Форум » Библиотека » Пушкины » Ответить

Пушкины

Софья Долманова: Четыре ссылки с очень интересными на мой взгляд текстами :Пушкин, Наталия Николаевна, мадам Д`Антес, Наталья Александровна

Ответов - 6

Софья Долманова: Донжуанский список Пушкина

Полина Сиверс: Софья Долманова, не то, чтобы в дополнение, но просто интересная статья, представляющая в несколько ином свете обстоятельства, предшествующие роковой дуэли на Черной речке.

Софья Долманова: Идалия ПОЛЕТИКА // Четыре смертных греха Евгений АНИСИМОВ Великая вещь — традиция. В истории дуэли и смерти А.С. Пушкина в пушкинистике каждому персонажу навсегда отведены свои роли. Идалия Григорьевна Полетика традиционно фигурирует в черном списке недоброжелателей нашего гения. С портрета замечательного акварелиста П.Ф. Соколова смотрит рыжеволосая красавица в горностаевом палантине. Это о ней в памятную болдинскую осень Александр Сергеевич Пушкин писал своей молодой супруге: «Полетике скажи, что за ее поцелуем явлюсь лично...» ...Идалия блистала в Петербурге не менее ослепительно, чем Натали Гончарова. Наталья Николаевна была первой леди Северной Пальмиры по геометрическим пропорциям кукольного личика, но по суммарному «женскому двоеборью» (красота плюс ум) Идалия, считавшаяся второй, превосходила всех. Возможно, о ней писал блестящий кавалергард Жорж Дантес своему «нареченному отцу» голландскому посланнику Геккерну: «Я безумно влюбился. Да, безумно, так как я не знаю, как быть, я тебе ее не назову, потому что письмо может затеряться» (Дантес имел в виду, что в России даже личная переписка перлюстрируется). Письмо заканчивалось дежурной на вид фразой, которая на самом деле несла нетривиальный смысл: «До свидания, дорогой мой, будь снисходителен к моей новой страсти, потому что тебя я также люблю от всего сердца». Дантес - «голубой»? Заверение в «любви от всего сердца» было бы всего лишь стандартным оборотом, если бы не слова о «новой страсти». Получается, что тот, к кому обращается автор и кого заверяет в «любви от всего сердца», -- это «старая страсть»? Да полноте! Ведь он мужчина! Но вот что вспоминает однополчанин Дантеса князь А.В. Трубецкой: «И за ним водились шалости, но совершенно невинные и свойственные молодежи, кроме одной, о которой, впрочем, мы узнали гораздо позднее. Не знаю, как сказать: он ли жил с Геккерном, или Геккерн жил с ним... В то время в высшем обществе было развито бугрство (намек на лесбиянство и педерастию. -- Авт.). Судя по тому, что Дантес постоянно ухаживал за дамами, надо полагать, что в отношениях с Геккерном он играл только пассивную роль». Связь «папы» и «сына» не была секретом для общества. Биограф Пушкина П.В. Анненков сухо сообщает: «Геккерн был педераст, ревновал Дантеса». Говоря современным языком, Дантес был бисексуалом. В России на подобные «шалости» смотрели сквозь пальцы, а в чопорной Англии их относили к уголовно наказуемым деяниям. Вспомним Оскара Уайльда: именно по этой статье он был осужден и отсидел несколько лет в темнице. Связь Геккерна и Дантеса началась, скорее всего, еще в Германии, где пересеклись пути возвращавшегося в Россию знатного и богатого дипломата и молодого искателя «новых званий и чинов», который подобно Хлестакову застрял в провинциальной гостинице без всякой надежды расплатиться по счетам. Геккерн привез Дантеса в Петербург, взял в свой дом, энергично хлопотал о его карьере. Дантес был, по выражению сына князя Петра Вяземского, «человек практический», хотя вел жизнь беспечного кутилы. Он понимал, видимо, шаткость своего положения в Петербурге: простая ссора с Геккерном могла превратить его в нищего эмигранта, не способного даже к продолжению службы в кавалергардском придворном полку, -- она требовала немалых расходов. Трубецкой, принадлежавший к пажам, признавался, что Дантес заметно превосходил их образованностью, отличался остроумием, живостью, веселым нравом. Был, что важно для дальнейшего повествования, «очень красив». И, что еще важнее, имел «постоянный успех в дамском обществе». Не обошел своим вниманием Дантес и вторую леди Петербурга, благо жила она со своим мужем (кстати, непосредственным начальником Жоржа) совсем под боком: в кавалергардских казармах. Когда после роковой дуэли Дантес сидел на гарнизонной гауптвахте, ожидая окончательного приговора военно-полевого суда (первоначальное решение «казнь через повешение» должны были заменить разжалованием в солдаты и ссылкой на Кавказ), Идалия писала ему: «Я сержусь на вас, друг мой, за то, что думаете, будто стоит вам уехать, и я забуду о вашем существовании. Это доказывает, что вы меня плохо знаете, ибо если я кого люблю, то люблю крепко и навсегда». «Мой папа - русский Дон-Жуан» Так вполне могла бы сказать очаровательная Идалия -- незаконная дочь известного в России дворянина графа Строганова. Григорий Александрович подвизался на дипломатическом поприще, но больше прославился любовными похождениями. Будучи в туманном Альбионе, женатый красавец соблазнил множество англичанок и, как свидетельствуют историографы, послужил Байрону, с которым был знаком накоротке, прототипом главного героя знаменитого «Дон-Жуана». Став послом России в Испании, Строганов отбил супругу у камергера королевы графа д'Эга (дочери, между прочим, известной португальской поэтессы маркизы Леоноры д'Альмейд, сочинения которой составляют шесть полновесных томов). От этой связи и родилась Идалия. В 1824 году умерли и первая жена Строганова, и камергер д'Эга, и граф узаконил наконец свои отношения с новой семьей. Идалии в то время шел уже девятнадцатый год. Она отличалась острым язычком и раскованным поведением. В 16 лет, как сообщает португальская энциклопедия, Идалия «не осталась равнодушна» к ухаживаниям страстно влюбившегося в нее наполеоновского генерала Жюно, а вслед за этим, как можно понять, и других высоких военных чинов. Мамаша (на русский лад ее звали Юлией Павловной), по-видимому, не только не уступала дочери, по крайней мере по части авантюризма, но и показывала пример. Ходили слухи, что за границей и в России она выполняла «весьма деликатные операции». Во всяком случае старший друг Пушкина видный чиновник Александр Иванович Тургенев упоминает ее в своем дневнике в таком контексте: «Жук[овский] о шпионаже, о гр. Юлии Строг[ановой]». Сомнительное прошлое графини не помешало ей принимать на своих балах лиц императорской фамилии, а в 1862 году получить придворное звание статс-дамы. Брат Идалии Александр Строганов относился к поэту, а впоследствии к его памяти, более чем недоброжелательно. По поручению отца, поставленного во главе опеки над пушкинской семьей, он побывал на квартире поэта после его дуэли. И впоследствии рассказывал историографу П.И. Бартеневу, что увидел там «такие разбойнические лица (уж не В.А. Жуковского ли? -- Авт.) и такую сволочь, что предупреждал отца своего не ехать туда». Как сообщает другой мемуарист, Строганов называл Пушкина «mauvais dro^le» (шельма). Престарелая поэтесса маркиза Леонора д'Альмейда на два года пережила Пушкина, Юлии Павловне в год его гибели было всего 55 лет. Весьма вероятно, что дочь писала матери о своем знакомстве с русским поэтом, о его последних днях (Юлия Павловна находилась у постели умирающего Пушкина), об отношении к нему своих детей: Идалии и Александра. Так что отечественным и зарубежным пушкинистам следовало бы поискать архив Леоноры д'Альмейда. «Веселая банда» Очаровательная Идалия имела безраздельное влияние на молодых кавалергардов, дантесовских приятелей, эдаких молодых жеребцов, подчас циничных и жестоких, готовых по приказу своего «земного божества» не раздумывая встать на ее защиту. Так, за полгода до трагических событий в жизни Пушкина в лейб-гвардии кавалергардском полку, где служил Дантес, разыгралась скандальная история, потрясшая великосветское общество. Пушкин, находившийся в то время во второй столице, пишет жене: «Что Москва говорит о Петербурге, так это умора. Например: есть у вас некто Савельев, кавалергард, прекрасный молодой человек, влюблен он в Idalie!». Когда командир полка генерал-майор Родион Егорович Гринвальд (тот самый, который первым доложил Николаю I о дуэли Дантеса и Пушкина) в присутствии офицеров посмел неодобрительно отозваться об Идалии, кавалергард Савельев взял его «за грудки» и «слегка придушил». За эту непозволительную дерзость он тут же был разжалован в солдаты и сослан на Кавказ под пули горцев. Молодые люди, сплотившиеся вокруг Идалии, совершали не только романтические поступки и не напрасно называли себя «веселой бандой». «В то время несколько шалунов из молодежи -- между прочим Урусов, Опочинин, Строганов..., -- свидетельствует князь Трубецкой, -- стали рассылать анонимные письма по мужьям-рогоносцам. В числе многих получил такое письмо и Пушкин». В конверте лежал, как известно, «Диплом Ордена Рогоносцев». В пушкиноведении считается, что именно этот злополучный пасквиль послужил завязкой драмы, имевшей такой трагический конец. Этот вывод опирается на мнение однополчанина Дантеса графа Трубецкого: «В другое время он не обратил бы внимания на подобную шутку и во всяком случае отнесся бы к ней, как к шутке, быть может, заклеймил бы ее эпиграммой. Но теперь...» Однако Трубецкой ошибался. Из внимательного прочтения мемуарных текстов, посвященных той поре, предстает иная картина. Пушкин в первый момент по существу не среагировал на письмо и не оправдал надежд неизвестного оскорбителя. Он сказал: «Если кто-нибудь сзади плюнет на мое платье, так это дело моего камердинера вычистить платье, а не мое». Однако когда он показал листок с издевательскими намеками Наталье Николаевне, она неожиданно разоткровенничалась и рассказала о фактах, которые постороннему человеку могли дать повод для самых гнусных измышлений. Оказалось, что за два дня до этого -- 2 ноября -- произошла история, которую Натали от него скрыла. Она призналась, что имела свидание с Дантесом. Очень злой язычок Она слывет сводней, интриганкой и злодейкой, совесть которой обременена несколькими антипушкинскими смертными грехами. Словом, как пишет об Идалии одна современная патриотическая воительница, "для России она сыграла роль злого падшего ангела, словно черная птица с дьявольски привлекательным лицом, она искусила всех, решив участь лучшего из русских". Кто же она такая и как посмела? Идалия была побочной дочерью графа Григория Строганова и португальской графини д'Эга. В 1829 г. 19-летняя девица вышла замуж за кавалергарда А.М. Полетику и с годами стала довольно заметной дамой петербургского света. Мемуарист писал об Идалии: "Она была известна в обществе как очень умная женщина, но с очень злым языком, в противоположность своему мужу, которого называли "божьей коровкой". Она олицетворяла тип обаятельной женщины не столько миловидностью лица, как складом блестящего ума, веселостью и живостью характера, доставлявшего ей всюду постоянный, несомненный успех". Не хватайте женщин за ноги Первым грехом Полетики традиционно считается ее ненависть к Пушкину. Это справедливо в отношении последних месяцев жизни поэта. Правда, до этого все было иначе. Строгановы и Гончаровы — родственники, и когда Пушкин привез молодую жену в Петербург, то выяснилось, что ближе Идалии — троюродной сестры, у Наталии Николаевны никого нет. Идалия на правах близкой подруги хозяйки стала частой гостьей в доме Пушкиных. Дружелюбен к ней был и сам Пушкин. В 1833 г. из Болдино в письме к жене он писал: "Полетике скажи, что за ее поцелуем явлюсь лично, а что-де на почте не принимают". Но потом что-то произошло: Пушкин и Идалия стали врагами. В чем же дело? "Причины этой ненависти нам неизвестны и непонятны", — писал крупный пушкинист П.Щеголев. Другой пушкинист, П.Бартенев, в 1880 г., ссылаясь на слова В.Ф. Вяземской, заметил: "Кажется, дело было в том, что Пушкин не внимал сердечным излияниям невзрачной Идалии Григорьевны и однажды, едучи в карете, чем-то оскорбил ее". Иначе говоря, ненависть Идалии возникла из ее оскорбленного Пушкиным сердечного чувства. Приметим это наблюдение! Спустя 8 лет Бартенев, уже со слов Е.Г. Шереметевой, написал, как Идалия рассказала той, "что однажды они ехали в карете, и напротив сидел Пушкин. Он позволил себе взять ее за ногу. Наталья Николаевна пришла в ужас, и потом, по ее настоянию, Пушкин просил прощения у нее". Из этого Бартенев сделал вывод: "Есть повод думать, что Пушкин, зная свойства госпожи Полетики, оскорблял ее, и что она, из чувства мести, была сочинительницей анонимных писем, из-за которых произошел роковой поединок". Получается так: по словам Полетики, она обиделась на Пушкина за то, что он схватил ее за ногу. Далее Бартенев уже от себя добавляет: Пушкин, зная вредный нрав Идалии, сделал это сознательно, чтобы оскорбить ее, и она, мстя за то, что он ухватил ее за ногу, села сочинять диплом рогоносца. Поэтому Пушкин стрелялся на дуэли и погиб. Вопрос первый: мог ли поэт так поступить с женщиной, да еще в присутствии своей жены? Все зависит от характера отношений. Одно дело публично похлопать ниже спины незнакомую светскую даму на балу, другое же дело — фамильярно ущипнуть за ляжку сидящую рядом с женой приятельницу и рассказать ей что-нибудь из гусарского фольклора. Думаю, что Пушкин, при всей нашей любви к нему, так поступить вполне мог. Но вряд ли только из-за этого можно было возненавидеть его на всю жизнь. На что же может смертельно обидеться женщина? Можно предположить, что Идалию смертельно оскорбили какие-то слова поэта, а ведь он обладал языком еще более острым, чем она, и кого угодно мог смертельно обидеть. Возможно, эти слова касались человека, о котором без ненависти не мог говорить Пушкин, но которого любила Идалия и к кому была неравнодушна сама Наталья Николаевна. Речь идет о Дантесе. Он был своим человеком в доме Идалии, она не скрывала восторженных и нежных чувств к красавцу-кавалергарду. После злосчастной дуэли, когда Дантеса посадили под арест, Идалия посылала ему записочки, а он подарил ей свое кольцо. Когда же Дантеса выслали за границу, его новоиспеченная жена Екатерина Гончарова писала ему, что Полетика была "в отчаянии, что не простилась с тобой. Она не могла утешиться и плакала, как безумная". Точно известно, что по Пушкину Идалия так не убивалась. Вот этого ей и не могут простить пушкинисты. Как пишет с осуждением С. Абрамович, "после гибели Пушкина Полетика, не таясь, выражала свои симпатии к убийце поэта". Как будто выражать симпатии к любимому человеку, раненному в честной дуэли, — преступление. Ведь он же не из-за угла убил Пушкина. Вот ещё одна версия ненависти Идалии к Пушкину. Близкие знакомцы Пушкина В.П. Горчаков и П.В. Шереметев вспоминают: однажды Идалия обратилась к поэту с просьбой написать «что-нибудь» в альбом. Причем, подчеркивают мемуаристы, это «не было просто просьбою простодушного сердца, а чем-то вроде требования по праву». Пушкин ответил, что он не мастер писать в альбомы. «Э, полноте, m-r Пушкин, -- заметила Идалия. -- К чему это, что за умничанье, что вам стоит!» И тут, сообщает свидетель, «Пушкин вспыхнул, но согласился». На следующий день, когда у хозяйки салона были гости, принесли альбом и стихи Пушкина были зачитаны вслух. Они воспевали хозяйку и были так прекрасны, что у Идалии глаза «вспыхнули самодовольством». Мемуарист говорит: «Знаю только то, что в этом послании каждый стих Пушкина до того был лучезарен, что, казалось, брильянты сыпались по золоту, и каждый привет был так ярок и ценен, как дивное ожерелье, нанизанное самою Харитою в угоду красавице. Но через час-другой один из гостей вновь прочитал стихотворение и, поняв, в чем дело, невольно вскрикнул: «Боже, что это?!». Затем в указанное место посмотрела хозяйка и «вся вспыхнула, на лице выступили пятна, глаза сверкнули, и альбом полетел в другую комнату». Оказывается, в конце стихотворения вместо истинной даты его написания Пушкин поставил... 1 апреля. Это было прилюдное оскорбление похлеще пощечины, и Полетика, как говорится, «затаила хамство». По совокупности известных о ней фактов можно утверждать, что не жена министра иностранных дел Нессельроде и не старший Геккерн, а именно она разработала коварный план и реализовала его с помощью своего окружения. С годами ее ненависть к Пушкину обратилась на память о нем. Узнав, что в Одессе, где она доживала свой век, сооружается памятник поэту, Идалия в исступлении закричала, что поедет туда только для того, чтобы плюнуть на статую... Сводничество наказуемо, но недоказуемо Вторым смертным грехом Идалии является сводничество: это она, пригласив Пушкину к себе домой, подстроила ее встречу с Дантесом, а сама ушла в другую комнату или даже уехала из дома. Дантес тотчас начал приставать к Пушкиной, но та сумела бежать от соблазнителя, явилась к Вяземским и там с возмущением все рассказала. Некоторые пушкинисты непосредственно связывают эту историю с пасквилем, оскорбившим Пушкина, и с дуэлью. Другие оспаривают детали, но все они одинаково плюются в сторону Идалии — сводня, хотела опозорить нашу "косую мадонну", но та целомудренно избежала западни! Между тем, источником этих сведений являются записанные полстолетия спустя два рассказа: один — со слов А.П. Араповой, дочери Натальи Николаевны от Ланского, а второй — со слов упомянутой выше княгини Вяземской. Смысл этих мемуаров понятен: обе дамы хотели удалить с памяти Пушкиной малейшее пятнышко, поэтому и представили всю историю свидания как подлую интригу Полетики. Между тем, примечательны два факта. Во-первых, жена поэта принимала ухаживания Дантеса и, несмотря на раздражение мужа, открыто кокетничала с французом на балах и приемах, в том числе у Вяземских и Полетики, причем делала это как будто назло супругу. Вяземская сама говорила Бартеневу, что Пушкин, решивший драться с Дантесом, спрашивал жену, "по ком она будет плакать. По том, отвечала Н.Н., кто будет убит. Такой ответ бесил его: он требовал от нее страсти, а она не думала скрывать, что ей приятно видеть, как в нее влюблен красивый и живой француз". В общем, сама Пушкина явно играла с огнем и, наверное, заигралась. Между тем, во мнении потомков во всем оказалась виновата одна Идалия, хотя ее вина, конечно, очевидна. Во-вторых, вся эта история не отразилась на отношениях приятельниц. Полетика бывала в доме Пушкиной, они встречались после гибели поэта. Правда, о старом уже не поминали. Пиши — не пиши… Третьим грехом Идалии считается ее причастность к пасквилю, посланному кем-то Пушкину 4 ноября 1836 г. Как известно, ему прислали "диплом" члена "Ордена рогоносцев", поздравляя с приобретенными рогами. Логика ряда пушкинистов такова: Идалия и Геккерн — приемный отец Дантеса — заманили Пушкину на тайное свидание в дом Полетики и, хотя Наталия вырвалась из рук соблазнителя, через день после этого свидания послали поэту позорный диплом. Тут возникает крамольная мысль: а если все же кокетка не спаслась и диплом получен ее супругом по праву? Тем более известно, что Пушкина страшно нервничала из-за того, что Геккерн начал чем-то ее шантажировать. Чем же? Вряд ли самим фактом случайной встречи… Суждение Бартенева об Идалии как авторе пасквиля не закрепилось в пушкинистике. Долго считали, что это дело рук И.С. Гагарина или П.В. Долгорукова. Экспертиза 1927 г. показала: это — Долгоруков, точно! Однако позже выяснилось, что автор все же не Долгоруков. Поэтому вернулись к прежней версии: "Автором и вдохновительницей пасквиля, — пишет современный пушкинист, — могла быть именно Идалия Полетика. А написан он мог быть кем угодно. И скорее всего, малоизвестным лицом, которого установить было трудно. У Идалии, жены кавалергардского полковника, поклонников — целый полк". Даже спектакль на эту тему готовится к постановке… Не плюй на солнце! Наверное, все бы как-то успокоилось, поросло быльем, об Идалии забыли бы — она мирно доживала свои годы в Одессе, где умерла в 1890 г. Но тут она позволила себе (правда, по словам какой-то дамы) страшную бестактность или четвертый антипушкинский грех, который уж точно пушкинисты всех времен не простят ей никогда. Якобы узнав, что благодарные одесситы хотят поставить памятник Пушкину, старушка собралась поехать на бульвар, к памятнику, "чтобы плюнуть на него". Плевать на солнце нашей поэзии!? Ну уж, знаете! Впрочем, неизвестно, ездила ли старушка на бульвар, но это намерение теперь упоминается во всех трудах как одно из свидетельств ее неблагонадежности в истории смерти Пушкина.


Константин Новицкий: Софья Долманова пишет: Связь «папы» и «сына» не была секретом для общества. Биограф Пушкина П.В. Анненков сухо сообщает: «Геккерн был педераст, ревновал Дантеса». На самом деле, распространенное и отчего-то очень популярное в последнее время мнение. Однако на самом деле - всего лишь недоказанный ничем слух. Вообще же, понятно, что наипервейший способ уничтожить репутацию мужчины - объявить его мужеложцем, ибо доказать обратное просто невозможно, сколько не пытайся, не находите? Что же, раз пришлось к слову, выступлю «адвокатом дьявола» *мне можно* и добавлю немного, надеюсь, любопытной информации о Дантесе, полученной в разных странных местах Жорж Шарль д'Антес ( Георг Карл Геккерен). (1812-1895). До дуэли. Усыновлен при живом родителе. Начнем с того, что Дантес был на тринадцать лет моложе Пушкина. В момент знаменитой дуэли ему не исполнилось и 25 лет и у него, как бы банально и цинично это не звучало, вся жизнь была впереди. В Россию он прибыл из Пруссии, до этого успев поучаствовать в знаменитом Вандейском восстании, поднятом в 1832 году герцогиней Беррийской. Вскоре после этого молодой человек покинул Францию, куда вернулся лишь через несколько лет. Важнейшим событием в его жизни была вовсе не дуэль, а встреча с голландским посланником бароном Луи де Геккереном, сыгравшим печально известную роль в судьбе Пушкина. Дипломат, очевидно, проникся к молодому офицеру симпатией, ибо вскоре усыновил Дантеса. Любопытный факт, отец молодого француза в тот момент был жив, и, тем не менее, ответил согласием на необычное предложение голландского барона. Таким образом, будущий убийца Пушкина стал называться Жоржем де Геккереном. В русских документах он, по понятным причинам, фигурировал как Георг Геккерен. Известно, что Дантес обладал всеми качествами для того, чтобы называться «блестящим офицером». Он был хорош собой, высок и, главное, пользовался успехом у женщин. В Петербурге он вел образ жизни обычного повесы. Существует даже версия, что Геккерен проникся к нему отнюдь не отцовскими чувствами. Жизнь после дуэли. Неудачная попытка спасти Императора. После дуэли с Пушкиным Дантес прожил, без малого, шестьдесят лет. Он умер в 1895 году в возрасте, восьмидесяти трех лет. И надо сказать, что дуэль у Черной Речки стала поворотным моментом в его жизни. В отличие от Пушкина, поворотом к лучшему. В марте 1837, решением Николая I, Дантес был выдворен из России за границу. При этом его уволили со службы в гвардии и лишили офицерского чина. Надо сказать, это был лучший для него исход. Тем более, что полковой суд приговорил его к смерти. Казнь, разумеется, не могла состояться, слишком уж высокие покровители имелись у убийцы поэта. Но и само пребывание Дантеса в России было для него крайне нежелательным и опасным. После смерти Пушкина, молодой офицер стал объектом всеобщей ненависти. По Петербургу ходили слухи о том, что многие поклонники и друзья погибшего поэта хотели бы отомстить его убийце. А ведь в круг общения Пушкина входили люди, стрелявшие не хуже, а, может статься, и лучше Дантеса. Итак, Дантес был выдворен из России, а точнее, спасен Николаем от неминуемой расправы. Уехал он к себе на родину и поселился в городке Сульц, что в Эльзасе. И здесь началась политическая карьера бывшего офицера. Он несколько раз избирался депутатом Учредительного Собрания и даже занимал пост мэра Сульца. Очевидно, пользовался Дантес и расположением Луи-Наполеона Бонапарта, будущего императора Франции. В 1852, когда внучатый племянник Наполеона готовил государственный переворот, он отправил Дантеса с тайным поручением к Николаю I. Так, спустя 15 лет после дуэли, состоялась встреча Императора с убийцей Пушкина. О чем они говорили, нам неизвестно, но Луи-Наполеон поездкой своего посланника, очевидно, остался доволен. Совершив переворот, он назначил Дантеса сенатором, причем несменяемым. Любопытно, что связи с Россией Дантес умудрился сохранить. Более того, сохранились сведения, что он даже был осведомителем русского посольства в Париже. В марте 1881 он даже предупреждал дипломатов о готовящемся покушении на Александра II. Попытка спасти Императора успехом, как мы знаем, не увенчалась. Что же касается Дантеса, то государственную службу он оставил после Революции 1871 года, которая положила конец Второй Империи. Бывшему офицеру и политику не оставалось ничего, кроме как вернуться в Эльзас. Там он и прожил до самой смерти в 1895 году. Сохранились сведения, что сам Дантес, на исходе лет, очень радовался тому, что стрелялся с Пушкиным. По его словам, жизнь его сложилась удачно именно потому, что он уехал из России. Очевидно, не убей он Пушкина, не был бы он ни мэром, ни сенатором, ни командором ордена Почетного Легиона. журнал "Diletant"(c)

Софья Долманова: Гомосексуализм в России Впервые наказание за гомосексуализм было введено Петром I, впрочем, касалось оно только военнослужащих. А вот Николай I в 1832 предал этой норме статус закона для всех. Мужеложество стало уголовным преступлением, которое каралось пятилетней ссылкой в Сибирь. Любопытно, что во многих странах Европы, как раз в то время подобные наказания стали отменять. Так, во Франции гомосексуализм перестал считаться преступлением в самом начале XIX века. А вот в Германии он оставался вне закона еще очень долго. Как, впрочем, и в России. Формально закон, вводивший уголовную ответственность за однополую любовь, отменен так и не был. Правда, в 1917 он прекратил свое существование вместе с Российской Империей. Так продолжалось до середины 1930-х, когда в уголовном кодексе вновь появилась норма, вводившая ответственность за однополую связь.

Софья Долманова: Шахматы Пушкина Пушкин, как известно, слыл человеком увлекающимся. Но его отношение к шахматам как раз было ровным и постоянным. О чем свидетельствует и эта публикация. Играть в шахматы Пушкин научился, согласно источникам, в Царском Селе в пору учебы в лицее, и пронес любовь к этой игре в течение всей своей жизни. Он обучил игре в шахматы и свою супругу. В переписке с Натальей Николаевной, в других письмах мы видим немало соответствующих упоминаний. Вот известная цитата по этому поводу: "Благодарю, душа моя, что в шахматы учишься, - писал Пушкин жене в 1832 году из Москвы. - Это непременно нужно во всяком благоустроенном семействе. Докажу позже". Причем ученицей она оказалась не только прилежной, но и небесталанной. Вот фраза ее современника: "Наталья Николаевна стала лучшей шахматисткой Петербурга". А это сцена из книги писательницы Агнии Кузнецовой "Моя мадонна": "Александра Николаевна - сестра жены поэта, сбросив туфли, уютно устроилась в кресле в будуаре сестры, а та вспоминала со смехом, как вчера на балу у графини Разумовской сразилась в шахматной игре с иностранцем, о котором шла слава как о большом мастере, и обыграла его. ...Они сели за шахматный столик в небольшой комнате друг против друга. Иностранец, пораженный красотой своей партнерши, некоторое время бездумно любовался ею, потом опомнился и быстрым, самоуверенным взглядом окинув окружавших их гостей, поглядывая на прекрасную русскую женщину, рискнувшую соревноваться с ним в шахматном искусстве, сказал снисходительно: "Ну что же, мадам, начнем?". Наталья Николаевна молча кивнула. В исследовании М.С. Когана есть упоминание и о том, как и с кем поэт играл в шахматы: "А. Пушкин умел играть в шахматы и очень горячился при игре, и сильно огорчался при проигрыше. Великий поэт России любил шахматы и играл довольно часто, в особенности с П. И. Вульфом, в имение которого в Тверской губернии иногда наезжал". Кроме того, поэт часто бывал в доме графа Юлия Помпеевича Литта, где собирались литераторы, интересующиеся шахматами, приходил и знаменитый русский шахматист Александр Дмитриевич Петров. Его партнером обычно был барон Павел Львович Шиллинг - известный как изобретатель электромагнитного телеграфа. Петров и Шиллинг по просьбе хозяина иногда играли не глядя на доску, то есть вслепую. Свидетельством, что знакомство Пушкина с шахматами не было поверхностным является и то, что в его библиотеке находился учебник по шахматам Д. Филидора, изданный в Париже в 1820 году. Все листы книги были разрезаны. Это говорит о том, что она изучалась владельцем. К тому же там имеются его пометки карандашом и ручкой. Было в библиотеке Пушкина и руководство А. Д. Петрова "Шахматная игра, приведенная в систематический порядок, с присовокуплением игор Филидора и примечание на оные". СПб., 1824 г. Здесь встречаем даже два экземпляра, причем один Петров вручил Пушкину с надписью: "Милостивому Государю Александру Сергеевичу Пушкину в знак истинного уважения". В описи петербургского книготорговца Ф. Беллизера на имя А.С. Пушкина значатся, издаваемые в Париже три первых номера шахматного журнала "Паламед". Эти номера были доставлены поэту 14 августа 1836 года. В январе 1827 года, в период пребывания Пушкина в Павловском, в имении П. И. Вульфа поэт также часто играл в шахматы. "Вставал он по утрам часов в 9-10 и прямо в спальне пил кофе, потом выходил в общие комнаты. Иногда с книгой в руках, хотя ни разу не читал стихов, после он обыкновенно или отправлялся к соседним помещикам, или, если оставался дома, играл с Павлом Ивановичем Вульфом в шахматы. Павла Ивановича Пушкин за это время сам и научил играть в шахматы. Раньше тот не умел, но только очень скоро стал его обыгрывать". Племянник Павла Ивановича, тоже Вульф, но Алексей Николаевич, в своем "Дневнике" также упоминает об игре с Пушкиным. В начале 1829 года Александр Сергеевич вместе с ним возвращался из Тверской губернии в Петербург, и Вульф записал в своем "Дневнике": "На станциях во время перепрягания лошадей, играли в шахматы...". Среди друзей А.С. Пушкина было немало поклонников шахмат, и прежде всего - всегда сердечно настроенный к нему генерал Инзов, бессарабский наместник, в распоряжение которого был сослан Пушкин. "В часы досуга он (Инзов - А.К.) утешался чтением или безмолвною замысловатою игрою в шахматы. Даже во время преследования "Великой армии" видели Инзова играющим в шахматы с графом Каподистрией, статс-секретарем Александра". Разумеется, шахматная тема нашла свое место и в произведениях Пушкина. Вспомним хотя бы четвертую главу из "Евгения Онегина": "...Уединясь от всех далеко, Они над шахматной доской, На стол облокотясь, порой Сидят, задумавшись глубоко, И Ленский пешкою ладью Берет в рассеяньи свою". В исследовании "Русский архив" за 1882 год есть свидетельство, что Пушкин играл в шахматы и в самый канун роковой дуэли. "В воскресенье (перед поединком А.С. Пушкина) Россел пошел в гости к князю Петру Ивановичу Мещерскому (зятю Карамзиной, они жили в доме Вельегорских), и из гостиной прошел в кабинет, где Александр Сергеевич Пушкин играл в шахматы с хозяином". Гениальный русский поэт был, пожалуй, первым из литераторов, кто в полной мере оценил значение шахмат. Андрей Кормишкин "Спортивная жизнь России", № 1-2, 1999



полная версия страницы