство, а сама Варвара разучивала вместе с дочерью в музыкальной комнате ее домашнее задание, когда туда вдруг вошла горничная, доложив о визите к мадам господина Комстадиуса. Весть о его приходе заставила Васеньку радостно подпрыгнуть на месте, едва не опрокинув стул, на котором девочка сидела. - Василиса, для девочки просто неприлично – вести себя подобным образом! – строгость, с которой она произнесла эти слова, граничила с яростью. Но, сумев удержаться, она велела служанке проводить господина учителя в гостиную. Туда же сказала принести кофе и угощения, - А вы, барышня, ступайте наверх, к брату! - Но мама! - Василиса, прекрати вести себя как ребенок! Я прошу тебя!.. Когда обиженная девочка понуро побрела прочь, Варвара Егоровна, в дополнение к уже отданным распоряжениям, тихо попросила горничную проследить, чтобы дочь оставалась в детской, пока она сама не разрешит ей спуститься. Потому, когда через несколько минут девочка вдруг «вспомнила» о книжке, позабытой на диване в гостиной, ее туда не пустили. Перед тем, как войти в комнату, куда проводили Владимира, Варвара немного помедлила перед закрытой дверью, пытаясь собраться с мыслями и не позволить эмоциям взять над собой верх. Ах, если бы Олег был дома! «Если бы Олег был дома, то Владимир ни за что бы ни пришел в такой неурочный час!» - в ту же секунду отозвалось в ее мозгу. И осознав, наконец, всю неизбежность встречи, Варя отворила дверь. Выглядела она так, будто принимала обычного гостя, которому по правилам этикета следует уделить пятнадцать минут, выслушав от него последние новости о погоде и пару сплетен. Медленно подойдя к креслу, она присела, тщательно расправляя каждую складку на юбке и предложила жестом гостю устраиваться поудобнее в кресле напротив. Затем разлила по чашкам горячий кофе и, чуть наклонив голову, предложила Владимиру начать разговор первым.
Владимир Комстадиус: Владимир был не молод, ему всегда хотелось спокойной и размеренной жизни, при которой он мог бы свободно заниматься сочинительством, но он сознавал так же, что семья никогда не была бы его главным жизненным приоритетом. Владимир не потерял голову от счастья или наоборот - несчастья, в зависимости от того, что из этого выйдет, обнаружив, что является отцом замечательной, талантливой девочки. Это было настоящее потрясение, до сих пор им владели сильные чувства и эмоции, но он трезво смотрел на жизнь, не обманывая самого себя. Он не станет бросаться обвинениями или требовать признания его отцовских прав - это было бы невозможно и глупо. Но для Владимира было крайне важно примириться с прошлым. В конце концов, умерив свои эгоистические порывы, он почувствовал даже сильное облегчение - ведь ребенок его был жив, страшная трагедия, оставившая в его душе прореху, не произошла. И несмотря на то, что он был зол, задет и даже оскорблен тем, что Варвара его жестоко обманула, Комстадиус хотел примириться с нею, получить у нее прощение. И стать другом для дочери, если уж он не имеет права быть ей отцом. А когда она подрастет, быть может, придет время и для правды. Он отчего-то верил, что Василиса сможет простить его. Лишь бы его не попытались нарочно отдалить от нее. Почти неделя размышлений мало помогла ему найти верные слова или стратегию поведения. Но объясниться было необходимо. Решив выбрать в первые союзники искренность, он окончательно утвердился в намерении явиться к Варваре, когда ее муж будет на службе. Он часто бывал в издательстве Макарова. Помимо выпуска собственных сочинений, Комстадиус много интересовался современной музыкой, и европейской и русской, раз в неделю заходил смотреть новинки, и был знаком почти со всем штатом. Потому не составило труда ненавязчиво удостовериться, когда Олег Васильевич наверняка будет на службе. В понедельник утром он постучал в дверь, ощущая, как собственное его сердце стучит где-то в горле. Ожидая внизу, пока горничная пошла докладывать о его приходе, Владимир не скрывал своего волнения, не замечая, что ежеминутно приглаживал бороду и щелкал крышкой от часов внутри жилетного кармана. Как-то она примет его? Что она чувствует теперь? Все еще не простила? Входя в гостиную, он мысленно поблагодарил Варвару за то, что она поняла необходимость разговора наедине и не стала избегать этого, прикрываясь присутствием детей. Он внимательно наблюдал за ней, стараясь уловить ее настроение. Варвара в совершенстве держала лицо, ничем не выдавая своих истинных чувств. Владимир не мог видеть, но ему казалось, что он знал, чувствовал ее волнение под личиной безразличия, которую он собирался сегодня разрушить. Он глядел на ее руки, тонкие пальцы, расправлявшие складки на платье, и полуопущенные веки с длинными ресницами. Каждая ее черта будила в нем множество и горестных, и сладостных воспоминаний. Принесли кофе - спасительное средство продлить молчание. Как послушный гость, он выпил половину чашки, после чего жестом мягким, но как бы говорившим: "не для того я пришел, чтобы кофий пить", отстранил от себя прибор и впервые встретился взглядом с сидящей напротив женщиной. - Вот мы и повстречались, Варвара Егоровна. А вы почти не изменились. Восемь лет прошло. - с этими словами он, не выдерживая по своей природе такой холодности и отстраненности, противоречащей его внутреннему состоянию, встал с кресла. Владимир в два шага приблизился к Варваре и, несмотря на протест женщины, взял ее руку в свои. - Восемь лет, Варвара. Я очень виноват перед вами, и вы знаете, как я раскаивался в своем малодушии, но не ждал от вас ответной жестокости.. - он отпустил Варину руку, отошел и встал поодаль, унимая сердцебиение. Не так хотел он начать разговор. Сколько не обещал себе сдерживаться - с первых слов пошел в наступление. Стоило перейти к главным словам, пока он не нагородил лишнего, и Варвара Егоровна не выгнала его. - Я понял, что Василиса моя дочь, как только вас увидел. - предупреждая возможные возражения, Владимир поспешно добавил, - Не отрицайте, Варвара Егоровна, - мне достаточно знать ее возраст, чтобы сложить два и два. Кроме этого, я никогда не поверю в то, что Василиса приемный ребенок. - А знаете, - ему хотелось примирительно назвать ее по имени, но строгий вид Варвары Егоровны невольно останавливал, - всякий раз, как я занимаюсь с Василисой - удивляюсь, как чутко она понимает все, что я ей объясняю, иногда мне не нужно даже говорить. Так уже бывало, однажды, много лет назад... - видя, что Варвара не склонна разделять его ностальгические чувства, Владимир виновато прикусил губу и снова приблизился к ней на деликатное расстояние, сложив ладони у груди. - Поверьте, я не желаю причинить вам горе, никогда не желал. Но как мне быть? Отказаться от дочери, предать ее еще раз? Вы бы этого хотели? Позвольте мне быть ей другом, больше ни о чём вас не прошу. Только о прощении. Я, как когда-то, полностью в вашей власти, Варенька. Как еще он мог растопить этот лед? Неужели она видит в нем только Молоха, пришедшего нарушить ее размеренное семейное счастье?
Варвара Макарова: Еще во время лечения в Шиофоке доктора объяснили Варваре Егоровне, что причина ее припадков таится в ее голове, в сознании, и только от нее самой зависит, как часто они будут приключаться. Конечно же, снадобья и капли могут приносить облегчение, но в первую очередь нужно оградить себя от любых сильных потрясений – как хороших, так и дурных. Узнав об этом вскоре после их знакомства, в качестве способа восстановления контроля над собой Олег Васильевич предложил Варваре всякий раз, когда она чувствует приближение своей слабости… считать. Что угодно: трещинки на земле, листья на деревьях, окна домов. А чтобы было легче найти предмет для счета, подарил ей четки. Как ни странно, этот простейший способ действительно почти всегда быстро помогал ей. Но сейчас, когда рука женщины сама собой потянулась к карману, драгоценных самшитовых бус там не оказалось. Да и зачем бы ей носить их дома? Между тем, присутствие Владимира действовало на нее слишком сильно. Достаточно было и одной встречи – прошлой, чтобы понять, как все еще сильны воспоминания. Запертые в течение восьми лет где-то в темных подвалах памяти, они словно бы разом взбунтовались и вырвались все эти дни на волю, вновь и вновь мучая несчастную Варвару Егоровну яркими картинами из ее прошлого. Первых фраз Комстадиуса она почти не слыхала. Кровь пульсировала в висках от волнения так громко, что слова касались слуха искаженными и будто намеренно растягиваемыми. Варваре также не хотелось, чтобы Владимир вновь прикасался к ней, в прошлый раз это было похоже на ожог. Но отнять руку не получилось – он оказался настойчив. И, безвольно позволив ему распоряжаться ею, женщина опустила глаза. Однако после, освободившись, непроизвольным жестом прижала пальцы к вискам. Казалось, что голова вот-вот расколется на две половины, и унять этой бешеной пульсации никак не удавалось. «… Сложить два и два… - слова Комстадиуса эхом отозвались в сознании, и Варвара тотчас же ухватилась за них, как утопающий за спасительную ветку, внезапно возникшую в поле его зрения. – Два и два будет четыре. А вот к четырем добавить два – получится шесть. Шесть и два…» - …Восемь, - невпопад произнесла Варя, будто отвечая на последнюю реплику Владимира. И, кивая в такт своим мыслям, поднялась с кресла. После этого сделала несколько шагов по комнате. Девять четко выверенных шагов до камина. Там, на полке черного полированного дерева, стояли фигурки мраморных слонов. Проведя по спинкам животных пальцами, почти такими же белыми, как и сам мрамор, Варя добавила вслух: - Семь, - а затем посмотрела на отражение слонов на полированном дереве и улыбнулась, своим мыслям, - а так – четырнадцать. Казалось, ее вовсе не занимает присутствие в комнате еще одного человека, к тому же напряженно ожидающего ответов на свои вопросы. Но на самом деле, все, что сказал Владимир, она прекрасно расслышала. Вновь повернувшись к нему через минуту, Варвара спокойно и даже холодно взглянула ему в лицо, заговорив затем чеканно, будто бы даже механически – сдерживать звенящие, как натянутые струны нервы было неимоверно трудно. - Найдется с десяток свидетелей, которые подтвердят, что Василиса была взята к нам в семью почти через год после нашей с Олегом свадьбы. А до того – с трех месяцев воспитывалась у московской купчихи Лаптевой. А до того – была передана последней женщиной, не назвавшей своего имени, прибывшей из Ревеля. Впрочем, думайте, как пожелаете. Мне все равно. Отвернувшись, она вновь посмотрела на слонов. Вот пятый, у него отбит хобот. Это постарался Феденька, и Олег Васильевич, помнится, устроил целый спектакль по спасению животного, объясняя огорченному мальчику, как намерен приклеить его обратно, и сможет ли после этого слон дышать… А у третьего слона щербинка на боку. - Значит, это я жестокая? Что же, наверное, так. Ведь только по-настоящему жестокая дочь, доведет до смерти свою мать, а после, почти сразу же, выйдет замуж, правда? Так что, да, жестокая. А еще расчетливая!.. Что вам от меня нужно?! Ах да, прощения? Извольте, прощаю вас! Почему бы и не простить. Последние слова прозвучали едва слышно. Сил сдерживаться больше не было, и Варя почувствовала, как предательски задрожали колени, а дыхание из-за мучительных спазмов в горле сделалось хриплым и прерывистым. Закусив до боли нижнюю губу, она все же сумела протянуть руку к Владимиру. И когда тот помог ей сесть, быстро, задыхаясь, попросила позвать горничную с ее успокоительными каплями. К приходу взволнованной Дарьи ей, однако, стало уже немного легче. Потому, проглотив горькое снадобье, женщина ответила отказом на предложение немедленно пригласить доктора и посмотрела на Комстадиуса. - Простите, Владимир Федорович, кажется, я напугала вас… Это бывает, ничего страшного, уже прошло. Да, Даша? – в глазах служанки было написано сомнение, но спорить с барыней при посетителе она, конечно же, не решилась.
Владимир Комстадиус: Отправляясь к Варваре домой, Владимир ожидал чего угодно: что его выставят, что она станет хладнокровно все отрицать, он был готов к противостоянию, к холодности, даже из самолюбия предполагал возможность того, что Варвара не утратила к нему чувств, и во всяком случае, ему хотелось в конце концов прийти с ней к какому-то согласию, пусть он и не слишком надеялся на veni vidi vici. Как обычно и случается в жизни - ни один из ожидаемых им сценариев не совпал с реальностью. По-началу Варвара, казалось, была настроена с ожидаемой холодностью. Однако, когда она поднялась с кресла, как сомнамбула двинулась к камину и принялась пересчитывать стоящие на нем фигурки, Владимиру на какой-то момент показалось, что она лишилась рассудка, чем немало его напугала. В следующий момент с едва сдерживаемой дрожью, Варвара снизошла до подробного разъяснения легенды об усыновлении. Владимир прослушал почти всю последовательность ее аргументов, отражая только, что составлено было все аккуратнейшим образом. Комстадиус смотрел ей в лицо, наблюдая, как оно искажается от ее усилий быть суровой и непреклонной, а в следующую минуту у Варвары Егоровны случилась истерика. Чудес выдержки как ни бывало. Варя с болью в голосе обвиняла себя в смерти матери, и поспешном замужестве, но для Владмира ее слова прозвучали, как обвинение в его адрес и, по-видимому, заслуженное. Он ничего не знал о ее жизни с тех пор, как она в последний раз сбежала. Его накрыло ощущение, что в эту минуту он возвратился в прошлое, когда Варвара, в подобном же состояни объявила, что больше не может его видеть. Так значит, время совсем не лечит, никого. Владимир порывисто приблизился, чтобы подхватить Варю, когда она начала задыхаться и протянула к нему руку за помощью. Аккуратно, словно прося позволения, он поддержал Варвару за локоть, и придерживая другой рукой женщину за талию, помог ей дойти до кресла. В его руках, Варя, вся дрожащая и тонкая, казалась такой хрупкой, что Владимир сам уже боялся лишний раз коснуться ее, чтобы не сломать. Он позвал служанку, и пока та искала нужную склянку, налил воды в стакан и протянул Варваре. Ему самому не помешал бы стакан воды, во рту все пересохло, и сердце стучало, как бешеное. Хотя коньяк, признаться, был бы еще более кстати. Девушка, принесшая через минуту лекарство, с сомнением глядела то на гостя, то на свою хозяйку, пытаясь, видимо, составлять какие-то свои умозаключения насчет происходящего в гостиной за закрытыми дверями между госпожой и учителем ее детей. Владимир взглядом приказал ей уйти. Варя явно лгала относительно своего припадка. Но очевидно было, что у нее совершенно расстроены нервы. - Да, я напуган и обеспокоен вашим здоровьем.. Сожалею, что не предупредил заранее о своем намерении поговорить с Вами.. - он чувствовал себя полностью обезоруженным перед нею. Чтобы скрыть замешательство, он подошел к двери, плотнее затворяя ее за горничной. Надо было признать, что это была уже не первая ее истерика на памяти Владимира. И не первый раз он был ее виновником. Но то было давно, и тогда всем было очень тяжело. Теперь же, ему казалось, время могло примирить их, ради этого он и пришел. Но, как видно, он способен только делать все еще хуже. Реагировать на женские истерики Владимир, как и большинство мужчин, не умел, поэтому теперь молча боролся между человеческим порывом обнять и утешить бедную женщину, жестоким желанием встряхнуть ее, чтобы она перестала дрожать, и желанием уйти - сбежать от этого сложного положения. Наверное, ему следовало дать время Варваре привыкнуть к его присутствию в доме, прежде, чем начинать непростой разговор. Но он не предполагал такого исхода, она накануне продемонстрировала чудеса равнодушия и выдержки. В конце концов, много лет назад, он не принуждал ее к близости. Варвара, решившись на этот шаг, знала, что он женатый человек. Он всегда думал, что ее здоровье было подорвано потерей ребенка. Она не пожелала вернуться к нему или принять его помощь - он все объяснял потерей ребенка. Теперь все это выглядело иначе. Если только не поверить ее объяснению относительно происхождения Василисы. Почти за неделю он привык к мысли о том, что Васенька - его дочь, но что если он все-таки ошибается?.. Если так, то реакция Варвары более, чем объяснима. Он почувствовал себя таким уставшим. Поверить ей, сдаться и забыть, сделать вид, что всего этого не происходит - вот какое желание на минуту завладело им. Однажды эта сторона его характера уже заставила его совершить самую большую ошибку в жизни. Сделав над собой усилие, Владимир вернулся к прежней уверенности, находя в памяти множество новых аргументов. И все же червь сомнения занял свое место в его мозгу. Сомневаясь, он все сильнее совестился подвергать Варвару новому испытанию, воскрешая прошлое. - Варвара Егоровна, - вкрадчиво и спокойно начал он, чувствуя себя натуральным старым дураком, - признаюсь, мне больно видеть, что само мое присутствие доставляет вам столько страданий. Я знаю, что сделал вам много зла. Поэтому мое самое горячее желание - примириться с вами. Прошу вас, поверьте, что я не враг вам, и никоим образом не посягаю на ваше семейное счастье и покой. - Владимир в эту минуту искренне верил в каждое произносимое им слово, - Вам станет легче, если я сейчас уйду? Я, разумеется, так и поступлю, если вам угодно. Но хочу, чтобы вы всё же знали: я не могу вам обещать, что никогда больше не попытаюсь возобновить этот разговор.
Варвара Макарова: После ухода Дарьи из комнаты, женщина еще некоторое время сидела почти недвижимо, уставившись на сцепленные в замок бледные пальцы. Она и не помнила, когда припадок такой силы случался с нею в последний раз. Разве что, тогда, сразу после переезда в Петербург, когда она увидела на улице торговку с корзиной белых гвоздик. Совсем как те, которыми отец обыкновенно украшал могилу матери. Вид этих цветов, вместе с воспоминаниями, вызвал приступ совершенно неконтролируемого ужаса… Да, пожалуй, именно в тот день. Ощущая себя снова в силах выдержать присутствие Владимира, Варвара подняла на него глаза, удивляясь своему нынешнему внутреннему равновесию. Может быть, это тоже следствие припадка? И, полностью истощившись, она просто на какое-то время лишилась способности волноваться? - Оставайтесь, – проговорила она ровным голосом, в котором лишь самый чуткий слух мог уловить легкое подрагивание. – Я никогда, поверьте, не считала вас своим врагом, так что и обиды на вас не держу. Но с нами столько всего приключилось, что мне было сложно с этим жить. Да и теперь еще, как видите, не всегда удается справиться. Примириться нам нужно не между собой, а с прошлым. А это весьма и весьма непросто. Может быть, это будет легче сделать вдвоем? Улыбнувшись, Варвара сделала два глубоких вздоха, будто преодолев только что сложное препятствие, нуждалась в том, чтобы перевести дыхание. Потом достала из кармана маленькие часики, прикрепленные к шелковому шатлену, и посмотрела на стрелки. Муж вернется домой обедать только через два часа, и этого времени может вполне хватить, чтобы разобраться в прошлом. Ну, или хотя бы попытаться это сделать. Позвонив в колокольчик, Варвара Егоровна вызвала прислугу, велела подать чай и принести домашнее варенье из желтой сливы. - Кажется, вы его любили? – чуть прищурившись, женщина посмотрела на гостя и убедившись, что не ошиблась, тихо добавила, - Васенька его тоже любит. В своих пристрастиях на меня она куда меньше похожа. *** 15 марта 1823 года. - Цапля, как ты посмотришь на то, чтобы всерьез заняться музыкой? Егор Валерианович посмотрел на дочь поверх газеты. На самом деле, этот вопрос был обсужден им с супругой во всех деталях еще накануне, но лишь теперь, когда вся семья собралась за столом на завтрак, наступил подходящий момент поинтересоваться настроением самой Варвары, которая в последнее время довольно много времени проводила в музыкальной комнате за фортепиано, отказываясь от остальных развлечений. А если даже старшей сестре и удавалось выманить ее из дому на какой-нибудь прием, то большую его часть все равно оставалась где-нибудь в стороне, не обращая внимания ни на какие знаки внимания со стороны потенциальных кавалеров. Хотя некоторые были даже весьма настойчивы: один, например, успел нанести в дом Поповых после знакомства целых три визита, чем даже внушил Алисе Юрьевне надежду на то, что сердце младшей из ее девочек наконец оттаяло. Однако тщетно. Устав биться в закрытую дверь, юноша вскоре оставил попытки ухаживать. А родители Варвары приблизились еще на один шаг к отчаянию в своих мечтаниях когда-нибудь увидеть ее любимой женой и счастливой матерью, еще сильнее укрепившись при этом во мнении, что нужно срочно что-то с этим делать, ибо невозможно же вечно хранить верность умершему жениху! Благо и внешность, и манеры – все было при ней. Да и возраст как раз такой, что самое время увлекаться и влюбляться. Соблюдая меру, безусловно. Только вот Варенька и слышать не желала ни о чем подобном. Потому, решив, что хотя бы занятия музыкой помогут развеять эту затянувшуюся меланхолию, Алиса Юрьевна и Егор Валерианович решили нанять дочери настоящего серьезного учителя. Главное, чтобы только она этого захотела. - Ну, так что же? Мне как раз недавно порекомендовали прекрасного педагога. К тому же, между прочим, еще и настоящего сочинителя! Говорят, что даже известного, хоть мне-то имя его ни о чем не говорит. Закусив нижнюю губу, Варвара немного подалась вперед, выдавая тем свой интерес к словам отца. Нижняя часть лица его была прикрыта газетой, но глаза улыбались, и девушка поняла, что попалась – именно такой реакции от нее и ждали. - И каково же оно? – сгорая в душе от любопытства, она вновь напустила на себя равнодушный вид. - Алисонька, поправь, коль ошибусь. Комс-та… Комстодамус! - Комстадиус?! – Варя аж пискнула от неожиданности, - Владимир Федорович Комстадиус? И он согласится быть учителем у меня? Это же невозможно! - Да почему же невозможно? Не небожитель он, чай, и с простыми людьми общается. Я третьего дня ему письмо написал, а сегодня утром получил ответ, что он придет тебя послушать. Тогда и примет окончательное решение – возьмется учить или нет. Трудно судить, насколько всерьез Егор Валерианович утверждал, что не знает Владимира Комстадиуса, однако Варваре это имя было очень хорошо известно. Стараясь следить за всеми новинками и модными музыкальными веяниями, она слышала его не раз и даже не два – гораздо чаще. Говорили, что Комстадиус подает большие надежды как композитор и музыкант. И если талант его, как иногда случается, не иссякнет в ближайшие годы, то вскоре он добьется настоящей славы и признания, хотя уже и теперь его произведения хорошо издаются и исполняются. Даже в коллекции партитур самой мадемуазель Поповой было несколько сочинений, которые она усердно разучивала, хотя порой подозревала, что недостаточно глубоко понимает замысел, вложенный в них автором. И теперь этот человек, возможно, станет давать ей уроки музыки! Только для начала ведь еще нужно будет доказать, что она этого достойна! Господи, и как только отец мог так поздно ей обо всем сказать?! Визит Владимира Федоровича ждали не раньше четырех пополудни, но Варе все равно казалось, что времени, чтобы подготовиться должным образом, катастрофически мало. Чего стоило хотя бы решить, что именно играть! Перебирая нотные листы, она никак не могла выбрать нужное: эта пьеса казалась слишком простой, чтобы должным образом показать свои умения, другая, напротив, содержала чересчур сложные пассажи, в которых немудрено запутаться, безнадёжно испортив о себе впечатление… В какой-то момент Варвара подумала – не взять ли сочинения самого Комстадиуса. Но быстро отбросила эту нелепую идею: ошибиться в присутствии автора, было сродни аутодафе. Наконец, остановившись на Бетховене и раз за разом прогоняя хорошо знакомую мелодию, чтобы достичь наилучшего звучания, девушка окончательно разволновалась. До влажных ладоней и дрожи в пальцах – которая лишь усилилась, когда дверной колокольчик возвестил о прибытии гостя.
Владимир Комстадиус: Варвара успокоилась и признала, что им необходимо объясниться, чтобы не превращать каждую встречу в страшную неловкость для обоих. Хозяйка распорядилась сменить остывший кофе на чай с вареньем. Упоминая о совпадении вкусов Владимира и Василисы, Варя тем самым деликатно признавала его отцовство. Владимир усилием воли сложил в руки замок, сдерживая порыв, чтобы снова не взять ее руку или не поправить выбившуюся прядь ее волос. Озаренная улыбкой, Варвара Егоровна тут же перед ним превратилась в Варю Попову, которую он знал десять лет назад. А где-то наверху в доме - их общая дочь. Он не заметил, что заговорил вслух. - Вот так как-будто все и должно было быть.. -------------- 15 марта 1823 года В молодости Владимир Комстадиус был подвержен перепадам настроения, и еще меньше умел скрывать свои чувства. По своей творческой природе он был бунтовщиком, но в жизни хотел устроиться с комфортом. Но все выходило наоборот, даже супругой он обзавелся только себе на беду. В салонах, где он постоянно бывал, играл сам и слушал других, процветал дурной вкус, конформизм и цензура. Собственные сочинения, которые он считал по-настоящему удачными, очень редко удавалось подсунуть издателям, среди прочих, более популярных, которые сам композитор называл произведениями более ремесленника, чем художника. Чтобы обеспечивать не только себя, но и супругу всем желаемым, Комстадиус брал много учеников, позже эта необходимость почти отпала, но он все еще очень часто получал письма с просьбами об уроках, преимущественно от отцов - для дочерей разных возрастов, но были и вдовы и замужние дамы. Чем была для них музыка? Кто-то хотел заполнить ей дыру между бесконечными часами досуга, быть модным, казаться утонченным. Кто-то пускал в ход обольщение, чтобы похваляться у подруг победой над модным музыкантом. Далекий от святости, Владимир иногда поддавался этим играм. И всякий раз жалел о своей слабости, не получая от подобных отношений никакого удовлетворения, кроме сугубо физического, но больше было брезгливого осознания себя, как предмета для забавы. Ему быстро опостылело внимание публики. А тот факт, что у него была жена, только укреплял его желание превратиться в затворника с тем, чтобы уделить все время сочинительству чего-то настоящего, серьезного. Только вот Владимир сам знал, что затворническая жизнь не по нему, просидев несколько месяцев в провинции у матери. Единственным приятным занятием были прогулки, да летняя поездка на море, с заездом в оперный театр в Одессе. В конце концов, жизнь с матерью, сестрами и их бесконечно орущими отпрысками заставила его вернуться в столицу и надолго еще позабыть дорогу в родительский дом. С женой он давно уже не жил. Почти год назад Владимир уличил её в измене, и, не желая терпеть эту обузу всю жизнь, подал прошение на развод. Дело оказалось непростым, требовались неопровержимые доказательства измены, а женушка оказалась на редкость изворотливой дрянью. Как ни старался теперь Владимир, а не мог себе объяснить, как его угораздило жениться на такой недалекой девице. В сердцах он клялся себе, что никогда больше не женится ни на одном пустом создании женского пола. Настроение у него теперь почти всегда было скверное из-за тяжбы с супругой и он уже успел пожалеть, что дал обещание зайти к Егору Валериановичу Попову, послушать его дочь. Его ждали в гостиной. Небрежно сунув пальто и шляпу прислуге, Владимир прошел в комнату и коротко окинул ее взглядом, отыскивая хозяина - единственного члена семьи, которого знал в лицо. В гостиной сидели все члены семьи, а за фортепиано - молодая, бледная, но миловидная девица, зажатая, словно перед экзаменом. Егор Валерианович поспешил встретить гостя. - Здравствуйте, милостивый государь Владимир Федорович. Рады, что вы нашли для нас минутку, - Владимиру подумалось, что Попов, пожалуй, преувеличенно любезен с ним. Попов представил ему дочь последней. - Вот наша Варенька, - с детства талант к музыке, - Комстадиус чуть заметно приподнял одну бровь, позволив себе усомниться в суждениях человека, которого никогда в около музыкальном кругу не встречал. - Очень рад, - он едва коснулся руки девушки губами, - надеюсь сегодня убедиться в Ваших талантах, - добавил Комстадиус, не замечая своей грубости, и сел в предложенное ему кресло. Варвара Егоровна начала играть Бетховена - он оценил выбор - не банальный, не угодливый, и в то же время без неуместной претенциозности. Но играла она неуверенно, ему подумалось, что у нее дрожат пальцы. Владимир посмотрел на часы - вечером назначена еще одна встреча с поверенным. Собственные мысли отвлекли его от пианистки, и когда внимание Владимира вновь обратилось к Варваре Егоровне, уже зазвучала овация домашнего масштаба, и он увидел обращенные к нему в ожидании несколько пар глаз. Гость почувствовал себя смущенным и виноватым за то, что не слушал, и уже запоздало сложил ладони для аплодисмента. - Ну что же скажете, Владимир Федорович? - довольный игрой дочери Попов встал с кресла и сам ответил на свой вопрос, - Талант! - Да-да, несомненно, - неуверенно улыбаясь ответил Владимир. Из него всегда был плохой лжец, - я думаю, несколько уроков и.. кхм.. - понимая, что его для этого и позвали, и не видя иного выхода, Владимир счел необходимым согласиться на предложение - я буду рад позаниматься с вашей дочерью, Егор Валерианович. - Варвара Егоровна, - Владимир, все еще чувствуя вину, смешанную с собственной его мизантропией последнего времени, подошел к инструменту, за которым продолжала сидеть девушка, - думаю, что выражу общее желание, если попрошу вас исполнить что-нибудь еще. На ваш выбор, у вас замечательный вкус. Он видел, что девушка волновалась, но вкус у нее действительно был превосходный, он сразу понял: выбор музыки, и платье, и руки, и самые ее черты говорили об этом, поэтому ему не хотелось выглядеть таким грубияном, каковым он сегодня был, надо признать.
Варвара Макарова: В ожидании визита господина Комстадиуса, Варя несколько раз пыталась вообразить себе, как может выглядеть человек, способный сочинять такую музыку? Нет, конечно, она вовсе не надеялась узреть перед собой Зевса Олимпийского с золотым сиянием вокруг головы. Однако и угрюмого Гефеста, от которого на несколько шагов веет скептицизмом, тоже увидеть не ожидала. А уж с каким выражением он взглянул на бедную девушку, когда с ней знакомился! Немудрено, что к вполне объяснимому волнению в один момент примешался едва ли не мистический ужас. Тем не менее, выбранная пьеса была сыграна без ошибок – правда, не слишком уверенно. Варя просто не могла полностью сосредоточиться на всех тонкостях и нюансах, представляя, что в эту самую минуту Комстадиус, возможно, смотрит на нее с тем же выражением вселенской тоски и муки. Впрочем, даже если и не смотрит, то все равно, слышит ее игру, после не преминет заметить, что давно не присутствовал при столь бездарном исполнении. Отняв руки от клавиатуры после того, как стих последний аккорд пьесы, Варя обернулась к остальным присутствующим в комнате, и, скользнув взглядом по тоскливому лицу гостя, вмиг поняла, что могла играть сегодня как угодно: он все равно ее не слушал! Господи! Да как вообще этакий зануда может писать музыку, которая буквально дышит жизнью и энергией?! Разочарованию Варвары не было предела. Едва ли не живой обитатель Парнаса, имя которого еще утром наводило на нее благоговейный трепет, оказался простым смертным, да еще и невыносимо скучным! Тем временем, сам Комстадиус, видно, чувствуя неловкость оттого, что продемонстрировал чрезмерную скупость в комплиментах в адрес Варвары, решил дать ей еще один шанс проявить себя – заодно успокоив и собственную совесть, а также продемонстрировав родителям барышни свой неподдельный интерес к ее музыкальным талантам. Однако вновь выбрал для этого совсем не те слова, что нужно. И тем заставил буквально встать на дыбы природное упрямство барышни Поповой. «Несколько уроков», - он сказал?! Да не нужны ей вовсе уроки такого напыщенного индюка – ни один, ни несколько! Впрочем, вслух этого Варвара, конечно не сказала. Вместо этого она просто развернулась обратно к инструменту и заиграла вновь. Только на сей раз из-под пальцев ее полилась отнюдь не та музыка, которую можно было бы ожидать. Бывая летом в имении, Варя не раз слышала песни, которые наигрывали на своих балалайках и гармониках простые мужики в перерывах между работой и во время деревенских праздников. Слова же, которые к ним полагались, отнюдь не всегда возможно было воспроизвести в приличном обществе, а уж девицам – и подавно было знать не положено. Но петь Варвара и не собиралась, а вот сыграть одну из этих задорных, хотя и по всем классическим канонам примитивных мелодий, которая наверняка покоробит изысканный вкус Комстадиуса – вполне! К тому же, это оказалось еще и очень весело. Причем, не для нее одной. Робко взглянув на отца, девушка едва заметно вздохнула с облегчением, заметив, как усердно тот рассматривает узор на ковре. Зато перед матушкой было, конечно, неловко. И из-за этого Варя испытала легкий укол совести, хотя в целом произведенным эффектом была все-таки довольна. - Что скажете, Владимир Федорович? Должно быть, non troppo nobile, на ваш вкус?
Владимир Комстадиус: Владимир остался стоять неподалеку от пианистки, в этот раз стараясь отнестись к ней со всем вниманием, тем более что стоя вблизи, он чувствовал, что от нее исходило плохо скрываемое возмущение его манерами. Ему было не очень стыдно, он слишком был погружен в свои проблемы. Но зазвучавшая музыка быстро заставила Комстадиуса выползти из его раковины. Он тряхнул головой, как будто теперь сомневаясь, действительно ли тут пять минут назад играли Бетховена? В уши врывались резкие аккорды грубоватой деревенской песни. Владимир пригладил бороду, закрутил кончик усов, молча вникая в происходящее. И понял, что все происходящее жутко его веселит. Он не ожидал от этой аккуратной девицы такой дерзости и теперь с интересом наблюдал за ней. Песню которую она играла, он слыхал и прежде, и даже не сомневался, что ее непотребные слова Варваре Егоровне известны не хуже него. И эта музыка как бы говорила прямым текстом за девушку, что она о нем, Комстадиусе, думает. Он ненавязчиво обводил взглядом ее родных, оценивая, насколько они понимают ситуацию. Владимир получил по заслугам, но остался очень доволен произведенным Варварой эффектом, как-будто ожил сам, и глаза засверкали весельем. Он скрывал в усах и бороде насмешливую улыбку, пока Егор Валерианович смущенно глядел в сторону, а матушка Варвары Егоровны в ужасе глядела на дочь. - Ну, Егор Валерианович, благодарю за приглашение, теперь уж я точно убедился, что не напрасно пришел! - прозвучало довольно двусмысленно, но это было нарочно. - А вам, Варвара Егоровна, я весьма благодарен за урок, который Вы мне преподали, - Владимир выразительно поклонился, с улыбкой глядя ей в глаза, оставляя ей трактовать его благодарность по своему усмотрению. - Вы позволите? - гость указал на инструмент, выражая намерение на сей раз исполнить что-нибудь сам. Варвара Егоровна, взволнованная и все еще возмущенная, уступила под строгим взглядом родителей. Владимир прикоснулся пальцами к клавишам, и застыл на мгновение, улыбаясь своим мыслям. Через мгновение полилась мелодия, в которой музыкальных слух без большого труда мог уловить импровизацию на только что сыгранную Варварой простонародную песню. В звучащей музыке в гармоничное полотно слились незамысловатый мотив с лиричностью, напоминающей о русской природе, её просторах, и одновременно - ироничное отношение к этому сочетанию. Комстадиус увлекся, мелодия, как повесть, сама вела его, ноты были осязаемы, как буквы, складывающиеся в слова. С последним энергичным аккордом, Владимир оторвал руки от клавиш и привычным движением вытер платком капли пота с висков, и только теперь ответил на вопрос Варвары: - Подчас простонародные мелодии стоят куда больше самого виртуозного сочинения какого-нибудь европейца-кумира салонов, если мы умеем найти в них свою правду. - он улыбнулся и снова уступил место хозяйке.
Варвара Макарова: В силу юного возраста, малого понимания людей и полного отсутствия знаний о жизни, Варваре было, конечно же, трудно с первого раза постичь характер Комстадиуса во всех его сложностях и многообразии проявлений. Но догадаться, что своим поведением могла его задеть, даже обидеть – было вполне по силам. Впрочем, обиженным Владимир Федорович совсем не выглядел. Скорее, напротив, тщательно прятал улыбку, которая, все же, не укрылась от внимательного взора девушки за его пышной бородой – и весьма ее озадачила. Равно как и адресованный явно лично ей одной странный взгляд, которым Варю будто бы призывали сделаться соучастницей чего-то непостижимого для остальных. При этом вслух Комстадиус лишь попросил ее уступить себе место за инструментом. Медленно поднявшись, девушка отошла в сторону – как раз туда, откуда до сих пор ее слушал господин учитель. А сам он уже готовился играть – плавно опустил пальцы на клавиатуру и чуть прикрыл глаза, чтобы сосредоточиться. И тут произошло какое-то чудо: еще мгновение назад Варвара видела перед собой самого угрюмого человека на свете, но сейчас лицо его словно преобразилось у нее на глазах. Засветилось изнутри каким-то волшебным светом. И даже вся остальная фигура вдруг стала казаться ей как-то легче, подвижнее. А когда он начал играть, то из-под тонких пальцев, полетевших над клавишами с невероятной быстротой, полилась чистейшая мелодия, в которой девушка, конечно же, сразу узнала свою «шутку». Но в то же время, это было что-то совсем иное, да к тому же новое – возникающее здесь и сейчас, прямо у нее на глазах! Варвару давно восхищало искусство импровизации, она также иногда пыталась импровизировать на разные известные темы сама. Но умение это было не из простых, потому приходилось порой довольно долго искать наилучшие гармонические ходы, по нескольку раз переигрывая одни и те же пассажи. Но даже несмотря на эти затруднения, Варя чувствовала себя сочинителем, создающим собственную мелодию. У Комстадиуса же и вовсе все выходило настолько естественно и просто, словно эта музыка изначально существовала внутри него. А теперь, чтобы покрасоваться, он лишь просто позволил ей выйти на свет божий. Поддавшись неосознанному порыву, Варя положила ладони на крышку инструмента и чуть подалась вперед, однако уже не столько слушала музыку, сколько смотрела на того, кто ее исполнял. Было необычайно интересно наблюдать, как, по мере развития мелодии, меняется выражение его лица, как он то немного склоняется к фортепиано, то, напротив, откидывается назад, двигаясь с нею в такт… Однако стоило лишь музыканту закончить играть, как, словно опомнившись от наваждения, девушка тотчас же вновь выпрямилась и отвела от него взгляд, выдавая теперь свое волнение разве что рассеянной улыбкой. - Ваш урок оказался куда поучительнее моего, Владимир Федорович. Извините, я не собиралась вас обижать, - тихо проговорила она, внимательно разглядывая свои руки и пылая лицом от смущения. А стыдно ведь было вдвойне: и за несдержанность, и за то, что была так глупа, чтобы посчитать Владимира Федоровича скучным и мрачным человеком. Но сейчас, словно бы еще раз доказывая обратное, он ей улыбался, предлагая вновь занять место у фортепиано. А вот маменька смотрела сурово, и Варя уже чувствовала, что вечером ее ждет суровая проповедь на тему неучтивого поведения с гостями. К счастью, прямо сейчас всеобщим вниманием завладел Егор Валерианович. Выразив еще раз восторг талантами господина сочинителя, он, наконец, задал ему вопрос, который теперь больше всего интересовал и саму девушку – станет ли Комстадиус все-таки с ней заниматься, а если станет – то когда начнутся уроки. И, когда твердое согласие было получено, а дата назначена, решительно заявив, что никакого отказа от него не примет, пригласил Владимира Федоровича к вечернему чаю. Уже первое занятие с Комстадиусом поразило Варю своей необычностью и невероятно вдохновило. Владимир Федорович не требовал от ученицы механического заучивания нот с целью дальнейшего их воспроизведения. Напротив, пояснив прежде, что увидел в ней к этому явные задатки, сказал, что хотел бы развить в Варваре мастерство импровизатора – и в этом, главным образом, будет заключаться суть его уроков. Которые для самой девушки быстро стали едва ли не лучшими часами ее жизни – особенно в сравнении со скучной и бездарной зубрежкой бесконечных гамм и упражнений в институте. Именно об этом она, желая первым делом поделиться своим счастьем с самым близким человеком на свете, как-то рассказала старшей сестре. Ну и, конечно, о самом Владимире Федоровиче тоже. От внимания Веры не укрылось, что сделано это было с несвойственной ей прежде пылкостью, но наблюдения свои она пока решила оставить при себе, полагая, что Варенька все же слишком разумна, чтобы допустить какие-то глупые мечты. Да и сама мадемуазель Попова весьма удивилась бы подобному толкованию своих рассказов. Восхищаясь господином Комстадиусом как музыкантом, она не замечала, что со временем постепенно начинает радоваться не только уроку, но и новой встрече с учителем, общество которого доставляет ей большое удовольствие. Ей нравилась его манера рассуждать, его чувство юмора – порой язвительное, но всегда деликатное, их долгие беседы наедине, которые теперь все чаще касались уже не только музыки. А еще Варвару все сильнее интересовал вопрос, задать который напрямую, однако, было немыслимо. Что есть причина той затаенной тоски, которую она заметила в нем еще в первую их встречу и которая теперь порой проступала на его лице, в те моменты, когда Владимир Федорович думал, что она его не видит?
Владимир Комстадиус: Владимир не ждал, что девушка так быстро сдастся на его милость, но ему понравилось в ней сочетание дерзости и кротости, это было как-то по особому трогательно и искренне. Он не остался на чай, но уговорился с Егором Валериановичем о времени занятий. Больше он не жалел о том, что принял приглашение. Они никогда не встречались за пределами дома Поповых, и редко когда за пределами комнаты, в которой проходили занятия. Когда он входил, Варвара как правило уже сидела за инструментом и учитель, непринужденно облокачиваясь о крышку, часто начинал занятие с какой-нибудь потешной легенды из музыкальной истории. Нередко они забывали об исходе времени занятия, несмотря на предупредительные часы с кукушкой над камином. Иногда хозяева уговаривали его остаться на ужин, но Владимир чаще всего отвечал отказом. Эти уроки стали некоей отдушиной в его невеселом существовании последнего времени. Находясь рядом со светлым и увлеченным человеком, который разделял его взгляды во многом, он забывал о неприятностях. Варвара Егоровна была полной противоположностью его супруги. Она его слушала, ей было все интересно. Он снова становился самим собою, много шутил и спорил, говоря без лишних церемоний и экивоков. Но чаще всего их мысли сходились в одном направлении. Иногда они играли дуэты, и когда их руки случайно соприкасались, он делал вид, что не замечает, как она легонько вздрагивает и покрывается румянцем. Он вполне допускал, что может смущать молодых барышень, но не относил это к своей личности, скорее, к вероятному романтическому ореолу известного в столице музыканта, который в нем может увидеть женское воображение. Поэтому не льстил себе и обычно не обращал внимания на подобные вещи. Ему было приятно, что Варвара Егоровна ценит и понимает его, потому что и сам ценил и уважал девушку. Но всё же он замечал, что между ними установилось особое притяжение, становившееся только более явным со временем. Будучи все еще женатым человеком, скованным по рукам и ногам, почти без надежды избавиться от этих оков, он считал неуважительным подумать о ней как о женщине, и находил свою прелесть в платонических отношениях с этой особой. Владимир не заметил сам за собой, как начал по утрам выдергивать из бороды появляющиеся седые волоски. Разумеется, дело было не только в личности Варвары, но и в ее музыкальном чутье, поддаваясь тщеславию, он чувствовал себя немного Пигмалионом, работая с ней. Ему доставляло удовольствие и льстило, что он способен вытащить и развить такой замечательный талант. Отсюда в нем рождалось странное эгоистическое собственническое чувство, особенно когда он видел Варвару в обществе приятных молодых людей на каком-нибудь ужине в их доме. Как правило, в шумном обществе он исполнял роль довольно мрачного истукана, пока к нему не обращались напрямую, и занимался созерцанием остальных персонажей, погружаясь в собственные размышления. Ему было бы жаль расстаться с Варварой Егоровной, если она выйдет замуж и обзаведется своей семьей. Он сам теперь остался без семьи, и, вероятно, так и останется навсегда из-за своего слишком неопределенного положения. Иногда его затаенные мысли прорывались на поверхность, например, через полушутливые комплименты, которые он позволял в адрес ученицы довольно редко, из педагогических соображений, но бывали моменты, когда было грешно утаить восхищение. - Варвара Егоровна, сегодня Вы превзошли сами себя, не уверен, нужен ли вам еще учитель? - он глядел на нее смеющимися глазами, искренне довольный ее успехами, - Признаюсь, у меня будет разбито сердце, когда вы выставите меня за дверь за ненадобностью, - Владимир шутил в своей привычной манере, но добавил серьезнее: - Наши встречи, Варвара Егоровна, доставляют мне большое удовольствие, в вашем доме мне удается позабыть о многих невзгодах.
Варвара Макарова: Похвалы, которыми, не скупясь, осыпал ее учитель, доставляли Варе огромное удовольствие. Оттого и старалась играть для него каждый раз лучше прежнего. Правда, понять это можно было лишь по яркому румянцу, да опущенным долу глазам девушки. Да только как было не опускать глаз, чтобы Владимиру Федоровичу сию же минуту не стало бы ясно, с какой жадностью она готова слушать его похвалы? Впрочем, как выяснилось, далеко не все разделяли ее непреходящий восторг относительно сочинений Комстадиуса. Так, на каком-то из званых вечеров, где Варя взялась исполнить одну из любимых пьес своего учителя, сделавшуюся совершенно понятной именно после его объяснений, девушка обратила внимание, что все время пока она играла, за ней пристально наблюдала некая незнакомая дама. Которая после, в кругу неотступно следовавших за нею молодых мужчин, вдруг громко заявила, что сочинение это всегда считали у автора одним из самых неудачных. Чуть не задохнувшись от возмущения, Варя едва стерпела, чтобы не вступить с незнакомкой в спор, дабы объяснить ей, насколько та заблуждается. Но, не будучи ей представленной, не посмела обратиться первой. А дама, меж тем, и не подумала умерить обличительного пыла. И это крайне озадачило барышню Попову, которая, встав из-за инструмента, даже специально отыскала среди гостей сестру, чтобы спросить, понравилась ли ей только что сыгранная пьеса. - Недурна, хотя немного необычна, - ответила та. – Но ты исполнила ее превосходно. Впрочем, ты ведь спросила об этом не ради моей похвалы? В чем дело, Варя? Ты будто чем-то расстроена? - Да нет… Но вот та дама, - осторожно, чтобы она ничего не заметила, Варя кончиком веера указала на эффектную блондинку. Мужчины все еще окружали ее плотным кольцом и весело смеялись ее шуткам, а она наслаждалась всеобщим вниманием, - как-то слишком уж резко отозвалась о сочинении Владимира Федоровича, и мне показалось, что сделала она это нарочно так, чтобы я услышала. Впрочем, возможно я это придумала. Только зачем прилюдно рассуждать о том, в чем явно не разбираешься?.. Прости, наверное, тебе это тоже не интересно. Выслушав сбивчивые объяснения сестры, Вера посмотрела на нее долгим взглядом. Потом, вместо немедленного ответа на заданные вопросы, нежно взяла девушку за руку и подвела к кушетке, где предложила присесть. После чего, подозвав лакея и забрав для них с его подноса два фужера с лимонадом, наконец, заговорила: - Ну, во-первых, люди довольно с видом знатоков о совершенно непонятных для них предметах. Тут все зависит от того, насколько убедительно при этом изображать из себя знающего, - немного загадочно усмехнулась она, делая маленький глоток. – А во-вторых, на самом деле, эта дама вообще-то имеет некоторое право на то, чтобы отзываться о произведениях маэстро. Последнее прозвучало уже с практически не скрываемой иронией. И направлена она была уже скорее на Варю, которая, как не без оснований подозревала Вера Егоровна, уже успела нацепить на господина Комстадиуса изрядных размеров сияющий нимб. - Ее имя Нина Васильевна Комстадиус, она супруга твоего учителя, разве ты не знала, что он женат? От слов старшей сестры у Вари на миг потемнело в глазах. Конечно же, она знала! Да только раньше эта женщина была для нее всего лишь словом, туманным образом, существующим где-то в стороне. Увидеть перед собой его телесное воплощение, да еще столь прелестное внешне, неожиданно стало для девушки настоящим ударом. Варя никогда не была модницей и не считала внешнюю красоту главным женским преимуществом, но глядя на мадам Комстадиус, вдруг словно бы впервые осознала, сколь ошибочным было ее мнение. Нина Васильевна была похожа на прекрасную фарфоровую статуэтку, изображающую католических Мадонн, перед которыми хочется преклоняться. Кто смог бы остаться равнодушным к столь совершенным чертам лица, обрамленным светлыми прядями волос, сверкавших в свете свечей, будто жидкое золото? Или к этой белоснежной коже, со вкусом подчеркнутой тщательно выбранным цветом платья, глубокое декольте которого показывало достаточно, чтобы оценить красоту пропорций ее идеального тела? А как хороши эти четко выверенные жесты и продуманные фразы, что завершают созданный ею гармоничный образ! «Она должна быть его музой!» - с завистью подумала Варя, а после удивилась, что рядом с Натальей Васильевной нет супруга, и тотчас простодушно задала сестре этот вопрос. Та отчего-то отвернулась и скривила губы, а после, посмотрев на нее с сожалением, весьма грубо заметила: - Да разве ей нужно его присутствие? Этак он бы ей все веселье испортил! Больше ничего Вера не добавила, а спрашивать еще было неловко. Но от слов сестры в душе девушки поселилось странное волнение, которое не покидало ее до окончания приема. Впрочем, и дома Варя вновь и вновь думала про ту ослепительную блондинку. И даже сама вертелась перед зеркалом, с грустью и отчаянием разглядывая в нем свои черты. Собственное лицо нынче казалось слишком вытянутым, глаза непропорционально большими… И этот невыразительный рот. Опомнившись, она устыдилась своего поведения и спряталась под одеяло с головой, будто там, в темноте, можно было избавиться от назойливых мыслей. Однако наутро готовилась к новому уроку тщательнее обычного. И не только занимаясь музыкой, но и выбирая наряд, который трижды сменила, прежде чем нашла подходящий, чтобы явиться в нем перед Комстадиусом. А еще дважды заставила Аглаю переделать ей прическу. И все напрасно! Целое занятие Владимир Федорович только о музыке и говорил, будто не заметил, как она старалась произвести на него сегодня впечатление! - Вы, верно, шутите? Мне еще бесконечно далеко до совершенства, - вздохнула она в ответ на его замечание. На миг испугавшись, что и вправду играет сегодня настолько хорошо, что Комстадиус решит, будто ему больше нечему ее научить, про себя Варвара, тем временем, решила непременно сделать на следующем уроке несколько ошибок. На всякий случай. И тут же устыдилась собственной наивности – Владимир Федорович просто пошутил, а она поверила, глупая! - А разве в вашей жизни много невзгод? – робко поинтересовалась она, решившись, спустя пару минут, вновь поднять на него глаза, и внимательно вглядываясь в непонятное выражение казавшегося уже таким знакомым лица.
Владимир Комстадиус: - Ну же, не будьте так серьезны. Не бойтесь, совершенство недостижимо. Но могу вам обещать, что неискренней похвалы вы от меня не услышите. Варя посмотрела на него долгим внимательным взглядом, и он не отвел своего. Владимир пожалел о том, что сказал. Девушка была слишком к нему добра, и он уже по глазам ее видел, что она хочет услышать объяснение, но вовсе не собирался обсуждать с нею свои личные проблемы, тем более, что юной барышне о таком лучше вовсе не слышать лишний раз. Кроме того, что это унизительно для него самого. Он не первый и не последний обманутый муж, да и поделом ему, надо было получше думать, с кем связывать свою жизнь. Лучше продолжать говорить о музыке. Добрые друзья ему уже донесли о произошедшем накануне небольшом инциденте между его супругой и ученицей. Он только пожал плечами и испытал досаду на "друзей" и неловкость за жену, зная о том, как она способна себя вести. А на неделе виделся и с супругой - Нина устроила ему фальшивую сцену ревности, осыпая насмешками "его новую поклонницу". Она сама изображала из себя таковую несколько лет назад, а он был слишком глуп и ослеплен, чтобы заметить, что это было самое банальное кокетство. Иногда он еще замечал в супруге тень той девушки, на которой он однажды захотел жениться, или по крайней мере той, которую он в ней воображал. Тогда Владимир снова думал, что все еще может быть поправимо. Они уже не жили вместе, почти не выходили вместе в свет, но скрывали от общества, как могли, что их брак потерпел крах, и они намереваются развестись. Вернее сказать - Владимир намеревался. Нина жила в его доме со своей матерью, он, уже более полугода, - на съемной квартире. Конечно, Нина сопротивлялась, как могла, пользуясь своим очарованием, пыталась убедить его не верить своим глазам. И искушение поддаться обману было еще сильно, когда он вернулся в Петербург после поездки к родным. Но все более очевидным становилось ее лицемерие. Он слишком себя уважал, чтобы позволить ей делать из него идиота, даже если он действительно мог долгое время не замечать, что происходит у него под носом. Бог знает, как долго она ему изменяла, пока он был слишком занят тем, что всегда ставил на первое место и любил больше всего остального. Современный закон был, воистину, не совершенен. Он не предусматривает права на ошибку, как будто человеческий разум или чувства возможно подчинить закону. Владимир больше верил в свободу человеческой личности от навязанных оков, чем в институцию брака. Но это мало кого интересовало, надобны были прямые доказательства и свидетели измены, чтобы можно было расчитывать на развод, его свидетельства было недостаточно. Так вот, это было вовсе не то, что следовало знать Варваре Егоровне, какие бы искренние побуждения ей не владели. - Не более, чем у всех, Варвара Егоровна, - Владимир изобразил улыбку и указал взглядом на часы, - мы снова забыли о времени. Наблюдая сегодня за Варей, он чувствовал, что Нина, вероятно, была не так уж неправа, насмехаясь над ним и его ученицей. Он не хотел замечать, что она сегодня выглядела несколько более кокетливо, чем обычно. Беда была в том, что его супруга была недоброй женщиной, а его положение чудовищно от нее зависело. Если бы Нина узнала, что у него могла появиться еще одна причина, чтобы освободиться от нее, добиться развода с ней стало бы еще труднее. И он был совершенно бессилен, отчего становился мрачным и злым. Оставалось писать государю с просьбой о содействии, но Владимир пользовался у него сомнительной репутацией вольнодумца хотя бы потому, что ничего не сочинил во славу монаршей фамилии и никогда не стал бы. Варвара смотрела на него таким преданным взглядом, что ему становилось страшно. Много ли времени прошло с тех пор, как она демонстративно и дерзко ему назло сыграла жуткую мужицкую песенку? Может быть, самой разумной идеей было бы как раз прекратить уроки, воспользовавшись в качестве аргумента её успехами. Близилось лето, может статься, она уедет, а после легче будет найти предлог для отказа продолжать.
Варвара Макарова: Понимал ли он, какую опасную игру затеял с сердцем молодой романтичной барышни, для которой нет ничего притягательнее, чем образ мрачного и нелюдимого героя, хранящего роковую тайну? А Варя всегда любила сказку своей немки-гувернантки, в которой говорилось про заколдованного короля, который в образе чудовища чах над цветком с красными лепестками ожидании того, кто избавит его от заклятия. И, конечно же, спасительницей становилась юная дева… Впрочем, наивной настолько, чтобы поверить во все это всерьез, барышня Попова, разумеется, не была. Зато, на собственном опыте успев изведать уже, что такое душевные муки, готова была искренне сопереживать и стремилась помочь всякому, кто также их испытывал. А уж если это был близкий человек – а разве Владимир Федорович не друг ей и ее родным? – то и подавно, она всегда готова была протянуть ему руку. Да только руку ее, кажется, норовили оттолкнуть. Почувствовав нежелание Комстадиуса объясняться, Варя испытала жгучую досаду: на него – за недоверие, на себя – за несдержанность. Потому, поспешила воспользоваться достойным предлогом, подсказанным учителем и тоже посмотрела на часы. Маменька, наверняка, уже у порога комнаты топчется, чтобы узнать, когда можно будет чай подавать. Не желая больше заставлять родителей ждать, а еще – утомлять учителя назойливостью, Варя поднялась, закрыла крышку инструмента и стала поспешно собирать ноты. - Вы правы, опять забыли про время. Вы не уходите сегодня, батюшка с вами хотел побеседовать за чаем. Думаю, стол уже накрыли. О чем отец желал поговорить с учителем, Варя не знала и не догадывалась. Скорее всего, вновь станет расспрашивать о ее успехах, а господин Комстадиус привычно отрекомендует ее как самую талантливую ученицу. И если бы знать определенно, что речь пойдет именно об этом, то Варя, верно, предпочла бы, чтобы Владимир Федорович немедленно покинул их дом. А тут еще маменька за чаем, словно заведенная, принялась расхваливать ее внешний вид, не постеснявшись прибавить, что так хорошо Варенька не выглядела еще ни разу после кончины Сережи. Отчего сама девушка тотчас же захотела провалиться сквозь землю от стыда и злости. Во-первых, Владимир Федорович понятия не имел, кто такой Сергей, а во-вторых, ей было неприятно, что – и так, наверняка, догадавшись о нарочитости Вариных стараний, теперь, волей маменьки, он будет в этом совершенно убежден. Но если последняя видела в них всего лишь оживающее естественное женское желание нравиться, то сама Варя, чувствуя себя уличенной и неумолимо краснея, вкладывала в слова матери совсем иной замысел. А именно попытку показать Комстадиусу, что старается она так только из-за него. И лишь отец, которому все эти женские хитрости были неведомы, был как всегда спокоен и дружелюбен. - А скажите мне еще вот что, любезный Владимир Федорович, грядет лето, и вы, должно быть, намерены провести его не в Петербурге? Оно и правильно, что в духоте да пыли сидеть, когда все стоящие люди все равно из городу разъехались – кто в поместья, кто в заграничный вояж? У вас ведь тоже, наверняка, есть летнее имение? – поинтересовался он, получив в ответ краткие пояснения о живущей в Херсонесе матери Комстадиуса. Выслушав которые, Егор Валерьянович с пониманием покачал головой. - У моря, стало быть? Это хорошо. А мы так далеко не забираемся, да и нет у нас земель в тех краях. Зато от города чуть более чем в ста верстах, дача есть. Большой такой дом. Оторвавшись от внимательного созерцания цветочного узора на собственной чашке, девушка резко подняла глаза, удивляясь словам отца, не понимая, с чего это он взялся рассказывать Комстадиусу об их даче. Будто продавать ему угодья вознамерился! - И сад там большой, тенистый. И речка есть, - «Что ж дальше? Расскажет о количестве крепостных душ и размерах леса?» - Помню, года два назад гостил у нас один художник, все портреты крестьян моих рисовал. И, верите ли, так хорошо у него это выходило! А после представил в Академии большущую картину в античном духе. Мы всей семьей ходили на нее смотреть. И сколько я там своих людей обнаружил! Даром, что все в греческих хитонах. Забавно, да… Но я это все к чему веду? Не захотите ли и вы у нас лето провести? И вам будет покой и уединение, столь необходимые всякому творческому человеку, и нам свой интерес. Продолжите с Варварой заниматься. Ведь замузицирует она нас с матерью насмерть в ваше отсутствие! А коль устанете от уроков – всегда в саду есть возможность спрятаться… И инструмент у нас там есть, хороший! Варя других не признает! Ну и соседи тоже будут, конечно, рады с вами познакомиться. Согласны? Не отрывая взгляда от отца, Варя как приговора стала ждать ответа Владимира Федоровича. Как бы ей хотелось, чтобы он сказал «да», но разве после сегодняшнего он согласится? Наверняка и теперь подумал, что отец уговаривает его лишь по ее просьбе.
Владимир Комстадиус: Владимир старался реже оставаться на чай у Поповых, при всём уважении к лучшим качествам хозяев, ему трудно давался формат милого семейного досуга, с их простодушной любезностью и разговорами ни о чём. Его смущало, что с ним общаются почти как с членом семьи, поэтому все чаще старался этого избегать. Проигнорировать желание хозяина побеседовать он не мог, поэтому, смирившись, приготовился к очередной семейной трапезе. Довольно откровенные замечания Вариной матери заставили Владимира застыть с чашкой у рта. Если бы он не был женат, то подумал бы, что его незатейливо сватают за свою дочь. Он снова почувствовал себя лишним среди узкого семейного круга, где его уже тоже не стеснялись. Слова о погибшем, видимо, женихе Варвары, его удивили. Владимир ничего не знал о ее друзьях и сердечных привязанностях, бывших или настоящих. Он заметил, что Варя покраснела и не знает куда деть глаза от смущения, ее немой монолог на протяжении всего чаепития был красноречивей слов. Ведь мать ее права: эта прическа, эти кокетливые кружева, которых он раньше на ней не замечал. Это все, вероятно, не без влияния встречи с Ниной, разумеется, разодетой в пух и прах, которое могло означать только то, что Варя хочет ему нравиться, даже если неосознанно. После этого открытия беспокойство Владимира лишь усилилось, и он утвердился в правильности своего решения прекратить занятия с Вповарой. Он бы сам просил сегодня Попова о разговоре на эту тему, только наедине, если бы не это приглашение. Тем больше, что он понимал, что уже не может отрицать того, что Варвара ему очень нравится, а он плохо способен на платоническую привязанность к женщине, как бы не пытался убеждать себя в обратном. Ей же он предложить не мог ничего. Но на этом разговор не кончился. Хлебосольной души человек Егор Валерианович, из лучших побуждений приглашал его на все лето погостить к ним на дачу. Владимир в отчаянье посмотрел на Варвару. Он только что собирался вовсе перестать с ней видеться, а теперь ему предлагают находиться подле нее целое лето. Со всей этой природой, цветами и прогулками. После всех слов, сказанных матерью Варвары, это предложение ему казалось непостижимым. Как тогда они воспримут его отказ заниматься с Варварой? Он испытующе глядел на девушку, спрашивая себя, понимает ли она, к чему это может привести или, может, ей и нравится эта игра? - Егор Валерианович, я благодарен вам за дружбу и неизменное гостеприимство. Но мне бы не хотелось ими злоупотребить. - Даже если бы он не боялся опасной близости к Варваре Егоровне, едва ли бы согласился. Владимиру казалось, что Попов слишком поторопился с подобным предложением, они были знакомы всего ничего. Что же Егор Валерианович полагает, что он настолько ведет пустую жизнь, что ему и заняться больше нечем, кроме его дочери? О том, чтобы пригласить Владимира вместе с супругой, старик и не подумал. Зависеть от чужого уклада он не любил, соответствовать чужим ожиданиям - тоже. Впрочем, Попов казался настолько бесхитростным, что сердиться не приходилось. Для него дочь действительно была центром вселенной. - Кроме того, у меня и супруги много дел в городе. - это была почти правда, но касались их общие дела исключительно бракоразводного процесса. После его решительного отказа последовали уговоры, и Владимиру в конце концов пришлось согласиться на то, чтобы заехать как-нибудь при оказии хотя бы на неделю. Приличного предлога для отказа на этот раз он не нашел и сдался. В конце концов, неделя - это не страшно, и ему не придется обижать их пренебрежением. - Когда же вы едете? - поинтересовался Владимир, желая поддержать разговор и посчитать, сколько еще встреч им предстоит.
полная версия страницы